Madness2

   Пробегая мимо, они, в своей ничтожной жалости, демонстрировали нам свои гениталии, пытаясь показать, что еще не совсем потеряны для высшего света. А ему было глубоко плевать на них, пытающихся прогнуться, получить свой кусок так называемого пирога. Животные, неспособные на жалость и сострадание к открытым и беззащитным, с голой, во всех смыслах, спиной и задницей людям, они начитались умных книжек о жизни и унижениях, о смерти и шутках судьбы, но совершенно не знали ее. А эти несчастные, с нагими телами, ползли по битому стеклу жизни, истекая кровью, потом и дерьмом, ползли им под ноги, надеясь хотя бы учуять запах лучшей жизни. Так и старели на этих дорогах, а после смерти их тела безжалостно сталкивали, давая дорогу молодым и сильным, у которых еще нет шрамов на запястьях и сердце. Во рту витал привкус дешевого дыма и ненависти.

   Они плевали в меня речами, пропахшими вином и правдой, беды прямо таки сочились между слов, сердечные всхлипы и стоны умирающих, обломанные иглы торчали из рук, и тоненькие струйки крови стекали по локтям. Лица, измазанные смертью, в глазах глубоко засел страх, носы дрожали от судорожного дыхания, лбы покрылись испаринами, а кожа стала белой, как горный снег. Но они не внушали такой чистоты и забвения, как заснеженный пик, позади которого садится огненное солнце. Лица их были отвратны, кривы и безжизненны. Они вызывали тошнотворное чувство.
   Черви копошились в наших душах. Грязь, мусор и темнота – все, на что мы рассчитывали, глядя в будущее. Не ждали ничего хорошего, только ненависть к себе и друг к другу. "Это слишком", думали мы. Но это норма, это то, к чему привык каждый из нас. Мы познали, "испили до дна" вино, ложь и предательство. Мы предавали, били в спину уже окровавленным ножом, и тот же нож потом вынимали из своей спины.
Гроздья гнева (гнили?) свисали с крыш, в фонтанах крови и огня плескались дети, и небо, лишь оно было чистым и невинным, оно напоминало о надежде и свете. Скоро его заволокут тучи, темные, тяжелые и серые. И ничто больше не внушит счастья. Мы все продолжим ненавидеть и бояться. Бежать и прятаться. Бить и защищаться. Грызть и зализывать раны. Когда же мы начнем жить?

Ходить по зеленому травяному ковру, приятно вздрагивать от звуков музыки. Целовать красавиц и пить вино. Петь возле огромного, размером с футбольное поле, костром. Любить себя, любить друг друга, не думая о том, что же из этого выйдет. Не бояться "сегодня" и "завтра", не вспоминать о "вчера". Вчера ведь было ужасно, а завтра все будет как в сказке, как в жизни. Не в выживании. Довольно мечтать! Пора бы уже совершить все это, воплотить в жизнь эту чернильную мечту, столько раз описанную в книгах и дневниках! Мы все снимем грубость смирительных рубашек и оденемся в легчайший шелк и станем медленно перебирать струны гитар, арф и душ друг друга.
Лучи апрельского солнца будут освещать наши дороги, а не оранжевый, мерзкий свет фонарей. Не станем идти мимо помоек, отбросов и прочих клоак, а будем идти вперед через огромное маково поле. Чувствовать запах скошенной травы и дождя, ощущать кожей каждое касание ветра.
Прекратятся в головах разговоры о конце, начнутся беседы о вечном. О вечном счастье, о вечном тепле и уюте. Уют... пора бы вспомнить, что это такое. Когда нежные руки обнимают тебя. Когда трели птиц становится не голосом смерти, а пением жизни. Когда чувство «я дома» переполняет тебя, когда шрамы на душе затягиваются, когда тебе кажется, что ты не можешь не быть тут, именно тут твое место. Под пуховым одеялом рядом с этой любимой кареокой брюнеткой, такой маленькой и (как тебе кажется, но это не так) беззащитной, что ты не можешь не быть рядом. Когда ты готов вылиться через край.

Мысли спутаны, но никогда они не были столь упорядоченными и подвластными. Ты все понял и осознал. Ты увидел, что нас ждет, понял, что нечего бояться. Узнал, что все успеешь. Успеешь обнять, успеешь простить и попросить прощения, протереть стекло машины и душу, взглянуть на небо без дрожи, не увидеть на его фоне решеток, убежать от нелюбимой музыки и дойти до той, что душа играет, посмотреть в глаза и выдержать взгляд. Успеешь все, и все это не будет в тягость. Жизнь оставит после себя не горечь утраты, а сладость победы, не смех проигравшего, но улыбку победившего.
И когда это наступит, когда это придет в наши пустые головы, мы поймем, что все это - сон. Не быть ему явью.