Поворот налево. Виймси

На перекрёстке около Толстой Маргариты при повороте налево впереди двигающаяся машина вдруг резко затормозила. Лиза среагировала и, так же резко, нажала на педаль тормоза. Она увидела, что левая сторона её «семёрки» слегка подтолкнула передний автомобиль и услышала какой-то треск. Заглушила машину и вышла. Почти одновременно с ней, из «поцелованной» машины вышли водитель мужчина и женщина пассажирка. Лиза увидела, что левая передняя фара её автомобиля была полностью разбита. У впереди стоящего автомобиля – такой же, как и у Лизы  модели «Жигулей », левая задняя фара была целой. Не отлетел ни один пластмассовый кусочек. Только была видна неровная трещина, длинной около десяти-двенадцати сантиметров.
- Будем вызывать или договоримся на месте? - спросила Лиза, посмотрев на мужчину.
- Можем договориться, - мужчина понимающе смотрел на молодую высокую стройную женщину в чёрном пальто и с чёрным платком на голове.
- Я сам могу отремонтировать фару.
- Сколько вы хотите? –  раньше Лиза никогда не попадала в автомобильные аварии, хотя уже двенадцать лет водила машину. Она знала, что водители могут договориться на месте, если обе стороны устроят предложенные условия компенсации.
- Пятьсот крон.
Лиза удивилась: "За всего лишь трещину на пластмассе?" - пронеслось в её голове.
- Всё-таки – это ущерб и его бы не было, если бы вы в нас не въехали.

Он был прав. Всегда виноват тот, кто «въехал» в тебя и неважно, что ты резко затормозил и спровоцировал дорожную аварию. «Водитель при движении должен соблюдать дистанцию 12 метров»  - так написано в «Правилах дорожного движения». Если ты дистанцию не соблюдал, то всё остальное - это твои проблемы, а не того, в кого ты въехал.
Прошло не больше минуты, пока Лиза соображала. Два остановившихся на перекрёстке автомобиля, мешали другим, спешащим по своим делам.
- Хорошо, - Лиза взяла свою сумочку с переднего сиденья, вытащила пятисотенную  купюру и отдала мужчине.
- Спасибо, до свидания! – мужчина и женщина сели в свой автомобиль серого цвета и уехали.
Лиза ещё раз посмотрела на свою, полностью требующую замены разбитую  фару. Ей совершенно не было жалко денег, ни тех, которые уже отдала, ни тех, которые ещё придётся отдать за новую фару и за её замену. Хорошо, что у неё  были наличные деньги. Иначе пришлось бы составлять протокол, потом ехать в дорожную полицию, потом устанавливать ущерб, потом писать объяснительные о том, почему она вовремя не среагировала на жёлтый сигнал светофора, потом ещё долго бегать по всяким кабинетам, чтобы однажды, наконец-то, избавится от этой головной боли, которая называется «автомобильная авария».
- Дорого, зато быстро, - подумала Лиза.

Через пятнадцать минут она уже входила в магазин. Сегодня была не её смена, но Света – сменщица Лизы, попросила её сегодня приехать, потому что из конторы утром принесли какой-то пакет. Обычные счета разносили первого числа: «Возможно, что-то важное», - сказала она Лизе по телефону.
- Здравствуй, Света.
- Здравствуй, Лиза, - Света стояла за прилавком, - ты бледная какая-то.
- Я в аварию попала.
- В какую аварию?
- На перекрестке въехала в переднюю машину.
- Да, ты что? – Света сняла очки, отложила ручку и инвентаризационную тетрадку, в которой только что считала цифры в столбиках.
- Сильно?
- Свою левую переднюю фару разбила вдрызг, у машины, в которую я въехала,  на задней фаре только трещина. Хорошо, что я успела затормозить.
- И что?
- Хозяин захотел пятьсот крон, я заплатила. Мне сейчас только по кабинетам бегать не хватало. И так голова раскалывается.
- Сегодня спала?
- Нет.
- Понятно, как всегда?
- Да, как одна киноплёнка.
Света смотрела на измождённое, совершенно бескровное и, какое-то неестественно белое, лицо Лизы. Под глазами тёмные круги, скулы выдались вперёд, нос заострился. И глаза –  потухшие и совершенно бесцветные глаза.
- Где письмо?
- Вот, - Света протянула большой пухлый пакет.
Лиза распечатала конверт. Арендодатель сообщал о предстоящей рекламной компании, в связи  государственным праздником Яни Пяев, прилагал смету предполагаемых расходов, подробно описывал саму компанию и прилагал чек на оплату этой самой рекламной компании.
- Это рекламная компания на июньский праздник.
- Ааа, а то я думаю, мало ли что, может бумаги на прерывание договора аренды.

Лиза сняла пальто, поправила чёрную косынку на голове. Весь последний месяц после похорон она не смотрелась в зеркало. Подходила к нему мельком, чтобы расчесаться или надеть косынку, но себя в зеркале почему-то не видела. Вообще. Да, и зачем? Ей было совершенно всё равно, как она выглядит.
- Лиза, я пойду за водой схожу, кофейку попьём. Я «Наполеон» испекла.
- Давай я принесу, мне надо в контору забежать, оплатить счёт. У нас вчера продажа была?
- Да. Куртку продала и так – по мелочи, - Света достала из ящика купюры, - вот тут тысяча четыреста.
- Как раз хватит, чтобы счёт оплатить, - Лиза пересчитала деньги,  взяла пятилитровую пластмассовую канистру для воды и вышла из бокса.
Света достала мобильный телефон, набрала номер.
- Калев, она пришла. Представляешь, она только что попала в аварию. Да, пока сюда ехала. Въехала в переднюю машину на перекрёстке. Она передвигается, как тень, не представляю, как она машину водит. Звони своей докторше, если она на месте, то приезжай и срочно вези её к доктору. Давай, давай! Жду.

«Контора», в которую Лиза пошла, находилась в соседнем здании. Через пятнадцать минут она вернулась обратно с наполненной водой канистрой.
- Ты что-нибудь ела сегодня? - спросила Света. Она знала, что Лиза никогда не врёт и, если ела, так и скажет, что ела.
- Нет. Не хочется.
- Я сейчас заварю кофе, вот тебе кусок «Наполеона», очень вкусный получился. Ешь!
- Здравствуйте! – в дверь вошёл Калев - муж Светы, высокий, плотный мужчина лет пятидесяти пяти, с волнистой шевелюрой русых волос на голове. На его лице, как и всегда, была добродушной улыбка.
- Здравствуй, Калев, - а вот и любитель «Наполеона», - Лиза подвинула блюдечко с пирожным в сторону подошедшего к прилавку Калева.
- Нет, нет! - Света подвинула блюдце обратно поближе к Лизе, - я ему дома второй торт испекла. Кофе налью.
- Спасибо, жена, - Лиза, - Калев отхлебнул кофе из чашки, - Лиза, ты звонила в психоневрологический диспансер?
- Да, звонила.
- И что они тебе сказали?
- Они сказали, что не занимаются такими больными, как я, и что надо обращаться к семейному врачу.
- Ну? Ты обращалась?
- Да, - Лиза посмотрела на Свету, ей она уже рассказывала про свои обращения к специалистам, - семейный врач посоветовала обратиться в диспансер.
- Понятно, круг замкнулся, - Видно было, что Калев был раздосадован словами Лизы.
- Лиза, у меня поликлинике Виймси есть знакомая доктор-невропатолог. Она согласна нас сейчас принять. Поедем?
- Да, поеду. Совсем никаких сил нет. Я позавчера на работе еле высидела. Чувствовала, что вот-вот упаду. Поехала в больницу Скорой помощи. Меня там под капельницу положили. Я лежала, лежала. Потом приходит доктор и спрашивает: «Какое у вас давление?», -  говорю – «не знаю», - а он мне показывает на монитор над кроватью, а там цифры 138 и 38. Когда меня домой отпускали, сказали, что отдыхать надо.
- Тогда собирайся, поедем на моей. Я тебя обратно привезу.

Их Ласномяэ, через Певческое поле, машина Калева повернула направо, по направлению в Виймси. Сначала они проехали развалины Монастыря Святой Бригитты, после которого потянулся район частных домов.
В советское время в Виймси располагался рыболовецкий совхоз. Совхоз считался богатым. Наверное поэтому, весь полуостров был застроен зажиточными частными домами членов совхоза. Лиза рассматривала аккуратные домики с аккуратными палисадниками. Сирень ещё не расцвела, почки ещё только набирали свою силу и вот-вот, через неделю, другую собирались выплеснуть на город своё сиреневое великолепие. Зато первоцветы уже разложили по альпийским горкам свои разлапистые листья и выпустили свои разномастные метёлки-цветы.

Они вошли в большой вестибюль двухэтажного здания, подошли к кабинету с номером 17. Калев постучал в дверь.
- Можно? Заходи, – кивнул он Лизе.
- Здравствуйте.
- Здравствуйте. – ответила сидящая за столом женщина, - садитесь, пальто можете снять. Сейчас заполним карточку. Можно ваш документ?
Лиза достала из сумки карточку Хайгекассы, подала доктору.
- На что жалуетесь? – спросила доктор, записывая её данные.
- Я не сплю. У меня сон, как продолжение дня, а день, как продолжение сна. И очень болит голова.
- У вас кто-то умер, почему чёрный платок на голове?
- Да. Сын.
- Когда это произошло?
- 15 апреля.
- Сегодня 22 мая. Давайте вас осмотрим. Подвинем стул. Тааак. – доктор, вместе с сидящей  Лизой пододвинула стул к себе так, чтобы она оказалась напротив неё.
- Руки положите на колени, таак, -  железным молоточком доктор попеременно ударила по коленям Лизы. И, также неожиданно, - по несколько раз, по рукам, начиная снизу с кистей, поднимаясь вверх до локтевых суставов.  Ноги Лизы не отреагировали на удары, руки тоже.
- Я сейчас же кладу вас в стационар. Больница находится в этом же здании. Прямо сейчас вы с этим направлением поднимитесь на второй этаж в кабинет номер 212, – доктор протягивала Лизе какие-то бумаги.
- В больницу? Я не могу, у меня завтра сорок дней сыну и я работаю.
- С сегодняшнего дня у вас будет больничный лист на две недели. У вас депрессия. Тяжёлая форма. Депрессия такая же смертельная болезнь, как и все остальные болезни, от которых человек может умереть. В данный момент у вас в организме с катастрофической скоростью расходуется серотонин – жизненно необходимый элемент нашего организма. Серотонин – это гормон  удовольствия. Удовольствие мы получаем от солнечного света и тепла,  от потребления шоколада, от потребления вкусной еды, от полноценного сна. В день человек получает тысячные доли процента серотонина, а при стрессе расходует сразу по несколько единиц. Когда гормон серотонина в организме человека заканчивается, человек умирает. В вашей ситуации вам повезло, что у вас есть друзья и они позаботились о вас и привели к невропатологу. Вы можете умереть в любой момент. Уже прошло довольно много времени, с того момента, как вы находитесь в состоянии депрессии. Как часто вы бываете на кладбище?
- Каждый день.
- Походите по кладбищу. Обратите внимание – умер дедушка, через три, шесть, девять месяцев рядом с его холмиком появляется новый холмик его жены. Похоронят молодого мужчину, через год рядом с его холмиком появляется свежий холмик не вынесшей горя матери. Всё это последствия душевной болезни – депрессии. А на самом деле у этого человека  израсходовался весь серотонин и человек умер, потому что его не лечили от смертельной болезни. Люди, которые находящиеся в состоянии депрессии, часто не догадываются, что они больны. Первыми признаками депрессии являются: нарушение сна и отсутствие аппетита. Больные, испытывая невыносимые душевные муки, не могут абстрагироваться от окружающей их действительности и, в то же время, им становится всё равно, живы они или мертвы. Им становится всё равно, что будет завтра, они сконцентрированы только на прошлом. Думаю, что Вашу жизнь ещё можно спасти, и Вы израсходовали не весь, имеющийся у Вас серотонин. Сейчас уже есть лекарства, которые способны при стрессе остановить быструю потерю организмом человека этого гормона, необходимого для жизни.
- Но я не могу, у меня кот дома один. Можно мне съездить домой, взять какие-то необходимые вещи?
-  За вещами съездить можно. Но вы должны обязательно, сегодня же, лечь в больницу. Если вы хотите, то за дополнительную плату, будите лежать в отдельной палате с собственным санузлом. Питание вам также будут приносить в палату.
Лиза вспомнила шумные, разномастные, шестиместные палаты роддома, в которых два раза лежала на сохранении.
- Да, я хочу отдельную палату.
- Тогда скажите это принимающей медсестре. Вы успеете до 17 часов съездить домой за вещами?
- Да, я на машине туда и обратно.
Лицо доктора вытянулось,
- Вам категорически нельзя управлять автомобилем!
- Я не знала, - Лиза задумалась, - доктор, а можно я аккуратно, очень осторожно съезжу?
- Ну, хорошо. Только очень, очень осторожно. Мы вас ждём.
- Хорошо. До свидания.
Лиза взяла пальто и вышла в коридор. Калев сидел на стуле напротив кабинета.
- Ну, что?
- Мне направление в больницу дали и больничный лист. Мне нужно ехать за  вещами домой.
- Подожди, я зайду к доктору.
 Калев встал и вошёл в кабинет.

Лиза села на стул. Вспомнилась школа, веселившие всех учеников медицинские осмотры. Больше всего мальчишкам нравился приём у  невропатолога. Они всегда шумно обсуждали, у кого выше всех нога подпрыгивала после того, как доктор ударяла по коленке своим невропатологическим молоточком. И действительно, у Лизы нога подпрыгивала так, что она даже думала, что докторам иногда достаются тумаки от их прытких пациентов. А сейчас доктор два раза прошлась молоточком по рукам и ногам, а у Лизы не шевельнулся ни один мускул.
Калев вышел из кабинета.
- Поехали.

Той же дорогой они ехали обратно. Теперь по Лизину правую сторону простиралось Балтийское море. Район Пирита начинался сразу после железнодорожного переезда. С правой стороны за соснами тянулся пляж Пирита. Через три-четыре километра пляж заканчивался пристанью – пристанищем лодок и частных яхт, и спортивным центром, куда Лиза ходила в бассейн. За Пирита центром, на протяжении нескольких километров, дорога шла прямо вдоль моря. С дороги открывался чудесный вид на Старый город. Лиза очень любила этот вид Таллина.

- Ты доедешь сама? Может тебя, всё-таки, отвезти? – Остановившись рядом с её покалеченным авто, Калев  открыл дверь и протягивал ей руку, помогая ей выйти из Джипа.
- Доеду, не надо. Спасибо тебе.
- Да, что там! Выздоравливай. Мой знакомый починит тебе фару, позвонишь мне, я с ним договорюсь. Можешь не подниматься наверх, я Свете скажу, что тебя положили в больницу. Ну, пока!
- Пока, Калев.

Включив аварийную сигнализацию, а по-другому, на покалеченной машине правила передвигаться запрещают, по правой крайней полосе Лиза поехала домой
Дома, сделав все необходимые дела, пристроив подруге кота, собрав в сумку пижаму, зубную пасту и смену белья, она вернулась в Виймси.
Принимающая сестра показала ей платную палату. Палата была похожа на гостиничный номер. У стен, как и обычно, стояло две кровати, две тумбочки. Всё очень чисто и аккуратно, как и положено в больнице. Туалет и ванная комнаты были на две соседних комнаты с одним общим коридором.
- Здесь две кровати, но вы будете жить одна. Сейчас, пожалуйста, располагайтесь и сразу приходите в 219 кабинет на процедуры. С 19 до 20-ти у нас ужин, завтрак с 8 до 9, обед – с 13 до 14.
- А куда платить за палату?
- Оплатите, когда будите выписываться.
- Хорошо, спасибо.
- Я жду вас в процедурной.
После капельницы Лиза впервые за последние почти полтора месяца спала.

Утром следующего дня, около восьми утра, в палату к Лизе вошла её вчерашняя доктор.
- Как самочувствие?
- Хорошо.
- Вы должны как можно больше гулять. Завтракали?
- Я не хочу.
- Надо. Обязательно надо. На обед сходите. Внизу есть магазин, если не хотите есть больничную пищу. А сейчас одевайтесь и к морю. Виймси – очень красивый район. Ходить и ещё раз ходить. Ходить всё свободное время! Всегда, когда не нужно кушать и посещать процедуры.
- Хорошо доктор.

Капельницы ставили каждый день. Это была шестая по счёту капельница. В процедурной, где Лизе ставили капельницы, - небольшой комнате, умещалась только одна кушетка, процедурный столик и капельница. Медсестра подсоединяла Лизе капельницу, закрывала дверь и Лиза лежала на кушетке, лицом к окну около часа. Потом медсестра приходила, отсоединяла капельницу и Лиза шла или спать, если капельницу ставили вечером, или гулять, если – после обеда.

Это была шестая по счёту, послеобеденная капельница. Лиза, как всегда лежала и смотрела в окно. Мыслей не было. Как обычно, она смотрела на серое небо на фоне серого окна.
Вдруг небо начало постепенно голубеть. Потом стены палаты из серого, сначала стали бледно-зелёного, а потом – насыщенно-зелёного цвета. И теперь её уже окружали не серое небо и серые стены, а цветная картинка, цветное пространство. Лиза поняла, что давно не видела цвета окружающего мира. Она вспомнила, как в юношеском возрасте в кинотеатре смотрела кинофильм «Романс о влюблённых». Тогда, в детстве, она так и не поняла, почему первая серия фильма была цветной, а вторая, в которой главный герой жил где-то на Севере - чёрно-белой. Вот в чём дело – человек не всегда видит мир цветным.
- Сегодня такое  голубое небо, – сказала она медсестре, которая пришла отсоединять капельницу.
- Это хорошо, это очень хорошо, что оно голубое. Пусть оно будет таким всегда. Выздоравливайте.

Вернувшись в свою палату, Лиза аккуратно сложила свою бежевую атласную пижаму в мелкий коричневый цветочек, поправила покрывало на заправленной кровати, подошла к окну. Вот так же, как и сейчас, она часто стояла и смотрела из окна на здание Американского Колледжа и небольшую площадь перед ним.
Осенью прошлого года, когда их сыновья пошли в двенадцатый класс, они разговаривали с Любой Авраменко о поступлении их мальчишек вузы. В Американском Колледже обучение было платным и стоило немереных денег - 56 тысяч крон в год. Позволит себе такую роскошь могли немногие. Лиза не могла. В феврале она специально ездила в Волгоград и узнала, что в педе, политехе, универе и строительном иностранцам, которым являлся теперь для России её мальчик, можно учиться за приемлемые для Лизы деньги, около 200 долларов в год. Четыре с половиной тысячи евро в год в Таллиннской АК и двести долларов в ВалГу – это была огромная разница. Тем более, что в Волгоградском университете существовал  интересный для сына факультет информатики, который готовил IT- специалистов. При поступлении на этот факультет требовалось знание английского языка, который сын знал практически в совершенстве. Лиза разговаривала с деканом факультета и та сказала, что из-за слабого знания английского, конкурс на эти специальности небольшой, а на платной основе, тем более. Поэтому поступление в ВолГу её сыну было обеспечено.

Прошла неделя. С тех пор, как её положили в больницу, она ни разу не была на кладбище. Лиза быстро оделась и вышла в вестибюль больницы. Сегодня у неё больше не было лечебных процедур, а к девятнадцати часам она успеет вернуться. Её Жигулёнок стоял как раз под окнами процедурного кабинета. Лиза не без опаски завела мотор и поехала в город. Чтобы попасть на кладбище, ей надо было с одного конца города через центр проехать на другой конец. Кладбище Лийва находилось на Вильяндисском шоссе, на выезде из Таллина.

Палатки с кладбищенскими принадлежностями – венками на еловых ветках,  искусственными цветами, первоцветами в горшках, декоративными живыми цветами во всевозможных горшочках и прочими сопутствующими товарами, необходимыми для поминовения усопших, находились рядом с кладбищем. Лиза знала, что они всегда работали без выходных весь световой рабочий день, что существенно сокращало временные затраты на посещение таких мест. Не надо было объезжать несколько магазинов, чтобы в разных местах покупать все, необходимые на этот случай, вещи.
- Здравствуйте. Я возьму большую гортензию, большую свечку и спички, - обратилась Лиза к продавцу, показывая на самую яркую розовую гортензию  с  крупными соцветиями, высотой около восьмидесяти сантиметров.
- Да, пожалуйста, с вас 92 кроны, - сказала продавец,  заворачивая цветок в бумагу.
- Спасибо.

Когда они с Юрием выбирали участок для захоронения сына, ей это кладбище Лийва, находящееся в девственном сосновом лесу, ей сразу понравилось. До этого они уже посмотрели, почти в центре Таллина, находящееся сразу за автовокзалом кладбище Александра Невского, и хотели ещё съездить на Метсакальмисту. Но когда они приехали на Лийва, Лиза больше никуда не захотела ехать. В середине апреля здесь - за городом, было ещё много лежащего  девственно чистого снега, хотя на тот момент в городе его уже не было совсем. Этот нетронутый снег дополняло какое-то неуловимое спокойствие и тишина.  Прямостоящие сосны, уходящие в небо, на фоне нетронутой белизны, были похожи на постовых. Казалось, что у каждой могилы был свой собственный постовой. Сосны росли так часто, что на кладбище почти не ощущалось ветра. Деревья своим частоколом, как бы не давали ветру разгуляться. А где-то там – высоко, высоко понимающе молчаливо покачивали своими игольчатыми макушками.
- Здравствуй сыночек, - Лиза почувствовала, как слёзы из глаз потекли ручьём, -
Как ты тут? Меня в больницу положили неделю назад. Прости меня, что не пришла к тебе на сорок дней. Не было никаких сил. Давление у меня странное какое-то, доктор говорит, что отдыхать больше надо. Я звонила твоему папе. Вижу, что он приходил. А, вот ещё чей-то новый веночек. Анечка, или кто ещё из одноклассников? Сейчас все засохшие цветы уберу.
- Здравствуйте, - с левой стороны, к левому могильному холмику с венком в руках подошёл мужчина, лет шестидесяти.
Почти каждый раз, когда Лиза приходила на могилу сына, они встречались с этим человеком. Иногда он был не один, а с кем-нибудь ещё. Всегда трезвый, чисто одетый. В соседней могиле покоился прах его жены. Она была учительницей и, находясь на пенсии, ещё работала. Ей было 63 года. Однажды она пропала. Он с сыном её искал. Её истерзанное, полуразложившееся тело нашла полиция, спустя две недели после её исчезновения в каком-то подвале. Тело было в таком состоянии, что не смогли точно установить дату смерти, поэтому поставили ориентировочную. Лиза уже не помнила, кто ей рассказал эту историю. Кажется, что кто-то из её близких друзей разговаривал на похоронах с кем-то из хоронивших его супругу знакомых. Похороны на соседствующих могилах были, практически, одновременно. Могилу сына Лизы заканчивали зарывать, когда гроб с телом супруги этого мужчины только  что опустили в могилу.
- Вот и бабушка тебе, Алёша. Своя не рядом, зато чужая с такого же тридцать шестого года рождения, - удивлённо сказала тогда мама Лизы, стоящая за её спиной.
- Здравствуйте, - ответила Лиза. Она закончила собирать отмершие цветы, зажгла свечку. Постояла, молча несколько минут.
- Ну, всё. До свидания, сыночек, - Лиза тихонько пошла по направлению к машине. Она не хотела ни с кем общаться. Потому что у каждого своя – неподъёмная ноша утраты.