Сумерки в Дели, ч. 4, гл. 9. Ахмед Али

Сумерки в Дели. Ахмед Али

Часть четвертая

Глава девятая

После этого случая Мир Нихал впал в духовное оцепенение. Он очень любил своего умершего брата и с большим благоговением хранил о нем память. В детстве и юности они жили вместе, и вместе они наблюдали за гибелью породившего их мира. Их отец умер от холеры вскоре после массовых расправ 1857 года. Он оставил много денег в доме, когда их выдворили из города. Но деньги нашло и присвоило себе Агентство по доходам. Большая часть их имущества была также утрачена, их имущество просто продали Англичане торговцам по смехотворно низким ценам. Небольшой части их былого благосостояния было достаточно только на то, чтобы кое-как поддерживать свои жизни. Мир Джамал был на один год старше Мир Нихала, но между ними существовала сильная дружба и любовь. И Мир Нихал в глубине души очень хорошо относился к вдове своего брата. Когда она оставила дом, Мир Нихал был сильно опечален и плакал. Но все знали о ее несгибаемой воле и тут ничего нельзя было сделать…
Ему уже надоело охотиться на крыс, и целыми днями он думал и вживался в память о давно прошедших днях. Наволочка на его подушке и простыни почернели от грязи, но он не обращал на это внимания. Его пища иногда была слишком низкого качества, но он всё равно ее ел. Часто даже Гхафур ворчал на него и не хотел выполнять какие-то указания. Он говорил, что его хозяин стал старым и выжил из ума. Мир Нихал терпел превратности жизни с тем же достоинством, с каким он проходил через ее яркие и радостные моменты.
Асгар еще не получил никакого определенного ответа относительно своего брака от Бегам Шахбаз. Он ощущал сильное беспокойство и не знал, что предпринять. Но он надеялся, что в конце концов всё будет хорошо. Он тайно встречался с Зохрой, и она хотела стать его женой. Это вселяло в него надежду.
Здоровье Хабибуддина не поправлялось. В действительности, за это время оно стало еще хуже. Поэтому он ушел в бессрочный отпуск и поехал домой, чтобы пройти курс настоящего лечения. Он потерял много сил, и даже наполовину не был похож на себя из прежней жизни.
Он всегда оставался на мужской половине дома, чтобы особо не общаться с женщинами, просто ему так было удобней. Целители, доктора и друзья могли посещать его, не боясь нарушить условия гаремного образа жизни и не заставляя женщин в страхе прятаться от посетителей.
К нему пригласили Хакима Аджмала Кхана, и он прописал большие дозы лекарства, которое требовало очень длительного приготовления. Всю ночь определенные травы и сушеные коренья замачивались в воде. Утром измельчались другие ингредиенты, и всё это разбавлялось настоянной на травах водой. Получившаяся настойка выглядела довольно непрезентабельно и была очень черной, а ее вкус был очень горьким. Но эту настойку надо было пить.
Курс лечения продолжался около месяца, но он никак не улучшил самочувствие Хабибуддина, наоборот, его здоровье только ухудшалось.
На женской половине дома женщины сильно волновались, молились и разговаривали.
«Конечно же, это не физическая болезнь, а результат колдовства какого-нибудь джинна!» - сказала Бегам Нихал.
Тогда стали читаться стихи из Корана, чтобы с их помощью разрушить чары этого джинна. Но эти женщины не отличались особой набожностью и поэтому ничего не знали о способе борьбы с колдовством. Поэтому послали за муллой.
У Хабибуддина в Дели было много друзей, и каждый приносил какое-нибудь новое лекарство или предположение. Один из его друзей привел с собой Бекхуда, поэта, известного своею способностью побеждать джиннов. Он оставил талисман, который надо было хранить по ночам под подушкой, причем Хабибуддин должен был потом рассказывать о приснившихся ему снах. Утром снова пришел Бекхуд и спросил: «Какой ты видел сон?»
«Мне снилось, - ответил Хабибуддин, - что я шел один по бескрайней равнине. Мне встретился мужчина с красной бородой и огрубелостью на лбу. Зычным голосом он произнес: «Следуй за мной!» Но когда я посмотрел на него, его борода исчезла и вокруг появились языки пламени, и всю равнину охватил огонь. Стало жарко, в горле у меня пересохло, и я проснулся».
«Определенно, это влияние какого-то опасного джинна! – сказал Бекхуд. – Но я его схвачу. Я уже поймал много джиннов за свою жизнь. Один доставил мне множество беспокойств. Он влюбился в дочь одного торговца. Она становилась бледнее и бледнее день ото дня, ее состояние стало очень подавленным и она исполнилась печали. Джинн часто ее бил, и она плакала и кричала. Я узнал об этом и пообещал поймать джинна и заключить его в бутыль…»
Затем он рассказал, как он поймал этого джинна и освободил девушку от его влияния, а затем пообещал поймать и этого, беспокоящего Хабибуддина, джинна.
Он начал свой магический сеанс, который длился сорок дней. По его указанию каждую ночь под подушку больного клали семь свежих цветков жасмина, которые надо было посылать к нему утром. Идя на работу, Шам заносил цветы Бехуду, или это делал Машрур. Бекхуд сам приходил один раз в три или четыре дня и часами говорил о поэзии и джиннах. Но его лечение не принесло никакой пользы. Даже на сороковой день джин не был заклят. И Хабибуддин всё слабел и терял в весе день ото дня.
Мир Нихал лежал на кровати и беспокоился о сыне. Вокруг Хабибуддина всегда сидело много родственников и друзей. По вечерам и на праздники Асгар, Шам, Назрул Хасан и другие собирались вместе и играли в карты. Хабибуддин наблюдал или даже помогал одному из них. Мир Нихал тоже принимал в этом участие. Он казался не таким одиноким, больше говорил, улыбался и смеялся. 
Как прекрасно жить в окружении любимых людей!
                ***
Когда горькие и большие дозы лекарства, предложенного Хакимом Аджмал Кханом, не принесли улучшения, Асгар предложил обратиться к доктору Митре. Итак, доктор пришел. Конечно же, он сказал, что это туберкулез и что поражены оба легкие. «Но эта ни страшна, бабу! – произнес он со своим бенгальским акцентом. – Скора он поправица!»
И он предписал очень дорогое лекарство, которое надо было покупать в его аптеке. Он попросил давать Хабибуддину больше фруктов и консервированного куриного бульона, который тоже надо было покупать в его магазине, чтобы быть уверенными, что эти консервы привезены из Англии. За каждый свой визит он брал по восемь рупий и цену за извозчика.
Тем временем Дилчайн нашла небольшую глиняную куклу, зарытую под печью. Она ее обнаружила, когда однажды чистила печь. Она показала ее Бегам Калим и Бегам Хабиб.
«О! Это какое-то колдовство! – сказала она. – И от этого началась болезнь хозяйского сына!»
Мягкие сердца женщин исполнились страхом. Они послали Дилчайн к Акхонджи Сахебу, он написал стихи из Корана на семи белоснежных дощечках окунул их в шафрановую воду. Эти дощечки надо было омыть в небольшом количестве воды, и вода с каждой отдельной дощечки должны была приниматься вовнутрь по капельке утром в течение трех дней. Таким образом, все дощечки должны были быть применены в течение двадцати одного дня, и это было сроком действия магического заговора.
Но на женской половине стали происходить очень странные вещи. Горшок, наполненный неблагоприятной субстанцией, поднялся в воздух, поплыл и ударился о голый ствол финиковой пальмы, чьи листья сразу же опали. На другой день под хинным деревом обнаружили какую-то кашу. Никто не знал, откуда она здесь взялась. Но определенно, ее приготовили вне дома. Ночью можно было видеть, как сам собою затачивается нож. Всё это происходило на глазах у Дилчайн, которая когда-то была индусской, но ее обратили в Ислам. Но со свойственной индийским людям простотой всему этому охотно верили.
Приходили бедные женщины из соседних домов, тряся своими покрывалами и волоча ногами свои тапки, и сочувствовали.
«Это такой хороший человек! – говорила одна. – Однажды он дал мне рупию. И теперь он так болен!»
«Он помог моему сыну найти работу! – сказала другая. – Я никогда не забуду его доброту. Пусть Господь пошлет ему скорейшее выздоровление…»
Так они приходили, сочувствовали и предлагали разные лекарства и средства для исцеления. Одна сказала Бегам Хабиб:
«Тебе надо пойти помолиться на могилу Хазрата Махбуба Элохи! Это настолько милостивый святой, что твоя молитва будет услышана! Я всегда молюсь об исцелении Хабибуддина!»
«Тебе надо дать ему испить воды из источника на могиле Хазрата Низамуддина! – предложила другая. – Этот источник обладает целебными свойствами и творит чудеса. Мой муж однажды слег, совсем как твой, и ему удалось исцелиться благодаря милости этого святого!»
Бегам Хабиб ощущала, как в ее груди стынет сердце, поскольку дни шли, а ее муж не проявлял признаков выздоровления. В действительности, его состояние только ухудшалось, теперь он с трудом мог даже сидеть на постели, и на его спине появились пролежни.   
                ***
Однажды Назрул Хасан привел Муллу Сахеба. На нем был надет сделанный из вельвета длинный зеленый мусульманский пиджак и красная шелковая рубашка, а на голове красовалась золотая конусообразная шапочка. У него была черная овальная борода, длинные шелковистые волосы ниспадали до самой поясницы, а на глаза была нанесена черная краска. Он был большим авторитетом в исцелении людей, подпавших под влияние магии или сглаза. Он что-то прочитал, дунул сквозь свою бороду на нож мясника и провел им семь раз по телу Низамуддина, от головы до пальцев ног, затем закутал этот нож в черную материю.   
«Мое могущество может разрушить сильнейшее колдовство! – провозгласил он. – Для себя мне ничего не нужно. Слово Аллаха – велико и действенно…»
Такой обряд он проделывал на протяжении семи дней. Затем он попросил дать ему белого петуха, чтобы принести его в жертву, семь рупий на молитвы об усопших, несколько килограмм лучших сладостей. После этого его в доме больше не видели. Его могущество не помогло.
Мир Нихал всё это видел, и, боясь, что случится худшее, проливал тихие слезы, вспоминая Камбал Шаха и других суфийских факиров, которые действительно могли бы вылечить его сына. Бегам Нихал тоже плакала, каждый день она посылала за свежим мясом и семь раз проносила этот кусок от головы до ног вдоль тела своего сына, а потом бросала этот кусок коршунам, которые набрасывались на него в огромных количествах и съедали за мгновение. Бегам Калим принесла в жертву двух козлов. Бегам Хабиб молилась и делала всё, о чем ее просили, сходя с ума от страха и горя.
Но, увы, Хабибуддин всё слабел и слабел. Вокруг его глаз появились черные круги, а под глазами набухли мешочки. Его лицо стало серым и бледным.
«Это хороший знак, - сказал Шарфуллах. – Это всегда означает, что пациент идет на поправку».
Однажды он привел какого-то заклинателя. Хабибуддти не хотел с ним иметь дела. Вероятно, он уже осознал тщету подобных попыток. Но надежда – удивительная вещь! И когда все стали его уговаривать, он согласился испытать могущество этого заклинателя.
Чтобы постичь свое искусство, этот заклинатель должен был есть человеческие испражнения.  И он однажды извлек мертворожденного ребенка какого-то маслобойщика из его могилы, подчинив его дух своему влиянию. Он сделал куклу из теста, истыкал ее иголками и булавками и прочитал над ней свои заклинания. Затем он попросил Хабибуддина разрезать ее на две части. И тут последствия чар распались!
Да нет. Хабибуддин ослабел еще сильнее. Так что его перенесли на женскую половину, чтобы там за ним был лучший уход. Его внесли в дом чудесным утром начала октября. Когда Мир Нихал понял, насколько слабым стал его сын, он заплакал, и рыдания сотрясли его кровать. Он лежал на ней постоянно, все дни напролет, боясь и надеясь, и молился о выздоровлении своего сына. Каждый день на небольшой детской кроватке его вносили в дом, и он сидел по одному или двум часам возле своего сына. Но он не мог сидеть долго, и его таким же образом выносили из дома на веранду.
                ***
Родственники приходили и уходили постоянно. Жившие в городе приезжали на паланкинах. Другие приходили издалека и оставались на несколько дней. Бегам Вахид и Мехро тоже приехали, узнав, что здоровье их брата резко ухудшилось. Когда они увидели болезненную бледность его лица, а также распухшие щеки и ноги, они поняли, что он нежилец.
Днем они все находились рядом с ним, а по ночам они по очереди дежурили возле кровати. Теперь им не разрешали особо разговаривать в его комнате. Когда они смотрели на его лицо, ощущение беспомощности захватывало их сердца, и тихие слезы лились из их глаз.
Однажды Хабибуддин заметил, как плакала его жена. «Почему ты плачешь? – спросил он ее. – Я поправлюсь! Не печалься из-за пустяков!»
«О да! По милости Бога ты снова встанешь на ноги! – сказала она, поспешно утирая слезы. – Да, я такая глупая, что плачу…»