Привати зато р глава 24

 На окраинах Империи страсти бушевали зачастую похлеще шекспировских. Наместникам за глаза порой даже титулы полу-царь приклеивались (разумеется, не без оснований на то). И проехавший через Оренбург царский флигель-адъютант уже одним своим появлением сложившийся расклад несколько нарушил. Ведь генерал-губернатор тамошний - Катенин, ранее даже собственную миссию в ханские земли заслать желание имел, да на деньги жался. Послу потому он сразу же показать настроился - кто есть ху. А посольскую экспедицию с собственным объездом территорий совместить. Вроде бы и о экономии печась - одним охранным отрядом на две затеи обойдясь. Но также  и в более тысячеверстном пути попытаться царедворца залётного под себя прогнуть.
   Хивинцы же о размерах "отряда" прознав, к войне готовиться принялись и даже ещё одну башню с десятком пушек возвели. А туркменский хан Ата-Мурад, до того уже Кунья-Ургенч да Ходжели блокировавший, "под длань" Кутенина запросился. И как после всего этого Игнатьеву оставалось десятипроцентную торговую пошлину уполовинить у хана просить? Слишком громкое бряцанье оружием за спиной могло даже к физической гибели посольства привести, а ведь у губернатора того оружия только на издание звуков и хватало. Даже малая компания большой подготовки требует. Так что рвавшийся за славой предшественника губернатор, изрядно планируемый ход событий порушил. Тем более, что Бутаков также подвластным ему являлся, и даже на своём уровне "кто кому подчиняется" (формально то,  по табелю о рангах кап-раз и флигель-адъютант равны) разборки с послом учинял. Хотя на правило "Капитан на борту - второй после бога" никто не покушался. Но покусилась на "борт" сама природа. Его 140 тонный "Перовский", при менее чем метровой осадке в Аму из-за наносов войти с ходу не сумел. Проход стали искать - из пушки палить разведочную шлюпку подзывая. Единственным 10 фн. медным единорогом всю округу переполошив. Тут- то высланная ханом встречать гостей делегация категорически вход парохода в реку и задробила, ни на какие уговоры не соглашаясь. Даже свои челны для перегрузки подарков предоставила (с собственными бурлаками). Но и грузы при перевалке (несмотря на дипломатическую неприкосновенность) слегка прошерстила, в первую очередь пушки ища. Только зачем они, когда оргАн (на целую батарею) имеется? Под халявных бурлаков и все три надувных катера, как несамоходные объявили, и к лямкам прицепили. Зачем до срока дефицитное топливо расходовать? Тем более, что компактные двигатели без огромных труб на пароходные никак визуально не тянули.

 После такой прелюдии, разумеется, о позитивных переговорах и мечтать не пришлось, но ничьи позиции при том и не укрепились. Будь у Сеид-Мохаммед Хана хоть один бритт при дворе, может и смог бы он этой картой  блефануть. Пока же рассказы о том, что где то в где то в Коканде английские офицеры местных обучают да пушки льют, звучали не более чем сказки Шехерезады.
 Посольству же удалось выяснить, что здесь в войске 4 тысячи пехоты да 20 тысяч конницы и до десятка пушек (половина из коих без лафетов, а для остальных местная (слабая) древесина использована). Командует армией брат хана - Аллах Куль, так же молодой и малоопытный. И поговорка что «за битого двух небитых дают» тут не годна, войска после поражений он усилить не сумел.
  Да особо и не на что это сделать было возможно - кризис ханство переживало системный. До смуты пуд хлеба стоил 4 серебряных теньге (80 коп), а нынче золотую тиллу (4 рубля!). Всего год прошёл как ханство страшную эпидемию (предположительно - холера) перенесло. Хотя вернее можно сказать, что явилась она уже следствием местного бардака, и скорейшее его прекращение прежде всего на пользу пошло б местным народам. С лёгкого пера Маркса мир узнал, о регионе остро нуждающемся в "гуманитарной помощи" и взвалить на себя таковую миссионерскую миссию по силам только России.
  Струве и Жуковский точно определили местоположение Хивы, да карты-корки ханства хоть какие нарисовали. А когда органист сбацал местноколоритный хит "Уч-кудук, три колодца", то оказалось, что кто-то из приближённых хана родом из той дыры и очень гордый указал на карте местоположение малой своей родины и как до неё добраться. ОргАн, разумеется, до того как в ханский дворец попасть, от трёх главных "труб" избавлен оказался и за несколько тилл покоились они мирно (вместе с кое каким прочим железом) неподалёку, в "дружественном" Николаю караван-сарае.
  Ещё следует упомянуть о небольшом инциденте, произошедшем в этот период. С мая по июнь и с июля до августа Аму-Дарья разливается, и воспользовавшись этим "Перовскому" всё же удалось в реку зайти и подняться до древних развалин Нукуса. У Кунграда приплыл на судно сбежавший раб-перс и попросил "политического убежища". Капитан хозяину за него золотом тройную цену отвалил, но осадочек всё равно остался, и уже русских рабов у хана посольству выторговать не удалось.
  Так что далее к югу - на Бухару Игнатьев отправился имея только отрицательный результат. Хотя он так же результатом является, а возвращающиеся на север надувашки Жуковского несли весть, что мирные возможности исчерпаны полностью.

  Большой неожиданностью эта новость не явилась - характер хивинцев измениться враз не мог. И наша подготовка к военной экспедиции шла полным ходом. С моим прибытием она особо не ускорилась, но и задача мне иная ставилась.
  В соответствии с "Заветами Николая 1-го", действующий монарх покидать столицы в период боевых действий права не имел. А вот наследников, "для узнавания фронтовой службы" через военные конфликты пропустить следовало по максимуму. Поэтому  "Верховным главнокомандующим" похода считался шестнадцатилетний Цесаревич Николай. Хотя "нянек и дядек" при нём имелось в избытке, причём совсем не глупых и в недавней войне себя проявивших.
 На меня же возлагалось пестование второго сына Царя - гардемарина Севастопольского училища Саши Романова. За его безопасность отвечал я жизнью не только собственной, но и своей семьи. В то же время обязан был по максимуму солдатской кашей августейшую особу накормить, а кровушкой этой особы вшей окопных.
   На два года младше Цесаревича, Александр отличался крепостью телосложения, и это делало его заметным. Простейшим выходом показалось не выделять его из числа однокашников. "Его" морпехское отделение также из крупных мальчиков состояло и строй "в колонну по три" помещал особо опекаемую персону как раз в центр второго ряда на "законных основаниях". О том, что ещё одиннадцать детей являлись живым щитом все, кому полагается, понимали, но вслух старались не говорить. Да и на пальбу из "Нагана" будущим морпехам патронов не берегли никогда, так что по огневой мощи выходило серьёзно, тем более, что и я за привычку вновь взял без зонтика из дома не выходить. Пардон! Без пулемёта.

  Ну и логистика всех перемещений просчитывалась так, чтоб не менее ещё пары рот (как минимум) с нами одновременно двигалась, или казачья сотня (на самый худой конец). При перемещении в одном направлении соединения размером с дивизию, это получалось практически без напряга. Да и я успевал попутно множество вопросов проконтролировать. Ведь древнюю армейскую мудрость: "Если хочешь, чтоб было сделано - делай сам" никто не отменял. В километраже эта перестраховка выражалась в пару сотен вёрст, что по российским масштабам казалось сущей ерундой. Да и времени до начала "дела", запланированного на весну 1859 года, оставалось ещё более чем достаточно. Пацанам променад шёл только на пользу (во всех смыслах), и физическая нагрузка при правильном питании, и сплачивание коллектива лишними не являлись.
   Очень вдохновляло гардемаринов то, что не только сам я также разделял все тяготы и лишения перехода, но и боевая моя подруга. Разлюбезная Катерина Матвеевна с дитятями, покорно следовала в подаренном тестем шарабане сразу же за нашей обозной двуколкой, и терпела неперечливо трудности. Хотя порой и приятности проскакивали. Например, тертый Самарский губернатор, непонятно какими путями прознав, что через его город царский сын проследует, бал по этому поводу пожелал задать, хоть и десятилетия после великого пожара, город слизнувшего, ещё не прошло. Так от ненужных казённых расходов главу региона отговорить еле удалось, но вот купечество (весьма в том граде нехилое!) возом свежайшего провианта "отряду царевича" поклонилось. Тут-то отказом людей обидеть мы не смогли, так что даже первыми арбузами да дыньками полакомиться получилось.
  Только разок, в кайсацких степях, буквально в паре переходов до форта №1 казаки лошадок своих не сдержали, и осталось наше отделение в одиночестве. По закону подлости, сразу же рядом какая-то шайка образовалась, посчитавшая пацанов лёгкой добычей. Но командовавший отделением старшекурсник Миша Скобелев оказался на высоте и оборону организовал правильно. А я, освободив от "пассажиров" шарабан, на первой в военной истории тачанке совершил обходной манёвр и пулемётным огнём с фланга рассеял превосходящие силы противника. Свежая конина пришлась как нельзя кстати - солонина "с червячком" поднадоела под конец похода изрядно. Да и окромя подранков, пару вполне приличных туркменских аргамаков поймать удалось. Так что переход завершили "с прибытком", ну и перенесённые тяготы как то сразу забылись.
   Дарованной мне царём властью, в тот же день Скобелев пожалован был Георгиевской медалью, а прочий личный состав в восторг пришёл, когда "трофеи" раздуванили. С трупов нищих текинцев кроме засаленных (и окровавленных) халатов и снять то было нечего, но грязь возможно было отмыть, дыры заштопать, а иного доказательства геройского участия в деле не имелось. Да и к наступающей зиме казённую шинельку "на рыбьем меху" совсем не лишне было аллахом посланной ватной подкладкой "дооборудовать". Разве что для Саши попросил я в долю кинжал (так же далеко не дамасской стали) отложить - не удобно как-то тряпьё возможному монарху предлагать получалось. Имевшийся в шарабанском багаже ящик фотографического аппарата царевича в кругу соратников с трофеями запечатлел, и вскоре пластина негатива с курьером полетела в столицу.
 
Пожалуй, самой трудной задачей во всём  походе было "навести" именно этих басмачей, только белым оружием вооруженных, на пулемёт. Стоила эта затея жизни двух наших агентов, замученных жадными разбойниками. Посолидней шайки не нашлось, но и три десятка вражьих трупов так же смотрелись очень убедительно.
  Такие вот особенности педагогики для будущего венценосца. Одновременно он обязан и вкус крови с потом и говном познать, и вкус победы. Если сам не сломается, то, возможно, что и доверенную ему страну в дальнейшем не сломает.
  Дорогого стоили эти переброшенные из будущего мостики педагогического опыта и вбитого в подкорку стремления любой ценой избегнуть кровавой смуты. Приведшей в итоге к вырождению великого народа и развалу не менее великой страны им созданной. По Сеньке шапку одевают в зависимости от его головы. А без царя в голове только юродивые бывают. Полагающийся таковым шутовской колпак давно заготовлен был для русских "цивилизованными" народами.
  Образ "правильного" самодержца, отретушированный и качественно пропиаренный, хавать пиплу (как своему, так и забугорному) следовало малыми, но регулярными порциями. Причём преподносить надлежало так, что бы сами "народные массы" эту хавку и выискивали. Подсадить на дурь (причём разнообразную) возможно хоть одного человека, хоть толпу (последнюю даже легче). Так что люби народ-богоносец Богом же тебе посланного царя.
  И нечего сетовать, что руль  монаршьей посредственности может достаться. "Всенародно избранные" ещё большими ничтожествами порой оборачивались. А уж на сколько серым и трусливым бывает "коллегиальный ум", мне на примере ГКЧП лично убедиться удалось. Важнейшим фактором тут является, каков корпус, и требовать замены целое тысячелетие создаваемой надёжной конструкции на очередную модную скороспелку могли только предатели, вольные или невольные. Никто таковым препятствий не чинил пересаживаться туда, где более мило и там благоденствовать, но вот подтачивание изнутри каралось жёстко. Не делая различий, прикрывается ли банда фиговым листком идеологии, или как царевичем уничтоженная - бесхитростно грабит. Положительным, в мозг народа вбивался не романтический образ Робин Гуда или Соловья Разбойника, а пленивший последнего Илья Муромец. В этом главное отличие "невежественного" славянского менталитета.

 То есть и эту мельчайшую тактическую победу, при правильном применении усилий, надлежало положить в основу формирующейся государственной стратегии - "Наше дело правое, враг будет разбит, победа будет за нами!" Не делая различий, внутренний ли это противник или внешний. Хотя и сами апологеты нарождающихся теорий разрушения уже заявили, что родины у них нет. Такое же чувство они усиленно и в русском человеке привить пытались, одновременно завидуя невыпячиваемому патриотизму и пытаясь его скопировать. "Русскую" модель мировозрения взял за основу и Бисмарк, при попытке сделать из немцев единый народ. Хотя эта "единая нация" прекрасно полвека порознь потом существовала, когда ей мир поработить не удалось. Скорее у неё вариант сбора волков в стаю ради добычи получился. И века спустя "Вашингтонский обком" с "Брюссельским райкомом" в единстве русских видели главную цель своих атак, пытаясь малороссов или белорусов шляхетским ядом отравить, убеждая, что те, мол, западней, а значит и "цивилизованней". А по сути, скупая продажные душонки за центы.
  Несмотря на социальное расслоение, русские всегда ощущали себя единым народом, и по этой причине страна была непобедима.
   Но гниль, как водится, с головы пошла. Уже несколько поколений, как непоротые дворяне пожелали Конституции, и под пушки быдло погнали. И сколько раз позднее элита наступала на те же грабли, не соображая, что именно её то и сметет то самое быдло в первую очередь. Ибо, разрушив плотину, нельзя уже остановить бешеный поток пока не иссякнет вся влага. Живительная влага, питающая нацию. Десятилетиями в муках зарождаться начнёт новая интеллигенция, но она выше наивной инфантильной фронды по кухням не поднимется. Элитой же себя возомнят самые беспринципные и изворотливые, продающиеся всем кто платит и продающие всё за что платят.
  И потому-то нет для России альтернативы самодержавию. Только вот в ныне формируемой элите накопить цинизма и стервозности следует,  для массового пользования идеализм проповедуя. С головы на ноги ситуацию перевернув, и не дав сделать того нигилистам.
  К широкой идеологической компании, укрепляющей моральный стержень народа, до отмены крепостного права приступать казалось рановато. Но вот порыв самарского купечества убедил в обратном - начинать требовалось немедленно, пока не перегорели "души прекрасные порывы", иначе действительно поздно станет. Фотографию цесаревича в кругу соратников газетам сопроводить следовало с пояснительной статьёй, о том, что победа над бандитами оказалась возможна и благодаря помощи и тех, кто провиант жертвовал. За что огромное им спасибо от царевича! То есть, каждый свою лепту внести может в святое дело возвеличивания родины и очищения её от мрази: "Назло врагам!"!
  И так отныне называться фонд будет, из которого в частности, и сироты погибших в этом деле достойное содержание получат.
 
 Наша же микроскопическая, но на практике доказавшая свою боеспособность, воинская часть прибыла, наконец, к своему очередному месту назначения - Форту № 1. Основной точке дислокации Аральской флотилии. Гардемаринам проходить на судах практику по статусу полагалось, так что зиму им, вместо ледового перехода, надлежало в интенсивной боевой учёбе провести. А уж после ледохода, как и полагается морской пехоте, браво с судов десантироваться.
Ведь и по санному пути доставленным катерам, "предпродажную подготовку" надлежало провести, а впоследствии и повоевать на них же. Да и лёд на Арале, хоть и ожидался к февралю до 70 сантиметров толщиной, но в отличие от бандитской шайки, всё же меньше поддавался прогнозам. И здесь фактора случайности следовало избежать.

 А в это время посольство Н.П.Игнатьева добралось, наконец, до Бухары. Получилось это не без усилий, ибо Хивинский хан предписал флигель-адъютанту возвращаться туда от куда пришёл (и тем же путём). Куда Николай Павлович послал Саида история умалчивает, но потеснившись, вся делегация сумела разместиться на освобождённых от "подарков" на катерах Можайского, и с невиданной до того на Востоке скоростью неожиданно рвануло не вниз, а вверх по течению (влекомые силами шайтанов).
  Жаль, что в соседнем ханстве столь эффектное  появление по достоинству оценить не получилось. Главный "оценщик" - эмир Насрулла в это время с Кокандом воевал и в Бухаре пребывал только его наместник - Мирза Азиз. Увы, не в роли всемогущего визиря пребывал он. Так что наилегчайший на Востоке путь - бакшиш "нужному" человеку, здесь не получался. Мирза конечно бы не отказался, да только вот власти реальной не имел, и деньги оказывались попусту выкинуты. Так что пришлось "первое лицо" дожидаться, которое, кстати, так же все больше к коллегиальным решениям своего дивана прислушивался. Так что и на Востоке сатрапы бывают разными.
  Не всегда и кагалом правильные решения принимаются, но в данном случае, уж очень навязчиво английская корона свою дружбу предлагала, так что "белый царь" не только как меньшее зло рассматривался, но и как союзник, реальной силой располагающий. Русским предложен был план совместного нападения на Хиву, с последующим "справедливым" дележом добычи. Вот тут-то Игнатьев и показал, что дипломат он от Бога. Ничего не пообещав, сумел уверенность вселить. И более того, всех казаков своей охраны оставил в эмирате для обучения аборигенского войска европейскому строю (разумеется, за их же счет  и не хилый!).
   Реально же менять шило на мыло смысла не было. Усилившись, уже Бухара становилась бы занозой с Юга. Но вот столь демонстративная "дружба", заставляла Хиву готовиться к войне на два фронта. Причём, всё же появившийся у Саида английский военный советник убедил своего "работодателя" в том, что первым удар последует из Бухары, а русские на готовое придут, жар чужими руками загребя  (по своим судил). Так что, нанеся превентивный удар на юг, и после победы шустро вернуться, чтоб разбить врага по частям, шанс у хивинцев был. И для того что бы его не упустить подготовка началась.