Великое творение Фёдора Шехтеля

В городе Балакове, который до 1927 г. года ходил в состав Самарской губернии, было пять церквей: три православных (Христорождественская, Троицкая, Иоанно-Богословская), одна единоверческая (Никольская) и одна старообрядческая – Белокриницкой иерархии (Троицкая). Сохранилась только последняя. Зато какая! Построенная по проекту знаменитого архитектора Фёдора Шехтеля. Однако «вспомнили» об этом лишь в конце 80-х гг. XX в.
Впервые всерьёз за поиски материалов о судьбе храма взялось балаковское отделение Всесоюзного общества охраны памятников истории и культуры. В 1987 г., когда ДК завода им. Дзержинского, который размещался в церкви, переехал в новое здание, местные краеведы предлагали устроить в храме музей зодчества со студенческим конструкторским бюро, которое занималось бы разработкой проектов благоустройства охраняемых, памятных мест Балакова . Тогда-то и были собраны документы о закрытии церкви. Они были переданы автору этой статьи тогдашним председателем ВООПИК Галиной Загоровской.
В 1928 г. старообрядческая община г. Балаково была поставлена перед выбором: либо самораспуститься, либо заплатить долг за аренду своей, Белокриницкой церкви. Таким, финансовым, способом Советская власть, национализировав не только помещичьи усадьбы и купеческие предприятия, но и культовые сооружения, постепенно лишала самостоятельности всех своих оппонентов, в том числе и духовных.
К тому времени старообрядческая община заметно поредела. Богатые купцы сгинули в горниле гражданской войны или разбежались по всему свету, а большинству из середнячков, которым некуда было деваться и которые остались жить в Балакове, не хотелось связываться с новой властью, и они объявили себя атеистами, глубоко в сердце запрятав свою веру. Хотя самые стойкие боролись до конца.
В 1928 г. членами церковного совета были С. и Е. Мочаловы, Иван Зудин, Н. Сескутов, священники Харитон Глинкин и З. Гришенков, диакон Григорий Маслов. Они-то и получили грозное предупреждение от местной власти: если не заплатите налог, то договор аренды будет расторгнут.
Что делать? Сумма-то прихожанам-старообрядцам была выставлена немаленькая: более двух тысяч рублей. Пришлось срочно созвать собрание. Оно состоялось 20 января 1929 г. Решение однозначное – самороспуск. В протоколе собрания было записано:
«Постановили: единогласно, т.к. прихожане общины малочисленны, поэтому не в состоянии уплатить такой налог и с глубоким сожалением о храме, но покоряются требованию местных властей городских и передают церковный договор на расторжение, после чего просить вычеркнуть нашу общину из списка» . И в конце – 55 подписей.
Однако это была ещё не капитуляция. Балаковские староверы сделали попытку сохранить в целости хотя бы храм, о котором при его строительстве говорили, что он поразит мир. Было послано письмо в Москву, в наркомпрос (народный комиссариат просвещения). Но оттуда пришёл ответ, который стал окончательным приговором:
«РСФСР наркомпрос, Главнаука, Центральные госреставрационные мастерские, 26 ноября 1929 г., № 116, г. Москва.
Общине старообрядцев Балаковского (наверное, описка – читай Белокриницкого – Ю.К.) священства в г. Балаково.
Центральные Государственные Реставрационные мастерские на ваш запрос сообщают, что ими приняты необходимые меры к охране древнего историко-художественного имущества, находящегося в так называемой Мальцевской церкви. Само здание церкви не является архитектурным памятником и охране, как таковой, не подлежит.
Директор ЦГРМ И. Грабарь» .
Вот так. Ну, а как в те времена принимали «необходимые меры к охране древнего историко-художественного имущества», всем известно.
Первые «изъятия» из храма были произведены в 1919 г. Тогда в помощь голодающим отправили вызолоченный серебряный крест весом в 1 фунт 67 золотников (около 450 г), серебряный оклад с креста, серебряный сосуд с принадлежностями, 65 серебряных окладов с икон, семь серебряных лампад, серебряное кадило, семь серебряных лампад, серебряную обложку с Евангелия. Ещё немного «отщипнул» себе председатель комиссии по отделению церкви от государства Тупилин. Он зачем-то взял два металлических кадила, две ризы облачения и одно Евангелие. Продал, наверное. Только кому они были нужны?..
В художественных ценностях, которые хранились в «домах мракобесия», в Балакове вряд ли кто что понимал. Поэтому в описи храмового имущества, составленной ещё в начале 1924 г. надзирателем Балаковской уездной комиссии Мусловым, – обыкновенное перечисление:
1. Храм с приделами и колокольней. На колокольне 17 колоколов.
2. В алтаре престол и жертвенник. Евангелие в медном окладе (угольником).
3. Три запрестольные иконы, крест в серебряном окладе и две в басме.
4. На горном месте 3 больших иконы в басме, 5 больших киотов с иконами без окладов и 15 икон без окладов…
8. Иконостас пятиярусный, обитый басмой, в нем икон с клиросными: больших 73 и 45 маленьких.
9. Во всем храме икон, по правой и левой стороне, больших 18 по правой и 18 по левой стороне, и небольших около 180 икон…
12. Икон в разных местах разного размера в окладе 33 и 136 без оклада, 6 в басме, 2 креста в басме, 6 медных складней, 12 маленьких медных икон и 3 креста медных.
13. В неотделанном приделе икон разного размера: 51 в басме, 5 в окладах и 114 без окладов…»
В 1931 г. храм реконструировали под драматический театр. Были разрушены алтари, на месте главного, Троицкого, пристроили сцену со всеми необходимыми помещениями, кокошник над главным входом вместе с мозаичной иконой Троицы был срублен. Вместо него по проекту В.П. Зябкина был сделан второй этаж, заканчивающийся фронтоном над балкончиком с балюстрадой, и всё здание стало трёхэтажным. Были также снесены главный шатёр и шатёр колокольни, а свод укрыли обычной железной кровлей.
Только иконы-мозаики (Спаса и Божьей Матери) на южной и северной сторонах храма в 1932 г. были поставлены на государственный учёт Главнауки как памятники монументального мозаичного искусства. В связи с этим здание было признано памятником архитектуры рубежа XIX-XX вв. и взято под охрану государства. Тем не менее, в 1964 г. здание перестроили ещё раз: под дворец культуры местного машиностроительного завода им. Дзержинского.
Особую роль в восстановлении храма сыграл известный балаковский краевед Анатолий Деревянченко. Именно он отыскал его чертежи с автографом Шехтеля и первым начал собирать информацию по его истории.
Немалая работа по поиску документов о храме была проделана и доктором архитектуры, заведующей кафедрой архитектуры Балаковского института техники, технологии и управления (БиТТУ) Надеждой Поповой. Именно под её руководством происходила реставрация храма, обезображенного в советское время и переданного в 1989 году православной церкви. К тому времени он уже стоял на особом, федеральном учёте.
Рабочие чертежи и сметы были выполнены в 1993 году архитектором Дмитрием Голубиновым из Саратова, технические поправки вносились специалистами БиТТУ В. Аридовым и Анатолием Землянским. Средства на реставрацию выделялись как их федерального, так и из областного и местного бюджетов. Не жалели денег и крупные предприятия города, в первую очередь, Балаковская АЭС. Собирались пожертвования и от горожан. Город, прославившийся в своё время пятью Всесоюзными комсомольскими ударными стройками, всерьёз взялся за возрождение храма. Его восстановление было на особом контроле у губернатора Саратовской области Дмитрия Аяцкова, тогдашнего депутата Государственной Думы Вячеслава Володина, главы местной администрации Алексея Саурина. Так, всем миром, храму и был возвращён прежний вид.
Однако за реставрационной работой на второй план была отодвинуто восстановление истории создания храма. Краеведческое исследование остановилось на полпути. Анатолий Деревянченко скончался ещё в начале 90-х гг. XX  в., и работа краеведов носила неорганизованный характер: кто где что найдёт или услышит, тот о том и рассказывает. Понадобилось несколько лет, чтобы из осколков разных документов, газетных статей и книжных публикаций составить более или менее стройную картину того, как и кем создавался храм Святой Троицы в Балакове.
Его строительство стало возможным после Манифеста Николая II «О веротерпимости» от 17 (29) апреля 1905 г. До этого каменные церкви старообрядцам строить не разрешалось (исключением была только главная резиденция старообрядчества – Рогожское кладбище в Москве).
Расходы на строительство взял на себя купец-миллионер Анисим Мальцев, старообрядец Белокриницкого (Австрийского) согласия. В 1908 году он и его брат Паисий через Московское архитектурное общество (МАО) объявили конкурс. Информация об этом была опубликована в журнале «Зодчий», где сообщалось, что победителю будет вручено 1200 рублей, «серебряному» призёру – 800, «бронзовому» - 500 рублей . Оценивали конкурсантов известные архитекторы Ф. Шехтель, С. Новаковский, Ф. Богданович, И. Машков, И. Курдюков, А. Мейснер, Л. Кекушев, С. Соловьев, Д. Сухов, А. Латков и сами братья Мальцевы. Из 34-х проектов, которые были представлены на выставке, организованной в помещении МАО (Москва, Малый Златоустовский переулок, дом Комитета Человеколюбивого Общества), лучшими были признаны три: И.С. Курдюкова (I премия), Ф.Ф. Федоровского (II премия) и братьев Весниных (III премия) . Однако награждение оказалось простой формальностью. Ни один из проектов-победителей заказчиков не устроил. И тогда они обратились с деловым предложением к председателю жюри академику архитектуры Фёдору Шехтелю, который пользовался особым уважением у наиболее богатых купцов-старообрядцев Москвы - Саввы Морозова и Владимира Рябушинского, для которых он построил великолепные особняки.
Мальцев хотел, чтобы внешний вид храма перекликался с храмовыми комплексами Древней Руси, и Шехтель со свойственной ему энергией и фантазией взялся за столь необычный заказ. Он уже неоднократно использовал так называемый неорусский стиль в своих многочисленных проектах да и об особенностях старообрядческого вероисповедания знал не понаслышке: буквально за несколько лет до этого по его проекту, на средства П. Рябушинского, была построена старообрядческая церковь в Турчаниновом переулке в Москве.
Проект храма, который нередко называли Мальцевским - по фамилии заказчика, Шехтель создал уже к началу 1909 г. В пояснительной записке он писал:
«Приём храма прост и ясен: увенчанный восьмигранным шатром барабан опирается на четыре полуциркульные арки, груз шатра и барабана передаётся арками и парусами на четыре угловых пилона, щековые плоскости и перекрывающий барабан свод являются лишь заполнениями, не участвующими в распределении усилий.
Из такого ясного и простого приёма постройки так же логически ясно вытекает необходимость обеспечить устойчивость пилонов, принимающих по диагонали распор двух арок и стенок барабана, несущих груз шатра» .
За этими архитектурными терминами скрывалась очень красивая и оригинальная церковь, чудо архитектуры и «древнего благочестия», которое «производит впечатление необыкновенной прочности и как будто бы высечено из целого камня» . Это ощущение складывается из-за того, что при строительстве и внешней отделке использовался белый жигулёвский камень, который, предположительно, добывался в Ширяевских каменоломнях. Им, блоками 10 Х 13 вершков, выкладывалось само здание и облицовывались шатры . А в народе ходили разговоры, что стены выкладывались из тёсаного камня скальной породы, который привозился из Швеции и каждый стоил 5 рублей золотом. И это не последняя из легенд, которыми обрастало строительство необычного храма.
Ещё одна достопримечательность храма – мозаичные панно. Именно они в первые годы Советской власти были признаны особой художественной ценностью, что и отразилось в списке памятников архитектуры федерального значения. Причём до сих пор официально считается, что эскизы выполнены знаменитым художником-философом Николаем Рерихом.
Однако автору этих строк удалось найти документы, опровергающие это утверждение. В отделе рукописей Российской государственной библиотеки хранится переписка брата храмосоздателя Паисия с известным московским букинистом Павлом Шибановым. Из неё выяснилось, что на самом деле эскизы («картоны») были выполнены выдающимся русским реставратором Григорием Чириковым. По просьбе Мальцева, Шибанов лично контролировал работу.
«Сообщаю Вам подробности своего посещения мастерских Чириковых, - телеграфировал он Паисию Михайловичу 1 сентября 1911 г. -  Как я уже телеграфировал Вам в субботу, Чириков собрал нас показать нам изображения (св. Троицы, Нерукотворного и Владимирской) на досках, уменьшенных против натуральной величины в 5 раз. Эти доски и будут служить оригиналом для мозаики. На них пока ещё одни контуры, без красок. Рисунки не дурны, но судить о полной красоте теперь, конечно, трудно. Чириковы нас и пригласили для того, чтобы мы одобрили собственно рисунок, после чего они уже окончательно закрепят его и приступят к раскраске» .
Шибанов же следил и за ходом изготовления мозаик в знаменитой мозаичной мастерской Владимира Фролова в Петербурге.
Что касается Николая Рериха, то его появление, как одного из соавторов мозаик, скорее всего, объясняется тем, что «балаковский» Спас очень похож на Рериховского Спаса Троицкой церкви Почаевской лавры (Тернопольская область, Украина).
Рассказывая о храме, нельзя не упомянуть о его колоколах. Старожилы рассказывали, что их лили открыто на площади, а через газеты приглашали при этом присутствовать. Якобы на отливку специально приезжал композитор Цезарь Кюи, сподвижник Балакирева, чтобы составить соответствующую дозировку компонентов металла для лучшего звучании, а во время литья верующие бросали в расплавленный металл серебряные, золотые и даже платиновые украшения. И это придало 16 колоколам особую гармонию и чистоту звучания. Тогда в народе говорили, что среди колоколов есть те, которые лили во Франции .
Однако документов, подтверждающих эту народную «легенду» нет. Зато есть заметка в «Саратовском листке» за 1912 год, в которой пишется, что звонница Мальцевского храма отлита на заводе Медведева в Саратове и что главный колокол весил 400 пудов. Он был поднят на колокольню в то же время, что и новые большие колокола на православные Троицкий и Иоанно-Богословский храмы . И балаковцы, оглушаемые «пробными» колокольными звонами, спорили, чьи звучат лучше.
«У православных колокол весит 500 пудов, а у „австрийцев“ только 400, - писал по горячим следам «Саратовский листок». – Само собою разумеется, что православный колокол перешибает „австрийский“ . Звук в нём массивнее, гуще, слышно его гораздо дальше. Обыватели говорят, что когда идёшь мимо православной колокольни во время звона, то от земли через пятки проходит в сердце и в голову зудящее дрожание. Так сильны звуковые волны православного колокола.
Да не только вблизи, но и по всему Балакову слышно. У него и звон отличается от „австрийского“. Православный бьёт „бумм“, а „австрийский“ – „донн“.
Но и „австрийский“ колокол хороший. В нём как будто больше ясности, больше живости. Но так как все привыкли считать главным достоинством мощность, низкий тон, то и признают перевес на стороне, конечно, православного» .
При храме находилась очень ценная церковная библиотека, состоявшая более, чем из семисот «богослужебных книг» и «книг для религиозного чтения», которые передавались старообрядцами из поколения в поколение. Наверняка среди них были и старопечатные, и рукописные XVI-XVII вв. Брат Анисима Паисий был известен на всю Россию как страстный собиратель книжных древностей. Неужто он не оставил их в «своём» храме десяток-другой? Но куда всё это подевалось, пока выяснить не удалось.
Однако самой большой загадкой до сих пор остаётся судьба иконостаса. О нём и других иконах храма имелось представление только по описи, отрывок из которой помещён в начале этой статьи, и по эскизу, который сохранился в музее Щусева. Кроме того, в архиве Саратовского государственного художественного музея им. А.Н. Радищева сохранился запрос одного из его научных сотрудников Эмилия Арбитмана, направленный им в 70-е гг. в Куйбышевский (теперь Самарский) художественный музей:
«До революции в г. Балаково имелось очень хорошее собрание икон Мальцева, описанное в своё время Тройницким, - писал он. - Собрание было национализировано, но следы его затерялись. Списки коллекции (или акта о национализации с приложением списков) находятся в Куйбышеве, т.к. Балаково входило в состав Самарской губернии. Кто-то из Ваших сотрудников говорил, что списки мальцевского собрания находятся чуть ли не в вашем музее. Во всяком случае, если не в музее, то в архиве. Очень прошу прислать нам копию списка или сведения о его местонахождении, короче говоря, всё, что относится к коллекции икон Мальцева. Мы, кажется, набрели на след части работ из балаковской коллекции, но трудно что-либо доказать без документов» .
Это письмо у автора этих строк вызвало недоумение: в балаковском краеведении было хорошо известно об уникальной библиотеке рукописных и старопечатных книг Паисия Мальцева, но о том, что он собирал и иконы, никто ничего не знал. Арбитман, увы, уже скончался, а работники музея и сами были в неведении. Ответ нашёлся совершенно случайно - во время обработки уже упоминаемого «Саратовского листка». В некрологе на смерть Анисима Мальцева, который скоропостижно скончался 10 февраля (по ст. ст.) 1914 г. в своей балаковской усадьбе, влиятельная газета российских промышленников «Голос Москвы» писала:
«В продолжение 6 лет Онисим (один из вариантов написания его имени – Ю.К.) Михайлович приобрёл за огромные деньги несколько сот драгоценных дониконовских икон, которые будут храниться в этом храме-музее» .
Так вот о каком мальцевском собрании икон писал Арбитман! Анисим тоже собирал старообрядческие реликвии – только художественные!
Очередная головная боль для исследователей – куда подевалось всё это богатство?
Списки в Куйбышеве так и не нашли, или не захотели искать, а, может, они и затерялись. Но благодаря письму Арбитмана сегодня есть возможность напасть на след хотя бы нескольких икон из огромного собрания.
Во-первых, искусствовед указывает на то, что Мальцевская коллекция была описана Тройницким. А Тройницкий Сергей Николаевич, известный историк, генеалог и геральдист, с 1918 по 1927 гг. возглавлял Эрмитаж, а потом какое-то время входил в состав экспортно-оценочной комиссии Ленинградского отделения Главной конторы Госторга РСФСР «Антиквариат», являясь уполномоченным от Народного комиссариата просвещения по выделению предметов в экспорт. Не сам ли он приезжал в Балаково, чтобы выяснить, куда отправить иконы из Троицкого храма – в музей или на экспорт? И список, им составленный, возможно, сохранился в архиве Эрмитажа или той самой комиссии по продаже российских культурных ценностей за границу. А может, где-то на архивных полках пылится и решение о распределении икон.
Во-вторых, Арбитман сообщает, что в Радищевском музее «набрели на след части работ из балаковской коллекции». Какая это часть? Что за след? То ли запись в каком-то документе, то ли надпись на иконах. С этим тоже ещё предстоит разобраться.
Следует уточнить и информацию о том, что часть Мальцевских икон «разбрелась» по Балакову. Известный балаковский коллекционер Евгений Триль (ныне покойный) якобы лично видел одну из таких реликвий. Возможно, какие-то из них люди и вернули в храм во время реставрации.
Ещё одна «архитектурная особенность» храма – подземный ход, который соединял его с особняками братьев Мальцевых. Старожилы рассказывали, что по нему могла проехать карета, запряжённая тройкой лошадей. Вообще, сетью подземных ходов была пронизана вся старая часть города. В Балакове ещё живы люди, которые в детстве по ним лазали. В 60-е гг. XX в. все подземные ходы были замурованы.
На склоне лет Фёдор Шехтель послал открытку другу и товарищу по работе в Московском архитектурном обществе художнику Ивану Машкову, в которой назвал храм в Балакове лучшей из своих построек .
И в заключение стоит несколько слов сказать о самом храмосоздателе.
Анисим Михайлович происходил из рыльских купцов-старобрядцев. Его отец Михаил Трофимович перебрался в Саратовское Заволжье в 40-х гг. XIX в. Построил в Николаевске (теперь Пугачёв) и Балакове салотопенные заводики, которые принесли ему немалую прибыль. На эти деньги им были приобретены сотни заволжских земель, которые сделали его одним из крупнейших землевладельцев России. Это позволяло Мальцеву оставаться независимым, несмотря на свою ярую поддержку старообрядчества. Сыновья унаследовали от отца не только бизнес, но и веру. Преуспели и в том, и в другом.
Анисим был попечителем местной белокриницкой молельни, а в 1907 г. зарегистрировал в Балакове общину белокриницкого согласия (одну из крупнейших старообрядческих общин Самарской губернии) и был её председателем до самой своей  смерти. Его авторитет был непререкаем не только среди балаковских старообрядцев, но и среди староверов всей губернии. Анисим был активным участником всех проходивших в то время Белокриницкой Соборов и старообрядческих съездов, входил в комиссию по образованию.
Вместе со своим самарским единоверцем Иваном Саниным Анисим был членом Самарского губернского попечительства детских приютов при канцелярии Самарского Губернатора. На его средства было построено несколько богаделен и приютов. Но особенное внимание он уделял образованию. Немало молодых людей, благодаря его финансовой поддержке, окончило тогдашние вузы.  На его средства в Балакове была открыта старообрядческая школа для мальчиков.
На помощь Анисима Михайловича мог рассчитывать любой,  кто в ней действительно нуждался, и не только старообрядец. Например, в голодный, 1899-й год купец взял на содержание тысячу бедствующих человек, выдавая им ежедневно по 1 фунту (409,5 г) печёного чёрного хлеба каждому.
Огромную роль сыграл Анисим Михайлович и в общественной жизни Балакова. Он был одним из главных инициаторов открытия хлебной биржи и преобразования села в город, стал одним из первых уполномоченных (депутатов) первой городской власти в Балакове (управы).
Анисим Михайлович не дожил до завершения строительства своего храма всего несколько месяцев. В последний путь его провожал почти весь город. Приехали гости из Саратова, Самары и Москвы. Среди них белокриницкий архиепископ московский Иоанн с хором певчих с Рогожского кладбища, ещё два епископа и 20 священников.
Литургия была отслужена в старообрядческой молельне, а отпевание состоялось в недостроенном Троицком храме. Мальцева похоронили в семейном склепе на старообрядческом кладбище. Его прах и прах его родственников (каких, еще предстоит выяснить) предполагалось перенести в храм, когда он будет построен, в специальную усыпальницу под церковью. Однако о перезахоронении ничего неизвестно. Старожилы об этом событии никогда не упоминали. Балаковская история сохранила только рассказы о том, как, вскоре после большевистской революции 1917-го года, кладбище и фамильный склеп Мальцевых разорили, а надгробные плиты и памятники наиболее «рачительные» хозяева растащили по дворам.