В Рождество все немного волхвы Вечность-42

В СВЕТЕ ПАДАЮЩЕЙ ЗВЕЗДЫ  Вечность И.Царева -42

В РОЖДЕСТВО ВСЕ ВОЛХВЫ

 В Рождество все немного волхвы
 И.Бродский

 Но вниз сойдя с небесных круч,
Прорвав завесу низких туч,
На миг рассеял мрак пришелец звездный.
И. Царев

 Наступило время Рождества, в которое, как говорил И.Бродский, «все немного волхвы», даже  если за окном 21 век,  пробки в любимой столице достигают вселенских масштабов, но оказывается это еще цветочки, а ягодки там, в Европе, в его любимой Франции и моей  любимой Англии, настоящий потоп- посмотрите  на жуткие  кадры – потоки воды на улицах, потопленные машины. Люди, отправившиеся к своим близким на праздник,  просто тонут в прямом, а не переносном смысле в этом странном мире  в рождественскую ночь. Печальная картина.

Первую Рождественскую ночь без настоящего мага и чародея Игоря Царева трудно представить.  Очень больно и грустно оттого, что в такое сказочное время он не с нами, но не оттого ли столько метелей, невероятных, сказочных метелей, было накануне в моей любимой Сибири, и в Омске, и  Тобольске, о котором он писал с такой пронзительной нежностью.

Порой, когда смотришь на снежные узоры невероятной красоты на стеклах окон, то отпадают все сомнения в том, что это его послания нам оттуда, что любимый поэт и настоящий  чародей все время рядом, а теперь еще ближе, чем тогда, когда он был на этой стороне реки времени.

Наверное, волхвы и чародеи тем и отличаются от остальных, что они способны отсюда видеть тот берег, а оттуда этот. Потому и появляются на замерзших стеклах таинственные знаки, а в дни, когда Мастер был жив, был с нами, он написал о сегодняшнем дне, прекрасно зная, как это будет все, до самых незначительных деталей:

Но слепая судьба по живому безжалостно режет,
И мелодии века все больше похожи на скрежет,
И все громче ночные вороны горланят картаво,
Подводя на соседнем погосте итоги квартала...

Ах, какая компания снова сошлась за рекою,
И с туманного берега весело машет рукою...
Закупить бы «пивка для рывка» и с земными дарами
 Оторваться к ушедшим друзьям проходными дворами...
http://stihi.ru/2009/07/06/5537

Все свершилось по написанному, хотя мне не дадут соврать все, кто знал нашего демиурга, нашего мага – он остается вместе с нами здесь, его  творчество  становится все ближе и дороже для каждого из нас, и это необратимый процесс, как бы и кому не хотелось обратного.

Совсем недавно – 11 декабря прошел  второй финал « Вечерних стихов»- передачи, которая навсегда будет связана с Игорем Царевым, где его присутствие ощущалось почти зримо,  но там был среди победителей его Андрей Моисеев, и слышится его голос из последней рецензии:

 :) Рад, что мой протеже пришёлся по душе
 Игорь Царев   28.03.2013 13:49

Пришелся, конечно, пришелся  и не только мне одной - в зрительском голосовании Андрей Моисеев на первом месте, в голосовании критиков на втором. И более того, в конкурсе «Народный поэт» его любимый  Лешек стал Королем поэтов совершенно заслуженно, что удивляет немного, но это очень приятное удивление. Значит не все так скверно в мире многострадальной поэзии, как казалось еще недавно многим из нас. Не такой там беспросветный мрак.

И мы  с трудом себе можем представить,  сколько усилий для  того, чтобы все так было, приложил именно наш волхв, наш чародей.

Но  говоря о магии, мне хотелось бы вспомнить раннее стихотворение Игоря Царева, которое на меня лично при чтении произвело неизгладимое впечатление.

  Там  уже в самом начале есть все, что дает нам право говорить о том, что в мир поэзии явился настоящий маг, который может соперничать с самим Мерлином, и если, как говорил тогда Игорь, мир жил « В ожидании нового Грина», то он его и дождался

 Ночной качает дилижанс.
Ты ловишь свой счастливый шанс.
Ты гонишь вскачь, и нам иначе жить нельзя.
Вокруг не видно ни черта.
Грядет последняя черта.
Но ты спокоен - ведь вокруг тебя друзья.

Они испытаны давно.
Ты вместе с ними пил вино
 И горьким пудом соли заедал.
Они в беде не подведут
 И в трудный час к тебе придут,
И подтолкнут, и брод найдут, и так всегда...

Но вниз сойдя с небесных круч,
Прорвав завесу низких туч,
На миг рассеял мрак пришелец звездный.
Эй, кто там сир и невезуч?
Пока горит безумный луч,
Загадывай желание! Скорей, пока не поздно!

Но как неверен этот свет –
В нем вроде и дороги нет,
Вот вместо лошади скелет… Иль это только снится?
Возница, впереди овраг!
И друг глядит почти как враг.
А рядом, рядом, Боже, что за лица!

У этих морды в сухарях –
Они харчились втихаря,
Пока ты радостно делился с ними крохой.
А эти, вроде, не при чем,
Но нужно им твое плечо,
Твое тепло, твое вино, твоя эпоха...

Лихая шутка – плачь, не плачь.
Ты думал, что несешься вскачь?
На миг рассеял мрак пришелец звездный –
И видно: воз твой без колес,
Ты сам корнями в землю врос...
Загадывай желание, скорей, пока не поздно!

Нет, поздно, поздно… Гаснет свет.
А, впрочем, и желаний нет.
Комком под горло подступила тьма.
И где-то впереди овраг.
И друг глядит почти как враг.
И остается не сходить с ума.

Поверить в то, что это сон.
Пусть снова скрипнет колесо,
Пусть закачает дилижанс... А это значит -
Все ерунда и сивый бред -
Солгал неверный звездный свет.
И вновь ты гонишь вскачь... Дай Бог тебе удачи!

Перечитываю снова и снова эти строки и начинаю понимать, что если бы Игорь Царев написал только одно это стихотворение, и больше бы не было ни строчки, то и  этого  было бы достаточно, чтобы он навсегда остался в наших сердцах и на страницах хрестоматий. Потому что, как говорил Игорь Борисович Настенко, и лучшего определения Поэзии еще не придумали,  поэзия - это такой  порядок слов, когда рождается ЧУДО. И мы  чувствуем, сознаем, что  чудо случилось, или его нет, и тогда – это просто слова,  расположенные в определенном порядке.

Вот уже в раннем стихотворении  Игоря мы становимся свидетелями того, как он являет миру чудо, потому  что в нем заключена  вся жизнь от начала до финала, хотя в то время, когда было написано стихотворение,  до финала еще было далеко, и все или почти все было впереди, но  там уже есть все, что в последующих текстах будет сражать наповал тех, кто способен слышать и чувствовать Поэзию.

Да, в  чем-то на первый взгляд это похоже на строки В. Высоцкого, и в частности, на его знаменитых «Коней привередливых». Кстати, Игорь и не скрывал родства  и  влияния Высоцкого, но это слишком поверхностное впечатление, потому что  я уже говорила, что все мужчины и все поэты условно делятся на воинов и  чародеев, так было еще с мифических времен, и  короля Артура мы не представляем себе без Мерлина. Рядом с королем, князем, всегда был чародей, который воевал не при помощи меча, и  знал силу  Слова, заговора, волхования…

Понятно, что Мерлином в этой паре изначально был Игорь Царев,  и ему нужно было написать свое стихотворение, чтобы отразить другую сторону того же самого явления. Если бы это было не так, то  мы бы никогда не увидели и не услышали этого великолепного стихотворения.

В двух первых строфах  стихотворения, переполненных оптимизмом, перед нами тот прекрасный мир,  полный надежд и стремлений, который, как выясняется,  только на миг осветил «пришелец звездный».  А вот третья  строфа, уже не о небесах, а о земле, где и разворачивается действие,  и ужас охватывает души в один миг:

Но как неверен этот свет –
В нем вроде и дороги нет,
Вот вместо лошади скелет… Иль это только снится?
Возница, впереди овраг!
И друг глядит почти как враг.
А рядом, рядом, Боже, что за лица!

Это реальность, в которой мы движемся по этому пространству. Последняя строчка этой строфы отсылает нас скорее уже к классике:

Ну, Фамусов, умел гостей называть,
Уроды  с того света

 Вот примерно о том же и у Игоря, больше ста лет прошло, а в мире мало что меняется, пожалуй только становится темнее, страшнее, чем прежде.

А дальше   все напоминает эпизод из фильма А.Митты, где играл В.Высоцкий «Сказ про то, как царь Петр Арапа женил», когда герой Высоцкого доверчиво распахивает двери перед ряжеными, они врываются в его дом и устраивают там настоящий погром.

Такой экскурс в далеко прошлое только подтверждает догадку нашего волхва о том, что во все времена было так, что в мире нет ничего нового, но мы несемся  в  пространстве  и поражаясь  ужасу и тьме, не только во внешнем мире, но и в душах людских.

У этих морды в сухарях –
Они харчились втихаря,
Пока ты радостно делился с ними крохой.
А эти, вроде, не при чем,
Но нужно им твое плечо,
Твое тепло, твое вино, твоя эпоха...

Вот что видит и ощущает романтичный, добрый, великодуший поэт.

Если бы он писал о сегодняшнем дне,  то не было бы ничего удивительного,  но ведь это  стихотворение относится к «зеленым стихам»,   и написано оно в те времена, по которым многие тоскуют, и куда рвутся, уверяя, что там все было просто замечательно.

Это еще и диалог с самим Высоцким, которому хочется  « хотя бы допеть»

И друг глядит почти как враг.
И остается не сходить с ума.
Поверить в то, что это сон.


Если  Высоцкого волнует только то, что впереди, то Игорь Царев нам показывает тот мир, в котором обоим им приходится до поры и до времени оставаться.

И когда обрывается  этот бег, и герой Высоцкого понимает, что ему « и допеть не успеть», то молодой чародей подхватывает эту песню, стремится продолжить путь.

  И у него не остается другого выбора, но он даже не пытается нас  и   себя обмануть какими-то благостными пожеланиями о том, что все будет хорошо. Нет, совсем  другая звучит интонация после того, когда снова гаснет свет и  оказывается, что только «На миг рассеял мрак пришелец звездный».

Эти строчки особенно горестно звучат сегодня, когда католические мир отмечает Рождество, но ведь понятно, что  Игорь Царев писал о том, что чувствовал и переживал уже тогда, в самом начале, теперь мы можем сказать, что  до самого финала его полета в этом мире все было так. Надеяться оставалось только на чудо и на удачу. И чудеса во мраке случались, я говорила уже выше об итоговой передаче «Вечерних стихов» этого года, о том, что и сам Игорь Царев, и люди, близкие  ему по духу, к счастью, не остались незамеченными в поэтическом мире, что должно его там очень радовать. Но стихотворение бесспорно остается программным, одним из самых главных, оно очень глубоко по своей сути.

Но в этом стихотворении нет  портрета Мерлина 21 века,  а очень захотелось посмотреть, каким себя рисует сам чародей. Вот такое стихотворение и появилось, оно уже в заголовке  намекает нам на то, что здесь мы портрет чародея и отыщем:

С вещей птицей за плечом

 Желтые листья швыряя на ветер,
Осень сдружилась с кабацкой тоской.
В небе звезда непутевая светит.
В поле бубенчик звенит шутовской.

Боже, мой Боже, скажи почему же
 Сердцу все хуже с течением дней?
Путь наш становится уже и уже,
Ночи длиннее, дожди холодней.

Мир не пружинит уже под ногами,
Темных окрестностей не узнаю -
Это костры погасили цыгане,
И соловьи улетели на юг.

Мед нашей жизни то сладок, то горек.
Жаль, что не много его на весах.
Так не пора ли, взойдя на пригорок,
Руки раскинув шагнуть в небеса…

Или водицы студеной напиться
 И до конца не жалеть ни о чем...
Пусть бережет меня вещая птица -
Жареный русский петух за плечом.

Ну-ка, давай-ка, дружок, подыграй-ка,
Чтобы в печи не остыла зола:
Русская тумбала, тумбалалайка,
Тумбалалайка, тумбала-ла!..

Здесь перед нами уже нет того дилижанса, который несется во тьме, перед нами  Странник « с вещей птицей за плечом» - портрет славянского волхва - чародея, поэта, повелителя людских  судеб. Это они играли важнейшую роль  в свое время.

  Еще при Иване Тишайшем был издан царский  указ о смертной казни для волхвов, потому что  сила их воздействия на народ была невероятной и через несколько веков после принятия христианства, и  их безжалостно казнили по царскому указу, в то время как разбойники и убийцы  не получали таких наказаний.

Не потому ли той самой «вещей птицей» для нашего чародея стал «жаренный русский  петух»,  а вовсе не Гамаюн,  Сирин, Алконост, как это принято было в славянских мифах.

Мы прекрасно понимаем о чем речь, если вспомнить пословицу о том, что пока жареный петух не клюнет, мужик не перекрестится.. И в этом страшном мире ему уже ничего не остается, только может быть одно-единственное.

Так не пора ли, взойдя на пригорок,
Руки раскинув шагнуть в небеса…

Но наш волхв остается в этом мире, чтобы «до конца не жалеть ни о чем», и продолжать свое дело.

Как ни странно,  это  пахнущее стариной, очень давнее стихотворение перекликается с одним из последних, современным, где нет   намека на волхва, чародея, вечного странника.

Недописанное
 Игорь Царев

...Так важно иногда, так нужно,
Подошвы оторвав натужно
 От повседневной шелухи,
Недужной ночью с другом лепшим
 Под фонарем полуослепшим
 Читать мятежные стихи,
Хмелея и сжигая глотку,
Катать во рту, как злую водку,
Слова, что тем и хороши,
Что в них - ни фальши, ни апломба,
Лишь сердца сорванная пломба
 С неуспокоенной души...
http://stihi.ru/2012/04/06/11665

Только старославянское слово лепшим в современном стихотворении напоминает те строки  о вещей птице. И словно бы замыкается магический круг от истоков к финалу, и мы понимаем, что наш волхв выбирает путь  странника и решает его пройти до конца:  «Или водицы студеной напиться  И до конца не жалеть ни о чем»...

Что же касается вещей птицы, если  забыть про иронию, и особый смысл, который вкладывает поэт в это понимание, то конечно, такой птицей был для него   ворон.  О нем  Игорь много и часто писал, и есть даже упоминание и в книге Ирины, и в рецензии самого Игоря о птице, которая оставалась в их доме до конца:

А вороны точно сутулые. У меня над рабочим столом висит чучело - ссутулился, сложив крылья за спиной, как Джигарханян. Глаза - бусины безжалостно черные, клюв огромный - с мой палец ...

Игорь Царев 01.03.2006 23:18

А ведь в мифах  ворон – это птица  и славянского волхва, и  бога Одина у скандинавов, да и вообще она навсегда  связана с магией и волхованием.

Такие вот мифы рождались у нашего современного волхва. И когда узнаешь об этом, убеждаешься, что ничего не изменилось в мире,  15 или 21 век стоит на дворе, все остается прежним,  и поэты нам вещают о вечном, если у них  « сердца сорванная пломба с неуспокоенной души».

Но если говорить о магах, чародеях, то невозможно не вспомнить и короля звездочета из  романа века, того самого, от которого  был рожден самый сложный, неоднозначный из героев - Понтий Пилат.

В стихотворении « О природе вещей» мы слышим голос именно такого героя, который задается  самым главным вопросом   « Для чего нас из мрака призвали на свет?»

 О природе вещей

 Миллиардами лет, всем стрельцам вопреки,
Ходит тучный телец возле млечной реки -
Между звездных болот на вселенских лугах
 Он у Бога с руки наедает бока.

А у нас на земле ты родился едва,
Как уже поседела твоя голова,
И с вопросом никак не сойдется ответ,
Для чего нас из мрака призвали на свет?

Для чего было звездами тьму засевать,
Если нам не случится на них побывать?
Если смерть в этом мире в порядке вещей,
Для чего же тогда мы живем вообще?..

То ли чашею смысла обнес нас Господь,
То ли смысла и было всего на щепоть,
И мы правы, когда за любовь во плоти
 По космическим ценам готовы платить?

Или просто природа вещей такова,
Что Всевышний, даруя влюбленным слова,
Их устами пытается песню сложить,
Ту, которая сможет его пережить.

Но если  Понтий Пилат  так и не смог ответить на этот вопрос, и века вынужден был томиться под Луной,  продолжать своей разговор с Иешуа. А все  потому что он оставался, как и В.Высоцкий,  воином, а не магом в этом мире, то у нашего волхва есть ответ  в финале этого стихотворения, где он беседует и с Пилатом, и с Воландом самим. Потому что древние волхвы никогда и ничего не боялись в этом мире.

Что Всевышний, даруя влюбленным слова,
Их устами пытается песню сложить,
Ту, которая сможет его пережить.

- вот зачем мы пришли в этот мир, чтобы мрака, стало чуть меньше, а света – немного больше.

Песня, сложенная Игорем Царевым, переживет нас всех и останется, в этом нет никаких сомнений.

И сегодня, когда Европа начала праздновать Рождество, особенно важно помнить о тех, кто смог увидеть свет, который « на миг рассеял пришелец звездный»,  и не просто увидел, но и донес его до нас, оставив нам бессмертные стихотворения свои…



В ожидании нового Грина Вечность-41

БЛИКИ ОЧАРОВАННОГО МИРА Вечность И.Царева-41


Качала огрызки волна у причала.
Унылой изменой пропахла перина.
И сказка велась без конца и начала,
Жила в ожидании нового Грина.

И.Царев


 А не пора ли нам вернуться к самому началу, к «зеленым стихам» Игоря Царева, так называют друзья его первые стихотворения. Конечно, становится немного тревожно, когда мы уже поднялись до самой вершины, взглянуть вниз и попытаться там  разглядеть, что же было  сотворено в юности поэта, но  риск- благородное дело, а вдруг..

Такие возвращения, как к былым возлюбленным, тревожны порой и часто грозят нам разочарованием, не потому ли из подобных опасений и я долго боялась заглянуть в первые стихотворения. Да и  большинство из них остались  в  первых рукописях, скрытых от сети, а значит и от наших глаз, что тоже останавливало до поры до времени.

Эту рукопись прислала Ирина, когда работала над сборником стихотворений Игоря Царева. И до сих пор испытываю трепет к стихотворениям даже отпечатанным в зеленом тоне…
Тогда все вот так только  начиналось – детские фантазии, романтика на фоне морского пейзажа.

Говорят, то, что мы видим в детстве, остается с нами навсегда, и потом, уже к старости,   вспоминается яснее, чем вчерашний день.

Детские воспоминания Игоря Царева можно было бы назвать: «Это было у моря, где ажурная пена».. И если бы я даже  не знала, как трепетно относился Игорь  к Игорю Северянину, и тогда бы эта строчка стала эпиграфом к «зеленым стихам» любимого поэта.

Но конечно, он был совсем другим, изыски Игоря Северянина у нашего Игоря сменяются реалистическими картинами, и даже  знаменитые темы романтического толка, и отсыл к Александру Грину  в тех самых стихотворениях обретают иное звучание.
Казалось бы, ну почему юноше не  мечтать у моря, не любоваться алыми парусами, не думать о первой любви, что еще может волновать и тревожить его юную душу?

Может быть, потому что это было не теплое Черное море, а суровая природа Дальнего востока, которая в сознании отражается совсем по-другому. Холодное море не располагает  к романтике и расслабленности.
Да и реальность оказалась сурова, иначе не было бы в его судьбе ни Питера, ни Москвы, не вспоминались бы и не снились, а оставались реальностью хабаровские окна и тайга, которую он так любил,  оставшаяся только в памяти и пронзительных стихотворениях…
Но это все позднее, а  перед нами сегодня  «зеленые стихи», и очень хочется вернуться к истокам этой поэтической реки, недаром же именно реку считал Игорь «дорогой к богу».

Ирина спрашивала меня, поразили ли они чем-то,  есть ли там тот Игорь Царев , которого мы знаем сегодня и  так любим?
Да, они  особенные, но именно в них проступают те черты,  позднее  сотворившие  ту поэзию, которую мы  воспринимаем и с восторгом,  и с трепетом. Хотя на страницах поэта в сети они практически не появлялись. Теперь видно, насколько Мастер был строг к собственному творчеству. Но  тем   любопытнее будут картины из прошлого, где отмечено только начало пути. Важно заглянуть в мир детства и юности поэта, мир, который открывается только сейчас, разве это не фантастика
*   *   *

Расплывчатое облако стола
 Пересекает лунная дорожка.
По ней под парусами мчится ложка
 Туда, где шкафа высится скала.
   И скатерти не глаженной прибой
 Ревет и бьется о маяк-подсвечник.
И отразил узоры звезд нездешних
 Помятым боком чайник голубой.
   
Как жаль, что у стола нет берегов –   
Их заменяют призрачные тени.
В углу у шкафа притаился веник,
Подстерегая шорохи шагов.
Неверным светом на сухие губы
 Ложится привкус нераскрытой тайны,   
И ночь трубит в серебряные трубы,
И кажется, что утро не настанет…

Посмотрите, как чудесно преображается картина комнаты, где в одиночестве остается  маленький мальчик. Все узнаваемо и зримо, наверное, такое было с каждым из нас, когда остаешься один дома и придумываешь для себя какие-то игры: куклы, деревянные солдатики. А тут целая морская стихия, и  полутемная комната стала морским берегом: здесь и прибой, и скала, и  свет нездешних звезд

 И сразу почему-то вспоминается знаменитое Лермонтовское: «Белеет парус одинокий»… Сама дивлюсь, насколько это совпадает с мироощущением юного героя стихотворения.

Правда,  все гадают о том накале страстей у юного гения, когда «он мятежный, просит бури, как будто в бурях есть покой». Вот это противоречие натуры – покой- буря-покой и очаровывает читателей, когда мы думаем о Лермонтове.

Здесь у Игоря, буря все-таки в пространстве комнаты, когда обычные предметы обретают иные очертания, и в душе остается «нераскрытая тайна».

И вроде бы все и  мажорно, и  необычно, и только в последней строчке уже проступает  тревога, перерастающая в будущую трагедию.
И кажется, что утро не настанет…

Какие же не детские мысли таятся в душе ребенка, откуда это?
Потом найдется объяснение в стихотворении « Я мог бы»- завеса тайны чуть приоткрывается, но это значительно позднее, а тогда, когда еще были беззаботные дни и детские игры, он уже чувствовал, все знал, угадывал?

Я мог бы...
Игорь Царев

 Я мог бы лежать на афганской меже,
Убитый и всеми забытый уже.
И мог бы, судьбу окликая: «Мадам,
Позвольте, я Вам поднесу чемодан!»,
В Чите под перроном похмельный «боржом»
По-братски делить с привокзальным бомжом...

Я мог бы калымить в тобольской глуши,
Где хуже медведей тифозные вши;
Тяжелым кайлом натирая ребро,
Под Нерчинском в штольне рубить серебро
 Я мог бы... Но жизнь, изгибаясь дугой,
По-барски дарила и шанс, и другой.

Иные галеры - иной переплет.
И вновь под ногами старательский лед:
В словесной руде пробиваюсь пером -
Меня подгоняет читинский перрон
 И тот, кто остался лежать на меже,
Убитый и всеми забытый уже.

Вот уже невольно возникает мысль о том, что все мы родом из детства,  и еще при рождении нам все известно. В сказаниях и мифах разных народов есть  повествование о том, что при рождении ребенка появляются три девы-пряхи, которые стоят рядом с матерью, ждут его появления на свет, и рассказывают о том, что с ним должно случиться в грядущем. Те, кто находятся рядом, слышат эти рассказы, но они никому ничего не должны говорить, да и изменить судьбу не могут, просто принимают все, как должное. Может быть некоторые из нас, а поэты в первую очередь, слышат эти предсказания и все про себя знают?

Вот и еще одно стихотворение из того же цикла повествует примерно о том же самом:

  ***
Очарованный мир.
Заколдованный шар.
То ли сумерки,
То ли светает.
Каждый миг – словно шаг.
Каждый шаг – словно вдох.
Льдинки эха звенят и не тают.
Тени призрачны, полупрозрачны
 Силуэты неявны и зыбки.
Замирающий звук.
То ли смех,
То ли плач,
   То ли песня
  Невидимой скрипки…

Вот то поэтическое пространство – загадочное, немного тревожное, где все и начиналось и образовывалось когда-то – очарованный и заколдованный мир почти сказочный, только все равно немного печальный, потому что смех превращается в плач, а плач в смех… И все это на  фоне песни «невидимой скрипки». Пронзительное стихотворение «Скрипачка»  вырастает из этого ощущения и ранних образов.

Пожалуй впервые здесь появляются и льдинки, которым будет уделено в поэзии Игоря много места позднее, но пока это только «льдинки эха» из того зачарованного мира. Этот холод и рождает минорные нотки в его  зеленых стихотворениях.

Узнав такой вот немного грустный контекст «зеленых стихотворений» пора уже обратить свой взор к  одному из самых, на мой взгляд, важных стихотворений этого периода. Это  посвященное  А.Грину  стихотворение, почти баллада «Приморский город».

Тема  алых парусов, первой любви, морской романтики актуальна всегда и для всех молодых  поэтов. Но  в этом «очарованном и заколдованном мире» Игоря Царева она должна обрести совсем иные черты.
Пока это только предположение, надо обратиться к самому тексту, чтобы убедиться, что это так. И уже первая строчка подтверждает догадку, но что же дальше там, в этом стихотворении?

Приморский город

 Посвящается А.Грину

 Был сумрачный полдень, а может быть полночь.
В перине продавленной пахло изменой.
В церквах голосили: "Бог в помочь! Бог в помочь!"
И ветер нес с моря прогорклую пену.
В портовой таверне, смакуя сосиски
 И мутное пиво хлебая из кружки,
Хмельному святоше хотелось потискать
 Сидящую рядом чужую подружку...

И копотью свечи лизали икону,
И губы Мадонны кривились от боли.
Но город, всецело послушный Закону,
Был этим Законом всецело доволен.

Колдуя словами, шепча заговоры,
Закрывшись на ключ, чтоб ни в чем не мешали,
Вы сказочный сон напускали на город,
И алое варево в сердце мешали,
Чтоб с грохотом лопнул жеманный мирок,
И люди, не веря, взревели как звери,
И двери домов с петель посрывало,
Как ханжеское покрывало...

Сбываются сказки иначе, чем в сказке -
Указкой водила не ваша рука.
Кто там у штурвала стоит в полумаске
 И в рупор на берег кричит свысока?

Из марева моря поднялись на реях
 Рассветные краски, закатная соль.
И каждой Ассоль отломилось по Грею.
И каждому Грею досталась Ассоль.
На алом огне закипали сосиски.
И пенилось пиво в невымытых кружках.
Подвыпившим Греям хотелось потискать
 Чужую подружку. Чужую подружку...

Качала огрызки волна у причала.
Унылой изменой пропахла перина.
И сказка велась без конца и начала,
Жила в ожидании нового Грина.

Сначала перед нами суровая реальность, мифический приморский город, где никакой романтикой даже и не пахнет. Он скорее похож на сказочный суровый мир из «Дракона» Е.Шварца, хотя в то время  Игорь вряд ли читал это уникальное творение великого сказочника. Но это тот мир, который  потом явил нам в уникальном своем фильме «Убить дракона»  Марк Захаров.

И в этом мире появляется то ли реальный А.Грин, то ли Сказочник из «Обыкновенного чуда» Шварца, которому очень хочется рассказать о  романтической любви Принцессы и Медведя, чтобы немного развлечь свою любимую, но та самая жизнь вносит свои коррективы в повествование.
Вот и в этом городе происходит нечто подобное, если «губы Мадонны кривятся от боли», глядя на все, что там происходит

 И копотью свечи лизали икону,
И губы Мадонны кривились от боли.
Но город, всецело послушный Закону,
Был этим Законом всецело доволен.

Что же делать людям в этом странном мире,  кто его может спасти?  Только сказочник, который должен придумать свою романтическую историю. Но  в этом образе видится не только печальный и мудрый Олег Янковский, а  уже проступают черты Иеронима,  одного из главных героев Игоря Царева, безымянного поэта, обреченного на забвение, потому что никто не пытается его понять « кто б еще его прочел».

Иероним
 Игорь Царев

 Съели сумерки резьбу, украшавшую избу.
Звезды выступили в небе, как испарина на лбу.
Здесь живет Иероним - и наивен, и раним.
Деревенский сочинитель... Боже, смилуйся над ним!
Бьется строф ночная рать... Сколько силы ни потрать,
Все равно родня отправит на растоп его тетрадь.
Вся награда для творца - синяки на пол-лица,
Но словцо к словцу приладит и на сердце звон-ни-ца...
На печи поет сверчок, у свечи оплыл бочок -
Все детали подмечает деревенский дурачок:
Он своих чернильных пчел прочим пчелам предпочел,
Пишет - будто горьким медом... Кто б еще его прочел.
   
http://stihi.ru/2012/03/23/7623

В одной из рецензий Игорь Царев подчеркивал, что все мы в какой –то мере  Иеронимы, таким вот героем оказался у него и А.Грин,  втиснутый в реальность безымянного приморского города. И что же ему остается делать в этом городе:

Колдуя словами, шепча заговоры,
Закрывшись на ключ, чтоб ни в чем не мешали,
Вы сказочный сон напускали на город,
И алое варево в сердце мешали.

Наверное, это единственное, что может сделать поэт и романтик в этом странном мире.  Ведь если нам не нравится мир, который существует вокруг, то остается только сотворить свой собственный – этим  в первую очередь и занимаются поэты, музыканты и художники - те диковинные птицы, которые порой к нам залетают на миг, чтобы хоть как-то его преобразить.

А  мы уже готовы услышать чудесную и  романтическую историю о влюбленных, которым удалось добраться, дотянуться  друг до друга, но здесь снова  врезается сюжет Шварца, когда едва столкнувшись, узнав друг друга,  принцесса и медведь должны расстаться надолго. Удивляюсь чутью юного поэта, который  все видел примерно так же, как мудрый сказочник, в то время, когда еще не было ни книги, ни фильма, он  понял и почувствовал это сам.

Сбываются сказки иначе, чем в сказке -
Указкой водила не ваша рука.
Кто там у штурвала стоит в полумаске
 И в рупор на берег кричит свысока?

Сказочнику мешает кто-то совсем иной, вместо счастливого финала происходит нечто другое. И творит это безумный капитан Корабля призрака, который вмешивается в происходящее в Приморском городе, именно этот герой рассказывает нам о том, что случилось с влюбленными  после свадьбы, в том  мрачном мире, почему порой от светлой и высокой любви ничего не остается.

Почему любовь Ромео и Джульетты осталась такой несокрушимой? Ведь часто задается вопрос: а не погибни герои юными, что осталось бы в этом мире от их чувств? А не разобьётся ли любовная лодка о быт?
На алом огне закипали сосиски.

И пенилось пиво в невымытых кружках.
Подвыпившим Греям хотелось потискать
 Чужую подружку. Чужую подружку...


Вот один из финалов повествования Грина после того, когда герои остались вместе после свадьбы и стали просто жить. Недаром сказки всегда, или почти всегда заканчиваются свадьбами, а потом начинается совсем другая история.

Но забегая вперед, могу отметить только одно, очень рано написав это стихотворение,  усвоив разницу между сказкой и реальностью, Игорь Царев всю  оставшуюся жизни творил эту сказку  после свадьбы. Вопреки  всему он остался тем самым Греем, который любил и  через двадцать лет и больше свою Ассоль. Беру на себя смелость это  заявить, Ирина не даст соврать, что ему не хотелось «потискать чужую подружку». Впрочем, подтверждение моим словам можно найти и во многих поздних стихотворениях Мастера. Впрочем, таким же романтиком оставался до конца и главный герой  стихотворения –Александр Грин.  И совершилось еще одно дивное превращение после этого стихотворения – он стал тем новым Александром Грином, которого всегда ждал и ждет этот мир с несокрушимой надеждой, потому что без явления такого вот Грина –романтика и мечтателя, готового продать последнее пальто холодной осенью, чтобы купить любимой букет роз, и от того  быть счастливым, без него этот мир остается настоящий  кошмаром…

Ну а если речь пошла о сказке, такой, какой ее видит и рисует поэт, то у нас остается  еще одно из «зеленых стихотворений» - «Сказочная ночь».
Это сказка наполнена нашими любимыми мифами и духами, потому она отличается от той истории о любви. В этом стихотворении, конечно же, есть отзвуки  цикла В.Высоцкого « О несчастных лесных жителях», только с той лишь разницей, что там они все  уже забыты и бессильны, а у Игоря они полны сил, огня, задора, потому что  это родное, наше, вечное.

Водяные, русалки, Лешие – это хранители духа, и они нас не оставляют даже когда мы их предаем. Прикосновение к такой сказке стирает все темные и мрачные тона и делает этот мир  счастливым
 Сказочная ночь

 До чего луната ночь,
До чего певуча тишь -
То ли шепот водяных,
То ли шелестит камыш.
Возле озера русалка
 На ковре из пряной тины
 До утра прядет на прялке
 Нить из лунной паутины.
Небо светится над лугом,
Старый конь прядет ушами,
Полон сон его испугом
 И летучими мышами.
А где леший захохочет-
Там в земле зарыты клады.
Откопаешь, если хочешь,
А не хочешь - и не надо…
До чего шальная ночь –
В самый раз летать на ступе,
Колобродить в буераках,
Пока утро не наступит.
Дайте, черти, балалайку
 Грянуть что-нибудь родное,
Чтобы каждая собака
 Подвывала под луною,
Чтобы небо в такт качалось,
Чтоб тоска катилась прочь,
Только чтобы не кончалась
 Эта сказочная ночь!..

Пусть не кончается сказочная ночь, как и хотелось Игорю еще  в самом начале его пути. Я же еще раз убеждаюсь, что и в самом начале пути, если в мир приходит настоящий Мастер, в его творениях есть нечто основополагающее, тот фундамент, на основе которого рождается прочное здание, его не сокрушат никакие бури и ураганы…

А мир а середине 20 века дождался своего нового Грина, сегодня мы снова ждем его появления, он всегда необходим…Хорошо, что он у нас был, и пусть он снова появится…