Ипатыч-5

Тем временем бывший учитель математики корпел над смыслом содержимого деревянного ящичка. Книгу с письменами он отложил до приезда дочери, которой уже успел позвонить и вкратце рассказать про эти странные значки. Всё его внимание занимали три предмета: палочка, треугольник и круг.

Петрович, он же Гитлер, даже забыл выложить покупки из пакета, оставленного на табуретке у двери. Пока он беседовал с Сидором Ильичём, звонил дочери и рассматривал все предметы, его домашний питомец кот с претенциозной кличкой Интеграл, а в давнишнем просторечии просто Иня, вытащил из пакета три несчастные сосиски, которыми Гитлер хотел поужинать.
Иня, будучи давным-давно вполне симпатичным и приличным котёнком, вымахал со временем в огромное полосатое чудовище, постоянно с кем-то дерущееся. Годам к десяти у него не было, кажется, ни одного неповреждённого места, но зато он плотно держал прилегающую к дому территорию от вторжений всяких разных и имел монополию на кошку Муську, жившую по соседству и регулярно приносящую от Ини котят. Этих бедолаг владелица Муськи вдова Ольга регулярно со слезами на глазах топила и закапывала в огороде.

- Куда потащил, гад! - тут Гитлер непроизвольно метнул в кота первое, что попалось ему под руку. А попалось ему деревянное кольцо из ящика. Дальше произошло то, что закоренелый материалист не мог вместить в своё сознание минут пять. Не долетев до кота примерно сантиметров тридцать, кольцо повисло в воздухе, а кот замер в неудобной отшатнувшейся позе с сосиской, плотно зажатой в челюстях. Особенно поразила Гитлера поза кота, в которой тот никак не мог находиться вот так недвижимо.

Придя в себя и осторожно обойдя всю эту ужасающую Гитлера композицию, учитель выскочил за дверь и с максимальной скоростью, которую позволяли его больные суставы, "помчался" к дому Сидора Ильича. Завидев его во дворе с теми самыми злосчастными дровами, он закричал: "Сидор Ильич, иди скорее сюда!"

Сидор Ильич, увидев своего приятеля в таком взволнованном состоянии, сразу почуял неладное и правильно связал всё это с тем самым злосчастным ящичком. Бросив дрова, он поспешил к калитке.

- Ты не представляешь, что у меня творится! Пойдём, сейчас всё сам увидишь.

Когда приятели осторожно открыли дверь, кольцо всё ещё висело и кот всё ещё пребывал в этой неудобнейшей позе.

- Египетская сила! - только и произнёс Сидор Ильич, медленно оседая на табуретку, с которой ранее котяра стащил пакет с продуктами.

- Что делать-то, а?
- А я знаю? Может, милицию вызовем? - ответил Сидор Ильич. - Или священника?
- Не, от милиции толку не будет. А вот священника... Это мысль!

Выйдя на цыпочках из дома, Гитлер с Сидором Ильичём отправились к Магомеду, местному нелегальному таксисту, который проживал недалеко в единственном на всё село каменном двухэтажном многоквартирном доме. Дом этот с чьего-то лёгкого языка называли "билдингом".

Магомед жил на втором этаже со своей супругой и тремя детьми. В село их семья приехала в незапамятные времена, и он даже одно время был председателем колхоза. Тогда уже тут всё дышало на ладан. Литр молока стоил меньше литра бензина, и всем было ясно, что никакими силами колхоз оживить было невозможно. Работоспособная молодёжь искала своё счастье по городам, неработоспособная спивалась со страшной силой, с каждым годом добавляя по две-три могилы на местном кладбище.

Старые работники один за другим выходили на пенсию. Одним словом, ни экономической обстановки, ни кадров. Пустили под нож остатки скотины, колхозную технику растащили по своим дворам мужики, у которых ещё руки были на месте. В общем, тихо сгинул колхоз, за ним закрылся детский сад, потому что рожать в селе было уже практически некому. Школа тоже с каждым годом пустела, и уже поговаривали, что на следующий год её закроют, а оставшихся учеников будут возить на школьном автобусе за тридцать километров в соседнее село.

Однажды в заброшенном старом доме егерь Алексей нашел небольшой журнальчик, на котором было написано: "Отчеты Киреевского сельского совета за 1936-1937 годы". Из них он потрясённо узнал, что на три небольших деревушки приходилось свыше пятисот голов дойного стада, больше трёхсот голов лошадей, отары овец и без счёта кур. В плане сельсовета числилось строительство новой школы, амбулатории и пожарной части, направление за счёт колхоза на обучение по специальностям зоотехника, ветврача и фельдшера. И это всё было выполнено! Но особенно потрясла при этом опись имущества сельсовета: стол-1 шт., стулья - 3 шт., кумачовая скатерть - 1 шт., керосиновая лампа - 1 шт., бутыль для керосина - 1 шт., кожаный портфель - 1 шт. Из работников только председатель да секретарь. Жителей в деревнях - битком, рождаемость будь здоров, в отличие от смертности. Сельсовет женил, регистрировал акты рождения и смерти и выдавал практически любые справки, не отправляя никого в райцентр.

Прочитав ещё и про озеленение, которое тоже было осуществлено как положено, егерь Алексей захлопнул журнальчик и длинно выматерился.

- Развелось бюрократов целых два этажа в этом сельсовете, а за каждой бумажкой нужно дуть в район за восемьдесят пять километров! Да и они сами с ног до головы в каких-то бумажках-отчётах сидят при вымершем, считай, селе!

Долго потом этот журнальчик ходил по рукам и вызывал при прочтении подобного рода эмоции.

Магомеда два приятеля застали как раз во дворе, где он доливал стеклоочистительную жидкость в свою новую "приору".

- О! Привет, привет! - обрадовался тот старикам, предчувствуя клиентуру.

- Магомед Курбанович, сделай божескую милость, свези нас к священнику, мы с тобой с пенсии рассчитаемся.

- Да священника сейчас к Ипатычу Колька участковый привезет, если уже не привёз. Идите, может, застанете, - вздохнул Магомед по упущенной выгоде, но он давно понимал, что с сельчанами лучше не хитрить, себе же выйдет дороже. Конечно, мог бы прикинуться, что не знал и свозил бы стариков в оба конца зазря, получив мзду, но себя и старость Магомед пока не разучился уважать, да и детей своих так воспитал. За это и за честность сельчане Магомеда тоже уважали, даже несмотря на то, что его супруга Зубайдат, в простонародье - Зинка, являла собой яркий образец "угнетённой женщины Востока".

Нередко прохожие могли наблюдать такую картину: идёт Зинка, в тёмном платке по самые глаза, тащит на себе короб клюквы, а за ней элегантно, руки в белые брюки, шествует Магомед. Хотя деревенский народ и намозолил все языки сплетнями, какая Зинка труженица, а Магомед гад, но в лицо это им никогда не говорили, уважая обычаи других народов мира. Правда, бабы всё же пытались "открыть глаза" Зинке на угнетение женщины, но она подобных разговоров избегала и упрямо носила на себе короба, огромные навильники сена, мешки картошки и прочее такое, что носят обычно на селе мужики.

Нужно сказать, что бабы на селе тоже вкалывали будь здоров, но мужскую работу всё же старались отдавать мужчинам. Если не было в доме мужика, то звали кого-нибудь из родни или нанимали. Да и мужикам было как-то совестно загружать баб тяжелым трудом, это считалось как-то не по-мужски и не по-человечески.

Со временем тёмный платок Зинка сменила на пёстрый, пёстрый – на цветной, длинное платье убралось до середины икры, а потом даже кто-то увидел, что Магомед сам подавал сено скотине и помогал Зинке и детям копать картошку.

(Продолжение следует)