Это - моё!

Когда родители Олега записывались ко мне на консультацию, я попросил их принести фотографию ребенка – они притащили толстенный альбом со многими десятками, если не сотнями, снимков четырехлетнего сына. Да, Олежка – вовсе не обделенный ребенок. Он единственный сын благополучных интеллигентных родителей, у него две бабушки и два дедушки; все они довольно молодые люди. Шестеро взрослых – на него одного!
По телефону родители объяснили, в чем проблемы их сына: хаотическое неуправляемое поведение, эмоциональная неустойчивость, часто – плохое настроение, капризы, плач, истерики. В общем, ничего особенного: типичный современный ребенок.
Главная проблема современных детей в том, что взрослые с утра до вечера о них заботятся. Раньше в семьях детей было много, а взрослые почти все время заняты: мать – по хозяйству, отец – на работе. Бабушки-дедушки умирали гораздо раньше. Да, росли эти дети как трава в поле, но свобода, самостоятельность у них тоже были. Нашим же маленьким обласканным каторжникам об этом не приходится и мечтать.
Главное впечатление от фотографий Олега – это несчастный ребенок. Бледненький, тощенький, выражение лица везде какое-то испуганное, робкое. Но – прекрасно одет, в его комнате – огромное количество игрушек (на одном снимке он – с плюшевыми медведем и тигром: оба зверя гораздо больше него), рядом всегда кто-то из взрослых.
Мальчик очень умный: уже читает, считает до ста. Знает почти наизусть десятки сказок и детских стихов. И даже физически вполне здоров.
Что же с ним такое?
                .    .    .
- Ну что ж, расскажите поподробней, что же с ним такое?
Они переглянулись, немного смущенно, и мама – красивая, с тонким румянцем на щеках и близорукими, словно нарисованными, глазами - ответила:
- Он очень странно себя ведет, и мы не понимаем причины…
- Как именно себя ведет?
- Ну вот хотя бы сегодня… Сели завтракать, все хорошо: его любимая кашка «Семь злаков» с молоком и медом. Он начал есть. Потом положил ложку на стол и … ну, просто сидит и смотрит в пол, и ручки сложил между колен. Я спрашиваю: что такое, почему ты не ешь? - никакого ответа. На меня не смотрит… И мы уже знаем, когда на него такое находит, его не переупрямишь. И так он и не поел… Или вдруг начинает гримасничать, кривляться, выкрикивать какие-то несуществующие слова…
- А вы не знаете: когда вас нет рядом, он тоже так делает?
- Он у нас одно время ходил в садик, я спрашивала – нет, там такого не было…
- А почему вы его оттуда забрали?
- Нам не понравилось. С детьми не работают, не развивают: за ними только присматривают, кормят – и все… Потом, Олежкина бабушка - это моя мама -  обижалась: она у нас первый год на пенсии – и вдруг внука отдают не ей, а в садик…
- У бабушки такие явления тоже случаются?
- Знаете, да…
- Ну, хорошо, продолжайте…
- Да, так вот он устраивает такие концерты – совершенно без всякой видимой причины. Мы не знаем, что делать. Прочли горы литературы: педагогической, психологической – но так ничего и не поняли… Потом он стал намеренно портить вещи…
- Как это?
- А вот так. Нашел ножницы и изрезал шторы, свой костюмчик..
- Что за костюмчик?
Они переглянулись – будто говоря друг другу: «О какой ерунде спрашивает!» - и отец снисходительно объяснил:
- Есть у него такой парадный костюмчик-тройка. Вернее, был. Пиджачок, жилет, галстук-бабочка. Да вы видели – на фотографии…
- А, да, да… И вот его-то он изрезал?
- Его.
- Сколько раз он его надевал?
- Три-четыре раза если надел – не больше.
- А когда? При каких обстоятельствах?
- Да все больше – в гости.
- Как себя вел в гостях?
- Ну, там-то ему никто не позволит спектакли устраивать…
- Значит, хорошо?
- Да, выходит так.
- А как он себя при этом чувствовал?
Опять переглядываются – еще более недоуменно.
- Вы можете даже мне не отвечать, просто скажите: вы раньше над этим задумывались?
Отец, криво улыбнувшись, ответил:
- По правде говоря, нет.
- Может быть, он сам воспринимал этот костюмчик как орудие пытки, с которым связаны самые неприятные ощущения: часами нужно сидеть прямо, «хорошо себя вести», ничего нельзя, да еще костюма не испачкай?..  Может быть так?
- Да кто ж его знает…
- Ну ладно… Еще что вас беспокоит?
Мама, опустив глаза, сказала:
- Знаете, я большая аккуратистка: не выношу ни малейшей нечистоты в доме. А он стал таскать со двора какие-то грязные тряпочки, бутылочные осколки; даже старую консервную банку принес – с каким-то жутким запахом… Не хочет ничего убирать в свой шкафчик, все разбрасывает..
- А вы его заставляете убирать?
- Да, я заставляю. По-моему, ребенка нужно приучать к порядку с раннего детства… А что, я неправа?
- И правы, и неправы… Я вам задам один вопрос: у вас есть своя комната?
- Да, у нас трехкомнатная квартира.
- Кто-то, допустим, ваша мама, вас контролирует: как вы убираете в своей комнате, что куда кладете?
Смеется, но довольно принужденно.
- Нет, конечно, нет. Я все-таки взрослый человек.
- Да. Но – вы человек. И ваш сын – тоже человек. Так что есть все же нечто общее… Ну, хорошо: а вы представьте себе, что ваша мама вас постоянно контролирует, заставляет вас все класть не как вам хочется, а как она скажет, - вам бы это понравилось?
- Нет.
- И Олегу тоже не нравится. Только он еще совсем маленький и сам этого не понимает. Он только чувствует дискомфорт и какое-то внешнее давление: вот как если бы его связали веревкой по рукам и ногам – и не на время, а навсегда – и он пытается бороться, разорвать эту веревку, протестует, по-своему, по-детски…
Тут мама совсем уже смутилась, а папа, наоборот, рассердился:
- Так что же, вы предлагаете: пусть он делает, что хочет?
- Я не думаю, что такой маленький ребенок может ВСЕГДА делать, что хочет, - так не получится. Но ХОТЯ БЫ ИНОГДА он должен делать, что хочет?..  Теперь вот такой момент: у него, как я понял, есть своя комната?
- Да, маленькая.
- Неважно, маленькая или большая. Но это ЕГО комната. А распоряжаетесь там вы. Значит, считается, что это его комната, но фактически не его: он там не вправе ничего делать так, как сам считает нужным… Фактически это ВАША комната – вы там хозяева: вы решаете, что там должно быть, где что будет лежать, убирать или не убирать. А НАЗЫВАЕТСЯ она ЕГО КОМНАТОЙ…
Или, скажем, одежда. Понятно, у него есть своя одежда. Но может ли он САМ ЕЮ РАСПОРЯЖАТЬСЯ? По вашим словам получается, что нет. Значит, это ПРИНАДЛЕЖАЩАЯ ВАМ одежда, но одета она на него.
И вот получается, что у него в собственном доме нет ничего своего!
- Ну, знаете, вы прямо такой образ нарисовали! Не такие уж мы деспоты…
- Нет, нет, - вы меня не поняли. Вы, конечно, не деспоты: вы обычные современные сверхзаботливые родители. Но я-то сейчас говорю не о вас… Постарайтесь это понять: я говорю с вами – но не о вас, а о вашем сыне. О том, что ОН чувствует, переживает, каково приходится ЕМУ… И вот, по-моему, ему довольно-таки солоно приходится: ни шагу не ступить свободно, ничего не сделать самому, и нет ничего своего, никакой собственности…
- У такого маленького ребенка уже должна быть собственность?
- Конечно! Обязательно!.. Вы знаете, был такой замечательный психолог, Бруно Беттельгейм, он был директором школы-интерната для детей с психическими отклонениями: своего рода, школы-больницы. Один из его методов: в своих комнатах дети были полновластными хозяевами. Без их разрешения туда нельзя было войти и ничего там нельзя было трогать. Войдет воспитатель – там все валяется где попало: и воспитатель ничего не говорит. И ребенок чувствовал, что он реально существует, его “Я”, его самостоятельность уважают взрослые…
Понимаете, в чем дело: для ребенка собственность – это подтверждение его значимости, его реального существования. Это внешнее проявление его личности. У взрослых – тоже. Но взрослый обычно внутренне уверен в своей значимости, а ребенок нет. Поэтому для малыша так важны внешние атрибуты: свои вещи, которыми можно распоряжаться, как хочется; своя комната, где именно я хозяин.
А аккуратность – тоже важна, но не так.
Опять переглядываются, теперь уже растерянно.
Потом мама, натужно улыбаясь, сказала:
- Мы думали, вы нам посоветуете, что нам с ним делать…
- А я вам советую, что делать с самими собой? Не то говорю, что вам хотелось услышать?.. Так всегда бывает. Ничего нельзя изменить, если человек ничего не хочет менять в самом себе…
- Нет, вы нас не так поняли: мы готовы, конечно…
- Тогда давайте Олегу свободу, но постепенно: потому что он пока совершенно не умеет ею пользоваться… Поменьше запретов: только самые необходимые. Вот он приносит со двора стеклышки – а знаете, зачем? Чтобы иметь собственность: то, что несомненно ему принадлежит, с чем он может делать, что захочет. Как только у него появится своя несомненная собственность, которую все будут уважать, он начнет избавляться от этой привычки… Кривляний и прочего – просто не замечайте, игнорируйте. Отвернитесь, уйдите в другую комнату. Вы правильно определили: это спектакль. Никакой актер не захочет играть без зрителей.
- Хорошо, мы попробуем так сделать, - неуверенно сказала мама. – И вы можете гарантировать, что это все пройдет?
- Постепенно пройдет, хотя, может быть, и не все… Звоните, мне интересно, как все у вас сложится…
                .      .      .
Через полгода они позвонили. Вернее, позвонила мама. Олежка теперь часто играет во дворе один. В его комнате никто не убирает: ну, разве что помоем, пыль сметем. Сначала он все разбрасывал, как попало. Сейчас стало получше. Капризы прекратились. Стал лучше есть.
- Я вам очень благодарна, но знаете, я хочу вам признаться…
- В чем?
- Первый месяц я вас ненавидела… Да-да!
- За что же?
- Вы знаете, я так мучилась! Честное слово, просто мучилась… Зайдешь к нему – у него кавардак жуткий, одежда валяется прямо на полу, он по ней ходит – я так страдала от этого, а ничего нельзя даже сказать… Он гуляет во дворе один, а ведь я к этому не привыкла: стоишь и думаешь – а если какая-нибудь собака забредет во двор, нападет на него?! Так и хочется выйти, посмотреть, как он, - а нельзя…
- Но сейчас это у вас прошло?
- Не совсем, но, знаете, уже не так…
- Ну что ж, я вас поздравляю: вы воспитали не только своего сына, но и себя!