Безмузие

Человечек не имел ни одной мысли в мозгу. Толстый паук упал в кружку с недопитым кофе, вылез кряхтя, и недобро покосился на небритую рожу страдальца. ''А может, опять о бабах?''-с надеждой спросил голос в голове. И тут же кто-то другой проскрипел голосом давно умершей тетушки: “Не интересно, ****юк!”. Он откинул голову назад и застонал: ''Я схожу с ума…может, об этом?! Нет... нет, нет и нет! Все не то, все-было!'' Тараканы в углу перехихикивались. Человечек запустил в них тапком и не попал, и они весело разбежались на издевательски раскоряченных лапках: один под тахту, другой-в старые часы с кукушкой. ''И тут промазал!''- подумалось отчаянно. Кукушка сочувственно кивнула. Тем временем пыль выдохнула и решила: пора! Вообще, она давно собиралась с духом, но была крайне нерешительной-копилась скромненько на абажуре. Но человечек внутри комнаты был так смешон в своих потугах, что страх вдруг испарился. ''Писателишка!''- презрительно фыркнула пыль и устроила наступление. Для начала положила серый живот посреди комнаты. Потом загребла руками все вокруг, все, даже нелепого человечка, который даже не заметил, как его жилище превратилось в серые руины. Следом пополз мох, а уж потом-жучки, паучки (и тот, кофейный), червячки разные. В углу стыдливо жался осьминожек (и откуда только взялся?). Из линолеума потянулась берёзка, заранее чахлая. Тут человечек очнулся. Два осоловелых глаза обвели квартирку. ''Да что за срань господня здесь, на ***, творится? Писатель я или где?''-и закричал, и грозно затопал ножкой, и плюнул, и лег в постель, и укрылся портретом Маяковского, когда-то давно вырезанным из ''Комсомольской Правды''. Маяковский был недоволен, но ничего поделать не мог. ''Творческий кризис, блять''- и отвел в сторону бумажные глаза с поволокой. Ему было кого согревать этой ночью… Сломанные часы тикали…
 Муза курила самокрутку у окна и тихо ревела. Она была гордой и приходила исключительно по своему желанию, а человечек так и не понял… ''Ну и спи с Маяковским, сука!''- крикнула зло, схватила осьминожку в охапку и растворилась в дивной, сладкой, зимней ночи.