Глава 6 Блеф

Глава 6
Блеф

1

2-го августа в Берлин пришло известие о заключении в Париже договора между Россией и Францией. 9-го августа 1806 года король Пруссии объявил мобилизацию. Мобилизация не касалась войск, стоящих в Восточной Пруссии и Польше (33000 солдат). Лишь 30-го сентября эти войска были приведены в боевую готовность.
Все приготовления Пруссии к войне и само вступление прусских войск в Тюрингию следует рассматривать не иначе, как демонстрацию силы, имеющую целью заставить Наполеона исполнить франко-прусский договор. Пруссия демонстрировала силы не одна, а в союзе с Саксонией.  Поначалу курфюрст саксонский, Фридрих Август, и слышать не хотел ни о каком союзе, но когда ему объяснили, что предстоящий поход следует рассматривать не как поход таковой, а, скорее, как маневры. И до боевых действий определенно не дойдет – просто к этому у французов не будет повода, – переменил мнение и примкнул к Пруссии, в надежде по окончанию «маневров» прирастить курфюрство на пару тысяч квадратных километров. Ландграф Касселя оказался не таким гибким и понятливым, как курфюрст Саксонии. Он держался за свой нейтралитет, как за высшую ценность в жизни. В свое время его не смог уговорить Наполеон, теперь не смогли убедить пруссаки. Ландграф побывал в штаб-квартире прусской армии, где встречался с Вильгельмом, но и личная беседа с королем не подвигла его ввязаться в это сомнительное предприятие, пусть даже называется оно демонстрацией силы. Впрочем, когда все закончилось нейтралитет не спас ландграфа от гнева Наполеона.
Оперативный план после множество вариантов, многих споров и недоразумений к началу мобилизации был принят. Он гласил: основные войска собирается возле города Наумбург, а авангард располагается в Тюрингском лесу. Дольше план предусматривал ожидание. Официально – ожидание нападения французов, на самом деле – ожидание послов от Наполеона. Чтобы не спровоцировать Наполеона, войска остановились достаточно далеко от условного противника. Дистанция до передовых французских отрядов составляла 300-400 километров.
21-го сентября первые прусские части начали пребывать в район Наумбурга. Спустя два дня в город приехал король, королева, Гаугвиц, Луккезини, секретари и множество персон, могущих понадобиться в предстоящих переговорах с наполеоновскими посланниками. В общем, в Наумбурге пруссаки устроили временное отделение правительства. Не следует удивляться, что Вильгельм решил дожидаться послов в Наумбурге, ведь год назад в Брюнне перед Аустерлицким сражением к Наполеону приезжали и сам Гаугвиц, автор плана демонстрации прусской мощи, и австрийские послы и даже русские. Да и сам Наполеон накануне сражения посылал в русский лагерь к Александру посланников с переложением о мире, и если бы тогда русский царь откликнулся, Аустерлицкое сражение не случилось бы вовсе. Прусское руководство ожидало примерно такого же поведения Наполеона. Почему бы Наполеону не прислать в Наумбург к Вильгельму послов мириться.
На другой день по приезду короля состоялся военный совет. На этом совещании прусские военные и политики не сумели конкретизировать дальнейшие действия. 25-го сентября совет продолжился и к вечеру совет принял план. Корпуса Рюхеля и Блюхера предпримут «демонстрацию», главное войско под командованием герцога Брауншвейгского и вспомогательное под началом князя Гогенлое 11-го и 12-го октября (то есть, через 16 дней после принятия плана) если французские послы к тому времени не появятся, подтянутся к авангарду в Тюрингский лес. Если Наполеон еще больше задержится, то герцог Брауншвейгский «обозначит» марш на реку Майн. Дальше этих действий ничего не предусматривалось.
Слева от главных сил прусской армии находился отряд князя Фридриха Людвига. В середине сентября он вывел войска из-под Дрездена маршем на запад, по дороге вобрал в свой состав некоторые саксонские части и в конце сентября стал между городами Цвиккау и Кемниц. Расстояние между главными силами и левым флангом, если войска Фридриха Людвига можно назвать левым флангом, составляло примерно 250 километров. Сзади, примерно в 50 километрах северо-восточнее главных сил, ожидали приказаний корпус Блюхера, стоящий под Гёттингеном, и корпус Рюхеля, располагавшийся в 40 километрах южнее Блюхера.
Кроме военных мероприятий, прусское руководство запланировало некоторые политические шаги, должные подвинуть Наполеона к скорейшей присылке парламентариев. Король написал французскому императору письмо. В нем Вильгельм выдвинул Наполеону два требования - просьбы: 1 – отвести свои войска за Рейн, 2 – не препятствовать образованию Северного немецкого союза. Учитывая, что Наполеон и так собирался вернуть войска во Францию (король это знал), исполнения первого требования не принесет Наполеону малейшего неудобства. Что же препятствовать, или не препятствовать образованию союза, то это лежит в области субъективного восприятия. Не препятствовать, или пообещать не препятствовать, еще легче, чем выполнить первую просьбу. Ни о курфюрстве Ганновер, ни о герцогствах Берг и Клеве, ни о своих проблемах с Англией и Швецией, возникших по милости Наполеона, Вильгельм не упомянул ни словом. Он намерено выбрал такие пункты, по котором, по его мнению, не должно возникнуть недоразумений. Это письмо ни в коем случае не было объявлением войны и даже не было ультиматумом, как склонны его рассматривать многие историки, а, скорей, приглашением к диалогу, хотя, надо признаться, написано оно в довольно заносчивой форме. Письмо король не сразу отослал. Пять дней он думал, стоит ли это делать. Только 1-го октября Гаугвиц отредактировал письмо, и оно было отослано на имя прусского посла в Париже.
Король продолжал ожидать парламентариев. На девятый день ожидание стало невыносимо. 4-го октября король, королева и весь малый двор перебрались в Эрфурт, где было много удобней, чем в маленьком Наумбурге и где за день до этого расположилась главная квартира армии.
Вечером 4-го числа вновь собралось политическое и военное руководство страны на совещания, длившееся до первых петухов. Снова пруссаки не знали, что делать дальше, и снова как на первом заседании не сумели они принять решений. Только шестого по настоянию Гаугвица и Луккезини – куда же без них, ведь именно они слыли экспертами по Наполеону – совет принял решение не маршировать на Майн, чтобы не провоцировать французского императора на решительные действия. Совет решил сосредоточить войска внутри Тюрингии и Саксонии, не выходя на сопредельные территории. Наконец на совещании 5-го октября был принят манифест, написанный генералом Ламбертом. Манифест должен продемонстрировать Европе мирные цели военных маневров прусских войск. В ночь с 6-го на 7-е октября манифест отредактировал и перевел на немецкий язык, специально вызванный из Вены Фридрих Генц. 9-го октября манифест отпечатали. Гарденберг, противник Гаугвица, не принявший участие в операции устрашения, назвал манифест «palinodie indecente».
Все тщетно. Наполеон, не поняв интеллигентности поведения Пруссии, напал на нее, как дикий вепрь. Пруссаки явно переоценили умственные способности французского императора. Они-то думали, что он гений...
Следует упомянуть, что 12-го октября в Веймаре появился английский посол в Саксонии виконт Морпет с предложением английской помощи Пруссии, несмотря состояние войны с ней. Его не захотели слушать, ведь прими помощь, надо вернуть Ганновер Англии, а ради него и затеялась вся эта буча.

Оставим на время прусскую штаб-квартиру и вернемся к Наполеону. Одновременно с отправкой письма прусскому королю от 12-го сентября Наполеон написал послу в Берлине Лафоресту и послу в Дрездене Дюрану. Обоим император наказывал рекомендовать прусскому королю и курфюрсту Саксонии придерживаться мира. Но уже 15-го сентября император написал Бертье, что если он получит известие об отъезде Лафореста из Берлина, он немедленно прикажет привести войска в боевую готовность. Еще восемнадцатого Наполеон надеялся на мирное решение конфликта, о чем писал Жозефу, а 20-го он решился на войну. «Пруссия сбросила маску и взялась за оружие», – писал он 20-го сентября генералу Брюну. Однако еще 29-го сентября император просил Мюрата и Бертье проявлять осторожность, так как «война еще не объявлена».
В войска полетели приказы. Император приказал Бертье привести в боевую готовность войска, стоявшие в Германии по Пресбургскому миру. Всем членам Рейнского союза были отправлены депеши с указаниями: объявить мобилизацию, перевести свои войска в состояния военного времени и направить их в распоряжения французского командования. Наполеон был полностью в своей стихии. Он занимался подготовкой очередной войны, привычным, хорошо знакомым ему делом.
25-го сентября в половине пятого утра Наполеон в сопровождении императрицы выехал в действующую армию. Жозефина не взирая на столь ранний, непривычный для нее час настояла ехать с мужам, надеясь в дороге устранить некоторые недоразумения, возникшие между ними в последнее время. Вслед императору из Парижа выехали Жером, Коленкур, Мортье и Савари. Дюрок, Кларк и Бессьер с конной гвардией отправились на фронт днем раньше Наполеона. 29-го сентября император приехал в Майнц, где оставался до первого октября. В Майнце Наполеон получил донесения французской разведки. Один из агентов, майор Гуарт, служил в прусской армии на должности командира батальона. Опираясь на его донесения, Наполеон смог составить более или менее точную картину расположения войск вероятного противника (пока только вероятного) и разработать предварительный план кампании. С вечера 29-го сентября до полуночи первого октября, два дня и три ночи, Наполеон неутомимо работал, делая небольшие, лишь двух-трехчасовые перерывы на сон. Он диктовал письма политикам, приказы в войска и распоряжения о снабжении армии, помня, как плохо было поставлено снабжения в австрийском походе. Покончив с этой работой, в ночь с первого на второе октября император выехал из Майнца. Всю ночь и весь следующий день он провел в дороге, сделав лишь короткую остановку в Ашаффенбурге на обед у премьер-князя Рейнского союза. Поздно вечером второго числа император прибыл в Вюрцбург, куда по его приказу должен приехать маршал Бертье и передать императору главное командование армией.

В Париже Наполеон предполагал расположение основных сил прусской армии за Эльбой, ибо не рассчитывал на их наступление без соединения с русскими.
На первое октября корпуса Великой армии располагались двумя линиями, которые, если мысленно их продолжить, сходились в Вюрцбурге. Первая линия шла на северо-восток от Вюрцбурга и предназначалась для отражения возможной прусской атаки. На этой линии находились: первый корпус маршала Бернадотта (25500 человек), стоявший возле города Кронах (120 километров на северо-восток от Вюрцбурга) и третий корпус маршала Даву (30000 человек) у горда Бамберг (70 километров на северо-восток от Вюрцбурга). В самом Вюрцбурге находились: седьмой корпус маршала Ожеро (17000 солдат) и императорская гвардия (10000 гвардейцев). Возле Вюрцбурга стоял пятый корпус маршала Ланна (21000 солдат). Вторая линия проходила на юго-восток от Вюрцбурга и могла быть использована против гипотетического нападения Австрии. На ней располагались: четвертый корпус маршала Сульта (32500 человек) возле города Амберга (140 километров юго-восточней Вюрцбурга) и шестой корпус маршала Нея (19500 человек), стоявший в Нюрнберге (70 километров юго-восточней Вюрцбурга). Кавалерия Мюрата (17500 всадников) акционировались в различных городах Германии. Итого 135 тысяч пехоты, 28 тысяч кавалеристов и 10 тысяч саперов. Армия располагала 256 пушками.
Кроме перечисленных корпусов между Майнцем и Франкфуртом маршал Мортье заканчивал формирование восьмого корпуса численностью 15000 человек; маршал Келлерман занимался сосредоточением стратегических резервов в Велесе; а в Голландии формировался корпус под командованием короля Людвига. Но и это не все. Рейнский союз выставил 33 тысячи солдат: Бавария – 14500; Вюртемберг – 6500; Баден – 3000; Гессен-Дармштадт – 4000; Нассау – 2300 и малые государства Рейнского союза вместе почти 3000 человек. До обещанных по договору между Францией и Рейнским союзом не хватало 30 тысяч солдат, но это потому, что не хватило времени. И, наконец, Наполеон мог рассчитывать на 40 тысяч Итальянской армии, которая рассматривалась как резерв крайнего случая и в прусской кампании предназначалась сдержать Австрию от вступления в войну.
7-го октября войска вышли на марш. Корпуса первой линии Бернадотта и Даву, соединившись, образовали правый фланг. Корпуса второй линии Сульта и Нея составили центр армии и корпуса, стоявшие под Вюрцбургом (Ланн, Ожеро и гвардия) шли на левом фланге. Армия двигалась тремя колоннами, отделенными друг от друга дневным переходом. Общая задача, поставленная Наполеоном, – наступление на Берлин с уничтожением по дороге вражеских войск.
Марш войск проходил без особых трудностей. Французы стремительно приближались к противнику, впрочем, полагая, что основные силы неприятеля находятся за Эльбой. Вечером восьмого левая группа войск находилась севернее города Кобург, центр дошел до Зальбурга, а левый фланг находилась северней Мюнхенберга.
В Бамберге седьмого октября Наполеона, наконец, догнали прусские письма. Он получи письмо прусского короля от 26-го сентября, которое император назвал «рапсодия, составленная из английских газет» и ноту Кнобельсдорфа от 1-го октября. 8-го октября в бюллетени №1 император писал: «Мне жаль моего брата прусского короля; он не понимает французского и, определенно, не читал эту рапсодию».

В Эрфурте, в штаб-квартире прусской армии было нервно и тревожно. Ждали послов, а вместо них прет вся Великая армия. Такой поворот не был предусмотрен и никто не знал, что делать. Так и пребывало прусское руководство в растерянности, когда корпус Бернадотта на французском правом фланге недалеко от города Шлайц столкнулся с отрядом Тауенцина. Первый бой – первая победа французов. Пруссаки отступили, потеряв 500 человек убитыми и пленными.
На другой день и левый фланг возле города Заальфельд вошел в соприкосновение с неприятелем. Там стояло войсковое соединение принца Людвига Фердинанда, наиболее ярого сторонника войны с Францией. Его отряд образовывал авангард корпуса князя Гогенлое, стоявшего основными силами в 12 километрах северней у Рудольштадта. Принц накануне ночью получил приказ ни в коем случае не атаковать, если враг вздумает остановиться. Прусское руководство все еще надеялось на мирный исход, все еще ожидая парламентариев. А зная горячность принца и его ненависть к французам, руководство сочло необходимым его придержать, чтобы не дай Бог не спровоцировать французов. Приказ оказался ненужным, дивизии маршала Ланна с марша атаковали неприятеля. Но и Фердинанд игнорировал приказ и с готовностью ввязался в бой. Дивизия Сюше, выдержав первый горячий натиск прусской кавалерии, которую в бой повел принц, сама перешла в контратаку. Прусские боевые порядки, в свою очередь, не смогли сдержать натиск французской пехоты, дрогнули и начали отступать; сначала медленно, а когда в бой вступили французские гусары, отступление ускорилось и превратилось в бегство. Фердинанд, как ни старался, как ни призывал солдат, не сдержал непобедимых потомков Фридриха Великого. Все его предвоенные обещания наказать зарвавшееся «корсиканское быдло» оказались не больше, чем хвастовство. При отступлении его самого зарубили саблями гусары.
Бои на флангах не обозначили положение главных сил неприятеля. Наполеон полагал их нахождения у Геры, поэтому приказал армии двигаться в направлении Геры. 11-го вечером в ставку Наполеона поступили разведданные, что в районе Геры вражеских войск нет. Основываясь на этих данных, император вернулся к предположению, что неприятель сосредоточен под Эрфуртом. Рано утром 12-го октября между 4 и 5 часами Наполеон, к удивлению маршалов, приказал изменить направление на западное. Армия, сделав левый маневр, устремилась к Эрфурту.
Вечером десятого в штаб-квартиру князя Гогенлое пришло известие о поражении отряда принца Фердинанда, и почти сразу вслед за этой новостью пришел приказа командующего отходить на Йену. Следуя тактики герцога Брауншвейгского, армия должна быть сосредоточена в двух группах. Одна должна собраться под Йеной, а вторая – у Веймара (примерно в 20 километрах на запад от Йены и приблизительно на полдороге от Йены до Эрфурта).
Высшее прусское руководство было удивлено и напугано поведением неприятеля. Ни король, ни военное руководство, разумеется руководство, бывшее в курсе интриги, не рассчитывали на бои. Французскому нападению просто не имелось оснований. Война объявлена не была, прусские войска не нарушили суверенитет государств Рейнского союза, а что собрались у границ этого союза, так мало ди что, может это маневры, которые на своей территории можно проводить сколько угодно. Более того, Пруссия и Франция были союзниками. Решительные, бескомпромиссные действия Наполеона на упреждения, сразу драка без переговоров, без объяснений, без возможности примирения ввели короля и военное руководство в состояние тихого ужаса. Растерянность, как зараза исходила из окружения короля из штабов, заражая армию страхом, разлагая дисциплину, нарушая всяческий порядок, без которого прусская армия не может существовать. За несколько дней армия была деморализована. Она проиграла сражение не 14 октября, а еще до его начала.
Вечером 12-го числа Брауншвейгский получил донесение, что часть неприятельских сил марширует на Наумбург, а это означало окружения армии. Брауншвейгскому, одному из немногих кто не потерял голову, в отсутствии какого-либо плана приходилась импровизировать на ходу. Он приказал главным силам двигаться в направлении Наумбурга с очевидной задачей уходить вглубь своей территории и прикрывать Берлин. Корпусам Блюхера и Рюхеля он приказал объединиться и маршировать к Наумбургу. Гогенлое командующий приказал пока оставаться под Йеной с целью прикрыть отход основной армии. Кроме того, для предотвращения обхода слева, Гогенлое часть сил должен выслать на северо-восток на линию Дорнбург – Камбург. В данном положении это, пожалуй, лучшее, что мог сделать прусский командующий. Появился хоть какой-то план действий, до этого были лишь упования на порядочность Наполеона.
13-го октября главные силы прусской армии начали марш. Вечером армия разбила бивуаки у города Ауэрштедта. На следующий день Брауншвейгский планировал достигнуть Вайсенфельса.
То, что корпус Даву должен находиться в непосредственной близости от Наумбурга, Брауншвейгскому было известно. Неясно было, какими силами располагал Даву. Предположения колебались от 16 до 80 тысяч, если под его началом сосредоточено два-три корпуса. Брауншвейгский полагал, что против Гогенлое находится только корпус Ожеро и поэтому он еще раз повторил приказ защищать линию Дорнбург – Камбург и находиться в постоянном сообщении с главными силами.
В ночь с 13-го на 14-е октября главный штаб прусской армии разослал в войска приказы в исполнении следующей диспозиции. «Армия осуществляет отступление, частью, чтобы соединиться с герцогом Евгением фон Вюртембергом, частью, чтобы защитить свои тылы. Для исполнения этого замысла дивизия Шметтау немедля начинает марш на Кёзен... Прочие дивизии и резервный корпус выступают часом позже. Князь фон Гогенлое продолжает стоять на месте, чтобы враг не узнал о нашем маневре».
Дивизия Шметтау утром в шесть часов начала марш. За ней последовали другие части. Из-за густого тумана, совсем как при Аустерлице, командующий остановил Шметтау и выслал вперед кавалерию.
Главные силы прусской армии состояли из 3 дивизии графа фон Шметтау, 2 дивизии графа фон Вартенслебена, 1 дивизии принца фон Оранского, бригады легкой кавалерии генерала фон Освальда и резервного корпуса генерала от кавалерии фон Калькройта (2 резервная дивизия генерала фон Арнима и 1 резервная дивизия генерала графа фон Кунгейма). Общая численность войск Брауншвейгского составляло 50000 человек. На вооружении находилось 250 пушек.

На правом фланге корпуса Даву, Бернадотта и кавалерия Мюрата составили войсковую группу, должную зайти в тыл неприятелю, который, как 12-го октября предположил Наполеон, а 13-го числа в этом окончательно уверился, находится под Йеной и Веймаром. Вечером 12-го корпуса Даву и Бернадотта достигли Наумбурга. То есть, в тыл они зашли, теперь неплохо бы отыскать неприятеля. Всю ночь и утро 13-го конные разъезды искали противника в радиусе 20 километров. Искали на севере, искали на западе и на юге, но не нашли. По предположению императора враг должен находиться здесь, но его не было, и воевать не с кем. Даву послал адъютантов к Наполеону, а сам остался в Наумбурге ждать дальнейших приказаний. В его распоряжении находилось 25 –28 тысяч человек. Четырнадцатого числа в три часа ночи пришел приказ императора двигаться на юго-запад (то есть назад; корпус пришел с юга-востока) в Апольду. Получив приказ, Даву выступил так быстро, как мог. Примерно на полпути к обозначенной в приказе цели идущая в авангарде корпуса дивизия Гюдена в тумане буквально нос в нос столкнулась с прусским авангардом Шметтау. Начался бой. Вскоре к французам подоспела дивизия Фриана, а с прусской стороны на поле боя пришла дивизия Вартенслебена, с которой находился Брауншвейгский. Столкновение авангардов переросло в грандиозное сражение, известное в истории под названием битва при Ауэрштедте.
Основной бой разгорелся за обладание деревней Хассенхаусен. Батальоны Шметтау отчаянно атаковали, а части Гюдена стойко оборонялись одним полком на левом фланге и тремя на правом. Брауншвейгский, осмотрев поле битвы, указал на холм, находящийся южнее французских позиций: «Это ключ к победе, – сказал он, обернувшись к генералам, – если мы займем эту высоту и расположим там пушки, победа будет за нами». Командующий приказал начальнику штаба генералу Шарнхорсту скакать на позиции Шметтау, оттуда точно осмотреть ключевую высоту и сосредоточить резервы дивизии на правом фланге, а Вартенслебену Брауншвейгский указал как можно скорей захватить высоту. Но и Даву понимал слабость своего южного крыла, поэтому спешно перебросил 21 пехотный полк с правого на левый фланг. Во время маневра 21 полка, находящийся на левом фланге 85 пехотный полк был атакован драгунами генерала Ирвина. Только часть солдат успела перестроиться, образовав каре – живую крепость против кавалерии, остальные были либо изрублена саблями, либо, побросав оружие, бежали. Казалось, стоит только пруссакам закрепить успех на правом фланге и поражение французов неминуемо, но в 9.45 вражеская пуля сразила наповал герцога Брауншвейгского. Прусское руководство настолько заигралось в примирение с Наполеоном, что приемник командующему на случай его ранения или гибели своевременно назначен не был, и это обстоятельство имело для армии тяжелые, возможно решающие, последствия. Общее руководство войсками и битвой было полностью потеряно. Не только каждый дивизионный командир, но и каждый флигель-адъютант или штабной офицер поступал так, как он считал правильным, исходя из своего ограниченного видения ситуации. «Когда герцог выбыл, собственно прекратилось всякое руководство, поскольку никто не был в состоянии взять его на себя или точнее сказать, потому что все военачальники потеряли голову...», – в сердцах писал король после битвы. Шарнхорст – он мог бы перенять командование – своевременно не был информирован о смерти командующего и он застрял в дивизии Шметтау, ибо командир дивизии был смертельно ранен и начальник штаба перенял управление боем левом фланге прусской армии.
Несмотря на хаотичность, некоторое время положение складывалось благоприятно для прусской армии. Дивизии Шметтау и Вартенслебена теснили неприятеля. Деревня Хассенхаусен была взята штыковой атакой, но тем самым французский центр прогнулся и пруссаки оказались под перекрестным ружейным огнем с флангов, косящий, как косой, их ряды.
Маршал Даву галопировал от полка к полку, всюду придавал своим солдатам мужество и железную решимость держаться. Множество раз вражеские пули рвали его одежду, но, к счастью для французов, он остался не раненый.
Давление пруссаков подошедшей дивизией принца Оранского возросло на флангах. Но в 10.30 с французской стороны с марша в бой вступила дивизия Морана. 13 полк легкой пехоты этой дивизии на левом фланге молниеносно атаковал дивизию Вартенслебена. Через полчаса атаки каждый второй солдат тринадцатого полка был либо убит, либо ранен, но вслед за ним в бой вступил 4 пехотный полк, и эта атака заставила наполовину уменьшенные дивизии Вартенслебена и Шметтау начать отступление.
В это время поля боя достигли прусский резервный корпус и кавалерийская бригада. С прусской стороны были еще 18000 свежих, не бывших в бою войск и брось их в бой французы не продержались бы и часу, но легко рассуждать все зная, точно зная какими силами располагал Даву. Исходя из предположения, что у французов на подходе находятся силы не меньше корпуса, король, посовещавшись с Калькройтером, которому он передал общее командование, решил прекратить битву и скомандовать общее отступление. И, мне кажется, решение это вполне разумно и обосновано. В четверть третьего в войска поступил приказ выходить из боя. Отступление прусской армии проходило довольно слажено. Это не было бегством, но упорядоченное отступление.
Прусская армия потеряла в этом бою около десяти тысяч убитыми и ранеными и три тысячи попали в плен, кроме того французы захватили почти половину артиллерии. Корпусу Даву победа досталась дорогой ценой. Корпус потерял четверть своего состава. В отдельных полках потери доходили до 50%. Сражение забрало столько сил и жизней, что отступающего противника практически не преследовали.
Безусловно, если бы корпус Бернадотта подошел на помощь Даву, было бы не просто поражение пруссаков, а их полное уничтожение. «Если маршал Бернадотт находится с вами, – писал Бертье маршалу Даву. Начальник французского штаба не знал точного положения Бернадотта и, поскольку Даву в этой операции, хоть и формально, являлся командиром Бернадотта, – вы можете маршировать вместе, но император надеется, что он должен находиться в том месте, о которое ему определили еще в Дорнбурге». Корпус Бернадотта маршировал на Апольду параллельным с корпусом Даву курсом, примерно в 12 километрах восточнее. Оба корпуса шли, как загонщики идут на зверя. Император предположил, что если неприятель будет отходить, то он будет это делать где-то между Эккартсбергом и Дорнбургом, но где конкретно: по правую стороны реки Ильм, где шел корпус Бернадотта, или по левую, где маршировал Даву он, естественно, не знал, поэтому и шли корпуса параллельными курсами.
Корпус Бернадотта вышел из Наумбурга в четыре часа утра, одновременно с корпусом Даву и Бернадотт рассчитывал достигнуть цели к девяти часам утра, однако это была слишком оптимистическая оценка. Расстояние между городами Наумбургом и Апольдой через Эккартсберг составляет примерно 35 километров. При нормальном марше дорога в 35 километров требует не меньше семи часов плюс один час на привал. Итого, восемь часов. При спешном марше, на который рассчитывал Бернадотт, требуется не меньше пяти часов. Но из-за сильного тумана и постоянных задержек, чтобы пропустить кавалерию Мюрата, авангард Бернадотта прибыл в Апольду около 4 часов пополудни, а находящаяся в арьергарде дивизия Дюпона пришла в Апольду только в 11 вечера. Корпус преодолел расстояния в 35 километров за 12 часов, на четыре часа медленней даже марша в обычном темпе. Это дало основание обвинить Бернадотта в намеренном замедлении темпа. Но император не нашел в действиях Бернадотта ничего предосудительного. Героического тоже не нашел, но император не счел разумным предъявить маршалу претензии. Если и имелось замедление, с целью подставить зазнавшегося Даву, которого Наполеон поставил командовать соединением, то это осталось между Наполеоном и Бернадоттом. И мы, вслед за Наполеоном, не станем усматривать в действиях Бернадотта злонамеренность, разве что зависть.
Утром 15-го октября адъютант маршала Даву, майор Фолькон, привез в главную квартиру рапорт маршала о выигранной битве. Во время чтения рапорта, с Наполеоном случился нервный припадок. «Ваш маршал видит все в двойне! – зло выкрикнул он в лицо обескураженному адъютанту. Бонапарт знал Даву очень долго. Перед революцией они вместе учились в военной школе в Бриенне. Наполеон знал совершенно точно, что Даву не только лучший его маршал, но и очень корректный офицер, который никогда не преувеличивает свои заслуги. Позже, пытаясь спрятать великолепную победу своего подчиненного и выпятить собственную – не такую впечатляющую, – называл он корпус Даву «правым флангом» своей армии. В бюллетени от 15-го октября Наполеон описал битву 213 строками, из них только восемь были посвящены Даву. 23-го октября Бертье именем императора писал Даву, что ему предоставлена честь первым войти в Берлин «за руководство в битве под Йеной». Даву никогда не возражал, что Наполеон украл его победу и был всегда осенен милостью императора. 2-го июля 1808 года император назвал его герцогом Ауэрштедтским.

Когда корпус Даву недалеко от Ауэрштедта сражался с прусскими главными силами и победил их, французские главные силы сражались с корпусом Гогенлое, и победа также была на стороне французов. Как уже не раз говорилось, Наполеон предполагал нахождения главных сил противника между Йеной и Веймаром. Корпуса Даву, Бернадотта и Мюрата император послал в Наумбург, чтобы атаковать неприятеля с тыла. Начавшийся отход прусской армии привел к тому, что генеральное сражение разделилось на две битвы; одна возле Ауэрштедта и вторая под Йеной.
Следуя своим предположениям, император уже 12-го вечером так рассчитал движение войск, чтобы к вечеру 13-го собрать под Йеной в один кулак корпуса центра и левого фланга. Утром 13-го корпус Ланна первым достиг общеармейского сборного пункта. Стоящие перед Йеной и в городе прусские войска корпус Ланна в нескольких стычках отбросил за город. Так как император приказал до общего сбора не ввязываться в серьезные бои, Ланн не стал преследовать отступающего неприятеля. Вечером 13-го подошел корпус Ожеро. Около 12 ночи пришла гвардия. Спустя два часа подошла дивизия Сан-Хилари корпуса Сульта. Две другие дивизии корпуса подошли только к утру. Корпус Нея задержался на марше. Поздно ночью с 13-го на 14-е он находился в 20 километрах от Йены. Из-за этой задержки части корпуса Нея вступали в битву в самом ее разгаре.
Император прибыл в Йену около 4 часов дня. Как всегда перед большим делом, он очень тщательно изучил поле битвы. Он осмотрел позицию на высотах, которые утром отвоевал Ланн. Они возвышались над городом более чем на 150 метров. Император нашел позицию очень удачной. На главенствующий высоте, на той высоте, с которой Наполеон руководил сражением, и сегодня находится «камень Наполеона», до битвы обозначавший границу между общинами. Северный склон высот довольно пологий. Наполеон видел большую часть вражеского войска. Он все еще принимал эту часть за главные силы.
Во время спуска император приказал Ланну расположить батареи его корпуса на этих высотах, и притом, как можно скорее. После скорого ужина, на который Наполеон пригласил всех генералов, уже прибывших в Йену, император развил традиционно бурную деятельность по подготовке генерального сражения. Он еще раз побывал на высотах, где помог застрявшим в небольшом ущелье артиллеристам поднять пушки, подбадривая их и освещая путь факелом; вместе с Бертье, Ланном, Дюроком, Сюше и некоторыми другими генералами побывал на передовых постах; посетил некоторые батальоны. В хижине в расположении 40 линейного полка Наполеон продиктовал диспозицию завтрашнего сражения. В этой хижине император и заночевал. Он поспал несколько часов на соломе, приготовленной ему верным Рустамом. Еще до света император снова был на ногах.
Когда французское войско стояло готовое к битве и дожидалось только рассвета, чтобы помереться силами с пруссаками, прусское руководство спокойно, не подозревая, какие силы собрались в непосредственной близости, спало в Капеллендорфе. Собственно то, что французы в Йене Гогенлое прекрасно знал, но он не знал, что в городе находятся главные силы неприятеля и сам Наполеон. Гогенлое имел на руках приказ, повторенный дважды: оставаться на месте, это он и делал. И потом, король и руководство вплоть до полного разгрома ожидали парламентариев с предложениями мира, как это случилось при Аустерлице, и то, что французы остановились, был добрый знак. В шесть часов утра Гогенлое закончил писать и отослал письмо королю: «Когда все распоряжения были отданы (занятия Дорнбурга), я разговаривал с князем Тауенцином, и он меня заверил, что, как он полагает, все возможные приготовления выполнены. Все наступления неприятеля прекратились. С обеих сторон не было произведено ни одного пушечного выстрела. Вероятно, противник удовлетворился занятием Йены... Я намерен позволить поддержанному резервами генералу Тауенцину выдвинуться как можно дальше, чтобы запереть неприятелю выход из долины, а тех, кто уже успел выйти отбросить назад. Я был занят построением резервов под командой генерала фон Гольцендорфа таким образом, чтобы, как я полагал, использовать их наиболее рационально, когда из главной квартиры прибыл полковник фон Массенбах. Я видел его очевидную сконфуженность, так как застал он меня за этим занятием. Стала она еще больше, когда он передал мне приказ герцога, подтвержденный именем короля, чтобы я неприятеля не атаковал и всякого серьезного вызова в этот день старался избегнуть. Почти в то же время я получил известие, что неприятель с 1800 человек занял Дорнбург. Так как по приказу из королевской квартиры должен я защищать линию между Дорнбург и Камбург, я решил вскоре маршировать на Дорнбург и неприятеля выбросить...». И этого письма следует, что полностью о стратегии устрашения знали король, командующий, Гаугвиц, Луккезини и, вероятно, Гарденберг.
В семь часов утра прусские войска собрались отходить на Клозвиц, но задержались из-за сильного тумана. Однако туман не помешал французам начать атаковать стоящие между Клозвицем и Лютцеродой войска неприятеля. Бой давно шел, а Гогенлое никак не мог решить, то ли принимать сражение, то ли отступать. Если принимать, то где противник и как его отыскать в этом небесном молоке, а если отступать, что соответствовало вчерашнему приказу Брауншвейгского, не ввязываться в бои, то, опять же из-за тумана отдельные колонны могут пойти в неправильном направлении и стать легкой добычей противника. Так и прошли эти первые три туманных часа в нерешительности прусского командования.
Французы находились в таком же положении. Корпус Ланна в центре связал боем дивизию Тауенцина, но это было все, что французская армия смогла сделать. Остальные корпуса в готовности ждали ясной погоды. В 9.30 туман начал редеть, а в 10 рассеялся. Сразу же левее Ланна начал наступление корпус Ожеро. Генерал Тауенцин, увидев какие силы ему противостоят и для предотвращения обхода справа, скомандовал отступление. Дивизии Сульта на правом фланге французов атаковал корпус генерала Гольцендорфа и стоящий за ним корпус генерала Граверта. К часу дня французы оттеснили противника по всему фронту на три километра.
Несмотря на разгоревшуюся битву, в ней не приняли участие стоящие на левом фланге саксонские части и корпус Рюхеля. Дивизии корпуса стояли под Веймаром в 15 километрах от поля битвы, и командующий корпуса отчетливо слышал артиллерийскую канонаду. В 10 часов, как только туман рассеялся, корпус выступил навстречу звукам пушечной пальбы. В полдень колонну Рюхеля нашел адъютант Гогенлое и передал ему приказ командующего. Собственно даже не приказ, а записку: «Поторопитесь генерал разделить со мной почти выигранную битву. Я бью противника во всех местах». Очевидно, что записка была написана до того как туман рассеялся, и рассеялось заблуждение Гогенлое. Рюхель на марше за деревней Капеллендорф встретил отступающий под натиском Сульта корпус Граверта. Объединившись, корпуса могли бы отбросить Сульта, но к несчастью – Фортуна в этот день явно была чем-то рассержена на пруссаков – в самом начале боя Рюхель был смертельно ранен пулей в грудь и бой этот пошел примерно по сценарию Ауэрштедта, только в уменьшенном масштабе. Корпуса уже совместно начали отступать, потом отступление ускорилось, скоро отступление прусских частей превратилось в откровенное бегство, когда каждый спасается, как может. Командующий, штаб и несколько эскадронов в 10 часов вечера добрались до замка Виппах, северо-западнее Веймара. Там Гогенлое узнал о поражении под Ауэрштедтом и гибели Брауншвейгского. Через два часа штаб без войска выступил на север, а спустя два дня достиг, расположенного в 60 километрах от Веймара города Зондерсхаузен.
В два часа дня битва была закончена. Пруссаки по всему фронту бежали. В этот день по подсчетам французов неприятель потерял 12000 убитыми и ранеными и 15000 пленными. Свои потери французы оценили в 7-8 тысяч человек.

2

В двух сражениях прусская армия потерпела страшные поражения. Концепция устрашения, на которую так рассчитывали король и Гаугвиц, с треском провалилась. Но что много хуже – другой концепции не предусмотрели. Не имелось плана действий на случай, если Наполеон поведет себя не так, как хотелось, пользуясь как примером его поведением перед Аустерлицким сражением. Отсутствие плана Б имело для армии катастрофические последствия и едва не привело к потери государственности.
Король еще во время сражения, увидев, что оно идет к печальному концу и дав приказ общего отступления, оставил армию и вместе с небольшим отрядом сопровождающих поскакал на запад. На другой день король прибыл в городок Земмерда, расположенный на север от Эрфурта. Здесь король написал Наполеону письмо с предложением заключения мирного договора. Из Земмерды король отправился на север в Зондерсхаузен. Здесь 16-го октября он отдал первые распоряжения относительно армии, потерпевшей поражения под Йеной. Король назначил командующим всеми войсками, за исключением корпуса Калькройтера, генерала Гогенлое.
Главная армия из-под Ауэрштедта отошла сначала назад (на юго-запад) на Веймар, а затем на запад – на Эрфурт. И король и обе армии отступали на запад, хотя логичней было бы отходить на север или северо-восток, если иметь целью маневра защиту Берлина. Но в том то и дело, что плана никакого не было, каждый был предоставлен сам себе. На востоке возможно нахождение вражеских корпусов (действительно там находился корпус Бернадотта), с севера пришел корпус Даву, с юга надвигался Наполеон. Единственное, свободное от врага направление, полагали и король и руководители обеих армий, оставалось западное направление. Прусская армия шла не туда, куда подсказывала логика, а туда, куда диктовал инстинкт выживания, туда, где не было неприятеля.

Наполеон после битвы вернулся в Йену и, как обычно после битвы, рано лег спать. На другой день он поднялся в три часа утра, написал Жозефине хвастливое письмо о победе над 150 тысячной армией и после этого с большой точностью подсчитал, сколько пруссаки и их союзники ему должны. Получилось 159425000 франков. В этом раскладе на Пруссию пришлось сто миллионов, 25375000 на Саксонию, 9100000 на Ганновер и на Гессен-Кассель шесть миллионов. Курфюрст Гессен-Касселя не участвовал в этой молниеносной войне на стороне Пруссии, но и не участвовал на стороне Наполеона. Вот это неучастие стоило курфюрству шести миллионов франков. Такая же участь постигла еще четыре маленьких государства, имевших несчастье оказаться между двумя силами.
Когда с бухгалтерией было покончено, император принял пленных саксонских генералов. Цель приема понятна – разбить прусско-саксонский союз. Это уже стало традицией. Так поступал император не раз, и это приносило плоды. В конце приема растроганные саксонцы как один поклялись никогда не воевать против Наполеона, даже если их государь отдаст им прямой приказ. Курфюрст Саксонии вслед за своими генералами проникся миролюбием и уважением к Наполеону, так что на сей раз задача по развалу коалиции оказалась легче, чем обычно.
После саксонского приема Наполеон верхом отправился в Веймар. Герцог Веймара, Карл Август, находился в прусской армии. Герцогиня Луиза в присутствии всех министров дожидалась императора наверху лестницы своего замка. То, что корсиканцу надо было подняться, должно показать ему его истинное место. Поднявшись, Наполеон – чувствительный к подобного рода намекам – сказал: «Мне жаль Вас, мадам». Маленькая пикировка закончилась и на этот раз большой победой Наполеона, и, чтобы закрепить победу, на другой день на приеме император повел себя  с герцогиней очень жестко. Он упрекал и ее и герцога, будто и она лично и ее муж когда-то давно дали клятву верности Наполеону, а теперь ее нарушили. И здесь, в этом маленьком эпизоде, просматривается тактика Наполеона улаживать дипломатические дела, ставшей уже привычной для него: на первой встрече запугать, деморализовать противника, а на второй смягчиться, но мягкость эта должна колебаться на грани впадения в пучину гнева, как у психически неустойчивой личности. Цель всего театра добиться от противника или собеседника максимальных уступок.
Вечером герцогиня Луиза вновь посетила императора. На этот раз Наполеон был намного мягче, однако в категорической форме потребовал удаление герцога из прусской армии. Если это случится – дал понять император – герцогство останется за ними. Бедная женщина, как она могла найти мужа, если даже прусский командующий не знал, где он находится. Тем не менее, герцогиня сделала все, что стояло в ее силах. Она во все концы разослала гонцов искать мужа. Гонцы везли письма Луизы с мольбой к мужу бросить махать сабелькой за чуждые интересы прусского дома и вернуться спасать свой собственный дом. То, что герцогство Веймар не поменяло хозяев, полностью заслуга этой смелой женщины. Ее мужество произвело впечатление на императора, и между ними завязалась переписка. Когда Луиза была уверена, что письма ее больше не проверяются – перлюстрация писем обычное дело на территории французской империи – она писала сестре: «Он страшное существо! Я нахожу, что он хотя и внушает страх, но не испытывает никакого уважения к объекту внушения. На меня, по крайней мере, он не произвел впечатление. В его серых глазах есть что-то дикое; его улыбка горька и вызывает боль. Ты можешь представить в каком неприятном положении я оказалась. Когда я пришла к нему на беседу, он встретил меня очень злым выражением лица и сказал: «Что вы хотите? Вы хотели войну, и вы ее получили! Против моей воли вынудили вы меня стать императором Запада! Я раздавлю вас всех! Если я захочу, я покорю мир!»».
Семь лет пребывания у власти сильно испортили характер Наполеона Бонапарта. Был ли он счастлив, добившись своего, покорив Европу? Определенно, нет. Страшное одиночество царит на вершине Олимпа. Это одиночество разъедает душу, покрывает сердце мехом.

Между тем, продолжалось преследование остатков прусского воинства, отступление которого, если можно бегство назвать отступлением, проходило абсолютно без плана. Инстинктивно уцелевшие в двух битвах части сначала сильно отклонились на запад, а потом устремились на север, оставляя по дороге артиллерию и багаж, уменьшаясь на глазах из-за невиданного дезертирства. Казалась, сама земля впитывает, растворяет армию, как раскаленная пустыня впитывает бурную, многоводную у истока реку, превращая ее в тонкий ручей и, наконец, иссушая до последней капли.
Для преследования император определил корпуса Сульта, Нея и кавалерию Мюрата. Уже во второй половине дня 15-го октября эскадроны драгунов появились у стен Эрфурта, и французы потребовали сдачи крепости. Короткие переговоры закончились подписанием договора о передачи крепости. Обычной практикой в подобных случаях являлось уход гарнизона с оружием на соединение с главными силами армии. Но армии, как единого организма, уже не существовало, и соединяться было не с кем. Поэтому договор определил – гарнизон сдается в плен. Сдача Эрфурта положила начало серии беспрецедентной сдачи крепостей: больших и малых, слабых и неприступных.
Остатки армии отходили, а за их спинами одна за другой сдавались крепости. Это еще больше осложнило положение отступающих. Крепости могли задержать преследователей, дать армии соединиться, прийти в себя и наладить хоть какое-то сопротивление. Без этого фактора отступающие находились под постоянным давлением наседающего неприятеля.
17-го октября корпус Блюхера добрался до Бланкенбурга, расположенного в предгорьях Гарца в 90 километрах на север от Эрфурта. На другой день части армии Гогенлое тоже добрались до Гарца. Но если корпус Блюхера отступал достаточно компактно, то части Гогенлое шли каждая сама по себе, растянувшись на 50 километров между городами Вернигероде и Ашерслебен. В Кведлинбурге Гогенлое получил указания короля относительно дальнейшего отступления. Согласно приказам, Гогенлое должен оперировать западнее Одера, а корпус Калькройтера – восточнее реки. Эти распоряжения были хуже, чем ничего. Конкретных целей обозначено не было, но запрещалось двигаться восточнее Одера. После достаточно долгого обсуждения на военном совете невнятных указаний короля, командующий решил идти на северо-восток в направлении Магдебурга.
В это время король находился в Магдебурге. 17-го октября он послал оттуда Луккезини к Наполеону на мирные переговоры, сам же с Гаугвицем, Беймом, Кёкритцем и Цастровым выехал в Берлин, куда прибыл три дня спустя.
Когда Гогенлое достиг Вернигероде, корпус Блюхера уже покинул эту местность. Блюхер пошел на северо-запад и 19-го достиг Зальцгиттера. В дневном переходе от него находились части герцога фон Веймара, но друг о друге полководцы ничего не знали. Герцог обошел Гарц с юга и оказался в местности возле городов Зезен и Остероде.
20-го октября Гогенлое достиг Магдебурга. Утром следующего дня штаб армии продолжил марш. В городе остался довольно сильный гарнизон. Весь день 21-го октября прусские части прибывали в город, так что к вечеру в городе насчитывалось 24 тысячи прусских солдат, а поздно вечером у стен Магдебурга появились передовые отряды корпуса Сульта и Нея. Французы потребовали сдачи крепости, но командир гарнизона генерал Клейст ответил отказом. Корпус Нея осадил крепость, а Сульт продолжил охоту за Гогенлое. Крепость пала восьмого ноября, когда стало ясно, что она находится на сотни километров в тылу врага и ее оборона не имеет никакого значение.
Гогенлое после Магдебурга решил, что если и есть спасение, то оно находится на северо-востоке. Цель марша сильно поредевшего отряда командующий обозначил Щецин, в обход столицы северной дорогой через Ратенов – Фризак – Руппин.
Корпуса Ланна, Даву, Бернадотта и Ожеро двигались на Берлин. На марше корпус Бернадотта столкнулся с совершенно неучтенным корпусом герцога фон Вюртембергском. 13-го октября командир корпуса получил указания Брауншвейга выдвинуться на Халле. 14-го числа корпус достиг обозначенных приказом позиций. В этот день в Халле была слышна отдаленная пушечная канонада – это сражались под Ауэрштедтом. На другой день, 15-го октября, герцог получил известие о разгроме армии, но приказа относительно его корпуса не поступило. Возможно, о корпусе просто забыли, да и некому было этот приказ отдать. Брауншвейгский погиб, а король весь день пятнадцатого находился в бегах. Герцог, приученный к армейской дисциплине, особенно сильной в прусской армии, стоял на месте, ожидая приказа отступать, а дождался корпус Бернадотта. Короткий бой с идущей в авангарде корпуса дивизией Дюпона, закончился пленением 5000 человек и бегством остатков корпуса в Магдебург.
Вечером 24-го октября возле города Нойштадт корпус Блюхера соединился с отрядом Гогенлое. 26-го октября Гогенлое находился в Альтенбурге, сзади следовал Блюхер (вечером этого дня он достиг Альтруппина), а за Блюхером на расстоянии 50 километров следовал корпус герцога фон Веймар (в этот день корпус форсировал Эльбу у Зандау).
После въезда в Берлин, в наступлении на который Наполеон сосредоточил четыре корпуса из шести, ибо предполагал сражение за столицу – его не произошло и это очень удивило императора, полагавшего наличие еще одной армии – французы серьезно занялись преследованием отступающих прусских частей. До этого протекающее более-менее спокойно отступление прусской армии, сражающейся только с усталостью, холодом и голодом, закончилась.
Войска Гогенлое маршировали по местности Маркт. Местность болотистая с множеством озер, речек и ручьев. 28-го октября войска перешли речку Укер и устремились в город Пренцлау, в надежде найти там отдых и магазины. Едва усталые, измученные солдаты вошли в город с запада, с юга прискакали несколько эскадронов французских драгун. Вместо того чтобы оставить город и идти, как планировалось, на Щецин, Гогенлое вступил в переговоры с неприятелем. Пока шли переговоры, к французам примчался сам Мюрат с подкреплением. Даже с подкреплением французы сильно уступали пруссакам, и у французов почти не было артиллерии. Мюрат со своей всегдашней наглостью, расцветшая пышным цветом в этой войне, на которой французом стало возможно ротой пленить полк, а эскадроном взять крепость, приказал атаковать неприятеля. Захватив город, но не пленив все войско, Мюрат почел возможным вступить в переговоры. «Я даю Вам честное слово, – это у него появилась такая манера обманывать, давая честное слово, – вы окружены стотысячным войском. Здесь стоит маршал Ланна, – сказал он потерянному Гогенлое, указывая на восток, – там маршал Бернадотт, а там, – Мюрат показал на север, где должен быть по его диспозиции Бернадотт, а потом на юг, – маршал Сульт».
Переговоры вел генерал Бильяр, начальник штаба Мюрата. Когда началось обсуждение французского требования о капитуляции, случилось невероятное – на совещании присутствовал Бильяр. Военный совет решил капитулировать. 10 тысяч солдат из 28 тысяч, уцелевших в битве под Йеной плюс не меньше 10 тысяч из корпуса Вюртембергского сложили оружие. Из-за дезертирства Гогенлое за две недели отступления без боев потерял 18 тысяч, больше чем по тысячи каждый день. Ушли только четыре тысячи кавалеристов. И то на следующий день их настигли отряд в 700 драгун, и они сдались. Следом за Пренцлау сдалась крепость Щецин, имевшая 5000 человек гарнизона и триста пушек (29-го октября) и затем крепость Кюстрин (1-го ноября).
Оставались корпуса наиболее стойких военачальников – Блюхера и герцога фон Веймар. К счастью Блюхер маршировал в суточном переходе от Гогенлое и был вовремя предупрежден о бесславной сдаче главнокомандующего. Начальник штаба Блюхера, полковник Шарнхорст, набросал весьма недурной план: соединиться с герцогом и оперировать во французских тылах небольшими отрядами. Что-то наподобие партизанской войны. Однако герцог находился в двухдневном переходе, и дожидаться его просто не было времени, ибо понято, что после Гогенлое вся французская армия набросится на его корпус. Путь на восток был закрыт, на западе, между им и корпусом Веймара, возможно уже был неприятель и единственный путь, еще свободный от врага, – на север. Ближайшая цель – Нойштерлиц.
Под Нойштерлицем случилась первая с начала войны маленькая удача. Возле города Блюхер соединился с корпусом Веймара. Собственно к тому времени корпусом командовал генерал Виннинг. Один из посланников герцогини Луизы фон Веймар нашел герцога на просторах Пруссии и передал ему письмо герцогини, в котором та слезно просила мужа спасти их родовое гнездо. Она писала, что Наполеон их простит, если Карл оставить прусскую службу. Герцог, однако, хотел сначала получить позволение короля. 25-го октября он получил это позволение.
После соединения корпусов Блюхер имел под ружьем 22000 человек. Его преследовал корпус Бернадотта, имевший в своем составе 12000 солдат, но вскоре к нему присоединилась кавалерия Савари, Сульт подошел из Магдебурга и конники Мюрата примчались, взяв по дороге Штральзунд и Росток – добрая треть всей французской армии. Блюхер начал отступление на северо-запад в Любек, вероятно надеясь морем уйти от преследования, или уйти в Данию. Надежда слабая, но все больше чем ничего. Пройдя с сильными арьергардными боями за шесть дней более 180 километров, пятого ноября корпус вошел в Любек. Так получилось, что в корпусе Блюхера сосредоточилось все лучшее, что имела прусская армия. В сложившихся условиях поход Блюхера иначе как героическим назвать нельзя.
Идущий вслед за Блюхером, Бернадотт утром этого дня достиг Гадебуша, отстоящего от Любека на дневной переход. Когда маршал узнал, что в дельте Траве, реке, на которой стоит Любек, высадились две тысячи шведов, послал он на уничтожения своих будущих подданных два батальона пехоты. Шведы, руководимые генералом Освальдом, под напором французов ретировались в город, куда на плечах шведов ворвались и французы. Блюхер приказал впустить шведов, в противном случае они все были бы перебиты у стен города. Вместо того чтобы стать местом обороны, Любек стал корпусу ловушкой. Через Гольстайнские ворота Блюхер начал отвод войск, но так как в различных частях города оставались множество частично окруженных батальонов, пруссаки при отходе предпринимали отчаянные контратаки. В четыре часа по полудню город был захвачен французами. Блюхеру удалось вывести чуть больше 14000 человек, включая несколько сот шведов. В городе в уличных боях погибли и попали в плен около шести тысяч прусских солдат. Самое худшее – пропала вся артиллерия, все 50 пушек. Город, как обычно, подвергся грабежу и насилию.
Блюхер отошел совсем недалеко, в городок севернее Любека Ратекау. Здесь мужество оставило генерала. Что он мог сделать один с несколькими тысячами против всей французской армии? «Я капитулирую, потому что не осталось хлеба, и нет больше патронов». 7-го ноября был заключен договор о капитуляции.
16-го ноября, месяц после начала войны, Наполеон писал Мюрату: «Прусская армия и прусская монархия больше не существуют».
В 1810 году король назначил комиссию для разбирательств обстоятельств катастрофы. В этом же году состоялся ряд судебных процессов по делам генералов, сдавшим врагу войска и крепости. Комиссия вынесла несколько смертных приговоров, но не один не был приведен в исполнение. Король всех помиловал, поскольку сам он в этом деле был далеко не без греха.

3

17-го октября император выехал из Веймара в Берлин. 21-го октября Наполеон сделал остановку в Дессау. Старый герцог Леопольд Фердинанд Франц ждал его, не в пример герцогини Луизы фон Веймар, внизу лестницы своего замка.
– Вы князь этой страны? – спросил его Наполеон, снимая шляпу.
– Да, государь. Вот уже 48 лет.
– Ваши части находились в прусской армии?
– Нет.
– Почему?
– Потому что мне не было предложено.
– А если бы было предложено? – настаивал император.
– Тогда я должен был бы участвовать. Вы ведь знаете, Ваше Величество, право сильного.
Очень мудрый ответ.
Ночь с 22-го на 23-е октября Наполеон провел Виттенберге. Там его нашел Луккезини и передал ему предложение Вильгельма заключить мир. Это предложение не нашло отклика в душе императора. Сначала надо въехать в столицу, а там будет видно. 23-го октября Наполеон приехал в Потсдам
Когда стало ясно, что, ввиду отсутствия неприятеля, битвы у ворот столицы не будет, Наполеон предоставил право первым войти в Берлин победителю под Ауэрштедтом маршалу Даву. 23-го октября две дивизии третьего корпуса вошли в Берлин. На другой день в город вошли остальные части корпуса. «Солдаты одеты плохо, фуражки сидят вкривь и вкось, знаки различия часть отсутствуют, – недоумевал житель Берлина, как такие оборванцы могли побить прекрасно одетых прусских героев, и совсем уж растерянно добавляет: – Курение на улицах всегда считал чем-то невозможным».
Продефилировав по городу, дивизии корпуса расположились на биваках недалеко от Берлина в Фридриксфельде. 25-го октября к городу подошел корпус Ланна и вслед за ним корпус Ожеро. По приказу императора оба корпуса разбили палатки в северных окраинах Берлина.
Наполеон в Потсдаме остановился в замке Сан-Суси, в тех же покоях, где год назад жил император Александр. После обеда, который император разделил с Жеромом и Мюратом, ему показали комнату-музей Фридриха Великого: «Если бы король жил и носил эту шпагу, мы бы здесь не находились», – сказал задумчиво император, держа в руках шпагу великого прусского короля. Как и Александр год назад, Наполеон захотел посмотреть усыпальницу Фридриха.
26-го октября Наполеон триумфально въехал в столицу поверженной Пруссии. На другой день состоялся парад. От замка Шарлоттенбург до Бранденбургских ворот по обе стороны дороги выстроилась гвардия при полном параде. Берлинцы приветствовали французского императора.
Наполеон провел в Берлине четыре недели. Здесь он работал так же, как у себя в Париже. Находясь во вражеской столице, император почти не предпринимал мер по обеспечению собственной безопасности.

В Берлине Наполеон нашел время заняться своим главным врагом.
Колониальные товары в порядке их значения для торговли: сахар, хлопок, рис, кофе, табак, чай, индиго. За двести лет активной эксплуатации колоний колониальные товары стали важнейшим фактором европейской промышленности. Монополия на торговлю этими товарами, коей добивалась Англия последние тридцать лет, приносила огромные, ни с чем несравнимые прибыли, а самая передовая индустрия, рассвет которой в значительной мере обусловлен успешной колониальной политикой, давала Англии непреодолимое другими странами преимущество в претензии на мировое господство.
Каждая военная кампания Наполеона, и еще раньше республиканской Франции, прямо или косвенно, в той или иной степени была направлена на решение торгового спора с Англией. Прямое, привычное для Наполеона решение конфликта с помощью оружия, не получилось. Не получилось ни в 1798 году, когда была сделана попытка наступления на Индию из Египта, ни в 1805 году, когда все было готова для десанта на Британские острова и только неспособность французских моряков на равных сражаться с английскими помешала успеху предприятия. Но оставалась еще одна возможность победить Британию – запрет английской торговли на всей территории Европы. Конечно, блокада не столь эффективна, как захват Лондона или Калькутты, но за неимением лучшей годилась и она. Несколько причин сделали возможной введение блокады английской торговли. Во-первых, завоевание соседних государств, в которых, как и во Франции, можно осуществить запрет ввоза колониальных товаров. Во-вторых, открытия за последние двадцать лет европейских ученых позволяли заменить некоторые колониальные товары. В-третьих, табак, рис и хлопок начали выращивать на юге Франции. Разумеется, и до Наполеона Франция не раз применяла элементы блокады.
Со времени торгового договора между Англией и Францией 1785 года, явившимся причиной падения французской индустрии и одной из главных причин финансового кризиса, который в свою очередь, послужил толчком французской революции, и Конвент, и Директория, и режим Наполеона принимали меры по ограничению ввоза, а по некоторым позициям полному запрету английских товаров.
За два года действия торгового договора 1785 года ввоз английских товаров во Францию возрос до 60 миллионов франков, а вывоз французских товаров (в основном вино) упал до 30 миллионов (в 1785 году 42 миллиона вывоз против 40 миллионов франков ввоз). В результате, промышленность на севере страны была полностью уничтожена.
Конвент в одностороннем порядке ввел ограничения на определенные английские товары, а на остальные сильно поднял пошлины. В ответ кабинет Пита в ноябре 1792 года (то есть еще до официального объявления войны) принял закон, запрещающий всем кораблям нейтральных стран заходить в французские порты и подкрепил этот закон блокадой французских портов.
Конвент в ответ 1-го марта 1793 года он законодательно запретил ввоз из Англии хлопка и стали. Вскоре правительство Франции приняло дополнение к закону, запрещающему ввоз этих товаров из стран, в той или иной мере зависящих от Великобритании. Казалось, точку в этом споре поставила Директория. В 1796 году она приняла закон, запрещающий ввоз любых товаров из Англии.
Порожденные Амьенским миром надежды английского правительства на улучшение торговых отношений между странами, что в понимании британского кабинета означала возврат к положениям договора 1785 года, не оправдались. На мирных переговорах в Амьене французская делегация от имени первого консула заверила англичан, что французское правительство создаст английской торговле «особые условия» и, собственно, в большой степени, опираясь на это обещание, кабинет Эддингтона в марте 1802 года подписал невыгодный Англии мирный договор. Осенью того же года французская делегация во главе с поверенным в делах Отто предоставила английскому кабинету проект торгового договора. Он настолько отличался от желаемого, что торговаться не имело смысла. Английское правительство, посчитав, что первый консул их обманул (так оно и было), взяло курс на конфронтацию.
Наполеон Берлинским декретом сделал экономическую блокаду острова стержнем внешней и внутренней политики Франции. Сделал блокаду осью, вокруг которой вращались все события последующих десяти лет.
Для Англии эта мера была смертельна – в этом Наполеон, безусловно, не ошибался. Колонии колониями, но главный рынок сбыта был старый мир, емкость которого и без запрета сильно снизилось из-за непрекращающихся войн.
Действенность меры зависит от полноты ее выполнения. Чтобы остров «задохнулся от жира», весь континент, всё побережье должно быть заблокированы проникновению английских товаров. Бреши недопустимы. С этой сверхзадачей Наполеон так и не смог справиться. Его воля столкнулась с частной инициативой тысяч людей, стремящихся контрабандой заработать на жизнь. Это стихия – с ней бороться можно, но смысла особого в том нет. Индустрия контрабанды, которую на государственном уровне поддерживало правительство Англии, буквально захлестнула всю Европу. Даже Жозефина покупала снова вошедшие в моду, и стоящие безумно дорого, контрабандные кашемировые шали. Даже на государственном уровне во время подготовки к русскому походу Франция негласно закупала у Англии сталь и хлопок. Даже Наполеон не смог выполнить свое же решение и всего через год ввел так называемую систему лицензий, которая в значительной мере ослабила эффект блокады. Но все это случилось позже, а в Берлине 21-го ноября декретом о континентальной блокаде Наполеон начал новый раунд франко-английского кулачного боя, от которого и у России, и у Австрии, и у Пруссии появлялись синяки и кровоподтеки.
Автором проекта явился незаменимый Маре, секретарь Наполеона. Берлинский декрет был подписан Наполеоном и им.

1
Великобританские острова объявляются в состоянии блокады.
2
Всякая торговля и всякое сношения с Великобританскими островами запрещены. Вследствие этого, письма и посылки, посылаемые в Англию, или адресованные англичанам, или написанные на английском языке будут задерживаться на почте.
3
Всякий англичанин или английский подданный, независимо от его положения, который встретится нашим войскам или войскам наших союзников должен рассматриваться как военнопленный.
4
Все склады, все товары, вся собственность, принадлежащая английским подданным, объявляется подлежащими конфискации.
5
Торговля английскими товарами запрещена, а все товары, принадлежащие англичанам, или произведенные на английских фабриках, или происходящие из английских колоний объявляются подлежащими конфискации.
6
Половина доходов от конфискации товаров и собственности, полученные от реализации вышестоящих статей, должна быть направлена на компенсацию потерь предпринимателям, лишившихся своих кораблей в результате их ареста английскими крейсерами.
7
Всякий корабль, пришедший из Англии, или английских колоний, или бывший там после обнародования настоящего декрета, должен быть задержан в любом порту
8
Всякий корабль, предоставивший фальшивые сведения относительно вышеупомянутых распоряжений, должен быть арестован и конфискован, как английская собственность.
9
Спорные вопросы по конфискациям, произошедшим в границах империи или в странах, занятых нашими войсками, окончательно рассматриваются арбитражным судом в Париже. Арбитражный суд в Милане рассматривает все спорные вопросы вышеупомянутого вида, произошедшие на территории королевства Италии.
10
Наш министр внешних сношений настоящий декрет должен разъяснить королям Испании, Неаполя, Голландии и Этрурии, чьи подданные, также как и наши подданные, являются жертвами несправедливого и варварского морского закона англичан.
11
Министры: внешних сношений, военный, морской, финансов, полиции и директор почты должны принять меры по исполнению настоящего декрета.

Наполеон I
Юг-Бернар Маре


Берлинский указ вывел противостояние между странами на качественно новый уровень. 7-го января английский кабинет ответил Наполеону. Англичане законом запретили всем нейтральным странам торговлю с Францией или ее союзниками. Вскоре после этого (25-го января 1807 года) Наполеон из Варшавы приказал арестовать все английские товары, находящиеся в ганзейских портах. 11-го марта англичане, сильно увеличив флот блокады, закрыли не только главные порты северного побережья, но и множество второстепенных. С 11-го по 25-е ноября 1807 года англичане предприняли ряд мер по усилению блокады, а Наполеон 17-го декабря 1807 года ответил Миланским декретом.
Никто не знал, чем закончится эта закручивание гаек без конца и кто останется победителем, в особенности после того, как Россия, Австрия и Пруссия вступили в систему континентальной блокады.
Спору нет, блокада оказывала положительное действие на французскую промышленность, но также бесспорно, что эта блокада губительно сказывалась для всей остальной Европы. В особенности пострадала ганзейская торговля. В Гамбурге фунт дрянного кофе стал стоить 30 шиллингов, а фунт сахара – 40.
Даже далекие, начавшие экономически подниматься Соединенные Штаты почувствовали на собственной шкуре непримиримость боя галльского петуха и кельтского бульдога. После многих случаев захватов англичанами американских кораблей, конгресс издал указ, запрещающий судам под американским флагом заходить как в английские, так и во французские порты и в порты их колоний.

В Берлине Наполеон вплотную занялся союзниками Пруссии – Саксонией и Гессен-Касселем. Курфюрсты Саксонии и Гессен-Касселя по разному участвовали в прусской авантюре, но странным образом волей императора судьба курфюрстов сложилась диаметрально противоположно их участию. Сохранивший нейтралитет гессенский курфюрст был изгнан и потерял свои владения, а выступивший против Наполеона саксонский курфюрст стал королем.
После сражений в Тюрингии курфюрст Саксонии рассматривал как большую удачу, что французский император занял по отношению к Саксонии довольно миролюбивую позицию, совсем не такую, как по отношению к соседней Пруссии, чья вина была, как это ни парадоксально звучит, в унижении Наполеона в высказываниях королевы Луизы. По крайней мера обида Наполеона на Луизу явилась официально, едва ли не главной, причиной войны с Пруссией. Мог же Павел из-за обид на Францию начать с ней воевать, а потом, обидевшись на Англию, переменить объект военной агрессии. Или Александр мог же, руководствуясь идеей спасения Европы стать главной движущей силой третьей коалиции и ввязаться в войну с не совсем ясными для России целями. Так и Наполеон. С некоторых пор, думается после Аустерлица, генерал Бонапарт стал настоящим императором Наполеоном, в том смысле, что с некоторых пор он мог себе позволить не всегда руководствоваться железной необходимостью, которой он неукоснительно придерживался до аустерлицкого Рубикона и иногда следовал своим чувствам и склонностям, как это было в случае с королевой Луизой.
С этих позиций понятна радость курфюрста Саксонии, избежавшего участи короля Пруссии. Наполеон даже позволил Саксонии – вторая крупная удача за последний месяц – вступить в Рейнский союз, что гарантировало ее территориальную неприкосновенность. Но и это не все удачи. Саксония при вступлении в Рейнский союз была объявлена королевством, а король получил в придачу герцогство Варшавское. Вот уж воистину, не знаешь где найдешь, а где потеряешь, мог случиться разгром армии и потеря страны, а вместо того милости приходят одна за другой. Однако вступление в Рейнский союз и присоединения герцогства Варшавского случилось уже в 1807 году, а осенью 1806 года...
Фридрих Август, хотя поверил Вильгельму и решил поучаствовать в безобидных маневрах прусской армии в Тюрингии, но на всякий случай подстраховался. 2-го октября посол Саксонии в Париже нотой заверил французское правительство о мирных намерениях курфюрства к Франции.
Когда в Дрезден пришла новость о полном разгроме «маневров» в Тюрингии, курфюрст и весь двор так испугались, что решили немедленно бежать. Только граф Марколини не потерял голову и уговорил уже пакующего багаж курфюрста остаться в столице до прояснения ситуации. На другой день в Дрезден прискакал майор Функ с вестью, приятней которой не могло быть на всем белом свете. Майор рассказал, что после битвы под Йеной Наполеон собрал саксонских генералов, ласково с ними беседовал и просил передать курфюрсту, что если тот желает, то Франция немедленно заключит мир с Саксонией. «Желает ли Саксония!! Желает ли Саксония!! – вскричал вне себя от счастья курфюрст, – «Натюрлих!», – добавил он, несколько успокоившись. Фридрих не медля позвал министров графа Лёсса и графа Марколини. На Марколини, давшего столь дельный совет, курфюрст смотрел влюбленными глазами. Тут же саксонская троица составила письмо императору всех французов, королю Италии, победителю при Йене и Ауэрштедте. Каждая строка дышала благодарностью Наполеону, восхищением его благородством, его великодушием, его мужеством, его гениальностью и прозорливостью, его, его…  Послание курфюрста очень понравилось Наполеону.
В октябре, после обмена любезными письмами, курфюрст полагал, что все пойдет по старому и нейтралитет Саксонии сома собой разумеющаяся данность, поэтому он очень удивился появлению в Дрездене генерала Тьерри, сообщивший курфюрсту, что именем императора французские войска мирно оккупируют Саксонию. Более того, управление страной временно переходит к оккупационным войскам. В особенности от французских чиновников досталось Лейпцигу, наполненному под завязку английскими товарами.
Таким образом, Наполеон заставил Фридриха Августа идти по дороге сближения с Францией много дальше того, чего желал курфюрст. Лавалетт, посол Директории в Дрездене, дал курфюрсту исчерпывающую характеристику: «Его стремление к добру наталкивается на твердое следование традициям и собственное неприятие всякого новшества». С прискорбием курфюрст осознал, что перемен и всякого рода новшеств не миновать и, осознав это, отправил графа Бозе в Берлин к Наполеону. Граф, побеседовав с Талейраном, а потом с самим императором, привез в Дрезден искреннее убеждение в гениальности императора и договор, по которому Саксония выплачивала 30 миллионов военный налог, отдавала территории, разумеется добровольно, между Эрфуртом и Айхсфельдом, вступала в Рейнский союз и выставляла вспомогательный корпус численностью 20000 солдат – второй после Баварии. Кроме того, Наполеон в личном послании попросил сменить министра иностранных дел и военного министра.
Фридриху не понравился проект договора. Вступление в Рейнский союз и участие в военных операциях когда-то в будущем еще можно принять, но отдать территории и тридцатимиллионный налог – это трудно акцептировать. Во всяком случае, курфюрст надеялся, что по этим пунктам возможна дальнейшая торговля.
Пока Фридрих сомневался, произошло событие чуть не поставившее под сомнение франко-саксонскую дружбу, но, одновременно, заставившее курфюрста сильно поторопиться с принятием положительного решение. Собственно и событием это сложно назвать; французская полиция перехватила почту английского поверенного в делах в Дрездене сэра Генри Виннса. В одном из писем своему министру иностранных дел, молодой и неопытный английский дипломат докладывал о развитии отношений между Наполеоном и дрезденским двором и возможности вмешаться в эти отношения. Так вот это письмо, как это ни смешно, ведь курфюрст к этому, как говорится, ни слухом, ни духом, послужило средством давления на саксонский двор.
В конце ноября курфюрст решился ехать в Берлин, дабы самому уладить с императором все недоразумения. Когда он приехал в Берлин (29-го ноября) Наполеон уже отбыл в Польшу. Курфюрст смог только встретиться с Талейраном и министр ему посоветовал послать доверенное лицо в Познань. 2-го декабря граф Бозе выехал догонять непоседливого императора, а уже 11-го декабря он и Дюрок подписали оборонительно-наступательный франко-саксонский договор. По сравнению с первоначальным вариантом удалось уменьшить военный налог на пять миллионов. Территории пришлось уступить, но взамен Наполеон дал прусский Котбус с прилегающими к нему землями и вместе с Котбусом подарил Саксонии принципиальную невозможность примирения с братской Пруссией, не вернув ей наполеоновского дара. По части саксонского участия в уже идущей войне против Пруссии и России, Наполеон смягчился и позволил выставить шесть тысяч вместо двадцати по договору. И на том спасибо.
Граф Бозе не зря восхищался гениальностью Наполеона. Императору  очень понравилась искренность графа, и он попросил курфюрста поощрить талантливого дипломата. Фридрих так и сделал, назначив его министром иностранных дел Саксонии.
Совсем другая участь выпала курфюрсту Гессена-Касселя Вильгельму I. Условием вступления в союз с Пруссией курфюрст выдвинул возвращение ему Падерборна и его главнокомандование прусскими войсками, стоявшие в Ганновере и Вестфалене. В начале октября, хотя курфюрст не договорился с королем, объявил он состояние боевой готовности своей армии. Это противоречило позиции Наполеона, который, не добившись вступления курфюрства в Рейнский союз, готов был признать только невооруженный нейтралитет. 30-го сентября Наполеон писал королю Голландии брату Людвигу: «Как только закончится первая часть войны, может быть я Вас обязую завоевать Кассель, выгнать оттуда курфюрста, а его войска разоружить... Курфюрст хочет остаться нейтральным, но этим нейтралитетом он не обманет меня».
 Завоевание Гессена Наполеон планировал силами войск, формально находящихся в подчинении Людвига Бонапарта, а фактически руководимых маршалом Мортье. Корпус Мортье располагался на северо-восточном побережье Франции, в Голландии и на северо-западе Германии. Его задача состояла в защите прибрежных земель от возможного английского десанта.
Нельзя сказать, что письмо старшего брата обрадовало голландского короля. После побед под Йеной и Ауэрштедтом Людвиг получил приказ Наполеона, снять большую часть войск с побережья и маршировать на юг с целью занять Ганновер и Гессен-Кассель. Такой же приказ получил и маршал Мортье.
В это время курфюрст Вильгельм отменил состояние боевой готовности своей армии и приказал на всех пограничных столбах курфюрства приколотить таблички «Elektorat de Hesse. Pays neutre» Курфюрст полагал этих мер достаточными и конфликт, если он был, тем самым исчерпан, но Наполеон придерживался иного мнения. Первый министр Бигнон настоятельно советовал Вильгельму срочно, не теряя ни дня вступить в Рейнский союз. Только так – убеждал мудрый министр – можно спасти страну от французского вторжения. Вильгельм этому отказывался верить. В союзе с Пруссией он не состоял, в войне против Франции не участвовал, оставался нейтральным, как и хотели французы. А что до того, вооруженный это нейтралитет или невооруженный, то он на своей территории волен делать что захочет. Может он объявил военное положение с целью проверки готовности войск, и потом – военное положение уже отменено. Курфюрст просто не верил, что двухнедельное пребывание войск в состоянии боевой готовности может послужить причиной интервенции. Это не укладывалось в его голове, и напрасно. Напрасно курфюрст не прислушался к советам дальновидного министра.
Наполеон, руководствуясь, когда это было возможно, принципом «кто не со мной, тот против меня», рассматривал нейтралитет Гессена как враждебную, направленную против Франции акцию, а самого курфюрста как врага.
31-го октября войска Мортье стояли перед столицей курфюрства. Маршал передал правительству ноту Наполеона о безопасности тылов французской армии от 25-го октября, что означало оккупацию страны, разоружение Гессенской армии и передачу оружия и боеприпасов на баланс французской армии. Курфюрст не принял условий Наполеона и на другой день он несколько человек сопровождения бежали в Шлезвиг-Гольштейн.
Войска Мортье появились так неожиданно, что курфюрст был совсем не готов. В замке курфюрста весь остаток дня 31-го октября, вся ночь и утро 1-го ноября до отъезда прошли в лихорадочной деятельности прятанья нажитого долгим и непосильным трудом богатства. А прятать было что. Огромное состояние курфюрст нажил, продавая Англии, по совету своего финансового советника барона Ротшильда, гессенских солдат во время войны Соединенных Штатов за независимость. Часть казны курфюрст передал на хранение финансисту Ротшильду. Позже эти деньги послужили основой финансовой империи Ротшильда. Это имя даже стало нарицательным символом богатства. Другая, большая часть драгоценностей была зарыта в саду замка и за городом. Кладоискательство стало страстью командира гарнизона Касселя. За время французской оккупации он нашел 30 ящиков (по большей части ящики с серебряной посудой) из 72 зарытых.
Без особых проблем была проведена оккупация страны. Французы заняли без инцидентов все крепости курфюрства и разоружили армию.
Король Людвиг по настоянию Наполеона приехал в Кассель, пробыл там два дня и по состоянию здоровья, не позволившему ему долгое пребывание в столице Гессена, уехал обратно в Амстердам. Наполеон, узнав это, только развел руками. Императору ничего не оставалось, как только формально подчинить Людвига маршалу Мортье. В дальнейшем Наполеон приказывал исключительно маршалу, в подчинении которого находились две французских, голландская и итальянская дивизии.

4

Как только битва под Ауэрштедтом закончилась, прусский король отослал к Наполеону своего флигель-адъютанта графа фон Денгофа с посланием, в котором высказал сожаление случившимся и предложил французскому императору прекратить военные действия. Наполеон принял посланника в Веймаре и дал ясно понять тому, что переговоры начнутся в Берлине.
Ответ Наполеона нашел Вильгельма в Магдебурге и обескуражил его. Выходило, что французы собираются оккупировать столицу! Вот так провели маневры!!! В Магдебурге король долго советовался с Гаугвицем и Луккезини, как успокоить разошедшегося корсиканца и они пришли к заключению: чтобы сохранить целое и не допустить друга-врага в Берлин, нужно пожертвовать частью, но какой? После мучительных раздумий и триумвират решил отказаться от призрачного Ганновера и в придачу отдать Наполеону, чтобы уж наверняка он успокоился, княжество Байрейт и все территории западнее реки Везер. Гаугвиц в изысканных выражениях составил письмо, король его подписал, а повез его Наполеону Луккезини. На словах король разрешил Луккезини, в крайнем случае и в разумных пределах, соглашаться на выплату французам контрибуции.
Прусский посланник помчался в Дессау, где по слухам находился император, но когда Луккезини приехал в Дессау, Наполеона там уже не было. Луккезини отыскал Наполеона 21-го октября уже в Виттенберге, в каких-то 80 километрах от столицы. Там ему удалось лишь переговорить с Дюроком и перекинуться несколькими словами с Наполеоном, пообещавшим послу начало переговоров в Берлине. 24-го октября в Берлине в замке Шарлоттенбург Дюрок и Луккезини приступили к обсуждению мирного договора.
Из Кюстрина король, куда он бежал из Берлина, в помощь Луккезини послал генерала Цастрова. Генерал привез в Берлин инструкции короля, учитывающие изменившееся политическое положение и личное послание Вильгельма французскому императору: «Мой господин, брат! Мой адъютант граф Денгоф передал мне письмо, которое Вашему Величеству угодно было ему доверить. Никто больше чем я не сожалеет о трагических обстоятельствах, приведших нас к состоянию войны, которая, без сомнений, не отвечает интересам обеих наций. Вы имеете все основания, мой господин брат, обвинить меня. Я необдуманно разорвал союз, который лично для меня вдвойне ценней сейчас... Вы слишком велик, чтобы последствия одного дня побудили Вас меньше меня ценить.
Мое серьезное намерение восстановить между нами отношения, подобающие нам. Для чего в штаб-квартиру Вашего Величества я послал моего государственного министра фон Луккезини, чтобы он обсудил условия перемирия и мира...
Отсылка русских войск последует незамедлительно и освободит меня от состояния неопределенности, которое меня тревожит...».
Император не удовлетворился тем, чем Пруссия готова была пожертвовать и французская сторона выставила условиями заключения мира: отторжения территорий западнее Эльбы, за исключением Альтмарка и Магдебурга, сто миллионов франков контрибуции и закрытие портов для английских судов. Как ни старались Луккезини и приехавший на третий день переговоров Цастров смягчить условия мира, ничего не вышло. Ни по одному пункту они не смогли добиться ни малейшей уступки. 30-го октября прелиминарный мирный договор мир был подписан в французской редакции.
Цастров повез его в Кюстрин на ратификацию. Два дня, 6-го и 7-го ноября, дискутировал госсовет о принятии или непринятии мира. Большинство совета, находясь под впечатлением уничтожения прусской армии, высказались за его принятие и 7-го ноября король договор ратифицировал. Вильгельм попросил генерала Цастрова как можно скорей ехать в Берлин и как можно скорей заключить мир. Одновременно король послал в Петербург, чтобы объяснить Александру безвыходность положения Пруссии, в силу чего она вынуждена принять условия Наполеона.
Итак, прелиминарный договор подписан. Казалось бы, подписание мира есть логическое следствие, должно состояться в ближайшем будущем и не может сильно отличаться от условий прелиминарного мира. Не тут-то было! Если политика это искусство возможного, то Наполеон в эти дни по отношению к Пруссии демонстрировал искусство невозможного. Несмотря на подписанный прелиминарный мир, преследование осколков прусской армии не только не прекратилось, но в значительной степени усилилось. Под натиском французов прусские войска разваливались на глазах, крепости сдавались без единого выстрела по первому требованию. И это побуждало Наполеона выдвигать к Пруссии все новые и новые требования. То, что нарушались буква и дух только что подписанного договора нисколько не смущало Наполеона, как не смущало его нарушение собственного принципа «Договора должны выполняться». Враг слабел и не воспользоваться этим обстоятельством, в понимании Наполеона, было бы глупо.
Талейран посоветовал императору давить на пруссаков. Как это было год назад с австрийцами, министр хотел наказать пруссаков за их нерадивость и, одновременно, создать предпосылки невозможности подписания мира. По совету Талейрана Наполеон выдвинул требование подписание перемирия – только перемирия – участие Пруссии в войне против России. 16-го ноября Луккезини, Цастров и Дюрок подписали соглашение о перемирии. Оно должно быть ратифицировано до 21-го ноября.
Прусский двор в это время уже находился в Остероде. Опять состоялось заседание госсовета с привлечением многих генералов. Если две недели назад госсовет высказался за принятие условий Наполеона, то теперь большинство высказалось против. С одной стороны, если Наполеон такими условиями обставил перемирие, то каков же будет мир? И останется что-нибудь от Пруссии с такими аппетитами корсиканца? С другой стороны из Петербурга пришло твердое заверение Александра, что если Пруссия решится продолжить борьбу, то Россия выступит на ее стороне всеми имеющимися силами.
Для царя шуточки 1805 года закичились. Закончилась игра в спасителя Европы. Враг был у ворот, речь шла о безопасности собственной страны, о выживании династии Романовых. То, как Наполеон вел себя с Пруссией, могло означать только одно – никакая дипломатия, никакие договоры не спасут. Только грубая сила, только крайняя необходимость могут заставить Наполеона отступить. Не за Пруссию собирался воевать Александр, а за свою страну. Войско было готово. Собственно после Аустерлица подготовка не прекращалась не на один день. Частично войска находились в Польше, частично в западных губерниях.
Александр заверил Фридриха Вильгельма, что русская армия со всей решимостью начнет боевые действия, вздумай Наполеон продолжить наступление на восток. Это обстоятельство решило исход обсуждение на заседании прусского государственного совета в пользу продолжения войны с Францией.
22-го ноября Дюрок появился у прусского короля, чтобы забрать подписанный договор о перемирии, но получил озадачивший его отказ. На другой день Дюрок отправился в Берлин, а Вильгельм написал своему другу в Петербург, что он решил продолжить войну: «Примите искренние заверение моей непоколебимой решимости не откладывать шпагу против врага независимости Европы, пока Ваши интересы, которые с этого момента более чем когда-либо соединены с моими, не будут должным образом защищены. Это мое твердое решение. Оно так же неизменно, как и мои чувства к Вам».
Король уволил Гаугвица, которого он, не без оснований, считал главным виновником случившийся катастрофы, а на его место, на пост министра иностранных дел, назначил барона фон Штейна. Следующим делом король подписал предписание войскам под названием «Инструкции и указания по основе тактики» и другие документы, призванные положить конец пагубной практике сдачи неприятелю без боя. Наконец король, назначив генерал-губернатором Силезии принца Фридриха Фердинанда фон Анхалье-Плесс, отправился в Пултуск в расположение русской армии.
Отказ уже почти побежденной Пруссии озадачил и императора, а Талейран внутренне усмехнулся.

5

23-го ноября Дюрок доложил императору, что Фридрих Вильгельм не принял условий перемирия, а два дня спустя Наполеон выехал в Польшу. Сделав почти трехнедельную остановку в Познани, 19-го декабря император приехал в Варшаву. Он оставался в столице недолго. 23-го декабря он выехал из Варшавы, чтобы лично руководить преследованием русских войск. После битвы под Пултуском (8-го января 1807 года) император вернулся в Варшаву и находился там до 29-го января 1807 года.
Еще в Берлине император занялся Польским Вопросом. Какого-то определенного видения будущего этой страны и мнения о восстановлении государственности Польши у императора не было. Он приказал министру полиции Фуше прислать в Берлин всех, находящихся в Париже влиятельных поляков. Костюшко не приехал. Он не верил, что Наполеон что-то сделает для его страны. Не приехал и Мостовский, но прислал Наполеону длинное письмо с перечислением всех причин необходимости восстановления Польши. В это время Наполеон послал в Польшу генералов Домбровского и Выбицкого, чтобы они подняли восстание против прусской оккупации.
Желание французов освободить поляков из-под гнета пруссаков и русских сильно упало, когда они поближе узнали эту страну. Ужасающая нищета царила в Польше. Захватчики думали только о том, чтобы больше выкачать из страны и в результате за десять лет оккупации жизненный уровень населения упал до невообразимо низкого уровня. Повсюду бедность, грязь, болезни. Дома крестьян и простых горожан кишели насекомыми и крысами. Проведший в Варшаве зиму 1807 года Талейран, писал Кларку: «Ничто не возместит наше пребывание в этой стране, где вечно идет снег или льет дождь, где мы умираем со скуки. Вся Польша не стоит и капли французской крови». Население страны – как писал драгунский капитан Велло де Кергорре – можно разделить на четыре класса: дворяне, горожане, крестьяне и евреи. Первый класс означает все, остальные – ничто.
Все маршалы открыто выказывали желание поскорей покинуть эту забытую Богом местность, прибежище горя и несчастий. Только Даву за свою победу в битве под Ауэрштедтом и из-за неосторожных высказываний императора надеялся получить польскую корону. Возможно, это было бы лучшим решением для страны.
Поляки, речь идет, естественно, о князьях и шляхте, имели собственное видение французского освобождения. Ликование шляхты, надежда получить от освободителей все, не отдавая взамен ничего, сменилась вскоре разочарованием нерешительностью императора, его нежеланием разрешить польский вопрос так, как хотелось шляхте. Касаемо обычного населения, для него «освободители» были не более чем ворами и бандитами, от которых лучше всего спрятаться в недоступных для них местах. Благо таких мест население знало множество. Наученные за десятилетие оккупации неграмотные горожане и крестьяне были умней образованных дворян.
Посланные в тыл врага Домбровский и Выбицкий, справились с миссией катализатора польского гнева. Как только корпус Даву из южной Пруссии вошел на территорию Польши, в разных местах вспыхнули восстания шляхты, и чем дальше вглубь страны проникали французские части, тем решительней становились бунты. Главой всего освободительного движения явился генерал французской армии Домбровский, ставший вторым после Костюшко национальным героем. Домбровский принимал участие еще в итальянской кампании генерала Бонапарта в 1797 году. Тогда он командовал созданным под его началом польским легионом. Затем в 1799 году он командовал дивизией корпуса генерала Сен-Сира в составе Рейнской армии генерала Моро. Он, несомненно, обладал немалым организаторским талантом. 12-го ноября 1806 года он и Выбицкий, ставший правой его рукой, приехали в Познань и довольно скоро образовали там временное правительство. Несколько дней спустя Домбровский послал Наполеону проект плана образования национальной армии численностью 40 тысяч человек. Император оставил этот вопрос до своего прибытия в Польшу, но прибыв туда, долго не мог ни на что решиться.
Польша поставила императору действительно непростую задачу. Во-первых, потрясающая бедность страны; во-вторых, не менее потрясающее равнодушие подавляющего большинства население к великим планам императора. Не враждебное, как в Неаполе – врагов можно подавить или переманить на свою сторону, ведь от ненависти до обожания один шаг, не покорное, как в Пруссии – покорных можно заставить, а с бесформенным, как желе равнодушием (сегодня один «освободитель», завтра другой) нечего нельзя поделать. Наконец, откровенное нежелания всех маршалов, кроме Даву, и дня лишнего не оставаться в стране, сделало польский вопрос трудноразрешимым.
Восстанавливать государственность и создавать польскую армию придется – император не видел иного выхода – за счет французской казны. Если переложить эти затраты на самих поляков, то с горожан и крестьян, в виду их нищеты, невозможно собрать требуемую сумму, а если напрячь шляхту, то французы потеряют социальную базу. В этой связи неясен вопрос, кто кого будет содержать, поляки французов или наоборот. И главное, если придется уйти из Польши все затраты будут выброшены на ветер. Русские, пруссаки и австрийцы очень скоро опять разорвут на части эту несчастную страну. Или, чтобы избежать этого, нужно держать в Польше не меньше 100 тысяч солдат. Это и опасно, в силу большого отдаления от Франции, и дорого. Содержание такого войска полякам не по карману, а нарушать принцип содержания оккупационных войск за счет оккупированных Наполеон и не хотел и не мог. Отступление от него могло создать финансовый кризис в самой Франции. И потом, когда все закончится и польский вопрос разрешится для Франции удачно, не поднимут ли вооруженные и обученные французами поляки восстание, как это сделал Костюшко, и не попробуют ли они с оружием в руках завоевать, не призрачную, полученную от французов, а реальную независимость?
В декабре Наполеон писал Мюрату: «Ведите и дольше разговоры, что я обещаю независимость Польши. Только если я буду убежден, что они на нашей стороне и только если я увижу, что они нас могут поддержать 30-40 тысячной конной армией, состоящей из дворян».
Лишь 14-го января 1807 года появился императорский указ о будущем Польши. Первая и вторая его статьи звучали: «Окончательно судьба Польши определяется подписанием всеобщего мира. До этого момента страной будет управлять временное правительство» и «Правительство, под названием «правительственная комиссия» состоит из семи членов».
Председателем комиссии стал Станислав Малаховский, в недалеком прошлом прусский фельдмаршал, ее секретарем был выбран (или назначен) Лучевский. По особому желанию Наполеона военным директором комиссии был назначен Жозеф Понятковский, племянник последнего короля.
Сорокатрехлетний князь Понятовский вел в Варшаве жизнь, разрушающую здоровье – пьянство, карты, женщины, бессонные ночи. В хороший год проживал он таким образом до 700 тысяч польских гульденов.
В середине ноября Фридрих Вильгельм написал Понятовскому сердечное письмо и попросил в нем князя после ухода прусских войск из Варшавы организовать отряды ополчения. Понятовский внял просьбе короля, но вместо того чтобы сражаться с французами, как рассчитывал король, он сразу перешел на их сторону. Он приветствовал Мюрата, первым вошедшим в польскую столицу. Наполеон сначала не очень был расположен к князю, в противоположность Мюрату и Талейрану, находящегося в Варшаве только по принуждению императора и мечтающего как можно скорей выбраться из этой дыры. Понятовский, потомок польских королей, оказал Мюрату, сыну лавочника, королевские почести. Сердце Мюрата, падкое на лесть, растаяло под преданным взглядом королевского отпрыска. «Напыщенный актер, играющий короля», – характеризовала Мюрата графиня Анна Потоцкая, племянница Жозефа Понятковского. У графини был острый глаз, и от нее не укрылось подобострастность к Наполеону не только новой аристократии, но и старой, за исключением Талейрана и вечно чем-то озабоченного Савари.
Но потом, здраво рассудив, Наполеон все же решил назначить князя на одну из главных должностей марионеточного режима. А рассуждения были следующими. Назначить председателем комиссии Домбровского, которому, казалось, автоматически должен достаться главный пост, или хотя бы пост военного директора, или генерала Зайончека – его Наполеон хорошо знал по египетской кампании – было бы неразумно, в силу их потенциальной способности через несколько лет, если польская карта ляжет неудачно, успешно воевать с французами.
Однажды холодным декабрьским вечером, когда верстался состав правительства, Понятовский посетил Мюрата. Во время изысканного ужина князь совершенно обаял маршала и очень понравился Талейрану. И потом, за рюмкой старого доброго бренди у камина, Понятовский, как бы между прочим, сказал, глядя задумчиво на огонь, что ему было бы горько если военным директором станет его смертельный враг Домбровский или недруг Зайончек. И, также между делом, продолжил движение своей мысли – он сам готов принять этот пост и это придаст правительству необходимую респектабельность и солидность. Талейрану импонировал князь своим стилем жизни. Он бы и сам так жил, если бы не наличие проклятого министерства или вечная стесненность в деньгах, в случае отсутствия проклятого министерства. Служак же Домбровского и Зайончека министр, мягко говоря, недолюбливал. Мюрат и Талейран независимо друг от друга попросили назначить князя Понятовского военным директором. Что примечательно, Талейран это сделал от чистого сердца, почти бесплатно, а еще клевещут, что министр пальцем не пошевелит, если в его карман не упадет круглая сумма. Наполеон нашел кандидатуру князя, подкрепленную такими рекомендациями, вполне подходящей.
Удивительно, что никогда не работавший князь сразу оказавшийся на таком сложном посту, имея сопротивление генералов, справился с задачей. По его проекту, а не по проекту Домбровского, создавалась польская армия. Были созданы три дивизии. Первой дивизией командовал сам Понятовский, оставаясь на посту военного директора; второй – генерал Зайончек и третьей – генерал Домбровский.
Сопротивление генералов было нешуточное. 19-го апреля Зайончек отвечал князю из Найденбурга (Нидзица): «Господин военный директор! Ваши письма наскучили мне. Тон их мне не нравится. Умнее будет, если Вы вообще не станете мне больше писать. Не забывайте, что я генерал, а этого захотел император. Я не завишу от Вас… Я сообщаю Вам, что это письмо я передам военному министру (Бертье), ибо не хочу с ним иметь ни малейшего недоразумения».
Наполеон не вмешивался в грызню поляков. Разделяй и властвуй – универсальная формула власти. Пока поляки дерутся между собой, можно быть спокойным за судьбу страны. На много хуже, если они объединятся.
Со временем освободительный энтузиазм шляхты заметно угас, а Наполеон определился с Польшей в соответствии с собственным миропониманием – использовать ее как разменную монету в отношениях с Россией, Австрией и Пруссией. В этом смысле, ни о каком действительном восстановлении польской государственности не могло быть и речи, зато разговоров о ней, в зависимости от политической ситуации, было предостаточно.

6

Русские вооруженные силы в 1806 году состояли из гвардии и тринадцати дивизий, за вычетом дивизий, находящихся в Сибири и на Кавказе. Гвардия располагалась в Петербурге и в Финляндии. Пять дивизий под командованием генерала Михельсона располагались на Днестре. Они были заняты в возобновившейся войне с Турцией. Оставшиеся восемь дивизий император Александр предусматривал для операций против армии Наполеона. Четыре из них под командованием генерала от инфантерии Буксгевдена к концу 1806 года еще не до конца восполнили потери, понесенные в Аустерлицкой битве. Последними четырьмя дивизиями командовал генерал кавалерии фон Беннигсен. В кампании 1805 года эти дивизии, называвшиеся тогда Северной армией, должны были соединиться с войсками Кутузова и Буксгевдена, но неудача под Аустерлицем и последовавшие после битвы заключения франко-австрийского и франко-прусского мирных договоров изменили планы царя по отношению этого войскового соединения.
Весну и лето 1806 года армия провела в Подолье, наблюдая турецкие войска, ибо Порта, подстрекаемая Францией, проявляла склонность, впрочем довольно робкую, развязать войну против России.
В начале осени Александр, исполняя заключенный летом русско-прусский договор, приказал Беннигсену перебазироваться в Польшу. 15-го октября войска корпуса Беннигсена достигли Гродно. Корпус состоял из второй, третьей, четвертой и шестой дивизий. Командовали дивизиями соответственно генерал граф Остерман, генерал граф Саксен, генерал князь Голицын и генерал Седморацкий. Корпус насчитывал 60000 солдат. В это же время корпус генерала от инфантерии графа Буксгевдена перебазировался из Литвы в Польшу. Корпус насчитывал 50000 человек и состоял из пятой дивизии генерала Тучкова, седьмой дивизии генерала Дохтурова, восьмой дивизии генерала Эссена младшего и четырнадцатой дивизии генерала Анрепа. Кроме того, по указанию царя из армии Михельсона, которая осенью начала боевые действия против турецкой армии, был выделен корпус численностью 17000 человек под командованием генерала Эссена старшего и направлен в Брест-Литовск. Корпус состоял из девятой дивизии генерала князя Волконского и десятой дивизии генерала Миллера-Закомельского. И, наконец, из гарнизонов еще незанятых крепостей и остатков армии пруссаки образовали сводный корпус численностью 20000 человек под началом генерала Лестока.
20-го ноября войска Беннигсена перешли границу Пруссии и стали на квартиры в городах Плоцк, Плоньск, Пултуск и Варшава. Несколько днями ранее дивизии Буксгевдена расквартировались в районе Белостока.
Наполеон, находясь в Берлине, тоже готовился к войне. После сражений в Тюрингии он оказался не совсем в обычном положении. Осколки прусской армии разлетелись в разные стороны. Разбежавшиеся отряды предстояло найти и уничтожить, как воинские соединения. Решение этой задачи требовала от армии огромного напряжения сил на маршах. Как следствие, в войсках была большая убыль из-за болезней и дезертирства. Эти потери оказались намного больше, чем потери, собственно, в битвах.
Уже с конца сентября пополнение находилось на марше. Из Италии шел кавалерийский корпус генерала Удино, еще один кавалерийский корпус маршала Бессьера шал из Франции. Наполеон посчитал, что этого недостаточно и по его указанию в конце ноября Сенат объявил набор 80-ти тысяч рекрутов призыва 1807 года.
В начале ноября Наполеон приказал Даву выдвинуться к Познани, вскоре к нему присоединился корпус Ожеро, а из Штетина пришел корпус Ланна. В середине ноября марш на восток начала гвардия, корпуса Нея, Сульта и Бернадотта. В конце ноября передовые корпуса находились за Познанью и подходили к Варшаве.
24-го ноября, сразу по получению известия об отказе Вильгельма от переговоров, Наполеон выехал в войска. В дороге император мог сам убедился в ужасающей бедности Польши. Однажды он сказал, что в Польше он узнал пятый элемент – грязь.
С имеющимися войсками Беннигсен не мог защитить линию реки Висла, более того, он получил прямое распоряжение Александра ни в коем случае не пересекать эту реку. При приближении французских войск дивизии Беннигсена начали отход на запад.
Обе армии испытывали огромные трудности в снабжении. Но у русских кроме обычных армейских проблем, связанных с осенней распутицей, добавилась неясность с главнокомандованием. Беннигсену исполнилось 61 год, а Буксгевдену – 56 лет, но последний был старше по званию, но Беннигсен командовал главными силами, тогда как в подчинении Буксгевдена стоял вспомогательный корпус. Генерал граф Толстой по просьбе императора пытался примирить командующих, но тщетно. Дело дошло до того, что Александр назначил командующим фельдмаршала Каменского, героя турецкой войны при правлении Екатерины. Каменских был старше обоих и по возрасту и по званию. 19-го декабря Каменский прибыл в Пултуск.

7

23-го декабря Наполеон, выехав из Варшавы, прибыл в расположение частей корпуса Даву. В этот день корпус у города Чарново форсировал Нарев. Корпус преследовал русские части, отступающие с боями на север. Армией вновь командовал Беннигсен, поскольку Каменский, не выдержав тяжестей зимнего похода, уехал.
Утром 26-го декабря Беннигсен, следуя последним указаниям Каменского, прекратил отступление и занял позиции у города Пултуска. Несколько часов спустя произошел бой.
Беннигсен располагал 45 тысячами. Против него сражались 26000 французов (дивизии Сюше и Газана из пятого армейского корпуса, пехотная дивизия корпуса Ожеро и некоторые кавалерийские части). В 11 часов маршал Ланн с марша атаковал русские позиции. Только ввязавшись в бой, он понял, что сражается с главными силами противника.
Отбив первые атаки неприятеля, русские дивизии сами перешли в контрнаступление. Французы держались крепко, медленно пятясь, отбивая фланговые атаки. Разгрома, несмотря на почти двойное численное превосходство, Беннигсен не добился. К заходу солнца противники находились примерно на том месте, откуда начали сражение. Ночью русские войска оставили позиции и переправились через Нарев. Это дало основание Ланну заявить о своей победе. То же сделал и Беннигсен. Он даже написал царю, что одержал победу над войсками, руководимыми лично Наполеоном.
Каменский перед отъездом приказал Беннигсену соединиться с Буксгевдиным и стать под его начало, но Беннигсен этого не сделал, хотя приказ о назначении Буксгевдена главнокомандующим был уже подписан Александром. После пултуского сражения, в изложении Беннигсена – пултуская победа, царь переиграл, Беннигсен остался при армии, а Буксгевдена получил назначение губернатора Риги.
В этот день, 26-го декабря, в 20 километрах северо-западнее Пултуска у города Голымина произошло еще одно сражение. В нем силы противников соотносились противоположно соотношению сил при Пултуске. Против 13000 русских под командованием князя Голицына бились 27000 французов (две дивизии корпуса Ожеро и дивизия Фриана из корпуса Даву). Русские сражались очень храбро и только к вечеру отступили с поля боя, но без паники, сохраняя боевые порядки.
Находящийся на передовой Наполеон не присутствовал ни на первом, ни на втором сражениях. Император вычислил, что русские будут отступать на север, в сторону прусских крепостей. Сам бы он на месте Беннигсена так и сделал бы. Исходя из этих соображений, Наполеон, на месте Наполеона, главными силами стоял в Цехануве, в 20 километрах на северо-запад от Голымина. Беннигсен сумел перехитрить Наполеона, и в этом смысле ничья в двойном сражении стала его несомненным успехом.
Наполеон, услышав артиллерийскую канонаду, с гвардией и корпусом Сульта поспешил к Голымину, но пришел слишком поздно, когда уже обе битвы закончились. А утром оба русских отряда находились уже за рекой. Ночная переправа зимой – что может быть безрадостней и тяжелей? Беннигсен приказал это сделать, а это говорит о полководческом таланте генерала, говорит о том, что сумел просчитать действия Наполеона. Так что он был недалек от истины, рапортуя Александру о своей победе над Наполеоном. Первая партия между Наполеоном и Беннигсеном, определенно, за русским генералом.
Впервые с начала кампании, даже впервые с начала войны с Австрией Наполеон не сумел достичь поставленных целей. Император удивился этому так сильно, что остановил наступление, а 7-го января дал приказ стать на зимние квартиры. Сам же вернулся в Варшаву. Тактика русских требовала осмысления, следовало отыскать причины неудачи и найти средства их предотвращения в будущем. До того, как не будет найдено решение возобновлять кампанию опасно.
Три недели император думал над задачей. Ясно, что неудача произошла в результате неправильного определение местонахождение противника. До этого во всех кампаниях генералу Бонапарту и императору Наполеону получалось просчитать действия неприятеля. Узловыми точками этих расчетов служили необходимость, которую он часто навязывал, и психология противника, выражаясь современным языком, психологический портрет командующего вражескими войсками. Играли немалую роль другие факторы: состояние войск, профиль местности, и политическое положение. Но главные – это военная необходимость и психология командующего. Разумеется, случались в вычислениях ошибки, но все они находились в пределах допустимой погрешности, которую можно исправить на ходу. На этот раз русские оказались не там, где рассчитывал Наполеон, и дело не в 20 километрах между расчетным пунктом нахождения неприятеля и действительным, а дело в том, что маневрировал неприятель совсем не так, как предполагал император, а это уже серьезно. Наполеон полагал, что противник будет уходить на север, а он маневрировал строго на восток. Можно, ради душевного спокойствия, списать это на случайность, но ночная переправа русских говорит, что эту случайность Беннигсен заранее запланировал. Возможно, Беннигсен раскрыл его метод, об этом говорит его нарочито нелогичное поведение.
Слава военного гения, на которой, как на фундаменте, стояла императорская власть, обязывала самому найти решение, или присвоить чужое, что, в общем-то, одно и то же. Гений, каким благодаря рекламе его считали не только соратники (друзей у гениев быть не должно, соратники же допускаются) и подчиненные, но и враги, должен знать наперед что произойдет, или делать вид, что именно это он и планировал (эта игра требовала большого актерского мастерства, не зря Наполеон так любил театр). Гений не должен знать сомнений и колебаний. Гений, спрашивающий совета у подчиненных, не гений, а самозванец и в этом сложность положения гениев, или выдающих себя за таковых, что, в общем-то, если вдуматься, одно и то же.
Три недели Наполеон думал над задачей и ничего лучшего не придумал, как создание кавалерийских частей наблюдения, долженствующие следовать за неприятелем, куда бы он ни шел. Решение неудовлетворительное во многих отношениях, но что-то действенней выдумать он не успел, ибо русские перешли к активным боевым действиям. Второй раз за короткое время Беннигсен удивил Наполеона. Впервые с начала войны с Австрией не Наполеон решал, когда начинать войну, а когда ее заканчивать. Впервые за полтора года инициатива принадлежала не ему. Более того, впервые за свою военную карьеру он столкнулся с противником, смогшим переиграть его тактически.
Свои войска на зимние квартиры Наполеон поставил следующим образом. Гвардия находилась в Варшаве. Большинство корпусов располагались севернее Вислы. Дальше других стоял первый корпус маршала Бернадотта, крайняя северная точка расположения его частей находилась в Эльблонге (50 километрах от Данцига). Несколько южнее стоял корпус Нея. Дальше с севера на юг стояли корпуса Даву, Сульта, Ланна и Ожеро. Русские дивизии находились за рекой Нарев.
Воодушевленный удачами первых боев, Беннигсен хотел развить и закрепить успех, тем более что царь покончил с двоевластием, окончательно назначив его главнокомандующим, тем более что с Балкан подошел корпус Эссена, а прусский корпус с 21-го января был включен в состав правого фланга армии. Беннигсен решил напасть на зимние квартиры французов и уничтожить хотя бы один из корпусов. Естественно выбор его пал на левый крайний фланг неприятеля, на корпус Бернадотта и корпус Нея на левом фланге, который выдвинулся на восток намного дальше предписанного Наполеоном. К счастью для французов оба корпуса своевременно отошли назад. Бернадотт на юг, а Ней на запад.
Из-за редких и неясных донесений Наполеон долгое время пребывал в неведении относительно планов противника. Точнее сказать он считал, как само собой разумеющиеся, что русские станут на зимние квартиры. Какой же идиот воюет зимой. На эту успокоенность Наполеона и рассчитывал Беннигсен. Наполеон знал о местонахождении только корпуса Эссена. И то получил он донесения о расположении корпуса лишь 20-го января. Наполеон не ставил задачу определить положение русских, полагая, что они сделали зимнюю паузу. Ответственность за этот большой промах, император переложил на Нея и Бернадотта, которые, якобы, недостаточно информировали его о маневрах русской армии.
22-го января Ней послал Бертье донесение о движении русских главных сил, но по дороге посыльного захватил казачий разъезд. Через два дня Ней, обеспокоенный молчанием штаба, еще раз написал Бертье. Ней писал: он имеет точные сведения, что между Прейсиш-Эйлау и Мюльхойзеном собирается неприятельская армия численностью 80 тысяч человек под командованием генерала Беннигсена. 25-го января Наполеон получил это сообщение, по-настоящему разозлился, но сделал вид, что именно этого он ожидал. Два дня император и Бертье разрабатывали план похода, должный уничтожить русскую армию, а на третий день их тихая деятельность излилась рекой приказов, распоряжений и указаний. 30-го января император выехал из Варшавы в войска.
На 31-е января французы были расположены: пятый армейский корпус образовывал правое крыло армии, он находился между Бугом и Наревом и осуществлял наблюдение за корпусом Эссена (поскольку Ланн заболел, командование корпусом принял Савари); гвардия и корпус Ожеро располагались у города Цеханув, 50 километров на северо-запад от пятого корпуса; у Вилленберга, еще 50 километров на северо-западней, находились кавалерия Мюрата и корпус Сульта; еще 30 километров на северо-запад стоял Ней, его корпус составлял левый фланг. Корпуса Даву и Бернадотта были сильно выдвинуты вперед. Корпус Даву по центру, а Бернадотт на левом фланге.
По плану корпус Даву должен встретить русскую армию и с боями отступать на юго-запад. В это время корпуса на флангах зайдут неприятелю в тыл и, окружив его уничтожат. Если же целью русского наступления является разблокирование Данцига, то неприятеля встретит корпус Бернадотта. В этом случае корпус Даву отрежет русских от сообщений, а вся армия фронтальным ударом уничтожит русскую армию.
К счастью казаки перехватили депешу Бертье от 31-го января, адресованную маршалу Бернадотту. Из нее русский командующий узнал о французской западне. Он сейчас же остановил наступление маршевых колонн и дал необходимые распоряжения по сбору войск, включая прусский корпус, в районе городов Алленштейн и Янково. При движении отдельных дивизий к месту сбора 3-го и 4-го февраля произошли бои с подошедшими частями корпуса Сульта. Русские были готовы к таким встречам, они решительно атаковали, пытающихся их отрезать французов и, отбросив неприятеля, продолжали марш.
Со второго февраля русская армия находилась в отступлении. Отступали не только днем, но и ночью, а французы преследовали армию по ночам. Наполеон хотел, во что бы то ни стало уничтожить Беннигсена, поставившего под сомнение его гениальность. Беннигсен хотел, во что бы то ни стало как можно сильнее дать французам по зубам. Он надеялся, что Наполеон сделает ошибку и ждал ее. Под постоянным давлением наседающего врага с 6-го на 7-е февраля русская армия двумя маршевыми колоннами достигла Прейсиш-Эйлау. Здесь Беннигсен намеревался дать генеральное сражение.
Армия заняла позиции на расположенных восточнее Прейсиш-Эйлау высотах. Как объяснял позже Беннигсен, при выборе места сражения он руководствовался не удобствами местности, а возможностью после битвы отступить в Кёнигсберг. Правым флангом русской армии командовал генерал Тучков, центр стоял под началом генерала Дохтурова, а левый фланг находился в подчинении генерала Остермана. Остерман был тесно соединен с центром, а крайне левый фланг стоял под командованием генерала Багговута. Четырнадцатая дивизия генерала Каменского, сына фельдмаршала Каменского, стояла в резерве левого фланга, одиннадцатая дивизия генерала Сомова и двенадцать отдельных батальонов составляли резерв центра, и дивизия генерала Маркова стояла позади передовых частей правого фланга. По Данилевскому и Богдановичу русских, принявших участие в битве, было 82500 человек, включая прусский корпус; французов, с подошедшим уже в темноте корпусом Нея, – 75300 человек
Утром 7-го февраля французские колонны появились на дороге, идущей от Цигельхофа, и были обстреляны русской артиллерией, которая в этой кампании была сильна, как никогда. Эти колонны отступили в Эйлау, выбив оттуда слабые русские части. Но русские не смирились с потерей города. Вновь и вновь они атаковали. В этом бою был ранен генерал Барклай де Толли, командир авангарда русского центра. Неожиданно уже в сумерках на помощь авангарду пришла четвертая дивизия под командованием самого Беннигсена и в шесть часов, уже в темноте, русские овладели городом. Не прошло и двух часов после взятия города, и русские части по непонятным причинам, оставили город. Как писал Беннигсен в мемуарах, он отдал приказ отступить из города, чтобы втянуть французов к своему центру, вынуждая их здесь нанести основной удар завтрашнего сражения. Это он хорошо придумал, только зачем, спрашивается, прилагать столько усилий по взятию города. Кроме желаний спровоцировать неприятеля на удар по центру, имелась еще одна немаловажная причина. Беннигсен хотел очевидной нелогичностью своих действий поставить, и поставил, Наполеона в тупик. Хотел заставить его совершить какую-нибудь оплошность, спровоцировать его на необдуманные действия. Ночь, при 14 градусах ниже нуля, русская армия провела в поле. Французы расположились частью в городе частью возле него.

8

Наступило утро 8-го февраля. Наполеон со своего наблюдательного пункта, устроенного на лестницы кладбищенской часовни, скомандовал начинать дело. Около восьми часов в атаку пошел корпус Ожеро. Французские боевые порядки начали атаку без артиллерийской подготовки, рассчитывая в густом снегопаде, шедшим в то утро, бесшумно, беспрепятственно добраться до передовых цепей русского центра, смять их решительной атакой и захватить главенствующие высоты, разрезав русскую армию на две части. Потом добить противника артиллерийским огнем. В общем, Наполеон планировал второй Аустерлиц. Только там был туман, а здесь снег.
Задумка сама по себе великолепна, хотя и отдает некоторым повторением, но снег, который по мысли императора должен был скрыть маневр Ожеро, обернулся против французов. Корпус сбился с дороги и вышел не в центре, а несколько правее, как раз на расположение русских батарей. Русские канониры, увидев совсем близко перед собой огромную массу французов, недолго думая открыли картечный огонь прямой наводкой со всех стволов. Картечь проделывала во французских порядках целые проспекты. Каждый выстрел уносил десятки жизней. Двадцать минут избиения, и корпус перестал существовать. Остатки корпуса добили штыковой атакой боевое прикрытие артиллеристов. Немногие выжившие укрылись за ручьем.
Сам Ожеро и дивизионные генералы получили раны в этом деле. Под маршалом картечь убила лошадь. Вне себя от бешенства и боли, маршал вскочил на другую лошадь и во весь опор поскакал к императору. Бледный от злости и, несмотря на мороз, мокрый от пота, Ожеро соскочил с коня, с треуголкой в руках подбежал к Наполеону. Маршал почти кричал, что он не понимает такую военную операцию и если императору угодно смотреть, как погибает корпус, то пусть он это делает без его участия. Это первое за всю военную карьеру Наполеона серьезное, и надо сказать обоснованное, обвинение в его профессиональной несостоятельности. Уже давно император и меньшее не прощал. На следующий день Ожеро получил указание отправиться во Францию в отпуск на неопределенное время для поправления «сильно пошатнувшегося здоровья».
Между тем, штыковая атака боевого охранения батарей переросла в общее наступление по центру. Уже Наполеон без подзорной трубы видел наступающих русских и отходящих французов. То и дело, то тут, то там перестрелка переходила в штыковой бой. Уже погибли подле императора несколько ординарцев, уже верный Бертье приказал подать лошадей и советовал, даже требовал, отойти в безопасное место, а Наполеон стоял, не отходя ни на шаг, только отдавал приказание редким адъютантам, смогшим порваться к нему от маршалов. Император был убежден, что стоит ему сдвинуться с места, хоть немного податься назад, армия побежит, бросая оружие и артиллерию. Наполеон это знал так же хорошо, как и то, что проигранное генеральное сражение может означать конец его императорства, а потому следует стоять, что бы не говорил Бертье о ценности жизни императора для судьбы Франции. «Quelle audace, quelle audace!», – повторял Наполеон. Он мог восхищаться смелостью австрийцев, стойкостью пруссаков, храбростью русских, но никогда не говорил хорошего слова о полководческих талантах командующего неприятельскими войсками.
Чтобы восстановить положение в центре, Наполеон приказал Мюрату атаковать левый русский фланг. Конная лавина из семи тысяч сабель понеслась в атаку. Казалось, ничто не может сдержать несущуюся галопом стену смерти и ужаса. Дивизия генерала Багговута не дрогнула. Кавалерию она встретила плотным ружейным и пушечным огнем. Многие французские гусары и драгуны сложили свои головы на заснеженном поле, не доскакав до передовых линий, многих русских пехотинцев порубили доскакавшие. Прорвавшиеся эскадроны встретила огнем подтянувшиеся дивизия Каменского. Второй заслон кавалерия не преодолела. Наполовину поредевшие эскадроны повернули назад.
Русские солдаты и офицеры неустрашимо продолжали теснить французов. «В середине этой сумятицы, – писал юный принц Евгений фон Вюртембергский, – твердо стоял старый Беннигсен, отважный рыцарь. Несмотря на свои 62 года выглядел он по настоящему величественно».
Левый фланг уже сильно ослабленный кавалерийской атакой опять подвергся нападению. Корпус Даву, лучший корпус армии, всеми четырьмя дивизиями атаковал русские боевые порядки. Положение левого фланга не поправила экстренная переброска подкреплений из центра. Дивизии Даву выбили русских из деревень Серпален, Саусгартен и Ауклапен. Французы угрожали деревне Кушитен. Опасность окружения слева была очень высока и означала проигранную битву. Беннигсен направил против Даву все свободные силы, что ослабило давление на французов в центре и на правом фланге. Командующий уже отдавал распоряжения необходимые для подготовки отступления, когда ему доложили о прибытия корпуса Лестока. Весь день 7-го февраля, часть ночи и всю первую половину восьмого корпус находился на марше. Марш был столь напряженный, особенно в последней его части, когда Лесток услышал пушечную пальбу, что из 20 тысяч в час дня на поле битвы пришли только 6 тысяч солдат. Лесток встретился с Беннигсеном и после короткого совещания был направлен на левый фланг.
Как ни мало подкрепление, но ввод свежих сил изменила положение русских войск на левом фланге. Пруссаки выбили части Даву из только что потерянной деревни Кушитен, и, продолжая теснить французов, отбили деревню Ауклапен. Срочная переброска из центра частей корпуса Нея восстановило равновесия на фланге. Авангард Нея опять отвоевал Ауклапен, но эта все, что получилась французам достичь. Последняя французская атака началась в сумерках, а закончилась уже в полной темноте.

Еще никогда битва такого масштаба не заканчивалась для Наполеона таким ничтожным результатом.
Беннигсен в полночь скомандовал отступление. Русская армия отходила по направлению Фридлянда и Велена. Относительно сильный прусский корпус в арьергарде прикрывал отступление армии. Французы не преследовали. Более того, Наполеон испытал облегчение, когда ему доложили, что русские ушли.
Противники понесли в битве громадные потери. Беннигсен в мемуарах говорил о 9 тысячах убитых и 7 тысячах раненых. Потери французской стороны он оценил в 30 тысяч человек. Богданович и Данилевский оценили потери русской армии в 26 тысяч человек.
Наполеон в оценки своих потерь в битве при Прейсиш-Эйлау зашел так далеко, как никогда. 9-го февраля в письме к Жозефу он писал о 1600 погибших и 3-4 тысячах раненых. В 58 бюллетени от того же дня «точные» потери французы официально оценили – 1300 убитых и 5700 раненых. Через месяц, 11-го марта, в письмах к Жозефу, Камбасересу и Дюроку Наполеон писал о 1500 убитых и 3000 раненых. И, наконец, 13-го марта в очередном бюллетене император окончательно отредактировал цифры: 1500 убитых и 4300 раненых. Большинство историков сходятся в оценки потерь французской стороны от 24 до 28 тысяч человек. В дневниках Бертье есть запись о 4893 убитых в тот день, 23589 раненых и 1152 пропавших без вести – всего 29634 человек.
Истинные потери французской армии в этой битве была строжайшая государственная тайна и охранялась она со всей строгостью неумолимых законов.
Маршал Ней побывал на поле боя на другой день. Из воспоминаний сопровождающего его генерала: «Поле было страшным. Буквально усеяно убитыми. Знаменитая картина Гросса дает только слабое представление о нем... Маршал Ней, которого мы сопровождали, пересек поле, не проронив ни слова. Его лицо выражало волнение и наконец, отвернувшись от этого страшного представления, произнес он: «Какая страшная бойня и абсолютно без результата!»». За подобный упрек императору маршал Ожеро уже поплатился карьерой. К счастью для Нея, необдуманные слова, сказанные в минуту крайнего волнения от созерцания братской могилы, до императора не дошли и поэтому не испортили Нею послужной список.
Девять дней император находился невдалеке от поля битвы, доказывая миру, армии и самому себе, что под Прейсиш-Эйлау произошла очередная великолепная победа французского оружия.
Русская армия отступила к Кёнигсбергу. Поскольку Беннигсен увидел, что неприятель не намерен преследовать, отдал приказ стать на зимние квартиры. После подсчета собственных потерь командующий отослал царю прошение об отставки. Александр проявил мудрость и в отставке генералу отказал.
В течение февраля еще происходили отдельные стычки, инициаторами которых были французы, но уже в последних числах февраля и Наполеон отдал приказ стать на зимние квартиры. Зимняя кампания завершена. Обе стороны ждали тепла, ждали весны, чтобы продолжить бойню.

9

Корпуса Великой армии за пять месяцев пропахали полосу через всю Пруссию от Тюрингии почти до Кёнигсберга. Справа и слева от пути следования Великой армии находились нетронутые прусские территории. Для их захвата Наполеон определил три корпуса. На левом фланге оперировал голландский корпус маршала Мортье. В его задачу входило захват курфюрства Ганновер и шведской Померании. На правом фланге действовал корпус принца Жерома, составленный из войск стран Рейнского союза. Этот корпус занимался захватом крепостей прусской Силезии. Корпус маршала Лефевра осаждал Данциг.
11-го ноября Наполеон приказал Мортье, оставив гарнизоны в только что занятых крепостях Гессена, основными силами корпуса маршировать на север и занять ганзейские города Гамбург, Бремен и Любек. 19-го ноября войска Мортье прибыли в Гамбург. По дороге Мортье занял прусскую крепость Хамельн с пятитысячным гарнизоном, сдавшуюся без боя, за что позднее комендант крепости и ее губернатор были судимы и посажены в тюрьму. Маршал именем императора оккупировал город. Занять Любек, как приказывал Наполеон, он не мог, ибо корпуса Мюрата, Сульта и Бернадотта, гоняясь за отступающим Блюхером, уже его захватили.

Король Швеции Густав IV, он же – герцог Померании, занимал к Франции непримиримую позицию, достойную подражания владетельных князей. Позиция эта была удобна и безопасна тем, что французские войска добраться до Швеции не могли. В краткий период торжества Пруссии по случаю приобретения Ганновера, Швеция, как и Англия, посчитав, что задеты ее интересы, объявила Пруссии войну. В город Штральзунд и на остров Рюген десантировался шведский корпус численностью 15000 человек. Командование корпуса король доверил генералу Армфельту, а губернатором провинции Густав назначил Эссена, отца трех генералов Эссенов, служащих в русской армии. До активных боевых действий против пруссаков дело не дошло, поскольку вмешался Наполеон и нокаутировал своего союзника. Шведский король, как и правительство Англии, находились в полной растерянности от необычайности ситуации; формально Швеция и Англия находились в состоянии войны с обоими участниками конфликта: и с Францией, и с Пруссией. После короткого раздумья в Лондоне и Стокгольме пришли к схожему выводу: очевидно, что временное помрачнение Вильгельма курфюрством Ганновер прошло, что Наполеон вправил ему мозги в Тюрингии и Пруссию можно исключить из списка врагов.
Наполеон вовсе не обращал внимания на то обстоятельство, что Англия и Швеция находятся с Пруссией в состоянии войны. Война этих стран с Пруссией совсем не означала автоматический союз с Францией, это не означало даже их нейтралитет. Он ни секунды не сомневался, что и английский Ганновер и шведская Померания должны стоять под властью французского оружия.
1-го марта, когда на главном театре военных действий наметилось затишье, Наполеон приказал Мортье взять под контроль все побережье Померании от Любека до Кольбера и до середины марта организовать осаду крепости Кольбер. Оставив наблюдать за шведами у Штральзунда голландскую дивизию Гранжана, Мортье с оставшимися силами отправился на восток к Кольберу.
Шведы воспользовались своим численным превосходством. 1-го апреля они атаковали неприятеля и в коротком бою разбили голландцев, взяв 2000 пленных. Остатки дивизии ретировались на восток к Щецину. Французы спешно предприняли меры по нейтрализации шведского наступления. По приказу Наполеона Мортье с несколькими полками из-под Кольбера выступил навстречу противнику. Под Щецином он соединился с Гранжаном и с присланным из Берлина подкреплением под командованием генерала Кларка. 14-го апреля Мортье вышел из Щецина и после двухдневного марша у города Фердинадсхофа напал на шведов. Армфельт ожидал такого развития событий. Шведы без паники, ведя арьергардные бои, отступили сначала Анклам, а потом в Грайфсвальд. 18-го апреля стороны, по инициативе шведов, подписали перемирие. Оно определила демаркационную линию между войсками по рекам Пене, Требель и Реккниц Французы занимали полуостров Узедом, шведы обязались не оказывать помощи Кольберу (крепость продержалась до подписания мирного договора в Тильзите).
Формально рассматривая, Мортье подписал очень хорошее соглашение. Он нейтрализовал шведов и мог вернуться к выполнению главной задачи – осаде Кольбера. Но император остался недоволен действиями своего ученика. Это уже было второе недовольство Наполеона. Первое случилось в кампании против австрийцев, когда Мортье позволил Кутузову разбить себя под Кремсом. Согласно философии Наполеона, следовало воспользоваться наступлением шведов, уничтожить их и занять всю Померанию.
Вследствие шведского наступления, которое могло повториться, приказом императора от 29-го апреля был образован новый обсервационный корпус, состоящий из 14000 голландцев и французских дивизий генералов Молитора и Буде. Наполеон подчинил корпус маршалу Брюну, имевшему большой опыт в защите побережья. Главную задачу корпуса император определил, как защиту впадение рек Эмс, Везер и Эльба от возможного английского или шведского десанта. Кроме того, еще раньше был сформирован новый корпус Великой армии, подчиненный выздоровевшему маршалу Ланну.
Только летом, после возобновления боевых действий между Францией и Россией, решились англичане вмешаться в происходящее. 17-го июня был заключен англо-шведский договор, по которому Англия брала на себя обязательство послать в Штральзунд экспедиционный корпус численностью 20000 человек.
3-го июля, несмотря на начавшиеся переговоры в Тильзите, а вероятней именно потому, что переговоры начались, шведский король разорвал перемирие. Двумя днями позже первые англо-немецкие части высадились на острове Рюген. Еще два дня спустя в Штральзунд прибыл командующий союзными войсками в Померании английский генерал Каткарт и 5000 английских морских пехотинцев. Вместе с отрядом Блюхера, находившимся в Померании с мая, численность войск коалиции составляла 30000 человек.
Прусский король вынес хороший урок с прошлогодней войны. Пока не заключен мир, к войне надо готовиться не понарошку, как пруссаки готовились год назад, а всерьез и только таким образом можно добиться приемлемого мира. Готовые к бою войска – лучший аргумент на переговорах с Наполеоном.
В результате франко-прусского перемирия Блюхер увел свой отряд с Померании. А на другой день Брюн атаковал шведов во всех местах. С боями шведские дивизии отступили в Штральзунд. Город был взят в осаду. Защищать город в связи с политической обстановкой, в связи с тем, что у Наполеона не осталось врагов кроме Англии и Швеции, которые никак не могли помочь осажденным, не имело смысла. 20-го августа шведы капитулировали. Густав окончательно потерял Померанию. 9-го сентября Густав отплыл из Рюгена, а 27-го сентября последние шведские части покинули остров. Англичане уплыли еще раньше. Войска Брюна без боев заняли Рюген.
И тут Брюн проявил слабость. Маршал разрешил взятым в плен в Штральзунде шведам вернуться на родину. За это Брюн попал в немилость к императору. Брюн стал четвертым маршалом, попавший в немилость за последнюю кампанию. Сначала Ланн, потом Ожеро и Мортье и, наконец, Брюн. Но если первые три были из школы Наполеона и император их простил (Ожеро позже всех, но и вина его самая большая), то Брюн был чужак. И хотя вина его – скорей это следует квалифицировать как политическую ошибку – относительно невелика, наказание он понес неадекватно суровое. Император никогда больше не доверял ему командование войсками.

10

Как уже упоминалась, завоевание Силезия досталась войскам Рейнского союза. Формально командовал войсками принц Жером, фактически – генерал Вандам.
В восьми крепостях провинции – считая с запада на восток: Глогау (Глогув), Швейдниц (Свидница), Зильберберг (Нова-Руда), Глатц (Клодзко), Бреслау (Вроцлав), Найссе (Ныса), Бриг (Бжег), Козел (Кендзежин-Козле) – в конце октября находились гарнизоны общей численностью 18500 человек, состоящих по большей части из третьих батальонов с большим процентом поляков.
6-го ноября войска Рейнского союза вошли в Силезию. Наполеон поставил задачу захватить, прежде всего, стоящую на Одере крепость Глогау, которая угрожала, или могла угрожать, правому флангу Великой армии. 7-го ноября у ворот крепости появились кавалеристы, потом подошла пехота и в течение трех дней крепость была взята в кольцо осады. Требование сдаться командир гарнизона крепости отверг.
Осаду крепости осуществляла первая баварская дивизия, которую вскоре сменила дивизия вюртембергцев. Со сменой войск осады прибыла тяжелая артиллерия, до этого момента стены крепости обстреливались из полевых орудий. 1-го декабря начался методичный обстрел города орудиями большого калибра и через два дня трехтысячный гарнизон крепости сложил оружие.
В это время первая баварская дивизия генерала Вреде и кавалерийская бригада из Бадена осадили Бреслау – самую сильную крепость в Силезии. Несколько позже к столице Силезии подошла вторая баварская дивизия под командованием генерала Деруа. 10-го декабря к стенам Бреслау была доставлена тяжелая артиллерия, освободившееся из-под Глогау. В тот же день начался обстрел города.

В конце октября Вильгельм назначил князя Фердинанда Ангальт-Плес полномочным генерал-губернатором Силезии, а тридцатидевятилетнего графа Готцена его военным «ассистентом». Готцен сразу после назначения выехал в Силезию и за ноябрь смог увеличить войска до 30000. Только в середине декабря новый генерал-губернатор приехал в Нейсе, а ассистент к этому времени придумал смелый план разблокирования столицы провинции. Готцен доложил губернатору, что в осаде Бреслау заняты только 16000 неприятельских войск и, если из гарнизонов шести крепостей свести отряд в пятнадцать тысяч штыков, то неожиданным нападением снаружи и неожиданной атакой гарнизона крепости можно неприятеля полностью уничтожить. Губернатору показался план ассистента вполне осуществим, но из осторожности, из опасения, что во время проведения операции противник захватит одну из крепостей, практически лишенную гарнизона, он уменьшил отряд на восемь тысяч. 25-го декабря Готцен приступил к проведению операции. К его несчастью неделей раньше к Бреслау подошла вюртембергская дивизия, так что французы имели у стен крепости не 16 тысяч, на которые рассчитывал ассистент, а все двадцать две, то есть, французы имели почти двукратный перевес. Второе несчастливое обстоятельство было то, что на две трети прусский отряд состоял из поляков. В первых же стычках они, пользуясь удобным случаем, побросали оружие и разбежались кто куда. С оставшимися двумя тысячами Готцен отступил на юго-восток и еще хорошо отделался. Будь на месте баварцев французы, никто бы из его отряда не минул пленения. После столь неудачной операции гарнизон Бреслау находился в полном унынии, 5-го января 1807 года он сложил оружие.

Командующий корпусом принц Жером, находящийся с 20-го декабря в Варшаве по вызову старшего брата, узнав о взятии Бреслау, поспешил в войска. 8-го января состоялся торжественный въезд принца в поверженную столицу Силезии. Наполеон сердечно поздравил Жерома с большим успехом, и в качестве особой милости императора войскам было присвоено имя «девятый корпус Великой армии».
По приказу Бертье от 7-го января завоевание Силезии должно завершиться еще зимой. Поэтому, писал Бертье, необходимо сначала осадить  и взять Швейдниц, потом Бриг и Козел. Сам Жером, согласно того же приказа, вместе с первой баварской дивизией должен оставаться в Бреслау, что он с удовольствием сделал. Из всех Бонапартов только Наполеон находил странное удовольствие в военных походах, остальные отлынивали эту повинность, как могли.
Генерал Вандам поручил дивизии Деруа, численностью 7000 человек, осаду Брига, а потом Козела. На себя он взял Швейдниц. Под его непосредственным началом стояла вюртембергская дивизия и кавалерийская бригада Монбрена (вместе 6000 пехотинцев и 700 кавалеристов). 8-го января Деруа осадил Бриг, а Вандам 10-го числа приступил к осаде Швейдница. 15-го января Деруа получил в свое распоряжение мортиры и после двух дней обстрела крепость сдалась. Взяв Бриг, Деруа пошел на Козел; 23-го января баварский генерал взял Козел в кольцо осады. Тяжелую артиллерию поделили на две части. Одна часть осталась в распоряжении Деруа, а вторая половина была направлена Вандаму под Швейдниц. 4-го февраля к стенам Козела прибыла артиллерия, и Деруа приступил к обстрелу.
В это время Вандам продолжал осаду своей крепости, поскольку на предложение сдаться командир гарнизона крепости ответил отказом. 3-го февраля Вандам получил долгожданные мортиры и сразу начался обстрел крепости. Канонада продолжалась необычайно долго для этой кампании. Тринадцать дней понадобилось Вандаму вести обстрел, прежде чем шеститысячный гарнизон выбросил белые флаг.
Так с помощью нескольких мортир, перевозимых от крепости к крепости, к середине февраля французы завоевали почти всю Силезию. В прусском владении оставались четыре небольшие крепости - Зильберберг, Глатц, Нейсе и Козел. Вандам был уверен, что еще месяц-полтора и задание императора будет выполнено на сто процентов, но обстоятельства не позволили ему достичь поставленных целей. Сначала, как генерал не сопротивлялся, забрали большую часть тяжелой артиллерии для осады Данцига. И почти сразу после этого пришел приказ генерального штаба стать на зимние квартиры, ибо вся Великая армия, включая девятый корпус, делала зимний перерыв.
Боевые действия возобновились только в апреле. Вандам осадил Нейсе, а Деруа продолжил осаду Козела. Но легкость, с кокой французы зимой брали крепости прошла. Пруссаки опомнились и защищались отчаянно, неудача Наполеона при Прейсиш-Эйлау придала им сил. К тому же французы испытывали недостаток в орудиях большого диаметра и кроме того сказывалось то, что часть войск корпуса была отправлена в Восточную Пруссию. Только 16-го июня гарнизон Нейсе сложил оружие. Через месяц, 16-го июля, пал Козел. Последний месяц обстрел Козела практически не велся, а гарнизон сдался из-за голода и верной спутнице его холеры.
После взятия Нейсе французы всеми оставшимися у них силами (13 тысяч – часть корпуса находилась в захваченных крепостях в качестве гарнизонов) взялись за Глатц. В это время уже полным ходом шли бои в восточной Пруссии. У пруссаков появилась надежда на счастливый исход предприятия и поэтому они оказывали все более жесткое сопротивление. Привычный обстрел, длившийся четыре дня, ничего не дал, не принес успех и ночной штурм 24-го июня, но подвиг прусское руководство – в крепости находились генерал-губернатор и его ассистент – начать с французами переговоры, закончившиеся договоренностью передать крепость до 26-го июля.
Оставалась последняя, самая отдаленная крепость Зильберберг. 27-го июня начался обстрел крепости и сразу за ним последовал штурм. Несомненно, французы взяли бы и эту крепость, но общее перемирие прекратило кровопролитие.