Интернат родной...

               В новый  дом – школу-интернат…
     А начиналось рождение школы  со сбора разных  детей-сирот из разных мест.  Часть    детей 7-х, 8-х классов  привезли в здание, некогда служившее казармой для японских солдат,   из Шахтёрского детского дома. Потом отреставрированное, оно послужило  домом для   интернатовских ребятишек.  Самых маленьких, детей  семи лет, должны были привезти из Детского дома п. Калинино Холмского района.
       В одну из ночей этих тридцать несмышлёнышей построили  парами, и воспитатели повели их строем на вокзал, к поезду. Ночью подъехал поезд, детей усадили в вагоны . А утром они уже были в Южно-Сахалинске, в  аэропорту. Старый аэропорт был тесен  для  тридцати детишек. Дети ходили , рассматривали  казавшиеся высокими  колонны в зале ожидания. Но вот их собрали снова и повели на самолёт. Машина для полёта была старого образца , в народе такие самолёты называли «кукурузниками».
      В  самолёте всех рассадили по полкам.    Ан -24  поднялся в небо. Сначала все с любопытством смотрели в иллюминатор, кто-то засыпал, кто-то дремал… Полёт должен был состояться в течение получаса…Вдруг бортпроводник приказал всем пристегнуться, в салоне почувствовалось напряжение… Кто-то заметил, что самолёт низко-низко пролетает над морем…кто-то крикнул :  « Мы  сейчас упадём в море!» В несколько секунд   вдруг раздался страшный толчок… все попадали вниз… Первая упала на колени прямо перед кабиной пилота Алла Гелевская, на неё- все остальные… Серёжа Черноусов упал на какой-то крюк головой…  В воздухе  стоял истошный  крик. Дети охали, стонали.  Лётчик пытался открыть дверь  кабины. Но она не  поддавалась никак из-за «завала», состоящего из раненых детей. Тем, кто был внизу, вдвойне было больно: сверху на них лежали  упавшие, а ёрзающая туда-сюда дверь кабины  придавала тройную боль, стирая дальше и так разбитые коленки…
     Детей выводили кого на носилках, кого поддерживая, кто-то старался выходить из самолёта сам. Глазам  спасённых предстала картина: самолёт  носом вонзился в землю,  кругом были видны пни, деревья – самолёт  приземлился  на берегу моря… в темноте  были видны фары скорой помощи и  стареньких автобусов. Ребят погружали в машины и везли в больницу. Там всех перевязали, кому-то наложили  швы, кому  - шины, а Черноусова Сашу – на операцию.  Дети услышали от взрослых,  что самолёт недотянул до аэропорта, потому что не хватило горючего.
     Утром следующего дня всех везли в пионерский лагерь Имени Володи Дубинина, в посёлок Поречье. В автобусе их сопровождали  воспитатели и учителя.
    Запомнилась детям учительница. Её звали Мария Даниловна. Она была похожа чем-то  на Марью-царевну из сказки-фильма. Это кино дети видели в детском доме, в клубе. У новой «Марьи-царевны» была длинная-длинная коса, уложенная вокруг головы  венком, и такая же светло-русая, как в сказке. Учительница добрым голосом предлагала  попить газированной воды или компота, почему-то красного-красного… она советовала:   «Пейте, полезно для крови…»  Пугало это слово «крови»…наверное, потому что
Крови дети увидели в эти дни очень много… Дети ехали в новую для них жизнь- жизнь по законам интерната, где теперь они не только будут играть, есть, спать рядом, но и учиться.
    
    

  Давай познакомимся!..
    Автобусы, везущие нас,  семилеток, получивших своё    « первое  лётное  крещение»,   заунывно воя на  подъёмах и спусках   тяжёлой дороги,  везут всех в пионерский лагерь имени Володи Дубинина. Лагерь этот находился в районе Углегорска, в посёлке Поречье. Дорога винтовая, особенно опасная  на «Чёртовом мосту». Так назвали его люди за  то, что много на нём происходило аварий, сопровождаемых гибелью людей. Сначала мы проезжаем тоннель ( на старых конвертах сохранился линотип картинки, изображающей это  бывшее  уникальное место Сахалина, в конце 70-х годов его взорвали), потом поднимаемся по винтовой дороге вверх и круто поворачиваем на  узеньком мостике, под которым виден  крутой обрыв. Сердце ещё раз замирает (  на такой высоте мы  день назад летели над морем)!  Пронесло!
     Мы то дремлем, то резко просыпаемся, когда  автобус круто поворачивает в какую-нибудь сторону.  И вот  , наконец,   мы проезжаем в тихом местечке, по дороге, окружённой  густыми деревьями, кустарниками. Подъезжаем к воротам, над которыми  что-то написано ( позже, из года в год, когда мы научились читать, мы все выучили эти слова . Наверху, на решётчатой арке  крупными буквами написано : «Пионерский лагерь им. Володи Дубинина».)
Автобус въезжает прямо на территорию лагеря. Усталые, но привыкшие  уже  к переменам, мы  выходим из автобуса. Он уезжает.
     И тут  на площадку перед первым корпусом высыпают  откуда-то взявшиеся девочки старшего возраста. Все  с косами, высокие, они подбегают к нашим девочкам и мальчикам. Кто-то  берёт за руку Сергеенко Свету, кто-то  Ларису Тулупову,  кто Таню Власову…Толпа, состоящая из малышей, тает… И тут я вижу, что на площадке осталась стоять только я и какая-то , налысо подстриженная девочка… Никого нет. Слышу голоса: «Как тебя зовут, девочка? Как тебя зовут, мальчик?» А меня никто  не зовёт…
- Выходит,  я никому не нужная?  Где моя мама?- вспоминаю я.
И  вот  моё    «спасение» в виде девочки моего возраста, но не из нашего детдома…Девочка,  симпатичная, с короткими волосами, подходит ко мне и… о радость, спрашивает:  «Девочка, ты что ли одна осталась? Как тебя зовут? Давай познакомимся…
    Я, обрадованная, что  я тоже нужна, с радостью отвечаю:  «Меня зовут Алла…Гелевская».
-Пойдём с тобой погуляем,- говорит она.
      И тут выскакивает откуда-то Лида Капустина, высокая девочка из старшего класса. У неё на голове  две косы, заплетённые калачиками в коричневые бантики.
-  Девочка,  а тебя ещё никто не взял в подшефные?
-Нет,- энергично отвечаю я, не понимая значение слова «подшефные». Но она берёт твёрдо меня за руку и уводит от  моей новой знакомой.
Я счастлива… Меня  тоже  взяли! Моей радости нет предела…

 Первый раз в необычный первый класс.
     Оказалось, что уже наступило первое сентября, а школа –интернат, которую надлежало хорошо отремонтировать, ещё не была готова к принятию  детей для учёбы. Там при японцах сначала была казарма, потом, при советской власти, находилась воинская часть. Потом это здание отдали под Шахтёрское стройуправление.  И вот теперь здесь решено создать школу-интернат на базе Шахтёрского детдома , который ютился в старом  японском тоже, полуразрушенном здании.
     Первые наши уроки начались в первом корпусе пионерлагеря. Деревянное здание, в котором  только что, вероятно, отдыхали дети, съезжающиеся обычно в летнее время. Как правило, оно разделялось на два смежных отсека: в одном  была спальня дочек, а в другом – для мальчиков. Перед спальнями протягивался коридор, но середина этого коридора была отгорожена под «вожатскую-воспитательскую».  Вот в одном из таких клоридоров, в правом, стояли приготовленные для нас парты.
     «Марья- царевна»  оказалась Марией Даниловной, нашей первой учительницей.  Внешне она и представляла  образ настоящей учительницы.  Тяжёлые косы , лежащие вокруг головы  венком,  взгляд , устремлённый прямо на ученика…  Глаза  светлые  , с лучиками  внутри  .Прямая  плавная походка.  Голос , добрый, иногда строгий.
     Как я с восторгом внутри приняла первые дни учёбы! Я слушала каждое слово  Марии Даниловны. А если я поворачивалась назад, и меня окликал голос учительницы, мне было всегда очень стыдно.
    Первые крючочки и палочки, сделанные настоящим пером…из чернильницы. В чернильнице, конусообразной ёмкости, с отверстием в середине, были налиты чернила. Они были разные: иногда синие-синие, иногда с зелёно-перламутровым оттенком.   Нам раздали ручки, деревянные, с красным, жёлтым, синим основанием. Они были совсем ещё новенькие. В один край ручки вставлялось перо с бороздочкой посередине, если хотя бы один  уголочек , отходящий от этой бороздочки, был загнут, то всё перо можно было считать сломанным, оно уже писать красиво не могло никак. Позже, когда все хитрости пера  были нами изучены, мы  перед работой тщательно рассматривали перья. Если перо  было неисправное, то  можно было считать: школьный день не удался, и «пятёрка» по чистописанию  была сорвана.
     А как писала наша учительница! Никогда больше в жизни своей я не встречала такого каллиграфического почерка. Писала она что на доске  мелом, что в тетради красными чернилами красиво, чисто. «Пятёрка», написанная её рукой была истинным удовольствием   ученика… полукруглая, пузатенькая ,с  вогнутым верхним  козырьком, она словно говорила голосом Марии Даниловны  :   « Посмотрите, как надо писать!»
Я злилась,  когда у меня не получалось подражать этому почерку. То какая-то худая пятёрка, то со скошенным «животом»… Хорошо получались единицы, потом научилась писать двойки…
     В глазах так и стоит урок, на котором почему-то Наташа Кайгородова  опережала меня и поднимала руку, чтобы ответить на вопрос  Марии Даниловны быстрее меня, хотя  в предыдущие дни я получала похвалу от учительницы.    На других уроках  я часто выкрикивала что-то смешное , наверное, с точки зрения Марии Даниловны, потому что она так весело смеялась… мне было радостно- ведь это мой ответ её развеселил, значит, она меня заметила!
     Мы радовались любой школе, в любом здании.  Спустя некоторое время (месяц- два), нас привезли в новую ( японское здание) школу в город. Мы счастливые,  бегали и рассматривали пахнущие краской спальни ( они были на втором этаже основного корпуса). На первом этаже  пока шли ремонтные работы. А наш первый класс разместили  в маленьком корпусе ( позже там  находился  кабинет домоводства для девочек).
     Столовая, сначала состоящая из одного зала, находилась в правом крыле здания, смотрела  на восточную сторону города.( Море- Татарский залив – находились с западной стороны, а школа стояла перпендикулярно морю).
А  чтобы  зимой дети не бегали  в столовую по улице из здания , то столовую , имеющую элемент верхней   палочки буквы «Г», соединили узким  переходом-коридором, который не отапливался батареями.  Так и прозвали его   «холодным коридором». Когда ученики  заходили строем в него, то тут порой было невозможно проходить  спокойно  и правильно.  Все стены были заиндевевшие, иней так и искрился  на них. Мальчишки, иногда и девчонки пробегали по  коридору  , как на коньках. От этого в некоторых, особенно скользких местах, было так накатано, что некоторые падали в коридоре. А сели дежурные проносили по коридору кому-то , лежачему больному, в комнату здания еду и по пути разливали  суп или компот, то  «конькобежная трасса» становилась местом бедствия многих.
      Мы готовились к зиме – зиме 1961 года.  Переход в новый класс ознаменовывался  днём рождения школы. 1961-й год – мы  учились в первом классе. В 1962-м году- во втором классе. Последняя цифра порядкового числительного была порядковой цифрой нашего следующего класса.