Соль

Нашим сегодня подарили солнышко.

Маленький, но гордый отряд молча двигался по лесной тропинке, созерцая подножное, но был остановлен тишайшей кромкой такой же остановленной на зиму воды – случилось озеро. Озеро вправо, озеро влево, озеро вперёд, а над озером – зимне-пунцовое яблоко солнца, совершенно не отражающееся в обширной пластине молочного льда.

Командир занёс было ногу в узкой чёрной трубе сапога над этой самой молочной пластиной, но ступить не решился, отошёл задумчиво, трогая кобуру, старательно поправил слишком самостоятельные усы, а после придумал, видимо, закурить, позабыв, что давно уже бросил, лёгкими жестами свернул из воздуха самокрутку и, подбросив, цепко прикусил уголком рта.

Огня в карманах не нашлось – можно было по ним и не хлопать. На кривых ножках подскочил внимательный адъютантик с воздушными спичками, чиркнул неслышно и, укрывая несуществующий прозрачный огонёк от ветра чашкой покрасневших ладоней, поднёс его к финалу небываемой сигареты. Финал небываемо заалелся, стоило только командиру затянуться.

Зимний воздух сладок, курится хорошо, отчего заулыбался командир и махнул сверху вниз рукой. Тут же попадали разношёрстные солдатики на пятые точки, сбрасывая с плеч мешки и винтовки, разделили на всех румяное солнце хлеба – и каждый посыпал свой кусок из персональной солонки, каковой украшена всякая солдатская грудь, если, конечно, солдат из наших мест. Под рубахами на цепочках, кожаных шнурках или просто верёвочках – ангелы, морские коньки, пузатые башенки и прочие забавные ёмкости для соли, которая, как всем известно, – первый продукт среди прочих.

Командир от своего куска отщипнул благородно крошечку, остальное же повелел раздать бойцам. Он всё так же стоял у кромки, смущённо хрустя сапогами, всё так же смотрел на дальний загадочный берег, обтекающий холодным красным свечением, позабыв про курение, позабыв про всё, даже разучившись привычно думать – голова заполнилась пузырьками воздуха, на лицо легла синяя тень.

Можно было подумать, что командир спит с открытыми глазами, что с ним частенько случалось – бывало и в бою спал, рубая шашкой направо и налево, – спал, наблюдая уютные сны о подсолнухах детства, в то время как безошибочный организм его сам по себе управлялся в брызгающей чёрно-алой жижей сваре. Разве что внимательный адъютантик мог отличить – по странным высоким ноткам в голосе, по исчезнувшим зрачкам и глубокой тени на всём лице, которое словно бы отодвинулось отсюда куда-то назад, хотя и оставалось на месте.

В таком сне командир был удивительно точен, не промахивался, не давал себя ранить и мгновенно принимал самые верные решения, а наяву порой схватывал даже пулю. Пули, правда, в нём застревали, как в тесте, а после сами выталкивались назад, почерневшие и слепые – выходили наверх успокоенными кротами, а потревоженная ими чуть ранее кожа схлопывалась без всяких шрамов. От головы те же пули просто отскакивали с гулким звуком. За это бойцы своего командира категорически уважали.

Сейчас командир если и заснул, то разве только на секунду, успев зацепить бессознанием краешек стола в том самом доме, где всё начиналось – где мама ставила на стол блины в голубой тарелке, пухлые блины с хрустящей кромкой, совсем как эта, если на неё надавить.

Попробовал, надавил – из-под молочного твёрдого слоя плюнула вода, зачернив и так чёрные сапоги, зазвучало не очень приятно, как будто бы кость сломалась в собачьих зубах, но трещина не пошла – и тогда командир шагнул звонко на чистый и ровный простор, так, словно бы одолев писательские муки, словно нашёл весёлые слова первого предложения, каковые станут началом нового текста про что-нибудь – желательно про «жили долго и счастливо», шагнул, зашагал, обернулся к застывшим с солёным хлебом во рту бойцам, заулыбался, махнул рукой и почти уже что-то сказал.

Но тут под его сапогами пронзающе взвизгнуло, молниями разбежалось во все стороны, стремительно подломилось – и командир исчез, будто бы в прозрачной кабине последнего лифта съехав прямо в ад. Вода в получившейся на месте главы отряда лужице напряглась, вздулась, но не сдержала в себе исполинский пузырь, который выпрыгнул вверх, гулко хлопнув и, как показалось внимательному адъютантику, жалобно крикнув детским голосом «мама!».

Совсем уже тёмный краешек солнца пропал за бугристой линией леса, быстро стало темно, а опешившие солдаты всё так и сидели с открытыми ртами, полными хлеба, и беспомощно слушали, как в солонках смертельно смерзается в единое целое белая колкая соль.

22.12.2013, Солигорск


Рецензии