Эмигранты. Коля

  Есть люди, вся натура которых жаждет небычайных приключений, всеобщего восхищения или, на худой конец, больших денег, а получается черт знает что. Вот и Коля был из этой породы.. Нельзя утверждать, что он был недоумком с любимой книжкой «Курочка Ряба» или же руки  у него, как у осьминога, росли из задницы. Совсем напротив, был он вполне начитан и имел за плечами три то ли химических, то ли физических курса Университета, откуда его успешно и выперли в свое время за фарцовку. Когда полусытая советская неволя сменилась нищей свободой, он быстренько сляпял себе незамысловатый бизнес: дюжина швей-надомниц строчила зимние куртки, а он развозил на «жигуленке» исходные материалы и собирал урожай.
 
  Но душа просила сказки, и Коля с женой Светой, оставив сынишку на попечение бабушки, с туристскими визами в паспортах рванули через океан. Огайская провинциальная жизнь Колю оглушила. Законопослушная манера езды американцев не вызывала никаких чувств, кроме тягостного недоумения. Во всяческих конторах посетителям верили на слово. Дома строили неправильно. Никто Колей не восхищался. В крайнем случае, могли невзначай поинтересоваться, правда ли, что в России очень холодно? По-английски Коля говорил слабо, поэтому отвечал понятным звукоподражательным междометием «бр-р-р!». Ему пожимали руку и уходили по своим загадочным американским делам.
 
  На работе больше месяца Коля не удерживался: он немедленно начинал поучать хозяина,как нужно вести дело, или откаблучивал что-нибудь непредставимое.   
  - Дурики! – жаловался мне Коля. -  Нет чтобы пончиками торговать, как на Садовой в Питере! И в котлеты хлеба не добавляют. Какой же, блин, бизнес без хлеба?! Самодуры. Гуляй, Вася, жуй опилки – я директор лесопилки!
  - А они?
  - А что они скажут толкового? У них на жопах восьмая степень ожирения.

  Бургеры Коля именовал котлетами из принципа.  На автомобильном аукционе, где он работал водителем-загонщиком, Коля не сошелся во взглядах с бородатым менеджером, оказавшимся ярым марксистом, и в знак политического протеста стал расставлять машины в ряд не по стоимости, а по цвету: нехай красные с красными дружат.

  Однажды повезло, взяли сварщиком на заводик. Как известно, только истосковавшиеся по заработку лентяи могут стать истинными трудоголиками. В первый же день Коля, как знаменитый Стаханов, превысил норму в четырнадцать раз. Работяги хмуро косились в его сторону, но молчали. На следующий день рекорд повторился. Работяги взволновались и попытались Колю вразумить. Однако явные и скрытые намеки и угрозы Коля отражал ясной улыбкой не понимающего человеческой речи идиота и твердым словом «yes» на совершенно любой вопрос. На третий день все Колины сварочные инструменты были намертво приварены к двутавровой балке под потолком. Хозяин заводика, отводя глаза, сообщил Коле, что работы для него больше нет.

  Коля сник, крылья его опустились. Я уже не узнавал в нем того отчаянного авантюриста, который смог прорваться с грузом через сербскую границу. О, это была легендарная история! Коля тогда ехал спекулировать чем Бог послал. Его «жигули» с прицепом от тяжести просели чуть ли не до асфальта. Там было все: электродрели и газовые примусы, подзорные трубы и заводные петушки, автомобильные фары и водка, женские колготки и школьные тетради. Сунув жадному румынскому таможеннику карманный фонарик в качестве залога вечной дружбы, Коля пересек нейтральное пространство и  подрулил к деревянному домику сербской стражи. Сербский таможенник почему-то от взятки отказался. Он обошел Колин грузовой поезд вокруг, потыкал внутренности пальцем и сокрушенно зацокал языком:

 - Не можно, друже. То продавница! – И хихикнул вдобавок. - Да ли имате каталог?

 Из всего этого Коля понял только, что дело плохо. Не пустят его бусурманы в землю обетованную. Таможенник, все так же по-птичьи поцокивая, унес Колин паспорт в служебный домик. И тут Коля решился. Хрен с ним, с паспортом! Прибыль важнее!  Коля прыгнул в машину и пошел на прорыв. Двигатель ревел, из-под днища «жигуленка» сыпались искры, прицеп мотало из стороны в сторону, Коля напряженно вглядывался в зеркало заднего вида, ожидая неминуемой погони с полицейским завыванием сирен и автоматчиками в бронежилетах. Но никто его не догонял. Видимо, победила традиционная южноевропейская лень. Ночь Коля пересидел в ближайшем леске, замаскировавшись ветками. А с утра уже бодро торговал на туземном базаре. Справку на возвращение взамен «утеряного» паспорта ему без проблем выдали в Российском посольстве в Белграде...
 
  От безденежья Коля со Светой прибились к местной Православной Русской церкви.  Там даже пустили медный поднос по кругу и насобирали им пару сотен долларов вспомоществования.
  - Жмоты. – Заявил Коля. – Жлобы и крохоборы.
  Я осторожно попробовал навести его на мысль, что в церкви думают прежде всего о душе.
  - Так ведь и я не материалист, - удивился Коля. – Мне бы и двух тысяч хватило. Чисто душевная сумма.

  Порвав с религией, Коля со Светой изобрели свой способ пропитания: они ходили пообедать ко всем, кто говорит по-русски. Поначалу им были даже рады, все-таки новые люди, новые впечатления. Но когда заметили, что они наедаются впрок и вместо интересных разговоров осоловело таращатся на собеседников, стараясь не заснуть, кормить перестали, ограничивались чаем.  Колю это не останавливало, он набирал полную ладошку сахарного песка и слизывал его оттуда, как лось солонец, и, чтобы отвлечь внимание хозяев, нес веселую ахинею о своих выдающихся химических талантах и как легко сделать бомбу из стеклоочистителя. В конце концов, приглашать его перестали вовсе: еще взорвет что-нибудь ненароком. Так с тех пор о нем и говорили: а-а, это тот самый военный химик, который сахаром питается!..

  Но кушать-то надо реально, и Коля сделался финансистом.
  - Деньги не зарабатывают, - назидательно поднимал Коля палец к потолку, - их добывают!

  Добывал деньги Коля в банках. Он открыл пятьдесят два кредитных счета. Жизнь засверкала. Он купил вожделенные горные лыжи и ящик циррозной гусиной печенки фуа-гра.  Автомобили менял, как перчатки. Если задолженность на одном из счетов угрожающе росла, Коля легко гасил ее деньгами из следующего кредита. Неизбежный финансовый крах виделся далеким и ненастоящим, словно в перевернутый бинокль.  Света все это время боялась молча, но в один прекрасный день просто не выдержала. Сказалась и тоска по сыну, и неопределенность с легальным статусом. Тайком от Коли, не оставив записки, она взяла билет на самолет и улетела в Россию.

  Предательский удар был столь силен, что Коля, не помня себя, помчался по серому хайвею куда глаза глядят. Миля за милей ложились под колеса, от слез расплывались красные тормозные огни. Все-таки он ее любил... Очнулся в Нью-Йорке, когда на перекрестке заметил маленький белый «Шеви-колт», точно такой, как Светин, и девица за рулем так же знакомо повернула голову... Но это была не Света.
 
  И он остался в Нью-Йорке. Он плюнул на опасные кредиты. Устроился продавцом за наличные в крошечный магазинчик при заправке, спал в машине, чуть не отморозив свои фаберже, маялся и - спустя пятнадцать лет - пересек океан в обратном направлении, из сказки в быль.  Он навсегда вернулся домой, в знакомую родительскую квартиру и в уже незнакомый Петербург. Со Светой больше не сошелся. Приобрел грузовичок, занимается извозом.

  Моя жена  Наташа, когда гостила в Питере, встретилась с Колей, и он был так счастлив повидаться, что даже заплатил за ее чашку кофе.