Драматургия-2

Смеркалось. Косой заяц нанёс яец и сел их высиживать. Внешне, это был плотный мужчина с седой козлиной бородкой-эспаньолкой и во фраке. Только раздвоенная нижняя губа, да два выпирающих верхних зуба говорили о его принадлежности к породе заячих. Время от времени существо лезло рукой под стегно, в большую корзину, плотно набитую декоративной сжатой бумагой синего цвета, доставало яйцо, смотрело на свет, встряхивало и клало обратно. Трагическая музыка, кажется это был похоронный этюд Шопена, подчёркивала комизм ситуации, поскольку брюки отсутствовали напрочь, а красные трусы в белый горошек как-то плохо сочетались с фраком. Сам Квадропупов сидел на барабане, одетый в тогу римского императора, курил пеньковую трубку, сплёвывал, прицикивал, и время от времени пил воду из самовара с надписью "Зельтерская"! Почему трубка была пеньковая, а вода зельтерская не знала и знать не хотела его больная голова. При всём при этом Квадрпопупов не мог понять одного. После его успешного лечения от белой горячки зарёкся драматург потреблять спиртное. "Завязал, откинувшись",- как выразился один из его персонажей! А тут вона оно что творилось! В дверь постучали. Вошёл некто, одетый под пьяного Розенбаума, с гитарой, белым халатом, густой  лысиной и усами. Подойдя к зайцу, вошедший спросил: "Эй! Почём сотня гребешки?" Заяц чуть смутился и нудно что-то залепетал. Можно было расслышать слова о том, что не хотел он, враги послали, дома мама и малые детушки. Все по горшкам сидят и плачут. "Вот жалкий лепет оправданья, пущай уже-таки свершится приговор"! - гордо произнёс бард. Затем Розембаум взял зайца за обычное вполне человеческое ухо, заставил встать, обнюхал и пинком направил к двери. Заяц лихо и  криво поскакал крича: "Не видали мы Розенбаумов! Ты ещё, сука такая, раскаешься на общем собрании!" И мягко закрыл за собой дверь. Розенбаум вынул из заячьей корзины яйцо, взболтнул и с размаху опустил на макушку Квадропупова. Раздался двойной писк. Пищали, как драматург, так и вылетевший из-под  ладони пушистый зайчонок, ярко жёлтого цвета. В окно заскреблась костяная нога, одетая в фильдипесовый чулок.  "Охохонюшьки", -непонятно даже  чем проговорила гостья, смаху разбила стекло и очутилась в комнате. "Доктор",- обратилась нога к Розембауму,- "Проблема. Вы уже знаете, что после определённых процессов, я имею в виду именно кладбищенские, резко обостряются боли в тазобедренном суставе. Что, это вот  легко объяснимо? Отсутствие болевых рецепторов головы, позволяет активизировать хордовую чувствительность миэлофагоцитов?  Ну, вы меня понимаете!"  Розембаум осмотрел комнату, обнаружил детский трёхколёсный велосипед и сделал несколько пассов руками. "Раздались глухие заклинания: "Уж ты быстро встань, ежли ты не срань, не калика и голь, отрицающий боль, а простой лапсердак, да и будет так!" Нога сразу взмыла в воздух, улеглась боком на седло велосипедика и выпрыгнула в окно. Аппарат как будто прилип к ней. Квадропупов вяло посмотрел на гостя. "Позвольте представиться",- начал он,- "драматург, некоторым образом, по жизни страдалец неизвестно за чьи грехи. Готов вот к труду и не сразу, но чуть поддам в обороне! У вас как со спиртным? У меня – напряжёнка, в завязке я." Розенбаум задумчиво глянул на буфет и тоже вылетел в окно! Счастливый Квадропупов весело рассмеялся. Всё пугающее его уже прошло. Но не  тут-то было! Пол стал стремительно подниматься, потолок опускаться, а стены ринулись навстречу друг другу. Да и сам он стал меньше размером. Всё  окружающее исчезло.  Маленький Квадропупов летел в пустоте пространства рука об руку с мелким человечком в охотничьих сапогах, зелёном велюровом костюме и зелёной шляпе с фазаньим пером. Человечек снял шляпу и гулким басом сказал: "Позвольте представиться, Бозом  Хигса, вновь и вновь открытая не мною частица. Прошу не путать меня с презренными и давно пошедшими на сделку с  человеком фотоном, протоном, кварком и шкваркой! Мы далеко не родственники и даже не совсем однофамильцы. Аз есмь незнакомец абсолютно таинственный и в ускорителе полученный. Чего от меня ждать, то и мне не ведомо, а околонаучная муть меня воспроизводит, грозя перевести всю вашу вселенную в чёрную дыру не талантливых и глупых  прозаиков! Сечёшь, мотня? Стихами говори, а то я тебя на ещё  более мелких Квадропуповых разберу. Будешь, гад, ты у меня вокруг ядра крутиться."
Резко запахло сначала ацетоном, а потом мочевиной. "Мимо ссаных гор летим, существующих только в твоём воображении",-на ухо прошептал зелёный. И заревел в полный голос: "Изрыгай стишата, давай, ты, подстилка Пегасовская!" Человечек сходу затормозил, а Квадропупов налетел на него и прижал к себе руками. "Откуда знаешь, что я непостоянен",- прошептал человечек. Я твой, несносный, умеешь ты подобрать ключи к открытию. Бери меня всего." И исчез! Постороние шумы в виде музыки и голосов возникли в голове драматурга. Он открыл глаза. Всё было как обычно, вечеринка в самом разгаре. Сидевшая у него на коленях девица, держала в руке пустой шарик с надписью "Веселящий газ". "Поймал кайф?" - спросила она. "Сюрприз понравился"? "У меня ещё есть". Квадропупов стряхнул её с колен и вышел на балкон. "А неплохо бы сейчас отсюда, да туда", - подумалось ему. И, что бы правда совсем избежать искушения, быстро сел на пол, совсем позабыв, этаж оставался первым!