Чарка

                «И чарка пенного вина из рук в другие переходит».
                А. Пушкин

Любили приваловцы, потомки славного казачества, веселье, умели отдыхать, с размахом отмечали праздники. А какой праздник без песен и плясок!

Ведь «веселие на Руси есть пити, не можем без того быти», как утверждал великий князь Владимир более тысячи лет назад.
 
К празднику тщательно готовились: заранее припасали крепкие напитки, хорошую закуску, женщины обновляли наряды, мужики брили подбородки, созывали на свои престольные праздники (Пречистая и Николая Зимнего) дорогих гостей из окрестных сёл и деревень.

После 2-3 рюмочек с тостом в полной тишине кто-то из женщин затягивал застольную песню, чаще малороссийскую.
 
- «По-над лу-у-угом зе-е-лененьким, по-над лу-у-уго-о-ом…, - начинала, подперев кулачком подбородок, низким голосом одна из женщин. Тут же на октаву выше подхватывали другие, включались мужские тенора и басы, и лилась по селу печальная или раздольная русская песня.

У каждого участника застолья были свои любимые песни. Отец любил и с самозабвением пел «Из-за острова на стрежень…», «Живёт моя отрада…», к концу застолья – «Шумел камыш». Иван, его брат, - «Ехал из ярмарки ухарь купец…», «Соколовский хор у Яра…», «По чарочке, по маленькой, налей, налей, налей, по чарочке, по маленькой, чем поят лошадей…». Не обходилось застолье без «Распрягайте, хлопцы, коней…», «Ой при лужке, при лужке…», «Эх, полным-полна коробушка…».
 
Трепетно относились к винной посуде. Берегли, передавали от поколения к поколению. Называли ласково, с уменьшительными суффиксами: чарочка, рюмочка, чекушечка, стопочка, стаканчик, шкалик, осьмушечка, бокальчик, графинчик… Часто чарочки были серебряные, с позолотой, инструктированы эмалями. Об одной такой старинной чарке и будет мой рассказ…

- Дядя Дима, моя лопата всё натыкается на какие-то железки, камешки, гвозди, - слышится голос Шурика, который копает ямку в углу огорода, - что тут раньше было?

Дядя Дима, бывший кадровый военный, майор в запасе, в окружении подростков со шнуром в руках делает разметку для будущего сарая.
 
- На этом месте был дом твоего деда Никифора, где выросли  и я, и твой папа, - отзывается он. – Его сожгли в войну немцы. А мы построим тут сарайчик.

Прошло не больше года, как появился в Приваловке после 23 лет скитаний Денис Лазаренко, о котором в деревне ходили легенды. Уцелевшие фронтовики знали, что Денис уже до войны был офицером, освобождал в 39 году Прибалтику, Зап. Белоруссию, был военным атташе при посольстве в Чехии.
 
Всю войну на фронтах громил фашистов, дослужился до зам. командира по политчасти 4 военно-воздушного корпуса, закончил Академию Генштаба, четырежды ранен. Потом уже, в 1949 году, по ложному обвинению был арестован как враг народа. И знали, что после семи лет лагерей из-за отсутствия вины месяц назад реабилитирован, признан невиновным.
 
Но никто не знал, что военные лишения, раны и тюрьма разрушили его здоровье, и бывший комиссар серьёзно болен, и что ему оставалось жить совсем немного.

Денис это знал: Рабинович, врач Брянского госпиталя, отпуская Дениса после лечения, сказал:

- Если будешь жить в деревне и постоянно принимать лекарства, при строгом режиме можешь прожить года 2-3, не больше, в городе не проживёшь и года.
Вот поэтому и поселился дядя Дима, как звали его все подростки деревни, на отцовском подворье в хате, где проживала его сестра вдова тётя Проня. И вот теперь со своими маленькими друзьями строил летний сарай.

Денис разметил места для остальных шул (столбов) сарая, и мальчишки дружно заработали лопатами.
 
- Дядя Дима, а я тут выкопал целую обойму патронов с пулями, - закричал Павлик, - посмотрите!

- Это немецкие патроны. Осторожно, внутри порох, могут взорваться.

- А я выкопал большой патрон, блестит как новенький, - поднял голову Колька, держа в руках что-то блестящее.

Денис повертел Колькину находку, протёр тряпочкой.

- Нет, Коля, это не патрон, это редкая вещь, наша семейная реликвия. Это старинный серебряный стаканчик, чарка. И принадлежала она моему отцу, а тот получил её от деда Якова. Интересна её история.

- Расскажите, расскажите, - загалдели мальчишки, перестав рыть ямы.
 
- Хорошо, расскажу. Только вы сначала закончите копать ямы, а мне уже пора делать укол. Женька, - обратился он к 10-летнему мальчику Евгению Макушненко, - вымой руки, пора колоть эуфиллин.
 
- А ты шприцы подготовил?

Надо сказать, только Женька с комиссаром был на «ты».

- Да, Женя, всё готово.
 
И комиссар с мальчишкой отправились в хату.

Надо пояснить, что в Приваловке, куда вернулся доживать свой короткий век бывший кадровый офицер Красной Армии, своего медпункта не было, до ближайшего фельдшера - четыре версты. А разные инъекции ему надо делать несколько раз в день. Вот и обучил Денис самого понятливого и надёжного мальчика медицинским премудростям.
 
И если у дяди Димы неожиданно начинался приступ астмы, все искали по деревне Женьку. А тот уже знал, что, куда и сколько своему старшему другу колоть.

Через полчаса ямы были вырыты, и мальчишки, поплескавшись в протекавшем в конце огорода ручье, вместе с Денисом отправились в Темненький. Так называли смешанный с преобладанием стройных сосен лес в полуверсте от деревни.
 
Обычно они на лесной поляне разжигали костёр, иногда готовили незамысловатую еду. Но, главное, они любили часами беседовать у костра со своим любимым комиссаром. Он утолял их любопытство по всем вопросам: о войне, о школе, о природе. Помогал разрешать их конфликты с учителями, с родителями, между собой. Единственное, о чём Денис не рассказывал: о лагерях и Бутырке. Эта тема была запретной даже для меня, работавшего тогда уже директором школы в соседнем селе.

Родители, с утра до ночи занятые на колхозных работах,  с радостью отпускали мальчишек к Денису, зная, что у него они будут и присмотрены, и накормлены.

Вот и сегодня ребятня, окружив своего кумира, весёлой стайкой по знакомой дорожке устремилась к заветной лесной поляне.

Был полдень. Жарко. Солнце раскалённым шаром катилось по небосводу, накаляя воздух.  Лес встретил ребят прохладой, гомоном птиц и глухим шёпотом листвы. Ночью прошёл грозовой дождь, поэтому на лапках папоротника, на траве ещё не высохли капельки росы, от прелых листьев, брусничника, цветущего багульника и сосновой хвои исходил дурманящий запах. Куковала в березняке бездомная кукушка, кричала где-то далеко сойка, стрекотала беспокойная сорока, барабанил на старой сосне дятел.

В болотце и низинках ещё попадались перезрелые ягоды черники, малины, созрела ежевика. Появились и летние грибы: маслята, добрые боровички, подосиновики, сыроежки.
 
А вот и знакомая поляна. Ребята быстро натаскали  и наломали сухих веток, разожгли костёр. Дым прямым столбиком поднимался вверх и терялся в вершинах деревьев.
 
Расположились ребята вокруг костра: кто на пеньке, кто на мягкой травке, кто на стволе упавшей осины. Дядя Дима достал бутерброды, вареные яйца, открыл термос с травяным чаем.

- Дядь Дим, вы обещали рассказать про мою находку, - уплетая за обе щёки вкусный бутерброд, напомнил Колька.

- Расскажите, расскажите, - загалдели мальчишки.

- Ну что ж, раз обещал – расскажу. - Только проглочу таблетки и успокою астму.
 
Запив лекарство водой и несколько раз вдохнув полной грудью сухого воздуха костра, комиссар начал:

- Это было 300 лет назад. Стародубские казаки только что прогнали с нашей земли поляков. Украина стала свободной и воссоединилась с Московией. Наши края относились тогда к Украине, а Стародубский казачий полк был самым крупным и богатым на Украине.
 
Когда полковником над казаками был назначен Миклашевский, гетман отдал ему во владения незаселённые вокруг Стародуба земли. Четверых казаков, которых полковник переманил с Украины: Привала, Лазарёнка, Федосёнка, Копыла - поселил в 5 верстах от своего села Соловы. По имени казака Привала, первым поставившего на новом месте двор, слободку и назвали Приваловкой.

Казаки выкорчевали лес, распахали землю, обзавелись хозяйством и исправно служили царю и отечеству, участвуя во всех войнах того времени. Так что наши предки – смелый воинственный народ.

- Дядь Дим, - встрепенулся Шурик, - выходит, наши предки были такие же казаки, как Тарас Бульба?

- Да, жил в Стародубе даже сотник с судьбой, как у Тараса. И так же зарубил шашкой сына-предателя. И наши деды казаки пахали землю, имели семьи и по первому зову шли на войну. А с турками, татарами, поляками-ляхами наши казаки воевали так же беспощадно, как и Тарас.

Денис сделал паузу, восстанавливая дыхание. Женька разгрёб палкой горящие угли,  положил в костёр штук 15 картофелин, укрыл их горячей золой, а Алёшка подложил ещё хвороста, чтобы лучше пропеклись. Любили ребята в лесу лакомиться печёной картошкой.

- Да, - продолжал Денис, отдохнув, - о чарке. Дед моего деда казак Степан в составе Стародубского полка при царице Екатерине воевал с татарами и турками в Крыму и на Дунае. Это было без малого 200 лет назад. Командующими над ними были князь Потёмкин и генералы Кутузов и Суворов. Воевал лет 15 без перерыва. Вернулся без лошади, но с трофеями, отбитыми у турок под Измаилом, в числе которых был и набор серебряных чарок, 6 штук.
 
- А почему этот стаканчик называете чаркой? – не унимался любознательный Шурик?

- Из стаканов и кринок наши деды пили воду, квас, молоко, медовуху. А для вина предназначались чарки, рюмки, стопки. Даже пословицы были: чарочки да рюмочки доведут до сумочки; хорош бы парень, да его чарка бьёт; муж за чарку, жена за черпалку; выпил чарку, выпил две, зашумело в голове; то-то собачий нос: только чарку нальёшь, его лукавый несёт; чарка вина не прибавит ума.

- Гадюка, гадюка! – вдруг прервал рассказ испуганный голос маленького Алёшки.

Действительно, в пяти шагах от костра в траве ползла метровая змея.
 
- Это уж, он не кусается, - успокоил малыша всезнающий Шурик. - Вон на голове у него два красных пятнышка. Пусть ползёт.

Уж спокойно проследовал к кусту орешника, как будто он знал, что у костра сидят его друзья.

- Значит, - продолжал Денис, - прибыл служивый в Приваловку, а его уже мало кто и помнил. Купил лошадь, получил от казачьего сотника в аренду землю, сосватал невесту с приданым – годовалой тёлкой - и стал жить-поживать и детей наживать.

Чарки доставал только по праздникам. После его смерти они перешли к сыновьям. А уже моему отцу Никифору досталась от деда Якова только одна серебряная чарка. Он её берёг как зеницу ока.
 
Выпивал отец только в праздники и после бани, и то не более одной чарки. Из другой посуды не пил. И если шёл в гости, то со своей чаркой. И должен был передать чарку, ставшую в семье амулетом, старшему из сыновей. Но после пожара в войну чарки не стало. И нашлась, выходит, сегодня.
 
- И кто же теперь будет ею владеть? - забеспокоился Шурик, родной племянник рассказчика. – Кто на очереди из неё пить?

- Из его шестерых сыновей в живых остались только Иван и я. Но Иван хоть и старший, но меня переживёт. Выходит, чарка сама нашла владельца.

Денис замолчал. Притихшие мальчишки, передавая из рук в руки, рассматривали дедов серебряный амулет с непонятными узорами.
 
Костёр догорел. Женька достал из горячей золы дымящиеся  картофелины, и ребята дружно принялись уплетать, не снимая подгоревшую кожицу, деревенское лакомство.

Между тем жара спала. Пора и домой помогать бабушкам и мамам управляться с домашней скотиной.

…Серебряная чарка, трофей моего пращура, которую выкопали 50 лет назад ребята на месте сожжённого немцами дома деда, не затерялась. Стоит она в моём шкафчике. И по праздникам, когда приходят гости, она исправно служит своему богу Бахусу. За вечер мне дозволяется выпить, к сожалению, только одну чару.

Как и говорил Денис, после его смерти семейный талисман передали его брату моему дяде Ивану, потом чарка попала его сыну Григорию. После похорон Григория его вдова по завещанию привезла чарку мне. Долго ли мне пользоваться ею, не знаю. И кто следующий, известно только Всевышнему.