Из жизни народных комиссаров!

Пьеса в трёх актах.

Действующие лица:

Дыбенко – наркомвоенмор.
Коллонтай - нарком социального призрения.
Инесса Арманд – женщина свободной профессии.
Лариса Рейснер - комиссар Волжской флотилии.
Военные и моряки, неизвестный.

Кабинет Дыбенко. Стол с зелёным сукном. Лампа. Телефон. В кресле сидит сам герой.
Дыбенко: "Так! Вот и бумага. Очень хорошо, и штамп Совета Народных комиссаров в углу. Всё как у людей. Махнуть что ли? Без вопроса. То-есть, я матрос, так у матросов нет вопросов." Наливает себе из стоящего на столе графина в стакан. Щоб дома не журились. Медленно пьёт и занюхивает рукавом.
"Какой-то у них в Наркомпроде спирт гнилой! В цистерне что ли из-под нефти везли? Поубивав бы! Но, не можно. И за такой вот спирт я в царских каторгах пропадал? Да ни за ради ж бога! Я этому Цурюпе при встрече шмазь сотворю. Глиста интеллигентная. Правильно Ильич про них, гадов, сказал: "Интеллигенция не мозг, а хавно нации. И пахнет от того Цурюпы соответственно. А вот тут у меня в столе и сало есть. Хлебное. Врут, небось! Какое у кацапов может быть сало? Делает себе бутерброд размером с буханку и медленно откусывая ест. Не, сейчас ничого. Разбирае! Так. Начну писать. Во первых строках своего письма я, как лицо официальное, народный комиссар по военным и морским делам, пишу вам, друже посол Соединённых штатов Америки, личное послание. Будь ласка, сделай так у себя на родине, что бы моей родной сеструхе платили полный пенсион. Она сейчас проживае у вас. Что до меня, то я, в силу разных причин, не могу сейчас поддержать её материально. Вы знаете, что наша рядяньска страна ведёт бои во враждебном местами окружении. Связь с войсками и то нам очень держать трудно, так что не до Америк. И почта работает плохо. Тяжёлое наследие царского прижима. Шановные мосьпане! Я в долгу не останусь. Если вам понадобиться чего из того, что в моём полном ведении, приходи, будь ласка, обсудим. Так что до побачення и здоровеньки булы!" Стучит кулаком по столу. Никого! Стучит опять. Входит лощёный адьютант . В руках папка.
Адьютант: "Чего изволите?"
Дыбенко: "Я тебе по рогам настучать изволю, потрох сучий! Опять с секретутками проклаждаешься. Тут гумаги важные без движения, а до тебя не достучишься! Салопупы несчастные сухопутные."
Адъютант: "Извините, товарищ народный комиссар. Тут же тамбур для секретности разговора между дверей. Вот я там ничего в прихожей и не слышу. А что, кнопка вызова сломалась?"
Дыбенко: "Ты мне тут учёность не кажи. Кого надо я по кнопке вызываю, а тебе и стукнуть кулаком в стол достаточно. Ишь, моду взяли оговариваться! Да я тебя рассосредоточу! В пыль! Ладно! Чего ты пришёл, коли вызова мово не слышал? Из Совнаркома послание? От Ленина? Вот это так. Вождь всего мирового пролетариату послания пускает, а тут штафирка казённая до меня его не доводит. Вот ускочив, так ускочив! Так мой кум Панас вареныки с вышней кушал. Ел, ел, да заснул. И мордой у мыску со сметаной брякнулся. Га-га-га!" Как москали горгочут: "Срал, срал, да упал!" " Га-га-га! Ты вот что,читай чего там написано. С толком читай, не сепети!"
Адьютант: "Товарищи!"
Дыбенко: "Вот гад! Я без тебя знаю обращения советские. Цоб цобе, цоб цобе! Ты чего, волив гонишь, али как? Суть читай, бусурман!"
Адьютант: "Социалистическое Отечество в опасности."
Дыбенко: "Понял. Ты только про своё, тебе близкое и дорогое читаешь. Да я тебя в Чеку загоню. К Феликсу. У нас сейчас февраль 1918 года, а ты, гад, как на митингах в семнадцатом! Говори своими словами, контра. Расплющу!"
Адьютант: "Автор анализирует сложившуюся ситуацию, отвечает на вопросы о том, что именно нам надлежит делать, призывает подняться всем прогрессивным силам на защиту Социалистического Отечества от  контрреволюционных сил Юденича и обязательных атак германских войск. Короче, положение в стране в данный момент, лично мне, напоминает положение во Франции, во время перехода власти от Триумвирата в руки тогдашнего Первого консула, а, позднее, императора, Наполеона! Сам Юденич им и станет."
Дыбенко: сидит с открытым ртом. "Ты, мудила грешный, сам-то понял чего сказал? Какая триумвирата, кто кого комсул? Игде тот Юденич, и игде тот Наполён?  Это Ленина послание! Для народу простого! А ты так всё изложил, что для понимания даже моего четырёхклассного училища и то мало!  Всё! Будя на сегодня. Держи письмо. Упакуй, печать сургучёвую, ну, там адрес. Что б всё как у людей. И отправь. А ко мне вызови на совещание от Балтфлота кого, да, хоть Беляева с "Авроры". Командующего обороной Петроградского укрепрайона Лундквиста. Я сам матросиков поведу в бой! Засиделись на линкорах, да крейсерах альбатросы, скитальцы морей! Пущай, пробздятся!"
Свет гаснет и зажигается опять. Там же. Дыбенко, уронив голову на стол, спит. Звонок телефона.
Дыбенко: "Я. Кто я? Головка от ху*? Какая головка? Ничего не понимаю. Погодь трохи, будь ласка!" Берёт графин и с недоумением обнаруживает, что он пустой. В телефон." Погодь, погодь!" Достаёт из под стола канистру и пьёт из горлышка! Занюхивает рукавом. "Ты чего говоришь? Ты вообще кто? Дежурная телефонистка? А чого басом гутаришь? Твёрдый шанкр разбушевался? Не, я точно пить брошу." Кладёт трубку. Звонок телефона. Берёт. "Кто говорит? Из приёмной Ленина? Слушаю, товарищ. А перед этим ты звонил? Ага, ты! Шутил так? Чего тоби, то-есть, тебе, надобно, хлопче? К одиннадцати Ильич совещание собирает? Малый Совнарком? Буду беспреметно, тьфу, буду непременно. Ну, всё, давай отбой." Крутит ручку. Стук в дверь. Входит  адьютант.
Адьютант: "Товарищ народный комиссар.По вашему приказанию прибыли на совещание вызванные представители. Прикажете войти?"
Дыбенко: "Слышь, ты! Пива добудь. И, там, рыбки солёненькой. Я скажу, когда подать.Зови всех гуртом. Думать будем." Входят представители Укрепрайона и Балтфлота.Усаживаются вокруг приставного стола."Слышь, Люндквист, что там у тебя с обороной под Нарвой и Псковом? Сколько войск завесы мы там имеем против возможного наступления? С патронами как? Снаряды не все ещё расстреляли, а то мне докладывали, как вы там охоту на кабанов устроили с батареей трехдюймовок. Чого, з глузду зьихали? Пулемётив вам для этого мало? А вот герман прийдёт, мы его как, в штыки встретим? Отвечай?"
Лундквист: "Чистой воды поклёп и поношение. Дело было так. Под видом стада кабанов значительная группа вражеских солдат, частично переодетых в животных, предприняла попытку проникнуть в наше расположение. Мы с командиром полка Гржим-Гржимайло находились в рекогносционных целях на позициях, я и приказал открыть ураганный огонь по врагу.Из пушек."
Дыбенко: "Ты проще будь. Неча лабуду нести. Какие враги! Потом осмотрели и увидели кабана и двух подранков. А вы били по целям полчаса! Ладно! Дело прошлое. Вы вот что. В ваше расположение с отрядом матросов прибуду лично. Поразим врага под Псковом и Нарвой! И этот день ещё будут праздновать много лет. В любом случае. Адьютант, пиши. "Выслать в указанное время группу корреспондентов от "Правды", "Труда" и "Известий". Текст их последующих статей я завизирую лично сегодня, ещё до отбытия. Так что победа, даже в случае интересного положения, то-есть, если мы будем в дупе глубокой, явится на нашей стороне, или, за нами. Чего-то я тут путаюсь. Корреспонденты поправят! Теперь от Балтийского нашего флота. Белоусов! Спишь, насекомое? Что нет? Ишь зенки опухли. Это же надо. На крейсерах и линкорах отсиделись от войны, из-за щёк ушей не видать, так и теперь ещё спять. Это вам не офицерей-драконов с борта на лёд метать. Возьмёте винтовочки, штыки примкнёте, да вперёд. Вона, Ленин говорит "Социалистическое Отечество в опасности!" Выделишь народишко в распоряжение моё лично. Сам впереди всех пойду. Спасём Родину и революцию. Адьютант, излагай."
Адьютант: "Товарищи! Непосредственный план операции разработан и утверждён. Вы можете получить его копии в секретариате нашего наркома. Выступление завтра. Эшелоны буду подаваться к Финляндскому вокзалу. На группу из ста человек – одна полевая кухня и гармонист. Отбытие ровно в пополудни. Взять с собой сухой паёк на три дня. Продукты питания для кухонь подвезут от наркома Цурюпы. Всё у меня, товарищи!"
Дыбенко: "И у меня всё. Надо бы домой заехать, поспать чуть, да и расслабиться перед боем не мешает. Как говорит Феликс Эдмундович, до видзенья! Адьютант, пива с рыбой неси нам всем на дорожку!"


Квартира Дыбенко. Огромная кровать за роскошной ширмой, рояль белый, кожаная мягкая мебель и шёлковый диван с драконами. Обеденный стол с полукреслами. Входит Дыбенко.
 
Дыбенко: "Сашка, тля, ты где? Мужик пришёл, а дома шаром покати. У меня, может, потребности выше возможностей, а как справить, коли бабы нет? Вылазь, курва-мама!"
Из-за полога кровати выходят Коллонтай и Арманд. Обе в неглиже. Вытирая губы, подходят к зеркалу и подкрашиваются. Арманд молча садится на диван, а Коллонтай подходит к Дыбенко.
Коллонтай: "Чего орёшь? Не на митинге. Не могу я сейчас, и Инеска не может. Переувлеклись с нею. Обкончались. Ты портки-то сдирай, да дуй за ширму. Там Лариска горит вся, она тебя и ублаготворит. А мало будет, я к тому времени отойду. Давай, наркомушка, дуй до горы. Крепи единение с Интернационалом. Ты  хохол, я наполовину хохлушка, наполовину шведка, Инеска вовсе французского разлива, а Рейхснер, ты гляди как хер то в ней отзывается, из немчиков будет.
Ты за какой Интернационал стоишь? Европейский, ежели, то пожалуйста. А негрух и китаёзок у нас нет!"
Дыбенко: "Я ведь тут вас всех барал и ни разу не соврал, не подвёл, не пропустил, трахал, сколько было сил. Так что весь Интер и нал я в постель давно загнал! Как тебе стихи? Мне их Придворов сочинил. Он теперь под апсердонимой Демьян Бедный пишет. А я даже выучил. Хотел тебя удивить!"
Коллонтай: "Ты, давай, а то Лариска нас всех замучает. Злоебучая баба. Ты бы ей нашёл место, где  она довольна бы оставалась!"
Дыбенко: "Я её к Коле Маркину пошлю. Комиссаром на военную Волжскую флотилию. Уж там-то морячки с голодухи досыть ей помогут. Перестанет мохнатка чесаться! Сотрётся и мех повылазит. Как на  той горжетке при езде на велосипеде!"
В процессе беседы приближается к пологу кровати. Оттуда высовывается рука, хватает его за гульфик и втягивает за полог. Слышаться стоны, вскрики и прочие звуки.
"Сука! Ты чего тянешь? Оторвёшь, дура! Вот это другое дело. Раз-два, раз-два. Поскакали!"
Арманд: "У тебя лак какой? Красный? Я возьму." Красит ногти. " А люблю я вот так ноготочками, да по голой жопе. Впечатляет.Только нельзя. У Володи баба бдительная. Прямо в пенсне комиссар государственной безопасности во времена Французской революции. И обнюхает его и осмотрит. Ревнивая, сучка! А уж крокодил, не приведи господи. Я тут с ней в бане была. Ужас. Страсти-мордасти. С ней ежели вопросы продления рода решать, то никакой водки не хватит. Не поднимется, даже именем революции!" Смотрит себе под рубаху. Вот, гляди. У меня четверо детей, а грудь красивая, живот доской. Нигде ничего не висит. Как говорят кухарки, всё в плепорцию. А у неё, а у неё! Не рожала ни разу, а тощие груди до пупа висят. Пузико кривое выпирает. Сзади ничего. Доска и два соска! Корокодил! Вот Володя до меня и ходит. А я что? Своего мужика имею? "Соу! Ит из натинг",- как говорят североамериканцы. Пиз*а не лужа-останется и для мужа!  Это уже наши родные осины! Сермяжная правда. А Володька в постели забавник. После его-то кактуса! Я, вроде как, от него понесла и слава Богу! Род продлили и побезумствовали. А ты как со своим дурачком?"
Коллонтай: "А чего? Как поэты говорят: "Ты нарком, и я нарком, будь хоть круглым дураком, но, пока при власти, поживи во сласти!" Он, по мужицкой сущности своей, считает себя главой всего, а я и не отказываю. Он глава, я шея. Куда шея повернётся, туда и глава смотрит. Равноправие при полном и обоюдном непротивлении сторон. Тем более, да ты и сама знаешь, в постели он бугай. А чего бедной девушке ещё надо? Статью мою помнишь про стакан воды? Вот именно! Перепихнулся, как воды выпил, а любовь и мораль это всё буржуазные штучки, призванные отвлекать массы от мировой революции! Нам отвлекаться некогда. Быстренько нужду половую справил и бегом на баррикады. Вот так! Нарком! Ты там ещё живой? Вылезайте, к балтийской матери. Будем чай пить. У меня марципаны от Филиппова. Лариска! Отпусти мужика на покаяние к малым детушкам." Высовывается всклокоченная голова Дыбенко
Дыбенко: "К каким детушкам?"
Коллонтай: "Ты половину Питера перетрахал, неужто у тебя нету детушек? Технически, должны быть! Заинтересовался! Вылезай, кнур!"
Рейхснер, выходит из-за ширмы, обнимая и ведя Дыбенко.
"Ты, извини, подруга, я тут ему немного надорвала причинное место. Пройдёт. А что я могу? Как в экстаз войду, ничего не соображаю. Одно слово - Валькирия. Или, ежели по-нашему, женщина комиссар!" Усаживает Дыбенко в кресло. Садится сама.Коллонтай накрывает на стол. Чайник, чашки, сахарница, сухарница с марципанами. Большая бутылка рома. Дыбенко наливает себе ром в чайную чашку и залпом выпивает. "Ох! Хорош у тебя чаёк." Жуёт марципан."Вот буржуины. Чего только ни напридумывали. Гадость!" Берёт и ест ещё один, ложится на диван, кладёт голову на колени Армандт и засыпает. Темнота.



Железнодорожный вокзал. Жуткое захолустье. Всюду спят матросы. В буфете сидит Дыбенко с группой моряков.
Дыбенко: "Это мы где? В Поволжье. Ни хера себе. А как мы сюда попали? Кто в Питере? Ленин где?"
Матрос: "Погоди спрашивать. На, испей!" Подносит Дыбенко глиняный глечик с самогоном. Тот пьёт. Рукой ищет закуску, находит воблу и занюхивает.
Другой матрос: "Так что вот. Помнишь как ехали на отпор врагу под Псков и как немцы нас направили в обратном направлении?" Дыбенко отрицательно мотает головой. "А как ты приказал отступать и ехать за подкреплением помнишь?" Реакция та же. "На Питер дорога была отрезана, машинист и маханул окружными путями, а остановились здесь,когда мост через Волгу переехали.
Нас тут человек триста с хвостиком."
Дыбенко:" А почему я не помню ни хера? Это как объяснить?"
Первый матрос: "Так ты в поезде под Псковом пить начал и ночью с полки в проход рухнул. Даже столик головой отбил, но не проснулся, ещё выпил и заснул. Вот только сейчас с нами сюда и пришёл!"
Дыбенко: "Так мне надо в Питер. Я же ж народный комиссар! Только боюсь не поймут меня правильно. Вроде как дезентир я получается. С фронта сбежал. И куда? В Поволжье. Тысячи полторы вёрст от места боёв! Что делать? Так! Попервам надо здоровье поправить." Пьёт самогон.
Вот и мысли появились. "Никуда я не сбежал, просто перешёл на нелегальное положение. Подпольщиком стал. Так, братва. Слушай мою команду. Сейчас пьём три дня, в себя приходим, а затем я всех распускаю по домам для подпольной работы. Я и сам буду на Украине листовки расклеивать и красные флаги поднимать! Стонет ненька Украйна под гнётом нимцив. Защищу! Гадом буду! Какой есть город поблизости?"
Второй матрос: "Так, Свияжск."
Дыбенко: "Конфискуй тут где машину, в крайнем случае фаэтон, и проезжай в тот Свияжск. Я тебя командиром полка назначаю. Конвой возьми конный. Подбери морячков с Украйны кто на конях может. Гранат возьмите побольше, пулемёт на фаэтон или машину, мне тебя учить?"
Второй матрос: "Ясно, батька! Всё будет изделано. А чего у мисци том нам  робить надо? "
Дыбенко: "Ты по русски говори, тютя! Чего на суржик перешёл? Что делать, что делать? Чернышевский ты наш. Слыхал о таком поэте- песеннике? Большой был революционер, за что и пострадал. Шпагу ему над головой сломали. Ты секи! Мне Чичерин рассказывал. А как шпагу сломали, сразу в каторгу. Потому – без шпаги. Понял? А ты говоришь что делать! Мы им не дадим оружие наше над головами ломать. Сами кому надо вломим, а кому надо и засадим по самое не балуйся. Что бы гланды не болели. Это уже мне Семашка рассказывал. Но я не про это. Банк найди какой! Места глухие, буржуи не пуганные, а братве на дорогу золотой запас нужен. Понял, противень? Это тебе не с кумом чепелою мериться, у кого больше тот и пан, как в соседней стране ляхи мувят! Полк возьми и без денег не возвращайся. Не пойму и шлёпну. Насмерть, учти!"
Первый матрос: "Тут до вас якись шпак долгоносится. Пристрелить, что б не мучился?"
Дыбенко: "Вот тебе так сразу и стрелять. Может нужное что принёс, а пристрелишь, как с ним разговаривать? Волокёшь в разговорах с упокойниками? Я так нет! Давай."
Входит человек в цилиндре, фраке, брюках со штрипками и босой.
Дыбенко: "Ты кто и почему ко мне без сапог являешься?"
Человек: " Престидежитатор. Ловкость рук и никакого мошенства! Были у меня сапоги, только в прихожей вашей остались. За дверьми."
Дыбенко: "И зачем ты их снял, житатор?"
Человек:  "Матросики  попросили так, что я отказать не смог. Жизнь дороже."
Дыбенко: "Это к делу безотносительности всякой. На жалость давишь, контра? Да я тебя в распыл сиюмоментно! К праотцу Адаму и его блаженной памяти матери. А ну канай ближе на полусогнутых! Говори зачем пришёл, потом слухай, чего я командовать буду!"
Человек: "Слышь, Иван, не при в растопырку. Маза есть! Я пошёл налево, там филки смурны хиляют, прямо без понятия. Рыжь всем нужна. Шалавы, марафет, бимбер со звоном рыжий, лепенёк новый со шкарами и колёсами. Сечёшь? Ты тут не при делах, так я скажу. В городе угол шикарный у одной шмары. Брюлики царские. Сама из столицы сбежала. Сшибить бы надо. Смассовать! Идём брать эту хазу на пару. Берём  угол в шесть секунд. Четыре сбоку, ваших нет, и ихняя не пляшет. Не забыл блатную музыку? Хабар пополам, и ноги в руки. Я майданщика-барыгу знаю. Скинем."
Дыбенко: "Обзовись! Может ты чмо последнее. Из под шконки не вылезал и без машки спал у параши."
Человек:  "Гнутый я, пахан. Тебя помню. Мы в Томске на крытке вместе кочюмали."
Дыбенко: "Помню тебя. В авторитете. Дуванить где будем? "   
Человек: "А там же. Но, уговор. Ты своих не бери, а я своих. Пополам. Когти рвём, и по тундре, по широкой дороге..."
Дыбенко: Срослось. Братва, мне с человеком отойти надо. Переоденься, а то фраер фраером. Там, кто-нибудь, форменку мне и штаны от робишки. Сапоги ему верните. Ай, я, яй! Революционеров грабить? Честно надо на жизнь зарабатывать и в жестоких боях... Тьфу! Забылся. Пошли, братан!"

Всплывёт Дыбенко в конце Гражданской войны. Первый орден Красного знамени за истребление восставших матросов Кронштадта. Второй за крестьян Тамбова. Или наоборот. Их почти вместе дали! Последняя военная должность- Командующий Ленинградским военным округом. Последняя должность вообще – зам. Наркома лесного хозяйства.Расстрелян в 1938 году! Враг народа!
Скажете нет?