Вечность
Потом на доклад к руководителю.
А сейчас – пять минут на кофе. Откинуться в кресле и попытаться осмыслить тревогу, что нет-нет, да и зашевелится где-то в груди. И ладно бы шевелилась. Всё чаще разрастается, сжимает сердце. Оно учащенно бьётся, словно вырывается из тисков. Тогда наваливается тоска, и прекратить мучение помогает лишь работа.
***********
Ясный летний день. Я бегу к сестре. Мне нужно пересечь пустырь, заросший травой и редкими кустами. Бегу прыжками с кочки на кочку. Лёгкое тело парит в прыжке – восторг, и я представляю себя: то птицей, то кузнечиком. Платье парашютом по ветру, косы с бантами подлетают в такт. Радостен этот бег, и прыжки, и послушное тело.
Мама и не догадывалась, почему так охотно каждый раз оставляла игру, книги и бежала с поручением.
А я летала.
************
Опять из сна, где летала, как в детстве, выхожу под стон – ломит ключицу, болит плечо и шея. Встать, выпить лекарство. Что за напасть. Такой сон испортила боль.
Утро не принесло облегчения. Боль чуть утихла, но разлилась по всем суставам, косточкам и связкам. Любое движение неприятно и враждебно телу. Где ж ты детство? Лёгкое, радостное.
Так, всё. Не думать.
Немного зарядки, если эти жалкие потуги со стонами и оханьем можно так назвать, и душ, горяченький.
Крепкий чай и завтрак окончательно примирили с необходимостью выйти из дома и влиться в ряды озабоченных городских путников.
Тело. Что-то с моим телом не то. Врачи говорят умные слова, назначают обследования и процедуры, выписывают лекарства, а тело ведёт себя так, будто к нему всё это не относится. Лекарства не помогают, врачи недоумевают.
Просыпаясь утром от боли, думаю, зачем мне этот день? Что он несёт, чтобы я ради этого встала и пошла, превозмогая боль? Но лежать и вовсе не интересно, и я встаю и иду искать смысл, ради которого дано мне дыхание, смотрят глаза и просто не лежится на одном месте.
Из зеркала на меня смотрит невесёлое лицо.
- Ну, как? – молча спрашиваю его.
- Да, как видишь – равнодушно констатирует.
- Сейчас, я попробую улыбнуться – лицо изменилось в лучшую сторону, но выйти с таким из ванны ещё не решаюсь.
- Я потом умоюсь – тронув пальцем холодную воду, вспоминаю про невыпитый чай, и снова смотрю на лицо.
- Как хочешь – лицо безучастно отвернулось, но в последний момент на нем мелькнул интерес. Первый за день. И связан он с чаем.
- Почему такая разница? Я не чувствую, сколько мне лет, но изнутри себя вижу гораздо моложе, и уж точно привлекательнее, чем в зеркале.
Темное стекло в поезде метро отражало лица пассажиров, среди которых моё только цветом волос отличалось от пожилого лица слева.
- Не только, у неё морщин больше. И выглядит угрюмо – потихоньку выпрямляю спину и «стираю» унылость со своего.
Дома зеркала показывали мне привычную меня в привычном свете и ракурсах.
И чем так расстроил вид в метро?
Пять минут прошли.
Причина тревоги понятна, но с ней как быть?
Тягостен вопрос, на который раз за разом не находишь ответ. Точнее, ответ есть, но не устраивает он, никак не устраивает. А другого нет.
Тогда говорим: «Тупик!».
Но понимаем: «Надо меняться».
Девчонка с косичками вприпрыжку по кочкам....
Утро.
Уже собралась мысленно сказать отражению: «Доброе утро», но показала язык. Причесалась, намеренно отвернувшись.
- Нечем мне там любоваться – зеркало жгло взглядом затылок.
– Погрей-погрей, при моём гайморите полезно – съязвила и ушла к чаю.
Тот стоял на столе, клубился лёгким паром и просил молока. Компьютер мигнул клавой, засветился монитором, открыл почту.
- Что они там все, спят ещё? – пробурчала на десяток сообщений вместо привычных тридцати.
- Этого сейчас читать не стану, а то на весь день хватит размышлений, а работать когда? Этот длинно пишет, за чаем не успею. Вот, у неё стоит почитать и ещё эти два – настроение поднялось, бодро застучала клава.
Пью чай, похихикиваю.
Осталось ответить на пару писем, пока каша ложками в рот переезжает, и можно собираться.
Зеркало приветствует сияющим взглядом и редким румянцем.
- Ты чего это? – удивилась.
Морщин не убавилось, но угрюмость сменили интерес в глазах и задиристая усмешка.
- А что?! Так я не моложе, но уже веселее. И с чего бы вдруг? – вспомнились письма и запись одного фотографа, любителя орланов. Птицы на фото живут, танцуя в воздухе парами и поодиночке. Выясняют отношения с пришлыми и конкурентами, растопырив перья, словно пальцы. Набирают высоту, устремляясь в даль, в полёт.
Тревога снова, в который раз подступила и давит.
Надо, придётся принять разлуку с близким человеком как должное.
Нет другого разумного выхода, как бы ни звенел крик «Нет!», нужно принять и думать про завтрашний день. Когда уйдёт страх, появится надежда. Тихо напоет любимую песню про снег, даст губам растянуться в улыбке.
В метро отражение показывает задумчивые глаза.
- Почему-то не вижу морщин. И вообще, не вижу возраста. Это так, когда смотрю на себя изнутри – снисходительно оглядываю с головы до ног и убеждаюсь, что отражение вполне меня устраивает.
- Ты - моя оболочка. Ты – не я. Ты можешь стареть и ходить с плохим настроением. И страдать от разлуки. И чувствовать боль.
Из зеркала на меня смотрят глаза, точно такие, как на фото девочки с косичками.
- А в вечности мы всегда в окружении дорогих и близких. Решаем важные и увлекательные задачи, а не ходим по врачебным кабинетам. Помогаем тем, кто слабее, а не осуждаем их за спиной. Там мы настоящие… - монолог прервался.
Я не знаю, как совмещаются «здесь» и «вечность», для чего мы разделены оболочкой. Только стоит мне забыть про то, как там, оболочка навязывает свои потребности. И огорчаюсь из-за морщин, суставов, разлук и недостатка денег.
Стоит вспомнить, что родом я из вечности: крепости радостно сдаются без боя, друзья оказываются рядом и отражение в зеркале говорит: «Ну, наконец-то! Привет!»
Свидетельство о публикации №213122102003