1 - Кто первым зажёг огонь

Канин сидел перед столом, положив голову на руки, и размышлял. Вообще это являлось значительной частью его работы – как-никак, позади уже было несколько философских трудов, ставших почти классическими, и даже сегодня он несколько раз пожёвывал в задумчивости перо и выводил несколько фраз, но теперь его мысли были очень далеки от критики античной философии, всех этих «не убивай больше, чем можешь съесть» или «не наказывай детей, пока у них не открылись глаза», – верный признак зарождающейся новой статьи или даже книги.

Она должна вобрать в себя все последние достижения философии и истории, так решил Канин. Почему пастухи Земли Кавков темней и ниже, чем лесорубы Биармии? И когда этим самым лесорубам удалось приручить касторин? Кажется, их дикие предки – довольно суровые и скрытные создания. Да и как вообще нашим прародителям удалось создать цивилизацию?

Канин вспомнил, как в юности впервые увидел в музее скелет этого самого прародителя. Низкорослый, коренастый, он ни в какое сравнение не шёл с теми прекрасными стройными существами, что всегда окружали Канина. Огромные клыки, короткая неповоротливая шея, в которой чисто физически не могла уместиться сложная гортань – речь у них находилась на уровне нечленораздельных звуков, низкий лоб – всё это в своё время произвело на юного философа гнетущее впечатление. Неужели мы все когда-то были такими? И всё же именно эти нескладные полузвери были самыми быстрыми, самыми умными охотниками на бескрайних северных равнинах, именно они, первые и единственные, догадались взять в зубы горящую головню, чтобы поджигать степи и согревать свои первобытные логова по ночам...

Внезапно ход мыслей был прерван шуршанием дверной занавески, и басовитый голос произнёс:

– Пляши, Канин!

Это был Аркт – давний товарищ и коллега по философскому поприщу, согласившийся приехать с Канином в эту глушь, чтобы отдохнуть от городской суеты и собраться с мыслями, старый добрый Аркт, огромный, широкоплечий, даже сейчас едва помещающийся в дверном проёме.

– Что случилось, Аркт? – добродушно спросил Канин.

Ни слова не говоря, Аркт полез носом в заплечную сумку и легко кинул товарищу пергаментный свёрток. Тот, ловко поймав его, положил на стол и, развернув, жадно втянул ноздрями воздух. Тотчас пред ним предстал образ его жены, Ционы, – вот она вся, до последнего волоска, стройная, высоконогая...

– Ну как там семья? – вновь вывел Канина из забытья могучий бас Аркта.

– Да всё по-старому – что может дома случиться? Вот, Циона пишет, что младшенький уже начал открывать глаза, а у старшего меняются зубы, да так, что вся мебель стоит погрызенная, не говоря уже об игрушках, – Канин зажмурился, представив себе эту картину.
Аркт между тем заинтересованно осматривал книжную полку. Заметив стоящий рядом с книгами портрет, он осторожно откинул носом его крышку и принюхался.

– Кто это?

– Стыдно не знать таких учёных, Аркт! – возмущённо воскликнул Канин. – Это же сам Алоп Вульп!

– Ну-у-у, – обиженно протянул тот. – Я же всякими биологиями не интересуюсь, это тебя что-то туда последнее время тянет. А это оригинал?

– Ты что, конечно, репродукция! Забыл разве, что Вульп уже, пожалуй, как полвека назад почил? Представляешь, сколько сейчас стоит оригинал портрета?

– И кто же автор репродукции?

– Одор Ольф, потомственный художник. Говорят, что для своих картин он использует прострел и горечавку с вершин Рифейских гор!

– Неужто он сам их там собирает?

– А то! Доверь подмастерьям, так они своими ручищами настолько потопчут и залапают всю траву, что любой портрет будет потом коллективным портретом этих самых помощников. Искусство – материя тонкая во всех смыслах, её так просто никому доверять нельзя...

– Да, мастер этот твой Ольф! Вульп совсем как живой у него вышел – маленький, рыжий, а всё равно выглядит как великий учёный, не чета другим кавкским пастухам. Эти высокогорья действительно дают мало выдающихся личностей, не то что степи.

– Чего уж говорить, степи – колыбель нашей цивилизации...

– Я чую, это заглавие твоей будущей книги, а, Канин?

– Заглавие не заглавие, но строчка – точно, – вильнул хвостом тот.

– Ладно, побегу я. Удачной работы!

– И тебе, Аркт!

Когда занавесь, сомкнувшись вслед за Арктом, перестала колыхаться, Канин снова вернулся к работе, вернее, к мыслям. Взяв в зубы перо и положив руки на пергамент, чтобы не свёртывался в трубку, он вдруг вспомнил про питеций – странных зверей, жителей тропических лесов, издалека напоминающих наших северных сциурин и тамиев за единственным исключением: пальцы у питеций были длинные и тонкие, и они с одинаковой ловкостью хватали и ветки, и орехи. Те учёные, которые наблюдали за питециями, рассказывали, что животные эти достаточно умны и способны иногда использовать камни и палки как настоящие орудия труда, только совсем уж странным способом – беря их в руки. «Наверное, именно поэтому, несмотря на свой мозг, они так и не смогли достигнуть таких высот разума, как это удалось нам – руки слишком далеки от мозга, нежели челюсти», – усмехнулся Канин и аккуратно вывел наверху листа название новой главы:

«Биологическая и культурная эволюция древних племён люпулов в ледниковых ландшафтах»

и поднял уши в задумчивости. Ведь каждая фраза, нет, даже каждое слово такого труда должно быть тщательно измерено и взвешено, прежде чем попадёт на его страницы. Но, судя по крутящимся под высоким, покрытым светло-серой шерстью лбом мыслям, работа предстояла увлекательная...