Оглушительное безмолвие

Оглушительное безмолвие.

Бог создал человека свободным.
Отец Игорь.

В те далекие времена, когда собака была другом человека, мир был совсем иной. Люди старались не усложнять жизнь ненужными вещами и жить в гармонии с самими собой, со своими телевизорами, микроволновками, холодильниками, стиральными машинами и супругами.

С тех пор прошло много времени и мир стал совсем иным – мир погряз в тишину.
Очередной, ничем ни примечательный день повис над Ректополисом. По сырым осенним улицам изредка до невозможного тихо проходили одинокие прохожие, одетые в серые одежды и занятые своими мрачными мыслями. Зеркальные окна домов надежно скрывали от них жизнь, всю ту, которая кипела, за стенами и давно отказалась выходить на улицы, дойдя до своего дома они также прятались за его надежными стенами и не впускали в свой мирок никого.

Никто уже и не помнит из-за чего все началось, то ли виной всему стала катастрофа, то ли сильные шумы мегаполисов все-таки посчитали основной причиной возросшего числа сумасшествий, но уже несколько веков страна живет в почти полной тишине. Люди если и разговаривают друг с другом, то очень тихо, телефоны давно не звонят, а лишь светятся молчаливым, каким-то не ярким, а мрачно-зловещим светом. Машины давно перестали ездить по улицам, на которые снова вернулись конные экипажи, да и те немногочисленные. Самолеты конечно же остались, но аэропорты вынесли далеко за города, а сами самолеты летали теперь гораздо выше, чем прежде, дабы не мешать своим звуком тем, кто внизу. Ходят слухи, что далеко в глухих деревнях люди все еще пользуются всем тем, что благоразумные горожане давно исключили из своего обихода. Темнота одним словам – прогресс до глубинки всегда долго идет. То ли дело город. Единственный постоянный здесь шум – это цокот копыт лошадей впряженных в экипажи, да еще и часы на центральной башне города. Когда было принято решение Конгресса о запрете шума, их оставили как дань старине, чтобы они своим боем напоминали всем, сколь глупо они поддались когда-то деструктивным тенденциям, которые считались прогрессом. Теперь же звон часов благодаря постоянной тишине можно было слышать на другом конце города. Он всегда напоминал людям, заставлял вспомнить их свое темное технотронно-оглушительное прошлое.

Вы наверное подумаете, что люди совершенно отказались от технологий, от всего того, что помогало им жить беззаботно, позволяя решить любую проблему простым нажатием очередной кнопки – конечно же нет. Мы были и всегда останемся слишком слабовольными для такого огромного шага. Просто люди предпочли убрать шум, да и самих себя с улиц, замкнуться за стенами своих домов, напичканных техникой, и спрятаться за зеркальными окнами.

Передвижение по улице перестало быть необходимостью. Только пожилые люди и меньшинства, начитавшиеся электронных книг иногда предавались ностальгии и пускались в пешие или конные прогулки по городу в гордом одиночестве. Смысла в этих прогулках не было почти никакого. Все необходимое люди могли генерировать в своих собственных домах с помощью матрикаторов последнего поколения, способных создавать еду и почти все необходимое для жизни человека буквально из воздуха или из мусора, расщепляя его на простейшие составляющие и соединяя их в необходимой комбинации. Разумеется картошка или апельсины, созданные таким аппаратом не могли сравниться с существовавшими когда-то настоящими, и по слухам все еще произраставшими где-то в глубокой глуши. Но прелести настоящей пищи если и были доступны, то только жителям отдаленных деревень, затерянных в лесах и болотах. Горожане решили избрать более легкий путь, пожертвовав общением с живыми людьми они предпочли так называемую Сеть, где можно видеть и слышать людей с другого конца земли, но не ощущать их. Таким образом решив быть бездвижными существами они сами подписались на пользование такими синтетическими продуктами.

Лили, как всегда в одиночестве прогуливалась по пустынным улицам Ректополиса снова думая над своей нелегкой долей безработной, любимой мужем и детьми женщины. Как же сложно все-таки жить, когда тебя любят, когда ты нужна, можешь управлять техникой, способной выполнить за тебя все. Как же сложно это нажимать кнопки, принимать решения, что будет постирано, приготовлено, создано именно сегодня. Это так выматывает нажимать кнопки. Иногда от этого устаешь просто до невыносимости, и тогда выходишь на улицы, всегда пустынные, чтобы расслабиться и забыться хоть как-то, с трудом передвигая отекшие от бездействия и калорийного питания ноги и распухшее тело.
Лили повернула голову в сторону серых ветвей безлистного дерева, где сидела маленькая птичка.

«Какая худьнькая», - подумала она. – «Чем же они питаются».
Птичка легко вспорхнула и улетела, оставив Лили в недоумении, как же она так легко пригает по ветвям, а тем более летает. Когда-то она читала в старых книгах, что раньше люди были очень худыми в отличие от современных, но почему они стали такими, какими стали – про это она не могла вспомнить, и пережевывая синтетическую сливу продолжила свой неспешный путь, переваливаясь с бока на бок.

Рядом проехала повозка, заставляя барабанные перепонки задрожать сильнее от стука конских копыт, Лили невольно поежилась от внезапного громкого звука, но быстро пришла в себя.

Где-то в центре города зазвенели городские часы, снова раздражая уши, хотя в этот раз ощущения были более приятные, что порядком удивило Лили (неужели этот звон может быть приятен, да еще и столь сильно).

Пройдя еще несколько пустынных кварталов женщина дошла до своего дома, на чем и окончила утреннее путешествие, да, да, именно путешествие, ибо с размерами тела, которыми она обладала даже несколько шагов можно было назвать путешествием, столь трудно этот путь давался ей.

Дома как всегда не ждал муж, валяясь перед экраном входа в Сеть и в полудреме нажимая клавиши посыла сообщений таким же как он полуподвижным существам на разных концах планеты.

Лили шепотом приветствовала мужа, слабо кивнувшего в ответ и не желающего выходить из дремы.

Женщина вытащив с полки какой-то фильм включила его, плюхнувшись в воздушное кресло. Это изображение, как и большинство, виденных ей ранее старинных записей, показывало людей, совсем иных, отличных от современных. Они были раза в четыре тоньше, порхали как мотыльки, а у женщин даже была четко прорисована грудь, неужели так когда-то было. Оторвавшись на миг от изображения, она посмотрела сначала на мужа, затем на себя, сравнив грудь – «Одно и тоже». Просматривая такие фильмы Лили всегда с трудом верила, что это люди играли в них, столь разительно непохожи они были на тех, кем стали. «Может виной всему тишина», - с ноткой горечи подумала она.

 - Лили, постирай мне брюки, я завтра может выйду в город, - оторвался муж от экрана.
«О как же это тяжело, включить машину для стирки. Надо же еще встать, а потом нажать кнопку», - тяжело вздохнула женщина. В этот миг в голове возник образ, из далекого, никогда не виденного ей прошлого, может из отдельной, другой реальности – стройные девушки и женщины с распущенными волосами в легких белых одеждах плескались в воде и распускали в реке, а может озере, какие то белые куски материи.

«Откуда я это видела», - в недоумении задумалась Лили. – «Неужели так когда-то люди стирали, так легко и беззаботно, не то, что теперь».

Вечером позвонила старая подруга Каролин, наблюдая за ее расплывшимся, таким же как у нее самой, лицом, Лили почему-то испытывала неведомые ранее ощущения отвращения, но тем не менее предложение провести время на одном из курортов в горах приняла довольно быстро и почти не думая.

Муж и не заметил отсутствия Лили, так и не выйдя из Сети. Она тем временем переправилась бесшумным подземным транспортом в ближайший загородный аэропорт и уже вечером вылетела в Серебристые горы вместе с Каролин. Весь перелет они проспали в удобных креслах-кроватях.
Горы встретили двух странниц добродушным молчаливым блеском снежных шапок, словно зазывая тем самым их в свои объятия.

Расположившись в двухместном номере они перекинулись лишь несколькими фразами и легли спать.

Утром любуясь видами из окна женщины предались воспоминаниям, молча каждая своим. Отдых удавался на славу, лишь пару раз они мешали радости друг друга, пытаясь рассказать что-то одна одной. Лучшее что могло быть в жизни женщины после сытной синтетической еды – это молчание в обществе лучшей подруги. Да, как о многом можно помолчать с хорошим другом, он не будет мешать тебе молчать и поддержит тебя своим тихим присутствием – вот оно настоящее счастье.

За окном несколько ненормальных вышли прогуливаться по пологим снежным склонам гор.

«Вот психи», - в один голос молча подумали Лили и Каролин. – «Не сидится им в тишине и тепле у окна, лезут куда-то».
Люди же за окном с внешностью снежных комов, одинаковых во все стороны, продолжали перекатываться по снегу со всей неспешностью и важностью на которую только способен человек с высшей формой избыточного веса.
Вдруг что-то мелькнуло по склону. Женщины у окна невольно стали присматриваться, что это было, но не успели ничего заметить, как вдруг промелькнул еще один силуэт – ЧЕЛОВЕК. И Каролин и Люси не удержались от того, чтобы произнести это слово вслух. Теперь они четко рассмотрели двух людей мчащихся по склону и распугивающих немногочисленных ненормальных вышедших погулять.

 - Какие худые, - прошептала Каролин. – Как их тела не ломаются?
 - Да. А это наверное называется лыжи, я когда-то читала про них, - так же шепотом ответила Лили.

Даже за окном почти ограждающим от звуков из внешнего мира были слышны радостные голоса, мужской и женский, сопровождавшие промчавшихся людей. Две фигуры остановились внизу склона и прижались головами одна к другой.
 - Что они делают, - спросила Каролин.
 - Наверное детей, старым допробирочным способом.
 - Разве это возможно?
 - Не знаю. Я вспомнила это когда-то называли странным словом «поцелуй», только вот зачем он был придуман я не помню, это ведь так сложно.
 - Лили.
 - Что.
 - Они ведь громко кричали?
 - По-моему очень.
 - И с нашими ушами ничего не стало, и мы не сошли с ума. Значит ученые ошибаются. Может шум и не так вреден, как кажется.
Над горами раскатом грома пролетело безмолвие, казалось замолчало все вокруг, пара внизу тоже молча продолжала прижиматься лицом к лицу. Тишина, без всех тихо работающих домашних приборов, которых здесь не было, стала такой звонкой, что начала давить на уши.

Лили посмотрела на подругу и сказала:
 - Аааа…
Помолчав и прислушавшись к ощущениям она повторила то же самое громче. Подруга сначала поежилась, потом повторила за ней. Через минуту они обе что есть силы кричали на всю комнату, радуясь новым ощущениям.

«Может быть мы уже сошли с ума», - подумала на миг Лили, но быстро отбросила эту мысль и продолжила вопить. – «Аааа…»
Каролин ничуть не отставала от подруги, весь мир перестал существовать, растворяясь в шуме.

Женщины с трудом встали в порыве выйти на улицу, и переваливаясь с бока на бок пересекли границу разделяющую мир внешний от мира внутреннего.
Свежий горный воздух ударил женщинам в лицо, на миг ошеломив их и остановив необдуманный порыв. Обе застыли в дверях, все еще думая, выйти или нет, сделать еще один шаг вдаль от прошлой жизни, попробовать ли новую. Рефлексы и чувства, давно убитые и забытые организмами современных людей звали вперед, эмпирический опыт всей жизни тянул тяжким грузом назад.

Подняв ногу в очередном волнительном порыве, Лили перешагнула порог, как какую-то символическую черту, границу, отделяющую от неизвестности, пугающей, но завораживающей своей необычностью одновременно.

Лили судорожно хватала легкими воздух, последний раз она была в горах в далеком детстве с отцом, представителем меньшинств – он всю жизнь занимался спортом, был худым, любил слушать музыку, часто сам пел, чем вызывал возмущения своей жены.

Все детство всплыло сейчас перед глазами Лили, вливаясь в нее с судорожными вдохами легких.
Каролин застыла где-то позади, пребывая все еще в нерешительности и с остервенением держась за прошлое, в то время как ее подруга уже ушла достаточно далеко даже такими несмелыми, неуверенными шагами.

Промчавшиеся недавно лыжники радостно кружились внизу склона – догадываясь из прочитанных ранее книг, Лили предположила, что особь мужского пола держит на руках особь женского пола. Отец говорил, что раньше так было принято, потом же это забылось, то ли люди сознательно это убрали из своей жизни.
Спотыкаясь, преодолевая сопротивление собственного веса, Лили шла навстречу молодой паре все еще кричащей и веселящейся внизу – они словно стали символом веры в новую жизнь, давно забытую, от которой отреклась даже не она, а ее далекие предки.

Позади раздался крик, разорвавший мешок тишины, повисший над горами, и Лили почувствовала мягкий удар в спину, и холодный снег посыпался ей в обувь. Медленно повернувшись она увидела ребенка, радостно визжавшего и несущегося к лыжникам. По чертам лица Лили почему-то безошибочно смогла определить, что ребенок этот рожден старым природным путем, а не из пробирки, как зачарованная она продолжала смотреть на эту СЕМЬЮ. Вот она какая, настоящая семья. Никаких помогающих им машин и устройств, они порхают как мотыльки, наверное их никогда не мучает боль в груди.

Внезапно почувствовав себя рядом с этими совершенными созданиями лишней, застеснявшись, Лили развернулась с готовностью вернуться в свой застекольный мир, отстраниться от всего этого необычно-настоящего и живого.
Еще более неуклюже, как ей теперь показалось, она пошла обратно к двери, ставшей границей между прошлым и настоящим. Эту границу Каролин так и не решилась преодолеть, она же хоть попробовала, ей даже кое что понравилось в мире этих людей из меньшинств, но одновременно она почувствовала себя там лишней и никому не нужной, не такой как они - сейчас она была меньшинством.
До двери-границы с прошлым оставалось несколько метров. Лили подняла руку, готовясь толкнуть ручку и уйти в прошлый мир от иллюзий, которым она так легкомысленно поддалась недавно, посчитав себя умнее всех, умнее ученых, попыталась что-то поменять в своей жизни, посмела считать что понимает что-то.

 - Тетя, - крикнул кто-то, и Лили замерла. – Идем с нами играть в снежки.
Женщина не поверила ушам, услышавшим столь непривычно звонкий голос, голос ребенка, и словно в подтверждение того, что это не иллюзия, в спину снова ударился и рассыпался комочек снега.

Лили уже шла к молодым людям и их ребенку, девочке, весело играющим в снежки. Они улыбались ей, и кидали снег в нее и друг в друга, она улыбалась в ответ, собирая ладонями снег в шарик, пока еще делая это с трудом. Пока еще.




28.12.2007
22:10