Мистик

ЯВЬ ПЕРВАЯ

Лес был просто сказочным. Но не из тех детских радужных историй, где с листка на листок порхают юные и вечно прекрасные феи, весело звеня стрекозиными крыльями, по полянам бродят величественные единороги, а ветвях перешептываются сильфы. Эта сказка была суровой, мрачной, жизненной. Дыхание леса, первозданное, сумрачное, тяжелое ощущалось ежесекундно и неотвратимо. Случайный путник, забредший сюда по неведению, не мог отделаться от ощущения постоянного и угрожающего присутствия. Казалось, что сами кусты, деревья, трава и мох источают густые эманации враждебности. Иные лесопроходцы, чье ремесло было неизбежно связано с блужданием в чащобах, топили тревогу в самогоне. Те же, кто был далек от скитаний неторными тропами, предпочитали эти места обходить стороной.
Лес ворочался. Скрипел стволами старых дубов и кленов, шумел густой листвой. Подобно медведю, устраивающемуся в своей берлоге перед зимней спячкой, лес готовился к приходу ночи. Смолкали дневные пичуги. Под сенью величественных первобытных крон гулко ухал филин. Стремительно сереющее небо бесшумно рассекали черные росчерки нетопырей.
Гвидо Гримм плевать хотел на враждебные эманации. Ему, человеку тертому и битому жизнью, было не привыкать к враждебности в свой адрес. Однако он нервничал. Шла уже вторая неделя бешеной гонки. Будь он один, то смог бы гораздо больше времени уделить заметанию следов и созданию ловушек. Но эта маленькая, хнычущая, обуза путала все его планы. Зверь не рискнет нападать еще какое-то время. Во всяком случае, пока луна не войдет в максимальную силу. Это было и хорошо и плохо, поскольку треклятое ночное светило весьма негативно влияло и на спутницу Гвидо. С каждой новой ночью ее состояние становилось все хуже. Ее бросало то в жар то в озноб, а преступная дневная слабость сильно снижала скорость передвижения беглецов.
– Была бы лошадь… – тоскливо думал Гримм. Впрочем, он тут же гнал от себя эти мысли, поскольку в таких дебрях и буреломах животное пройти бы не смогло, а трактов и торных троп стоило держаться подальше. У Гвидо были все основания подозревать, что помощники Зверя уже прочесывают окрестности.
Последние два часа пути мужчина тащил на закорках хнычущий груз. Несмотря на свою силу и немалые габариты, это занятие отнимало гораздо больше сил, чем тот рассчитывал. Может, виной всему была атмосфера Клановицкой чащобы. Может – стремительно ухудшающееся состояние ребенка. Девочка вполне могла несознательно подпитываться силами своего спутника. Как человек, имеющий к магии весьма прямое отношение, Гримм допускал все возможные варианты.
С каждым мгновением лес становился все серее. Кроны смыкались над головами, гася последние отсветы сумеречного неба. Поразмыслив, Гвидо бесцеремонно сбросил с себя девочку. Та недовольно вскрикнула, но развивать мысль не стала. Она успела привыкнуть к грубости своего спутника и в некоторой мере перестала уделять ей много внимания.
Место, которое Гримм выбрал для ночлега, было достаточно удобным. Небольшую полянку, на которой можно было бы развести костер, окружало редколесье. Следовательно, никто не смог бы подойти к стоянке незамеченным. Для сна подходили заросли кустарника, из которых отлично просматривалась, как поляна, так и ее окрестности.
– За мной, – буркнул Гвидо, волоча девочку за руку. Подвел к дереву, достал из мешка моток веревки.
– Опять? – Малышка нахмурилась.
– Так нужно, – проговорил Гримм. Один конец веревки он примотал к стволу молодой березы. Второй – к ноге девочки. Затем мужчина взялся за середину привязи, присел на корточки и что-то неразборчиво пророкотал, едва не касаясь веревки кривыми пухлыми губами. На миг бечева зашипела по-змеиному, хлестнула воздух и… опала.
Девочка, все это время хмуро наблюдавшая за манипуляциями своего спутника, фыркнула и словно бы в знак протеста, улеглась под деревом прямо на землю. Ее звали Ратри. Ей только исполнилось семь, и она воистину была дочерью своей матери и своего народа. Ружа могла ею гордиться. Девчонка доставляла массу хлопот, особенно учитывая полнейшую неспособность Гвидо к обращению с детьми.
Еще раз, проверив узлы, Гримм удалился за хворостом.
И так было каждый вечер на протяжении вот уже двух недель. Мужчина привязывал свою маленькую спутницу, заговаривал веревку, затем отправлялся, когда просто за хворостом для костра, а когда на охоту. Сегодня Гвидо решил, что они смогут обойтись пшеничной кашей и черствым хлебом. В вечернее время дичь встречалась нечасто, а днем ему катастрофически не хотелось терять время на непредусмотренные стоянки.
Прежде чем заняться сбором хвороста, Гримм отдалился о лагеря ярдов на сто. Это была еще одна необходимая мера предосторожности. Как не претила ему мысль тратить драгоценные крохи Эфира, мужчина все же пробормотал наговор. Виски заломило, а в глазах поселилась давящая пульсирующая боль. Тупая и несильная, но вызывающая раздражение. Окружающий мир расцвел всеми оттенками серого.
Гвидо представлял себе, как это выглядело со стороны. Весьма отталкивающе. Зрачок расползался, поглощая всю радужную оболочку. Жуткое складывалось ощущение у стороннего наблюдателя. Не могло быть у человека таких глаз. В былые времена, когда мир был куда моложе, людей подобных Гримму крестьяне попросту поднимали на вилы, а после сжигали на огромных кострищах. В нынешние же дни все несколько изменилось. Теперь подобных ему терпели. Орден был нужен этому миру. Орден был, куда меньшим злом, чем иные зловредные чудеса, приключающиеся повсеместно и с пугающей регулярностью.
Старательно оглядевшись, Гвидо двинулся дальше. Отошел еще на пятьдесят ярдов. Теперь он старался двигаться так, чтобы не потревожить случайную ветку или плат мха. Остановился. По-птичьи склонил голову на бок. Прислушался. Лес полнился типичными для вечернего времени звуками. Ежики, словно дикие кабаны на случке, шумели в кустах, призывно и иронично ухал филин, жужжала мошкара, где-то потревожила слой прошлогодней листвы ящерка.
Это были хорошие приметы. Значит, Зверь пока еще был далеко. И все же Гримм не обольщался. Потянув из кожаного чехла костяной нож с дубовой рукоятью, Он принялся чертить в траве Символ. Клинок из медвежьей кости все время натыкался на травяные коренья, практически не оставляя на земле никаких следов. Но это было не важно. С каждой новой кривой, с каждым новым движением, знак напитывался силой. На грани восприятия стала ощущаться слабая вибрация. Когда она достигла апогея, Гвидо закрепил ее парой слов на старо-франкском, и Символ «затаился».
Гримм обошел место ночлега по большому радиусу и поставил еще одиннадцать Знаков. Этого должно было хватить, чтобы ни Зверь, ни какая иная нечисть не рискнула потревожить сон путников. А если даже и пройдет мистическую границу, Символы тут же дадут об этом знать.
Когда Гвидо вернулся к поляне, луна, пока еще ущербная, сплюснутая с одного бока, бросала россыпи призрачных пятен сквозь прорехи в листве, а небо в зените налилось бархатным, иссиня-черным мраком.
Ратри спала, свернувшись калачиком под той самой молодой березой, к которой была привязана. Сон ее был беспокойным. Девочка то и дело вздрагивала, постанывала, поскуливала, ворочалась, но Гримм не стал ее будить. Пока что не стал. Мельком подумал, что не мешало бы укрыть маленькую неженку своим плащом – к ночи стало холодать – но тут же отказался от этой затеи. Такие, как она, болеют редко. Если вообще болеют. Перебьется.
Костер Гримм развел быстро. Повесил над огнем котелок. Налил в него воды из меха, засыпал крупу. Пока каша готовилась, достал из мешка еще один моток веревки из конского волоса и принялся вязать из нее затейливый узор. Самое время было начинать готовиться к неизбежно встрече с преследователем. Краешком сознания мужчина начал понимать, что не успеет добраться до места назначения, прежде, чем Зверь их настигнет.
Каша еще не успела дойти, когда Ратри пронзительно взвизгнула, вскочила, и, спотыкаясь, припустила в сторону чащи. Ее поводок был всего лишь семь ярдов, так что рывок очень скоро прервался. Девочка рухнула, как подкошенная, а потом, с воплями злобы и отчаяния стала драть свою одежду напротив левой лопатки, куда Гвидо нанес Печать.
Гримм нахмурился. Он даже головы не повернул, когда малышка сорвалась со своего места – такое приключалось уже не раз – но Печать. Она ее ни разу не тревожила. Плохой знак. Очень плохой. Ратри начинала чувствовать Зов Луны, а это значило, что времени у них с Гвидо осталось совсем мало. Возможно, завтра Зверь попробует свои силы.
Девчонка продолжала корчиться, и мужчина понял, что припадок не пройдет сам по себе. Он резко встал, подошел к малышке, схватил ее одной рукой за грудки, а ладонь второй прижал к лицу несчастной. Голова девочки утонула в огромной лапище Гримма.
– Expergescimini, – пророкотал Гвидо с раздражением, и ребенок обмяк. Стоны и вопли стихли. Мужчина тут же разжал пальцы, бесцеремонно, не задумываясь о том, не повредит ли это его спутнице, и Ратри, словно мешок с овощами, свалилась к его ногам. А Гримм тем временем вернулся к котлу, и принялся помешивать кашу деревянной ложкой.
Через какое-то время маленькая цыганка заворочалась и села, морщась от пляшущего света костра. Гвидо знал, что сейчас ее глаза стали очень чувствительными. Знал, что у нее сейчас ломит все тело, но даже не повернулся в ее сторону, когда она встала на четвереньки и шумно дыша, приблизилась к нему.
– Это закончится? – с капризными нотками спросила Ратри, умащиваясь рядом со спутником.
– Не знаю, – рыкнул Гвидо.
– А что ты знаешь? – окрысилась девочка. – Маер лучше с шелудивыми псами обращался, чем ты со мной. Ты меня швыряешь, бросаешь, таскаешь, взад-вперед, взад-вперед, рычишь на меня, как собака…
– Твоя мать – собака, – процедил Гримм.
– Заткнись-заткнись-заткнись, – Ратри с неистовым упорством, невзирая на снедающие ее недуги, набросилась на мужчину и принялась стучать по его могучему плечу маленькими кулачками. – Животное! Тварь! Мразь! Сукин сын! Колдун недоделанный! Гори в Аду!
Для маленькой девочки, запас брани Ратри был весьма богат, причем, как на чешском, так и на романи. С романи чхиб1 у Гримма было похуже. Но общую суть он уловил. Промолчал, отмахнулся от агрессивной малютки и снова взялся за плетение узора из конской веревки.
– Ты – маленькая, неблагодарная тварь, – спокойно пророкотал он. – Я знаю, кем была твоя мать. В свое время я ее очень… гм… ценил.
Девочка прекратила источать отборную брань, всхлипнула и принялась размазывать слезы по грязным щекам:
– Тогда зачем ты говоришь так о ней?
– Тебя чтоб позлить. За нами идет Зверь. Если он нас догонит, то сожрет и не подавится. И я тащусь через весь Клановицкий бурелом с тобой на шее…
– Ты меня привязываешь заговоренной веревкой! – Ратри взвизгнула.
– Ты больна!
Девочка притихла, и какое-то время слух ласкало лишь потрескивание костра, ночные шорохи и редкая перекличка ночных пичуг.
– Гвидо? – Робко обратилась маленькая цыганка.
– М-м-м, – В своей обычной манере рыкнул Гримм, ни на секунду не отвлекаясь от плетения.
– Как ты думаешь, мама жива?
– Сомневаюсь, – не задумываясь, отозвался мужчина. – Те, кто попадают в лапы к Зверю, долго не живут.
– Но ведь она была как ты! Колдуньей!
– Ворожеей, – поправил Гримм, – Я – мистик. Твоя мать была ворожеей. Это не одно и то же.
– А в чем разница?
– Есть маги. Они просиживают зады во всяких дорогих университетах, учатся накапливать силу. Их у нее много. И они могут творить чудеса без слов и жестов. Лишь мыслями. Есть ведьмы и ведьмаки. Это те, кто по бедности не попал в университет, но имеет хорошие задатки, учится по бабушкиным книгам, и использует Вещи, чтобы творить чудеса. Есть мистики…
– Как ты?
– Как я. Мистики это дети с небольшим талантов, которых находят состоявшиеся мистики, и берут в ученики. По одному ученику на наставника. И мы не творим чудес. Мы просто живем. Делаем грязную работу, за которую не хотят браться прочие наемники. В особенности, когда дело касается нечисти. А есть ворожеи…
Девочка важно кивнула, будто бы поняла, о чем идет речь. Гвидо же не стал продолжать, откуда берутся ворожеи. Поскольку истинной ворожеей, а не балаганной фокусницей, мог стать даже человек, начисто лишенный Дара. И путь этот не всегда был светел и естественен.
– Так мама… – начала, было, малышка, но Гримм ее перебил:
– У твоей матери не было ни единого шанса. Она мертва.
Ратри захныкала, а Гвидо попробовал кашу, давно отставленную с огня, крякнул и подвинул котелок девочке.
– Ешь и ложись спать, – буркнул он, чувствуя, что суточную норму слов на сегодня уже израсходовал. – Завтра тяжелый день. Следующая ночь будет еще хуже.
Давясь слезами, девочка приняла от спутника деревянную ложку, и принялась за еду, а Гримм продолжил плетение, все глубже погружаясь в свои мысли.
Он упустил момент, когда маленькая цыганка завернулась в свой плащик и мерно засопела. Это значило, что луна пошла на убыль.


БЫЛЬ ПЕРВАЯ

Табор был большим. Гвидо насчитал двести человек. Издали стоянка напоминала большую и шумную ярмарку. То и дело между шатрами и вагончиками сновали люди, причем, преимущественно горожане. Слышались смех ругань, возгласы. Звон металла в походных кузнях, ржание лошадей в наскоро сколоченных загонах. Гримм повидал на своем веку немало цыганских стойбищ. Это, помимо своего размаха, ничем особо не выделялось.
Мужчина проехал еще четверть мили в сторону западных врат Праги. Там на обочине приютился небольшой придорожный трактир. В город заезжать не стал. Оставив в трактирной конюшне своего вороного и оплатив комнату на неделю вперед, Гвидо пешком вернулся к табору.
Несколько раз обошел его посолонь, вглядываясь в траву. Следов было много. Отпечатки конских копыт, сапог мужских и женских, плетеных лаптей. Изредка встречался неясный след зайца или ежа. Но ничто не наводила на мысль о затаившейся опасности. Тот, кто в первую очередь интересовал Гримма, очень хорошо умел заметать следы.
И все же Гвидо его чувствовал. Так, как только один зверь может чувствовать другого. В воздухе, в небе, в листве. След был неявным. Плохо различимым. Да и не след это был вовсе. Просто вблизи табора начинало резко портиться настроение.
Ничего не найдя Гримм направился прямиком к шатрам.
Встречали его здесь, мягко говоря, неприветливо. Опытные воровские глаза вмиг подмечали серебряный перстень в виде ворона, обнявшего крыльями толстый мозолистый средний палей правой руки. Не нравился им это перстень. При всей своей страсти к сверхъестественному и загадочному, цыгане не жаловали пришлых чародеев, даже если они были всего лишь мистиками. Наемниками, способными на пару тройку фокусов, что ставило их в более выгодное положение перед охотниками на ведьм.
Говорливые и шумные женщины в разноцветных юбках, при виде чужеземца в черном, спешили загнать детвору в шатры, где вскоре скрывались и сами. Некоторые из них, кто посмелее, плевали через плечо, и размахивали руками, совершая некие оградительные пасы. Чернобородые мужчины в пестрых рубахах с мрачной задумчивостью теребили растительность на лице, и поглаживали рукоятки ножей. Гости же из горожан бледнели и принимались усиленно креститься.
Гвидо лишь мерзко улыбался всем им в ответ. Он привык к такому обращению. Суеверия и слухи окружали его орден с самого начала. И мистик отдавал себе отчет, почему. Маги были понятны. Они годами корпели над фолиантами в дорогих университетах, потом получали выгодные места при дворах королей, царей и князей, где и оседали. Вели вполне обычную жизнь, помогая и вредя по мере сил своих. Эти не делали тайны из своего искусства. Знай только патент церковный получи и веди свою частную практику. Священный дар, он всегда в цене. Всегда нужен. Когда – на войне, когда – в быту. А медицина? Университетские заучки хорошо постарались, чтобы найти множество инновационных средств от многих людских хворей. Таких уважали. Боялись, конечно, но уважали куда больше.
Ведьмы и ведьмаки. С этими тоже все было ясно. Живет бабка при деревне. Кому скот заговорит от напастей, кому мужика поможет приворожить, кому трав даст от лихорадки или запора. Молодец бабка. А коль бед станет много приносить – на костер ее, и весь сказ.
А вот мистики… Орден существовал уже более тысячи лет. У него была своя иерархия, свой кодекс. Но еще никто и ни разу не видел никого из правящей верхушки. Никто не знал общей численности всех действующих членов ордена. Никто не ведал, когда очередной его член уходил, а новый появлялся. И самое, главное, ни единая живая душа не знала, откуда берется молодая поросль этого цеха, и где она проходит обучение. Мистики брались преимущественно за самую опасную и грязную работу. Участвовали в войнах, уничтожали нечисть. Иногда, бывало, подряжались за деньги извести кого следует. Иногда помогали. Иногда вредили. Самое страшное заключалось в том, что ни один обыватель не мог в точности сказать, чего ему ждать от встреченного на дороге мистика. Всегда складывалось впечатление, что этот цех чародеев преследует только им ведомые цели. А это пугало куда больше, чем упырь или падальщик.
Гримм только лишний раз усмехнулся, когда обнаружил, что от самого входа в табор за ним по пятам идут трое молодчиков. Цыгане – народ резкий, порывистый. Сначала в канаву с перерезанным горлом кидают, а потом сокрушаются, нужно ли это было делать или нет.
Свернув за очередной шатер, где было поменьше народу, Гвидо остановился. Выждал пару секунд, а потом шагнул обратно, ввинчивая кулак в живот одного из смельчаков. Вторая рука тут же ухватила парня за ворот крутки и приподняла над землей. Молодчик засипел, покрылся пятнами и забился в пальцах великана.
Следом за парнем, попавшимся в лапы мистику, шел цыган с сединой в волосах. Он встал, как вкопанный, но клинок все же обнажил. Третий же, судя по всему, решил встретить чужеземца с другой стороны шатра. Вскоре появился и он. В его руке тускло поблескивал нож.
– Слетелись, шакалы? – Осклабился Гримм.
– Пусти его, – сказал по-чешски седой.
– А коли нет, что делать будете?
Парни замялись. Седой уже успел овладеть собой, так что ответил за всех:
– Свистнем своих. Всех не убьешь, мразь.
Гвидо хмыкнул и оценивающе осмотрел свою жертву. Парень в алой рубахе все еще хватал ртом воздух. Пока еще он был недееспособен, но очень скоро придет в себя и попытается вырваться. Тогда без крови не обойдется, а мистику очень не хотелось никого убивать. По крайней мере, пока.
– Ладно, гиены, я к вам не ссориться пришел, а потолковать, – пробубил он, глядя на цыган исподлобья.
– Нам не о чем с тобой толковать.
– Вам – да, а вот вашей ведьме или колдуну, очень даже есть о чем.
– Она не будет разговаривать с такой швалью, как ты.
– Предоставь это ей решать. Отведи.
Гримм обращался к седому, трезво рассудив, что в этой шайке он был главным. Собеседник медлил, прикидывая, как ему лучше поступить, и Гвидо решил подстегнуть процесс:
– Вас трое. Я – один. У вас – ножи. У меня меч и чары. У вас – мелкие драки и уличная поножовщина, у меня – сотни убитых тварей и рыцарей – не чета вам. Давайте решать. Вы отводите меня к вашей ведьме, я – закрываю глаза на то, что она у вас вообще есть, говорю с ней и спокойно удаляюсь. Если нет, то я вырезаю полтабора, иду в город и возвращаюсь сюда со стражей и церковниками. Выбирайте.
Седой помотал головой, обложил мистика отборной бранью на родном языке, но все же убрал нож.
– Иди за мной.
– Ты вперед, – ощерился Гвидо. – И ты тоже.
Последняя фраза адресовалась тому, кто решил обойти шатер.
Цедя проклятия, цыгане двинулись сквозь шум и гам оживающего табора. Гримм же взял руку своего пленника на болевой прием и приставил к его боку длинный черный стилет. Это была его гарантия того, что прохвосты не захотят выкинуть какую-нибудь глупость.
Парнишка вел себя довольно смирно. И виду не подавал, что только что получил под дых, а нынче является заложником некоего верзилы.
Провожаемая любопытными взглядами процессия достигла цели очень скоро. Пройдя лабиринт из кибиток, Седой вывел мистика к домику на колесах. Он разительно отличался от всего того, что царило вокруг. Был аккуратнее прочих подобных жилищ, недавно выкрашен сочной зеленой краской. Колеса были совсем новыми.
Еще за десять ярдов Гвидо ощутил дразнящие нос запахи сушеных трав. Полынь, горечевка, кардамон, имбирь, ромашка… а еще здесь острее всего ощущалось то самое гнетущее присутствие неведомого.
Поднявшись по деревянным приставным ступенькам к двери фургона, Седой тяжело постучал и окинул гневным взором незваного гостя.
Какое-то время ничего не происходило. Тогда Цыган постучал еще раз. Дверь скрипнула.
– Чего тебе? – голос был низким, грудным, бархатным. Такой голос хотелось слушать и слушать. У мистика томительно засосало под ложечкой. Он узнал его. Но этого не могло быть. Просто не могло. После стольких лет…
Вышедшей на крыльцо женщине на вид было чуть за тридцать. Кожа не такая смуглая, как у прочих цыган. По вздернутому носику и щекам словно россыпь звезд – веснушки. Глаза – большие, ореховые с медовыми солнышками вокруг зрачков. Высокие скулы. Волосы – рыжие, как пламя костра (Гримм знал, что прадедом цыганки был какой-то северянин). Маленькие аккуратные ушки. Единственное, что портило этот облик – губы. Тонкие и плотно сжатые.
Взгляд мистика заскользил дальше: тонкая нежная шея, на которой висели массивные бусы из сердолика. В ушах сердоликовые серьги. Все еще упругая грудь сильно поднята корсажем, одетым поверх льняного, крашенного в алый цвет платья. На тонких руках – серебряные браслеты сложного плетения. Даже со своего места Гримм чувствовал силу, вложенную в этот странный узор.
– Ружа… – Гвидо ослабил хватку, и парень тут же прянул в сторону, уходя от острия вороненого стилета.
– Гвидо? – Глаза женщины расширились.
– Ты его знаешь? – Кивнул на мистика седой.
– Лучше бы не знала, – ведьма порывисто соскочила со ступеней и влепила Гримму звонкую пощечину. – Как ты посмел вообще здесь показаться!?
Гвидо не делал попытки защититься, и принял вторую пощечину столь же покорно, как и первую.
– Подонок! – шипела ведьма. Она уже занесла руку для третьей оплеухи, но на этот раз мистик не стал дожидаться удара. Перехватил запястье и несильно сжал.
– Хватит, Ружа, – проговорил он. – Мои грехи тянут только на две затрещины. После третьей ты останешься мне должна.
Женщина фыркнула. Огляделась. Цыгане смотрели на нее выжидающе. Одного ее слова хватило бы, чтобы каждый из этих молодчиков без колебаний кинулся на чужака и, скорее всего, погиб.
– Чего смотрите? – сердито процедила она. – Заняться больше нечем? Идите. Если будет нужно, я вас позову.
Не слова не говоря, цыгане потянулись вглубь лабиринта телег и кибиток.
– Пошли внутрь, – Ружа начала остывать.
– Восемь лет, Гвидо. Восемь долгих лет от тебя не было ни весточки. Ты просто исчез, – заговорила рыжеволосая цыганка. В ее голосе звенела обида. – И вот теперь ты появляешься, как ни в чем не бывало.
– Я здесь по делу, – оборвал женщину мистик.
– Ах, ну, конечно! – всплеснула руками ведьма. – Как же иначе. Спасибо, хоть не врешь, что пришел ко мне.
– Я никогда не говорил, что буду вечно держаться за твою юбку и таскаться с табором немытых оборванцев по всему свету, – Гвидо начал злиться. – Ты знала, как все это закончится.
– Как? Знала ли я, что в один прекрасный день обнаружу, что ты просто исчез? Нет. Знала ли, что мужчина, говоривший такие слова, может поступить столь бесчестно? Тоже нет. Я не заслужила такого обращения. Ни одна женщина такого не заслуживает.
– Ты знала, кто я такой, – раздельно проговорил Гримм. – Я – мистик. А мистиков ноги кормят. У меня не может быть ни семьи, ни родных. Моя семья – мой орден. Мой отец – мой наставник. Моя жена – конская попона. Только с ней я могу укладываться каждую ночь. Мои дети – мои ученики, которые у меня когда-нибудь будут. И их, так же, как и меня в свое время, я найду на грязных улицах какого-нибудь города. Или в свинарнике. Таких же неприкаянных, не знавших ни отца ни матери. Такова моя жизнь. Она была, есть и будет такой до конца моих дней. Ты подарила мне несколько светлых недель, но ты не сможешь изменить мою суть. Долгие годы меня ковали, как клинок. Так неужели ты думаешь, что можно сделать отпуск стали над лучиной?
Гримм замолчал. Нет, определенно рядом с этой женщиной он менялся. Гвидо сам не знал, к добру ли это или к худу, но он без всяких усилий умудрялся находить нужные слова, чего с ним давненько уже не случалось и вряд ли случится в ближайшем будущем. И речь его была непривычно длинной. И сказать он мог еще много чего. Но замолчал.
Ружа тоже молчала. В тусклом свете дня, пробивающемся через плотные занавески на единственном окне, ее глаза сверкали гневом и обидой обманутой женщины. Она понимала и не хотела верить в то, что было и так ясно.
– У тебя есть мужчина? – Неожиданно для самого себя спросил Гримм.
– Нет, – цыганка опустилась на грубый стул, застеленный затертым зеленым бархатом. – Был один. Умер.
– Сочувствую, – без тени сожаления сообщил Гримм. Прошелся по узкому проходу, оставленному рядами мешков и сундуков. Опустился на стул по другую сторону маленького круглого стола для гаданий.
– Пыталась забыть тебя, – горько усмехнулась Ружа.
Они посидели еще какое-то время молча.
– Ты сказал, что по делам, – сменила тему ведьма.
– Да.
– Расскажешь?
– Придется. Что ты знаешь о ругару?
В глазах женщины читалось удивление.
– Оборотни, – проговорила она. – Бывают урожденные, бывают укушенные. Первые могут преображаться, когда пожелают, но, как и укушенные не могут противиться Зову Луны. Очень опасны. А что?
– Одного такого заметили в окрестностях города. Режет скот, потрошит без зазрения совести. Тушки бросает прямо на месте. Одним словом, глупый. Либо самонадеянный.
– Людей убивал?
– Мне не сообщали. В любом случае это вопрос времени.
– Ты должен его убить?
Ответить Гримм не успел. Дверь скрипнула и в вагончик влетела маленькая девочка в блузе короткой мальчишеской курочке и длинной юбке, расшитой цветами.
– Мама… – весело вскрикнула девчушка и осеклась, заметив гостя.
Гвидо встретил взгляд малышки. Ее серые глаза секунду были растерянными, потом испуганными. Затем выражение их стало настороженным.
– Погуляй пока, Ратри. Нам с паном нужно поговорить, – устало проговорила Ружа, но от мистика не укрылась легкая нервозность, промелькнувшая в вялом жесте цыганки.
– У тебя все хорошо, мам? – Спросила девочка, отступая к двери.
– Все хорошо, маленькая. Иди.
Девочка скрылась.
– Твоя дочь? – бровь Гвидо недоуменно поползла вверх.
– Да. А чему ты удивляешься? Ты был не единственным мужчиной в моей жизни.
– Сколько ей?
– Семь.
– Она может быть моей?
– Нет. Его звали Лоло… Впрочем, это тебя не касается. Значит ругару?
– Да. Ты должна что-то об этом знать.
– С чего ты взял?
– Потому, что ты ведьма. И потому, что весь табор у тебя на виду. Такого ты не могла пропустить. Ругару в таборе – это очень опасно. В первую очередь для твоих же соплеменников. До того, как вы сюда пришли, Зверя здесь не было.
– Это совпадение. Он мог прийти по другой дороге одновременно с нами. Он может жить в городе. Ты не там ищешь.
– Думаешь?
– Знаю.
Гвидо покачал головой, но ничего не сказал.
– Что ж, – он встал. – Я ухожу. Ты права. Зверь может быть откуда угодно…
Ружа тоже встала, вышла из-за стола, чтобы проводить гостя. На миг мистик и ведьма оказались совсем рядом, и в нос Гримму ударил запах свежескошенной травы, ладана и чего-то еще еле уловимого, но заставляющего сердце биться чаще. Он смотрел в глаза женщины, от которой когда-то должен был уйти. Должен был, потому, что боялся, что если не сделает этого сейчас, не сделает никогда. Он тонул во тьме ее зрачков. Купался в медовых солнцах над ореховой бездной. Ее запах сводил его с ума. Ноги подкашивались, а в животе порхали бабочки. В этот миг Ружа была нежна, открыта, беззащитна, и Гвидо не удержался.
Его лапища скользнула на шею женщины, которую он когда-то любил. Его пухлые кривые губы нашли ее тонкие, прежде сжатые в суровую линию, а теперь чуть приоткрытые в ожидании поцелуя…
Блаженство длилось лишь миг. А потом Гримм ощутил во рту привкус металла и горечь желчи. Его догадка, вопреки его желанию оказалась верна.
Мистик резко отстранился. Встретил глазами растерянный и испуганный взгляд Ружи. Коснулся на прощание кончиками пальцев ее щеки и вышел из фургона.


ЯВЬ ВТОРАЯ

Следующий день безудержной гонки мало чем отличался от предыдущих. Гвидо с самого утра задал такой темп, что Ратри за ним еле поспевала. Сперва, когда это предприятие только начиналось, девочка жаловалась, ругалась последними словами, канючила, ревела, но все заканчивалось лишь тем, что мистик хватал ее за руку и, не сбавляя ходу, тащил ее за собой через бурелом.
Теперь же малышка шла безропотно. Сопела позади колдуна-великана, спотыкалась о неудачно подвернувшиеся корни деревьев и кочки, падала, но вставала и упрямо двигалась дальше.
Вопреки задуманному, Гримм все же сделал дневной привал и сходи на охоту. Трезво поразмыслив, он окончательно убедился – от Зверя им не уйти. Встретиться с ним все же придется. А раз так, им обоим потребуются силы. Одной кашей с засохшим хлебом тут не обойдешься.
Так что Гвидо расчехлил лук, натянул новую тетиву, достал из короба с промасленной бумагой пять стрел и углубился в чащу. Девочку, разумеется, по обыкновению привязал к дереву за лодыжку. Нет, он не боялся, что ее настигнет очередной припадок. До ночи было еще слишком далеко. Зато существовал шанс, что маленькая цыганка не пожелает сидеть на одном месте и может случайно заблудиться. Гриму очень не хотелось этого. Ведь тогда придется ее искать, и драгоценное время будет потеряно. А с собой он ее взять не мог. Всю живность, чертовка, распугает.
С охоты мистик вернулся довольно быстро. Дичь в этих краях была непуганая, от охотника удирала с явной ленцой. Сначала Гвидо набрел на оленя. Красавец-самец с огромными ветвистыми рогами мирно пасся на прогалине. Почуяв запах чужака, он величаво поднял голову, посмотрел незваному гостю прямо в глаза и вальяжно скрылся в густом кустарнике. Мистик не стал стрелять. Тащить такую тушу к стоянке ему вовсе не хотелось. Да и не съедят они ее вдовеем с Ратри. Слишком много останется. К тому же олень был староват.
Спустя, буквально четверть часа прямо на Гримма вышел матерый волк. Широкогрудый, серый с подпалинами. Пригнув голову к земле и широко расставив лапы, зверь обнажил клыки. Гвидо опустил лук, сделал шаг к зверю, и тот заскулил, словно шелудивая дворняга. Он-то знал, кто в этом лесу был самым опасным хищником. Нет, не так. Волк почувствовал, что с этим зверем ему лучше не связываться и был полностью прав.
Сколько мистик себя помнил, хищники его всегда боялись. Ирландские волкодавы, натравленные на него из страха конюхом барона О’Коннола, приблизились вплотную, обнюхали и принялись стелиться перед воином на брюхе, словно щенки, выпрашивающие ласки. Свирепый, леопард, повстречавшийся Гримму в недрах африканских джунглей, зашипел, как перепуганный домашний котенок и взобрался на близлежащее дерево, откуда не слезал, покуда мистик не скрылся из виду. Лишь однажды Гвидо пришлось биться с диким зверем. И то закончилось это первой же оплеухой. В тайге Московии он набрел на берлогу одной медведицы, которая тут же бросилась защищать потомство. Гримм дал зверю кулаком по уху, и пока тот мотал головой, силясь прогнать пятна перед глазами, спокойно продолжил свой путь.
Подходящую дичь мистик нашел минут через двадцать. Это был заяц. Комочек серой шерсти сидел под кустом столь тихо, что охотник, скорее всего, его бы не заметил, если бы бедолага не рискнул пошевелиться. Инстинкты среагировали раньше, чем успело отозваться сознания. Гвидо вскинул лук и, натянув тетиву «на разрыв», пустил стрелу на шорох. Стрела еще свистела, рассекая воздух, а мистик уже уловил усердную возню, начавшуюся в ярде чуть левее от замершего зайца. Это было два великолепных выстрела. Две стрелы – два зайца.
Гримм сразу же освежевал тушки, омыл их в ручье, набрал воды в котелок и вернулся к стоянке. Ратри больше не обижалась на такое обращение. Мало того, она уже успела насобирать небольшое количество хвороста на доступной ей территории.
– Мясо? – Обрадовалась она, завидев возвращающегося спутника.
Гвидо проигнорировал ее восторженный возглас. Будто и без того было непонятно, что освежеванные тушки – не трава и не овощи.
Они молча пообедали, и девочка стала клевать носом. Говоря по совести, Гримму и самому уже не хотелось никуда идти. И он бы поддался слабости, если бы это было целесообразно. Если бы местность позволяла утроить Зверю достаточно теплую встречу. Да, остаться и отдохнуть, как следует – было весьма заманчиво и довольно практично. Но Гвидо не обольщался. Тварь, гнавшая их через бурелом вот уже вторую неделю кряду, не даст ни единого шанса на ошибку.
И все же Гримм не стал торопиться. Полчаса на отдых они вполне могли себе позволить.
Достав из сумки веревку из конского волоса, мистик снова взялся за плетение. Так они и сидели. Гвидо плел, Ратри – дремала.
– Гвидо, – сонно позвала малышка. Мистик замер на миг.
– Чего?
– Мы умрем?
– Все умирают, – буркнул он.
– Ты не спешишь, как раньше. Я заметила.
–  Ждешь горшочек с золотом за наблюдательность?
Девочка не обиделась на грубость. Она привыкла.
– Ты хочешь убить зверя?
Гримм вздохнул, отложил веревку. Закрыл глаза, прогоняя раздражение. Он не очень-то любил общаться.
– Он догоняет. И да, я хочу его убить, хотя предпочел бы с ним вовсе не встречаться?
– Почему?
– Ты знаешь, кто такие ругару?
– Мама рассказывала.
– Что она тебе рассказывала?
– Проклятые люди, которые могут превращаться в волков.
Гримм хмыкнул. Раздражение его улетучилось:
– А знаешь, как ими становятся?
– Да.
– Как?
– Ругару кусает человека и тот тоже становится ругару.
– Не только. Люди жадны по своей природе. Все хотят власти и денег. Но лучше власти. И за это богатство и силу они готовы платить любую цену.
Девочка моргнула, не понимая, к чему ведет ее спутник, и тот продолжил:
– Самую реальную власть дает магия. Рожденный со священным Даром может уповать на многие блага. Но таких очень мало. И это хорошо. А вот то, что каждый лишенный Таланта хоть раз в жизни завидовал чародеям – это плохо. От мыслей к делу дорожка короткая. Стоит сделать всего шаг. Ряд несложных, но грязных ритуалов и ты уже колдун.
– И что в этом плохого?
– Такие колдуны платят Тьме огромную плату. Залогом всегда является душа. Но и это еще не все. Мучения начинаются уже при жизни. Одни становятся упырями и остаток дней своих вынуждены скрываться от солнечного света. Другие не могут сопротивляться Зову луны, теряя все человеческое тем ближе, чем полнее становится ночное светило.
– Думаешь, этот ругару – колдун?
Гримм снова хмыкнул. Малышка сделала правильные выводы.
– Я знаю, что он колдун.
Ратри подскочила. Насторожено вытянула шею:
– Я его знаю? Он из табора?
– Нет, – покачал головой Гвидо. Подумал и протянул:
– Ты его не знаешь.
Повернув голову, мистик задумчиво посмотрел в пронзительно серые с легкой прозеленью глаза маленькой цыганки. Девочка не отвела взгляда, и мужчина различил в нем тень сочувствия:
– Ты его боишься?
Вопрос прозвучал довольно неожиданно, и это вывело его из задумчивого состояния. Вернулось раздражение.
– Да. И тебе следует. Эта тварь опаснее, чем укушенная. Это прародитель. Именно с таких ублюдков все и началось. Если он настигнет нас внезапно, я с ним не справлюсь. К такому нужно хорошо подготовиться. Все. Отдохнули. Надо идти.
Ратри задумалась, но осталась сидеть. Гримм ее не торопил. Буравил сумрачным взглядом близлежащий кустарник.
– Я ругару? – Внезапно спросила девочка, и Гвидо вздрогнул. Малышка умела задавать неудобные вопросы.
– С чего ты взяла? – покосился на спутницу мистик.
– Я слышу луну, – задумчиво проговорила маленькая цыганка. – Иногда это похоже на музыку. Только очень странную. Иногда я слышу мамин голос, который меня куда-то зовет. А иногда я не могу усидеть на месте. Хочется куда-то бежать.
– Не ты одна не можешь сидеть на заднице ровно, – позволил себе кривую усмешку Гвидо.
– Я зверь? – В глоссе девочки зазвенел, метал. Она не оценила добрую подначку мужчины.
– Нет!
– Но луна…
– Пока нет.
– Я такой родилась?
– Тебя оцарапали.
– Ты врешь! Меня никто не царапал. Шрамы где?
– Их часто не остается. Укушенные хорошо заживляют раны.
Отчасти это была ложь. Рана от укуса не заживала до самого полнолуния. А потом с первой метаморфозой исчезала навеки. Малышку не кусали, по крайней мере, после знакомства с Гвидо.
– Все? Еще вопросы?
Девочка как-то сникла и печально покачала головой.
– Тогда пойдем.
Тяжело вздохнув, Ратри поднялась и стала деловито забрасывать костер землей. А Гримм сидел и с легким недоумением следил за ребенком, внезапно принявшимся помогать. Такого раньше не было. За все две недели пути. Что-то изменилось.
Гвидо никак не мог отделаться от ощущения, что он что-то упустил. Не плохое, не хорошее, но очень важное и весьма очевидное.


БЫЛЬ ВТОРАЯ

Их было пятеро. Первым в дверях трактира возник плечистый детина с соломенными волосами. Окинув цепким колючим взглядом унылых завсегдатаев и редких путников, он вышел. Миг спустя в общий зал вошли и все остальные члены делегации.
В авангарде двигался низкорослый субъект, лишенный возраста. В чистом шерстяном камзоле, с серебряной цепью на шее, при сабле, украшенной гравировками, но не драгоценными камнями. Клинок на поясе смотрелся деталью туалета, но никак не грозным  оружием. Да и сам субчик не производил впечатления человека, регулярно пользующего смертоносное железо к вящему своему мастерству и славе. Слишком пухлые и розовые щечки, слишком нежные руки с ухоженными ногтями и гладкими ладошками, слишком узкие плечики.
Следом двигался высокий сухопарый, похожий на жердь мужчина. Впалые щеки, неприятный надменный блеск глубоко посаженных глаз, тонкие губы сжатые в сплошную линию… Самая худшая комбинация: дорогой багровый кафтан, золотая цепь и берет с пышным плюмажем алых перьев выдавал в нем аристократа, рисунок золотого шиться на кафтане и берете, свидетельствовали о том, что незнакомец – маг, причем не самых низких ступеней.
Замыкали шествие тот самый детина с соломенными волосами и еще парочка субчиков. По повадкам, вороватым взглядам, пестрому облачению и коротким мечам с S-образными гардами, любой признал бы в них ландскнехтов.
Маленький и пухленький аристократик, не сбавляя ходу, направился к самому дальнему столику, где неторопливо и с расстановкой уплетал свиные ребрышки похожий на быка мужчина. На вид ему было до сорока. Тяжелый подбородок, покрытый жесткой седой щетиной, широкий, неоднократно ломаный нос, пухлые кривые губы, сумрачный взгляд мутных серых глаз. Голова побрита наголо. Все лицо в мелкой сетке белесых шрамов. Уши так же поломаны, торчат в стороны. Вид у незнакомца был тот еще. Его можно было бы принять за разбойника с большой дороги, если бы не опрятная одежда, преимущественно состоящая из шерсти и сыромятной кожи черных и серых тонов. Обмундирование так же было недешевым. Длинный узкий меч в деревянных ножнах мореного дуба, перехваченных серебряными кольцами, был небрежно прислонен к краю стола справа от незнакомца. На лавке покоился комбинированный чехол из вощеной кожи с коробом для стрел и дугой короткого восточного лука. В Европе такое оружие можно было встретить нечасто. Но больше всего внимание вошедших привлекло кольцо. Толстый грубый средний палец правой руки обнимал крыльями серебряный ворон с миниатюрными кусочками янтаря вместо глаз.
Маленький пухленький человечек в сером камзоле замер перед незнакомцем, в надежде, что тот сам обратит внимание на вошедших. Он явно побаивался великана, и это видели все притихшие завсегдатаи, и без того не баловавшие трактир излишней словоохотливостью. Но детина продолжал налегать на ребрышки, аппетитно купая их в чесночном соусе и запивая большими глотками пива.
Позади коротышки пристроился маг и ландскнехты. Незнакомец проигнорировал и это. Первым не выдержал колдун. Его, как носителя благородных кровей и священного Дара такое пренебрежение вгоняло в ярость.
– Гвидо Гримм? – Вопрос прозвучал, как требование.
Детина отвлекся от трапезы. Медленно положил недоеденную кость на тарелку и смачно облизал пальцы. После чего все же отозвался:
– А кто спрашивает?
– Я – Милик Коваржик – распорядитель Его… – коротышка явно обрадовался, что чародей взял на себя бремя, потревожить опасного собеседника, но договорить не успел.
– Я – князь Мабел Зих, – жестко перебил пухлого колдун. – Ты Гвидо Гримм – мистик из Кельна?
– Может быть, – покачал головой детина в черной коже. – У меня неприятности?
– Пока – нет. Но если будешь и дальше вести себя, как девка перед случкой, могут возникнуть. Есть разговор.
– Не княжеское это дело – по трактирам шататься, – неприятно осклабился Гвидо.
– Тебя спросить забыли, – окрысился маг. – Берешься?
С вопросом он швырнул на стол кошель. Мешочек громко и мелодично звякнул. У звона был явно желтый цвет с профилем Карла Великого, но мистик даже не посмотрел на деньги.
– По существ, – буркнул он, и это прозвучало, как требование. – Не берусь, не зная цели.
– Тогда иди за нами, – неприязненно проговори Мабел, забрал кошель и, не оглядываясь, пошел к выходу. Коротышка засеменил следом. Наемники же дождались, пока Гримм расплатится с трактирщиком, соберет пожитки, и последовали за ним.
Это был придорожный трактир, стоящий у кромки ржаного поля под Кладно. Отсюда до города было не более дня пути.
Дождавшись мистика на крыльце, маг сошел с тракта и направился вглубь поля. Дошел почти до середины. Остановился.
– А суть такова, – заговорил князь без предисловий, когда Гвидо приблизился к нему. – Нужен детеныш ругару.
Гвидо присвистнул:
– А мощи святого Петра не нужны? А то тут недалеко…
– Не кощунствуй! – насупился Мабел.
– Не пори чушь, маг! – Голос мистика стал ледяным и неприветливым. Казалось, это невозможно, но у Гвидо это отлично вышло. – Где я по-твоему должен искать детеныша ругару? Дети у этих тварей бывают крайне редко, по той простой причине, что те заводят их до того, как стать диким зверьем, а потом едят всех, кто подвернется. Обычно первыми жертвами становится родня.
Князь побагровел, но промолчал. Вместо него в разговор вступил Коваржик:
– Пан Гримм, нам очень нужен детеныш ругар. Мы тут потолковали со знающими людьми, и они присоветовали нам разыскать вас. Сказали вы в делах темных лучший.
– Я лучший, если нужно утихомирить упыря или еще какую гадину. Но ругару… их не так много. А детей у них и того меньше.
– Вы не понимаете, – взмолился распорядитель некоего вельможи. – Это вопрос жизни и смерти.
– Не дави на жалость, пан Коваржик, – прогудел мистик. – Может, я университетов и не заканчивал, но и без того догадался, что очередной престарелый маразматик на смертном одре задумался о вечной жизни. Я таких инкунабул в свое время пудов сто перечитал. Про гримуары и ингредиенты из крови и органов сущностей «натуры магической». Все это бредни. Еще ни разу не удалось найти источник омоложения и вечной жизни. Не тратьте мое время зря.
Гвидо уже собирался уйти, когда заговорил маг. Его речь как-то внезапно сделалась мягче:
– Под Прагой сейчас стоит цыганский табор. А в окрестных деревнях находят растерзанный скот. Один мистик, оказавшийся в этот момент поблизости, взялся за дело, определил, что это ругару, но пропал, не доведя все до конца.
Гримм остановился. Ругару? Среди цыган? А почему нет? Их верования и увлеченность мистицизмом частенько притягивают к себе всякую скверну.
– Ругару я найду, – медленно и с расстановкой проговорил Гвидо. – Но с чего ты взял, что я найду там его детеныша?
– Если тварь среди ромал, значит, она там живет, – Гримм стоял спиной к магу, но чувствовал по интонациям и голосу, что тот улыбается. – Значит, могла обзавестись семьей. Значит, у нее могут быть дети. Если зверь не рвет свою добычу, значит, он ее кусает, чтобы продлить свой род. Ведь такое бывает. И часто. Все живое, даже то, что от тьмы стремится продолжить свой род. Так?
Гримм думал. Потом повернулся. Молча. Ждал продолжения.
– Возьми деньги, мистик, – колдун продолжал скалить зубы. Развязав кошель, он ссыпал на ладонь золото, отсчитал треть, положил ее обратно. Кошель бросил Гвидо. Тот поймал его на лету.
– Здесь вознаграждение за голову ругару, если просто от него избавишься. Получишь в пять раз больше против того, что уже имеешь, если сделаешь то, о чем я тебя прошу. Подумай. Это хорошие деньги.
Гримм скривился. Он мог бы сказать, что у мистиков не может быть хороших денег. Что оплата любого их деяния всегда омыта кровью и является залогом чьей-то смерти. Но он не стал тратить драгоценные слова. Убрал кошель за пояс и двинулся обратно к трактиру.
Он взял золото, а, значит, был обязан сделать работу.


БЫЛЬ ТРЕТЬЯ

Брехали собаки. От костров доносились песни вольного кочевого народа. Слышались пьяные переговоры гостей табора и самих цыган. Гвидо было вовсе не жаль несчастных, решивших, что пить с цыганами – хорошая идея. Тем очень повезет, если на утро они проснутся и обнаружат при себе сое имущество. А еще больше им повезет, если они вообще проснутся.
Гримм залег в невысокой траве, ярдах в десяти от ближайшего фургона. Мимо то и дело проходили сторожа с собаками и факелами. Цыгане, конечно, народ лихой и резкий, но в осмотрительности им отказать нельзя. Нужно было быть очень осторожным, чтобы не привлечь к себе внимание, поскольку жизнь в таборе кипела в любое время дня и ночи. И не попасться на глаза можно было разве что перед самым рассветом. Но Гримма это не устраивало. Когда солнце покажется над горизонтом, его уже здесь не будет.
Очередной дозор миновал секрет Гвидо, а ущербный полумесяц успел зайти за тучи, когда мистик начал действовать. Перекатился под фургоном, стремглав обогнул ближайший шатер, и нырнул под очередной фургон. Затих, пропуская шумную компанию. Дальше было сложнее. До нужного домика на колесах было не более тридцати ярдов, но в импровизированном дворике, образованном передвижными жилищами жгли костер. Пожилая цыганка попыхивала трубкой сидя на деревянных рассохшихся ступенях. Молодой парень, оседлав пустой бочонок из-под пива, терзал гитару. Еще две молодки в пестрых юбках тихонько подпевали.
С фронта к фургону Ружи подобраться без шума не получалось. Гримм вздохнул и выкатился на противоположную сторону своего укрытия. Встал в полный рост. Следовало обойти домик на колесах и попробовать забраться окно.
Еще накануне Гвидо сменил свою приметную одежду и амуницию на простое мещанское платье темных тонов. Это должно было хоть на какое-то время оставить его неузнанным. Хотя габариты мистика сводили всю маскировку на нет. Цыгане – ушлый и внимательный народ. При встрече нос-к-носу у него будет всего пара секунд, прежде чем его узнают. А уж подозрения вспыхнут молниеносно. Уже сейчас Гримм ощущал на себе несколько пристальных взглядов.
Свернув за очередной фургон, мистик миновал еще одно кострище. Сидевшие у огня цыгане притихли. Не обращая на них никакого внимания, Гримм двинулся своей дорогой. Кто-то пошел за ним. Еще один поворот. Вот впереди показался знакомый зеленый фургончик, а нос защекотали запахи сушеных трав.
– Эй, пан! – Негромко окликнули из-за спины на чешском, – Па-анэ, кого-то ищешь?
Гвидо не отозвался. Пристально оглядел ставни, отмечая наличие навесного замка.
– Панэ, – на плечо легла рука, и мистик тут же отреагировал. Ухватил за запястье, прянул назад и вниз, навстречу цыгану, вгоняя локоть в его живот. Противник шумно выдохнул и стал заваливаться на бок. Мистик для верности рубанул парня ребром ладони по шее и аккуратно уложил его в траву.
Теперь следовало действовать быстро. Приложив ухо к стене фургона, Гримм прислушался. Внутри было пусто. Тренированный слух не различил ни шороха. Тогда Гвидо стал водить носом вдоль щелей между досками. Мистики обладали обостренным обонянием. Но и это не принесло никаких плодов. Непередаваемый букет травяных ароматов забивал все прочие запахи.
Оглядевшись для верности, Гримм достал из-под полы куртки стилет с вороненым клинком и в два движения сломал замок. Открыл ставни, осторожно перелез через подоконник. Постарался вернуть окну прежний вид.
Внутри действительно никого не было. Что ж, подождем, рассудил Гвидо и стал обыскивать помещение. Искомое обнаружилось в шкатулке с украшениями. Серебряный перстень в виде ворона с янтарными глазками.
– Ружа-Ружа, – сокрушенно скрипнул зубами мистик и убрал украшение в поясную сумку. Не соврал князь Мабел. А жаль.
Теперь оставалось только ждать.
Буквально через минуту со стороны окна раздались крики. Застучали сапоги. Заголосила женщина. Вероятно, нашли оглушенного цыгана. Спустя еще минуту дверь распахнулась и в фургон влетела сама ведьма с маленькой девочкой на руках.
Гримм сидел на полу за дверью, и женщина его заметила не сразу. Бросилась к столу для гаданий, цедя сквозь зубы ругательства. А вот у малышки незнакомец все время был перед глазами.
– Мам? – позвала девочка и Ружа замерла, словно жена Лота, ослушавшаяся увещеваний мужа. Резко обернулась, ловко перебрасывая ребенка себе за спину и опуская ее на пол.
– Ты?
Мистик медленно встал.
– Я знала, что ты вернешься, – голос цыганки дрогнул. – Не делай этого здесь, при дочери. Выведи меня в рощу…
– Ты мне не нужна, – сурово проговорил Гримм и глаза женщины расширились, когда ей в лицо полетела веревка из конского волоса, связанная в причудливый узор. Еще в воздухе волокна стали теть и плеваться лиловым пламенем, из которого быстро выстраивалась мерцающая сеть.
Ведьма закрылась руками, сложенными в причудливом жесте. Девочка вскрикнула и бросилась к двери. Когда сплетенные чары разбились о защитный знак, мир затопил жуткий грохот, и цыганку выбросило в прикрытое окно.
Гримм и сам на миг потерял ориентацию, но это не помешало ему поймать за ворот маленькую беглянку. В следующее мгновение, мистик прорычал греческую формулу пленения и шлепнул малышку по левой лопатке, отчего та взвыла, совершенно недетским голосом и обмякла. А Гвидо тем временем, схватил ее в охапку и выпрыгнул в окно следом за ведьмой. Перескочил через постанывающую мать похищенного ребенка, нырнул под соседний фургон, потом под следующий, и растворился в ночи.
Малышка была совсем легкой, так что бежал мистик быстро, непринужденно и практически бесшумно.
Несколько раз, прежде чем он достиг границ близлежащей рощи, мимо него просвистели стрелы, но цыгане скоро потеряли его из виду. Еще раз его догоняли собаки. Догоняли, обнюхивали, весело трусили рядом, а потом с чувством выполненного долга возвращались к хозяевам.
До места, где беглецов дожидалась лошадь, оставалось около пятидесяти ярдов, когда Гримм бросил себе под ноги еще одно плетение.
Достигнув места, Гримм уложил оглушенную малышку в траву, переоделся и вдруг замер. Шумно втянул носом воздух.
Над лесом витала едва различимая горечь полыни и горицвета. Гвидо резко вырвал из ножен меч и двинулся по своим же следам в обратный путь. Замер в пяти ярдах от своей ловушки.
Буквально тут же кусты напротив него взорвались фонтаном листвы, и огромная тень метнулась к мистику. Тот даже не шелохнулся. А в следующую секунду тварь попала в капкан.
Жгуты черного дыма мгновенно спеленали огромную тушу, бешено вращаясь, обволокли ее, в некое подобие кокона.
По ушам резанул протяжный нечеловеческий вой злобы и бессилия. Зверь вопил, кокон – медленно сжимался, ни на миг не прекращая своего безумного вращения. А потом все закончилось. Дым рассеялся, оставив после себя лишь обнаженное женское тело.
Гримм продолжал стоять неподвижно, наблюдая, как Ружа пыталась подняться. Получалось у нее плохо. Плетение забрало все ее силы, и она могла только бессильно рыдать. Что она и делала.
– Подонок, – стонала женщина. – Зачем тебе Ратри? Зачем?
– Мне она не нужна, – бесстрастно проговорил Гвидо. – Но мой заказчик знает, что делать с такими детьми.
Поток брани, который обрушила на мистика цыганка, был непередаваем.
– Ты предала меня, Ружа. Дважды – снова подал голос Гримм. Полез в поясную сумку и достал перстень в виде ворона – копию того, что украшала его собственный палец. – Узнаешь? Это раз. Я знал его. Марек был мне, как брат. Мы росли вместе. У нас был один наставник. Ты повела себя, как зверь, убив его. Значит, и я обойдусь с тобой, как со зверем. И, два. Ты загубила душу, продавшись нечистому за крупицы заемной силы. Сознательно осквернила свою человеческую природу. Впрочем, это твое дело. Но ты скрыла это от меня.
Цыганка попыталась что-то сказать, но вместо слов с ее губ сорвался мучительный всхлип.
– Что ж, – склонил голову мистик. – Это я могу понять. Но вот сам факт лжи… Я – охотник. Ты – дичь. Таков порядок вещей и я ничего не могу с этим поделать. Сейчас тебе лучше отступиться и молить (не знаю, кому ты там молишься), чтобы наша встреча больше никогда не произошла. Свою дочь ты больше никогда не увидишь.
– Нет, – взревела цыганка. – Ты не можешь поступить так с нами. Только не с ней!..
– Могу, – отрезал Гвидо и добавил, чуть склонившись вперед:
– Уже поступаю.
Ружа издала гортанный вопль боли и отчаяния, а Гримм развернулся и пошел к лошади. На душе у него было гадко. Никогда прежде Гвидо не терзался муками совести. Он всегда поступал так, как поступал, придерживался своих собственных житейских принципов и ни единожды не усомнился в верности своих действий. Но сейчас…
Мистик понимал, что Ружа не могла сказать ему, колдуну-охотнику, что ее сила имела неестественную природу. Что она заплатила за это дорогую цену. Не могла, потому что не знала, как бы он на это отреагировал. Да и сам Гримм задавался тем же вопросом. За свою жизнь он ни разу не прошел мимо порождений ада, не приласкав того хорошенько чем-нибудь острым. Смог бы он убить женщину, которую когда-то любил? Единственную из всех, кого он КОГДА-ЛИБО любил!
Не смог бы. Не смог сейчас, не вышло бы и тогда. Только не так…
Но больше всего Гвидо было мерзко, что Ружа, заклав себя, наградила проклятием все свое потомство до десятого колена. Она поступила глупо и эгоистично.
А еще мистик злился на цыганку за Марека. Вот этого он ей простить никак не мог.
Подойдя к лошади, Гримм окинул безразличным взглядом звереныша. Как там ее звали? Кажется Ратри. Ребенок был не виноват в материнских грехах. И все же мистик видел в таком повороте событий некую извращенную разновидность расплаты. Он знал, что Ружа не отступится, и как только силы к ней вернутся, продолжит погоню. И на этот раз будет действовать холодно расчетливо и очень аккуратно. Он знал это и все же принял решение, во что бы то ни стало довезти девчонку до заказчика. Так, по его мнению, было правильно.


ЯВЬ ТРЕТЬЯ

И снова день подходил к концу. После полудня Гримму пришлось ускориться, так как подходящего места для встречи со Зверем все никак не подворачивалось. Слишком плотно стояли друг к другу деревья, а Гвидо нужен был простор для работы с луком и длинным мечом. Ему вовсе не улыбалась перспектива встречать ругару ножами. Это было опрометчиво и крайне рискованно даже для такого силача и великана, каким был мистик.
Но то, что он нашел, с лихвой компенсировало все его тревоги. Это был невысокий холм, на вершине которого рос могучий дуб. Он был поистине патриархом всех дубов. Мощные корни уходили на много ярдов вглубь и ширь, высасывая из почвы все жизненные соки, отчего холм был практически лысым. Чудно, отметил Гримм, священное дерево, тем более такое старое, создаст перевертышу массу неприятных ощущений.
Но это было только полдела.
Ничем не выказав своего довольства, Гвидо продолжил путь и пройдя с полмили, организовал привал. Собрал дров, сходил на охоту. В этот раз удалось добыть лишь пару ежиков. Нельзя сказать, что было очень вкусно. Но весьма питательно.
Глядя, как солнце катится к закату, Гримм по обыкновению привязал Ратри к дереву и уже собирался уйти, когда малышка окликнула его.
Мистик замер, как вкопанный.
– Он нас настиг? – Робко спросила маленькая цыганка. Ее манера общения со своим взрослым товарищем сильно изменилась. Причем, произошло это неуловимо.
– Да, – глухо ответил Гвидо.
– Ты хочешь его встретить?
– Да.
– Тогда отвяжи меня.
Гримм повернулся к Ратри и встретил ее настойчивый взгляд. На дне серых детских глаз затаился страх.
– Зачем? – все так же, словно неживой, пророкотал мистик.
– Если зверь тебя убьет…
– Тогда он убьет и тебя тоже вне зависимости оттого, будешь ты привязана или нет.
– Я могу помочь.
– Ты будешь только мешать, а мне нужно подготовиться.
– Значит это конец?
– Пока еще нет. Если все пройдет гладко, я вернусь за тобой. Если нет – за тобой явится он. И тогда все будет быстро. Впрочем…
Гримм извлек из складок плаща длинный стилет с вороненым клинком:
– Возьми.
Девочка безропотно подчинилась. Прижала оружие к груди, как любимую куклу. Толку от этого куска металла не было никакого. Обычная сталь ругару не проймет. Но малышке так будет спокойней.
Гримм сам удивился внезапно проснувшейся в нем заботе.
Хмыкнул и двинулся к зарослям кустарника.
– Убей его Гвидо! Сделай это для меня! За маму! – Прокричала вслед мистику Ратри, и Гримма передернуло. Дочь просила его убить собственную мать. Если бы только он мог сказать ей правду…
Подготовился Гвидо основательно. Накрутил на все оставшиеся стрелы серебряные наконечники, собрал в окрестностях несколько охапок трав, раздобыл несколько соцветий люпинов – волчьих цветков, оградил холм  сетью ослабляющих знаков. Повесил на дуб сплетенную ранее в узор веревку из конского волоса, развел костер. Когда небо стал стремительно темнеть, Гримм принялся бросать в огонь собранные травы и палую дубовую листву. Это должно было отбить человеческий запах.
Боялся ли мистик, что Ружа не пожелает идти с ним в лобовую стычку, а просто обойдет поле битвы и заберет свое дитя? Нет. Этого он не боялся, но допускал подобную возможность. Впрочем, это было маловероятно. Цыганка слишком долгое время находилась в зверином облике, и это не могло не сказаться на ее суждениях. К тому же ее переполнял гнев и ненависть по отношению к человеку, поступившему с ней так скверно. Не-е-ет, она явится. Обязательно явится.
Секунды складывались в минуты. Минуты – в часы. А Гвидо сидел у огня, баюкая на руках лук с новой, пахнущей канифолью тетивой и изредка подкидывал в огонь очередной пучок травы.
Привычно ухал филин. Возились в кустах ежи и зайцы. Шелестели опавшей листвой ящерки и ужи. Нудно, на одной ноте звенели прозрачными крылышками мелкие кровососы. Самозабвенно стрекотали сверчки.
Слушая ночную сонату, Гвидо начал клевать носом и, чуть было не упусти момент, когда все стихло. Разом. Словно кто-то накрыл лес колпаком.
Гримм тут же вскочил, по привычке понюхал воздух, но ничего кроме амбре сгорающих трав не ощутил. Вырвал из земли первую стрелу, наложил ее на тетиву лука и зашептал строки на латыни. От стрелы неуловимо повеяло грозой и свежестью, а в глубине тусклого серебряного наконечника стало зарождаться синеватой свечение.
Закончив первый наговор, мистик тут же, без запинки протараторил второй, заставляющий глаза видеть во тьме, словно днем. И тут же обнаружил огромную тень, притаившуюся в кустах на склоне противоположного холма. Сердце прыгнуло в груди и застучало с немыслимой скоростью. Мир замер.
Оставляя за собой след клубящегося и мерцающего синего дыма, стрела ушла по направлению к цели. Зверь медленно, словно ему приходилось двигаться под водой, рванулся вниз и в сторону, а Гвидо уже выпускал вторую и третью стрелы с упреждением на два корпуса.
Три пронзительно-яркие вспышки произошли практически одновременно. Загрохотало. Вспыхнул ельник. В начавшейся кутерьме Гримм потерял противника из виду. Одно было ясно: мистик промахнулся. Он потянулся за следующей стрелой, но ругару возник у подножия холма, и Гвидо понял, что выстрелить ему уже не дадут. Тогда он отбросил лук и взялся за меч.
Как и предполагалось, вблизи дуба, и дыма костра тварь чувствовала себя очень неуютно. И все-таки Мистику очень не понравилась внезапная насмешливо-медлительная манера движения Зверя. Тот не несся к своему заклятому недругу на всех парусах, норовя вонзить клыки в могучую шею, а степенно надвигался, позволяя Гримму рассмотреть себя во всех деталях.
Это был огромный зверь, размерами спорящий с некоторыми низкорослыми породами лошадей. Весь рыжий с редкими черными подпалинами. В большей степени тварь напоминала волка. Но коротенький хвост, приплюснутая морда, кисточки на ушах и широкие лапы, заканчивающиеся тонкими узкими когтями, наводили на мысль о рыси. Походка ругару так же больше напоминала кошачью.
Зверь медленно приближался, перекатывая под шкурой тугие узлы мышц, и Гвидо показалось, что тот ему улыбается мерзкой нехорошей улыбкой.
Стараясь не делать резких движений, мистик намотал на левую руку свой плащ из сыромятной кожи. Правую же, с мечом – выставил перед собой, так, чтобы острие смотрело прямо в нос зверя.
Тварь осторожно подошла, затоптала лапой костер, и встретилась взглядами с Гриммом. Глаза у не остались человеческими. Все те же медовые солнца над ореховой бездной. Вот только не было в них больше ничего знакомого и родного. Только боль, сарказм, гнев и безумие.
Мистик оцепенел, а Ружа, не отводя взгляда, нанизалась розовым носом на меч. Не брызнула кровь. Не раскатился по лесу инфернальный вопль. Сталь погрузилась в плоть оборотня так, как могла бы окунуться в луч лунного света. Затем ругару отстранился. На морде не осталось ни следа, зато на клинке проступили капельки влаги, словно меч побывал в облаке густого тумана.
«Видишь?», – смеялись безумные глаза цыганки, продавшей свою душу. – «Ты не можешь причинить мне вреда».
«Могу!» – Ответили глаза мистика, и Гримм бросился на врага.
Все дальнейшее произошло за считанные секунды.
Ругару не стал уклоняться от падающего клинка. Просто сгруппировался и, пропустив сталь сквозь себя, прыгнул Гвидо на грудь, валя его с ног. Острые желтые клыки сошлись на горле мистика…
Грянул гром, и тело Гримма распустилось бутоном лилового пламени. Вот теперь зверь взревел, да так, что земля задрожала. Призрачный огонь, весело пляшущий на траве, листве и коре дуба без малейшего ущерба для всего живого, растекался по рыжей шерсти, терзал проклятую плоть. Заставлял ее пузыриться и лопаться. В припадке Зверь рванулся вперед и врезался головой в ствол лесного патриарха. Еще раз. И еще. Скуля, хрипя и подвывая, стал тереться о дерево боками, катался по земле.
От этой картины у кого угодно могла кровь застыть в жилах. У кого угодно, только не у Гвидо Гримма. Он тяжело спрыгнул с дубовых ветвей и в его ладонь упал, подброшенный взрывной волной меч. Работа с живым фантомом отняла слишком много сил. Мистик еле держался на ногах. И все же ему хватило упорства совершить над собой последнее усилие.
Гвидо шагнул к мечущемуся чудовищу и с разворота обрушил, объятый языками призрачного пламени клинок, на шею оборотня.
Сразу стало очень тихо. Потом робко заухал филин, застрекотали сверчки. Вскоре все вернулось на круги своя, а Гримм без сил упал в траву и закрыл глаза.
Голова взрывалась от роящихся там противоречивых мыслей. Ружа… Ратри…Зих… Коваржик… Ружа…
Это было слишком. Гвидо хотел уснуть, забыться хоть на время, но что-то не давало ему покоя. Совесть? Возможно, но нет. Было что-то, о чем он догадывался. Столь явное и оттого совершенно незаметное… Ратри… Этот ее взгляд. До боли знакомый взгляд.
Гримм рывком встал и, превозмогая слабость, бросился в кусты, куда укатилась голова оборотня. Впрочем, это уже был не ругару. В коконе из спутавшихся и запачканных кровью волос была небольшая, аккуратная голова молодой женщины.
Тонкие губы все еще шевелились. Глаза закатывались. Проклятые никогда не умирают сразу.
– Почему, Ружа!?! – Заорал в мертвеющее лицо цыганки Гримм. – Почему ты мне не сказала правду!?! Сразу!?! Тогда бы ничего этого не было!
– Будь ты проклят, – беззвучно шевельнулись губы, и женщина умерла.
Гримм все-таки отключился на время. Снов своих он не запомнил, но когда проснулся, обнаружил на своих глазах непривычную влагу. Провел пальцами по щекам. С удивление осмотрел увлажнившуюся перчатку.
Похоронил он Ружу на рассвете под этим же дубом. Молиться Гвидо был не мастак, но все же сказал пару слов на латыни, надеясь, что цыганке в аду хоть на миг станет легче. Постояв еще немного над могилой, он собрал свои вещи и двинулся в обратный путь.
За ночь с малышкой ничего не случилось. Она уже не спала. Сидела себе тихонько под деревом, к которому была привязана.
– Чего так долго? – Насупилась Ратри. – Я есть хочу.
И тут же расцвела в лучезарной улыбке:
– Я рада, что ты вернулся.
Гримм на это только хмыкнул и стал собирать хворост.
– Ты убил его? – Уже серьезным тоном, без тени напускного недовольства, осведомилась девочка.
– Д-да, – протянул Гвидо.
– Это хорошо, – вздохнула маленькая цыганка. – Но что теперь? Ты вернешь меня в табор?
Мистик промолчал. Взял котел и пошел искать ручей. Сейчас он не мог смотреть в эти наивные серые глазки. Глазки маленького Гвидо Гримма, в ту пору, когда он еще не носил фамилию своего наставника, а был просто Гвидо Мухой – сиротой и беспризорником из трущоб Майна.

ЯВЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Они их уже ждали. Гвидо насчитал восьмерых. Трое егерей с арбалетами. Трое давешних ландскнехтов. Один был вооружен гросс-мессером, второй опирался на пику, третий небрежно держал на плече видавшую виды аркебузу, фитиль, которой, впрочем, едва заметно тлел. Здесь же были Милик Коваржик и Мабел Зих. Все старались держаться непринужденно, но Гримм чувствовал витающее над поляной напряжение. Сначала он списал это на солнце. Жара стояла, прямо-таки не сентябрьская.
– Пан Гримм, – растекся в фальшивой улыбке пухленький Коваржик. – Вы просто посланец Небес.
– Гвидо, кто это? – Настороженно спросила Ратри, заглядывая мистику в глаза.
Гримм проигнорировал вопрос. Его сейчас куда больше занимала пара лучников, притаившихся в кустах и еще один конный, скрывающийся за деревьями. Господа чехи подготовились к встрече основательно. Словно ждали неприятностей. С чего бы? Неужто решили не платить. Или настроились избавиться от лишнего свидетеля?
– Это она? – князь Зих подошел вплотную, и, взяв Ратри за подбородок, заглянул девочке в глаза. Пощупал горло, прошелся пальцами по основанию черепа, усмехнулся, заметив греческую печать.
Малышка вырвалась и спряталась за спину мистика.
– Ну-ну, девочка, куда же ты? – Осклабился колдун. – Иди к дяде Мабелу.
– Иди Ратри, – серьезно проговорил Гвидо и подтолкнул маленькую цыганку вперед. – Этот человек о тебе хорошо позаботится.
– Нет, – взвизгнула малышка и обеими руками вцепилась в ногу мистика. – Я останусь с тобой.
– Тебе нельзя со мной. А эти люди смогут тебя защитить.
– Не хочу!!
– Ну же, чертовка, – и без того фальшивая улыбка мага превратилась в оскал. – Иди сюда.
– Нет!
Мабел зарычал и единым рывком сгреб Ратри в охапку. Девочка еще пыталась выдираться, но князь оказался куда сильнее, чем это могло показаться на первый взгляд.
– Благодарю тебя, мистик, – проговорил он, без видимых усилий, удерживая жертву. – По чести сказать, я не думал, что у тебя получится.
Гримм в ответ одарил чародея одной из своих любимых мерзких улыбочек и сделал пальцами характерный жест, намекая на деньги.
– Ах да! – хлопнул себя по лбу князь Зих. Засунул руку за пояс и достал увесистый мешочек с золотом. – Лови.
Бросил вознаграждение и уже развернулся, чтобы уходить.
– Стоять! – Рыкнул Гвидо, поймав награду. Еще до того, как деньги отправились в полет, мистик уловил скип тетивы в кустах. – Я не занимаюсь благотворительностью! Здесь не все!
Князь опешил. Он-то знал, что в мешочке была полная сумма. Замер, начал поворачиваться и… умер первым. Меч вскрыл ему грудную клетку.
Так и нужно было.
«Сперва всегда убирай магов», – наставлял Гвидо некогда его учитель и приемный отец – Лудо.
«Никогда не оставайся на линии выстрела неприкрытым».
Гримм схватил еще только падающий труп мага, вырвал из его рук девочку и словно куклу забросил ее в кусты позади себя.
Одну стрелу он отбил мечом. Вторая с глухим чмоканьем вонзилась в тело князя. Прикрываясь им, как щитом и ревя словно бык, Гвидо устремился вперед. Три тяжелых удара обрушились на труп. Это егеря разряди в него свои арбалеты.
Громыхнуло. Выстрел аркебузы так рванул мертвец, что едва не вывихнул Гримму запястье. Пришлось уходить в кувырок.
Да, теперь мистик миновал пана Коваржика и оказался в кругу ландскнехтов. Это было опасно, но не опаснее, чем оставаться под стрелами.
Пикинер встретил Гвидо грамотной атакой, тесня того на гросс-мессер товарища, но тот не поддался на провокацию и не стал разрывать дистанцию. Вместо этого шагнул прямо на копье, сбивая его левой ладонью, прокрутился вдоль древка и полоснул клинком по бедру. Затем прянул в сторону. Стрела, выпущенная из лука, угодила вскрикнувшему наемнику в шею.
Егерь вскинул заново взведенный арбалет и рухнул со стилетом в глазнице.
Двое других не могли стрелять, поскольку мигом позже Гримм уже танцевал скочну2 с саблистом и аркебузиром, сменившим ружье на кацбальгер. Клинки звенели с частотой праздничных колоколов собора святого Вита, сплетая в воздухе смертоносные узоры чистого серебра. Атаки и контратаки сменяли друг друга мгновенно и беспрестанно.
Это были хорошие тренированные бойцы, но до мистика, чья школа боя формировалась веками и не выходила за пределы этого цеха, им было далеко. Первым пал аркебузир, пропустив финт и укол в висок.
Тело его еще не успело коснуться земли, а Гримм уже достал из поясной сумки стеклянный пузырек и раздавил его в руке.
Поляна мгновенно окуталась мелкой взвесью, лишая стрелков обзора. Нервозно щелкнули арбалеты. Кто вскрикнул. С другой стороны донеслось истошной бульканье и рядом еще один вскрик. Снова щелкнула тетива арбалета, и из-за кустов долетел предсмертный хрип.
Когда искусственный туман развеялся, на поляне осталось стоять лишь двое. Сам Гвидо, клинок и одежду которого были густо смочены чужой кровью, и что-то лепечущий Милик Коваржик. Этот даже не удосужился притронуться к своей сабле. Его пухлые ручки дрожали, а коленки норовили в любую секунду подогнуться.
– Брось меч! – Голос принадлежал явно не перепуганному распорядителю. Слишком уж суров и решителен он был.
Гримм даже в первый миг ничего не понял.
– Кому говорю.
Сделав шаг в сторону, мистик увидел позади пана Коваржика человека в зеленой куртке и с колчаном, переброшенным за спину. В руке последнего лучника был нож, приставленный к горлу перепуганной Ратри.
Гримм грязно выругался, стряхнул с меча кровь и, рыкнув какую-то бессвязную ахинею, вогнал клинок в землю. Что-то мерзко чмокнуло и рука, сжимавшая нож безвольно повисла, а малышка, высвободившись, тут же бросилась обратно в кусты.
Милик обернулся и его разобрал истерический смех. Из земли, прямо под пахом лучника торчала узкая окровавленная полоса стали с глубоким долом, проросшая через все тело несчастного до макушки.
Мистик вытащил оружие из земли. Клинок, удерживающий тело стрелка, исчез и тот рухнул, как подкошенный.
– Н-не нужно, пан м-мистик, – заикаясь и глупо посмеиваясь, затараторил пан Коваржик. Ноги его подкосились. Он упал на колени и на четвереньках пополз к Гримму. – Мы ведь можем все решить. Хотите денег? Много денег? У меня есть. Титул? Могу замолвить за Вас словечко моему сюзерену. Девочек?..
Гвидо промолчал. Поднял чеха с колен, взял за ворот и вогнал меч ему в живот, так что клинок вышел из спины. После же, развернулся к зарослям, откуда донесся дробный удаляющийся перестук, неспешно достал из чехла за спиной лук, стрелу. Глубоко вздохнул, выдохнул и выстрелил «на разрыв».
Снаряд скрылся в листве, а через миг с той стороны донеслось испуганно конское ржание.
«А еще», – говорил когда-то давно Лудо Гримм, – «если когда-нибудь ты возьмешь деньги и не выполнишь работу, постарайся сделать так, чтобы об этом никто не узнал. Запомни, Гвидо, твоя репутация кормит тебя и весь наш цех. Так что она гораздо дороже жизни пары свидетелей».
Гримм снова глубоко вздохну и уселся прямо там, где стоял. Закрыл глаза, отрешился от всего.
Это было безумие. Такое он проделывал впервые. Гвидо прислушался к своим ощущениям и с удивлением отметил, что его совесть молчала. Это было странно, но, судя по всему, это было единственно верное решение, так что Гримм заставил себя не думать о случившемся слишком долго.
– Ты действительно собирался меня продать? – Мистик так расслабился, что совершенно не заметил, как Ратри выбралась из кустов и уселась рядом.
– Да, – не открывая глаз, буркнул Гримм.
– Спасибо, хоть не врешь, – устало вздохнула малышка.
– Пожалуйста.
Они помолчали.
– Как ты себя чувствуешь? – Неожиданно для самого себя спросил Гвидо. – Не тошнит?
– Уже нечем.
– Ясно.
Снова помолчали.
– Что теперь? – Нарушила паузу Ратри.
– Пошлю весточку своему наставнику. Если он еще жив, возьмет тебя в ученицы. И научит жить с твоей… гм… болезнью.
– А ты теперь куда?
– Куда глаза глядят.
– Ясно.
Гримм хмыкнул:
– И не будешь проситься со мной?
– Ты ведь не возьмешь, – малышка, казалось, повзрослела. Причем, за какие-то жалкие  две недели. Оно и немудрено. Тяжело ей пришлось. Впрочем, дальше будет еще тяжелее.
– Не возьму, – с неожиданной для себя горечью вздохнул Гвидо. – Попробуй вернуть лошадь. Нам пора.
Девочка безропотно встала и скрылась за кустами, а мистик так и остался сидеть с закрытыми глазами. Он не хотел смотреть в глаза своей дочери, которую собирался предать во второй раз, навсегда разлучив с родным отцом.