Из воспоминаний о Блоке

«И свершилось! Блеснул из-под век / взгляд надменный, задумчиво – строгий. Голос звал, возносился наверх, освещая пространство дороги»* - Так восприняла первую встречу с Блоком  пятнадцатилетняя Лиза Пиленко – встречу со своей первой любовью. Потом - в «Воспоминаниях о Блоке она напишет: «Читают стихи поэты – декаденты. Их довольно много. … И ещё один. …Читает стихи, очевидно, новые, - «По вечерам над ресторанами …», «Незнакомка». И ещё читает… В моей душе огромное внимание. Человек с таким далёким, безразличным, красивым лицом – это совсем не то, что другие. Передо мной что-то небывалое. … В стихах много тоски, безнадёжности, много голосов страшного Петербурга, рыжий туман, городское удушье» … «…он владеет тайной, около которой я брежу…» Под влиянием этого впечатления Лиза лихорадочно разыскивает напечатанные стихи Блока, запоминает их «наизусть, навсегда». И вот она готова прийти к Блоку – поговорить о жизни, показать ему свои стихи.
Трижды ходила Лиза на Галерную, 41. – Нет его. Когда опять не застала, решила - дождусь Его в квартире. «Наконец звонок. Разговор в передней. Входит Блок. Он в чёрной широкой блузе с отложным воротником, как на известном портрете. …Я не знаю с чего начать. Он ждёт … Наконец собираюсь с духом говорю, всё сразу. «Петербурга не люблю, рыжий туман ненавижу». … Он внимателен, почтителен. Мы говорим долго. За окном темно». … «Странное чувство. Уходя с Галерной, я оставила часть души там. Это не полудетская влюблённость. На сердце скорее материнская встревоженность и забота. Через некоторое время Лиза получает письмо. … В письме – стихи:
«Когда вы стоите на моём пути,/ такая живая и такая красивая,/ Но такая измученная/ … Что же? Разве я обижу вас?... О, Нет! Ведь я не насильник,/ не обманщик и не гордец,/…Человек, называющий всё по имени,/ Отнимающий аромат у живого цветка. // Сколько ни говори о печальном,/ Сколько ни размышляй о концах и началах, /Всё же я смею думать,/Что вам только 15 лет».

Встречи Елизаветы Юрьевны с Блоком возобновилось  лишь в 1910 и  продолжались до 1916 года. В воспоминаниях её образ поэта – современника тесно связывается с личностью, со своей биографией, с судьбой русской интеллигенции предреволюционного времени. (Ахматова считала Елизавету Юрьевну некрасивой, что и мешало Блоку увлечься девушкой. Но Блок никогда об этом не говорил.)
Интимная сторона  их отношений, её влюблённость в Блока, перешедшая в большую, глубокую и торжественную любовь не выдвигается на первый план, скорее лишь подразумевается, чем высказывается. Об этой любви можно судить, прежде всего, по письмам её к Блоку, хранящимся в архивах Блока, по удивительным отвлечённым образам её произведений.
 
Первая её встреча с Блоком произошла в 1908, через год она закончила гимназию с серебряной медалью и поступила на историко-филологическое  отделение Бестужевских женских курсов. Первый муж Елизаветы Юрьевны Д.В. Кузьмин – Караваев, за которого она вышла в 1910 году, эстетствующий юрист и вместе с тем социал-демократ, был вхож в модернистские салоны, приобщил её к полубогемной жизни модных петербургских литераторов. Она бывала у них с мужем, принимала их у себя, посещала собрания на «башне» у Вячеслава Иванова и, позже, акмеистский «Цех поэтов» в клубе «Бродячая собака», членом которого она состояла. В дневнике А. Блока мы встречаем такую запись: «Безалаберный милый вечер (у Городецких). Кузьмины-Караваевы, Елизавета Юрьевна читает свои стихи и танцует» (1911,7,75).
«Ритм нашей жизни нелеп, - писала Елизавета в мемуарах о Блоке. – встаём около трёх дня, ложимся на рассвете. … Мы жили среди огромной страны на необитаемом острове. … В нашей среде сосредоточилась вся мировая культура: цитировали наизусть греков, увлекались французскими символистами, считали скандинавскую литературу своей, знали философию и богословие» …  «В известном смысле мы были революция до революции, - так глубоко, беспощадно, перекапывалась почва старой традиции, такие смелые мосты бросались в будущее» … «И странно, - вот все были за революцию, говорили самые ответственные слова … прокричат всю ночь – и совсем не поймут, что умирать за революцию – это значит чувствовать настоящую верёвку на шее, вот таким же серым утром навсегда уйти из жизни, реально принять смерть. С 1912 года начинает расти и крепнуть её чувство к Блоку. Он был «объектом  влюблённости» и духовным средоточием эпохи, «сыном России», драгоценным феноменом русской души, явившейся на фоне интеллигентского разброда и безвременья. Такое отношение к Блоку придаёт  мемуарам Кузьминой-Караваевой необычный характер, выделяя его из ряда других воспоминаний о поэте.                Продолжение следует.
(* Из поэмы Людмилы Володиной)