Три рубля из детства

В авоськах, сумках и баулах, чемоданах и контейнерах тащил я кровно нажитое из Казахстана в Германию. На новом месте жительства выяснилось: многое из "необходимого и важного" на прежней Родине, в новом обществе оказалось "ненужным и пустяковым". Большая часть с трудом привезенных вещей довольно скоро отправилась на предприятия вторичной переработки сырья. Более ценное ждет своего "звездного часа" на чердаке, там же затаилась купюра, достоинством в три советских рубля .

Подготовка к Рождеству и Новому году идет полным ходом не только в городе, но и у нас дома. Жена - хранительница традиций и семейного очага просит подняться на чердак и принести украшения к этим праздникам: шары, свечи и звезду для короны ёлки,  гирлянды, игрушки и "снег" из фольги. Задание понятно, без каких-либо комментариев иду его выполнять. Отыскивая нужное в коробках, невольно натыкаюсь на предметы обихода, детское белье и игрушки, привезенные из Казахстана и ставшие обременяющим современную жизнь балластом.

Супруга, рассуждая, приводит тысячу аргументов за радикальные меры: " От этой обузы нужно избавиться! Чем быстрее, тем лучше: для нас, для детей, для будущего. Зачем душу травить прошлым? Мы начали новую жизнь, а эти вещи - пережитки прошлого, старая пыль. Прошу тебя, перестать сидеть на двух стульях, займись наконец строительством "нового здания"! Вот где нужно время и энергию приложить, а не оглядываться на сожженные мосты..."

Со стульями, положим, супруга права, но в отношении крайностей типа тотального уничтожения я другого мнения. Среди этого «барахла», как выражается добрая половина, находятся такие дорогие, родные и кровные вещи, от вида которых резко повышался жизненный тонус. Они грели и греют душу, заставляют сердце улетать на седьмое небо. Вот например, эта детская маечка с четырьмя вышитыми буквами "Стас", напоминает детский садик среднего сынишки и его мужественное личико, когда свалился с горки и сломал ножку, но не проронил ни единой слезинки. А в этой нарядной рубашонке с бабочкой щеголял старшой и был джентльменом не только выпускной группы детского сада, но и первого, экспериментального класса в пять лет... Вещи - они тесно вплелись в жизнь и отрывать их от сердца, что предать самого дорого человека. Милые воспоминания впрыскивают адреналин в самое сердца и заставляют его заново пережить любовь, профессиональное становление, первые трудности и успехи..., но главное - они отметают мишуру и оставляют на поверхности золото счастливой жизни.

Отыскивая звезду для ёлки, наткнулся в одной из коробок на старый, потрепанный блокнот, служивший когда-то дневником жизни. Не смог секреты юности просто так отложить в сторону. Присел на старое, видавшее виды кресло, начал читать. Вникая в написанное перелистывал переполненные переживаниями годы юности. О, Боже! Как давно это было! Сколько же она пережила: купюра, достоинством в три советских рубля? Эту денюшку я получил в подарок к Рождеству Христова...

Воспоминания, уходящие своими корнями в далекое детство, воскресили рождественскую ночь ярким светом. Сладкая истома заполнила сознание и стала питать душу приятной, убаюкивающей лаской. На сердце, словно не было ни забот, ни проблем, стало тепло и чисто... И насколько интересно было содержание дневника жизни, находка банкноты, достоинством в три советских рубля, мои милые воспоминания и моё полуобморочное состояние - я смог определить по реакции прекрасной половины. Поднявшись следом за мной на чердак и застав на "месте преступления" среди разложенных вещей, к которым её душа питала прямо противоположное отношение, чем мои чувства, да ко всему увидев сидящим в кресле со старым, потрепанным блокнотом в руке, хотела в тот момент знать лишь немногое.

- Скажи, в каком измерении живёт твоя совесть? Нет у тебя дел по-важнее, чем два часа из стороны в сторону, из одного угла в другой перекладывать старые вещи, собственно отслужившее свою жизнь барахло? - пристально посмотрев в глаза, спросила жена.

-Прости, - только и смог ответить супруге, потупив глаза, словно нашкодивший школьник, стал собирать праздничные украшения в отдельную коробку.

-Ты с завидным упорством играешь в ностальгию, не желая расставаться со старыми, отслужившими свою жизнь вещами. Всё, терпение моё лопнуло, выброшу на помойку, начисто всё, до последней безделушки с твоими матрешками и ненаглядным самоваром... Скажи, кому он здесь нужен, этот, твой самовар? Ты им хоть раз пользовался? Нет! Вот видишь!

Угроза жены не оставляла мне ни малейшего пространства для отступления и привела, без всякого нашатырного спирта, в чувства. В ту же минуту отложил в сторону дневник жизни с купюрой, дабы не гневить маму моих детей перед великими праздниками. И лишь ночью, когда домочадцы мирно посапывали в своих постелях, а новогодняя ёлка подмигивала разноцветными огоньками, примостившись на кресле напротив камина, смог воскресить юность из дневниковых мемуаров. Рассматривая три советских рубля, до мелочей восстановил ту рождественскую ночь и события давно минувших дней...

- Wann kommt das Christkind? (Богомладенец, Сын Божий) - c нетерпением спрашивал бабушку, которая колдовала у плиты, и теребил её фартук.

- Mein liebes Kind, du musst dich gedulden! Erst am Abend, - отвечала бабушка и призывала к терпению. (В нашей семье, как впрочем и во многих других семьях российских немцев дети разговаривали с бабушками на немецком, с родителями и сверстниками на улице - по-русски. Так было удобно всем.)
Бабушка призывала к покорному терпению. Было это хуже всякого наказания. Бабушка готовилась к празднику в этот рядовой, рабочий день: заранее пекла, жарила и варила, между этими процедурами уединялась в своей комнате для молитв; родители зарабатывали деньги на предприятиях; на улице хлопьями валил снег, а мы - дети должны были терпеливо ждать вечера, молить всех святых, чтобы наши кормилицы не задержались на предприятии до глубокой ночи. В противном случае праздник предвещал быть совсем печальным, без Christkind.

В натопленной кухне тепло и уютно, запахи предвещают праздничное торжество. Из окна видно очень много снега, а бабушка говорит, что на улице по-настоящему холодно - ниже 30 градусов мороза. В нудном ожидании проходит день, сумерки зашторили окна, около шести часов вечера, прихватив из холодной зимы в натопленную кухню белое, морозное облако, с работы вернулись родители. Я и мои сестренка с братишкой с нетерпением, радостные прыгаем вокруг них и готовы вместе с ними наслаждаться особенными покупками, которые они смогли позволить себе лишь к этим праздникам: к Рождеству и Новому году!

Обладателем этой информации я стал совершенно случайно. Перед рождеством, что-то не спалось, а родители секретничали на кухне, отгородившись от детской комнаты, плотными шторами. Отец говорил маме, что достал целый ящик лимонада и поставил его в кладовой за амбарным ящиком из-под муки; а мама радостно добавила, что ей удалось припасти цитрусовые и пахнущие свежестью венгерские яблоки в ярких обёртках, а ещё она выстояла "сумасшедшую" очередь и ей досталось финское фруктовое желе, пересыпанное сахаром в цветном картоне. На следующий день, когда родители были на работе, а бабушка занималась младшими братишкой и сестренкой, я пошел в кладовую комнату и обнаружил несметные богатства: минеральную воду "Баржоми" и лимонад с наклейкой в виде дольки мандарина, яблоки и цитрусовые, конфеты... и ещё какие-то свертки в цветной бумаге. Меня распирало любопытство заглянуть во внутрь, но побоялся нарушить упаковку. Вернувшись на кухню к бабушке и своим младшим секрета родителей я выдавать не стал. Иначе праздник получился бы не таким торжественным, каким мы его себе представляли.
 
-Wann kommt das Christkind? - теперь уже мы трое атаковали родителей, когда они переступили порог дома.

-Слушайте внимательно, через пару минут das Christkind постучится в окно, - отогреваясь у раскалённой печи, сказал успокаивающе отец.

Мама сняла верхнюю одежду и хлопотала у раскаленной плиты, собирая на стол еду для праздничного банкета. Бабушка стала помогать маме, а у отца, как на зло, появились срочные дела.

-Вы тут без меня управитесь? - обратился отец не то к маме или бабушке и посмотрел на нас, детей. Он накинул на плечи старую шубу и такую же потрепанную шапку из черного меха, залез в валенки. - Мне нужно ещё накормить поросят, дать курам зерно, расчистить двор от снега... Если задержусь, празднуйте без меня...

 И, если честно признаться, на мою душу навались обида огромной глыбой, как гора черного угля или шлака. От этой несправедливости хотелось не только плакать, но истерически кричать. Я никак не мог взять в толк, почему отец именно сейчас, когда вся семья собралась кушать, когда мы - любимые дети - целый день! - терпеливо ждали его, теперь уходит в свой сарай к поросятам. Неужели животные дороже, чем родные дети? Неужели не мог он в этот священный вечер отложить повседневные заботы на более позднее время. Что же получается, мы - дети, должны праздновать Weihnachten без него?

Это его поведение задело моё детское самолюбие. Насупившись и кровно обидевшись присел у стола, напротив закрытых ставнями окон. Стук в ставни кухонного окна, затем в детской, в бабушкиной комнате и наконец в двери - заставил меня вскочить с места и подбежать к входной двери.

-Мама, это Christkind!

-Встречайте, вот и к нам заглянуло Christkind! - сказала мама, а бабушка приоткрыла занавеску в углу своей комнаты и мы увидели ясли - колыбельку, в которой лежала маленькая кукла - новорожденный Christkind. В окно снова  кто - то постучал. Теперь уже настойчиво. Мама помогла нам одеться и мы выбежали во двор дома и в тот же миг от двери стал удаляться какой-то большой, лохматый, с длинной шерстью объект, похожий на человека.

Завороженные мы стояли на пороге и не знали как поступить.

-Что ж вы встали на пороге? Смотрите, вон Christkind растеряло подарки, собирайте быстрей, - подтолкнул в спину, сказала мама.

По глубокому снегу, с трудом передвигая ноги, во дворе бегал непонятный объект, оставляя на снегу сладости, мандаринки, яблоки и растворялся в темноте позднего, зимнего вечера, как только мы приближались к нему. А потом эта темная мохнатая шуба ловко перевалилась через забор и растворилась в темноте, а на том месте остался лежать мешок. Заглянув в него, мы увидели удивительные подарки. Точно такие, какие мы мечтали получить от Christkind: куклу для сестренки, пластмассового петушка - для младшего братишки. На самом дне мешка лежали самые настоящие юфтевые сапоги... О таких я мечтал "всю свою жизнь".

Неожиданно от входной калитки нам навстречу шел отец. Задыхаясь быстрым шагом он сообщил, что торопился и вовремя управился с хозяйством, накормил всех животных и теперь может вместе с нами праздновать Рождество.

-Я что-то прозевал? - спросил он.

-Да, к нам приходило Christkind и принесло подарки, - радостно сообщили мы отцу.

-Как жаль! Прозевал Christkind, а ведь хотел тоже попросить подарков, - печально вздохнул отец и помог собрать оставшиеся на снегу лежать конфетки-ириски с яблоками.

Дома, за столом нас уже ждала бабушка в темно синем, праздничном платье с белоснежной блузой и вязанным воротничком. Такой мы видели её только в большие праздники, а теперь она попросила всех встать и прочитала молитву. Родители приступили к ужину, а для нас, детей, началось пиршество, с печеным и лимонадом, мандаринками и диковинными яблоками, которые лежали в ящике переложенные стружкой и завернутые в разноцветную бумагу. Но уже через пару часов, родители стали готовиться ко сну: рано утром для них начинался новый рабочий день.

Весь вечер я пытался найти удобный момент для серьёзного разговора с родителями. Мои сверстники - кузены, воспитанные на старых католических традициях, на второй день после рождественской ночи поздравляли близких родственников, но особенно бабушку по отцовской линии с Рождеством. Мне тоже хотелось пойти к бабушке - папиной маме, которая жила в семье моего крестного, поздравить её и всех остальных с Рождеством. Но для моих родителей я был всё ещё "малышом" и они боялись в сумерках зимнего утра отпускать меня одного из дома, тем более в зимнюю стужу с глубоким снегом, а до бабушки было порядка трех километров.

Их мнения разошлись: мама была категорически против, отец — не возражал. После небольшого совещания они все таки пришли к общему мнению и разрешили мне пойти к бабушке. Не обошлось конечно и без предписаний: я должен идти только проложенными тропинками, а не использовать окольные пути и сокращения через угольные терриконики; если пойду гулять - то только со старшими кузенами и ещё много других, несущественных предупреждений.

Мама разбудила меня, как договорились, в семь утра. Вставать в такую рань из тёплой постели было нелегко. Однако уже через несколько минут я был на ногах, умыл лицо ледяной водой, выпил чай из маленькой кружки, одел тёплые вещи и вышел из дома. Отец прокладывал широкой лопатой тропинку от входной двери до калитки в ограде. Ночью выпало очень много снега, который до самой крыши припорошил наш дом. Я шёл по туннелю из искрящегося снега, который пищал мышами под моими валенками. В воздухе порхали сверкающие "мухи". Ветер кидал мне в лицо холодный снег, который на моих тёплых щёках превращался в капельки воды.
 
-Ты меня понял? Сначала пойдешь к бабушке, поздравишь её с Рождеством, а потом, как можешь и других поздравить. Но сначала к бабушке, - дав последнее указание сказал отец.

-Да, конечно!

Unsere Moder, так называли мы бабушку - маму отца, была не только у меня, у всех её внуков на первом плане. У меня на то имелись и личные основания. Когда я родился и мама после шести месяцев декретного отпуска должна была идти на работу, бабушка нянчила меня вместе с двоюродным братом Виктором Кёнигом и эта любовь к ней осталась на долгие годы. А когда мы, двоюродные братья и сёстры, играли на улице и "почти умирали от голода", но не желали показываться дома, у бабушки всегда находился хлеб намазанный маслом с повидлом или её знаменитые Krebеl (Schlitzk;chlein - в масле обжаренное тесто).

Дом, где жила unsere Moder вместе с патькой (Patenonkel - крестный) - дядей Виктором и его семьёй (один из сыновей обязан был взять к себе маму, таков был неписаный закон семьи), был окутан темнотой. И окна ещё небыли освобождены от снежного плена. Впереди меня шёл мужчина, который протиснулся через заваленный снегом проём в воротах, вошёл в дом. А когда я следом за ним открыл дверь, то обнаружил в прихожей своего крестного, снимавшего рабочие ботинки.

-Вот так новость! Ты первый, кто поздравил меня с Рождеством. А я вот, только с работы, из шахты.

В тёплой кухне я пожелал бабушке, крестному отцу и его жене - тёте Марии радостного Рождества. Крестный - дядя Виктор, брат отца, достал из кармана своих брюк трёхрублёвку и протянул её мне.
 
-Спасибо, тебе, племяш. Осчастливил! Я пойду отдохну после ночной смены..., а ты оставайся у нас и поиграй с моими мальчишками. Договорились?

Моя правая рука, в которой была зажата трехрублевая купюра, не могли привыкнуть к такому подарку: собственно целого состояния, в которое верилось с трудом.

 
...Лишь к двенадцати часам я вернулся домой, когда у родителей начался обеденный перерыв. Бабушка и тетушки, которых я поздравлял, подарили мне печёное и сладости, которые сложил в сумочку. Но особую радость мне доставляла купюра, достоинством в три рубля - она была от любимого крестного и это было огромным состоянием. На сбережения я хотел купить велосипед. Его я получил в подарок от родителей ко дню рождения и деньги мои остались нетронутыми. Со временем, потратил их, конечно, а вот трехрублевую купюру так и хранил в дневнике жизни. На всякий случай! Когда же самостоятельно стал зарабатывать деньги, не смог поступиться принципами и просто так "размотать" три рубля из детства. Прошла юность и мой дневник жизни, со спрятанной в ней купюрой, занял место среди ценных бумаг и документов, которые лежали в одной из шуфляток *) рабочего стола. Собравшись в "дальнюю дорогу", положил его в один из чемоданов и он прилетел вместе с нами в Германию.

Уезжая за кордон в моём кошелке остались кое-какие купюры различного достоинства. Большую часть из них я со временем раздарил, другими - играли дети, как ненужной бумагой. Что оставалось с ними делать? Сразу после переезда на запад, развалился нерушимый Союз и деньги государства потеряли былую ценность. А вот та купюра из моей юности нашла свое достойное место - в моем личном архиве. Эту банковскую купюра, достоинством в три советских рубля, я буду хранить реликвией всю оставшуюся жизнь. Деньги в нашей жизни играют особенную роль, но не всё можно измерить цифрами, достоинство которых обозначено на купюрах.

*)   Шуфлятка - выдвижной ящик рабочего стола, буфета.... Слово произошло от немецкого "Schublade" - шубладе, в широком обиходе у мебельщиков.