Глава 13. Буря

В лице пана Гастрика богачи острова имели весьма надёжного сообщника и общественника. Он был так называемый «мужик что надо», судя по его отношению к жизни, выражающемуся в заботах о внешнем виде. Заботы эти диктовались также стремлением сохранить   своё  положение в обществе. Август Гастрик был заместителем мэра и заседателем в  повятовом суде. Но прежде всего он был очень богат. Его дети учились в Париже и ни в чём не испытывали недостатка. У него были более широкие возможности, чем у других островитян. И он умел ими пользоваться в своих интересах и в интересах своих приятелей. Судорожно цепляясь за старые, придуманные и навязанные ему ещё отцом принципы, с целью удержаться на поверхности, заместитель мэра держался ещё ближе к людям. И скоро его стали считать человеком, который не откажет в помощи, если понадобится. Человеком, достойным поддержки и доверия. Если мэр Лабро и боялся кого-то по-настоящему, так это Гастрика.

Лавочник не жалел, что так резко обошёлся с женой Ленуара. Этот бродяга нужен острову, как чирей в неподходящем месте.

В это время несколько мужчин сидели в задней комнате у «Косого» и советовались, попивая вино.

Дино, комендант порта, взял рюмку за ножку и легонько звякнул о бутылку.

— Ну, милые мои! Сейчас не время для раздоров. Нужно что-то придумать и обезвредить этих насекомых.

Обиженный  Гастрик начал поглаживать красиво вьющуюся, хотя и начинающую уже седеть, шевелюру. Он делал это всегда, когда что-то было ему не по нутру. Но Дино был прав. Не время сейчас решать с «Косым» вопрос о ценах на сидр. Нужно прежде всего найти общий язык, чтобы совместно справиться с рыбаками. Преподать им такую науку, чтобы навсегда расхотели затевать кооперативы и стачки.

Дино с преувеличенным вниманием разглядывал свои ногти.
— Разве мы собрались не только ради цен на вино? Говори, Бонье, что предлагаешь, ну?

Бонье не спешил делиться своими замыслами. В доме воцарилась тишина. Иногда с улицы слышался хриплый голос батрака, прогоняющего овец.
— Он так громко кричит, когда чувствует, что Косой дома, — сказал Бонье, а потом, понизив голос до шёпота, сказал: — Ну, раз уж вы такие любопытные – скажу, ладно уж!

Гастрик и Дино вытянули шеи. Стол заскрипел.

— Что бы вы сказали, — начал Бонье, — если бы, к примеру, с Ленуаром что-нибудь случилось? – Голос его теперь звучал тише жужжания мухи. – Знаете, как это бывает в жизни… Всякое такое… Вышли из пивной, поссорились из-за девушки или карточного долга, или ещё из-за чего нибудь! Вот Лулу, к примеру, или даже Роберт Горилла давно на него зуб имеют. А с бывшими моряками – ой, не шути… Ну так как?...

Гастрик замахал руками, словно отгоняя от себя беса-искусителя. Подошёл к окну и приоткрыл занавески.
— Нет, нет и нет! Не таким способом. Если ничего лучшего не придумал, то спасибо за такой план. Лучше об этом и не говорить. Сегодня у нас есть кое-что получше… Сами скоро увидите. Факт… — он умолк, глядя на улицу. – Кого я вижу?

Во двор въехал комиссар. Поставил машину у стены и чёрным ходом прошёл в комнату, где за вином сидела вся троица. Увидев их, побледнел от досады. Этого ещё только не хватало! Стать для них посмешищем.

— Не знал, что вы здесь. – И, чтобы предупредить вопросы, объяснил: — Небольшое происшествие. Машину занесло.

Бонье позвал хозяина. Нашлась и тёплая вода. Через некоторое время комиссар был чистеньким, а мундир снова сидел на нём как влитой. И, если бы на лице не оставалось следов от ногтей Анны, всё было бы в порядке. Люссак схватил за горлышко бутылку с вином и долго пил его, пил, пока не высосал до последней капли. Тяжело вздохнул и сказал:
— Теперь мне получше стало. Собачья жизнь, прости господи. Я сейчас с континента. Никакой помощи. Со своей стачкой справиться не могут. Мне приказано сделать всё, чтобы восстановить порядок. А, чтоб их! Нам самим придётся всё решать. А здесь что нового? Как обстановка, Бонье?

— Соберутся через полчаса. Ничего конкретного ещё не решили. Думаю, что до выступлений дело не дойдёт. Это была бы первая стачка на острове. Время и у нас своё делает.

Гастрик, глядя на Бонье, процедил сердито сквозь стиснутые зубы:
— И начало вашей карьеры. А может, и нашей, кто знает? Сегодня, возможно, рыбакам и не удастся организовать кооператив. У них нет денег. Большинство из них не решится. До стачки, может быть, и дойдёт дело. Но завтра!? Кто знает? Время делает своё, это верно. Они уже оперяются… Ну, Бонье, ещё по одной – и за работу! Покажи нам, на что способен.

После ухода Бонье озабоченные приятели сидели, неотрывно глядя в маленькое окно. Они видели всё, оставаясь невидимыми. Слышали всё, о чём говорилось в пивной. А людей здесь собиралось всё больше. Люди сидели за сидром, вопреки серьёзности ситуации. Этой ночью на острове мало кто спал. Рыбаки раздумывали, решали, как быть с кооперативом – подписывать заявление или нет, будет от этого польза или нет? Больше всего эти мысли беспокоили мужчин. Досталось же им от своих жён!... Не одна из них постаралась выбить у своего мужика из головы кооператив. Даже чудно. Эти женщины, прежде такие покорные, запуганные, теперь брались всерьёз за своих мужей и слышать не хотели ни о каких кооперативах. Сама мысль, что мужчины могут присоединиться к всеобщей забастовке, пугала их.

В большом зале трактира давно уже гудело, но хозяин, Эскублак, ещё раз убедился, что всё здесь идёт по-прежнему. Нормально. Однако, если бы он смог взглянуть на своих компаньонов за стеной, он бы не был так в этом уверен. Заметил бы среди рыбаков явное беспокойство. А впрочем, что ему за дело до этих кооперативов и стачек! Люди всегда пили и пить никогда не перестанут. Лично у него лодок не имеется. Есть хозяева и есть власти. Пусть они и заботятся о порядке. А для него это сборище – выгодное дело. Не одну бутылку осушат. Он, Эскублак, живёт не за счёт приятелей, сидящих сейчас в комнатке на задах. Прежде всего, он живёт за счёт рыбаков и их семей.

Когда вошёл Бонье, в зале заволновались. Он шёл от столика к столику, щедро раздавая направо и налево рукопожатия. Для каждого у него находилось доброе словечко. Даже Ленуара одарил широкой улыбкой.

Комиссар Дино и Гастрик через оконце неотрывно следили за ним. Люди в зале затихли, когда Ленуар поднялся на стул и начал говорить. Оратор, выступающий теперь в трактире, не был оратором напоказ – с выпуклым животиком, обтянутым сукном пиджака, украшенного орденами, перепоясанного лентой национальных цветов. Он не начинал своей речи под звуки гимна, гордо выпрямившись и взирая на слушателей взглядом триумфатора, как это бывало 14 июля. Рыбаки впервые слышали речь человека, похожего на них, вылепленного из того же теста – человека скромного, ничем не отличающегося от окружающих.

Ленуар не выбирал слов. Он обращался к собравшимся на том языке, на котором они разговаривали между собой.

Комиссар, небрежно ковыряя спичкой в зубах, время от времени что-то записывал в тетрадь, спрашивал у Гастрика фамилию того или иного рыбака, который энергичным взмахом руки соглашался с верностью и крепкостью слова, сказанного Ленуаром.

«Ну, погодите, — думал он. – Я вам покажу новую жизнь. Научу уму-разуму. Выбью из ваших голов стачки и кооперативы. А для этого Ленуара нужно всё-таки найти какой-нибудь крючок покрепче. Лучше всего было бы, если бы его вышибли с острова сами обитатели».

Гастрик нетерпеливо поглядывал на часы и озабоченно приглаживал волосы. Точно так же – на часы и в окно – поглядывал и Роберт Горилла.

Снова собиралась буря. Свинцовые тучи висели низко над горизонтом, почти ложась на трубы домов.

Вдруг таможенник Горилла вскочил со стула. Грохнул кулаком по столу, даже посуда подпрыгнула. Прерывая Ленуара, закричал громко:
— По какому праву, я вас спрашиваю, вступает Ленуар?! Или он наш мэр? Нет! А может, он руководит нашим союзом? Не слыхал я, чтобы Бонье отказался от поста в его пользу. Он ничего не теряет, умник, потому что сам сидит без работы и без хлеба. Но вы! – он выразительно посмотрел на собравшихся. – Хотите с голоду подыхать, как его дети! Он же гол, как бильярдный кий… Кооператива ему захотелось, стачки на нашу беду!

В зале угрюмо зароптали.

— Не орите так громко, мужики! – утихомиривал их Бонье, размахивая над головой колокольчиком, который заглушал и его слова. – Тихо, там!... Кто там ещё орёт?... 
Когда все успокоились, он одёрнул куртку и грубо сказал:
— Ленуар по личной просьбе…

Он не закончил.

Хлопнула дверь. Все головы повернулись к ней.. Завидя появившихся женщин с Бетой во главе, некоторые рыбаки втянули головы в плечи, будто им вдруг стало холодно. У Ленуара замерла на губах усмешка.

Сорвался вихрь. Через открытую дверь ветер влетел в зал и сыпанул песком в глаза. Птицы на улице внезапно умолкли. На небе прочертился первый огненный зигзаг. Тяжёлый потолок туч ещё более приблизился к земле. Казалось, что они  не серые уже, а чёрные. Атмосфера разряжалась электричеством, громами проносясь от тучи к туче, как от вершины к вершине. На землю посыпался град величиной с голубиное яйцо. Град камней, можно сказать, а не просто град. Сёк он безжалостно. Градины рикошетом отлетали от жести  крыш, словно пули. Небо и земля будто слились воедино.

В зале кто-то вздохнул. Кто-то грязно выругался. У самого окна сидели Молчун и Зося. Оба грустно смотрели в стекло, размышляя о чём-то своём, но только не о происходящем в зале.

Широкий занавес из бус-градин почти полностью заслонил свет. Время от времени его раздирали на мгновение молнии.

Эскублак лениво и неохотно  щёлкнул выключателем. В свете электричества сразу исчезло всё очарование, которому поддались было сидевшие в безопасности под крышей во время такой бури.

Когда дверь с грохотом распахнулась, Гастрик тихо сказал:
— Идут наши ведьмы. Идёт «перст Божий». Какая великолепная сцена! Как по заказу. Гром – и молния. Настоящий театр. Ведьмы ещё раз нам помогут. Только они могут теперь навести здесь какой-никакой порядок и удержать рыбаков в ежовых рукавицах. Только надолго ли?

Импульсивный Дино радостно хлопал в ладоши.

— Вот это сюрприз! И наш мэр ничего лучшего не придумал бы! Да, голова у тебя – не для красоты. Великолепный замысел! Чудес не бывает, но в данном случае такой финал – это чудо. Дать бы этому подстрекателю по шапке, чтобы неповадно было! По заднице, чтобы сесть не смог! Ещё – за Люссака! Ещё сильнее – за Бонье! Так его!... Это за меня и за Гастрика! Вот это удовольствие! До конца жизни не забуду! – радостно приплясывал Дино.

Буря усиливалась – и на улице, и в трактире. Гастрик поверх голов собутыльников смотрел, как Сухая Бета упёрла руки в бока и, когда зажёгся свет, внезапно вскричала, как настоящая ведьма. Зонты женщин пришли в движение. Хотя многие пообещали своим супругам добрую взбучку дома, они были вынуждены постыдно покинуть пивную. Ведьмы снова взяли верх, к отчаянию хозяина, который пересчитывал битую посуду и не оплаченную выпивку. Ленуар понял, что попал в западню, устроенную хозяевами. Ведь не поднимешь руку на женщину! Где бессилен дьявол, там появляется женщина. Он чувствовал стыд и горечь поражения. Вытянул перед собой руки, как слепой. Поскорее убраться отсюда! Бежать из этих мест!

Рыбаки давали ему пройти. Отшатывались от него испуганно, словно несчастье и поражение были заразными. Потому что с этими ведьмами и сам чёрт не справится.

В дверях стояла Сухая Берта. Она должна была завершить свою миссию. Ей нужен был только он. Один прицельный удар по голове, и от зонтика остались только жалкие обломки.

— Я тебе, негодяй, выбью из головёнки-то стачку и кооператив! Не бывать этому, голоштанник! Что моё, то не твоё! Только нужду, а не имущество, дели с такой же  паршивой голытьбой, как и сам!

Рыбаки, которые уже вышли под дождь, чтобы избегнуть зонтов, смотрели на Ленуара. Его трудно было узнать. Без берета, в одном сабо, глаза опущены, лицо рассекает длинная царапина. А на пороге трактира стояла Сухая Бета. Стояла, уперши руки в бока и острыми локтями упираясь в дверной косяк. За ней стояли другие женщины, размахивая руками.

— Что ж, первая партия проиграна. Но для Бонье я оставлю маленького щенка от нашей суки. Посмотрим ещё, что будет.

Он махнул рукой и пошёл в сторону порта.