Искушение Иисуса

«Ты ли Тот, Который должен прийти, или ожидать нам другого?»
(Матфей, XI, III)

Проникнув в тишину Его глубоких дум,
Все Иоанна голос раздавался,
Смущая дух Его, тревожа ум,
«Мессия» в сердце эхом отзывался.
В уединении, в пещере,
Пройдя сорокадневный пост,
Молил у Господа прощение,
К вершинам Духа строя мост.

Молитвой, самосозерцаньем
Он впал в мистический экстаз,
Что служит у пророков предсказаньем,
У Посвященных – Высшей Сущности указ.
Пред взором мрачные прошли столетья.
И взвесил Он, сколь важен час:
Империя волчицы лихолетьем,
Апофеозом зла над миром улеглась.

Рим выродился в царство Аримана,
А, по пророкам, в царство Сатаны.
Печатью зверя, злобы и обмана
Пригвождены Израиля сыны.
Так стоит ли рискнуть в который раз?
Себя наследником Давида объявить,
Поднять народ, воспринявший тот «глас
В пустыне вопиющего», начавшего крестить?

Но сможет ли Мой новый меч
Их старый меч переломить?
Насилие как способ? Нет, отсечь!
Как Истину в душе их возродить?
Как заменить их Царствие Закона
На Царство Благодати и Небес?
Какою кротостью? Не жаждой трона,
Какою магией знамений и чудес?

За кем останется победа?
За Богом или Сатаной?
За духом зла? Как мне изведать?
За милосердием? За Мной?
Какою силою и верой
Мне в сердце каждого войти?
Какою жертвою и мерой
Мне тот живой глагол найти?

Молился Он, но вновь смятенье:
Терялась радость, и душа
Печалью полнилась. Сомненья –
Все дальше в бездну. Чуть дыша,
Простершись ниц, Он на коленях
Который день: «Скажи, Отец!
В чем выбор Мой: в простом смиренье?
Иль меч и царственный венец?»

Но долго небеса молчали.
И несколько ночей и дней
Боролся истово с тенями.
Невыразимей и мрачней
Из бездны ужас поднимался.
И вдруг распалася гора.
Внезапный вихрь. И уж качался
Прозрачный город в блеске серебра.

И, оказавшись на вершине храма,
Священных гимнов слушал хор.
Все алтари курили фимиамы
К Его ногам. И славословий тысячный повтор:
«Царю израилеву слава!»
Звучали трубы и толпа
В одеждах праздничных, как лава,
Текла припасть к Его стопам.

«Царем Ты будешь, только поклонись!» –
Раздался голос. «Кто ты, подскажи?»
«Я - князь земли». «Тогда в земном обличии явись.
Ты – сатана! Кровавый лик твой бешенством дрожит».
«Я – Цезарь. Царства всей земли
Тебе я дам. Вновь говорю: склонись!»
«Тебе я славы, искуситель, не воздам.
Изыди! В преисподнюю назад вернись!»

Видение исчезло, и опять – один.
«Каким знамением победу одержу? –
Он вопрошал в пещере Ен-Гадди, -
Спасение для всех чем заслужу?»
Четыре солнца формою Креста,
Как символ Жизни и Бессмертия,
Как знак земного и небесного огня
У Посвященных, - вспыхнуло созвездие.

Крест приближался, звездами горя,
Влекомый сердцем Ясновидца.
«Ты хочешь тайну возвратить? Так вот судьба Твоя!
Взирай на то, что ждет Мессию и провидца».
Погасли звезды, тьмой укрыла ночь.
Из моря мертвого вдруг поднялась гора.
И черный крест. Смертельных мук не превозмочь.
Изнемогающий от боли, жажды и стыда,

Он Сам к тому кресту был пригвожден.
Кругом беснуется толпа:
«Уж, если ты Спасителем рожден,
Спасай себя! Спаси себя!»
Он понял. Чтобы победить,
Сам должен жертву ту принять,
С тем двойником  отождествить
Себя, и на заклание отдать.

Смятение в душе и мука,
Вновь оскорбления летят.
И Матери глаза. Разлука,
Мольба. «Безумец! Откажись!» – кричат.
И уж видение дрожало,
Местами  начало бледнеть,
Креста картина уплывала,
А Он все продолжал смотреть.

Раздались жалобные стоны –
Страдальцы у купели Силоама.
И вопль душ в тоске бездонной:
«Спаси нас, Любящий!»
И сердце прокричало:

«Я принимаю крест!
Да будут спасены!»
Раскрыл объятия.

Всем существом Своим
Издал Он громкий крик.

Блаженство неземное снизошло,
Как жертвы и судьбы приятие.