По ту сторону экрана

Иногда мне кажется, что я сижу в большом кинотеатре в зеленом кожаном кресле, а на сияющем экране – моя жизнь. Я всего лишь зритель. А на экране – актер, режиссер и сценарист. Мое «Я» здесь, в кресле, и там, по ту сторону. Нас разделяет тонкая пыльная грань кинескопа. И мы ведем диалог. О жизни. Моей и вообще.
Я вижу ее. Ту самую девушку. Главную героиню. Она молчит, задумчиво смотря в окно. Она молода. У нее красивая улыбка, она часто улыбается, хотя глаза всегда говорят об обратном. Однажды ей сказали, что в ее глазах вся боль человечества, это глаза человека, который многое пережил и познал жизнь. Самой ей так не казалось. Сейчас ее глаза, обращенные к окну, были подобны двум огромным блюдцам озера, в которых отражались многоэтажки, маршрутки, магазины, люди. Город, в котором она находилась. Уже несколько лет.
Чем она была особенной? Вроде ничем, но люди к ней почему-то тянулись, пусть она и отталкивала их. Одиночество ей было ближе; она была из того типа людей, которые ненавидели людей, но любили человечество в целом.
Она никогда никому не завидовала, никому не желала зла. И, может быть, никого не любила по-настоящему. Она была доверчивой и наивной. Закрытой в себе. И похожей на ребенка…
Тишина. Голос ее мыслей в моей голове…
Иногда бывает, что ты выходишь на улицу, поднимаешь голову и смотришь на небо, понимая как больно сказать мечте «прощай». Понимаешь, что все желания, стремления – словом, все то, ради чего ты жил, дышал, к чему шел – останутся не реализованы. И при этой мысли становишься так ничтожен самому себе, на душе появляется такое противное ощущение, и ты начинаешь думать, неужели ВСЁ было зря. И тогда жизнь как бы останавливается, и время начинает медленно и противно тянутся, а ты, мечтая в нем раствориться,  думаешь, как жить дальше…
Чем выше летаешь, тем больнее падать. Я все растеряла.
Хочу стать ветром. Или дождем. Чтобы каплями стекать по стеклу. Оставлять мокрые разводы на стенах. И оставлять разноцветные лужи.
Чему я верю? Все чаще и чаще я думаю, что ничему.
Разочарование. Тоска. Уныние. Грусть. Скука. Пять вечных постояльцев моей души.  Я живу не своей жизнью. Я чувствую, что рождена совсем для другого. Просто я убиваю в себе себя, и чем дальше, тем больше. Скоро я привыкну к не-своему-я и к не своей жизни, потому что я уже забываю все свое. Надо срочно писать, пока хоть что-то осталось от настоящей меня. Пока окончательно помутился ум, который уже плохо разбирается, что и где правильно…
Время проходит мимо… Мимо или зря?
Люди бывают разные. Одни ездят на лифте, а другие предпочитают добираться пешком по ступенькам, медленно и верно. Идут пешком тоже по разным причинам – у одних боязнь замкнутого пространства, а у иных – боязнь застрять, а третьи – за активный и подвижный образ жизни. Так и с жизнью. Моя жизнь – это езда на стремительном лифте. Вниз. А у кого-то вверх. Кто-то осуществляет мои мечты…
Ничто и никогда не повторяется. Мгновение не может быть вечным, даже если и крикнешь «остановись, мгновенье, ты прекрасно!». А как бы хотелось что-то продлить или повторить… Те самые мгновенья, от которых мурашки по спине, от которых кружится голова, о которых думаешь с счастливо-идиотской улыбкой. Но лифт-жизнь летит так быстро, что не успеваешь жить. Может, это и к лучшему, ведь боль тоже быстро проходит и забывается.
Пожалуй, нельзя быть счастливым и делать кого-то счастливым одновременно. Есть люди, которые умеют делать людей счастливыми. Им приятно видеть, что кто-то счастлив благодаря им, но сами они никогда не бывают счастливыми до конца, до глубины души, бессознательно. И, в конце концов, эти люди либо приносят себя в жертву кому-то одному, либо беспрестанно делают счастливым кого-то, но ненадолго, чтобы успеть сделать счастливым еще кого-то. Они вечно мечутся, потому что где-то в глубине себя они тоже жаждут счастья, как и все простые смертные. И может быть и будут когда-то счастливы…
Но кто я из этих двух? Вспоминаю то и сравниваю с настоящим. Что изменилось? Чем отличаются мои впечатления и чувства? Почему прошлое трогательнее? Может в силу воспоминания, а может в силу возраста, в котором все первый раз. Но может – правда, оно так и было? Теплые летние ночи, шелковые волны речки, мягкое дыхание на щеке, пыль дорог, запах травы и дыма костра, долгие ночи на подоконнике, «Война и мир», лавочки возле подъездов, Курт Кобейн, пиво, невинные поцелуи, шумные компании, ночные прогулки, теплые ладони, паркур, скейтборды, фильмы под «Ягуар», споры, первое курение за гаражами, одни наушники на двоих, фейерверки в полночь, первый секс, друзья, танцы и милые глиняные розовые мишки. И еще много чего. Ты помнишь?..
Я знаю, куда уходят корабли. К другим берегам. Но кто знает, будут ли эти берега лучше?
Может, мы просто не умеем ценить настоящее? Сейчас все то же, но по-другому. Другими словами.
Можно ли назвать нежность любовью, а покой счастьем?
Опять разговоры допоздна, не о том и ни о чем. Повторы. Болит голова. Осознание того, что перемен не будет. Серое однообразие. Не будет головокружения, бесшабашности, безумия и веселого сумасшествия. Не будет ожидания. Ожидания чуда или праздника. Привычки. Ты начинаешь привязываться к людям, вещам, времени. А надо привязываться к цели.
Это не хуже. Это просто по-другому. Вопрос лишь в том, как должен жить ты. Что лучше для тебя? Кому-то нужно стоять на краю. А кому-то нет.
Орел или решка? Решай…
Мне сложно решиться и сложно собраться с мыслями. Но когда-то это должно было случиться. Я должна была написать об этом. Должна пережить еще раз. Чтобы больше не возвращаться к этому.
Это нарастало как снежный ком. Я уже не знаю, когда появилась первая волна лавины, захлестнувшей и перевернувшей мой мир навсегда. Наверное, в детстве, после одной страшной увиденной картины – это было так мерзко и выворачивает наизнанку при одном воспоминании. Не будем об этом.
Когда мы познакомились с Димой, я только поступила на первый курс, и я была еще наивной мечтательницей. Хотя себе в то время я уже казалась циничной и уставшей от жизни, наученная опытом прежних увлечений и отношений с парнями. Но все познается в сравнении.
Димка учился на пятом, на историческом факультете. Это был далекий 2008 год, 29 августа – день нашего знакомства. Тогда я еще не знала, что весна для меня больше никогда не расцветет…
Страсть захлестнула нас. Первый же вечер знакомства закончился сексом. И дальше был секс, один сплошной секс в немыслимых позах и местах, во всех его извращениях. Это было сексуальное рабство, наваждение, слепая зависимость в угоду животным инстинктам.
Я сходила с ума – по-другому это и не назовешь. При воспоминании о близости с ним я всегда вздрагиваю до мурашек по спине. Он мог бы стать отличным тираном и диктатором. Он был таким ошеломляюще нежным, чтобы в следующую секунду растерзать ухо до крови и наслаждаться криками боли и страсти. Это было безумие. Я ненавидела, я любила – но это было одно ужасное чувство, которое терзало меня и днем, и ночью.
У меня были другие парни, которые хотели меня и получали. Но стоило мне в любом состоянии увидеть его номер на дисплее телефона, я бросала всех, подрывалась и бежала к нему.
Я много раз решалась порвать с ним и этими странными отношениями. И даже как-то решилась на откровенный разговор. Но он был так ласков, так нежен, и я поверила ему, что все не так. Он был старше, а мне было всего 17 лет!.. Все продолжалось.
Я сходила с ума, медленно и верно – что еще мне оставалось делать? Так не могло продолжаться. Это был слишком сильный накал. Мне хотелось, чтобы ему тоже было больно.
Как? Как я могла опуститься так низко? Столько раз я задавала этот вопрос себе и не находила ответа. Почему я так сломалась? Дело в моем воспитании? В моих прежних отношениях и разочарованиях? Нет, там было все не так. Там было красиво и романтично.
Но замкнутый круг когда-нибудь должен был разорваться. Я доходила до отчаяния. И я решилась на кое-что… Помню, как мне было страшно одной в подвале в кромешной темноте.
Время шло. Ничего не менялось. Он снова позвал меня. Это был чудеснейший вечер. Мы разговаривали, он нежно гладил мое тело, но самое главное – его глаза были другими. Не такими как всегда. Мне казалось, что в них зажглась любовь.  Он переживал. Ему казалось, что я беременна. И он хотел ребенка. Утром он мне сказал очередное «пока». Последнее, но мы тогда не знали об этом.
И он снова исчез из моей жизни. Я не могла ждать. Моя жизнь стала адом. И я приняла очередное решение. Уйти из жизни. Насовсем.
Сейчас мне кажется, что это не было моим решением. Мною словно кто-то руководил – я была в бреду. Кто-то тщательно продумал и спланировал мои действия. Просто надо было делать выбор – или я, или Дима. Я хотела принести в жертву себя.
Мне было хорошо. Спокойно.. и даже все равно. Я напилась нужных лекарств и лениво водила ножом по запястью и радовалась красным полоскам крови. А в наушниках играла та песня. Она стояла на нем как мелодия вызова. Буду с тобой самым нежным…
Меня спасли. Практически в последний момент. Стечение обстоятельств. Как обычно это бывает. Но сквозь помутненное состояние я услышала: «Еще бы час, и ее не спасли бы…». Странно, но всего час решил мою судьбу.
Дальше были белые больничные коридоры отделения токсикологии, люди в халатах, капельницы и беспамятство. Мне все время хотелось спать. Восстановление происходило медленно.
После токсикологии меня отправили в психиатрическую больницу, оправдываясь тем, что мой суицид был сделан всерьез, не напоказ и не с целью привлечения к себе внимания. Ах да, теперь я знаю, чем отличается настоящее самоубийство от «ненастоящего». После того ужасного допроса.
Я возвращалась к жизни. Он позвонил мне. Мои подруги запретили ему приезжать ко мне. Разговаривали мы недолго. Он не извинялся, не ругал меня – ничего такого не было. Он был просто очень грустен. А утром мне врачи сказали, что его нет. Разбился. На машине.
У меня случился шок. Никогда не думала, что об этом мне скажут так и в таком месте. Помню, что в голосе врача не было и тени сожаления – таких бездушных и черствых людей мне не попадалось прежде. Впоследствии я часто думала о том, что я, возможно, была последней, кому он позвонил…
Психиатрическая больница. Здесь свой особый мир, отрезанный от всех внешних явлений. Злые медсестры, белые халаты, тяжелые вечно закрытые двери, закрытые выключатели. Здесь знают друг друга все. Всё тихо и спокойно, люди – милые и дружелюбные овощи, напичканные антидепрессантами. Здесь нет того, что есть в том огромном страшном мире, из которого мы пришли сюда.
Мне тоже давали антидепрессанты – это было единственное лечение, но они мало помогали мне в этом маленьком приторном кукольном домике. По ночам я писала глупые письма в пустоту, думала и нервно курила одну за одной. Мне захотелось родить ребенка и назвать его именем.
У меня была отдельная палата, и меня никто не трогал. Делать было совершенно нечего, да и не хотелось ничего. Я подолгу находилась у окна и сквозь металлические решетки смотрела на улицу. На подоконнике каждый день постоянно сидели два голубя – как будто они что-то знают или в чем-то виноваты предо мной. …
Стоял апрель, весна в самом разгаре. Она была красивой – я видела ее, но не могла чувствовать. Я стала многого бояться... Вместе со слезами и отчаянием пришёл страх. Стало больно видеть чужое счастье, улыбки, солнце, весну. И особенно – любовь.
После выписки я побыла в его родном городе и съездила на кладбище. Мне было необходимо удостовериться, что это не шутка и не розыгрыш, что Димы действительно больше нет. Я сидела в автобусе и, прижавшись к стеклу, смотрела на мелькающую дорогу. Думала о том, что он все пять лет ездил этим маршрутом и, может, также сидел, прижавшись к окну. Думал, жил… Я положила на могилку цветы и ощутила в душе невообразимую пустоту.
Вернулась к своим девчонкам, и мы пили водку. Не чокаясь. Водка – это напиток горя, ее нельзя пить по праздникам, ее надо пить тогда, когда тебе невмоготу жить.
Также я сожгла все следы того ужасного преступленья в подвале и сходила в маленькую церквушку – поставить свечку за упокой и помолиться. Но мне не становилось легче. Я чувствовала себя виноватой в его смерти. Если честно, чувство вины не покидает меня до сих пор.
Было так сложно возвращаться в прежнюю колею событий, вклинивать себя туда, где я чувствовала себя уже лишней. Мне было все равно на то, какие ярлыки на меня навешивало общество, о чем шептались за спиной. Я ненавидела этот город, ненавидела людей, которые могут в нем продолжать жить дальше, как ни в чем не бывало. Я не могла «им простить того, что у них нет тебя, и они могут жить». Я отталкивала людей.
А иногда мне казалось, что, раз уж небеса решили меня оставить на этой грешной земле, я должна жить за двоих. Ведь все не случайно.
Здесь занавес падает, и заканчивается сцена из этого еще неоконченного фильма жизни… «Все пройдет, пройдет и это» – как гласила надпись на кольце царя Соломона.

2009-2013