Размышления на заданную тему

Андрей Петрович Прохоров, возвращался с очередной встречи посвящённой Международному Дню освобождения, последнего узника фашистских концлагерей. Это было – одиннадцатого апреля 1945 года. Почти каждый год, его приглашают на такое мероприятие...

Но у Андрея Петровича, последний день освобождения был не в апреле 1945 года, а в августе 1943 года, утром 13-го числа. Тогда ему шёл – десятый год...

Было это – в  Эстонии, в лагере Пыллкюла... Война тогда уже шла, где-то на Западе. И время было – полное надежд и тревог...

Андрей Петровича, хорошо помнит, как перед самым их освобождением, к ним в лагерь, немцы пригнали небольшую группу советских военнопленных... Тогда взрослые, говорили, что немцы – что-то гото-вят...

 Росло беспокойство... А когда вечером, заполыхало яркое зарево вдали над лесом – беспокойство усили-лось вдвойне...

Горел соседний лагерь – Клоога... Он был не далеко от лагеря Пыллкюла, где содержали Андрей Петровича, километрах в трёх. В основном там, были – еврей-ские семьи...

И Андрей Петрович, хорошо помнит тот страх, который охватил тогда всех. От взрослых – он передавался  детям... Внутри, всё: холодело, а дрожь колотила всё тело...

Тогда лагерьцы, стали собираться в тревожные куч-ки. Женщины, гуртовались отдельно от мужчин, прижимая к себе своих детей. Переговаривались – полу-шёпотом... От чего,  страх, ещё  усиливался.

Взрослые мужчины, и военнопленные – гуртовались поодаль. Военнопленные, молодые, рослые ребята, в основном, были украинцы. Они тоже говорили вполго-лоса, но при этом, всем своим видом, старались приободрить женщин…
 
– Мы так им, запросто не дадимся! – говорили они тогда...

И Андрею, показалось, что у них: что-то есть из оружия… И это его – успокаивало... Оцепенение, постепенно – отступало…

Сейчас Андрей Петрович, не помнит: они ли спасли их в ту тревожную ночь, или – нет, но только утром, его разбудил одиночный орудийный выстрел…

Все тогда: высыпали из своих бараков, кто в чём был... А кто-то из сведущих взрослых пояснил, что в «Балтийском порту», (так назывался первый лагерь Андрея, где содержали его зимой), с советского корабля – высадился танк. Вот, он-то – и сделал этот выстрел...

И ещё говорили, что последние немцы: сбежали по морю ещё ночью, на запад, кто на чём смог. А наш лагерь сейчас – охраняют эстонские полицейские... 

...Андрей Петрович хорошо запомнил то утро. Тогда они ещё втроём, с младшим братом и старшей сестрой, выглянули из окна одной из комнат, которую занимала их семья в бараке...

... Это были – две туалетные комнаты, длиной, метров по четыре с половиной, и шириной, метра по полтора. Вдоль стены одной из комнат, с правой стороны от входной двери, проходила ржавая труба, с отверстиями  для кранов умывальника, к тому времени, их уже небыло.

А вдоль стены другой их комнаты, из окна которой они выглянули в то утро, с левой стороны от её входной двери, проходила небольшая возвышенность, на которой располагались вряд: пять-шесть низких чугунных унитазов. Над каждым из них, на высоте около двух метров – были подвешены, чугунные сливные бачки, от которых, вниз, спускались металлические трубы. 

Внизу, эти трубы, соединялись с унитазами, через свинцовые патрубки. У некоторых унитазов – их уже небыло. И тогда ещё Андрей, с братьями своими, сре-зали оставшиеся свинцовые патрубки. Для чего они это делали, Андрей Петрович сейчас: не может вспомнить.

Все удобства барака, были – навыносе: стоял в стороне от барака, среди ольховых зарослей, досчатый туалет в одно очко. Дверь у него – висела на одной верхней петле. Внутри и вокруг туалета – было обильно посыпано хлорной известью. Подход к нему – был вымощен по низменной местности: деревянными горбылями...

... Эти бараки, строили, ещё до войны, наши советские солдаты. Тогда в них – размещались наши части...

...Сейчас Андрея Петровича – никак не может вспомнить, как они тогда размещались в двух этих длинных туалетных комнатах… Их было тогда: семь человек, трое взрослых и четверо детей,... Где и как спали?… Ничего не помнит...

...А в то тревожное утро, Андрей тогда, вместе с младшим братом и старшей сестрой, высунулись в окно той самой комнаты с унитазами, стараясь понять, что за выстрел…

За окном, бегали встревоженные взрослые и воен-нопленные, что-то кричали, махали руками. Было жутко, и непонятно...

...Андрей Петрович, как сейчас помнит, когда один высоченный военнопленный, перехватил летящую в их окно, гранату... и быстро, пригнувшись, бросил её в сторону досчатого туалета...

Сестра тогда – в одно мгновение, соскользнула с подоконника и сдёрнула с него, их с братом... Со стороны туалета – раздался тогда взрыв, а потом, послышались какие-то выстрелы…

... Рассказывали потом, что полицейский, который бросил гранату в наше окно, хотел выстрелить в военнопленного, который перехватил его гранату.

Он тогда, щёлкнул затвором винтовки, но не успел выстрелить: другой военнопленный, выбил у него из рук винтовку, и раздался ...

... Это был совсем зелёный, эстонский сосунок. Говорили, что его военнопленные, пожалели тогда, и отпустили…

А он, почему-то тогда , бросился бежать не к воротам, где только что стоял, а вправо от неё, к дыре в колючей проволоке. Очевидно со страху. Тогда ещё, во-еннопленные, для пристрастки, выстрели вверх из его же винтовки.

Очевидцы говорили тогда, что, когда он подлезал под колючую проволоку, ему помог военнопленный: прикладом под зад.

И тот, пригнувшись и запинаясь ногами за сухие сучья, бросился бежать без разбора, озираясь на оставшихся с другой стороны колючей проволоки своих преследователей...

…А в это время, через главные ворота лагеря, где только что стоял эстонский «вояка», вошли два советских солдата, с автоматами «ППШ» наперевес. Вид у них был озабоченный...

Подойдя: к ответвлению от основной улицы лагеря, они остановились. Их быстро окружили – все узники нашего лагеря...

И тогда один солдат, поднялся на какую-то возвышенность, (Откуда она тогда взялась –Андрей Петрович, сейчас не помнит),  и стал говорить...

Андрею тогда было непривычно услышать от солда-та протяжное слово: «То-ва-ри-щи!»... Оно, чем-то напомнило ему Виктора: его товарища, с которым он дружил раньше на посёлке...

... Солдат поздравил всех с освобождением... и подчёркнуто сказал: и с спасеньем. Тогда он сказал, что соседний лагерь, Клоогу, прошлой ночью, немцы расстреляли,  и трупы их – сожгли...

Среди стоящих узников лагеря, тогда прошёл ропот…
– А ваш лагерь, они должны были расстрелять этой ночью, но наша, доблестная Красная Армия – вовремя подоспела к вам, и – спасла вас, – с пафосом произнёс солдат...

Все молчали… Среди женщин, послышалось рыдание…
– На родину! На родину! – сквозь слёзы, повторяли они в один голос … Скорее! Скорее – подальше отсюда ...
 
... Тогда красноармеец, стал успокаивать их, и  объяснять, что их родина, их родные места – полностью сожжены немцами. Там, кроме голых полей, и одино-ких труб от разрушенных печей – ничего не осталось. Там– негде жить, и нечем...   

Но Женщины – не хотел и слушать солдата, и продолжали рыдать, и кричать: «На родину! На роди-ну!»…

А когда все – чуть успокоились, солдаты: выбрали временных старших по баракам. И попросили всех: подождать решения... Какого?...

А к середине дня – приехала полуторка, и всем выдали сухой паёк. Андрей тогда впервые увидел свиную тушёнку в высоких жестяных банках, с наклейкой: «Великая китайская стена». Она была такая вкусная, пахучая…

Говорили, что – это наши союзники: стали нам помогать... И у многих тогда – посветлели глаза… Но почему –  американская тушёнка, с Китайской наклейкой? Андрей тогда, не мог понять …

И тогда Андрей, заметили, что на полуторке, вместе с тушёнкой, приехали ещё два солдата, в другой форме... И тогда, кто-то из военнопленных, тихо сказал:
– Это – «Особисты»…

...Но тогда Андрею, это– ниочём не говорило... А когда, вновь приехавшие, особисты, стали говорить, о какихто внутренних врагах. Андрей их совсем не по-нимал.

Он не знал, что такое – внутренние враги... Внешних, он знал. Они сожгли его дом, и соседний лагерь ...

И тут, один особист, сказал, что наши союзники, американцы, не поверили, что в лагере «Клоога»: немцы расстреляли три тысячи невинных людей, и сожгли их трупы, И они сейчас, должны прилететь туда на самолёте, чтоб убедиться...

И тогда особист, предложил всем: поехать в соседний лагерь и посмотреть, что от него осталось. Но взрослые, наотрез отказались.

И тогда Андрей, с другими ребятами, уговорил шофёра полуторки, чтоб он свозил их одних в тот лагерь. Согласовав с взрослыми, шофёр согласился, но преду-предил, чтоб там они никуда не расходились...

... И первое, что увидел Андрей тогда в том лагере, это – сожжённый дом с детьми. Он тогда содрогнулся, когда увидел на месте дома: груду обгоревших детских костей, и среди них – не совсем сгоревший труп женщины. Очевидно, это была – их воспитательница…

И тут Андрей увидел, прямо перед собой, на той стороне этого страшного пожарища, американских представителей. Они, что-то тихо говорили между собой...

Уж потом Андрей узнал, что сгоревший дом, был двухэтажный, деревянный. В него тогда каратели, согнали всех детей лагеря, а двери и окна первого этажа,  забили досками.

И тогда, облив всё вокруг керосином, – они подожгли дом. А тех, кто пытался выброситься из окон второго этажа, они расстреливали налету из автомата …

...Пахло паленым, и Андрея – затошнило... И он с ребятами, пошёл к уцелевшим баракам. Почему-то они их – не сожгли.

На двухъярусных деревянных нарах, он увидел трупы тех, кто не подчинился команде выходить, и попытался укрыться в соломенных матрацах. Всюду пахло смертью...Картина была – жуткая…

На мгновение, Андрею показалось, что он попал в свой барак, первого своего лагеря – «Балтийский порт»... И он поспешил, покинуть страшный барак...

На узком пустыре лагеря, около прорванной колючей проволоки, он увидел: штабеля несгоревших трупов, переложенных дровами. Они были посыпаны чем-то белым, и местами обуглевшими… Очевидно, дрова заготовленные несчастными жертвами накануне, – были сырыми и плохо загорались, хотя и были обсыпаны горючим порошком...

Рассказывали, что тогда, кто-то из несчастных: сбежал от штабелей, и спасся. То ли он был жив после расстрела, и смог выбраться из горящего штабеля, то ли кто-то из карателей помог ему сбежать. Толком об этом – никто толком тогда не знал…

... И сейчас, Андрей Петрович – не помнит, как они вернулись в свой лагерь. Но зато хорошо запомнил то, что когда они вернулись, им сказали, что все взрослые, в том числе и его старшая сестра, (ей шёл тогда пятнадцатый год), были вызваны в комендатуру, к представителям «Особого Отдела».

Она рассказала ему, что там их допрашивали, и сняли с пальцев – отпечатки. Что это такое, тогда Андрей ещё не знал. Только взрослые, об этом говорили – по-лушёпотом, и в узком кругу:
– Всех нас приравняли – к уголовникам и  изменникам родины, – говорили они тогда…

– Господа немцы, хотя и считали нас за быдло, но преступниками нас не считали. А наши «товарищи», стали знакомиться с нами, с отпечатков пальцев...

И только тогда Андрей понял весь лживый смысл протяжного слова: «То-ва-ри-щи», прозвучавший от первого солдата, пришедшего в их лагерь для освобождения от врага. Но он тогда, не знал, что за такие: изменник родины…

Узнал он об этом потом, на долгожданной своей родине, спустя восемь месяцев, после того, когда арестовали его отца, как врага народа, а сам он стал – чле-нам семьи врага народа …

– А сколько вам лет? – вдруг, прервал его размышления, мужчина шедший рядом с ним...

Они вместе с женой, вслед за Андреем Петровичем, вышли тогда из библиотеки, где проходила встреча бывших несовершеннолетних узников фашистских лагерей.

Шли они долго – молча. Очевидно каждый из них: размышляли о своём...
– Мне?– встрепенулся тогда Андрей Петрович, и посмотрел в сторону мужчины. – Семьдесят три, – ответил он, приходя в себя.

– А я бы вам столько не дал, – спокойно сказал мужчина. И его поддержала жена:
– Да вы выглядите, моложе…

– Я верю в Бога, – как бы в невпопад, сказал тогда Андрей Петрович, и поднял вверх указательный палец своей правой руки. – А вы?…

– Мы ходим …, по воскресеньям, в церковь, – с неуверенностью сказала женщина...

– Я верю в Бога-Творца, – многозначительно проговорил Андрей Петрович, и он почувствовал некоторую растерянность у своих попутчиков...

Далее они шли, молча. А когда подошли к перекрёстку улиц, Андрей Петрович остановился, и спросил своих попутчиков:
– Вам куда?
– Нам – налево, – ответили они.

– А мне – прямо, – двусмысленно сказал Андрей Петрович, и внутренне усмехнулся...

И бывшие несовершеннолетние узники фашистских лагерей, разошлись. Каждый пошёл своей дорогой…

...Навстречу Андрею Петровичу, шли двое: молодая женщина, лет тридцатипяти, и – молодой человек, лет тринадцати-четырнадцати. Женщина была одета просто, не претендующую, ни на какую моду.

Молодой человек был одет во всё ультрасовременное, кричащее, не терпящее возражений. Голова его была закрыта чёрными, большими наушники, глухо за-крывающими обе его щёки, и отделяющими его от окружающего мира.

Широкие, не по росту длинные джинсы, по типу «гаврош», украшенные разноцветными наклейками и безделушками, свободно спускались вниз, и накрывали собой, большие, на толстой подошве, разноцветные кроссовки, украшенные по периметру, блестящими бляшками. Молодой человек, неуклюже перекатывался на несгибаемых подошвах кроссовок, и как на ходулях, шествовал вперёд...
 
И Андрею Петровичу, вспомнились лагерные ко-лодки, на толстой деревянной подошве. Верх из их, был выполнен из сыромятной, коричневой кожи, пахнущей краской, По периметру деревянных колодок, кожа была прибита гвоздями, с большими блестящими шляпками.

Он тогда, после освобождения его лагеря, подобрал их на складе спецодежды, для работающих  пленных в лагере «Лаокюла»... Ходить в таких колодках, было неудобно, трудно, и болели икры ног...

...Поравнявшись с молодой парой, Андрей Петрович замедлил шаг. Сквозь чёрные толстые наушники подростка, он услышал: «Бум! Бум! Бум!»...

– И как только у него – не расплавляются мозги? –подумал тогда, Андрей Петрович ...

А в это время, идущая с ним женщина, подошла к витрине овощной палатки, и стала что-то выбирать. Но подросток, не останавливаясь, замедлил шаг, и, повер-нувшись в сторону женщины, нетерпеливым и скрипучим голосом, несвойственным его возрасту, произнёс:
– Ма-а… пошли. Что остановилась?…

И этот голос – остановил Андрея Петровича. И он стал украдкой, наблюдать за необычной парой. Мать покорно отошла от заинтересовавшей её витрины, и молча пошла за своим отпрыском. 

– Куда это он её ведёт, свою безропотную мать? – подумал тогда Андрей Петрович, и ускорил шаг. В голове его ещё звучало: «Бум! Бум! Бум!»…

А у следующего перекрёстка, на углу дома Андрея Петровича, «ждала» его ещё одна молодая пара: две юные девушки.

Они стояли друг против друга, и с удовольствием, обильно обдавали себя табачным дымом, исходящим от их тоненьких, длинных папирос. Девушки часто подносили их к своим припухшим губам, и неумело, по-детски, затягиваясь, попыхивали дымом в лицо друг друга.

Они о чём-то увлечённо беседовали. И Андрею Петровичу тогда, показалось, что они вокруг: никого не замечают. На их, еле заметных детских грудях, висели коротенькие, цветастые кофточки.

Они едва доходили до половины их животов, эффектно рекламируя наличия на них – пупков. Ниже пупков, на слегка выделяющихся бёдрах, висели коротенькие, сужающиеся к низу брюки-джинсы. Они, чуть закрывали собой низ животов, и спускались вниз по икрам, их стройных ножек, обутых в «эффектные» туфли-бахилы, на крикливо высоких платформах…

И Андрею Петровичу, показалось тогда, что вот-вот, и юные красавицы – упадут с них... Но красавицы – не падали... Они надёжно и уверенно стояли на перекрё-стке двух дорог, как бы решая: по которой из них пойти...

А апрельский прохладный ветер, игриво кружась над их головами, закручивал папиросный дым в их распущенных, и лежащих на плечах волосах. И он, так бесстыжий спускался вниз, к их оголённым животам, и напористо старался проникнуть внутрь их, как бы говоря:
– А ну-ка, дорогие красавицы, давай посмотрим, как там чувствуют себя, в никотине и табачном дыму: детородные клетки будущего человека?…

От этой мысли, у Андрея Петровича, на душе стало гадко, и он, внутренне – содрогнулся... Не замедляя шага, он быстро прошёл мимо красавиц, и… затылком почувствовал, что они его заметили...

– Что это? – подумал он тогда. – Грехи нашего времени? Или…

А в это время – потемнело: солнышко скрылось за небольшой тучкой. И Андрей Петрович, принял это: за подтверждение своих мыслей. Но, – каких?...  На душе, стало гадко...

– И какие такие ценности внесут в будущие поколения страны, вот эти – малолетние узники своего времени? – И что станется с ней, после нас?...

Так подумал тогда Андрей Петрович, входя в подъезд своего дома, и закрывая за собой, его входные двери …
 
Апрель, 2006 г. – Март 2008 г.