Зенитчица Берта

    
                Всем женщинам войны посвящаю.





      Голос скрипки поднимался все выше и выше и летел над кронами деревьев и черепичными крышами домов. Потом отражался от высокой стены элеватора и возвращался назад к вторящим ему кларнету и контрабасу. Яблони пританцовывали и роняли розовые лепестки на головы жениха с невестой, на длинные столы, за которыми собрались многочисленные гости. То и дело раздавались крики "Горько!", "Мазл тов!", "Гирко!". Родня, друзья и соседи гуляли на свадьбе библиотекарши Берты и летчика Наума. Произнесены были уже главные тосты. Секретарь райкома Степан Лукич поднял чарку за родителей молодых, с которыми он воевал в гражданскую. Комсомольский вожак Васька Гриневич толкнул речь о сталинских соколах вообще и Науме Гуркине в частности. О Берте, теперь уже Гуркиной, которая и в школе была отличница, и нормы ГТО все сдала, и даже прыгала с парашютом с вышки. А старые музыканты, без которых не обходились ни чествования передовиков в клубе, ни танцы по выходным, ни похороны, все играли и играли. И гости отплясывали то фрейлихс, то польку и краковяк.

    Утром следующего дня Наум и Берта уезжали в Москву. Попрощались с родней, пообещав приехать в отпуск в августе, когда поспеют яблоки. Сказали, что провожать их не надо, до станции идти несколько минут. Наум подхватил фанерный чемодан с привязанными к нему одеялом и подушками, и молодожены вышли за калитку. Пройдя немного, оглянулись и помахали руками родителям. Потом прибавили шаг, чтоб не опоздать на поезд. Скоро заканчивались три дня, отпущенные командиром на женитьбу лейтенанта Гуркина. Меньше чем через сутки на большой площади Киевского вокзала их встречал старшина на полуторке. Берта, дальше Житомира никогда не бывавшая, смотрела из окна кабины на столицу с восхищенным удивлением. Наум пообещал ей, что обязательно еще съездят и на Красную площадь, и на ВСХВ.  Это недалеко от летной части - двадцать километров.
 
    По приезде Гуркины сразу получили ключ от комнаты в семейном общежитии. Общительная Берта быстро подружилась с женами летчиков. С Тоней Пидкуймухой сходила в магазин и купила все самое необходимое: кое-что из посуды, примус и два метра голубого в цветочек ситца. Новая подруга быстро на своем "зингере" сшила занавески новым соседям. Наум допоздна был на аэродроме, и Берта с радостью помогала Тоне нянчиться с ребенком. Родители-комсомольцы назвали мальчика Виль, по первым буквам "Владимир Ильич Ленин". Никого этим было не удивить. Росли в советской стране дети с именами Вилор, Владлен, Сталина и даже Пятилетка.

     Короткими летними ночами молодожены, лежа на узенькой койке, мечтали о том, какая будет у них жизнь. Слышали через тонкую стенку, как плачет маленький сын Тони и Ивана, как мать поет ему колыбельную. Наум шептал Берте, что у них будет три сына. А она тихонько смеялась и дразнила его, что будет три дочки. В первый же свободный день съездили в Москву, многое посмотрели, покатались на метро. В ГУМе возле Красной площади Наум купил Берте красивое крепдешиновое платье и туфли.

     В другие жаркие выходные ходили на речку возле аэродрома. Берта, Тоня и годовалый Вилька загорали на старом солдатском одеяле. Наум и Ваня отходили подальше и ловили с мостков рыбу. Из пойманных карасиков варили ароматную уху, в багровых углях пекли картошку. Тоня с Ваней затягивали украинскую песню. Берта с Наумом вслед пели на идиш. Потом дружным хором - "Красная армия всех сильней!" Длинный-длинный день все не кончался, и казалось, счастье тоже будет без конца.

    Это воскресенье было, как всегда, теплым и солнечным. Пришли на речку и не успели расположиться на своем любимом месте, как вдруг страшно и протяжно завыла сирена. Мужчины, наказав женам быстро возращаться домой, бросились на аэродром. Томительно и вязко тянулись минуты и часы. Военный городок опустел. Все мужское население по тревоге находилось на боевом посту. Растерянные жены гадали, что случилось. Вдруг громкоговоритель на плацу  зашипел и прокашлялся. Голосом Молотова сообщил, что началась война.

    Сначала казалось, что вот сейчас доблестная Красная армия погонит фашистов назад в свое логово. Но немецкие войска, подминая Украину, Белоруссию, стремительно двигались к Москве. Жены летчиков до последнего надеялись, что еще как-то обойдется и не надо будет уезжать. В одну из ночей конца июля прозвучал сигнал тревоги, раздался рев взлетающих истребителей, натужно залаяли зенитки. Немного погодя послышались взрывы то ли бомб, то ли сбитых самолетов. Это был первый налет немецких бомбардировщиков на Москву. Женщины сидели в подвале, прижав к себе детей. Шепотом успокаивали их и себя, что скоро налет закончится. Они уже ясно поняли, что надо поскорей увозить детей отсюда.

    К утру все стихло. В подвал зашел красноармеец и позвал Берту в штаб. Там командир сообщил ей, что муж ее, лейтенант Наум Гуркин, сегодня ночью погиб при выполнении боевого задания. Она ничего не поняла. Пошла домой и долго лежала на узенькой койке, на подушке, которая хранила родной запах. А еще на спинке стула висела гимнастерка, которую она не успела постирать. И на подоконнике бритва  и влажное еще полотенце. Кто-то приходил к ней, пытался напоить валерьянкой. Кто-то уговаривал, мол, надо поплакать. А она не хотела и не могла понять, что нет его, ее Наума.

    Очнулась Берта от автомобильных гудков под окном. Антонина, схватив за руку, как маленькую, тащила ее к грузовикам, где уже сидели женщины с детьми. "Я остаюсь",- сказала запекшимися губами она подружке и быстро пошла в штаб. Командир сначала матерился и торопил на транспорт, но потом понял, что эту девку не переупрямить. Прикурив папиросу, внимательно посмотрел красными без сна глазами на маленькую исхудавшую женщину. Покрутил ручку полевого телефона, коротко поговорил с каким-то "вторым". Громко позвал Сидорчука и приказал отвезти Берту на зенитную батарею.

    Командир батареи первым делом отправил рядовую Гуркину на склад. Получив обмундирование, в котором она сразу утонула, Берта попросила иголку с ниткой. Как могла, ушила гимнастерку и штаны. С сапогами обстояло дело хуже. Нашлись самые маленькие - сорокового размера. На ноги девушки пришлось навернуть портянки в два слоя, но все равно обувка хлюпала, норовя слететь. Спрятав в рыжих от курева усах улыбку, командир задал Берте несколько вопросов. Нормы ГТО по стрельбе из винтовки его не впечатлили. Оживился лейтенант только, когда узнал, что Берта закончила десять классов.  Во время ночного налета убило прибориста. Теперь рядовая Гуркина должна заменить его. Сержант Гигашвили, командир зенитного расчета, научит и покажет, что и как. Это не с винтовки пулять, тут как раз нужны ее знания математики с физикой.

    Солдаты настороженно отнеслись к появлению на их батарее женщины. Но упорная Гуркина быстро освоила дальномер. Педантичная и аккуратная ,рассчитывала цели так, что зенитка била в яблочко. В первом же бою не сдрейфила, чем еще больше заслужила уважение мужчин. Никто и не заметил, как у нее от страха пот катился градом и промочил насквозь и пилотку под каской, и обмундирование. Никто и не услышал в реве зенитки, как громко выбивали чечетку ее зубы.

    Бойцы жалели свою маленькую прибористку: из своих запасов подсовывали ей то сахарок, то сухарь. Все недвусмысленные попытки здоровых мужиков позаигрывать с Бертой были пресечены один раз и навсегда. Сержант Гигашвили провел политбеседу, после которой один особо активный ухажер лишился переднего зуба. Солдаты спали, завернувшись в шинели и прижавшись друг к другу для тепла, тут же возле своего орудия. Ведь за ночь  по нескольку раз звучала тревога. И зенитный расчет вскакивал и стрелял по фашистским самолетам, пойманным в перекрестья лучей прожекторов.

    Весной сорок второго года Красная Армия погнала немцев от Москвы. В войска ПВО стали приходить добровольцы-девушки. Тысячи их сменили на своих постах мужчин, отправленных на другие фронты. Быстро обученные, одетые в уже специально пошитое для них маленькое обмундирование и сапоги. На батарее их встречала командир расчета сержант Гуркина. Позже, в своих мемуарах выжившие тогда немецкие летчики вспоминали, что самое страшное на войне - это русские зенитчицы. Фашисты специально пикировали на их позиции в надежде, что девчонки не выдержат натиска ревущих самолетов с черными крестами. Но их всегда ожидал ураганный огонь.
                                Победу встречала старший сержант Гуркина с медалями "За отвагу" и "За оборону Москвы". Запястье левой руки украшали маленькие именные часики, которыми командование ПВО награждало отличившихся зенитчиц. На второй день после демобилизации Берта поехала в родные места на Житомирщине. Знание того, что на всех оккупированных территориях фашисты уничтожали евреев, тяжелым камнем давило ее сердце. Но все равно теплилась надежда, что удастся найти хоть кого-нибудь.

    Городок почти не пострадал от войны. На улице Берты были целы все дома. Что-то странное и ненастоящее витало в весеннем воздухе. Никто не шел и не ехал, не слышно было  ни людских, ни птичьих голосов. Дома скорбно смотрели черными глазницами окон. Почтальонша тетя Галя рассказала, что на второй  день фашисты согнали всех евреев к оврагу за элеватором. Под оркестрик расстреляли всех, а уж музыкантов - последними. Несколько дней земля шевелилась в общей могиле. Рядом немцы поставили часового, чтоб никто не мог подойти. Потом в домах убиенных разместили солдат. Сады вон все повырубали, жгли яблони и грелись ироды проклятые. Сколько лет прошло, а люди не заходят на те улицы.

    Берта с тетей Галей, несколькими женщинами и подростками на подводе привезли с речного берега большой валун. На краю оврага сгрузили его. Контуженый на фронте Васька Гриневич, как смог, выбил на гладкой поверхности камня шестиконечную звезду.

    Вернувшись в Москву, Берта пошла работать на стройку. Правда, сначала не строила, а разбирала развалины разбомбленных домов. Вызвал ее как-то парторг и попросил после смены побелить помещения в детдоме. Дескать, дети вернулись из эвакуации, а там такая антисанитария. Берта , стоя на столе, чтоб повыше, белила потолок. Услышала внизу жестяной грохот и увидела опрокинутое ведро с известкой. Рядом стоял  перепачканый испуганный мальчонка.  Она хотела сначала накричать на него, но потом, взяв за руку повела  к умывальнику. По дороге познакомились. Серьезный малыш сказал, что зовут его Вилька.

    Соседки по комнате многое повидали в жизни и многих потеряли в войну. Ночью с койки Берты они услышали странные звуки. Она плакала сдавленным кашляющим плачем. Девчата, будто сговорившись, не подошли к ней, по бабьи решив, что пусть проплачется. Слезы ручьями текли из ее высохших с начала войны глаз. Соседки начали тихонько вторить Берте, вспоминая свое. К утру она забылась тяжелым сном, в котором видела Наума, родных, Ваню с Тоней, всех ушедших. Видела, как глазами Вильки на нее смотрели нерожденные ее дети. И щемящий звук скрипки перекрывал вой зениток, а яблони качали в такт цветущими головами.

    Утром, приведя себя в порядок, Берта надела парадную форму с медалями и поехала в детдом. Директор с заправленным за ремень гимнастерки правым рукавом взял с полки картонную папку. С трудом развязал шнурки и достал содержимое. Сопроводительный эваколисток, где написано было: мальчик, возраст около года, найден среди трупов возле разбитого бомбой грузовика. Имя - Виль, фамилия - Пидкуймуха, на основании надписи на прилагаемой фотографии. Снимок, сложенный вчетверо, был зашит в кармашек его курточки. Тоня, Вилька, Берта и Ваня на солдатском одеяле смеются возле речки. Наума нет здесь, он снимает. На обороте карточки все перечислены поименно и дата-  22 июня 1941 года.

    Директору не нужны были объяснения старшего сержанта Гуркиной. Она только сказала, что отца у ребенка нет тоже. Зимой сорок второго старший лейтенант Пидкуймуха погиб. И он, и жена его Антонина были детдомовцами, поэтому извещение не было куда отправлять. Бывший фронтовик позвал в кабинет воспитательницу, и та, скрипя пером, выписала необходимые документы. Потом привела мальчика, сказав, что за ним приехала мама. Так для Вильки и Берты началась мирная жизнь.

    Записав в ЗАГСе Вильку на свою фамилию и дав отчество Наумович, Берта с сыном поселилась в той же комнате общежития. Соседки и комендант были не против. Через некоторое время Гуркиной, как передовику, дали маленькую комнату в коммуналке. Девчата подарили на новоселье отрез довоенного ситца, который они выменяли на буханку хлеба на толкучке. И Берта повесила на окно красивую занавеску. А весной во дворе в воронку от бомбы-зажигалки Гуркины посадили маленькую яблоню.

    Время шло незаметно. Берта работала маляром на стройке. Часто оставалась на сверхурочные, чтоб получше накормить быстро растущего Вильку, чтоб купить новые ботинки вместо изношенных старых. Как-то придя домой, заметила, что от десятилетнего сына пахнет куревом. На все расспросы Берты он не отвечал, молчал, понурив голову. Она  подошла к окну и уставилась на улицу, растерянно думая, что предпринять. Очнулась от стука молотка. Повернувшись увидела, как Вилька на вбитый гвоздь повесил Бертин солдатский ремень. Это орудие наказания так и висело без надобности долгие годы. Мальчишка знал, что только мама посмотрит зорко  ему в глаза и все уже знает, ничего от нее не скроешь. Что поделаешь - зенитчица.

    Накануне шестнадцатилетия Берта рассказала Вильке все, что знала о его родителях. Он слушал молча, потом сказал, что помнит про Пидкуймуху. Подошел к ней и погладил по голове так, как делал очень давно. Тогда, когда он маленький лежал с ней на узенькой койке строительного общежития. Всем телом прижимался к ней, вытирал ее  почему-то мокрые глаза и гладил коротко остриженные волосы. Паспорт Вилька получил на свою фамилию - Гуркин Виль Наумович.

    А время ускоряло свой бег. Только недавно прозвенел последний звонок в школе, как  уже высокий и красивый курсант военного училища ПВО Виль Гуркин получил лейтенантские погоны. Вместе с молодой женой Наташей отправился на ракетный полигон где-то в Казахстане. Там у них родились дети - Тоня и Ваня. Каждый год Берта за тридевять земель ездила понянчиться с внуками. Порой и к ней приезжал сынок со всем семейством погостить. В маленькой комнатке всем хватало места. И до поздна не могли уснуть, смеялись, когда Берта вспоминала, как спала на войне возле зенитки.

    Выйдя на пенсию, Берта устроилась на почту разносить телеграммы. Хоть сын с невесткой ворчали, что, мол, пенсия хорошая, сиди, отдыхай. Не могла она сидеть без дела. А тут еще счастье: правнуки родились в Москве и ехать далеко не надо, чтоб помогать. Самая младшая из них после школы поступила в сельхозакадемию, которая была от Берты в десяти минутах ходьбы. Конечно, девочка переехала от родителей из Зеленограда к прабабушке. Каждый раз, возвращаясь с занятий, она видела в окне маленькую худенькую старушку, высматривающую без очков свою детку. Берта ушла тихо во сне на девяностом году жизни.

    До конца смены на таможне московского аэропорта оставалось полчаса. Уставшая служащая взяла протянутые в окошко документы на оформление груза. Автоматически начала читать заполненный бланк: " Отправитель: МСХА им. К. А. Тимирязева. Пункт назначения: Украина. Саженцы в количестве 10 штук. Яблоня зимостойкая, урожайная, сорт "Зенитчица Берта". Сопровождающий груза: Гуркина Берта Ивановна". Таможенница с интересом посмотрела на высокую кареглазую девушку: "Вы, что ли, Берта?" Та кивнула. Женщина улыбнулась и поставила подпись и печать.