Поэтесса Бань-цзеюй

  «Та, что осталась в истории китайской поэзии под именем поэтессы Бань…»
                Илья Смирнов «Об одном стихотворении Ли Бо» 


     Поэтесса Бань-цзеюй жила примерно с 48 по 2 год до нашей эры в древнекитайской империи Хань. Ее собственное имя не сохранилось (Бань, скорее всего, – фамилия, цзеюй – придворный титул, с некоторой натяжкой  приравнивается к фрейлине). Она служила императрице Сюй-хоу, супруге императора Чэн-ди из династии Хань (правил с 37 по 7 год до н.э.), стала  фавориткой последнего (говорят, ради нее он даже бросил всех остальных своих наложниц), однако не родила императору ребенка, чем могла бы упрочить свое положение, и позднее оказалась отвергнута им ради Чжао Инжу по прозвищу Фэйянь (Чжао Летящая Ласточка).

Фэйянь (император называл ее «своим мягким и теплым царством») позднее в свою очередь получила соперницу в лице родной сестры Чжао Хэдэ, но для Бань это значения уже не имело. Старшая сестра, Фэйянь (во всяком случае, согласно ее неофициальному жизнеописанию это так), - стала императрицей, младшая сестра, Хэдэ, получила придворный титул «чжаои». Чжаои - почетный титул императорской наложницы, который был равен рангу министра и по званию княжескому достоинству, - благополучно путается порой с фамилией сестер - Чжао.

     Бывшую фаворитку Бань-цзеюй государь отправил в отдаленный дворец Чансиньгун (Дворец Вечной верности), вроде бы даже присвоив ей на прощанье более высокий титул тайхоу. Не исключено, что она сама попросилась в свиту проживавшей в Чансинь вдовствующей императрицы, поскольку больше ей ничего не оставалось: даже будучи уже отставленной, она еще, видимо, была опасна для сестер Чжао, поскольку те обвинили Бань в попытке вернуть себе расположение императора с помощью черной магии. Бань удалось оправдаться («сумела остроумными ответами доказать свою невиновность»), но ее положение при императоре было утрачено безвозвратно. Если бы она не нашла в себе силы с этим смириться, ее бы ждали новые и новые неприятности, и она предпочла отступить. 

     После этого она много лет жила в уединении и полном забвении, пережила на пять лет императора, служила хранительницей его гробницы, умерла в возрасте сорока с лишним лет (по временной сетке это произошло практически на рубеже новой эры) и была удостоена могилы рядом с холмом императорской усыпальницы. Столицей Чэн-ди был город Чанъань (совр. Сиань), там и протекали все перипетии жизни упомянутых исторических персонажей. Жизнеописание Бань-цзеюй было включено в «Ханьшу» - историю династии Хань.

     История сестер-фавориток Чжао известна более широко, чем история Бань-цзеюй (поскольку небывалая привязанность Чэн-ди к Чжао Фэйянь в большей степени занимала умы – порочность пикантнее добродетели), и изложена в нескольких литературных произведениях: книга «Жизнеописания знаменитых женщин», глава «Чжао Летящая Ласточка и ее сестра», автор  Лю Сян, I век до н.э.; повесть «Неофициальное жизнеописание императрицы Чжао Фэй-янь – Летящей ласточки», автор Лин Сюань, I век; повесть «Порхающая ласточка», автор Цинь Чунь, эпоха Северная Сун, X-XII века. Но в этих произведениях упоминания о Бань-цзеюй нет. Бань-цзеюй посвящали  возвышенные стихи, а не назидательную прозу.   

     Размышлявшие над удивительной карьерой Чжао Фэйянь авторы пришли к выводу, что без магии тут не обошлось, поэтому «порхающая» походка Фэйянь и ее способность подарить мужчине ни с чем не сравнимое наслаждение объясняются ими намеком на ее нечеловеческую сущность, - сами подумайте, она ведь, как об этом рассказывают, не умерла во младенчестве, будучи оставленной на земле в течении целых трех дней после рождения (в те времена было в ходу избавляться таким образом от нежеланных младенцев), а позднее самостоятельно изучила трактат мудреца, владевшего секретом долголетия, блистательно усвоив все изложенные там рекомендации. Любопытно, что Чжао Фэйянь обвинила Бань-цзеюй именно в магических действиях. В то время люди верили в такие вещи безоговорочно, в связи с чем хотелось бы знать, пришло ли кому-нибудь в голову подумать над тем, снимает ли с Летящей ласточки подозрение в том, что она сама демон, то обстоятельство, что она выдвинула в адрес соперницы именно такое обвинение, - либо, напротив того, она знала, о чем говорила.       

     Характеристика сестер Чжао в литературе отрицательная, что и немудрено, – Фэйянь еще при жизни императора была практически уличена в разврате, а Хэдэ приказывала убивать детей императора от других наложниц и позднее свела в могилу его самого, неосмотрительно, наскучив его бессилием, дав ему слишком большую дозу возбуждающего средства, - в результате чего после смерти императора, когда его мать, вдовствующая императрица, приказала начать следствие, ей пришлось покончить с собой, «непрестанно ударяя себя в грудь» (ножом, вероятно, иначе с чего бы хлынуть крови и наступить смерти). Старшая сестра, Чжао Фэйянь, жизни не лишилась, но лишилась всякого влияния, оставшись доживать свой век в Восточных покоях. Согласно легенде, однажды во сне ей привиделось, что ее младшая сестра после смерти переродилась в облике черепахи – в наказание за грехи. Эту черепаху якобы видели позднее возле моря, голова ее была украшена яшмовыми шпильками.
     В отличие от сестер Чжао характеристика Бань-цзеюй сугубо положительная. 
   
     Бань-цзеюй в свое время была известна как образованная женщина и поэтесса. Вероятно, ее творческое наследие первоначально состояло из большего числа стихотворений, однако до наших дней дошло только одно, самое знаменитое. Оно включено во многие старинные сборники классической поэзии, переходя из одного в другой сообразно эпохам, когда эти сборники составлялись. Этому короткому стихотворению, созданному в стиле народных песен юэфу, Бань-цзеюй обязана своей громкой славой, - «Песня о моей обиде» («Юань гэ син»), известное также как «Осенний веер». В переводах название интерпретируется – «Песнь скорби и гнева», «Песнь на мотив обиды», «Поэма о печали», «Ода о собственной печали», «Стихи об осеннем веере». Согласно преданию, Бань написала его на белом шелковом веере (если это даже и так, то все равно ее изящное послание не смягчило сердце государя).

     Талант Бань-цзеюй оценивается знатоками очень высоко, ее имя упоминают наравне с такими поэтами эпохи Хань, как император У-ди и ученый Бань Гу, составитель Ханьшу. А ведь именно тогда происходило становление китайской литературы и, в частности, авторской лирической поэзии, занимавшей в ней едва ли не главное место.

***

     Стихотворение Бань-цзеюй неоднократно переводилось на иностранные языки и на русский язык, разумеется, также. Оно состоит из 10 строк пятисловного размера (по 5 иероглифов в строке).

При переводах с китайского языка на русский язык семисловные стихи передаются трехсложными размерами (три ударных слога в строке), пятисловные – двухсложными (два ударных в строке). В подражание правилам китайского стихосложения, в классических переводах принято тщательно выдерживать одинаковое число слогов в строке и ритмический рисунок строк. Рифма должна быть строгой (точной). При этом ради соблюдения метра в стихотворных переводах допускаются незначительные нарушения. В стихах возможна передача двух иероглифов одним русским словом, а также небольшие отступления от исходной грамматики, если они не влияют на смысл.

Вообще при переводах, и прозаических, и поэтических, переводчики сталкиваются с проблемой необходимости обыгрывания некоторых лексико-грамматических особенностей письменного китайского языка.

Наряду с предельной лаконичностью и тенденцией к опущению подлежащего в предложении, в тексте никак не обозначаются категории числа и рода у существительных, времени у глаголов, в связи с чем эти значения восстанавливаются по контексту.

Синтаксическая связь элементов китайского предложения выражается исключительно их взаимным расположением и служебными словами, поэтому в некоторых случаях возникает проблема двоякого понимания смысла, даже его многозначность. Собственные имена не выделяются (никакой разницы между заглавными, они же прописные, и строчными буквами, поскольку букв нет, а есть слова). Знаков препинания не имеется в принципе, а что касается цитат, то начало цитаты отмечается (маркируется), а ее конец – отнюдь.

    Проблемы переводов, в частности стихотворных переводов этим не ограничиваются. Поэзия Китая преисполнена символами, понять которые можно, только ближе познакомившись с его культурой, но в случае «Осеннего веера» Бань-цзеюй ситуация вообще особенная, потому что здесь на уже имеющейся основе, заложенной народным творчеством, создаются новые символы, которым судьба также определила в дальнейшем роль основных.    

     Я собрала несколько переводов «Осеннего веера» Бань-цзеюй, чтобы путем сравнения лучше понять это произведение, проникнуться его духом. Каждый переводчик, хотя и старается следовать оригиналу, в силу разных, часто собственных личных причин хотя бы отчасти всегда акцентирует свое внимание на каком-то определенном аспекте произведения – на основной теме, на певучести речи, которой эта тема изложена, на некоторых характерных словах и выражениях, - все это осознанно, старательно вчитываясь в подстрочник, или невольно, следуя наитию, причем, чем талантливее переводчик, тем большую роль в его труде оно сыграет. Ниже приведены все тексты переводов «Осеннего веера», которые я смогла найти.
      
***

Бань-цзеюй.
Песнь скорби.

     Белоснежный тончайший шёлк -
     Стал ветшать он с недавних пор.
     Был когда-то он девственно чист,
     Словно иней иль первый снег.
     И на веере ярко блестел
     И лучился тканый узор.
     Веер, круглый, как будто луна,
     Находился всегда при мне -
     В рукаве держала его.
     Всякий час он был под рукой,
     Чтоб овеять моё лицо
     В пору жаркую ветерком.
     А теперь всё чаще страшусь:
     Скоро осень и лету конец.
     Ветер с севера налетит,
     Одолеют тепло холода.
     Веер будет уже ни к чему -
     И упрячут его в ларец...
     Не изведать мне больше любви -
     Никогда! Никогда!

Перевод М. Басманов.

***

Фрейлина Бань. Поэма о печали.

Вновь распороли
белую шелка ткань,
свежую, чистую,
словно снег или иней.

Чтобы скроить
из нее круглый веер,
круглый, круглый,
подобный полной луне.

Уходя-возвращаясь,
господин в руках его держит,
машет, машет,
ветерок порождая легкий.

Веер боится
прихода поры осенней:
холод ветра
разгонит жару и зной.

И забудут веер
в шкатулке из стеблей бамбука,
добрые чувства
на полпути иссякнут.

Перевод Е.Захаров.

***

Бань-цзеюй.
Песнь на мотив обиды.

Только что вытканный белый прохладный шелк
Свежий и чистый, будто иней иль снег
Сделали веером нашей согласной любви
Круглым- округлым, подобным яркой луне…
Выйдет-уйдет он в глубокий царев рукав,
Машет и веет порывистым ветерком…

Вечно боюсь, - с приходом осенних дней
Стылые бури прогонят погожий зной,
Спрячешь тот веер в шкатулку или сундук,
Доброе чувство прервется на полпути.

Перевод А. Матвеев.

***

Бань Цзеюй.
Стихи о круглом веере.

Только что соткан
гладкий и белый шелк,
Чистый и светлый
как снег на морозе.
Вырезаю, чтоб сделать
из акации веер,
Круглый-круглый
как диск луны.
Достать и убрать
будет легко господину в рукав,
От малейшего взмаха
будет его ветерком обдувать.
Только боюсь –
осени время настанет,
Холодные ветры
лишат его жара.
Бросит, оставит
средь шелухи и записок,
Теплые чувства
прервутся в середине пути.

Неизвестный переводчик. 

***
   
     Образ Бань-цзеюй, познавшей несчастную любовь, сделался традиционным образом покинутой, безутешной в одиночестве красавицы и вдохновлял китайских поэтов и художников на протяжении веков. С тех пор, как она написала свою печальную поэму, в китайской  поэзии и живописи возникла устойчивая метафора: осенний веер – оставленная возлюбленная. Кроме того, Бань-цзеюй всегда восхвалялась за свои высокие душевные качества как благонравная, добродетельная женщина.
   
     Художник Гу Кай-чжи (жил примерно с 306 по 407 год) изобразил Бань-цзеюй среди героинь своей многофигурной картины, проиллюстрировавшей трактат Чжан Хуа «Наставления придворным дамам, основанный на прецедентах истории» («Нюй ши чжэнь»). В восьми частях горизонтального свитка изображены дамы прошлого, достойные всяческого уважения и  подражания. В этом отношении примечательно, что первая часть картины – сцена, в которой нежная хрупкая прекрасная наложница по имени Фэн-цзеюй спасает своего возлюбленного императора Юань-ди (именно так, а не наоборот) от злобного опасного медведя, сорвавшегося с цепи во время посещения императором дворцового зверинца. После изображения этого мужественного подвига юной девы второй эпизод картины иллюстрирует заботу благоразумной Бань-цзеюй о государственных делах, коим покровительствующий ей император Чэн-ди (кстати, сын Юань-ди) должен был уделять внимание даже в дороге, в связи с чем она, как гласит предание, однажды отказалась сесть к нему в паланкин вопреки его любезному приглашению его сопровождать, – ведь ее общество могло отвлечь его от следования высокому долгу правителя. Этот эпизод вошел в анналы истории. Поступок Бань-цзеюй признавался весьма похвальным, но государь был, вероятно, недостоин такой мудрой возлюбленной, потому что не оценил ее должным образом (если бы оценил – не бросил бы). Чэн-ди если и прославился чем-то в истории, так это сложными взаимоотношениями со своим гаремом. На большее его не хватило. Однако император в восприятии современников – это Сын Неба, а любовь не выбирает.

     Живописец по имени Цю Ин (иначе Чоу Ин, он же Ши-фу по прозвищу Ши-чжоу, годы примерно 1494 – 1552), которого традиционно относят к одному из четырех великих мастеров эпохи Мин, трудившийся в жанре ши-нюй («красавицы»), написал на шелке многофигурную картину (ее называют грандиозной) - «Несчастные красавицы тысячи осеней» («Цянь цю цзюэ янь ту»), и среди 60-ти ее персонажей поместил также Бань-цзеюй.   

     Еще один прославленный мастер, в совершенстве «постигший красный и синий цвет»,  из той же минской когорты знаменитостей, Тан Инь (иначе Тан Бо-ху, он же Тан Цзы-вэй по прозвищу Люжу-цзюйши, годы 1470-1523) также внес свой вклад в развитие жанра ши-нюй, с поразительной скрупулезностью изображая девушек в богатых одеяниях с тонкими чертами лица и сложными затейливыми прическами. Он рисовал много и многих, но при этом оставался верным поклонником двух прекраснейших дам - Бань-цзеюй и богини луны Чан-э, изысканные силуэты которых встречаются на его картинах особенно часто.
     Среди работ Тан Иня есть одна, носящая название «Шелковый веер под осенним ветром» («Цю фэн вань шань ту»), которая апеллирует к аллюзии, вызываемой «Осенним веером» Бань-цзеюй, навевая чувства печали, одиночества и повествуя о жизненных разочарованиях и разбитых мечтах. 

     Внешний образ Бань-цзеюй, воссозданный художниками, условен даже в большей степени, чем это можно предположить. В ее времена знатные и состоятельные женщины еще, вероятнее всего, не бинтовали себе ног, - поскольку придворная плясунья Яо Нян еще не представила императору Ли Хоучжу свой танец на площадке в виде золотого лотоса, устланного нефритом, перед выступлением по его приказанию придав своим ступням  выгнутую форму наподобие молодого месяца, - а это X век, это эпоха Тан, изысканная, причудливая, прихотливая, наступившая через десять веков после Хань. Канон женской красоты, созданный танской эпохой, не мог быть знаком ханьским красавицам и их поклонникам. Искалеченные ножки заставили танских женщин (и всех их потомков прекрасного пола вплоть до XX века) принимать при движении слегка наклонную позу, что хорошо видно на картинах, и исказили их фигуру в целом, -  фаворитка Чэн-ди в действительности могла иметь другую осанку.  Хотя точно этого никто не знает и не скажет.    
      
     Художников часто вдохновляли поэты.
     Бань-цзеюй посвящали свои стихи прославленные классики старинной китайской поэзии эпохи Тан (VIII в.) - Ван Вэй (в известном переводе Арк.Штейнберга стихотворение состоит из двух частей – в оригинале их три - и носит название «Наложница Бань») и Хуан Фужань («Жалоба фрейлины», перевод Б.Мещерякова). 

***

Ван Вэй.
Из стихов «Наложница Бань».
1
Снуют светляки
                в нефритном проеме окна.
В безлюдных покоях
                теперь царит тишина.
За пологом ждет.
                Осенняя полночь темна.
Печально-печально
                мигает лампада одна.
2
У входа в чертог
                осенний поник травостой.
Любовь государя
                отныне призрак пустой.
Терпения нет
                свирелям и флейтам внимать,
Коль мимо ворот
                несут паланкин золотой.

Перевод Арк.Штейнберг.

***
Ван Вэй.
Фрейлина Бань Цзеюй.

Странно всем, что двери я закрыла
В терем, где храню белила.
Царь спустился из приемной залы,
Но его я не встречала.
Без конца смотрю, смотрю весь день я
В этот царский сад весенний.
Там, я слышу, говор раздается:
Кто-то меж кустов смеется.

Перевод Щуцкий Ю.К. 1923 г.

***

Хуан Фужань.
Жалоба фрейлины.

Цветущие ветви видны во дворце Цзяньчжан,
Чудесные флейты в именьи Чжаоян слышны.
У «милость снискавшей» спросила б вежливо я:
- Две бабочки-брови насколько Ваши длинны?

Перевод Б. Мещеряков.

***

     Еще один таньский поэт Ли Хэ (он же Ли Чан-цзи) создал стихотворение, где помимо упоминания об осени и круглом веере, которое сразу задает настроение всему произведению, описал два легендарных эпизода из жизни Бань-цзеюй. Упомянутое произведение входит в цикл «Шесть сатирических стихотворений», в них Ли Хэ обличает погрязший в пороках, предательстве и лжи императорский дворцовый круг. Горестная судьба талантливой любящей Бань-цзеюй – это укор. Ее сердце, полное света и добра, было разбито, жизнь загублена.

***

Ли Хэ.

На рассвете хризантемы
                сияют холодной росой,
Словно в печали
                на ветру круглый веер.

Осени холод
                пронзает ханьский дворец,
Плачет наложница Бань –
                красота ее увядает.

Отказаться не могла и подумать
               от императорского экипажа,
Разве могла ожидать,
               что войдет в пустой дворец.

Возле талии порван
              платья жемчужный орнамент,
Среди мрачных сосен
             пепел бабочками оживает. 

Неизвестный переводчик.

***

     Процитированное стихотворение Ли Хэ в отличие от предыдущих, исключительно кратких и пронизанных многосмысловыми символами, довольно информативно.
     Император, уже увлеченный Чжао Фэйянь, вдруг присылает за Бань экипаж, и она, хотя прежде и имела случай отказать императору в совместной поездке, садится в него в надежде, что ее везут на встречу с ее возлюбленным, но в результате оказывается в отдаленном пустом дворце, определенном ей для ссылки, где отныне ей и предстоит жить в грустном одиночестве. В заключительных строфах поэт намекает на то, что Бань покончила жизнь самоубийством, и в нескольких словах говорит о кладбище у подножья мрачных сосен и о ритуале сожжения бумажных жертвенных денег, взлетевший пепел от которых подобен серым бабочкам, - он словно набрасывает эту печальную картину несколькими верными штрихами, усиливая трагизм ситуации, ведь правда жизни в том, что жизнь жестока, и порок попрал признанную добродетель. Непонятно, опирался ли поэт на уже сложившуюся легенду о том, что Бань покончила с собой, - или он эту легенду и создал. Во всяком случае, краткую биографию Бань-цзеюй часто заканчивают сообщением о том, что она, лишившись надежд, в тоске лишила себя жизни.
     Кажется довольно странным и в то же время как будто символичным, что Ли Хэ, один из потомков танского императорского рода, почти что принц, сам прожил очень короткую жизнь, по причине слабого здоровья умерев в 26 лет, и о нем отзывались, как о «духе-демоне поэзии» (для сравнения – Ли Бо «бессмертный небожитель поэзии»). Ли Хэ создал самое трагическое и в то же время, возможно, самое пронизывающе- прочувствованное стихотворение о талантливой и прекрасной Бань-цзеюй, и серые пепельные бабочки вскоре взлетели и над его могильным холмом.

***

     Культура Китая оказывала большое влияние на культуру соседних стран. В связи с чем обращение к персонажам китайской истории и литературы нередки в произведения корейских и японских прозаиков и поэтов.

Японский поэт Минамото Ситаго в своем стихотворении «Зима, снег», включенном в сборник «Ваканроэйсю» (1013 г.), упоминает белый веер наложницы Бань – символ утраты любви:

Цветом – как осенью веер в покоях наложницы Бань,
Звучаньем – как вечером цитра на террасе у князя Чу.

***

     Все это вещи давние и легендарные, но можно сказать, что слава Бань-цзеюй оказалась практически бессмертной, ведь прошло уже двадцать столетий с тех пор, как прервалась ее земная жизнь, а мы все еще говорим о ней и о ее «Осеннем веере».
     Мы узнаем о героях и героинях прошлого, читаем о них, пытаемся понять, осмыслить и переосмыслить, испытываем эмоции, сопереживаем, и бесплотные тени благодаря движениям наших живых душ наконец оживают перед нашим мысленным взором.
   
Она написала про шелковый веер,
Белый, как лунный свет...
20.12.2013
***

Использованная литература:

http://www.synologia.ru/a/Бань-цзеюй
«Бань-цзеюй». Кравцова М.Е.

«Художественный перевод и теория перевода за два с половиной века российско-китайских связей». Захарова Н.В.

Антология китайской классической поэзии.

Цитата из стихотворения Минамото Ситаго:
«Повесть о Гэндзи», книга 4, глава «Беседка»