Ольга. Часть 30

Часть 30


Я знал, что она обязательно придёт, но сюрприз оказался совершенно неожиданным. Больше всего не хотелось застать их дома вдвоем, но, к счастью, Наташка выскочила навстречу одна, в длинном красном халате, подпоясанном тёмно-синим пояском. По её глазам уже было видно, что случилось нечто невероятное, и я почти не сомневался - она, всё-таки, встретилась здесь с Олей. Она странно улыбнулась, загадочно поцеловала меня в губы, тут же похотливо присосалась к шее, поднялась к уху и вдруг тихо, горячо шепнула:
-- Тебе привет от сестры.
И по виду, и по взгляду, и по её тону уже было совершенно понятно, чью именно сестру Наташка имеет сейчас ввиду, говоря, конечно же, об Ольге.
-- Гош, это правда?
-- Насчёт сестры?
-- Да...
-- Правда... Олька сама рассказала?
-- Сама... Я думала, она мне все глазёнки выдерет. А она так обрадовалась, когда я пришла... Гош, ты не представляешь, как она обрадовалась...
Я оторвался от неожиданно серьёзной и притихшей Наташки, прошёл в комнату, вытащил из шкафа пакетик с заветным конвертом и письмом.
-- На, читай...
Как и Олька тогда, десять лет назад, на том же месте, на тех же строчках Наташка вдруг приложила палец к губам, и по её щекам тихо и быстро покатились слёзки. И я снова  волновался, видя, как она приближается к самой последней страничке. Наташа положила письмо на стол и вдруг закрыла тихо плачущее лицо руками.
-- Господи, что же ты раньше ничего мне не сказал? Я, как дура, голову ломала, понять ничего не могла...
-- А зачем было говорить, Наташ?
-- Да, конечно. Прости меня... Господи, какие же вы оба...  Гош, скажи честно... Ты любишь её?
-- Люблю...
-- И она ведь тебя любит... Что же нам делать теперь?
-- Ничего, жить, как жили... Ключ у тебя. Приходи и живи, когда хочешь и как хочешь... Только… Прости, Наташ, ЗАГСа и детей у нас с тобой не будет... Не обижайся...
Наташка неожиданно кинулась ко мне на шею.
-- Глупый ты, Гошка! На таких мужиков не обижаются. На таких молятся! Пошли...
Она потащила меня на кухню, где всё уже было готово к праздничной встрече с работы самого горячо любимого мужчины.

Рыжая красавица, как самая преданная и любящая жена, перемыла после вкусного обеда всю посуду, тут же затеяла стирку, потащила меня перед сном в душ, а я всё силился любыми способами почувствовать и упрямо доказать самому себе, что всё это она делает лишь исключительно ради того, чтобы стать моей женой. Но зачем? Для чего? Чтобы вот также всю жизнь растрачивать свою красоту у раковины и ванны? Странно, но Наташка, как и Оля,  делала всё это с явным удовольствием и совершенно естественно, просто, как само собой разумеющееся в их непостижимо женской жизни. Мне казалось, что с её внешностью и её отношением к жизни и мужикам, она откровенно далека от всего этого домашнего хозяйства. Поэтому я сам уже готов был с радостью кормить и даже обстирывать её, как привык делать всё для себя самостоятельно. А тут вдруг совершенно неожиданно понял, насколько я ошибался. Да, внешность тоже бывает обманчива.
И мать, и тётя Катя были откровенно удивленны, когда вдруг я прикатил в деревню не с Лизой, а с рыжей Наташкой. Но никто уже ничего не сказал. Матери было абсолютно всё равно, с кем я живу и с кем сплю, а тётя Катя искренне радовалась тому, что я опять не один и поэтому не пристаю к её замужней дочери. Да, жалко, что Лизочка уехала в Ленинград и нашла там жениха, но ведь и племянница тёти Кати тоже очень хорошая девушка, учительница, а уж какая красавица - просто загляденье! Ну, а её мама, тётка Зина - это просто клад. Счастлив будет тот зять, кому достанется такая тёща...
Наша первая встреча на четверых с Гришкой и Маринкой прошла весело и спокойно. Брат откровенно радовался, что я сошёлся, наконец, с настоящей, проверенной, девахой. Тем более, Гришка сам откровенно обалдел от Наташки и её красоты. Я застал их неожиданно о чём-то весело болтающими наедине вдвоём, и по сердцу ржавым гвоздиком вдруг царапнула глухая ревность. Ну, уж нет! Этого вы от меня никогда не дождётесь! Я огнём выжгу из себя эту глупую ревность по отношению к Наташке. Иначе мне просто незачем с ней дальше жить! Маринка растолстела и подурнела, и я уже всем нутром чувствовал, что Гришка, живя с нами в одном доме и под одной крышей, не прочь вспомнить вместе с Наташкой свою молодость и юность. Я поторопился уехать, тем более приближалась долгожданная защита, и надо было хоть немного подготовиться к этому грандиозному и волнующему событию. Наташка, чтобы не мешать мне, убежала пока к родителям, которые переживали самый счастливый медовый месяц после многих лет развода, и я с головой погрузился в подготовку.
Олька загремела ключами ранним утром, за день до защиты, как всегда,  совершенно неожиданно, так и не дав мне вылезти из постели. Пальцы тут же с силой прижались к губам, не позволив сказать ни единого слова.
-- Привет, моё солнышко, я не желаю слышать ничего, кроме самого главного.
-- Олька... Господи... Как же я соскучился по тебе!
И снова чёрный огонь в бездонных глазах в миг поделил весь мир вокруг на наше истинное счастье и его блёклую окружающую видимость. Ни слова о Наташке, ни слова о Валерке, даже о наших дипломах и защитах. Нам это совершенно неинтересно. Кроме самого главного и очевидного, того, что она жутко и откровенно соскучилась по мне, Олька пришла этим ранним утром, чтобы сообщить две важные новости. Её защита через три дня после моей, и я обязательно должен присутствовать на этом мероприятии, потому что я - самый главный автор всей её дипломной работы. Ну а после защиты мы с ней вдвоём уезжаем в Ленинград на Лизкину свадьбу. С Лизкой, оказывается, всё уже оговорено, билеты куплены, и нас там ждут с радостью и нетерпением. Хотелось спросить, почему со мной, а не с мужем? Но вспомнилась недавняя клятва, и мне стало всё равно, как отнесётся к этому Валерка, и что подумает Наташка? Всё, я еду с сестренкой, и на остальное мне уже очень глубоко наплевать... Олька натягивала бельё и одежду торопливо, но откровенно нехотя.
-- Возражения есть, товарищ комиссар?
-- Никак нет, товарищ командир! Разрешите выполнять?
-- Разрешаю проводить меня до двери. Расслабься и не волнуйся. Удачи тебе, моё солнышко...  Завтра вечером будем, жди... Ну, я полетела... Не забудь, в десять на кафедре!

Защита прошла неожиданно быстро, легко и спокойно. Больше было суеты с развешиванием чертежей на тонкой и провисшей верёвке в конференц-зале моего закрытого НИИ. Ровно четыре минуты и сорок секунд выученного и стократно отрепетированного выступления, выслушивание с очень умным видом каких-то вопросов, неторопливые, аргументированные ответы в свете глобальных и стратегических направлений развития вычислительной техники в нашей стране, и всё. Задавать ещё какие-либо вопросы всем вдруг стало совершенно неинтересно. Что их задавать, когда и так всем всё ясно? НИИ закрытый, народу на защите немного, выделываться не перед кем. Профессора с кафедры и местные НИИшные руководители переглянулись, кивнули головами, и я был отпущен с миром на волю и на все четыре стороны... Всё... Ура! Свершилось!
Они пришли ко мне вечером и сразу втроём - Наташка, Олька и Валерка. Притащили шампанского, фруктов, торт и кучу конфет, чтобы отпраздновать мою защиту. Олька с Валеркой ушли уже затемно вдвоём, и я вдруг почувствовал, прощаясь с ними в прихожей, как Ольке мучительно и больно от того, что её двоюрная сестра уже просто так, почти как жена, вся сияя рыжей красотой и неприкрытой гордостью, остаётся тут здесь со мной.
Ощущение полной и по-настоящему взрослой свободы нахлынуло уже на следующее утро. Вот и всё. Я уже не студент. Я - взрослый мужик, дипломированный специалист. Я легко и свободно живу с красивейшей девушкой, не связывая себя никакими обязательствами и не забивая свою молодую, красивую голову глупостями вроде женитьбы. Ко мне уже совершенно не тайно приходит замужняя женщина, которую я люблю, и её визитов хватает пока, чтобы чувствовать себя совершенно счастливым. Мне больше ничего не надо, и я не хочу пока ничего менять в такой жизни.
На Олькину защиту неожиданно подошла почти вся кафедра термеха и почти вся кафедра её прог-матики. Ольке было уже совсем не до меня. Она суетилась и волновалась, наверное, также, как и я всего несколько дней назад, а может и гораздо сильнее. Ведь народу здесь намного больше, все заслуженные и именитые. Сразу удивил и поразил её наряд - узкая черная юбка с маленьким разрезом сзади, маленькие чёрные туфельки, строгая кремовая блузка с бантом на шее и длинными рукавами. Наверняка, опять постаралась неутомимая Наташкина мать. Длинные, тёмные волосы уже не распущены по плечам, а очаровательно собраны сзади в тугой и строгий пучок. Вся стройная, неожиданно высокая, очень умная, очень взрослая и пронзительно красивая неведомой раньше, настоящей взрослой красотой.
Мне вдруг показалось, что все эти, убелённые сединами профессора и доценты собрались здесь не только и не столько послушать необыкновенную и умную студентку, а просто посмотреть на неё и полюбоваться ослепительной красотой молодой, очаровательной женщины. Я забился в дальний угол и тоже любовался Олькой. Любовался и тихо гордился. А ведь, действительно, свершилось то, о чём всё моё детство твердила мать – именно благодаря Ольке, я "стал человеком". Хорошим или плохим? Какая разница. По крайней мере, не самым тупым и не последней сволочью. Но ведь здесь и сейчас собралась эта толпа очень умного народа, чтобы увидеть и услышать ту, которая стала настоящей гордостью кафедры не без моей помощи и не без моего искреннего желания и участия. Ведь всё это случилось в наших жизнях, не благодаря, а вопреки судьбе, сделавшей нас неожиданно кровными родственниками. А может быть, действительно, благодаря? Полнейшая тишина в лектории оторвала, наконец, от витиеватых размышлений. Олька взяла указку и гордо вышла к своим листам, на одном из которых красовался тот самый пресловутый конус с одной лишь точкой на самой вершине, которая решает всё... Да, какой бы ни была теперь наша дальнейшая жизнь, она, как этот конус, рано или поздно обязательно направит и приведёт нас к единственному и самому счастливому решению, потому что этого я хочу сейчас больше всего и сильнее всего на свете...
Ольгу слушали все, с самым искренним и неподдельным интересом. Ведь сейчас и здесь защищался не обычный рядовой диплом, а демонстрировалось и ставилось на карту будущее кафедры, её престиж и её новые, перспективные сотрудники. Мне казалось, что зав кафедрой и Олькин руководитель темы просто летали в небесах от гордости перед термехом, словно желая сказать: "Вот, смотрите, наша кафедра вырастила студентку, которая сделала то, что казалось невозможным! Ну и можете полюбоваться, какая теперь у нас есть красавица, в отличие от ваших коряг!"
Когда многозначительно затих чистый и звонкий Олькин голос, неторопливо и обстоятельно рассказавший обо всех особенностях метода, тонкостях математической модели и основных принципах разработанной программы, в зале наступила гробовая тишина. Олька стояла, легко сжимая в руках указку и, гордо подняв голову, медленно окидывала огромную аудиторию своим чёрным, огненным взглядом в ожидании вопросов. Молодец, Олька! Молодец, сестрёнка! Успокоилась, взяла себя в руки и теперь показала всем, какая ты есть сильная, умная и очаровательная женщина!
Живые, по-настоящему интересные и обстоятельные вопросы посыпались вдруг с термеха. Ольга отвечала, почти не задумываясь. Ведь, кроме придуманного мной конуса, всё остальное она делала сама, очень кропотливо и очень дотошно, напрягая и своего руководителя, и всю кафедру. Мне показалось, что профессора уже начали наперебой задавать Ольке вопросы лишь ради того, чтобы просто пообщаться с красивой и умной девушкой, что в институте случается далеко не часто. Зав кафедрой, сияя, как медный чайник, завершил, наконец, приятные беседы, деликатно намекнув, что на очереди ещё несколько защит. Всё встало, зашумело, засуетилось, двинулось в коридоры.

Ну, вот теперь уже, действительно всё. Волнительный итог пяти лет нашей жизни, наконец-то, подведён с честью и достоинством...


Часть 31: http://www.proza.ru/2014/07/22/1260