Фотин

   Как и многие дети, Фотин рос подвижным ребёнком. Как модно сейчас говорить – гиперактивным. Шалил без устали и продуктивно. Лез во все щели, застревал во всех проёмах, разбивал колени и резал пальцы. Его блекло-русые волосы вечно топорщились в разные стороны, в светло-карих глазёнках плясали бесенята, а не сходящая с лица улыбка открывала чуть кривоватые зубы. Весь облик Фотина напоминал маленького непричёсанного ёжика.
 
   Детство его ничем особым не отличалось от детства других детей, если, конечно, не считать, что отец сгинул под Губахой в лагере общего режима под названием «Валай», в то время Фотин ещё исправно ходил в школу. До УДО оставалось совсем немного, когда «случайно» покатившиеся брёвна погребли под собой заключённого № 283. Так Фотин остался без отца, а мать вскоре привела в их коммунальную комнатушку дядю Серёжу.
 
   Отчим Фотина не обижал, лишь частенько отправлял погулять во двор, желая остаться с новоиспечённой супружницей наедине. И Фотин гулял. Сначала гулял до позднего вечера, потом до раннего утра. Позднее мог сутками пропадать у друзей-товарищей. Чем занимается их чадо, родители не переживали – они строили свою жизнь и свои отношения. Мать иногда ходила с синяками на лице, но благоверного своего под монастырь не подводила, в отличие от того, как это сделала с родным отцом ребёнка, получив однажды за то, что сын ходил голодный. Фингал получился знатный. Фотина-старшего посадили. Мордобой был пресечён на корню, виновный наказан. Больше сын и отец не видели друг друга.
Но, не зависимо от обстоятельств, Фотин рос и, незаметно для матери и отчима, окончив профессионально-техническое училище по специальности автослесарь, оказался у дверей во взрослую жизнь. И одна из них перед ним распахнулась…

   Однажды ранней весной, прогуливаясь с приятелем по заснеженным улицам огромного города, Фотин заприметил застрявшую в сугробе машину «Скорой помощи». Водителя не было. Парни подумали, что он пошёл за помощью, и, чтобы не откладывать эту самую помощь в долгий ящик, решили помочь. Кабина оказалась открытой, да и ключ зажигания был на месте. Фотин сел за руль, потянул за рычаг, машина каким-то чудом выехала из сугроба, и парни помчались изучать улицы и переулки родного города. Но, не изучив до конца географию малой Родины, они решили всё-таки вернуть машину туда, где взяли, но сделать это оказалось проблематично – впереди показались гаишники. Парней посадили в обезьянник, но водитель оказался сердобольным и заявление «на этих непутёвых» писать не стал. Фотин же на этом не успокоился – криминальная дорога уже поджидала его.

   Вскоре подошёл срок идти в ряды нашей доблестной, тогда ещё Советской, Армии. Но уйти туда, не отметив этого события, было никак нельзя. Купив самой дешёвой водки, Фотин собрал друзей. Парни изрядно выпили и отправились то ли на поиски девчонок, то ли на «подвиги». На этом месте память Фотину отказала. Очнулся он в отделении милиции. Что было? Кто был? Но девять месяцев за хулиганство всё же пришлось отсидеть.
 
   Зима-лето минули быстро. Освободившись в конце лета, Фотин сразу принялся за борьбу с зелёным змеем – благо, водка в городах и сёлах России не кончается испокон веков. Да и любители этого дела не переводились и не переведутся. На что пили? А кто его знает! Работы не было, денег тоже. Зато появилась первая любовь – Наташка. Редкие мысли о будущем стали иногда мелькать в голове Фотина. Любовь обязывала. Хотелось быть всегда рядом, всегда вместе. И вот исторический момент – предложение руки и сердца. Наверное, покажется смешно… Но сквозь смрадный угар в голову Фотина заползла  вполне, по его мнению, здравая мысль. Наташка сначала завозмущалась такому раскладу, но Фотин, обладая невероятным обаянием, поклялся, что это – ради их будущего, что это последний раз. При этом ямочки на его посеревших от лихой жизни щеках стали такими трогательными, что Наташка сдалась. И Фотин отправился вершить великие дела, ведь свадьба – это не шуточки, она требует затрат.

   Свадьбы не было. Было три с половиной года за грабежи на улицах так и не изученного города. Мать, уставшая от нескончаемых процессов сына, продала комнату и уехала с дядей Серёжей на его историческую родину. Куда-то под Воронеж.
 
   Зима-лето… и так три с половиной раза… Освободился – жилья нет, ничего нет… Наташка… Чёрт с ней, с Наташкой – не ждала, не любила… Да и друзей тоже нет… Испарились-рассосались по жизни. Кто-то сгинул, кто-то за ум взялся, кто-то… Неважно, кто и что. Дела до освободившегося рецидивиста не было никому. Спасибо соседу по коммуналке – приютил у себя на даче. Дал возможность честным трудом на жизнь зарабатывать. Фотин тогда так рад был работе, что перепахал-перелопатил землю на всех близлежащих дачах, нанимаясь к частникам. Но это только летний сезон, а зима? Холодной уральской зимой не проживёшь на улице, и юркий ум обученного не самыми лучшими «университетами» страны Фотина родил странную, но спасительную схему выживания.
 
   Как только становилось достаточно прохладно для ночёвок на улице, Фотин шёл на рынок и уворовывал… один кроссовок! Для приличия убегал, но так, чтобы догнали. После этого действа зима без особых заморочек проходила в следственном изоляторе. Весной за недостаточностью улик отпускали. Лето снова проходило в трудах праведных на раскопках дач. Осенью всё повторялось… Сколько раз Фотину пришлось пользоваться этим приёмом? И как долго это могло бы продолжаться? Кто знает… Но однажды в его жизни появилась Марина. Милая, добрая, скромная. Её левый глаз немного косил, а бледно-рыжие волосы казались одуванчиковым пухом – дунь, и полетит! Это было так трогательно, что, увидев её впервые, Фотин приговорил себя к любви навсегда и безоговорочно. У него даже возникла мысль, что он может стать отцом её детей! По иронии судьбы, Марина жила в маленькой комнатке того же общежития, в котором когда-то жил Фотин с матерью. Только в другом подъезде и на другом этаже. Вместе с ней в комнате жил толстый неповоротливый кот. И теперь поселился Фотин.
 
   Жизнь Марину никогда не баловала. Рано оставшись одна, она бросила учёбу в училище и, чтобы прокормить себя, мыла полы: с утра пораньше в местном баре, а вечером – в больнице. Ей казалось, что жизнь – это одна сплошная серая полоса, и в этой серости нет ни чёрных, ни белых полос. Всё монотонно, тускло и безрадостно… Но с Фотиным в её жизнь ворвались новые краски! Мир вокруг стал другим, и даже полы (эти несносные, надоевшие полы!) заблестели особым блеском. Это была любовь! И пусть, что у него ни кола ни двора. И пусть, что сидел. И пусть соседи осуждают… особенно эта… напротив… Пусть! В его глазах она видела любовь. Её нерастраченная женская сущность жаждала мужского внимания. Да и Фотин, не знавший раньше ни любви, ни ласки, был на вершине блаженства. Они жили друг для друга – эти двое, потерявшиеся в жизни, осуждённые законом и соседями, спрятанные от всего мира в маленькой коммунальной комнатушке. Так пролетело более трёх лет – лет, наполненных счастьем и бытовыми заботами. Фотин работал сторожем в гараже (устроиться на другую работу не дала биография). Но его золотые руки сослужили ему славу – и по ночам он, выходя на очередное дежурство, попутно занимался ремонтом машин и всякой бытовой техники. Жизнь была налажена. У Фотина не раз возникла мысль о том, чтобы найти мать и попросить у неё прощения, и сказать ей о том, что и он, нерадивый сын, не держит на неё зла. Но через три года Марина забеременела. И поиски матери пришлось отложить. Фотин ходил гордый, что скоро станет отцом. Стал вспоминать нестройные обрывки своих отношений с отцом. Как ездили на машине, как отец сажал за руль и крепко держал руки сына на руле. Как он с ходу мог сочинить стихотворение про аптеку, что стояла на углу, или песенку про то, как сегодня прошёл день. Он был весёлый и жизнерадостный. Фотин обещал Марине, что будет самым лучшим отцом на свете, понимая, что без отца – это не жизнь. Марина слушала и улыбалась. Ей было тяжело – беременность проходила сложно. В пять месяцев пришлось лечь в больницу, чтобы сохранить ребёнка. Но перед новогодними праздниками её выписали. В комнатке были изменения: новые обои, кроватка, светильник. Ей казалось, что она попала в другой мир. Всё-таки её Фотин – самый лучший!
Они уже собирались лечь спать, как в дверь постучали. На пороге стоял старый знакомый. Из подъезда, где когда-то жил Фотин. Ему срочно нужна была помощь – починить в детском саду электрическую плиту. Фотин плохо разбирался в такого рода поломках, но отказать не мог. Тем более, что это грозило знакомцу либо штрафом, либо вообще увольнением с работы. И кто его дёрнул во время дежурства в саду лезть к этим плитам? Поворчав и пообещав, что скоро вернётся, Фотин накинул куртку и поспешил за соседом.

   Он вернулся далеко за полночь. Сразу бухнулся спать. От него пахло алкоголем, но Марина особо не переживала. Иногда можно позволить себе – не злоупотребляя. А тут – ремонт, понятное дело, чем потом за работу расплатятся. Прижавшись к Фотину, она уснула крепким сном…
Утро застало их врасплох. Дверь распахнулась от удара ноги, и в комнатку ввалилось пять человек. У двоих – автоматы наперевес. Трое устроили шмон. Фотина скинули с кровати, заломили руки за спину.  Зачем-то пнули кота. Марина с ужасом прижимала к себе одеяло, пряча живот. Найдя под кроватью настенные часы, блюстители закона дали возможность Фотину одеться и увели с собой.

   Долго сидела в оцепенении с раскрытой настежь дверью беременная женщина. Долго лились из её глаз слёзы. Из отрывков фраз, из грубых вопросов и невнятных ответов у неё в голове сложилась картина этой ночи.
Фотин пришёл в детский сад и сразу – к плите. Поломка оказалась настолько ерундовой, что он посмеялся над нерадивостью приятеля, быстро всё исправил и собрался домой. Но, как и полагается в таких случаях, ему предложили водочки. Тем более – скоро Новый год. Посидели, выпили. Тут подошёл ещё какой-то неопознанный приятель приятеля. Познакомились. Выпили. Фотину хотелось домой, к своей любимой Марине... Ещё выпили… Ему подарили за работу часы… Ещё выпили… Помнит, как счастливый шёл домой… Часы положил под кровать. Выгнал из-под одеяла кота. Лёг спать… Видел во сне отца… Он улыбался…

   На суде Фотин всё взял на себя и отделался пятью годами лишения свободы. За грабёж. За бандитизм дали бы всем лет по десять. В деле фигурировал какой-то нож, которым он, якобы, угрожал сторожу. И всюду – его отпечатки пальцев. Непонятный приятель приятеля оказался героем, спасшим горе-сторожа от вора-рецидивиста, который вынес из сада несколько алюминиевых кастрюль, десяток часов и ещё кучу всякой мелочи. Где это добро Фотин прятал, следствие так и не яснило.

   Марину еле спасли. Два месяца врачи боролись за её жизнь, но ребёнка спасти не получилось. Она плохо помнит, как приехала скорая, как её увозили. Совершенно не помнит, закрыла ли комнату… Да Бог с ней – с комнатой, что там брать? Всё самое главное в её жизни забрали и растоптали. Безжалостно и безапелляционно. Теперь и жить-то ни к чему…
Но дома ждал кот. Такой же толстый и неповоротливый, как всегда. Ключи отдала ей соседка по коридору, живущая напротив, которая сердобольно кормила кота и поливала цветы. И которая, как всегда, была права, когда утверждала, что ничего хорошего из этой их совместной жизни не получится. Но Марине было всё равно, что она там говорит, ведь Фотин попал в беду и ему нужна её поддержка.

   Пять лет свиданок. Пять лет посылок. Пять лет унижений… Он вышел постаревший и осунувшийся. Только глаза… В них светились любовь и благодарность. Она сделала ради него всё, что могла. Она просто любила… И ждала…

   Ровно через полгода после его освобождения Марина умерла от инсульта. Они сидели и смотрели телевизор. Какую-то мелодраму. Вдруг Марина начала неуклюже заваливаться на бок, её лицо перекосилось. Она пыталась ещё что-то сказать… что-то важное… что должно было освободить его от мучительных переживаний. Фотин держал её за руку и плакал, умоляя не уходить, а в голове крутилась картинка: он держит руки своего сына на руле и поёт ему песню, сочинённую когда-то его отцом… Когда приехала скорая, Марину уже ничего не мучило и не беспокоило. Она улыбалась, и глаза её больше не косили – они смотрели прямо, но в них по-прежнему жила любовь…
Пропасть между ним и остальным миром оказалась такой огромной, что Фотин почувствовал это кожей. Лишний, никому не нужный по эту сторону решётки человек… Но, прежде чем уйти туда на пожизненное, Фотин, лелея последнюю надежду, решил найти свою мать, упасть к ней в ноги и обрести возможное спасение. И нашёл…

   И вот он, неразумный сын неразумной матери, стоит на коленях и просит прощения. В невыносимо ярком небе светит солнце. Лёгкий ветерок, боясь прервать душевный разговор, несмело перебирает листву. Притихли птицы, вслушиваясь в исповедь.
 
   «Вот закончится лето, мама, и настанет пора… туда, где мне всё понятно… там мой дом… А пока я тут, с тобой, побуду… Погощу у тебя… Крест новый тебе сделаю, могилу поправлю, да и соседнюю тоже до ума довести надо, а то – негоже, чтоб могилы без присмотра… Когда меня рядом не будет, то сторожу накажу, чтоб приглядел… Он мужик нормальный, приглядит по-человечьи… Я ему денег буду оттуда высылать… А дядя Серёжа скоро рядом с тобой будет, не долго ему осталось… А помнишь отцовскую песенку про аптеку, что была у нас на углу: На углу стоит аптека во спасенье человека. Человек к аптеке мчится, чтобы быстро подлечиться. Но лечиться не дают, потому в России пьют, потому и морды бьют… Вышла грустная картина… не доехать без бензина… »