Очерк. Лови часы любви

Поразительно, но некоторые из столь знакомых всеми и всеми любимых сугубо русских народных картинок, получивших столь же русское название «лубок», пришли в Россию из… Германии. Речь, в частности, идёт о гравюрах на дереве XYIII века “Карлица и карлик», «Мысли ветреные» и «Щипли сам себя за нос», оригиналом для которых послужили гравюры на меди «Мадемуазель Жоликер», «Маркиз де Сотерель», «Разиня» и «Птица с лицом на груди», сработанные в художественных издательствах Элиаса Бека и Иосифа Фридриха Леопольда в городе Аугсбурге. С иностранными ремесленниками, привлечёнными реформами великого царя, они попали в Россию, и, переосмысленные на русский лад, широко распространились по Руси в виде лубочных картинок. И те, кто видел их у коллекционеров или в отделе графики Российской национальной библиотеки или в иных местах, думаю, поставят сто против одного, что это произведения – чисто русские и, более того, несомненно, народные.
Мы залезли так далеко во время, чтобы показать, во-первых, некоторые истоки отечественного китча или безвкусицы (а лубок в ту пору именно таковым и считался), во-вторых, его (китча) интернационализм и, в-третьих, трансформацию, по прошествии определённого времени, заурядных поделок безвестных ремесленников в подлинные произведения искусства, коим сейчас является лубок.
С изобретением фотографии, в Россию в конце прошлого столетия, в основном из Германии, хлынул поток китчевой открытки, которая без слов говорила о страстях человеческих. Дебелые красавицы сомнительного возраста и прилизанные особи мужского пола, усиленно изображали неотразимых и чувственных молодых людей, творили перед объективом фотоаппаратов чудеса, не снившиеся и самым ярым приверженцам системы Станиславского. Они во всех оттенках изображали бурную любовь. Чем, конечно же, не преминули воспользоваться неискушённые в подобных делах модистки и солдаты, горничные и конторщики, курсистки и студенты, кухарки и мастеровые.
Подбиралась, скажем, почтовая карточка с изображением бравого моряка и юной восхитительной особы, тесно прижавшихся друг к другу на нарисованной палубе корабля, «идущего», по исполненному тем же маляром, романтически бурному океану. На обороте корявым почерком и весьма неграмотно писались вдохновенные «стихи»:
- Зачем на краткое мгновенье
В сей жизни час судьба свела?
Твой робкий взгляд, живые речи
Всё, всё я понял, милая моя,
И заняла от первой встречи,
И тайну сердца я отдал.
Твои слова, твои черты
Очаровали вы меня.
Потом шло роковое: «На память Танечке от Серёжи». И затейливая роспись.
Получив такое послание на День ангела, кто же не задумается о будущем? А тем более юная романтичная «Танечка»?
А вот и совсем невинный сюжет: она сидит на скамейке, он стоит рядом, вокруг порхают голуби и одна строчка поздравления с Новым годом, но марка наклеена «вверх ногами». И это не случайно. На особом языке марок некая Т. К. сообщает «Григорью Николаевичу Г-ну Соромотину», что «Моё сердце бьётся для тебя!».
Невинные сюжеты, бесхитростные признания в чувствах, написанные от руки или тиражированные типографским способом, например: «Лишь тот, кто целовать так страстно умеет, Моё сердце нежной любовью согреет» или «Дай мне упиться твоим лобзаньем, В нежных объятьях умереть». На эту явную безвкусицу сейчас уже смотришь со снисходительной улыбкой, а пройдёт ещё полвека или век и, кто знает, может, и эти поделки наши потомки зачислят в разряд произведений подлинного искусства? Как мы зачислили лубок. Тем более, что в мире, управляемом шаловливым богом Купидоном, возможны любые метаморфозы.

В качестве иллюстраций использованы открытки из коллекции автора.

Газета «Интим-калейдоскоп», №2 (4), 1989 г.