Праздник. Гл. 7

Начало:  http://proza.ru/2013/12/17/248
         http://proza.ru/2013/12/18/145
         http://proza.ru/2013/12/19/318
         http://proza.ru/2013/12/20/296

7
В кухне на холодильнике Наталья обречённо узрела хрустящую купюру с прикреплённой бумажкой: «на Новый год и Рождество». Мать торопится повязать её деньгами: чтоб был праздник, я деньги дала! Наталья заскрипела зубами: объясняться бесполезно, не брать – и всё тут. Сделать вид, что не заметила. Она постучала к матери:
- Мама, к тебе можно? Я с ёлкой. У тебя место свободно?
Августа Васильевна с готовностью указала на полированную тумбу. Ага, Наташка суетится-таки. То-то же. Опомнилась.
Все праздники всегда отмечали в комнате Августы Васильевны, она была самая большая, парадная, с затейливой лепниной на потолке. И для новогодней ёлки место было давным-давно определено. Августа Васильевна брезгливо оглядела ёлку и поджала губы.
- Да-а, раньше всегда настоящую ёлку ставили. Запах был, аромат… а это что – пластмасса какая-то.
- Мама, ты же знаешь всё – деньги, возня, опавшая хвоя.
- Хм, возня! Вот я тебе всегда настоящую ёлку покупала, когда ты была маленькая.
- Тогда хороших искусственных не было. Леса бережём зато, – коротко отвечала Наталья. Каждый год одно и то же. – Я тебе принесу с работы настоящие еловые ветки, нам целую охапку лапника подарили. Будет тебе аромат.
- Ну, неси, – милостиво согласилась Августа Васильевна. – Раз тебе лень настоящую ёлку купить и поставить.
- Когда? Мне и сегодня, и завтра на дежурство – хорошо, что хоть день укороченный, и я в утро… Ты сможешь повесить игрушки?
- Я? Нет уж, лучше ты сама. Ещё скажешь потом, что я не так повесила. – Августа Васильевна открыла шкаф и начала перебирать вещи, показывая, что занята.
- Ну, тогда как успею, – хмуро предупредила Наталья. – Мне уходить скоро.
Она торопилась, нитки не хотели завязываться в узелки, иголки больно кололись, как настоящие. Наталья охала, шипела, нервно роняла игрушки, и мать сочла за благо удалиться на кухню завтракать. Слава богу, подумала Наталья, а то как под надзором. Зачем, зачем всё это, эти бессмысленные шары, шишки, сосульки… кому это надо? Всё отжило, всё смешно и убого, и никого не способно обрадовать. Пустая форма, одна видимость праздника. Мишура. Фальшивка.
Через полчаса Августа Васильевна явилась «принимать работу» и осталась недовольна:
- А где домик в снегу? Снеговик? Стручок гороха, я помню, был?
- Мама, – нетерпеливо вздохнула Наталья, – Снеговик и стручок разбились давно. Это всё стеклянные игрушки были. Стеклянных я сто лет не вешаю. Только пластиковые шары и фольгу.
- Как не вешаешь?! Почему?
- Ты забыла, как у нас ёлка рухнула? Настоящая. В банку поставленная. С тех пор и не вешаем. С тысяча девятьсот…
- Не знаю. Не помню я такого, – упёрлась Августа Васильевна. – Ну, упала… и что? Подумаешь. Ты всегда трусиха была. И остаёшься. Хм, стеклянные игрушки не вешать! Вешает какое-то барахло. И почему этого нет… как его… ну, такой длинный…
- Дождик?
- Ну да.
- Сейчас принесу.
Она сходила за переливчатым «дождиком», окутала им ёлку, достала из принесённой коробки ватного Деда Мороза в длинной шубе, с клюкой и заплечным мешком. Августа Васильевна потыркала пальцем его хрусткую бумажную шубу и заулыбалась.
- Вот этот… хорош! Как я его люблю. Настоящий, старый.
- Да не такой уж и старый, – заметила Наталья. – По старым просто образцам сделанный, в первые послесоветские годы. Это я его покупала, когда Женя маленький был.
- Что ты врёшь, – возразила недовольная Августа Васильевна, – он ещё при бабушке был, я помню.
- Нет, мама, – тоскливо нахмурилась Наталья, – тот был другой, в синей шапке…
Господи, зачем я, дура, это ей говорю, подумала она. Каждый год это повторяется. Пусть думает, что этот.
- В синей? – заколебалась Августа Васильевна, припоминая. – Ну всё равно, хороший. Не то что этот, дурацкий… как его… везде теперь…
- Санта-Клаус? – догадалась Наталья.
- Да! В куртке какой-то… придумали тоже! Ненавижу его! Терпеть не могу.
Наталья подхватила пустые коробки из-под игрушек и повернулась уходить.
- Ты что, уходишь? Погоди! – властно остановила её Августа Васильевна. – Во-первых, пусть Женя повесит гирлянду. И чтоб светила.
- Мама! Гирлянда уже лет пять как вышла из строя.
- Не пори чушь! – возмутилась Августа Васильевна. – В прошлом году она прекрасно светила. Что это вдруг!
- Мама, она неисправна, – нетерпеливо повторила Наталья, – вспомни: там провод торчал, и Женю ударило током…
- Так пусть починит! Или купите другую, в конце концов – я дам денег.
- У Жени сессия! Не трогай ты его. Можешь сама купить, какую хочешь – в любом ларьке продаётся, в любом магазине…
- Как сессия?! А я почему ничего не знаю? Мне ничего не говорят! Всё секреты у них. Когда он сдаёт? Сколько экзаменов? Какие?
Наталья внимательно и молча посмотрела матери в лицо. Издевается? показывает власть? или уже не понимает, что к чему, и объясняться бесполезно? Как-то вроде бы рановато…
- Мама, Женя ведь не в школе учится. У него уже третий курс, специальные предметы идут. Ни ты, ни я их и выговорить-то не сможем. И помочь не можем ничем. Не хочет он докладывать – его право. Захочет – скажет. Да только зачем ему? Чтоб ты его гвоздила за каждую неудачу или недоразумение? Да ты себя-то пожалей – зачем тебе лишние бесполезные волнения?
Августа Васильевна глаз не отводила, а, наоборот, постаралась испепеляющим взором выразить всю степень своего негодования. Да, она упустила дочь. Наташка даже не понимает, что значит семья. Но она, Августа, не виновата! Ей пришлось выбирать в своё время: болезненный немолодой второй муж, или дочь-подросток. Она вынуждена была вести жизнь на два дома, слишком понадеявшись на бабушкин надзор за Наташкой – и вот результат. Такая чёрствость, такое безразличие! Где это видано, чтобы в семье не делились друг с другом горестями и радостями? Не жили общими бедами и победами? Общими! Без общесемейного надзора можно и проглядеть кривую дорожку. Старшим-то лучше видно, где она. Не так ли всегда было?! А её, Августу, уже сбросили со счетов, задвинули в угол: оставь, не вмешивайся, сами разберёмся, не твоё дело… Раскаетесь ещё!
- Да, я себя не жалею! – провозгласила Августа Васильевна. – Зато ты, я вижу, очень себя жалеешь! От всего себя оградила!..
Наталья хмыкнула: поехали в Орехово… Вечные поиски виновных. Вечное подозрение во всех грехах. Вечное желание держать в узде всех. Тоталитарное мышление. Продукт своей эпохи? Слова бесполезны. Она развернулась и ушла к себе собираться на службу. Но проскользнуть мимо материной комнаты не получилось. Августа Васильевна распахнула дверь – ждала у порога.
- Зайди, – велела она.
- Мама, ты же видишь: мне надо уходить.
- Я сказала, зайди, – сурово повторила мать.
Наталья тяжело вздохнула и сдалась – препирательства ничего не дадут.
- Сядь, – указала Августа Васильевна на стул.
Наталья села.
- Ты видела? – я положила деньги…
- Мама, не надо ничего, у меня есть деньги, нам премию дали.
- Я не собираюсь за твой счёт, – возвысила голос Августа Васильевна, – я вполне в состоянии…
- Я знаю, знаю, – поспешила уверить Наталья, – я тоже в состоянии. Просто мне это неудобно, пойми. Ты записываешь каждую буханку хлеба, складываешь-умножаешь-вычитаешь, а я этого не делаю никогда! Ты же знаешь. Для меня нож острый – эти подсчёты. Я и на ценники никогда не смотрю, и так чувствую, на сколько набрала. И не буду я держать в голове – что на общий праздник куплено, что – на каждый день, что – лично себе. Потом, ради бога, потом! Я примерно сосчитаю, и, если ты так уж хочешь, что-то сможешь взять на себя.
- Так, ну ладно, потом разберёмся, – уступила Августа Васильевна. – Вот список продуктов – что у меня есть. Говори, что ещё надо купить.
- Ма-а-ма-а, – простонала Наталья, – каждый праздник одно и то же! Пересмотри ты, наконец, свои устарелые принципы. Ты мыслишь какими-то советскими временами, когда нужно было плясать от того, что удалось «достать», и из этого делать застолье. Сейчас можно купить всё и везде, только за порог выйди. Начинать надо с МЕНЮ. С меню! Сообрази, что тебе хочется иметь на праздничном столе, иди и покупай.
- Но ведь купить надо! – строго возразила Августа Васильевна.
- А что, продают по талонам? По полкило в одни руки? Нужно отстоять три часа в очереди? Или обойти все окрестные магазины? Пойдём и купим в двадцать минут – два супермаркета под боком, причём круглосуточных. Можно подумать, ты собралась кормить роту солдат в течение недели. Мы просто сядем втроём укусить вкусненького – что из этого проблему делать? Или тебе хочется чего-нибудь экзотического, каких-нибудь каперсов в салат «Цезарь»?
Августа Васильевна сжала рот и высоко подняла брови. Ей не нравились ирония дочери и её сомнительное легкомыслие, но убедительно звучащих возражений она не могла найти. Какого такого цезаря Наташка имеет в виду, Августа Васильевна тоже не знала, но расспросы посчитала унизительными для себя. Ишь, какие мы умные! Всё из неё дурочку какую-то делает.
С тем и разошлись, недовольные друг другом. В прежние-то времена, думала с отчаянием Наталья, спеша на службу, я и каперсов этих несчастных не поленилась бы поискать. Сделала бы этого модного «Цезаря» – хотя бы для того, чтобы, отведав этой американской хряпы с булкой, все бы сказали: да-а-а, даже «настоящий Цезарь», со всеми анчоусными пастами и каперсами, по Лазерсону состряпанный, не говоря уж об эрзацах во всяческих едальнях, ни в какое сравнение со старым добрым оливье не идёт… Но не теперь, мама, не теперь! Ничего мне не надо теперь, и меньше всего любой этой жратвы… А кому надо, и что именно? Для чего стараться, из кожи вон лезть? Для того чтобы ты похвасталась своей Ираиде, что мы-де тоже не лыком шиты?!
Августа же Васильевна ощущала себя потерпевшей поражение: Наташка свалила-таки все заботы на неё. Выскальзывает, как лягушка холодная. «Думай сама», «скажи сама», а откуда она, Августа, знает, что теперь принято? По ресторанам она не ходит. Цезари какие-то… Раньше всё было устоявшееся, из года в год – оливье, студень, пироги, утка с яблоками или телятина, рыба по-гречески, селёдка под шубой, грибки солёные… чем плохо? Августа Васильевна отдалась сладостным воспоминаниям, сходила на кухню, перекусила и тяжко задумалась в растерянности. И ведь так дело повернула Наташка, что ничего не сделать нельзя, придётся идти в магазин.

(Продолжение: http://proza.ru/2013/12/21/270)