Глава из книги Я люблю тебя жизнь

Как я поступал в Военно-Морскую
медицинскую академию


С осени 1942 года пошел в шестой класс семилетки на Пласту, но вскоре понял, что надо устраиваться на работу, зарабатывать на пропитание и одежду. Поэтому дальнейшее обучение шло экстерном. Пару раз в неделю приходил в школу, получал задания и отвечал на вопросы учителей. И, среди этой мозаики фрагментов образования, вдруг призывно зазвучало имя Маяковского. Влюбился мгновенно и без памяти, и полюбил на всю жизнь. Из Челябинска приезжали в Пласт, записывали на радио. И во время войны транслировали для людей. Откуда они узнали о том, что я читаю Маяковского? Не помню.
Сначала я работал объездчиком в совхозе, а затем старателем в золотоискательной артели при заводе имени Артема.
Девятнадцати лет, в 1947 году, я закончил 10 классов школы в городе Пласт Челябинской области. Почему так поздно? Объяснение простое: война, работа, год не учился, чуть не погиб от тифа. Но с десятого класса для законного получения аттестата посещал школу регулярно. И получил серебряную медаль. Точнее, тогда еще ни медалей, ни настоящих аттестатов в нашем захолустье - в 70 километрах от железной дороги - не было. Мне выдали справочку, как сейчас помню, на листочке из тетрадки в косую линеечку, где от руки было написано, что я окончил школу с серебряной медалью.
И вот с такой «колхозной» справкой я и отправился поступать в ВУЗ. Началось с того, что местный военком предложил мальчишкам поступать в военные училища, что меня, безотцовщину, вполне устраивало, поскольку там одевали и кормили. Я получил в руки «комсомольскую путевку». Подобные же добровольцы были собраны со всей области. И нас отправили в Военно-химическое училище в городе Сартавалы (Карелия). Группа наша состояла человек из двадцати десятиклассников и бывших фронтовиков, довольно опытных в житейских делах.
Мы получили продовольственные аттестаты и пользовались пайками и столовыми при комендатурах крупных станций. Старшие товарищи продавали часть пайка или меняли на водку. Я до того времени ни разу не прикасался к спиртному и табаку, а потому отвергал предложения выпить и закурить.
 Наша бравая компания через неделю прибыла в Ленинград и, как хорошо помню, тут же была оштрафована милиционером за переход путей в неположенном месте. И никто из нас не посмел перечить официальному лицу. Замечу, что после ознакомления с невообразимыми для нас достопримечательностями Питера, наша группа сократилась почти на половину, и в Сартавалы я поехал уже без особого желания.
В химическом училище встретили очень хорошо, мою «серебряную» справочку приняли во внимание и освободили от сдачи экзаменов. Мои спутники, узнав об этом, начали просить пойти вместо них сдавать экзамены. Только сейчас я понимаю всю ответственность и опасность этого шага. А если я провалюсь, не сдам? Товарищ по моей вине (!) лишится пайка, казармы, образования. В нынешние времена, наверняка, при провале этой авантюры меня могли бы избить и даже прибить. Но я был уверен, что обеспечу ребятам проходной балл. И обеспечивал. Тайная молва привела ко мне, наверное, десяток желающих отдать свой завтрак или ужин в обмен за поход к экзаменатору.
Естественно, вся казарма придумывала мне маскировочную одежду и даже пыталась красить волосы, чтобы меня не опознали на экзаменах преподаватели. Как ни странно, все обошлось. В эти дни я питался, как король.
На мандатной комиссии, почувствовав себя гениальностью, я нагло спросил: училище дает высшее образование? Мне ответили, что только среднее, но зато... Дальше я слушать не стал и попросил вернуть мне продаттестат и заветную справочку медалиста.
...Помню очаровательную белую ночь. Удивительная картина пустынной дороги между сосен, по которой я вдохновенно шествовал на станцию к ленинградскому поезду. Прибыв в Питер и позавтракав в пункте питания для военнослужащих, я отправился в Военно-механический институт. Там прочитал списки поступивших, нашел фамилию Миши Диперштейна, с которым мы учились экстерном на Пласту и договорились поступать в Военмех (он работал, будучи в шестом классе, главным бухгалтером совхоза, где моя мама была в его подчинении кассиром). Позже Миша станет крупным ученым, руководителем 40-тысячного коллектива военного завода, другом министра военпрома (а затем и обороны) маршала Д. Устинова.
Естественно, я пошел в приемную комиссию, предъявил свою заветную справочку, получил студенческий билет, хлебную карточку и койку в общежитии. И там я встретил маленького, юркого, чернявого пацана по фамилии Шефер, который был в студенческом общежитии у своего товарища. В дальнейшем судьба сведет нас с Витей Шефером уже в той самой ВММА. И вот каким образом.
Был август 47-го. Прием в ВУЗы, за исключением военных училищ, закончился. И я, на всякий случай, будучи уже студентом Военмеха, решил провести разведку в других местах. Заскочил в Военно-морское училище имени Дзержинского. Там меня останавливает какой-то тип в матросской робе и требует отдать честь. Ничего себе, думаю... Повернулся и ушел из подворотни Адмиралтейства. Пошел в Пограничное и политическое училища. В первом меня забраковали по пробелам в биографии, во втором сказали, что я не уплатил комсомольские взносы и не достоин быть политработником. У меня возникло чуть ли не отвращение к военной службе.
И вот при таком-то внутреннем состоянии я вдруг на углу Невского и Садовой встречаю поразительного моряка: брючки выглажены, ботиночки блестят, шелковая тельняшечка выглядывает из под гюйса, а на рукаве - пять галочек! На макушке залихватски сдвинутая бескозырка с ленточками аж до пояса. И на них написано: Военно-морская медицинская академия. Какого черта я поступал в разные там институты и училища. Во! Есть же АКАДЕМИЯ! Туда мне и дорога! Он ощутил мое восхищение и участливо прослушал мою сбивчивую речь. Конечно, поступай только в нашу АКАДЕМИЮ! Поезжай к Витебскому Вокзалу, там приемная комиссия. Стоп! Мой же Военмех совсем рядом. Бегу туда и ... забираю свои документы! Поступаю, как последний дурак! Не узнавши броду, лезу в воду...
В приемной комиссии ВММА меня встречает майор Давидян. Говорит: прием окончен, уходите! Я ему сую в глаза свою заветную справочку. Он открытым текстом: у нас с такими справочками до Москвы раком не переставишь!
Представляете мое состояние? Полный крах: без денег, хлеба, крыши. Один. И без образования в будущем. В порыве отчаяния бегу на Фонтанку и врываюсь с парадного входа в приемную начальника академии. Навстречу его адъютант - мичман Шаров (если не изменяет память): пошел вон! И под зад коленкой. Я почти падаю на входящего генерала. Кричу: вся семья - медики, хочу учиться на врача! Он испуганно сторонится меня: обращайтесь в приемную комиссию!
Я мигом возвращаюсь к Давидяну и непререкаемым тоном говорю: я был у начальника академии, он приказал принять мои документы. 
Конечно, как я после понял, тот генерал, которого я чуть не сбил с ног, не был начальником академии. Я долго удивлялся, почему Давидян не позвонил хотя бы его адъютанту и не выяснил правдивость моих слов. Теперь я знаю: из-за какого-то абитуриента беспокоить высокое начальство Давидян просто не имел права!
Мое положение облегчило появление полковника, приведшего с собой симпатичного высокого паренька. Давидян вытянулся перед полковником, а мне махнул рукой: «Приходи завтра с Шубиным». Шубиным оказался щуплый пацан в рваных штанишках до колен, поддерживаемых лямкой через плечо. Он и отвел меня в кубрик здания, где до революции лечился сумасшедший писатель Гаршин.
Моей справке Давидян не поверил и заставил сдавать экзамены обычным порядком. Шубина он опекал на каждом экзамене, предварительно разговаривая о нем с преподавателями. Я сдал на «отлично» по всем предметам. Помню, как физик, которому я сообщил какие-то детали строения атома, долго выспрашивал, где и у кого я учился, чтобы обладать такими знаниями. Поэтому я приношу свою благодарность моим удивительным школьным учителям, вдолбившим в мое серое вещество столь фундаментальные познания.
Далее я сэкономил несколько паек черняшки и отпросился поехать домой на Урал.
Поезд Ленинград - Свердловск уже тронулся, когда его подножки, тамбуры и крыши облепила тараканья свора таких же безбилетников, как я. Помню, как меня пытался сдернуть с подножки милиционер, но не смог разжать намертво вцепившиеся в поручни пальцы. На полном ходу я перебрался в тамбур, а затем на крышу, где и залег, спасаясь от низко протянутых проводов при подъезде к Волхову. Там мне удалось проскочить внутрь вагона, где я забился на третью полку, загородившись чужими вещами.
Пару паек черного хлеба я съел еще на крыше вагона и теперь приготовился к сухому голоданию на трое с лишним суток. Я спал в блаженном полузабытье, наверное, вторые сутки. И лишь тогда ехавшие внизу пассажиры забеспокоились: а жив ли я. Они заставили спуститься к себе и съесть кусок хлеба с камсой (это такая соленая рыбешка-килька). Особое внимание ко мне проявил старшина флота с грудой медалей на груди и орденом (Нахимова?) на массивной цепочке. Да, были люди в наше время! Силач, джентльмен, красавец-мужик! Мы поговорили с ним о моей предстоящей учебе. Он одобрил выбор и рассказал массу случаев из боевой биографии, касающихся его ранения и лечения в госпиталях. После такого знакомства я уже никого и ничего не боялся и решил из принципа доехать до своего захолустья бесплатно.
В Свердловске моя любимая тетя Юля накормила молодой картошкой с маслом (!) и пыталась дать тридцать рублей на дальнейшую дорогу. Я категорически отверг эту бумажку (тогда в ходу были «тридцатки») и отправился на вокзал. Челябинский поезд мы атаковали через выбитое окно в туалете. В Челябе я разыскал грузовую машину с Пласта, помог ее чем-то загрузить и со спокойной душой залег в кузове. Проснулся только после того, как шофер стал вытаскивать меня из гаража...
К 1 октября я, разумеется, прибыл по месту прохождения службы. Принял воинскую присягу. Начал учиться ходить в строю. Обнаружилось, что я - иноходец. Мои руки и ноги ходили синхронно: сначала правые, потом левые. Младшие командиры долго отучали меня от этой генетической походки. Путин и тот не смог бы ходить так! Наверняка женщины России были бы в восторге от моей походки. И выбрали бы президентом РФ.
Коренным моментом моей курсантской жизни стало увлечение микробиологией, и, может быть, потому я не блистал отметками по остальным разделам обучения.