Улице Огней, дом 67

Моряк зашёл в давно знакомый кабак, в котором просиживал практически все дни между плаваний. Когда он открыл дверь, его обволокло запахом пота, плохого вина и скверного табака. От суровых морских волков, бороздящих все океаны мира (а кто знает – может быть, они всё-таки уплывали за край земли, а никому об этом не говорили?), ничего не оставалось – все были пьяны, все кричали и хвалились тем, сколько они заработали в последнем рейде.
Зайдя в это замечательное заведение с вывеской, изображающей четырёх граций (только вот у четвёртой грации вместо лиры была бутылка вина – и, скорее всего, такого же скверного, как и в самом кабаке), моряк был оглушен весёлыми криками своих бывших друзей:
- Джим! Малыш Джим! Сколько лет, сколько зим!
- Всего-то шесть месяцев, - криком ответил моряк, пытаясь перекричать весь этот шум и пробираясь к барной стойке. Хозяин кабака – достаточно плотный мужчина, с рыжими длинными усами и лысиной на макушке, весело кивнул ему и сразу же налил полный стакан какой-то непонятной игривой жидкости.
- Я не буду, - пожал плечами Джим и отодвинул от себя стакан. Образовалась даже какая-то тишина в зале – никто не мог поверить своим ушам. Чтобы Джим, старый добрый заводила Джим отказался от выпивки? Да никогда в жизни! Да быстрее все моря высохнут, чем этот парень откажется от стаканчика вина!
- Зачем тогда сюда пришёл? – спросил хозяин кабака, сердито сопя и не спуская глаз с этого парня. – Мозги тебе промыли на этих исправительных работах, будешь теперь каждый день в церковь ходить да милостыню раздавать?
- Я пришёл вернуть долг, - серьёзно ответил Джим, выкладывая на стол несколько монет серебром. – Задолжал за прошлые года.
Хозяин усмехнулся и быстро сгрёб деньги себе в карман. Ему даже понравилось то, что этот моряк стал таким добросовестным – хоть теперь не будут работать в убыток. Между тем, Джим встал со своего места и вновь направился к выходу.
- Джим, куда ты? – раздался чей-то одинокий и вероятно пьяный голос в этой тишине. – Куда ты пойдёшь?
- На улицу Огней, - ответил моряк, не останавливаясь. – В дом под номером 67.

Критик внимательно осматривал картину, изображавшую Геракла и его первый подвиг. Николо настороженно смотрел на него и думал про себя: не сильно ли преувеличены мышцы Геракла, не слишком ли крупен был сам лев, да и как подходят цвета друг к другу, да и понравится ли картина зрителям?..
- Это просто превосходно, - наконец-то сказал Критик после десятиминутного осмотра картины. – Вы очень талантливый художник, мсье…
- Готьер, - услужливо подсказал Николо, подходя к Критику ближе и сверкая глазами. Он не верил своему счастью – его картину наконец-то оценили и, возможно купят.
- Мсье Готьер, - сухим голосом дополнил Критик. – Я могу дать за неё сразу же 150 золотых, если Вас устраивает такая цена.
- Устраивает, - кивнул Николо, не сводя глаз с этого серого, но такого богатого человека!..
Молодой художник проследил за движением тонкой руки этого человека и жадно вглядывался в его полный кошелёк и на сверкающие монеты из жёлтого металла.
- У меня с собой есть только восемьдесят, - серьёзно поджал губы Критик, переводя взгляд на Николо. – Вам принесут остальное завтра и картину заберут тогда же. Просто напомните свой адрес, а то моя память уже не так долговечна…
- Улица Огней, дом 67, - подсказал художник, улыбаясь своими жемчужными зубами.

Лиам вздохнул и поправил свою заплечную сумку. Корабль прибыл всего лишь полчаса назад, а он уже устал искать себе пристанище. Многие говорили идти ему к герцогу – мол, тот любит, когда вокруг него всё время шныряют только красивые лица. Но сам юноша не считал своё лицо чем-то выдающимся, поэтому всё время отказывался от этой дурацкой мысли – пойти в услужение какому-то там герцогу.
Он спрашивал людей о гостиницах, но ему отвечали, что сейчас, наверное, всё занято – такой сезон у моряков, им нужно где-то переночевать на твёрдой земле.
Один человек – скорее всего священник, - подсказал Лиаму, что на улице Огней есть дом под номером 67 – там живёт один старик, который, при возможности, может приютить. И юноша решил отправиться именно туда.
Лиам стоял около этого дома и стучал в дверь. Кто-то же должен был открыть ему. Он не понимал, почему именно этот дом – вокруг стоят много таких же, других. Почему бы не пойти в дом 68, что стоит напротив, через мощенную дорогу? Там стоят те же самые горшки с геранью и прочими цветами, ручки у дверей так же отделаны, даже цвет у кровли одинаковый! Создавалось ощущение, что посреди этой дороги стояло большое зеркало и в нём отражалось то, что и было на этой стороне.
-Что Вы хотели? – раздался старческий голос прямо под носом у Лиама. Он за своими мыслями даже и не заметил того, что отворилась дверь, и на пороге теперь стоял приятного вида старик с достаточно длинной белой бородой. Он приятно улыбался и был опрятно одет – наверное, вместе с ним живёт сварливая старуха, которая всё ворчит на то, что приходится стирать и заштопывать ему одежду.
- Мне сказали, что здесь можно снять комнату, - скороговоркой выпалил Лиам со своим явным акцентом. Кажется, хозяину дома (если это был он) понравилось это в юноше.
- Нет, здесь нельзя снять комнату, - со смешком ответил старик. Лиам уже испугался, что перед его носом тотчас же захлопнут двери и придётся искать себе другой приют. Хотя бы на одну ночь.
- Здесь нельзя снять комнату, - повторил старик, - но зато здесь можно жить. Что ты умеешь, мальчик?
- Я играю на мандолине, - удивленно ответил юноша. Он даже не думал, что его будут спрашивать о таком. Думал, что нужно заплатить, а деньги у него водились. Пока что водились.
- Музыкант, значит? – задумчиво произнёс старик, глядя куда-то в пол. Через несколько секунд он, улыбнувшись, ответил:
- Можешь пожить у меня, сколько тебе нужно. Но только если будешь играть на мандолине и репетировать хотя бы раз в день.
- И сколько нужно заплатить? – осторожно поинтересовался Лиам, входя в дом и осматриваясь вокруг – всё было прибрано, везде чисто. Как и следовало ожидать.
- Нисколько. Будешь жить у меня просто так… Сейчас я покажу тебе твою комнату…
Больше он ничего не успел сказать – раздался оглушительный женский крик и из соседней комнате по лестнице наверх пробежала женщина, замотанная в простыню. Вместе с её криком раздался мужской крик:
- Ник, зачем ты привёл сюда женщину?!
- Во-первых, меня зовут не Ник, а Николо; во-вторых, она моя натурщица – я пишу с неё Венеру, - ответил другой, спокойный голос, видимо, ничуть не взволнованный этой ситуацией.
- Будь добр, приглашай свою натурщицу только тогда, когда меня нет дома, мсье Николо, - язвительно повторил первый голос, и после этого оглушительно хлопнула дверь.
Лиам тотчас же бросился в комнату, посмотреть, что там произошло. И нашёл лишь мужчину, лет тридцати и холст, на котором была изображена та самая девушка – только намного красивее и изящнее.
В комнате пахло красками, хотелось открыть окна и проветрить помещения, чтобы сюда вновь поступал свежий и слегка морозный воздух с улицы, чтобы здесь не было так душно, чтобы на лице этого художника вновь проступил румянец, а не эта мертвенная бледность.
- А это ещё кто? – спокойным голосом спросил этот самый Николо, внимательно осматривая юношу.
- Новый жилец, - ответил старик, проходя в комнату вслед за Лиамом и наконец-то открыв окна для проветривания.
- Николо Готьер – художник, - приветливо сказал этот человек, протягивая чистую руку для рукопожатия. Лиам улыбнулся и пожал её, глядя практически в бесцветные глаза художника.
- Лиам, - представился он в ответ. Ему уже нравилось жить в этом доме.
- Тот, которого ты, возможно, слышал, - сказал Готьер, поворачиваясь к холсту и делая кое-какие штрихи тонкой кистью, - зовут Джимом. Он моряк.
- Бывший моряк, - поправил его старик. Взяв под локоть юношу, он повёл его наверх, на второй этаж – показывать комнату.

- Ты только на чердак не ходи, - рассмеялся Джим, сидя в гостиной и потягивая ещё горячий глинтвейн. Лиам сидел напротив него, в удобном кресле, а на коленях у него лежал его музыкальный инструмент. Николо сидел тут же, на диване, рядом со стариком и тоже пил вино с пряностями.
- Почему туда нельзя ходить? – поинтересовался Лиам, грея холодные пальцы и о горячую чашку. – Какие-то тайны?
- Не то, чтобы тайны, - со смешком ответил Николо, пригубив вино из стакана. – Просто на чердаке кое-кто живёт.
- Ночь там живёт, - продолжил Джим, всё так же улыбаясь.
- Кто-кто? – переспросил Лиам, думая, что его разыгрывают и не верил всему этому. Художник и моряк внимательно посмотрели на старика, как будто бы прося разрешение на то, чтобы рассказать эту историю. Хозяин дома махнул рукой, мол, можете рассказывать что угодно.
- Я точно не знаю, когда это произошло, - начал Николо, не выпуская чашки с глинтвейном из своих рук, - но тогда старик был ещё совсем молодым. Лет двадцать ему было, может быть ещё и раньше. Но однажды в Канун Всех Святых ему не сиделось дома. И тогда бродило какое-то поверье, что можно поймать ночь…
- Когда стукнуло полночь, он вышел из дома, прихватив с собой обычную рыболовную сеть, - продолжил Джим, отставив свою уже пустую чашку в сторону, - потому что он не знал, как ещё её можно поймать. Он отправился к причалу, чтобы найти там эту самую Ночь – вряд ли она будет ходить по другим кварталам, в которых обязательно есть какие-нибудь святилища или храмы. И спустя какой-то час он нашёл женщину, вокруг коротой, казалось, сгущалась тьма, как будто весь этот мрак исходил именно от неё; она была в чёрном плаще, чёрном мужском платье и в полумаске. Она была необыкновенной красоты, как говорил старик, но…
- Но таких женщин не бывает, - резко прервал художник, маленькими глотками попивая глинтвейн. – Это я тебе как художник говорю. Но, во всяком случае, старик накинул на неё рыболовную сеть. И, как это ни странно, та женщина только раздраженно посмотрела на него, даже ничего не сказала ему. Только смотрела. И он повёл её домой, а она покорно пошла вслед за ним. Старик рассказывал, что она не ходила – она как будто бы плыла за ним, у неё были сосем неслышные шаги…
- Когда я завёл её в свой дом, - внезапно заговорил старик, глядя куда-то в пол, - она взмолилась о том, чтобы я отпустил её. Я спросил, что она может дать мне взамен. Та женщина ответила, что умеет принуждать людей к различным грехам и отпускать их, делая человека чистым, как младенец. Сначала я не поверил ей, и просто посмеялся над этой её способностью. Но она сказала правду – она была очень легко ранимой и сказала, что сможет доказать мне это…
- И она очистила душу старика, чтобы он отпустил её на волю, - досказал Николо, глядя только на Лиама. Юноша внимательно переводил взгляд с одного рассказчика на другого и не верил. У него не было причины верить этому всему.
- Знаешь, как можно очистить душу от греха? – спросил старик, тоже теперь глядя в глаза Лиама. – Грехи прочно въедаются в наши души, их нельзя просто изгнать оттуда раскаянием, нельзя прочитать молитву и ощутить себя очищенным. Представь, что у тебя два сердца – и одно из этих сердец, в котором и заключается грех, нужно вырвать, пока оно не поглотило другое. И пойми, насколько это больно, когда тебе разрывают грудь и вместе с жилами тянут из тебя сердце…
- Не пугай мальчика, - быстро прервал всё это Николо, заговорщицки придвигаясь ближе к Лиаму. – Когда его избавили от грехов, старик всё ещё держал сеть в своих руках. Он даже не знал, что ему и делать. И знаешь, что он сделал с ней?..
- Запер на чердаке, - сказал Лиам, всё ещё больше не веря всей этой истории.
- Так что ты пришёл по адресу, паломник – здесь могут избавить ото всех грехов, которые у тебя есть на сердце, - улыбнулся художник, откидываясь на спинку дивана.
- С чего ты взял, что я паломник? – возмутился юноша, не понимая, с чего сделали такие… верные выводы.
Джим рассмеялся и ответил, глядя куда-то в стену:
- Это город греха и святости – там, где порт есть только пьянство и грехи, а дальше, вглубь материка есть только одни монастыри да храмы, где молятся о спасении душ наших. На моряка ты не сильно похож – кожа у тебя слишком бледная, да и сам не очень-то сильный. Но по выговору явно не местный, так что остаётся одно – ты паломник.
Лиам усмехнулся и допил вино, что было у него в чашке. Да, они всё сказали верно. Они и сами это знают.
- Если у тебя нет причины верить нам, то выгляни в окно, - пожал плечами Николо. Юноша встал со своего места и подошёл к окну. Интересно, что же этим они хотели сказать. Отодвинув занавеску в сторону, Лиам увидел только то, что на улице… светло. Как будто бы просто сгустились сумерки, но при этом было добавлено топлёное молоко рассвета. Можно было даже не зажигать фонари – у фонарщиков отобрали всю работу. Даже звёзд не было видно – было слишком светло для того, чтобы назвать это ночью. Но и слишком темно для обычного дня – можно было увидеть мертвенно бледный лунный лик, обращенный к земле. Это было отсутствие ночи.
- И такое творится в городе уже долгое время, - сказал Николо, вставая с места. – Очень долгое время.
Лиам даже не успел удивиться всему этому, как услышал пожелание доброй ночи.
Вероятно, всё было правдой.
А теперь добрых снов.

Лиам проснулся от того, что кто-то плакал. И причём довольно громко. И плакала женщина. Юноша быстро оделся и вышел из своей комнаты. Он слышал только её плач, да скрип пола до своими ногами – и ничего больше. И эти звуки так окутывали его, будто бы большоё теплое одеяло. Только сейчас ничего не грело – наоборот, плач этой женщины холодил душу, заставлял плакать самого…
«На чердак», - почему-то подумал Лиам, быстро поднимаясь по лестнице. Чердак, после сегодняшнего рассказа был окутан какой-то тайной, на него было наложено вето – не входить сюда ни под каким предлогом. Но сейчас придётся войти – этот плач мог свести с ума кого угодно.
Юноша медленно дотронулся до пыльной ручки двери и без каких либо затруднений открыл дверь. Его удивило то, что дверь в такое странное место, в котором в заточении живёт сама Ночь, открыта и её может открыть даже ребёнок. Петли не скрипят, всё открывалось беззвучно.
Посреди чердака, на старом сундуке, окованном постаревшей медью, сидела женщина и плакала. Это была Ночь – она выглядела именно так, как о ней и рассказывали. Только почему-то забыли упомянуть о том, что волосы у неё были совершенно седые, хотя на лице не было ни одной морщинки.
«Освободи меня», - сказала она, не раскрывая губ. Голос её звучал бархатно, хотелось ему доверять, он привлекал своей тонкой хрипотцой и низким, практически грудным звучанием.
- Я не знаю, как тебя освободить, - честно ответил Лиам, смотря на эту женщину и не мог понять, чем она отталкивала его. – Не я тебя сюда заточил…
«Я не могу отсюда уйти, пока мне не разрешат», - опять произнесла она, всхлипывая и вытирая слёзы длинным рукавом.
- Попроси старика, - сказал юноша, не подходя к ней, а стоя около раскрытой двери. – И почему ты не можешь уйти в открытую дверь?..
«Я сама осталась здесь», - ответила она, грустно улыбнувшись. «Я думала, что мне будет здесь лучше, намного лучше, чем на воле. Мне не нужно будет выполнять свою работу, а я ведь… Я боюсь темноты. Боюсь того, что люди сделали из неё. Никто не может без опасения гулять около берега моря, потому что моряки могут быть пьяны и обязательно что-нибудь сделают с тобой; с наступлением сумерек все люди прячутся по домам, чтобы их не побили, не обворовали. Все боятся за свою жизнь именно ночью, ночь – самое худшее время суток».
Он снова заплакала. Её голос то срывался на крик, то утихал до шёпота… Нельзя было сказать ничего определенного по отношению к ней – она была очень и очень странной.
«Обо мне говорят, что я красива, что я прекрасна, но я сама боюсь посмотреть на своё лицо – потому что я знаю, какое оно на самом деле, поэтому я и ношу маску. Просто в темноте не видно всего того, что видно при свете дня. Ночь – это отличное время скрыть все свои недостатки. А полумрак – хорошая вещь, которой пользуются уже долгое-долгое время.»
Лиам даже не знал, что и думать уже. Сначала ему было жаль эту женщину, которая попала в сети старика – в прямом смысле этих слов. Сейчас он не понимал совершенно ничего – ведь эта женщина, ведь она… Она просто обычный человек, который может раскаиваться в своих поступках, сожалеть об утраченном и грустить о всей своей жизни, что была так глупо прожита. Она тоже хотела лёгкой доли для себя, а получила что-то совершенно иное…
- Я не понимаю тебя, - сказал юноша, не отрывая взгляда от этой женщины.
«Я сама себя не понимаю», - улыбнулась сквозь слёзы она. «В тебе нет греха, зря ты сюда приехал, мальчик мой».
- Но как же так, если я… - начал было Лиам, но Ночь только подняла руку в знак того, чтобы он остановился. В голове у юноши звучало только: «Можешь возвращаться в свой прекрасный край и жить так же, как и до этого».
Это было очень и очень странно. Но всё это успокаивало душу бедного юноши, который плыл столько дней только для того, чтобы исповедоваться местным священникам.
Ему грело сердце то, что он безгрешен, даже сама Ночь подтвердила это. Его состояние можно было описать только одним словом – счастье. Счастье, которое проникает по всему телу, разливается по всем мышцам, чувствуешь облегчение от жизни, и возникает такое чувство, будто бы всего в жизни добился, всё испытал, попробовал и сделал все выводы.
Лиам улыбался, глядя на Ночь. Он всегда думал, что счастье должно пахнуть парным молоком, на вкус оно должно быть похоже на карамель, а выглядеть – как золотое поле ржи, так неприятно колется и может оставить порезы; он думал, что счастье должно звучать, как флейта, играющая сонату о взаимной любви, или как скрипка, что играет на каком-нибудь празднике залихватскую песню.
А счастье ему подарила эта странная женщина с седыми волосами, одетая в чёрное на старом пыльном чердаке.

Проснувшись, Лиам обнаружил какую-то лёгкость на душе. Он не был истово верующим – он просто заботился о своей семье, которая и отправила его замаливать его же грехи перед Господом Богом. Какое блаженство было узнать, что грехов у него нет. И не будет, если продолжать жить именно так.
Он спустился вниз, на кухню, напевая песенку себе под нос. Там уже были все те, кто жил в этом замечательном доме и мило разговаривали между собой. Лиам улыбнулся им и сел на единственный свободный стул.
- Когда ты теперь домой? – поинтересовался Николо, поставив на стол чашку с кофе. Он спросил это так, как будто бы видел всё, что случилось вчера ночью, всё видел, слышал и знал, что это означает для самого Лиама.
- Дня через три, - сказал юноша после некоторых размышлений.
- Скажи же, что этот дом замечательный? – лукаво спросил Джим, прищурив глаза. Лиам кивнул ему и сам подумал о том, что дом под номером 67 на улице Огней замечательный.