Неизвестный джентльмен. часть 6. Суббота, воскресе

Суббота 2 июня.

***
Тео, тихо насвистывая, шагал по лабиринтам Скотланд-Ярда.
Его кабинет располагался довольно далеко от входа в здание. Детектив не спешил, отмеряя шагами метры, а возможно и километры полезной площади. На встречу изредка попадались другие детективы, иногда подконвойные задержанные, иногда кто-то из начальства, с кем нужно было чинно раскланяться и перекинуться парой дежурных фраз о плачевном состоянии нынешнего общества. Конечно, это были весьма и весьма редкие фигуры. Все же субботнее утро не входило в сферу рабочих интересов вышестоящих инстанций. А жаль. Ведь это было то самое, редкое, волшебно редкое утро, когда Тео улыбался искренне. Когда все его существо готово было жадно впитывать похвалу и почтение, еще более редкие в этих стенах. В общем, настроение у него было отменное. И на то имелись серьезные причины. В застенках томились мадам Дюпри и Реджинальд Сойерс. Город в кой-то веке освободился от хорошо организованной банды, которая не просто мелочь по карманам тянула, а злодействовала в государственном масштабе. И все это сделано за неделю. При полном недоверии и самоустранении начальства. Только его, Теодора силами, без всякой помощи. Надо отметить, что детектив как раз отлично понимал, что его роль в раскрытии преступления не так уж велика, но Генри награды не просил, а все официальные операции по задержанию все же были санкционированы и филигранно проведены Флемингом. Тео позволил себе немного сладостного тщеславия и робких, но довольно обоснованных надежд на поощрение. Ему, в сущности даже премия была не нужна.
Только отпуск.
Длительный отпуск.
Месяц!
Детектив ощутил что-то вроде легкой дрожи от собственной смелости. Виданное ли это дела? Целый месяц свободного времени, которое он может потратить на что угодно. На все, что пожелает. Уже года три не случалось у него подобного приключения, а все сильнее душа требовала покоя и уединения. Ни о чем особенном, оригинальном, Тео не мечтал. Нет, просто уехать в деревню на целый месяц. Даже не в какую-то определенную деревню. В любую. Снять домик и запереть его изнутри. Впускать только молочника. А всех остальных, в особенности почтальона, гать со двора поганой метлой. Какие сладкие мечты, тем более в преддверии сезона.
Дело в том, что из-за связей в высшем обществе…  Даже не так, из-за ограниченных, но весомых связей в высшем обществе, начальство Теодора в один далеко не прекрасный момент, решило, что именно он как никто другой подходит на должность придворного детектива. Так эту сомнительную роль он определил для себя сам. Теперь любое недоразумение, ограбление или преступление, которое происходило в пределах светских мероприятий, сразу отдавали ему. А он ненавидел, просто ненавидел лондонский свет. Его прямо физически отталкивало все там происходящее. Сплетни, интриги, ложь, измены… Бесконечный маскарад, постоянное швыряние бриллиантов друг другу в лицо. И никто, даже скромная королева, ничего не могла с этим поделать. Наоборот, стало только хуже. Ко всему перечисленному прибавилась ложная скромность и насквозь фальшивое пуританство. Единственные его друзья родом из этой блестящей клоаки, Генри и Майлз. Это тоже нормально. Все-таки общество состоит из отдельных индивидуумов и не может быть полностью прогнившим. Но дело в том, что у детектива не было ни времени, ни желания, искать другие жемчужины в плотной и дурно пахнущей болотной жиже старого высшего света. Судьба уже свела его с прекрасными людьми, которые одним своим существование доказывали теорию исключений. Начальство же посчитало, что знаться с двумя аристократами - то же самое, что пожимать руку каждому из них. Ох, как же оно ошибалось… Эти связи не только не помогали, в большинстве случаев мешали или вовсе разваливали все дело. Граф и виконт тоже имели определенную репутацию. О которой Тео, дабы пожалеть друзей, никогда не упоминал. Понимал, что этим двоим жалость ни к чему, но все равно молчал.
Графа, например, считали заносчивым, грубым и жестоким. Скорее всего, в домыслах скучающих кумушек, последнее проистекало из первого. Генри действительно мог прервать утомивший его разговор. Мог уйти в разгар приема или еще как-то нарушить нормы вежливости. Не раз он говорил, что есть хорошие манеры, а есть потакание глупости. И друзья были с ним совершенно согласны. Печально только, что в разгар сезона количество глупости настолько увеличивалось, что хороших манер графа никто уже не имел чести наблюдать.
А Мегги считали взбалмошной. И точка. И никаких больше эпитетов. Потому как продолжи хоть одна матрона высказывать свое мнение о Мегги Чертон, у нее были бы очень серьезные неприятности. У Генри помимо титула имелись так же престарелые влиятельные родственницы, которые беззаветно любили своего внука и его деньги.
По хорошим размышлениям, Тео мог хоть сейчас пойти к графу и поведать ему об отношении со стороны людей так едко распыляющих свои улыбки. Но часто ему казалось, что это позиция выбрана Генри  намеренно. Был сезон, когда графа подвергли обструкции на целый месяц. Эти тридцать дней он впоследствии вспоминал как самое счастливое лето в городе. Что же касается заговорщиков, то им самим пришлось явиться в дом графа и умолять присутствовать на очередном приеме. Именно в тот момент все участники конфликта осознали, что между ними не взаимозависимость, а намного более авторитарная и очевидная форма взаимоотношений.
Или вот Майлз. Его как раз в один голос считали милым, вежливым, наивным и глуповатым. Откуда взялось такое мнение, Тео представить не мог. Как начитанный, образованный, успешный человек в глазах людей, которые не могли похвастаться ни одним из перечисленных достоинств, превратился в глупца, было для детектива загадкой. Но опровергнуть это мнение, которое успело отрастить мощную корневую систему, не было никакой возможности. Так неужели он, Тео, будет именно тем кто развеет пелену сладкого тумана перед лицом виконта? Хотя, часто ему казалось, что Майлз нарочно потакает этим слухам и вдоволь потешается над теми, кто радостным знаменем несет их над своими головами.
Может быть, таким образом, аристократия отсеивает зерна от плевел. Как-то же все эти люди ухитряются налаживать друг с другом контакт… Но если это так, детектив благодарил Бога за свое средненькое происхождение, скромный доход и отсутствие высокопоставленных родственников.
Отдаваясь этим мыслям, Тео отмерял метр за метром в бесконечных лабиринтах Скотленд Ярда. Еще несколько поворотов и покажется, наконец, дверь его кабинета. Тихого, светлого кабинета, в котором ему предстоит написать подробный, захватывающий отчет о самой серьезной операции этой недели. И самой успешной.
Карман грели гербовые бумаги на которых граф Чертон и виконт Мортон рассыпались в благодарностях начальнику Теодора за то, что воспитал такого исключительного сотрудника. В глазах плескались мысли об отдыхе. Единственным по-настоящему серьезным планом на сегодня, для детектива было посещение лекции профессора Дженкинса, которая должна была состояться в четыре часа дня в Клубе путешественников. Но разве этот интереснейший момент можно приравнивать к обязательным розыскным операциям. В общем, сплошная радость бытия, которой суждено было закончиться, так и не начавшись.
По дороге Тео постучал в дверь своего помощника. Бейтс ответил глухим ворчанием. Тео сам себе кивнул  и продолжил путь.
Возле кабинета, на грубой деревянной скамеечке примостилась девушка в черном, траурном одеянии. Детектив вежливо поздоровался и зашел в свою крепость.
Из окошка, что находилось почти под потолком, лился мягкий, рассеянный свет. Флеминг с наслаждением вдохнул немного затхлый запах солнечной пыли и сел за стол.
Бумага, перо, чернильница: «В ходе оперативно-розыскных мероприятий…»
В дверь постучали.
Тео с удивлением оторвался от письма. В кабинет заглянул Бейтс. Этот рыжий ирландский паренек, обычно гораздо более решительный, таинственно переминался с ноги на ногу.
- К вам посетитель, мистер Флеминг. Ница…посетительница.
- Это та самая, что сидит в коридоре в трауре? – Тео против воли поморщился. Не любил он девиц в отчаянии. С их слезами, мольбами и прочим беспокойством. – Может быть, ты аккуратненько выведаешь, что ей нужно? У меня отчет, а она, кто знает, вообще могла отделом ошибиться.
- Не удобно как-то. – Бейтс снова замялся, теперь превратившись в сплошной комок смущения и неуверенности.
- Что не удобно? Спросить о цели посещения Скотленд ярда? Согласен.  Это не удобно и не уместно. Везде, кроме самого Скотленд-ярда, где мы и находимся. В чем дело, Бейтс? Это какая-то особенная девушка в трауре?
- Можно и так сказать. Она приходит с четверга, с самого утра. Дожидается вас до одиннадцати и быстро уходит. Я так думаю, чтобы не опоздать на работу. Я ей раз сказал, что вы заняты. Пришла на следующий день. Два сказал, что вас нет. Она сегодня пришла. Но уже совсем расстроенная. Сидит себе, сживает газетку, смотрит в одну точку. И так по три часа, а потом убегает. Мне кажется, если сегодня уйдет, так уже больше не вернется. – Бейтс вздохнул. Кажется, ему было жаль девушку и ее время.
- Газетку, говоришь, сжимает? – Тео нахмурился. – Свежую?
- Одну и ту же. Сначала читала ее, а теперь нет. Наизусть, наверное, выучила.
- Ой! – Детектив на секунду закрыл лицо руками. Хорошо, если он угадал, что за гостья его ожидает. Тогда  счастья созерцать эти эмоции она будет лишена. – Позови таинственную леди ко мне, Бейтс. И прошу тебя, приготовь нам двоим чай покрепче. Кажется, мне он сейчас понадобится.
Бейтс быстро закивал и выскочил из кабинета.
Тео посмотрел на отчет. Бумагам придется подождать.
До одиннадцати у леди еще целых два часа. Как раз хватит на подробный рассказ.

***
Шарлота Хелен Бернс смотрела на трещину в стене.
Трещина была небольшая, и случайный прохожий не заметил бы ее. Но Шарлота наблюдала осыпавшуюся штукатурку уже третий день и все больше укреплялась в мысли, что этому сухому, холодному месту требовался капитальный ремонт. Тут мало просто закрасить дефект в стене. Тут не помешало бы подлатать души работников.
Третий день с самого утра она приходила в один и тот же затерянный в чреве государственного полицейского монстра, коридорчик. Тихо стучала в дверь мистера Бейтса, получала заверения, что мистер Флеминг никак не может принять ее сегодня и упорно присаживалась на жесткую скамью напротив искомого кабинета. На случай, если мистер Флеминг все же сможет принять посетителя. На случай, что он выйдет и обратит на нее свое внимание.
Пока что этого не произошло. И эти люди уверяют, что не покладая рук работают на благо нации! Шарлота чувствовала как накатывает волна возмущения.
Необходимо успокоиться. Сегодня ее последняя попытка. Если не сегодня, она не потратит больше на Скотланд-Ярд ни секунды своего времени. Не хватало еще потерять работу! В конце концов, видит Бог, она пыталась все сделать правильно. Но если эти усилия не будут вознаграждены…
Мистер Бейтс выскользнул из своего кабинета и зашел к детективу Флемингу. Перед этим туда же зашел улыбчивый молодой человек. Он даже поздоровался с ней легким, вежливым кивком. Не то, что остальные детективы, которые попадались ей на пути сюда. Угрюмые, напыщенные, взгляд прямо перед собой, резкие, угловатые движения. Шарлота не привыкла сталкиваться с людьми такого сорта и не переставала про себя удивляться их опасному и сомнительному выбору профессии. Она была, на самом деле, всем кто здесь работал искренне благодарна за защиту и покой. Но предпочитала, чтобы защита эта оставалась сильной и невидимой, как было предыдущие 24 годы ее жизни.
Девушка несколько раз глубоко вздохнула, чтобы побороть приступ раздражения. И снова сосредоточилась на трещине. Вот как с этой стеной, так и с ней самой. Только все наладится, где-то появляется разлом. Иногда маленький, на такой можно даже не обращать внимание. А иногда это просто огромная дыра в фундаменте, готовая с минуты на минуту разрушить весь дом. Она снова вздохнула и почувствовала как в носу защекотало от подступающих слез. В кармане нашелся черный ситцевый платочек. Такой же мрачный, как  все ее облачение. Шарлота приложила его к уголкам глаз. Успокоиться никак не получалось. От собственных слез девушка злилась еще больше. В конце концов, сколько можно терпеть унижение? Она тряхнула головой и решительно поднялась со скамьи. Все! С нее хватит. Девушка, пребывая в ярости, шумно выдохнула и повернулась к выходу. Скорей на солнце, скорее вон отсюда! Прочь из мрачных застенков.
Сделать ей удалось не больше одного шага.
Дверь за спиной тихо отворилась. На пороге сиял мистер Бейтс.
- Мисс Бернс! Детектив Флеминг готов принять вас сию же минуту. Прошу, проходите.
Девушка замерла в нерешительности. Теперь ее демонстрация, хоть и прошедшая по большей части в отсутствии зрителей выглядела странно. Но отступать было некуда. Она развернулась к помощнику и царственно кивнула.
- Я пройду. Благодарю вас, мистер Бейтс.
Шарлота словно лебедь скользнула в открытую дверь и увидела перед собой того самого вежливого молодого человека.
- О! Так это вы? Вы – детектив Теодор Флеминг? – От неожиданности она растерялась больше прежнего.
- Да. – Тео поднялся и еще раз приветствовал ее милым поклоном. Хотя ему это не полагалось делать по должности, а ей не были привычны церемонии по статусу, он счел такой подход уместным. – Присаживайтесь. Вы рассчитывали увидеть кого-то старше?
- По меньшей мере, вдвое. – Шарлота опустилась в кресло напротив детектива. – Почему-то мне представлялась борода.
- Это странно, конечно. Но смею вас уверить, у меня хороший послужной список, несмотря на возраст и отсутствие растительности на лице. Я приму все меры, чтобы помочь вам.
В кабинете снова оказался Бейтс. Он ловко сервировал чай на две персоны и собрался удалиться.
- Постой. Простите, мисс, вы не возражаете, если мой помощник будет присутствовать при нашей беседе и протоколировать?
Девушка улыбнулась. Похоже, детектив ступил на хорошо знакомую ей почву.
- Ничуть не возражаю.
Помощник устроился в углу кабинета с большим блокнотом и объемной чернильницей.
Когда все приготовления закончились, Тео кивнул своей гостье.
- Можно начинать. Представьтесь, пожалуйста.
- Мое имя, Шарлота Хелен Бернс. – Она проследила за тем, чтобы Бейтс правильно записал, и одобрительно кивнула. – У меня есть основания предполагать, что я являюсь племянницей вот этого человека.
Девушка положила перед детективом порядком измятый выпуск газеты от 30 мая. С первой полосы на Теодора умиротворенно смотрел «неизвестный джентльмен».


***
Теодор действительно догадался о чем предстоит разговор с юной красавицей в черных одеждах. Но даже после этого не смог сдержать стон изумления. Звук как будто вырвался из недр, выражая одновременно надежду, которая была тщетно возложена на случайное опознание. И то, сколь запоздалым оказался приход Шарлоты. А так же немного ярости оттого, что ей с этими новостями пришлось просидеть под его запертой дверью два дня.
Он собрал все свое мужество, поднялся и снова поклонился девушке.
- Если вы правы, мисс Бернс, примите мои самые глубочайшие соболезнования.
Губы Шарлоты подозрительно задрожали. Тео поспешил пододвинуть ей чай и протянул свой платок. Девушка сдержалась, но несколько сосредоточенных глубоких вздохов выдали ее плачевное состояние.
- Я, я надеялась, что ошиблась. Так надеялась…
Тео достал из ящика стола несколько вещей покойного джентльмена, чтобы девушка смогла провести опознание.
Она внимательно разглядывала карманные часы и цепочке, несколько бессмысленных по содержанию записок с ровным, убористым почерком. Больше на теле джентльмена ничего найдено не было. Все это она рассматривала, не убирая руку ото рта, будто стараясь запереть вопль отчаяния глубоко внутри. Но все же он вырвался.
- О Боже!
Тео почувствовал, как его собственные глаза набухают под тяжестью чужого горя.
- Но вы же в трауре, Шарлота!
- Да. – Девушка помолчала. – Я просто не могла носить ничего другого. Я знала, знала, что это дядя, что он мертв! Но надеялась! Понимаете? – С сомнением она взглянула детективу в глаза. – Понимаете? Надеялась. Но, - она достала свой черный платочек и сконфуженная, уставилась на него – но в тоже время, знала.
Флеминг деликатно молчал пока девушка, как могла, приводила себя в порядок. Ему не часто приходилось быть свидетелем подобных сцен и еще реже участником. Детектив с трудом сдерживал неподобающие проявления сочувствия.
- Прошу, теперь, когда вы окончательно удостоверились, что ваш дядя погиб… Прошу вас простить меня. Лично меня, за то, что два дня вы подвергались таким душевным пыткам перед дверь этого кабинета. Единственное, чем я могу хоть частично оправдать себя, убийцы вашего дорогого дяди найдены и схвачены. Они сейчас в тюрьме.
Шарлота вытерла остатки слез.
- Что ж, тогда оправданы и мое ожидание, и ваше отсутствие. Это было ограбление?
- Нет, мисс Бернс. Тут все гораздо сложнее. – Флеминг взглянул на часы. – Не могли бы мы начать с вашего рассказа. Как звали вашего дядю?
- Шеймус Таффет Бернс. – Шарлота робко улыбнулась. – Юрист.
Флеминг кивнул. Хороший костюм, но не аристократ. Хорошие часы, но без вычурности. Воплощение достоинства и традиций.
Юрист!
- Скажите мне, когда вы поняли, что с вашим дядей что-то случилось?
- В понедельник утром, когда он не явился в контору. – Шарлота сосредоточилась на деталях. – Я служу, служила помощницей в его фирме. И секретарем. И архивистом. В общем-то, нас там всего было двое. – Она улыбнулась. – Малюсенькая фирма с постоянной клиентурой и хорошей репутацией. Бернс Анд Бернс не претендовали на лавры и гонорары ведущих фирм. У дяди не было амбиций, но были профессионализм и опыт. За это ценили.
- Простите, я уточню. Был еще какой-то Бернс или дядя вас вынес в заголовок фирмы?
- Ну что вы. – Шарлота засмущалась. - Я была еще слишком мала, когда Бернс Анд Бернс открылась. Но одна фамилия звучала как-то не впечатляюще. Понимаете о чем я?
Флеминг кивнул. Ох уж эти юристы!
- Так вот. В понедельник он не пришел. Я заволновалась с самого открытия. Во-первых, дядя никогда не опаздывал. Я работаю с ним с восемнадцати лет и ни разу, ни на минуту он не опоздал. Во-вторых, у него не было никаких встреч вне офиса на это утро. Я знаю это точно, потому что веду его деловое и личное расписание. В общем, я пол дня как могла отбивалась от посетителей, а потом закрыла контору и отправилась к Жан Люку. Не потому что надеялась застать там дядю. Мне, - она смущенно опустила глаза, - не хотелось бояться в одиночку.
Тео сочувственно кивал.
- Это понятно. А кто такой Жан Люк? Ваш жених?
- Конечно, нет. – Прозвучало так, будто сама мысль о женихе не приходила девушке в голову. Вовсе не та реакция, которую ей хотелось продемонстрировать перед молодым детективом. – В смысле, нет. Жан Люк - мой брат. Старший. Он долгое время жил во Франции, обучался живописи на грант, выделенный Парижской академией искусств. Совсем недавно вернулся. Буквально месяц назад. Дядя Шеймус переживал за племянника. Дело в то, что он был единственным нашим родственником и чувствовал большую ответственность. Хотя, совсем не каждый чувствовал бы тоже самое на его месте. Все же мы с братом уже выросли. Но дядя… Он был нашей опорой и … Простите, вы слушаете меня? – Шарлота оскорблено замолчала.
Флеминг снова сидел за столом, закрыв лицо руками.
- Это невероятно! Просто невероятно! Жан Люк - художник! – В подсознание Тео, наконец, проник недовольный голос посетительницы. – Извините, извините меня! Продолжайте свой рассказ. Я потом вам все разъясню. – И он снова повторил, уставившись в собственные ладони. – Художник Жан Люк! Невероятно!
Шарлота не видела в происходящем ничего невероятного, из исключением поведения самого детектива, но собралась с духом и продолжила.
- Так вот! Я пришла к брату и рассказала, что дядя пропал. Мы вместе вернулись в контору и поднялись в его квартиру. Дело в том, что он живет, жил, как раз над своим рабочим кабинетом. В небольшой квартире из пяти комнат. Вполне прилично одинокому, много работающему мужчине. Но подняться туда одна я не решилась. Побоялась… не знаю, увидеть что-то страшное. – Девушка вздохнула. – Но там ничего не было. Сложилось впечатление, будто дядя не ночевал дома. Хотя, по обстановке его жилища вообще сложно судить, ночевал ли он там хоть когда-то. – Она улыбнулась от трогательных воспоминаний. – Шеймус Таффет был удивительно аккуратным человеком. Никогда ни одна его вещь не покидала своего места без того, чтобы потом не вернуться обратно. Аккуратист и чистюля. Как в жизни, так и в делах.
- Значит вы увидели привычную, ничем не запоминающуюся картину, да? – Детектив сформулировал вопрос с предельным количеством информации. Ей оставалось только похлопать глазами, немного окунуться в воспоминания и …
- Картина! – Шарлота всплеснула руками. – Вот вы сейчас сказали и я вспомнила! Пропала картина. Одно из небольших полотен, которые Жан Люк любил дарить родственникам на всякие праздники вроде Рождества и дней рождений. Брат всегда говорил, что нам с дядей дарит свои лучшие творения. И, в общем, не лукавил. Та, что пропала, «Морская аллюзия», была совершенно великолепна. Дядя ею очень дорожил.
- А как складывались дела вашего брата после возвращения в Лондон?
- Пока что не очень успешно. – Шарлота поджала губы. – Он сам виноват. В городе десятки галерей и залов, сотни способов показать свое мастерство. Но Жан Люку все кажется, что свое лучшее произведение он еще не написал. Лучшее. Судьбоносное. Вот так он говорит. Хотя, я бываю к нему слишком строга. Он всего месяц как вернулся. Нужно время.
- Ох, я боюсь, что ваш брат ошибается на счет своего творчества. По-настоящему судьбоносная картина как раз уже есть. – Флеминг помолчал немного. – Ладно, продолжим. Что произошло дальше?
- Мы были в растерянности! Если не сказать больше. Я отправилась в больницу, узнать нет и дяди там. Кто знает, может быть, человеку стало плохо. Все же его избыточный вес мог принести вред здоровью. Брат пошел в полиция. Вечером мы снова встретились в Бернс Анд Бернс. Я ни с чем, Жан Люк с массой оскорблений в свой адрес.
- Его не стали слушать?
- Ну, можно и так сказать. Его посчитали сумасшедшим, хотя и выглядел он и вел себя более чем достойно. – Девушка снова поджала губы.
- Адресок отделения, куда он ходил, не подскажете? – Флеминг подавил ярость против коллег, но не собирался делать это бесконечно. Представить невозможно! В морге лежит неизвестный труп, его, оказывается, ищут, а эти увальни всеми силами избавляются от свидетелей.
- Да ни к чему это. – Шарлота пожала плечами. – Брат уже и думать забыл о полиции. К тому же у них тоже работа не из легких, начинается сезон. – Последнее слово она произнесла без должного благоговения, и Тео проникся к девушке дополнительной симпатией. - В общем, к вечеру мы знали, что дядя Шеймус не болен. Возможно, не мертв. И бесследно исчез. При этом, он оставил дела в том виде, в котором они были. Очень важная деталь.
- Почему же?
Шарлота снова улыбнулась, но теперь так, как прежде. Озорно и весело. В ее глазах засверкали томительные искорки смеха.
- Мистер Бернс, из Бернс Анд Бернс, был удивительным человеком! Если бы он вдруг, в приступе рассудочного помутнения, решил бежать. Ну как бежать… уезжать в спешке, то контора осталась бы без единой бумажки. Он тщательно следил, чтобы все законченные дела архивировались и убирались прочь с глаз на срок до 10 лет. Чтобы все текущие дела хранились в сейфе. Ни одной лишней бумажки не лежало на его столе. Он ни за что не оставил бы проплаченные консультации и не подвел людей. В общем, если бы он решил срочно скрыться по таинственным причинам, этот процесс занял бы не меньше двух недель. – Шарлота закусила губу. – Может одну. Но это, поверьте, очень быстро.
Она замолчала. Веселость как рукой сняло. Каждый раз, когда девушка утыкалась взглядом  в свое черное одеяние, ее лицо заволакивало отчаяние.
- Вот так все было. В понедельник мы расстались с братом на пороге моей квартиры, которую я делю с экономкой, и договорились обмениваться новостями. Утром я вернулась в контору. Не было ни новостей, ни дяди. Я понятия не имела, что говорить клиентам. А они все шли и шли… В итоге сказала, что мистер Шеймус тяжело заболел и теперь до полного его выздоровления, открываться будем с 11. Наступила среда. К 11 утра я уже была в конторе. Все тоже самое. На всякий случай, после обеда я снова объездила городские больницы. Все, от самых лучших, до тех, что предназначены для нищих. Опять ничего. Брат так же не мог ничего добавить. А вечером, к сожалению, со всей этой беготней, только вечером, я увидела в газете вот этот портрет. – Она вздохнула. – И переоделась в траур. Потому что в глубине души, уже все знала.
Девушка подняла на детектива глаза, полные слез. Тео сочувственно улыбнулся ей и подумал, что  этот мистер Бернс был, похоже, замечательным человеком. В определенной степени, случившееся с ним, перестало быть тайно. И если его догадки хоть на четверть верны, мистер Бернс был без сомнения замечательным человеком!
- Мы никогда не узнаем, что на самом деле случилось с вашим дядей, мисс Бернс. – Теодор развел руками. – Но я могу с определенной уверенностью поведать, как  могла произойти его смерть, к чему это привело и как закончилось. Вы готовы это услышать?
- Дда… - Шарлота поежилась. – Да. Я хочу знать как погиб самый добрый, щедрый и правильный человек, из всех, кого я знала.

Воскресенье, 27 мая

***
Шеймус Таффет Бернс пытался полностью увидеть себя в зеркале.
Во-первых, это была не простая задача даже для худого человека. Зеркало было довольно узким и вмещало только бюст.
Во-вторых, джентльмен худым не был.
Никогда.
Имелось подозрение, что, только появившись на свете, и внимательно оглядев этот странный новый мир, Шеймус скептически нахмурился. За что приобрел второе имя, Таффет, в честь  такого же, исполненного сомнением, дедушки.
Мальчик рос серьезным, вдумчивым юристом.
Вот так. Рос, толстел и не хотел быть никем, кроме как защитником и толкователем законов.
Мечты сбылись. Теперь единственное, что занимало мистера Бернса, почтенного, глубокоуважаемого джентльмена, владельца маленькой, но по-английски крепкой фирмы с хорошим доходом и клиентами, не склонными привносить в его жизнь неудобства. Доброго, великодушного человека, о которых говорят «соль земли», блюститель традиций… Единственное, что волновало его, были родные люди.
Их осталось всего двое. Чудесные племянники, Шарлота и Жан Люк. Такие разные, взращенные в его крепких руках, прекрасные молодые люди.
Шеймус любил их безмерно, хотя, как человек с трезвой головой на плечах, сквозь застилающее туманом обожание, не мог не признавать определенных проблем у своих протеже.
Шарлота, например, не хотела замуж. Или слишком тщательно для своего положения, выбирала. Это угнетало и тревожило, но пара лет на то, чтобы урезонить девицу, у него еще были. К тому же она очень ответственная, не ветреная и постоянно под присмотром.
Жан Люк тоже имел свои недостатки. Например, лень - верный спутник таланта. Эта напасть преследовала молодого человека постоянно. Она путешествовала с ним в Париж, она тянула его руки прочь от холста, когда появлялись редкие заказчики. Она путалась, плутала в его возмущенном сознании, то представляясь творческим кризисом, то переодеваясь меланхолией, то выряжалась пестрым ободом беснующегося веселья. Юность, свобода, творчество… Мальчишку интересовало все, что угодно, кроме самого процесса рисования, к сожалению. А ведь в нем был талант.
Шеймус не смог бы определить это сам. Его художественный вкус заканчивался там, где регламентировалось нанесение надписей в общественных местах. А самым поразительным произведением искусства на долгие-долгие годы оставалась статуя богини правосудия в здании суда. Когда Жан Люк первый раз пришел к нему со своим произведением и, задыхаясь от волнения, произнес слово «художник», Шеймус до крови закусил губы, дабы не сорваться на скепсис. Он любил своих племянников выше всякой меры и пусть уж один готовился его разочаровать, он сам их не расстроил бы их никогда. Поэтому, смирив собственное недоверие, дядя вместе с молодым человеком,  отправился в один из классов Лондонской академии искусств. К всеобщему удивлению, у мальчика признали способности. Шеймус только пожал плечами. Вот очередное подтверждение простой истины: не знаешь, лучше промолчи. Спустя год, проведенный в академии, Жан Люк уже самостоятельно, получил гранд на обучение в Париже. Профессора признались, что Англия не готова пока к таким широким мазкам и ярким краскам, в то время, как бурлящий Париж только их и жаждет наблюдать. Спустя месяцы  коротких записок и бессодержательных писем, Шеймус получил от племянника бандероль с «Морской аллюзией».
Эта вещь задела даже непробиваемого старого юриста. Шеймус стал ловить себя на немотивированных улыбках при взгляде на картину, робких попытках помечтать и беспричинной уверенности в светлом будущем Шарлоты. В нем медленно, неохотно и как бы стесняясь поверить в собственные силы, просыпался романтик.
Прошел год и мальчик вернулся. Вернулся просвещенным, немыслимо обросшим и, кажется, еще более ленивым, чем раньше. Шеймус мог только неодобрительно покачать головой. Он не находил, что Шарлота права, оправдывая безделье тем, что прошло слишком мало времени.
Достаточно.
Достаточно чтобы найти подходящую студию в районе с недешевой арендой.
Достаточно, чтобы найти поставщиков и обзавестись холстами, красками и всем необходимым. Более того, хватило на дружеские попойки и несколько стремительных романов. В общем, на все, кроме поиска заказчиков. От этого Шеймус непреодолимо страдал. Просто физически страдал, глядя как Жан Люк становится беднее, но не талантливее. Самоувереннее, но не мудрее.
Художник, это тоже ремесленник. И, прежде всего, должен постоянно работать, особенно если у него «способности», а не безоговорочная гениальность.
В общем, Шеймус Таффет чуть ли не впервые решил действовать за спиной. Он разузнал к каким галеристам Жан Люк уже обращался и составил свой список.
Пять имен.
Не так знамениты как выбранные племянником. Не так богаты. Но от того не меньше, а то и больше, посвящены в мир искусства. Начать он решил с галереи Мадам Дюпри. Во-первых, потому что хотел услышать мнение женщины (ему еще не попадались женщины глубоко познавшие искусство и это интриговало). Во-вторых, пять галерей были географически разбиты по секторам. Галерея мадам Дюпри соответствовала всем требованиям его воскресного прогулочного дня.
Шеймус оторвал взгляд от зеркала.
Тщетность попыток рассмотреть себя не давала ему покоя. Сегодня все, решительно все в собственном облике вызывало его протест.
Признавая истину - он был толст. Непозволительно толст, а оттого одышлив и медлителен. Это серьезный минус. Конечно, комплекция придавала солидности образу и не так уж бросалась в глаза, учитывая как высок он был.
К тому же, он был высок. Непозволительно высок, раз уж о том зашла речь. Но это можно было компенсировать бородой. Красивой, окладистой бородой о которой мог бы только мечтать Аристотель и какую точно носил Платон.
И, наконец, борода. Она его просто убивала. Непрерывный жар, постоянное присутствие волос в окружающем мире.
В общем, вся внешность Шеймуса Таффета сегодня раздражала мистера Бернса. Возможно, это имело объективные причины. Возможно, он не мог вспомнить, когда последний раз представал пред очи сильной, властной и красивой женщиной. А именно такой, по слухам, была мадам Жюстина Дюпри.
Мистер Бернс разочарованно вздохнул и снял картину со стены. Прощание с «Морской аллюзией» он решил не затягивать. Картина ему слишком нравилась. Он не имел намерения продавать ее, если только в крайнем случае. Ему было важно, чтобы свое мнение мадам составила по самой лучшей работе художника.
Даже будучи дилетантом, Шеймус понимал, что пока ничего прекраснее Жан Люк не написал.
Джентльмен надел перчатки, шляпу и прихватил трость. Картину, во множестве слоев бумаги была зажал подмышкой.
Прежде чем закрыть за собой дверь он обернулся. Обернулся и кинул последний, прощальный взгляд на свой дом. Свой прекрасный в его предсказуемости и размеренности мир.
Дверь закрылась.
Ключ повернулся, чтобы больше никогда не впустить мистера Бернса обратно.

***
Шеймус не спешил.
В записке, переданной вчера с курьером, он уведомил мадам, что посетит ее в три часа дня. Ответ был положительный, но требовал переноса встречи на шесть вечера. Мистер Бернс не считал это время подходящим для делового визита, но согласился.
Обмен письмами завершился и вот Шеймус стоял в назначенное время перед дверью галереи. Она располагалась в приятном доме с колоннами, обширным садом, что проглядывался из-за забора и массивной дверью. Молчаливый дворецкий так же создавал особую атмосферу. Таинственность, пренебрежение нормами светского общества, характеризовали обитательницу дома как особу свободную духом, но, тем не менее, очень деловую. Только женщина, по мнению юриста, могла так вести бизнес. Но именно женщину он и хотел видеть деловым партнером Жан Люка. Она не подавляла бы его так, как мужчина и конечно создавала бы их союзу значительную интригу в обществе. Мадам определенно знала свои сильные стороны и тонко пользовалась ими.
Дворецкий провел джентльмена в гостиную и кивком просил ждать.
Шеймус Таффет в тишине проделал тот же путь, что и виконт Мортон несколькими днями позже. Он так же неуверенно разглядывал полотна на стенах, прижимал к себе ту же картину, останавливался в тех же местах. Его поразили яркие кресла. В некоторые из них хотелось присесть, а какие-то он обошел стороной, боясь случайно задеть и раздавить, такими хрупкими казались тонкие каркасы и лоснящийся шелк. Шеймус подумал, что обивка может разорваться от одного только его тяжелого взгляда.
Он пересчитал диковинных слоников на каминной полке. Восхитился статуэтками собачек, которые полностью отвечали его непритязательному вкусу. Неодобрительно нахмурился при виде полураздетых балерин.
Тот же путь.
Те же самые вещи.
Та же картина  в конце.
Безумная мешанина грязно-серого цвета, исковерканная линиями. Линии, при ближайшем рассмотрении, могли бы показаться человеческими телами, но Шеймус не видел в них ничего подобного. Он рассматривал какого-то одного, масштабного монстра не в силах оторвать взгляда, посмотреть под другим углом. Монстр гипнотизировал, подавлял мистера Бернса и без сомнения, это был именно тот эффект, которого мадам Дюпри желала достичь.
Иначе не объяснить, что она предпочитала появляться пред своими гостями как раз в момент их знакомства с Картиной.
- Мистер Бернс?
За спиной ошеломленного юриста раздался тихий, вкрадчивый голос. Вслед за ломаными линиями он впивался в его сознание, парализуя волю.
- Вижу, Картина пришлась вам по вкусу?
- Не совсем, мадам. – Шеймус стряхнул оцепенение. Крепкого лондонского юриста было не так просто сбить с толку.
- То есть, она вам не понравилась? – Жюстина надменно приподняла бровь.
- Не совсем, мадам. – Теперь он улыбнулся, видя ее замешательство. – С первого взгляда она производит отталкивающее впечатление, а потом начинает затягивать. Да, будто затягивать внутрь. Думаю, это приглашение художника. Приглашение, которое отпугнет скептиков и предназначено тем, кто способен его понимать.
- Приглашение куда, мистер Бернс? – Теперь мадам была поражена.
- Я слишком плохо разбираюсь в искусстве, чтобы судить об этом. – Шеймус смущенно поклонился. – Пусть о важном судят профессионалы.
Жюстина недоверчиво покосилась на Картину, фыркнула и, наконец, рассмеялась.
- Рада знакомству с вами, мистер Бернс. Признаться, когда мне написал респектабельный юрист, не знала, что и думать. Кто мог предположить, что человек вашей несгибаемой репутации еще и тонкий знаток искусства.
- Ну что вы, как раз на эти лавры я совершенно не претендую. – Шеймус покорно поцеловал ручку, затянутую в плотный шелк перчатки. – Но у меня есть одно произведение, которое я хотел бы представить на ваш суд. Мой племянник художник.
Мадам вальяжно прошлась по гостиной, освещая своей блистательной фигурой темные натюрморты и мрачные пейзажи. Каждый штрих в этом интерьере был продуман до мельчайшей детали. Все привлекало внимание к восхитительной хозяйке. Все служило стрелочкой, что вела к ее фигуре, подчеркивало, оттеняло и усиливало ее великолепие. Мадам Дюпри была непревзойденным декоратором собственного образа.
- Ваш племянник художник… Где он выставлялся? – Мадам замерла у камина. Мрамор осветлял и без того белую кожу, придавая ей призрачное сияние.
Шеймус сглотнул. Давно, если не сказать никогда, он не чувствовал себя вот таким взволнованным.
- Он полтора года обучался в Париже. Говорят, талантливый мальчик, но мне хотелось бы получить подтверждение профессионала. – Он галантно кивнул в сторону этой античной богини.
- Это лестно, что из всех галерей Лондона вы выбрали мою. – Мадам снисходительно кивнула на его сверток. – Покажете картину? Она вроде бы небольшая.
- Да-да, - Шеймус спохватился и бросился разворачивать полотно.
Призраком, Жюстина подплыла к юристу, чтобы не пропустить явление «шедевра».
Но, прочь скепсис!
Картина ее потрясла.
Мадам взяла небольшой прямоугольник и перенесла к окну. Сейчас было самое удачное освещение, которое только можно было желать. Мягкий рассеянный свет словно проникал в разноцветный океан. Картина будто не имела границ, затапливала комнату теплом, блестящей радостью и чем-то еще, неподдельным. Описать словами это чувство Жюстина не могла. Картина была об искренности и искрилась. Таким было ее ощущение.
- Что ж, не плохо. – Она быстро подменила восторг легкой скукой. – Ярко, контрастно, но мило. Не традиционно. Я бы сказала, притягивает взгляд, в хорошем смысле этого слова. – Она лукаво взглянула на Шеймуса.
Таким было ее резюме.
Мистер Бернс промолчал. От него не укрылась прошедшая волна эмоций. И теперь он наблюдал за мадам, ожидая следующего шага. В нем проснулся юрист, чуть было не растерзанный сильнейшими женскими чарами. Следующий ход был предсказуем, но Шеймус не собирался его пропускать.
- А что, собственно, вы хотели бы получить от меня? – Жюстина сосредоточилась на изучении своих перчаток, подбрасывая иногда мистеру Бернсу интригующие взгляды. Метаморфоза юриста от нее не укрылась, но на сколько глубока и необратима была перемена, она и представить себе не могла.
- В общем-то, ничего. – Шеймус широко улыбнулся из-под пышной, аккуратно причесанной бороды. – Я хотел услышать компетентное, но не тривиальное мнение человека искусства. Я его услышал. Поверьте, ваша оценка очень много значит для меня и будет без сомнения полезна художнику. Я передам ему эти слова в точности. – Он сделал шаг по-направлению к картине.
И начался вальс.
- Так это все? – Мадам нахмурилась. Юрист был не так прост. – Вы проделали такой путь просто из любопытства?
- Но я не знаю, что должно последовать за оценкой произведения. К сожалению это не моя стезя. – Шеймус пожимал плечами, тщательно разглаживая упаковку.
- Тут возможна масса вариантов. Все зависит от того, каковы дальнейшие планы вашего племянника. Своя выставка или отдельные заказы, возможно желание стать чьим-то личным портретистом, или быть свободным в творчестве…
От того, кто первый конкретизирует свои намерения по отношению к творчеству Жан Люка, зависело кто станет хозяином ситуации. Уступать было не выгодно.
На самом деле у Шеймуса не было шансов портив томной, сбивающей с мысли красавицы. От позорной капитуляции его спас стук в дверь. Не дожидаясь ответа, нетерпеливый посетитель ворвался в гостиную.
- Жюстина, я… - Реджи осекся и замер на пороге. На него смотрел бородатый гигант, явно довольный, что беседу прервали. И мадам Дюпри в совершенно противоположном настроении. Однако, она мгновенно взяла себя в руки.
- Мистер Бернс, прошу вас, познакомьтесь с моим помощником, мистером Реджинальдом Сойерсом. – Мужчины чинно раскланялись. – Мистер Сойерс помогает мне в организации выставок и поиске заказчиков. – Это была настолько наглая ложь, что Шеймус даже залюбовался замешательством на лице помощника. – Реджинальд, мистер Бернс принес мне картину своего племянника. Очаровательное полотно, взгляни.
 Реджи справился с эмоциями. Он был гораздо менее искусен в умении держать лицо, но все же сообразил, что эта роль не на долго и подошел к картине.
- Это…, хм…, интересное решение. – Мнимый оценщик пытался подобрать подходящие эпитеты. Угадать настроение прошедшей беседы. Шеймус не собирался помогать ему и хранил непроницаемую маску вежливости. Мадам была в ярости, что тоже никак не облегчало ситуации.
- Мистер Сойерс, у нас с мистером Бернсом как раз продолжался разговор о новых возможностях его племянника, если вы могли бы подождать его окончания… - Мадам выразительно смотрела то на Реджи, то на дверь.
- К сожалению, мое сообщение для вас касается выставки, которая должна пройти в этот четверг. – Реджи многозначительно кивнул. Так многозначительно, что всем присутствующим стало ясно, что речь не о выставке и вообще к картинам никакого отношения не имеет.
Жюстина решила дольше не позориться. Ее помощник ворвался в совершенно неподходящий момент. От растерянности мистера Бернса не осталось и следа.
Она глубоко вздохнула. Теперь, когда преимущество упущено, не имело значения, когда продолжится разговор, сейчас же или через пять минут. Только если эти пять минут не станут для черствого юриста хоть мелким, но уколом.
- Простите меня, мистер Бернс. Простите, умоляю, но та выставка действительно очень важна. Времени осталось так мало, а деталей так много. Вы не могли бы подождать пять минут, ну может быть десять, прежде чем наш разговор возобновится? – Она посмотрела на него огромными, полными лукавства глазами.
- Конечно, мадам. Я совершенно не возражаю. – Юрист улыбнулся. Что за удивительная женщина. Каждый взгляд и жест - манипуляция.
- Благодарю вас, я скоро вернусь. – Жюстина выплыла из гостиной даже не предполагая, что в следующий раз увидит этого человека только на газетном развороте.

***
Мистер Бернс вернулся к картине с линиями.
И тут случилось одновременно несколько любопытных вещей, которые мистическим образом повлияли на весь дальнейших ход этой истории. Именно с того момента можно говорить о невероятных совпадениях и «случае», в его фатальном понимании.
Если бы Шеймус не вернулся к картине, а уселся в одно из кресел, ничего бы не произошло.
Если бы он не заметил, как деформировалось изображение из-за нового источника освещения, ничего бы не произошло.
Если бы не любопытство, в конце концов, которое заставило его искать откуда льется свет, ничего бы не произошло.
Шеймус дождался бы возвращения мадам Дюпри. Она была бы расстроена и отвлечена, так что ему не составило труда добиться наиболее выгодного предложения. Жан Люк получил бы персональную выставку, а юрист отправился домой. И потекла бы его размеренная жизнь совершенно параллельно истории семьи Дженкинсов. Хотя, кто знает, что осталось бы к концу недели от семьи Дженкинсов, если бы низко стоящее солнце не блеснуло между плотных листьев, которые почти полностью закрывали маленькое слуховое окно в гостиной мадам Дюпри.
Но Шеймус его увидел и с того момента вселенная принялась отсчитывать часы до его смерти.
Мистер Бернс внимательно разглядывал хаотичные линии на омерзительном фоне, как вдруг они будто зашевелились и соединились в человеческое тело. Шеймус потрясенно заморгал. Мистика какая-то. Но стоило присмотреться, он понял, что на картину слева лег маленький боковой лучик света, добавив самую важную линию, которую люди с более развитым воображением, как правило, дорисовывали сами. Юрист оставил картину и отошел в дальний угол гостиной. За камином, в небольшой нише он обнаружил слуховое окно. Не более 20 сантиметров в диаметре, с  мутным стеклом. Похоже, о нем все забыли, что не удивительно.
Окошко на уровне полутора метров от пола почти полностью закрытое развесистыми кустами.
Почти полностью.
Само солнце протиснулось сквозь густую листву и поманило серьезного человека выглянуть в сад.
Мистер Бернс покорно последовал за теплым лучиком.
Из-за окошка слышались голоса.
Джентльмен вздрогнул. Ему вдруг показалось, что говорившие совсем рядом и могут застать его за столь недостойным занятием. Он уже отдернул сюртук и собирался отойти… Но если быть честными, разве можно было отойти?
Мадам Дюпри беседовала со своим помощником в кабинете. Из беспечно распахнутых окон голоса проникали в гостиную. Окажись мистер Бернс в том момент на своем прежнем месте или даже на одном из кресел, то ничего бы не услышал. Но судьба распорядилась так, что он стоял там, где стоял.
Поэтому он просто наблюдал за садом, краем уха прислушиваясь к разговору и до поры до времени не придавал ему никакого значения.
Мадам явно злилась.
- Ну что у тебя, Реджи? Ты не видел, что я разговариваю? Что может быть так важно, чтобы прерывать деловую беседу?!
- А то, Жюстина, что этот старый дурак ничего не подпишет. Уверяю тебя. Профессор откажется от договора.
- Брось! – Мадам даже фыркнула от нелепости сказанного. – Что он не подпишет? Контракт? Еще как подпишет, Реджи. Не будь смешным! У него нет другого выхода. Да у него вообще ничего нет кроме этого Клуба и дочурки. И что из этого, как ты полагаешь, он готов потерять? Или думаешь он не верит, что я играю всерьез? После того, что случилось с его женой? Реджи!
- Жюстина. - Голос помощника стал проникновенно вежливым. – Не думаешь ли ты, что переоценила способности профессора связывать факты между собой? Я совершенно уверен, что в смерти Эмили он винит злой рок. И тебя уверяю, что мадам Дюпри для него не представляет реальной, физической угрозы. – Молодой человек хмыкнул. – Вот так-то!
- И от чего же такое самодовольство, Реджи?
- От того, что он назначил большое, совершенно внеурочное заседание своего смешного Клуба на этот четверг! От того, что приглашения будут разосланы чиновникам из министерства природных ресурсов, известным университетским преподавателям и журналистам. Он планирует сенсацию, Жюстина, и плевать хотел на все, что обрушится на него после.
- Нет… - Мадам была совершенно потрясена.
Расслышав ее робкое «нет», мистер Бернс так и представил опустившиеся плечи, приоткрытый рот, прижатые к груди руки…
Это немного не соответствовало истине. В следующую секунду в кабинете раздался грохот. Ваза тонкого венецианского стекла врезалась в стену.
- Нет! Реджи! Нет! Мы этого не допустим! Похоже, ты прав и профессор не совсем понимает, с кем имеет дело. Похоже он просто глуп как пробка! Нельзя же быть на самом деле таким наивным идиотом, Реджи!? Или можно? Почему он может позволить себе быть таким болваном?!
Шеймус поежился. Дамочка в свободной обстановке не стеснялась в выражениях. Теперь как бы она не старалась, прежнего трепета испытать ему уже не удастся.
- Никакой лекции не будет, Реджи! Завтра же, не позднее, мы заберем девицу. Подвалы, слава Богу, здесь хорошие. Так уж и быть, останется жива. Посидит пару дней, пока ее папаша не решит, что в его жизни важнее, дочь или правда. Этот разговор уже не просто деньги, Реджи. Это принцип!
- Я понимаю. – Голос помощника звучал успокаивающе, но немного подрагивал. Мистер Бернс понял: что  бы не приказывала мадам, выполнять придется молодому человеку, а ему, похоже, ее идеи не очень нравятся. – А может намекнуть ему про Эмили, припугнуть по-настоящему? И этим обойтись?
- Ты серьезно? – Мадам всплеснула руками. – Намекнуть? Как же, позволь узнать? Написать признательное письмо? Или, может быть, пригласить сюда и слушать его истерики? Нет, Реджи. Хватит с ним нянчиться! Четверг уже близко. Лишние вопросы нам не нужны, а они непременно возникнут, если люди получат приглашения на лекцию для важных персон, а потом она вдруг отменится. Нам это все не нужно. – Мадам лишний раз подчеркнула причастность помощника к происходящему. – Но может быть ты сам хочешь поговорить с мистером Дженкинсом о смерти его дражайшей Эмили? Темный переулок, карета…
Реджи содрогнулся.
Мистер Бернс мгновенно прижал руку ко рту, чтобы сдержать рвущейся наружу вопль.
На протяжении всего подслушанного разговора, который с каждой фразой становился все интереснее и опаснее, он ловил себя на мысли, что заинтригован личностью профессора.
Мог ли это быть кто-то из знакомый. Кто-то, чья жизнь находилась теперь в смертельной опасности? Кто-то наивный, но умный. С взрослой дочерью и погибшей женой Эмили. Как жаль, что они не упомянули о деятельности Клуба хотя бы примерно.
Но когда прозвучала фамилия Дженкинс, Шеймус будто окунулся в прошлое.
Там он увидел светящееся радостью лицо Эмили Ларкинс, юной, влюбленной, счастливой. Там, много лет назад, она с трепетом сообщала  своему опекуну мистеру Бернсу, что собирается выйти замуж за доктора Дженкинса. Доктора истории и философии, будущего профессора теологии. Там же мелькало его умное, слегка растерянное, но такое же счастливое лицо.
Сколько же лет прошло? Не меньше двадцати.
Значит, у них родилась дочь…
Мисс Ларкинс была самой лучшей его подопечной. Чудесной девочкой, которая не доставляла ни хлопот, ни забот. Когда ее родители умерли и оставили ей небольшое, он крепкое содержание, Мистера Бернса, как друга семьи, назначили опекуном. Девочка росла, а в один прекрасный момент вышла замуж. Связь с мисс Ларкинс, а впоследствии миссис Дженкинс оборвалась. Шеймус как-то слышал, что они переехали в дом близ Одеон стрит, но это было так давно.
А теперь оказывается Эмили мертва.
Ее дочь выроста без матери.
Ее муж не знает о нависшей над семьей опасностью.
- О Господи, Господи… - Шеймус тихо забормотал молитву. Ему необходимо было действовать. Самую важную часть тайного разговора он уже услышал. Теперь необходимо было выбраться отсюда, предупредить Дженкинса и спасти девочку Эмили от страшной участи.
Мистер Бернс не сомневался ни секунды. Выдержать продолжение беседы с мадам Дюпри в прежнем тоне он не сможет. Все же сильным актерским талантом его Бог не одарил. А Жюстина вернется в гостиную с минуты на минуту.
Шеймус схватил картину Жан Люка и приоткрыл дверь комнаты. В коридоре никого не было. Юрист вышел в холл, тихонечко прикрыл дверь гостиной и замер на пороге. Над выходом висел звонкий колокольчик. Шеймус прижал его пальцем, благо рост позволял и выворачиваясь, открыл дверь. Пакет с картиной заскользил вниз, колокольчик оказался в руке и еле слышно звякнул. Этого оказалось достаточно, чтобы в холле материализовался дворецкий. Он оценил ситуацию мгновенно. Гость, с небрежно упакованной картиной тайно крадется на улицу. Вор! Глаза его вспыхнули праведным гневом, однако мистер Бернс был слишком напуган, чтобы разбираться еще и с этим.
Дворецкий упал, сбитый с ног точным ударом в глаз.
Юрист выскочил за дверь и скрылся в ближайшей подворотне.
На шум, в коридор выглянули мадам Дюпри с Реджи.
Дворецкий прикрывал стремительно заплывающий глаз. Дверной колокольчик валялся у него в ногах. Дверь в гостиную распахнута.
Жюстина потрясенно оглядела поле боя.
- Я что-то не понимаю. Мистер Бернс нас ограбил? – Она ворвалась в гостиную. Все картины на месте, все статуэтки тоже. Исчезла только «Морская аллюзия» и ее владелец. – Какая-то ерунда, - она беспомощно пожала плечами, - не так уж долго мы с тобой отсутствовали, Реджи. Не больше десяти минут.
- Жюстина! - Реджи бесцеремонно отодвинул хозяйку дома. – А что это за окошко у тебя в стене?
- Какое окошко?! – Женщина была по-настоящему, искренне удивлена. Она пробралась к стене и выглянула в собственный сад. Догадка поразила всех присутствующих одновременно. – Он все слышал. – Мадам без сил упала в кресло. – Он все слышал и пойдет к Дженкинсу!
- Да как он его найдет, Жюстина? Дженкинсов в Лондоне через одного. – Реджи неуверенно пожал плечами. – Наверное, просто струсил, став свидетелем такого разговора.
- Нет, Реджи, ты с ним не говорил. Этот не из трусливых. Он пойдет к Дженкинсу и сдаст нас! А как, спрашиваешь ты, он его найдет? – Мадам медленно встала. – Он юрист, Реджи. У него есть возможности искать нужных людей. – Голос ее заледенел и каждое дальнейшее слово звучало, а на самом деле и было приказом. – Я хочу, чтобы ты нашел его первым. Я хочу, чтобы мистер Бернс не вздумал даже смотреть в сторону Дженкинса, не то, что рассказать ему о наших планах. Я хочу, чтобы ты остановил его во что бы то ни стало, это понятно?! И если сам профессор увидит, что происходит с людьми, которые пытаются его защитить, что ж, так даже лучше. Может быть, тогда он перестанет быть глупцом. Все, Реджи! Выполнять!!!

***
Шеймус стоял, прижавшись к стене в подворотне, в десятке метров от дома мадам Дюпри. Мысли его путались, тело сотрясала дрожь. Он видел, как помощник мадам высунулся на улицу и внимательно оглядевшись, закрыл дверь. Скоро его укрытие перестанет быть тайным. В том, что они все поняли, юрист не сомневался.
Ему пришло в голову, что от картины нужно избавиться. Хотя бы на время. Высоких и полных джентльменов на улицах Лондона было не так уж мало, а вот людей с картинами подмышкой, уже наперечет. Мысль может показаться странной, но Шеймус совершенно уверился в ней и закопал свой сверток поглубже в кучу мусора возле параллельного выхода из арки. После этого, тихо помолясь, двинулся по темной, разбитой улочке в сторону центра города. В свою контору.
Он должен разыскать Дженкинса до того как мадам разыщет его. А в том, что на него так же объявили охоту, юрист не сомневался. По очередной, самой злой иронии судьбы, не далее как через пятнадцать минут, мистер Бернс прошел мимо дома профессора, конечно же, не подозревая об этом.
Ему было неизвестно, что куча мусора вскоре после его ухода превратилась в доброго Валентина, ценителя искусств и по-случаю, знакомца его племянника.
Он не мог даже догадываться, что Реджи, молодой и быстрый Реджи, успел оказаться возле канторы Бернс Анд Бернс за десять минут до того как туда прибыл ее хозяин.
Пока шло время и Шеймус занимался поисками профессора, за ним ненавязчиво следили. Пока Реджи обедал с виконтом Мортоном и развлекал последнего в клубе, планируя маленькую, грабительскую месть, кучер в черной, неприметной карете внимательно наблюдал за действиями юриста.
Наконец Шеймус узнал адрес. Шеррингтон стрит, дом 6.
На дворе была глубокая ночь.
Юрист по привычке прибрался в кабинете, нацарапал пару распоряжений для Шарлоты и тут же, в растерянности, сунул их в карман.
В пять тридцать утра он покинул офис. Было слишком рано для визитов. Вообще, было еще слишком рано даже для того чтобы просто ходить по улицам, но мистер Бернс не мог более выносить неизвестность. Догадывался ли он, что за ним следят? Скорее всего, нет. Он планировал поговорить с доктором Дженкинсом, вернуться за картиной племянника и отправиться спать. Счастливый оттого, что спас жизни хороших людей.
Шеймус брел по пустым улочкам, вглядываясь в томительный рассвет.
Он не был романтиком, но чувствовал, что небо сегодня будет каким-то особенно прекрасным.


Суббота, 2 июня.

***
Зал был просто забит людьми.
Никогда прежде «Клуб путешественников» не удостаивался посещением такого количества гостей. Дело было даже не в том, сколько человек пришло. А в том, кого они из себя представляли.
Согласно списку мистера Дженкинса, стоит сразу оговориться, довольно амбициозному списку, приглашения были разосланы во все концы Лондона.
Присутствовали чиновники из министерства финансов и уполномоченные по делам колоний.
Помимо завсегдатаев и вольных слушателей, на лекцию пришли студенты, аспиранты и даже некоторые преподаватели. Из журналистов можно было собрать настоящий летучий отряд для отправки в любую точку мира, а может быть и в несколько, так много их пришло.
Мистер Дженкинс, пораженный всем, что творилось в зале в самое сердце, нервничал за кулисами.
Когда приглашения были только вручены курьерам, он рассчитывал как минимум на массовые отказы. Но оказалось…
Случилась удивительная вещь! Все те люди, что окружали его долгие годы, новаторы и исследователи, простые энтузиасты и уважаемые ученые, все они имели множество связей в самых разных структурах. У них были племянники, мужья, дяди, братья, которые оказались журналистами, финансистами, а некоторые даже министрами.
И вот теперь мистер Дженкинс спрашивал себя, будь он все эти годы повнимательнее к окружающим, не удалось ли сбросить ярмо мадам Дюпри раньше и при менее драматических обстоятельствах?
Однако, в силу возраста и особенностей характера, эта здравая мысль не преследовала профессора. Отнюдь. Он был поглощен предстоящей речью, нервничал и просто очень устал. Предыдущая ночь прошла почти без сна. Сказалось не только общее возбуждение, но и необходимость переписывать речь. Уже готовая, отшлифованная лекция была перекроена. Переделана согласно новым обстоятельствам. И хотя от этого стала только лучше, мистеру Дженкинсу было все же грустно, что люди узнают несколько фантазийную версию его жизни. Однако, как сказал один интересный человек: «Нужно уметь различать назначение лекции по географии и священную исповедь». 
Распорядитель вечера постучал молоточком о трибуну.
- Дамы и господа, внимание! Прошу вас, леди и джентльмены, сегодня на повестке дня, первым номером, будет представлена лекция профессора Дженкинса «Реальность и мифы потерянного региона. Южная Австралия»!
Под шквал аплодисментов Семюэль вышел на сцену. Десятки глаз смотрели на него. Журналисты заточили перья. Художники приготовили альбомы.
Этого момента он ждал семнадцать лет.
- Добрый день. Я с радостью начну!

***
Джейн тоже водила грифелем по бумаге, не совсем отдавая себе отчет в том, что именно рисует. Получались какие-то монстры, если честно. Но, возможно, она просто зарисовывала собственные страхи.
Общее ощущение предвкушения и необычности происходящего передалось и ей. Еще бы! Кому как ни ей было знать на сколько необычна эта лекция.
Если отец мечтал о ней семнадцать лет, то Джейн, последние семнадцать часов мечтала только о том, чтобы все побыстрее закончилось. Когда преступники были схвачены, когда опасность лишиться самых дорогих людей, ушла, девушка внезапно поняла, что будет значить эта лекция лично для нее.
Мистер Дженкинс таким образом прощался с прошлым. Он отпускал свою Эмили, отпускал годы финансового рабства. Он становился свободным. Что так же означало в его случае быть лишенным репутации, оставленным без средств к существованию, стать опозоренным. Имело ли это все для него значение? Сомнительно.
Имело ли это значение для Джейн? О, да! Когда-то очень давно, недели две назад, она совершенно не беспокоилась о своем будущем.. Оно представлялось по-деревенски беззаботным, пасторально счастливым и пасторски стабильным. Достаточно велики были заслуги мистера Дженкинса перед святой церковью, чтобы она не оставила своего чуть оступившегося сына. Для себя никаких перспектив в Лондоне Джейн не видела.
И вот две недели прошли.
Из-под опущенных век девушка осмотрела зал. В центральной ложе устроились граф и графиня Чертон, виконт Мортон, детектив Флеминг и неизвестная молодая леди в черном. Сама Джейн сидела на своем обычном месте, во втором ряду. Она сознательно отделилась от ставшей привычной компании. То, что произойдет буквально в течение часа, перечеркнет все ее надежды на счастливое будущее. Может быть, с точки зрения вселенной, это и справедливо. Бог дал – Бог взял. Но с ее личной точки зрения, это был конец всему. Смешна даже мысль, что виконт Мортон вновь станет искать ее расположения. Забавно даже представить, как графиня Чертон будет под покровом ночи наносить ей дружеские визиты, чтобы никто из ее подруг этого не увидел. Издевательством было бы предположить, что сам граф еще хоть раз удостоит ее взглядом. И никто, а уж тем более она сама, не посмел бы упрекнуть их в этом. У людей есть границы миров и прямо сейчас она из одного мира, к которому не успела даже привыкнуть, рухнет в другой, к которому, возможно не сможет привыкнуть никогда. Как же хорошо было все эти годы существовать посередине.
Джейн почувствовала, как к глазам подступают слезы. Это вот было совсем уже лишним и жалким.
Она усилием воли взяла себя в руки.
Зал взорвался аплодисментами.
Отец вышел к трибуне.
- Добрый день. Я с радостью начну!
Девушка улыбнулась и все же промокнула краешком платочка выступившие слезы. Наконец-то отец вернет свою жизнь. Разве могли бы они оба построить будущее, не освободившись из тисков прошлого?
Джейн захлопала в ладоши, присоединяясь к залу.
Больше она ни о чем не жалела.

***
Виконт с нежностью наблюдал за Джейн. Ему была видна только спина девушки. Но если человек по-настоящему увлечен, то всегда видит больше остальных. Поэтому Майлз мог наблюдать мельчайшие детали ее настроения по поднятым или опущенным плечам, по тому, как руки теребят платочек, как она тайком утирает слезы. Общее состояние девушки он прекрасно понимал, но утешить ее, к сожалению, ничем не мог.
Теперь, когда расследование окончено, прежний стиль их отношений сохранить не было никакой возможности. Не стало поводов к неожиданным визитам. Нечем было мотивировать для мистера Дженкинса приход или, тем более, приглашение в гости. Свобода, с которой он общался с Джейн всего сутки назад, казалась теперь прекрасным сном.
Привыкнуть к новому-старому режиму жизни было не просто, а возможно и не придется. После окончания лекции мир семейства Дженкинсов изменится и то, что казалось сложным, но выполняемым до этого, теперь станет просто невозможным. Примерно так виконт Мортон видел свое предложение руки и сердца мисс Джейн Дженкинс.
Невозможным.
У него прямо скулы сводило от мысли, сколько различным припонов придется преодолеть, прежде чем снова удастся поцеловать любимую девушку. И самым важным препятствием была она сама. Майлз так и видел как она, в лучших традициях любовной классики, подозревает его в жалости и излишнем благородстве. Как страдает, разрываясь между любовью и чувством долга, который видит, скорее всего, в том, чтобы виконт всю жизнь прожил с какой-то чужой женщиной. Как мечется и сдается на милость победителя, но на протяжении долгих лет винит себя в том, что погубила его будущее. Своей целью, самой важной и единственной на данный момент он видел необходимость проскочить все эти необязательные процедуры, для того чтобы устремиться прямиком к алтарю.
Очевидно, что мистер Дженкинс попросит приюта у церкви, так же благородно отвергнув помощь новых влиятельных друзей. Значит, примерно через месяц, отец и дочь, грустные, но с чувством собственного достоинства, отправятся куда-нибудь в дебри Нортфордшира, в свой новый маленький домик. То есть, до предполагаемого отъезда ему нужно сделать какое-то неимоверное усилие по превращению строптивой гордячки в миссис Майлз Мортон.
- Ну так, и что ты собираешься теперь делать? – Мегги немного наклонилась, чтобы лучше видеть виконта из-за внушительной фигуры своего мужа.
- В смысле? – Майлз отвлекся от невеселых мыслей.
- О девушке. О будущем… – Графиня пожала плечами. – Приключение закончилось. Завтра объявят первый бал. Начало сезона, грандиозное событие. – Она на секунду замолчала. – Представления не имею, что надеть…
- Мегги, о чем ты вообще говоришь?
- Я говорю о том, что все закончилось, Майлз! Покровы сорваны, дымка развеялась… Я не знаю уже какую еще метафору предложить на выбор. Мистер Дженкинс плавно к этому подводит, но мы знаем, что в течение получаса разразится грандиозный скандал. И никакие отношения уже не смогут оставаться прежними.
- Я как раз думал об этом, пока ты не заговорила про разные дымки и покровы! Вообще-то, в свете грядущих событий, не очень представляю свои дальнейшие отношения с Джейн. – Все еще не до конца обращая внимание на окружающий мир, Майлз не заметил, как напрягся Генри, как сжала руку мужа Меган.
- Ты имеешь ввиду, что оставишь ее?
- Пожалуй, да. – Он с сомнением посмотрел на друзей.
Чета Чертонов выглядела искренне потрясенной.
- А что прикажете делать?! Вы хоть представляете ее реакцию на скандал? Думаете она после этого хотя бы на порог меня пустит? Нет, что вы, это же может уничтожить мою дражайшую репутацию! Разрушить мое прекрасное будущее! Нет, я все обдумал. Здесь, в городе, сделаю не больше трех-четырех попыток. Просто, на удачу. А потом поеду за ней… - Майлз внезапно оживился. – Нет, даже не так. Подожду пока они с отцом обустроятся и тогда приеду!
- О Боже, Майлз! – Меган перешла на демонический шепот. – Ты можешь просто сказать о своих намерениях относительно Джейн или нет?!
- Господи, Мегги! Чего ты от меня хочешь? – Виконт в недоумении развел руками. – Я все сказал еще в среду. О своих чувствах и намерении жениться, когда эта история закончится. Прошло три дня, что, по-твоему, могло измениться?
- Но скандал…
- А, ну да. Это конечно неудачно. – Он с досады постукивал перчатками по руке. – Но что ж поделаешь, дорога любви не легка, буду брести медленнее, чем надеялся.
Графиня только и смогла, что закатить глаза к потолку.
- Хорошо, Майлз. Очень хорошо, а то ты что-то заставил меня понервничать.
- Вы сегодня оба какие-то странные, друзья мои. – Виконт подозрительно покосился на собеседников. – А ты, Мегги, вообще всю неделю подозреваешь меня невесть в чем.
- Я просто очень хочу, чтобы ты был счастлив!
- И представь себе, я тоже хочу этого больше всего на свете. Чтобы я был счастлив! – Он расплылся в веселой улыбке. – Не надо унывать. Все же Джейн наверняка прониклась ко мне хоть какими-то чувствами, а в деревне, на свежем воздухе они только укрепятся и возрастут.
- Звучит очень вдохновляюще, даже жаль расстраивать твои планы. – Генри отвлекся от выступления трибуна, чтобы добавить в разговор и свои пару слов.
- Как же они могут расстроиться? Профессор в городе не останется, денег на отъезд из страны у него не будет…
- Майлз! Почему бы тебе не послушать самого мистера Дженкинса. Действительно, леди и джентльмены, давайте проявим уважение к лектору. Он может, всю ночь не спал, ради нас старался. – Граф подтвердил свои слова загадочным кивком головы и повернулся к трибуне.
Меган и Майлз нехотя последовали его примеру.
Профессор, тем временем, подходил к самой интересной части.
Во избежание дополнительных вопросов в самом начале мероприятия, мистер Дженкинс прежде всего поведал о географических, культурологических и антропологических особенностях изучаемого региона. То был действительно небольшой кусочек Южной Австралии, который он добросовестно исшагал вдоль и поперек.
Профессор принадлежал к тем ученым, которые не создают портрет народа согласно редкой выборке. Нет, он не заявлял, что является теперь специалистом по целому континенту. Не хвалился, что знает весь регион. Достаточно, что на карте, представленной Клубу путешественников был отмечен значительный кусок Южной Австралии. И что касалось его, мистер Дженкинс с полной уверенностью мог называть себя экспертом, ибо ориентировался там, не хуже чем у себя дома. А возможно и лучше, все же это был довольно рассеянный в бытовом плане человек.
Похоже профессор, в отличие от своих родственников и новых друзей, прекрасно понимал, что время проведения экспедиции интересует ученое сообщество меньше всего. Он и так блистал. Семюэль с удовольствием и удивлением смотрел, как летают по белоснежным листам перья журналистов, стараясь не упустить ничего важного. Видел, как замирают его коллеги, мечтая чтобы это был их рассказ, их триумф. Кого, в самом деле, может интересовать, время открытия рудников, при упоминании о которых забилась в конвульсиях голубая кровь министра, а его окружение тоже схватилось за перья. Теперь каждое его предложение сопровождалось удивленным гулом. По аудитории то и дело волной проносился шепот преждевременных вопросов.
Профессор рассказал о состоянии рудников на тот момент, когда  увидел их. То есть, совсем недавно. Ропот неодобрения и осуждения прокатился по залу. Жилка на шее министра стала видна из соседнего ряда. Мистер Дженкинс высказал предположение, что шахта была построена незаконно, без одобрения властей, соответственно весь доход от нее никаким образом не поступал в казну ее Величества.
Джейн застыла, боясь пошевелиться. Ей казалось, что люди украдкой бросают на нее укоризненные взгляды. Казалось, что шепот вот-вот преобразуется в полноценный крик обвиняющей толпы.
Ничего подобного конечно не происходило.
Лекция подходила к концу.
- Это путешествие, дамы и господа, я надеюсь, ляжет в основу книги о регионе. О целом мире, изучению которого я посвятил не мало лет своей жизни. Благодарю вас за внимание!
Зал взорвался бурными, продолжительными аплодисментами.
- Может быть, у кого-нибудь есть уточняющие вопросы на которые я мог бы дать краткие ответы?
- Да, есть несколько! – Со своего места вскочил кудрявый молодой человек, который, казалось только и ждал разрешения открыть рот. – Скажите, пожалуйста, профессор, сколько путешествий вы совершили в Южную Австралию и как долго по времени они длились?
Мистер Дженкинс улыбнулся.
- Я совершил два великолепных, продолжительных путешествия. Первое в 1839 году, спустя несколько лет после того как Южная Австралия стала частью Британской Империи. Оно длилось около полугода. Второе путешествие произошло совсем недавно. С февраля по май этого года, господа. Я вернулся 17 мая.
Снова аплодисменты потрясенных слушателей.
- Поразительно, профессор! – Юноша не собирался униматься. – Скажите, если вы дважды побывали в одном и том же месте, как же вы могли в 1839 году не обнаружить рудники?
Внезапно все стихло. Вот только что люди шумели, хлопали в ладоши, выкрикивали с мест вопросы и подбадривающие слова, как вдруг все стихло.
Скрипнуло чье-то перо. Кудрявый молодой человек ссутулился и огляделся вокруг. Такой реакции он явно не ожидал.
Мистер Дженкинс снова улыбнулся.
Вчера ночью он твердо сказал графу Чертону, что лгать не станет.
- Вот так, господа, я все же не геолог. – Профессор, как бы извиняясь, развел руками. – Обнаружить залежи полезных ископаемых гораздо труднее, чем заметить рабочие шахты.
В этих словах не было ни грамма лжи!
Зал снова зааплодировал, вынуждая настырного корреспондента вернуться на свое место.

- Что? – Виконт потрясенно смотрел на друзей. – Что это было?
Граф сохранял олимпийское спокойствия.
- Это было выступление профессора Дженкинса, Майлз. Сокращенный, лишенный совершенно ненужного душевного обнажения, по-настоящему научный вариант выступления профессора Дженкинса. Именно такой, который должен был прозвучать в сложившихся обстоятельствах.
- Но что заставило его передумать? – Майлз просто обомлел от смелости собственных мыслей. – Или кто заставил его передумать!?
Меган чересчур усиленно обмахивалась веером, еще больше подчеркивая таким образом охватившее волнение. 
Генри широко улыбнулся и немного наклонился вперед. Разговор стал максимально конфиденциальным.
- Друг мой, ты, наверное, последние несколько лет не совсем понимал насколько я тебе благодарен за счастье быть рядом с любимой женщиной, обретению которого ты так поспособствовал. – Он внимательно смотрел на виконта.- Вижу, что не понимал. Ну, так вот, теперь в расчете.
Совершенно пораженный Майлз пожал протянутую графом руку и вернулся к нормальной позе.
- Подождите, это все конечно замечательно! Но разве мадам Дюпри будет молчать?
- А кто станет ее слушать? Тем более теперь? Семюэль моментально становится фигурой месяца, - Мегги пожала плечами, - по крайней мере, в научном сообществе. Конечно, кто попало захочет нажиться на его имени. Вот так все честные люди и подумают.
- Логично. Договоры и любые бумаги, связывающие их, я так понимаю, уничтожены?
- Конечно!
- Вы меня просто поражаете! А как же спонсорство здесь, в Клубе?
На этот вопрос поспешил ответить детектив. Мистер Флеминг, до того не принимавший участие ни в каких дискуссиях, а занятый только составлением какого-то таинственного письма, протискивался по проходу.
- Извините, мне нужно выйти на минутку, пока профессор не закончил отвечать на вопросы. – Он поравнялся с виконтом и потому расслышал вопрос. – О! Майлз, это забавнейшая история. – Все, кроме ничего не ведающего виконта заулыбались, - мадам очень тщательно берегла свою репутацию и конфиденциальность вкладов. Спонсорство было анонимным. А теперь, простите меня. – Тео продолжил путь.

Джейн открыла глаза.
Все происходящее было невероятным. Немыслимым. О таком повороте событий она даже не думала и мечтать не смела. Что-то или кто-то заставило ее отца передумать. Не раскрывать прошлое в его неприглядности и преступной беспечности.
Переполненная эмоциями, девушка обернулась к своим друзьям.
Виконт Мортон с теплой улыбкой посмотрел на нее, прижал руку к сердцу и слегка поклонился. Невозмутимый граф Чертон, наверное, первый раз в жизни, подмигнул.
На этом очередное заседание Клуба путешественников закончилось.
Вопросы аудитории постепенно иссякли и мистер Дженкинс приготовился сойти с трибуны, чтобы пожать руки все жаждущим. А таких теперь было множество. Без сомнения для научного мира сегодняшний вечер стал самым интересным за последние несколько месяцев.
Детектив Флеминг наконец пробрался к сцене.
- Семюэль! Мистер Дженкинс!
Профессор обернулся.
- Прочтите эту записку. – Тео протянул сложенный пополам листок. Он долго придумывал что написать. Использовал различные эпитеты и даже какие-то цитаты, стараясь придать этому моменту должной проникновенности. Но, в конце концов, разорвал все эти глупые бумажки и написал просто, как подобает детективу из Скотленд-ярда. По-существу. – Прочтите ее с трибуны.
Дженкинс, заинтригованный, развернул листок.
Записка гласила: «Мистер Шеймус Таффет Бернс, адвокат. Поверенный и друг семьи Ларкинс. Опекун мисс Эмили Ларкинс. Он же – Неизвестный джентльмен».
Руки Семюэля задрожали. Вот значит, как милая Эмили помогла ему в последний раз.
Профессор вернулся на трибуну под удивленные перешептывания толпы.
- Простите, дамы и господа. Еще минутку. Я хотел бы… - дыхание от волнения сбивалось. – Я хотел бы почтить память  человека, без помощи которого не стоял бы сегодня на этой сцене. Который спас и изменил жизни многих людей. И которого уже нет с нами. Мистер Шеймус Таффет Бернс, вот его имя.
Семюэль сложил записку пополам  и оглядел зал. Прямо в центре, рядом с детективом сидела молодая леди, облаченная в траур.
Черная вуаль поднялась вверх.
Бледное лицо девушки осветила благодарная улыбка.


Июль 1856.

- Я хочу домой! – Графиня по детски надула губки и умоляюще посмотрела на мужа.
- Дорогая, мы пришли двадцать минут назад. Еще даже не видели хозяев бала. Ты можешь потерпеть хоть немного?
Мегги сладко зевнула, предварительно укрывшись за веером.
- Могу конечно, но это уже третий бал за неделю, Генри. Я не понимаю, у тебя какое-то пари?
Граф отстраненно пожал плечами.
- Да кто бы ставил против? Дорогая, сейчас разгар сезона. Мы в центре самой волнительной жизни светского общества. Тысячи людей мечтают оказаться на нашем месте. В блистательном, утонченном, волнительном. – Он запнулся. – Я уже говорил «волнительно», да?
- Да. – Девушка очаровательно улыбнулась мимо проходящей даме. – Раз уж ты такой любитель вечеринок, почему же мы все прошлое лето просидели в деревне?
- Во-первых, это было три года назад. И ты была беременна! Тебя же все время тошнило.
- Поверь, меня и сейчас от всего этого тошнит! Мы разве не можем снова уехать за город? Ведь был такой хороший месяц, Генри. Деревенское поместье, дети на свежем воздухе, лошади, солнышко…
Граф чуть было не зажмурился от удовольствия.
- А потом ты все испортил и опять привез нас сюда! И если детям пока еще все равно, то я на четвертый бал уже точно не пойду!
- Поверь, надеюсь я тоже. – Генри не было необходимости привставать, чтобы внимательно оглядеть толпу. Рост позволял ему делать это безо всяких усилий. Поэтому все признаки нетерпения, которые только существовали в природе, Мегги могла сейчас наблюдать по его вытянутой шее, суженым глазам и полному досадой выражению лица.
- Кого ты высматриваешь? Я, конечно, понимаю, что все происходящее имеет какой-то смысл, но очень жду твоих объяснений.
Генри облегченно вздохнул.
- Замечательно. Теперь, когда ты все поняла и сюрприза не получится, можно со спокойной душей идти домой. – Он повернулся и даже сделал один маленький шажок в сторону двери.
- Нет! – Мегги слегка ткнула мужа в бок. – Очень хорошо ты все придумал, но теперь нам придется остаться. Ты поведаешь о своем грандиозном сюрпризе, а я, может быть, все-таки дождусь его!
Генри довольно улыбнулся. Как же приятно, когда все идет так, как ты задумал.
- Если ты настаиваешь, дорогая. Давай отойдем в менее людное место, где я все тебе расскажу.
- Конечно. Главное расскажи, как ты умудряешься хранить тайны, не отходя от меня почти ни на шаг!
Граф галантно провел жену на открытый балкон и остановился у каменных перил.
- Как и все, милая, по переписке. Итак, эта часть истории началась почти сразу после завершения лекции мистера Дженкинса. Ты же помнишь мистера Дженкинса, Мегги?
Девушка сделала вид, что не расслышала вопроса.
- Ну так вот, эксцентричный старичок оказался единственным, кто не увидел зарождающийся роман мисс Джейн и Майлза. Поэтому, на волне своего внезапного успеха, решил отправиться в очередное путешествие. Более того, мистер Дженкинс оказался еще и очень стремительным в осуществлении своих планов. Мило стесняясь, он рассказал нам, что от последнего пожертвования мадам Дюпри остались еще довольно значительные средства. А раз вернуть их решительно некому, то почему бы не потратить на то, на что они  предназначались. Профессор решил на этой же неделе снарядить экспедицию на остров Пасхи. – Генри многозначительно замолчал. Мегги тоже хранила заинтригованное молчание. В общем, повисла тишина. – Понятно. А вот у меня реакция была другая. Я был просто шокирован щедростью анонимной меценатки, потому что быстренько посчитал, во сколько такое путешествие обойдется. Суть в том, что мистер Дженкинс счету так и не научился. Но экспедиция все же состоялась. Гораздо менее амбициозная. На северное побережье Шотландии. И в сопровождении нашего доброго друга, виконта.
Мегги ахнула.
- Да. В процессе сборов выяснился еще один нюанс. Тетушка Джейн не успевала приехать в Лондон. Или же изначально не имела такого намерения. У девушки отсутствовал гардероб и хотя бы одно приглашение на бал. Перспективы нынешнего сезона были для нее туманны. О том чтобы остаться в городском доме одной не могло быть и речь. О поклонниках или, тем более женихах мисс Джейн, ее отец ничего не слышал.
- И я вот совершенно не могу понять, почему?!
- Потому что ситуацию эта новость могла только ухудшить. Если бы Майлз в тот момент просил руки Джейн, все бы радостно согласились, отметили это событие и отец с дочерью все равно бы отбыли в Эдинбург. Неужели ты думаешь, что мистер Дженкинс мог оставить девушку одну в доме, куда будет постоянно приходить ее жених? – Генри возмещено посмотрел на жену. – Ладно, он мог так сделать, но рисковать не имело смысла. Вместо этого Майлз напросился с ними в качестве добровольного помощника,  щедро открытого кошелька и тайного воздыхателя.
- Это очень романтично. - Мегги улыбнулась.
- Я тоже так подумал, пока не начал получать от него маленькие серые конвертики. Да так часто, что похоже ему там кроме письма заняться вообще было нечем. В поездку отправились пять человек. Мистер Дженкинс с дочерью, виконт, повар и паренек на подхвате. К приезду в Шотландию повару и пареньку стали очевидны некие любовные флюиды. Профессору – нет. Было решено сыграть что-то вроде спектакля. Медленно и прилично зарождающиеся чувства, взаимный интерес, помощь, выручка и прочее и прочее. На мой взгляд, слишком тонкий сценарий, учитывая публику, но влюбленные склонны всех считать романтиками. И вот, пока повар и рабочий со слезами умиления на глазах наблюдали не для них поставленные сценки, Семюэль увлечено копался в останках какого-то замка. Ясное дело, что ко второй неделе Джейн это стало утомлять.  Тогда она, этому пассажу Майлз уделил целую страницу, напрямую спросила отца, что он думает о виконте. И он…
- Что он?!
- Он сказал, что именно о таком женихе для дочери всегда мечтал. Да только где ж его такого найти!
Мегги не смогла сдержать смех.
- Господи, какой кошмар! Но почему они просто не попросили его благословения и дело с концом?
- Как-то все с самого начала не правильно завертелось. К тому же официальная помолвка вещь гораздо более условная, чем простое проживание под крышей одного постоялого двора на северной границе мира. Майлзу пришлось бы вернуться домой. А так он вполне успешно использовал этот месяц, чтобы в более спокойной обстановке познакомиться со своей будущей женой.
- Очень располагающая обстановка, как же!
- Все лучше чем спасаясь от убийц. Кстати, во избежание недоразумений, несколько строк в последнем письме были адресованы тебе, дорогая. Там говорилась, что ты, склонная подозревать своих друзей в неблаговидном поведении, можешь утешиться тем, что на берегах Шотландии, виконт вел себя гораздо приличнее, чем в нашем саду.
Мегги покраснела.
- Приятно знать.
- По-другому и быть не могло. Майлз благородный джентльмен, а Джейн отличная девушка. «Nemo me impune lacessit»;, - как говорится. Я так же рад уверить тебя, что они прекрасно ладят и без похитителей, мертвых тел или еще каких-то недоразумений.
- Это просто великолепно, милый. Я очень рада за них. Признаюсь, было некоторое волнение. Все же Майлз принимает иногда очень скоропалительные решения.
- Ты о помолвке в течение недели с едва знакомой девушкой? – Граф огляделся по сторонам и стремительно поцеловал жену. – Вот от кого бы слышать такие речи?!
- Мы - совершенно другое дело. – Мегги снова смущенно зарделась. –  Но ты, продолжай.
- Так вот, последнее письмо. Оно пришло перед неким значительным событием. Майлз уточнял, что путешествие заканчивается, все устали, платье, которое он еще до отъезда заказал для Джейн, готово. Следовательно, в Эдинбурге их больше ничего не держит. Тем же вечером они намеревались сделать решительный шаг в двух направлениях: домой и…
- И…
- И не просто «домой», а домой к Майлзу. Он хотел просить руки Джейн и тут же пригласить невесту с будущим тестем погостить в Грейсмор Хаус. На мой взгляд, довольно мило.
Мегги облокотилась на каменные перила.
Освежающий ветерок нежно гладил ее кожу. Холодный камень остужал. От графа, который стоял совсем близко, бросало в жар. Она даже  поежилась от счастья.
- Идея хорошая. Надеюсь, исполнение вышло удачным. Ты разве не знаешь продолжения этой истории?
Генри развел руками.
- Вообще-то продолжение должно случиться прямо сейчас. Хотя могло бы произойти и позавчера и четыре дня назад. – Он разочарованно вздохнул. – В том же письме Майлз упомянул, что получил четыре приглашения на бал только на этой недели. И на каком-то из них намеревается официально объявить о помолвке. Поэтому мы здесь.
Мегги застонала.
- Ах поэтому мы здесь! Но ты уверен, что у них все получилось? А вдруг мистер Дженкинс не одобрил брак? Вдруг они задержались где-нибудь. Застряли в сугробе…
- Сейчас лето, дорогая. Даже в Шотландии. Я уверен, - Генри откашлялся, чтобы соврать достовернее, - почти уверен, что все идет по плану. Ты не читала это письмо. Они с Джейн действительно были настроены очень серьезно. К тому же… мистер Дженкинс не одобрил брак?! Ну что ты…
В танцах объявили перерыв. Еще несколько разгоряченных пар вышли на балкон насладиться нежной прохладой. Вести разговор в том же направлении стало невозможно. Поэтому какое-то время супруги обсуждали свои домашние дела.
Перерыв довольно быстро завершился, объявили второй танцевальный тур.
Граф отстраненно наблюдал за тем как парочки ускользают с прохлады обратно в душную залу. Сам он не собирался делать ничего подобного. Быть здесь, в тишине, в блаженной интимности, когда ничто не нарушает поток мыслей, большего от многолюдного бала он и желать не мог.
- Простите.
Генри вздохнул и обернулся. По боковой лестнице к нему быстро поднимался слуга.
- Простите, граф Чертон?
- Да? – Хотелось сказать, что это зависит от обстоятельств, но сегодня графская чета и так проявляла себя как из рук вот плохие гости. Смущать слуг было совершенно лишним. – Да, это я.
- Вам просили передать записку. – Молодой человек протянул листок, поклонился и поспешил вернуться к своим обязанностям.
- О! Это от виконта. – Генри быстро прочел несколько строк.
- Наконец-то! Ну, что он пишет? Все произойдет сегодня? – Мегги нетерпеливо заглядывала ему под руку.
- Вообще-то не знаю. – Граф удивленно посмотрел на  жену. – Не представляю даже, что он собирается сделать. Бал уже час как идет, быть во всеуслышание представленным он опоздал… Не знаю. Но нам пора идти.
- Куда?
- Майлз хочет, чтобы мы танцевали вальс. 
- Оригинально.
- Ну, а когда было по-другому. – Генри улыбнулся и потянул жену в сторону бального зала. – Помнишь наш первый вальс?
- Никогда не забуду. – Мегги зарделась и позволила увлечь себя в объятья.
Музыка закружила пары в самом волнительном танце, который только могли себе позволить чопорные аристократы. И пусть они ненавидели друг друга, изменяли, унижали и делали все, что заблагорассудиться за стенами собственных домов. Здесь, в бальной зале, в кружеве и кринолинах, в блеске драгоценностей (зачастую таких же фальшивых как блеск улыбок), здесь слишком тесное объятие, слишком долгое прикосновение руки, блуждающий взгляд, коричневые туфли; - все что угодно могло навсегда разрушить жизнь впечатлительного человека.
Все, что угодно могло произойти, когда закончится этот вальс.
Хозяин дома, дородный джентльмен с маленькой бородкой в испанском стиле неуверенно переминался с ноги на ногу возле оркестра. Генри внимательно наблюдал за ним. Честно говоря, ему просто хотелось подойти и встряхнуть герцога. Слишком многое в дальнейшей жизни виконта и его нареченной зависело от того, как пройдет сегодняшний вечер.
Наконец герцог решился. По его знаку музыканты плавно, но уверенно закончили вальс.
Повисла тишина.
Герцог откашлялся.
- Дамы и господа, сегодня поистине необычный вечер и сейчас вы в этом убедитесь. У нас есть опоздавшие гости, которых я хотел бы объявить в особом порядке. Позвольте сообщить о прибытии  – он замялся – и о помолвке виконта Мортона и его невесты, мисс Дженкинс.
На лестнице, невообразимо торжественно, но в полной тишине, появились Майлз и Джейн. К сожалению, герцог настолько растерялся, что музыка этот счастливый миг не сопровождала. Оркестранты, так же как и все, замерли. Каждый из присутствующих пытался быстро сообразить, как отразится на нем потеря перспективного жениха и разглядеть личико невесты.
Пауза затягивалась.
Генри и Меган переглянулись. На лицах обоих сквозило настоящее отчаяние.
Общество никогда не понимало слишком резких решений, быстрых свадеб, неожиданных помолвок, неравных браков. Все-таки виконт это не граф или герцог, который может вытворять все, что в голову взбредет. Помочь влюбленным было решительно нечем.
Ну почему же глупые музыканты не догадаются начать какую-нибудь мелодию. Генри не мог больше этого выносить. Он сжал руку Мегги и двинулся было к лестнице, но жена удержала его.
- Что? Я…
- Тсс, посмотри!
Майлз, совершенно не смущенный затянувшимся молчанием, вышел чуть вперед.
- Господа!
Любовь — несчастье, но… Здесь рок явил участье.
Грешно винить меня, коль рок наслал ненастье.
Рабы добра и зла, мы все под Божьей властью.
Неужто в Судный день вдруг поплачусь за страсть я?; – Это не я, Омар Хайям. – Майлз поклонился и сделал шаг назад к своей возлюбленной.
Наконец-то зал взорвался аплодисментами.
- Хороший вариант Tamam Shud ;, дорогая. – Генри улыбнулся жене и присоединился к всеобщим поздравлениям.


Эпилог.

***
Мистер Реджинальд Сойерс сознался во всех преступлениях. Однако, вопреки своим надеждам быть повешенным, он все же отправился в сопровождении множества других жалких каторжников в Америку, где прожил долгую, полную тягот и лишений, жизнь. До конца дней его преследовал призрак, дух убитой Эмили Дженкинс. Но к этому, по собственным уверениям, он успел привыкнуть еще в Англии.

***
Мадам Дюпри так же избежала виселицы. Она не могла знать, кому обязана этой милостью, но стоит упомянуть, что только один из преступников в этой истории повел себя благородно. И это была не мадам. Она лишилась  всего, просидела несколько месяцев в тюрьме и в срок дальнейшего отбытия наказания, отправилась в самый отдаленный женский монастырь Уэллса. Где и прожила остаток жизни в отчаянии и плохом настроении.

***
Шарлота Бернс успешно продала дядину юридическую фирму и на вырученные деньги открыла собственную картинную галерею. Конечно же, первой была выставка Жан Люка, которая буквально вознесла молодого человека на вершину успеха. К сожалению «Морская аллюзия» бесследно исчезла.


Шотландия.
Данди, 93 километра к северу от Эдинбурга.

- Больше так не может продолжаться! – Джейн решительно смотрела на виконта. – У меня постоянно такое ощущение, что мы делаем что-то плохое, а мы ведь даже ничего плохого не делаем!
- Я прекрасно понимаю твое отчаяние, дорогая. Поверь, всем не просто дается это милое шотландское приключение. Но мне кажется, - он понизил голос до еле слышного шепота, - мистер Дженкинс уже близок к прозрению.
- Тебе кажется. – Девушка с досадой разворошила угли в камине. – Я достаточно хорошо знаю своего отца, чтобы с полной ответственностью заявить, он в своих развалинах, вообще рано или поздно забудет, что здесь с ним еще какие-то люди живут.
- Ну что ж, тогда нам нужно действовать решительнее. – Майлз воровато оглядел гостиную.
В углу небольшой, но плохо протапливаемой комнаты спал на деревянной скамье паренек – разнорабочий. Повар возился на кухне. Огонь вяло потрескивал в огромном, в половину стены, очаге. Пахло деревом, сыростью и совсем немного Билли, пареньком-разнорабочим.
Впрочем, придираться никто не собирался. Молодые люди сами мечтали только о том, чтобы выбраться к цивилизации. Шотландия без сомнения очаровала их своей суровой, неотесанной и оттого первобытно-дикой природой. Редко можно было наблюдать одинокий пассажирский дилижанс, что неторопливо взбирался на очередной холм. И если в Эдинбурге жизнь хоть немного напоминала Лондон своей суетой, шумом и постоянным движением, то здесь, в Данди, она замерла. Остановилась.
Причем довольно давно.
Двухсотлетние развалины какого-то замка, будто останки великана возвышались перед въездом в город. Естественно именно они были целью исследования профессора Дженкинса.
Надо отдать должное, сначала всем было интересно. Джейн, сопровождаемая горячей поддержкой виконта, облазила все развалины за считанные дни. На волне энтузиазма было сделано несколько интересных открытий, найдены вещи, каким-то образом избежавшие рук местных коробейников. И… все закончилось.
Через неделю двое членов экспедиции уже не знали, куда деть себя от скуки. В поддержку хоть каких-то правил приличия, они старались держаться на людях. Рядом с влюбленными дни напролет находился кто-то третий. Угнетаемые этим постоянным присмотром, они узнавали друг друга лучше. Чувства становились сильнее, а красота пейзажей только подчеркивала тихую истому двух страстных сердец. Майлз никаким образом не хотел возвращаться домой один, потому официальных шагов к женитьбе не делал. Джейн его прекрасно понимала и до поры до времени они просто наслаждались своими тайными чувствами. Но одна проблема все же была. Мистер Дженкинс никак не хотел понимать намеки.
Ни подчеркнутая нежность, ни томные взгляды, ни прямые вопросы, которые даже ребенка подтолкнули бы к определенным выводам, не возымели на него действия. Он не понимал их и точка.
Гостиная постоялого двора пустовала. Она всегда пустовала, насколько понял Майлз. Основным местом посещений здесь был паб, где подавали еду, распивали напитки и развлекались как умели транзитные пассажиры дилижансов. Это всех полностью устраивало. По вечерам участники экспедиции собирались у камина, чтобы отдохнуть и поделиться впечатлениями. Иногда даже повар и Билли удостаивали их своим присутствием.
Близился вечер. Один из многих, тихих вечеров вдали от дома, когда небольшая компания совершенно разных людей развлекается общением, получая от этого процесса удовольствие в очень разных пропорциях.
Молодые люди продолжали стоять у камина поеживаясь от холода. Комната прогревалась очень долго.
- Ладно. Времени что-то придумывать у нас уже нет. Скажу вкратце. – Майлз накрыл руку Джейн своей рукой. – Я получил письмо от Филдса. Несколько – он смутился, - четыре бала состоятся через две недели в Лондоне. Довольно крупные мероприятия. Я хотел бы на одном из них объявить о нашей помолвке. Если ты не возражаешь. Все равно на каком.
Джейн хмыкнула.
- Вот как? Позволь уточнить, это ты так делаешь мне предложение?
Виконт удивленно посмотрел на нее.
- Нет, я же уже делал…
- Не делал.
- Да нет же, я помню… – Он внезапно замолчал. - О! - Может ли такое быть, что не делал?
Джейн без слов поняла этот взгляд и кивнула.
Виконт вздохнул и опустился на одно колено.
- Здесь, возле камина, в гостиной шотландского постоялого двора, в присутствии Билли, я спрашиваю тебя, Джейн Эвилин Дженкинс, согласна ли ты стать моей женой. Согласна ли любить меня до конца своих дней, в болезни и здравии, в богатстве и, надеюсь, оно никуда не денется, пока смерть не разлучит нас.
Джейн всхлипнула.
- Да! Конечно, я согласно!
Майлз вскочил, заключая свою невесту в объятья.
Сквозь полуопущенные веки и слезы умиления Билли, и не только он один, наблюдал их долгий, полный любви поцелуй.
В дверях раздался оглушительный грохот. Мистер Дженкинс выронил шахматы, которыми очень увлекался по вечерам.
- Что?! Что здесь происходит?!
- Папа! – Джейн смущенно улыбнулась. – Нам нужно тебе кое-что сказать.

Конец.