Волнение Розали Майерс

Волнение, волнение, волнение… Мои руки дрожат. Почему? Я страшно хочу выкурить сигарету. Это желание не покидает меня уже около часа. Сегодня какой-то странный день… Может, мне кажется? Я чувствую себя нелепо и неправильно. Мне задают вопрос. Черт.
-Скажите, Розали, почему именно романы? Почему вы стали писать, а не ухаживать за растениями?
Да потому что у меня только это хорошо получается. Нахрен мне твои цветы? У меня даже кактус долго не живет.
Я раздражаюсь. Тянусь за пачкой сигарет.
-Вы позволите? – спрашиваю у нее.
-Конечно, - журналистка улыбается, - Это ведь ваш дом.
Я рассеяно улыбаюсь в ответ и, наконец, закуриваю.
-Как-то не приходило в голову. Еще в детстве меня посещали невероятные идеи, имена, люди, события… Мне хотелось все это записывать. И я начала записывать. Все получалось само собой.
Это было хотя бы отчасти правдой. Но почему я не могу успокоиться? Сердце колотится, как бешеное.
-Можно я задам вопрос? – я встала со своего кресла и подошла к окну, журналистка кивнула.
Дворецкий у двери смотрел отсутствующим взглядом сквозь пространство. Я попросила его оставить нас.
-Вы ведь приехали сюда не задавать эти глупые вопросы о том, почему я стала писательницей и почему я пишу от имени мужчины, а не женщины? Вы приехали в мой дом, чтобы найти то, что до вас не находили другие журналисты.
Она потупила взгляд.
-На самом деле я всегда хотела стать выдающейся журналисткой. Но чтобы стать значимой, мне нужны новости, которые еще никто не читал и не слышал.
Я потерла руки и вернулась обратно в кресло.
-Знаете, вы мне понравились. Я, пожалуй, отвечу эксклюзивно на ваши вопросы, все, которые вы пожелаете задать.
Что я делаю? Я не готова рассказывать этой девчонке о каких-то тайнах своей жизни, чтобы увидеть это потом в газетах. Но может так мне удастся найти ответы на свои собственные вопросы? Кто знает.
Девушка немного помялась и покраснела.
-Знаете, ваших читателей очень волнует вопрос о…
-Говорите прямо! – я потянулась за новой сигаретой, - Вопрос о моем замужестве?
-Да, верно. Вы уже…немолоды. И до сих пор не замужем, - она откашлялась, - Простите за мою настойчивость.
Я задумалась. Черт, а эта девочка права. Мне тридцать  с лишним лет, я богата, красива, умна… В моей жизни есть все, кроме счастья. Так почему же так получается? Нет того, кого я смогла бы полюбить?
-Знаете, Джульетта, - я назвала ее по имени, хотя ей оно не подходило, - Наша жизнь ужасно несправедливая штука. Ты ждешь любовь всей своей жизни, принца на белом коне, а замуж приходится выходить за каких-то козлов, которые по прошествии лет заводят себе пивной живот, любовницу и старую машину. В детстве мама говорила мне: «Роузи, не читай так много книжек, иначе станешь умной и никогда не выйдешь замуж!». О, вы не представляете, как она была права! В нашем мире нужно быть хорошенькой дурочкой, чтобы кого-нибудь полюбить. Полюбить так, что не видеть недостатков своего избранника, его недалекости, даже глупости, отсутствия внутренней, да и внешней красоты. Чем больше я узнавала свой внутренний мир, тем противней мне становился окружающий. Мне уже тридцать три, а я все еще жду свою роковую любовь…
Я задумалась. Снова. В который раз за этот день? Что если любовь, настоящая, живая, искренняя, никогда не встретится? Умереть в одиночестве? В окружении своих домашних животных?
Всю свою прошлую жизнь я мечтала о блистательной карьере и незримых богатствах. Я слишком рано повзрослела и поняла, что мне не стать счастливой со своими наглыми запросами. И вот, сейчас я сижу в своей огромной гостинной, где позолота есть даже в полу и на потолке, передо мной сидит журналистка, от лица всех читателей, которые так и жаждут узнать подробности моей жизни, а в моей душе пустота, такая, что даже руки трясутся от странного чувства. Как будто что-то должно произойти…
-Розали, простите меня за такую нескромность. Вы вообще любили хоть раз в свой жизни? – Джульетта приложила руки к груди в надежде, что я отвечу ей троекратное «да».
-Что в твоем понимании любовь? – я внезапно перешла на «ты».
Журналистка запнулась.
-Ведь это когда не можешь друг без друга. Когда все мысли заняты только им одним. Когда вы готовы пойти на все ради этого человека. Разве вы никогда этого не испытывали?..
Я усмехнулась.
-Ты уверена, что то, что ты отписываешь, любовь?
Она задумалась.
Я подошла к серванту и достала бутылку красного полусухого вина и два бокала.
-Будешь? – спросила я, разливая вино.
-Нет, что вы, я ведь на работе, - она покраснела.
-Да ладно, - я махнула рукой, - Я никому не скажу.
Она немного поразмыслила и все-таки взяла бокал.
-А что же тогда по-вашему любовь, Розали?
-Не знаю, -  я пожала плечами, - Я никогда ведь ее не испытывала.
Глаза Джульетты округлились.
-Я не могу поверить вам. Нет, это невозможно. Вы пишете такие прекрасные романы о любви, влюбленности, безрассудстве… Невозможно писать о том, чего никогда не испытывал.
Я снова усмехнулась.
-А как, по-твоему, многие писатели пишут о войне, смерти, голоде? Ты думаешь, они испытывали все это? Детка, писатель – это не тот человек, который видел все-все в мире, это тот, у кого очень богатое воображение.
Я залпом осушила бокал и встала с кресла. В самом углу комнаты стоял старый патефон. Даже удивительно как он вообще работал. Я поставила пластинку и вернулась в кресло, закурила. За окном темнело.
-Мне едва исполнилось девятнадцать. В душе было нерушимое стремление к свободе, равноправию и независимости. Я в девятнадцать уже имела представление о мире, а вот мир обо мне – нет, - я закурила и продолжила, - Мне казалось, что я смогу покорить вершины и никто не сможет сломить моего энтузиазма. Так и было. Я стремилась ввысь. К знаниям, в первую очередь. Ведь знания подарили мне ясные картинки о человеке, мире, судьбе, справедливости… Я тогда училась на втором курсе филологического, и однажды встретила Его… Его имя – Хаос, Разруха, Сексуальное влечение, Эйфория, Экстаз… Его звали Генри. Да, вот такое простое имя для такого удивительного человека. Я увидела его, когда он вошел в аудиторию. Он учился на моем потоке, и мы редко виделись. Но когда я встречала его, видела издалека, мне думалось: «Вот индюк! Напыщенный, гордый! Строит из себя чего-то…» Этот Генри никогда мне не нравился. Его репутация была ужасной. О нем ходили легенды! Рассказывали, что он не пропускал мимо себя ни одной юбки. Прямо дон Жуан какой-то. Генри ничего вразумительного из себя, конечно, не представлял. Только его дурная слава привлекала к нему всеобщее внимание. Подумаешь, он был высоким голубоглазым брюнетом с умопомрачительной улыбкой Ален Делона. Он ничего не стоил, мне казалось. Впервые мы с ним столкнулись в баре. Он пришел туда с друзьями, в компании красивой девушки. Я сидела, как всегда одна, уничтожая виски. Вскоре ко мне подсел какой-то парень с нашего курса. От него ужасно пахло, он был пьян. Этот бастард начал приставать ко мне, лезть под юбку, пытался поцеловать… Генри подбежал, пытаясь оттащить его от меня. Но было поздно. Я быстро наваляла этому парню, врезав ему по челюсти и яйцам. «Я хотел помочь», - сказал Генри, а я язвительно ответила: «Не надо помогать мне, я же не неженка!», и забрав бутылку, вышла из бара. Он догнал меня, что-то говорил. Я сказала ему, что он мне отвратителен, но он не слушал. Генри поймал машину, и мы поехали к нему домой. Я ничего не говорила. Мне было плевать куда ехать, и с кем. Через четверть часа я оказалась в пустоватой квартире. На стенах не было картин, плакатов. На полках не было книг. «ТЫ не читаешь?» - спросила я тогда. А он сказал, что не умеет читать. Мы переспали. Потом переспали еще раз. И еще много раз. Это было восхитительно. Без всяких обязательств, приезжать к нему и делать то, что захочется. Вокруг него крутилось много девушек и даже женщин, но никогда я не испытывала чувства ревности, я не знала его. Мы с Генри особо не разговаривали. Я не общалась с его друзьями, а он с моими. Наши вкусы были разными, взгляды – тоже. Единственное в чем наши души и тела сплетались воедино – это секс. И ничего больше. Я и сказать то о нем больше пяти слов не смогу, чего уж там.
Спустя год он уехал на другой конец страны. Но перед уездом сказал, что если в течение четырнадцати лет мы не увидимся с ним по воле Судьбы, то не увидимся больше никогда… - я запнулась, перевела дух, - Как считаешь, Джульетта, эта была любовь?
-Вау, - она залпом выпила вино, - Вы были так откровенны… Не Знаю… А что вы чувствовали, когда Генри уехал?
Я встала из кресла и сменила пластинку. Снова закурила.
-Не знаю. Ничего, наверное… Я пыталась поговорить с ним перед его отъездом, но мы просто не умели разговаривать друг с другом. Когда он уехал, ничего почти не изменилось. Только мои сексуальные партнеры. Со всеми была скука смертная, даже не спрашивай… Знаешь, когда я училась еще в школе я прочитала рассказ Фредерика Бегбедера «Самый тошнотворный рассказик из всего сборника», из сборника «Рассказики под экстази», разумеется. Наверняка ты читала его. Так вот, напомню тебе, что двое главных людей «проверяли» свою любовь различными заданиями, многие из которых были ужасно унизительными, пошлыми и откровенно противными. Но больше всего мне в этом рассказе понравилась концовка: «С каждым днем мы все сильнее страдаем и рвемся друг к другу. Мы льем слезы уже многие годы. Но она, как и я, знает, что ничего изменить нельзя. Наше самое прекрасное доказательство любви - вечная разлука»… Может быть, герой этого рассказа прав? Как и Генри? Прошло четырнадцать лет ровно с того дня, как он уехал. Мы не виделись с ним все это время, но я продолжаю любить его, и чувствую это каждой клеточкой всего тела. Я вполне могу жить без него. Я не смогу отдать все ради его любви. Не способна на самопожертвование. Я не думаю о нем постоянно. Но я ощущаю его. Как думаешь, ЭТО любовь?
Джульетта молчала.
Мои коленки вновь затряслись. Сердце не переставало стучать. На кой черт я рассказала этой девчонке все? Зачем ей это знать? Я не жалела о содеянном, но мне было грустно от того, что об этой истории узнает вся страна, а может и больше.
Миниатюрная журналистка словно прочла мои мысли.
-Знаете, Розали, я не буду печатать эту историю.
-Но ты ведь так хотела стать хорошей журналисткой, - я отвернулась к окну.
-Это… слишком личное. Я даже не знаю, почему вы рассказали мне все это.
И я не знаю зачем. Просто с утра меня не покидает ощущение чего-то. Это как дежавю, но наоборот… Чувство, которое словами можно выразить только по-французски. Чувство, которое очень далеко от реальности, да и от моего понимания тоже.
Часы пробили девять, пластинка остановилась.
Джульетта вынырнула из своих размышлений.
-Вы знаете, Розали, уже поздно. Я, пожалуй, пойду…
-О, нет-нет, останьтесь на ужин. Я попрошу, чтобы накрыли на двоих.
Через полчаса мы сидели в столовой. Я чувствовала, что Джульетта некомфортно чувствует себя в огромной столовой. Мне эта столовая тоже никогда не нравилась, и я даже почувствовала реальную симпатию к этой девочке. Внезапно позвонили в дверь. Я вздрогнула и от неожиданности моя вилка упала и со звоном ударилась о мраморный пол. Сердце внезапно застучало, словно бешенное. Дворецкий направился в прихожую, чтобы открыть. Я остановила его.
-Нет, Хью, оставьте. Я сама открою.
Он удивленно посмотрел на меня и вернулся на свое место у стола. Джульетта не сводила с меня маленький черных глаз.
-Что с вами, Розали?
Я выпила вино и направилась в прихожую, даже не посмотрев на журналистку.
Чем меньше оставалось расстояния до двери, тем больше росла моя тревога. Почему я так нервничаю? Кто может быть за этой дверью?
Я открыла. Там стояла невысокая женщина с короткими черными волосами. Ее глаза были мокрыми и покрасневшими. Под глазами были синие тяжелые круги. Бледность ее кожи была такой фосфорной, как у куклы. Я недоуменно смотрела на нее.
-Простите, что беспокою в столь ранний час… Вы – Розали Майерс?
-Да, это я. Чем могу помочь?
-Меня зовут Оливия. Оливия Уоренс.
Я вдохнула и выдохнула.
-Кончено. Входите, прошу. Направо.
Мы зашли в зал, где сидела Джульетта. Она было встала, чтобы уйти, но я не обратила на нее внимания, и она осталась, не зная, по-видимому, что ей делать.
Мы с женщиной сели друг напротив друга.
-Что вам нужно?
Она потупила взгляд.
-Генри погиб около недели назад. Он отправился служить в армию. Морской флот. Кажется, их судно накрыло волной. Почти никто не выжил… и…
-Вы могли сказать об этом по телефону. Зачем приехали? – я отвернулась и закурила.
-Не будьте такой бессердечной, Ру.
Я кинула на нее взгляд.
-Никогда не называйте меня так, слышите, миссис Уоренс, - презрительно сказала я ей, и снова отвернулась.
Она немного помолчала.
-Он рассказал мне о вас, прямо перед тем, как уйти в море. Он знал, что не вернется. Он передал кое- что… - она запнулась, в поисках чего- то по карманам.
-Уходите. Вы уже воспользовались моим гостеприимством достаточно.
Оливия вздохнула. Перед тем как уйти, она положила передо мной фотографию маленькой черноволосой девочки, до безумия похожей на Генри.
-Это его дочь. И моя дочь…
Оливия Уоренс, законная супруга Генри Уоренса, вышла из комнаты, не оставив даже запаха духов.
Трясущимися руками я взяла фотографию. На обратной стороне знакомым почерком было написано: «Розали Уоренс, 9 лет. Моя маленькая Ру»
Ко мне подошла Джульетта, и, подкурив сигарету, протянула ее мне.
Поставив на моем проигрывателе пластинку, она направилась к выходу.
-Теперь я знаю, что такое любовь, - тихо сказала она, - Это сожаление о том, что вы потеряли. Вы могли быть вместе. И эта дочь могла быть вашей. Но вы и он были слишком горды, чтобы признать это. Только теперь, после его ухода вы понимаете, что испытывали любовь. Кому, как ни вам знать, что когда хочешь что-то понять тратишь все свои силы, действуешь, пытаешься раз за разом. А понимание всегда приходит поздно, за понимание нужно платить высокую цену. Вы были правы. В нашем мире можно стать счастливой только тогда, когда ты хорошенькая дурочка.
Но может вы, и были счастливы с Генри, просто до сих пор не понимаете этого, прикрываясь историями о его репутации и вашем страстном сексе. Я никогда в жизни не получала знаний ценнее, чем дали мне вы сегодня. Но я уверена, что за мое понимание мне еще придется заплатить.
Джульетта вышла из комнаты. А я закурила и полностью отдалась джазу, который с потрескиванием раздавался из старого патефона.