Зимний день, миниатюра

          ЗИМНИЙ ДЕНЬ

                Бледноликая, седая,
                Снова к нам зима пришла
                И, сварливая, лютая,
                Песню злую завела…
                Михаил Чучелов.

          Зимы двадцать первого столетия стали какими-то уступчивыми перед осенью. Снег ложится все чаще в ноябре, а иногда и в декабре. Но еще совсем недавно, в девяностые годы ушедшего столетия зима начиналась с уверенного снежного покрова уже в первых числах октября.
          Осень очередного года получилась затяжная теплая и светлая. Снежного покрова за месяц до начала настоящей зимы никто не видел. Так пролетали белые мухи, кружились, ложились на землю ровным робким слоем и при появлении солнца, как напроказившие мальчишки, смывались с городских улиц.

          Но вот в ноябре повалило. Мокрый, тяжелый снег придавил ветки деревьев, сухой асфальт вдруг стал слякотным болотом. Плюсовая температура, державшаяся в начале ноября, не оказывала никакого уважения появившемуся снегу. Казалось, еще день и опять снега не станет. Но он падал, падал и всей своей мокрой массой вытеснил тепло.
          Легкий морозец пришел на помощь своему союзнику – снегу. Снег, почувствовав поддержку, зацепился за асфальт ледовой коркой - где ровной, как сам асфальт, где коварным корытцем с покатыми боками, где «стиральной доской», на рёбрах которой падали люди, охая и чертыхаясь. Модные девочки в высоких зимних сапогах с высоким каблучком флиртовали с мужчинами, хватаясь за их рукава, и имели полное право оправдаться перед ухажерами, что их флирт не есть их женская уловка. 

          В такую погоду в городе оставаться просто не интересно. Я начал издалека убеждать своих домашних о необходимости поездки на дачу: делал мелкие льстивые делишки: выбил пыль из ковра, и как только почувствовал в позициях своих родственников легкую неуверенность сопротивления, тот час же собрался и ночной электричкой выпорхнул на волю.

          Уже в трамвае, в пути на вокзал, вспомнил, что на следующий день автобуса в поселок, где стоит мой дом, не будет по расписанию. «Но еще есть рабочий автобус», - успокаивал я себя мысленно уже в электричке, плотно вдавливая свое тело в скамейку в надежде найти тепло,  зависящее от настроения машиниста: включить, не включить, согреть или заморозить редких пассажиров ночного электропоезда.

          Все шло по закону подлости. Рабочий автобус был, но он сегодня не возвращался обратно в поселок.
          - Я, что рейсовый автобус что ли? – сердито огрызнулся шофер, когда я спросил его о маршруте следования.
          - Ничего не барин, пешком доберешься, - вставила шпильку женщина, злорадно улыбаясь, и радостно хихикнула, представив себе, как человек пешком по морозу пойдет двенадцать километров, а она поедет дальше в теплом автобусе.
          Несколько мужских голосов хохотнуло в поддержку ерничавшей бабы.

          Я с досадой отошел от автобуса, браня себя за поспешное действие: «Надо было выйти за пределы станции, там бы автобус подобрал тебя без всяких разговоров, а своей навязчивостью ты только дал повод покуражиться над собой этим людям. Ладно, двигай ногами, успокаивал я себя, не впервой, да может и не в последний раз».

          Зимняя ночь не спешила уступать место короткому дню. Да собственно свету хватало от снега и от отраженных облаками электрических огней оставшегося позади поселения. Черные перистые облака неподвижно стояли на восточном склоне неба. Где-то правей к югу одиноко зависла краюха луны.
          Рано проснувшаяся пара ворон пролетела надо мной. Было странно их слышать, они всегда кричат свое: «Кар!», а здесь вороньи разговоры скорей напоминали куриное кудахтанье. По-видимому, птицы смеялись над одиноким путником.
          Я поднял голову. Вороны летели к человеческому жилью из леса, к помойкам, чтобы первыми захватить что-нибудь съестное из отходов. Птицам было интересно смотреть на человека, придавленного тяжелым рюкзаком, в котором было нагружено пищи на неделю, чистой бумаги, записных книжек и разных нужных и ненужных папок - килограмм на пятнадцать.

          Скрипит снег под ногами и ничего не слышно из-за этого скрипа. Но тяжесть рюкзака заставляет остановиться. И сразу меняется мир. В зимнем лесу совсем не тихо: где-то стучит дятел, а в ответ ему мороз отвечает редким, но сильным звуком, как шишкарь бьет дубиной по стволу, чтобы сбить созревшие шишки. Это пошевелилось дерево, покрытое наледью, образовавшейся от недавних дождей.
          Стайка клестов, перелетая от одной перегруженной шишками ели к другой, поет, радуясь первому глубокому снегу, первому морозу и лесному простору. Здесь они будут хозяевами всю длинную зиму. И еще, какая-то неизвестная для меня птица затеяла, как казалось, со мной игру. Ее звонкий голосок, как азбука Морзе, коротко отстукивал в морозную тишину. Раздавался то прямо передо мной на высокой голой березе то, удаляясь в глубь леса, то справа от меня, то  - сзади. Я крутил головой, поворачивался всем телом, но так и не уловил взглядом хитрой игруньи.

          Но надо идти. Дорога скользкая, укатанная. У моих старых унтов подошвы сношены большими и малыми дорогами, им не за что зацепиться. Я иду медленно, скользя на каждом шагу, теряя равновесие.
          Черные перистые облака чуть посерели, кромка луны перестала серебриться и посветлела. В глубине за деревьями округлилась заря. Она напомнила расплавленный металл в доменной печи, такая же красная и такая же ограниченно сжатая в своей мощи.
          Заря раскрашивала лес изнутри. Деревья стояли притихшие, убранные снегом. Всего за пять дней, что сыпал мокрый снег, деревья оделись в такую шубу, какая бывает только в средине зимы. Но это не надолго. Мороз высушит всю влагу из снежной шубы, а холодный ветер сбросит белые комья на землю. Пока же ели, метров под тридцать высотой стоят подсвеченные зарей, как великие памятники природы.

          Я иду дальше, но то ли ушел с того места, где можно было наблюдать зарю, то ли заря сама по себе потухла, как металл, выпущенный из доменной печи, но лес вдруг посерел.
          На небе остались одни перистые облака.
          Зимний день разыгрался поздней, когда я преодолел весь свой путь.

          Солнце взметнулось свечей, как мячик при игре в лапту, где-то на юго-востоке, поиграло с миллиардами снежинок всеми цветами и оттенками радуги, бросило на снег длинные тени от домов, деревьев и всяких земных неровностей и запуталось в елях почти в том же месте, где взошло.
          На улице стало еще холодней...
          Серый скромный вечер спешно уступил место молчаливой лунной ночи.