Праздник. Гл. 9, 10

Начало:  http://proza.ru/2013/12/17/248
         http://proza.ru/2013/12/18/145
         http://proza.ru/2013/12/19/318
         http://proza.ru/2013/12/20/296
         http://proza.ru/2013/12/21/262
         http://proza.ru/2013/12/21/270

9
- Ишь…прямо Суворов, – проворчала Августа скептически, проводив дочь глазами.
Её томили противоречивые чувства.
С одной стороны, она была довольна, что Наташка так разложила всё «по полочкам», всё определилось, и остаётся только осуществить задуманное, причём всё это пусть Наташка и делает – все эти какие-то французские «мясы», торты… Это в прежние, советские времена она, Августа, могла двое суток возиться с самодельным «наполеоном»: добывать рецепт «рубленого слоёного теста»; печь на кальке тончайшие двадцать коржей; крутить «шарманку» ручной кремовзбивалки, по ложечке добавляя нежно-жёлтый гоголь-моголь и тревожно проверяя, не «отсёкся» ли крем, не пошёл ли рябью; прослаивать хрупкие ломкие коржи и водружать «конструкцию» на ночь на шкаф, придавливая древними материными чугунными утюгами – чтобы пропиталось до мягкости…
Честно сказать, Августа терпеть не могла всю эту кулинарную возню, но к семидесятым годам время пирогов ушло. Иметь в праздник на сладкое только пирог было уже просто неприлично. Мама их пекла по-прежнему, ставила на стол, но ели их уже без азарта былых лет, мало, – рядом с нарядными богатыми тортами они смотрелись как-то бедно и простонародно, слишком примитивными казались, и не выдерживали конкуренции. И что сказать на работе, когда все женщины наперебой обмениваются рецептами и хвалятся собственного производства разными «Графскими развалинами», «Трухлявыми пнями», «Птичьим молоком» и «Дамскими пальчиками»? Магазинный тортовый ассортимент был убог и скуден, зато дома хорошей хозяйке полагалось создать нечто особенное, изящное, намекающее на достаток и изысканность. Как тут скажешь: «А мы ели пироги с яблоком»? Деревенские, что ли?! Первой начала вникать в эти кондитерские штучки Зинка: привозила на общие праздники к матери истекающую соком самодельную тёмно-коричневую «Прагу», хрусткий белопенный «Киевский»… а она, Гутя, хуже, что ли? Ещё чего! Освоила трудоёмкий, из-за слоёного теста, изобильно-рыхлый сверху «Наполеон»… пласты тоню-ю-юсенькие, благородные, – это вам не простецкий толстый пирог! Пекла медовую, с тургеневским именем, «Асю», разрезая ниткой золотистые коржи. Искала на рынке грецкие орехи и бегала к знакомой буфетчице, которая к праздникам приберегала для неё «под прилавком» коробки дефицитного зефира – для торта «Седьмое небо», который надлежало «собрать» на кальке внутри фарфоровой супницы и, выдержав сутки в холоде, торжественно извлечь на блюдо с величайшей осторожностью… Что-то ещё делала… теперь уже и не вспомнить. Когда Наташка в студенческие годы обнаружила интерес к изготовлению всех этих выкрутас, Августа Васильевна с облегчением поспешно отстранилась от кондитерии, а всё остальное «праздничное» и никогда особенно не умела – всё делала мама. Теперь-то зачем осваивать – пусть Наташка возится, она, Августа, своё отпахала, понадрывалась, хватит! Посмотрим, что Наташка в этот раз сотворит… надо будет кусок Ираиде отнести, непременно, пусть знает, что мы тоже не лыком шиты.
С другой стороны, Августа Васильевна чувствовала себя задетой – Наташка тут распоряжается, полководцем! Раскомандовалась. «Пить не будем». Да как она смеет за мать решать! Кто она такая вообще перед матерью? Коззззявка. Это мы ещё посмотрим… Ну, этот, Наташкин первый, Лёшка, – пустое место. Пусть свою минералку хлещет, от гастрита бережётся. С Андреем вот можно хотя бы пива выпить… но что там Наташка болтала? Что его не будет? Ничего себе! Жил тут, жил – столько лет, как у себя дома, на всём тёщином, готовеньком, всем пользовался, а теперь, в Новый год, в самый главный праздник в году – тёщу побоку?! Даже поздравить не явится? Ну, пусть только попро-о-обует. Вот паскудник, неблагодарный… тьфу!
Августа Васильевна в сердцах сплюнула, сильно надавила несколько раз на кнопку телепульта, возвращая звук, и села к телевизору – успокоиться.

10
В супермаркете Наталья обнаружила, что несколько самонадеянно расписывала матери, будто теперь можно «купить что угодно без проблем». Не перед праздником… Щедро залитые холодным неоном лотки и витрины были полупусты, заставляя вспомнить девяностые годы. Наталья обескуражено перебирала пакеты заморозок – где шампиньоны? как так – нет? почему это нет? всегда были… Не нашлось и копчёных окорочков; в мясном отделе громоздились какие-то голые громадные мослы – ни карбонада, ни вырезки, ни лопатки… Что ж делать?! – её настигла тихая паника. Перестраиваться на ходу? Суматошно и бестолково вертелись в голове обрывки рецептов. Рушится так тщательно продуманное ею и триумфально изложенное матери меню.
Она остановилась в углу, у батареи консервных банок, и пыталась справиться с отчаянием. Всё, всё рушится… всё уже порушено. Праздника нет. Семьи нет. Внезапно не стало. Для кого вся эта нелепая суета с провизией? Ради чего? Кого обманываем? Осталась соломенной вдовой. Одинокая женщина! Одна, никому не нужная… непарная! Трудно смириться с этим статусом… позорным статусом – что бы там ни говорили бодрые феминистки… Смириться – ей, которая мечтала о большой семье, о больших семейных праздниках, как при бабушке… Бабушка, отчего так?! Почему вокруг тебя было столько людей, а я осталась, по большому счёту, только с сыном – да и то, пока он не женился… Как это могло всё так получиться? Отчего? Чего боишься, то тебя и настигает?
Вокруг были сплошь семейные пары. Уверенные, озабоченные женщины, тщательно высматривающие на полках нужное, окликали мужей, советовались, складывали в тележки добычу; мужья, покорно-безразличные, оживлялись только на подходе к витринам со спиртным. Маленькие семейные коллективы, замкнутые друг на друге, деловитые и целеустремлённые, протискивались мимо, задевая её локтями, отодвигая от полок. Таких, как она, одиноких, и не видно. Она почувствовала себя жалкой самозванкой, тщетно пытающейся изобразить то, чего нет. Вдруг показалось, что на её лице так и горит несмываемым клеймом позорное одиночество, явное всем. Пихнули, потеснили, раздражённо перегнулись… сейчас кто-нибудь возопит: «А эта что здесь делает? чего пришла? гнать её вон! ишь, туда же, куда все люди, лезет, мешает тут!»
Наталья пыталась из последних сил сдержаться; пряча налитые слезами глаза, поспешно прошла кассу и только на улице пустила по щекам горячие ручейки, пристроив сумку на низкую оградку сквера, и повернувшись лицом в сказочно заснеженный куст. Сняла перчатку, торопливо вытирала мокрое: «Может же быть от ветра… от ветра это, от ветра…» – мысленно оправдывалась она перед возможными зеваками, боясь поглядеть по сторонам – вдруг действительно кто-то смотрит…
Но никто, конечно, не смотрел, всяк занят предпраздничной суетой. Хватит, хватит паники. Женя и мать. Мать и Женя! Они ждут, она должна… Так. Так. Грибы. Куриная ножка. Язык… Растерянно соображая, она медленно двинулась в магазинчики помельче, увязая в снежном месиве неубранных улиц, оскальзываясь на льду, отдувая с потного лба занесённые снегом пряди волос, перекидывая с руки на руку закоченевшими пальцами тяжёлую сумку– перчатки не одеть, в одиночку таща поклажу… если бы Дюша был рядом, как раньше! За что?..

Торт занял чуть не всю ночь, хоть и маленький, без затей, без особых украшений. Но тесто поднялось на славу: старый, опробованный многократно, рецепт «тёплого бисквита» не подвёл. Во втором часу Наталья снесла «ингредиенты» к себе в комнату – чтобы не шуметь на кухне, как обещала матери; нарезала тщательно крепкой толстой ниткой пышные дырчатые коржи, раскладывала на блюда, пропитывала припасёнными остатками белого вермута, осторожно поливая из ложечки ноздреватую поверхность разъятых лепёшек, придирчиво следила, как ароматные лужицы ныряют вглубь теста… Разве это всё можно делать быстро? Да и сил нету торопиться. Она то пыталась прилечь, то садилась выкурить сигарету, то снова принималась проверять, как остывает между рамами заснеженного снаружи окна гоголь-моголь для фамильного крема «шарлот»… Но отдыха не получалось от перерывов, сил не прибывало, всё тяжелее наваливалось отупение усталости.
К половине третьего ночи «сборка» лакомства завершилась: на старинном, любимом Наташином блюде с синими узорами – вазы и лианы – возвышался слоями «манежик»-заготовка. Что ж на нём сотворить? Посадить снеговичков или пингвинов из тестово-кремовых шариков? Надо тогда мельчить на тёрке пачку печенья, искать её в закромах междудверья… нет, нельзя – мать проснётся. Избушку в кремовом снегу? Опять же печенье искать… Такие изыски надо было загодя продумать… Банально изобразить часовой циферблат, со стрелками на двенадцати? Тогда варить шоколадную глазурь… будет грохот вынимаемого из полки ковшика, поиски какао, скрежет ложки по металлическим бочкАм посудинки… нет, отпадает. Она безнадёжно заглянула в дальние углы буфета. Ага! а вот это, пожалуй, пойдёт… Наташа распушила на тёрке плитку «Летний сад», морщась от царапин хищных рваных зубчиков допотопной, бабушкиной ещё, кухонной утвари и пачкая пальцы тающим шоколадом; обсЫпала кудрявыми завитками всю болванку и села кропотливо выкладывать мозаику из кусочков подкрашенного ананаса. Зелёная еловая ветка; с неё свисает традиционный новогодний шарик, бледно-жёлтый, из некрашеных кусочков, словно налитых едким соком тропического плода; и – красной, «серпантинной» лентой, номер года, начинающийся с упруго выгнутого завитка двойки.
Наташа пристроила последний ананасный кубик и откинулась полюбоваться. Хорошо! Скромно, но – «эксклюзив», как скажет Женя. Он это ценит, – когда не как у всех, своё, особенное. Мать заставит Женю сфотографировать и отпечатать, – показать своей Ираиде, и для неё же потребует отпилить кусок покрупнее, непременно с фрагментом картинки, понесёт первого числа, хвастаться. А вот особенно почему-то в этот раз удавшиеся коржи, крем – воздушный, лёгкий, сливочный – наверное, масло на редкость хорошее попалось, натуральное – смог бы по-настоящему оценить только… только Дюша… Всё равно оставлю ему кусочек, смутно подумала Наташа, вдруг он всё же придёт…
Она накрыла торт пластиковым колпаком, пробралась в междверный тамбур, бесшумно освободила место и с замиранием сердца, боясь каждую секунду грохнуть об какой-нибудь угол свой тяжёлый шедевр, пристроила его в прохладной темноте.
- Жди тут, – сказала шёпотом, – в засаде… не показывайся раньше времени… я за тобой приду… будешь героем дня. Понял?
Она устало перевела дух. Ну, всё – половина праздника есть. Главная! Теперь спать, спать, успеть хоть немного выспаться. Сколько же… Она нашарила в кармане висевшей в прихожей куртки мобильник, забытый там с похода в магазины. У-у-у… скоро и четыре! И неотвеченные звонки… целых три… от кого? Дюша!!! Сообщалка – от него же… полтора часа назад.
Открыла текст задрожавшими пальцами.

(Продолжение: http://proza.ru/2013/12/22/412)