Затянувшаяся молодость

*** (mare liberum)

Это море открыто,
Эти дни полны радости,
Эти ночи не шелохнут листвой.
Эти горы улыбались.
Эта жизнь была настоящей.

2010

***

Отрадно спать, отрадно камнем быть...
Микеланджело

О вкусах не спорят – по счастью...
Я крыл тебе не опалю –
Лети – как стрела – безучастна:
Я каменных женщин люблю.

Открыта мне радость музея
И нимфы милы у струи
Склоненные ниц, и камея,
Кановы чудесные три...

Мне прелесть известна иная:
Из бронзы, их гипса, из сна –
Но только... но пусть – не живая,
Губящая хуже вина!..

Барочные тонкие ризы,
Всегда недоступна и над,
С лепного глядящая фриза –
Как сорок и сто лет назад.

Художнику сдавшись под пыткой,
Спокойно нагая стоит,
Искусством прочитанный свиток,
Прекрасная, словно Лилит.

Светла каждой линией зыбкой.
Как в царской короне алмаз,
Чарует чуть зримой улыбкой,
Разрезом изысканным глаз

И всей квинтэссенцией женской...
Но ты – вся живая, как тигр –
О злое виденье блаженства –
Исчезни, изыди, уйди!

Вместившая – вплоть до надира –
Все бездны, и мы как пажи
Особ инфернального мира,
Чей бог беспощаден и лжив.

Ни мира не дав, ни могилы,
В душе воцарившая ад:
Юдифь, Саломея, Далила...
Обманутый сто раз подряд,

Все в глаз потеряв ее сини –
В пустыню уйди и молись:
О женщина в мягком муслине,
Меж нами пройди – не коснись,

Усни, и пусть тише и тише
Я в персях дыханье ловлю
Полуобнаженных – усни же! –
И стой, укрощенная, в нише –
Я каменных женщин люблю!

1990

***

И третий день рыдает с крыш весна,
И ночь бурлит по кронам и карнизам.
С версальской помпою струя увлечена
Одной и той же звучною репризой.

И кажется: вот-вот иззелинит,
Дойдет до птиц, и – вниз – в спокойных лужах –
По горлышко – весь город будет влит,
И что… Но завтра снова снег и стужа.

1990

***

И вовсе мы с приходом опоздали,
И все герои наши обреченны,
И все позиции остались без прикрытья.
По-прежнему болеем стихотворством:
На штукатурке стен,
На палимпсесте снега,
Рисуем красками в своем воображенье
Цветы-убийцы дивной красоты.
Неверно мыслим мыслями кривыми,
Неправильно играем на дощечках.
Не в силах повлиять на бесконечность —
Отсчитываем время-нетеченье.
С могучими былыми несравнимы,
Отчаянней народов новопришлых.
И если наши вправду ложны боги,
Которым мы так долго доверяли,
То пусть же мы погибнем вместе с ними,
Пусть мы умрем и нас забудут, дон Диего!

1989

***

От путешествия на край —
Не отказываются,
Хоть ночлегов и дорог
Не оказывается.

И попутчики плохи
И непреданны,
Расстояния глухи
И неведомы.

Боги с досок не глядят —
Привередливы,
По дорогам племена
Неприветливы.

И кто раньше были здесь —
Все повешены.
Из другой мы стороны
И помешаны.

И поют — кому спокойно
И песенно,
И поют, когда смертельно
Невесело.

1989

***

Торопиться некуда и странно,
Жизнь обыкновенна и скучна,
Убежать бы, но в какие страны?
Умереть — от красного б вина.

Вот мы тут одни на склоне грустном,
Где песок и кустики травы,
Порождая вечное искусство,
Как Афину Зевс — из головы.

Чтоб в конце попыток филигранных,
Все исполнив, как простой монах —
Убежать в какие-нибудь страны,
Умереть от красного вина.

1990

***

Что будет, что не будет, что прошло,
Все бывшее, небывшее, иное
Вздымает с брызгом, наискось, весло,
Что держит Бог бестрепетной рукою.

И дней не хватит обвести подряд
Словами эту бедную поляну...
И я живу в мечтах, как игуана,
С глазами обращенными назад.

1990

***

Что же за вечер такой,
Словно от слов всех очищен?
С неба нисходит покой
Астрономических чисел.

Зимний и теплый – из тех –
Как накануне крушенья
Мира. Ленива у стен
Грация телодвижений.

Фразы ветвей через такт,
Шин отдаленных шуршанье
Все было плохо… А так –
Здорово, хоть и случайно.

1990

***

Носок, ступня и тонкая лодыжка
Под паутинно-призрачным чулком
Бела и с виду холодна как ледышка…
О сколько тайн в явлении пустом!

Так для чего же горькие награды
И путь наверх по пыльным ступеням –
Когда так беззастенчиво богата
Моей мадонны узкая ступня!

1990

***

Да, мы усердно стучали
Вновь по ладони с ресницей...
Смертным не гоже в начале
Жизни удачей хвалиться.

Смертных дорога печальна
Через светил вереницу.
Но мы усердно стучали
Вновь по ладони с ресницей.

1991

***

Плохих поэтов жребий не страшит,
И труд любой снести готовы даром!
Большой поэт стихом не дорожит,
А то богов клянет за их подарок.

Он любит женщин больше, чем успех,
Он мчится в Яр, к цыганам иль на танцы
В дворец, бранится и ругает всех,
Чтоб жизнь прожить, как завещал Гораций,

Легендой стать при жизни, чтоб потом
Слать в город, славный почтой и церквями:
Не дай вам Бог идти моим путем,
"Писать стихи, да ссориться с царями".*

____________________
* Пушкин – Н.Н. Пушкиной, 20-22 апр. 1834 г.

1991

***

Ночь полна оказии и звона
Отовсюду: в окнах по соседству
Бой часов, и зуммер телефона
Из груди ночного министерства.

И стучит капель необратимо
По камням, в истории известным.
Это ночка черного сатина,
А не бархата, как следует из песни.

Тихие занятия подходят:
Книг сортирование, журналов,
Отложив до будущего года
Всякий вздор и муки идеала.

1991

***

Этот белый искусственный свет,
Эта улица в старческом гриме
(Днем по ней пробегают в буфет),
Эти клены и бездна за ними

Неба. Звезды. Истоптанный снег.
Шум авто, уходящая кошка.
Этот белый, искусственный свет,
Как в театре, где жизнь — понарошку.

Успокойся и просто живи,
И глотай тот полуночный воздух
Славы, счастья, надежды, любви —
Взгляд поймав этой ночи раскосый.
               
1992

***

О, этот Юг, эта Ницца!..
В марте. Кавказ предо мной
В снежном бурнусе. И птицы
Нет ни одной.

Сном посрамил беспробудным
Географических дам.
И в рукомойнике утром
Корочка льда.

Русский язык здесь иначе,
Как-то по-птичьи звучит:
Мягко-невнятно, и плачут
Гласные в нем (как грачи).

Каждый тут сух, златозуб и,
Хоть не плечист, но кряжист.
С Джеймсом Уильямом вкупе
Анненский в книжном лежит.

В утреннем пристальном свете
Даль вся насквозь, и над ней
Сада скелеты. И эти
Жалкие ломкие плети —
Чудный Загрей!

В хмурых заснеженных горах
Танский бежит водопад.
Юг нехорош в эту пору,
В тоне чуть-чуть грязноват.

Только омела кустится
И зеленеет насп;х,
Только омела — убийца...
Груши и дуба. О, Ницца! —
Солнце и снег!

1992

***

Уехать, уехать! На дачу, на дачу!
Уехать наотмашь, тайком...
Уехать, как будто кому-то дать сдачи –
По-детски...
                ...И снова леском,

Обрывом, вертлявой дорогой и речкой,
И все без разбору забыть,
И, выпивши с горя, сидеть на крылечке,
С тобой ни о чем говорить.

1993 (00)

ДЕНЬ

Весенний снег, Сиротский переулок:
Перинами укутанный больной,
Чуть-чуть понурый, зыбкий и знакомый,
Спит, пробуждается с гудком таксомотора
И снова засыпает крепче, слаще,
И вздрагивает изредка во сне...
Тяжелый вран, пернатый головастик,
Запутавшийся в вязких небесах,
С трудом на слизкую садится пристань крыши...
Уже ничто не может быть как что-то,
И тяжесть тут совсем уже чужая,
Трудней, невыносимее, чем прежде,
Когда еще мы жили там, в пейзаже,
Где иней на деревьях в зимний день
Был словно пух на шляпах у красавиц.

1993

***

В доме с окнами на явь —
Птицы в небесах рассвета... —
Жизнь метнулась за края,
Как несчастный с парапета.

1994

***

Приятно собеседницу иметь,
Ходить в один бассейн или еще
На корт, пить кофе и в глаза смотреть,
И не влюбляться — очень хорошо.

А если и влюбляться, так — слегка,
Чуть-чуть, для поддержанья разговора,
Когда ничто не свищет у виска
В предчувствии блаженства иль позора.

Да, если не влюбляться, так почти,
Как в пятом классе, и без укоризны.
Нежданный услыхать звонок в ночи
И два часа беседовать о жизни.

Мешая на рассудочных весах
Предательство и воровство взаимно,
И заплутав случайно в волосах —
Стрельнуть в упор великолепно мимо.

И, наконец, зашедши по пути,
Свернуть все на банальности устало,
И объясниться, и, поняв, уйти,
И не влюбляться с той поры ни мало.

1995

***

Как можно жить к тебе так близко?
Как можно пить полночный чай?
Он – яд, и двое василисков
Сидят, окаменев, меча
Печалью через столик низкий.

В покое гипсовых титанов...
Кто б знал, что стоит тот покой!.. –
Так отступают ветераны,
Мосты сжигая за собой.

1995 (07)

***

Я люблю этот город. Всё его безрассудство и снег,
Всю его бестолковость и черные спины,
Голубую распутицу, быстрый говор и смех,
Мешковатость и гордость, и пятна ноябрьского сплина.

Очумелые спицы авто – утвердить невозможность езды
Через кашу разлапистых улиц, темнеющих рано,
И внезапных красоток – быстрее падучей звезды –
Не успел, как всегда, загадать я желанье.

Подмосковная даль, где река в берегах – дорога,
Как ничто, очевидна, ясна и красива,
Переулок в зиме – когда выхожу на его берега
И бреду в магазин: в доме нет ни картошки, ни пива.

1995

***

Я родился в худшей из провинций,
В городе по имени Москва,
И страна березового ситца
Не видна была и не близка.

А был близок мне солдатик стойкий,
Что умел любить и презирать,
И в объятьях родины далекой,
Жить умел слабей, чем умирать.

Он калекой был и плохо бегал,
Проходила временность, крича.
Одинокий голос человека
Стоил половину кирпича.

За учебу нахватавши троек,
В жизни не видавши ничерта,
Лишь огни далекой новостройки,
Лишь шпану с соседнего двора.

Так нелепо в грязь, по пояс в снеге,
Он стоял и тихо-тихо пел.
Он уже любил на этом веке,
Он уже тонул, уже горел.

И в графе «судьба» поставив прочерк,
Говорю от имени его
Об ушедших, о больных и прочих,
Об ином не зная ничего.

1996

* * *

Уже огни фиолентийские видны,
Осталось мне совсем немного ходу,
А ночи здешние в любое время года
Теплы достаточно для сродной мне шпаны.

Ноябрь уж наступил, уже почти приплыли
К концу времен. В Москве и снег, и тлен.
А здесь все тянется почти без перемен,
К бессмертью словно год приговорили.

Тогда и ты чуть вечен вместе с ним,
Как бог ты выбираешь время года,
Как вольный дух, ты отменил погоду...
Ты б километры эти отменил! —

Что отделяют все тебя от дома.
В глухую ночь закован Фиолент,
Сошедшую из баснословных лет,
Когда здесь буйствовала дочь Агамемнона.

Ноябрь лишь этим здесь и отличим:
Все измеряет пользой для души.
Семь километров — это ли не польза? —
Через пустыню. Тут забыта поза,
Лишь вера в то, зачем меня вели
К пустому дому на чужом краю земли.

1997

***

До того, как водкою
Напились мужи,
Здесь валютой ходкою
Измеряют жизнь.

С утра беззаботного
Меж колес машин
Дворники работают –
Значит, город жив.

Тратят вечность поровну
Над землей пустой
В небе пара воронов,
Строящих гнездо.

Будем во все стороны
Тратить вечность вновь,
Будто тоже вороны
И сильна любовь.

1997

***

Мгновение — остановись! —
Прекрасно ты иль так себе:
Я чувствую — уходит жизнь,
Твердея глыбою в судьбе.

А молодость — гора земли,
Возить и не перевозить...
И вот теперь перекурить —
И всех делов — часа на три.

1998

***

Когда-нибудь, хоть маловероятно,
Мои холсты опять покроют пятна
Краплаков, не засохших до сих пор,
Опять “Чакону” Баха сяду мучить,
Опять судьбе надменный дам отпор.
И, если подвернется случай —

Еще искусства морфия глотну,
Еще иллюзией башку свою рассею, —
Но никогда, о нет, не полюблю одну
Какую-то прозрачную Цирцею.

Нет, никогда!.. хоть маловероятно.

1998

***

Свет луны над мысом Фиолент.
Я чуть-чуть приподымусь с колен.
Я почти убит, почти лежу,
Я мечты нигде не нахожу.

Слишком стар для счастья и игры,
Лишь минутой, покурив травы,
Лишь обняв Марию, в час, когда
Ночь стоит без края, как беда.

Посидеть, погладить вдоль спины
И умчаться в сторону луны.

2005

***

Фиолетовый Фиолент
Брошен мне на исходе лет,
И я просто хочу понять:
Кончил я иль начну страдать.

Изменяется край земли,
И не только в ночи фонари,
И судьба не овальный ноль,
Хоть забыл иль не знал пароль.

На вершок бы мне синего моря –
Говорит человек в неволе,
И я вижу его глаза,
И под солнцем дрожит бирюза.

Открывая тетрадь с конца,
Выпью поздней любви винца,
На прекрасной сухой земле
Это все, что осталось мне.

1999

***

…Сидеть, притаившись, переча векам,
Кричать и махать облаками,
Молитвы шепча неизвестным богам,
Что я называю стихами.

2000

***

Ты же знаешь, что все хорошо –
Как  сквозь таможню прошел.
Что же ты воешь как волк –
Не возьму в толк!

Ну, не пишутся стихи –
Не велики грехи.
Кажется, можно сойти с ума…
Но это еще не война.

Есть даже кто-то вокруг,
Хоть огонь их потух.
Можешь все поставить на кон –
Наслаждайтесь: ваш путь – в огонь.

Поэтому жизнь хороша,
Словно горы впереди лежат,
Торчит солнце из синей воды…
Аллах обещал сады.

2005

***

Это такая тьма – что хуже пустоты,
Это такая тьма, что замедляется скорость света,
Это такая тьма, что пугаются коты,
Это такая… тьма – как из Ветхого Завета…

Это такая любовь, что совсем и не любовь,
Это совсем не любовь, а конец света.
Это что-то такое, что и в глаз и в бровь,
Это такая, ух! – не из Нового Завета.

2005-6

***

В постель, как к виску наган…
Чад сигарет, винопитие,
Быстрый надрывный роман,
Рыбная вонь соития.

Липкий бесчувственный друг
На липкой и потной подруге.
Вялый опущенный плуг…
Они побывали друг в друге.

Им это с собой – позарез:
Выкинуть флаг простынный,
Франкенштейн из двух голых сердец –
Возится в белой глине.

Срывая с себя наготу,
Себя забывая как лишнее,
Души летят в темноту
До самых пределов жизни.

Ее разрывая вдоль,
Себя кидая в промежность:
На рваном троне король –
По самое брюхо в нежность.

Горящие уши любви,
Рты, полные спермой.
Тут каждый собор на крови,
Тут каждый раз – как первый.

Грохочущий поезд в паху,
Жадное бесстыдство щели.
Райскому своему греху
Верные до постели…

2008

***

За этот воздух можно умереть,
За этот воздух умирать не надо.
Здесь расцветает первая сирень,
Здесь пролегла последняя Эллада.

И мы здесь ляжем, если повезет,
На берегу соленого колодца,
Как к кипарису виноград ползет,
В простом веселье провожая солнце.

2009

Больничное

Ночи, как водки, осталось еще до утра
На полстакана, и надо поспать, а иначе…
Ну-ка, попробуй, как дух без кола, без двора –
В тихих озерах проплыть на приятельской даче.

Ночи бульдожьей не хватит, и скоро врачи
По коридору пройдут, прогрохочет тележка.
Жизнь уходящая бредит и стонет, кричит, –
И я бегу, пограничник, устроить задержку

Груза болящего в чьи-то глухие поля,
В то запредельное, хуже хохлов, иноземье…
С той стороны пограничник смеется, маня
Нас проезжать, не стоять, продлевая мгновенье

Жизни бессмысленной, что добрела до седин,
Капельниц, утки и жидких котлет для лежачих.
Где всего счастья-то – вспомнить, как плавал один
В тихих озерах в вечор на приятельской даче.

2009

***

Бывают в жизни дни, когда
Встал лед, закрылся порт,
И ты лежишь под кромкой льда,
Как будто бы ты мертв.

Как будто мертв, чтобы беда
Не чуяла следа.
Как рыба ждет на дне пруда,
Как грешник дней суда.

Как зверь в берлоге ждет весны,
Любви и шашлыков.
И ты лежи, считая сны,
Умри и будь таков.

Все кинув дуриком на кон,
От шляпы до галош.
И добровольцев в этот сон
Навряд ли ты найдешь.

Когда-то ты любил омлет
И избегал тефтель.
Но столько лет омлета нет –
Так радуйся теперь!

Живи без горя и молчи,
И плач, закрывши рот,
В окошко выкинув ключи,
Как будто бы ты мертв.

Как будто утром оживешь,
И год пойдет за три,
И все полюбишь и поймешь…
Ну, а пока – умри...

2009

***

Измену видели в упор
И даже, может, за упором,
Когда желанья, как топор,
Ломали крепкие заборы,

Что выставляла жизнь, крестясь,
Мол, все тут будет, как обычно.
Но звезды падали, лучась,
Как пьяные из электричек.

От слова глупого "любовь"
Горели месяцы и листья.
И сумерки ответ любой
Читали, как "самоубийство".

2005

На тему одной картины

Музыка закончилась давно:
Хуже-лучше… Берег опустел.
Колдыри идут хлебать вино
И ложатся в узкую постель.

Им уже не страшно ни хрена,
Им уже не надо ничего.
Вес души, навроде, 20 грамм,
Вес пустых ночей – 1 кило.

Их душа мудра и холодна,
Их вино ни капли не пьянит.
Подплыла луна под Карадаг,
Мертвой безмятежностью звенит.

2010


***

Моя старая рубаха вся изношена,
Моя первая жизнь – за реку ушла.
С вешалки пальтецо сброшено:
Сидит чудище – вся как есть душа.

Сидит чудище, ждет иной парчи.
И горбун ждет нож, что отрежет горб.
Как повезут умирать – не кричи:
Прилетит принцесса, поцелует в лоб.

2010


***

Топором по пуповине,
По которой кровь струилась
Между мною и тобою,
Как между двумя мирами.

Улетай же поскорее! –
Или захлебнусь от крови…
Хлещет пламенем наружу,
Гасит звезды в черном небе.

Все убиты в этом поле…
Стонет стражник с крыши башни.
Сколько суток безответно
Дым летит над белым снегом.

Улетай же поскорее,
Или захлебнусь от крови…

2010

***

Мой милый друг, а как у нас дела?
Да, нас не любят в ветренной столице –
Я в курсе. Что же делать? Удавиться?
Нет, не дождутся. Боль не умерла,

Но стала тише. Значит, до утра
Я дотяну. А дальше будет видно.
Не так страшна любая из утрат,
Как этот стыд младенческой обиды.

Как этот день в безлюдных берегах,
Как этот дух бердяевского рока…
Там, где ты есть, не видно ли в бинокль,
Как я держу тебя, как пьяный за рукав?

2010

***

Я вернусь к снегам, не останусь здесь,
Я проснусь от сна и засну опять.
Будет в окна лить ровный белый свет,
И колдырь в ночи будет крепко спать.

Запрягай коней, как велит сюжет,
И целуй девицу в чистый белый лоб.
Я люблю в окне этот белый цвет,
Этот воли цвет, этот цвет тоски…

Я проснусь от сна и засну опять,
Будет мой диван, как хрустальный гроб.
В снежном гробе том очень мягко спать…
Прилетит принцесса, поцелует в лоб.

2010

***

Словно мячик в постели скакать,
Словно шарик из песни: вертеться-крутиться,
Как обещано было: спать не давать…
А иначе, ну, хоть застрелиться…

2009

***

Как важно иметь окно
И хороший вид из окна,
Как важно мечтать о ночи
С запахом бугенвиллий,
О нашей прогулке к морю,
Которой, возможно, никогда не будет, –
Под ветром из сирийской пустыни,
Под южными звездами на покатой тропе
В конской гриве алеппских сосен.
Как важно иметь телефонный провод
И кого-то,
Кто тихо держит трубку у уха –
С той стороны всех утрат,
Где нет ни одного знакомого камня,
В тысячах километрах от твоей жизни…
Чем дальше – тем лучше.
С такого расстояния
Каждый смертный кажется греческим богом,
И мы живем, как персонажи истории,
Чей конец неизвестен.

2010

(PS. Позже в ходе полевых исследований я установил ужасную вещь: бугенвиллии не пахнут!)

***

Какая красивая ночь.
Снег мягко ложится,
                как пудра на щеку.
Но я не пишу стихов.
Ночной гример не спит.
Ночной космонавт поет.
Ночной ветер помогает мне жить.

1995

***

Я живой! Что со мной?
Что с моей головой?
Не святой, не герой,
Не на передовой…

Я живой, как сосна,
Словно дача в лесу…
Не бывает же так, –
Но однажды спасут,

Вынут пулю, зашьют,
И – тихонько под зад.
«Ты – везунчик, – шепнут, –
Ты – везунчик, солдат!..»

Так спасибо, сосна
Над моей головой…
Как прекрасна весна
Не на передовой!

2010

***

Леди Годива, привет, я все помню, Годива:
Дом на холме под дырявою красною шляпой,
Город цветущих ханук, как восточное диво,
Желтый, звенящий, горбатый и аляповатый.

Пальмы надменный кивок растопыренной туче,
Груди долины, разлегшейся в окнах небрежно,
Спины столетий прирученных, сбившихся в кучу,
Бледная кисть на руле европеянки нежной.

Рыцарских арок крепеж и песчаную заводь
Х;лма весны в декабре за железною ставней.
Пусть я ослепну навек, но оставлю на память
Рыжую гриву твою и соленые камни.

2011

***

Конец пластинки, уходит лето,
С утра хозяин гремит ключами,
Прощальный снимок у парапета.
Конец романа всегда печален.

Осенний воздух бурлящ и колок,
И холод змейкой вползает в щели.
Свобода рыщет голодным волком,
Свобода плачет с утра в постели.

Конечно, будут другие книжки,
Ключи, пластинки, сады и спальни.
И кто-то ходит всю ночь по крыше:
То просто ветер. И все нормально.

2011

***

Я пережил Армагеддон,
Как мысль переживает горе.
Он был нестрашный, как вагон,
Несущийся по краю моря.

Он был воздушен и высок,
Он был почти что вне закона.
Не торопись стрелять в висок,
Не пережив Армагеддона.

Я пережил, прижав к губе
Чужих холмов сожженный ветер.
Жизнь хороша, представь себе, –
Особенно в последней трети.

2011


***

Восточный рай, как повелел Аллах
Для правоверных, возымевших страх
Иль смелость – проходить его путями,
На Пустоту идущие с сетями,

Как бурлаки, заложники идеи – 
На выжженных дорогах Иудеи,
Холеной Греции, священной Киммерии,
Как кирпичи, застрявшие в эфире

Веков бездушных, чисел несусветных,
Солдатики сражений незаметных,
Что умирают от несчастной доли:
От своего бессмертия и воли.

2011

***

Ты так родна мне, так близка,
Как будто ты не в Палестине.
Безносой Греции рассказ
Ткут босоногие богини.

Пробит туннель и автобан,
Свободен путь сквозь Фермопилы,
Чтобы прямей читать роман
О веке давнем и счастливом,

Героях в медных кораблях,
Микенах в золотых подвесках…
Одну секунду до тебя
Летит над морем эсемеска.

(Я много бросил и оставил,
Чтобы любить, как любят в детстве…
Твой соотечественник Павел
Палатки делал по соседству.)

Брожу меж алых деревень
В оранжевых левацких фруктах,
Как романтическая тень
В придуманных для счастья бухтах.

2011

***

Мои стихи о том, о сем:
Богах, безумии, больнице…
С бульвара за угол был дом,
Где 2х2 – всегда 130,
Где ночь глуха, как старый кот,
Где никого никто не ждет.

Назад тому две тыщи лет
Сходился где-то клином свет…
Полудворец, полусарай,
Полузастенок, полурай.

Где пили бром на все лады –
И лучше не было воды,
И лучше не было людей,
Хоть далеко им до гвоздей.

Пусть вьюга с улиц иль набат
Тренделок, скука, перемат –
Там смехом рвали провода,
Рукой черпая из пруда.

Несли гранаты всех систем,
Диск;рсов, кодов, эпистем –
Где думали, как все решить,
Лететь, творить, сиять и жить…

Но закатилось то окно,
Все спят, кругом темным-темно,
И снег летит под колесом,
С бульвара за угол – где дом.

2011

Орфей

Был тихий, но палящий день,
Дорога трескалась от зноя,
К огрызкам пыльных деревень
Ползли ленивые герои.

Он тоже полз уже, а слух
Ловил крик коршуна на скалах,
Пилу цикады, ссору мух,
Кошачье блеянье шакала,

Писк комара, размолвку струн
Форминги фирменного строя…
Не слышал только легкий шум
Шагов любимой за спиною.

Боится слово промычать,
Вспугнуть добычу, словно птичку.
Добыча может деру дать –
У мертвых странные привычки.

Хитрит, плутует: вдруг присел –
Попал, мол, камешек в сандалий!
Извлечь из спутника хотел
Хоть тень его, как груз скандала.

Холмы в дубах – и тишина!
Прилег на пористое ложе…
Терпела лотова жена
Подобное и, может, дольше…

– Как с новостями там, небось,
Не слышала последних сплетен?
А анекдотов набралось!
Послушай хохму: этим летом…

Куда там! – Тихая семья,
Конечно, неплохая штука.
Но что касается меня,
То это – домострой и скука!..

– Ты вспомни: песни при луне!...
Нет? Явь тебе неинтересна?
Какою дрянью неизвестной
Тебя поили в той стране?!

Как он бессилен! Словно сам
Не побеждал сирен с усмешкой,
Не пел на бис глухим богам,
Не двигал дубом, словно пешкой!

И крикнул имя! Будто кость
Застряло в горле… Не ответит?!
И холодно вползает злость,
Что выполнить ему не светит

Нелепый с богом договор…
О, как хитры глухие боги!
Вдруг за спиною – никого?!
А им смешно, смешно до колик!..

Он это знает, но идет,
Надежду пестуя годами…
Споткнется вправду – и умрет,
Мечту усталыми глазами

Проводит в пляшущей воде,
Бегущей от него в долину…
И этот выход чертов – где?!
Прошел ли ада половину?!

И ад, не ад – не разобрать,
Как я вошел в него, как выйду?
Играй и пой хоть сорок пять
Раз кряду – не покажет виду

Идущий следом. Или что:
Мечта пустая гонит мужа?
Что там наплел про нас Кокто?
Все – ерунда, и много хуже!

Нет никого, и он один.
Асфальт, как тесто у кухарки.
Летит из пригорода дым:
То лето было очень жарким.

2011

***

Слабый хрип, исторгнутый из тела,
Серый снег стелился по стерне,
И труба от ветра зазвенела,
И молчала лира на стене.

Эвридика пела и плясала,
Горизонт закатом пламенел,
И с Орфеем, старым и усталым,
Путь делить никто не захотел.

2012

***

Они говорили друг с другом, как люди,
Которые любят, но это по сути
Расклад не меняло, поэтому лучше
Молчать, напиваясь на всяческий случай.

Они и писали друг другу, как люди,
Которые ночью не встретятся грудью
В прекрасном сраженье. Которые вместе
Не будут, хоть тресни и тили все тесто.

Они и любили друг друга, как люди,
Которых за это и черт не осудит,
Которые вместе могли бы быть завтра
Иль даже сейчас… Но не выпала карта.

2011

***

Романа не начав, я знал уже развязку –
Иль лишь воображал, то надевая маску,
То открываясь весь и путаясь в любви…
Любви?.. Иль том одном, что мнится издали.

Завязкам нет числа, развязки – все едины.
Завязка и финал – убийцы-побратимы,
Шарлотта и Марат. Завязка – как вино.
Развязка – как похмелье, боль, веретено,

Что, душу проколов, ручается за душу.
Так море пеной брызг ручается за сушу.
Так падающий мост припомнит каждый шаг.
И за восторг вершин ручается овраг.

2011

***

Путешествие – вроде любви,
Открывает широты и длины,
По которым плывут корабли,
Чтобы не были длины пустынны.

Одиночество – вроде мостов,
У которых привязаны лодки.
Как свиданье в квартире пустой:
Не найти ни еды, ни полводки.

Да и эта река – не река,
А почти Тридевятое царство.
И все учит уму седока
То ли время, а то ли пространство.

2012

***

Злорадствуют друзья, враги не замечают,
Кат;тся жизнь толчком, не шибко, но верней.
Последняя любовь почти не обещает,
Последняя любовь, как дорогой трофей.

Последняя любовь идет, не зная брода,
Свирепа и жадна, свободна и жестка.
Так требует тиран не жертвы у народа,
Но идол золотой из одного куска.

Сомнений не страшась и впрок не оставляя,
Наследница гордынь и оперенных стрел,
Последняя любовь молчит, не умирая,
Свободная молчать, как еретик в костре.

2012

***

Вот и лето пришло,
Как и прежде бывало.
– Ну, и где же тепло? –
Говорю я устало.

Что ни день, то гроза.
Жизнь крадется по краю.
У калины глаза
В темноте полыхают.

Пахнет мокрым селом
И сиренью клыкастой,
Чтоб безумье крылом
Не накрыло напрасно.

Сад весь вдоль-поперек,
Как в сраженье затишье.
Хорошо без тревог
Жить под шапкою вишни.

Жизнь виляла хвостом,
Понарошку пугала.
Мне и правда везло:
Разве этого мало?

2012

Freedom's just another word…

Свобода – цветной лоскут,
Восточных базаров гам.
Девичий клинок в боку:
Еще шелушится шрам.

И нечего больше совсем
Терять – говорят они…
Свобода – тропа перемен
Вдоль получужой спины.

Далеких морей экседра,
Сиротских ночей укусы…
Глаза знаменитой Федры
Горят, как поленья Гуса.

Сдувает ветвистый пожар
Сухие дрова вины.
И ты, как один коммунар,
Стоишь у своей стены.

Снижение теплопотерь,
Сплочение теплоостатков…
Трехногий чувак из загадки:
Чего же бояться теперь?

2012

Осень

Нормально сносить удары,
В шеренге стоять своей.
Стыдит комиссар нестарый –
Дожить до преклонных дней.

Спартанцы последней чеканки,
Где внемлет пустыня, стоят…
Поэмы оттиснуты гранки,
А Илион не взят.

Лишь осень осталась героям,
Браваду несут в горсти.
Седой бородой зароюсь
В согретый закатом текстиль.

И проще теперь ночами
Тачать из хлама сырца,
И проще сказать за чаем:
Мы будем с тобой до конца.

2012

***

Взаимная любовь в своем начале
Оправдывает все дела людей.
Счастливые царей не замечают:
В гробу они видали всех царей!

Какая скука: быть вдвоем до гроба!
Ну, хоть бы год, ну, хоть до января…
Они ведь так мудры и классны оба,
Что под ногами их горит земля!

В дыму давно пропали знаменосцы,
Цари, мусоля грязь, идут в народ.
Но плюшевое сердце не сдается:
Дырявит трюм, чтоб не позорить флот.

А человек есть дерево без ножек,
Когда глядит в себя издалека.
Пейзаж в окне переоденет кожу,
И станет ясно, как звалась река.

2012

***

И глядят испуганные дачники
В голубой междупланетный холод.
Сладкий яд любовью обозначили –
Не нашли, мол, имени другого.

В балаганы ради смеха мелкого
Забрели. С надеждой и упреком
Посмотрели в треснувшее зеркало,
Нарекли его с размахом Богом.

2012

***

Она возникла ниоткуда,
Из пены плюсов и нулей,
Ночной сбой в матрице, причуда,
Игра волшебных фонарей.

И пробежав на ножке бальной,
Она пропала в никуда,
Чтоб в готовальне виртуальной
Жить, как Алиса в городах.

Нет виртуальности закона,
Как ветру, деве и орлу.
Зеленый плюс в полете сонном
Всю ночь мигает на углу.

2012

***

Густеет время, замирает ветер,
Я замурован в доме, как сверчок.
Вот, что такое, значит, жить на свете,
А ты все трепыхался, дурачок!

Все мерил лужи и бежал вдогонку
Кудрявых нимф, жестоких, но живых…
Стреляло солнце в рыжую вагонку
Жилища из просторов нежилых.

Миндаль свободы нынче очень горек,
И дорого спросили за билет
На борт пустых полей, бедняцкой хвори
И тишины, прозрачной на просвет.

2012

***

Замечены тобой, влюбленные в тебя,
Предмет твоей любви – счастливцы и кретины!
Как век их короток, как странна их судьба,
И, тем не менее, достойна гильотины!

А коли так, она – достойна и стихов,
Эфирной мишуры в силках алеппских сосен,
И нежных глупостей, и милых пустяков,
И садика в Крыму, и королей в Каноссе.

Стучат слова любви, отходят поезда…
Замечены тобой… Сочувствую коллегам,
Завидую чуть-чуть, жму руку: – Вам сюда!
О, нет, я остаюсь… Да, мой давно уехал…

2013

***

Хорошо не вставать, ничего не хотеть,
В шторах солнце ловить и глуб;ко дышать.
Пусть недолго осталось все это смотреть –
Тем убийственней надо все это понять.

В коридоре суда не узнать про потом,
А потом на весь суп и кота не найти.
Все заметить, запомнить до комнаты той,
Где лишь вечность одна и медбрат впереди.

Как скрипела кровать, как высок потолок
В белом доме любви на высоком холме.
Все запомнить, понять, записать на листок,
Чтоб не пялить судьбу за неправду ко мне.

2013

***

Вот нам и выдали медали
За пляс и щебетанье птичье:
Мы как холсты в парадном зале,
Затянутые в безразличье.

И тихо так, что тише нету,
Уже и сердца-то не слышно.
Кричу, как идиот под ветром:
Возьмите, я не буду лишним!

Сгожусь, как лом, как полк в засаде,
Мне тоже шлют из Центра письма!
Я разверну их, словно фантик,
А там – ничто, как точка смысла

Самоубийцы. Так шифруют
Заданья в нашем Центре славном.
Сидит агент, из окон дует,
И пишет, может быть, о главном.

Все бывшее – необычайным
Живет в писаниях истошных.
Все совпадения – случайны,
Несовпадения – нарочны…

2013

***

В виртуальное время встречаться вживую почти неприлично.
Каждый сам по себе, за морями и в комнатке белой живет.
Расстояния нет, мы транслируем ужас себя постранично,
И как ангелам чужд раскрепованный архитектурный живот.

Мы кричим, как лягушки из разных колодцев, не видя друг друга,
Мы зовем приходить, хоть известно: никто не придет.
Очень темная ночь, и еще пара лет до конечного круга…
«Ты, приятель, не парься, – кричим, – этот Стикс мы прошествуем вброд».

А в реале все так ненадежно: то дети и пляски со школой,
То болезнь, то семья, то и вовсе работа. Но роль
Можно сбросить под вечер и виски, как кровью, заверстывать колой,
И сказать на весь мир: во инои стране у меня есть король!

2013

***

«Еще не вечер…» Это как кому,
Кому-то вечер с полною луной,
Кому-то скоро в лодку, как Муму,
И больше не увидимся с тобой.

«Еще не ночь!» – вот верный оборот,
Чтоб кинуть фишки: «Ставок больше нет!»
Оставить три копейки на буфет
И выйти, не споткнувшись о порог.

2013

Импровизация

Бессонница, мигрень и западает «е»,
Ковбойского труда не переделать –
Когда ты женщина, когда на простыне
Лежишь перед компом, без голоса и тела

Почти... Ах, да: тугие паруса…
Значенья тела Сеть не перекроет.
Попробуй заменить: когда глаза в глаза,
В упор, через платок, и даже секс порою

Небезопасный… Да?! Ну, сколько лет тому…
Что скажет нам судьба забытого минойца?
Утрату между строк я и без «е» пойму.
Тугие паруса. И ты не беспокойся.

2013

***

Как хочешь, ну, а, все-таки, пожить
Бывает, знаешь, если не с плеча…
Жизнь, словно ежик пойманный, дрожит…
Вспорхнула птица, провод раскачав.

Еще почти все лето впереди,
Все будет ОК (наверное, к среде)…
Пловец беспечный, ты куда приплыл,
Что доказать пытаешься себе?

Нет никого, лишь солнце по углам.
А дождь прошел. Нисколько не грущу.
И ветер стих… Но если б ты могла
Войти… Боюсь – уже не отпущу!

2013

***
                «Молчи, скрывайся и таи…»

Тебе молчать велели – и молчи!
Попей вина, ляг с книжкой… В этом суть
Сценария, наверно. Не грусти,
Лежи себе, в молчании по грудь.

Что говорить? В растянутой строфе
Убогих чувств нет веры ни во что:
Ни в то, что, скажем, ты Катулл в кафе,
Ни в то, что Лесбия одарит калачом

Своей любви. А даже, если так…
Любовь! Любовь!.. Как этот день горчит!
О, если бы та ночь, да навсегда!
О, если бы… Молчу! Катулл молчит.

2013

***

Билет не сдавать, держаться:
Пусть сами придут и возьмут!
Уже далеко не шестнадцать,
Когда из окопа бегут –

Рыдать в полинялую юбку,
Чтоб ужас кромешный унять,
Как в омут, себя без стука,
Безруко, без звука ронять.

Не хитрая хитрость – убиться
От горя: и так ничуть
Не трудно уйти: в больнице,
На трассе и где-нибудь…

Я сам раз пять или больше
От жерла сумел убежать,
И грустный мешок в рогожке
На скольком краю удержать.

Пройти по шершавым плитам
И вгрызться у самых стен.
Хоть Трои почти не видно,
А временами совсем.

Кудрявых волос касаться,
К далеким морям летать…
Приказ по окопу: держаться!
Держаться, билет не сдавать!

2013

***

Если б ты вернулся с той стороны,
Если б ты видел то, что я не видел,
И остался б жив… Если б вдоль спины
Я бы вел рукой… И зимой в Тавриде

Я б кропал стихи, о тебе тоскуя…
У героя жизни совсем немного
И талантов нет. Все же жить рискуя,
Как велел философ – это хоть глубоко,

Интересно в целом и почти как в книжке,
Но и часто глупо, как езда по встречке.
Видишь, все прекрасно, даже, видно, слишком.
И тут в пору выть, как сверчок за печкой.

Потому что, думаю, той стороны нет вовсе,
Все примерно так же. И все же надо ехать.
Боль героев ветрена, как залог успеха…
Тут прекрасный вечер, переходящий в осень.

2013