Свой-чужой банк - анонс

Владимир Иванович Стасов ни к одной из ветвей своей известной фамилии не принадлежал: ни к революционерам, ни к ученым, ни к деятелям искусства. Родившись в глубокой провинции, он в школе получил кличку Стас, которая так и прошла с ним до самой Менделеевки. Учился Владимир легко, химия - всегда любимый предмет.

Странного и непонятного основному контингенту школы учителя химии Ивана Терентьевича он обожал. Тот, похоже, несколько кичился даже демократией: любой ученик, выполнив контрольную или лабораторную работу раньше школьного звонка, мог выйти из класса, потратить свободное время на свои нужды. Однако руководство школы на эту проблему смотрело по-другому: нередко завуч приводил на урок Ивана Терентьевича «праздно шатающихся» учеников. Но спорить с «химиком от Бога» никто не решался, и поэтому процедура «приводов и гуляний» регулярно повторялась.

В столицу Владимир попал не впервые, приехав на вступительные экзамены в химтехвуз. Тогда уже входило в моду проведение школьных олимпиад, и его в Менделеевке знали. Он не был лауреатом всемирных олимпиад по химии, но на уровне страны входил в твердую десятку юных дарований. В институт он поступил играючи, с первого курса его куратором стал Аркадий Маркович Эвентов, профессор, деловой, с предпринимательской жилкой, как теперь говорят, преподаватель. Еще в те далекие годы он зарабатывал репетиторством в десять раз больше, чем преподаванием. После третьего курса он и Владимира вывел на эту стезю.

Эвентов привел его в свой дом, в прекрасную почти 200-метровую квартиру в районе МГУ с двумя туалетами и застекленной теплой комнатой вместо лоджии. Как-то само собой получилось (Владимир может поклясться, что их никто не сводил специально), он подружился с дочкой Аркадия Марковича, студенткой инъяза областного педвуза, Зоей. «Фамилия, брат, нас подводит, - сказал после лишней рюмки коньяка Володин наставник. – Фамилия…». Тогда тема не получила своего развития. Но после сдачи Владимиром экзаменов в аспирантуру, под квоту которой Аркадий Маркович положил все связи, состоялась своеобразная помолвка молодого аспиранта и выпускницы инъяза. Да, чего там греха таить: Зоя была уже на четвертом месяце беременности.

Владимир обожал свою жену, хотя она не была красавицей: выше среднего роста, широкая в кости, с удлиненной талией и копной черных вьющихся волос на гордо поднятой голове. Она не раз говорила ему, что после родов у нее будет мощный таз и обязательно укоротятся ноги.

- Дурочка, ты моя, - обнимал жену Владимир. – Да, откуда тебе-то знать?

- А ты видел бабушку по папиной линии: я вся в нее пошла…

- Так она просто красавица!

- Правда? Тебе нравится бабушка Фира? Как она тебя любит! Это она отстояла наш брак… Все, даже мама, были против… Национал-фобисты, проклятые, хотели меня разлучить с тобой. Видите ли, им надо "колена собирать"! Вот мы родим с тобой четверых ребят, и все колена сразу соберем и пополним…

До родов Зоя не работала ни дня по своей специальности: она только хотела любить Владимира, рожать для него детей, воспитывать их здоровыми и полезными обществу. И двигать, таким образом, его науку, за которую он несет персональную ответственность. Она так сильно любила мужа, что иногда ей казалось: тут же потеряет рассудок от того, что на защите кандидатской диссертации он может получить несколько "черных шаров".

С родами получилось не все так просто: Зою пришлось положить на сохранение. Ребенок родился недоношенный, капризный, давал им прикурить: Ирина, так назвали дочь, орала ночи напролет. Зоя ни разу не пришла в спальню к мужу, не потревожила его сон. Владимир в это время работал над диссертацией. А когда он сам приходил в детскую комнату, Зоя, сидя на низком диване, тихонько шикала на него, причем, каждый раз говоря одно и то же: ты ходишь как медведь, разбудишь родителей… Владимир готов был расплакаться от чувства нежности к своей ненормальной жене: он садился на диванчик, прижимал к груди курчавую голову, а потом подсовывал под нее маленькую подушечку и ровно опускал на широкий и мягкий подлокотник дивана. Зоя засыпала мгновенно и мёртвым сном. А молодой ученый только тогда брал на руки вдруг замолчавшую, строго смотрящую на него дочку и начинал разговаривать:

- Что, дорогая моя, Ирина Владимировна, урожденная Стасова, по матери Эвентова?! Орать привыкли? Негоже так себя вести! Вон как мамку-то ухайдакала! Тебя бы на мою маму, то бишь, твою бабушку Олю… Ты бы вмиг научилась вовремя и есть, и спать, и гулять! Больно уж балует тебя мамочка Зоя…

Дочь, на удивление, скоро засыпала, и Владимир каким-то невероятным способом размещался на диванчике, где уже пятый сон видела супруга. В такие ночи Владимир, как правило, просыпал на работу, которая состояла, в основном, из репетиторства. Ученики приходили к ним на квартиру, где мать Зои, Светлана Моисеевна, разводила их по разным комнатам: старшие начинали работу с отцом, младшие, абитуриенты, ждали, когда умоется и позавтракает Владимир.

…Еще не было митингов, еще никто не бегал с транспарантами, еще только массы приступали к изучению газет с материалами апрельского пленума ЦК КПСС, а Аркадий Маркович уже закрылся с зятем в своём кабинете (у Владимира, естественно, не было такового) и повел разговор: 

- Дело добром не кончится… Поверь мне. Главное, что сейчас нужно сделать – внести последний самый большой взнос в кооператив, то есть фактически выкупить квартиру. У меня есть 19 тысяч, этого хватит даже на новую мебель… Все-все, молчи… Потом отдашь. Дети, внуки – наше самое главное вложение, наш основной капитал… Я все, естественно, оформляю на себя, поскольку в списке очередников кооператива стоит моя фамилия, потом переведу, извини, на… Зоиньку, как дарение. А как же: вдруг что-то случится у вас в супружеской жизни?

- Что вы за человек, Аркадий Маркович, вам бы только людей оскорблять! Да не нужен нам с Зоей ваш кооператив, без вас обойдемся…

- Да, каким это образом, молодой человек?! Вы меня не дослушали, голубчик. Ваша задача – другая: срочно выходить на защиту докторской диссертации… Я практически все подготовил, осенью, после каникул, можно попасть на первый ученый совет: народ расслаблен, не собран, злых и неудовлетворенных – меньшинство. Вот мы и проскочим… Хотя, я верю в твою диссертацию, это 100-процентный проходной труд!

- Ну, всё, хватит,- сказал Владимир. – Мы уезжаем к маме Оле, поживем там, оглядимся, даст Бог, не пропадем…

- Вы безумец! Вы погубите мою дочь и внучку! Вы представляете, что сейчас начнется в стране? Вы спросили мою дочь, Зою Аркадьевну, по этому поводу?

- Кошмар, какой-то! Куда я попал? Больные что ли все?

- Это вы можете стать больным… И, если это потребуется, мы докажем! У нас вторая ветвь родословной – врачи, психиатры, в том числе…

- Да, пошел ты…

Владимир вылетел из кабинета и сразу столкнулся с женой. Он по инерции обнял ее крепко-крепко, как бы стараясь защитить.

- Что ты, милый? Что с тобой? Кто тебя обидел? – Быстро заговорила Зоя.

- Пойдем со мной в комнату…

- Нет, подожди, я зайду к папе. А ты – иди, я сейчас приду, там Иришка одна, присмотри за ней…

Владимир стоял, набычившись, он еще никак не мог отойти от недавнего разговора. Дверь в кабинет оказалась незакрытой, и он услышал голос жены:

- Ни слова, папа! Я пойду за этим человеком в огонь и воду… Ты даже не понимаешь, какую ошибку ты совершаешь… Это я о дороге к Храму. Мы поживем пока у бабы Фиры, она нас давно приглашала… А ты успокоишься и найдешь вариант, как извиниться перед моим мужем.

- Ты даже не знаешь, о чем идет речь!?

- Мне и не надо знать... Из твоего кабинета выскочил униженный и оскорблённый мой муж… Муж мой! Я и он – одно целое! Значит, ты и меня унизил, оскорбил или еще какую-то гадость сделал. Все, остановимся на этом…

- Он тебя в тьму-таракань собирается увезти, видите ли, к бабушке Оле…

- За-ме-ча-тель-но! Мы там столько лет не были! Гениальная идея!! Пойду собирать вещи…

…Они уехали к маме Владимира, рыбачили на реке, загорали, пили парное молоко и ели яички из-под несушки. Спали с Зоей вдвоем, без дочки, на сеновале. Владимир любил жену каждый день, бывало - по несколько раз за ночь. Она стала стройной, худенькой, загорелой, коротко остригла волосы, почти смогла распрямить их от завитушек, и, если надевала косынку, то ничем не отличалась от местных русских баб.

- Хочу выкрасить волосы, стать блондинкой… Не возражаешь? - Спросила как-то жена.

- Возражаю… Зачем подстраиваешься под местных? Глупенькая, я люблю тебя такую, какая ты есть… А, впрочем, делай, что хочешь! У нас с тобой - запой, ночи разврата!

- Тебя уже Иришка ревнует ко мне, замечал? Ты бы поласковее с ней…

- Ни фига себе… А я и не знал этого! Ну, женщины, ну порода?

После лета 85 года Зоя объявила, что она беременная. Она радовалась, как ребенок, говорила, что это Господь услышал ее молитвы. Это Он дает еще один шанс, скрепил ее дух, силы. Теперь она, вон, какая крепкая, загорелая, стройная, и что родит легко и просто...

Так все и произошло. Рожала она в местном стационаре, где были совмещены и больница, и поликлиника, и фабрика-кухня для приготовления детского питания. Бабушка Оля, сама медик, не отходила от Зои. Девчонка родилась крупная, белая, длинноногая, волосики пшеничного цвета, глаза – светло-серые, почти голубые. Господи, как радовалась Зоя:

- Она в вашу породу, - говорила жена Владимиру, а сама светилась счастьем, - в истинно - русскую породу Стасовых!

Назвали дочь Еленой, в честь бабушки Владимира - Елены Евлампьевны Стасовой, первой подержавшей на руках правнучку. Ну, а поскольку в семье сошлись две Елены, то младшую как-то потихоньку, незаметно для всех, стали называть Алёной.

Москвичи прислали телеграмму, поздравили, правда, довольно сдержанно, с рождением дочери, приглашали приехать, поскольку Зоина кооперативная квартира стояла пустой.

А Владимир Иванович к этому времени уже успел дослужиться в местном индустриальном техникуме до должности директора. Зоя пошла учителем в спецшколу, оставив девочек на бабушек - Олю и Елену. Ее английский и французский языки были безупречными, об этом говорили все не только в школе, но и в городе. Будущие абитуриенты записывались к ней за год, и она практически никому не отказывала, при этом, не переставая, говорила, что в школе она ничуть не хуже объясняет предмет. Денег Зоя не брала, эта была закрытая тема, чем вызывала явное неодобрение со стороны других репетиторов.

Так семья Стасовых врастала в среднерусские просторы с их небыстрыми и неглубокими реками и речушками, с ужением рыбы, травными покосами, сеновалами и парным густым молоком. Девчонки росли, как на дрожжах, ухоженные, сытые, крепкие. Иришка – со смоляными волосами, завитыми в крупные кольца, Алёна – пшеничная, почти голубоглазая, чуточку длинноногая, похожая на кузнечика.

Когда старшая дочь пошла учиться в местную школу, москвичи - дед да бабка - поняли, что внучек им не видать, как собственных ушей. В тьму-таракань послали бабушку Есфирь (та самая Фира), врача-психиатра, еще крепкую и любвеобильную женщину. В это время за ней ухаживал то ли седьмой, то ли восьмой претендент в мужья. Она сразу подружилась с бабушкой Олей, физиотерапевтом местного разлива, потом долго тискала девчонок, провела им полное обследование на предмет наличия и отсутствия всего женского. Увиденным она осталась весьма довольна. Особенно ей понравилась русская Алёна:

- Это – уникум, это надо изучать, это чудо Господнее! Стасова Елена Владимировна, русская по отцу, еврейка по маме… Я более русской девчонки не видела. Я свожу ее в Израиль, там все лягут от зависти и не встанут. Оля, вы дадите ее на месяц-другой?

- Родители не разрешат, мала еще, - сказала «мама Оля», которую так называли теперь все: Владимир, Зоя, Ирина и Алёна.

- Родители! - Требовательно позвала Владимира и Зою бабушка Фира. – Вы помните, кому вы обязаны любовью? Замужеством, наконец?

Родители закивали, покраснев, при детях.

- Поедем все вместе на родину Зоиных предков?… Господи, там оденетесь прилично, за копейки можно так отовариться, хоть в князья…

- Из грязи - в князи, - почему-то с грустью в голосе сказал Владимир Иванович. – Нет, баба Фира,- заключил, - мы еще не готовы. Так, Зоинька? Дайте нам попривыкнуть, подрасти чуток. Это никуда от нас не уйдет…

Зоя подошла к мужу, обняла его со спины, тем самым как бы закрывая тему разговора.

Потом баба Фира и внучка Зоя долго шептались на кухне. Владимир понял только одну услышанную случайно фразу, сказанную женой:

- Пусть отец придумает, как переписать квартиру на Владимира… Тогда мы будем готовы к разговору.

И второй раз в их жизни психиатр Есфирь Ушеровна Авис сделала невозможное: отец Зои не только сумел каким-то образом переписать квартиру на Владимира, но и извинился перед ним в присутствии практически всех родственников с их стороны.

Стасовы переезжали в столицу больше года. Сколько было слез в школе у Зои! В парткоме техникума Владимира Ивановича за «измену малой родине» грозили исключить из партии и лишить права занимать руководящие должности. Девочки ни в какую не хотели уезжать без «мамы Оли» и бабы Елены. Владимир Иванович настолько комфортно стал чувствовать себя в родном городке, что, честно говоря, плевать хотел на столицу. Ну, и что, что он несостоявшийся доктор наук, что из того, что не получит в техникуме звания профессора? Времена-то, посмотрите какие: вузы закрываются, люди с голоду умирают…

Но переезд все же состоялся.



Анонс повести "Свой - чужой банк".
Повесть выложена на странице автора.