Соединённые штаты мира

2013

Жене Ире, дочери Марине, внукам Мишели и Мэтью.

СОДЕРЖАНИЕ
 
1.МОИСЕЙ:
    Это было недавно, это было давно... Принц Египта!
    Посвящённый
    Воин
    Купец
    Инакомыслящий
    Лицом к Лицу
2. ПРОЦЕСС ПОШЁЛ!
3. ИИСУС
4. МАГОМЕТ
5. Всемирный Союз Свободных Штатов!
6. А ЧТО ПОТОМ?

Все права охраняются Законом


Виктор  Павлович Львов — инженер, физик, автор советских и американских изобретений, литератор. Написал диссидентскую книгу «И вы будете как боги, познавшие добро и зло». Эмигрировал в США, издал её в 1978г и отослал большую часть тиража в СССР. Тогда он, вероятно, первым предложил для СССР-России свободное предпринимательство с человеческим лицом. Оно было начато в 1990-х годах, однако в весьма неуклюжих и негуманных формах «прихватизации», так что человечность лица страны пока не очень заметна.
А эта книга - обо всех  нас... Ничто человеческое не чуждо даже величайшим из людей: они любят женщин, ненавидят (или любят?) врагов, борются за свои идеалы и побеждают, начиная Всемирную Монотеистскую Цивилизацию!
Мы, продолжатели их дела, гораздо могущественнее, чем ощущаем себя. Мы творим чудеса науки, техники и искусства, но только  ли в этом - главная задача нашего времени?
Или главная задача состоит в том, чтобы исключить вражду из классовых, национальных и международных отношений и повернуть судьбы мира от грязи вполне возможного "конца света", обещанного многими пророками, к новому могучему расцвету? И так продолжить триумфальное шествие своей цивилизации! Герои книги ищут пути к этому. И первый шаг - СОЮЗ ИСКРЕННЕ И НАВСЕГДА между Россией, странами Зап. Европы и США!
Так, ни единым словом не противореча Священным Писаниям, книга даёт их канве современную интерпретацию.

 ...Давал  ли ты когда в жизни своей приказание утру и указывал ли заре место её? Иов 38,  12
   

1. МОИСЕЙ

ЭТО БЫЛО НЕДАВНО, ЭТО БЫЛО ДАВНО... ПРИНЦ ЕГИПТА!
Его первым детским воспоминанием были два близко склонившихся над ним женских лица. Моисей родился третьим, после Мариам и Аарона, в год, когда фараон приказал: "Всякого новорожденного сына у евреев бросать в реку и лишь дочерей оставлять в живых. Кто скроет - казнить!" Мать прятала его три месяца, но больше не смогла. Осмолив корзинку, она положила туда сына, поставила ее в тростнике у реки и вместе с Мариам стала смотреть издали, что с ним будет.
В то утро дочь фараона вышла на реку купаться несколько раньше обычного. Увидев корзинку, она послала принести её, открыла... И почти не удивилась, обнаружив плачущего младенца, мокрого от проникшей воды, но удивительно складного. Волна жалости сдавила что-то внутри: это из еврейских детей, но я хочу, чтобы он жил! Завернула его в сухой платок, прижала к себе... Он успокоился и, наморщив лобик, стал изучать ее доверчивыми глазками... Шуршал на ветру тростник, синело небо.
Подошла Мариам. - Не позвать ли кормилицу из евреек, чтобы она вскормила тебе младенца?
- Вскормила? Но почему "позвать", а не "найти"? Наверное, это будет его мать... - И вслух: "Позови".
Мариам привела мать. Уверенный взгляд принцессы встретился с сухим блестящим взглядом еврейки. Если возникнет спор, он погибнет...
- Возьми младенца и вскорми его мне, я заплачу, - стараясь       говорить как можно мягче, сказала принцесса. - Назовёшь его Моисей. Для нас это значит "он - мой сын", а для вас: "я его из воды спасла"...
- Конечно, - хрипло ответила еврейка.
И их лица склонились над ним...
Настоящая его память начиналась с деда со стороны матери. Добрые выцветшие глаза, белая борода, полосатый красно-серо-синий халат... Дед был уже очень стар и обычно сидел в тени, рассказывая внукам истории услышнные им ещё от своего деда.
Их предки, дети Израиля, пришли в Египет три века назад... Травянистые склоны. Зимой в пятнах снега, летом - рыжие от зноя! Камни, запах скота... Овец надо знать “в лицо”. Помочь рожающей, больную зарезать для собак, неплодную или старую - для себя. Во-время напоить, угадать, где трава лучше...  Высоко в небе парит орел. Что высматривает: суслика или ягненка? Между камнями живут змеи. Ночью рычание льва отражается от земли и слышится со всех сторон. Овцы жмутся и покорно замирают. Ночь - его время. Завтра, когда сытый, он заляжет невдалеке, придет время пастухов. Шерсть, кожа и живой скот шли на продажу. Покупались льняные ткани, мука и ремесленные изделия - то, что производилось на орошаемой Нилом земле. 
- А неорошаемая земля была свободна. И мы умножались на ней - рассказывал дед. - И вот, основатель нынешней династии фараон Ахмос I сказал своим слугам: "Народ Израилев - другой, и становится многочислен. В случае войны он может перейти на сторону неприятеля и подчинить нас. Нагрузим же их непосильным трудом, чтобы они не множились… - И нас обязали делать кирпичи и строить склады. Но, несмотря на это, наш народ умножался, все острее чувствовуя себя чужим в Египте.
- Значит, мы - другие? - спрашивает Аарон.
- Как тебе сказать... Вы были на том холме? - меняет  дед тему разговора.
- Да, отец брал нас туда к овцам...
С вершины холма долина Нила открывалась во всю свою ширину. Зеленые поля с поблескивающими жилками каналов, игрушечные деревеньки. Дальше из легкой дымки проступали каменные дома, храмовые постройки, дворец... Внизу желтел Нил. Дед рассказывал, что он вытекает из огромного озера, далеко на юге. Когда там выпадают дожди, река вспухает и ревёт на порогах... А здесь она разливается и затапливает поля, оставляя вымытые глину и ил. Плодородие земли кормит всех: из зерна родится по горсти, бобовые, огурцы, лук, фрукты - все растет легко и в изобилии.
- А вы знаете, что бывает, когда дождей выпадает мало?
- Расскажи, дед!
- Нил стоит низко и земля под солнцем делается каменной. Ревет голодный скот. Когда кончаются запасы, скот съедают. Потом начинают умирать люди... - дед задумывается.
- Нужно иметь запасы, - подсказывает Аарон.
- Да... И с давних времен те, кто трудится на земле, были сделаны рабами фараона, а пятую часть урожая начали отделять в хранилища. Но когда приходил голод, фараон выдавал людям хлеб!
Аарон переступает с ноги на ногу. Моисей сидит, прижавшись к деду...
- Мы — другие потому, что смотрим на жизнь иначе, говорит дед. В горах со стадом важен результат, а не то, что скажет надсмотрщик. Каждый - за соседей, а они за него! С этого начинается свобода... И глядя на нас, многие египтяне начинают думать так же. Поэтому нас и преследуют власти.
- А куда бы мы ушли... если бы захотели?
- Трудно сказать. Хорошая земля, Ханаан, лежит севернее. Бог обещал ее нашим предкам. Но терерь там живут другие народы. Чтобы занять её, нужна армия. И свобода. А где они?...
Другой его дед был фараоном Египта. Конечно, тому  доложили о дочериной находке на берегу, даже раньше, чем она вернулась во дворец. За обедом не глядел на неё: знал, что и придворные знают... Но наедине спросил: Почему ты нарушила приказ Фараона? - О себе-фараоне он обычно говорил в третьем лице.
- Я его дочь. - Она заплакала. - Ты знаешь, мне так одиноко. И я его увидела. Это мне в утешение...
Фараон не отвечал и не шевелился. Потрескивали лампады. Его удивительным даром (Моисей оценил это много позже, когда сам стал во главе народа) было тончайшее чутье к настроениям людей: жрецов, придворных, армии, рабов, покоренных народов, а также к тем трудно-определимым силам, которые объединяют действия людей в события. Поэтому когда дед принимал решения, они получались легкими и естественными, как путь воды, по горному склону. Идти против течения он избегал.
- Тут должен быть смысл! У моей дочери родилось уже две девочки... А сын, которого она сама избрала - еврей! Конечно, их надо прижимать. Но кто будет пасти мой скот, если я их изведу?... Это - знамение! - И вслух:
- Хорошо, моя маленькая, он останется у тебя. И вот тебе подарок. - Секретарь возник одновременно с ударом гонга.
- Созвать всех! - И когда собрались, - Записать: "Еврейские сыновья помилованы". - Затем с усмешкой: "Те, кто выжил. Этого не записывать..." - Отвернулся, чтобы придворные не видели его взгляда. Гул был одобрительный. С тренированной теплой улыбкой оглядел всех и начал обсуждение предстоящего похода на Эфиопию.
Как поживает мой внук? - спросил он дочь три года спустя. - Передай ему мое приглашение на парад.
Парад давался в честь Неферхепа, её мужа, возвращавшегося во главе военно-карательной экспедиции по Малой Азии (оба супруга были детьми фараона от разных, уже умерших жён). За войсками следовали колонны пленных рабов. Захваченное золото и другие ценности были уже сданы в казну...
Беспощадное золотое солнце, пыльное почти белое небо, рев приветствий, красно-зелено-рыжие отсветы пролетающих колесниц, лучники, кавалерия на верблюдах... И над всем этим, над рядами придворных в украшенных золотом и самоцветами одеждах, стоящая на возвышении гигантская и стройная фигура. Амонхотеп III! Имя означало: "Амон доволен".
Руководство этой экспедицией, наряду с присвоением генеральского чина, было первым большим назначением Неферхепа. Узкоплечий, но сильный, похожий скорее на поэта или художника, он к своим двадцати трём годам успел отслужить почти во всех армейских должностях... Но не был счастлив от этого!
- Прочность государства зависит не от завоеваний, а от внутреннего единства, - сказал он отцу, будучи ещё юношей. Тот не отреагировал и военное обучение не отменил...
Много позже этот разговор неожиданно возобновился, и Моисей присутствовал.
- Мы подчинили себе территории с населением в два раза больше собственного, - говорил наследник. - Потому, что наше оружие и организация армии лучше, чем у соседей. Но они не хотят быть с нами!
Первый жрец Амона наклонился вперед. С некоторых пор неприязнь между ним и наследником становилась заметной...
- Мы получаем золото и слоновую кость, и строим новые храмы, продолжал Неферхеп. - А зачем? Наши девушки остаются без мужей, а юноши отдают семя другим народам. У нас детей родится меньше, а у покоренных народов - больше. Через несколько поколений это обернется поражением!
- В таком деле, как управление государством, всегда есть место противоположным суждениям, - заметил Первый жрец. - Но не все одинаково ведут к успеху. Если мы не нападем, то нападут на нас! Твой пра-прадед освободил страну от гиксосов два века назад. А сейчас мы в зените.
- Именно поэтому надо либо не трогать соседей, чтобы они грызлись между собой, либо вырезать их и заселить землю египтянам, - возразил наследник. - И тогда будет мир!
- Но лишь на короткое время, - вмешался Главный визирь Рамосе, - Если люди заживут лучше, то станут плодиться быстрее. И молодым уже не хватит места. Восстания и голод зреют из мирной и изобильной жизни!
- Значит, в интересах народа нужно убивать его детей? - Неферхеп раздражался всё больше.
- Да, - помедлив, ответил Рамосе. - Но их не казнишь и не сошлешь в рудники. Долг Фараона - направить ненависть в канал войны, чтобы молодежь умирала во славу Египта, вместо того, чтобы его разрушать. Потом благословить память о погибших... - Рамосе закрыл глаза. Его старший сын погиб в последнем походе.
- Люди вместе только, когда они против кого-то, - вступил Первый жрец. И дед, уже поднявшийся, чтобы успокоить своего Визиря, остановился...
Правый угол рта наследника начал слегка подергиваться. - Жрецы хотят войн потому, что десятая часть добычи идет Амону! Люди - братья! И над всеми единый бог, - невидимая сила Жизни в солнечном Диске - Атон! Без него растения теряют цвет, а рабы  слепнут в рудниках. Вы это знаете.
- Конечно, мы знаем, что дело не во внешней форме, - почти прервал его Первый жрец. - Но мысль о невидимых силах пугает простых людей. Мы берем это на себя, а взамен даём простое и ощутимое. Иначе люди не пойдут за нами.
- Пойдут, если объяснить. Народ должен знать правду!
Всё это время фараон лишь слушал. Моисей знал почему: спорящие должны противопоставить аргументы, обнажив еще и свой интерес в обсуждаемом вопросе. Его слово - утверждение правоты за одной из сторон. Оно определит дальнейшую жизнь всей страны. А если оно окажется ошибочным, другая сторона получит впоследствии больше воли.
Но молчание фараона имело и другую причину. За последние годы он заметно изменился: взял новую жену Тию - нубийскую принцессу много моложе себя. Переселился в новоотстроенный дворец, увлекался танцовщицами, критскими винами. Полнел, лицо обвисало. Иногда тупое давление в середине груди заставляло останавливаться на полдороге... и мысль о смерти, легкая и совсем не страшная, поселилась где-то в углу сознания. Тем временем нити управления все больше переходили к сыну. Но и это всерьез не беспокоило, хотя странные взгляды наследника грозили подорвать так хорошо налаженный порядок...
- А что ты думаешь, Мосе? - неожиданно спросил дед.
Моисей действительно думал обо всём этом, но мысли его брали истоки частью из философии его еврейского деда, а частью из разговоров с держателем папирусов и вторым жрецом храма Амона Ваксахаром...
- Может ли быть так, что покоренные народы оказываются на плечах покорителей и развиваются быстрее? - Он заикался: купание во младенчестве не прошло даром... - Поэтому зенит империи это начало её заката, - выговорил он наконец.
Первый жрец и Главный визирь переглянулись...
- Да... далековато мы зашли сегодня, - рассмеялся дед и встал, возвращая разговору необязательный характер.
- Ты знаешь, твой еврейский внук становится даже опаснее, чем твой месопотамский сын, - заметил позже Первый жрец. - На всякий случай, не готовь его к управлению государством... Тем более, что фараон не должен заикаться.
- Но и жрец тоже...
- Генерал может. Если дослужится. 
Эта мысль совпадала с мыслями самого фараона, хотя первые годы обучение было общим.
Школа для детей из наиболее привилегированных семей помещалась во дворце. Дети сидели на циновках, расстеленных на полу. Учитель - на стуле с низкой спинкой. Класс Моисея состоял из одиннадцати 5 и 6-ти летних мальчиков. Девочки учились отдельно.
В первый год ученики лишь упражняли память, повторяя названия стран, животных, растений, минералов - слова были сгруппированы по смыслу. Когда учитель произносил слово, нужно было указать соответствующий иероглиф. Некоторые иероглифы, кроме того, означали и просто буквы.
Год пробежал незаметно. Прибавились арифметика и география, запоминание иероглифов уступило их копированию... Писали заточенными палочками, которые каждый хранил в желобе узкого каменного пенала.
Папирус для письма делали из стеблей особого тростника. Мастера раскладывали на полотне нарезаные полосы размотанного свежего материала в ряд. Следующий слой укладывали поперек, накрывали полотном и отбивали деревянным молотком. Готовые листы сушили под грузом и выглаживали камнем. Для особо важных документов иногда использовали пергамент - специально выделанную телячью или козью кожу.
Ровно без помарок писать было трудно, но интересно. Только что нарисованные кружочки, фигурки или палочки начинали вдруг без звука повторять то, что раньше было лишь в мысли...
- Знание несет власть и могущество, - говорил учитель. - Незнание - путь потерь... Не унижайте себя, ибо ленивому я напомню, что у него есть ниже спины. Недополученное придет в жизни!
Когда кто-то принес на завтрак глиняный жбанчик с пивом, учитель заметил. - Не затуманивайте себя нечистым питьем.
- Но в других школах дети запивают завтрак пивом!
- От пива они вырастают вспыльчивыми и тупыми. Ваше питье - вода, молоко и сок фруктов.
Занятия кончались в полдень. После перерыва на сон и обед приходило время упражнений, игр и танцев.
- Человек благородного рождения должен уметь вести себя с прекрасным полом, - говорил учитель. Молодой и энергичный, всегда с открытой улыбкой, он был объектом восторга почти всех мам. Хотя, как понял Моисей позже, принимать эти восторги, учитывая положение пап, было небезопасно.
Первой любовью Моисея была Рутат, девочка из параллельного класса. Он не запомнил ее лица - лишь что-то очень красивое и бесконечно близкое. Их дразнили "жених и невеста", потому что они почти всегда ходили вместе. Они мечтали, что поженятся, когда вырастут. У них будут мальчик и девочка, они никогда не будут ссориться и он не будет брать себе других жен. Он станет генералом и придумает колесницу, которая ездит сама, а воины бросают во врагов молнии из-за бронзовых щитов…
Потом Рутат заболела и больше не появлялась. Он горько плакал, просыпался по ночам и думал, как её душа Ба - не ястреб как у взрослых, а маленькая и нежная, как речной кулик, покидает ее и мечется, не зная, куда лететь. А ее Ка - характер - приносит Ба в Царство Мертвых. Озирис, судья умерших, сидит на троне из черного дерева, в правой руке скипетр.
- Она никого не обижала и не говорила плохих слов. Не отдавайте ее Аммиту, пожирателю умерших, - говорит Моисей...  У Аммиту шкура и морда крокодила, передние лапы, как у  льва, а брюхо - как у бегемота...
- Хорошо, пусть живет вечно, - соглашается Озирис. - Ты станешь ее мужем, когда умрешь? И Моисей начинал думать, как побыстрее умереть. Если заплыть подальше от берега, крокодил может утопить и съесть. Но себя становилось жалко: он лучше возьмет с собой нож и сам зарежет крокодила... Или ему поможет Бог, Который являлся Аврааму? Маленькие ягнята играли вокруг, а потом он вдруг оказывался с Рутат в школе и она вовсе не умерла...
Мальчику нужно сменить обстановку, - сказал жене Неферхеп. - Я еду с визитом на Крит. Бери детей и присоединяйся!
Отплытие их совпало с концом разлива Нила, когда большая часть долины была еще залита водой. Украшенный разноцветными флагами, с огромным льняным парусом двухпалубный корабль фараона и шесть речных боевых кораблей сопровождения легко скользили по течению. Сотни лодок выплывали навстречу. Люди махали руками, били в барабаны, трубили в деревянные дудки. Губернаторы провинций причаливали к кораблю, поднимались для докладов, приносили детям подарки. Моисей с сестрами бегали по верхней палубе, прятались друг от друга или стояли у борта и молча смотрели вокруг. Нефертити светилась от счастья. Может быть, именно это молодое счастье матери дало потом детям твердость и бесстрашие перед миром, в который она их вводила...
Всплески рыб над золотом воды, крики чаек, проплывающие вдалеке зеленые берега. С правой стороны на горизонте заголубели горы: провинция Гесем... Пирамиды Гизы появились слева неожиданно - три сверкающие белые точки - и росли, превращаясь в легкие, по-неземному четкие огромные строения. О земном напоминал лишь сфинкс - гигантский лев с человеческой головой в уборе фараона, вырубленный из цельной скалы.
- А вы знаете, когда начали строить первые пирамиды? – спросил их, притихших и слегка подавленных, Ваксахар.
- Нет…
- Больше тысячи лет назад в Египте жил муж по имени Имхотеп - начал Ваксахар - Во всем мире не было человека мудрее его. Он первый начал строить хранилища для зерна, чтобы защитить страну от голода. Был он известен и как великий врач. Лекарства, составленные по его рецептам, и магия заклинаний совершали чудеса. Звери понимали его, а лев ходил за ним как собака…
И вот однажды фараон приказал Имхотепу выстроить  усыпальницу, а у входа возвести храм, чтобы когда фараон присоединится к богам, живущие могли совершать служения в его честь. Усыпальница была из камня, 240 на 200 локтей. На первую ступень он поставил вторую, меньшего размера, затем третью - всего шесть гигантских ступеней. Это была первая часть послания богов: что люди могут совершить в союзе с ними...
- А что дальше? – спрашивает Нама, сводная сестра.
- С тех пор каждый фараон стал строить себе пирамиду - теперь уже не ступенчатую, а с гладкими гранями. Эта пирамида, усыпальница Хеопса - самая большая. Она построена через сто лет после первой. Грани пирамиды ориентированы по сторонам света: вершина Земли и ее нижняя точка, восход солнца и его закат - продолжал Ваксахар... - Но люди мечтали не о сотрудничестве с богами, а о том, как использовать их силу в своих интересах. Поэтому, когда три великие пирамиды: Хеопса, его сына Хафре и внука Менкаре были закончены, боги усилили вражду между людьми, и в Египте настали смутные времена...
С тех пор уже никто не строит такие пирамиды, а те, что построены, - заброшены, и мумии разломаны в поисках драгоценностей.  Это - вторая часть послания богов: мертвые камни и пыль остаются от тех, кто пренебрегает более высоким...
Ко времени отплытия из Гизы вода уже совсем спала. Дельта встретила их зеленым, сколько хватало взгляда, разливом тростника на илистых, вытянутых вдоль течения островах, чередующихся с темно-прозрачными протоками. Птицы с несмолкаемым гомоном собирались в стаи, пробуя силы перед перелетом на север. Крокодилы грязными бревнами лежали на припеке, мелькали спины гипопотамов, и воздух вместе с тончайшими брызгами воды со свистом вырывался из коричневых ноздрей, когда они выныривали на поверхность.
В Сайсе речные корабли сопровождения сменились на более крупные морские. Теперь флотилия насчитывала пятнадцать кораблей. Море открылось неожиданно: птицы пропали, тростники ушли куда-то, и горизонт распахнулся. Берег золотился лишь далеко слева... Вода стала черно-фиолетовой, если смотреть вниз, и синей вдали, изредка прерываемой белым барашком покрупневшей волны. Дальнейший путь на Крит лежал через открытое море.
- А они действительно наши друзья? - спросила отца Меритамон, старшая сестра Моисея. Все время пути по Нилу Неферхеп и его визирь Аи слушали доклады губернаторов провинций, мимо которых проплывали, останавливались для инспекции воинских частей и хлебных хранилищ или для бесед со жрецами местных храмов. Два секретаря, сменяясь, вели записи. Теперь настало время отдыха. В набедренной повязке Неферхеп растянулся на палубе под лучами утреннего солнца рядом с Нефертити. Свежий ветер надувал парус, и гребцы на нижней палубе - пленные рабы - отдыхали, прикованные к своим скамьям.
- Ты спрашиваешь, друзья ли они? - заговорил Неферхеп. - Скорее - деловые партнёры. Критяне покупают у нас медь, соль, зерно, папирус, а мы у них - дерево, белую глиняную посуду, серебро и морские корабли, которые они строят лучше всех в мире. Они также искусные мореплаватели.
- Лучше наших?
- Да. Когда ваш прадед решил проверить карту земли, которую показали ему жрецы, он нанял критян. Те начали свой путь вдоль берега Красного моря на юг, и солнце вставало из моря сначала с их левого борта, потом сзади, а затем - с правого борта, со стороны земли. Они вошли в Нил через два с половиной года, объехав вокруг Африки и увидев много чудесного... Но государствами движут не симпатии, а интересы. Когда несколько веков назад Египет был охвачен смутой и провинции воевали друг с другом, критяне захватили всё восточное побережье этого моря и стали требовать с нас пошлины... Но ваш прадед воссоединил страну и отвоевал у них Ливию, а дед отрезал их материковые владения. С тех пор Крит стал подобен ручному льву... другом!
Скалистый южный берег Крита показался на девятые сутки, и капитан приказал идти в обход острова. Кносос - столица и крупный портовый город был с северной стороны. В Фастосе - центре торговли с Египтом, взяли лоцмана и послали гонца уведомить царя Крита о своём приезде. Берег, тем временем, становился все более плоским. Округлые зеленые холмы сменялись полями. На горизонте проступали горы с крапинами скота на склонах. Селения в долинах курились дымками над крышами домов, и море было усеяно рыбацкими лодками.
Кносос лежал в долине реки, впадавшей в широкий залив, но скалы у устья его почти смыкались, образуя проход всего в один перелет стрелы. Зеваки кричали со скал, махали руками. Внутри залива волн почти не было, и вода лишь мелко рябила зеленью. Бесчисленные барки сновали вокруг. Корабли - торговые и военные стояли у пирсов. На верфях строили несколько новых. Пахло водорослями, рыбой, смолой. По западной стороне тянулись мастерские - канатные, парусные, кузнечные, торговые ряды. Вверх по долине уходили дома, каменные склады, опять мастерские...
Дворец и храмовые постройки стояли через площадь от центрального пирса. По мере приближения египтян, суета на площади становилась все заметнее. Наконец, ворота дворца распахнулись и под звуки труб и бой барабанов сверкающая золотом одежд процессия двинулась им навстречу. Войск не было видно, лишь немногочисленная охрана. Царь - впереди. Слева - Нутар, египетский дипломат и купец, официально представлявший здесь интересы фараона.
- Мир! - улыбнулся Неферхеп. В малой короне наследника и генеральском убранстве, впереди свиты, он стал спускаться по трапу.
Согласованной с критянами целью миссии была организация совместной борьбы против греков. Базируясь на гаванях, укрепленных с суши, они нападали на приморские города, грабили торговые корабли и конкурировали на всех рынках Месопотамии и Западных земель вплоть до Иберии. В случае достижения договоренности, первой совместной операцией было бы разрушение Пилоса и Микен - главных греческих крепостей-государств. Но формально это была лишь встреча семьями.
Крит удивил египтян сквозившей во всем свободой и удобством жизни. Широкие, так что две запряженные быками повозки могли легко раъехаться, мощеные красным кирпичом улицы, двухэтажные дома. Многие расписаны фресками. Местами улицы расширялись, образуя  бульвары, засаженные пальмами и фруктовыми деревьями.
Шумная разноцветно одетая толпа струилась вокруг. Мужчины в набедренных повязках, как в Египте. На запястьях и лодыжках браслеты, в ушах - серьги. Последнее, впрочем, не считалось среди египтян подобающим мужчине... Волосы, часто рыжие или соломенно-светлые свободными кудрями спадали на плечи. На ногах - сандалии.
Женщины носили туфли на каблуках, что, как заметили сестры, распрямляло фигуру и подчеркивало ее линии. Кофточки зашнуровывались спереди, обрисовывая талию и оставляя грудь почти открытой. Волосы под изящными шляпками уложены в затейливые прически. Девочки носили косы. Руки, щиколотки ног, одежда - все сверкало роскошью украшений. Люди смеялись, спорили, торговались у лавок с ювелирными изделиями, тканями, посудой. Из мастерских несся стук молотков, шорох гончарных кругов и пыхтение мехов, раздувающих угли. Запах пекущегося хлеба дразнил ноздри. Рядом жарилось мясо, что-то булькало в котлах. И все это покупалось и продавалось за медные и серебряные деньги...                Одетые просто: богатый египтянин с семьей и несколько слуг - отборные офицеры охраны, они свободно двигались в толпе.  - Многие знают кто вы, - по-египетски сказал сопровождавший их племянник царя, - но мы гордые люди, и даже богам молимся стоя. Наибольшая ценность в мире это личность! Неподалеку послышалась музыка. Флейты, барабаны с бубенчиками и струнные, как арфы, но маленьки. Звуки отрывитые, сбивчивые и странно волнующие... Процессия пересекала дорогу. Мужчины в женских одеждах, с раскрашенными лицами несли деревянную статую сирийской Астарты, завернутую в прозрачную ткань. Одни нестройно пели странными почти женскими голосами. Другие плясали, размахивая ножами и нанося себе неглубокие раны... Кровь текла и запекалась на плечах и груди, а они лизали её или вдруг начинали целоваться. Более спокойные шли нежно обнявшись: мужчины с мужчинами, женщины - с женщинами...
- Конечно, есть рожденные так, - прошептала Нифертити мужу, - но зачем открыто? Уродство надо скрывать, а не манить других к тому же. Молодые легко привыкают...
- Многие в молодости боятся подойти к женщине, - тоже шепотом ответил Неферхеп - А есть просто разврат...
- Ты слишком солдат. Иные добровольно себя оскопляют. Это - протест!
- Против чего?
- Против общества. Для многих необходимость выполнять чей-то приказ, это несчастье. Отсюда - желание оскорбить этот мир и подняться выше его, хотя бы внутри себя...
- Ты умница, - улыбнулся Неферхеп. - Пусть все мои враги думают так же!
Засыпая, Моисей размышлял, что же важнее - общество или личность. Ощущают поотдельности, а добиваются вместе...
Утром детей встретила дочь царя Ариана. Никогда раньше Моисей не видел такой красавицы!... 
- Я не говорю по-египетски. Сможете ли вы понять меня? - Язык был похож одновременно на египетский и на еврейский, с необычным, как бы манерным произношением, но понятный. - Идемте, я покажу вам дворец.
И опять чудо удобства и какой-то мягкой красоты. Белый ракушечник стен с полированными мраморными колоннами оттенялся морёным деревом и золотом обрамления окон. Широкие, огороженные баллюстрадой белого мрамора лестницы выходили во внутренний двор... Тронный зал с двойной бронзовой секирой на стене - символом власти. Настенные фрески - как живые. Бык атакует. Дикий налитый яростью глаз, ноздри раздуты, пена дрожит на языке. Рога - в размах рук. Юноша ухватился за эти рога, изогнувшись в прыжке. На другой фреске, он только что приземлился позади быка и оглядывается, готовый встретить новую атаку. Море. Боксеры. Протянутая в ударе рука одного не достает отклонившегося противника, нога которого ударит сейчас первого в живот... Охотничий гепард в тростнике. На шее золотая цепь. Желтые глаза беспощадны...
Весь этот день они провели с Арианой и ее друзьями. Родители уехали с царской четой осматривать загородную виллу и окрестности. Аи остался в рабочем кабинете принимать египетских купцов и критян, просивших грамоты на торговлю в Египте. Некоторые были его людьми, с остальными шли беседы о торговле, делах и местных сплетнях...
Ночью Моисей был разбужен голосами, раздававшимися, казалось, у самого уха. Двери были закрыты, и звук шел из круглого отверстия в стене, скрытого за матерчатой обивкой.
- Мы опоздали. - Голос Аи звучал разочарованно, миссия была его детищем. - Царь выдает свою дочь за царя Микен. Свадебное посольство ожидается через пару месяцев...
- В союзе с греками Крит перестаёт от нас зависеть, - прошептал Неферхеп. 
- А дальше, наверное, думают столкнуть нас с хеттянами - продолжил Аи - или с теми же греками, чтобы контролировать обе стороны!
- А если это ложный слух, пущенный, например, греками, чтобы набить себе цену?
- Сведения пришли из двух источников, один непосредственно из Микен - голос Аи звучал уверенно, - подтверждены здесь Нутаром. Об этом же разговоры на базаре. Да и греческие товары подешевели. Видимо, ожидается приток...
- Что предлагаешь?
Аи ответил не сразу. - Если мы прервем визит, то подтолкнем Крит к грекам, даже если они пока к этому не готовы... Остановить свадьбу, находясь здесь, мы все равно не можем, но можем быть убиты или взяты заложниками... Лучше продолжим как договорились, а ударим потом! Если понадобится...
- То есть?
- Принц может не доехать до Крита, - было слышно, как Аи усмехнулся, - отравится несвежей едой... или погибнет на охоте. И тогда мы пригласим царя гостем в Египет
Проснувшись до рассвета, Моисей разбудил Неферхепа и рассказал, что разговор был слышен.
- Это слуховые трубы - прошептал тот побелевшими губами. - Они могут вести куда угодно. - И так же тихо секретарю: обыскать вокруг! Созвать Посольство.
Два отверстия, найденные в углах и похожие на мышиные, но расширяющиеся воронками, осторожно заткнули шерстью и прикрыли досками. Тихо, но твердо Неферхеп начал: обстановка осложнилась. Всему Посольству, включая мою семью, держаться вместе. От дворца не удаляться. Аи проследить, если войска критян станут приближаться к городу. Сопровождению быть в боевой готовности. В случае тревоги семь кораблей высаживают отряд для защиты Посольства и препровождения его на борт, затем немедленно движутся к выходу из залива. Остальные корабли направляются к восточному пирсу, поджигают флот критян и, прикрывая первый отряд, тоже выходят из залива. Сказанное здесь - секрет, от которого зависит наша жизнь. Вести себя спокойно, улыбаться. Всем ясно? А теперь открыть слуховые трубки!
Он улыбнулся и посмотрел в окно. Над Кнососом занималось утро. Воздух теплел. Запели петухи... Ветер из долины нес запахи дыма и еды, и солнце золотило верхние края скал. Вскоре, однако, все заволокло тучами. Стало накрапывать. Потом сильнее и, наконец, полило с молниями и громом. Пузыри вскипали в лужах и тут же лопались. Дождь кончился лишь после полудня, и площадь перед дворцом весело парила, просыхая.
Никаких неприятностей в этот день, однако, не последовало. Либо ночной разговор не был подслушан, либо ему не придали значения. Вечером Царь давал в их честь пир. По Египетским масштабам - довольно обыденный. В зале приемов на возвышении разместились царская семья и гости. Пятьсот человек приглашенных - придворные, знать и наиболее богатые из купечества - сидели ниже. Как было согласовано заранее, еду критянам готовили и подавали критские повара, а египтянам - египетские. По обычаям, уходившим в очень давние времена, люди благородного рождения в Египте не ели моллюсков или свинины. Теперь это избавляло от многих опасений.
Музыканты, танцоры, акробаты... Пир еще продолжался, когда обе семьи перешли на террасу. Шорохи еще влажного сада. Колеблющийся свет масляных лампад и все заливающее обманчивое сияние полной луны. Полулежа в широком кресле, царь рассказывал.
Много тысяч лет назад этот остров был поднят из пучины могущественным богом морей и ветров Посейдоном. С горами, реками, горячими и холодными источниками. Даже и сейчас в горах можно найти истлевшие раковины или отпечатки рыб на обломках сланца... Когда земля просохла, Посейдон засеял ее всеми травными растениями и деревьями, приносящими плоды, и деревьями для плотницкого дела... Потом указал дорогу и дал благоприятный ветер нашим предкам, плывшим на кораблях с запада, из-за Столбов, с острова, который они называли Атлантия.
- Значит, Крит не существовал вечно, - неожиданно возникла мысль. - А Египет? 
- Всеми богатствами был наделена Атлантия, - продолжал царь свой рассказ, - плодородием, мягкостью климата, металлами и драгоценными камнями. И люди жили там до глубокой старости. Но потом они развратились и не стало на свете греха, который они бы ни совершали. И ложно свидетельствовали друг против друга, и невинных предавали смерти.... Поэтому бежали оттуда многие. А та земля была проклята богами за дела людей, раскололась и утонула в один день. Лишь пена и грязь остались на поверхности...
А приплывшие сюда благословили Посейдона и не грустили больше о родине. Среди их дочерей Посейдон заметил девицу, которая показалась ему красивой и желанной. Она родила ему пять пар близнецов. Первый из них, Атлас, стал правителем всего острова с центральным уделом здесь в Кнососе. Братья его правили остальными девятью провинциями. Попеременно, раз в пять или в шесть лет они собирались для обсуждения общих дел и разрешения взаимных претензий, если они случались. Но прежде, чем приступить к делам, братья приносили одного из быков при храме в жертву своему отцу Посейдону и клялись, что будут судить по его законам. А с наступлением темноты они одевали роскошные расшитые жемчугом одежды и, сидя вокруг огня, выносили свои решения.
Так продолжалось из поколения в поколение. Жители острова были отважны, трудолюбивы и ценили только добродетель, не прельщаясь роскошью жизни... Но с течением времени это стало меняться.
- Почему? - выпалила вдруг Нама и покраснела... Вопрос её, по тем временам, не совсем приличествующий ребёнку, был однако у всех на языке, да и сам царь, видимо, вел свой рассказ к ответу.
- На это есть много объяснений – он улыбнулся Наме. - Мой отец считал, что мы слишком возгордились своими добродетелями и поэтому потеряли их. Или потому, что стали служить иным богам наравне с Посейдоном. Не оспаривая это, я думаю, что были и более ощутимые причины... Если человеку сопутствует успех, все хотят к нему присоединиться. "Я буду руководить, а вы делайте низкую часть работы" - говорит он. И они согласны, ибо лучше быть последним среди победителей, чем первым из побеждённых. Отсюда и возникла мысль, что государство должно разделяться как бы на два этажа. Верхний это - народ господ. Они руководят. А нижний - народ рабов, они исполняют. И наши предки стали селить здесь людей из покоренных народов, чтобы те носили воду, рубили дрова, пасли скот... Я думаю, что именно тогда счастье стало покидать нас.
Почему он так откровенен с нами? - мелькнуло у Моисея.
Слегка срывающимся голосом царь продолжал. - Накапливалось золото. Покорялись чужие страны. Строились дворцы. Но мы не понимали, что чем лучше идут дела у тех, кто руководит, тем больше нужно рабов, но не руководителей. Да и что есть богатство? Простая рубашка греет не хуже парчевой. Настоящее богатство страны это - верная ей разумная молодёжь. Иначе уходит всё! Чем больше богатств мы накапливали, тем беднее становились. Рабы плодились, а жены свободных рожали меньше. Сын раба оставался дома, а сын свободного плыл в чужие края воевать.. Мы проигрывали потому, что победили!... А измена Посейдону - результат. Раб это еще и характер. Удовольствие выше морали. Хотя и свободный человек думает так же, если не находит достойного места на своей земле... И теперь многие приносят жертвы Ваалу, ища богатства. Или Астарте...
При этих словах Нефертити незаметно переглянулась с мужем: скандальная история  с Миносом - дедом нынешнего царя - была известна. Тайно став жрицей Ваала, его жена соединялась и со жрецами, и с быками при храме. Это стало явным, когда, вместо сына, она родила ублюдка с головой, деформированной наподобие бычьей... Лишенный разума, но с невероятной физической силой и буйным характером, Минотавр был, в конца концов, заключен в устроенный под дворцом подземный лабиринт. Он ел сырое мясо, и к нему бросали связанных пленных. Дальше сплетня гласила, что его старшая сестра, рожденная еще нормально, влюбилась в одного из пленников. Она незаметно надрезала ему путы и дала меч, которым тот убил Минотавра. Потом они бежали...
На террасу бесшумно вошел придворный и прошептал что-то царю. Тот кивнул и продолжил, но как бы сворачивая рассказ: - Теперь жители Крита — уже не те, что плыли из Атлантии ради свободы. Даже не совсем их потомки. Не мечом, а другим оружием данайцы захватывают этот остров. А греков они считают своими братьями! Поэтому мы не примем участие в войне против Микен... - Лампы догорали.
- Жаль, что мы только теперь узнали друг друга, - сказал, прощаясь, Неферхеп.
- И что в споре за то, что ниже нас, рискуем погибнуть, - улыбнулся царь.
- Можешь ли ты ещё до рассвета покинуть этот остров? - спросил Ваксахар наследника на обратном пути.
- В общем, миссия закончена. Но почему до рассвета?
- Странные признаки. Необычно кричат птицы. Крысы уходят куда-то... И лица их людей выскальзывают из моего внимания. Я вижу их ужас, - голос его звучал теперь глухо, как в забытьи. Может быть, утром...
Навстречу спешил Аи: конный отряд вступает в пригород!
- Чтобы сопроводить нас к Озирису, - продолжил его речь Неферхеп, хотя усмешка при этом вышла кривой. - Покинуть город! Немедленно!
- Но как мы выйдем из залива в темноте и без лоцмана? - возразил капитан.
- Может быть, лучше отойти от берега и провести ночь на корабле? - вмешалась Нефертити...
Едва на востоке забрезжил небосклон, на площади показались первые всадники. Обернутые тканью копыта ступали почти бесшумно. Войска окружали левое крыло дворца, где совсем недавно находились египтяне. Послышались приглушенные команды. Потом крики разочарования. И уже не скрываясь, конница вылетела на площадь! Но гребцы налегали на весла, паруса напряглись... Догнать! Во весь опор критяне мчались теперь к восточной пристани, к своим военным кораблям.
Первый толчок землетрясения был не силен. Лишь угловая башня дворца слегка качнулась, и птицы с криками взвились над городом. Кони заметались было, но всадники овладели ими и первые из них были уже почти у цели. Матросы ставили весла, поднимали паруса, спускали трапы.
Второй толчок застал египтян посредине залива и это спасло их. Даже смягченный водой, удар потряс корабли до основания. За ним последовал третий такой же силы и четвертый - слабее. Восточный берег, где спешно грузились войска, вдруг расселся и в возникшую в земле трещину хлынула вода, разбивая о пирс критские корабли и увлекая тех, кто был на берегу. Через мгновение их вопли потонули в забивающем уши грохоте. Склон горы за городом вместе с лесом, полянами и домами сползал вниз, запруживая долину. Крыша дворца накренилась, ломая колонны. Возник и смолк крик множества одновременно гибнущих людей. Теперь доносились лишь стоны уцелевших. Огромная волна с гулом ударила в скалы со стороны моря, смывая карабкавшихся по ним лучников, и выплеснулась в залив. Еще немного, и слышными остались только спешные удары весел, да посвистывание ветра в парусах. Пламя медленно занималось над обломками недавно еще живого города... Светало. Море  лежало перед ними молочно-белое, и попутный ветер нес их домой.
Ночью, уже на пути в Египет, Моисей увидел сон. Орел пролетел из-за гор по предзакатному небу и скрылся за горизонтом. Второй. И третий - больше них, величественный, с длинными перьями. Затем небольшая крытая карета с загнутыми полозьями пересекла небо, повернула и опустилась перед Моисеем. Он протянул руку, чтобы открыть дверцу: Кто там? Но по мере движения его руки, всё вокруг озарялось нестерпимым желто-зелено-синим светом...
- Дальше нельзя, - сказал Голос. - Рука еще продолжала тянуться, и Моисей остановил ее почти у самой дверцы.
- Ты послушал Меня, мальчик, - свет становился все мягче как во время ранней зари, и Голос говорил слова, которые много позже были повторены для иудейского пророка Иеремии. – "Прежде, нежели Я образовал тебя во чреве, Я познал тебя, и прежде, чем ты вышел из утробы, Я освятил тебя..." Ты многое должен увидеть и многому научиться. Тогда позову. Посланцем Моим поставлю тебя над народами. Не бойся ничего, ибо Я с тобой... - Во сне Моисей знал, Кто это. Но вопрос оставался. Голос, однако, опередил.
- Да. Я - Бог, Который являлся твоим предкам: Аврааму, Исаку и Иакову.
- Ты читаешь мои мысли?
- Если захочу. Почему не спросишь то, что мучает тебя?
- Ты убил их потому, что они хотели погубить нас?
- Я редко воюю против людей, ибо если только подниму руку, то истреблю мгновенно. Я одалживаю людям жизни под залог их верного поведения... Отвергающие Меня гибнут сами. Войны, землетрясения, болезни. Но достойному Я даю знать о беде, и он уклоняется. Кто не со Мной, тот против себя!
- Ариана тоже погибла?
- Нет. Я благоволю женщинам и одариваю их красотой. Её внучку в шестом поколении, Елену прославлю на все времена и среди всех народов... - Очертания кареты стали таять.
- Ты вернешься?
- Я буду разговаривать с тобой время от времени. И помогать тебе всю твою жизнь...
Моисей проснулся. Ничто не изменилось. Ветер раздувал занавеси на окнах его каюты. При полной луне волны бежали серебряные с одной стороны и черные - с другой, очерчивая пеной силуэты идущих кораблей. Новое появилось внутри него: ощущение, что мир стал другим, но этого ещё никто не знает...


ПОСВЯЩЁННЫЙ
         Радость царила вокруг. Они возвращались! Знакомый вид людей, звучание своего языка... Что такое Родина? Каждый  понимает это по-своему. Страна, где родился? Та, на величие которой ты устремлён? Или просто - самая милая сердцу?
- Ты делаешься иным, - заметил Ваксахар вскоре после приезда. - Иное выражение лица... Ты посвящен!
- Должен ли я рассказать тебе, Кто Он?
- Мне откроется, если будет нужно. Это я должен рассказать тебе, что знаю, ибо Посвященные – братья... Всё, кроме приёмов магии. Этому учат до посвящения. Пойдем.
Воздвигнутый пять веков назад, скромный когда-то храм Амона был полностью обновлен и перестроен за последние сто лет, став самым крупным религиозным центром страны. Теперь его территория со службами, мастерскими, жилыми помещениями и хранилищами припасов превышала размеры небольшого города. Сотни жрецов ежедневно совершали в храме утренние и вечерние служения. Писцы вели учет приношений от поклоняющихся, от фараона и отчислений от захваченного армией, ибо Амон был богом, несущим победу.
         Место называлось "Ипет Исут" - наиболее совершенное. Аллея, образованная двумя рядами гранитных сфинксов, вела от золоченого пилона на широкий двор. Сбоку - священное озеро, в котором омывался каждый входящий. "Я очистил все внешнее водой. Внутри я омыт в озере Правды. Я чист!"
Колонны главного здания - в четыре обхвата - уходили куда-то в невероятную высоту, теряясь в полумраке потолка. Пол был голубым, как вода. Звуки шагов отражались от потолка и, вибрируя, плыли по воздуху. В середине дня народа в храме почти не было. Лишь несколько жрецов с обритыми как у Ваксахара головами молились у алтаря... Древние документы находились в следующем здании. Оно состояло из большого зала-хранилища, рабочей комнаты Ваксахара и открытого небу - со стенами, но без крыши - зала для занятий.          
- Каждое поколение приобретает своими силами лишь толику знаний, которыми владеет, - говорил Ваксахар. - Остальное наследуется. Но если люди живут так, что знания им не нужны, они забываются, задерживаясь иногда в хранилищах, подобных этому. Тут есть записи со времени появления людей в Египте и о том, что произошло раньше. Смотри! - На полках вделанного в стену шкафа стояли вырезанные из сердолика человеческие фигурки высотой в длину ладони... Это - первосвященники Верховного Бога. Мы называем его Ра или Амон-Ра. Другие народы называют иначе...
Теперь занятия в храме занимали все свободное время Моисея. В рабочий зал можно было входить с огнем, и он часто засиживался там до начала третьей стражи. Позже Нефертити не позволяла. Колесница и охранники покорно ждали у входа. Ваксахар работал в своей комнате... Под открытым небом, колеблющийся свет лампад соединялся с сиянием луны и звезд, и сухие слова о давно ушедшей цивилизации расцветали картинами её жизни. Звучали то любовные стихи, то наставления, то жалобы... Или это он сам проходил к ним по какому-то неведомому тунелю, и они делились своей мудростью? Записи, сделанные на золотых листах, содержали исторические хроники, описания явлений природы, минералов и механизмов, рассуждения о небесных светилах. Встречались ссылки на более древние документы, которых в храме не было... Моисей учился теперь совсем новому, не имеющему подобия в жизни Египта. Без помощи Ваксахара он вряд ли разобрался бы во всем этом. Как-то не верилось, что не только все предметы вокруг, но и огромные пылающие звезды, с планетами, как у Солнца, весь усеяный ими Млечный Путь и столь далёкие, что их не видно, звездные галактики - всё состоит из мельчайших частиц. Настолько мелких, что увидеть их невозможно...
Через девять веков после Моисея, когда Греция шла к вершине своего могущества, хотя поездка в Египет еще считалась достойным штрихом в образовании человека, молодые аристократы Люсипп и Демокрит услыхали от жрецов обо всём этом. Даже в искаженном пересказе и, казалось, никак не связанные с жизнью того времени, эти знания поразили воображение греков и через них стали известны всему миру. Но... на этом записи обрывались!
То, чем Моисей жил последние два года, тоже обрывалось, возвращая его к реальности. Нил, окаймленный зеленеющими берегами, грязноватые хижины простых людей, их ежедневный скучный труд. Пустыни на восток и на запад. Дворец. И этот зал со старинными записями...
- Того, что здесь хранится, недостаточно, чтобы строить те машины!... Зачем мне все, это? - Ничего не видя сквозь набегающие слезы, он начинал говорить, заикался, снова начинал. - Я заперт в тюрьме этой учебы! И завидую тем, кто живет. Просто живет!... Он остановился, чувствуя, что говорит что-то жестокое и глупое. Это Ваксахар делал ему честь, занимаясь с ним!... Краска стыда медленно заливала лицо.
- Не жалей о своем труде, - голос Ваксахара звучал чуть ровнее обычного. - Связывая крупицы полезных сведений, общее знание позволяет человеку видеть то, что неведомо остальным. А "знаю" порождает "могу"...
Они сидели рядом. Ваксахар гладил его, ещё всхлипывающего, по голове: Остерегайся говорить пустое. Если слова сказаны с силой, они исполняются... - Моисей успокаивался.
- Много лет назад, в Месопотамии, - рассказывал Ваксахар, - я услышал о Верховном Духе, Начале всего. Он создал весь мир, но лишь твой народ помнит Его, хотя и смутно.
- Ты знаешь, Кто говорил со мной?
- Нет. Но если это Он, то ты выше меня. И должен найти его. Твой поиск это - познание мира... Да и экзамены в школе скоро.
Впервые за долгое время Моисей снова почувствовал себя просто мальчишкой. После школы можно идти на Нил купаться, болтать с ребятами или играть в набитый шерстью кожаный мяч... Мускулы крепли от упражнений, и тетива его тамарискового лука натягивалась теперь быстро и плавно...
Экзамены, о которых говорил Ваксахар, наступили. По его совету, Моисей не старался хвастать знаниями, приобретенными в храме, и отвечал, как учили. Он сдал вторым в классе. Первым был Хоремхеб, сын генерала Ахмеспена. Теперь они готовились к следующему году занятий, которые приобретали все более военный уклон.
- От меткости и быстроты стрельбы зависит победа, а значит – ваша жизнь... И от того, какое у вас оружие, - говорил инструктор, отставной офицер гвардии. - Вот, - он положил перед ними свой сделанный по особому заказу боевой кавалерийский лук, короткий, с выгнутыми от стрелка гладкими дугами из горного дуба. Отполированная годами службы, массивная бронзовая рукоять с углублением стреловода посредине желто блестела, контрастируя с темнотой дуг. Чем-то пугающим веяло от него - словно те, кто сошел в Царство Мертвых вслед за пением его стрел, оставили здесь свой след!
- А можно его подержать? - нарушил тишину Хоремхеб.
- Да.
Каждый теперь хотел взять лук в руки, стать в боевую стойку, потянуть басово вступающую тетиву...
- Короткий лук удобен в конном бою, дуги не цепляются за шею коня или за края колесницы. Но длинный простой лук бьет  дальше! Им вооружают пехоту... - Инструктор взял у Моисея лук, тронул тетиву и вдруг одним слитным движением вынул из колчана за спиной и вставил стрелу. Голос звучал командно и резко: С этого вы начнете свои военные тренировки... 
Они стреляли с расстояния в пятьдесят шагов. К вечеру и особенно на следующий день тело тупо болело - признак роста мускулов. Через месяц добавилась стрельба по тонким плетеным из прутьев дискам. Их бросали, укрывшись за земляным валом, двое нубийских рабов. Тут требовалось все: быстрота, готовность, точность... Затем рабы выходили подбирать стрелы.
- Какие рожи! С удовольствием воткнул бы стрелу в одного из них... Как бы случайно - проворчал Хуни, сын главного смотрителя охотничьих угодий фараона. 
- Неплохая мысль. Но может лишить нас хороших отметок, - усмехнулся Хоремхеб.
- Если пленные куплены у армии и стали рабами, их нельзя убивать просто так, - заметил Моисей.
- Тогда донесу, что они мне угрожали. Вы подтвердите и мы сгноим их в рудниках, даже не запачкав рук! - И добавил, не видя у друзей энтузиазма - Они нас тоже не пощадили бы...
- Лжесвидетельство, ведущее к смерти обвиняемого, - звенела тишина в сознании Моисея...
- Я не хотел бы начинать карьеру с такого подвига, - послышался голос Хоремхеба, но теперь за полушутливым тоном в нем проступала твердая грань, которую он не перейдет...
- А почему бы нам ни пострелять уток, вместо нубийцев? - пришел в себя Моисей и они расхохотались, сглаживая неловкость.
- Я поговорю с отцом. Все будет устроено, - пообещал Хуни.
Вверх по течению, сразу за храмом и большим ирригационным каналом начиналась густо заросшая отмель. Раздвигая камыши, их плоскодонная лодка медленно скользила вдоль протоки. Хоремхеб, стоя на корме, отталкивался шестом. Моисей лежал на носу и смотрел в воду. Отмель жила своей, совсем особенной жизнью. Аромат подсыхающих над водой камышей смешивался с запахом белых цветов лотоса, желтых плавучих лилий, и с особым запахом близкого на дне ила. Пчелы и цветочные мухи густо гудели, перелетая с цветка на цветок. Паучок деловито скользил по воде, охотясь за чем-то совсем невидимым. Серебристая молния из глубины, всплеск и вот, он сам становится чьей-то добычей... Лодка Хуни и его отца пробирается сквозь камыши где-то справа, и золото солнца плещется в голубой от неба воде...
- Если знания теряются без применения, то как они пришли к тем древним людям? - вертится вопрос. И голос Хоремхеба: - По-моему, боги выдуманы, чтобы держать народ в повиновении...
- Но кто создал все это? - вяло возражает Моисей.
- Если боги, то они умерли. Почему они не вмешиваются, когда вокруг столько зла? Нет силы? Боятся?
- Учитель рассказывал, что их тела состоят из иной ткани, чем земная...
- Но еще и о том, как Ра состарился, и его дочь Изида украла его секретное имя... Кто может состариться, может и умереть!
- Почему же храм посвящен Амону-Ра?
- Потому что я прав. Боги нужны, чтобы люди добровольно подчинялись порядку. В этом - ключ к власи!
- Тогда второй ключ - неравенство. Иначе почему один подчиняется другому?
- А люди и не равны! Лишь тот, кто любит власть, может править. - Хоремхеб слегка придерживал шест в воде, позволяя свободной руке управлять невидимыми подданными: Чувство меры... Практика выше идей!... За это мой отец предан твоему деду. Он рассказал мне историю. Но это секрет. Клянешься?
- Смешной вопрос.
- Нет. Это - в самом деле секрет, - он понизил голос. - Когда твой дед стал фараоном, его младший брат составил заговор, чтбы властвовать самому. Узнав об этом, мой отец послал раба с охлажденной коброй к его постели. Потом змея согрелась, а брат твоего деда... остыл. Раб тоже умер.
По тому, как мало стоила жизнь в этой игре, Моисей понял, что вопрос: "Не думал ли генерал о троне для себя?" - задавать не следует. Вместо этого он спросил: "А фараон знал?" - Ответ был: "Думаю, что не хотел знать".
Нетерпеливое мяукание Неджеба прервало развитие этой темы. Кот принадлежал к особой охотничьей породе, соединявшей дружелюбие и ум кошек при храмах богини-кошки Баст с размерами и рыже-полосатой мастью диких котов, живших по болотам вдоль всей долины Нила. Неджеб обожал охоту. Она часто снилась ему, и во сне он вдруг начинал рычать, выпуская когти...
Но сейчас кот был главным. Стоя впереди с приспущенным хвостом и настороженно поднятой головой, он ловил каждый оттенок запаха или звука, который мог указать, где ОНИ прячутся. Лодка шла теперь в двух шагах от тростниковой гряды. Повел усами. Присел, переступая с одной лапы на другую. И вдруг, качнув лодку, единым махом перескочил на гряду и скрылся в тростнике. Почти тотчас оттуда, громко хлопая крыльями, взлетела утка. Моисей попал в нее бумерангом. Полу-вплавь кот притащил её, еще вздрагивающую, Моисею. Вторую утку Хоремхеб достал из лука, и кот принес добычу ему.
- Бумеранг! - приказал Моисей. Неджеб отлично понимал, но не трогался с места, мяукая и ожидая то, что ему полагалось. Глядя коту в глаза, Моисей повторил команду и махнул рукой в направлении, куда упал бумеранг. Кот принес. - Молодец! - Погладил его, трущегося теперь боком и хвостом о ногу, и медным остро заправленным ножом вырезал для кота его долю - утиное сердце и печенку.
- Если бы он ослушался, ты наказал бы? - спросил Хоремхеб.
- Настоял бы. Участие в общем деле - другая опора власти!
Снова и снова взлетали утки. Мокрый, перепачканный илом и кровью кот метался, забывая о вознаграждении. Они бросали бумеранги, стреляли, иногда мазали. Кот прощал им это. Солнце давно уже перевалило зенит. Лимонник, корой которого они натерлись утром, уже выветрился, и комары кусали нещадно. Пора было направляться к скале на берегу, за которой почти сразу начиналась пустыня и можно было одной ногой стоять на черной земле долины, а другой - на красной. Там их уже ждали Хуни, его отец и охрана с оседланными лошадьми, чтобы к ночи доставить обратно во дворец.
- Не всякую птицу можно есть, - говорил отец Хуни, потроша утиные тушки, шинкуя их чесноком и набивая диким укропом. - Мясо лебедя красиво, но пахнет рыбой. Нельзя есть ястреба или цаплю - можно заболеть, и болезнь эта смертельна...
Приготовив уток, он густо обмазал их глиной так, чтобы она достигла кожи, закопал в горячую золу и подложил в костер сухого тростника. Потом пошли рассказы о грандиозных охотах фараонов: как Тутмос IV, ещё молодой тогда, предводительствовал облавой на стадо в 120 слонов и чуть ни был раздавлен самцом, которого он ударил мечом снизу. И как прадед Хуни, тогда простой егерь, вытолкнул фараона из под падающего слона и спас его жизнь. За это прадед был назначен Главным Егерем Фараона, Приносящим Удачу, и с тех пор сопровождал фараона в каждой охоте... Потом он перешёл к расскаам о нынешнем фараоне, который за первые десять лет своего царствования застрелил 102 льва, а в одну из облав собственноручно убил 96 буйволов и зебр...
К концу последней истории утки были готовы. Прислуживавший раб разбил ставшую скорлупой глину, в которую влипли перья, вынул румяные, полные сока тушки и разложил их на пресных лепешках перед каждым. Много раз потом Моисей пытался приготовить уток так же, но в них всегда чего-то недоставало. Может быть, просто мальчишеского голода?
Охота закончилась и снова потянулась рутина тренировок. Вечером  -  пиво с друзьями, игра в кости... Но сказанное Богом тогда на корабле - не выходило из головы.
- Рад тебе. - встретил его Ваксахар, будто они расстались только вчера. -  Садись.  Начнём со смысла вещей. Я служу Амону потому, что его имя означает "Сокровенный Смысл, Скрытый За Видимым"... Теперь Ваксахар учил его всему, что обязаны были знать жрецы Амона. В Доме Смерти они делали мумии умерших и готовили их к погребению, попутно изучая, как устроен человек. В Лечебном Доме лучшие врачи объясняли им, как определять болезни, готовить лечебные составы, как использовать слово и как врачебный нож...
Но разговор, повернувший его представления о мире, произошёл уже по окончании третьего года обучения в Храме (занятия в школе шли своей чередой). Ваксахар и Моисей стояли на крыше храма. Темнело, загорались звезды... Луны не было.
- Может ли быть так, что весь этот мир существует только в  нашем воображении? - спросил Моисей, понизив почему-то голос.
- Мир шире, чем воображение - сказал Ваксахар - он многограннен!... Представь, что фараон задумал дворец и рассказал свои мысли строителям, а те построили... Значит, идеи были выведены из воображения, переданы другим людям, а затем воплощены в материальные вещи, которые ты можешь ощутить!
- Но если идеи не имеют материальных свойств, то что они   для материального мира?
- Они - его КАРКАС!
Это было как удар! Как неощутимые идеи могут быть каркасом реального мира? 
- Ты смотришь и не видишь меня, Мосе. Что с тобой? - За последний год Нама сильно изменилась и из нескладного подростка стала, хотя и совсем молоденькой, но... девушкой! Сидя на круглом кожаном пуфе перед серебряным зеркалом, она готовилась к вечеринке, которую давал Шменхара, сын Тии. Туда же был приглашен и Моисей. Шменхара и Меритамон, их старшая сестра, уже полгода как были помолвлены, и свадьба должна была состояться перед праздником Амона.
После купания волосы Намы были расчесаны, умащены розовым маслом и удерживались тонким золотым обручем. Глаза - удлинены краской, веки насурмлены, а длинные ресницы были еще более удлинены специальной тушью. Ножки в красных туфельках с высокими каблуками сомкнуты в коленях и слегка наклонены вбок. Легким движением она отослала снующих вокруг служанок.
- О чем ты задумался? - Узкая ладонь легла на его ладонь. В бархатных огромных глазах забота...
- А ты поймешь?
- Попробуй! - И Моисей начал рассказывать, выделяя существо идей. Позже, уже взрослым, он понял, что глубина интуиции свойственна любящим женщинам. Он был единственным мальчиком в семье, и Нама тихо обожала его. Детьми, они играли вместе, и она водила его за руку. Потом он научил ее стрелять из лука и приохотил к верховой езде...
- Это интересно... Но что тебя заботит?
- Как знания могут принести победу, если они неощутимы?
- Вы, мужчины... - ему польстило, что она приобщила его к "мужчинам". - Значит, в ответ я должен считать, что она "женщина"?
- Ваша мысль не идет вверх. Почему вы считаете видимое основным, хотя оно изменчиво? А то, что за ними, - второстепенным потому, что оно невидимо? Я могу нарядиться по-другому или изменить прическу... - Она слегка подняла волосы и, удерживая их, как корону, победоносно взглянула на Моисея... - Но я останусь я! Помнишь, отец приказал покинуть Крит, и мы спаслись?
- Да...
- Но ведь отец сам не видел войск, готовых к нападению! - заметила она. - Или трещин в земле...
- Аи и Ваксахар сказали ему.
- Значит, отец отозвался на смысл их слов! А если бы они сказали это камню?
- Тогда мы погибли бы... - И вдруг, как молния: Идеи - действительно основа мира, но они действуют только через живое... Особенно через людей!
Теперь, по её совету, он перечитывал древнейшие легенды Египта, и они приобретали для него новый, более глубокий смысл.
- Не было неба и земли. И время еще не начиналось. И не было места, куда мне ступить... - читал он послание Тему, одного из древнейших богов. - И Техути, мое сердце и ум, бог с головой ибиса, изрек мое Слово. В нем были расчислены основания всего, что потом вошло в бытие... Я произвел Шу - пространство, вмещающее воздух и свет, и Тефнат, начало воды - продолжала легенда. - Я произвел их из Нену, первичной и легчайшей!... - Нену олицетворяет идеи! - подумал Моисей - Если так, то эти легенды говорят то же, что и записи людей прошлой цивилизации, которые я читал в Храме. Как древние египтяне узнали это?...
Картина создания Вселенной из "ничего" возникла в сознании неожиданно - из странной Фигуры, не занимающей пространства (из Точки? Ибо идеям пространство не требуется) - а на самом деле космически огромной! По воле Создателя, ноль начальной Фигуры расслаивался на положительное - сверх-прозрачную праматерию и отрицательное - пространство. Начальная Фигура исторгала их потоки, рождая Вселенную! Затем часть праматерии превращалась в свет и обычную ощутимую материю. А новое одно-направленное Время несло эту новорожденную Вселеную уже только в будущее... Взмывая на узкий гребень его волны, идеи, избранные (кем?) из их бесконечного множества, становились материальными, наполняясь плотностью, светом, звуками, образуя настоящее. И тут же замещались следующими, соскальзывая в прошлое, куда материальному нет хода. - А нематериальному? Мысленно люди живут в "широком” времени: от прошлого до будущего! Или время многомерно? Влияет ли воля людей на его бег? И из чего состоят чувства?...
Другие, более приземленные события, на время отвлекли Моисея от его размышлений. День свадьбы Меритамон и Шменхары наступил. Церемония происходила во внутреннем дворе нового дома, который Фараон подарил молодым к свадьбе. Солнце шло к закату, и дневная жара спадала. Молодые и оба картинно красивые: Шменхара - офицер гвардии и Меритамон — красавица в белой  льняной тунике и в золотых с жемчугом украшениях - они стояли перед Фараоном с Тией и Наследником с Нифертити.
Фараон кивнул головой и они подошли ближе. Соединил их руки - и они стали мужем и женой. Тия окропила их водой из Нила. Неферхеп и Нефертити осыпали их смесью семян. - Живите долго, в любви и верности. И дом ваш да будет полной чашей!
По недавно заведенному обычаю, еда и напитки были сервированы на буфетных столах, и каждый брал себе по вкусу. Сидели лишь старшие. Сменяя друг друга, акробаты, танцоры, певцы услаждали собравшихся. Незамечаемые, скользили слуги. И тихо соскальзывала золотая ладья Ра в ещё светлую Страну Запада…
Для танцев всех пригласили во внутреннюю залу с навощенным деревянным полом. Заиграла музыка. Рука Намы лежала в его руке. Она стояла совсем близко, слегка откинув назад голову и ожидала такта. Немного чужая и невероятно красивая.
Завистливые взгляды ребят скользили по ним, и краем глаза он видел, что Мене, младший сын Аи - он был на два года старше Моисея и учился в другой группе - о чем-то шептался со своим отцом, поглядывая на них. Это однако, длилось, лишь мгновение. Поймав такт, она шевельнула ладонью... Раньше они не танцевали вместе. Но он вел уверенно, она подчинялась, и в свою очередь увлекала его. Напряженное выражение лица сошло, и на губах ее и особенно в приблизившихся теперь черно-бархатных глазах сияла ласковая милая улыбка. Конечно, все внимание было на молодых. Но на них тоже смотрели, и им было весело и радостно...
Снова и снова гремела музыка. Они танцевали почти каждый танец, и мелкие капельки пота выступили теперь на ее лице. - Устала, - сказала, наконец, Нама, и они вышли из зала. Она опиралась на его руку, их тела соприкасались, и он слышал удары своего сердца.
- Любит ли она меня? - Он знал, что лицемерит, потому что главное, чего он хотел в этот момент, было то заветное наслаждение, о котором рассказывали старшие ребята. Хочет ли она того же? И чем больше он думал об этом, тем больше им овладевала застенчивость: не посмеется ли она над ним? - В конце концов, он сделал, как ему показалось, самое худшее: обнял вдруг ее, неловко уткнувшись губами куда-то в лоб. Все поплыло вокруг, он потерял равновесие и, чтобы не упасть, обнял её еще крепче.
- Что ты? Что ты? - шептали ее губы.
- "Я люблю тебя" - прохрипел он сквозь спазм, сдавивший горло... Последнего слова не было даже слышно. - Все погибло. Навеки! - Выпустив ее, Моисей повернулся и, не оглядываясь, убежал.
В комнате он свалился на постель и закрыл глаза. Было отвратительно стыдно. - Как теперь заговорить с ней? Что делать? Навеки исчезнуть? Из дворца, из Египта, из жизни? Что она скажет, если узнает, что он утопился в Ниле... Или лучше: погиб безвестным солдатом на нубийской границе. Заплачет? - Он успел сочинить целую историю пока ни понял, что он хочет жить! И все его существо продолжало стонать по ней - её взгляду,  касаниям её рук и по своему ответному обмиранию. Он знал, что бы она потом ни ответила, он придет к ней, потому что не может не слышать её голос, и чтобы она глядела на него, и заслужить то, чем владеет только женщина: ее внимание и одобрение, и прощение, и требовательность, без чего мужчина не может состояться.
- Я люблю тебя, Нама, - сказал он утром. Теперь это было правдой. Он целовал ее руки, глаза, а она гладила его по голове... Потом они обняли друг друга, и время остановилось... Впрочем, какие-то звуки до них все-таки долетали: отдалённые крики, плач. Моисей выскользнул из комнаты. Тия сидела в парадном гостевом зале, с неубранными волосами. Нефертити - она ждала своего третьего ребенка - утешала ее. Придворные дамы вокруг плакали. Этим утром, незадолго до обычного времени пробуждения, у фараона произошел сердечный припадок. Боли почти не было, - рассказывал он позже Моисею, - лишь необъятный страх, а затем деревяная тяжесть в груди и слабость...
Вместе со слабостью пришло, однако, чувство, что время смерти еще не наступило, и он запретил плакать проснувшейся Тии. Врач дал лекарства и успокаивающие отвары, и велел неподвижно лежать на спине сорок дней. Потом можно будет шевелиться, заново учиться ходить, вникать в государственные дела. И все храмы страны начинали теперь свои утренние служения с молитвы о выздоровлении фараона.
Чему интересному ты научился в храме Амона? - спросил дед в первый же визит Моисея. И выслушав его ответ, спросил снова: Как ты думаешь, почему Ваксахар - не первый жрец, а второй? И не фараон? - И сам ответил. - Потому что настоящая власть не возникает от усилия ума, и никто не может дать ее. Ее можно только взять самому! - Что заставляет людей всего Египта подчиняться мне, стареющему человеку, который в битве уже не одолеет даже одного воина? Титул? - Его можно присвоить и другому... Этого ты, наверное, не изучал в храме... - Моисей кивнул.
- Обращаясь к собранию, обычный человек видит лишь людей. Но человек власти должен видеть в собрании еще и единое существо. Оно живет по своим законам: умри любой человек из толпы, она останется. Но стоит людям просто разойтись, толпа исчезнет...
          Теперь не мудрец, а властитель открывал ему двери в новое. Внутренние миры людей связаны! Семьи, армии, страны это - сверхперсоны-звери, каждая со своим характером... Некоторые - маленькие и добрые, например, семьи. Другие, как полиция или армия, похожи на сороконожек: хищные и жесткие. Один и тот же человек может одновременно принадлежать нескольким группам: сын в семье, друг с друзьями, солдат в армии... Сверхперсоны переплетаются между собой, образуя гигантов: Египет,  Нубия, Месопотамия...
- Может быть, они тоже думают? - спрашивает Моисей.                - Может быть... Но их мысли возникают между людьми. Лидеры и Творцы слышат их лучше, чем другие и поэтому могут руководить народом...  Но те, кто не принят правителем, становятся во главе рабов, - голос деда ожесточается. - Таких надо казнить! Между прочим, они чаще происходят из твоего народа. - И примирительно улыбается: хотя не все...
- Оба знали, что деду нельзя много разговаривать. Они вернулись к этой теме через несколько дней. - Для тех, у                кого нет таланта к власти, - начал дед, - это опасная игра. Для голодного власть это - шанс насытиться за чей-то счет. Для жадного - обогатиться... Но для имеющего талант к власти, она - творчество и свобода!
- Однако, за счёт свободы других! 
- Это может показаться верным. Но что держит людей вместе? Теперь я уже близок к завершению своих желаний, но молодым я был поражен, поняв, что людей держит вместе общая цель. К ней стремится сверхперсона их группы! А повести людей к их целям должен лидер! Отсюда, а не от титула его власть. - Последние слова он произнес, слегка задыхаясь, и Моисей попытался увести разговор в сторону...
Дед улыбнулся. - Ты думаешь обо мне... Люди хотят быть частью великого дела. Их дела! А покорности не верь! И убийца уже стоит за спиной. - Улыбка все шире расплывалась на его лице...
Тихо ступая, в комнату вошел врач: деду нужно было отдыхать. А Моисей, как это стало для него уже обычным, пробрался тайком в комнату к Наме. Несмотря на все печальные события, это была пора их любви. Они учились ей друг у друга и ласки их с каждым днем становились все нежнее и интимнее…
           - Ты мой мужчина и мой муж. - Одна рука Намы лежала у него под головой. Пальцы другой скользили по смежённым векам. - Дыхание пальцев... - возникли слова и стали складываться в стихи:

   Дыхание пальцев
Разбудило задрожавшие ресницы
Ты! Чёрно-рыжая и белая...
   Трепещет огненный шар,
Растет, расходится
По льющейся лунной дорожке.
   Волны бесшумные лодку ведут,
Ладони лежат,
И легли голубые тени...
   Всю тебя, твое имя
В бреду повторяю
              Ночами бездонными... 
   Наметамон! 

Они старались не показываться вместе, и суета вокруг  болезни деда на первых порах помогала им скрывать свою тайну. Причин для этого было более чем достаточно. Если раньше Моисей ни в коей мере не мог считаться заметной фигурой при дворе - будущий армейский офицер, потом генерал где-нибудь в провинции, то связь с Намой превращала его в полноправного претендента на престол вслед за Неферхепом! Всех ли это устраивало?
Но то, чего не замечала даже Нефертити, не скрылось от ревнивого взгляда Мене, сына Аи. Он считал себя более подходящим претендентом на место рядом с Намой и... на престол!
- Первым претендентом, - думал Аи. - С Неферхепом тоже может что-нибудь случиться! - Впрочем, эту мысль он таил даже от Мене. А жизнь ничего не подозревавшего Моисея должна была оборваться в ближайшие два-три месяца. Но не раньше, чтобы Фараон успел выздороветь. После этого, он должен был жить еще пару лет, пока Мене, женившись на Наме, ни вырастет в реального претендента.
Мене, однако, не был так терпелив... - Не хотел бы ты потренироваться в кулачном бою? - спросил он как-то после занятий. Большая часть ребят уже покинула классы и эхо гулко возвращало звуки шагов. Они быстро переоделись и стали в специально очерченом для этого круге. Встречи бойцов разного возраста поощрялись: младшие вносили быстроту, а старшие - ощущение возможной силы противника. Но бой в таких случаях всегда велся не в полное касание.
Первый удар Моисей встретил плечом, и оно сразу тяжело заныло. - Посмотрим какой ты принц, найденыш еврейский! - прошипел Мене. Головка бронзовой статуэтки торчала из его правого кулака.
Чем-то необычным представился этот бой и девочкам из младшего класса, и они остановились посмотреть. Моисею показалось, что где-то сбоку мелькнуло лицо Хуни и пропало...
- Сейчас я тебе покажу, как заскакивать перед настоящими египтянами, - с грозной радостью недвигался Мене.  Его удар  левой попал в живот, куда, по правилам, бить не полагалось. Дыхание почти оборвалось и от следующего сокрушающего удара в висок Моисей едва увернулся. - Я убью тебя! - Отскочив назад, Моисей огляделся.
- Не надейся. Тренер ушёл!
- Главное не попадать под правую, где статуэтка... - Но уклоняться становилось всё труднее... - Бежать? - Теперь он скорее бы умер. От нового удара правый глаз стал заплывать и плохо видел.
- Что делать? Он и в самом деле убьет меня... - В памяти вдруг возникла критская фреска: ногой! - Кулак Мене шел прямо в лицо. Моисей подался назад. Теперь резко, с упором левой ноги, как при фехтовании, а всем телом поворачиваясь и распрямляя правую - вперед! Удар пришелся чуть выше солнечного сплетения, и под пяткой что-то хрустнуло. Опуская руки, Мене стал сгибаться. Еще не понимая, что произошло, Моисей ударил его в челюсть. Оседая, Мене медленно падал. Из разжавшегося кулака выпала статуэтка...
Крича каждая свое, девочки бросились к Моисею. - Ты убил его? - теребила за руку совсем маленькая красоточка с ярко распахнутыми черными глазами и необычного светло-золотистого цвета волосами, собранными под тонким обручем... В зал вбежали запыхавшиеся Хоремхеб и тренер.
Удар Моисея сломал грудинную кость и надолго приковал Мене к постели. Это и просьбы отца избавили его от сурового наказания за статуэтку. Но в лице Аи Моисей приобрел могущественного врага. На всю жизнь.
- Как чувствуешь себя, внук? - улыбаясь спросил дед через неделю, когда Моисей зашел проведать его. Тело уже почти не болело, а синяки на все еще опухшем лице стали желто-зелеными и болели лишь когда он касался их. - Я всегда считал, что тяжелые мускулы - достоинство вола. А воин должен быть быстр и гибок. Я велел подготовить твой удар для изучения в гвардии. И еще говорил с Аи... -  Узнали про Наму, - похолодел Моисей.
- Я приказал ему позаботиться о твоей охране, - слышались слова - и сказать сыновьям: что бы с тобой ни случилось, они пострадают вслед. - Рука деда гладила его руку.
- Он погубил тысячи детей моего народа...
- Я не отношусь плохо к твоему народу, - сказал вдруг дед, - моя мать и первые две жены тоже из Месопотамии. И мать Тии... Так почти вся знать Египта.
- Как ты прочел мои мысли?
- Не знаю. Когда я внимателен к собеседнику, что-то во мне играет его роль... Вот смотри: все, что происходит с простым египтянином это его дело. А то, что скажет или сделает еврей, становится известно всем вокруг, будто он чиновник или жрец! Среди египтян тоже много тех, кто любит свободу. Опасно, если они соединятся с евреями и опрокинут порядок. А мое дело - охранять его! - Дед усмехнулся. - Странно, но по духу знать Египта ближе к твоему народу, чем к своему. Твои пасут скот, а мои - людей. Но кого бы пастух ни пас, сам он подчиняться не любит. Дело не в вере. Мы не ладим из-за влияния на простых людей!
Слушать это было тяжело, но впервые в вопросе об отношениях их народов Моисей улавливал что-то, выходящее за пределы личных чувств... Оба задумались. -
- То, что ты сказал - секрет?
- Нет… Но если ты расскажешь это своим, они побьют тебя. А если моим, то ещё и упрячут в рудники, и даже мне будет трудно вытащить оттуда то, что от тебя оставят...
Дед полузакрыл глаза. Казалось, что он засыпал.                - Если ты будешь с Намой – открыл он вдруг глаза, - тебя и Неферхепа столкнут, и один из вас погибнет. Скорее ты. А Египет снова  вернется к межусобным войнам... Этого не должно быть!
Казалось, ничто не изменилось. Но теперь за постелью больного вздымался необозримый зверь – Египет! Рабы и свободные. Женщины, которым нужны мужчины у их очагов. Дети. Армия. Жрецы бесчисленных храмов. Придворная знать... И нарушить волю этого зверя  не мог никто! Моисей молча вышел.
В гостевом зале его ждали. Нефертити с решительным и одновременно растерянным лицом и бледная заплаканная Нама. Видимо, разговор был не только с ним. Не стесняясь матери, Нама обняла его.
- Прощай мой муж. Завтра мы с мамой отплываем в Мемфис, а когда я вернусь, ты станешь мне только братом. Иначе нас убьют. - Она была еще здесь. Ее тепло, податливость тела, запах волос... и все это уходило, и возврата не было...
Последний удар остался за Аи. Вымаливая у фараона прощение сыну, он объяснил все ревностью и, как бы нехотя, открыл свои и Мене наблюдения...
- А теперь идите каждый к себе, дети, - это был голос Нефертити, - и помните, что здесь нет тайного, что не стало бы явным.
Первое время он ничего, кроме ярости, не чувствовал. Потом пришла тоска по Наме. Следующий день он не выходил из комнаты, чтобы не видеть ее отъезда.
- Зачем люди созданы? Чтобы причинять друг другу зло? И чем наше "Я" отличается от звериного? Только ли силой ума? Или еще и осознанием себя, то-есть раздвоенностью на "Себя" и “Себя в Зеркале”, чтобы видеть всё ещё и со стороны, многократно усиливая этим свой ум. Стыд своей наготы, отличающий человека от зверей, появляется как результат этого. И с той поры он помнит себя.
Моисей сидел у окна. Шла вторая ночь после прощания с Намой. Бесчисленные звезды сияли на бархатном небе. В саду кричали павлины, и земля медленно поворачивалась навстречу новому дню. Он почувствовал, что голоден. Пока Моисей будил повара, в столовый зал вошел Неферхеп.
- Тоже не спишь? Тоскливо от всего этого. - Он обнял Моисея, чего раньше не делал. Моисей был теперь выше ростом. Под ладонями была крепость мышц приемного отца. Свои были тоньше, но не слабее...
- Давай поговорим. Не все в порядке в стране. Конечно, на век отца хватит. Но чтобы мне править, многое нужно перестроить. Народ устал от налогов и жрецов. Армии нужна добыча...
- Ты намекаешь, что уже пятнадцать лет Египет не воюет?
- Не может воевать! Ближние страны покорены. А дальние... Караван купцов напоит своих верблюдов из любого колодца. Но чтобы напоить армию, нужны реки. Где они? И даже если она дойдет до цели, назад не вернется.
- А если победит?
- Осядет. Для сбора налогов, охраны путей... Солдаты возьмут там жён. Генералы породнятся со знатью, и в обмен на свою армию Египет получит нового врага.
- Когда-то ты говорил, что лучще вырезать их и заселить землю египтянами.
Неферхеп помрачнел: Способность наших женщин заселить землю меньше способности мужчин завоевать её! А жрецы толкают к новым войнам и от всего получают часть добычи.
- Дед говорил, что жрецы помогают править народом... - к тому времени Моисей уже усвоил придворное правило: не ссылаться на свое мнение, если имеется чье-либо еще. И весьма кстати: Неферхеп вскочил, лицо его дрожало.
- Я! Вот уже пять лет я веду дела государства. И каждый мешок зерна, присвоенный жрецами, дробит мою власть!
...Повар подал салат, подогретые пресные лепешки, сыр, вино и воду, чтобы его разбавлять. На вертеле жарился фазан.
        - Множество богов это множество источников власти, - говорил. Неферхеп. - А должен быть один!
              К идее, что Бог един, Моисей сам шел все это время...
- Единым богом нового Египта - продолжал Неферхеп - станет солнечный диск, Атон! Он - начало всех причин!
Это утверждение казалось Моисею спорным, но он был слишком измучен, чтобы всерьез вести обсуждение. - Как это скажется на практике? - спросил он скорее из вежливости.
Неферхеп усмехнулся. - Поскольку боги, кроме Атона, несущественны, новый Фараон отдаст земли храмов армии, и она мирно оккупирует свою же страну, вместо того, чтобы искать добычу на чужбине. И во всем мире настанет мир!
-  У тебя будет много врагов, - повторил Моисей слова деда.
- Я и сам собираюсь стать врагом многих. Двор и жрецы это комедианты, их надо гнать! Без пощады!
- Но ведь правитель должен быть и милосерден...
- Это не совсем так. Я справедлив, когда следую закону. А милосерден, когда нарушаю закон, освобождая от наказания! -  Последние слова Неферхепа слышались, как сквозь ватную стену.
- Настоящая справедливость включает и милосердие... но сил возражать не было. Проснулся он через день у себя в комнате. Синяки почти прошли, и на душе было терпимо. Все связанное с Намой осталось внутри семьи, и в школе его встретили как победителя в поединке, принца, утвердившего свой статус.
Лишь сам он ощущал себя другим! - Если двое равных действуют согласно, их силы складываются, - записывал он свои мысли. - Но враждуя, они нейтрализуют друг друга, и их общая сила равна нулю! Значит, чтобы добиваться чего-либо достойного, люди должны быть в согласии. Это — ключ!
Моисей вскочил. Радость охватывала его: люди - дети Бога! Его Бога! Принадлежать другому или владеть кем-то значит быть против Создателя... И озарение: люди не должны быть рабами! - Абсурдная и, казалось бы, неосуществимая мысль эта поднимала над тоской по Наме, над Египтом... Над временем!   
Никто не знал, когда точно умер Фараон. Проснувшись, Тия нашла его уже холодным. Тем же утром весть была объявлена народу. И в течение семидесяти дней главные ворота дворца оставались закрытыми на дни плача. Горевали искренне. С ним уходила эпоха - великолепия для одних и, хотя рабской, но сытой жизни для других. Надвигались тревожные, неизвестные времена.
Вот они стояли, прощаясь с ним. - Я твоя жена, о великий, который так сладко беседовал со мной! Но ты молчишь, - всхлипывала Тия. - Тело его лежало перед ними на полированном каменном столе, чтобы стать мумией. А он сам? То, что он называл "Я", когда говорил: "Я думаю" или "Я люблю"? Но если даже пылинка не может пропасть, куда пропадает весь мир человека? Прощание закончалось, и жрецы приступали к своей работе. Через два с половиной месяца, когда мумия будет готова, Фараон предстанет перед Озирисом и начнет свою традиционную клятву:

Вот я стою перед тобой.
Я никогда не делал зла своему народу.
Я никого не сделал голодным.
Я чист!

Солгавшего в этой клятве ждала пасть Аммиту. А сказавшего правду? Ждёт ли его  пересеченный каналами западный остров, где все любят друг друга, а колосья пшеницы достигают длины человеческой руки. Там его "Ба" (душа сердца) присоединится к верховному богу, чтобы жить вечно, тогда как его нематериальный двойник "Ка" постепенно истает...
Уже в наше время нечто подобное "Ка" было открыто в СССР, в середине 20-го века супругами Кирилиан. Лист дерева светится под действием поля высокой частоты, но если часть его отрезать и даже сжечь, то эта несуществующая часть листа продолжает светиться, хотя и слабее, чем остальное... Память? Чья? Объяснения этому эффекту пока нет... Так что же светится?
На время траура занятия в школе были отменены, и Моисей использовал свободное время для поездок вглубь пустыни. Правда, действительная пустыня бесплодных подвижных песков лежала далеко на запад, а сухая глинистая земля по обеим сторонам долины Нила, могла считаться пустыней лишь по сравнению с самой долиной. Почти сплошь покрытая пучками жесткой серо-зеленой травы с редко разбросанными колючими кустами, она давала достаточно пищи диким козам, антилопам и даже буйволам. Вблизи оазисов, где подземные воды пробивались родниками, поджидали свою добычу львы, сновали гиены. Там, где воды лишь подходили к поверхности, пастухи рыли колодцы, чтобы поить скот…
Весной пустыня становилась как разноцветная одежда. Вся из бурых пятен земли и зелени травы, с вкрапленными неяркими тончайших оттенков мелкими цветами... По утрам воздух наполнялся их хрупким сладко-смолистым ароматом. Суслики у своих нор стояли как застывшие. И казалось, нет в мире ничего, кроме этого простора, держащего своими краями опрокинутую небесную чашу.
Лук со стрелами, кинжал за поясом, бурдюк с водой и запас тонких лепешек из неквашенного теста - мацы было все, что ему нужно. Такие лепешки были наилучшей едой для путешествующих через пустыню купцов, египетских солдат и их врагов - берберов и ливийцев. Лепешки не плесневели, как дрожжевой хлеб, и их не надо было мешать с водой и печь, как муку. Несколько чашек воды с восходом солнца, сухая соленая рыба или мясо и лепешка, и ещё одна лепёшка после заката поддерживали путника неделями, даже если ему не удавалось подстрелить какую-нибудь дичь. Подстилка из верблюжьего войлока предохраняла от скорпионов и фаланг...
Переваливаясь с боку на бок, как лодка на речной волне, верблюд несёт его по пустыне со скоростью быстро идущего человека. Сзади - трое охранников. Молчат, иногда поют вполголоса... Мелкие мысли отсеиваются, и память о Наме отзывается уже не болью, а лишь тихой печалью...
Бегут мгновенья тихо.
Где голос милый твой?
Кому звучит?...
Бегут мгновенья.
Тихо.

Смотри! – раздаётся крик Узира, старшего охранника. – Но впереди видны лишь черные тростинки, колеблющиеся в пыльном мареве горизонта... - Пики ливийцев! Через тысячу шагов покажутся их головы и увидят нас. - говорит Узир.
- Тогда мы вступим в бой!
- Их больше, и если они на лошадях, мы не уйдем. Лучше отступить. А вернемся, когда встретим своих... - Последняя фраза предназначалась, однако, лишь для того, чтобы подсластить первую. Так далеко на запад отряды египетской армии не заходили.
Они остановили своих изрядно измученных верблюдов лишь после заката, огня не зажигали. Весь следующий день торопились на восток, зорко оглядывая горизонт...
- Почему ты так спешишь, Мосе? - представил он себе насмешливое лицо Хоремхеба. - Ведь ты считаешь их братьями.
- Они могут не знать этого, - в относительной безопасности шутить было легко. Но если серьезно, необходимость спешить сомнений не вызывала. Хотя и то, что они братья - тоже. Отсутствовали промежуточные звенья.
В столице подготовка к похоронам фараона уже кончалась. Свой огромный поминальный храм в Долине Царей на западном берегу Нила он построил еще десять лет назад - ни с той ли поры началось его увядание? Гробница была вырублена в скале за храмом. Два каменных колосса высотой в десять человеческих ростов - Амон-Ра и его жена, богиня правды и порядка Маат охраняли вход.
Внутри, на стенах - барельефы. Сцена коронации. С ручным львом, на летящей вперед колеснице. Нагнул головы и казнит эфиопских царей... Модели боевых кораблей, колесниц, его личное оружие: нубийской стали меч с золотой рукоятью, копья, кожаная броня с золотыми пластинами. Черная базальтовая статуя фараона с могучим еще худым телом стоит в шаге от трона...
Сопровождаемая Первым жрецом и Главным строителем, семья фараона медленно шла вдоль гробницы, осматривая его последнее земное убежище. Второй зал был посвящен ранним годам деда. Хорус, бог с головой ястреба, представляет его, еще младенца Амону-Ра, который признает его своим сыном и благословляет. Изящная деревянная в золоте статуя, знаменующая его рождение: головка мальчика, выходящего из цветка лотоса. Его первый детский лук, бумеранги, остроги.
Вход в третий зал охраняли Изида и Птах. Зал был оформлен как комната для жилья. Мебель - в золоте и слоновой кости, заказанная в Вавилоне еще при его жизни, была уже расставлена... Давно миновал древний обычай, когда вместе с усопшим в Страну Мертвых отправляли его жен и ближайших слуг... Теперь их замещали статуэтки: Тия - из слоновой кости, слуги - из чёрного дерева.
Через три дня мумия Фараона в золотой маске, с золотой бородой будет положена в золотой гроб по форме человеческого тела и погружена на корабль, который Неферхеп поведет к западному берегу, к Долине Царей. Тысячи и тысячи зрителей по обоим берегам будут наблюдать этот последний путь своего фараона...
Они увидели друг друга уже наверху, через весь зал поминального храма. Точнее, Моисей увидел первым. Или ответил на ее взгляд? И почти тотчас она посмотрела снова? И уже больше не отводили глаз. Хана. Тёмно-рыжая, чуть моложе его, с высокой, будто выточенной фигурой и яркими полными губами... Она улыбнулась. И все препятствия вдруг исчезли.
Разговорились легко, как уже знакомые. Она впервые в столице. Отец - губернатор Сайсы. Получил должность при дворе. Переезжают. Еще какие-то неважные подробности... Все дрожало в нем потому, что в зеленых глазах ее был вызов и обещание, и какое-то отчаянное веселье, несмотря на маску печали, которую оба старались удержать на лицах, и от этого все становилось еще смешнее. Что-то вдруг прорвалось. - Все можно. Нам с тобой все можно! - И память о Наме, так долго изнурявшая его постоянной тоской, отодвигалась куда-то... Позже он узнал, что у нее тоже была любовная драма, и оба они были тогда как два зверька, выброшенные волной на берег, где можно ходить по твердой земле, не опасаясь бездонной страшной воды под собой. И руки, встретившись, не хотели расставаться.
Ночью он проснулся от легких касаний ее губ. И эти поцелуи, казалось, вели его куда-то в новую взрослую жизнь. Изменившееся при лунном сиянии милое лицо ее было похоже сразу на всех самых красивых женщин, которых он когда-либо видел...
Блистательнейшая любовная пара мира, Суламифь и Царь Соломон, выразила это в следующих словах своей Песни Песней:

- Да лобзает он меня лобзанием уст своих! Ибо ласки твои лучше вина.
- Ты прекрасна, возлюбленная моя!
- Ты коснулся меня, и все во мне взволновалось... 
- О, как прекрасны ноги твои... Округление бедер твоих как ожерелье, дело рук искусного художника. Глаза твои будто озера глубокие, и волосы - как пурпур...

И чем лучше Хане и Моисею было, тем становилось хуже, ибо те, "бывшие" ещё не были забыты...
- Иногда я думаю, что ненавижу тебя. Иногда - его. Или себя... Мы, женщины можем быть лучшими друзьями, чем вы. Мужчина противится правоте другого. А наш ум  открыт. И сердце. - Она усмехнулась и сама же потребовала. - Не смейся!
- А может быть, в женщине тоже живет воин? Доказать мужчине... Победить его!
- Глупый! - смеясь, она стала целовать его своими легкими беглыми поцелуями. - Вы давно побеждены! - Страсть снова овладела ими...
- Почему ты считаешь, что мы побеждены? - спросил он позже.
- А кто гибнет в войнах? Кого ссылают в рудники или казнят в случае поражения? Но даже неприлично подумать, что женщины как-то участвуют в войне. Нас лишь берут наложницами... Ты подошел потому, что я позвала! - Она мстила ему, всем мужчинам, от которых против воли все-таки зависела. - Мы утверждаем вас! Ты можешь блистать, но станешь никчемен в старости, если женщина не даст тебе детей. Только они согреют!...
Убедительных возражений не находилось. А сердиться значило бы признать свою неправоту. - Отчего женщины сами не управляют всем?
- Хатшепсут, прабабка твоего деда, была фараоном двадцать один год!
- И правила лучше, чем ее муж до неё? Или сын - после?
- Дело не в том, будто мы делаем что-то хуже вас, - она наклонилась над ним, словно объясняя что-то упрямому ребенку. - А в том, чего вы делать не можете! Вы правите миром, а мы - вами и нашим общим будущим – детьми, - голос ее приобрел вдруг вопросительный оттенок: общим будущим?
Смешно, она уперлась в тот же вопрос: отношения равных.. - Мир принадлежит тем, кто вместе... - сказал  он.
            - Как мы с тобой? Ты слушаешь всерьез. Мне хорошо... - Она засыпала... "Доколе дышит день прохладою, и убегают тени, возвратись, будь подобен серне или молодому оленю на расселинах гор... Положи меня, как печать на сердце твое, и как перстень на руку твою!"









ВОИН
В отличие от многих правителей, путь Неферхепа к власти был наредкость спокойным. Старый фараон и его сын любили друг друга, несморя на то, что сын был поклонником Атона...
Странный бог! Диск Солнца, а не его огненное тело, согревающий  любовью все живущее. Скромные храмы. Не связан с великой семьёй остальных богов. Странно и то, что возникновение культа Атона -  несколько веков до Неферхепа - совпадало со временем  посещением Египта Авраамом, родоначальником многих народов, в том числе и еврейского... Мудрец и вождь небольшого племени, он признал Духа-Создателя своим единственным Богом!
"Я благословлю благословляющих тебя, а злословящих тебя прокляну!" - сказал Иегова, вменяя Аврааму в заслугу его верность. Вполне возможно, что когда Авраам был в Верхнем Египте, образ Небесного Царя, о Котором говорил Авраам, был соединен египтянами с идей бога Солнца и так положил начало культу Атона.
Время шло. Иго гиксосов и межусобные войны. Затем воцарение новой династии, объединившей страну при поддержке жрецов Амона. И... усиление народной тяги к богу-бессребреннику Атону. Изображения его - солнца с исходящими лучами-ладонями стали все чаще высекаться на стенах храмов, внутри гробниц и на победных стеллах...
Но планы Неферхепа, которыми он поделился с Моисеем в ту ночь, никак не походили на мирный союз со жрецами других культов! 
Коронация стала его первой атакой. От жрецов Атона и только от них он получит благословение на власть!
Стоя на возвышении, рядом с Неферхепом и Аи, во дворе храма, залитом утренним солнцем, Моисей наблюдал, как толпа приглашенных постепенно наполняла его: вельможи, их жены, много военных, жрецы других храмов... Первый жрец Амона пытается пройти наверх, но два меджая - эфиопские наемники - вежливо указывают ему место внизу, правда, в первом ряду.
Ревут трубы. С непокрытой головой, в одной лишь набедренной повязке, Неферхеп приближается к первому жрецу. Начинается обряд  очищения освященной водой из Нила, и Моисей видит, как вздрагивает от холодных брызг кожа его приемного отца. Жрецы облачают коронуемого в белую льняную тунику.  Живая, но охлаждённая кобра оборачивается вокруг тела. На голову Неферхепа водружается двойная корона Египта. Снова вступают трубы, и хор славит нового фараона.
Провозглашение тронного имени - следующая атака. Не Амонхотеп IV, а Эхнатон I, то-есть "Нужный Атону" - таким будет теперь его имя!... 
Ответная речь фараона по-военному коротка: он принимает свое новое имя и высокую миссию управлять Египтом. По воле Атона, своего Отца, единственного создателя вселенной. Остальные боги не существенны. Поэтому имущество их храмов будет конфисковано и распределено между теми, кому страна действительно обязана своим величием! Протестующие крики жрецов тонут в реве одобрения военных. - Жрецы других храмов, которые будут содействовать новым законам, - продолжает новый фараон, - получат компенсацию! Вот славословие, которое поможет понять величие Атона:

Един ты, бог Атон.
Для сына своего ты мир сей основал
В нем от твоей руки
В живом дыханье возникает.
В моем ты сердце, и никто,
Как Эхнатон - твой сын - тебя не знает!

На глазах Неферхепа выступают слезы, руки устремляются к небу... Случившееся в следующее мгновение заставляет толпу замереть от ужаса. Новый фараон вдруг резко наклоняется влево, а стоявший сзади него первый жрец Атона хрипит и начинает оседать.  Бронзовый нож торчит из его лица. Истошный визг женщин, крики мужчин, и растерявшиеся меджаи еле сдерживают напор толпы. Мгновение и она прорвется, сметая охрану и давя друг друга...
Раздвигая сомкнувшихся вокруг него охранников, новый фараон напряженно всматривается в толпу. Убегающих не видно, сам он заметил нож уже в полете... Выпрямляется и поднимает руку, лицом к лицу с затихающей под его взглядом  толпой.
- Это - хороший знак. Фараон спасен! - Неферхеп становится на скрытый приступок. Снизу он кажется теперь гигантом. Звук  голоса почти физически режет толпу.
- Атону угодно, чтобы я принял на себя еще и обязанности первого жреца. На благо Египта. И на гибель его врагов!
- Хуррэй! - кричит Аи, и его голос тонет в реве приходящих в себя людей: "Хуррэй!"
Вечером того же дня Моисей был вызван в рабочую комнату Неферхепа. Несмотря на чудовищное напряжение последних дней, новый Фараон не выглядел усталым. Лишь слегка обострились скулы, и лицо стало отчужденнее.
- Садись. Дело начато, и назад пути нет. Теперь все силы должны быть брошены на одно: сломать хребет жречеству прежде, чем оно сломает хребет нам! Мы все должны быть вместе. Семья. И ты должен стать фараоном после меня... Мне легче утвердить тебя наследником престола, если бы вы с Намой поженились.
- Но дед запретил! - Странно, но Моисей не ощутил радости.
- Я могу разрешить... конечно, если вы оба хотите этого. - Последняя фраза звучала вопросительно. Значит, он знает о Хане!
- Как я, еврей, могу стать фараоном Египта?
- Ты займешь трон как мой зять и следующий сын Атона!  Кто же не осмелится раздумывать, ни еврей ли Сын бога? А пока Аи предлагает назначить тебя Третьим Жрецом Атона. Второй - он сам.
- Аи?
- Его первая жена была кормилицей Нефертити. Поэтому он тоже член нашей семьи. Мои идеи - наполовину его. Он будет любить тебя. Или не будет Аи!
Как в тяжелом сне все шло против воли Моисея. Дело было даже не предстоящей грязи маневрирования между двумя любящими его женщинами, а в служении Атону! Это мой Бог создал Вселенную и людей в ней. Другие боги еще могут кое-как считаться Его образами в мыслях людей. Но Единый Бог это - точно не Атон! Будь со мной! Будь со мной, Господи! - И вдруг мольбу прорезала мысль: а что значит то, о чем я прошу?
- Выясни, для чего Неферхепу нужно твое участие. - словно кто-то прошептал ему. - Возражениями ослабь напор…
- Чтобы ты мог показать себя, - шел навстречу этим мыслям Неферхеп, - мы думаем поручить тебе командование Южной группой войск.
- Но я закончу школу только через месяц.
- Выпуск можно ускорить!
- Я выйду младшим офицером. Как командование армией будет выглядеть в глазах моих товарищей по выпуску?
- Там достаточно генералов, чтобы помочь тебе. - Неферхеп игнорировал замечание о товарищах. - Южные менее надежны. Ненадежных убрать, чтобы армия не приняла сторону жрецов! А когда вернешься, отпразднуем твою свадьбу с Намой... Но повторяю: только, если вы оба захотите этого.
- То, что было у нас с Намой, - вспыхнул Моисей, - уже принесено в жертву! Дед боялся, что нас с тобой столкнут... Почему ты не опасаешься этого? Опять из-за Намы?
- Нет. Аи считает, что если перед отъездом ты организуешь казнь заговорщиков против меня, то это докажет твою преданность.
- Но ведь следствие ещё не началось...
- Неважно. Список врагов уже есть! Следующим шагом будет укрепление единства страны под моей властью, - продолжал Неферхеп. - Для этого офицеры и солдаты должны получить земли храмов. Тогда дорога назад будет им отрезана. Каждый станет работать на своей земле... и на войну просто не останется времени. - Неферхеп хитро улыбнулся и посмотрел на Моисея. - И будет мир! А потом за нами последуют остальные народы!
Произносимая живым взволнованным голосом, речь Неферхепа захватывала. Хотя...
- Ты уверен, что у храмов достаточно земли для всех армейских? И куда денутся те, кто уже работает на этой земле? - Моисей остановился, видя как ожесточается взгляд Неферхепа. Дальше убеждать было бесполезно...
- По-моему, над планом надо еще думать, - тихо сказал он.
- На это нет времени! Мы можем лишь продолжить то, что начали, а потом посмотреть, что получится. Но разговор сейчас идёт не о моих планах, а о твоих!... Быть может, Аи неправ, рекомендуя тебя на высокие посты, тогда как тебя интересуют лишь старые папирусы? - Было видно, что Неферхеп действительно хочет привлечь Моисея к своим делам, но уже начинает сомневаться, подходит ли Моисей для его поручений. Отказываться нужно было теперь, и образ заучившегося чудака как раз подходил для этого!
- Да, он неправ... - опустил голову Моисей.
- Тогда оставим это, и пусть все идет обычным порядком, - вздохнул Неферхеп. - Ты мой приемный сын. - Он подчеркнул голосом слово "приемный". - Ты ценишь свои идеи больше, чем мои. Хорошо, что они у тебя есть... Я тоже ценил свои идеи больше, чем идеи отца. За упрямство он определил меня в армию простым солдатом. Правда, повышал, когда я заслуживал - это не всегда делается для обычных солдат... Ты  начнёшь десятским. Обещаю, что и тебя будут повышать, когда будут основания. А через два года сам решишь, продолжать ли тебе военную службу. И еще, - голос Неферхепа дрогнул, - я пошлю с тобой твоего телохранителя. В бою он будет рядом. Иди, попрощайся с матерью. - Они обнялись, и Неферхеп проводил его до дверей...
Все это было теперь позади. Он сам отказался от Намы и от короны Египта. Ради своего Бога, запрещающего казнить невинных.
- Но почему именно Аи посоветовал осыпать меня столь высокими назначениями? - Чем больше он думал, тем яснее становилось, что здесь скрывалась дьявольски хитрая западня.
- Несомненно, казни жрецов и членов наиболее именитых семей Египта вызовут повсеместное возмущение, - рассуждал Моисей. - Кто виноват? - Естественно, тот кто казнил! Со своим заиканием я ничего не объясню, и Неферхеп будет вынужден казнить меня для спасения своего плана. А тут на сцене появится Мене, сын Аи, достойный искатель руки Намы, который с помощью отца поставит все на свои места. Затем... что-нибудь произойдет и с самим Неферхепом!
- Но даже, если всё обойдётся, что за радость - администрировать под руководством Аи и Неферхепа, ожидая, пока последний умрет и оставит мне царство? Тем более, что с помощью Аи, я  могу умереть, и не дождавшись этого. Печально...
Отряд, куда Моисей был определён десятским,  патрулировал караванные пути, начинавшиеся от Она, что на правом берегу Нила, напротив Мемфиса. Выйдя из Египта и пройдя через пустыни Синай и Негев, караван либо поворачивал на север к Салиму (Иерусалиму) или к Дамаску, либо шел через Аравийскую пустыню на восток к Вавилону и даже дальше... Из Египта шли золото, хорошая чистая соль, выделанные львиные и леопардовые шкуры, папирус и льняные ткани. В Египет везли пряности, амбру, цветочные масла, драгоценные камни, а также черное и сандаловое дерево, смолы для курения в храмах и... опиум. Наиболее трудной частью пути была Синайская пустыня - холмистая, выжженная земля, усеянная камнями и поросшая редкой колючей травой. Местами - черный вулканический песок. Кое-где холмы расступались, разделенные высохшими руслами - вади. Весной здесь выпадали короткие, но обильные дожди, и тогда горе путнику, использующему вади как дорогу. Гремя валунами, грязно-бурый поток обрушивался неожиданно и тащил его, выкидывая далеко впереди - чаще всего уже мертвым... Затем дождь кончался, и вади опять становился лишь полосой струящегося жаром песка под невозмутимо-синим небом с точками стервятников в высоте...
У колодцев растительность была побогаче, хотя и сильно объеденная верблюдами. Вокруг родников росли пальмы и фруктовые деревья, располагались селения и постоялые дворы. Это были места караванных стоянок...
Нищая эта земля была редко населена племенами берберов. Для них караваны, нагруженные отборными товарами, были лакомой добычей. И далеко не всегда охраны из нескольких удальцов было достаточно, чтобы противостоять внезапным атакам. Награбленное продавалось на базарах Палестины, а пленных продавали в рабство или просто убивали...
Казармы отряда, в котором предстояло служить Моисею, размещались на южной стороне Она. Начальник - сухой, с негустыми вислыми усами на начерно загоревшем лице, лишь ненамного старше Моисея, улыбнулся, выслушав его рапорт.
- Что ж, будем служить вместе. Но... твою десятку ещё надо набирать. Бери жилистых, легких. Как сам. Хотя ты немного высоковат. Но - он улыбнулся шире, обнажив белые ровные зубы - для командира это неплохо. А сейчас... свободен. Так началась его армейская служба. Действительное положение Моисея при дворе было известно лишь командованию армии. Для остальных он был лишь сыном важного вельможи, а Узир - его слугой.
Первые его дни были потрачены на отбор рекрутов, из толпившихся на призывном дворе, их размещение и экипировку. Каждому полагался верховой верблюд с седлом и упряжью, меч, лук, воловьей кожи шлем, щит и набор обожженной кожаной брони, защищавшей грудь, плечи и живот. Все это надо было получить на складе, убедиться, что нет дефектов, записать и распределить. Времени на размышления почти не оставалось...
Зачем он тогда рассказал Хане о разговоре с Неферхепом?... Она сидела на полу, опустив мокрое лицо в колени, и раскачивалась из стороны в сторону. А его сердце разрывалось.
- Ну успокойся, все обойдется, - не зная как утешить, он тронул её плечо.
- Не смей прикасаться ко мне! - сверкнули глаза. - Ты думал, я тебя похвалю за честность? А мне стыдно. И больно! Если бы ты резал меня, мне не было бы так больно!
- Но когда мы встретились, я тоже не был ни генералом, ни фараоном...
- Не притворяйся, будто не понимаешь! Мой муж должен стремиться к успеху среди мужчин. И быть преданным мне, а не своим мыслям, которые никого не интересуют... - Она осеклась, поняв по его обострившемуся взгляду, что сказала лишнее. - Разве что такую дуру, как я,..  - Их любовь была все еще сильнее того, что она говорила... Но что-то начало разделять.
- Cогласись я, все равно первой женой была бы не ты...
- Я рождена, чтобы стать первой! И найду, как это сделать! - А он мысленно увидел себя, терзаемым ещё и интригами внутри семьи. Горечь раненой любви начинала переплетаться с иронией.
      - А если я стану могущественным и знаменитым благодаря этим мыслям, ты вернешься? - Вопрос был задан скорее, чтобы оставить ей иллюзию её инициативы.
            - Вряд  ли. Моя  любовь сломалась! Её больше нет!
       За день до отъезда в армию, Моисей зашел попрощаться к Ваксахару. Даже за сравнительно короткое время после коронации, в Храме многое изменилось, и весь он выглядел теперь заброшенным. Озеро Маат зацвело ряской. Дворы опустели...
- Считаешь ли ты принятие единого бога Атона верным шагом? - начал Моисей.
- Bepить, что Бог един это лишь первый шаг. А в то, что Он Дух - следующий. Насильственный поворот страны к вымышленной видимой фигуре бесполезен! - Моисей впервые видел своего Наставника рассерженным и поэтому отклонил тему разговора... - Как ты думаешь, почему я был посвящен без изучения магии?
- Потому что человек больше, чем магия... Вот, ты видишь меня и все вокруг. Но в голове нет ни линий, ни цвета! Они вспыхивают в нашем "Я", в ответ на ощущения. Мы так устроены... В саду служитель поставил на столик пшеничные лепешки, козий сыр и только что сорванные груши...
- А не считаешь ли ты весь мир вокруг лишь игрой своего воображения? - возвращается Ваксахар к их давнему разговору.
Моисей пожимает плечами: всё можно считать игрой своей мысли. Но лишь потери могут доказать неверность такого подхода...
- Но неопределённость шире - возражает Ваксахар. - Человек видит чреду событий, но обычно не видит их причин! И ещё: свободен ли ты делать то, что хочешь? Сделав что-либо, уже невозможно вернуться назад и сделать противоположное, показывая, что выбор есть!
- Да... Чтобы управлять миром, нужна воля преодолеть все  грани неопределённости и осознать свою свободу! 
- И верить в себя, ибо с тобой Бог в Его законопослушном мире, - добавляет Ваксахар...
Они проговорили весь день. Уже свежело, когда по смежившимся векам и неожиданно охрипшему голосу Моисей понял, насколько устал его собеседник. - Зачем он так измучил себя?  А ответная мысль закричала вдруг: Это — его завещание!
Без слов они обнялись, и Моисей с горечью ощутил, насколько старчески легким стало тело его Наставника... Из главного зала доносились спорящие голоса: что из золотых украшений храма следует снять для строительства новой столицы, закладываемой фараоном в двух днях пути вниз по Нилу.
Теперь всё это тоже осталось в прошлом. В настоящем была казарма на краю Она, караванный путь на восток и хитрые вороватые ребята, которых надо было учить дисциплине и искусству боя, чтобы они стали солдатами... Чтобы приказ стал для них важнее, чем своё "не хочу" или «боюсь». И так сделать из них воинское подразделение, где каждый не только искусно атакует, но и защищает соседа! Чтобы не рассыпались под натиском конницы, оказавшись ее легкой добычей! Или кто-нибудь втихомолку не пустил бы тебе стрелу в спину...
Конечно, он знал, чему их учить. Владение мечом, меткая стрельба из лука, кулачный бой и выездка верблюда дают солдату уверенность в себе, подчиняют дисциплине... Но как не приказывать, а просто разговаривать с ними? И где найти верный тон с другими такими же, как он, десятскими его отряда? Службе предстояло учиться.
Чего каждый из них боится больше всего? - Быть убитым или раненым, ибо раненые редко выживают в пустыне. Моисей тоже хотел уцелеть, и военное обучение было ответом для всех.
- Что они хотят? - Сыто и весело жить. Скопить денег, а отслуживши, купить несколько рабов, завести хозяйство...
- А что я хочу, кроме цели своего поиска? Неожиданно он понимает, что он – не такой, как они! И чтобы не вызвать их тайную ненависть, эту разницу нужно скрывать! Или, наоборот, открыть ее, представившись чудаком не от мира сего. Тогда ненависть может даже смениться заботой...
По вечерам десятские собираются в одном из кабачков на окраине Она. Оркестр - арфа, барабан и сирийский рожок. Вино. Кости. Девушка подсаживается рядом. Хорошенькая. Гладкие черные волосы рассыпаны по спине, тело просвечивает сквозь нечастое полотно платья. Тихонько, чуть фальшивя, она подпевает оркестру... - Не думай о своем! Посмотри, как прелестна ложбинка груди в вырезе её платья! Вдохни ее запах... - Но что-то мешает ему подмигнуть в ответ на её улыбку и повести танцевать, прижимая к себе становящееся все более послушным тело. А когда кабачок закроется, уйти вместе. - Чтобы это получилось, нужно не думать, а делать! Она поворачивается к Тоту, тоже десятскому их отряда, и он светится от радости.
А время идёт. Упражнения и хорошая еда наливают силой мышцы солдат и тяжелые боевые стрелы глубоко входят в глиняное чучело: в горло, лицо, грудь - куда направлены. Ловко и ладно сидят они на верблюдах, и те слушаются одного только голоса и движений колен, освобождая руки для оружия. Осваивается со своей ролью и Моисей. И уже не смущается, поощряя или наказывая...
Через два месяца его отряд переводят дальше на север в Аварис, когда-то столицу гиксосов, и начинают посылать для конвоя караванов вместе со всеми. Но завидев их, берберы обычно отходят.
Неспешно и с большими опозданиями приходят новости. Нама счастливо вышла замуж. За Рамзеса, младшего сына дедова визиря Рамосе и тоже питомца их школы, только на год старше. Через шестьдесят лет, овдовев и в очень преклонном возрасте Рамзес стал фараоном Египта. Его династию впоследствие прославил их с Намой внук Рамзес II... Примерно, раз в месяц приходят письма от Нефертити. Она по-прежнему любит его, единственное мужское существо, которому дала жизнь... Хуни погиб в Ливии, и Моисей долго не может прийти в себя.
Пролетел год. За безупречную службу Моисею полагались теперь две недели отдыха, и он решил навестить, наконец, свою еврейскую семью, благо Аварис находился на северной окраине провинции Гесем, где теперь жили его родные. Последняя весть от них была два года назад... Помогло то, что на базаре в Аварисе он встретил еврея по имени Иахин, принадлежащего к его же племени левитов. Оказалось, что тот знает историю Моисея и даже приходится ему дальним родственником. Отец и мать Моисея живы и здоровы. Дед умер год назад... Сестра Мариам вышла замуж, и Моисей стал теперь дядей, а свадьба Аарона должна состояться через пять дней! Он, Иахин, как раз торопится на эту свадьбу и  готов ехать вместе с Моисеем и его слугой, сэкономив им время поисков...
Тут же на базаре они с Узиром купили подарки: золотые браслеты, свертки материи и белую критскую посуду женщинам, стальные ножи мужчинам и шаль из тонкой шерсти с золотым шитьем для матери. Там же они купили двух верблюдов, чтобы нести все это, и на следующий день с восходом тронулись в путь.
Опять горьковатый степной ветер раздувает его ноздри, и неспешной валкой иноходью верблюд несет его... К матери и отцу, встретить которых он так мечтал все эти годы.  К родным! - Сердце его замирает, а мысли наплывают снова... - Примут ли они, простые пастухи, египетского принца за своего?
Чем ближе они подъезжали, тем местность становилась оживленнее. По холмам пестрели теперь стада овец вперемежку с козами. Коровы, верблюды... Пастухи в полосатых льняных бурнусах. Вдали небольшими группами пасутся дикие ослы. Испуганные львом, словно вспархивают и, почти не касаясь земли, несутся газели. То тут, то там высятся зонты мимоз и колючие акации, а тропы, ответвляющиеся от их дороги, ведут к уже не редким колодцам, окруженным финиковыми пальмами и абрикосовыми деревьями.
К концу четвертого дня Иахин находит нужный поворот и, поднявшись на очередной холм, они видят селение: пару десятков домов из необожженных глиняных кирпичей, крытые пальмовыми ветвями, навесы для скота и поля, засеяные пшеницей и просом...
Скорее всего, Иахин ошибся в счете дней, потому что свадьба уже началась. Почуяв скорый отдых, их верблюды мчатся во весь опор, и ветер доносит все более громкие звуки музыки, а разноцветные фигурки, пляшущие что-то очень веселое, становятся все различимее...
- Я скажу им! - Иахин, колотя, изо всех сил верблюда пятками, мчится впереди всех, размахивает над головой снятой рубахой, кричит что-то... Дальнейшее сливается в памяти Моисея в какой-то удивительный калейдоскоп. Вот он обнимает отца и трется щекой о его колючую и почему-то мокрую щеку. Отец, конечно, выглядит проще, чем Неферхеп, и спина его слегка сгорблена. Но это - его настоящий отец!
Мать стоит чуть поодаль, прислонившись к какому-то столбу, не в силах двинуться с места. Чуть располневшая, но еще стройная, с единственным в мире лицом и глазами, не побоявшимися встретить ради него взгляд дочери фараона... Мама! Он обнимает ее и чувствует, как отпускает его воспитанная с детства привычка к невозмутимости и холодному владению собой. И она плачет у  него на плече: какое счастье мне от Господа... Ты был приговорен к смерти раньше, чем родился. И негде было спрятать тебя: кругом шныряли ищейки фараона. И свои тоже - за донос освобождали от кирпичной повинности... А теперь вот, мой младший сын - здесь,  на свадьбе старшего!
Рядом ждут, чтобы обнять его, Мариам - совсем незнакомая теперь красивая беременная женщина с мужем и двухлетним сыном, и Аарон - его Моисей узнает сразу - с Елисаветой, своей молодой женой. Вокруг смеются, что-то кричат. Приехавшим подносят вина, кормят, и праздник разгорается с новой силой. Много молодежи, крепкие, толковые. Кто младше его, кто старше. Но ровесников нет. Они убиты в попытке его другого деда остановить время.
На следующий день западный ветер приносит из пустыни зной и тончайшую пыль. От нее першит в горле и носу. Скот ложится и жует жвачку. Люди обматывают лица платками, оставляя лишь щели для глаз и носа, стараются не делать лишних движений. То же делает и Моисей... Неожиданно вспоминается разговор с Хоремхебом о разнице между свободой воли и возможностью её исполнения. Желать чего-либо можно независимо от других, но чтобы исполнить задуманное, необходимо согласие с соседями! Одновременно он ест, слушает рассказы родных об их жизни, рассказывает о своей. Из соседних селений приходят на него поглядеть...
- Я боялся, что вы не примете меня за своего, - говорит он, слегка захмелевший, своему дяде Ицгару.
- Конечно, разница между принцем и рабами есть, - смеется Ицгар, кладя ему руку на плечо. - Но еврей это - потомок Авраама, который говорил с Богом. Это повыше фараоновского титула! - От Ицгара пахнет вином, жареным мясом, диким чесноком. - Мы можем опасаться власти, но не преклонимся перед ней! А ты наш потому, что тоже потомок Авраама! - И что-то оттаивает в нём...
Через день ветер меняется, и небо снова становится бездонно-голубым. Замещая Аарона, он идет вместе с отцом перегонять скот на дальние выпасы, где уже подросла свежая трава. С помощью отца Моисей быстро усваивает премудрости управления стадом. Собаки слушаются его. А там, в доме его ждет мама. Он кричит по-египетски это слово, состоящее из самых простых слогов, которые только может произнести недавно рожденный человек, и поэтому такое похожее на всех языках. - Има! - кричит он теперь уже по-еврейски и идет пританцовывая, и кружится, широко раскинув руки... и поет что-то несвязное, благо отец - где-то на другом конце поля, а овцы не обращают внимания. К концу дня их надо доить и сливать молоко в кожаные мехи, где оно скисает в тени. А на следующий день - греть эти мехи на камнях, отцеживать и солить на брынзу или варить сыр — всё это они раз в неделю отправляют вниз, в селение.
Вечером, когда стадо ложится вокруг шатра на глинисто-красную, еще горячую от дневного зноя землю, отец рассказывает ему предания его народа о том, как вскоре после возвращения из Египта, их пращур Авраам победил враждебных ханаанских царей, освободив своего племянника Лота. Тогда к Аврааму вышел Салимский царь Мелхиседек с хлебом, вином и благословением от Бога Всевышнего, чьим священником он был. - Значит, вера в Единого Бога родилась  до Авраама?
        Прерывая отца, взлаивают собаки. Отчаяное блеяние... Страшный, со всех сторон идущий рык, и словно видение, в свете костра возникают два яростных глаза и окровавленная пасть, перехватившая ягненка. Львица! Моисей хватает лук, отец - посох, но видение уже растаяло. - Ушла, - вздыхает отец. - И собак вдогонку одних не пошлешь. Львы слишком быстры, они убивают собак. Утром приходит Аарон, и они отправляются по следам, но львица будто провалилась сквозь землю... А дни отпуска бегут, как волшебный сон. Они с Аароном затравили медведя, и Аарон дарит ему шкуру. Ребята учат его и Узира метать камни из пращи. Возвращаются мужчины, бывшие на кирпичной повинности, и новой партии, включая отца и Аарона, надо отправляться взамен. Пора в обратный путь и им с Узиром...
На службе Моисея ждало повышение: он стал помощником начальника отряда. Неферхеп держал свое слово. Меньше мелких рутинных забот, больше административных. Оставив за собой военное руководство, начальник отряда, имя его было Сахме, поручил Моисею боевую подготовку и снабжение. Сработались легко.
Сахме был уже женат и имел двоих детей. Семья его жила в Мемфисе. Поэтому во время праздников он обычно отбывал на несколько дней, оставляя командование на Моисея. В такие дни было не до размышлений. Зато по возвращении начальника, Моисей получал сразу несколько свободных дней подряд... А служба шла своим чередом. В Он приходили караваны, направляющиеся в Ханаан и Вавилон. Короткий отдых в Аварисе. Два или три небольших каравана собирались в один. К нему присоединялся охранный отряд, и они шли на восток, к Беер-Шебе. Дальнейший путь был уже не так опасен. А их отряд, дав отдых верблюдам, отправлялся обратно, сопровождая караван, идущий в Египет. Особо охранялись царские караваны с приказами Фараона, оружием,  припасами для египетских гарнизонов и с данью, которую  они везли на обратном пути.
Высокий, статный, с легкой танцующей походкой, он не тяготился воинской службой, а скорее находил удовольствие в ее ритуалах. Отдых у костра после дневных забот. Шорохи остывающей пустыни. Сияние звезд на широко распахнутом небе, негромкая перекличка часовых... И девушки в кабачках Авариса и Беер-Шебы уже не вызывали в нем печали.
Не все шло, однако, гладко. Из Фив приходили все более тревожные сообщения о недовольстве населения реформами нового фараона, о восстании в Фивах и его кровавом подавлении... Опасения, которые Неферхеп не дал ему высказать в их последнем разговоре, трагически подтверждались... На сердце было тревожно.
Но событие, изменившее его уже почти сложившееся решение остаться военным, как, впрочем, и весь дальнейший ход его жизни, произошло уже к концу второго года службы.
В Аварис прибыл внеурочный царский караван, несущий, кроме обычных грузов, золото для Моавского царя Ахузафа, чтобы оплатить там строительство храма Атона. Согласно приказа, они должны были, не дожидаясь обратного торгового каравана, возвратиться из Беер-Шебы в Аварис, чтобы сопроводить царский караван до Моава...
Видимо, их отряд действительно сильно досаждал берберам, если те решились атаковать его... Неприятности начались с того, что Хадад, молодой бедуин, обычно встречавший их на первой же стоянке и сообщавший о передвижениях берберов, почему-то не явился. Прождав его день, они все-таки выступили. Почему Хадад не пришел? Положение отряда стало еще более тревожным, когда второй их разведчик Афез также не вышел на встречу в условленном месте. Его данные обычно использовались для проверки того, что рассказывал Хадад. Разведчики не знали друг о друге.
Они нашли тело Афеза, едва тронувшись со стоянки. Высоко в небе кружились стервятники. Другие, с громким клёкотом копошились у трупа. Судя по тому, что тело было уже наполовину объедено, Афеза убили день назад... Далеко впереди, на скале показался всадник. Бербер. И почти одновременно, сзади - еще несколько... Похоже, что целью берберов было окружить и вырезать их отряд.
Что делать? Сахме и Моисей собрали десятских. - Возвращаться назад было бы невыполнением приказа... Оставаться на месте, укрепив подходы, и ждать каравана в любую из сторон означало почти то же, с той разницей, что берберы наверняка успеют подтянуть дополнительные силы, а караван за ближайшие пару дней скорее всего не придет. Единственно разумным выходом оставалось движение вперед. Тогда, чтобы не уходить далеко от своего семейного стана, который сам может стать чьей-либо добычей, берберы должны будут либо оставить свои намерения, либо атаковать не позже, чем завтра с рассветом. Это было их излюбленное время: атакуемые еще не проснулись, но уже достаточно светло, чтобы в темноте не перерезать друг друга.
Берберы, однако, решили иначе. Из-за холма справа появилось около двухсот всадников. Бронзовые мечи, кинжалы у пояса, копья. Кожаные щиты и шлемы – но не на всех. Луки - за спиной.
Сахме выстроил свои двадцать десяток в линию. Приказал сбросить с верблюдов лишнюю поклажу и бурдюки с водой. План его был прост: максимально обескровить атакующих стрельбой из луков, а затем перейти в контратаку. Моисею было приказано взять под свою команду шесть десяток из двадцати и, участвуя в стрельбе, не включаться в контратаку, а прикрывать тыл. За холмом сзади них наверняка был второй отряд берберов.
- Стрелять с трехсот шагов, когда я затрублю в рог! Движение берберов между тем все более ускорялось. Вот они сбились в плотную группу и, выхватив мечи, с криком помчались вперед. Слабый ветер дул им навстречу, отгоняя клубы пыли. Все напряглось в Моисее. Стрелы вложены в луки. Все сильнее трясется земля и наплывает яростный рев... Чего он ждет?! Тонкая, пробивающаяся сквозь грохот песнь рога, и залп в двести стрел устремляется навстречу атакующим. Ржут и бьются раненые кони, падают люди...
- Беглый! - Теперь каждый стреляет, не ожидая команды, ибо остается всего три или четыре выстрела, прежде чем нужно будет закинуть за спину лук, толкнуть вперед верблюда и, выхватив меч - у них были стальные нубийские мечи, - издав такой же яростный, заглушающий собственный страх крик, ринуться в сечь...
         - За мгновение перед тем, как облако пыли накатилось на них, оба, Моисей и Узир увидели, что второй отряд берберов, выскочив из-за заднего холма, оказался уже в двухстах шагах от них.
- Гляди назад! - заревел Моисей - Стреляй! - Главное теперь было предотвратить удар в спину десяткам Сахме. Пыль накрыла их и видно было плохо. Остановив верблюда, Моисей выпускал стрелу за стрелой, стараясь помочь тем, кто был в более тяжелом положении. Убил двух берберов, под одним ранил коня... С трудом увернулся от брошенного копья.
Неожиданно, вставляя очередную стрелу, Моисей увидел боковым зрением, что бербер на хорошей лошади, в египетских доспехах - видимо, начальник этого второго отряда, мчится на него. И тотчас же: крик Узира, бросающегося берберу наперерез, и понимание, что  Узир не успеет того достать... Крупная фигура, острый взгляд умных глаз, в замахнувшейся руке меч, тоже стальной, в другой щит...
- Вот, его жизнь на кончике моей стрелы, - мелькает мысль - или моя жизнь в его руке, если промахнусь. - Но привычный глаз уже проследил линию стрелы к его переносице и теперь рука выравнивает путь... След презрительной улыбки на лице бербера, щит поднимается чуть выше, а рука отводит меч дальше назад для верного удара.
Стрела Моисея опускается вниз, готовая пронзить живот бербера. Щит метнулся вниз. Остается шагов пятнадцать... И тогда прием, который ему показал Узир, и они долго отрабатывали его: пальцы отпускают тетиву, но немедленно вслед за этим другая рука слегка дергает лук вниз, а стрела, взвизгнув, изгибается вверх и вонзается в горло! Хруст и... неправдоподобнейшая тишина. По лицу бербера скользят сменяющие друг друга выражения боли, какой-то странной обиды и невероятной, всемирной грусти. Рука выпускает меч... Избегая столкновения, Моисей кидает верблюда вбок и посылает рысью на соединение с отрядом. Но сражение уже заканчивается. Уцелевшие берберы заворачивают коней и скачут прочь, надеясь уйти.
- Далеко не уйдут! - сверкает зубами Сахме. - Не будем утомлять верблюдов. Лошадей они не догонят, а в засаду попасть легко... Поднимемся на холм и увидим, куда они скачут. Кроме того, нужно дать солдатам время взять своё... - Спешившись, солдаты, между тем, добивали раненых, снимали с убитых оружие, обувь, драгоценности.
Опершись на луку седла, Моисей склонился вбок. Его тошнило. Верблюд потянулся вперед, опустив голову и нюхая убитого бербера. Моисей хотел одернуть, потом остановился: зачем? Прильнул к горлышку тыквенной бутылки с водой.
      - Глотни лучше этого. - Узир протягивал ему глиняный жбанчик. От крепкой сирийской сикеры стало легче... Сзади раздается крик. Раненый бербер, притворившийся мертвым, ударил кинжалом солдата, снимавшего с него одежду. Это был их единственный убитый.
       - Семейный стан за холмом, у подножия, - докладывает разведчик, посланный на вершину холма.
- До утра все ваше! - объявляет Сахме солдатам, и отряд устремляется вперед. Стан взят коротким штурмом. Опьяненные победой солдаты поджигают шатры, насилуют, вяжут стариков, женщин, детей, ищут вино, режут баранов... Одна из изнасилованных воткнула себе нож в живот и теперь стонет, умирая. Выхватив меч, Моисей делает шаг, чтобы остановить солдат.
- Стой! - Рука Сахме удерживает его. Спешившись, оба стоят в стороне, не принимая участия в общем бесчинстве. - Хочешь быть зарезанным?
- Но ведь это недостойно людей!
- А ради чего каждый из них служил все это время? И исполнял наши с тобой приказы? Вот ради этого! Чтобы не он, а другой стал кормом для стервятников, а он завладел бы имуществом и женщинами побежденного, сделал его детей рабами... Завтра, когда безумие смерти рассеется, они снова станут людьми.
- Но в чем виновны дети, женщины?
- Дети виновны в том, что когда вырастут, станут воевать против моих детей! А женщины... Мужчина это - один воин. А женщина может родить десятерых. Но ты не беспокойся – он улыбнулся - не все горюют...
Как бы в подтверждение его слов, некоторые женщины, присоединившись к пирующим, пили с ними вино и плясали перед огнем. "Щедро раздавай добычу солдатам!" - Моисей знал это правило со школьной скамьи, но лишь сейчас увидел, каково оно в жизни...
Странный звук, почти не различимый сквозь общий шум, донесся вдруг со стороны уцелевшего шатра, который он и Сахме приглядели себе для ночлега. Быстрая египетская речь, слишком тихая, чтобы разобрать слова, прерываемая всхлипываниями. Взглянув в направлении звука, Моисей увидел какой-то круглый предмет на земле, который трудно было распознать в быстро сгущающихся сумерках. Шагнул вперед. - Голова? Это была голова человека, закопанного живьем в землю. Рядом еще одна. - Хадад! Первый был купцом из каравана, ограбленного неделю назад. Его-то голос и услышал Моисей.
С помощью двух солдат, оказавшихся рядом, их бережно выкопали из земли, развязали, дали сикеры... Закопаны они были лишь утром и поэтому не успели еще ни сойти с ума, ни быть загрызанными собаками. Купец был родом из Вавилона. Его с отцом торговый дом вел широкую торговлю на всем пространстве от Крита до Индии. В Вавилоне - жена и дети. Сестра с семьей.
- Но ведь те женщины и дети, которых я хотел защитить,  спокойно проходили мимо закопанных живьем людей. А кто-то и помогал закапывать!... Солдаты бушевали до рассвета. И чем дольше продолжался этот пир победителей, тем отвратительнее он становился Моисею. Горе побежденных - тоже.
На следующий день отряд не только имел право, а обязан был вернуться назад в Беер-Шебу: вереница рабов, стада крупного и мелкого скота, лошади, одежда - все подлежало продаже. Пятая часть отчислялась фараону, десятая часть - Атону. Остальное распределялось внутри отряда. Также необходимо было доставить в Беер-Шеву раненых. К счастью, их было не много: бронзовые мечи берберов наносили тяжелые ушибы, но редко прорезали кожаную броню, которую Моисей неукоснительно требовал смазывать маслом, чтобы не прела. Сахме был доволен. Теперь им обоим точно предстояло повышение!
По вечерам на пути в Беер-Шебу и потом обратно в Аварис Моисей и Омар, так звали спасённого им купца, вели у костра долгие беседы. Обо всем. И чем больше они говорили, тем большую симпатию чувствовали друг к другу. Оба свободно владели несколькими языками, и каждому нравилась образованность и мягкость речи другого. Кроме торговли, Омара интересовали юриспруденция, история, математика... Видимо, Моисей сильно истосковался по разговору на своем уровне. Он рассказывал о своих мечтах, о деде-фараоне, о Ваксахаре...
- Мысли твоего приемного деда о сверхличностях вполне применимы к торговле и изготовлению товаров, - комментирует Омар. - Странно, но он говорит о богатстве почти так же, как фараон о власти, не слишком ценя то, что бросается в глаза. И легкое пренебрежение, которое военный человек почти всегда испытывает к торговцу, тает, уступая место интересу.
- Покупая товар у меня, ты признаешь меня наилучшим, - говорит тем временем Омар. - Конечно, только на данный момент, но искренне, ибо платишь деньги! И власть, и богатство опираются на признание сверхличности. Но для фараона это его страна, а для купца - рынок! На нём нет начальника. Может быть, это то, что ты ищешь... Талант купца это - его чутье к рынку. Кому какой товар нужен, изготовить его у себя или купить, где и как продать. Талант, а не рождение дает человеку успех!
- Почему же купцы наказывают своих приказчиков и рабов? И заставляют их работать с рассвета и до заката?
- Потому что внутри своего дела, купец это тот же фараон, хотя распоряжается он не кровью людей, а их потом...
Ответ Омара искреннен. И вместе с тем, он каким-то образом оскорбляет давнюю мечту Моисея о будущем, когда места насилию не будет.
- Владение делом дает право наказывать?
- Ты думаешь, это приятно? - спрашивает Омар, и Моисей чувствует, что тоже задел собеседника.
- Вряд  ли.
- Тогда представь, что человек говорит мне: "Я буду делать всё, что прикажешь, а ты плати мне, чтобы я мог жить". - Почему такие идут ко мне?
- Думаю, что ты знаешь ответ лучше меня, - улыбка Моисея снимает наметившееся взаимное раздражение.
- Потому, что не могут сами стоять на рынке!
- И ты соглашаешься, чтобы спасти их от голода?
- Не только, – усмехается Омар. - Отдавая мне власть над собой, они делают меня сильнее одиночек. В этом полнота моей жизни. И ее печаль. Ибо они ещё и ненавидят меня... Ты разве не наказываешь своих солдат?
- Наказываю. Я думаю, что люди должны быть более равны в возможностях, чтобы быть счастливее в отношениях!
- Ты прав! Но тогда, что ты делаешь в армии?
- То-есть... Я служу.
- Ты теряешь своё время! До чего ты дослужишься, даже если не будешь убит в одной из стычек?
- Советуешь получить должность в администрации?
- Ты слишком честен - отзывается Омар. Тебе не дадут ходу...
Моисей давно чувствовал это, хотя и не допускал подобные мысли в сознание. - Почему бы тебе ни стать купцом, присоединившись, например, к нашему с отцом делу? Ты узнал службу. Теперь знакомься с миром!...
До этого все планы Моисея не выходили за пределы храма, дворца или армии. Предложение Омара разбивало эти ограничения. - Действуй сам, вместо того, чтобы лишь отвечать на действия других! Сам направляй свою жизнь! - радостно и тревожно кричало что-то внутри него. - Он одновременно знал, что примет предложение Омара, и не знал, как это сделать... - Чтобы стать купцом, нужно много денег - мелькало в сознании. - Заработанного в армии на это не хватит. А просить у Неферхепа значит просить у Аи... Но зачем служить? Снова и снова становиться свидетелем грабежа и насилия? А привыкнув, участвовать?
- Когда я умирал, закопанный в землю, - говорил тем временем Омар, - то поклялся отдать четверть своего имущества тому, кто освободит меня. И я рад, что это ты. Ты можешь взять свою долю золотом или товарами, либо присоединиться к нам с отцом как партнер, владеющий одной восьмой частью общего торгового дела. Ты - очень богатый человек теперь!
Получая все, что пожелает, Моисей привык быть безразличным к мысли о богатстве. Но теперь богатство было свободой — тем, что было у него далеко не всегда. Он выбрал партнерство, поняв, что коммерции, как и всякому делу, нужно учиться...
Ужасная весть настигла его уже на корабле, идущем вверх по Нилу, когда он возвращался, окончив двухгодичный срок военной службы: Ваксахар был убит эфиопскими наемниками, пришедшими конфисковать ценности храма. Отказался отдать золотые листы с записями той далекой цивилизации. - Может быть, именно они были потом переплавлены на слитки, которые я охранял на пути в Моав?... Властью принца он отменил все последующие остановки и приказал плыть прямо в Фивы.
- Кто был виновен в гибели Ваксахара? Эфиопские солдаты? Или Неферхеп тем, что начал свои пустые реформы и оказался так тупо самонадеян? Или виновен Бог? Почему Он создал людей такими? - Сначала Моисей испугался, что мог оскорбить так глубоко чтимого им Бога. Книга Иова не была еще написана, но предупреждение не лгать для того, чтобы выгородить Бога, было у него в сердце. А какими я сам создал бы людей?
Отблеском тех мыслей явилось предание, которое Моисей включил через полвека в Книгу: ...И остался Иаков один. - Иаков, внук Авраама был в то время уже мужем двух жен и двух наложниц, отцом многих детей и владельцем неисчислимых стад. И шел он тогда, чтобы встретиться со своим братом Исавом и испросить его прощение за то, что хитростью забрал его право первородства и благословение их отца.
В ночь перед встречей, когда Иаков перевёл своих через поток и остался один, боролся Некто с ним до появления зари и не мог победить! Тогда Боровшийся коснулся бедра Иакова и повредил сустав. И сказал: -  Отпусти Меня, ибо взошла заря.
- Не отпущу, пока не благословишь меня.
- Как имя твое? - Иаков назвался.
- Отныне имя тебе будет Израиль, ибо ты боролся с Богом и людей одолевать будешь... - И благословил его. На каких условиях боролся Всемогущий Бог с Иаковом, что не смог его одолеть? И что привлекло Его в безвестном пастухе? Настолько сильное желание быть с Богом, что не побоялся смерти? - Позже многие мудрецы оспаривали достоверность этого предания, утверждая, что Иаков боролся не с Богом, ибо человек не может увидеть Его лицом к лицу и уцелеть. Но Моисей не сомневался, что БОГ МОЖЕТ показать Себя человеку, если тот Ему интересен, и сохранить его!
Когда Моисей прибыл в Фивы, тело Ваксахара было уже эабальзамировано и похоронено в склепе, который старый Фараон когда-то подарил ему за советы, спасшие посольство Неферхепа на Крите. Моисей навестил жену Ваксахара, его детей, которые имели уже своих детей. Заказал красивые гирлянды цветов, наилучшего вина и еды, чтобы, поместив их у входа в склеп, почтить память своего наставника, и долго сидел на скамеечке перед входом, прощаясь с ним... Все было достойно. Но Ваксахара, живого, с простым добрым лицом и острыми проникающими глазами больше не было. Записи, которые он пытался спасти – тоже пропали. Смысл их остался теперь лишь в виде устных преданий, не защищенный более строчками от погрешностей  пересказа...
Странным образом, несмотря на разграбление храмов и даже на отбытие фараона, Фивы не утратили своего положения столицы. Лишь перестали быть административной столицей. Улицы были полны народа, торговля процветала, люди посещали храм Атона и... продолжали тайно поклоняться Амону. Многие из придворных, близких к прежнему фараону, в том числе его последняя жена Тия, не захотели переезжать в Ахетатон. Нанеся им визиты, Моисей отбыл в новую столицу.
Ахетатон ("Горизонт Атона") встретил его широтой прямых, как стрела, мощеных проспектов... Главный город самого могущественного государства мира! Никакой уличной жизни, как в Фивах: кричащих торговцев, нищих, веселых кабачков... Люди спешат по делам, важные чиновники едут в крытых носилках, детей почти не видно... Все это Моисей еле успевал замечать. Его золоченая, запряженная четверкой колесница летела по самой середине центрального проспекта. Спереди и сзади мчались колесницы охраны с обнаженными мечами: "Преклоняйтесь!"
Но вот проспект вливается в сад фараона, разделяя его надвое. Абрикосовые и яблоневые деревья  уже принялись и теперь стоят в цвету. Справа - священное озеро с лотосами. А дальше - окруженная колоннадой площадь со множеством дворов и алтарей - храм Атона. Входная арка не замкнута наверху, чтобы не осталось ни одного уголка, куда солнце не могло бы заглянуть.... За главным алтарем - невиданной высоты стелла, увенчаная  золотой короной. Чтобы когда утром солнце встает из-за гор, корона была первой, что увидят его лучи. А когда солнце заходит на западе, лучи будут покидать ее последней...
- Я понимаю, как тебе тяжело потерять любимого наставника - были первые слова Неферхепа, когда они обнялись. - Мне тоже. Он спас нас всех там на Крите... Может быть, я развязал силы, которые тяжело сдержать. Мы работаем над этим. И я люблю тебя. Всех людей. Но дело Атона выше... Все люди в Египте поклоняются теперь только ему, и моя  вера завоевывает мир!
Какой-то страх и лихорадочную уверенность, как бы маскирующую неуверенность, уловил вдруг Моисей в его глазах...  И эту странную беглость речи, словно он торопился проговорить то, в чем сам не был твердо убежден. Два года войны со своим же народом не прошли бесследно. Глубже прорезались морщины, и седина заметно засеребрила голову.
- Вчера я получил письмо от моего друга царя Моава. Мы знакомы еще по моему походу в Сирию. Он благодарит за золото, которые я послал ему, и обещает начать храм Атона в ближайшее же время.
- То самое золото, - с горечью подумал Моисей. -  Будет ли в Моаве положен хотя бы один камень на другой во имя Атона?
- И я смогу сократить свои гарнизоны там... Кстати, понравился ли тебе храм? - Моисей согласно кивнул.
- А сад? И что ты скажешь об этом виде из окна? - Неферхеп обрисовал его большим пальцем. - Сад, пальмы и река. Просто... И зелёные поля на том берегу? И небо!
           - Я следил за твоими успехами, - сказал он, когда Моисей, напомнив об обещанной возможности выбрать свою дальнейшую карьеру, попросил разрешения отправиться в путешествие в качестве купца. - Ты славно воевал и заслужил это право, хотя, конечно, такие планы не доставляют мне радости. Но может быть,  это Атон ведет тебя? - Он помолчал несколько мгновений, успокаивая набежавшие слезы, и продолжал уже окрепшим голосом: я говорил с Ваксахаром незадолго до его гибели. В его идеях нет места Атону. Поэтому им нет места в Египте! 
Страшная догадка вдруг осенила Моисея: почему смерть Ваксахара наступила вскоре после того разговора?...
- Я дам тебе золота вдвое против того, что дает твой купец, чтобы вы сравнялись в богатстве, - говорил тем временем Неферхеп (хотя это золото Моисей никогда не получил). - Сверх того, я дарую тебе право беспошлинной торговли в Египте на пять лет. Еще ты получишь письма к государям стран, через которые будешь проезжать, чтобы они не думали, будто принимают тебя против моей воли. А если захочешь, будешь писать мне о своих встречах с ними... Удачи тебе! - И он как-то странно улыбнулся...
             Ты вырос, мой лягушонок, - встретила его Нефертити. - Побритый. И ресницы такие длинные. А тогда ты был совсем крошечный. И весь мокрый. Почему дети всегда уходят куда-то, когда вырастают? Не уходят только, если жизнь у них не получается... - она вздохнула. - Все было так хорошо. И мы с Неферхепом мечтали, какой чудесной станет земля, когда люди откажутся от войн... Я очень верила, что Атон своей любовью сделает всех счастливыми. Я и сейчас верю. - Она заплакала.
- Конечно, те люди в Фивах были неправы. Но как страшно их давили колесницами! Их крик. И чем больше Неферхеп стремился сохранить каждую жизнь, тем больше текло крови. Я думала, что он умрет от отчаяния. И мы бежали, а он поклялся, что никогда не возратится в Фивы...
           - Слезы текли по ее щекам, но это не делало Нифертити менее прекрасной... А когда он обнял ее, чтобы утешить, голова его вдруг странно закружилась, и вся фигура ее, и всё, что под платьем, показалось ему не только прелестным, но и желанным... И она всё могла понять. По тому, как ее плечи подались внутрь кольца его рук, он понял, что это желание взаимным...
- Не делай этого! - кричал в нем какой-то еще не до конца опьяневший голос. - Это безумие! - Он вздрогнул, отодвигаясь. Она тоже... И своим женским чутьем поняла, что самое лучшее - сделать вид, будто ничего не произошло.
- Ты знаешь, Неферхеп гениален... - Она перестала плакать. Попудрилась... И стала обеими приподнятыми руками поправлять прическу. - Когда ты снова вернешься в Египет, я, наверное, уже состарюсь, и красота моя забудется - говорила она, но глаза ее против воли сияли.
- Нет. Твоя красота никогда не забудется! - По какому-то беззвучному резонансу внутри себя, он понял, что так и будет... Она рассмеялась. - Ты знаешь, я ненавижу, когда мне говорят, что я красива, но от тебя это слышать приятно. Давай будем друзьями, а ты возвращайся поскорей.
Никого из старых приятелей, с кем Моисей хотел бы увидеться, в городе не было. Была Хана. Но с чем мог он прийти к ней после того разговора? С двумя годами службы в должности, которая лишь на две ступеньки выше, чем простой солдат? К ней, дочери второго визиря!
На следующий день, встав по армейской привычке еще до зари, он решил подняться на одну из ближних гор, профиль которой уже начинал вырисовываться на ещё тёмносером небе, и посмотреть на город сверху. По гулко отдающему шаги проспекту они с Узиром прошли мимо еще спящего дворца, служебных построек, конюшен, колесничного двора. Дальше проспект переходил в обычную дорогу, а та - в узкую тропинку между скал, круто поднимающуюся вверх. Оба начинают разогреваться от ходьбы, и в теплеющий воздух вплетается аромат увлажненной росою травы. Небо заметно голубеет, и звезды, кроме Венеры, одна за другой исчезает.... Еще немного, исчезает и Венера, и горячие золотые лучи  льются из-за горной гряды.
На вершине скалы, которая круто обрывается в Нил, - невысокая стелла. На камне выбита надпись. Вслед за посвящением города Атону следуют слова: Да стоит на севере от Ахетатона этот пограничный камень. Не переступлю его во веки веков... - Дальше шел перечень всех шестнадцати пограничных камней вокруг города, запрещающих фараону выход за его пределы. Заключительные слова: "Это моя истинная клятва, которую я хотел принести”...
Что это? Укротитель всей страны поставил между ней и собой барьер и сам оказался в клетке? - Рука, поднятая на Мудреца - плохой знак для Правителя!
Моисей отвернулся от стеллы. Город, возникший по странному повороту воли его приемного отца, переливался в окаймлении гор подобно гигантской жемчужине в волосах богини.





КУПЕЦ
Павилион Компании в Мемфисе, окруженный фруктовыми деревьями, казалось, струился прохладой. Светлый мраморный пол приёмного зала был устлан на вавилонсвий манер огромным ковром.
Омар сидел на кожаной подушке и читал папирусный свиток. Стоящий сзади раб обмахивал его опахалом из страусовых перьев. Увидев Моисея, Омар встал, и они обнялись. Слуги омыли ступни и ладони Моисея розовой водой и осушили их льняными полотенцами, после чего Омар подвёл его ко второй подушке рядом со своей. Перед ними поставили блюда с медовыми лепёшками, халвой, фисташками и виноградом. Вошли второй раб с опахалом и писец, который тут же составил документ, вводящий Моисея во владение одной восьмой частью Компании. Они приложили свои печати, и документ был отправлен в царский архив Мемфиса...
           - Вот это - подарок! - восхитился Омар, прочтя грамоту о беспошлинной торговле. - А теперь разреши показать тебе хотя бы часть твоего имущества! - Миновав двух рослых сторожей, они прошли во внутренний двор. Полный египтянин - управляющий сопровождал их. Склады - три огромных кирпичных сарая, были набиты товарами со всего света. Медь и олово, папирус, ткани разных цветов и отделок, цветочные масла, драгоценные камни, пряности, оружие... - Мы имеем еще два таких же склада: в Вавилоне и в Уре. Остальное - в грузах караванов или в заказах ремесленникам, - говорил Омар своим мягким голосом...
На своём столе в рабочей комнате Моисей обнаружил свитки, составленные учетчиком товаров. Предстояло изучить их и подготовить предложения о последующих торговых операциях...
- Ты прав, караванный путь через пустыню стал опасен, - сказал через два дня Омар и, подмигнув, потер свою шею. - Лучше сосредоточиться на морских перевозках в Вавилон. Тем более, что твой приемный отец продаёт часть своего флота на Красном море.  Думаю, что недорого... - Новость, скорее сплетню, о продаже кораблей Моисей услышал лишь накануне своего отъезда. - Откуда ты знаешь?
Омар пожал плечами и продолжал: - Теперь надо ехать в Суэц и выбрать корабли для покупки. Нагрузим их льняными тканями, папирусом, зерном и критской посудой. В Уре и в Вавилоне папирус ценят. Он удобнее для письма, чем глиняные таблички, хотя и не очень  долговечен в их климате... Но раньше, в Нубийском Пунте мы продадим все, что возможно, и возьмем стальное оружие, слоновую кость и медь. Это уже заказано. И направимся дальше в Убар, что на южном берегу Аравии. Оттуда - в Индию. А затем с индийскими пряностями, тигровыми шкурами и черным деревом поднимемся вверх к Вавилону. Там ты сможешь поставить свой дом. И... подумать о дальнейших планах. - Омар сделал вид, что не заметил, как покраснел его собеседник 
          Отдав управляющему распоряжение готовить груз для каравана в Суэц, они отбыли вперед, чтобы осмотреть корабли. Знакомые места... Там, дальше на север - казармы его бывшего отряда. Сахме уже командует тысячью... Прав ли я, покидая свою страну в тяжелое для неё время?
- Не печалься, мой друг, - подъехав ближе, Омар коснулся его руки. -  Твой путь только начинается.
Моисей грустно усмехнулся — начало... Хоремхеб уже не так близок, Нама и Хана потеряны. Теперь не стало Ваксахара...
          - К сожалению, я не имел чести знать твоего Наставника, - снова заговорил Омар, - но думаю, что он был прав. Не отвлекайся. Иди, как слон! 
           На седьмой день впереди показалась бурая щетина тростника, окружавшего соленые озера Суэцкого перешейка. Красное море обозначилось на горизонте еще через день. Раньше Моисей видел море только когда они плыли на Крит. Соскочив с верблюда, он долго смотрел на выкатывавшиеся перед ним голубовато-зеленые волны. Запах водорослей, неожиданно горько-соленый вкус воды и плотная сила ее ударов. Зелёная прохладная глубина, если открыть под водой глаза. Сияющее синее небо... И крабики, жившие среди мокрых камней, не боясь, хватали из рук кусочки сушеного мяса.
       Флот фараона продавал шесть кораблей из восемнадцати. Четыре из них были почти новые, хорошей критской постройки, заложенные еще при жизни деда и законченные лишь два года назад. Основные части корпуса, обшивка и мачты были из кедра. Части - плотно подогнаны друг к другу и скреплены дубовыми шпильками и медными гвоздями. Днища - недавно просмолены.
Они выбрали два двухмачтовика, предназначенные для плавания в открытом море, с парусным оснащением, позволявшим, маневрируя, двигаться даже против ветра.
Тщательный осмотр, переговоры о ценах... Но вот, покупка завершена, товары погружены, необходимые запасы взяты на борт. Отдаются швартовые канаты. Ветер все сильнее посвистывает в парусах, и пирс незаметно уходит назад.
         Погода, ровная в это время года, благоприятствовала их плаванию. Капитан, плотно сложеный, флегматичный египтянин, учил Моисея навигации и управлению парусами. А Омар учил его торговле. В Нубийском Пунте, в сделках, которые они совершали, Моисей придерживался второй роли...
И снова море! Очень теплое и розоватое от еле видимых водорослей. Ровный северный ветер, островки на горизонте. На ночь моряки забрасывали с корабля сеть, и она приносила по утрам разноцветных диковинных рыб... Летающие рыбы выскакивали из воды, спасаясь от дельфинов. Помогая плавниками и хвостом, они неслись со странным стрекотом над поверхностью, стукаясь иногда о борт корабля. Опершись о перила, Моисей смотрел в воду... - Как я мог вообразить, что этот мир только кажется? Вот же он!
             Неожиданно огромная плоская, в два человеческих роста шириной рыбина с шумом выскочила из воды совсем близко от корабля. Моисей вздрогнул. Пролетев немного по воздуху, рыба мягко вошла обратно в воду. Тотчас невдалеке выпрыгнула другая, третья... Что-то похожее на рога придавало им угрожающий вид.
            - Плавники! Чтобы подгонять добычу ко рту - бросил на бегу матрос с острогой в руках. Одна из мант плыла вдоль корабля, почти на поверхности, медленно шевеля плавниками. - Вкусные. Бери острогу и цель в голову! Две остроги ударили почти одновременно. Манта рванулась, резко потянув вниз. Ослабла на глубине, снова вышла на поверхность. Еще два удара... Подведя снизу веревки, ее с трудом вытащили на палубу.
Пируя в этот вечер, матросы рассказывали о том, что видели сами или слышали от других. О лесах, где живут гигантские, выше людей обезьяны, и об огромных волнах, при совершенно ясном небе. Об огнях, полыхающих на верхушках мачт, но не сжигающих их. О гигантских морских змеях и огромных, как целый корабль, кашалотах. Они охотятся в глубине на таких же огромных спрутов. А по утрам поют, и их слышно даже из-за горизонта... 
      На двадцатый день после выхода из Пунта в дымке над горизонтом прорезалась серая линия другого, западного берега. Они приближались к проливу, соединявшему Красное море с Индийским океаном. Узкий настолько, что в ясную погоду можно видеть оба берега: Африканский и Аравийский, разделенный островом Перим на два неравных рукава, он носил название которое на всех языках имело один и тот же смысл: Пролив Слез... Летом, когда штормовые ветры гонят волны Индийского океана во все более сужающееся пространство между берегами, волны вспухают и вырастают до гигантских размеров. Но теперь, осенью океан был спокоен, хотя встречное течение требовало от них огромных усилий. Лишь, пройдя Перим, они почувствовали, что течение уже не тащит их обратно. Разогнув спину и подняв весло, Моисей без мыслей смотрел на свои ладони. Они были стерты до крови, несмотря на рукавицы.
Африканский берег медленно уходил в туман, слева скользил южный берег Аравии... Выжженные солцем холмы, поросшие кое-где полынью и тимьяном, спадали скалистыми обрывами в море.  Шатры. Нечастые стада овец, верблюды. В распадках между скалами сверкали песчаные отмели. Каркас разбитого бурей корабля, вынесенные волнами крупные, с овечью тушу, комья асфальта... Фыркая, со странным писком, вокруг корабля играли дельфины, поглядывая на людей умными глазками.
        Они подходили к Убару, центру торговых путей, связывавших Африку, Месопотамию и Индию. Берега неширокого залива, составляющие естественную гавань, укреплены камнем. Высокий волнолом дополнительно защищает стоящие на якоре суда. Башни по обоим берегам залива, на которых по ночам зажигают костры...
           Досмотр таможенников, уплата податей, еще какое-то серебро, незаметно перешедшее в руки начальника... Многоязыкая шумная толпа заполняет всю огромную площадь базара. Склады, мастерские. Блеют овцы. Крики погонщиков, запах навоза... Рядом продается сбруя, шьется по заказу обувь и одежда. Чуть в стороне - лавки с тканями, развалы фруктов. Снуют торговцы печеной рыбой, плоскими хлебами, шербетом, орехами в меду. В особом ряду сидят писцы с горками размятой глины и водой, готовые тут же раскатать пластинку и записать тростниковой спицей контракт между купцами... Воздух сух, и жара почти не чувствуется.  За базаром — храмы, дворец губернатора. А дальше - жилые дома с внутренними двориками и плоскими крышами... Вдали голубеют горы.      
Странное давление сбоку заставляет Моисея взглянуть на привязанный к поясу кошель с серебром. Он наполовину отрезан, и чья-то рука пытается побыстрее закончить свою работу, хотя нож уже уперся в медную цепочку, скрытую под кожей ремня. Двумя руками он хватает эту руку, выворачивает, чтобы нож выпал и, вытянув ее владельца перед собой, с силой толкает его на появившегося неизвестно откуда второго, более рослого и с ножом. В следующее мгновение Моисей сам выхватывает кинжал. Но еще чуть раньше между ними вырастает Узир, тоже с кинжалом. Те бегут. Дальше Моисей и Узир идут, зорко осматриваясь по сторонам: в базарной толпе нет гарантии от удара ножом в бок или в спину.
- Я думаю, что нам следовало сначала сначала принести жертвы в храме Ану, а лишь потом отправляться на базар! - говорит Омар. Он верит, что мир это - хаос, где лишь боги решают, чему действительно быть...
       Храм верховного месопотамского бога Ану высился на скалистом холме-зиггурате, обрубленном в виде трех гигантских ступеней-пролётов, облицованных по бокам глазурованным голубым кирпичом. И казалось, что пальмы, посаженные вдоль этих ступеней, парят в воздухе...
      Назвав себя и проследив, чтобы нанятые погонщики сдали смотрителю их приношение: десять белых и столько же черных овец они направились к храму в сопровождении своих телохранителей. Праздничная служба по поводу рождения нового месяца уже началась. Протиснувшись сквозь толпу, они сообщили главному смотрителю, что имеют письмо Фараона Египта к Первому жрецу, дали три мины серебра на нужды храма и были пропущены внутрь.
Ану, - верховный бог! - торжественно провозглашает Первый жрец. - Он сгустил хаос в космическую гору, из которой его жена Праматерь-земля родила Энлила, бога бури и ветров! - Полутьма. Жрецы в белых одеждах с кадильницами в руках подхватывают: Энлил... Плотнеет дым курений. Женские голоса поют: второй сын Ану, Энки, бог воды и властитель мудрости дал богам семена и плуги, чтобы пахать землю. - Первый жрец понижает голос, как бы сообщая придворный секрет. - Но боги не захотели трудиться на земле, и тогда Праматерь вылепила из глины людей...- Почти то же говорят и египетские предания, - думает Моисей... Плавно вступая, общий хор славит великого Ану и просит помочь людям в их трудной жизни:
                О боже, как сияет счастьем день,
                Слегка колеблются под солнцем мира дали.
                Но для меня он - мрак и тень,
                Глаза мои опущены в печали.
                Услышь мой плач и подними мое лицо,
                И преврати мои страданья в радость...
                Раскрой мне рук твоих кольцо.
    Дай сердцу смелость,
    Жизни — сладость!

          Нежные голоса жриц... Вот та, с правой стороны - какая хорошенькая! - Сходство со знакомыми с детства звуками и запах курений успокаивают. Но что-то и протестует: когда и где я принесу жертву своему Богу? И что Ему угодно? - Лишь много позже он понял, что преданность и искания — самое ценное, что человек может предложить Богу.
        На следующий день он и Омар были приглашены в качестве гостей к Первому жрецу. Хозяин принял их в своих покоях, пристроенных к задней стене храма. В льняном хитоне, без митры и золотого ожерелья на шее, он выглядел совсем по-домашнему. Просмотрел письмо фараона. Радушно улыбнулся, сам полил им на руки душистой воды и усадил на подушки, разложенные на толстейшем мягком ковре. Спросил, приятным ли был их путь...
            Двигаясь почти бесшумно, слуги стали вносить искустно приготовленные кушания: запеченый на углях барашек с травами и чесноком, соусы к нему, плов, жареные куры с рисом... Затем последовали медовые пироги, фрукты, халва. Легкие белые вина и красные, чуть терпкие, сдобренные медом и миррой...
          - Это очень мудро со стороны фараона прислать сюда торговое посольство во главе со своим сыном! – замечает Первый жрец -        В достаточно осторожно написанном письме фараона Моисей был действительно назван его сыном. Но указания, что он является главой какого-либо посольства, там не было. — Или жрец решил слегка польстить, чтобы развязать языки?
        - Благополучие Убара зависит от торговли, - продолжает Первый жрец. - Купцы любой страны должны получать любезный прием. Но... усиление Ассирии нарушает равновесие!
            - Мир наполнен враждой, - вздыхает Моисей, стараясь не дать беседе превратиться в переговоры. Омар чуть отодвигается на назад... - Если наши предания схожи – продолжает Моисей - то ни следует ли отсюда, что все народы - братья?
- Возможно. Слыхали ли вы предание о достославном Гильгамеше и о всемирном потопе? - Первому жрецу нравятся эти молодые люди... - Для чего они здесь на самом деле? - И слегка раскачивясь, он начинает свой рассказ.
      Много тысяч лет назад царем всей земли был сын богов великий Гильгамеш. Мудрый и благородный, он побеждал не силой, а справедливостью...
Небольшой катышек хлеба ударяет Моисея в щеку. За задвигающейся боковой занавесью - черные сияющие глаза на персикового цвета лице, почти сросшиеся брови и что-то удивительно милое в улыбке - жрица, которую он заметил в храме!
       - Но в походе на север ближайший друг Гильгамеша гибнет. Охваченный горем, он идёт по свету, чтобы найти секрет бессмертия и вернуть жизнь другу, - продолжается рассказ.   
Праведник Зюзунда пытается помочь. - Когда я был молод, - говорит он, - с момента сотворения людей прошло всего двести сорок одна тысяча лет. Люди жили очень счастливо... Но однажды, разгневавшись, боги решили уничтожить мир. Не согласился с этим лишь Энки. Он помог мне построить огромный корабль. Я погрузил на него свою семью, семена растений и по паре от всех животных и птиц. Затем началась буря, и море затопило всё. Когла вода стала спадать, я выпустил сначала голубя, потом ласточку, но лишь выпущенный вслед за ними ворон нашел землю. И сам Энлил даровал мне тростник бессмертия. Так я стал праотцом всех людей...
По объяснениям Зюзунды, Гильгамеш находит тот тростник, но злые духи похищают его, и Гильгамеш остаётся бессмертным лишь в людской памяти.
Много позже Моисей использовал этот сюжет в своей Книге: Бог отсеивает живущих беззаконно. И взамен них создает новые народы и цивилизации... Увлеченный своими мыслями, он пропускает окончание рассказа.
- Буду  ли я прав, полагая, что Ану не одобряет войн? - исправляет неловкость Омар.
        - Конечно, если учесть, что большая часть доходов его храма поступает от торговли, - улыбается Первый жрец. - Вы, египтяне, - он поворачивается теперь к Моисею, - можете думать, что пустыни по обеим сторонам Нила всегда будут защищать вас. Но всё на свете временно... 
      - Если так, то считают ли шумеры, что Индия - их первоначальная родина?  - Моисей снова отклоняет ход разговора.
         - В наших преданиях сказано лишь, что мы прибыли с юга. Но ещё раньше мы жили на красной планете. Там были воздвигнуты пирамиды и сфинкс, как у вас в Египте.  Поэтому я думаю, что и ваши предки тоже прибыли оттуда (в мощные телескопы, на Марсе действительно видны очертания пирамиды и сфинкса)... Но возвращаясь к предыдушему, - закругляет разговор Первый жрец - мы готовы принять военные корабли Фараона в качестве гостей. И обсудить возможность постройки здесь храма вашему богу Атону!
        Потекли будни. Оставшись жить в корабельных каютах, что было и дешевле, и безопаснее, они сняли для ведения дел помещение в караван-сарае. Торговля шла бойко, и купцы-владельцы лавок толпились у них с рассвета и до заката. Вавилоняне, чисто выбритые, в тюбетейках и полосатых халатах, индусы - в украшенных драгоценностями чалмах, эфиопы с золотыми серьгами в ушах и даже люди с желтой кожей из дальних восточных земель... Втягиваясь в роль партнера, Моисей уже сам вел многие переговоры, а за советом к Омару обращался лишь при заключении особо крупных сделок. Омар был прав, в купеческом деле было все: азарт охотника, знание мудреца, хитрость политика, боль потерь и радость побед, испытываемые солдатом... и ещё - свобода от личного подчинения кому бы то ни было!
Но о чем бы Моисей ни думал, та красавица-жрица не выходила из головы. Неодолимая сила влекла его к прогулкам в окрестностях храма или по базару. И когда он окончательно понимал, что сегодня на базаре не встретит ее, что-то внутри утверждало: нужно еще раз осмотреть храм...
           Они встретились случайно... Что-то вдруг  замерло в сердце за мгновение до того, как он осознал, что это она. И странно ослабело все тело. Мааха, как ее звали, была с подругой. Обе – в одинаковых белых платьях. Бретели, идущие сзади, образовывали глубокий вырез спереди. Юбки от колен и ниже были составлены из свободно висящих полос, оставляя стройные ножки для вполне удобного обозрения. Черные волосы свернуты сзади шиньоном. Тонкая золотая цепочка на шее у одной, жемчужное ожерелье - у другой... Узир немедленно понял, что от него требовалось, и занялся подругой - судя по всему, та не испытывала от этого неудовольствия.
       Мааха выглядела утомленной и чем-то расстроенной. Она улыбнулась в ответ на его сбивчивые объяснения: Я тоже хотела встретить тебя - зазвенели серебряные колокольчики ее голоса... - Но теперь это, может быть, поздно.
            - Почему? - Странно. Сведения об их предстоящем отплытии никак не могли дойти до нее... И, кроме того, ради нее он отложил бы любые дела на любое время!
           - Хотя ты египтянин и можешь не знать...
           - Что именно?
         - Ну... почему после зимы наступает весна, а потом приходит летняя жара. 
          - Мне кажется, что я знаю... но как это относится к нашим планам - он заметил, как при слове "наши" радостно дрогнула ее улыбка. Присев перед ней, Моисей быстро нарисовал на песке Солнце с лучами и маленький кружочек - Землю, вращающуюся вокруг него... По тому, как она слушала, следя за движением его губ, он понял, что она сосредоточена не только на небесных вращениях. Погладил ее кулачок, показывая, как наступает день...
             Не отнимая руки, она возразила: наши жрецы учат иначе.
             - А как?
             - Тебе интересно? - Моисей кивнул.
           - Давно, еще до Потопа одним из царей мира был Таммуз... - Она пересказывала ему текст гимна, который он уже слышал в храме! Ее расширившиеся бездонные глаза смотрели в его глаза, рука лежала в его руке... Сердце медленно ударяло в груди, отдаваясь в висках.
         - С их любовью все расцвело на земле и настала весна... Ты понимаешь? - Она нагнулась чуть вперёд. Он взял ее вторую руку и стал целовать ладони. Они пахли какими-то цветами, и сладко кружилась голова.... Неужели это его женщина?
- Но к чему эта история? - спросил он.
          - К тому, что я назначена быть Иннаной, женой Таммуза! - с отчаянием воскликнула Мааха. - И в последний день праздника нас вместе с ребенком, который начнет расти во мне, принесут в жертву!
     Что-то толкнуло в сердце: значит, рассказы о каких-то таинственных «служениях» в подвалах храма —  правда! - Но он лишь спросил: А если подумать о побеге?
          - Я думала! Но это - слишком большое оскорбление святыни. Боги наведут беды на страну. И меня найдут всюду! Кроме того, это счастье - отдать свою жизнь на благо многих... - Она заплакала.
        - Создатель, в Которого я верю, запретил человеческие жертвы! -  и Моисей рассказал ей о предании своего народа. Испытывая Авраама, Бог велел ему принести в жертву любимого сына Исаака. Авраам повиновался, и лишь в последний момент Бог заменил юношу ягнёнком.
- Твой Бог прав! - Мааха схватила его за руку. - Я никогда не хотела этого! А когда я тебя увидела...
         - Ты говоришь, что жертва не должна иметь пороков... - Она поняла его еще до того, как он договорил. - Слушай, это замечательно! Я будто случайно уроню кувшин с кипятком себе на ноги. Конечно, обварюсь и не смогу ходить. Такая не годится даже в свиту Иннаны. И я уеду в Ур к братьям! А потом все заживет...
           - Через день я буду ждать тебя с караваном на Ур и Вавилон!
- Это сразу заметят. Ты лучше уезжай, чтобы никто тебя не связал со мной. Теперь я одна справлюсь. - Она думала о нем!- Прощай. Мы и так проговорили слишком долго. Я люблю тебя... В Уре, лавка братьев Самсу!
         Через день караван с их товарами отправился в Вавилон. Его возглавлял Авия, слуга Омара. На обратном пути, в Уре он должен был встретить Мааху и привезти ее в Лотал индийский, куда направлялись Омар и Моисей... А еще через три дня их корабли отплывали в Индию. С ними был еще один корабль, принадлежавший Нарьялу, индийскому купцу и давнему знакомому Омара.
      Солнце в белесоватом небе, неспокойный расплавленный блеск и шум волн - даже в тихую погоду. Матросы перекликаются, поправляя паруса, поскрипывают мачты...  Первые два дня за ними следовали альбатросы. Затем отстали. На третий день появились косатки. Похожие на дельфинов, но огромные, черно-белой раскраски, с высоко стоящими треугольными спинными плавниками, они окружили косяк сельди и теперь пожирали добычу. Выдох, вдох, удар хвостом, и широчайшая черная спина уходит в прозрачную пучину...
            Днем Омар и Моисей обычно собирались на корабле Нарьяла, и плывший вместе с ним брахмин Шримад учил их санскриту, языку индийских священных преданий. Небольшого роста, с черными волосами, голубыми глазами и тонким с горбинкой носом, он сидел перед ними на ковре, скрестив ноги, и походил на какого-то божка.
            - Сколько языков есть на свете? - спрашивает он их обоих.
           - Я знаю шесть и понимаю... еще девять. Но всего их около пятидесяти? - спросил Омар.
            - Думаю, что даже больше Но есть один, отголоски которого встречаются почти во всех языках. Санскрит. На нем сложены гимны нашим богам, Веда. - Теперь Моисей слушал ведические гимны: верховному богу Пуруше и всеведающему Варуне. Небо – его одежда, гроза — его дыхание. Глаз Варуны  (он же и Бог солнца) давал свет людям. Громовержец Индра ездил на белом слоне и бросал во врагов молнии... 
         К полудню двадцатого дня волны начали постепенно расти. Солнце по-прежнему сияло в безоблачном небе, но ветер усилился, и крупная зыбь белела барашками до самого горизонта. Нужно было торопиться на свой корабль.
- Матросы в страхе, - встретил его капитан. - Надо принести жертвы и молиться!
- Амону или Атону?
- Не пойму! Большинство верят в Амона. Но могут узнать...
- Точно узнают, - усмехнулся Моисей. Взглянул вокруг. Лица были тревожны. Каждый боялся, что молитва не тому богу навлечет гибель. Небо, тем временем, все более мрачнело. Волны, ставшие теперь серыми, продолжали расти. Молния расколола надвое небо, и оно почти сразу оглушительно треснуло над самой головой. Ветер крепчал, смешиваясь теперь с дождем и порывисто свистя в снастях, и Моисей ясно почувствовал, что если сомнения, кому молиться, затянутся, матросы сольются в единую охваченную паникой толпу, и тогда он сам  и капитан, и Узир будут брошены за борт. Каждый матрос будет верить, что это жертва именно его богу... Вскочив на приступок, Моисей стал рядом с капитаном.
- Пусть каждый молится своему богу, не называя вслух его имени! - выкрикнул он тем высоким с нарочитой хрипотцой голосом, которым отдавал команды в армии - он никогда не заикался при этом. По светлеющим лицам Моисей видел, что говорит правильно.
- Даю каждому по четверти мины серебра, для жертвы его богу! По окончании шторма, всей команде - бочка вина! - Крики радости, сменившие угрюмое молчание, показывали, что теперь шансы остаться живыми возросли. Коротким жестом передав внимание команды капитану, Моисей спрыгнул с приступка.
            - Молиться! - раскатилась команда. Матросы молились, стоя на коленях. Узир с кожаной сумкой на поясе раздавал им серебро... Войдя в свою каюту, Моисей встал на колени. Он молился лишь своему Господу: Спаси!... И если будет на то Твое высокое расположение, помоги бежать Маахе!
- Лишнее убрать с палубы! - загремело по окончании молитвы... - Опустить паруса! - Чтобы ветром не поломало мачт, - догадался Моисей. - Все на весла! Волны, теперь уже гигантские водяные холмы, с грозным рокотом набегали на их казавшиеся скорлупками корабли, вздымали их высоко к небу и тяжело бросали в бездны. Молнии сверкали почти беспрерывно. Ветер срывал закручивающиеся вершины волн, бросая их вниз и заливая гребцов потоками грохочущей воды. Чтобы не быть мгновенно опрокинутыми, нужно было, забыв о курсе, грести вдоль бега волн.
            Бинг-Бам- Бинг-Бам – отстукивал ритм кормчий. Напрягаясь изо всех сил, Моисей и Узир вместе со всеми опускали свои весла в воду, вытягивали их на себя, поднимали из воды и снова опускали в такт ударам...
            Перед рассветом повару удалось сварить что-то горячее, и они, не вставая со скамей, поочереди ели. Силы медленно таяли, но шторм не стихал, и прерваться было нельзя: первая же волна  завертит, как щепку остановившийся корабль, и опрокинет. Чтобы дать гребцам хоть какой-то отдых, капитан приказал, чтобы четные ряды подняли весла. Сидя в нечетном ряду, Моисей продолжал грести, превозмогая усталость, и ему казалось, что так было всю его жизнь: грохот, потоки холодной горько-соленой воды и боль деревянеющих мышц. Затем пришла очередь отдыхать нечетным рядам, и он забылся тревожным сном...
              Нет, не те давние люди, а он, Моисей должен был бежать с какой-то странной лиловой земли. Поросшие мхом скалы, синее небо... На корабле с ним почему-то Хана, а на берегу стоят его приемные родители, Аи и Хоремхеб. Хоремхеб манит его: останься! Но оставаться нельзя потому, что Аи целится в него из лука... Хана заслоняет его, падает. И вот уже другая, не похожая на Мааху протягивает к нему руки... - и его будят, чтобы снова грести.
        Шторм начал стихать лишь через день. Ветер утих, небо понемногу прояснилось, выглянуло красное закатное солнце, и лишь затихающая зыбь еще продолжала свой бег, незаметно относя их всё дальше на юг. Другие два корабля чернели точками на горизонте, и все, кроме сменяющихся дежурных, крепко спали... На другой день утром выставили полные паруса, еще два дня все приходили в себя, чинили поломки и шумно пировали вокруг поставленной Моисеем бочки вина. Постепенно всё возвращалось на свои места, и Моисей снова слушал рассказы Шримада, теперь уже только на санскрите.
         - Раньше жизнь была лучше, - говорил тот своим гортаным голосом. - Каждый жил в пределах своей варны...
От жрецов Моисей уже не раз слышал, что раньше был золотой век, потом серебряный, а теперь уже кончается бронзовый и подступает страшный железный век... И не был с этим согласен: мир создан, чтобы становиться лучше. - Что такое "варна"? - спросил он после недолгого молчания.
- Изначально - цвет. Но теперь это еще и сословие (португальское слово "каста" стало употребляться много позже). Мы, арии – победители. У нас светлая кожа. Наши варны: брахманы (священники), кшастрии (воины) и вайшии (купцы и землевладельцы). А дазы - побежденные. У них кожа темная, и их варна - шудры, то-есть слуги или рабы.
              А какого цвета кожа у моего Бога? - подумал Моисей. И сам же ответил: Он — Дух, и для Него важна душа человека! Оба молчали в раздумьи... На кораблях уже начали приспускать паруса, а серебряный серп молодого месяца становился все ярче. Одна за другой зажигались звезды, погас последний луч заходящего светила, окрасившись на мгновение чем-то пронзительно зеленым, и на океан упала ночь. Слышнее стал шелест разрезаемой воды. Где-то, за чуть еще синеющим горизонтом раздалась могучая песнь кита, зовущего подругу. И ее ответ...
      Утром следующего дня Моисей, как обычно, сидел, скрестив ноги, напротив Шримада, и тот продолжал свой рассказ.
           - Взамен разрушенных городов, теперь строятся новые. А кругом уже иные боги. Пуруша забыт, вместо него поклоняются дазовскому Параматме. Слушай, вот его Песнь Сотворения:

Ничто.
Ни свет, ни тьма.
Ни царство воздуха, ни небеса над ним.
Ни  бытие. И не обратное ему.
Ничто...
Лишь хаоса бездонные глубины, как воды...
Из вод тех странных
Все, что возникло, Воля сотворила.
Но чья Она? Того не знают боги, появившись позже.
А может быть, и Тот, Кто сотворил, не знает...

Моисей не находил слов, пораженный космическим охватом Песни и... не был согласен: Бог знает, что творит Свой новый живой мир!
              Альбатрос! - раздается пронзительный крик. Высоко в небе, раскинув белые крылья, парит птица... Еще две... Потом у горизонта появляются высокие кучевые облака, и наконец, уже к вечеру вдали начинают голубеть очертания берега. Матросы кричат, скачут по палубе, обливают друг друга забортной водой. Моисей и Омар скакали вместе со всеми... На третий день, плывя вдоль берега, они достигли Матмы, второго после Лотала портового города на западном побережьи Индии. Позже он получил название Бомбей.
Подгоняемые легчайшим утренним бризом, корабли бесшумно резали лазурную воду залива. Справа высилась поросшая лесом округленная вершина горы с разинутой пастью пещеры-храма. Налево - Малабарский холм, усеянный каменными домами знати и выше них - величественный дворец раджи. Дальше налево - храм бога Шивы и его жены восьмирукой Кали. А за ними - холмистые джунгли и скалистые вершины горного хребта Гхат...
Обычно раздражающие, запахи южного порта восхищают того, кто ступает на сушу после долгого плавания. Кричат торговцы мелким товаром, зазывалы караван-сараев, нищие... Женщины несут воду, держа кувшины на голове. Улыбаются, кося в сторону прибывших. Черные волосы стянуты узлом, поясница и грудь открыты. Тут же бродят коровы - серой масти, горбатые. Снуют макаки... Захваченные суетой, Моисей и Омар платят таможенные налоги, ищут где снять место для конторы, отбирают, что везти в дом, арендованный Нарьялом... Они уже знают, что штормом их отнесло много южнее Лотала. Хотя с деловой точки зрения они скорее выиграли. В Матме, расположенной дальше от рынков сбыта, цены на египетские товары и на земляную смолу были выше, а специи, черное дерево и тигровые шкуры здесь можно было купить  почти за половину их цены в Лотале... Между всеми делами, во дворец раджи был послан нарочный с извещением, что сын Фараона Египта, путешествующий для развлечения и торговли, посчитает за честь навестить раджу в удобное для него время. Ответ был положительным, и через день Моисей и Омар, эскортируемые придворными, поднимались по широкой гранитной лестнице.
        По роскоши, дворец раджи не уступал даже дворцу его деда- фараона. Шесть каменных слонов, стоя на задних ногах, поддерживали хоботами портик, и колышащиеся на ветру кроны кокосовых пальм в сотню локтей высотой лишь чуть возвышались над крышей. Стены являли сплошную вязь барельефных изображений богов, батальных сцен, слонов, обезьян, мужских и женских фигур. Полированные поверхности тел контрастировали с шероховатостью одежды, которой, правда, было немного, и тщательно выделанными деталями ювелирных украшений.
Пройдя мимо двух гигантов-стражников, застывших с обнаженными мечами, Омар на шаг позади Моисея, они ступили на розовый с прожилками мраморный пол тронного зала. По бокам - два узких, глубиной в локоть бассейна, в которых струилась вода. Лепной с золочеными фигурами потолок покоился на белых мраморных колоннах. Стены отделаны белым и темно-красным деревом. Придворные - в разноцветных одеждах и чалмах, усыпанных драгоценными камнями...
Раджа был в белой свободной тунике. На чалме сверкал огромный голубой воды алмаз. Лишь ненамного старше Моисея, раджа сидел на троне из слоновой кости рядом со своей женой. Розовое сари укутывало почти всю ее фигуру, оставляя открытым лишь милое простое лицо с чёрными сияющими глазами.
С детства присутствуя на приемах, Моисей был хорошо знаком с правилами придворного этикета. Они с раджой были людьми одного круга. Поэтому, остановившись за несколько шагов перед троном, он лишь почтительно наклонил голову - сначала в сторону раджи, затем в сторону его супруги. Омар поклонился в пояс. После того, как было объявлено полное имя и титул Моисея, он поцеловал папирусный свиток - письмо Фараона и передал его радже.
- Мы, единовластный повелитель Матмы, Чандарави Виаса, - улыбнувшись, начал свою речь раджа, - вместе с нашей супругой рады получить письмо от нашего брата, повелителя Египта. Здесь, на нашей земле мы приветствуем его сына, прекрасного Неферптаха-Ра Мозеса. Затем, встав с трона, Виаса протянул для объятия руки. Странным образом, между Моисеем и Виасой сразу установилась общая приязнь, будто они знали друг друга уже много лет.
- Нравится у нас?
- Мне всё тут нравится, - улыбнулся Моисей.
- Остаёшься обедать, - как об уже решенном сказал раджа и, приказав Главному визирю продолжать прием, снова повернулся к Моисею. - Пойдем, мы покажем тебе дворец.
Но не изящество и роскошь, отличавшие все дворцы, в которых бывал Моисей, поразили его, а сад. Шипящая вода теплых источников, бежала здесь по узким каналам, окаймленным стелящимися цветами. По ветвям двух огромных баньянов скакали, вереща, обезьяны... Вдруг глубокий холодящий все внутри рык заставил Моисея схватиться за рукоятку кинжала. - Это тигр! - расхохоталась Джарнали, жена раджи. - У нас тут два самца и самка.
- Джарнали была с нами на охоте, когда их поймали. Ещё тигрятами - объяснил Виаса.
         Могучие полосатые звери притихли. Мурлыкая, тигрица стала тереться мордой о бронзовую решетку. Сунув руку между прутьями, Виаса почесал ее за ухом и, приняв из рук служителя серебряный поднос с едой - боком барана, продвинул его под решетку. Затем получили свои порции самцы.
           - Он кормит их сам, чтобы звери знали, кто их хозяин - объяснила Джарнали. - Затем разговор перешел на путешествие Моисея, на жизнь и обычаи в их странах... Моисей рассказывал о пирамидах и дворцах, о разливах Нила, некоторые смешные придворные истории. Виаса и Джарнали говорили о приморских городах, о джунглях, покрывающих предгорья Гхата, и о великих реках Инде и Ганге с их плодороднейшими долинами. - А дальше на север - горы, наверное, самые высокие в мире, - добавила Джарнали.
         Конечно, и санскрит гостя, и акад (язык, считавшийся тогда международным) хозяев нуждались в улучшении. Смеясь, они поправляли друг друга... Но чего бы ни касался разговор людей, имеющих общие интересы, он рано или поздно приходит к ним.
           - Что заставило ариев перейти через горы и вторгнуться сюда? - Спрашивает Моисей.
      Этот же вопрос с детства интересовал и Виасу. Он собирал древние предания и перекладывал их на стихи. Уже к старости, завершив этот огромный труд, Виаса стал известен своей стране, а потом и всему миру под именем Шрила Виасадева (Божественный Виаса), а его тексты стали основой главных эпических поэм Индии: Рамаяны, Мхатабхараты и Бхагавадгиты..
- Арии это - не один, а группа народов с разными укладами жизни — говорит Виаса. - Многие приносили в жертву богам первородных детей. И жены живыми следовали за умершими мужьями на костер. Когда Рама стал во главе людей, он сложил свои первые гимны... Думают, что он был воплощением Вишну на земле. Но как ты, египтянин, пришел к своему вопросу?
В ответ, Моисей рассказывает о погибших цивилизациях, о карте мира, изображавшей Землю в виде шара, о далеких неведомых континентах... И добавляет: Судя по тексту гимнов, Рама должен был знать об этом. Почему же у него не Единый Бог, а множество?...                - Они сидели перед красивейшим садом, не замечая ни того, что едят, ни блестяще одетых придворных, ни факиров, усыпляющих змей, ни даже прекраснейших танцовщиц... 
          Уловив мгновение перерыва в беседе, Джарнали велела подавать десерт. Повара ее были, действительно, мастерами своего дела. Медовые, тающие во рту печенья; напоенные сладким соком пирожные: с фруктовыми начинками и сливочным кремом, и воздушные - с орехами. Разнообразнейшие фрукты, которыми так богаты тропики, и среди них ананасы и золотистые манго - их Моисей раньше не видел. Верный воспитанной в нем с детства привычке к сдержанности в еде, он лишь пробовал от всего этого кулинарного богатства... Но восхитил его темно-янтарный напиток из листьев горного кустарника - чай. Ароматный, с нежным, чуть терпким вкусом, он освежал и помогал концентрировать мысль.
- У дазов есть свой герой, Кришна - рассказывал Виаса. - Он привел их в Индию. Ты представляешь? За пятнадцать веков до Рамы! Кришна это – Верховная  личность Параматмы! 
- Ты пишешь об этом?
- Да. Кришна бесконечно красив, богат, мудр и одновременно отрешен от  земной суеты. Он обитает вне проявленного мира, на своей планете Голоке. Но когда нужно уничтожить зло, он рождается на Земле... Если человек повторяет святые имена:

Харе Кришна, Харе Кришна, Кришна Кришна, Харе Харе.
Харе Рама, Харе Рама, Рама Рама, Харе Харе...
тело его замолкает, ум останавливается, и он видит бога! И может даже беседовать с ним...
- Но почему для общения с Богом требуется останавливать свой ум? - думает Моисей. - Наоборот, нужно быть в наиболее ясном сознании! - Эту мысль, но очень вежливо и поэтому запутано он высказал Виасе.
Тот рассмеялся. - Ты прав. Я не знаю точно, Кто Он... И ты не знаешь, иначе не был бы так вежлив! В будущем ты, конечно, найдешь свой ответ... - Сумерки быстро сгущались. На террасе зажигали восковые свечи. - Я чувствую, что нам предстоит быть друзьями, - сказал, прощаясь, Виаса. - Через два дня мы едем охотиться на тигров.  Поедешь?
С утра их охотничья кавалькада - царствующая пара на белых лошадях, остальные на буланых и вороных - выезжала из ворот дворца. - Мы охотимся без загонщиков, - объяснил Виаса - чтобы схватка со зверем была честной. - Как и во время дворцового приема, оба, Виаса и Джарнали были одеты скромно, хотя сбруя лошадей сверкала золотом и самоцветами, а копыта были обиты жемчугом. Подобно египтянкам, участвовавшим в охотах, Джарнали и сопровождающие ее дамы были одеты в шаровары и льняные рубашки. На ногах - мягкие без каблуков сапожки цветного сафьяна. С кинжалами у пояса и луками за спиной они выглядели довольно внушительно. Мужчины имели еще и копья, бронзовые наконечники которых блестели на солнце. Так же были вооружены Моисей и  Узир, хотя наконечники их копий были стальные, а к седлу каждого был приторочен уложенный в мешок набор кожаной брони.
Сразу за городом дорога нырнула под арку, образованную воздушными корнями огромного баньяна, и их кавалькада оказалась в лесу... Гигантские фикусовые деревья чередуются с пальмовыми и манговыми рощами. Охотники пересекают вброд ручьи с неширокими песчаными отмелями. Рыбы лениво шевелятся в воде. Местами дорога выходит на поляны, поросшие слоновьей травой, которая с головой скрывает всадника. Щебет птиц перекрывает переступ копыт. В ожидании сезона дождей, всё вокруг  цветет густо-розовыми и белыми цветами.
До охотничьей резиденции у подножья Парбула, округлой горы, сплошь поросшей лесом, они доехали на лошадях. однако, в охоте на тигра лошадь - плохой помощник. Прыгнув сзади или сбоку, тигр сбивает ее с ног и убивает охотника раньше, чем тот успевает понять, что происходит. Здесь для успеха нужен слон.
Собираться начали еще до рассвета. Для охоты было отряжено четыре слона: один для царствующей пары, другой для Моисея с Узиром и два - для придворных. Каждого слона, кроме вожака-махута, сопровождал еще и егерь. Вместо сёдел, необъятные спины слонов были покрыты попонами из лошадиных шкур с кожаными подушками и ременными петлями для рук и ног. Стараясь подсластить знакомство, Моисей предложил слону большой кусок медового пирога, прихваченный от завтрака. Слон взял.
Лес, куда они вступили, был окутан темным туманом, и с высоты земля была плохо различима. Но рассвет уже наступал. Небо светлело, и все вокруг наливалось оранжевым сиянием...
У озера охотники разделились. Тропа, по которой шел теперь их слон, углубилась в лес, а затем вышла к болотистому берегу другого озерца. Становилось жарко...
- Тигры любят такие тропы, - рассказывал егерь. - Мягче ходить... - Внезапно тишину разорвал пронзительный олений вскрик, и ему почти сразу ответил другой, похожий на удар барабана. - Тигр близко. Пятнистый олень испугался... А ответил ему самбар, болотный олень. Все боятся тигров. И предупреждают друг друга... Тропа, тем временем, вышла к высохшему руслу небольшого ручья, на намывах песка которого можно было прочесть следы недавних событий. Повинуясь знаку егеря, они спешились, и тот стал рассказывать. - Вчера вечером здесь прошел медведь. А ночью, после него были самбары и два дикообраза... - Разбирая следы, они двинулись было вверх по руслу, но внезапно егерь приложил палец к губам и махнул всем, чтобы немедленно возвращаться к слону. - Тигр и тигрица близко, - прошептал он.
Острый запах, оставляемый тиграми, когда они метят свою территорию, был совсем свеж. Прядая ушами, слон медленно двинулся вдоль следов, которые снова вышли на тропу. Затем следы свернули куда-то вбок.
- Ушли в чащу от жары, - с досадой сказал егерь. - Тигр очень умный. Он не рычит, когда охотится... Подкрадывается и сразу ломает хребет или перегрызает горло...
- Может быть, они вернулись лесом и теперь наблюдают за нами? - спросил Узир.
- Нет. - И егерь отсел на заднюю подушку... Но странное ощущение пристального взгляда из чащи возникло и уже не покидало Моисея. В тот момент, когда, повернувшись, он собрался сказать об этом, за спиной егеря раздался громкий скрежет когтей. Слон пошатнулся, и Моисей, распластавшись по его плечу, стал падать, скользя вдоль передней ноги. Могучий хобот на мгновение задержал падение, а затем ушёл куда-то вверх к егерю, тело которого странно изогнулось вправо, а когтистая лапа из-за его плеча нажимала на голову в противоположном направлении... Последнее, что Моисей увидел перед тем, как оказаться на земле, был Узир, замахивающийся копьем в сторону тигра.
Моисей вскочил на ноги и... схватился за рукоятку кинжала. Из придорожных кустов высовывалась голова тигрицы, готовой прыгнуть на слона сбоку, чтобы, вцепившись в голову, рвать его губы и глаза. Увидев Моисея, она изменила свои намерения и выскочида на тропу. Доставать лук из-за спины было поздно, их разделяло всего десять-двенадцать шагов...
- Сейчас она прыгнет, и надо отскочить вправо, - мелькнуло в сознании. - Как можно дальше, чтобы в прыжке не достала лапой... А потом самому прыгнуть и всадить кинжал ей в левый бок, где сердце. Если успею... Но земля была сухой, и он понял, что успеет. В мгновение до ее прыжка он, сам того не ожидая, яростно зарычал, подаваясь одновременно вперед и отводя в сторону руку с кинжалом для более верного удара.
Это озадачило тигрицу. Сам по себе этот человек - она видела людей раньше - не представлял опасности. Её смущал серо-блестящий зуб в его руке. Опасность исходила от него! И его бесстрашные глаза! Они смотрели в ее глаза и что-то говорили... О том, как серый зуб войдет в её тело и как ужасно оно будет обмякать. Прижав уши и оскалив пасть, она зашипела в ответ, уже не в силах отвести взгляд.
Моисей смотрел тигрице в глаза и видел, что эта могучая тигриная самка еще совсем молода, и что она хочет жить… На мгновение ему вспомнилась Хана. Ее страсть, ее резкость и ее нежность. Ему было жалко и ее, и тигрицу, и он любил их обеих в это мгновение, а тигрица постепенно успокаивалась, и ей казалось, что происходящее сейчас длится всю ее жизнь. Глаза его стали мягче. Она знала, что они любят ее... это было невыразимо приятно. Хотелось подползти к нему и лизать его ступни, но что-то из воловьей кожи на них мешало ей... И опять его глаза, говорившие теперь совсем непонятное. - Что? Еще мгновение, и она поняла! Коротко и хрипло мяукнув, она слегка откинулась на задние лапы и, перемахнув через кусты у тропы, скрылась в чаще...
Только теперь до Моисея стал доходить яростный крик Узира наверху и рык самца. Затем его охваченное хоботом тело с копьем в боку поднялось над головой слона, упало под тумбо-подобные ноги, и они разом опустились. Мокрый хруст ломающихся костей, свист воздуха, покидающего легкие, и победный трубный крик слона...
       Узир медленно нагнулся, взялся за ремни на сидениях, и, повиснув на мгновение, прыгнул на землю. Но когда они обнялись, он вскрикнул от боли: кожаная броня была сорвана с плеча и оно сочилось кровью... Впереди по тропе слышался треск ветвей под ногами невидимого еще за поворотом слона. Это Виаса и Джарнали спешили им на помощь.
            Никогда потом Моисей не охотился ради развлечения...  Позже, в Книге он добавил к народному преданию слова, которыми Израиль, лежа на смертном одре, упрекает своих сыновей Симона и Левия: "… по прихоти своей перерезали жилы тельца!"
         Охота еще больше сблизила их. По вечерам Моисей теперь часто приходил во дворец. Виаса декламировал ему свои стихи и учил новой игре, которая позже стала шахматами. Моисей рассказывал о своём деде-фараоне, о Ваксахаре, об их исканиях...
- Мой Наставник, Нарада Муни, - это был святой Нарада, прославленный позже в индийском эпосе, - говорил, что цель духовного поиска - осознание беспричинной преданности человека Богу.
- И причин этой беспричинности, - подумал Моисей и спросил: Твой Наставник жив?
- Да. Но очень стар и живет теперь вдали от людей в пещере за восточным склоном Гхата. Ты чем-то напоминаешь мне его. Когда ты станешь раджой в своей стране...
- А если не стану? - Они рассмеялись. - Значит, Тому, Кто выше нас, это не потребуется, - ответила за мужа Джарнали.
Разговор этот происходил уже в порту, куда Виаса и Джарнали приехали проводить Моисея, отплывавшего вместе с Омаром в Лотал. Там, строя самые трагические предположения, их ждал Авия, слуга Омара. С хорошими известиями, что караван с товарами благополучно пришел в Вавилон и что в семье Омара все живы и здоровы... И со смешанными известиями лично для Моисея. Радостная часть состояла в том, что Маахе удалось бежать в Ур к своим братьям, а неприятная - в том, что там она встретила молодого человека и вышла за него замуж. Моисею она передавала самые лучшие пожелания и бесконечную благодарность за свое спасение.
Это был удар.  Хотя... больше по самолюбию. Ибо первыми пришли злые и обиженные мысли вроде: "Как она могла отказаться от своих обещаний? Я ведь спас ее!" Потом он прислушался к этим мыслям как бы со стороны, и они показалиось ему смешными. Словно он пытался получить что-то, данное ей взаймы.
- Почему я не понял, что ей было нужно полюбить меня? И почему, разговаривая с Виасой и его женой, я представлял в этой компании не ее, а Хану? Хотя... я всё-таки спас её! 
Сезон дождей начался через две недели после их прибытия в Лотал. Небо заволокло серыми тучами, которые нес с океана сгибающий пальмы ветер, и косые струи теплой воды потекли безостановочно с неба. До конца дождливого сезона плыть дальше было нельзя... На сердце тоже было серо. В войлочной шляпе и набедренной повязке, босиком по примеру местных жителей, он часто бродил теперь по пустым, поливаемым дождем улицам. Омар почти всегда был с ним. Иногда они заглядывали в небольшой портовый кабачок. Хозяин, пожилой толстый индус, подавал теплые сухие полотенца, и они ели полыхающие перцем и имбирём блюда из бобов и овощей, сыр, рыбу, пили отвары из манго и яблок. И чем дольше это продолжалось, тем больше Моисею хотелось выпить вина и съесть кусок мяса...
Лотал был удивительным городом, почему-то схожим с Кнососом на Крите. Такие же мощеные кирпичом широкие улицы и такая же искусная система отвода воды... Могли ли эти города быть построены людьми той же цивилизации, и отсюда их сходство? 
        - Вверх по течению Инда есть еще несколько подобных городов. Но там теперь джунгли, - рассказывал хозяин кабачка... - Три тысячелетия спустя, англичане, строившие железную дорогу, натолкнулись близ реки Рави (приток Инда) на развалины покинутого города, Развалины другого города были обнаружены на холме Мохенжо-даро посреди высохшего русла Инда. Третьим таким городом был Лотал...
Через несколько недель дожди пошли на убыль. Солнце выглядывало все чаще. Время отплытия наступало. 
       Корабли поднимались по широкому протоку, образованному слиянием рек Тигра и Евфрата. Позади остался город и порт Маган (позже — Карачи). Там они закупили медь, добываемую выше по Инду. Хормуз, остров в проливе, отделяющем Оманский залив от Персидского, встретил их иссушающим восточным ветром. Там они с выгодой продали медь и купили охру. Красная, желтая и ржаво-бурая, она широко применялась для фресковых картин. На острове Бахрейн взяли жемчуг... Но еще через месяц, в Забаламе, который лежал на восточном берегу, они поняли, что двух кораблей им стало мало. Они купили два речных плоскодонных корабля. Перегрузив на них слоновую кость, драгоценные камни, тигровые шкуры и жемчуг, решили плыть на них в Вавилон. А два морские корабля с черным деревом, пряностями и охрой направили в Египет, поставив во главе Авию...
         На главной площади Забалама Моисей остановился перед черной базальтовой стеллой, воздвигнутой царем Хамурапи два века назад. На её лицевой грани – барельеф: царь склонившийся перед сидящим на троне богом солнца Шамашем, принимает каменную плиту с выбитым на ней сводом законов - в общем, подобных египетским. Новым в своде был принцип, что человек считается невиновным, пока ни доказана его вина. В дальнейшем этот принцип стал основой справедливости всякого судебного процесса. 
Второй принцип был - равенство перед судом пострадавшего и виновного. Первый желает, чтобы наказание было наибольшим, а второй - чтобы наименьшим. Отсюда судебное требование: если преступление было намереным, то "Око за око" и "Жизнь за жизнь"! Вне суда его применять нельзя. Впрочем, теперь его не всегда применяют и в суде...
- А каковы законы, избавляющие людей от преступлений? - подумал Моисей. Позже Бог назвал их: Свои Заповеди.
И вот, Евфрат! Река, лишь ненамного уже, чем Нил, испещренная цветными парусами кораблей, барок, рыбацких лодок. Темная речная вода рябит, выглаживаясь на быстринах. Вдали сверкают оросительные каналы. На склонах холмов пасется скот. Люди работают на полях, в садах, в финиковых рощах... Нетерпение Омара передается Моисею.  Позади остаются Эрех, где правил когда-то достославный Гильгамеш, города Шуруппак, Борсиппа... И вот, впереди, в голубой дымке проступает Вавилон!
Предупрежденные нарочным, в порту их встречают жена и дети Омара, его родители, родственники, соседи и друзья, которых было невероятное множество. Но внимания хватало и Моисею. Еще бы! Принц, спасший их Омара от неминуемой смерти. И теперь они оба прибыли сюда, да ещё и многократно приумножив свой капитал!
На пиру у родителей, Омар с женой сидели по левую руку от отца, между ним и матерью. А Моисей - по правую. И обоих заставляли без конца рассказывать, как именно был спасён Омар, об их приключениях и о странах, которые они посетили. Времени отдать должное угощению у них тоже хватало. Нежнейшая рыба, пироги всех видов, только что снятые с вертелов куры, шашлыки... Светло-соломенное легкое вино, другое - красное со вкусом черного винограда и корицы, и золотое густо-янтарное, соединяющее ароматы меда, розы и лимона... И все девушки за столом смотрели на Моисея и слушали каждое его слово.
Рано проснувшись следующим утром, он спустился в сад. Деревья стояли негусто, усыпанные розово-оранжевыми персиками, и тинистый запах близкой реки смешивался с теплом нагревающейся травы и дымом уже разжигаемых кое-где печей. Он ополоснулся в купальне и, не беспокоя никого, пошел на прогулку в город.
В ранний час народа на улицах почти не было, и чистота еще не пыльного воздуха позволяла видеть город во всей его красе. Огромная арка ворот Иннаны, отделанная синей и золоченной керамикой с фигурами драконов. Вдали - величественный храм-зиггурат Мардука, покровителя Вавилона, а за ним - царский дворец... Постепенно улицы наполнялись людьми, и эхо шагов уже не отдавалось так гулко.
Площадь главного базара располагалась ближе к реке, смыкаясь с портом. Караван-сараи, склады, желобы, чтобы поить скот, бесконечные лавки и фруктовые развалы. Чернобородые купцы раскладывали товары и зазывали уже показавшихся покупателей. Не спеша, Моисей шел по просыпающемуся базару. В одной руке у него была купленная здесь же пшеничная лепешка, смазанная медом, в другой - кувшинчик с молоком. Печаль ушла куда-то. Он шел и улыбался, и... видел жизни встречаемых им людей. Они понимали это и, пряча свое смущение, улыбались ему в ответ. И все в то утро удавалось. Камень, ударенный ногой, пролетал двадцать шагов и попадал в другой, стоило только пожелать!
- И эта красотка, слезающая с верблюда... Пусть она заговорит со мной, когда я подойду! - Против солнца были видны лишь очертания фигуры, да длинные распущенные по плечам волосы. На мгновение он зажмурил глаза, пытаясь сосредоточиться на том, что пожелал. Подумал, что счастлив... 
Моисей! - Отчаянно-радостный крик прорезал вдруг деловое гудение базара. Протягивая руки, навстречу бежала... Хана! Мгновение, и она повисла на нем, плача и смеясь, и целуя его, и тут же отстраняясь, чтобы лучше разглядеть. Она почти не изменилась с тех пор, и в то же время вся стала какой-то другой.
- Я была очень зла на тебя... Ты простишь? - спросила она с гримаской "послушной девочки", которую он раньше не замечал.
- Это ты меня прости. Я должен был тебе лучше объяснить. - Заикание, которое почти уже оставило его, вернулось, и он покраснел от неловкости.
- Ты мой милый. - Она гладила его по лицу своими тонкими прохладными пальцами.
- Как ты оказалась здесь? - еле выдавились слова.
- Не знаю. Может быть, потому, что я не могу без тебя... И быть с другими тоже не могу. Я сказала отцу, что умру, если не найду тебя, и он понял. Он знал от фараона, что ты жив  и что должен быть в Вавилоне..  Ты был прав тогда!
Любовь, которую Моисей думал, что почти подавил в себе, все сильнее стучала теперь в его сердце. Он снова надеялся и верил, и... боялся верить.
- Ты знаешь, я обещала твоему Богу, что стану тебе хорошей женой. А если не хочешь, я буду с тобой, сколько ты пожелаешь!
- Ты смешная, - заикание постепенно проходило, - я хочу жениться на тебе. И всегда хотел... - Он взял её за руки. Пойдем к кади, дадим ему денег, и он сегодня же внесёт нас в таблички!
Так началась их семейная жизнь. Полная радости, а поэтому проходящая быстро. Он продолжал свое партнерство с Омаром. Еще два раза побывал в Индии - вплоть до земель, где живут люди с желтой кожей. Поднялся вверх по Евфрату и прошел на восток до южного берега Каспийского моря. Побывал в Иберии и Египте и познал великое счастье взрослого сына: сидеть вместе со своей женой за столом у родителей...
Потом пошли дети. Дочка с самого рождения росла удивительной красавицей. Появилось двое сыновей-близнецов... Через пятнадцать лет Моисей был высоким, статным мужчиной. В черной бороде его уже чуть пробивалась седина. Один из старшин первого купеческого ряда, владелец восемнадцати кораблей, складов с товарами, стад крупного и мелкого скота...
Но потери рано или поздно приходят к каждому. Моисей сидел в своей конторе, скорбно склонившись над вестью от Аарона: мать их, всегда такая здоровая и оживленная, нагнулась над чем-то и вдруг упала замертво. Следом ушёл отец...
Затем прибыло другое письмо, переданное ему начальником египетского каравана. - Великий Фараон тяжело болен, - писал отец Ханы. - Приезжай, хотя ты можешь узнать тут еще много горестного...
Бросив дела, Моисей стал собираться в путь. Хана решила поехать вместе с ним. Сборы шли полным ходом, когда вдруг что-то словно кольнуло его в сердце и сразу за этим из сада донесся плач. Пробегая, Хана в спешке наступила ногой в плоской египетской сандалии на маленькую, золотисто-медную змейку. Укус их смертелен. Моисей бросился вниз, к Хане, но было поздно. Два темных пятнышка чуть выше пятки - след укуса и… смерть!
И вот он сидел в темноте на плоской крыше их дома. Один. Вернувшись с похорон, уложив плачущих детей, проводив соседей, пришедших с сочувствием, отослав слуг. Сознание не принимало того, что произошло. Вот сейчас раздадутся шаги на лестнице, Хана подойдет к нему и они вместе начнут обсуждать подступившие печали. Какие печали? Да, она умерла... ОНА умерла! Он не плакал с очень давних времен. Странные отрывистые звуки, издаваемые им теперь, не были похожи на тот гладкий детский плач, которым он плакал когда-то. Они раздирали все внутри, но от них все-таки становилось легче... На лестнице послышался скрип шагов. Он знал, что никакого скрипа нет, но поддерживал в себе эти воображаемые звуки, чтобы она все-таки могла подойти, положить ему руки на плечи и чтобы они стали, не спеша, говорить об их жизни...
- Я всегда была слишком красивой. - Ей нравилось, когда он говорил ей о ее красоте и, наверное, захотелось, чтобы он сказал об этом снова. - Всё в жизни кричит красавице, что она может царить, не думая. Но если она поверит этому, все идет прахом. И я благодарна твоему Богу... Иногда мне хотелось забыть тех, с кем я была и быть с тобой с самого начала. До тебя я никогда так не чувствовала себя женщиной. - Она заплакала.
- Я тоже только с тобой почувствовал себя по-настоящему мужчиной. Значит, мы были вместе с самого начала!
- Но теперь я ухожу... - её голос зазвучал заботливо и твердо. - Ты не плачь долго. Я не хочу этого. Если встретишь достойную женщину, женись на ней.
Он хотел погладить руку, лежавшую на его плече, но её там больше не было. Что Хана действительно имела в виду? Ни труп, ни дух умершего - уже не тот человек, который жил. Правда, остались дети. Но... они могут только порадовать. Утешить дети не могут, ибо главные их обязательства - перед теми, кого им предстоит родить.
Значит, жениться снова? По прошествии года - вполне приличный срок - в этот их с Ханой дом зачастят сваты. Новая жена будет из хорошей семьи, красивая, добрая, моложе его. Не будет в ней только Ханы... И радости тоже не будет. Это - та же смерть, только растянутая во времени, полном состязаний с сильными и хитрыми людьми в накоплении имущества...
- Но ведь именно этим я был занят последние пятнадцать лет! Значит, она победила меня в той борьбе, которая началась ещё в Египте! Хотя то, что у нас есть дети, говорит, что в чем-то она была и на моей стороне...
Скорее, чтобы отвлечься от горя, он стал вспоминать невольничьи рынки, где он покупал рабов - для прислуживания по дому, уходу за садом и работы на торговых складах. В те времена слово "раб", однако, не означало чего-либо особо оскорбительного. Раб мог стать приказчиком или даже управляющим... Но при желании хозяин мог избить, продать  или даже убить раба — ходя последнее считалось дурным тоном. Весь уклад жизни основывался на рабстве. А поскольку  будить у рабов мысли о равенстве людей перед Создателем опасно, там где есть рабство, обязано быть идолопоклонство... и наоборот!
Как разорвать этот круг? - вопрос возник неожиданно. Но чем больше Моисей вдумывался в него, тем труднее было ответить! Прежде всего, почему он сам использовал рабов? Хотя... тут оправдание  было. Умных и инициативных людей мало, это - особый талант. Поэтому дворцы, каналы, поля пшеницы, стада скота - весь образ жизни, когда человек уже не страдает каждый день от непогоды и не боится диких зверей - все создано по мысли и воле немногих, принуждая остальных, для пользы всех. Пока рабство выгодно, ни один правитель не может отменить его. Значит, рабство нужно сделать невыгодным!... Начинало светать. На лестнице снова послышался скрип шагов. Настоящий. Старый евнух, один из двух, привезших Хану в Вавилон, - он теперь управлял их домом - молча поставил перед Моисеем кувшинчик с заваренным чаем и чашку, поклонился и так же молча ушел. Моисей протянул руку, чтобы налить себе чаю, и только теперь ощутил, как все занемело в нем.
- Как сделать рабство невыгодным?... - Думая, он засыпал, и мысль работала уже в какой-то полугрезе. - Для начала необходим народ, живущий скотоводством, когда рабство невыгодно. Но и не чуждый земледелия, чтобы была основа для развития городов, со столицей, где собралось бы все лучшее, созданное в мире... Этот народ должен иметь начальный интерес к Духу, его Богу…
И чем подробнее Моисей рисовал себе народ для разрыва круга рабства-идолопоклонства, тем яснее узнавал свой народ – евреев! А местом, где скотоводство и земледелие сочетались бы наилучшим образом, был Ханаан, который Бог обещал им. Всё сходилось!... Проснулся он с уже готовым решением: оставив детей в  на Омара и Узира, отправиться в Египет, чтобы на месте проверить, насколько реально для него повести евреев на завоевание Ханаана.





ИНАКОМЫСЛЯЩИЙ
Раздуваемый ветром степной костер бросал неровные блики на лица Моисея и его старшего брата Аарона. После первых дней встречи и плача по умершей матери и по жене Моисея, они сидели вдвоем и, уже сжившись с перенесенным горем, разговаривали.
Hа объеденной жесткой траве спали овцы. В холодном ночном воздухе смешанный запах травы и овечьего стада был особенно отчетлив, и слабо различимые над костром несчетные звездные хороводы сияли от одного края неба до другого Где-то. далеко пролетел и рассыпался в искрах метеор... И может быть, с этого начиналась разница между братьями. Ибо Моисей знал, что метеор – это камень из невероятно протяженного безвоздушного пространства, тогда как Аарон был уверен, что это - звезда, падающая с небесного свода. И он был одним из старейшин их племени - левитов. То-есть его ответ на идею об Исходе евпеев из Египта будет ответом и большинства народа...
- Боюсь, что я не до конца согласен с тобой...  в голосе Аарона прозвучала отчужденность... - Зачем нам, маленькому народу, заботиться о судьбах мира? Хотя предания и говорят, что Господь обещал отдать нам Ханаан, они не говорят, когда и как это произойдёт. Ведь египтяне нас не отпустят, чтобы не оголить свою землю... А если мы восстанем, нас уничтожат!
- Я могу поговорить с фараоном, чтобы он нас отпустил, - тихо сказал Моисей. - Он мой приемный отец.
- Можешь... Но как ту землю взять? Ты был в Ханаане?
- Нет.
- А я был. Народ там рослый и всё время с кем-то воюет. А мы лишь делаем кирпичи, да строим для фараона! - Подняв брови, как это делал отец, Аарон посмотрел на брата.
- Тогда почему бы нам и Ханаан не захватить “для фараона”? С помощью египетской армии! Ведь мы - народ Египта...   
- И фараон уже согласен?
Утром следующего дня Моисей в сопровождении двух телохранителей выехал в Ахетатон, столицу Египта для встречи со своим приемным отцом, Эхнатоном I. - Хватит  ли у того сил,  чтобы  обсуждать дела? И какое еще горе имел в виду тесть?
О неблагополучии в семье своих приемных родителей Моисей знал давно. Преследуемый трудностями проведения своей реформы, так и не принятой народом, и опасаясь за ясность собственного разума, Неферхеп мучился еще одной, как он считал, бедой: Нефертити рожала только девочек! Каждая ее беременность создавала новые надежды, которые исправно проваливались на радость его противникам. Шесть дочерей! - Смешно! Любой раб может зачать своей жене сына, а великий фараон не может!
Кроме того, противники Неферхепа связывали рождение лишь девочек и с другой странностью. Еще молодым, руководя постройкой храма Атону в Фивах, он велел украсить его статуями, представлявшими Неферхепа в качестве сына этого божества. И чтобы подчеркнуть, что Атон - и отец, и мать всех, Неферхеп велел скульптору придать своей фигуре ещё и женские черты. Теперь эти статуи рассматривались как вещественное подтверждение слухов... Размолвки между супругами перестали быть редкостью. Нефертити плакала по ночам, а фараон обычно появлялся без жены, но в сопровождении Шменхары, мужа своей старшей дочери. Затем тот был назначен со-правителем... Странно, но у Шменхары вообще не было детей, и по стране ползли слухи об "особых" отношениях между Фараоном и его зятем.
Ещё на пол-дороге Моисей узнал, что фараон Эхнатон I умер. Решив, тем не менее, продолжить свой путь, чтобы в отдать последние почести приемному отцу и увидеться с Нефертити и сестрами, Моисей нанял на восточной стороне реки баркас до Мемфиса, чтобы сесть там на корабль, идущий в Ахетатон.
Нил был в полном разливе. Ласковое тепло утреннего солнца сплеталось с прохладой бурой теперь воды. Моисей лежал, закрыв глаза, на палубе. В набедренной повязке, сбрив уже бороду, он вдыхал знакомую неповторимую смесь ароматов реки и разогретого на солнце осмоленного дерева. И всё произошедшее вдруг представилась ему странным сном... Сейчас баркас пристанет к берегу, и он побежит в дворцовую школу,  увидит друзей, а после занятий они станут играть в кожаный набитый шерстью мяч...
Баркас приближался к берегу. Стали слышны звуки стройки: шарканье деревянных лопат, удары кувалд... Храм Амона, двадцать лет стоявший в запустении, теперь спешно ремонтировался. Здание было одето в кружево лесов и усыпано суетящимися людьми.
Неожиданно один из двух евреев-рабов, полу-бегом несших на носилках большой полированный камень, оступился и чудом удержался, ухватившись за столб, поддерживавший следующий ярус. Камень полетел вниз, ударился о другой и раскололся. К виновнику тут же подскочил египетский надсмотрщик с красной повязкой на голове и принялся полосовать его плеткой - свой камень ты бы не уронил, свинья!
Моисей сжал кулаки: никто не смеет бить человека, если тот сам не начал драку! Он встал во весь рост и, подбоченясь, закричал египтянину - он ведь и сам был египтянин!
- Я зять визиря фараона. И доложу, что ты не расчистил путь для подносчиков камней. Немедленно расчисти, чтобы ни один камень не пропал! И прекрати то, что делаешь!
Команда подействовала, а Моисей стал успокаиваться...
Мосе! - услышал он, едва ступив на пристань.  Навстречу, раскрывая руки для объятия, шел высокий генерал.
- Хоремхеб... Хор!
- Вот не ожидал! Ты в Ахетатон?
- Да.
- Я только что оттуда. Не торопись. Фараон уже похоронен, а придворные покидают город. Ожидают возврата к власти жрецов Амона. Кстати, твой тесть уже здесь. - Моисей знал: что бы ни происходило, его тесть был в "правильном русле". - Теперь фараону делают мумию, хотя я думаю, что он вряд ли доберется с ней до Западной земли...
 - Почему?
 - Только жрецы Амона делают хорошие мумии. Но они не участвуют. А зря! Это приятно - сделать мумию из своего врага! - Хоремхеб расхохотался, а Моисей мысленно поморщился.
- Как Нефертити? - Это он хотел узнать в первую очередь.
- Не знаю, - щадя друга, Хоремхеб умолчал о молве, приписывавшей Нефертити связь с Тутмосом, скульптором фараона... Остатки его мастерской были найдены через три тысячелетия среди полузасыпанных песком развалин Ахетатона, 310 км. южнее Каира. Молотки, лопаточки разных размеров, запасы глины... Гипсовый, слегка подкрашенный бюст Неферхепа, единственный, показывающий его реальным человеком. Головы женщин и мужчин... И Нефертити: незаконченные варианты в гипсе и дереве, и среди них ее головка, раскрашенный известняк - та, что теперь известна всему миру...
- Она была на похоронах, - продолжал Хоремхеб. - Говорят, что теперь её добивается Аи.
То, что Аи всегда был неравнодушен к Нефертити, не было новостью для Моисея. Как и то, что он никогда не имел успеха...
- Но как она могла написать царю хеттян: "Мой муж умер и нет никого в Египте, достойного моей руки. Пришли своего сына. Мне он станет мужем, а Египту – фараоном"... Моисей не знал, что ответить. Мир с хеттянами через брак одной из своих дочерей с сыном их царя был давней мыслью Неферхепа. Но теперь... возможность иметь хеттянина фараоном делала Нефертити символом прежних тягот — это была чудовищная ошибка!
- Ты уверен, что это правда?
- Нет. Но все говорят... Хотя я не представляю, кто мог узнать о ее письме... - И Моисей вдруг ощутил страх за судьбу своей приемной матери, ибо в Египте только один человек мог, не рискуя головой, читать частные письма царицы — Аи!
К Хоремхебу бесшумно подошел секретарь и остановился в двух шагах, ожидая возможности доложить что-то.
- Я приглашен на прием к твоему тестю сегодня вечером. Ты будешь? - Моисей кивнул, и они разъехались по своим делам...
Тесть выглядел вполне оправившимся от горя. Он и оба брата Ханы, пытались всячески угодить матери, которая продолжала носить траур, хотя дни плача давно кончились. Моисей обнял эту все еще привлекательную, но теперь полностью седую женщину, и она тихо заплакала. Потом так же тихо ушла к себе наверх. Прием, тем временем, шел, как и все подобные приемы. По уже полностью утвердившемуся обычаю, вина, закуски и вазы с фруктами были свободно расставлены на столах вдоль стен. Гости приходили и уходили: важные сановники, их жены и дочери, офицеры - приятели сыновей...
Со времени их с Ханой последнего приезда в Египет декольте стали ещё откровеннее, ткань платьев прозрачнее, но сами платья закрывали теперь ноги до щиколоток... Гости чинно разговаривали друг с другом. Хоремхеб, слегка навеселе, рассказывал что-то, и дамы  вокруг  громко смеялись. После представления Моисей, поднявшись с тестем в его кабинет, стал рассказывать о детях и о последних годах их с Ханой жизни... И боль снова вернулась к обоим.
- Что ты думаешь теперь делать? - спросил, наконец, тесть.
- Не знаю. Купеческие дела больше не привлекают.
- Женишься снова? Детям нужна семья... - Конечно, это была еще и разведка, но после Ханы, Моисею было трудно думать о других женщинах, и он отрицательно качнул  головой.
- Но если ни женитьба и ни торговля?
В ответ, Моисей заговорил об их с Аароном плане захвата Ханаана и переселения туда евреев, чтобы создать дружественное Египту государство.
- Если ты хочешь стать царем евреев, их никуда переселять не нужно. Такой указ может быть подписан немедленно. Только зачем? Никто не снимет с евреев податей. Но став царем, именно ты будешь выколачивать их. Для нас ты станешь евреем, а для них - египтянином. И обе стороны будут ненавидеть тебя.  Переселение в Ханаан ничего не изменит. Вошедший туда с помощью Египта будет от него зависеть и дальше. И так же платить. - Тесть задумался... - А жаль, что ты опоздал! - Почившему фараону эта мысль понравилась бы. Но теперь на его месте Шменхара. Он болен, и неизвестно, протянет ли больше года. Так что опять всем правит Аи...
- То-есть, жрецы Амона согласились забыть о его прошлом в обмен на послушание в будущем?
- Пожалуй...
- Тогда если ты прав относительно краткости предстоящих дней Шменхары, кто займет трон после него?
- Думаю, что Туту, сын Тии. Его полное имя Тутанхамон. Хороший мальчик... И опять всем будет править Аи!
- А почему бы ему самому ни стать фараоном?
- Для этого необходимо прямое родство с царским домом. А у Аи его нет! - Тесть замолчал и вдруг хлопнул себя ладонью по лбу. - Но родство есть у тебя! Ты  - сын фараона. И все остальное подходит: ученик второго жреца Амона и сам жрец. Служил в армии, отличился. Бежал, когда к власти пришел Атон. Теперь вернулся, чтобы помочь своей стране... Хочешь? И никакого Аи! Хоремхеб нас поддержит!
Предложение тестя ошеломляло. - Стать самым могущественным человеком в мире! – Но... зачем мне это? Я и так знаю, что такое власть, а впрягаться в фараонову лямку нужно честно. Иначе убьют... - Он еще не принял решения, но, помимо воли, какая-то часть его сознания уже примеряла двойную, красную с белым корону, которую он одел на мгновение в детстве. - Сделаю Аи ближайшим помощником. Он это умеет. Или лучше казнить? Войти в согласие с Амоном, жрецов Атона разогнать. Прекратить игру в мир с соседями. И забыть о своём Боге! Тогда приятно и гладко помчатся мои дни. Замелькают роскошнейшие в мире забавы, пиршества, женщины, пока в какой-то момент все это ни оборвется...
Или, воспользовавшись невероятно огромной властью, я все-таки смогу освободить мой народ? - Где-то в глубине сознания он знал, что ему не дадут это сделать, но не хотел себе признаться.
- Мне надо подумать. Все это так внезапно...
- Другого я от тебя и не ждал, - последовала натянутая улыбка. - Но помни, что промедление может привести на плаху;, вместо трона!
Когда они возвращались в общую залу, Моисей уже почти склонился к тому, чтобы принять предложение тестя. И теперь, наблюдая гостей, пытался представить, как он будет чувствовать себя фараоном... Мягкий свет восковых свечей, ароматы духов, вкусная еда на столах и размеренное гудение зала, полного гостей. - Мои подданные! Еще не знают, что я здесь. Ожидают царицу...
Неожиданное движение у входа обозначило появление новой партии гостей. Она стояла в центре, и то, что именно она была центром, было видно по тому, как спешили с ней поздороваться бывшие в зале и как уверенно и мило она отвечала. Хоремхеб, оставив своих дам, возвышался теперь рядом с ней, и она, милостливо улыбаясь, что-то ему выговаривала. Золотисто-загорелые плечи, огромные сияющие глаза, светлые, почти соломенного цвета волосы... Впечатление было, однако, не "красавица", а "царица"!
- Любовница Аи. Первая дама теперь, - прошептал тесть.
- Ты помнишь меня? - был её первый вопрос, когда Моисея представили. Никакого жеманства, как давно знакомому.
- Нет...
- Я не поверила бы, если услышала "да". Ты дрался с сыном Аи. Я видела... Так дерутся только из-за женщины... - её глаза смотрели в его глаза, и голос звучал очень "по-женски".
Моисей вспомнил ту давнюю, так дорого обошедшуюся ему драку. И узнал совсем маленькую тогда девочку, которая дергала его за руку, спрашивая: "Ты убил его?"
- Я потом долго завидовала той женщине. Как ее имя?
- Он улыбнулся.
- Ты прав. - И повернулась, чтобы ответить на какую-то остроту Хоремхеба...
Моисей понимал, что сейчас она не может уделить ему больше внимания без того, чтобы не вызвать пересудов. Но то, о чем и, главное, как она говорила, ясно показывало, что первый шаг она сделала. Стоя в стороне, Моисей продолжал любоваться ею. Если он станет фараоном, то вот его жена... Следующая мысль поразила его: это она вступает сейчас на престол, ибо никто не оставит царицей Нефертити - возможную жену хеттянина...
- Но если  я женюсь на ней, настоящим фараоном будет она! Не мои с Ханой дети, но рожденные ею - Сандрой станут наследниками престола. И все попытки облегчить участь моего народа будут отвергнуты!... - Не дожидаясь конца вечера, Моисей вернулся в гостевой дом компании. Теперь он знал: ему не следует добиваться короны Египта!
На следующее утро весь город был взбудоражен известием о смерти Нефертити. К вечеру того же дня пришло сообщение, что фараон Шменхара и первый визирь Аи покинули Фивы и находятся на пути в Мемфис, чтобы “укрепить законную власть и расследовать попытку заговора с целью убийства царской семьи”.
Изрядно перепуганный, тесть принял решение Моисея не участвовать в их с Хоремхебом заговоре как нечто разумеющееся и рассказал ему подробности, которые только что узнал из письма, доставленного царским курьером. Тела Нефертити и скульптора Тутмоса были найдены в его мастерской. Грабители, застигнутые охраной на месте, были перебиты, живых не осталось. За такую небрежность Аи приказал казнить и охранников...
- То-есть, все следы уничтожены, - сказал Моисей.
- И наших с тобой следов тоже не должно быть!
Планы, приведшие Моисея в Египет, рушились. Разумнее всего было вернуться в Вавилон. Но... слишком много времени он провел вне Египта, чтобы теперь сразу его покинуть. Он понемногу занимался делами компании, а вечера проводил у тестя. Один раз встретил там Хоремхеба.
- До чего же бывший фараон распустил народ, если грабители могут врываться в дома и убивать людей! - воскликнул тот при встрече, показывая, что верит официальному сообщению.
- Ты думаешь, что Аи к этому не причастен?
- Почему же? Ведь именно он отомстил грабителям... И я его всецело поддерживаю! - Напуганный предстоящим приездом Аи, Хоремхеб старался замести следы их с тестем заговора.
- Но, может быть, порядок установит кто-нибудь помоложе... Допустим ты, - заметил Моисей, чтобы поддразнить его.
Хоремхеб побледнел. - Я - военный. Я не устанавливаю порядки, а служу тем, кто их установил! - Моисей пожал плечами. - И больше не говори мне об этом, если не хочешь, чтобы я арестовал тебя!...
Кроме Хоремхеба, он почти каждый раз встречал у тестя Сандру. Взгляд ее светился лаской и радостью. Скорее всего, она видела то же и в глазах Моисея, хотя он старательно удерживал их разговор в пределах незначительных фраз.
Тихими предвечерними временами, перед тем, как отправиться к тестю, Моисей часто прогуливался вдоль пустынного берега, за храмом Амона. Теплое, но уже не жгущее солнце, прохладный ветер с реки... И босые ноги приятно отдыхали на сухом песке. - С чего же начать Исход евреев из Египта?
 Неожиданно он услышал громкую брань и жалобные крики. В распадке между дюнами, скрытом за тростником, египетский надсмотрщик бил раба-еврея.
- Как они сюда попали? - мелькнула мысль. Вторая мысль: Он брат мой! - Не бойся, я помогу тебе! - крикнул Моисей по-еврейски, бросаясь к избиваемому. Египтянин оглянулся, и... они узнали друг друга. Это был тот же надсмотрщик, что бил раба на постройке храма!
- Здравствуй, "зять визиря"! Ты что, тоже еврей? - с наигранной улыбкой произнес надсмотрщик. - Так я вас тут обоих прирежу! Ловким движением он выхватил свой остро блестящий бронзовый нож и стал по-кошачьи подбираться к Моисею... Конечно, он зря это сделал. Бронзовым ножом не одолеешь бывшего боевого офицера, даже безоружного.
А может быть, это было и не зря. Ибо впервые тогда человек поднялся на защиту другого, чтобы вывести из рабства целый народ, а за ним - всех людей мира! И ни один из участников этой сцены уже не волен был изменить ее ход...
Песок, взметенный левой ногой Моисея ударил надсмотрщику в лицо. Все еще продолжая свое ставшее слепым движение, тот схватился за глаза. Два быстрых шага навстречу, и кулак Моисея пошел к поворачивавшемуся в его сторону левому виску противника. За мгновение до того, как надсмотрщик увидел последний в своей жизни сноп искр, Моисей понял, что височная кость будет сломана и что этот удар - смертельный. Понял, но не стал удерживать руку.
- Мы все должны быть друг за друга! - еще не повернувшись назад, воскликнул Моисей. Но когда повернулся, то увидел, что спина убегающего раба мелькала уже где-то в шагах тридцати...
Тело египтянина с успокоившимся теперь, почти детским выражением лица лежало на песке, и Моисей пожалел, что не удержал руку. Помогая себе тем же бронзовым ножом, он выкопал в песке неглубокую ямку, зарыл труп, а ветер быстро занёс следы, произошедшего здесь.
 Что делать? - Хотя... во-первых, труп вряд ли найдут. А во-вторых, принц вполне может убить подданного за неповиновение. Тем более при самозащите... - Погруженный на обратном пути в эти мысли, Моисей не сразу заметил необычное оживление в городе. Люди спешили к пристани, что-то крича и размахивая цветными полотнищами. Флотилия во главе с кораблем, на котором плыли фараон Шменхара и Аи, прибывала в Мемфис.
 Моисей, однако, не пошел их встречать.. Не зажигая огня,  он молча сидел у себя в комнате... Забрезжило утро, наступал следующий день.
- Найден ли труп? - Неодолимая сила тянула его взглянуть на то место, где он похоронил египтянина. Знакомая площадь, храм Амона. Проходя, он увидел двух дерущихся евреев. Зрители вокруг, тоже евреи, подбадривали участников криками. Это возмутило Моисея даже больше, чем сама драка.
- Зачем ты бьешь ближнего своего? - крикнул Моисей тому, кто побеждал и поэтому показался ему неправым. Стоявшие вокруг  обернулись.
- А кто поставил тебя судьей над нами? - осклабился побеждавший. - Не хочешь ли ты убить меня, как того египтянина?
Все громко засмеялись, ожидая, что будет дальше. Этот вельможа делал зрелище еще более увлекательным, и они продолжали смеяться, показывая на него пальцами...
Страшна для человека враждебная ему толпа. Но вид толпы, которая смеется над ним, уничтожает! Единственная защита - рассмеяться вместе со всеми. Но Моисей не мог... Заикание перехватило горло. Бледный, со вдруг ослабевшими руками и ногами, он тихо побрел прочь. Вдогонку неслись веселые крики.
- Мой народ отвергает меня. Никого и никуда я повести не смогу! И что я скажу Аарону? - Как молния, сознание прорезала вдруг другая мысль: раб, избавленный им от побоев разболтал всем, не заботясь о своём избавителе! Если сегодня это известно евреям, то завтра станет известно египтянам, включая Аи... Если уже не стало! И тут не самозащита принца, а убийство египтянина евреем. За это – смерть.
Придя уже затемно домой, Моисей приказал готовить в дорогу трех лучших верблюдов: одного для воды и припасов, а двух для смены, чтобы не уставали в пути. Послал нанять большую лодку для переправы через Нил. Там его уже никто не догонит... Вошел в переднюю комнату. Свет лампады выхватил из темноты белую фигуру  в кресле.
- Сандра?
- Я давно жду тебя, Мосе, - она встала ему навстречу. - Аи получил согласие Шменхары на твой арест. Беги! Утром здесь будет Хоремхеб с солдатами.
- Хоремхеб согласился?
- Ты же знаешь, у него нет выбора.
Помня свой последний разговор с Хоремхебом, Моисей понимал, что выбор у того, конечно, есть. - Но если я погибну «при сопротивлении аресту», следов Хоремхеба в том заговоре против Аи не останется!... - А ты пришла предупредить?
В следующее мгновение они осознали, что обнимают друг друга. Не шевелясь, каждый боясь спугнуть другого, они стояли так, свыкаясь с неожиданной новой реальностью... Рассыпавшиеся по его рукам волосы ее были теплыми и пахли какой-то особенной свежестью. Голова кружилась, как в то давнее юношеское время, когда он в первый раз обнял Наму. Но он никого не вспоминал. С ним была только она, Сандра... Они прижимались все ближе и все нежнее и интимнее ласкали друг друга.
- Я мечтала о тебе с того момента, как увидела, - слышался срывающийся шопот. И страшная беда, случившаяся с ним, уходила куда-то и отпускала, словно он заново рождался теперь. Моисей никогда не думал, что после Ханы захочет быть с иной женщиной... И вот он был! И говорил какие-то слова и захлебывался, и плакал, как она, от счастья... Все это было бесконечно хорошо, если не считать, что завтрашний день он будет встречать уже без нее на пути к озерам Суэцкого перешейка. Слишком много сил она потратила, чтобы стать первой дамой Египта, и добровольно от этого не откажется... Хотя ради того, что бросило их в объятия друг друга, она рисковала теперь своей жизнью!
- Что ты будешь делать завтра?
Она не удивилась вопросу. - Вернусь к Аи. Он один из немногих настоящих мужчин в Египте. Жалко, что вы не терпите друг друга. - Моисей знал, что она искренна в этом своем мнении.
- А Хоремхеб?
- Ты не знаешь? Год назад он просил меня стать его женой. Влюблен. Бывает всюду, где появляюсь я. Но он слишком, - она замялась, подбирая слово, - слишком солдат. Хотя... когда я надоем Аи, то, скорее всего, приму его предложение... Не надо об этом. Общего пути у нас с тобой нет. Это хорошо, что мы расстаемся сейчас, не состарившись и не испытав разногласий. Такой ты меня запомнишь.
Конечно, это была лишь красивая ложь, прикрывавшая общую боль. Но зачем им, в самом деле, был нужен этот общий путь, на котором все будет отрывать их друг от друга, пока любовь не обернется ненавистью? И какую ценность могло иметь его серое завтра беглеца по сравнению с этой влюбленной в него царицей с ее снова посерьезневшим в страсти, почти яростным теперь лицом...
Где-то далеко у дворца прокричали вторую стражу.
- Тебе пора, - пришла в себя, Сандра. - Поезжай, а я еще побуду здесь. И оставь мне свою рубашку...
- Зачем?
- На ней твой запах. Я любила тебя дольше, чем Хана. Всю жизнь. И буду ждать тебя после жизни, на той земле запада... - Может быть, она была искренна и в этом.
Выйдя из дома, он распорядился о крытых носилках для Сандры и отправил курьера к партнерам, с просьбой взять опеку над детьми и с указаниями, как распорядиться богатством до их совершеннолетия. Ибо, помня свирепость, с которой Аи уничтожал своих противников, и упорство, с каким он преследовал их семьи, появляться в Вавилоне было нельзя. Нужно было исчезнуть!
В темноте верблюды быстро дошли до пристани, не разбудив даже уличных собак. На восточном берегу Нила он щедро расплатился с лодочником и отослал его в Сайсу с письмом к своему поверенному, чтобы свидетель его бегства не появился в Мемфисе раньше, чем через несколько недель.
Дальше за пристанью начиналась караванная дорога, абсолютно пустынная ночью. Небо на востоке светлело. Всходила луна, заливая все постепенно холодеющим светом. Камни на дороге отбрасывали длинные черные тени... Незадолго до рассвета он остановился, чтобы дать верблюдам отдохнуть, а с восходом солнца двинулся дальше. Переживания постепенно уходили, замещаясь стыдом... - Как мог я так низко пасть, что вызвал их смех? Рабов!
Утро второго дня застало его уже в восточной части пустыни Негев. - Зачем я убил того египтянина? Чтобы защитить своего? Поднять восстание? Но поручал ли мне Господь это? – возникла мысль... Меня осмеяли потому, что я был смешон, пытаясь забежать впереди Него. И ещё потому, что именно таким взращен мой народ: независимым и едким, как перец, для всякого, кто захочет править им! Значит, и досадую я напрасно...
- Но почему я теперь бегу? Догадка поразила его: Бог не был со мной все это время! - И кто-то внутри властно произнес: "Смиряй себя перед Господом!" Спешившись, Моисей расседлал и пустил пастись верблюдов, сел на ближайший камень и так просидел без еды и питья  до первой звезды следующего вечера, думая о том, как быть дальше, и прося Господа простить ему оплошности, которыми он по незнанию мог прогневать Его, молился за своих и приемных родителей, за детей, за брата и его семью... Наиболее торжественный еврейский праздник, Йом-Кипур соответствует тому дню! Но нужно ли современным людям поститься в этот день, перебивая мысль страданиями желудка?
К середине шестого дня Моисей вышел к оконечности Аккабского залива, где сейчас стоит израильский город Элат. Дальше простиралась земля Мадиамская. Воздух уже не был таким иссушающе горячим, трава росла гуще, и колодцы на пути перестали быть редкостью. Около одного из них он решил остановиться. Напоил и пустил пастись верблюдов, а сам сел у колодца. Шевелиться не хотелось...
С пригорка, где было селение, послышалось блеяние овец, которых гнали на водопой, и девичьи крики. Всеми верховодила старшая, лет семнадцати. С ней было еще шесть - все удивительно похожие, видимо, сестры. Что-то очень легкое и живое было в просвечивающей против солнца фигурке этой "старшей": в её танцующей походке, движениях рук и в том, как она, сразу увидев его, старательно делала вид, что не замечает. Узкое лицо, маленький курносый носик, тяжелые ярко-рыжие косы вокруг головы, острые серые глаза... Моисей почувствовал, что мысленно повторяет ее движения. Сестры, между тем, подошли к колодцу и, по-прежнему "не замечая" Моисея, начали черпать воду и наполнять корыта, чтобы поить овец.
Из-за поворота дороги показались пастухи с большим стадом овец вперемежку с козами, и, подойдя, стали отгонять девушек - молодые парни, и Моисей знал, что справится с ними, хотя для этого надо будет бить наверняка... Но день смирения не прошел зря. Поэтому он обратился к ним с добрыми словами, объясняя, почему мужчине лучше быть галантным с женщиной. Слова подействовали. Ребята придержали свое стадо, а Моисей позвал девушек и стал помогать им черпать воду и поить их овец. Наградой был взгляд "старшей" - имя ее было Сепфора - касание руки и шопот: «Подожди здесь, я приведу тебя к отцу!» 
Все семеро были дочерьми местного священника Иофора, но, в  отличие от фараона, их отец не считал себя несчастным из-за этого.
- Что вы так рано пришли сегодня?
- Какой-то египтянин защитил нас от пастухов и даже начерпал нам воды для овец, - одновременно заговорили все семеро. - Он хороший, и у него три верблюда, - добавила младшая.
- Где же он? Позовите, пусть ест с нами хлеб...
Моисей представился купцом из Египта. За едой говорил о своих путешествиях, и все слушали его, боясь пропустить слово. Но, оставшись с ним один на один, Иофор заметил: если ты отпустишь бороду, то сойдешь за природного жителя этих мест. Египтяне тут не появляются, и ты сможешь безопасно жить у нас сколько захочешь. Без денег. Хорошо только, если бы ты согласился помогать мне учить детей, да иногда пас овец.
Моисей подарил ему одного из своих верблюдов и... остался жить среди медиан. По совету Иофора, он, действительно, отпустил бороду, хотя детей учил редко, проводя большую часть времени со стадом. Две лохматые собаки - его помощники. Пустынная степь. Небо. Днем - палящее солнце, изредка - короткие грозовые дожди.. Вдали синеют горы... Там прохладнее, трава гуще, и Моисей часто уводил туда стадо на несколько дней.
Сепфора почти всегда встречала его. Моисей рассказывал ей о своей прежней жизни, о храме Амона, о Ваксахаре. Не сказал лишь о своем положении в царской семье и об убийстве египтянина.  - Ты не такой, как все! В тебе есть сила думать о том, что неизвестно другим - часто говорила она... А иногда они просто сидели рядом, и он лепил ей куклы из глины, а она раскрашивала их и одевала в цветные тряпичные платья. - Смотри, очень похоже на божков у отца в часовне!
Действительно... От своего праотца Авраама медиане унаследовали представление о Всемудром Создателе. Но молились Ему только, когда дело касалось войн или стихийных бедствий. По менее важным вопросам они обращались к самодельным божкам.
- Моисей! - Он спускался со стадом с горы, а Сепфора шла к нему по залитому солнцем лугу, вся пронизанная светом. Какое-то странное изменение в ее облике вдруг поразило его. - Она обрезала косы!
- Знаешь, я нашла мандрагоровое дерево. Попробуй, яблоки совсем спелые... - Она раскрыла холщевую сумку, наполовину наполненную плодами, название которых было "дудаим" (любовные яблоки) ибо считалось, что они усиливают любовное влечение. Яблоки были сладкие, с крепким кисловатым вкусом.
- Очень хороши, - он дотронулся до ее руки. Она не отнимала свою, и когда он заметил это, то понял, что отнимать свою тоже не хочет. Она опустила голову, щеки и шея медленно заливались румянцем.
- Я хотел бы... То-есть хотела бы ты... - начал Моисей. Заикание вернулось к нему, и он улыбнулся: сорокалетний мужчина заикается от волнения, прося руки семнадцатилетней девочки. Чуть сжав ее руку, и уже спокойнее закончил: Ты будешь моей женой? - Она согласно склонила голову.
В ту ночь она осталась в его шатре, а утром они пошли к ее отцу просить согласия, на то, чтобы стать мужем и женой.
Второй в его жизни разговор с Богом произошел через год после женитьбы на Сепфоре.
- Ты вступил во вторую треть своей жизни, Мой мальчик... - Моисей сразу узнал Его Голос. Глубокий, звучащий где-то внутри сознания...
- Почему треть, а не половину? - подумал Моисей, но Голос продолжал.
- Я дал тебе узнать то, что другим недоступно. Что ты думаешь с этим делать?
- Хотел объединить евреев, чтобы они стали свободны, и Ты был  нашим Богом, но видно, ошибся в чем-то...
- Ты не спросил Меня и поэтому неверно начал. Верный путь начинается с единства. Чтобы каждый знал, что ближний защитит его! Тогда пройдёт рабский страх... Я исправлю это. А ты напиши Книгу, чтобы  другие учились. Напиши для всех людей!
- Но им это может быть неинтересно...
- Напиши интересно. Как сказку, где точными будут только идеи. Кто не поймет идей, увлечется сказкой. Умный отделит идеи от сказки, а не очень умный будет считать все одинаково важным или всё - неправдой... Это будет их испытанием... Я помогу. За твоими словами они откроют Мою волю!
По причинам, которые Моисей не смог бы себе объяснить, он сказал Сепфоре лишь, что решил записать то, что рассказывал ей.
- А на чем? Как в Египте - на папирусе? – Вопрос её был с ехидцей: обращаться к купцам с таким запросом было  неосторожно. Более подходил пергамент, который вырабатывали в Библосе. Этот вариант он и выбрал. С тех пор на большинстве языков мира коренная часть названия Книги содержит сочетание "библ". По-русски это - Библия.
И, наконец, как было писать, если письменности на еврейском языке не существовало? Придумать?
Все известные ему стили письма: от египетских иероглифов до финикийского буквенного строя, Моисей учёл при создании еврейского алфавита! Ныне это - древнейший из живых алфавитов мира, двадцать две буквы…
- Красивые, - одобрила Сепфора. - А можно, чтобы каждая буква была еще и иероглифом? Тогда некоторые слова можно будет писать всего одной буквой...
- Не нужно. Написанные слова получат дополнительные оттенки смысла и будут этим отличаться от сказанных.
Иофору алфавит тоже понравился. Теперь оставалось главное. Как побудить простых пастухов, их жен и детей учиться читать, вникать и обсуждать, что и как они поняли? И почему Господь сказал, что точными должны быть лишь идеи? - Значит, именно идеи нужны людям! 
И тогда легко и просто, словно он говорил с дочерью или с другом, в уме сложились первые строчки:
"В начале Бог сотворил небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водой. И сказал Бог: Да будет свет. И стал свет..."
То-есть, сначала была неощутимая пра-материя, "эфир", способная проводить свет. Он был первым ощутимым проявлением Нового Мира! - вспоминал Моисей свои юношеские искания - Лишь затем возникло остальное... Получалось похоже на Индийские  предания, но суть была иной: Мир не был разбужен для повторения прошлого, а сотворен, чтобы начать Новое Время!
- А почему ты пишешь иначе, чем рассказывал мне? - спросила Сепфора. - Ведь мир возник не за семь дней, но за тысячи тысяч лет!
- Именно этому и не поверят! А если объяснять, Книга выйдет длинной и скучной для большинства.
- Тогда почему мне интересно то, что ты рассказывал?
- Ты моя жена.
- Что ты имеешь в виду?
У его народа было предание, что сначала Бог сотворил Адама, и его жену одновременно. Поэтому Лейла - таково было её имя – не была привязана к Адаму и предпочитала быть там, где его не было. А потом и вовсе пропала...
- Зачем ты это пишешь? - услышал он её вдруг странно охрипший голос. - Ты все еще любишь свою прежнюю жену?
Моисей поднял глаза. - Её больше нет. Теперь я люблю тебя.
- Теперь! А, ушел бы ты ко мне, если бы она была жива?
- Нет. - Ответ был правдой. Но то, что он ошибочен, Моисей понял как только замолкло его "нет".
- Значит, ты со мной потому, что твоей первой жены больше нет! - Слезы высохли, голос звучал звонко и зло.
Опустив лицо в ладони, Моисей тихо сказал: Уходить от жены, с которой прожил много лет, тяжело. Особенно, когда есть дети... для всех тяжело. Я и от тебя не уйду ни к кому... - Он взвешивал теперь каждое слово, чтобы не ранить ее еще больнее... 
Но и  Сепфора знала, что сейчас Книга стала главным делом  его жизни, и размолвка лишит его возможности обсуждать с ней написанное — ей и самой это было интересно... 
 - Ладно, считай, что я — из твоего ребра! И пиши дальше... Наибольший интерес  Сепфоры вызвала история о том, как Ева и Адам нарушили запрет Бога и ели плоды с Дерева познания добра и зла. - Почему ты считаешь, что Бог мудр, если женщина и змея смогли Его обмануть?
- Ты думаешь, что они обманули?
- А как же? Бог запретил им есть плоды с Дерева Познания, а они ели! Он даже и не догадался сразу...
- Написанное — не эпизод, - ответил он - а важнейшее из испытаний: стремятся ли эти люди к знаниям больше, чем даже к вечной жизни? И они прошли его!
- Тогда за что же Он изгнал их из рая?
- То, что написано - притча. На деле, Адам и Ева были сначала живыми рисунками, и Бог не изгнал их после вкушения тех плодов, а сделал их реальными людьми для реальной жизни!
- И наверно, людей на земле было много с самого начала... Откуда бы иначе взялись жены для их сыновей?...
Так и текла его теперь совсем простая жизнь. Ни слуг, ни  докладов управляющих. Простая еда. Чистейший степной воздух. Иногда - беседы с Иофором. Овцы, возня на огороде, заведенном Сепфорой. И Книга! Он думал, писал и снова думал. Переписывал. А когда мысли не приходили, он не касался Книги... Теперь он знал, что от неё зависела судьба мира.
Бежали годы. От проезжих купцов он узнавал о том, что происходило в Египте. Шменхара умер и на троне его сменил двенадцатилетний Тутанхамон. Как и предсказывал бывший тесть,  перед коронованием его женили на сводной сестре Моисея, восемнадцатилетней  Анкесенамон... Но слухи говорили также, что до женитьбы что-то уже было между нею и Аи. Моисей вспомнил, как во время их с Ханой визита в Египет, Аи, все еще стройный тогда высокий красавец пошел танцевать с одной из дам, а четырехлетняя Анкесенамон, пристально за ним наблюдавшая, вдруг разрыдалась и потребовала, чтобы Аи танцевал только с ней...
Имела ли эта сцена продолжение, когда Анкесенамон повзрослела, а ее муж-фараон был еще мальчиком? Позже к ним пришла настоящая любовь, и их взаимная нежность пронизывает изображения, где они вместе сидят на троне, едят, охотятся. Но... через шесть лет после своего воцарения Тутанхамон погиб на охоте, упав с колесницы и ударившись виском о камень... Случайно?
Женившись затем на Анкесенамон, Аи исполнил мечту своей жизни и стал фараоном Египта... Может быть, поздновато, ибо  процарствовал он всего три наполненных болезнями года. Затем к власти пришел Хоремхеб. Почему Моисей не написал ему тогда, что жив и не вернулся к владению своим богатством?...
Первая причина была очевидной: он понимал, что прежде, чем попасть к фараону, его письмо, наверняка, будет прочитано одним из секретарей, а тот вполне может отдать приказ поступить с автором согласно уже существовавшим указаниям, то-есть убить.
Или, что тоже вероятно, Хоремхеб, прочтя письмо, может сказать секретарю, что не помнит автора, а секретарь уже сам догадается, что это значит…
Но главное было в том, что Моисей не хотел отвлекаться от Книги. Да и как было написать дочери, что он, ее всемудрый отец разыскивается по обвинению в убийстве какого-то надсмотрщика и, спрятавшись в пустыне под видом пастуха... годами пишет что-то? Поэтому, узнав о воцарении Хоремхеба, он оставил всё, как было, лишь попросив купцов разузнать о его близких.
Пришедшие вести были радостными: дети были здоровы, дочь вышла замуж за сына Омара и стала главой в принадлежащей Моисею части их общей компании, сыновья женились, и у него было теперь пять внуков. У Аарона тоже все было благополучно, двое младших сыновей  уже женились, и он тоже был дедом.
Заботило их с Сепфорой то, что хотя они прожили вместе уже двадцать пять лет, детей у них не было. Сестры ее, давно повыходившие замуж, исправно округлялись, рожали, кормили. Даже мать Сепфоры забеременела снова и родила сына. У Зейнабы, следующей по возрасту сестры, было уже шестеро...
- Дай мне детей, - сказала она, наконец, Моисею. - А если нет, то я умру! - Позже эти ее слова Моисей вложил в уста Рахили, любимой жены библейского Иакова.
- Разве я Бог? - рассердился Моисей. Почти таким же был и ответ Иакова в Книге. Хотя следующие слова Сепфоры: я знаю, ты все можешь! - в Книгу не вошли, ибо на этот счет Моисей сильно сомневался. Однако... через пару месяцев после их разговора он стал замечать у жены необычные изменения: мягкую осторожность движений, бледность лица, особенно по утрам, и какую-то внутрь-себя обращенность взгляда. Оба видели это и... молчали. Но когда в гостях у Иофора она, не в силах сдержать тошноту, вдруг выскочила из-за стола, сомнения пропали...
Родив сына (его назвали Гирсам) уже в более, чем зрелом возрасте, Сепфора обратила на него весь свой запас заботы и нежности...
- Зачем ты хочешь делать ребенку обрезание уже на восьмой день? Он же маленький ещё!
- Таков обычай моего народа.
- Он будет жить среди моего народа! А у нас обрезают после тринадцати лет. У тебя же в Книге написано, что Измаил был обрезан в этом возрасте!
В словах жены Моисей, однако, услышал прицел, гораздо более дальний, чем просто забота о здоровье сына. И постарался ответить как можно мягче: Согласно Книге, Бог сказал Аврааму: "Восьми дней от рождения да будет обрезан у вас в роды ваши всякий младенец мужского пола... и будет завет Мой на теле вашем заветом вечным". – Это обо всех потомках Авраама!
А работа его продвигалась все дальше, хотя с годами писать становилось труднее, и ни Сепфора, ни ее отец уже не проявляли к Книге прежнего интереса.
- Опять ты сгорбился тут! Пойди подои овец. Разве ты не видишь, что я весь день занята с ребенком?
- Хорошо. Только закончу фразу.
- Почему ты не сказал мне, что будешь всю жизнь писать? Смотри, руки мои в мозолях, - и она начинала плакать...
Время шло. Сгибалась спина и совсем уже побелела голова Иофора. Седел Моисей... И год за годом уходил блеск из глаз его жены, а характер делался всё сварливее. Теперь лишь изредка в ней просыпалась его прежняя Сепфора, и они сидели вместе перед шатром, говорили о Книге, о подрастающем сыне, думали, что, может быть, она снова родит - она хотела девочку. Уже ближе к пятидесяти Сепфора забеременела снова. Беременность протекала трудно, полная раздражения и тревог.
- Мы ведь совсем нищие! Даже овцы, которых ты пасешь, принадлежат моему отцу. Что мы оставим детям? Сделай что-нибудь, чтобы разбогатеть!
В общем, он знал: для этого нужно просто  написать о себе дочери или Омару... Но именно это он делать не хотел, понимая, что новые заботы отвлекут его от главного.
В положенный срок Сепфора родила. Снова мальчика, и его назвали Елиезер. После родов Сепфора долго болела, и хотя Гирсам помогал как мог, большая часть забот легла на Моисея. Болезнь Сепфоры снова сблизила их, и она любила, чтобы он сидел рядом, держа ее за руку...
Теперь первая книга Библии, "Бытие" подходила к завершению. Она стала частью его жизни... Иаков устоял в борьбе с Богом и получил от Него Благословение и имя Израиль. Рахиль, его любимая жена, умерла, рожая Бениамина, двенадцатого сына Израиля... Сыновья: взрослели, женились, становились отцами... А на первый план выходила история жизни Иосифа, первого сына Рахили, переходя в историю о том, как евреи переселились в Египет.
- Израиль не был идеальным отцом, - рассказывала Книга, – и любил сыновей Рахили: Иосифа и Бениамина - больше, чем остальных. Пользуясь этим, Иосиф частенько доносил на братьев. Или рассказывал им свои сны, из которых следовало, что они рано или поздно поклонятся ему. В ответ братья дружно ненавидели Иосифа, а когда отец послал его по какому-то делу в отдаленный стан, они сговорились убить там Иосифа. Лишь благодаря заступничеству Рувима и Иуды, они согласились продать его купцам, а те отвели его в Египет и перепродали сановнику при дворе фараона. Вскоре, однако, благодаря своей честности и способностям, Иосиф стал управляющим домом хозяина.
Но... судьба раба переменчива. После того, как Иосиф отверг любовь хозяйской жены, та в отместку заявила, что он пытался её изнасиловать, и Иосиф был брошен в тюрьму. Там он, однако, снова поднялся и стал правой рукой начальника. Позже, когда в тюрьму попали двое царедворцев, обвиненных в измене, Иосиф смог истолковать им их сны, верно предсказав одному казнь, а другому - оправдание. Именно отсюда и начиналась цепь событий, приведшая к переселению евреев в Египет...
Случилось так, что фараон увидел странный сон, очень его обеспокоивший, но не понятый никем из его мудрецов. Тогда царедворец, которому Иосиф предсказал оправдание, вспомнил о нем и доложил фараону. И вот, вымытый и в новой одежде, Иосиф бесстрашно стоял перед троном...
Теперь Книга писалась намного живее. Моисей вспоминал молодость, свои разговоры с Неферхепом и дедом, мысленно разыгрывая перед ними роль Иосифа. - Снилось мне, - говорил фараон, - что стою я на берегу реки. И вышли из нее семь коров тучных, а за ними вышли семь тощих коров, и съели тучных... А следом второй сон: поднялись семь колосьев полных и хороших. Но после них выросло семь колосьев тощих, которые - опять - пожрали те хорошие... Что это значит?
- Сон фараона один, - отвечал Иосиф. -  Приближаются семь лет изобилия. Но после них настанут семь лет великого голода.
- И что бы ты посоветовал нам сделать? - Время Иосифа совпадала со временем завоевания ослабленного усобицами Египта гиксосами - малоазиатским народом. И фараон-гиксос прекрасно понимал, что голод в этой огромной стране чреват восстанием...
- Да усмотрит фараон себе мужа мудрого и да поставит его, чтобы в сытые годы собрать запас...
- Если тебе это открылось, то ты и есть тот муж, - был  ответ. - Я ставлю тебя над всей землей египетской!
И фараон повелел одеть Иосифа в царские одежды и женил его на дочери жреца красавице Асенефе.
Облеченный властью, Иосиф собрал в течение семи изобильных лет невероятные запасы зерна, а в наступившие затем голодные годы стал втридорога продавать его всем, у кого были золото или серебро, ибо голод распространился и на окрестные страны. И когда сводные братья Иосифа пришли покупать зерно, то не узнав его, проданного ими в рабство, поклонились до земли этому второму человеку самой могущественной в мире страны!
Три с половиной тысячелетия спустя, Томас Манн изложил эту историю в виде романа, представив её как веселую шутку, разыгранную Богом... Лишь позже, увидев своего родного младшего брата Бениамина, Иосиф открылся им, и они плакали вместе и счастливо простили друг друга. - Но зачем, на самом деле, было евреям переселяться в Египет? - задумывался Моисей, перечитывая написанное. И понял: народ, первым отрекающийся от рабства, должен сам завоевать свою свободу и свою землю и твёрдо помнить - это Бог дает человеку силу побеждать!
И снова героем Книги становится Израиль, которому теперь приходит пора умирать. Избранный Богом мыслитель, видящий мир на тысячи лет вперед, он собирает вокруг  своего ложа сыновей...  И знает, что это перед ним  - народы, но все они дороги ему, ибо они - его дети! И благословляя их, он ни одного не ставит в будущее служение другому. Лишь о своем четвертом говорит. - Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, пока не придет Примиритель. И Ему покорность народов! Кто этот Примиритель, Моисей не знал. Не знаем и мы.




ЛИЦОМ К ЛИЦУ
Светало, когда Моисей поднялся из-за самодельного стола. Из потускневшего серебряного зеркала на него глянуло бородатое лицо семидесяти-девятилетнего человека. Потянулся. На кровати посапывала Сепфора, обняв маленького Елиезера. Гирсам спал снаружи. Немногочисленные простые изношенные вещи. Хлеб на полке, круг слабо просоленного сыра... Только теперь он почувствовал, как оба они жаждали освободиться от этой бедности! Наградой была книга, лежавшая на столе. И всё пело в нём.  Его работа завершена! Не нужно больше терпеть упреки жены или притворяться, что не понимает намеков ее родни. Он снова — один из богатейших людей мира!
Но что делать дальше? Моисей решил идти со стадом к горе Хореб и там всё обдумать... Многие овцы недавно окотились, поэтому лишь через пару недель показались отроги, а затем и сама гора, окруженная у вершины тёмным облаком. Он поставил шатер, велел собакам собрать вокруг стадо, накормил их и сам поел хлеба с сыром. Лег. - Господи, укажи мне путь и дай силы!...
И вдруг Голос, звучавший глубоко в сознании, сказал: Дам!
- Но ведь все это лишь в мыслях! - думал Моисей, засыпая.
Следующим утром пасущееся стадо неторопливо поднималось по склону. Моисей шел сзади, и свежайший воздух, и трава, и редко стоящие кусты – всё было умыто прошедшим ночью дождем... Странный блеск неожиданно привлек его внимание. Терновый куст впереди вдруг вспыхнул. И страннен был цвет этого пламени - желто-зелено-синий, как тот, что он видел в далеком сне своего детства. Моисей! Моисей! воззвал из пламени Голос, Который он так жаждал услышать.
 - Вот я! - был его ответ. Тогда и произошел разговор, в результате которого Бог поручил Моисею пойти в Египет, чтобы освободить евреев и повести их на завоевание Ханаана...
Был ли тот разговор дословно таким, как он описан в Книге?  Независимо от личного возраста, все мы - ещё дети. В начале 20-го века мы не сомневались, что живём в трёх измерениях. Потом поверили, что время это — четвёртое измерение, потом, что их пять. Затем учёные стали доказывать, что их ещё больше... А как выглядят те, что номером выше 4-го? Да и что это за измерение — время? Оно несёт нас, но двигаться в нём по своей воле мы можем лишь мысленно. Или измерений множество? И через какие из них нам приоткрывается будущее в виде предчувствий и вещих снов?  Некоторые даже видят будущее наяву.  Правда не все... Но ведь и музыкальным слухом не все обладают!
Вернёмся, однако, к Моисею. – Ни Сепфоре, ни ее отцу пока не буду говорить об этом разговоре, - думал он. - Скажу лишь, что хочу навестить родных в Египте, и пошлю весть в Вавилон чтобы восстановили кредит в мемфисском отдении компании... Моисей привычно глядел за овцами, покрикивал на собак, но разговор с Богом не выходил из головы. Особенно, когда Господь, сказав, что заставит фараона отпустить народ, добавил:
- Каждая женщина пусть выпросит у своей соседки золотых и серебряных вещей, и вы оберёте их.
- Но ведь это нечестно!...
- Я кое-чему научился у людей, - в голосе Бога послышалась усмешка - и с лукавыми поступаю по лукавству их. Когда народ достигнет пустыни, дух у многих надломится, особенно у менее честных. Они захотят склонить народ, чтобы вернуться. Вот тогда взятое станет для них преткновением! - И, видя, что Моисей все еще сомневается, спросил: Почему ты молчишь, что это по Моей воле люди стареют и умирают? Зачем Я создал вас так?
Моисей и раньше думал об этом. Устроившись в жизни, люди стремятся к неизменности, а это - удел мертвого мира. Поколения должны сменять друг друга, чтобы вести штурм мысли и поиска! Мы гораздо могущественнее, чем ощущаем себя. Это мы, люди, силой своего воображения создаём языческих богов и духов.  И сами же поклоняемся им!... - Этого не должно быть! 
Дома никто не стал противиться его намерению посетить Египет. - Иди с миром, - сказал Иофор. - Может быть, со своими тебе будет лучше. А я всегда буду рад тебя увидеть.
Сепфора обрадовалась путешествию. Опасалась лишь, что дорога будет трудна для детей... Моисей посадил сыновей на осла, на другого навьючил припасы в дорогу, взял жезл, и они пошли.
В дороге он рассказал жене о встрече с Богом, на что она лишь пожала плечами: хотя, с ее мужем все может случиться, это было все-таки слишком... Но Бог продолжал беседовать с Моисеем, и теперь она слышала:
- Понимаешь ли ты, что низость помыслов народа, который примет Меня первым, ниже высоты их мысли? Поэтому, ведя народ к высокому, мы должны опираться на его ближний интерес? 
- Да, Господи. - Но что скажут потомки?
- Если нас не примут первые, то не будет последующих... И сделай перед фараоном всё, что Я показывал тебе. Но Я ожесточу его сердце.
- Значит, сам по себе Хоремхеб не так уж гадок?
- Достаточно, чтобы пожелать убить тебя, заметая свои следы в том заговоре. Помнишь? И скажи ему - так говорит Господь: "Израиль - сын Мой, первенец Мой! Если не отпустишь его совершить Мне служение, то Я убью первенца твоего."
- Скажу... Но мне жаль его...
Вечером Господь встретил Моисея разгневанный. - Как ты идешь, не обрезав младшего сына? Это мерзость! Хочешь, чтобы Я вычеркнул тебя из Своей памяти?
Позже среди богословов возникла традиция считать, будто эта угроза означала, что Моисей опасно заболел. Но он знал, что провинился, уступив измаильтянской традиции в ущерб указанию Бога. Гирсам был обрезан всего год назад. А трёхлетний Елиезер - еще не был. Поняла вселенскую важность происходящего и Сепфора. Взяв каменный нож, она обрезала крайнюю плоть младшего сына и сказала: "Ты жених крови у меня. По обрезанию!" - А обращалась она к Богу, Который виделся ей как седой могучий мужчина. К Его ногам она бросила обрезанное, и это было обетом, что ее потомки будут с Ним... И прошел гнев Бога. И Он повелел Аарону пойти и встретить своего брата.
Подходя к горе Хореб (другое ее название Синай), Моисей и Сепфора еще издали заметили трех всадников на верблюдах - это был Аарон со своими двумя сыновьями... Потом все они расположились на отдых. Гирсам держался несколько скованно, но маленький Елиезер, несмотря на боль от недавнего обрезания, весело болтал со своими взрослыми двоюродными братьями. А Моисей и Аарон сидели в стороне и говорили. И не стало сомнений у Аарона, признавшего теперь младшего брата старшим над собой.
 А в Египте, после речи Аарона перед старейшинами колен израилевых - он был мастер говорить - рассеялись сомнения и у старейшин, особенно когда Моисей показал им все, что повелел Бог. Хотя... - я верю, что Бог говорил с тобой, - выкрикнул Авиан из колена Рувимова. - Но говорил ли Он также и с фараоном?
- Нет. С фараоном буду говорить я.
- А мы тем временем восстанем? За это ведь смерть!
- Вы восставать не будете. Великими судами и казнями Бог заставит фараона отпустить вас! - На Авиана зашикали, ибо народ, кроме еще нескольких старейшин,  хотел выйти из Египта.
Но вечером у Моисея был один из самых тяжелых разговоров в его жизни. Вернувшись в шатер, он застал Сепфору собирающей вещи. Лицо ее было залито слезами.
- Кто тебя обидел?
- Никто. Просто раньше я не понимала, насколько серьезно то, что ты делаешь.
- Боишься за детей?
- Нет. Твой Бог сохранит их... Но всё это - дело твоего народа, а не мое!
- Ты - моя жена.
- Жена! Видел бы ты, как глядели на тебя женщины, когда ты выходил из собрания!
- Я старый уже.
- Ты молод, я знаю это... Не трогай меня! Я была нужна тебе, когда ты писал свою Книгу. Без меня ты и не написал бы!
- Но ты всегда возражала...
- Потому, что тебе это было нужно! А теперь я тебе не нужна. И мне никто не нужен.
- Тогда зачем расставаться?
- Ты знаешь зачем! - Но Моисей лишь догадывался. И это было невыносимо, ибо только сейчас он осознал, насколько они были близки...
- Прощай. Детей я возьму с собой. Гирсам будет моим. А Елиезер, когда подрастет, станет твоим. Я ни о чем не жалею потому, что видела Бога!
Следующим утром Сепфора, сев на осла и посадив сыновей на другого, уехала. Моисей с трудом убедил ее взять с собой денег, которых у него было теперь намного больше, чем им всем требовалось. - Ладно, пусть хоть овцы будут у нас свои...
А еще через день неожиданно прибыла с караваном его дочь. С мужем - сыном Омара и с двумя уже взрослыми сыновьями, внуками Моисея. Статная красавица, почти копия Ханы, только уже наполовину седая. И когда дочь обняла его, Моисей впервые за долгое время заплакал...
После разговоров и после застолья, несколько сгладившего печаль расставания с Сепфорой, путь их лежал в Мемфис…
- Господин мой! - тронул его за рукав юноша лет семнадцати. - Ты идешь продолжать в жизни то, что написал в Книге. Разреши мне быть с тобой, чтобы записывать дальнейшее. А ты будешь исправлять, если что не так.
На душе у Моисея потеплело. - Хорошо, но сможешь ли ты?
- Раб твой пишет по-египетски, но если ты покажешь мне буквы, я стану писать и по-еврейски.
- Как зовут тебя?
- Иегоуша, сын Навина из колена Ефремова...
Несмотря на известные недостатки монархического строя, его удобство состоит в том, что если ты личный друг фараона, то доступ к нему для тебя открыт... Моисей и Хоремхеб сидели друг напротив друга в мягких кожаных креслах с золотыми подлокотниками. Аромат раскрывшихся утром роз вливался в широкие окна. Хоремхеб, без короны, в простой "царского" льна белой тунике и с тонкой золотой цепочкой на шее. Моисей — без украшений, в разноцветно-полосатой свободной робе - один из богатейших людей Египта, имевший больше наследственных прав на престол, чем сам фараон. Это, однако, не очень беспокоило Хоремхеба: права у него, а трон-то у меня!
Обоим было уже по восемьдесят, и кроме двух служителей, обмахивавших их опахалами из страусовых перьев, никого в зале личных приемов не было. Свита Хоремхеба и пришедшие с Моисеем Аарон и Иегоуша ожидали в главном приемном зале... А друзья сидели и неторопливо рассказывали друг другу, как прошли для них эти сорок лет. Хоремхеб, наконец, в первый раз женился, и теперь у него был девятилетний сын. Моисею было приятно видеть друга своего детства. Приятно было и Хоремхебу, и он решил, что если Моисею нужна помощь, он поможет...
- Как поживает Сандра? - неожиданно для себя спросил Моисей и понял, что чем-то больно задел Хоремхеба.
- Она была все время с Аи. А перед его женитьбой на Анкесенамон утонула в Ниле. Двадцать восемь лет назад...
- Пора закруглять разговор, - подумал Моисей.
- Мне доложили, что бедуины нашли твое тело в пустыне уже истлевшим. Никогда бы не поверил, что ты жив! - Хоремхеб потянулся было хлопнуть Моисея по плечу, но передумал... - Хотя ты - маг. Ты и по свету путешествовал, чтобы научиться этому.
- Нет. Я не маг. Я слуга Бога, Создателя Вселенной. Он велел мне говорить с тобой, чтобы ты отпустил Его народ в пустыню для служения...
Брови Хоремеба вскинулись: но ты говорил своему тестю, что хочешь увести их в Ханаан!
- Если Бог прикажет, - согласился Моисей.
- Да, конечно... Но зачем Египту отпускать твой народ?
- Отпускать рабов нужно любому народу, чтобы остановить своё вырождение. Это закон, Хор!... Хотя отдельные люди слабо чувствуют его.
- То-есть он ко мне не относится?
- Относится и к тебе... Но я пришел не с просьбой, а с волей Создателя мира. Отпусти Его народ!
- Мосе, я не сумасшедший! Мы говорили об этом твоем Боге еще в школе... Он давно умер!
- Бог жив, Хор. Ты и твой наследник погибнете, если ты не отпустишь нас!
Глаза Хоремхеба сузились. - Не грозишь ли ты мне, Мосе? 
- Нет. Это - Его обещание.
- Когда Он обещал это тебе? Среди дня? - Вопрос показался Моисею странным...
- Да.
- Как Он выглядел?
- Его увидеть невозможно, Он - Дух! - ответил Моисей и тут же понял: Хоремхеб заманил его в словесную ловушку!
На этот раз тот все-таки хлопнул Моисея по плечу. - Если  твоего Бога не видно, Он не может влиять на события!
- А твоя мысль может?
- Если я дам команду... Чтож, пусть твой Бог скомандует!
- А если я ещё покажу Его знамения?
- Это поможет... если твой Бог существует. - Он одел свою корону, - только пройдем в тронный зал. Я велю позвать и моих магов. Там покажешь...
- Фараон Египта Хоремхеб Первый! - властно выкрикнул начальник охраны. - Слушайте и повинуйтесь!
Египтяне в зале упали на землю лицами вниз. Аарон и Иошуа  лишь поклонились. Фараон поморщился:  показывай!
Моисей передал брату свой жезл и тот бросил его на землю. Гюрза, в которую превратился жезл, на этот раз была еще толще и злее, чем прежде.
- И это вся сила, которую дал тебе твой Бог? - рассмеялся фараон. - По его сигналу, маги побросали свои жезлы на землю, все они превратились в кобр и стали расползаться по залу. Присутствующие в страхе прижимались к стенам, а охранники, сгрудившись вокруг побледневшего фараона, отгоняли ядовитых тварей. В сумятице гюрза из Моисеева жезла металась, кусая и пожирая кобр. Маги тщетно умоляли унять гюрзу, ибо их кобры священные... Последняя кобра! Моисей протянул руку, и гюрза снова стала жезлом в его руке. Прерывая тишину, в зале раздались одинокие хлопки ладоней.
- Браво! Ты доставил нам большое удовольствие. Я назначу тебя начальником над моими магами!... Или ты хочешь стать начальником над евреями? - Оправляясь от пережитого страха, египтяне засмеялись.
- Я сын бога! - возвысил голос Хоремхеб. - Для чего вы, Моисей и Аарон, отвлекаете народ?...  И почти шепотом: а ты мне больше не друг! Ты опаснее, чем даже твой приемный отец!
Моисей внутренне усмехнулся: Неферхеп первым в мире пытался уничтожить рабство. Он - первый единобожец! Он точно тебе не чета. - И впервые ощутил гордость за своего отчима...
В тот же день фараон приказал не выдавать евреям солому для выделки кирпичей, чтобы они собирали сами. И оставил задание прежним.
- Господи! Зачем Ты подверг народ такому бедствию? - взмолился Моисей. - Фараон стал поступать с людьми ещё хуже...
Ответная речь Бога прозвучала горечью: А зачем рабам покидать рабство, если их не обижают и они сыты? Что ты сам думаешь делать теперь?
- Надо, чтобы евреи увидели, что реально в Египте для них есть лишь гнет!...
На следующий день утром, когда фараон со свитой шел молиться богу Нила, Моисей с Аароном стали на его пути. И когда Аарон ударил по реке жезлом, вода вдруг стала краснеть от размножившихся мельчайших ядовитых водорослей. Забелела всплывающая вверх животами рыба, и семь дней вода в реке была непригодна для питья.
 - Я не нарушу уставов, данных природе, - услышал Моисей. - Необычной будет лишь сила явлений!... - Массовый выход жаб, спасающихся от яда красных водорослей, невероятное размножение кровососущей мошкары и оводов... Гибель скота от сапа, принесенного насекомыми; невиданной силы град, побивший урожай льна и ячменя; саранча, объевшая остальное... Несмотря на пышные службы в храмах, помощи ни от одного из египетских богов не было. Хоремхеб, однако, оставался твёрд. Сначала потому, что не принял всерьез первые знамения - его маги повторили их.
  Но когда облепленные мошкарой, маги уже не смогли воспроизвести того же, и старший из них сказал: Да не прогневается господин наш, но это перст Божий, — Хоремхеб впал в иступление.
 - Собаки и дети собак! В Египте тысячи богов. А Бог рабов сильнее их всех? – Внезапная мысль поразила его. - Моисей сам их бог! Но это — его тайна. А Сандру он околдовал. Иначе она была бы моей!... И история ее последних дней мучительно всплыла в памяти. - "Друга своего ты упустил. Смотри, не упусти теперь ту, что всю жизнь смеялась над тобой!" - пригрозил ему Аи, вступая на престол...
Помнить это было невыносимо. - Как я мог тогда упустить Моисея? За эту мою небрежность он на моем пути! Но теперь война! Главное - не показать, что мне известна его тайна... Хотя жене о своей догадке Хоремхеб все-таки рассказал.
- Зачем тебе это состязание? Пусть идут, - заметила та.
- И потерять власть над целым народом? Уж не была ли ты знакома с Моисеем раньше?
- Я родилась после того, как он отсюда бежал!...
Но чем больше упорствовал Хоремхеб, тем яснее становилось Моисею, что Бог "ожесточил" сердце фараона далеко не только для наказания египтян. Главное было в евреях. Каждое новое чудо было следующим шагом мужания его народа! Моисей видел это по улыбкам, которыми они всё чаще обменивались, по громче звучащим голосам... Чаще стали попадаться беременные женщины: теперь они меньше боялись будущего! Да он и сам менялся, всё более осознавая себя их вождём.
Менялись и египтяне. Одни, поняв силу "еврейского" Бога, начинали относиться к евреям с уважением, другие - с боязнью.
   - Что делать? - думал Хоремхеб. Перед ним был человек, которого он мог бы уничтожить движением пальца. Но он не мог этим пальцем пошевелить!...
- Если я сам не могу казнить его, почему бы ни поднять на евреев мой народ? - Мысль эта пришла среди ночи, и Хоремхеб вызвал секретаря, чтобы записать её, а утром сказал Моисею и Аарону.
- Хорошо. Принесите жертву вашему Богу. Но только здесь!
К досаде Хоремхеба, Моисей разгадал его замысел.
- Бык и баран - священные животные у вас. Если мы отвратительную для египтян жертву станем приносить при них, то не побьют ли нас камнями?
- Ладно, идите, только не далеко, - как обычно согласился Хоремхеб. Но когда очередное наказание было остановлено, он опять отказался от своих слов...
Два раза он все-таки подсылал убийц, но они куда-то пропадали... Серьезность своего положения он осознал, лишь когда после новой встречи с Моисеем, его давний друг Рамзес (теперь - его визирь) сказал: Долго ли он будет мучить нас? Отпусти их и пусть молятся своему Богу!
- Но они уйдут совсем!
- Пусть идут! - Рамзес выругался. - Ведь Египет гибнет!
- Это только твое мнение?
- Нет, так говорят в народе.
Следующим утром то же самое сказала Хоремхебу жена, и он больше не упрекал ее. Ибо все это значило, что он перешел границу, за которой "случайности" могут поджидать его самого... 
Тем временем, Господь погрузил Египет во тьму на три дня, взорвав вулкан на острове Санторин в Эгейском море. Соединившись с пылью, которую подняла песчаная буря, пепел этого взрыва образовал над долиной Нила хрустевшую на зубах и забивающую горло пыль, и люди не могли выходить из домов.
- Пойдите и совершите своё служение, пусть только скот здесь останется, а дети ваши могут идти, - сказал Хоремхеб, решив, что за своим скотом они вернутся поневоле!
- Но Моисей опять раскусил его хитрость: Пока не придем на место, мы не знаем, что принести в жертву пусть пойдут и стада.
- Брось, Мосе, - попытался дружески улыбнуться фараон, - я же понимаю, что вы собираетесь уйти совсем. Ты мне говорил об этом еще до того, как убил того надсмотрщика... помнишь? Кстати, мы можем теперь “приподнять” то дело...
- Не пугай меня, Хор, мы - свободные люди, и можем идти, куда захотим. А наше имущество - наше!
- Уйди от меня! - побагровел Хоремхеб. - В тот день, когда еще раз увидишь меня, умрешь!
- Как ты сказал, не увижу тебя больше!
Но они оба ошиблись.
- Еще одну казнь Я наведу на Египет, - сказал Иегова. - После нее фараон отпустит вас поспешно. И снова Моисей стоял в главном зале перед фараоном. Заикание пропало. Чеканный голос его наполнял зал, и Моисей сам страшился того, что говорил: В полночь Иегова пройдёт по Египту, и умрет в нем всякий первенец! И придешь ты, фараон, и рабы твои и поклонитесь мне, говоря: "Выйди ты и весь народ". - Тогда мы выйдем!
- Начинай учить народ - сказал ему Иегова - День начала Исхода из Египта - праздник великий. Это - Пасха Господня, её месяц да будет у вас первым (хотя и до нашего времени это не исполнено). В десятый день его возьмите себе по агнцу на семейство. А в четырнадцатый день заколите, и кровью помажьте косяки и перекладины в домах, где будете есть. Тогда смерть не войдёт к вам...
- Господи, но если Пасха - только еврейский праздник, она станет трещиной между людьми! 
- Пока Меня считают только еврейским Богом, мира не будет. Я вывожу всех людей из рабства. Но вы — первые!
В назначенную полночь были поражены все первенцы в земле Египетской, и что-то сломалось в душе Хоремхеба: не будет от него династии на престоле... Той же ночью он вызвал к себе Моисея: Выйдите из Египта. Все свое возьмите. И благословите меня! - Зачем благословлять? – подумал Моисей.
С рассветом сыны Израилевы начали свой Исход. И многие люди других племён шли с ними, хотя были евреи, которые уходить не захотели. Нет, не только национальный принцип лёг в основу Исхода!
Старики и женщины вели на поводу навьюченных скарбом верблюдов и ослов. Мужчины гнали стада. Под смеющимся солнцем, опьяненные свободой, они шли, щурясь на сверкающее слева море. До Ханаана было лишь несколько недель пути... Моисей и Аарон стояли на пригорке... Свершилось!
Но взглянув снова на огромную за горизонт толпу, теперь уже глазами военного человека, Моисей ужаснулся. Ни разведки, ни охраны... Правда, большинство мужчин имели при себе оружие, но они не были обучены воевать! И когда он представил себе сотню тяжелых колесниц и две-три тысячи конных, врезающихся в эту толпу, то закрыл глаза. 
- Скажи народу, чтобы повернули в сторону пустыни, - сказал Бог, - Сначала нужно лишить Египет силы преследовать вас.
Моисей знал эти места. На юго-восток отсюда, шестьдесят лет назад они с Омаром покупали корабли... Впереди лежали поросшие тростником Соленые Озера: Малое и Большое. Теперь, весной, низменные перешейки между озерами и заливом затопились и всё водное пространство стало как бы частью Чермного (Красного) моря.
- Господин мой! - Иошуа стоял сзади. - Разреши я поеду и разведаю, не преследует ли нас кто-нибудь.
- Поезжай. И возьми с собой трех удальцов для охраны.
К середине следующего дня разведчики доложили, что далеко в степи видны столбы пыли, как от движущегося войска. Это, опомнившись, гнался за ними Хоремхеб во главе шестисот тяжелых колесниц и пяти тысяч человек конницы. К вечеру они стали уже отчетливо видны, и страх охватил еврейский стан. Не побили Моисея камнями лишь потому, что боялись Облачного столба, двигавшегося перед ними с момента выхода из Египта. Это шел Господь.
- Что ты вопиешь ко Мне? - услышал Моисей. - Возьми жезл и раздели им море, чтобы люди прошли посуху!
Моисей протянул руку с жезлом, а Облачный Столб встал между двумя станами. И всю ночь ураганный восточный ветер гнал воду, так что перед рассветом затопленный перешейк обнажился - с илом, тиной и рыбами, пытающимися в ней укрыться.
Поднимаясь, солнце осветило сквозную в крупных лужах дорогу - через “море” не шире двойной ширины Нила - и поток людей и скота, бежавших по ней. Но, слепя глаза египтянам, солнце не давало им увидеть происходящее, и они неспешно готовились к своему торжеству: кормили лошадей, набивали стрелами колчаны и крепили к колесам мечи, чтобы рубить людей по сторонам от мчащихся колесниц... Лишь ближе к полудню египтяне увидели евреев, ускользаюших от них, и бросились в погоню. На передней колеснице стоял сам фараон, остальные едва поспевали за ним. За колесницами мчалась конница, и расстояние до израильтян поначалу быстро сокращалось... А на восточном берегу Иегоуша с несколькими сотнями молодых ребят спешно рыли канавы, чтобы преградить путь колесницам.
Но чем дальше войска уходили от берега, тем труднее становилось их движение. Там, где животные и пешие люди прошли по топкому дну, железные колесницы вязли, мечи укреплённые на колесах, наворачивали огромные клубки тины, и оси, не выдержав тяги крупных лошадей лопались. Гордость египетской армии, могучее колесничное войско неожиданно превратилось в пробку, наглухо закрывшую дорогу  для кавалерии. О преследовании израильтян, которые уже вышли на другой берег, не могло быть и речи. Почувствовав себя в западне, кавалерия стала поворачивать назад... - Бежим! Их Бог заманил нас на дно моря!
С прибрежного возвышения Моисей наблюдал за происходящим. Далекие фигурки, недавно мчавшиеся в тучах брызжущей во все стороны грязи, замедляли свой бег, потом совсем остановились. Человечек в блестящей золотом белой одежде соскочил с передней колесницы с отломанными колесами, упал в грязь, затем поднялся, размахивая руками...
- Теперь хватит ветра! - послышался знакомый Голос. И когда Моисей опустил жезл, ветер прекратился, а в наступившей тишине стал нарастать рев воды. Отогнанная ветром, она возвращалась, а египтяне бежали ей навстречу в единственно возможную для них сторону, не забитую мешаниной колесниц - в Египет!
И вода возвратилась, - записывал вечером Иошуа, - и покрыла колесницы и всадников войска фараонова. Не осталось ни одного... - Позже в одном из всплывших трупов опознали бывшего фараона Египта Хоремхеба I-го. Приказом нового фараона, Рамзеса I-го тело погибшего было забальзамировано и похоронено с подобающими почестями в приготовленной для него гробнице...
А на восточном берегу Чермного моря евреи праздновали свое избавление.

Пою Господу!
Коня и всадника вверг Он в море.
Господь - крепость моя и слава моя.
Он мой Спаситель.
Иегова имя Ему!... 

Моисей пел, наигрывая на арфе старинный торжественный мотив, но слова были новыми, и народ подхватывал, повторяя  куплеты.
И пошла впляс, с тимпаном в руке, Мариам, их с Аароном сестра, а за ней пошли в хороводы все женщины.
Закончив песнь, Моисей незаметно отошел в темноту и сел на камне у самой кромки воды. На берегу горели костры, гремела музыка... А он вновь и вновь перебирал в памяти последние события. В чем же состояла погубившая фараона "ожесточенность" его сердца? Никто добровольно не отпустил бы порабощенный народ! Или просто произошедшее в Египе стало очевидно, но закон действует везде и всегда: Нельзя угнетать людей. Наказание - народные востания, гибель многих из стоящих у власти или продвинквшихся, а значит - отрицательный отбор, отбрасывающий этот народ назад!...
Они дошли до Хореба. Облако, всегда окутывающее гору, чернело на ярко-голубом небе, и шедший сверху звук становился все сильнее, разрывая воздух. Они стояли у горы, слушая Бога...
Я - Господь Бог твой, Который вывел тебя из Земли Египетской, из дома рабства. Да не будет у тебя других богов перед лицом Моим! - раскатилась Первая заповедь Иеговы. Эта Заповедь открывала Новую Эру человечества - Эру Единобожия!
Вторая заповедь уточняла первую, запрещая поклоняться материальным предметам или живым существам - она устраняла посредников между Богом и человеком!
Третья заповедь "Не произноси имени Господа Бога твоего напрасно!" запрещала самовнушение. Нельзя бесконечно повторять Божье имя, вызывая в затуманенном сознании видения, принимаемые за Его образ, - как в Индии многие делают и поныне. Моисей не знал тогда, что потомки многих стоявших с ним, в своём неразумном усердии вообще откажутся произносить имя Бога, и гордые слова: "Богу твоему поклоняйся, Ему одному служи и именем Его клянись", - потонут в словоблудии...
Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, а седьмой день - суббота Господу Богу твоему, - зазвучала четвертая «переходная» заповедь. Такого ни у одного народа ещё не было! - Обязательный день для мыслей о Возвышенном и отдыха! Но какой из череды проходящих дней седьмой? Всем ли  праздновать этот день одновременно? Или cуббота больше, чем день календаря?...
Дальше звучали «человеческие» заповеди, требующие чтить родителей, запрещающие убивать, лжесвидетельствовать, красть, прелюбодействовать или желать чего-либо из того, что есть у ближнего. Это были нормы достойного поведения, уже принятые в мире того времени. Но три первые духовные заповеди соединяли всё сказанное в Завет, основывающий достойное поведение людей не на его полезности, а на осознании их принадлежности к Богу.
Можно, конечно, спорить, говорил ли Бог с людьми, но неоспорим факт: Великое учение о Едином Боге-Духе и Его Заповеди  принёс человечеству еврейский народ, начав этим Наше Время — время расцвета человечества!
Что ты думаешь о законах для своего народа? - спросил Иегова, когда Моисей следующим утром поднимался в гору. Бывший купец, тот хорошо знал законы стран, где вел торговлю. В уголовной и гражданской частях вавилонский Кодекс Хамурапи мог быть взят за основу. Но поскольку теперь опорой законности становились Заповеди, новый Кодекс должен был их защищать! Это он и ответил.
- Ты сказал верно! А теперь веди свой народ. Я пошлю ангела, чтобы хранить вас на пути в землю, которую обещал.
- Почему Он Сам не хочет идти с нами? - кольнула мысль. 
- Если будешь исполнять все, что Я скажу, обращу к тебе тыл врагов твоих. Не заключай союза ни с ними, ни с их богами!... И оба знали, что при опоре лишь на преданность Богу (которая ещё и не полностью выработана), народ может вернуться к идолопоклонству и без влияния соседей.   
           - Люби Господа всей душой твоей и всеми силами, - говорил Моисей народу на следующий день, спустившись с горы. - Внушай Заповеди детям твоим, говори о них, сидя в доме твоем, идя дорогой, ложась и вставая!... Но наказания уклоняющимсятся от их исполнения, были жестоки: Смертная казнь за неверность Богу - за поклонение идолам, ворожбу или нарушение субботы. То же за нарушение чистоты половой жизни: прелюбодеяние с чужой женой, изнасилование, скотоложство. И то же тому, кто злословит, а тем более, ударит отца или мать!
           - "Все, что сказал Господь, исполним!" - ревёт толпа. Море счастливых лиц... Реют цветные полотнища. Еще бы! Бог даёт им не только Заповеди, но и их государство, а Его ангел поведёт их на завоевание обетованной земли! И Моисей почти забывает свой вопрос: А что мы должны делать для Бога?
Поднимись снова на гору, - услышал Моисей на другой день. Там на открывшейся перед ним поляне стоял гигантский переносный храм-шатёр! Разборные стены его, составленные из обитых золотом брусьев, сияли в солнечных лучах. Крыша была покрыта синим сафьяном. И весь храм, казалось, устремлялся в безграничную высь... Одежды первосвященника были красивее, чем даже облачение первого жреца в Египте! Риза небесно-голубого цвета была украшена яблоками, вышитыми пурпурными и золотыми нитями. На плечах - два оникса с искусно вырезанными именами сыновей Израиля. На нагруднике, в их же честь - самоцветы...
- Когда спустишься, сделай всё по этим образцам, - слышал Моисей, вероятно, на следующий день. - Моим первосвященником будет Аарон, а затем - его потомки по мужской линии. И только они! Это оттеняло разницу между Аароном, исполняющим ежедневные ритуалы и Моисеем — Божьим Посланником, то-есть Мессией. Этот титул, как и следующие вниз по рангу титулы Пророка и Гения - не наследуются!
В изучении деталей увиденного время бежало быстро. По истечении сорока дней, Иегова дал ему две каменные пластины с выбитыми на них Заповедями - Скрижали Откровения.
Голос Бога был, однако, сух: "Поспеши сойти, ибо развратился народ, который ты вывел из земли Египетской!" - Сердце Моисея похолодело. - Разве это я, а не Он вывел народ из Египта? Что случилось в стане?
А в стане происходило следующее. Видя, что Моисей долго не возвращается, противники Исхода, приступили к Аарону: сделай нам бога, чтобы шел перед нами, как обещано, и будь при нем первосвященником. А Моисей... наверное, пропал на этой горе. То же думал и Аарон. Конечно, брата было жалко.
- Принесите мне серьги, что у вас в ушах! - был его ответ. Скульптурка отлитого из них золотого тельца получилась красивой. Размером с ягненка, пустой внутри, но с толстыми стенками, тяжеленький и ладный, теленок был совсем как тот, что стоял в храме Ваала в Мемфисе. Мастера вставили ему рубиновые глаза... - Вот бог твой, Израиль! - восхищённо кричали противники Исхода.
Поставив перед тельцом жертвенник, Аарон провозгласил: «Завтра праздник!” – Ответ народа был, однако, неопределённым, а левиты открыто роптали: это грех - молиться идолам!
На другой день Аарон принес тельцу жертвы покорности и всесожжения, после чего уже весь народ сел есть и пить... Заиграла музыка, и молодёжь пошла плясать, постепенно сбрасывая лишнюю одежду. Перегревшиеся удалялись за чей-нибудь шатер... 
Моисей, тем временем, спускался вниз по склону. Скрижали были тяжелыми. - Быстро уклонились они от пути, который Я им заповедал! - звучал голос Иеговы. - Этот народ жестоковыен!
- Не Сам ли Ты его произвел?
- Оставь Меня, Моисей. Уничтожу их. От тебя произведу новый, великий народ!
- Но разве я лучше старого Израиля? - был ответ Моисея. - Отмени погубление народа Своего, чтобы египтяне не говорили, будто Ты не смог ввести евреев в обетованную землю и поэтому истребил их!
Неожиданно скрижали в руках как бы потеряли вес, и Моисей понял, что Господь согласился...
А Господь именно тогда окончательно решил, что этот человек выбран Им правильно, если не побоялся встать на защиту Его дела, даже против Него Самого!
На полпути Моисея встретил поджидавший его Иегоуша и, двинувшись вниз, оба услышали отдаленный шум.
- Ни военный ли крик в стане? - встревожился Иегоуша.
- Не похоже. Это голоса поющих. - Скрижали снова стали оттягивать руки. И когда уже внизу Моисей увидел пляски вокруг золотого тельца, обвитого цветами, то не в силах сдерживать гнев, швырнул скрижали о скалу! Они разбились...
Полубегом Моисей вошел в стан. - Расплавить мерзость египетскую! - Толпа расслаивалась на глазах, и некоторые двинулись, чтобы защитить божка.
- Кто Господень, - ко мне! - воскликнул Моисей. - К нему собрались все из колена Левия и многие другие, не желавшие возвращаться к язычеству. - Так говорит Господь: возьмите каждый свой меч и убивайте отступников!
В тот день пало около трех тысяч человек... а к концу дня скульптурка телёнка окончательно расплавилась. Моисей лил золото в воду, и струя разбрызгивалась на мельчайшие частички, окрашивая воду в бурый цвет. Затем приказал народу пить это... Пили.
Аарон, бледный, стоял у своего шатра, и растерянно шевелил губами, - старик, пытающийся собраться с мыслями......
- За что ты ввел народ в этот грех великий? - спросил его Моисей.
- Да не возгарается гнев господина моего...
- "Господин"!... Это мне, младшему брату!
- Но ты знаешь, что это народ буйный. Они сказали: Сделай нам бога, чтобы шел перед нами.. И я ответил: «У кого есть золото, снимите с себя», и бросил его в огонь. И вот, вышел телец... Иначе они меня убили бы...
Конечно, золотые тельцы не получаются только от того, что золото брошено в огонь. Но глядя на трясущиеся руки и плачущее лицо брата, Моисей понял, что если он немедленно не укротит свой гнев, вести первую службу в Храме придется уже кому-то из его племянников. И впервые за этот страшный день почувствовал жалость. Пришла пора милосердия. Для всех!
Теперь Моисею предстояла роль посредника между Богом и людьми.
- Прости им грех их! - заговорил он, поднявшись в гору. - А если нет, изгладь и меня из Своей памяти!
- Иди, Моисей, и веди народ, куда Я сказал, - последовал усталый ответ. - Ангел Мой введет вас в землю, где течет молоко и мед. Но Сам Я не буду среди вас, ибо вы  жестоковыйны!
Плач народа, слышавшего эти слова напомнил, однако, Господу о милосердии. – Ладно, снимите с себя украшения, а Я подумаю, что делать с вами...
- Ты говорил об зтом ангеле еще до того, как они сделали тельца, - заговорил Моисей, оставшись на горе. - Не поставь любопытство в вину рабу Своему, но знал ли Ты это заранее?
- Нет. Но понял, что так может произойти, когда вы кричали: "Все, что сказал Господь, исполним!" Я дал живому свободу выбора, поэтому всего не предусмотришь. Человечество ещё молодо, за ним надо следить и направлять.
- И Ты успеваешь? - удивился Моисей.
- Стараюсь — в голосе Бога послышалась улыбка. - В мире правят мои законы, и в неживое вмешиваться почти не нужно... А с людьми Мне помогает Ариэль.  Это - Мой архангел, дух сомнения, хотя чаще Мы называем его Сатана, то-есть “Возражающий”... Ты можешь поговорить с ним.
И тотчас возникло ощущение могучей враждебной силы, которая, однако, не могла его достигнуть. Ариэль появился откуда-то сбоку. Среднего роста, со слегка разболтанной манерой держаться и дежурной улыбкой на обыденном, без особых примет лице... Выдавали глаза: острые, неподвижные и в то же время замечающие каждое движение вокруг.
- Он и испытывал народ золотым тельцом! - мелькнула догадка...
- Я не обижаюсь, что ты изобразил меня змеёй в своей Книге, - бархатно засмеялся Ариэль. - Но ведь змеи вам полезны.  Просто, нужно носить правильную обувь. Ты не обижайся... Книга твоя очень мудрая. Он дал лишь несколько мыслей. Но писал-то ты! И народ из Египта ты вывел. А теперь, - Ариэль понизил голос, - ты Самого Бога переспорил!
В третий раз слышу, что это я, а не Бог, вывел народ из Египта, - подумал Моисей и ответил: - Одного, меня младенцем склевали бы стервятники в тростнике у Нила. Это под Его руководством я писал Книгу и выводил народ из Египта!
- Почему же ты не согласился с Богом и как смог Его переспорить?
 - Мышление это столкновение мнений. Я представлял одну из Его точек зрения, и она оказалась вернее других.
- Может быть, ты и прав... - деланно рассмеялся Ариэль. - Но мир отдан на испытание не тебе, а мне. Все негодное должно разрушить себя само! - И эти его слова охватывали муки сонмов людей со времени их появления на земле...
- Отдан? Тебе?
- А как иначе я мог бы вас испытывать? Ведь Хозяин - Он!
Спустившись в стан, Моисей поставил временную скинию, пока строилась такая, как он видел на горе... И Бог говорил с ним ЛИЦОМ К ЛИЦУ, как если бы кто-нибудь говорил со своим другом!
Как Он выглядел? Бог может принять любой облик. Для Моисея лицо Бога выглядело так, чтобы помочь как можно лучше вникнуть в смысл произносимого. Немного похожим на еврейского деда Моисея и немного на Ваксахара, только ещё возвышенней и добрее...
- Ты назвал Свой народ жестоковыйным. Не сожалеешь  ли Ты, что выбрал его? - спросил Моисей. Но ответа не было... Неожиданно стало легко и весело, и неловко за свою беспричинную веселость. Он поднял глаза... Бог смеялся: Знаешь ли ты другой народ, который мог бы выдержать Мое иго? - Моисей отрицательно покачал головой. - Я продолжаю создавать Моё человечество, и испытываю его.
- А мы - передовой отряд на пути к Твоим целям?
- Да. Вы должны выносить Моё учение, как мать ребёнка. Лишь после этого оно победит мир... Хотя многие отойдут. Сделают идолов, даже из Завета. Но Я помогу вам. Через все испытания вы  приведёте ко Мне народы мира!
- А кто нас поведёт, Господи? Кроме Тебя, не сможет никто!
- Ты говоришь верно, Моисей. Но об этом нужно ещё думать Мне Самому.
- Молю, если сочтешь возможным, покажи мне Славу Свою!
- Покажу... Вот место в скале. Я прикрою тебя. - Непонятным для себя образом Моисей оказался вдруг в темноте, и почти сразу ударил огненный ураган - это шла Слава Господа. В какой-то момент Моисей захотел коснуться Его ладони, но понял, что этого делать нельзя... Затем тихо заголубело небо, блеснуло солнце и повеял ветер, как от цветущего сада. Теперь Иегова решил, как Он поведет Свой народ! Моисей пал на колени: пойди среди нас, Владыка!
И Бог был согласен! - Я изгоню развратившиеся народы - звучал Голос, - и страшно будет то, что Я сделаю. А ты, Моисей, сам высеки на скрижалях Мои Заповеди! Бойтесь нарушить их! Больше ничего не бойтесь... 
Валикие и страшные годы протекли с тех пор. Моисей — теперь уже не только пророк и вождь, но и могучий жёсткий правитель — стал во главе людей, отвергших рабство. Первый народ нового мира, где жизнь человека зависит не от кнута или пряника властелина, а от своей способности мыслить, объединяться с другими и служить Богу! Они тяжело учились этому. Практически, всё первое поколение, вырвавшееся из Египта, полегло за сорок лет скитаний в пустыне! Но эти годы ушли не только на то, чтобы вырастить и закалить новые, не знавшие рабства, поколения, но и на то, чтобы пропустить в Ханаан две огромные враждующие армии: Египта и Хеттского государства. Война между ними, взявшая в сумме более миллиона жизней, обескровила этих гигантов. Теперь израильтянам действительно  открылся путь в Ханаан! 
В зазор между половинами занавеса брезжил ранний рассвет. Прищурив глаза, Моисей стал всматриваться в темнеющее на подушке лицо. Тенера, его последняя жена спала рядом. Они встретились на третьем году Исхода, когда прибывший вестник доложил о подходе каравана с заказанным оружием. Тенера была дочерью хозяина каравана.
Евреи шутят, что первый признак надвигающейся старости это - когда все подруги твоей дочери кажутся красавицами... Но Тенера была действительно хороша, и увидев ее, Моисей грустно подумал, что, ему давно уже не двадцать, и даже не сорок лет... Чем-то напоминающая красавиц на фронтонах дворцов в Индии, только гибко-живая, с гладкой нежнейшей кожей.
Позже, когда Моисей пригласил Аарона, Иегоушу и Тенеру с отцом отобедать, он понял, что главное ее очарование состояло в улыбке. И во взгляде. И еще в чем-то... Она не терялась среди его гостей, легко отвечала на шутки и всегда знала то, о чем говорила. Но с кем бы она ни говорила, глаза её обращались только к нему! Взгляд ее искал его взгляда. И наоборот...
- Я видела тебя ещё девочкой, четыре года назад, - сказала она позже. - Как ты победил всех богов Египта? - И Моисей рассказал ей о своей жизни, не скрыв даже того, что утаил когда-то от Сепфоры.
- Твой Бог был с тобой... - Моисей тихо положил свою ладонь на её, и она сжала свою в ответ. А потом, обнявшись, они поняли, что им незачем бояться огромной, в три поколения разницы в возрасте... Наступившим утром Моисей дал своему новому, годящемуся во внуки тестю богатый выкуп. В ответ тот принес жертвы Иегове, и Тенера стала женой Моисея.
Странно, как быстро прошли эти годы... Теперь ему было сто девятнадцать лет! Тенере - пятьдесят шесть, а первой его дочери - за девяносто. И даже правнуки перестали быть молодыми, а имен их детей он просто не помнил!
Сколько ещё оставалось жить? Полгода назад в Кадес-Барнеа - селении, ставшем их базой, умерла Мариам, сестра. Не проснулась. Её похоронили и оплакали. Моисей и Аарон стояли перед её завернутым в белое полотно, совсем маленьким теперь телом, и оба знали мысли друг друга: "Когда придет моя очередь?" 
Вечером того же дня они решили, что настала пора начинать наступление на Ханаан. Однако не с юга, как раньше, а зайдя с востока, со стороны Моава (нынешней Иордании). Тогда перед ними будут лишь река Иордан, которую перейти нетрудно, и за ней - лишь один укрепленный город, Иерихон...
Но два месяца спустя пришла беда. Когда они двинулись через пустыню, разведчики, высланные вперед, не нашли воды, и недавно рожденные ягнята стали гибнуть. - Зачем вы вывели сюда наших отцов из Египта? - начался ропот - Тут негде сеять и нет ни смоковниц, ни винограда, нет даже воды для питья!
- Возьми жезл и соберите общество, ты и Аарон - услышал Моисей - и прикажите скале. Она изольет воду.
Но вместо того, чтобы лишь приказать, как велел Господь, Моисей ударил в cкалу жезлом дважды. Вода потекла, народ стал жадно пить и поить скот, а Моисей вдруг осознал, что впервые нарушил приказ Бога... Что было причиной? Опасение, что вода может не потечь? Жалость к Аарону, который, закричав от ужаса перед разъяренной толпой, попятился и схватил его за край одежды? - Нет! Главное было в том, что они оба испугались народа больше, чем непослущания Бога... Одряхлели?
- За то, что вы не поверили Мне, не введете народ в землю, которую Я даю ему, - раздался Голос.
А беды продолжались. Послы, которых Моисей отрядил к царю Едома за разрешением пройти через его землю, вернулись с отказом. В подтверждение, сильное войско было выставлено на границе. Приходилось идти в обход.
У горы Ор Господь сказал: Поднимитесь  на гору ты, Аарон и сын его Елиазар. Пусть Аарон умрет там.
Поздно вечером Моисей зашел к брату. Сыновья его с семьями, простившись, уже уходили, и Аарон оставался один.
- Сядь здесь со мной, - попросил Аарон. - Это мой последний день.
- Может быть, тебе лучше заснуть?
- Зачем? Давай побудем вместе... Вот о чем я давно думаю. Заповедь Бога говорит: Не убивай! - И Он же ведет нас против жителей Ханаана! Во всякой войне нужно убивать, иначе убьют тебя. И за многие грехи Закон требует смерти... Что же значит эта заповедь, как ни просто запрет убивать без Его приказа?
- Ты прав. Но исполнение заповедей всеми людьми это условие мира для всех и навсегда.
- Всё ещё надеешься на "всех"? А ведь многие не всегда были за Исход. В результате, поколение, выведенное нами из рабства, вымерло за эти сорок лет, так и не вступив в Ханаан! А их детям и внукам предстоят тяжелые бои за него. Правда, уже без нас... - Аарон вздохнул. - Но возвращать жизнь жалко. Впрочем, каждый день на земле - это шаг к смерти.
- Или к бессмертию?
- Ну ладно... - Они сидели рядом, вспоминая свою жизнь. Рано утром в шатер пришел сын Аарона Елиазар, и весь народ видел, как они поднимались на вершину горы...
Без Аарона было пусто, и личная судьба уже не подавала надежд... Оставалось лишь, повернув на север, привести народ к Иордану, а по дороге разбить несколько враждебных племён, чтобы обезопасить тыл при переправе. Они сделали это...
Жизнь и смерть предложил я тебе, благословение и проклятие! - В свой последний земной день Моисей произносит напутствие всему Израилю. 
Когда ты пойдёшь за Иордан, и если станешь слушаться Господа то будешь благословлен. И сделает Он тебя головою, а не хвостом, и поставит тебя народом святым!
Но Бог уже сказал ему, что впереди на века не мир, а кровь. Реки! И отойдут многие... Поэтому следующие слова Моисея были: Но если  ты забудешь Господа, то будешь проклят. И предаст Он тебя на поражение, и будешь рассеян по всем царствам земли!...
Хотя знал он и то, что отошедшие от Бога вернутся позже, чтобы бороться за Его дело! И дальше, сквозь дымку времени Моисей видел, как вслед за евреями народом Бога становится всё человечество, которому даётся в управление вся Земля — и не только она! Или Иегова уже содержит в Себе человечество? А мы возвращены в вихре времени, чтобы утвердить своё будущее?...
Ибо часть Бога – народ Его! - произносит Моисей вслух...
Закончив речь, он выслушал донесение, что на спуске с вершины Фасги был найден труп сорвавшегося со скалы моавского старика-разведчика, удивительно похожего на него. Подумал: вот и я умру где-нибудь здесь...
- Нет. Завтра Я вознесу тебя на небо живым, - раздался ответ. - Вместо тебя пусть положат в гроб этого старика, чтобы народ считал, что ты умер! - Ближе к вечеру Моисей благословил сынов Израилевых и зашел в храм - попрощаться с ближайшими помощниками. Вписал в свою последнюю, пятую книгу строчки о том, что он, Моисей, раб Господень, умер в земле моавитской, погребен и оплакан народом в течение тридцати дней, и никто не знает места его погребения... Затем пошел спать, чтобы иметь силы встретить свои последние земные мгновения. А Иегоуша остался заканчивать Второзаконие: "И не было более у Израиля пророка такого, как Моисей, которого Господь знал бы лицом к лицу..."
Рассвет застал его поднимающимся на вершину Фасги. Старое, когда-то такое могучее тело всё ещё слушалось... В одной руке у него был посох, в другой - узелок с едой, которую Тенера, прощаясь, дала на дорогу. Но есть не хотелось, и Моисей положил узелок в стороне у тропы.
- Как быстро прошло мое время! - вздохнул было ои, но потом решил, что на исходе жизни все, наверное, думают так же... В его странном видении (прошлого? будущего?) женщина невероятной красоты, Жена, была с ним рядом, а он пел ей известный романс:
      
Снился мне сад
              В подвенечнм уборе!
              В зтом саду мы с тобою вдвоём.
              Звёзды на небе,
              Звёзды на море,
              Звёзды и в сердце моём!

Рука ее лежала на его плече. Светало. Пахло соснами, молодой травой, Мертвым морем внизу. И из-за горизонта все более открывались очертания всей Земли: белые шапки полюсов, Европа, Азия, Африка, Океаны, обе Америки... И миллиарды людей смотрели на него!
Небольшая крытая карета, которую Моисей видел в далёком детском сне, остановилась перед ним. Дверцы распахнулись. -  Ты теперь - один из Нас, - сказал Иегова. - Входи... Вместе входите!







2. ПРОЦЕСС ПОШЁЛ! 
В Храме, в темноте Святого Святых пространство над ковчегом между херувимами светилось. Казалось, что ни один звук не проникал в его звенящую тишину. И Книга, начатая Моисеем и продолженная еврейским народом в течение веков, рассказывала, что правивший за ним Иисус Навин перевёл евреев через Иордан, и они завоевали землю, обещаную Богом! Первые несколько столетий они жили племенами. Каждый поступал, как считал правильным, а общие дела решали судьи, избираемые старейшинами.
Конечно, евреи не были «народом Книги», как их часто потом называли — не все даже были грамотны. Они были первым народом Бога! Земля, которую они завоевали, простиралась на восток от побережья Средиземного моря. Когда-то эта земля была частью необозримой империи Хеттян, соперничавшей с Египтом. Позже империя распалась, а на побережьи остался город-государство Троя с прилегающими к нему землями. Затем стараниями греков и, особенно, их героя «хитроумного» Одисея, погибла и Троя. Из-за легендарной ли красавицы Елены, или в результате столкновения политических и экономических интересов стран-участниц, лишь прикрытых её именем? Россиянка Алла Ларионова, американка Мерилин Монро или итальянка Джина Лолобриджида, да и многие другие, не прославленные кинематографом, были, вероятно, не менее прекрасны, чем Елена, хотя никаких войн из-за них не было...
Но, возвратимся к древнему миру. Хотя и избранные Богом, евреи были вполне реальными людьми, и человеческое не было им чуждо... Поэтому, когда пророк и судья Самуил самовольно передал судейские полномочия своим сыновьям, старейшины Израиля решили, что им лучше иметь царя, "как у других народов".
           Заменить избранность обыденностью! - сокрушался Самуил. И понимал настоящую причину такого решения: связь между народами Израиля ослабла настолько, что власть судей уже не могла удерживать их вместе...
- Послушай голоса народа, - сказал тогда Иегова. - Ибо не тебя они отвергли, а Меня. И ты был с ними! Помажь на царство человека, которого Я укажу.
Первый израильский царь Саул, гигант и красавец, был признан всеми. С ним вернулась и слава побед! Но когда, разбив амаликитян (когда-то очень досаждавших Моисею), Саул, по слову Господа, должен был предать заклятию и пленных, и добычу, он вместо этого, не только приказал не уничтожать лучшее из добычи, но и пощадил их царя!
- Благословен ты у Господа! Его слово исполнено, - приветствовал он тогда пришедшего Самуила.
- А что за блеяние овец и мычание волов в ушах моих?
- Это для жертвы Господу, - солгал Саул. Отважный против врагов, он оказался слаб перед своим народом в отстаивании Божьей Воли.
Давид, новый царь - отважный воин, гусляр, поэт и блестящий государственный муж был предан Богу во всем. Ранее, совсем еще молодым безвестным пастухом, он вызвался победить Голиафа, могучего филистимского богатыря (филистимляне были потомками жителей сельских местностей Трои). Расхаживая перед войсками, готовыми к битве, Голиаф вызывал желающих на единоборство. Но слишком грозно выглядел этот закованный в броню гигант. И падал дух израильтян...
- Ты ещё юноша и не можешь воевать против него, - предостерегает Давида Саул.
- Раб твой пас овец у отца своего, и когда лев уносил овцу из стада, я гнался за ним и отнимал добычу из пасти, а если зверь бросался на меня, я убивал его. То же будет и с этим филистимлянином.
- Ладно. Одень хотя бы мои доспехи!
Но Сауловы доспехи велики Давиду. Оставшись в простой пастушечьей одежде, он берёт несколько голышей из ручья и с этим, да ещё с пращёй и посохом идёт навстречу Голиафу.
- Что ты идешь на меня с палкой, - смеется тот, - разве я собака? - и хохот филилистимлян разносится вокруг. Но Давид вовсе не прост... В это утреннее время он приближается к противнику с солнечной стороны. Неожиданно Давид бросается вперед, а Голиаф, потеряв его из виду, на мгновение опускает щит. Давид останавливается, и камень, пущенный им из пращи, впивается тому в лоб. Подскочив, Давид отрубает Голиафу голову его же мечом, отсекая сомнения, только ли ранен тот, или убит, а израильские воины бросаются на оторопевших врагов. Победа!... С тимпанами и плясками выходят к ним женщины из израильских городов.
Почему же Господь избрал на будущее царство Давида, потомка  моавитянки, если раньше говорил, что потомки моавитян не могут вовек войти в общество Господне? Ни указание ли это, что вечен только Завет из десяти Заповедей? .
Став царем, Давид покорил окрестные народы, создав царство от Средиземного моря до верховий Евфрата. Он же, вместе со священниками установил процедуры служб в храме и составил многие молитвенные псалмы.
Но чтобы держать в подчинении покоренных, царю нужна постоянная армия - мужчины, которых надо оторвать от труда, а вместо них поставить рабов, добытых на войне. И они будут ближе к женщинам народа-победителя, чем их ушедшие воевать мужья. А кроме того, нужны припасы, забранные у тех, кто их производит. Поэтому нужно покорить также и своих собственных людей! И уже трудно будет утверждать, что перед Богом все равны, потому что между собой люди не равны... И подобно лодке, захваченной потоком, устремился Израиль к тяжелейшему из испытаний – своей же победой! Царь - первый человек. Он и испытывается первым!
Однажды под вечер Давид прогуливался по кровле своего дворца. Как на ладони, дежал перед ним утопающий в зелени Сион. Дальше - холмы Иерусалима... Дневной шум понемногу стихал, и тончайшее марево пыли, поднятой в течение дня, придавало оранжевому закатному небу жемчужные тона... Неожиданно взгляд царя упал на купающуюся женщину. Во дворе своего дома, огражденного высоким забором, она, как кошка, нежилась во вкопанной в землю каменной ванне. Красивая, лет семнадцати.
- Кто такая? - Доложили, что это Вирсавия, жена Урии Хеттянина. Давид знал его: пришелец, один из храбрейших офицеров, сейчас на осаде Раввы аммонитянской.
- Пусть придет, - скорее из любопытства сказал Давид.
Вблизи женщина была еще красивее, и  казалось, что вся она светится. И было еще что-то в ее красоте, от чего Давид,  зрелый мужчина ощутил себя вдруг юношей, у которого все внутри дрожит от удивительного сказочного предчувствия...
Но красавцем был и Давид. Стройный, с легкой походкой, с шапкой светлых вьющихся волос и мудрыми голубыми глазами под длинными темными ресницами... И Вирсавия видела, что взгляд их был добрым и внимательным именно к ней. Неверно, что чем женщина красивее, тем презрительнее она смотрит на мир. Скорее наоборот, она тем более нуждается в том, для кого дар ее красоты не иссякнет. Вирсавия увидела это в Давиде с первого взгляда, и что-то ослабело в ней. Когда она распрямилась после поклона царю, он пригласил ее к уже внесенному столику с яствами. Потом...
"И они спали", - говорила Книга. - А когда она возвратилась к себе, то вскоре обнаружила, что беременна, и послала сказать об этом Давиду. - Страх холодно шевельнулся где-то внутри. Чтобы перекрыть улику, Давид приказал вызвать из армии ее мужа Урию для доклада. Подробно расспросив о ходе войны, Давид  отослал его домой и велел нести за ним угощение со своего стола... Но Урия не пошел домой, а лёг спать со своими слугами у ворот царского дома, сказав, что не станет спать дома, пока идет война, и сам командующий армией ночует в поле.
Давид оставил его на второй день и допьяна напоил за обедом, но Урия опять не пошел в свой дом. Странно, что и Вирсавия, знавшая о прибытии мужа, не вышла к нему...
И снова Давид почувствовал себя, как в далекой молодости, когда Саул, зная, что царство отойдёт Давиду, послал своих слуг, чтобы убить его, а Давид с горсткой сторонников прятался в пещере. Тогда Давид и создал псалом, содержащий следующие строки: "Не погуби. Помилуй меня, Боже!... Душа моя среди львов, и лежу среди дышащих пламенем, среди сынов человеческих, у которых зубы - копья, а язык - острый меч."
Но обращаться к Богу о помощи в его нынешнем деле было стыдно, и Давид послал с Урией запечатанное письмо к его командиру: "Поставьте Урию там, где будет самое сильное сражение, и отступите от него, чтобы он был поражен".
Вирсавия плакала, узнав о смерти мужа, но по окончании траура Давид женился на ней, и она родила ему сына. И все, вроде бы, успокоилось, но приступы тяжелой печали стали преследовать Давида. Пророк Нафан застал его во время одного из таких приступов. Увидев его, царь приподнялся на кушетке, ища сочувствия, но речь пророка была суровой:
- За то, что ты пренебрег Господом, убив Урию, и взял его жену в жены, не отступит меч от дома твоего вовек!
 - Согрешил я! - Печаль еще сильнее сдавила Давида, и он упал к ногам Нафана...
         Но и тот понимал, что это под командованием Давида был создан могучий и свободный Израиль и что никогда ранее Давид не уклонялся от верного пути. - Ладно, - сказал Нафан. - Вместо тебя, умрет твой родившийся сын!
Дитя умерло, но любовь Давида и Вирсавии пережила эту утрату. Они стали еще дороже друг другу, и она снова родила сына, которого назвала Соломоном. Мальчик рос, радуя родителей. Читал Тору, беседовал с Нафаном, посетил Египет и Месопотамию, где учился у звездочетов и жрецов... Сын и отец любили друг друга.
Росли и дети от многих других жен. Красивые, здоровые. Но по мере мужания они доставляли отцу все более крупные огорчения. Старший сын изнасиловал свою сестру, дочь Давида от другого брака. По закону, за это следовала смерть. Но теперь суд принадлежал царю, и принц отделался испугом. Убил его сын царя от другого брака - Авессалом. Так меч вошел в дом Давида.
Когда через три года после изгнания за убийство брата, Авессалом вернулся, то начал проявлять интерес к власти: завел колесницы, всадников, скороходов... Поняв чутьем политика, что в народах Израиля зреет нежелание подчиняться Иуде, он шаг за шагом завоевывал их привязанность. Затем стал готовиться к захвату трона, и люди стали стекаться к нему...
Спасая свою жизнь, Давид покинул Сион. Босой, он шел и плакал. Власть, слава, богатство – все ушло, как сон. И родной сын ищет его смерти! Но Авессалом медлил, наивно ожидая пока все сторонники покинут отца... Получив передышку, Давид собрал армию и двинул ее на Иерусалим. В сражении с обеих сторон погибло тридцать тысяч человек. Был убит и Авессалом. И плакали все по погибшим... Тогда и возник спор между Иудеей и остальным Израилем, завершившийся кличем: "Нет нам доли в Давиде!" - Спор удалось подавить, убив его зачинщика, но причина осталась...
И снова спокойно потекло царствование Давида, но к концу своего шестого десятка он стал быстро дряхлеть, и ночами никто уже не мог его согреть, кроме красавицы Ависаги. Она ухаживала за ним и ложилась рядом в постель... На всё остальное Давид не был способен. Приближалась небходимость решать, кто - Соломон или его старший брат Адония (от другого брака) унаследует трон. На стороне Соломона был сам царь и пророк Нафан. Он победил.
- Вот я умираю, - говорил Давид (уже после коронации Соломона), и хотя воздух на верхней террассе дворца был свеж и легок, он дышал с трудом. Соломон вытирал его лоб платком. На террассе они были одни. - Ты царь теперь, - говорил Давид. - Будь тверд и мужествен. Храни завет Господа и ходи Его путями... Тогда не прекратится от тебя потомок на престоле Израиля... - дыхание Давида стало прерываться. Потом остановилось.
Твердо и просто начал Соломон свое правление. Женился на дочери египетского фараона и сделал её своей Главной женой - первой была Наама, аммонитянка, и у них был уже сын Ровоам. Расставил на ключевых постах своих сторонников, а брата Адонию... КАЗНИЛ.
Утвердившись таким образом, Соломон приказал собраться всем начальствующим над Израилем в Гаваоне, где стоял старый храм - он всё ещё выглядел величественно, хотя матерчатые части пообветшали... Тысячу всесожжений вознес Соломон. Кровь, предсмертное блеяние, дым от груд горящего мяса... Но правящая элита Израиля была впечатлена - единая нация с царем во главе и под единым Богом! 
В ту ночь Господь явился Соломону во сне: Проси, что дать тебе. - Сказано это было очень благожелательно, и Соломон не испугался. Скорее принял как должное...
- Ты сотворил отцу моему, великую милость, даровав ему сына, который воссел на престоле после него. Даруй же рабу Своему сердце разумное, чтобы судить народ и различать, что добро и что зло... Только так я смогу управлять этим  народом.  Иначе не сможет никто.
- В первую очередь, сердце должно быть преданным Мне... Чего ты ещё просишь? - Соломон молчал, и в какой-то мере это было вызовом.
- Важно не только каков царь. Но за то, что ты не просил у Меня ни богатства, ни душ неприятелей своих, ни многих дней жизни, а лишь разума, чтобы судить, Я даю тебе разумное сердце. А сверх того дам богатство и славу, каких не было у царей до тебя!
Соломон проснулся, и все в нем кипело радостью. В тот день ему исполнилось восемнадцать лет.
- Что нового стало во мне? - Вроде бы, ничего... Только почему-то он подумал, что теперь резко двигаться не следует. И голос должен быть спокойным и ясным. Ничего личного, ничего лишнего...
Заспанный слуга не сразу явился на звон колокольчика. Вызвал начальника охраны и управляющего домом: Отдать этого в рудники. Слуги и охрана должны всегда быть настороже! - Сказал это "по-царски" и увидел, как дрогнули их лица, наливаясь преданностью... Отменил  заказанную было колесницу: празднество нужно закончить и переговорить отдельно с каждым из знати, чтобы выяснить, как они между собой. А тогда уже пригласить всех на пир. Отныне все исходящее от него должно стать державным! В том числе и царский суд, в котором ему предстояло решать дела, непосильные для обычных судей.
Иерусалим — столица, думал Соломон. - Значит народ, среди которого он находится, - главный народ! Это - первое.
Второе - мир, то-есть, мощь армии! Её задачи: показать силу страны в мирное время и сокрушить врага в случае нападения или восстания. Для этого нужны колесницы и конница, а не народные ополчения, как у отца! Тесть, фараон Египта, продавал Соломону, как и всем, кто платил деньги, железные колесницы и крупных коней к ним. Остальное оружие Израиль производил сам...
И третье: полный достаток всему Израилю. Чтобы серебро по ценности стало, как камни, и ни нужда, ни зависть не двигали бы людьми! 
И всё было спокойно в царстве, лишь Соломон спокойно жить не мог. ХРАМ - это была задача его поколения! И как живой стоял перед ним отец, когда при помазании Соломона на царство он обратился к собранию знати Израиля:
- Послушайте меня, братья мои, слушай, народ мой! Было у меня на сердце построить дом покоя для ковчега Господня и в подножие Богу нашему. Но Бог сказал мне: "Не строй... потому что ты человек военный и проливал кровь. Соломон, сын твой построит."
На четвертом году своего царствования Соломон заложил первый камень. Тридцать тысяч дровосеков  рубили в Ливане кедры и кипарисы. Работать для храма было честью. Всё металлическое: медный жертвенник, столбы, медное “море” диаметром в десять локтей, стоящее на двенадцати медных волах, золотой жертвенник для курений, золотые и серебряные сосуды - все было поручено искуснейшему мастеру Хираму-Авии. Семь лет строительства, были, пожалуй, самым счастливым временем для Соломона, да и для всего Израиля в целом.
Но вот, Храм завершён! Расположенный на возвышении, он не нуждался в сверхграндиозных размерах, чтобы выглядеть величественно. И не подавлял, как египетские храмы, но производил впечатление чего-то легкого и неземного. А тем, кто подъезжая к Иерусалиму, видел в лучах утреннего солнца  сверкание белокаменных стен храма и блеск его золотой крыши, казалось, что это солнце восходит над снежной горой.
Весь Израиль собрался на праздник освящения Храма. Соломон, с ним старейшины Израилевы и начальники колен шли впереди, принося неисчислимые жертвы из мелкого и крупного скота. Сзади священники несли ковчег на обложенных золотом шестах. – Но почему царь идёт впереди ковчега? - думали многие.
Речь Соломона со ступеней Храма, перешедшая затем в молитву, тоже не вызвала единодушного одобрения. Просьба, чтобы Бог всегда слышал молитвы, произнесенные в Храме, имела и обратную сторону, на которую старейшины других колен обратили внимание, как и на утверждение: "Господь сказал, что Он благоволит обитать во мгле. Я построил Храм Тебе, место, чтобы пребывать Тебе во веки..." - Что это? Попытка заточить Бога?
 Далее, однако, прозвучали слова, вроде бы, верные. - Если иноплеменник придет из земли далекой ради имени Твоего, услышь его, чтобы народы всей земли знали имя Твое и боялись Тебя, как боится народ Твой Израиль... - И опять: Ведь главное - в любви к Богу, а не в страхе...
Закончив молитву, Соломон благословил народ, принес в жертву покорности двадцать две тысячи голов крупного скота и сто двадцать тысяч мелкого и, устроив многодневный праздник, отпустил народ по домам...
И всё, казалось бы, шло хорошо! Теперь когда, войн практически не было, Иерусалим стал одним из крупнейших международных центров. Бесчисленные чужеземные купцы, странники и жрецы посещали его, разнося по всему свету истории о порядках в стране, о богатстве ее городов и о её религии...
Но через шесть лет, когда Соломон завершил постройку своего дворца, Бог второй раз явился ему во сне и предупредил, что трон его будет стоять над всем Израилем, лишь если он не отклонится от верных путей. Иначе, - голос Бога зазвучал жестко - Я истреблю Израиля с лица той  земли, которую дал ему!
Сердце Соломона дрогнуло. Проснувшись утром, он снова и снова думал: какой же путь верен? Луч солнца отразился от золотой крыши храма. И вдруг он понял: нужно уничтожить рабство! Но  не обпадовался, а устрашился. Необходимое в будущем, это было  невыгодно в настоящем! А значит, для него - неисполнимо!
С той поры чувство обреченности не оставляло Соломона. Он старался не поддаваться: строил дворцы и укрепленные города, закладывал сады и виноградники, собирал высказывания мудрецов, сочинял притчи... В них он всегда обращался к людям своей мечты - свободным и разумным! Это помогало забывать даже об убийстве сводного брата... Великолепен был царь в золотой с драгоценными камнями короне и в пурпурной парчевой мантии - высокий и стройный, с шапкой черных волос, где уже чуть пробивалась седина, и бледным лицом, на котором под тенью тёмных ресниц мягко сияли голубые глаза. Он не радовался удачам и не огорчался, когда случались потери. "Все проходит", - велел он вырезать на сапфире, вправленном в свое кольцо-печать. А двору его, опиравшемуся на неимоверное богатство страны, не было равных среди царских дворов мира. 
Из визитов иностранных государей, приезд царицы Шебы был, пожалуй, наиболее красочным. Страна ее занимала юго-западную часть Аравийского полуострова и Эфиопию, а также землю Офир на юге Африки. Давид и, особенно, Соломон были в дружественных отношениях с царями Шебы и вели торговлю с ними. Они владели половинной долей золотых рудников, и защищали страну от притязаний Вавилона. Ежегодно из Шебы привозили сотни талантов золота, драгоценные камни, красное дерево, обезьян и павлинов... Царица прибыла в Иерусалим с караваном верблюдов, груженых всем этим.
Цель визита? В предварительно направленном послании говорилось, что, достигнув всего в своей стране, как и он в своей, она просит разрешения прильнуть к источнику его прославленной мудрости... На первый взгляд, красота царицы показалась ему почти сверхъестественной. Охлаждала лишь мысль, что это - ее оружие. Свита - седобородые старцы. Соломон сбежал со ступенек трона и обнял её. Но поцеловав в щеку, поймал ревнивый взгляд её переднего охранника. Сделав вид, что не заметил, он стал представлять ей своих приближенных. Потом усадив в кресло рядом с троном, стал расспрашивать, легок ли был её путь и хорошо ли их приняли - посольству Шебы отвели весь старый дворец Давида. Ответы царицы были приятны, но по движению среди ее свиты, Соломон понял, что царица не зря упомянула в письме о его мудрости. Сейчас она станет задавать ему заранее приготовленные загадки, что, впрочем, было общепринятым развлечением в те времена. Он и сам был автором некоторых... Но ещё он понял, что у заготовленных загадок были двойные решения. Какое бы решение он ни назвал, она могла представить в качестве верного другое. Поэтому, выслушав загадку, Соломон просил каждый раз записывать верное решение в книгу. И не было такой, которую он не решил бы... Старцы из свиты краснели и бледнели, но царицу это забавляло. Вместо скуки от победы над очередным поклонником, она была теперь взволнована встречей с удивительным человеком, который, похоже, был даже умнее её!
- Еще одну загадку, царь? - Соломон кивнул, и в зал вбежали прибывшие вместе с караваном двадцать мальчиков и столько же девочек лет пяти или шести от роду, одинаково одетые, так что различить пол по их внешнему виду было невозможно.
- Я скажу, что ты мудрее всех на земле, если определишь, кто из них мальчик и кто девочка!
- А ты сама знаешь?
- Нет.
Соломон улыбнулся и кивнул управляющему домом. - Дай им по серебряному тазу и по кувшину для умывания, - и когда приказание было исполнено, заулыбались все. В то время, как девочки осторожно подносили к лицу воду в ладошках, мальчики резко бросали ее в лицо, брызгая во все стороны... Подав гостье руку, Соломон повел ее в соседний зал, где уже были накрыты столы для обеда. Все теперь восхищало царицу: и роскошь дворца, и вышколенность слуг, и сервировка стола – фарфор и золото - и, наконец, сама еда.
Затем Соломон пригласил её в сад и там показывал  диковинные растения из разных стран, рассказывал о каждом, и ей было интересно! В зверинце он заходил в клетки львов и гладил их морды, слегка почесывал за ушами и о чем-то спрашивал, а львы отвечали ему тихим рокотом и лизали руки. Потом царь и царица сидели в беседке на краю обрыва, пили сладкое израильское вино и любовались закатом.
- Благословен Бог, давший тебе престол, - прошептала она и, положив руку ему на плечо, добавила, что мечтает иметь ребенка от него, - будущего царя своей страны. Соломон молчал. Отказываться было глупо. Что до остальных жен, то при их количестве, понятие супружеской верности не имело смысла... Он тихо обнял царицу. Лицо ее было горячим, волосы смешались с его волосами и пахли лавандой и ирисом со слабой горчинкой. У них было все, что могут пожелать влюбленные... Кроме самой любви.
Забеременев, она стала собираться в дорогу. Ответные подарки Соломона намного превысили ценность привезенного ею. Расставались они со смешанным чувством взаимной привязанности, печали по несостоявшейся любви, и... облегчения. Позже она родила сына, а когда тот вырос, уступила ему трон. В дальнейшем все правители Эфиопии, вплоть до последнего императора, жившего уже в 20-м веке н.э., считали себя потомками царя Соломона.
И вновь потянулась суета роскошных обыденных дней, пока совсем неожиданно он ни встретил дочь смотрителя царских виноградников Суламифь, ту, вместе с которой сочинил потом "Песнь Песней". Не будучи самой красивой, она стала его единственной женщиной, заменив ему всех женщин мира. Ослепленный любовью, царь собирался ко дню свадьбы отослать остальных жен в страны их рождения, не думая ни о возможных дипломатических осложнениях, ни о торговых трудностях, ни даже о прижитых многочисленных детях...
Однако, за неделю до свадьбы, выходя из купальни, Суламифь была убита стрелой. Убийцу схватили, но вскоре он умер от яда, который, видимо, был дан ему заранее. Так Соломон впервые ощутил неодолимую силу народа, когда он не согласен с правителем. Чтобы не последовать за невестой, Соломон прекратил следствие. Тихо и спокойно он участвовал в похоронах, принимал соболезнования и даже не плакал на людях, но все вокруг стало для него серой суетой. "Идет ветер к югу и переходит на север, кружится по ходу своему и возвращается на круги свои..." Какой смысл заставлять людей делать то, к чему не лежит их душа? И он уже не противился тому, что его жены поклонялись языческим богам своих стран, и даже сам зачастую участвовал в служениях-оргиях... "Все - суета!"
Неожиданно он почувствовал, что состарился. Скрытый вызов, который он бросил когда-то Богу, понадеявшись на личную мудрость, не увенчался успехом. Явившись Соломону в третий раз, Иегова сказал: За то, что ты не сохранил Моего Завета, Я исторгну царство из руки твоего сына. Лишь колено Иудино оставлю ему ради Давида и ради Иерусалима, который избрал!
Так заканчивал жизнь один из известнейших людей мира, вписавший в его историю многие из её самых блестящих страниц.
Выйдя к начальствующим Израиля первенец Соломона Ровоам обнаружил, что представители израильских народов, кроме Иуды и Вениамина, уже сговорилась против него. - Отец твой наложил на нас тяжелое иго. Облегчи его, и мы будем служить тебе по-прежнему говорил Ефремлянин Иеровоам, что означало: Иначе мы служить не будем!
Продумав три дня, Ровоам ответил: иго отца моего было тяжелым, а я увеличу его! Он наказывал вас бичами, а я накажу скорпионами! - Ровоам ожидал покорного согласия. Или, в крайнем случае, спора, который помог бы ему овладеть инициативой. Но вместо этого, над толпой взметнулись сжатые кулаки, и зазвенел забытый было лозунг: "Нет нам доли в Давиде, все по шатрам своим, Израиль!" -  С того дня лишь племена Иуды и Вениамина, да левиты, жившие среди них, остались под рукой Ровоама, а царство его стало называться Иудеей. Остальные десять племён со своими левитами, по праву большинства оставили себе имя Израиль...
Причинами раскола страны принято считать глупость, жадность и высокомерие Ровоама. Конечно, эти качества у него были. Но смогли бы даже самые одарённые из людей опрокинуть намерение Бога, которое Он высказал Соломону?
А раскол углублялся. Сменялись цари. Вражда между двумя вроде бы братскими странами то выливалась в кровавые столкновения, то уступала место прохладному миру. Силы их не складывались, а вычитались, и жизнь в обеих странах становилась все более скудной, а временами и страшной!
Когда через век после раскола, Самария, столица Израиля, была осаждена сирийцами, голод в ней усилился настолько, что из всех коней колесничного войска осталось лишь пять, и когда царь проходил по городской стене, к нему с воплем бросилась женщина, таща другую: Помоги, господин мой, царь!
- Как помочь тебе? У меня тоже ничего нет.
- Вот она сказала мне: "Давай съедим твоего сына сегодня, а моего - завтра". И сварили мы моего сына и съели. А на другой день она спрятала своего! - Услышав это, царь разодрал свои одежды и так шел. На следующий день Господь, сжалившись, спас Самарию... Так истаивали обе еврейские страны, хотя Израиль, отрезаный от Храма, отходил от Бога быстрее, чем Иудея...
Неужели для этого Господиь вывел евреев из Египта? - Нет, они - лишь первый отряд человечества, а Бог ведёт к возмужанию весь мир! Ради этой великой цели евреи всех 13-ти племён служили Ему почти тысячелетие. Для этого правили три царя единого Израиля! И если при Соломоне звезда Израиля "излучала" лишь свет идей, то расколовшись, она стала "излучать" ещё и людей! Это и было главным: идея Бога-Духа вышла за пределы одного народа. Через века она станет кристаллизоваться в новые мировые религии, где центром по-прежнему будет Иегова!...
Процесс пошёл! Не желая жить в распадающихся странах, некоторые евреи отплывали в Иберию, где и раньше были еврейские колонии. Пахали землю, занимались ремеслами, торговали... Другие бежали в Грецию или плыли к северо-западным берегам Африки, к Аппенинскому полуострову... И даже дальше: мимо Столбов к островам Британии. Некоторые шли с караванами на север к хеттянам или на восток в Вавилон, Ассирию, Персию, Индию... Это были "дрожжи" будущего интеллектуального роста человечества!
А оно зрело для этого роста... Железный век, вопреки многим пророчествам оказался не более жестоким, чем предыдущие. Стальные кованые плуги, запряженные многими парами быков, распахивали ранее непригодные земли. Отбор семян и уход за землей уменьшали зависимость от погоды, и даже море уже не казалось таким страшным. Не мускулы, а знания становились главной частью силы человека!
Заканчивая период "темных веков", встает новая Греция. Расцветают литература, театр, ремесла... Гомер создает великую эпопею о Троянской войне с пантеоном богов, отважных героев и удивительных красавиц. На запад от Греции поднимается Рим. В Африке растут стены его соперника, Карфагена... Это были новые ростки избранности, готовившие мир к будущему принятию Единого Бога!
В 722г. до н.э: Ассирия окончательно разбила Израиль, и выселила уцелевших на север Персии к Каспийскому морю. Лишь немногие пробились в Иудею, которая всё это время, к стыду своему, оставалась нейтральной, да на юг в Эфиопию ушло почти все племя Дана. Но если Израиль рассеялся, то не от слова ли «сеять»? Те, кто попадал в Персию, смешивались там с местными народами, внося в их культуру философию Моисея, уставы Давида, законность Соломона… А много ли углерода  нужно, чтобы мягкое железо превратить в крепчайшую сталь? - Доли процента! Другие поворачивали в города Ассирийской империи павшей ещё через несколько десятилетий, и такие типично еврейские имена, как Менахем и Осия, оказались позже в списке царей городов-государств Ниневии и Калаха. Израильтяне, мигрирующие на север, частью смешивались с народами Кавказа, а частично двигалась  дальше, в степи нынешних Поволжья и Украины. И вместе с местными племенами формировали народы даков, вандалов, славян, германцев... Восточная ветвь израильского потока соединялась с монголами, гуннами, готтами… Другая часть этого потока направлялась к отрогам Гималаев и, истоньшаясь, уходила на восток к Китаю, а затем - на острова, которые позже станут Японией.
Каждый должен пахать землю, растить скот, жениться и иметь детей, - говорил мудрец из северной Персии Зороастр (не Ницшевский Заратустра!), родившийся через век после переселения туда части народа Израиля. Обогатив древний культ огнепоклонников новыми, пришедшими с запада, идеями, он создал свое учение: Добро состоит в чистоте отношений между людьми и к природе! Шестиконечная звезда: два треугольника, один вершиной вверх, другой вниз – на самом деле, символ идей Зороастра: человек свободен в выборе между добрыми или злыми поступками! Оставив след на большинстве религиозных и философских учений мира, зороастризм жив и сейчас.
Зороастру было двадцать четыре года, когда на территории нынешнего Китая родился мальчик, прославившийся затем под именем Лао-Цзы. Большую часть своей жизни Лао прожил в столице небольшого царства Чу. Но мудрость его была столь необычна и обширна, что из всех соседних царств в столицу Чу стекались мудрецы и сановники послушать его учение (среди них был и знаменитый Конфуций).
- Жестокий и гневливый принадлежит царству смерти. Сильным становится тот, кто добр, - учил Лао. - Хочешь избавиться от врага - преврати его в друга! - ...Значит, уничтожать врагов не нужно?
- Основа всего, Тао не совершает ощутимых действий,  но все приходит в мир через него и возвращается к нему. Тао выше всего, что может быть названо.
К старости, полностью высказав свое учение, Лао ушел путешествовать по миру. Начальник пограничной заставы упросил его записать своё учение - книгу "Путь Неба и Добродетели". А Лао, сев на своего быка, отправился дальше - в Персию ли, в Индию или свернул на север - никто не знает.
Принц Сидхарта Гаутама, ставший потом известным миру как Будда (Просветленный), был рожден в семье царя шакьев, на севере Индии, когда Лао Цзы было уже сорок шесть лет. Милый и послушный, он рос, окруженный только прекрасным. Женился... Но после рождения сына, Сидхарта оставил семью и ушел искать причины людских страданий. А после шести лет отшельничества, сел под деревом и на сорок девятый день достиг Просветления.
- Источник страданий, - начал учить он, - это жизненные привязанности. У кого их нет, нет ни печали, ни страха...
- Человек сам совершает зло и сам не совершает зла, - учил Будда, и вокруг него собирались сначала сотни и тысячи, а потом - неисчислимое число учеников и последователей.
- В каждом из бессчетных миров тянется мучительная цепь рождений и переходов душ из одного существования в другое. Прервать это можно, лишь искупив зло добрыми делами. Тогда в следующем рождении человек сможет навеки погрузиться в нирвану - наивысшее состояние мира и покоя...
Распространяясь, его учение пришло к народам Гималаев, в Китай, Японию, а в наше время привлекает немало сторонников в странах Европы и Северной Америки. Но в Индии оно не отобрало первенства у традиционного индуизма.
Так в разных вариациях, понятных разным народам, первоначальное учение о Едином Боге-Духе, первоначально принятое евреями, начинало охватывать человечество...
Почти через век после падения Израиля, в Иерусалиме,  высокий сухощавый старик в просто скроенной тонкого льна одежде - пророк Исайя, сын пророка Амоса, записывал в книгу высказывания, произнесенные им в разные времена своей жизни. Ночь была так тиха, что пламя свечей почти не колебалось.
- Не носите больше даров тщетных. Фимиам отвратителен для Меня — писал он от имени Бога. - Cубботних и праздничных собраний и новомесячий не могу терпеть! - Это было шоком! Зачем же тогда Храм? - Ищите правды, спасайте угнетенного, защищайте сироту... Если послушаетесь, будете вкушать блага земли. Иначе меч пожрет вас!... Это был новый шаг в понимании Бога: главное среди людей - не  религиозные ритуалы, а любовь к ближнему!
Почему за такие слова его не казнили с позором, как многих других? - Может быть, потому, что Исайя избегал обращаться к простому народу, считая это призывом к бунту. Всегда при дворе, пережив четырёх иудейских царей (хотя и не со всеми в дружбе), он обращался, по слову Господа, в основном, к царям или вельможам, не более, чем к двум или трем одновременно... Но когда ассирийские войска осадили Иерусалим, по его молитве во вражеском лагере вспыхнуло восстание! После его  подавления оставшихся войск было уже недостаточно для осады. Вернувшись, ассирийский царь был убит своими же сыновьями...
Как пророк, Исайя видел, что разрушение Храма, а затем изгнание и возвращение иудеев в Иерусалим произойдут дважды. Второе разрушение последует через несколько сот лет после первого. И уже на доступном ему горизонте времени он видел здание Объединенных Наций в городе за океаном со своим изречением от имени Бога над входом: "Дом Мой назовется домом молитвы для всех народов"... Но время, когда это произойдёт, было уже за его горизонтом (пока и за нашим тоже)...
         Пророка Иеремию Исайя знал ещё мальчиком. Поздний сын первосвященника Халкии, друга Исайи и второго человека в стране, высокий, рыхловатый, с добрым лицом и, как бы отстраненный от действительности... Ни о нём ли Исайя изрёк от имени Бога: Вот отрок Мой, которому благоволит душа Моя. Положу дух Мой на него и возвестит народам суд! Или этим «отроком» был весь Израиль, которого Бог назвал Своим первенцем и больше никого так не называл? Или - неведомый другой? Иеремия был ближе.
- Смотри, Я ставлю тебя над народами и царствами, чтобы искоренять и разорять, созидать и насаждать! - Такими были слова Бога, впервые услышанные им.
- Но я еще молод, Господи! - испугался тогда Иеремия.
- Не говори "я молод", ибо ко всем, к кому пошлю тебя, пойдешь, и все, что повелю, скажешь!
Среди всеобщего благополучия, Бог дал Иеремии узнать, что  решил сокрушить Иудею, а людей её выслать, как раньше сделал это с Израилем. И Иеремия плакал всенародно в храме, на площадях и на рынках, еще полных товаров: Врачуют раны народа Моего, легкомысленно говоря "Мир! Мир!" а мира нет!... Народ будет разбросан по улицам Иерусалима от голода и меча, и некому будет хоронить... Иуда весь отводится в плен!... - Его проклинали, били, бросали в яму без воды и хлеба.
- Взгляни вокруг, - говорили ему старшие братья. - Очевидность не подтверждает твоих предсказаний... За что нам это?
- За измену Иегове и служение иным богам!
- Но ведь из последних двух столетий лишь семьдесят лет цари  делали неугодное. А сейчас язычество запрещено!
- Неверно! Измена Богу не в молитвах, а в притеснении бедных и в забвении, что рабов нужно освобождать через шесть лет службы. Ведь Тора этого требует!
Братья умолкали, а Иеремия видел, что именно из-за этого еврейские страны не сохранили своё единство - иначе они отразили бы любого врага! “Уничтожу совет Иуды и Иерусалима и сражу их мечом! Каждый будет есть плоть ближнего, находясь в осаде!” - пророчествовал он. Прерывая слова Иеремии, священник Пасхор бьет его по лицу и приказывает посадить в колодки... Болят распухающие ноги,  голова гудит от июльского солнца. - Проклят день, в который родила меня мать моя! Проклят человек, который принес весть отцу моему и сказал: у тебя родился сын... - Иеремия поднимает глаза и, преодолевая боль, улыбается стражам: Но со мной Господь!
Со временем, однако, пророчества Иеремии всё более подтверждались. Вавилонский царь Навуходоносор покорил Египет, и Ассирию, взял Иерусалим и увёл иудейского царя в плен, воцарив взамен его сына. А через год забрал в Вавилон и того...
Почему же Бог не только даровал победу нееврею, но и разговаривал с ним?
- Потому, что Иегова — Создатель и Бог всех людей, и они уже начинали слышать Его. Начиная с Навуходоносора, Избранный это — тот кто творит Божью волю и обращается к Нему без посредников или суеверий, т.е. - Избравший!
С нового иудейского царя Навуходоносор взял клятву верности себе именем Бога. Не вняв совету Иеремии, царь нарушил её, и война с Вавилоном стала разгораться по всей стране. Но слишком неравны были силы. Иерусалим пал...
Огромная груда камней, вместо храма, но пожаров уже нет. Дым рассеивается. Хоронят убитых. Победители - молодые здоровые ребята плещутся у колодца, угощают хлебом уцелевших, и голодные дети, забыв обо всем, протягивают к нему руки...  Следующие партии горожан отправляются под конвоем в Вавилон.
Не все иудеи, однако, приходят туда. Часть ускользает в Египет, поселяясь в долине Нила и даже - за порогами среди суданцев и эфиопов. Или западнее, среди ливийцев. Часть приходит на Кавказ. Другие добираются до Испании или до Британских островов. И даже до американских континентов!
Погибли ли скрижали с Заповедями при разрушении Храма?  Согласно преданию, поддержанному впоследствии крупнейшим еврейским теологом Моисеем бен Маймоном (Маймонидом), царь Соломон построил под западной стеной Храма тайник, куда скрижали были спрятаны по приказу царя Иосии. Они пребывают там и поныне... Но так ли это?
Учение Платона возникло через век после разрушения Храма - как симбиоз борений греческой политической жизни, египетских идей о сокровенном, которое скрыто за видимым, и еврейской идеи Единого Бога-Духа, тогда уже широко известной... 
- Над ощутимым миром царит невидимый мир идей, -  учил Платон Афинянин, - аристократ, оратор и блестящий писатель. В молодости он был поклонником Пифагора и учеником Сократа. Казнь учителя и последовавшее далеко не добровольное путешествие в Египет перевернули его представления о мире.  Чтобы избегнуть участи учителя, Платон поставил свою философию вне религии! Дерево это - воплощение неподвластной времени идеи – ДЕРЕВА, существующей вне материального мира. Идеи первичны!
Не все, однако, соглашались с ним. - Первична материя, а идеи вторичны - возражал Аристотель Стагирит, примыкавший в молодости к школе Платона... Решение их спора несколько прояснилось через 25 веков, когда люди научились создавать идеи (информацию) вещей: самолётов, часов, автомобилей - записывать их в виде чертежей  на бумаге или в памяти компьютеров... а затем в массовом количестве воспроизводить идеи в материи! Факт, что вещи не зависят от того, как их идеи/информация записаны, показывает, что идеи нематериальны! Это нам для восприятия идей нужны материальные книги, компьютеры и т.п. И идеи реальны, хотя бы потому что приносят деньги и победы. За них мы сами отдаём деньги, а иногда и жизни (как когда-то несчастная Мата Хари). А когда мы строим что либо, то первой возникает идея будущей постройки... С учётом этого, не опрометчиво ли считать идеи "вторичными"?
При реках вавилонских, там сидели мы и плакали, когда вспоминали Сион... - начинается написанный в плену Псалом 136 - Дочь Вавилона, опустошительница! Блажен, кто воздаст тебе за то, что ты сделала нам! – Как бы в ответ, через полвека Вавилон пал, став частью огромной Персидской империи: от Нила до Гималаев. "Все царства земли дал мне Бог Небесный и повелел мне построить Ему дом в Иерусалиме. Кто из народа Его, пусть он туда идет", - приказал персидский царь Кир — зороастрист по религии.
Скудная жизнь ждёт прибывающих в Иудею! Но они восстанавливают хозяйство, воздвигают жертвенник.. И вот уже празднуют начало восстановления Храма. С добровольцами и пожертвованиями от вавилонских иудеев и от царя прибывает в Иерусалим книжник Ездра, потом - бывший виночерпий Неемия, назначенный теперь областным начальником. И при полном стечении народа он упрекает знатнейших и начальствующих: вы берете поля и виноградники под залог и продаете бедных в рабство за долги! Возвратите все взятое в залог и в рост! - Возвратим! - несутся крики: память вавилонского плена еще свежа...
Но затем вступает Ездра: Вы сделали преступление, взяв себе иноплеменных жен! Значит, Моисей и Соломон — преступники? - кричат из толпы. - Знатные взяли! Красавиц! - шумят другие, - скорее из зависти, чем от религиозного усердия.
- Отлучите от себя иноплеменнвх жен и детей от них! - требует Ездра. Но прав ли он?
Ведь евреи, как и любой народ, - вовсе не "чистая раса"! Четверо из двенадцати сыновей Израиля рождены от служанок, происхождение которых неизвестно. Два основателя племен: Ефрем и Манасия - сыновья жены Иосифа, дочери египетского жреца! А Иуда продолжил свой род через Фамарь - вдову своего умершего сына, женщину весьма неясного происхождения... А царь Соломон? Руфь, его пра-пра-бабка со стороны отца — моавитянка. И его мать Вирсавия, бывшая жена иноплеменника Урии - неужели еврейка? И уж точно не «чистые» евреи — дети от тысячи его иноплеменных жен и наложниц (тем более, что теперь в Израиле еврейство числят по матери — решение, отдающее весьма дешевым прагматизмом). Но они стали именитыми гражданами Иудеи, женились, родили детей... А евреи ли те народы, которые приняли иудаизм в праздник Пурим (см. Книгу Эсфирь)? Или хазары - тюркский народ, верхи которого приняли иудаизм в восьмом веке н.э.? После падения Хазарского каганата ("вещий" Олег отомстил-таки «неразумным») иудаисты-хазары придали монголоидные черты многим современным евреям - выходцам из России и Польши!...
И ещё: у каждого человека двое родителей, а значит, четверо дедов и бабушек, восемь прадедов и прабабушек и т.д. Поскольку от Иакова до 20-го века н.э. прошло около тридцати восьми веков, т.е. примерно, 180 поколений, каждому нынешнему человеку нужно иметь на время Иакова 2 в 179-ой степени предков. Это число с пятьюдесятью четырьмя нулями! Но даже сейчас во всем мире живёт меньше, чем десять миллиардов человек. Значит, наши предки перекрещивались, перекрывая разницу более, чем в миллиард миллиардов-миллиардов-миллиардов раз! То-есть, невозможно, чтобы теперь кто-либо не имел генов Авраама, Израиля, Моисея, царя Давида, Иисуса Христа (у его родителей было еще четыре сына и две дочери)... Значит, слова Бога, что в семени Авраама благословятся все племена земные, выполнены! Все неевреи несут ныне еврейские гены! А все евреи имеют и нееврейские гены! Но верный путь людей выше их генных особенностей!





3. ИИСУС
Быстро пробегали годы бескрайней Персидской империи! Еще век, и согласно пророчеству Даниила, она пала под ударами небольшой, но отборной армии Александра Македонского... Для завоевания всего мира ему нехватало, как он считал, лишь(!) Индии. Начав военную кампанию, он выиграл все битвы. Но войну  проиграл, будучи смертельно ранен в последнем сражении. А его генералы разделили доставшуюся им бескрайнюю сверх-империю на союзные части и... ушли из Индии, получив за  это 500 боевых слонов от основателя новой династии Чандрагупты Мауриа. Два века правления его династии вернули Индии роль одного из центров цивилизации.
Что до Иудеи, то она стала провинцией в империи, доставшейся генералу Селевкиду Никатору. Прозябание под его потомками, героическое восстание, возглавленное Иудой Маккавеем, Ханука. Два века межусобных войн... Спор между братьями-наследниками престола перерастает в войну, охватившую всю страну! Арбитр - римский полководец Помпей отдаёт первенство одному из братьев, а Иудею оккупирует, оставив новому царю лишь местное администрирование.
В 37-м году до н.э. царём Иудеи становится Ирод — первый её ицарь не-иудей по рождению (что запрещено Торой). Воин, интриган и блестящий администратор, он верно стоит на страже интересов Рима. Используя колоссальные средства, собираемые в виде налогов, он строит театры, крепости, стадионы, украшает Храм и укрепляет стены Иерусалима... Но все это никак не уменьшает народного неприятия ни римской оккупации (хотя именно она дала Иудее мир), ни Ирода лично. Многие желают его смерти! Он знает это и убивает политических врагов, в том числе друзей, и даже родных, включая первую жену, тещу, зятя и трех своих сыновей... 
В дополнение к злодеяниям, известным из исторических хроник, Евангелие от Матфея приписывает Ироду уничтожение младенцев в Вифлееме, чтобы умертвить родившегося тогда Иисуса Христа. Правда, согласно документам, Ирод умер в 4-м году до н.э., то-есть за четыре года до рождения Иисуса. Но либо история с избиением младенцев недостаточно точна (тем более, что св. Лука пишет, что после обрезания младенца Иисуса принесли в Иерусалимский храм, не упоминая при этом о каких-либо опасениях) - либо Иисус был рождён раньше, чем принято считать. Если так, то он мог родиться между 7-м и 5-м годами до нашей эры, в одно из появлений необычно яркой "звезды", о которой пишет Матфей. Действительно, в 7-м году до н.э. Юпитер и Сатурн оказались на одной линии с Землей, так что их сияние удвоилось. Год спустя, на одной линии были Юпитер, Сатурн и Марс, а в  5-м году до н.э. в созвездии Козерога ярко светилась в течение семидесяти дней взорвавшаяся звезда...
Или Иисус это - лишь религиозный образ? Учитывая малое число учеников, малочисленность записей о нем и вероятность подчисток, этому можно поверить... Но "Христос" - древнегреческое слово, тождественное еврейскому "Мессия", т.е. посланник Бога, призванный вершить Его волю. Результат - вся наша цивилизацияя,  наполненная чудесами науки, техники и искусства. Она начата Моисеем и продолжена Иисусом, а потом Магометом и многими после них! Наша цивилизация и есть их материальный след! 
Нужно заметить, однако, что традиционные представления о Мессии, как о царе, который победит врагов, соберет евреев со всех концов земли и обеспечит им постоянный мир, не во всем последовательны. Хотя бы потому, что главный враг евреев это - они сами, а наказывает их Бог! Задача Мессии — не бить врагов, а распрямить пути и вести к Богу людей всего мира (о чем и говорил Исайя). Моисей - первый Мессия, Иисус – второй, а Магомет, родившийся через шесть веков после Иисуса - третий!
Позже, уже начав свое служение, Иисус услышал слова женщины-самаритянки: Знаю, что придет Мессия, то-есть Христос... Его  ответ был: Это я, который говорит с тобой.
Верно ли, что он был зачат без участия мужчины, под прямым воздействием Бога? Но зачем? Учение Иисуса вполне доступно человеку - он учил так, чтобы люди его поняли. Да и сам он нередко называл себя сыном человеческим, а то, что многие толкуют это как «сын Божий», — вопрос их совести... Скорее всего, Иисус (что означает "Господь да спасет") был реальным сыном плотника Иосифа и потомком царя Давида. Учитывая любвеобильность этого царя, через 20 поколений в Иудее трудно было найти того, кто им не был! Кроме того, если физическим отцом Иисуса был бы Бог, родословная Иисуса, прослеженная Матфеем и Лукой, не имела бы смысла...
 Действительное отличие Мессии - особое внимание к нему Бога. Об этом Иегова и объявил при крещении Иисуса: "Это сын Мой возлюбленный, в котором Мое благоволение".
Медленно тянется время в Иудее. В Назарете, что на север от Иерусалима, еще только спадает послеполуденная жара.
- Сыночка, не гуляй слишком долго! Мне нужна будет твоя помощь! - кричит мать, а шестилетний мальчик бежит по вьющейся вверх улице, и сухая горячая пыль, накопившаяся в колеях, расплескивается под его босыми ногами. Дома, белеющие сквозь зелень масличных деревьев, шарахающиеся в стороны куры...
В конце улицы высится синагога, и на ее широком дворе можно играть с ребятами в войну и в прятки, и бегать наперегонки, а когда придет Ноэминь, дочка раввина, они разместятся вокруг на дровах, и она станет рассказывать сказки и настоящие истории о великих царях и пророках, о Вавилонском пленении их народа, и как они вернулись... Он сядет тогда напротив, чтобы смотреть на нее, потому что уже решил жениться на ней, когда вырастет.
- Слишком уж он непослушен, - думает мать. - Сыночек, не забудь! - кричит она вдогонку, не зная, что именно через этого сына ее облик - молодой красавицы, беременной уже его братом, хотя это еще не очень заметно, станет в разных вариациях навеки известен всему миру. А мальчик бежит, и солнечные лучи обрамляют его со всех сторон...
И ускоряется их время... Мать учит его чтению и письму, отец показывает инструменты: топор, пилу, рубанки. Отец доволен: сын повторяет за ним и, хотя у него еще нет сил, чтобы обтесывать доски, отделка у него получается. Но самого мальчика интересует другое. Почему столько страданий в мире? Больные, увечные, нищие. Их опущенность, неприязнь к преуспевшим и как будто даже нежелание выбраться из своей грязной бедности. Как помочь им? Он приходит с этим к раввину, и тот дает Иисусу читать Священные Писания. Поражает мальчика Исайя. Как можно сказать: "Cубботних празднований ваших не могу терпеть"? И в самом ли деле храму предстоит быть снова разрушенным? - Пожилой раввин и сам не знает, как ответить на эти недетские вопросы...
Когда Иисусу исполнилось двенадцать лет, произошло событие, странным образом изменившее его положение в семье. При возращении из Иерусалима, куда вся семья ежегодно ходила на празднование Пасхи, Иисус отстал от своих, а родители за суетой с остальными детьми не заметили этого... Искать его стали уже на ночлеге, но нашли лишь на третий день в храме среди раввинов, которые беседовали с ним, как с равным по учености!
- Что же ты сделал с нами? - радуясь и одновременно озлобляясь, заплакала мать. А отец сказал: - Мы искали тебя, сын!
- Зачем? - пожал он плечами - Я был в храме моего Отца.
Родители переглянулись. - Хорошо, что ты нашелся, сын. Пойдем домой, - как можно мягче сказал отец.
С этого дня они поняли, что он – не такой, как остальные их дети. Сам Иисус чувствовал это давно, но не показывал, всегда прилежно подчиняясь родителям. Теперь он часто ходил в Иерусалим сам, подолгу оставаясь при храме. А сердца матери и отца болели за своего первенца...
Еще два года прошло, и когда Иисус сказал, что уходит к ессеям, его родители не возразили. Лишь вечером, когда тронутый предстоящим расставанием, он сел рядом с матерью на скамейку перед входом и обнял ее за плечи, она тихо спросила: Что ты нашел в них, сыночек? - Он вздохнул: легче было объяснить, что его не устраивало в двух других сектах, связанных с храмом.
Седдукеи, в основном, люди богатые и священнического рода, считали наиважнейшим точность выполнения храмовых ритуалов. - Мы не знаем, как Господь превращает немыслящего барана в святую жертву, так и народ - он становится святым, если точно выполняет ритуалы... Вопросы, как помочь страдающим, их не занимали.
Фарисеи (книжники) были из людей среднего достатка. Большинство народа поддерживало их. Переняв многое из учения Зороастра, фарисеи верили еще и в пришествие Мессии-царя, и в конец света и в загробную жизнь. Они же были и первыми учителями Иисуса. В дальнейшем, его критика сделала слово "фарисей" синонимом слова "лицемер", хотя в этом смысле они мало отличались от остальных своих коллег.
Ессеи, однако, думали о причинах людских страданий. Начав свою историю около двух веков до рождения Иисуса с совсем небольшой общины иудейских пилигримов, побывавших в Индии, ессеи считали что причины страданий лежат в имущественных отношениях. Поэтому каждый, вступающий в их общину, должен был отдавать в её пользу своё имущество. Они жили вдали от храма, вместе ели, работали и изучали способы лечения болезней. Связи с женщинами запрещались. Уже в наше время их записи были найдены в пещерах у Мертвого моря...
- Ты собираешься прожить всю жизнь, не имея своей семьи? - спросила мать. Ей стало жалко сына: старается быть твердым, а сам такой беззащитный! - Сын молчал. Он не собирался всегда жить один.
Странно, что в Новом Завете слово "ессей" не встречается. Не потому ли, что со вступающего брали клятву не разглашать узнанное? Молодой Иисус присоединился к ессейской общине в Енгадди. Но изучал он ещё и книги греческих философов и индийские тексты. Широта мысли авторов и их умение переспорить противника восхищали. И вместе с тем, Иисус знал, что действительно важна лишь истина, и... все более ощущал в себе какую-то странную силу.
 А через несколько лет он вместе с группой ессеев уплыл на римском корабле в Галлию, затем пошёл на север к германцам, повернул на восток и оттуда вернулся в Иудею... Впервые мысль о том, что Иисус посетил земли, ставшие потом Россией, высказал поэт И.С.Аксаков. 
Увиденное поразило Иисуса. Не дикие пляски или человеческие жертвоприношения — это вызывало лишь омерзение, а зимы со снегом кругом, замёрзшие реки, бескрайние леса и степи, и главное, - свобода, с которой жили там люди. Он знал, что в том суровом климате рабство невыгодно! Но на всю жизнь остался вопрос: как жить без рабства независимо от климата?
В соседней общине, в Кумране жил Иоанн, родственник Иисуса, лишь на несколько месяцев старше его. Они с детства знали друг друга. Потом Иоанн ушёл в "пустыню". Он не стриг волос и не пил вина ибо был назореем по обету своей матери. Одевался он в грубую одежду из верблюжьей шерсти, подпоясывался широким кожаным поясом, как когда-то Илия, и ел лишь сушеную саранчу и дикий мед. А Иисус не чуждался вина и ел мясо. Он был назаретянином, то-есть происходящим из города Назарета.
Иисусу было тридцать один год, когда умер его отец. Иосифа оплакали, похоронили, и Иисус решил не возвращаться к ессеям. Тогда же и Иоанн ушел из пустыни и начал проповедывать.
- Приблизилось Царство Небесное. Приготовьте пути Господу! - И тысячи людей приходили креститься для покаяния и прощения грехов (а не для перехода в другую веру, которой тогда ещё не было).
- У кого есть две одежды, поделись с неимущим, и у кого есть пища -  тоже делись! - проповедывал Иоанн.
- Порождения ехиднины! Кто внушил вам бежать от будущего гнева? - спрашивал он саддукеев и фарисеев, когда те приходили креститься. Зачем? - Сбитый из дешевых бревен крест был давно уже орудием позорной казни, которой римляне подвегали грабителей, повстанцев или рабов. Крещение  напоминало об этом... - Не Мессия  ли ты? - спрашивали Иоанна.
- Нет. Но за мной идет тот, у кого я недостоин развязать ремень обуви. - Люди отходили, перешептываясь...
Но когда Иоанн заметил подходящего к нему Иисуса, то понял, что предчувствие его не обмануло. - Это мне надо креститься от тебя! - И склонился, чтобы поцеловать Иисусу руку.
- Оставь... - И когда, крестившись, Иисус вышел из воды, то по внезапно раскрывшимся ему мыслям людей, по тому, как потеряло свою непроницаемость время, и по возникшему чувству ответственности за всё, что будет происходить с этого момента, он понял, что стал Мессией! Весь мир ждал теперь его служения... Какого?
Чтобы собраться с мыслями, Иисус ушел в Негевскую пустыню. Там, под сияющим небом, мир его мыслей невероятно расширялся, тогда как простой ощутимый мир вокруг, наоборот, становился совсем маленьким. Рядом с его шалашом пробивался небольшой родник, и вниз шагов на сто до того места, где вода уже полностью впитывалась в землю, росла густая трава. Еды он с собой не взял, решив поститься. Тепло осеннего дня, сухой ночной холод. По ночам вокруг шалаша шуршали в траве полёвки, ухала вдали степная сова, тявкали лисы... Без еды силы таяли, но мысль оставалась ясной, и Ариэль беспокоил его лишь изредка.
- Ты считаешь, что если у каждого будет достаточно хлеба, то не станет бедности и страданий... Тогда скажи, чтобы эти камни стали хлебами, ты ведь сын Божий! - В голосе Ариэля зазвучала насмешка, но Иисус понимал, что результатом может быть лишь увеличение числа бедных в следующем поколении...
- Не хлебом единым жив человек, - процитировал Иисус слова Моисея. - Но всяким словом, исходящим от Господа!
Ариэль молчал, улыбаясь. Но порыв ветра охватил вдруг Иисуса и поднял на крышу храма в Иерусалиме. Был вечер субботы. Далеко внизу переливались огни, где-то танцевали.
- Если ты сын Божий, прыгни вниз, - хохотнул Ариэль, - ангелы ведь подхватят тебя! 
Иисус знал, что не разобьется, но слова Ариэля имели дополнительную подоплеку: если он поднимет народ на восстание против Рима, Господь, чтобы спасти Своего Мессию, будет  вынужден даровать восставшим победу... Иисус однако считал, что раз Бог ничего не говорил о восстании, то скорее всего предоставит хитрецу самому расхлебывать свою кашу. Поэтому его ответ Ариэлю был: "Написано: Не искушай Господа Бога своего", - это тоже были слова Моисея.
- Может быть, ты прав, - голос Ариэля зазвучал теперь заботой. - Но ты ведь знаешь, что лежит в конце твоего пути... И он недолог!
Иисус знал. По окончании грядущих трех лет его ждала смерть по решению Бога, высказанному еще пятьсот лет назад.
- Поклонись мне, - продолжал Ариэль - и я сделаю тебя царем над всеми странами земли, а жизнь твою сделаю долгой!
- Господу Богу твоему поклоняйся и Ему одному служи, - опять повторил он слова Моисея...
И сам же поймал себя: Если я отвечаю лишь словами Моисея, то для чего я стал Мессией?...
Окончив свой пост, Иисус пошел по Палестинской земле, проповедуя и одновременно пытаясь понять ход событий, среди которых оказался.
- Блаженны нищие духом, - говорил он, стоя на вершине холма перед собравшимися людьми, - ибо их есть Царство Небесное! - Но кто эти «нищие духом»? - возникла мысль. - Бедные бедным  рознь. Безразличные ли ко всему или те, кто ищут богатства духовной жизни?... Ведь им обещано Небесное Царство!
- Блаженны кроткие, ибо они наследует землю! - первым об этом сказал Лао-Цзы. Но Иисус повторил, подумав сколько людей  погибнет, прежде, чем эта мысль овладеет умами.
- Блаженны милостивые, ибо помилованы будут и блаженны миротворцы, ибо наречены будут сынами Божьими!...
- Вы - соль земли, - продолжал Иисус, обращаясь к своим ученикам. - Если же соль потеряет силу быть соленой, она уже ни к чему не пригодна... – Этобыла судьба всей интеллигенции мира. Навсегда! - Что трагически подтвердилось в России и Германии 19 столетий спустя...
- Не думайте, что я пришел нарушить Закон. Не нарушить его я пришел, но исполнить. Пока существуют небо и земля, ничто не пропадет из Закона, но все исполнится! - Хотя Иисус знал, что неизменнен лишь Завет из Десяти Заповедей! А в Законе многое пора изменить, чтобы он стал приемлемым для всего мира. И мысль: я стал Мессией для этого!
- Вы слышали, что сказано: «око за око» и «зуб за зуб». А я говорю: Не противься злому...
- Значит, мы должны покориться Риму? - вскипела вдруг толпа, раньше спокойно слушавшая его, Кто-то выкрикивал ругательства, кто-то подбирал камни...
Выручил Петр, его первый последователь. Вскочив на камень, худой, в черной робе, он вдруг раскинул руки, сделавшись подобием креста. - Учитель! Сколько раз я должен прощать брату моему, грешащему против меня? До семи ли раз?
- Так это он о брате своем, - пронеслось в толпе... 
И Иисус, не успевший даже испугаться, ибо нет ничего страшнее разъяренной толпы, ответил: "Не говорю до семи, но до семижды семидесяти раз", - а затем продолжил прерванную проповедь: Любите врагов ваших. Благословляйте проклинающих вас и молитесь за гонящих вас, ибо иначе какая вам награда? - Мысль о любви к врагам тоже принадлежала Лао-Цзы. Была она известна и Сократу, но лишь Иисус оценил ее глубинный смысл: люди должны быть взаимно добры, чтобы гасить свои злобные возмущения до того, как они разбушевалось: «Кто ударит тебя в правую щёку твою, обрати к нему и другую!» Хотя... в отличие от многих последователей, он не старался выглядеть добрее Бога: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами и, обратившись, не растерзали вас!» - учил он.
Бог - не Господин, а Отец — для всех и для каждого! - пронзила мысль. - И все люди — Его духовные дети, братья между собой и наместники Бога на земле! А 10 Заповедей - Его Завет. Это стало стержнем его учения...
Был Иисус выше среднего роста, худощав, с мягкими чертами лица и добрыми, всё-понимающими глазами, как столетия спустя, изобразил его фламандец Антони Ван Дейк. Но было в нём  ещё что-то бесконечно величественное, увиденное примерно  тогда же русским иконописцем Рублёвым... В минуты задумчивости взгляд Иисуса становился глубоким и непреклонным, и ученики боялись тогда смотреть ему в глаза... 
Молясь, не будьте многословны, как язычники, - учил Иисус. - Прежде вашего прошения Отец ваш знает в чем вы имеете нужду. Молитесь же так, - и, воздев руки, он произносил известную ныне молитву "Отче наш"... Но и эта молитва не отрывала Иисуса от служителей Храма, хотя там давно уже не ощущали его своим. Принципиальные различия начали проявляться с, казалось бы,  малосущественных событий. К концу второго года своего служения, в последнюю субботу июля Иисус проходил с учениками мимо засеянных полей. Проголодавшись, те стали срывать спелые колосья, растирать их руками и есть зёрна.
- Вот, вы делаете то, что не должны делать в субботу, - заметил молодой книжник... Конечно, после известных слов Исайи: "Субботних и праздничных собраний, и новомесячий не могу терпеть..." - это нарушение было минимальным (если было). Поэтому Иисус бросил: Не человек для субботы, а суббота для человека! Священники служат по субботам в храме, но виновными не бывают.
- Но то в храме...
- Тот, кто здесь, больше храма, – заметил Иисус.
- По росту? - ухмыльнулся книжник.
- Если бы вы знали, что значит: "Милости хочу, а не жертвы", - процитировал он пророка Осию, - то не осуждали бы так людей. Сын человеческий перед вами - господин и субботы!
Тропинка, вившаяся среди полей, привела в деревню. У входа в синагогу, сидел нищий с сухой рукой.
- Можно ли исцелять в субботу? - спросил тот же книжник. - Скажи, если ты ее господин! - Его товарищи сгрудились вокруг. Ученики Иисуса стали рядом...
- Можно и в субботу делать добро! Бог делает! А ты протяни руку, - обратился он к нищему, и когда тот протянул, рука стала здоровой (или не была больной и раньше?)...
Следующее столкновение произошло на берегу Тивериадского озера, когда перед ним положили парализованного. Сказав ему: Дерзай, чадо! Прощаются грехи твои, встань и иди! – Иисус снова увидел злобные огоньки в глазах книжников: Он богохульствует! Только Бог может прощать грехи! - Увидел он и их намерение предать его суду, обвинив в нарушении закона о субботе! 
Иисус не винил их. Они защищали порядок в стране. Но и правыми они не были – порядок надо было менять! Ему вменяли и вменяют, будто он претендовал, что он – Господь Бог, если взялся прощать все грехи. Но он не брался прощать то, что вне его власти: “Если кто скажет хулу на сына человеческого, простится ему, а если на Духа - не простится!”
Когда истории об Иисусе достигли царского дворца, Ирод II сказал, что это, скорее всего, воскресший Иоанн Креститель... Почему "воскресший"? - За полгода до этого, Ирод заключил Иоанна в тюрьму: тот публично заявил, что царь совершил грех, взяв к себе Иродиаду, жену своего брата. - Но зачем пророку заниматься постельными делами царей?
В день рождения царя, Саломея, дочь Иродиады, танцевала перед ним и пировавшими с ним вельможами, и угодила всем.
- Проси всего, что пожелаешь! Клянусь, что дам вплоть до пол-царства! - воскликнул опьяневший Ирод.
- Чего просить? - спросила та свою мать. Ответ был: "Проси голову Иоанна Крестителя! На блюде!" - Так погиб тот, кто положил начало пути Иисуса. И он, раньше спокойно воспринимавший действительность, ощутил тоску не только по погибшему, но и по своей собственной земной жизни, свеча которой становилась все короче. Он вспомнил отца, мать... Где-то внутри загорелся стыд. Когда ему как-то сказали, что мать и братья хотят поговорить с ним, но не могут подойти из-за многолюдства, как мог он, уже Мессия, ответить: "Кто мать моя и кто братья?" - И указав на учеников добавить: "Вот мать моя и братья мои." Или сказать: "И отцом себе не называйте никого на земле"? - Он не бежал от этого стыда.
А свеча жизни Иисуса таяла всё быстрее, перемежая спокойное осознание предстоящего символичными и порою резкими высказываниями.
- Я - хлеб живой, сошедший с небес, - говорил он при стечении народа. Тот, кто ест этот хлеб, будет жить вечно!
- Как ты можешь дать нам есть себя? – спрашвали его.
- Истинно говорю вам: Если не будете есть плоти сына человеческого и пить кровь его, не будете иметь в себе жизни, - настаивал Иисус.
- Нельзя пить кровь! Тем более человеческую!...
С того времени многие из его учеников перестали ходить с ним. Лишь двенадцать иудеев, его апостолы, остались до конца, правда, позже один из них его предал, хотя и по его же настоянию. Зато прибавились язычники — символичные слова Иисуса были близки к их представлениям о смытии вины человеческой кровью.
Менялось и многое другое в его жизни. В Вифании, когда фарисей Симон пригласил его обедать в свой дом, и Иисус возлег вместе с гостями, какая-то женщина принесла сосуд с мирром и, став на колени, начала плакать, оттирая от слез его ноги своими волосами, и целовала, и мазала их мирром... Где-то он уже видел ее: невысокая, с красивым усталым лицом. Иисус видел и ее мысли, но почему-то, вместо обычного сострадания, он чувствовал иное... Желание говорить с ней? - Он знал, что, в отличие от учеников, она поймет все... Или чтобы она продолжала так бесконечно долго касаться его и прикладывать свои волосы к его телу? - Похоже на буддийскую нирвану, - внутренне усмехнулся он и, протянув руку, погладил ее по голове. В ответ, она подняла глаза, и взяв его руку, поцеловала в ладонь.
- Если бы он был пророк, то знал, что она блудница, - подумал хозяин.
- Симон! - обратился к нему Иисус. - Я пришел в дом твой, и ты воды не дал мне на ноги и не помазал мне маслом головы. А она слезами облила мне ноги, оттерла их волосами и мирром помазала. Потому прощаются ей грехи многие... Вера твоя спасла тебя, - сказал он женщине - Как имя твое?
- Мария из пределов Магдалинских.. .
             - Да, он пророк, - решил Симон.
            Обед продолжался, и гости вскоре забыли о происшедшем, но Иисус как-то изменился. Он сам чувствовал это... Мысли почему-то перестали концентрироваться на предметах разговора, а места, где она коснулась, сладко ныли, прося повторения. В мыслях стояла ее фигура, лицо, ее взгляд. И все вокруг пахло драгоценным нардским мирром... Симон сделал вид, что ничего не заметил.
- Простил ли я ей грехи от имени Господа или от себя простил, что она была с другими, потому что она полюбила меня, и я радуюсь?... Общий разговор стал казаться ему скучным по сравнению с тем, о чем он сейчас думал. Поблагодарив хозяина и наскоро попрощавшись со всеми, он еще засветло вернулся в дом, где остановился с учениками. Все они, однако, разошлись в этот вечер по разным приглашениям. Из соседнего дома, принадлежащего Марфе, одной из женщин, ходивших с ними, доносился щебет голосов. Мария Магдалина, оказывается, была младшей сестрой Марфы! Она разговаривала с Иоанной, женой царского домоправителя, и с ее подругой... Поскольку у собеседниц вдруг объявились какие-то дела вне дома, Иисус и Мария остались вдвоем. Взрослые люди, неожиданно почувствовавшие себя близкими, они сидели рядом и говорили о чем-то важном для обоих, все больше понимая друг друга... Потом ходили по саду.
Ессей с ранней юности, он не имел до этого женщин. Но многое уже знал обо всем и поэтому не дал ей заметить... Или она, его первая и единственная женщина, поняла все, но не подала виду? Не отвлеченная, а ральная, женская любовь дала ему новое зрелое понимание жизни и ту мягкость к более слабым, которая отличает настоящего мужчину. Теперь он вряд  ли повторил бы свои ранние слова, что смотрящий на женщину с вожделением должен вырвать себе глаз или отсечь руку... Каково прожить так всю остальную жизнь потому, что отверг величайшую радость, которой Бог одарил человека? Отвращение вызывала в нем лишь неосмотрительность, с которой  люди иногда сходятся, и жестокость, с которой они, подчиняясь новым влечениям, разрушают свои семьи, где уже есть дети.
В Сидоне, который он проходил с учениками, женщина-ханаанка бежала за ними, повторяя: "Помилуй меня, Господи, сын Давидов! Дочь моя жестоко беснуется!" И этот ее крик лился безобразной струей на мирный шелест масличных деревьев, теплую пыль дороги и сверкающее вдали синее море.
- Отпусти ее, - просили ученики. А она всё кричала: - Господи Помоги мне!
- Я послан только к погибшим овцам дома Израилева. Нехорошо взять хлеб у детей и бросить псам... – ответил Иисус.
- Но и псы едят крохи, которые падают со стола господ их!
- Что же я делаю? - вскричало вдруг что-то внутри. - Ведь у нее горе, если так унижает себя!...
Иисус исцелил ее дочь, и с этого дня мысли о языческих народах, не оставлявшие его после путешествия на север, стали все более склоняться к тому, что это и есть "погибшие овцы" — потомки племен израилевых, находящихся в рассеянии, как позже выразил это апостол Иаков.
Придя в Иерусалим и встретив в Храме враждебность, Иисус сказал: Есть у меня и другие овцы, не этого двора, и тех надлежит мне привести. Они услышат голос мой, и будет одно стадо и один Пастырь! – Это и было мечтой Иисуса: ВСЕОБЩАЯ ВЕРА В ЕДИНОГО БОГА ИЕГОВУ, а конечно, не в себя самого! Предвидел он и дальнейшее. Совместно: племена Иуды и Вениамина, и рассеянные племена Израиля, слившиеся со всеми народами мира, создадут Всемирную Нерабскую Цивилизацию!... 
Но что смирит языческие народы перед Богом? - Ответ Иисуса был любовь к Нему. Не рабская пассивна любовь-покорность, а любовь-жалость! Св. Лука так пишет о дальнейшем: "Взяв Петра, Иоанна и Иакова, Иисус взошел на гору. И когда он молился там, вид лица его изменился, и одежда сделалась белой, блистающей. И вот, два мужа: Моисей и Илия - беседовали с ним"... 
- Жалость к потерпевшим близка рабам, ибо они страдают, - говорил Илия. - В религии, которая произойдет от тебя, ты будешь не только Богом, но и потерпевшим!
- Но ведь Илия - не иудей, а израильтянин. Или он здесь в подтверждение того, что Иегова - Бог всех людей? - подумал Иисус. А вслух спросил: Но ново ли это? Прометей тоже терпел за людей...
- Прометей не был богом, - ответил Моисей. - Образ Бога-Страдальца в твоей религии соединит верхи народов с низами, и так будет принят во всём мире. В ней тебя будут считать больше, чем ты есть - прямым Сыном Бога. Бог это – любовь, - будут льстить тебе,  хотя по всей Библии рассыпано: "погублю", "сокрушу",  "чаша Моей ярости"… Эта твоя религия поведёт мир к победе над язычеством.  А после тебя будут и другие!
- Конечно, в будущем людей ждет счастье, но единственная ли это Его цель? - улыбнулся Илия. - Что Бог имел в виду, говоря через Исайю: "Ради Себя Самого делаю это... И славы Моей никому не отдам"? 
А Иисус вспомнил свою речь перед учениками: "Не думайте, что я принес мир на землю. Не мир я принес, но меч!" И спросил: Собираетесь ли вы расстроить религию, в которой мы, все трое рождены? -.
- Нет, конечно. Она - светильник от Бога, - ответил Моисей. - Хотя в твоей смерти обвинят иудеев!
- Зачем? - опечалилися Иисус... Его мечта о Единой Всемирной Вере отодвигалась!...   
- Нельзя собрать новое стадо, не отделив его от исходного. Несправедливость, с которой ты будешь осужден, отделит твоё  Христианство от старого Иудаизма! - сказал Илия.
- Но Господу отвратительно пролитие невинной крови. Нужна лишь картина твоей смерти, добавил Моисей, прощаясь.
Осанна Сыну Давидову! - кричал народ, встречавший его в Иерусалиме. Многие подстилали свои одежды на его пути. Но другие отворачивались. - Это он предложил нам пить свою кровь!
Радость от триумфальной встречи смешивалась с тоской близкой смерти. На мгновение Иисус даже пожалел, что год назад отклонил предложения некоторых царедворцев свергнуть Ирода и поставить царем его. Сожаление быстро ушло...
Войдя в Храм, он с помощью учеников и толпы, шедшей за ним, опрокинул столы менял и выгнал торгующих... Этим он воспротивился злу насилием, показав своим примером, что оно необходимо, когда путь уговоров исчерпан. Это многие его последователи упускают из вида! Затем он исцелил подступивших слепых и хромых. А, споря с седдукеями и книжниками, сказал им: "Отнимется от вас Царство Божие и дано будет народу, приносящему плоды его". - Слова эти, сказанные ортодоксам от иудаизма, были в дальнейшем незакономерно распространены на всех иудеев ортодоксами от христианства. Но Иисус знал: он не имеет власти отменять слова Иеговы, что не оставит милостью Своих первоизбранников. Иудеи, идущие за Иеговой, - навсегда в Его первом отряде (к которому принадлежит и сам Иисус). И они приносят плоды! 
- Равви! Какая заповедь в Законе наибольшая? - спросил  один из книжников. Отметая попытки вывести существование Бога из соображений полезности, Иисус ответил: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем и всей душой, и всем разумением твоим."  Это первая и важнейшая заповедь! - И хотя фактически эти слова не были выбиты на скрижалях, а были лишь  комментарием Моисея, они передавали смысл первых трёх заповедей - главных в Учении! Это был исчерпывающий ответ на заданный вопрос.
Но Иисус продолжал: Вторая заповедь - "Возлюби ближнего твоего, как самого себя". Эта формула тоже была не заповедью, а  комментарием Моисея. Однако, не вписываясь логически в Заповеди, она была лишь идеалом. Ближе к смыслу «человеческих» заповедей Иеговы (с 4-ой по 10-ю) был «негатив» этой формулы - слова богослова Гиллеля: "Не делай другому того, что не хочешь, чтобы делали тебе». Пытаясь, однако, охватить весь Завет, Гиллель тогда добавил: "Остальное - комментарий. Иди и учись"... Но Бог - не комментарий к благонравию людей, а причина и гарант их существования!... - Или Заповеди Иеговы не следует сжимать вовсе: это хоть ненамного, но искажает их? - возникла мысль - А укороченные формулы — лишь комментарии к Заповедям?...
Земная жизнь Иисуса завершалась. «Через два дня, во время Пасхи сын человеческий будет предан на распятие!» - объявил он ученикам. Услышав это, Мария возлила мирро ему на голову.
- К чему такая трата? - возмутились ученики, не поняв смысла сказанного. - Можно было  продать его, а деньги раздать нищим!
Преодолевая горечь, Иисус сказал: Этим она приготовила меня к погребению... - Тогда один из учеников, Иуда Искариот, поспешил, по договоренности с Иисусом, к священникам: "Сколько дадите, если я предам вам его?" Ему предложили тридцать серебряных динариев.
Зачем он согласился на уговоры Учителя, которого любил? - Считая, что Иисус становится больше своего учения? Или зная из Книги, что пора его пришла? Потому ли, что Учитель сам попросил об этом?
Но за то, что Иуда согласился, Иисус возненавидел его и, когда назавтра, в первый день Пасхи все они ели мясо ягненка, горестно воскрикнул: Один из вас предаст меня, - но, затем сдержался и добавил: Впрочем, сын человеческий идет, как написано о нём... - И снова возвысил голос: - Но беда тому, через которого он предается! Лучше бы тому не родиться!
- Не я ли это? - стали спрашивать ученики, но ответил он лишь Иуде: Ты сказал! То, что делаешь, делай скорее....
Иуда вышел, а Иисус преломил пресный хлеб, который евреям полагается есть во время Пасхи, и сказал: Примите и ешьте. Это - Тело мое. - И взяв чашу с вином: Пейте из нее все. Это Кровь моя, Кровь Нового Завета, изливаемая за многих... Если любите меня, соблюдайте всё, что я говорил, и я умолю Отца послать вам другого Утешителя. Он, Дух истины, наставит вас. - Но Кто Он? Ни Примиритель ли, о котором говорил Израиль перед смертью? Или это - Иегова, сказавший через Исайю: Я Сам - Утешитель ваш!...
В Гефсиманском саду Иисус молился, прося Бога пронести, по возможности, смертную чашу мимо него и простить тех, кто пошлёт его на смерть, "ибо не ведают, что творят"... Навстречу двигалась храмовая стража. - Радуйся, Равви! - шедший впереди Иуда Искариот поцеловал Иисуса. По этому знаку тот был схвачен.
Что, если он на самом деле пророк? - спросил первосвященника Каиафу его тесть, узнав, что Иисуса привели во двор их дома.
- Он и есть.
- Как же мы можем казнить его?
- Он виноват не в том, что пророк, а в том, что  ведёт народ к неповиновению!
- Но ведь сам он не подстрекает...
- Подстрекает, но так, что его не ухватишь! Или ты хочешь, чтобы одна половина народа уничтожала другую под руководством нового Маккавея? Чтобы римляне вырезали нас всех?
- Нет...
- Тогда надо поступить по закону, - твердо сказал Каиафа.
- И все-таки...
- Значит, по-твоему, лучше войти в Храм и сказать Богу, что проливать невинную кровь нехорошо? Ты пойдешь со мной? - Тесть усмехнулся: Ты прав...
Утром Иисуса привели в Синедрион (Верховный суд), но свидетельства, чтобы приговорить его к смерти, были недостаточны. Иисус не отвечал на вопросы, и всё дело проваливалось....
Понимая это, Каиафа воскликнул: Заклинаю тебя Богом живым, скажи, ты  ли Христос, Сын Божий?
Но и Иисус знал, что если он снова промолчит, его выпустят, дав, может быть, полсотни плетей для острастки... Но делу нужна была его смерть! - Ты это сказал! - ответил он. - А я добавлю: Отныне Сын Человеческий воссядет справа от силы Божией! - Этого было  достаточно.
- Зачем нам ещё свидетели? - разорвал на себе одежды Каиафа. -  Он богохульствует! Теперь вы все слышали!
Единогласный вердикт был: "Подлежит смерти". Тогда уже стражники стали издеваться над ним и плевали, и били по лицу...
Прислонившись к колонне, Иуда Искариот растерянно смотрел на это судилище... - Свершилось! Я предал Учителя по нашей договоренности, о которой знаем лишь мы двое. Я, кому Учитель доверил больше, чем жизнь — свою миссию на Земле! И теперь я - предатель навек... А деньги от священников я взял лишь чтобы они поверили! - Бросив монеты на пол, Иуда ушел и в тот же день повесился...
Иисус был распят на лобном месте в пятницу после полудня, а уже к вечеру скончался, сказав: "Я победил Мир!" Он был обречён на эту победу и на эту смерть Всемогущим Богом за пол-тысячелетия до своего рождения, чтобы Новое Время, начавшееся с Моисеем, охватило весь мир! Мог ли кто-либо не подчиниться Божьей Воле? Поэтому ни иудеи, ни римляне не могли быть виновными в гибели Иисуса! И это иудеи явили его миру! Живи он среди  любого другого народа на него просто не обратили бы внимание. Беда иудеев в том, что они поверили, будто виновны!
Что же вызвало его смерть? Раны, наносиимые при распятии, были болезненны, но не смертельны: лишь пробитые запястья и лодыжки. Обычно распятые умирали от заражения крови или солнечного удара. Хотя иногда раны затягивались, и тогда смерть наступала позже - от жажды, а в дождливый сезон ещё позже - от голода. Ни одна из этих причин не могла развиться за несколько часов! Тем более, что весной солнце в Иерусалиме не очень горячо... По какой же причине он умер?
Или он не умер тогда? Мессия Иисус был могучим экстрасенсом. Вот как пишет об этом Св. Лука: Женщина, страдавшая кровотечением в течение многих лет, подошла сзади и коснулась края одежды Иисуса, и тотчас течение крови у нее остановилось. - Кто прикоснулся ко мне? - спросил он тогда. И на слова Петра: Наставник! Народ окружает тебя и теснит, а ты спрашиваешь, кто прикоснулся, - он ответил: - Нет, я почувствовал силу, изошедшую от меня. - Это ответ экстрасенса! 
Гигантским усилием воли приведя своё тело в состояние почти-смерти, он был принят окружающими за мертвого и положен в склеп...
Когда он очнулся? В воскресенье на рассвете, охваченные горем мать Иисуса и Мария Магдалина нашли камень отваленным от двери его склепа. На камне сидел юноша в сверкающих одеждах. - Иисус Назаретянин воскрес. Его здесь нет, - сказал он испуганным женщинам (они приняли его за ангела). - Не бойтесь!
- Жена, что ты плачешь? - спросил Магдалину человек, подошедший сзади, и она, приняв его за садовника, ответила: господин, если ты вынес его, скажи, где положил. Я возьму! - Но тут Иисус, ибо это был он, только уже с другой внешностью, воскликнул: Мария!
- Раввуни?
- Не прикасайся ко мне, еще нельзя! Сообщи ученикам...
Позже он несколько раз встречался с ними, наставляя, что им предстояло совершить. Потом вместе с Марией исчез. Предание говорит, что они бежали в Европу, где Мария родила сына. Позже, его потомок стал первым королём Франции Людовиком I. Но действительно ли был тот король потомком Иисуса?
Оставшись одни, апостолы жили, в основном, в Иерусалиме. Они вместе молились и имели общее имущество, все более уподобляясь одной из ессеейских сект. Чтобы превратить учение Иисуса во всемирную религию, нужен был новый, не только преданный, но ещё и образованный и энергичный человек. Им стал молодой фарисей Савл, уже известный преследованиями христиан и поэтому знакомый с их учением. Когда он шел в Дамаск, чтобы произвести там расследование в синагогах, ярчайший свет с неба внезапно озарил его, и Голос (он решил, что это – Иисус) сказал: Савл! За что ты преследуешь Меня?
Ослепшего, его привели в Дамаск, и за три дня, проведенные без обычного земного зрения, он увидел мир на века вперед. - Мало того, что ты будешь рабом Моим для восстановления колен Израилевых и для возвращения остатков Израиля, - стояли в  его памяти слова Бога, обращённые к Исайе. - Но Я сделаю тебя светом народов, чтобы спасение Мое простерлось до концов земли! - Теперь эти слова относились и к нему! Он крестился, взяв имя Павел. В историю он вошел как Святой Апостол и второй Римский Папа. Первым был Петр. Павел настоял, чтобы были написаны Евангелия, которые стали основой "Нового Завета". Настоял он и на отмене обязательности обрезания (хотя сам был обрезан), и пищевых ограничений, максимально облегчив вход в религию всех желающих.
И хотя Пятикнижие Моисея и книги пророков остались священными - на них основано учение Иисуса - Павел дал им название "Ветхий Завет", хитро противопоставив "Ветхое" "Новому". Но... ведь учение Моисея не «обветшало», как говорил Павел. Наоборот! Главное в нём стало основой всех трёх великих реликий, охвативших миллиарды людей. Верное его  название — Первое Послание Иеговы! Учение Иисуса — Второе Послание Иеговы. А учение Магомета — Третье Послание Иеговы!...
Теперь по всему доступному ему миру Павел рассылал свои обращения, распространяя интернациональную идеологию: «Нет уже ни иудея, ни язычника; нет ни раба, ни свободного; нет ни мужского пола, ни женского, ибо все вы одно во Христе Иисусе»...
Но было и другое: Человек зачинается в грехе и навечно несет грех Адама и Евы, нарушивших запрет есть плоды с дерева познания Добра и Зла. - А Иисус выкупил грехи всех своей кровью. Поэтому единственный путь к вечной жизни - верить, что Иисус есть Бог!
Но ведь Бог сказал в Своей второй Заповеди, что наказывает людей за грехи их родителей до третьего и четвертого поколения. Значит, на современных людях давно уже нет грехов Адама и Евы! И согрешили ли они? Отношения супругов, ведущие к рождению детей, указаны людям (плодитесь!). И разве грех - желание различать добро и зло? Господь одобрил это желание у царя Соломона! - Нет! Это Павел уступил суевериям варваров, чтобы облегчить им принятие Единого Бога - цель вполне достойная! 
Бог тройственен, учил Павел: Он - Отец, Сын и Святой Дух! Но и каждый человек даже более чем тройственнен: сын, отец, работник, муж, покупатель, избиратель и т.д. Но Он — един!
 
Для Иисуса главным были Бог, люди и его идеи, а  крестики, показывающие, как его распяли, по меньшей мере, не привлекали. На крестах закончили жизнь многие тысячи людей, а сверх-гениальные идеи высказал только один! - И он не искупал своими муками грехи мира, как говорил Павел, а учил, что преданность Богу и солидарность-любовь между людьми избавят их от мук!
Рим, увиденый Павлом уже в зрелом возрасте, поразил его. Огромный и прекрасный! Дома знати удивляли роскошью. Зрелища в Колизее собирали людей больше, чем население отдельных городов Иудеи... Товары отовсюду! Столица мира, она должна была стать и столицей христианства, и уже ни запреты, ни изощренные казни не могли остановить его победного шествия! Проникая во впечатлительные умы галлов, германцев, бриттов, готтов, даков, уже подготовленных влиянием рассеявшихся среди них израильтян, христианство становилось путем усвоения "варварами" римской культуры и искусства воевать, готовя будущее падение Рима.
Но тогда Рим был ещё самой могущественной страной мира! Поэтому восстание Иудеи против римской оккупации, начавшее разгораться через 33 года после смерти Иисуса, было обречено. Беда народа, утратившнго единство, состоит в том, что очевидное каждому поотдельности не воспринимается всеми вместе. Несколько начальных побед над римскими гарнизонными войсками спровоцировали, с одной стороны, надежды на успех восстания, а с другой - посылку в Иудею трех боевых легионов во главе с опытным полководцем Веспасианом. Позже к нему примкнул его сын Тит со своим легионом…
Многовековой давности сцены осады Иерусалима повторялись. Те же болезни и тот же голод вплоть до людоедства, ибо многолетние запасы сухой пищи были сожжены руководителями восстания, чтобы заставить жителей сражаться отчаянней (через два  тысячелетия уничтожение запасов пищи было проделано при осаде Ленинграда в Отечественную Войну). Но теперь во главе защитников Иерусалима были не знать, а вожди зелотов (разорившихся крестьян, ремесленников и торговцев) и сикариев - еще более бедного люда, включая рабов. Обвинить верхи в предательстве и казнить их было политически выгодно и тем, и другим! Затем внутренняя борьба разгорелась между теми, кто остался... Последней пала горная крепость Масада.
Восстание стоило жизни миллиону иудеев. Оставшиеся в живых возвращались на пепелища, начинали снова жить - сначала бедно, потом богаче...
Раввин бен Акива, один из наиболее чтимых талмудистов, происходил из простой пастушеской семьи. Но видно, было в нем что-то, если хозяйская дочь красавица Рахиль полюбила его, а в качестве условия женитьбы потребовала, чтобы он начал изучать Тору. После свадьбы они стали жить в сенном сарае, ибо богатый отец лишил её наследства. Рахиль рожала детей, а Акива учился у выдающихся раввинов Яффы. Через несколько лет он стал признанным знатоком Торы и пророков, а также трактований, сделанных другими раввинами, и заимел тысячи учеников.
Став заатем религиозным лидером, Акива потребовал не смешивать мясную и молочную пищу, поскольку это, будто бы, следовало из требования Торы не варить козленка в молоке его матери... Но  ведь, согласно Торе, Авраам угощал Господа и двух ангелов телятиной, маслом и молоком, и они ели! Или Акива захотел выглядеть святее Бога?... Гордыня и погубила его. Когда могучий воин, красавец и оратор Бар-Кохба через шестьдесят пять лет после разрушения Храма возглавил новое восстание против Римского владычества, Акива, даже не спросив мнения раввината, объявил Бар-Кохбу Мессией... Восстание было жестоко  подавлено, а Акива был подвергнут пыткам и казнён.
Цена этого восстания — полмиллиона жизней и потеря страны, в которой иудеи оказались меньшинством (а если бы слова Иисуса, что не следует противиться злу насилием, были приняты и Израиль стал бы другом Рима?)... В последующей еврейской истории Бар-Кохба остался одним из  величайших героев. Лишь уже в наше время израильский генерал Иешафат Харкаби заявил, что восстание Бар-Кохбы должно быть названо скорее глупым: оно было не только не необходимым, но и заранее обреченным.
Но как по Высшей Воле Иисус пожертвовал своей жизнью, чтобы учение о Боге разошлось по всему миру, так по той же Воле и с той же целью, но не осознаваемой её людьми, пожертвовала себя Иудея!
Беглецы, сохранившие веру и свободу, жили общинами среди других народов. Верность Иегове, взаимопомощь, стремление к образованию и чистоте семейной жизни формировали их интеллектуальную среду. Несогласные выходили...
Бичём их стал антисемитизм (точнее иудофобия, ибо арабы — тоже семиты), результат не только свойственной каждому народу неприязни к «другим», но и конкретных бед коренного народа: отсталости его низов и низости верхов... Вводя общего врага - иудеев, - антисемитизм маскирует эти беды. И в зависимости от остроты бед, евреев ограничивали, били, убивали... Политически это сдвигало их влево, готовя беды всем.
Верный путь указан Иеговой: всему человечеству расти в духе и  идти к  единству и миру! Но люди далеко не всегда осознают это. Поэтому евреи кочуют по миру, собираясь в странах, где антисемитизм слабее, и добавляя к их силе свои немалые силы и таланты. И в течение всей истории покидаемые ими страны деградируют, а принимающие их расцветают, как четыре тысячелетия назад сказал Бог Иегова: "Благословляющий тебя благословлен, проклинающий тебя проклят"!
А учение о Боге Иегове, начатое левитом Моисеем, отточенное для всего мира иудеем Иисусом Назаретянином, негласно подправленное иудеем Гиллелем (Не делай другому того, что ты не хочешь, чтобы делали тебе) и откорректированное иудеем Павлом для вывода многих народов из варварства, стало распространяться по миру, вытесняя языческие верования... С Иисусом Духовный Расцвет начал охватывать человечество!





4. МАГОМЕТ
В Константинополе все замерло от полуденной жары.  Корабли дремлют на рейде. Рыбацкие лодки, уже разгруженные от утреннего улова, пирсы, мастерские... Мостовые, выложены каменными плитами. Справа - огромный оптовый базар, обезлюдевший в это время дня. Запахи кожи, пряностей гниющих фруктов. Купцы сидят под навесами, едят, пьют чай с медом и ватрушками, беседуют. Позже, когда станет прохладнее, торговля возобновится... Далеко впереди – ипподром,  дальше - плывущий в горячем мареве императорский дворец с башнями, золочеными шпилями и высокой кованой оградой. Слева - громада строящегося храма Святой Софии, а ещё дальше - тенистые, засаженные деревьями улицы, деревянные дома, лавки. Дети играют во дворах, запахи готовящейся еды, христианские церкви с открытыми дверьми... Но почему христианские?
Два века назад, в Риме, перед решающей битвой за императорский трон один из претендентов, Константин, стоявший на мосту во главе своих войск, увидел вдруг огромный поперек неба крест и надпись: "С этим победишь"... Завоевав трон, он перенёс столицу сюда и сделал Римскую империю христианской. Хотя... никакого развития новой цивилизации в результате этого ещё не происходило. Вся земля Евразии, от Испании до Китая, так щедро политая кровью, лежала погруженная в темные бездумные грёзы.
Когда в середине 5-го века н.э. вождь гуннов Атилла повел свою семисот-тысячную армию против Рима, его встретили войска генерала Этиуса. Враги знали друг друга с детства: оба были почетными заложниками: Атилла - в Риме при дворе императора, а Этиус - при "дворе" у дяди Атиллы.
Видимо, Атилла слишком понадеялся на свое численное превосходство, упустив, что его воины были вооружены лишь деревянными копьями с обожженными остриями, луками, да каменными топорами, а вся их броня состояла из меховых шапок и суконных одежд с кожаными накладками. В латах и оснащенные стальным оружием, римские фаланги легко отразили первый бешеный удар. Перейдя затем в наступление, они положили на поле боя двести пятьдесят тысяч гуннов.
Отступив на северо-восток, Атилла стал перевооружать свою армию., Подступив через два года к Риму с новым войском, он привёл императора Валентина в отчаяние.
- Может быть, предложить Атилле мою сестру в жены  и откупиться золотом? - спросил он советников.
- Но у него уже есть триста жен. Он требует землю!
Валентин поручил вести переговоры маленькому, скромно одетому человеку - папе Льву I-му, и уже через день Атилла повернул свои войска обратно, удовольствовавшись небольшим выкупом... Ни потому ли, что папа возбудил подспудные подозрения самого Атиллы: вожди его племён жаждут самостоятельности, а против него могут использовать шестерых его сыновей?
Срочно вернувшись в низовья Дуная, Атилла приказал сыновьям собственноручно казнить враждебных ему вождей... Ильдико, прелестная дочь одного из них просила пощадить отца. Атилла не согласился, но будучи восхищен её красотой, взял её в жены... После обильных жертвоприношений, мясо которых пошло на угощение народу, и пышнейшей свадьбы, царская чета удалилась в свой шатер.
Однако, утром приближенные Атиллы были поражены  тишиной, царившей вокруг шатра. Войдя внутрь, они увидели своего вождя мёртвым, в луже крови. А Ильдико исчезла... Сыновья Атиллы мирно поделили царство отца и направили путь завоеваний в Индию. Затем их дети, сменив братские отношения на враждебные, привели когда-то могучую империю к падению. Но память Атиллы не ушла бесследно. Его жестокость стала предметом преданий, и сам великий Данте проклял его в своей "Божественной Комедии". Первоначально китайские изобретения: конское седло с деревянной рамой внутри и кожаные штаны, вместо открытой снизу туники, использованные Атиллой, действительно завоевали Европу. И еще: языки венгерского, мордовского и финского народов удивительно схожи. Размеры треугольника, охватывающего их земли, говорят о размерах бывшей империи Атиллы...
Датой окончательного падения Рима стал 476-ой год н.э., когда был убит последний его император... Европа медленно приближалась к своим современным границам. В восточной её части жили славяне, на западе -  германцы, галлы, франки и  англо-саксы, которые позже захватили земли современной Англии в войне с ранее жившими там бриттами и смешавшимися с ними римлянами. Позже англо-саксов покорили и слились с ними нормандцы... И вся эта огромная земля жила неграмотной полу-разбойничьей жизнью. Все забывалось. Строитель уже не мог построить большой каменный дом, корабельщик - римскую триеру, а колесный мастер - добротную римскую колесницу... И все вспоминалось хотя бы потому, что для успешного управления королям и их вассалам необходима была культура, остатки которой еще сохранялись в церквях Рима.
Когда совсем еще юный франкский король Кловис покорил галлов, он первый понял необходимость христианства как единой государственной религии.
- Нагни голову, гордый франк! Поклонись тому, что ты сжигал и сожги то, чему поклонялся! - произнес епископ Реймский слова, известные теперь каждому французскому школьнику (переведённые в стихах на русский язык Гумилёвым) крестя Кловиса в огромной серебряной купели. - Отныне имя твое будет Людовик I-ый, король Франции!
Теперь нужна была лишь(!) ещё одна цивилизация, чтобы, воюя против иудо-христианской, разбудить мир... Варварский путь из варварского же состояния, которым следовало человечество вплоть до наших дней! 
Магомет Ибн Абдулла родился весенним днём 570-го года н.э в Мекке. Предания рассказывают много противоречивых подробностей об этом, включая даже то, что он вышел из чрева матери уже обрезанным и, вскочив на ноги, заявил: "Вот и я, Магомет!" Но на самом деле, это был обычный мальчик со здоровым громким голосом, красивый и очень складный. Местная повитуха с помощью тети мальчика завязала пуповину, обмыла его теплой водой и обернула в чистое полотно...
Об отце Магомета известно мало. Полу-еврей с материнской стороны, мелкий торговец, принадлежавший к бедному роду хашим из племени курейш, он умер, когда мальчику было всего два года. Через четыре года за отцом последовала мать, и мальчика стал воспитывать дед, а после его смерти - брат матери, богатый купец Абу Талиб. Как и все дети его возраста, Магомет пас коз и овец, помогал по хозяйству... Его нянькой была лохматая пастушечья собака Акба. Он рассказывал ей о своих маленьких заботах, а она учила его, куда можно ходить, где ползают змеи и как сгонять вместе ягнят, чтобы их не унес волк... К пяти годам, когда сознание, как и у всех людей, закрыло от него за-сознательное, он перестал ее понимать, начал стыдиться своей наготы и огорченно спрашивал деда, почему Акба больше не говорит с ним...
Став старше, Магомет часто смотрел ночами в бархатное черное небо, и звезды танцевали перед ним, соединяясь в странные фигуры. Между ними скользили джины и шайтаны, повинуясь своим царям: Дауду и его сыну Сулейману (библейским Давиду и Соломону). И небо расцветало городами с золоченными дворцами, храмами и высокими башнями, с которых муэдзины пели прекрасными пронзительными голосами... В садах с ветвей свешивались персики и гранаты, струились ручьи с чистой водой, и текли молочные и медовые реки. Полногрудые красавицы манили к себе и шептали невероятно красивые стихи, подобные написанным через восемь веков в поэме "Магометания":

Как прекрасны те райские будут жилища.
Изобилие всяческой пищи!
Для любви там будут  лишь гурии,
Что блещут сияньем светлейшей лазури...
Пред их свежестью лиц день горит от стыда,
Перед нежностью слов их трепещет луна...

Но стихи, которые слышал Магомет, были изысканней! Он рассказывал друзьям свои видения, а когда его тетя приходила напомнить о делах, то нередко сама оставалась слушать...
Огорчал мальчика его другой дядя, Хамза. Прекрасный наездник, обладавший невероятной физической силой, он, будучи пьяным, срубал на спор саблей горбы верблюдицам, а затем одним ударом отрубал им головы, и никто не решался его остановить. Верблюдиц было жалко... Потом дядя Хамза погиб в какой-то бессмысленной стычке с охранниками из проходящего каравана. Почему? В памяти Магомета на всю жизнь осталось чувство вины: это он, глядя на умиравшую верблюдицу, исключил дядю из числа тех, о ком заботился. Дяди не стало на третий день после этого, и Магомет понял, что обладает особой силой, с которой надо быть осторожным.
В память о дяде, Магомет, уже став великим пророком, запретил последователям пить вино потому, что человек всегда должен быть готовым выполнить Божье повеление. Или ещё и потому, что вино слишком нравилось его соплеменникам?
Героем его был Моисей. Восхищали широта, с которой написана Книга и последовательность, с которой вся дальнейшая жизнь Моисея была посвящена целям Бога. Вторым героем был Ной, который, поверив Богу, пошел против мнения толпы, построил огромный корабль и этим спас жизнь на земле.
Как Магомет узнал о Боге? В те времена арабы, населявшие Аравийский полуостров, были скорее смесью всех народов, когда-либо живших на этой земле или проходивших через неё: измаилитов, медиан, израильтян, ассирийцев, греков, римлян, египтян... хотя говорили они на общем для них арабском языке.
Жившие в пустынных степях пасли верблюдов, овец, коз. Вокруг оазисов растили пшеницу, сажали финиковые пальмы, разводили сады и огороды. Горожане занимались выделкой кожаных изделий, делали оружие. Многие были по религии иудеями, христианами или зороастрийцами. А большинство сельского населения было языческим. Северные арабские племена верили ещё в Аллаха Тааля, распорядителя дождя. Его дочери были более мелкими божествами... Кроме того, с давних времен среди арабов существовала еще и своя единобожная религия, ханифизм, ведущая истоки еще от Измаила, Авраамова первенца.
Религией юноши-Магомета были сразу и ханифизм, и иудаизм. В память о его отце, арабские иудеи приглашали Магомета в синагогу и давали читать свитки Торы. Нередко молодой Магомет участвовал в службах, а когда иерусалимские иудеи, прибывшие в Мекку, побеседовали с ним, то будучи восхищены его знаниями и ясностью ума, предложили Магомету принять иудаизм. Предание, будто, вместо этого, они сами перешли в ислам, несколько искажает события потому, что в то время исламу  ещё не саществовал.
- Почему если Бог един, каждая Его религия обещает спасение только тому, кто исповедует именно её? Должна быть единая религия с единым Богом! Тогда все люди будут как братья... И основать ее должен я! - вдруг возникла мысль, испугавшая его. Но мысль не уходила...
Первый шаг упирался в название. Почему "иудаизм", если Иуда не был ни Богом, ни основателем религии? Название другой религии: "зороастризм" выглядело удачнее, хотя тут имя основателя заслоняло имя Бога... "Христианство", с этой точки зрения, звучало лучше, но Магомет не верил, что Христос - Бог или Его прямой сын. "Хвала Аллаху, Который не брал Себе детей, и не было у  Него сотоварища в царстве", - записано в Коране.
Название новой религии "мусульманство" должно было, по мысли Магомета, опираться выражение "Предавший себя Аллаху". Правда, отсюда следовало, что все лица, преданные Богу: Адам, Ной, Авраам, Моисей и даже Иисус - были "мусульмане"...?
Повзрослев, Магомет стал управлять домом своего дяди. Невысокого роста, ловкий и стройный, он прекрасно ездил на лошади и на верблюде, владел саблей, копьем и луком. Когда Магомету исполнилось двадцать четыре года, он решил отделиться
от дяди и поступил на службу к богатой купчихе, вдове Хадидже. Она собирала торговые караваны в Шебу, Месопотамию и Сирию.
Несмотря на значительную разницу в возрасте - её старший сын был лишь двумя годами младше Магомета - любовь между ними вспыхнула почти мгновенно. Черноволосая, с широко открытыми серо-голубыми глазами и совсем еще молодой фигурой, быстрая в движениях и острая на язык, она казалась ему даже красивее тех гурий, которые являлись ему в видениях, лишь несколько старше. Хотя это не было недостатком... Лишенный в детстве материнской опеки, Магомет мечтал именно о такой женщине. Вскоре они поженились.
Благодаря энергии и разуму Магомета, состояние их через несколько лет удвоилось. Теперь он стал уважаемым всеми купцом, имеющим свой домашний очаг, хотя он и не прервал теплых родственных связей с дядей. Это стремление к солидарности среди достойных было его чертой в течение всей жизни. В свою очередь, Хадиджа преданно любила мужа, они работали вместе, а в положенные сроки она рожала ему детей: семь сыновей и дочерей! 
И чем дальше катились годы, тем настойчивее звучала в сознании непрошенная мысль: "Основать новую религию должен я!" У её истока - Авраам, общий предок евреев и арабов, но за ним - не Иаков, как у евреев, а Измаил, первый сын Авраама...
- Может быть, я уже слишком стара, и ему нужна новая жена, чтобы отвлечься от своих мыслей? - думала Хадиджа. Она сама нашла ему вторую жену, но его раздумья не уходили! И вот в сознании вдруг зазвенела первая сура:
Во имя Аллаха милостивого и милосердного! Хвала Аллаху, Господину миров, Царю в день суда! Тебе мы поклоняемся и просим помочь! Веди нас по дороге прямой, по дороге тех, которых Ты облагодетельствовал, а не тех, которые находятся под гневом, и не заблудших...
Свои идеи Магомет начал проповедовать, когда ему уже исполнилось сорок лет. Друзья соглашались с ним и считали пророком. Но когда он произнес свою первую проповедь на базарной площади перед язычниками, раздались крики: За что же нас будут наказывать в Последний день, если добро и зло возникают по воле Аллаха? - Другой раз, молодой языческий жрец закричал: Где у тебя свидетели, что мы будем жить после смерти? И что за радость быть истлевшим трупом, который жив? - Но Магомет знал, что без веры в загробную жизнь, его соплеменников не смиришь!
- Почему мой народ не понимает меня? - огорчался он, а Хадиджа гладила его по голове и уговаривала переехать в Медину, где жили многие её родственники, и он мог рассчитывать на их поддержку...
Но событие, решившее его судьбу, произошло, когда ему уже исполнилось сорок девять лет. В этот темный осенний вечер Магомета слегка лихорадило, и он рано пошел спать. Сон его, как рассказывал первый биограф Магомета Ибн-Исхак, был прерван появлением прекрасного юноши в сияющих одеждах, с крыльями за спиной. Юноша вел на поводу белоснежного коня, красивей которого Магомет никогда не видел -  почему-то он сразу понял, что юноша перед ним - архангел Гавриил. Повинуясь архангелу, конь шел спокойно. Понюхал лицо Магомета, взял с его руки кусок посоленного хлеба... Гавриил пригласил Магомета сесть на коня, и они мгновенно перенеслись в Иерусалим, на Храмовую гору. Было прохладно. Ночь сияла огромными звездами.
На горе его уже ожидали Адам, Ной, Авраам, Моисей и Иисус. Они ласково улыбались Магомету и, как при еврейской церемонии Бар-Мицва - праздновании тринадцатилетия мужчины, после чего он начинает считаться взрослым, предложили ему вести общую молитву. Они принимали его в свой круг!
Затем Магомет снова вскочил на своего сказочного коня и в мгновение ока, пронзив все семь небес, оказался перед деревом последнего предела, почти обыкновенным деревом, одиноко растущим из тумана... Соскочив с коня, Магомет привязал его к нижней ветви. Высоко над ними сквозь листву переливался голубизной небесный свод. Было тихо, лишь откуда-то доносился скрип пера. Это писал Бог.
- Сейчас я не зван к Нему и поэтому не могу идти дальше, иначе мои крылья сгорят. А ты зван, ты иди, - сказал Гавриил.
Сняв обувь и закрыв лицо рукавом из боязни смотреть на Бога, Магомет двинулся вперед.
- Открой лицо твое, - послышался Голос. И Магомет увидел Бога, как видели Моисей и Иисус - изображение, которое должно было помочь собеседнику понять Его. Для Магомета Бог был похож на деда, воспитывавшего его в детстве.
- Я услышал твою молитву и взглянул на народ твой, на их труд, бедность и их вражду. Род против рода! Они сами разрушают свои дома. Но Я дам тебе помощь, и ты объединишь их своей религией.
- Но я уже не молод, Господи. Успею ли я?
- Мой архангел даст тебе необходимые наставления. И Моисей, Мой Посланник, не оставит тебя. А когда ты увидишь победу - продолжал Бог - и люди станут входить в новую религию толпами, восславь Господа твоего.
Радость медленно наполняла Магомета, и в то же время ему было неловко улыбаться перед Господом. Но важно было спросить...
- Господи, как без жертвоприношений я смирю людей перед Тобой?
- Жертва была в Законе для смирения сынов израилевых. Она сделала свое дело, а теперь прошла. Мне не нужно, чтобы люди кормили Меня. Я - податель надела людям. Для смирения твоего народа нужно, чтобы они верили в Последний день, когда Я буду судить их, ходили Моими путями и выстаивали молитву.
Магомет вспомнил язычников, не веривших ему, и спросил: Господи, как люди могут жить после смерти? - Бог улыбнулся. Пока человек жив, ему нельзя знать этого... И Магомет услышал историю, как после смерти ангелы Нанкир и Мункар слушают умерших о сделанном в жизни и бьют тех, кто творил негодное. Но окончательно судьба каждого решается в день Страшного Суда. Рай для праведников был садом, где текут реки из воды, молока, меда и даже из вина... Но ад! Одежды, скроенные из огня, кипяток, вливаемый во рты грешников, железные крючья, чтобы подвешивать их за ребра, змеи и скорпионы...
Какая-то часть сознания говорила Магомету, что происходящее после смерти значительно сложнее и имеет, скорее, духовный характер. Да и радостно ли Богу вечно мучить людей?... Но услышанное было именно тем, что Магомет должен был передать последователям. Иному они бы не поверили.
- Господи! О чем должен молиться мусульманин?
- Славить Аллаха, благодарить за то, что ему дано, и просить нужное, чтобы ходить верными путями.
- Сколько раз в день нужно молиться? - Магомет знал мнение Иисуса, что незачем беспокоить многословием Бога, Который и так знает, что нужно каждому... Но в его религии молитва была средством смирения человека!
- Пятьсот, - улыбнулся Бог, и Магомет устрашился переспрашивать. - Теперь иди, - услышал он. - Вы должны стать народом братьев, яростных против неверных и милостивых между собой. Не разделяйтесь и помните Мою милость: Я сблизил ваши сердца, чтобы вы не были врагами. Бойтесь нарушить Мою волю!
Моисей («Муса» - после Аллаха это - наиболее часто  упоминаемое имя в Коране) и Иисус были внизу. Всё ещё трепеща от чести, оказанной ему Самим Богом, Магомет понимал, однако, что предаваться радости рано.
- Сколько раз в день должен молиться мусульманин? - снова спросил он, и Моисей увидел, что их собеседник понял всё слишком буквально. Просто, о Боге нельзя забывать никогда! Они согласились на пяти молитвах в день.
- Теперь все станут праведными и наступит мир, - заметил Магомет.
- Мир мы принесем лишь когда будем вместе, - ответил Иисус, стоящий рядом. - Поотдельности мы несем меч! Сейчас твоя задача - отделить свой народ от иудеев и христиан. Вы начнете Иудо-Мусульманскую цивилизацию, чтобы в борьбе с моей, Иудо-Христианской, вывести мир из спячки.
- Как же их отделить?
- Людей разделяет несправедливость, - сказал Моисей. - Она будет в Исламе, как она есть в обеих наших Религиях! - Голос Моисея звучал ясно, и Магомет понял, что не ослышался. Народ, которому ещё предстоит повести другие народы к Богу, страшится и хитрит. Бог принимает это. Он лучший из хитрецов!... И Моисей вспомнил свои разговоры с Иеговой, встречи с предавшим себя другом его детства фараоном Хоремхебом, смрад от Нила, красного, как кровь, и тьму среди дня, опустившуюся над страной... Справедливо ли было после всего этого наказывать египтян смертью их первенцев?... Но иначе не было бы Исхода.
А Иисус подумал, что его учение безвозвратно затерялось бы среди множества других, не назови апостолы его прямым Сыном Божьим и не отсеки Матфей евреев от христианства, заявив, будто те  навсегда возложили вину за кровь Иисуса на своих потомков...
Следующее, что запомнил Магомет, был архангел Гавриил, подводивший к нему коня, а затем он сам, уже дома перед своим ложем. Оно было еще теплым, и вода в кувшине, который он случайно опрокинул, отправляясь в путь, только ещё наклонилась в горлышке, собираясь пролиться.
Друзья - теперь все они чтили его как пророка - не знали, что думать, слушая его рассказ. С одной стороны, он никогда не давал повода не верить себе, но с другой - до Иерусалима был целый месяц караванного пути! Сомнения были частично развеяны, когда уже после смерти Магомета, на скале в Иерусалиме было обнаружено углубление в форме лошадиного копыта. Другое объяснение принадлежало девятой жене Магомета, Айше, вышедшей за него замуж в десятилетнем возрасте и прожившей после его смерти еще сорок лет: тело Магомета оставалось в Мекке, а путешествовал лишь дух! "Один Аллах знает, спал ли тогда Его Посланник, - заключил когда-то свой рассказ Ибн-Исхак - Но это правда, и всё произошло именно так."
Три последующие года ушли у Магомета на то, чтобы собрать первичную часть текста Корана и проверить ее на упрямых мекканцах. Стихи приходили ему обычно ночью, словно кто-то произносил их. И запоминались надолго. Утром он читал их женам и друзьям, а потом шел на базар проповедовать.
- Я не говорю, что знаю сокровенное. Я следую только тому, что открывается мне, - отвечал он на вопрос, откуда у него уверенность в своей правоте. Но они не верили. И не всегда без оснований. Иногда стихи противоречили прочтенным раньше, и тогда он отвечал: "Всякий раз, когда Мы отменяем стих, Мы приводим лучший, чем тот, или похожий на него..."
- Мы хотим верить тебе, - сказал ему один из слушателей, - но докажи чудесами, что ты действительно пророк.
- Если я сотворю невероятное, - отвечал Магомет, который не сомневался в своей способности творить чудеса, - любой мне поверит, и в этом не будет его заслуги. Больше доблести в том, чтобы поверить без помощи чудес!... - С годами стихи накапливались и все больше нравились сторонникам, но число их по-прежнему было невелико.
- А не обманываешь ли ты себя, - спросила как-то Хадиджа, и Магомет понял, что она права. Чтобы выполнить волю Бога, он должен не уговаривать, а сломить этих язычников! В 622-м году н.э. Магомет с семьей и небольшой группой сторонников отправился в Медину.
И все изменилось! Уже на полпути его встретила группа ханифов - арабских единобожников измаильского толка, чтобы обсудить возможности объединения. И чем дальше была Мекка, тем больше он понимал, что нужен своему народу! В Медину Магомет въезжал уже как признанный пророк и вождь. Толпа бежала перед его конем, со всех сторон неслись восторженные крики. Люди присоединялись к нему сотнями, встречая одобрительным ревом слова не только о равенстве людей перед Аллахом, но и о том, что раб не должен простирать своих глаз на то, чем Аллах одарил его хозяина... Неожиданная мысль поразила: победить значит не уничтожить врагов, а превратить их в друзей! Он знал эту мысль от иудеев, хотя тем редко удавалось воплотить её в жизнь. Но он вополнит! Теперь! Вот эти едущие с ним ханифы станут распространять его учение, чтобы не воевать с язычниками, такими же арабами, а привлечь их. Уничтожать нужно лишь тех, кто с оружием противится исламу. А их имущество - добыча его войску!
- Сражайтесь на пути Аллаха с теми, кто сражается с вами, но не преступайте! - говорил он одобрительно ревевшей толпе. - Воистину, Аллах не любит преступающих! И убивайте их где встретите, и изгоняйте их оттуда, откуда они изгнали вас... Если же удержатся, то ведь Аллах - прощающий и милосердный! - Магомет разводил руками, как бы показывая маловероятность того, что они удержатся, и чудовище этой преданной ему толпы смеялось...
Корова! - вдруг прозвучало в его сознании. - Почему "Корова"? - подумал Магомет, но в следующее мгновение понял: это  - название второй суры Корана, отделяющей ислам от остальных религий... Чтобы очистить человека, прикоснувшегося к убитому, Тора требовала окропить его водой, размешанной с пеплом от сожженной рыжей телицы. Это требование произнес когда-то Моисей, и оно было исполнено без лишних слов.
Но теперь, в Коране, эта история представлялясь как унизительная торговля евреев с Господом: что за корова, какого цвета, было ли на ней ярмо... - лишь бы оттянуть момент принесения жертвы. И бедняки из арабов, которым в самом деле было бы жалко сжечь корову, горели злобой на жадных иудеев и славили Магомета, отменившего для них такое очищение.
Следующий шаг - углубить разделение религий: "О те, которые уверовали, - разносился его голос над площадью. - Не берите иудеев и христиан друзьями! Они друзья один другому! (Хотя знал, что это далеко не так.) И никогда не будут довольны тобой ни иудеи, ни христиане, пока ни последуешь за их учением. Скажи: "Поистине путь Аллаха есть настоящий путь!"
- Правда, Ветхий, и Новый Заветы священны. Это нужно подтвердить, - подумал Магомет... Скажи: Мы уверовали в Аллаха и в то, что ниспослано Ибрагиму (Аврааму), и Исмаилу, и Исааку, и Иакову, и коленам, и то, что было даровано Мусе и Исе (Иисусу), и пророкам от Господа их. Мы не различаем между кем-либо из них…" - Последняя фраза была тем поворотом, который он  искал! Если между пророками нет разницы, то сказанное самим Магометом покрывает их и поэтому становится конечной истиной!
 - Людей разделяет несправедливость, - вспоминал он свой разговор с Моисеем и Иисусом, и обвинения иудеям, и христианам складывались как бы сами собой: "О обладатели Писания! Почему вы не веруете в знамения Аллаха, если вы их свидетели?" - Хотя знал, что «обладатели Писания» верили знамениям, когда видели их.
- "Почему вы облекаете истину ложью и скрываете истину в то время, как вы знаете?" - цитировал он то, чего нет в Библии...  - Всякая пища была дозволена сынам Израиля, кроме той, что они запретили себе раньше, чем была ниспослана Тора. Скажи: "Принесите Тору и читайте ее, если вы правдивы!" - Но на самом деле, пищевые ограничения были введены именно в Торе, как там и  записано.
Ещё нескладнее получилось, когда он заговорил о менее знакомом ему христианстве. Согласно Новому Завету, земным отцом Иисуса был плотник Иосиф, а матерью - Мария (Мариам). А у Иоанна Крестителя родителями были священник Захария и его жена Елизавета. В Коране же отцом Иисуса назван Захария...
- О Иса, сын Мариам! - проповедовал он. - Разве ты сказал людям: "Примите меня и мою мать двумя богами, кроме Аллаха"? - Иисус, согласно Магомету (но не согласно Новому Завету), отвечал Богу. - Я не говорил им ничего, кроме того, о чем Ты мне приказал: "Поклоняйтесь Аллаху, Господу моему и Господу вашему..." - Конечно, столь неточные цитирования отделяли иудеев и христиан от новой религии! Почти каждое утро теперь Магомет выступал на рыночной площади в Медине, читая новые стихи Корана. Второй его заботой было налаживание работы нового государства. Он лично следил, чтобы пойманные в убийстве, прелюбодеянии или скотоложстве были казнены, а у пойманных на воровстве была отрублена кисть правой руки, и культя прижжена в кипящем масле... Судьи, виновные в несоблюдении законов, подлежали наказанию взамен тех, кого пощадили.
После того, как иудеи и христиане были отстраннены от мусульманства, нужно было позаботиться о единстве страны, ибо отстранённых было много и в большинстве они были богаты... "Но твердые в знании из них и верующие, которые веруют в то, что низведено тебе, и в то, что низведено до тебя, выстаивающие молитву и дающие очищение, и верующие в Аллаха и последний день, - этим Мы  дадим великую награду!" - сказано в Коране.
Сильно упростив вероисповедание, Ислам избавил поклоняющихся и от сложностей Иудаизма, и от Христианских идей тройственности Бога. Хотя, вместе с этим была устранена  и идея, что Бог это - Отец, а не Господин... Но в целом, мусульманство стало великим оригинальным и преемственным вероучением. Один Бог на небе и на земле, и единый закон – Коран!
Теперь на пути его распространения стояла Мекка. Богатая, независимая, центр караванных путей...
- Её и нужно сделать своей столицей! - думал Магомет. Через полгода после прибытия в Медину, он начал организовывать нападения на караваны, направлявшиеся из Мекки. Конечно, подобные нападения бывали и раньше, но они легко отбивались охраной. Кроме того, мекканские купцы нанимали другие племена бедуинов, чтобы воевать с нападавшими. Однако, имея в качестве военной базы Медину, Магомет располагал превосходящими силами и не знал поражений. Ответные попытки правителей Мекки захватить Медину успеха не имели. Мирные переговоры с целью объединения начались вслед за второй их безуспешной попыткой и, спустя восемь лет после своего ухода, Магомет торжественно въезжал в Мекку, приветствуемый населением как правитель и религиозный лидер страны!
У Каабы, небольшого кубовидного каменного здания - одной из наивысших святынь мусульманства - Магомет остановился и вошел внутрь. На северной стене с давних времен был укреплен черный камень, вправленный в серебряный обруч, согласно преданию - окаменевший ангел-хранитель Адама, выдворенный из рая за то, что не уберег первую чету от соблазна. Раньше в Каабе находились также скульптурки языческих богов, но теперь все они были выброшены. Подойдя, Магомет поцеловал камень: Милость всем, кто уверовал в Аллаха! Истребление тем, кто упорствует!
Ещё через два года весь Аравийский полуостров находился под контролем Магомета. Коран, который он декламировал соплеменникам уже в течение двадцати двух лет, был почти завершен. Страна зажила, наконец, сравнительно мирной жизнью... Да. Он выполнил волю Бога!
Может быть, теперь можно немного отдохнуть, - часто думал теперь Магомет, оглядываясь на свою довольно продолжительную, по тем временам, шестидесяти-трех-летнюю жизнь. Вспоминал молодость, Хадиджу. С этими мыслями засыпалось легко...
Но в конце какого-то особенно холодного и ветреного осеннего дня, который он почти целиком провел в седле, охотясь с ручным орлом, Магомет почувствовал себя необычно усталым. Кости ломило, и всему телу было холодно, несмотря на теплую одежду... Не согрелся он и в походном шатре. Дым от жаровни ел глаза. Плов ложился тяжестью на желудок, и он, отодвинув блюдо, съел только несколько штук самсы и выпил чаю. Лишь к утру, почувствовав себя лучше, Магомет сел на коня и в полдень прибыл в Мекку. 
Болезнь, однако, не отпускала. Пришлось лечь в постель, но внутренний жар продолжал сжигать его и дышать становилось все труднее. Временами ему казалось, что вот он, совсем здоровый и молодой едет степью на буланом красавце-коне, а Хадиджа спешит ему навстречу... Но спина коня становилась горячей, трава горела, и дышать было нечем... Жены и дети с их семьями стояли вокруг постели, подавали питье, и это смешило: то, чего они боятся, совсем не страшно... Если это произойдет, его преемником станет Абу-Бакар, его друг и отец его любимой Айши - вот она рядом, гладит ему лоб. Не надо, ведь он мокрый...  Абу - молодой и энергичный. Он поведет народ Аллаха на Месопотамию, Персию, на запад до моря и еще дальше... Подушка под головой промокла давила затылок, но сказать об этом было трудно. Потом боль прошла. К ночи он немного задремал, но сделал вид, что уснул, и все ушли, кроме Фатимы - дочери и Айши, двух самых дорогих его сердцу женщин. От пиалы кислого молока стало легче. Потом ночь сменилась днем, а затем снова настала ночь.
- Моисей смирил иудеев сложностью процедур служения и страхом, - думал Магомет.
 - Иисус упростил службы, а страх заменил жалостью. Но... всемогущ ли тот, кого можно убить? Кроме того, если Бог и человек  любят друг друга, они в чем-то равны. Нет, такая религия годится лишь для туманных натур... - он улыбнулся.
- А я смирил людей молитвой и страхом перед загробной жизнью и убрал тройственность Бога. Он Един!
Теперь, когда никто не отвлекал, думалось легко. Моисея он узнал сразу: прямой, как при первой их встрече, высокий, в белой льняной тунике, с шапкой седых вьющихся волос. Он разговаривал с Шрилой Виасадевой. Тут же были Иисус и Иоан Креститель. Лао-Цзы и Будда беседовали о чём-то своём... - Он узнал их.
- Дав возможность считать себя последним пророком, ты сделал мусульман глухими к будущим словам Бога, - говорил ему Моисей. - Когда придет время изменений, и Бог пошлёт новых пророков, твой народ отвергнет их! - ...Или это были мысли самого Магомета? Он подумал, что нужно найти силы, встать и исправить ошибку, но следующая мысль успокоила. Это - не ошибка, а неизбежность. Потом исправят...
- Ты тоже Мессия — смягчился Моисей. - Придет время, когда люди всего мира сольют свои верования в Единое Учение о Боге. Это будет «Яхвеизм» - по имени нашего Создателя.
- Тогда люди поймут, что все они — духовные дети Единого Бога, –  заметил Иисус.
    - И вера в Него осенит всех, - добавил Лао.
Виасадева и Будда улыбнулись, а Иоан Креститель спросил: Сразу ли новое Учение овладеет умами? Или люди будут осваивать его, ещё оставаясь в религиях своего рождения?
И Магомет знал, что правы все. Яхвеизм будет простым и ясным учением о Едином Боге-Духе!
 - Ночь могущества лучше тысячи месяцев... - зазвучал в памяти стих Корана, который покойная Хадиджа особенно любила. - Нисходят ангелы и дух в неё с дозволения Господа их для всяких повелений. Она - мир до восхода зари! - Он мчался теперь вдоль какого-то красного туннеля... Впереди был свет!






5. Всемирный Союз Свободных Штатов!
Когда ж народы, распри позабыв, в единую семью соединятся?     (почти А.С.Пушкин)

Правоверные! Если вы поклоняетесь Магомету, то он мертв. А если Аллаху, то Он жив! - говорил через две недели Абу Бакар (13 веков спустя, его отдалённый потомок российский князь Юсупов убил Григория Распутина, невольно расчистив этим путь для революции в России). Но живший VII веке н.э. Абу-Бакар был в шоке... Ему  досталось не только государство, а и религия Магомета! Чтобы управлять этим наследством, у Абу-Бакара не было ни мудрости, ни того личного обаяния, какие были у Магомета. Союзы со многими племенами стали распадаться, и Аравию нужно было объединять заново. Но когда это было сделано, ничто уже не могло остановить победного шествия Ислама.
Хотя на втором году своего правления Абу Бакар был убит... А ещё через четыре года новый халиф Омар аль-Хаттаб вступал в Иерусалим, отвоеванный у Византии. Затем арабские войска захватили Персию, а год спустя – Египет. К 717-му году н.э. мусульманскими стали земли от юга Галлии до центральной Индии. Ислам побеждал! Не принимавшие его истреблялись. Лишь иудеи, христиане, зороастрийцы, а позже и индуисты могли оставаться в своей вере, если платили за это налог, не брали в жены мусульманок и не строили храмов выше, чем мечети.
Не имея своей страны, иудеи принимали эти условия чаще других... Великолепные города возникали теперь в бывших пустынях. Блестящие поэты, астрономы, врачи, математики и философы украшали дворы мусульманских правителей, продолжая искания своих греческих и римских коллег. Арабские  корабли бороздили Средиземное и Красное моря, прибрежные воды Африки, а на востоке достигали царств Суматры, Китая и Японии. На запад шли из Китая мускус, шелк, тунговое масло, амбра. Индия поставляла в Китай и на западные рынки хлопковые ткани, слоновую кость и самих слонов, драгоценные камни, бронзовые изделия, обезьян. Аравия вывозила бальзам и лошадей, Персия - олово, медь, кожаные изделия, цветочные масла...
Но экспортом Европы были лишь меха, шерстяные ткани, и... пленные рабы. В Европе они не были нужны потому, что лишь свободный мог прокормить себя на той земле. Она либо распрямляла человека, либо убивала! Чтобы европейский человек мог жить не хуже восточного, требовалось сделать феодальный образ жизни невыгодным. Выгодными должны были стать производство и торговля! 
Первыми шагами к этому явились: трехпольная система, использующая бобовые культуры для обогащения почвы азотом, и новый способ запряжки лошадей, при котором сила тяги не сдавливает ремнем горло, а передается на хомут. Лошади заменили медлительных быков, и обрабатывать землю стало выгодно. 
Дальше - больше! Для противостояния мусульманам требовались стальное оружие и броня. Отсюда следовали важность ремесел, права городов и охрана торговли! Соответственно менялись и люди. Если раньше перед молодым дворянином, не-первенцем было лишь два пути: в армию или в монастырь - и в обоих случаях он оставлял потомство далеко не всегда, - то теперь для него всё шире открывались возможности в юриспруденции, медицине и даже в торговле! Так наметилась первая трещина во всемирной системе рабства и варварства!
Ясным весенним днем 800 г. н.э. король Карл Великий вместе со своим двором присутствовал на рождественской службе в Риме, в соборе Св.Петра, правда, еще не таком величественном, как тот, что позже создал Микельанжело. Службу вел папа Лев III. По окончании литургии, Карл поднялся с колен, а папа, возложив ему на голову корону, сам встал перед ним на колени...
- Да здравствует и побеждает Великий Карл Август, император Рима! - бушевала толпа. Было Карлу тогда уже за пятьдесят. Высокий, все ещё крепкий, мягкий в обращении с людьми, Карл к тому времени расширил свои владения так, что они охватили земли современных Франции, Бельгии, Дании, Германии и северной Италии. Добивался он этого, в основном, благодаря умению договариваться и личному обаянию. Не был он во враждебных отношениях и с мусульманскими правителями, кроме отдельных столкновений, одно из которых составило сюжет "Песни о Роланде". А с Гаруном аль-Рашидом, халифом, который основал Багдад, первым начал раскопки египетских пирамид и стал героем сказок "Тысячи и Одной Ночи", его связывала дружба. Нередко Карл путешествовал по своим владениям на белом слоне - подарке Гаруна.
Этот исторически недолгий момент царствования Карла Великого переориентировал Европу с византийской на свою культуру, начав действительный рост Иудо-Христианской цивилизации и её успешное соперничество с цивилизацией Иудо-Мусульманской! Росли города, основывались университеты. Города-республики Венеция и Генуя, а за ними порты Нидерландов и Германии становились международными центрами торговли. Один за другим принимали христианство викинги, исландцы, славяне, северные германцы... И отступали в прошлое, оставаясь лишь в легендах, славянский Ярило, скандинавские Один, Тор, Локи... Впереди были Крестовые походы, строительство гигантских храмов, итальянское Возрождение, освобождение Руси от татаро-монгольского ига!...
Развитие ремёсел и мореплавания требовали роста грамотности и развития наук, что вело к осознанию личного достоинства людей. Верхи мусульманских стран ответили на это ужесточением рабства, приведя свои страны к стагнации.               
Но христианские страны, располагаясь в более суровых климатических условиях, вынуждены были и дальше улучшать производство, включая распространение мануфактур и фабрик, требовавших труда, в основном, свободных людей... - Трещины в системе рабства и варварства множились!
Изобретение пороха — неоценимый вклад китайского народа в развитие мировой цивилизации. Огнестрельное оружие лишило ведущей роли дворянина-рыцаря, закованного в дорогую броню: пули пробивали её. Люди стали более равны, но важнее стал тот, у кого больше денег! Это перевернуло социальное мышление Европы. А идеи Коперника, что Земля - круглая и вращается вокруг Солнца (известные древнему миру, но забытые) а за ними идеи Галилея и Ньютона – связали понимание мира с наукой. Не-рабская цивилизация стала охватывать мир, все более опираясь на вне-религиозное его видение... Открыта Америка! Иван Грозный становится первым Российским царём, и начинает завоевание полудикой Сибири, закладывая Империю размером в 1/6 часть земной суши!... Переустраиваясь, человечество прорывает всемирную систему рабства и варварства!
Растёт «Третье Сословие», а мыслители уже закладывают в сознание людей идеи свободы, равенства и братства... Основываются США! Пётр I "прорубает" окно в Европу. В Англии начинает пыхтеть первая паровая машина, а сама Англия превращается в главу Британской Империи, над которой никогда не заходит солнце... США становятся независимыми и расширяются от Атлантического до Тихого океана, тогда как Африка, Ближний Восток, Индия и Китай попадают в колониальгую зависимость! Почему? - Европа и США заменяют владение человека человеком владением машинами. И мир изменяется!
Отгремела Французская Революция, отвоевался Наполеон!...  Железные дороги, пароходы, паровозы. Нелёгкий, но подчас и радостный труд людей... И - потоки бывших крестьян, становящихся рабочим классом, чтобы работать на буржуазию в бурно растущей промышленности...  Теперь, казалось бы, на Земле может наступить почти рай: честно работайте и честно делите заработанное (как, например, пираты)! Но... средства производства это - не корабль, фактически принадлежавший экипажу, а собственность буржуазии, тогда как рабочий класс это - неимущий пролетариат. Результат - классовая борьба от забастовок до кровавых конфронтаций.
Объявились и люди, жаждущие выиграть на этом. А с середины 19-го века на первое место среди них вышли К.Маркс и его последователи. Из винегрета: идей утопистов, гегельянства и материализма, а также посылки, что капитализм ведёт к обницанию рабочего класса, Маркс создал науко-образную теорию, где трудности роста нового строя (усугублённые им же) представлены как симптомы гибели этого строя! Далее он прожектировал, как хороши будут «социализм» и его вершина - «коммунизм», построенные на костях несогласных! - Бога нет! Солги, если это выгодно! Убей и отбери имущество другого! - Таковы его реальные заповеди. Но замаскировав их библейскими идеями свободы, равенства и братства, Маркс привлёк на свою сторону и тех, кто отвергал бесправный труд за относительно сытую жизнь, и свободолюбивых, но недалёких интеллектуалов, и потомков разорившихся феодалов... Уж очень правдо-подобен был марксизм - как вирус в компьютерной системе! Конечно, никакого обнищания рабочих не произошло, скорее наоборот, ибо марксизм - ошибочное учение. Сила людей не в борьбе друг с другом, а в сотрудничестве! 
Другим направлением стало сочетание эзотеризма с культом «чистой» нордической расы. Это течение утвердилось тоже в сердине 19-го века (один из первых его идеологов - композитор Вагнер) и тоже привлекло многих сторонников. Его слабостью было пренебрежение «остальным» человечеством. А сильная сторона - в том, что его сторонники не звали к классовым конфронтациям.
Этим двум направлениям притивостояло традиционное христианство, хотя и расколовшееся под влиянием политических интересов на католицизм, православие, протестантство и т.д.
Начался ли кризис внешне вполне успешного мирового порядка с неожиданной популярности хвастливых слов Лапласа, будто Бог это - "гипотеза", не нужная ему для объяснения мира? И объяснил ли он? 
С того ли, что, начиная с середины 19-го века, многие художники перестали видеть реальность в очевидности, предчувствуя ужас будущих человеческих гекатомб?
Или с широкого распространения спиритизма?
Со всё обострявшейся борьбы европейских держав за колонии (хотя через век колониализм обернулся путём их освобождения от предшествующей стагнации)?
Или с того, что верхи Европы решили потопить в крови её низы, жаждующие социальной справедливости? А многие из низов поверили, что коммунизм спасёт их от социального и национального неравенства?
- Бог умер! – объявил Ницше. И ему поверили, ибо хотели поверить, как и Марксу, что Бога нет и не было. И пошли за ними! 
     ЧАША ГОСПОДНЕГО ТЕРПЕНИЯ ПЕРЕПОЛНИЛАСЬ! Две мировые войны 20-го века, между ними - революции, терроры, холокосты и, наконец, взрывы атомных бомб перевернули мировой порядок!
С российской стороны цепь причин, приведших к бедам 20-го века, можно проследить издалека. С Екатерины II, утвердившей почти двухвековую диктатуру дворянства? Или с Александра I, не отменившего крепостничество и не давшего народам равные права ВМЕСТО героических войн с Наполеоном? И поэтому не открывшего ворота для индустриального развития страны? Конечно, виноват Николай I, сделавший из России «жандарма Европы» и побитый Европой в Крыму. Виноват и Алексанр II, проводивший реформы нерешительно, что погубило его. И цари Александр III и Николай II, не пресекшие еврейские погромы. Вместо того, чтобы передать всю полноту власти Думе, а самому перейти на положение номинального монарха (как в Англии) сразу же после Ходынской трагедии, поняв её как Знак Свыше, Николай II вверг Россию в 1-ю Мировую Войну!
После огромных военных потерь, уже в феврале 1917 года Николай II был свергнут, и в России произошла революция. Но страна не вышла из войны, чтобы провести необходимые реформы. Дворяне, духовенство, буржуазия, рабочие, крестьянство и многие нацменьшинства, как крыловские лебедь, рак и щука, тянули в разные стороны, продолжая беды...
Мир народам! Земля крестьянам! Фабрики рабочим! - С этими лозунгами В.И.Ленин захватил власть в России и начал свой исторический эксперимент, введя т.н. "военный коммунизм". Хотя... до его результатов можно было бы дойти и не покидая кресла. Гражданская Война! Россия - центр всемирной истории: а вдруг коммунизм - не фикция?... Тем временем, Ленин казнит уже отрекшегося от престола Николая II и истребляет его род:
а) чтобы лишить своих противников единого лидера, и
b) в отместку за казнь своего брата-террориста.
Затем он уничтожает немецко-франко-русскую верхушку и выдворяет уцелевших за рубеж (хотя кое-кто и удержался).
Новая верхушка - еврейско-русско-кавказская ничем не лучше предыдущей. Но с победой В.И.Ленин оборачивается всевластным диктатором на 1/6 части земной суши, главой всемирного коммунистического движения и признанным  гением!
Или главной частью его гениальности была феноменальная изворотливость? - Ведь в отличие от гоголевского городничего, В.И.Ленин обманул не трёх губернаторов, а трёх императоров: Российского, Германского и Австрийского! И действительно ли победила Октябрьская революция? Или это была псевдо-победа, ведущая в тупик?
Когда для подавления Кронштадтского восстания в 1921г, Ленину пришлось бросить на балтийский лёд делегатов 8-го съезда Партии, - он понял то, что до многих ещё не доходило - коммунистический эксперимент дал отрицательный результат! Царство халявы, когда можно работать по своим скромным способностям, а получать за чей-то счёт по растущим потребностям — грубая утопия! Проще ввести подобие «велфера», изобретённого позже американцами. Там нищих тоже снабжают по «научно обоснованным» потребностям, и это тоже разваливает страну, хотя медленнее...
Что же, отрицательный результат - тоже результат. Ленин  мгновенно находит выход: НЭП! Передышка в виде полу-возврата к капитализму, а затем снова наступать! - Хотя... всерьёз ли он думал об этом? Но сделав то, что кроме него, вероятно, никто бы не смог, он умер... Только ли от физических недугов? Или ещё и от осознания бесплодности своих идей? Ни поэтому ли сник и «второй» коммунист Л.Б.Троцкий?
После смерти В.И.Ленина его место занял ранее не очень заметный И.В.Сталин. Конечно, он понимал всю шаткость НЭП'а: очень скоро буржуазии и богатеющему крестьянству станет тесно под диктатурой пролетариата. И тогда - новая Гражданская война, уже против коммунистов! А укрывшиеся за рубежом и ещё не состарившиеся остатки "белой гвардии" не откажутся помочь... Решение Сталина: Прекратить НЭП! Сопротивляющихся уничтожать! Коллективизировать крестьян и построить социализм в одной отдельно взятой стране, превратив Россию в могучую военно-индустриальную державу СССР! И тогда - вместе с коммунистами всего мира - завоевать весь мир!
Этим он продолжил самоистязание России. После того, как царь вместе с дворянами и духовенством вверг её в 1-ю Мировую Войну, убившую и изуродовавшую миллионы людей, Ленин вместе с коммунистами повёл крестьян и рабочих на уничтожение царизма, дворян и духовенства - снова миллионы жертв! А затем уже под руководством Сталина ведомые коммунистами бедняки-крестьяне уничтожили крестьян побогаче и... угодили в колхозы, без паспортов и без права выезда (кроме как на военную службу или стройки пятилеток)... Потом пришла очередь и многих коммуниств, особенно конкурентов Сталина в борьбе за власть или противников его курса - "культ личности"! В сумме уже десятки миллионов! 
А искусство «социалистического реализма» (название придумал М.Горький, он же написал статью: «Если враг не сдаётся, его уничтожают!») прославляло ленинско-сталинскую часть цепи убийств. «Человек проходит как хозяин необъятной Родины своей...» пел еврей И.Дунаевский. «Союз нерушимый... сплотила навеки Великая Русь... Нас вырастил Сталин...» - сочинил текст к новому гимну российкий дворянин С.Михалков... И подобных им не счесть!. А народ практически единогласно одобрял всё это на выборах! Несогласные боялись даже пикнуть...               
Героями социализма стали те, кто, преодолевая свою неграмотность - а кое-кто скрыв «непролетарское» происхождение, учились, работали и верили, что лоботомированная Россия - их  вотчина. Насмерть эксплуатируя миллионы репрессированных по разным поводам, эти «корчагины» превращали отсталую ранее Россию в военно-индустриальный гигант СССР! Какова их судьба? Наиболее выдвинувшиеся замучены и расстреляны своими же как «враги народа», другие погибли в лагерях ГУЛАГ'а, на стройках пятилеток, в Отечественной войне или в послевоенных репрессиях. Но кое-кто и выжил... А очень многое из того, что все они геройски сотворили, обругано и перестроено их внуками...
Да и был ли бывший агент царской охранки тов. И. В. Джугашвили-Сталин (незаконный сын князя Иосениани?) искренним коммунистом? Или - тайным антикоммунистом? Но обладатель уникальных памяти и работоспособности, он точно был одним из величайших хитрецов своего времени! Он даже не стал избавляться от тяжелого кавказского акцента - так легче играть роль простака («прост как правда» - А.Барбюсс). А свои смертельные удары он обычно наносил, используя силы будущих врагов против врагов нынешних! Хамелеон? Но вот как увидел его К.Чуковский: «Вдруг из подворотни — страшный великан, рыжий и усатый Таракан!... Волки с перепуга скушали друг друга!» - Сталин был и рыжим, и усатым, но "волки" не осмеливались даже помыслить, о ком эти, вроде бы, детские стихи...
Подобное же происходило и под водительством А. Гитлера с немецким народом (пришёл бы тот к власти, если не было бы Ленина и Сталина?). В сумме получалось даже покруче, чем у Кафки. Изуродованные в 1-ой Мировой Войне и схваченные диктатурами, эти две страны превратились в чудовищные машины смерти, которые сцепились во 2-ой Мировой Войне!
Конечно, Гитлер имел шансы на победу! Если бы, отказавшись от оголтелого национализма, он присоединился к США, Англии и Франции для разгрома коммунистического режима в СССР/России, то вошёл бы в историю как один из наиболее выдающихся лидеров мира! И даже позже: если бы весной 1941г. он не бросил свои войска на Балканы, лишив их месяца тёплой погоды, не отослал бы армию Роммеля в Африку, договорился бы с Японией совместно напасть на СССР... И лишь после быстрой победы атаковал бы в 1942г Англию, а затем США, совместно с Японией, Италией и Россией! Или США сами бы примкнули к нему? Но «уж если захочет Господь кого погубить, то первым делом разума лишит»!
Трагедия Пирл-Харбор'а (7 дек. 1941) мгновенно привела к созданию Коалиции США-СССР-Англия, решившей исход войны, хотя на это ушли ещё четыре мучительных года... И с Победой в 1945г Сталин стал не только вождём "всего прогрессивного человечества", но и распространил свою  власть на 1/3 населения Земли! Никто и никогда не властвовал над таким количеством людей! И никто не погубил столько жизней!
Хотя может быть, никто, кроме Сталина и Гитлера - каждого со своей стороны, - не спас бы мир от назревавшей тогда коммунистической всемирной резни, куда вёл курс "дедушки" В. И. Ленина. И лишь затем состоялась бы глобальная «перестройка»!...
С Победой, США стали самой могущественой страной мира, СССР/Россия — второй, а их отношения - ключевыми на несколько последовавших десятилетий.
Только ли Вооружённым Силам США были обязаны своим всемирным статусом? Или в ещё большей степени победоносности идей американизма? Ибо в своей лучшей части это - интернациональные идеи Свободы, Равенства и Братства. Людям, дерзнувшим пересечь Атлантический океан ради свободы, по существу, повторив Библейскую историю (ещё один избранный народ?) — эти идеи были ближе, чем марксизм или оголтелый национализм... Поэтому, вместо борьбы: и с коммунизмом, и с евреями, как это делал Гитлер, США вернули еврейский народ  к его исторической роли - первого отряда Господа, и направили на борьбу против коммунизма! Это, плюс возрождение еврейского государства из 2000-летнено небытия, затормозило ассимиляцию евреев в СССР.
А Израиль стал форпостом будущей интернационализации Ближнего Востока! Запрещение евреям даже посещать некоторые из мусульманских стран — мера их духовного упадка. Исламу чуждо такое! А нефть... она добывается не только на Ближнем Востоке и, чтобы сохранить жизнь на Земле, добычу нефти нужно сокращать!
На возрождение Израиля Сталин ответил антисемитизмом! Как же так? Он поддерживал их против немецкого нацизма и английского колониализма и даже первым полностью признал их государство, а они отказались «таскать для него каштаны из огня» на Ближнем Востоке! Тогда и последовали убийство Михоэлса (лояльного, в общем, слуги режима), разгон Еврейского театра, а затем рост антисемитизма в СССР вплоть до «Дела врачей» в 1952г. и подготовки массовых антиеврейских репрессий... 
А что ещё оставалось тов. Сталину? Воевать против всего мира с применением атомного оружия при не лучшей в мире авиации, да ещё имея за спиной затаившийся Китай? «Неисчерпаемые» людские ресурсы СССР - в основном, мужчины, рождённые в изобильные годы НЭП'а (1923 — 27г.г.) были выбиты в 1941-45 годах, война в Корее не принесла успеха, а российские женщины  перестали рожать рекордное число детей. Да и распад его блока уже начался: отошла Югославия... К 1953г. историческая роль, а с нею и срок жизни т. Сталина начали истекать.
Споткнулся он в начале марта, в день Пурима, пытаясь вслед за Гитлером и библейским Аманом окончательно "решить еврейский вопрос"... А может быть, он был убит соратниками чуть раньше, готовясь покончить с ними?... Но это т. Сталин, хотя и невольно, показал всему миру, что коммунизм это — тупик!
Подрастающие поколения СССР, не изуродованные Октябрьской Революцией, Мировыми войнами и Террорами, воспринимали мир уже иначе, чем их родители и старшие братья (не без помощи радиопередач типа «Голос Америки»). Страна медленно оживала. «Наследники» Сталина (Маленков, Хрущев, Брежнев, etc.) освободили жертв «культа личности», начали выпускать евреев, а затем и не-евреев на Запад и играли в «детант»... хотя и вели одновременно «Холодную Войну» до полного истощения страны.
Почему Бог не вмешался? Ведь Он явно сделал это, когда гитлеровские войска уже видели звёзды Кремля, но затем сначала замёрзли, а потом откатились назад и войну проиграли - тот же почерк, что и в библейской истории об осаде Самарии (см. 4-ю Книгу Царств)... Или Его вмешательство шире? В удерживании войны между СССР и США на "холодном" уровне? В могучем подъёме Китая, отказавшемся от роли сателита СССР? В установлении независимости бывших колоний?
А к 21-му веку старый мир уже разрушился, хотя, к счастью, не «до основания», как обещано в «Интернационале». Великие трагедии 20-го века во многом изжиты. В небе летают спутники, шпионя и передавая по всему миру ТV-программы. Работают атомные электростанции, загрязняя Землю. Все, вплоть до домохозяек, пользуются компьютерами, и даже самолёты стали уже не мечтой, а средством передвижения! Распалась Британская Империя - осталось лишь Соединённое Королевство, состоящее, в основном, из стран с белым населением. А к концу 20-го века развалилось гигантское «идолище» - СССР, и угроза атомного всеуничтожения поуменьшилась...
Каково россиянину переживать распад СССР? Когда-то хозяева, русские изгонялись из бывших почти-своих республик. Разруха. Волны преступности и бесхозности в самой России, пустые коробки заводов, оставшихся от "строительства коммунизма"... И страдания тех, кто бездумно отдав этому молодость, доживали свой век на эфемерной пенсии и практически без медицинской помощи, ибо она стала платной!
А молодёжь? Ей открылись пути, неведомые родителям, но чтобы их освоить, нужно учиться, а не налегать на спиртное... 
Но если ты — ветеран Афганской или Чеченской войны и хорошо владеешь оружием? Не ты ли герой наступившего времени?
Или герои - «новые русские», высмеянные в бесчисленных анекдотах? А с ними и многие бывшие коммунисты, т.к. свободное предпринимательство уже перестало быть для них ловушкой! Совместно (правда, не только из чистого альтруизма), они возрождали опахабленную коммунизмом страну... Кто-то погибал, обычно от рук своих же.
И ещё героями стали многие евреи бывшего СССР. Это они, первыми «прорубив окно» на Запад, дали знать когдатошним соотечественникам о благах свободы. Они зародили перестройку!                Или "перестройка" это - не столько слом прогнившего социализма, сколько завершение начавшейся и прерванной на ; века Февральской Революции? Вероятно, первым это увидел (хотя и не узнал) поэт Блок: «В алом венчике из роз — впереди Иисус Христос!» Именно это устрашились признать её зачинатели! Отсюда и метания Горбачёва, и самоубийственное пьянство Ельцина... Но перестройка унесла в тысячи раз меньше жизней, чем предшествующая ей «постройка»! 
И США! Конечно, остановив экспансию СССР, они облагодетельствовали мир. Но - повредили себе в ходе этого... Кроме того, В.И.Ленин оказался странным образом прав, утверждая, что профсоюзы это — школа коммунизма. Нынешние американцы учатся в ней. И пожинают плоды! В результате классовой свары, значительная часть промышленности отбыла после Второй мировой войны в ранее малоразвитые страны, а рабочим и инженерам США (кроме занятых в военной промышленности) осталось подыскивать другие занятия, выходить на «вэлфер» или конкурировать с эмигрантами из «Третьего Мира»!... И нация теряет былую веру в будущее, что демонстрируется художествами с банками Кока-Колы или кучками экскрементов на переднем плане... И многие жители США отодвигаются влево от американизма. А потомки основателей страны уже перестали быть абсолютным большинством. Само-геноцид?
В Европе - аналогичная ситуация... Ибо верный путь - не в классовой или национальной борьбе, а в сотрудничестве людей!
И ещё: каждый в долгу у Бога за полученную жизнь. И всегда должен быть готовым служить Ему! Но не все с этим согласны. И они прячутся под сенью алкоголя, никотина или наркотиков, отравляя этим и своих детей... "Вещества счастья" покоряют ныне народы "белых" стран! Ни этим ли путём многие народы древности опустились до колониальной зависимости? Дегустировать алкогольные напитки - неплохо, плохо их пить, как и курить или брать наркотики (или принимать цианистый калий). 
А мир изменился! Эмансипация женщин и страх перед атомным холокостом практически прекратили с середины 20-го века прирост белого населения. Но "третий" мир тем временем утроил общую численность человечества, доведя её с 2+ миллиардов в середине века до 7+ млрд к его концу - за полвека! С грамотностью и ростом промышленности "третий" мир быстро догоняет «первый»! И что тогда - Новая Мировая Война с применением всей мощи современного оружия с обеих сторон?
Или наоборот: Ввсечеловеческое Объединение и Прогресс? И ни является ли возникший и разросшийся со второй половины 20-го века INTERNET - зачинающейся нервной системой сверхперсоны человечества? Бог бережёт его, Своё малоразумное дитя от роковой ошибки, а мы топчемся, как витязь на распутьи... 








6. ДВА ПУТИ ПЕРЕД НАМИ:
Широкий путь это - продолжение международной вражды. На нём дополнительный прирост населения подобен приросту опухоли... Да и много ли ядерных бомб нужно, чтобы парализовать даже большую страну? Или сначала будут всемирное потепление и потоп? Конец Света? Перестроившись, Россия выбралась к свободному предпринимательству. В этом несомненна заслуга её Президента. Но куда идти дальше - всему миру? 
Узкий путь начинается с союза искренне и навсегда между Россией, Западной Европой и США, не исключая других стран, желающих присоединиться. Северный Пояс Мира — единственный путь его участников к достойному будущему. Общий путь!
Что до России, то только в составе Северного Пояса Мира  и, следуя лучшим традициям Петра I, она сможет стать реальной частью цивилизованного мира, чтобы никто на неё не «косился» и от неё не «посторанивался». В этом её будущее величие! И только так она сможет сохранить свою территорию!
А что потом? Первое обязательное условие прочности Пояса Мира - всеобщая замена классовой, национальной и международной вражды солидарностью! В экономике это - совершенствование свободного предпринимательства для придания ему человеческого лица. Средства производства должны принадлежать обеим его сторонам, и каждый должен управлять своим делом (индивидуальным или долей в общем). То-есть, не быть пролетарием!...
А для плодотворной конкуренции со странами "Третьего" мира нужно либо повышать интеллектуальную насыщенность труда, либо автоматизировать его.
Второе обязательное условие прочности Пояса Мира это - рост общей интеллигентности! Тогда придёт время восстановить в США равенство жителей перед государством, отменив надуманные льготы для меньшинств, которые превращают их в большинство!
Неплохо бы вспомнить и о молодёжи. В любой стране, начиная с 14-15 лет и до избирательного возраста, молодые люди должны иметь совещательные голоса в избираемых органах власти!
А для облегчения проблем с безработицей, не лучше ли перейти на семичасовой рабочий день? Четырёхдневную рабочую неделю? Более ранний уход на пенсию? Сделать 2-3-летнюю работу в производстве подобной почётной и всеобщей воинской повинности? Предоставлять работу тем, кто живёт ниже уровня бедности, а не подкармливать их изъятым у тех, кто работает?
И не нужно лезть с помощью к развивающимся странам. Если они развиваются, то должны сами решать свои проблемы!
  Параллельно с Северным необходим Южный Пояс Мира, который составили бы Австралия, Новая Зеландия и страны, пожелавшие присоединиться к ним.
Добровольное объединение человечества в Соединённые Штаты Мира — финальный шаг. Он указан Богом Иеговой.
Кто же Он, наш Создатель? И существует ли Он? Основываясь лишь на материальных фактах, невозможно ответить на эти вопросы, ибо Бог выше материального. И каждый представляет себе Его по-своему или даже игнорирует... Так и в стройно стоящем здании можно увидеть лишь совокупность стройматериалов, а можно понять замысел и талант зодчего... Наш Создатель - не камень, не животное и не человек в любой их форме. Понятный нам образ это — Единый Сверх-Космический Дух, Я! Он бесконечно мудр, могуч и грозен, и бесконечно добр к нам. И возможно, имеет Своих помощников и врагов... Конечно, Он использует материальные силы, чтобы вершить Свою Волю в материальном мире - Своём творении. Но ведь и мы поступаем аналогично, пользуясь созданным нами: летаем в самолётах, ныряем в подводных лодках... Значит ли это, что машины существуют, а мы — нет?
Есть ли в этой Вселенной (или в иной) существа, подобные нам? - Возможно. Или это - мы сами в личине "инопланетян"?
А как мы появились на Земле? В результате ли «естественного» отбора наши предки потеряли практически все волосы на теле? Ведь остальные приматы их имеют - неплохая защита от непогоды! Откуда  необычно огромный мозг? И почему, если у всех животных волосы одинаковые по всй поверхности, то у людей на теле (где растут) они — плоские, а на голове — круглые?
Ни результаты ли это «пересадок», предшествовавших отбору? Следы посещений Земли "инопланетянами" существуют во многих местах!... Но именно эти “странности“, не оставив другого выхода, заставили и помогли нашим предкам, преодолевая первоначальный ужас, осваивать огонь, одеваться в шкуры зверей, делать орудия труда и войны. А затем - пахать землю, возводить храмы, писать книги и даже посетить Луну! Как объяснить всё это без роли Руководителя?
Хотя атеизм пытается. У его истоков - Галилей, Ньютон, Пастер, Менделеев, Эйнштейн... Но оказывается, каждый из них по-своему верил в Бога, т.е. был внерелигиозным верующим. Это — предтеча не безверия, а будущей единой веры!
Что до самого атеизма, то и в не-существование Бога можно лишь верить! Поэтому неверующие это, как когда-то выразился член Российской Думы Милюков, — «оппозиция не Его ВеличествУ, а Его ВеличествА»! А храмы и публичные моления это - дань недостаточности понимания Бога и мира. Он Един, а религии — дороги к Нему. Вначале их может быть много... Впереди - не строительство Вавилонской Башни (пусть символическое), и не «конец света», а Продолжение нашего Нового Времени, начатого Богом Иеговой через Моисея!
На этом пути ВСЕМУ миру необходимо принять Иисуса Назаретянина каким он действительно есть — вторым Мессией после Моисея! Ибо он прав: человек — духовное дитя и младший партнёр Бога! Третий Мессия - Магомет, запретивший опьяняться.
Обязано ли человечество евреям за свой прогресс? - Нет! Лишь равными правами со всеми, тем более, что каждый нееврей несёт еврейские гены. И каждый еврей несёт гены нееврейские! Долг людей - перед Богом Иеговой! А арабам и евреям неплохо бы помнить, что они — братские народы...
Во всём мире, нет проблем, не разрешимых дружелюбно, и если раньше Война была средством прогресса, то теперь Мир стал условием выживания людей! Только став единым, человечество сможет успешно решить главный вопрос: какова оптимальная численность людей на Земле: 30, 10, 2, 1 миллиард — или какое-либо иное число. И остановить бесконтрольное размножение! Оно — война и возможная ГИБЕЛЬ ДЛЯ ВСЕХ (что было известно и в 19-м веке)! Лишь определившись числом, мы сможем всерьёз заняться такими глобальными проблемами, как перегрев земной поверхности, угроза всмирного наводнения, гибель лесов, переход на восстанавливаемые источники энергии... И может быть, тогда мы вернём нашим «меньшим братьям» некоторые территории, захваченные в тесноте перенаселения? Спасение человечества — задача комплексная. Если мы не сорвёмся в какое-либо безумие, то 3-4 поколения решат эту задачу (т.е. к концу 21-го века).
А что потом? Поэт Е.Евтушенко мудро заменил этим вопросом традиционные российские: «Кто виноват» и «Что делать»  - правда, в несколько специфическом аспекте.
Если бы мир был подчинён лишь законам Ньютона-Эйнштейна, то всё в нём было бы предопределено, и "потом" от нас не зависело бы! А так ли это? Согласно Патентных законов, любое изобретение не должно логически следовать из известного. А их - миллионы! Откуда же приходит к нам эвристическая информация: идеи пароходов, телевидения, компьютеров, спутников, стихи, музыка? Или творение Мира продолжается уже с нашим участием? Мы тоже решаем, каким идеям стать реальностью? И чем Дух в нас сильнее, тем пропорционально больше скорость его роста!
Математически это - экспонента. В её взлёте бесконечность мира станет терять для нас свою необъятность! И тогда мы поймём, зачем мы нужны Иегове. И Солнечной Системы, и Вселенной, и 4-х измерений, где мы живём в своём вселенском детском садике, нам станет мало! Но пока...  мы видим в телескопы не нынешний мир, а мир прошедшего времени, т.к. скорость распространения света ограничена! И чем глубже проникают в Космос наши телескопы, тем ближе они приводят нас  к началу материального мира... Для действительного проникновения в глубины мира нужны иные средства, чем свет и зрение, даже усиленное приборами! Например, наша мысль движется бесконечно быстрее света, в отличие от него, одинаково легко пронзая и космические пространства, и морские пучины, и огненные звёздные недра!...
Освоив пути мгновенной передачи информации (и материи?), мы выйдем к бесконечно-мерному миру, включающему мир мыслей и чувств (он тоже реален — не зря же страдала бедная Дездимона)... Ни на этот ли бесконечно-мерный мир намекают упомянутый выше эффект супругов Кириллиан и т.н. «спуки»-эффект, открытый А.Эйнштейном с сотрудниками уже на излёте его научной карьеры? Как два далеко разлетевшихся электрона мгновенно «узнают» друг о друге?...
И тогда мы узнаем: ни пронизан ли мир каналами, близко связывающими отдалённые его части и даже регионы вне его? И что сейчас (слово не совсем точное) происходит за его границами?... 
Проходят и ложатся в землю людские поколения, а  человечество всё более соединяется в единую сверхличность! Десять Заповедей и идеи, что человек — духовное дитя и младший партнёр Бога, партнёр, который должен быть всегда готов для Него, охраняют наш Духовный Расцвет. В ходе его мы станем жителями Большой Вселенной... Становимся? Уже стали?
«Звёзды побледнели, - сказал Серый Брат, нюхая предрассветный ветер (обращаясь к киплинговскому Маугли). - Где мы расположимся логовом на этот раз? Ибо отныне мы идём по новым следам»...  Мира и успехов тебе, читатель!