Потому что она вечна!

               
                Мальчики да девочки
                Свечечки да вербочки
                Понесли домой.
                Огонечки теплятся,
                Прохожие крестятся,
                И пахнет весной...
                А.Блок
               
-   Ты завтра придешь на вокзал?
-   Приду.
-   Я буду ждать.
-   Ты очень хочешь, чтобы я пришла?
-   Очень…
Старенький  пыльный автобус подкатил к остановке и проглотил  всех ожидающих, шумной визгливой толпой спешащих после городской рабочей недели домой, в тишину пригородных поселков и деревень. Мальчик и девочка, тесно прижавшись друг к другу, стояли на задней площадке автобуса, боясь пошевелиться. Он вдыхал пряный аромат ее волос и все время клал голову ей на плечо, нежно трогая губами матовую бархатистую мочку уха. Она отодвигала его плечом, а он все теснее прижимался к ней, свободной рукой обхватив за талию.
-   Хочу тебя, - еле слышно прошелестели его губы. И горячая волна обдала её, прокатившись по телу и ударив в голову. Она покраснела, но ее губы сами собой потянулись к его щеке.  Автобус тряхнуло на кочке, и они опомнились: кругом люди.
Их обдало жаром  выхлопных газов, перегретым запахом горелой резины, едким потом  нечистых человеческих тел, и захотелось вдруг на волю, на простор, чтобы полной грудью вобрать в себя воздух с привкусом мяты, полыни и чабреца. Туда,  под синь голубого неба и в мягкую постель зеленой травы, чтобы не слышать матерной брани, не  ежиться  под  разморено-похотливыми взглядами  молодцов и с замирающим сердцем не ожидать от них  оскорбления, пущенного грязным ошметком  как бы невзначай, походя.
  На очередной остановке автобус выплюнул из разинутой дверной пасти часть пассажиров, и  стало просторней. Приоткрыли окна.  Пахнуло свежестью.  Автобус потряхивало на ухабах. Девочка взялась за боковые поручни, пристроилась к окошку, а мальчик, обхватив ее, придерживал за талию, чтобы не упала.
Справа и слева простирались поля. Они только-только зазеленели нежными, хрупкими ранними всходами.  Вдали виднелась полоска деревьев, отделявшая одни поля от других.  Вдоль дороги зеленел редкий кустарник. На горизонте показались вытянутые здания свинофермы со всякой ненужной железной рухлядью, брошенной под открытым небом: заржавевшими сенокосилками, частями трактора, перевернутой бороной.  Дорога  петляла,  то скрываясь из глаз, то вновь появляясь,  вилась по направлению к свиноферме.  Автобус вновь остановился, но желающих покинуть его не было, и он вновь тронулся в путь.
Рабочий поселок – это последняя остановка маршрута. Он растянулся  в несколько километров, и, как самый крупный в округе населенный пункт, имел несколько административных зданий, магазины, школу и больницу. Врача, правда, не было, но фельдшер с успехом его заменяла и ждала, когда же, наконец, из города пришлют молодого специалиста.
Мальчик повел  подружку к своему дому. Тот  был крайним в ряду таких же, как он, почерневших от времени и чуть покосившихся домов под железными крышами. Неширокая улица отделяла его от соседнего, расположенного напротив. Небольшой дворик с традиционной русской старенькой, но довольно крепкой  банькой. А за домом, возле палисадника, неожиданно  расположились ступеньки, которых именно здесь быть не должно.  Видимо, нерадивые строители оставили их за ненадобностью.
 Мальчик тихонько, чтобы их раньше времени не заметили родные, прошел, чуть пригнувшись, под окнами дома, увлекая за собой спутницу именно к этим затаенным ступенькам. Здесь, в тени кустарника, их никто бы не заметил. И они, наслаждаясь полной свободой, прильнули друг к другу.
Вдруг дверь скрипнула – кто-то вышел в сени, спугнув  молодых влюбленных.
Мальчик и девочка вошли в прохладные сени, затем в небольшую комнату, которая  совмещала и кухню, и прихожую. Ребят встретили отец с матерью,  покормили, и они отправились осматривать окрестности, не особенно задумываясь над тем, как родители мальчика отреагировали на столь неожиданный поступок сына: не предупредив никого, он привез в гости свою подружку.
 Мальчик показал  девочке  школу, в которой учился, спортивную площадку, больницу, где работала его мама. Они шли по поселку, крепко держась за руки, и им было хорошо вдвоем.  Пройдя мимо магазина, свернув налево, они оказались в тени деревьев, где протекал небольшой ручей.  Девочка присела на корточки, смочив руки в прохладной воде, заглянула в прохладную чистоту ручейка,  вдруг расплакалась.
-   Ты плачешь. Почему?
-   Не знаю. Сегодня мне так хорошо, покойно…
-   Так чего ж ты плачешь?
-   Наверно, от счастья. Боюсь, что такое никогда не повторится.
-   Почему ты думаешь, что не повторится?
-   Я не думаю, я просто знаю…
Когда они подошли к дому, он взял ее за руку и повел к противоположной стороне дома, к ступенькам. Ласково, но с силой он притянул ее голову к себе и поцеловал долгим, многообещающим поцелуем.
-   Пожалуйста, не надо…
-   Чего ты боишься, глупенькая?
-   Улица рядом, родители твои, не надо…
Было видно, что он обиделся, но решил скрыть свои чувства.
-   Пойдем в дом. У тебя такие хорошие папа и мама, не надо их обижать.
Когда они вошли, свет уже горел во всех комнатах,  и  девочка неожиданно предложила:
-   А вы не будешь против, если я…, ну…, немного переделаю  твои рубашки?
-   Как переделаешь?- не поняла мать.
-   Да так, ушью по моде. Да вы не волнуйтесь, я хорошо сделаю, мне только машинка нужна.
Машинка быстро нашлась, и три рубашки немедленно из традиционно широких превратились в узкие, по талии. Они подчеркивали стройность фигуры, и  мальчик  в них из деревенского паренька превратился в элегантного городского. Мама только покачала головой, но такое превращение ее сына одобрила и на невестку теперь смотрела тепло, понимая, что в таких руках ее младшенький будет и ухожен, и одет, и обласкан, и накормлен. Она сразу, без обиняков, приняла эту девочку в свою семью, и была по-настоящему счастлива, что ее сыну так повезло.
Положив  девочку  в большой комнате на огромную кровать с двумя перинами, так что та  утонула в них и проспала и первую, да и вторую зорьку, мать тихонько, чтобы не разбудить утром гостью, ушла на работу, поспешно увлекая за собой мужа.
И только когда мальчик  подошел к  любимой  и поцеловал  в раскрасневшуюся от сладкого сна щеку, она проснулась. Родителей не было – ушли на работу. И мальчик, не таясь,  взобрался на высоченные перины, осыпал ее страстными, нетерпеливыми поцелуями. Она еще не совсем проснулась и, чуть потягиваясь, вбирала в себя и аромат наступающего дня, и радость от страстных поцелуев любимого, и счастье сиюминутного своего существования на этой земле. Он раздевал ее, с нетерпением прикасаясь губами к груди, животу, рукам.  Она гладила его спину, волосы, плохо сознавая то, что с ними сейчас происходит. Взяв рукой ее грудь, он, как ребенок, ласково тронул  губами набухший темный сосок, потом, забрав его в рот, стал нежно втягивать в себя несуществующую влагу, пальцами перебирая другую грудь, затем провел рукой по спине, талии, спускаясь все ниже и ниже, ощутив мягкость, теплоту и нежность. Он не хотел входить в нее, желая продлить это ощущение предчувствия, чтобы насладиться им сполна. Он  чувствовал, как жизненные силы наливаются в нем, как постепенно желание перерастает  все возможные пределы. Только теперь, когда не было, казалось, сил сдерживать поток жизненной энергии, он, мягко раздвинув ее податливые ноги, вошел в нее, ощутив страстную негу и безудержный порыв. Теперь она вся была его, она принадлежала только ему, безраздельно, вечно, на все времена. Правой  рукой  придерживая ее голову, левой он, обхватив, прижимал все сильнее и сильнее ее к себе, чтобы  насладиться своим пребыванием в ней.  Он ласкал ее, теряя сознание от любви, от счастья, переполнявшего его. От того,  что эта женщина любит его, хочет его, получает  удовольствие,  оттого  что находится с ним.
Вдруг тело ее напряглось в экстазе, из самых недр души вырвался страстный стон, вздох или что-то, близкое этому, она напряглась, по телу прошли судороги. Вслед за ней и он ощутил озноб страсти.
Сила покинула их. Они лежали недвижные, отрешенные, ощущая негу после страстного порыва. Он провел рукой по влажной полоске между грудями и животу. Она не реагировала, тяжело дыша и улыбаясь. Он лежал рядом, в изнеможении вытянув руки и ноги, не думая ни о чем, ничего не желая.
-   Я люблю тебя.
-   Я люблю тебя. Мне так хорошо.
-   И мне.
Какое-то время они молчали, постепенно приходя в себя, начиная ощущать реальность бытия.
-   Родной мой, любимый, сегодня нам уезжать. Извини, мне уезжать.
-   Да, знаю. Я не хочу с тобой расставаться.
-    Но у меня билеты, никуда не денешься.
-   Я хотел бы, чтобы ты осталась со мной навсегда.
-   Я и так останусь с тобой навсегда. Я люблю тебя.
-   Я люблю тебя, - повторил он вслед за ней, как  заклинание.
Пройдут годы, они долгое время будут жить друг без друга, храня обиду один на другого.  Но  фраза эта свяжет их воедино, потому что ни он без нее, ни она без него так и не смогут обрести  своего  счастья. И сколько  они не будут пытаться строить свои отношения с другими людьми, но старенький рабочий поселок, речка, уютный родительский дом, так гостеприимно распахнувший для них свои объятия, останутся с ними навсегда. И где бы они ни были, с кем бы ни общались, мысленно они всегда будут возвращаться на ту, с перинами, постель, где постигли  тайны первой любви, и от памяти этой не уйти, не вырваться, не забыться. Это навсегда осталось с ними, потому что…