Большая ошибка бабы Зины

      
 Большая ошибка бабы Зины

       
Погода в Алматы в этот раз меня разочаровала, все три дня лил дождь. Серая пелена нависла над горами, и я не смогла полюбоваться белоснежными вершинами Алатау. Впервые город встретил меня неприязненно, неприветливо, мелкий осенний дождь подло оккупировал мою одежду, и я возвращалась к подруге  мокрой и расстроенной. Оказывается, южная столица может быть такой негостеприимной. «Больше глубокой осенью сюда не приеду», — сделала я для себя вывод.
На железнодорожный вокзал отправилась пораньше, в прошлый раз я чуть не опоздала на поезд. К моей радости поезд стоял на первом пути. В купе было пусто. Вскоре подошла старушка в сопровождении внука. Бабуля целовала внука, наказывала следить за котом, кормить и не обижать.
Юноша смущался, пробовал возразить, но старуха не слушала его, нельзя было понять, кто ей дороже: кот или внук? Поезд, вскоре тронулся к нашей радости, не верилось, что мы в купе едем  вдвоем. Бабуля призналась, что билет у нее на верхнюю полку, она боялась, что пассажиры не захотят уступить нижнюю и придется взбираться наверх. Я успокоила старуху:
— Если придут пассажиры, я уступлю вам свое нижнее место. 
В купе стало уютно, от бабы Зины, так она представилась, исходила доброта. От ее бесчисленных сумок пахло печеным, жареным и другими вкусностями. Я тоже не скрывала своей радости: хотелось побыстрее вернуться домой. Провожающие спешили по своим домам, чтобы отогреться в теплой квартире. В поезде было тепло, пасмурная дождливая погода не испугала пассажиров, некоторые купе были забиты.
— Ну, — сказала весело тетя Зина, — поехали!
В Алматы я была приезжей, а тетя Зина оказалась коренной алматинкой. Она сказала:
— Впервые за столько лет решила съездить в северную столицу проведать сыновей.
— А до этого не выезжали? — спросила я женщину.
— Нет, —  замотала головой, — дед не любил ездить и мне не разрешал.
— А что на этот раз разрешил?
На глазах у бабы Зины появились слезы:
— Больше года, как похоронила Тимофея.
— Примите соболезнования, — обратилась я к ней. — Тяжело оставаться одной, горюете?
— Представляете, особо не горюю, — вдруг откликнулась пожилая женщина, — даже порой стыдно бывает.
Слезы быстро высохли, она стала возиться с узелками и пакетами.
Ответ меня удивил. В прошлом году от старости у нас помер кот, так мы год горевали, замену не могли подобрать. Кот был бесстыжий, пока его не кастрировали, много неприятностей доставлял: новые обои, дорогую мебель исцарапал. Простили, любили его всей семьей. А тут хозяин помер, и особо не плачут.
Баба Зина почувствовала моё безмолвное осуждение и стала отчаянно оправдываться.
— Саулеша, — ласково обратилась ко мне. — Я ведь пятьдесят лет была прислугой его. Он меня за человека не признавал. Поверишь, бил почти до самой старости.
— Неужели такое бывает? — удивилась я.
— Бывает, милая, веришь, по молодости многие подруги потеряли мужей, я как ты с соболезнованиями обратилась, а одна призналась: «По-человечески хоть поживу, всю жизнь обижал!» Вот так и я признаюсь, как на духу, избивал, оскорблял, всю жизнь матёрные слова говорил. Не заслужила я их, верна была ему.
Мне жаль стало  бабулю. Я даже не знала, какие слова сказать, как утешить, боялась ненароком обидеть.
Баба Зина рассказала, как несколько лет назад муж кинулся ее бить.
— А силы у него не те,  — призналась пожилая женщина. — Я-то моложе его аж на десять лет, взяла в угол приперла и отлупила не сильно. Я не люблю обижать людей. Достал он меня, да и от соседей стыдно: с синяками ходила, догадывались, а я просила не вмешиваться. Три дня Тимофей со мной не разговаривал, а позже признался: «Рука у тебя тяжелая, чуть не убила!»
А сколько можно терпеть? Дети выросли, при них боялся, а как переженились, стал руку снова поднимать. Приучила я старика жить без скандалов. Что скрывать, от него и соседи страдали, с молодости был невыдержанным.       
Сосед на похоронах сказал: «Жалели мы тебя, баба Зина, сама просила в скандалы не вмешиваться, бессовестный был твой старик, до старости тебя бил, мы всё слышали, только жены не пускали».
Наступила пауза. Я не находила слов, чтобы выразить свое негодование.
— Как, — недоумевала я, — старый человек, а дерется? А как умер? Болел?
— Болел, ухаживала я за ним, а он вину свою чувствовал, перед  смертью прощенье попросил. Однажды я сильно заболела, воспалением легких. Необходимо делать было уколы. Отказался, а он ведь ветврачом работал. Сказал: подыхай, а колоть не буду. Старший сын услышал, прислал медсестру. Я не разрешила сыну тогда вмешаться, разозлился, хотел отцу душу вытрясти.
— Снится? — произнесла я после долгой паузы.
— Нет, — беспечно ответила баба Зина. — Хоть от скандалов его отдохну, мне мало осталось, даже не верится, что одна. С утра до вечера долдонил и долдонил, покоя не было.
— Обидно, наверное, вам, что такую кошмарную жизнь прожили?
— Не то слово, сама дура себя загнала в угол. Большой ошибкой считаю свое замужество, ничего не поделаешь, годы прошли мимо. Надо было давно поставить его на место. Все жалела. Нас как воспитывали, не так, как вас, мы взрослому человеку против слова сказать не могли. Он старше был на десять лет, я больше молчала. Вот и посадила на голову. Матери боялась признаться, она наказала перед свадьбой: мужа слушай, домой не возвращайся, опозоришь!
— Надо ведь, — удивилась я. — Домой не возвращайся, а если бы убил?
— Были случаи, убил соседку муж, похоронили. А её родители вступились, не давали посадить мужика, старыми были, боялись, детей некому воспитывать будет.
— И что: не посадили?
— Посадили, а дети по всей стране растерялись.
За окном, завывал ветер, баба Зина поспешила в туалет. Оттуда она заглянула к проводникам и принесла большой чайник с кипятком.
Мне стало неудобно:
— Почему не сказали, что чаю хотите, я бы принесла? 
— Ничего, сейчас я тебя покормлю, потом про всю свою жизнь расскажу, — пообещала тетя Зина.
Пока я вернулась из туалета, она собрала на стол. Пахло печеными булочками, золотистые чебуреки источали такой аромат, что у меня потекли слюнки. Тетя Зина протянула мне:
— Ешь, пока горячий, я еду завернула в одеяло, чтобы не остыла. Ешь, небось, голодная едешь? Это я из дому такая нагруженная еду, а назад не знаю, дадут снохи на обратную дорогу, или придется в ресторан идти? — будто пригорюнилась женщина.
— Назад едой я снабжу. Печь и жарить тоже умею, — успокоила я старушку.
— Шучу, — рассмеялась женщина. — Мои сыновья не дадут в обиду мать, небось, уже готовятся к моему приезду. Они привыкли к домашней пище и снох выбирали, похожих на меня. Только сыновья у меня занимают должности и не обижают жен и детей, как их отец.
— Тогда скажите, зачем так долго жили с мужем, если у вас такие сыновья?
— Не могла я на старости лет стать посмешищем для людей. Ты права, надо было уходить от него, только по-другому я воспитана. Наверное, все-таки не настолько он плох, а я его все время хаю. Нельзя брать грех на душу. Красив был Тимофей, глаз не оторвать, девки табунами за ним ходили, и молодки заглядывались. Однолюб, неиспорченный и руки у него золотые, и не жадным был.
— Хорошие качества, — согласилась я.
— Он был хулиганом, но семейным мужиком, никогда не изменял. С работы домой бежал, налево не ходил.
Пока я убирала со стола, бабушка сидела задумавшись. «Значит, не так плох», — подумала я. 
И тут за стеной послышался детский кашель. Баба Зина встрепенулась, лицо стало грустным:
— Детей он шибко обижал. Бывает, заболеют, кашляют, а он выскакивает, как ненормальный и орет: «Закрой рот, дай поспать, завтра мне на работу!» И дети боялись его, закрывали рот, глотали сопли. А когда выросли, высказали ему, только он так и не понял, обиды ихней, считал, что дети по гроб жизни ему обязаны: родил, выучил.
— Давайте не будем прошлое ворошить, — обратилась я к женщине. Но тут она  начала вспоминать, как он бил ее беременную в живот, ребенок родился с красным пятном на лице.
— Никому не призналась, а тебе решила рассказать. Все равно Тимофея нет, пусть земля ему будет пухом. Что-то неправильно я разговор начала, о мертвом только хорошо говорить надо. Да мало хорошего, однажды попросила соседка помочь на юбилей мужа испечь булочки. Сделала килограммов семь теста, а он взял и высыпал на него пачку соды, пропало, пришлось покупать в булочной и лгать, что сама напекла. Бывает, вспомню, поплачу, чего ему не жилось, все метался, все было плохо, а сейчас угомонился, ждет меня, — грустно произнесла женщина.
— Живите долго, рано вам к нему.
— Честно говоря, как будто не свою жизнь прожила, все чего-то ждала, думала, лучше станет, а он к старости совсем из ума выжил.
Я пробовала перевести разговор на другую тему. Видать, старушка столько натерпелась, что никак не могла оправиться от полувековой обиды.
— Больше пятидесяти лет прожила с ним, просвет появился, когда дети выросли, — с горечью произнесла старушка.
В душе я удивлялась, с мужем-скандалистом прожила огромную жизнь, столько вытерпела, а отпор дала лишь в семьдесят лет. Вот какое воспитание получали раньше женщины. Нынешние и квартиру отберут, и на алименты подадут. Какая разница между людьми стала, как поменялся менталитет. Плохо или хорошо — судить не буду, просто удивительные мы существа, и не пойму: воспитание тут или что-то другое?