Я ухожу!

Я никогда не курил настоящие сигареты. Всегда считал, что электронные более безвредны. Полагаю, особой разницы нет – это лишь прикрытие для того, чтобы всучивать тот же продукт за большую цену.
Из сухого рта вытекает густой клуб светло-серого дыма – эфемерного, быстро исчезающего и почти не оставляющего запахов. Обычно я беру сигарету, чтобы заглушить тоску по дому и необоснованную грусть. Сейчас я пытаюсь все эти чувства усугубить. Если мне больно – я усиливаю эту боль, усиливаю жалость к самому себе, ибо кроме меня самого проявлять ко мне жалость никто не станет.
Светильник тускло горит в зале, обдавая слабым, до тошноты искусственным оранжевым ламповым светом мою комнату. Тени на стенах, на полу и на потолке статичны, неподвижны. В раскалывающейся голове отдаленно тянутся резиновые стоны человека, которого я знаю лучше, чем кого бы то ни было – собственного эго. Оно обнимает меня со спины, гладит по голове, сует в рот сигарету, заставляя думать о собственном одиночестве.

Ты бы хотел исчезнуть? Просто провалиться в ад… без шанса на возвращение.
Ты бы хотел, чтобы небеса разверзлись, выпуская бесконечный дождь, который бы смыл все это прочь….

Прямо как я. Как я и желал. Как я и подозревал. Как я и чувствовал.
Я пристально смотрю в собственное отражение в шкафу напротив. Отсюда я даже кажусь привлекательным. Я жалею, что сейчас над головой нет ночного неба. Я бы взглянул на него… и тут же бы начал думать о жизни. О том, с какой целью я живу на земле. Словно агент K из «Людей в Черном». Как много проблем у людей, которых я знаю. Я могу попытаться решить их – или, на худой конец, поддержать их добрым словом и рукой на плече. Но они…

…кто может понять, что сейчас творится у меня на душе?
Я хочу выпить. Как следует напиться с первой встречной девкой, выдать ей весь ил и гной, что накопился в моем сердце, после чего оттрахать ее в полубессознательном состоянии. Чтобы на следующее утро проводить ее до двери своей квартиры, улыбчиво сказать ей, что все в порядке, а затем произнести в потолок:

«Лучше бы я сдох…»

Луна здесь не мерцает. Ветер здесь не дует. Я не хочу здесь быть. Солнце здесь не светит. Земля здесь не движется. Вода здесь не течет. Я не хочу здесь быть. Я не хочу здесь быть.
Но я могу здесь жить.

Сейчас второй час ночи. Я, словно ведомый незримым кукловодом, на уровне рефлексов надеваю осеннюю теплую одежду, надеваю куртку, достаю ключи от квартиры и открываю дверь. Смотрю во тьму подъезда и чувствую, как пелена слез уже переливается через полузакрытые веки.
- Я… - глубокий, отрывистый вдох, - Я ухожу!
Мой голос эхом скачет через девятиэтажную шахту подъезда, возвращаясь обратно вопросом: «Куда?»
- Просто, - мой голос дрожит, словно я вновь в школе, избитый старшеклассниками и от того такой забавный и смешной в глазах сверстников, - УХОЖУ!
Я выверено разворачиваюсь на одной ноге, закрываю дверь на замок и, еле различая ее очертания во тьме, выкрикиваю:
- Счастливо, мать вашу!
Спуск по ступенькам, невероятно легкое открытие двери домофона – и мир преображается. Ночной, свежий городской воздух вливается в мои легкие, вселяя надежду, что все закончится хорошо. Тишина на миг забивает уши. Слишком громко. Ничего не слышу.
И я смотрю на звезды, идя вперед и совершенно не глядя под ноги. И я думаю о своей жизни, о том, что она – редкий кусок дерьма и что я сам сделал ее такой. Вторых шансов не существует. Если бы они были – наша жизнь была бы гораздо проще и счастливей.
И я прохожу мимо старой советской игровой площадки. Маленькая медная шляпка «грибка» кажется мне серой, выцветшей, мертвой оболочкой былого времени…. Мир стареет.
Словно баран, я встаю и упираюсь лбом в забор детского сада, куда я раньше ходил. Звоны электронных колокольчиков из старой, как мир, песенки Tracy группы Mogwai заставляют меня рыдать. Я все еще стою, вперив голову в ограду своей прошлой жизни, и мне кажется, что я наконец повзрослел.
Я нащупываю в кармане черный маркер и с пустой головой пишу им по забору - прямым и ровным почерком:

"Я устал".