Глава 3 Австрийское соло

Глава 3
Австрийское соло


1

Стремление Наполеона все европейские государства подчинить политике Франции, а в перспективе посадить на их управление своих родственников обозначилось еще в компании 1805 года. Война 1806-07 годов против Пруссии и России, Тильзитское соглашение подтвердили генеральную политическую линию наполеоновской Франции, а испанские события сделали эту линию для всех очевидной. После Тильзита Австрия осталась последней крупной державой континентальной Европы, сохранившей относительную самостоятельность.
С весны 1808 года венский двор пребывал в уверенности, что следом за Испанией наступит очередь Австрии. Однако как раз испанская война, то обстоятельство, что Франция завязла на Иберийском полуострове, как муха в меду всеми шестью лапками, давали Австрии определенную свободу маневра, давали ей шанс на счастливый исход военной кампании.
Австрия готовилась к войне. Готовилась, собственно, еще с Тильзита. Подготовка эта, как всегда, началась с появления группы влиятельных людей, ратующих за войну. Главой партии войны стал канцлер Австрии граф Филипп Стадион. Он привлек на свою сторону графа Меттерниха, графа Палффи, барона Балдакки и барона Кучеру. В новой императрице, Марии Людовика Беатриче де Эсте, (6-го января 1808 года она стала третьей женой императора Франца) и её брата, эрцгерцога Франца, Стадион нашел самых горячих приверженцев идеи возрождения Родины в прежних пределах. Даже эрцгерцог Карл, вечный противник всякой войны, на этот раз признал её необходимость. Отличие позиций канцлера и эрцгерцога состояла в том, что Карл хотел оттянуть начало войны, ибо армия, как всегда, не готова, оружия и обмундирования, как обычно, недостаточно, перспективы финансирования, как повелось, туманны.
И второе, хотя Карл поддерживал Стадиона в его стремлении победить Францию, ему очень не нравилось, что «многие влиятельные люди империи» (имея в виду, прежде всего, императрицу и её брата) вмешиваются, безусловно из лучших побуждений, но, тем не менее, привнося беспорядок, в дело подготовки армии. 20-го июля 1808 года, когда Испания уже восстала, когда французы там терпели поражение за поражением, когда, в этой связи, Вена готовилась к скорому вступлению в войну, Карл встретился с братом-императором и в откровенной беседе попытался отвадить императрицу от армии или, хотя бы, ограничить её вмешательство в военные дела. Франц обещал, но на деле ничего не изменилось, да и не могло измениться, потому как императрица своим примером увлекала всех женщин высшего света, а те, в свою очередь, вселяли мужество в мужчин, а это, право, стоило двух полнокровных бригад. Карл же, убедившись, что императрица в частности и салонные дамы в целом лучше его знают что делать, кого назначать командирами дивизий и корпусов и как последним стало вести себя, подал на высочайшее имя прошение об отставке, объяснив свое решение: «Я считаю своей святой верноподданнической обязанностью Тебе торжественно заявить, что я в состоянии принять командование Твоей и государства обороной только в том случае, если Ты не лишишь меня средств к тому, без которого ни один честный человек не будет брать на себя это тяжелое бремя. В противном случае, Ты вынудишь меня отойти в независимую приватную жизнь. Хотя моя горячее привязанность к Тебе никогда не изменится, свет должен знать, что я больше не принимаю участие в общественных делах...». Это подействовало и новые родственники Карла на некоторое время оставили его и армию в покое.

2

От графа Андреосси, французского посла в Вене, Наполеон давно знал об австрийских военных приготовлениях. «Австрия вооружается и становится нахальной, – 6-го августа 1808 года писал император Коленкуру в Петербург. – Это вооружение и это нахальство так долго будет выглядеть смехотворным, пока не будет указаний на её союз с Россией». Всё же, несмотря на всю смехотворность приготовлений Австрии, император дал указания князьям Рейнского союза – быть готовым к войне.
Как уже упоминалось, на праздновании своего дня рождения Наполеон устроил австрийскому послу, графу Меттерниху, сцену по поводу вооружения Австрии. На аудиенции через десять дней хитрому графу удалось убедить Наполеона в мирных намерениях императора Франца. Австрия вооружается, – говорил граф, честно глядя в рысьи глаза Наполеона, – но вооружается она не против дружественной Франции, Боже упаси, а на случай военного конфликта на её восточных границах между Россией и Турцией. Император, казалось, поверил ему, но в категоричной форме потребовал прекратить вооружение, ибо у Франции достаточно сил и влияний, чтобы удержать и Россию и Турцию от проникновения в Австрию. Меттерних обещал, что Австрия исполнит указания императора. Граф обманул Наполеона. Вооружаться Австрия продолжала, но делала это впредь осторожней.
После Эрфурта, получив и проанализировав текст франко-русского соглашения и докладную записку чрезвычайного австрийского посла, канцлер Стадион объявил своим сторонникам, что час избавления близок. После Эрфурта австрийская армия увеличила темпы вооружения. Даже всегда находившиеся в оппозиции венгры на этот раз выказали готовность воевать и обещали императору Францу дополнительные двадцать тысяч рекрутов.
Поздней осенью 1808 года, как только Наполеон пошел воевать Испанию, австрийская дипломатия стала искать союзников из числа традиционной тройки – Англия, Россия, Пруссия, и в этом деле Вену постигли разочарования.
Англия, как и Франция, в это время завязла в Испании. На этот раз Британия влезла в конфликт не только финансово; она проводила на полуострове большую военную операцию, поэтому удовлетворить Австрию в желаемом ею объеме английское правительство посчитало невозможным. Графу Вольмодену, австрийскому послу в Лондоне, было заявлено, что Англия готова подписать мирный договор (с 1807 года страны формально находились в состоянии войны) и готова, немедленно после подписания договора, выплатить австрийскому правительству один миллион фунтов стерлингов. Это было, по крайней мере, впятеро меньше ожидаемого. Вольмоден послал срочного курьера к Стадиону за дальнейшими инструкциями...
...а в это время князь Шварценберг в Кёнигсберге, где жили прусские король и королева, так и не решившиеся вернуться в Берлин, имел несомненный успех. Пруссаки пообещали своё участие в размере 80 тысяч солдат. Это уже кое-что. Не двести тысяч, кои Пруссия так и не прислала в 1805 году, прельстившись Ганновером, но, учитывая, что от наказанной за жадность Пруссии остались рожки да ножки, и 80 тысяч много. Князь Шварценберг искал на мундире место для ордена, а это, скажу я вам, не так просто, но...
...уже пообещав австрийцам союз и 80000 солдат, король Фридрих Вильгельм начал как-то сомневаться, и, дабы развеять свои сомнения, он и королева поехали на консультацию к Александру, благо до Петербурга – рукой подать. 10-го февраля король вернулся в Кёнигсберг и прямо у кареты сказал ошарашенному князю, что всё отменяется. Расстроенный князь по-солдатски быстро собрался и отправился за объяснениями в Петербург. Надо сказать, между Россией и Австрией будто кошка пробежала под Аустерлицем – отношения стали из рук вон плохи. Потому-то князь и поехал к пруссакам, а уж потом намеривался наведаться в Петербург, хотя у него, как и австрийского императора, не имелось больших надежд на союз с Россией.
На другой день по приезду Шварценберга (12-го февраля) его принял Александр. Царь заявил на аудиенции, что он не намерен жертвовать своим союзом с Наполеоном так долго, как долго Наполеон сам его будет хранить. Впрочем, Александр ещё раз подтвердил то, что австрийцы знали с Эрфурта, – в войну между Австрией и Францией Россия вмешиваться не будет.

Австрийская монархия всё же нашла союзника, и не за границей, а у себя дома – общественное мнение. Предстоящая война имела существенное отличие от всех предыдущих за последние двадцать лет. Речь не шла о завоеваниях провинций, не шла речь о династических интересах или интересах поставщиков фуража, но о сохранении нации и это обстоятельство монархия использовала в полной мере, развернув широкую пропагандистскую компанию.
В венских салонах великосветские дамы, сняв бриллианты и кольца, пряли пряжу. «Я лучше погибну, чем буду дальше выносить французское иго», – удивленным гостям поясняла хозяйка салона, не на минуту не прекращая прясть. А гости, пристыженные своим праздным бездельем, старались помочь свето-прядильщице – всё для фронта, всё для победы. В чью-то ж светлую головку пришла эта гениальная идея. Вскоре все венские салоны превратились в прядильные мастерские, работающие, впрочем, только во время светских приемов.
Настоящим хитом года стала патриотическая песня «Австрия превыше всего».
«Повсюду в городе видны солдаты и офицеры, – в марте 1809 года писал Подун, французский поверенный в делах. – Юноши на свои фуражки нацепили кокарды ополчения. В театрах идут пьесы, горячащие головы. Газеты заполнены ругательными статьями о Франции или патриотическими рассказами, превозносящие австрийских героев».
Подготовка к войне, прежде всего – дорогостоящее занятие. Английская помощь, как всегда, поступит уже когда будут вестись военные действия. Поэтому готовую к войне армию страна не в состоянии долго содержать. Если Франция опиралась на ресурсы всей Европы, то Австрия могла рассчитывать только на себя, а страна за последние годы сильно уменьшилась. Следовало, либо как можно скорей нанести удар, либо вообще разоружаться.
Первый вопрос: какими средствами будет располагать предполагаемый противник. В октябре 1808 года император Франц вызвал из Парижа Меттерниха, как лучшего эксперта империи по французам. Франц поручил графу рассчитать французские силы. Меттерних месяц думал и выдал на гора докладную записку, в коей утверждал, что больше двухсот тысяч Наполеон ни в коем случае не соберет. Карл тоже немного подумал и прибавил к двумстам тысячам Меттерниха свои шестьдесят тысяч, и гений Наполеона. Получилось 260 тысяч солдат и один гений. Чтобы одолеть такого противника, было решено выставить армию числом 323 тысячи солдат.
Благодаря энергии Карла в начале 1809 года австрийская армия насчитывала 300 тысяч, правда половина войска состояло из третьих батальонов. Два года, от начала подготовки до первых боевых действий, эрцгерцог Карл использовал для реорганизации армии по французскому образцу. Упростились правила, улучшились предписания воинской службы, смягчились наказания за провинности и список провинностей стал корче. Конечно, два года очень маленький срок, чтобы изменить отношение солдата к воинской службе и отношения между солдатом и офицером, ибо последнему непривычно видеть в первом равноценного, или хотя бы ценного, участника военного процесса, но удивительно, как многого Карл сумел добиться за такое короткое время.
Как только император Франц, правительство, военный совет окончательно решились на войну, в жизнь стал проводиться мобилизационный план. В начале февраля 1809 года император подписал приказ о формировании девяти армейских и двух резервных корпусов, а 17-го февраля газеты протрубили о наборе в корпус волонтеров. Австрийская армия с этого момента отказывается от старого деления на бригады и переходит к делению корпусному, как у французов, ибо корпус не что иное, как маленькая автономная армия.
Главнокомандующим всех вооруженных сил Франц назвал своего брата, эрцгерцога генералиссимуса Карла. Командующими корпусов Карл назначил полководцев, хорошо себя показавших в предпоследней и последней войнах, уговорив некоторых оставить обиды и вернуться в строй.
Армия была поделена на три войсковые группы и отдельный корпус. Первая группа, основное войско, располагалась в Богемии западнее Праги. Она предназначалась для военных операций против главных сил Наполеона – в том, что он будет руководить войсками, никто не сомневался – и состояла из шести корпусов: Первый армейский корпус генерала от кавалерии графа фон Беллегарда; Второй армейский корпус фельдмаршала графа Коловрат-Краковского; Третий армейский корпус фельдмаршала князя Гогенцоллерна-Гехингена; Четвертый армейский корпус фельдмаршала князя Розенберга; Пятый армейский корпус фельдмаршала эрцгерцога Людвига (старшего брата императрицы); Первый резервный корпус генерала от кавалерии князя Иоганна Лихтенштейна. Вторая группа находилась в верхней Австрии и рассматривалась как резерв первой. Она состояла из Шестого армейского корпуса фельдмаршала барона фон Гиллера и Второго резервного корпуса фельдмаршала барона фон Кинмайера. В Италии под общим командованием эрцгерцога Иоганна стояла третья группа из Восьмого армейского корпуса фельдмаршала Шателера Девятого армейского корпуса фельдмаршала Иоганна Гиулая фон Марош-Немет. Наконец, Седьмой отдельный армейский корпус генерала кавалерии эрцгерцога Фердинанда фон Эсте предназначался для захвата герцогства Варшавского.
Все командиры корпусов, быть может за исключением братьев императрицы, признавали безусловный авторитет Карла, но, как рассказывает нам немецкий вариант истории, важнейшие посты традиционно занимали его враги, мягче говоря – недруги: военный министр – фельдмаршал граф Жозеф Коллоредо; председатель Гофкригсрата – граф Венцель Коллоредо; министр армии (недавно придуманный пост) – граф Цах.
25-го февраля войска вышли из казарм. Развёртывание армии проходило без трудностей.
Эрцгерцог Карл узнал, что вражеские войска, тонким слоем размытые по Южной Германии, стали сгущаться. Поскольку прусская помощь к тому времени была исключена, он отказался от своего первоначального плана: маршем на Регенсбург атаковать французов до их соединения. Карл решил играть от обороны, выставить войска между Дунаем и Инном, и в этом, вероятно, состояла его единственная, но решившая исход кампании ошибка. Карл обладал редким полководческим даром – хорошо, грамотно, экономно отступать. Но наступление – не его стихия. Кроме того, изменения генерального плана уже в деле привело к изменению промежуточных и конечных целей маршей корпусов и стоило армии недельной задержки.
В Богемии Карл оставил 14 батальонов, для защиты от притязаний саксонцев. Корпуса Первой группы пересекли Дунай у Линца и в течение первой декады апреля заняли предусмотренные им места на правом берегу реки Инн между городами Браунау и Шердинг. По новому плану от главных сил отделяется ударная группа под управлением фельдмаршала Беллегарда, пересекает баварскую границу, переходит на левый берег Дуная, продвигается на запад, и, разбив по дороге вражеские войска, останавливается в Регенсбурге, где она соединяется с главными силами. Численность главных сил составляла 150 тысяч солдат (позже Карл усилил группу до 207 тысяч), на вооружении главных сил находилось 503 пушки.
Вооруженные силы Наполеона, противостоящие наступающим австрийцам, составляли 160 тысяч (позже – 212 тысяч) и сила артиллерии – 349 орудий. Но французские войска были разбросаны, для сбора войск в боеспособные кулаки требовалось время, и потому австрийцам, дабы не упустить свой шанс, следовало действовать молниеносно. Однако Карл не был создан для молниеносных ударов.
Вторая войсковая группа под началом фельдмаршала Гиллера должна прикрывать тыл и левый фланг главных сил.
Третья войсковая группа наступала в Италии. Уже после начала боевых действий эрцгерцог Иоганн получил приказ генералиссимуса: сильным соединением из своего состава помочь повстанцам в Тироле.
И наконец, отдельный корпус эрцгерцога Фердинанда из Кракова должен маршировать на Варшаву, по пути уничтожив слабую польскую армию. Император Франц, эрцгерцог Карл, политическое руководство страны, отправив на завоевание целой Польши всего лишь корпус, исходили из невмешательства в дело России.
Итак, австрийцы, играя белыми, сделали первый ход. А Наполеон...

3

Утром 23-го января император Наполеон приехал в Париж. Несколько дней спустя разразился шторм. Воскресным днем 28-го января собрался совет министров, на котором присутствовал Камбасерес, описавший нижеследующую сцену.
Наполеон был мрачен, министры – тихи и печальны. Неожиданно император перебил доклад министра финансов замечанием о плохом образе мыслей известных кругов. Министр замолчал, а государь резко повернулся к спокойно стоящему у камина Талейрану. Мгновенно, без всякого перехода император впал в бешенство, и собравшиеся были уверены, что на этот раз он не играл ярость, а находился в ней. Яростно сверкая глазами, зеленый от распирающей злости, Наполеон подступал к Талейрану, грозя ему цепко сжатыми кулаками: «Вы вор (чья бы корова мычала), трус, человек без совести! Вы не верите в Бога! Всю жизнь нарушали свой долг, весь мир предали и продали! Для вас нет ничего святого, вы бы предали даже своего отца! Я вас осыпал милостями, а вы, а вы... Нет ничего, чтобы вы не сделали против меня!».
Наполеон отвернулся от бледного Талейрана, и, заложив руки за спину, стал нервно ходить по залу, выкрикивая обвинения: «Уже десять месяцев, десять месяцев вы имеете бесстыдство – притом вы принимаете бездоказательно, что мои испанские дела идут плохо – рассказывать каждому, кто хочет слушать, что вы всегда порицали мою испанскую политику; в то время как вы, именно вы первый мне внушили эту мысль и постоянно толкали меня к этому!». Наполеон остановился напротив Талейрана. «А этот молодой человек, – шипел государь в лицо бывшему министру, – этот несчастный (герцог Энгиенский)! Кто мне подсказал место его жительства? Кто меня подзуживал принять меры против него? Собственно, чего вы добиваетесь? Что вы хотите? На что надеетесь? Отважьтесь сказать это!». Талейран молчал, а император, не дождавшись ответа, вновь принялся бродить по комнате. Пар выходил, и давление гнева слабело. «Вы заслуживаете, чтобы я вас разбил, как стекло, ибо я имею силу, но я вас настолько презираю, что не сделаю этого!».
Наконец, Наполеон начал подозревать, что бесконечные войны и его великие победы в этих войнах творение рук хромого министра, так сказать – побочный продукт его планов. С другой стороны, если бы не созданные Талейраном обстоятельства, разве стал бы он самым великим полководцем, разве стал бы он владыкой Европы. И разве станет он без него правителем мира?
Министры во время всей сцены сидели, опустив глаза, боясь, что императорский гнев поменяет адресата, ибо все чувствовали себя немного виноватыми. Все задавались вопросом: что будет, если... кто будет, коль нынешний не вернется из какого-нибудь своего похода.
Не произнеся ни слова в оправдание, Талейран вышел. Проходя через приемную, где собрались просители, он поставил многоточие в своих отношениях с Наполеоном: «Как жаль, – громко произнес он, – что такой великий человек так плохо воспитан!». Вечером того же дня Талейран рассказал своей подруге, графине Лафон, о произошедшем на совете. «Почему же вы не набросились на императора?», – спросила графиня, прелестная в своей наивности. «Я слишком ленив для подобного рода вещей», – улыбаясь, ответил её Талейран.
А на другой день к Талейрану по приказу Наполеона явился Дюрок, с тем, чтобы забрать ключ камердинера. С ключом император забрал право появляться у него в любое время, а ведь Талейран был единственным человеком во всей империи, обладающий этой привилегией. Для князя наступили тяжелые дни вызывающе роскошной бедности. За двенадцать лет пребывания на вершине власти Талейран набрал взяток на сумму 60 миллионов франков. Он сам об этом хвастался и, мне кажется, несколько уменьшил доходную часть. Полноводная денежная река вдруг иссякла, а расходная часть осталась прежней: секретари, помощники, просто нужные люди, содержание нескольких домов, дамы, карты и прочее, прочее. Как быть? Где взять средства? Разве что продавать богатым врагам секреты империи.
Удалось ли князю пристроить какую-нибудь тайну англичанам, а если удалось, то за сколько сребреников, – это не известно. Британские архивы до сих пор хранят эту тайну. А вот с русскими дело заладилось. С 1810 по 1813 годы Талейран служил «кузеном Генри», самым ценным и самым дорогим тайным агентом русской разведки. Только за 1810 год кузен Генри за свои бесценные советы, посылаемые Сперанскому через Нессельроде, получил полтора миллиона франков.
Второй заговорщик, министр полиции Фуше, отделался легким испугом. Хитрая, старая, прожженная лиса Фуше очень ловко замел все следы.
Два дня спустя по приезду в столицу Наполеон отозвал из Вены графа Андреосси. Февраль стал трудным месяцем для императора. Как это уже случалось – он стоял на перепутье. Год назад всё было хорошо, а теперь всё стало плохо. В Испании войска завязли, по всему видно – надолго. Англия проводила широкую военную операцию на континенте. Россия молчит безучастно, позволяя дунайской империи делать, что ей заблагорассудится. Сама Австрия стоит на пороге войны. Стоит ей выиграть первые битвы, Рейнский союз развалится, как карточный домик. И всё из-за Испании, в завоевание которой втянул его хромой интриган.
«Корреспонденция Наполеона» хороший индикатор активности императора. В феврале этот индикатор находился в красной зоне: 50 страниц писем, против обычных 130-140, и это в кризисное время. Император часто ходит в театр, ездит на охоту и всё время мучительно думает, анализирует ситуацию: как, каким образом он пришел к такому положению вещей. Похоже, в начале марта он преодолел внутренний кризис. В марте индикатор снова в зеленой зоне – 130 страниц писем.

Восточнее Рейна, кроме войск Рейнского союза, Наполеон располагал Рейнской армией маршала Даву, да дивизией Дюпа. Эти войска квартировали в ганзейских городах. Из стоящих во Франции четырех дивизий, две из коих первоначально предназначались для завоевания Сицилии, был образован Рейнский обсервационный корпус (позже – 4 армейский), подчиненный маршалу Массене. В середине февраля Наполеон отозвал из Испании гвардию. Чтобы ускорить марш, гвардейцы часть пути ехали на подводах.
Исходя из каких-то своих соображений, Наполеон был уверен, что австрийцы не начнут наступление раньше 15-го апреля, и потому весь февраль и март он находился в Париже. 17-го марта он послал в Страсбург маршала Бертье, в качестве временного командующего. Бертье должен до десятого апреля стянуть все войска в треугольник с вершинами: Аугсбург – Мюнхен – Регенсбург. В случае же, если австрийцы начнут наступление до 10-го апреля, армия, отступая с боями, должна соединиться по линии Аугсбург – Донаувёрт, оставив между собой и противником реки Лех и Дунай.
11-го апреля Бертье в Страсбурге получил донесение: восьмого апреля австрийская армия форсировали Инн. Немедленно Бертье приказом подчинил Массене корпуса Удино и Лефевра (баварские войска) и все войска по правой стороне Дуная. Вторым распоряжением, согласно воле императора, Бертье приказал Массене отойти за Лех и удерживать переправы. Маршал Даву получил командование над всеми войсками, расположенными слева от Дуная. Ему Бертье поставил задачу сосредоточиться в Ингольштадте.
В тот же день Бертье известил императора о своих действиях по световому телеграфу. Бертье боялся, что новость не застанет императора в Париже, ибо несколькими днями ранее Наполеон сообщил маршалу, что вечером 11-го апреля он отправится в район боевых действий. Однако дела задержали императора в столице. Он не уехал 11-го, а поздним вечером 12-го началось заседание совета министров, закончившееся далеко за полночь. Только в половине пятого 13-го апреля, с полуторасуточным опозданием, император и императрица выехали из Парижа. Ровно двое суток спустя они прибыли в Страсбург. Здесь Наполеон оставил Жозефину. В Страсбурге он сбросил императорскую мантию и надел солдатские сапоги. В полночь 15-го через Штутгарт Наполеон приехал в Людвигсбург. Там его приветствовала семья Великого герцога Бадена. Переночевав у герцога, Наполеон отправился дальше и поздним вечером 16-го апреля сделал короткую остановку в Диллингене. В дороге, на границе Бадена и Вюртемберга, он встретился и коротко переговорил с королем Вюртемберга, а в самом Диллингене императора ожидал король Баварии, который удрал из Мюнхена, испугавшись грозной поступи австрийских войск. Таким образом, по дороге на фронт Наполеон встретился с главными союзниками и успокоил их страхи. В два часа ночи 17-го апреля Наполеон прибыл в главную квартиру в Донаувёрте, маршал Бертье и генеральный штаб приехали туда часом позже.

4

Австрийское наступление, тем временем, неспешно разворачивалось. Ударная группа Беллегарда, наступая по левому берегу Дуная, 12-го апреля вышла к реке Наб между городами Наббург и Швандорф. Тринадцатого апреля четыре корпуса эрцгерцога Карла, наступая на северо-запад в направлении Ландсхута, достигли Эггенфельдена на реке Ротт (приток Инна), не останавливаясь, форсировали реку и на другой день вышли к следующей реке – Фильс. Беллегард два дня стоял на месте. 14-го Первый и Второй армейские корпуса Беллегарда продолжили марш, вдоль Наба на юг – к Регенсбургу.
16-го апреля авангард Карла у Ландсхута вошел в соприкосновение с баварскими войсками генерала Деруа. Произошел короткий бой, но он не прояснил Карлу положение противника. Он предположил, что Массена с 50 тысячами находится под Аугсбургом, генерал Вандам с 30 тысячами стоит у Диллингена, а баварцы Лефевра, на которых наткнулся авангард, отступают к Дунаю. Также он предположил, допросив пленных, что маршал Даву находится на марше из Нюрнберга к Дунаю. Общий вывод: вражеские войска разрозненны, пока они не соединились можно и нужно напасть на корпус Даву: с юга основными силами, а с востока группой Беллегарда – и уничтожить его.

Когда Наполеон прибыл в Донаувёрт, он, так же как и Карл, весьма приблизительно представлял положение противника. К полудню 17-го апреля, анализируя сведенья с фронта и разведданные, он предположил, – и это было весьма близко к истине, – что Карл с 80 тысячами находится между Ландсхутом и Регенсбургом, Беллегард с 30-40 тысячами находится на северном берегу Дуная, а на взятия Мюнхена – предположил император – австрийцы выделили 12 тысяч человек. Как только император уяснил себе положение частей неприятельской армии, он приказал Даву отклониться от марша на Регенсбург и следовать в Нойштадт-на-Дунае. Лефевру он отправил приказ: всеми силами поддержать Даву. К шести часам положение ещё прояснилось, и император оставил в силе прежние распоряжения.
Между семью и восемью часами вечера Наполеон определился с корпусом Массены. Шестнадцатого апреля с дороги император приказал Массене держать свои войска готовыми к маршу. 17-го в половине восьмого он отправил маршалу приказ: как можно скорей маршировать к Пфаффенхофен-на-Ильме с тем, чтобы, если Карл атакует корпус Даву, ударить его по левому крылу с заходом в тыл. Генералам Вандаму и Нансути император приказал оставаться в Ингольштадте и Фобурге. В их задачу входило сдержать Беллегарда и, если обстоятельства позволят, ударить в тыл правого фланга неприятеля.
Отдав эти распоряжения, Наполеон уверился в своей скорой и относительно легкой победе. Карла он знал давно и хорошо, лучше, чем какого-нибудь другого полководца. Ни от него, ни от всей австрийской армии, пронизанной духом логики, неприятных сюрпризов, на какие был способен Беннигсен или Мур, Наполеон не ожидал. Приятно воевать со знакомым противником. Один старый враг, право, лучше двух новых друзей. Даву приманит Карла и выстоит против него. Для этого Даву подходит как никто другой. Лефевр ему поможет. Если сунется Беллегард, его сдержит Вандам. А Массена в это время – он это умеет – нанесет сокрушительный удар Карлу в спину и, возможно, на этом закончится кампания. Второй вариант: если Карл станет отступать без боя, тогда Массена сдержит фронт, а Даву с Лефевром ударит по его тылам.

Карл как чувствовал, что готовится западня, потому не торопил войска на марше. 18-го вечером его войска, отставая от графика, находились в полуторасуточном переходе от Регенсбурга. 19-го в два часа пополудни авангард достиг Абенсберга и здесь в горячих уличных боях сшибся с войсками Лефевра. В это же время генералиссимусу доложили, что корпус Даву многими колоннами движется к Нойштадту. Словно подставляясь – нападай.

Поздно вечером 18-го Наполеон покинул ставку в Донаувёрте и около четырех часов дня 19-го приехал в Ингольштадт. В ночь с 19-го на 20-е Савари нашел императора спящим в одежде на лавке возле жарко натопленной печки. Вместо подушки голова императора покоилась на солдатском ранце. Рядом на полу лежала развернутая топографическая карта Баварии. Только Дюрок находился подле императора.
Утром Наполеону доложили о вчерашнем вечернем бое в Абенсберге. В полдень он поскакал в Фобург, чтобы быть ближе к оперативному району. Наполеон решил, что в действии второй вариант – Карл отступает без сражения. Потому Даву он не отдал новых распоряжений, а вот Массене, который к тому времени уже находился в Пфаффенхофене, император приказал двигаться дальше на восток с тем, чтобы обогнать австрийскую армию на марше и преградить её путь отступления на Вену. «Я сел в седло, – писал Наполеон маршалу Массене в половине седьмого вечера 20-го апреля, – чтобы уяснить себе положение, атаковать неприятеля, в случае если он ещё в отдельных местах стоит, а когда он начнет отступать, настойчиво его преследовать. Я прошу вас не терять ни минуты и захватить его врасплох при пересечении Изара. Предписания: чем ближе вы подойдете к Ландсхуту, тем лучше. Было бы замечательно, если бы вы достигли Ландсхута, но попробуйте по крайней мере достигнуть Моосбурга».

20-го апреля продолжались бои за Абенсберг. Пятый армейский корпус из состава Первой армии и Шестой армейский корпус из Второй армии весь день бились с баварцами, а к вечеру отступили, оставив город в руках неприятеля. Австрийский центр в этот день стоял неподвижно, а правый фланг прикрывал переправу корпусов Беллегарда через Дунай.
Вечером 20-го апреля корпуса Массены начали марш на восток и сразу же столкнулись с частями Второй армии фельдмаршала Гиллера. Карл придал Гиллеру ещё и Пятый армейский корпус эрцгерцога Людвига. Армия Гиллера своим правым крылом сражалась против Лефевра, а центром и левым флангом отходила под натиском корпусов Массены. А Карл в это время произвел соединение с двумя корпусами Беллегарда. Он всё ещё рассчитывал уничтожить Даву.

Вечером 20-го апреля Наполеон уверял осторожного Бертье, что в течение двух следующих дней с австрийцами будет покончено. 21-го апреля Массена, имеющий тройное превосходства над противником, отбросил Гиллера к Ландсхуту. При отступлении австрийцы потеряли семь тысяч человек. В час дня авангард Массены занял город. В оперативном районе Первой австрийской армии в этот день происходили бои местного значения, имеющие целью пояснить Карлу положение противника, ибо на другой день он наметил сражение против Даву и Лефевра.
Вечером 21-го Наполеон прискакал в Ландсхут. Массена по-прежнему наступал на корпуса Гиллера, но на большие массы неприятеля он не наткнулся. Наполеон начал сомневаться, что Карл следует его плану Б. «Не отступает, – рассуждал Наполеон, – но и Даву не атакует. Что же он делает? Топчется в нерешительности на месте, – сделал единственно возможный вывод император, – стало быть, нужно самому его атаковать». Немедленно он отослал в распоряжение Даву две дивизии, а около трех часов ночи отдал приказ отослать из расположения Массены весь корпус Ланна. В четыре часа ночи император проникся уверенностью, что Карл действует, правда со свойственной его натуре задержкой, плану А. В четыре часа он продиктовал маршалу Даву депешу: «Я решил выступить, в полдень буду в Экмюли, в три часа буду в состоянии сильно атаковать врага. У меня будет 40000 человек. Пошлите мне навстречу адъютантов, чтобы информировать об утреннем состоянии дел. До полудня я буду в Эргольдсбахе. Если послышатся канонада, это будет сигнал, что я атаковал. Если вы не готовы, дайте залп из десяти пушек в 12, в час и потом в два... Я полон решимости уничтожить войско эрцгерцога Карла сегодня, самое позднее – завтра...».
Утром в шесть часов император и 40000 солдат выступили маршем из Ландсхута. Шесть дивизий уже находились на марше. Наполеон ошибся в своих расчетах, и теперь, исправляя ошибку, перемещал корпуса Массены к Даву. Только две дивизии под командой маршала Бессьера продолжали преследование частей Гиллера, да ещё одна дивизия осталась в Ландсхуте.

Утром 22-го апреля у Карла всё было готово для удара по корпусам Даву и Лефевра, но он, предполагая ловушку, всё ещё сомневался и только в полдень отдал приказ начинать. К этому времени к Даву от Массены подошли две первые дивизии и стали на его правый фланг. Сражение началось, постепенно набирая силу, и шло уже два часа, когда корпус Ланна с марша атаковал левый австрийский фланг. В это время к месту сражения прибыл Наполеон. С высот Линдаха он мог наблюдать за его развитием. Подходившие части император направлял в слабые места битвы.
Первый удар Ланна, особенно сильный, приняли на себя части фельдмаршала барона Вукасовича и Четвертый корпус фельдмаршала князя Розенберга. Левый австрийский фланг стал пятиться под натиском неутомимого Ланна. Карл, вовремя определив опасность, постоянно насыщал левый фланг подкреплениями, и постепенно всё сражение переместилось под Экмюль.
Местность, где случайно, в силу ошибки Наполеона, произошло сражение  покрыта лесом, и потому вскоре битва запуталась средь берез да сосен. Управление битвы, как со стороны Наполеона, так и со стороны Карла, было потеряно. Наблюдая в подзорную трубу с высоты, император просто не мог разобраться, что происходит в этих дубравах и рощах: где свои, а где чужие, кто наступает, а кто отступает. Такого неорганизованного сражения у него еще не было. Каждый командир действовал на свое усмотрение. Полководческому гению императора не было никакой возможности проявиться. В сумерках, около семи часов, сражение само собой затухло. Прекратили командиры кричать охрипшими голосами, солдаты прекратили бегать, прятаться за деревьями и стрелять, люди перестали убивать друг друга.

А смерть в тот солнечный апрельский день собрала обильный урожай. Австрийская армия потеряла в сражении 11000 человек, половина, слава Богу, пленными. Император посчитал возможным оценить собственные потери в три тысячи человек. Сколько солдат французской армии сверх того погибли от пуль, в муках умерли в госпиталях, остались калеками, одному Богу известно.
Был ещё один, сомнительный результат битвы. Полгода спустя, в ноябре, император назвал маршала Даву князем Экмюльским. Собственно, если уж награждать кого-нибудь, то следовало наградить маршала Ланна. Но маршал Ланн в это время уже не играл в игры императора. Тело его лежало забальзамированное в Париже. А душа бродила в неизвестных нам измерениях.

Ночью в четыре часа у Регенсбурга началась переправа австрийцев через Дунай. Дополнительно к каменному мосту саперы наладили понтонный. Остаток ночи и утро до полудня, охраняемая кавалерией армия, переходила Дунай. Оставив в городе небольшой гарнизон, Карл приказал армии марш в Богемию, откуда два месяца назад она выступила.
Преследование австрийцев началось очень поздно, ибо большая часть французской армии была до крайности утомлена 50-ти километровым маршем перед битвой и самой битвой. А лишь начав преследование, французы зацепились за Регенсбург. В уличных боях они потеряли несколько драгоценных часов. Австрийский гарнизон почти весь попал в плен, но он обеспечил отступающим войскам небольшую фору.
Утром 23-го апреля Наполеон приехал к Регенсбургу. При осмотре вала перед штурмом пуля ранила его в правую ногу, не задев кость. Рану перевязали и император, несмотря на боль, сел на коня, дабы показать себя живого войскам. После этого он сел в карету и его отвезли в крестьянский дом, а уже там Наполеон потерял сознание. Здесь, в крепком крестьянском доме у Регенсбурга, император, залечивая рану, провел несколько дней.

5

Неудачи в Баварии вызвали в австрийском руководстве упадок боевого духа. 24-го апреля срочный курьер доставил императору Францу, находящемуся в это время в Шардинге, весть о сражении под Регенсбургом. Канцлер Стадион в приемной едва не лишился чувств. «Майн гот, майн гот!», – только и мог, держась за сердце, повторять впечатлительный канцлер. Но император воспринял новость с завидным хладнокровием и даже пошутил: «Ого, так далеко мы ещё не заходили. Но спокойствие, спокойствие». За время его царствования плохие новости приходили гораздо чаще хороших, и Франц выработал в себе иммунитет к их восприятию. Тотчас император написал брату, внушая тому стойкость. Он напомнил генералиссимусу, что страна всё ещё располагает больше чем 200 тысячами солдат, а это в умелых руках большая сила. Важнейшее сейчас – писал Франц – объединение Первой и Второй армий и дать врагу генеральное сражение возле Линца, Кремса или Вены.
Австрийская армия за месяц войны в Баварии потеряла 45 тысяч человек убитыми, ранеными и пленными. Из Регенсбурга Карл отводил армию в Богемию. 5-го мая через Хам, пройдя 250 километров, войска достигли Будвайса (нынешнее название Чески-Будеёвице). Французы почти не преследовали армию Карла. Возможно из-за раны Наполеона, а возможно это связанно с тем, что император был настроен взять столицу. Сначала Наполеон отрядил на преследование австрийцев корпус Даву, но когда маршал доложил, что неприятельская армия направляется в Богемию, император приказал прекратить преследование и приблизить корпус к главным силам.
Напомню, Вторая армия фельдмаршала Гиллера, состоящая из Пятого и Шестого армейских корпусов и Второго резервного, была выбита из Ландсхута и отступала на Вену. За неё-то и взялся Наполеон. При отступлении Гиллер вобрал в состав своей армии войска фельдмаршала Давидовича и отряд генерала графа Зинцендорфа. С большим трудом арьергард Гиллера сдерживал наседающих французов. Особенно трудно стало, когда к Бессьеру присоединился сначала Ланн, а потом Массена.
3-го мая у города Эберсберг на реке Траун французам удалось навязать Гиллеру большое сражение. В виду того, что к сражающимся французам постоянно подходили войска и австрийская задержка могла закончиться катастрофой, Гиллер вел битву ровно столько, чтобы можно было дальше отступать. В ночь с 3-го на 4-е мая австрийцы отступили, а французы записали это сражение в ряд бесконечных побед французского оружия. 8-го мая войска Гиллера в Линце перешли на северный берег Дуная и разрушили за собой мосты.
Едва залечив рану, Наполеон поехал догонять армию. Ехал медленно, часто останавливался, третьего мая приехал в Вельс. Здесь он узнал о сражении в Эберсберге. На другой день, проезжая мимо, император побывал на усыпанном павшими австрийцами и французами поле битвы. 9-го мая Наполеон добрался до Санкт-Пёльтена, а 11-го остановился в замке Шёнбруннер, резиденции австрийских императоров. До Вены оставалось каких-нибудь десять километров.

Дунай разрезал Вену на две неровные части. Старый город, Леопольдштадт, располагался на правом берегу. Левый берег стал застраиваться относительно недавно, когда ослабла вековое давление Турции. Французы маршировали по правому берегу. Их цель – Леопольдштадт. Войска Карла сзади и части Гиллера впереди по левому берегу торопились к новому городу. Карл рассчитывал прибыть в столицу 18-го, самое позднее – 19-го мая, и об этом генералиссимус уведомил императора Франца и командующего обороной Вены.
Командовал обороной столицы эрцгерцог Максимилиан, младший брат императрицы Марии. 10-го мая в его распоряжение прибыла дивизия фельдмаршала Давидовича, отосланная Гиллером сразу по переходу Второй армии Дуная. Вместе с подкреплениями эрцгерцог располагал сорока батальонами и, кроме того, Вена выставила гражданское ополчение.
Правобережная Вена была защищена высоким недавно подновленным земляным валом и рвом значительной глубины. Естественное решение – установить на валу артиллерийские батареи и массированным огнем предотвращать попытки врага захватить город, тем более естественное, что пушек имелось в достатке и имелись громадные запасы зарядов, ядер и картечи. К такому решению пришел и Максимилиан, правда, как говорят австрийцы, существовал один хакен. Вплотную ко рву подходили пригороды, предлагающие наступающим множество укрытий. Исходя из военной необходимости, следовало бы дома на расстоянии по крайней мере километра от вала взорвать или сжечь. Но Максимилиану не хватило решимости это сделать. Он только приказал взорвать мост Францисканцев, новый Белый мост и заминировать ров.

10-го мая у города появился корпус Ланна, шедший в авангарде французской армии. И с марша батальоны корпуса заняли пригороды, легко вышибив оттуда отряды ополчения. В это время центр французской армии под командой Массены находился в среднем в 15-ти километрах от корпуса Ланна. Корпус Даву сильно отставал из-за начального преследования армии Карла; он находился на марше в двухдневном переходе от Вены.
10-го мая вечером, когда Ланн уже захватил пригороды, Наполеон послал в Вену парламентеров с требованием сдать город. Во время ожидания ответа Наполеон не пребывал в праздной бездеятельности. Утром 11-го он вместе с маршалом Массеной из-за домов осмотрел ров и вал, а вернувшись в штаб, приказал установить в пригороде гаубицы и вечером начать обстрел города. Затем он поскакал в деревню Симмеринг – туда как раз в это время прибыла дивизия Бюже, – определить, возможно ли в этом месте наладить переправу через Дунай. Саперы тотчас начали работать, а австрийцы, проявляя удивительную лояльность, им не мешали.
В девять часов вечера началась бомбардировка города, а в четыре часа утра следующего дня прекратилась, ибо вышли все заряды. Французские гранаты вызвали немного разрушений в городе, но полностью разрушили решимость эрцгерцога защищаться. Ещё ночью, во время обстрела, он созвал военный совет и, заразившись испугом командующего, совет решил эвакуировать войска. Утром 12-го мая начался отвод австрийских войск на левый берег, а на другой день, в два часа ночи, было подписано соглашение о передачи правосторонней Вены. Около одиннадцати часов дня французы заняли Леопольдштадт.

6

Весть о сдачи столицы император Франц и эрцгерцог Карл восприняли со свойственной Габсбургам стойкостью. Естественно, планы пришлось перекраивать буквально на марше. С согласия императора генералиссимус повел армию в местность под названием Сказочное Поле, в 20-ти километрах от Вены ниже по течению Дуная. Там, если позволят обстоятельства, Карл рассчитывал дать противнику генеральное сражение. Одновременно Карл позаботился о том, чтобы у Наполеона в предстоящем генеральном сражении имелось войск не больше, чем он имеет на данный момент. Он послал брату Иоганну, командующему итальянской группировкой, распоряжение сдержать корпус Лефевра в Тироле, а командиру Второго армейского корпуса, фельдмаршалу Коловрат-Краковскому, приказал боями и стычками предотвратить появление под Веной корпуса Вандама и находящегося на марше корпуса Бернадотта.
С 15-го на 16-е мая у Бисамберга армия Карла догнала войсковую группу Гиллера, и дальше они маршировали совместно. 18-го мая австрийские войска прибыли в намеченный оперативный район. Штаб-квартиру Карл расположил в городке Гроссеберсдорф (15 километров севернее Вены). В преддверии генеральной битвы генералиссимус произвел некоторые кадровые перестановки. Он подчинил 1 и 2 резервные корпуса генералу от кавалерии князю Иоганну фон Лихтенштейну, а командование Пятым армейским корпусам доверил фельдмаршалу князю Генриху фон Реусс-Плауену, вместо захворавшего эрцгерцога Людвига.
Ставка императора Франца находилась в деревне Волькерсдорф, всего в пяти километрах от штаба армии. Из окружения императора исходило беспокойство. Императрица Мария Людовика, всячески протаскивая своих братьев на руководящие армейские посты, невольно вставляла палки в колеса колесницы австрийской монархии. Эрцгерцог Карл всячески противился притязаниям императрицы победить ужасного Наполеона с помощью женской логики. Она и канцлер Стадион толкали Карла форсировать Дунай и атаковать злых захватчиков на западном берегу, что равнялось самоубийству армии. Императрицу нисколько не смущало, что всего неделю назад её слабовольный брат бесславно сдал столицу неприятелю, поставив тем самым Карла и всю австрийскую армию в тяжелейшее положение. Императрица хотела, чтобы славные австрийские солдатики нападали и били, били, били ненавистных французов. Но Карл решил играть генеральную битву активной обороной.

В Вене и возле Вены Наполеон имел четыре армейских корпуса: Ланна, Массены, Бессьера и корпус Даву. И он, как Карл, хотел решить кампанию скорым генеральным сражением, а для этого следовало форсировать Дунай. Из рекомендованных пионерами мест переправ Наполеон выбрал два: севернее Вены у деревни Нуздорф, и от Вены ниже по течению Дуная у деревни Кайзер-Эберсдорф. Одновременно в обоих местах саперы стали налаживать переправы. Форсирование реки в первом месте Наполеон поручил корпусу Ланна. Ночью батальон силою 500 человек переплыли Дунай. Батальон должен удержать плацдарм, пока саперы наведут мост. Пионеры не справились, и весь батальон попал в плен. А Карл сделал вывод, что французы испытывают острую нужду саперных средств.
Второе место досталось Массене и там ситуация складывалась куда лучше. Местность в этом месте низменная, и Дунай здесь разливается на четыре рукава. Сначала, дабы попасть на маленький остров Шнайдагрунд, следовало пересечь рукав шириной 460 метров, затем – речной рукав шириной 230 метров, а на другой стороне лежал островок Лобгрунд. Дальше шел тридцатиметровый рукав и за ним большой остров Лобау 4 на 6 километров, любимое место охоты на оленей австрийского императора. И только перейдя последний рукав шириной 80-100 метров, французы могли атаковать австрийские войска.
18-го мая, несмотря на непогоду, Массена перебросил пехотную дивизию через два рукава на остров Лобгрунд. Император лично наблюдал за операцией и остался ею доволен. На другой день дивизия Молитора вышибла австрийские части с острова Лобау. Оставалось только наладить мосты.
В пять часов пополудни 19-го числа, с большой задержкой из-за плохой погоды, саперы стали возводить мосты через два широких рукава. Ответственным за переправу Наполеон назначил генерала Бертрана, а непосредственное руководство саперными работами лежало на пионере-полковнике Обри. В распоряжении полковника находилось 77 плавучих средств (68 кораблей и 9 плотов). Перекрыть три рукава 720 метров суммарной ширины имеющимися плавсредствами возможно было только одним мостом, да и то разрывы между стоящими на якоре кораблями и плотами выходили большие, что чревато постоянными поломками плавучего моста. Через последний рукав было решено строить мост, опирающийся на грунт. Саперы пригнали суда к месту назначения. Через несколько часов мост был готов – хлипкий, ненадежный постоянно ломающийся. В полдень 20-го мая пионеры начали возводить мост через последний рукав.
Утром 20-го мая возле переправы собрались корпуса Массены, Ланна, гвардия, три дивизии легкой кавалерии корпуса Бессьера и три отдельных кавалерийских дивизии. Корпус Даву стоял в Вене и слева от Вены. Кроме того к городу спешил 9 корпус маршала Бернадотта (саксонцы). 17-го мая корпус прибыл в Линц и там соединился с 8 корпусом генерала Вандама. Против них действовал 2 австрийский корпус фельдмаршала Коловрат-Краковского, который боями старался предотвратить приход их к Наполеону.
Как только мост был готов, император перебрался на остров Лобау. И сразу за его спиной, пущенной по течению тяжелой баржой, австрийцы сильно повредили мост между Шнайдагрундом и Лобгрундом, а четверть часа спустя вторая баржа на всём ходу врезалась в плавучую дорожку через первый рукав.
В середине острова Лобау, в охотничьем домике императора Франца Бертье, развернул походный штаб армии. Наполеон только заглянул туда и вместе с Массеной, который в этой кампании стоял в фаворе, как Даву в прошлой или Ней в позапрошлой, из кустов долго рассматривали в подзорные трубы противоположный берег. Оба пришли к мнению: Карл не отважится на нападение.
Последний мост готов, пехотная дивизия Молитора и дивизия легкой кавалерии Ласалля перешли на восточный берег Дуная. Вечером 20-го мая французская кавалерия заняла деревни Асперн и Эсслинг, находящиеся примерно в пяти километрах от места переправы. Уже в темноте император и Массена прискакали в Асперн. Маршал взобрался на церковную колокольню и оттуда увидал множество огней. Спустившись, он доложил императору, который оставался внизу из-за больной ноги, об огнях и высказал предположение, что костры – это расположение арьергарда вражеской армии. Это подтверждало их версию об австрийском отступлении.

7

 Но австрийцы не отступали. Напротив. 19-го и 20-го числа австрийские дивизии и корпуса сосредотачивались возле Ваграма. В полдень 20-го мая в деревню Гроз-Энцерсдорф прискакал фельдмаршал Гиллер, дабы лично наблюдать за французской переправой. Убедившись, что Наполеон готовит наступление, фельдмаршал поторопился в Адеркла, куда генералиссимус перенес штаб армии. Гиллер убеждал Карла немедленно атаковать неприятеля. Генералиссимус, однако, имел намерение не разбить одну – две дивизии, а выиграть генеральное сражение. Судьба не часто давала такие подарки, и он решительно хотел извлечь все выгоды из положения. Центральный вопрос – когда атаковать неприятеля? Если слишком рано, как предлагает Гиллер, удар не нанесет врагу большого вреда, но и затягивать с битвой, ждать, когда большинство французов переправится, чревато поражением. Карл решил атаковать, когда на восточном берегу будут находиться от 30 до 50 тысяч солдат неприятельской армии.
В три часа дня австрийский генеральный штаб завершил разработку диспозиции и в войска были разосланы приказы в её исполнение. Около пяти Карл отправился на передовые посты с целью определить пропускную способность французских мостов, о которых он был информирован с момента начала их строительства, ибо за французами зорко следила обсерватория Бисамберга, отстоящая от места переправы на 20 километров. Но астрономы не могли разглядеть такие мелочи, как копошащиеся человечки. Ничего нового генералиссимус не узнал, приходилось надеяться на интуицию, а он этого не любил.
21-го мая было воскресенье, но не простое воскресенье, а троица. С рассветом, ожидая команды «к бою», командиры корпусов, дивизий, полков и батальонов построили войска в боевые порядки. На горячем вороном коне Карл проехал вдоль фронта Второго армейского корпуса, вглядываясь в суровые напряженные лица солдат. Скольким из них не пережить сегодняшний день? Война, война...
Вокруг ещё царила хрупкая воскресная тишина.
В девять часов на взмыленной лошади примчался фельдмаршал Гиллер. Рано утром он снова побывал в Гроз-Энцерсдорфе, и наблюдал там за французскими маневрами. Гиллер соскочил с коня и быстро подошел к спокойно стоящему впереди адъютантов и штабных офицеров генералиссимусу. «Французы вышли из деревень и наступают», – волнуясь, доложил фельдмаршал. Карл молчал. Час спустя начальник штаба, барон Вимпффен доложил: французы захватили третью деревню, Гроз-Энцерсдорф. «Пора», – молвил Карл, и это слово привело в движение огромную армию.
План генералиссимуса основывался на трехкратном преимуществе в силе. Он был прост и элегантен: наступать большим полукругом, связать французский центр (деревня Гроз-Энцерсдорф) боем, концами дуги отсечь французов от реки, окружить и уничтожить. План был хорош, но исполнение...
На правом фланге австрийской армии (на правом конце дуги) наступала 1 колонна фельдмаршала Гиллера (Шестой армейский корпус), рядом двигалась 2 колона фельдмаршала Беллегарда (Первый армейский корпус). Генералиссимус поставил задачу Беллигарду взять и удерживать Асперн, а Гиллер в это время должен справа подрубить французские корни. В центре, между деревнями Асперн и Эсслинг наступала 3 колонна князя Гогенцоллерна (Второй армейский корпус). Взятие Эсслинга Карл поручил 4 колонне фельдмаршала Давидович (Четвертый армейский корпус), и левый край дуги составляла 5 колонна фельдмаршала Кленау (часть 4 корпуса и авангард). Задание 5 колонне – ударить между Эсслингом и Дунаем. В резерве Карл оставил кавалерийские корпуса князя Лихтенштейна и две пехотные дивизии. В целом австрийская армия насчитывала 84000 пехотинцев и 14000 кавалеристов, артиллерийский парк состоял из 300 пушек.
Итого: для победы требовалось захватить и удержать Асперн и Эсслинг.
В полдень колонны вышли на марш.

На рассвете 21-го мая император Наполеон в сопровождении маршалов Бертье Массены, Ланна и Бессьера выехал к самой передовой, чтобы определить положение противника. Но, как и Карл за день до него, не смог этого сделать. Место равнинное, плоское. Деревья закрывали обзор. Ни холмика, ни бугорка, ни колокольни, куда можно взобраться и посмотреть на расположение австрийцев. Более того, компанию маршалов обстрелял противник, и она спешно ретировалась.
На рассвете Наполеон располагал на плацдарме тремя дивизиями корпуса Массены и гвардией. Переправа частей шла очень плохо из-за частых поломок то одного, то второго плавучего моста. В 11 часов закончилась переброска дивизии легкой кавалерии и на мосты вступила тяжелая кавалерия генерала Эспаже. Наполеон лично прискакал к переправе торопить командиров. Там  его нашла весть (около часа дня) об австрийском наступлении. Бертье взобрался на колокольню, на которой вчера побывал Массена, и довольно точно посчитал количество наступающих – 90 тысяч.
Император второй раз обманулся в Карле. Что это – недоумевал он – неужели старость. Ко времени австрийского нападения войск на плацдарме находилось слишком много, чтобы быстро отступить, слишком мало, чтобы победить, но ровно столько, чтобы получить чувствительное поражение.
Перед самым сражением Наполеон собрал маршалов. Они советовали императору отступать, защищая при отходе деревни. Наполеон раздумывал. Он тяжело ходил взад – вперед, заложив руки за спину. Останавливался, покачивался на носках. Снова принимался ходить. Маршалы молчали. Император был близок к принятию решения и в этот момент прискакал его адъютант. «Ваша Величество, – докладывал генерал Рапп, – мост починен, войска возобновили движение».
«Мы будем драться», – произнес Наполеон. Он приказал маршалу Массене взять под свою команду дивизию Молитора, два полка дивизии Леграна и этими силами держать Асперн. Маршалу Ланну он поручил силами дивизии Бюже во что бы то ни стало защищать Эсслинг. А маршал Бессьер получил задание тремя кавалерийскими дивизиями прикрывать пространство между деревнями Асперн и Эсслинг. Гроз-Энцерсдорф Наполеон приказал сдать без боя. Остаток дивизии Леграна император оставил при себе в качестве резерва. Пешие и конные солдаты Молодой гвардии охраняли переправу, на случай если враг прорвется. А обе дивизии Старой гвардии находились на острове Лобау как стратегический резерв.
Ещё не успели в полной мере привести в исполнение указания Наполеона, как австрийцы ударили.

Артиллерией первой колонны австрийцы сразу же разрушили мост между Лобау и берегом. Жаркие бои разгорелись на флангах, за обладание деревушками. Французы защищались великолепно. Массена на левом фланге и Ланн на правом использовали всякую ошибку врага. Император в центре французского пятачка зорко следил за битвой и скупо отпускал резервы. Наполеон предпочитал наступательную тактику, навязывая неприятелю свою логику, но в этот день он показал миру прекрасные способности держать оборону. Шесть часов непрерывно шли бои за деревни Асперн и Эсслинг. За это время французы через последний рукав перебросили – частично на лодках, частично вплавь – кавалерийскую бригаду и пехотную дивизию. В сумерках, когда стрелять и убивать стало трудней, сражение прекратилось. Массена владел севером, а Беллегард югом развалин Асперна. Войска Ланна полностью занимали разрушенный Эсслинг. Первый день был за французами. Карлу не удалось исполнить свой план. Слишком хорошо, слишком талантливо защищался враг.
В темноте, когда прекратился обстрел моста, французские саперы восстановили его так быстро, как смогли. И пошли войска. За несколько часов на восточный берег перебрались все четыре пехотные дивизии корпуса Ланна, обе дивизии Старой гвардии и несколько кавалерийских полков. А на Лобау в это время сосредотачивался корпус Даву.
В эту ночь Наполеон и его маршалы не сомкнули глаз. Они принимали прибывшие войска и отправляли их на различные участки плацдарма. На пятачке сосредоточилось 75000 французских солдат. Наполеон готовил сокрушительный контрудар.
В три часа ночи французы атаковали австрийские позиции по всему фронту. По расчетам императора эта атака должна стать той неожиданностью, которая принесет победу. Через час боя войска Массены полностью заняли Асперн. Но основной удар Наполеон нанес между деревнями. Он рассчитывал к семи часам проломить вражеский центр, разрезать неприятельскую армию пополам и потом уничтожить каждую часть по отдельности.

Если первый день битвы был за французами, то во второй – австрийцы показали себя с самой лучшей стороны. Как и император, генералиссимус, его штаб, фельдмаршалы в эту ночь не спали. Карл предугадал атаку по центру, и австрийцы готовились к ней всю ночь. Он предположил, что французы насытят плацдарм живой силой, что они, в силу плохого состояния мостов и нехватки времени, не смогут доставить на пятачок достаточно пушек и боезапасов к ним, что у него будет значительное преимущество в артиллерии, и это преимущество генералиссимус собирался использовать. В темноте за передовыми частями центра разворачивались артиллерийские батареи, подвозились ядра и заряды, готовились огневые позиции. Карл между деревнями сосредоточил половину своей артиллерии. 150 пушек на четырехкилометровой линии австрийцы установили в два эшелона.
Передовые части австрийцев, отстреливаясь, зашли за батареи, а наступающих французов встретил шквальный картечный огонь. Второй эшелон бил навесным огнем гранатами. Атака по центру захлебнулась в крови. Французы откатились, оставив на поле боя несколько тысяч убитых и раненых. Австрийский центр стоял крепко, но фланги...
Опять основная битва развернулась на флангах за обладания разрушенными деревнями. После неудачи в центре Наполеон хотел пробить один из флангов, дабы зайти австрийским батареям в тыл. Карл же, понимая стремление Наполеона, сам хотел пробить французский фланг, чтобы отрезать врага от реки.
В шесть часов, как только батареи центра убили тысячи французских солдат, Карл прискакал к Асперну. Его солдаты там отступали. Он взял знамя полка Цаха, поднял его над головой и пошел на врага. Своим примером Карл увлек солдат в контратаку и час спустя они захватили Асперн, но дальше пройти не смогли. До двух часов французы волна за волной накатывались на развалины Асперна. До двух часов укрепившимся австрийцам удавалось отбивать французские атаки. Находясь в Асперне и всеми силами защищаясь, Карл надеялся, что битва решится на левом фланге, в Эсслинге. Но там всё было не просто.
В два часа пополудни Карл оставил правый фланг и галопом помчался на левый. Эсслинг в этот день уже семь раз переходил из рук в руки, и в момент прибытия Карла находился во французской власти. На вопрос генералиссимуса: почему прекратили атаки, фельдмаршал Давидович ответил: сегодня уже достаточно пролито крови, а Эсслинг битком набит французами. И тут всегда корректный Карл взорвался: «Вы будете своими дивизиями восьмой раз брать или я прикажу вас расстрелять», – кричал Карл. Ни слова не возражая, бледный как мел Давидович побежал к своим войскам, и через час деревня была взята в восьмой раз. Сам Давидович, лично ведший солдат в наступление, был ранен. А ещё через час генералы Рапп и Мунтон в девятый раз выбили австрийцев и уже до конца сражения удерживали деревню.

Закончился второй день битвы. Убыль в обеих армиях была огромна: 23000 в австрийской, около 30000 в армии французской. В сражениях за деревни австрийцы потеряли 80% артиллерии флангов (из 150 пушек 117 были разбиты). Данные о потерях артиллерии французской армии отсутствуют, но если предположить те же 80%, то у французов оставалось пару десятков целых пушек, и преимущество австрийцев в артиллерии возросло на порядок.
Поступающие к Наполеону сведенья ясно говорили – третий день закончится французской катастрофой. Конечно, можно перебросить дивизии Даву на правый берег, но пионеры доложили, что мосты снова поломаны. На этот раз из-за подъёма воды. И перебросить артиллерию в обозримом будущем, то есть в ближайшие два-три дня, не представлялось возможным.
Собственно уже в шесть часов утра, когда захлебнулась атака по центру, императору стало ясно, что на этот раз он проиграл. Весь этот трудный день не сама битва, как военная операция, занимала Наполеона, а её политическое воздействие на Европу: на Пруссию, на Россию, на Испанию. И чтобы представить миру это поражение как победу или хотя бы как почетную ничью, он бросал и бросал в уже бессмысленную в военном плане бойню всё новые и новые французские батальоны.
Император с утра находился под пулями на передовой у деревни Эсслинг. Около часа французы были выбиты из деревни, а император перешел по только что восстановленному мосту на Лобау. Перешел спокойно, не торопясь, как на прогулке, а в это время генерал Савари с саблей наголо охранял императора от собственных солдат, требуя от них положить ружья на землю в радиусе двадцати метров от императора. Наполеон рассказал Савари, что с ним произошло в Испании, что только хладнокровие спасло его от убийства своими солдатами. Назначив Савари исполнять полицейские функции на главной квартире, император попросил его, чтобы в будущем подобные эксцессы никогда не повторились.
Повторились. В виду малости плацдарма не было никакой возможности отгородиться от верных солдат забором адъютантов и штабных офицеров. Император находился в самой гуще пушечной, солдатской массы. И Савари опасался, что какой-нибудь горячий гасконец или отчаянный парижанин при отступлении пырнет императора штыком.
Когда войска Ланна отвоевали деревню, император вновь пришел на передовую. Потом французы опять потеряли Эсслинг и опять отбили его. После последнего штурма император сел на баржу – мост снова был поврежден австрийской артиллерией – и переплыл на Лобау. В шесть часов он сел на коня и поскакал к понтонному мосту, который снова вышел из строя. Здесь Бертран огорошил его докладом о невозможности переброски артиллерии.
После посещения мостов Наполеон приехал к охотничьему домику. Он был так измотан, что Рустам бережно снял его с коня.
Наполеон созвал военный совет. В восемь часов вечера маршалы, включая Даву, прибыли в охотничий домик. Лишь не участвовавший в битве Даву высказался за её продолжение. Бертье, Массена и Бессьер стояли за прекращения сражения, и император принял их сторону. Он приказал перевести войска на западный берег, а корпусу Массены укрепиться на Лобау.
Император сидел на совете скорбный с потухшим взором. Глубокая вертикальная складка залегла на лбу. В это время умирал его друг, маршал Ланн герцог Монтебелло. После Дюрока самый близкий Наполеону человек.

В полдень второго дня битвы Ланн и его друг, генерал Пуже, нашли укромное местечко между деревьев на берегу пруда и присели отдохнуть от продолжающейся уже сутки битвы. И тут Пуже нашла шальная пуля, смертельно ранив его. Адъютанты несли умирающего генерала в лазарет. Ланн следовал за носилками. До лазарета он не дошел, ибо началась австрийская атака на Эсслинг, та самая, на которой настоял Карл и в которой был ранен фельдмаршал Давидович. Ланн вернулся на поле боя. И сразу пал на землю, подкошенный маленьким ядром. Оно разворотило левое колено и сильно повредило правое. Тяжелораненого маршала спешно доставили на перевязочный пункт, расположенный на опушке рощи возле Эллинга, где полчаса назад испустил последний вздох генерал Пуже. Пока шеф-хирург Лоррей чистил рану и перевязывал правую ногу, прибыли вызванные первый хирург Яван и первый хирург гвардии Пуле. На летучем консилиуме Лоррей высказался за немедленную ампутацию левой ноги. Яван противился, но Лоррей, как старший по званию, взял ответственность на себя. За несколько минут находящемуся без сознания маршалу отпилили левую ногу на четыре пальца выше колена.
В шесть часов вечера Ланна с кровоточащим обрубком ноги осторожно принесли на Лобау и уложили в тени большого дерева. Вскоре приехал Наполеон. Поддерживаемый Рустамом он подошел к Ланну, оттолкнул телохранителя, стал на колени и поцеловал друга в лоб. Так простоял он долго, не в силах подняться. Что думал воинственный император в минуты стояния на коленях перед умирающим другом, какие мысли бродили в его уставшей голове? Бертье и Дюрок подняли императора и силой увели его в охотничий домик.
А маршала снова уложили на носилки и через весь остров, через три моста принесли в деревню Гроз-Эберсдорф, где в доме подле пивоварни поместил его в маленькую комнату.
Сразу после совета Наполеон поехал проведать Ланна. Император склонился над постелью, обнял друга и заплакал. Выйдя, он приказал доставить раненому знаменитого венского доктора Франка.
На другой день, 23-го мая, Ланну стало лучше. Он строил планы, приноравливаясь к жизни одноногого, хотел заказать у известного венского механика Мёльца протез. 24-го воспалилась правая нога. Опасаясь гангрены, врачи оттяпали и её. Однако это не помогло. На ослабленный потерей крови организм гангрена всё–таки прицепилась. 25-го мая Ланн стоял на развилке дорог жизни и смерти. А на другой день Франк тихо сказал императору: маршал больше не жилец. 27-го у него поднялась температура, а когда она ушла, Жан очнулся и лежал спокойно, прощаясь с жизнью такой короткой, такой яркой и такой страшной.
30-го Жан причастился, а сутки спустя, между пятью и шестью часами утра душа его покинула измученное тело. Через четверть часа пришел Наполеон. Несмотря на страшную занятость в подготовке нового наступления, он несколько раз навещал больного. Император спросил о последних минутах жизни друга. Получив ответ, приказал тело забальзамировать и отправить в Париж. Уходя, император в задумчивости обронил: «Все мы, впрочем, закончим так».

В конце военного совета Массена сообщил: у него осталось всего 11 зарядов. «Прикажите все выстрелить, я не хочу ни одного заряда возвращать на остров», – ответил Наполеон. После совета, уже ночью, император перебрался на барже на правый берег. В деревне Кайзер-Эберсдорф нашел он Дарю и приказал тому как можно скорей привести на Лобау провиант и бренди. Потом он поспал несколько часов на сеновале, а утром, посетив дивизии корпуса Даву и мостовые работы, сел сочинять политический бюллетень о двухдневном сражении: «Враг находился в беспорядочном бегстве, когда узнал, что наши мосты поломаны... К вечеру враг взял позиции, которые он занимал до нашей атаки, и мы остались победителями...». Потери французских войск император измыслил: 1000 убитых и 3000 раненых.
Во время отхода одна пехотная дивизия стояла развернутая в боевые порядки у Асперна, другая – у Эллинга. Эвакуация продолжалась всю ночь с 22-го на 23-е и весь день 23-го мая. Охранные дивизии сдерживали слабые австрийские атаки и поздней ночью 23-го последний батальон покинул плацдарм, взорвав за собой мост.

8

Австрийский двор праздновал победу. Первую большую победу со славного похода Суворова десять лет назад. Канцлер Стадион настаивал на форсировании Дуная и уничтожения врагов, или хотя бы изгнания захватчиков со священной австрийской земли. Ему вторила императрица Мария. Будучи бесконечно далекой от войны, она брала на себя смелость советовать фельдмаршалам, как воевать, а когда Карл по неосторожности насмехался над этими советами, искренне обижалась и злилась на него. Мария чем-то была схожа с прусской королевой Луизой. Но если королева ограничивалась поднятием морального духа в войсках, не вникая в смысл военных операций, то императрица с молодым задором хотела стратегически и тактически переиграть Наполеона.
Императрица и канцлер толкали Карла, по меньшей мере, захватить остров Лобау. Генералиссимусу стоило большого труда отбить атаки патриотического фронта. Он понимал, что таких благоприятных условий больше не будет, второй раз Наполеон не даст ему такой подарок. Если австрийская армия не смогла уничтожить неприятеля в таких выгодных условиях, что будет, когда французы лучше подготовится, а его войска будут лишены преимущества внезапного нападения. Словом, генералиссимус смотрел в ближайшее будущее скептически.
Первое: Карл приказал укрепить фронт Эсслинг – Гроз-Энцерсдорф – Асперн. Второе: назначил командиров частей взамен убитых и раненых. Третье: восстанавливал численность армии за счет войск эрцгерцога Иоганна. Четвертое: с целью недопущения получения Наполеоном подкреплений, отдельные части своей армии он послал в Саксонию. Пятое: в разные районы Южной Германии были посланы небольшие отряды для организаций восстаний по примеру Тироля. И, прежде всего, Карл занимался подготовкой к новому, он был уверен – скорому, сражению.
В политическом плане генералиссимус склонялся к началу мирных переговоров с Наполеоном, о чем написал императору Францу. Но Стадион и императрица убеждали императора продолжать вооруженную борьбу.
Вторым человеком, понимавшим всю сложность положения, временность и ненадежность победы австрийского оружия, был сам император Франц. Именно после этой победы, когда двор радовался, а Карл с мрачной решимостью готовил армию к трудным испытаниям, первый раз императора посетили мысли сложить с себя корону. Империя уже давно уменьшалась, как шагреневая кожа. Четыре войны за 12 лет, три поражения, и сейчас Австрия стоит на пороге доселе невиданного разгрома. Из Италии, из Ганновера, из Саксонии к Наполеону движутся корпуса. Не пройдет и месяц, у него снова будет 200 тысяч, а где взять новые тысячи Австрии. Ни Россия, ни Пруссия не решились выступить – Австрия одна. Народные восстания в тылу врага – этот обоюдоострый меч, на который так надеялись перед войной – не набрали и, по всей видимости, не наберут испанского размаха. Императрица и Стадион не так уж не правы, настаивая на наступлении пока к французам не подошло подкрепление, но генералиссимус решительно отказался следовать их советам, будучи убежденным, что наступление означает неминуемое большое поражение.
Франц осторожно прощупал готовность Наполеона к мирным переговорам. Французский император не проявил интереса, и его можно понять – ничто и никто не может помешать ему разгромить австрийскую армию.
Преодолев слабость, оставив попытки всё закончить миром, утихомирив канцлера и жену, император Франц дал понять армии и нации, что он полностью полагается на брата. Монархия Габсбургов готовилась дать Наполеону решительный и, быть может, последний бой.

9

Рассматривая стратегически театр военных действий австрийской кампании 1809 года, отчетливо видно, что армия Карла и армия Гиллера составляли голову австрийского орла, а крылья образовывали войска эрцгерцогов Иоганна и Фердинанда. Левым крылом (Иоганн) империя намеривалась ударить по Италии и Тиролю, а правым крылом орел стремился накрыть Польшу.
Собственно, вступление Седьмого армейского корпуса в Польшу было предпринято в надежде увлечь в войну Пруссию и, возможно, Россию. Потому задачи перед Фердинандом стояли больше политические, чем военные. Император Франц предписал Фердинанду: «Взять Варшаву и Польшу сделать безвредной. Пруссаки могут соучаствовать или нет. Будут они участвовать, ваша задача послать к ним войска...».
Князь Шварценберг как приехал в Петербург 11-го февраля, так и остался там, дабы показать миру, что Россия и Австрия наконец помирились. Князя часто принимал Александр. Уже в апреле царь доверительно сказал Шварценбергу, что если России придется объявить Австрии войну, то Россия будет воевать так, чтобы не мешать австрийской армии.
19-го апреля корпус Фердинанда (31500 человек, из них 7350 кавалеристов, при 96 пушках) близь Варшавы столкнулся с польской армией силою 14500 человек, которую Великий герцог Варшавский Фридрих Август подчинил князю Понятовскому. Поляки отступили, а тремя днями позже австрийцы заняли Варшаву.

В день, когда войска Фердинанда маршировали по улицам Варшавы, в Петербурге между французским послом, графом Коленкуром, и императором Александром состоялась длительная глубокомысленная беседа.
Коленкур стоял возле письменного стола. Царь ходил, неслышно ступая начищенными до блеска сапогами по мягкому ковру. Иногда он останавливался, смотрел на посла доверчивым близоруким взглядом и снова принимался ходить.
– С сожалением смотрю я, как эта война раздувается, – тихо говорил царь. – Вы знаете, что я думаю о её последствиях: если Австрия будет уничтожена, между нами не будет существовать барьеров, не будет третьей сильной и независимой власти в Европе. Где мы будем тогда находиться?
– Ваше Величество, – посол приложил руку к сердцу, – я клянусь Вам честью, всем сердцем заверяю Вас: Франция преданный и верный союзник России.
– Война между просвещенными нациями означает отступление цивилизации. Я рассматриваю эту войну для мира вообще и для нас с вами, как тяжелое несчастье.
– Государь, – смиренно молвил Коленкур, – позволю себе напомнить, что не Франция её начала. Агрессия Австрии должна быть наказана.
– Мое видение произрастает, в этом я вам клянусь, не из-за сочувствия к Австрии, ибо я не простил 1805 год, ещё меньше прощаю настоящее поведение и её отношения с Англией. Она заслужила строгое наказание.
Коленкур украдкой вздохнул.
– Ваше Величество, я имею предписание императора Наполеона просить Вас исполнить союзнический долг.
Александр остановился у стола, взял бабкину золотую табакерку, долго разглядывал её узоры, словно хотел, чтобы мудрость императрицы Екатерины передалась ему через эту прелестную вещичку, поставил табакерку на стол и пошел к двери.
– Несмотря на мое неприятие, – говорил царь, не оборачиваясь, – император может рассчитывать на мою поддержку всеми средствами. Я сделаю всё, что смогу. Только пусть он, давая урок, умерит свои претензии, не разрушит то, что в его, как и в моих интересах, сохранить.
Коленкур всеми силами старался скрыть свою радость.
– Эта страница истории, Ваше Величество, станет украшением отношений между нашими странами.
Царь выглядел хмурым, будто у него силой вырвали неприятное признание.
– Невзирая на неправомерность Австрии, эта страница его биографии, определенно, будет не самая красивая.
Коленкур был ошарашен последним замечанием. Не зря, ох не зря называют царя Двуликий Янус. Надо бы поставить на место царя варваров.
– Нация благодарна императору Наполеону за то, что сделал и делает он для неё. Во Франции царит спокойствие и благополучие...
Коленкур хотел ещё добавить кодекс Наполеона, основа спокойствия и благополучия, но царь остановил его жестом.
– Стоя во главе моей нации, я всем сердцем поддерживаю его в подобных предприятиях. Они станут украшением нашего столетия. Они большая ценность, чем завоевания.
5-го мая Россия объявила Австрии войну, но Шварценберг не уехал из Петербурга, как это обычно принято среди послов. Более того, не было в русской столице персоны популярней и желанней на приёмах, чем посол страны, с коей Россия находилась в состоянии войны. Столица полюбила австрийца, но эта любовь украдкой вызвала мрачную ревность французского посла. Скандальный Коленкур требовал у правительства выдворения посла вражеской страны (не такой уж и вражеской – замечали про себя чиновники), просил Шварценберга проявить благородство и уехать из столицы вражеской страны (не такой уж и вражеской – замечал про себя князь).
На Коленкура давил Наполеон. Он страшно злился на Александра за формальное исполнение союзнических обязательств, и был убежден, что ненаступление князя Голицына вызвано не трудностями подготовительного периода, о которых ему сообщало русское командование, а другими, политическими причинами. 2-го июня, получив взбучку от императора, министр иностранных дел Шампаньи писал Коленкуру в Париж: «Господин посол! Император не желает, чтобы я от вас утаил, что последние обстоятельства лишили его доверия к союзу с Россией, и что они для него есть доказательства злой воли русского кабинета. Ещё никогда не было такого, чтобы оставался посол страны, с которой ведется война... Прошло уже шесть недель, а русские войска не сделали и шага. В то время как австрийская армия занимает Великое герцогство, как свою провинцию...».
Письмо несколько запоздало. 28-го мая Александр дал прощальную аудиенцию князю Шварценбергу, и в тот же день австрийский посол уехал.

Война в Польше, между тем, матерела. Поляки укрепились в левобережной Варшаве и успешно отражали все попытки форсировать Вислу. Так прошло две недели. Чтобы облегчить прусскому королю принятия решения о войне и компенсировать свои неудачи на Висле, Фердинанд послал отряд генерала Мора в Торунь. Уже отослав Мора, Фердинанд получил известие о вступлении России в войну, и хотя в предписаниях генералиссимуса военный действия с русской армией значились как маловероятные, Фердинанд изменил цель отряда Мора на Познань, дабы воспрепятствовать образованию там польских частей.
К середине мая поляки оправились от неудач и начали наступление, отбирая то, что потеряли в апреле и в начале мая. 14-го мая Понятовский занял Люблин. 18-го мая генералы Сокольницкий и Разницкий взяли Сандомир. 20-го мая они же отобрали Замосць. 25-го пал Пшемысль. 28-го мая генералы Разнинский и Катинский вошли в Лемберг (Львов). И, наконец, с 1-го на 2-е июня генералы Зайончек и Домбровский вышибли австрийские войска фельдмаршала Мондета из Варшавы.
Общее отступление заставило Фердинанда приказать генералу Мору отходить из Познани на юг. В начале июня войска под непосредственным командованием эрцгерцога стояли в Опатове, дивизия фельдмаршала Швурота находились на Висле у Сандомира (30 километров юго-восточней Опатова), дивизия фельдмаршала Мондета, отступив от Варшавы, остановилась в Рова-Мазовецки (60 километров на юго-запад от Варшавы) и фельдмаршал Эггерман со своим отрядом находился в Кракове. Соответственно располагались и поляки: Понятовский с главными силами находился у Сандомира на восточном берегу Вислы, дивизия генерала Домбровского стояла в Ловиче (40 километров северней Рова-Мазовецки) и дивизия генерала Зайончека занимала Варшаву.

Командующим предназначенных против Австрии войск царь назначил больного генерала от инфантерии князя Сергея Голицына, чья склонность к Австрии была общеизвестна. 10-го мая князь приехал в Белосток, место расположения главной квартиры армии. Сначала командующий вообще не хотел что-либо предпринимать. Но польская армия оказалась сильней, чем предполагали в Петербурге. Она не только не была уничтожена, но даже перешла в наступление. Дабы предотвратить проникновение польских отрядов на территорию Российской империи, где они могли вызвать волнения польского населения, царь приказал Голицыну выступать.
В первой декаде июня 10, 18 и 19 дивизии у Дрогичина, в Брест-Литовске и в Оржаве форсировали Буг. В Польшу вошли 32 тысячи русских солдат при 102 пушках. Центр армии (18 дивизия под командой Голицына) маршировала через Кок в Люблин. На правом фланге 10 дивизия генерала Левиса шла через Гарволин на Пулавы. И 19 дивизия генерала Суворова на левом фланге двигалась через Красныстав на Сандомир.
Одновременно с русским наступлением активизировались австрийцы, словно русские шли на помощь не полякам, а им. 15-го и 16-го Швурот штурмом взял крепость Сандомир, а 21-го июня Эггерманн отвоевал обратно Лемберг (Львов).
15-го июня Голицын встретился с «союзником» Понятовским. Последний торопил первого начать совместные боевые действия. Он уверял, что вдвоем они быстро разобьют австрийцев и русские войска покроют неувядающей славой свои знамена. Однако не хотел Голицын такой славы, в тягость она ему была. Удивленный Понятовский узнал, что русский командующий имеет указания Петербурга маневрировать, не переходя на западный берег Вислы. Более того, как истинный джентльмен, Голицын сообщил об этом эрцгерцогу Фердинанду. Пораженный в который раз коварством русских, Понятовский решил наступать без их помощи. Он перешел Вислу и наступал на Краков. Неделю спустя и русские войска осторожно и неторопливо двинулись за поляками. 18-го июня кавалерия 19 дивизии заняла Лемберг, намедни оставленный, по договоренности, австрийцами.
Поражение австрийцев под Ваграмом оказало решающее влияние в Польше. Эрцгерцог Фердинанд получил директиву генералиссимуса: отступать в Ольмюц на соединение с главными силами. Вследствие общего отступления, фельдмаршал Мондет должен был оставить Краков. Однако прежде чем поляки с боями подошли к стенам города, эрцгерцог Карл договорился с Голицыным, что Краков будет передан русской армии. 15-го июля, показав завидную способность к быстрым маршам, 18 дивизия вошла в город, а поляки остались с носом. Два дня спустя пришло известие о перемирии в Цнайме.

10

На левом фланге австрийской войны, в Северной Италии, события развивались ещё динамичней. Армия эрцгерцога Иоганна носила название «Войско внутренней Австрии». Она состояла, напомню, из Восьмого армейского корпуса фельдмаршала Шателера и Девятого армейского корпуса фельдмаршала графа Гиулая. Общая численность армии – 75000 человек, на вооружении у неё находилось 146 пушек. Операционный план был простой и ясный, его выполнение зависело от скорости движения.
9-го апреля войска Иоганна выступили из Филлаха. А противостоящая австрийцам армия вице-короля Евгения в это время сосредотачивалась между крепостью Мантуя и австрийской границей. Евгений располагал 57-ю тысячами человек, кроме того 16000 солдат в это время находились на марше из Средней Италии. Армия состояла из пяти пехотных и двух кавалерийских французских дивизий и итальянской гвардии. 10-го апреля австрийский посол вручил Евгению ноту объявления войны Австрийской империи Итальянскому королевству.
Австрийцы маршировали так быстро, что Евгений смог собрать свои войска не за рекой Тальяменто, где он первоначально планировал, а за следующей рекой – Ливенца.
15-го апреля, пройдя за шесть дней 150 километров, что неплохо даже для французской армии, а для австрийской просто хорошо, кавалерия Иоганна настигла арьергардную кавалерийскую дивизию генерала Суа и разбила её, взяв в плен 2500 человек. Австрийская армия, не останавливаясь, форсировала узкую Ливенцу и на другой день у городка Сачиле произошла битва между 40-а тысячами австрийцев и примерно таким же количеством французов и итальянцев. Два дня армии бились и в ночь с 17-го на 18-е войска Евгения отступили, потеряв в этой битве 10000 человек; 6000 из них пленными. Австрийские потеряли втрое меньше.
Наполеон был крайне недоволен поражением пасынка. В письме от 30-го апреля он строго отчитал его: «Война серьезная игра, в которой ставки твой авторитет и твоя страна. Было бы благоразумно чувствовать и знать: создан ли ты для этого дела? Я знаю, что вы в Италии постарались призреть Массену. Если я его пошлю к вам, такого инцидента не должно повториться. Массена обладает военным даром, перед которым следует преклониться. Его ошибки должны быть забыты, ибо всякий человек не застрахован от них. Я сам сделал ошибку, назначив вас командующим войсками. Коль я пошлю к вам Массену, вы будете в его подчинении командовать только кавалерией...».
Отступающих французов австрийцы преследовали без должного энтузиазма, что позволило Евгению собрать потрепанную армию в кулак у Вероны (120 километров юго-западней Сачиле). С подошедшими из Тосканы, Анконы и Генуи войсками армия Евгения насчитывала 56000 солдат (46000 пехоты и 10000 кавалерии).
19-го апреля австрийцы продолжили наступление. В его ходе они несколько раз побеждали в небольших боях и стычках. Положение воюющих сторон изменили вести с Дуная. 29-го апреля и Евгений и Иоганн узнали об исходе битвы под Регенсбургом. И первый решил перейти в наступление, а второй решил отступать. Вечером 29-го апреля французы атаковали австрийский лагерь при Алпоне, были отбиты, а через день начался отход австрийской армии. 2-го мая и французская армия снялась с бивуаков. Она следовала за австрийцами, не приближаясь, впрочем, слишком близко. Только 8-го мая вице-король нагнал австрийцев и атаковал их при форсировании реки Пьяве. Потерей четырех тысяч человек (больше половины попали в плен) эрцгерцог переправил армию на восточный берег реки.
На другой день после битвы, 9-го мая, Евгений получил приказ отчима: маршировать на соединение с главными силами. Вице-король выполнил приказ частично – отослал к Наполеону генерала Макдональда с двумя пехотными и одной кавалерийской дивизиями. Макдональд должен был, следуя через Горицию, включить в состав своего отряда находящиеся в Далмации войска маршала Мармона.
Иоганн тоже получил приказ генералиссимуса, и примерно в то же время: следовать в Вену, ибо там решается судьба кампании. При наступлении эрцгерцог отослал два крупных отряда: один под командой фельдмаршала Шателера в Тироль для поддержки крестьянского восстания против баварской тирании, и второй силой 7000 человек под командой генерала Штаковича в Далмацию против войск маршала Мармона.
Войска Иоганна продолжали отступать общим направлением на северо-восток. Армия Евгения, как и прежде, осторожно следовала за австрийцами. 17-го мая благородный Евгений сообщил Иоганну о сдаче Вены. На другой день в штаб эрцгерцога прибыл гонец с официальным известием главной квартиры и приказом генералиссимуса: собрать войска, которые эрцгерцог успел разбросать по округе, преследуя тактические цели, маршировать на Зальцбург, а оттуда на Линц. Таким образом, Карл, прекращая операции на левом фланге, жертвовал Италией ради усиления центра и предотвращения проникновения французских корпусов с севера.
Евгений не преследовал австрийцев, остановившись на своей границе, и это дало возможность Иоганну свободно маневрировать, но он нарвался на спешащий к Наполеону корпус Макдональда. На преследование Иоганна Макдональд отрядил пехотную дивизию и два кавалерийских полка, ровно половину своих сил. Иоганн всего с семью тысячами, то что осталось у него после всех отдач, легко оторвался от преследования, но об операциях против французов не могло идти и речи. Когда войска Макдональда входили в Марибор, Иоганн находился далеко за Грацом. Там он соединился с дивизией Иллахиха, которая намедни потрепала корпус генерала Гренье.
Евгений же отослал одну кавалерийскую дивизию в Тироль. Силами корпусов Гренье и Гиллера, дивизией драгун и полком конных егерей он направился в Вену, где его ожидал Наполеон.
Дальнейшее отступление Иоганна проходило без приключений. Первого июня он располагал 20-ю тысячами. Вскоре к нему присоединилась бригада из Далмации и несколько венгерских полков. Количество его войск возросло до 27 тысяч. Иоганн, выполняя указания брата, вел свои войска на Линц и всё бы хорошо, но вдруг выяснилось, что вице-король не остался в границах своего королевства, а следует со своими корпусами в Вену. Карл не мог решить, как небольшой армией Иоганна прикрыть и северное и южное направление. В конце концов, он определил, что южное направление представляет большую опасность, и дал указание Иоганну вернуться и попробовать остановить Евгения на реке Раба. Однако указания эти явно запоздали, ибо, когда Иоганн начал выполнять директивы генералиссимуса, Евгений давно уже прошел Рабу.

Узнав о маневрах Иоганна на своем правом фланге, Наполеон решил его уничтожить. Император посчитал, что коль австрийцы вообще собираются использовать армию Иоганна в предстоящей битве, то она будет маршировать либо через Пресбург (Братислава) либо через Рааб (Дьёр). Корпус маршала Даву усиленный кавалерийской дивизией стал в засаде в Пресбурге, а Евгений получил директиву императора следовать в Рааб.
15-го июня Иоганн и Евгений ещё раз сразились возле Рааба. Бой закончился победой французов, и Иоганн, оставив в городе гарнизон, отступил к городку Комаром. После этого боя Иоганн получил приказ главной квартиры – следовать на Пресбург.

11

Пример Испании оказал на Европу огромное влияние. Испания доказала, что для партизанской войны прославленные наполеоновские корпуса подготовлены очень слабо. К тому же, и это немаловажно, герилья много дешевле полевого похода регулярной армии, поскольку отпадали затраты по экипировке и продовольственному снабжению солдат. Всего-то и нужно – снабдить повстанцев оружием и боеприпасами, да и те они часто отбивали у неприятеля. Словом, народные восстания являлись, образно выражаясь, ахиллесовой пятой французского императора. И это просчитали в Вене.
При планировании войны венский кабинет обратил самое пристальное внимание на Тироль, который с 1806 года находился под гнетом баварского короля. Самыми горячими сторонниками освобождения Тироля стали эрцгерцог Иоганн и секретарь двора барон фон Хормайр. Они убедили императора Франца и канцлера Стадиона, что восстание в Тироле может сковать значительные военные силы неприятеля, а это облегчит армии выполнение её задачи.
Сказано – сделано. Посланные в горную страну тайные агенты по возвращению доложили, что крестьяне и ремесленники всей душой поддерживают монархию Габсбургов, баварцев ненавидят, восстание вполне возможно.

В январе 1809 года в Вену были приглашены вожди уже начинавшегося подниматься народа: торговец кофе Нессинг из Боцена (ныне Больцано, Италия), Питер Губер, ремесленник из Брунека и торговец песком из Пассирталя Андреас Гофер – Андрэ, как он сам себя называл. Последний из них – самый известный. Его небольшая фабрика «На песке» не приносила должного дохода, он стал торговать вином и бренди, разъезжая по округе и скупая у крестьян их продукцию. Общительный и веселый по природе, он скоро стал весьма известным в долинах южного Тироля. Раз увидав, его невозможно не запомнить: коренастый как дуб с огненно-рыжей лопатной бородой, придававшей ему вид разбойника с большой дороги. Но пообщавшись минуту, второю, все находили его добрейшим существом. Крестьяне его считали своим, а строгая религиозность, умение читать и немного писать, что среди простого люда встречалось не так часто, делали его безусловным лидером.
Трое тирольцев, попав из своего захолустья в шумную столицу, не уставали поражаться роскошью дворцов, шириной улиц и обилием дорогих экипажей. В Вене их приняли ласково, император дал аудиенцию, во время которой всячески подчеркивал своё уважение к ним, так что в конце её тирольцы согласились бы идти в огонь и в воду за своего обожаемого императора. А генералиссимус Карл – тоже не последний человек империи – обсуждал с ними конкретные вопросы снабжения оружием и координации действий регулярных войск и отрядов повстанцев.
Вернувшись домой, трое наших героев развили необычайно бурную деятельность по рекламе справедливости монархии Габсбургов, по шельмованию баварской администрации и привлечению на свою сторону будущих бойцов народного фронта.
Вскоре Гофер нашел себе помощников: ремесленника Штрауба из Галла, Шпекбахера, ставшего стратегом крестьянского восстания, и Мартина Таймера, бывшего студента, а потом самого успешного ткача Австрии. И двух месяцев не прошло со дня возвращения посланников из Вены, а Тироль был готов к бунту. Ждали только прихода освободительной армии.
Как я уже писал, 9-го апреля армия Иоганна из Филлаха выступила маршем в Италию, а десятитысячный корпус фельдмаршала Иоганна Габриеля фон Шателера из состава этой армии сосредоточился на границе с Тиролем. В день выступления эрцгерцога Иоганна корпус Шателера пересек границу возле Лиенца и втянулся в долину Пуссирталь.
На момент начала австрийских военных операций в Тироле находились две колоны французской армии. Одна, под командованием генерала графа Биссона, двигалась маршем по северному Тиролю в Вену; вторая, под началом генерала Лимауна, маршировала транзитом из Аугсбурга в Италию. Сам же Тироль стоял под защитой баварских солдат числом 4300, коими командовал генерал барон фон Кинкель.
В день прихода освободителей крестьяне повытаскивали из укромных мест оружие, доставленное из Австрии и розданное в феврале – марте. А комендант Андрэ Гофер написал приказ: «Австрийцы действительно перешли границу – это точно. Народ призывается явиться до трех часов утра, дальше имеется арестовать баварских солдат в Штерцинге и соединиться с австрийцами, которые идут по Пассирталю». Уже в полдень две роты баварцев в Штерцинге сдались на милость взбунтовавшихся крестьян. На западе Тироля в местечке Финшгау Таймер, и в Галле возле Инсбрука Шпекбахер тоже призвали народ к оружию. Несколько дней спустя столицу Тироля обложила шеститысячная вооруженная толпа.

Барон Кинкель с негодованием отверг наглые требования черни сложить оружие. Могут ли оборванцы угрожать трем тысячам дисциплинированных отборных солдат, находящимся за высокими забором Инсбрука! Могут. Местные ремесленники знали все тайные лазейки, имеющиеся, как правило, во всяком высоком заборе. Баварцы глазом не успели моргнуть, как город оказался заполнен пастухами и виноделами, на удивление ловко обращающимися с ружьями и вилами. 12-го апреля после полудня весь гарнизон Инсбрука под давлением обстоятельств сдался.
А 13-го утром генерал Биссон, спеша на призыв Кинкеля о помощи, пришел к столице, но нашел её в руках бунтарей. Генерал так торопился наказать бунтовщиков и спасти город от черни, что гнал свой отряд всю ночь и солдаты были полностью изнурены. Это сразу пронюхали хитрые крестьяне, и, не дав солдатам отдохнуть и набраться сил, со всех сторон окружили отряд. Со слезами на глазах от злости и отчаянья генерал положил шпагу. Вторая колона числом 2300 человек 12-го апреля пришла в Бриксен (70 километров на северо-восток от Инсбрука). Когда Лимаун узнал о событиях в Инсбруке, он без больших потерь от крестьянских засад отошел обратно в Баварию.
За четыре дня крестьяне взяли в плен дух генералов, 130 офицеров, 3860 баварских солдат и 2050 солдат французских; взяли столицу и освободили от врага добрую треть страны, сами удивленные с какой легкостью победили они регулярные войска. Победившие с пленниками обращались достаточно гуманно. Даже в самые черные дни восстания в Тироле никогда не доходило до испанских ужасов. Всех пленных тирольцы отправили под охраной в Австрию.
Фельдмаршал Шателер со всей поспешностью маршировал в Бриксен, ибо узнал, что там находятся французы. Когда 14-го утром он туда прибыл, французов уже и след простыл, но там находился отряд крестьян под началом Таймера. Оставив несколько батальонов в Бриксене, подчинив их Таймеру, которого фельдмаршал своею властью произвел в чин майора австрийской армии, Шателер пошел в Инсбрук, где 15-го апреля народные массы его и его солдат приветствовали, как освободителей. Шателер в тот же день принял на себя гражданское управление освобожденных территорий. Он и народные вожди спешно готовились к новым боям. Таймеру фельдмаршал поручил организовать штурмовые батальоны. Во все концы Тироля рассылались небольшие отряды, долженствующие стать основой новых батальонов и полков.

Французы ни в коем случае не собирались отпускать Тироль на волю, в силу их первых военных неудач. К Лимауну в Триест подошли свежие войска. Командование перенял генерал граф Гиллер. 19-го апреля 8500 французских пехотинцев и 1400 кавалеристов выступили на усмирение Тироля. А Шателер, собрав все войска, выступил им навстречу. Неделю соперники маневрировали и 26-го апреля встретились в жаркой битве, и в этот раз австрийцы были сильнее. Австрийцы преследовали бегущих французов до баварской границы, а потом, 3-го мая, вернулись в Инсбрук. Шателер преследовал бы и дальше, но неудачи Карла под Регенсбургом остановили его от проникновения на сопредельные территории.
Император Наполеон был очень недоволен событиями в Тироле. Он приказал маршалу Лефевру силами подчиненного ему корпуса усмирить Тироль. 10-го мая Лефевр со второй и третьей баварскими дивизиями генерал Вреде и Деруа выступил из Зальцбурга. 11-го баварцы отбили у австрийцев перевал Штрауб; на другой день заняли крепость Куфштайн. 13-го мая у Вёргля и Зёлля баварцы схлестнулись с регулярными австрийскими войсками.
На сей раз австрийцы оказались слабее. Они потеряли половину отряда убитыми, ранеными и пленными. Шателер сам едва избежал пленения. 19-го мая баварские войска заняли Инсбрук. Австрийцы в Тироле разбиты, столица взята, крестьяне не проявляют активность. Казалось, Тироль снова прочно вошел в сферу французского влияния. И потому генерал Вреде со своей дивизией оставил Инсбрук и двинулся в Вену, куда его призвал император. В Тироле осталась только дивизия Деруа.
Баварская решительная атака для народных вождей стала полной неожиданностью, но вскоре они оправились от испуга, а когда узнали, что половина баварцев ушли, решили повторить освобождение. Однако на этот раз Шателер не был склонен помогать народным толпам. По трем причинам. Первая: за месяц в регулярную армию вступили не тысячи и тысячи тирольцев, о каких мечтал фельдмаршал, а несколько сотен. Вторая: крестьяне были слабо вооружены. В недавние дни относительного спокойствия фельдмаршал приказал сдать оружие, во избежание различного рода эксцессов и дабы вооружить батальоны и полки, которые как грибы должны были произрасти по всему Тиролю. Часть оружия крестьяне сдали, его спрятали в Инсбруке и Куфштайне и оно благополучно попало в руки французов. И третья: в это время эрцгерцог Иоганн начал отступление из Италии, и фельдмаршал хотел под его крыло, подальше от неблагодарной черни.
Фельдмаршал всё же оставил двухтысячный отряд под началом генерала Буоля, а три тысячи повел той же дорогой, какой пришел в Тироль, и вскоре соединился он с войсками фельдмаршала Гиулая.

В первом освобождении Тироля Гофер играл незначительную роль. Героями дня стали Таймер и Шпекбахер. С уходом австрийцев Гофер с большой неохотой принял руководство на себя (по представлению Шателера император Франц пожаловал Гофера и Таймера дворянским титулом). 23-го мая в Штерцинге вожди собрались на военный совет. Весь день они судили и рядили, как быстрее выбросить баварцев из страны, и ничего лучшего придумать не смогли, как еще раз взять столицу. Штурм наметили на послезавтра, на 25-е мая.
В назначенный день у стен Инсбрука собрались 5000 вооруженных крестьян и 1100 солдат Буоля. Нападающие имели при себе пять пушек. Первый штурм Деруа отбил. Но к столице из окрестных деревень и городков каждый час, поодиночке и небольшими группами, пребывали и пребывали вооруженные ополченцы. Шпекбахер привел тысячный отряд, несколько сотен бойцов вроде бы регулярной армии Тироля вел Таймер. 29-го, когда у города собралось 12000 крестьян и 1300 солдат, Гофер отважился на второй штурм.
Накануне битвы капуцин Гаспингер переходил от одной группы крестьян к другой, внушая им мужество и обещая им участие Бога на стороне тирольцев. С одним посохом пошел он впереди наступающих, и действительно Бог хранил его в тот день. Ни одна вражеская пуля не коснулась его.
Штурм, по австрийским источникам, стоил баварцам 1000 человек погибшими и ранеными. Тирольцы потеряли, по тем же источникам, 243 человека. Хотя и эта атака была отбита, но в ночь с 29-го на 30-е мая Деруа приказал отступление.
Ранним туманным утром баварцы осторожно, стараясь не шуметь, вышли из города и так же осторожно удалились на север по долине реки Инн. Домой, в Мюнхен. Примерно через час из города в крестьянский лагерь пришли горожане и сообщили, что баварцы убрались восвояси.
Таймер и австрийские офицеры хотели броситься в погоню, но Гофер хорошо понимал, ненужность и даже вредность этой акции. Ведь цель не уничтожить баварцев, а выгнать их. Это понимали крестьяне и полностью поддерживали своего вожака. Преследуют врага, идут в походы на другие страны пусть солдаты, а простым горожанам и селянам важно, чтобы в их округе не было вооруженных чужаков.
Оплакав павших, и со вкусом отпраздновав победу, Гофер распустил свое войско по домам. Остался Таймер и три тысячи его боевиков, которых он успел рекрутировать во время недолгой австрийской власти. Бывший студент обладал, несомненно, более широким кругозором, чем Гофер. И в политике он разбирался куда как лучше, но мудрости крепкой крестьянской в нём не было. Словом, Таймер повел свой отряд преследовать баварцев. Он дошел 6-го июня до Вальхайма на озере Аммер, перешел баварскую границу и углубился на территорию соседа. С каждым днем его воины шли всё неохотней вперед, а когда они узнали, что Деруа, за кем они собственно и гнались, идет им навстречу, повернули назад и пару дней спустя были в родных горах, где им не были страшны ни Наполеон, ни французы, ни баварцы, ни Таймер с его широким кругозором.
Одновременно с взятием Инсбрука поднялся западный Тироль и за несколько дней крестьяне изгнали оттуда французские, баварские, баденские и вюртембергские отряды.
И опять Наполеон был очень недоволен. Он гремел громом угроз, метал молнии писем на бедную голову маршала Лефевра. Однако как ни злился французский император, ничего поделать он не мог. Войска ему нужны для решающего сражения, и он временно предоставил Тироль своей судьбе. После победы у Ваграма и подписания цнаймского перемирия, Наполеон посчитал, что пришло время наказать непокорных, ибо с бунтовщиками он говорил только на языке пушек. Не зря его в молодости назвали генерал Вандемьер. Но о Тироле позже.

12

Прежде чем мы вернемся под Вену, где обе армии готовятся к кровавому поединку, бросим взгляд на Германию.
Не только в Тироле австрийское правительство планировало зажечь народные восстания, дабы привести в негодность неприятельские тылы, но и в Германии. Однако если в Тироле повстанческое движение приобрело размах даже больший, чем рассчитывали в Вене, то германские усилия потерпели полный провал. И не потому, что гессенцы или брауншвейгцы менее мужественные, чем тирольцы – нет. В Германии сбросить французское иго призывали их бывшие господа, которые были лучше французских угнетателей лишь тем, что были свои. А домашняя редька если и была слаще французского хрена, то не настолько, чтобы рисковать своей шкурой. И второе. В Тироль заранее и в достатке завезли оружие и боеприпасы. Кроме того Шателер привез с собой целый обоз ружей и зарядов. Наполеон говорил о 36 тысячах единиц огнестрельного оружия. Это только те, о которых ему признались австрийцы в Цнайме. На самом деле завезли в Тироль более 50 тысяч ружей и пистолетов, да несколько миллионов зарядов к ним. Австрийская казна, без достаточного кредитования со стороны Англии, просто не потянула снабжать ещё и Германию в таких масштабах. Австрийское военное министерство рассчитывало возбудить волнения присутствием небольших отрядов регулярных войск. Оружие же для восставших народных масс предполагалось добывать у противника. Вот эта доктрина катализатора и потерпела крах.
Немецкая история отмечает три эпизода сопротивления германской нации французской оккупации.
Первый. Попытка то ли дворцового переворота, то ли восстания в Касселе, предпринятая бароном Дёрнбергом и его товарищами. Попытка столь слабая, что король Жером несколькими ротами за 36 часов ликвидировал заговор. Сам Дёрнберг и пару его друзей при первых признаках неудачи бежали в Богемию под крыло эрцгерцога Карла.
Второй. Метание по Центральной и Северной Германии прусского майора-авантюриста Шилля, о котором Фридрих фон Марвиц сказал: «Он был очень смел и хитер, но невероятный дурак, через что и проистекало его мужество». Метания эти закончились в Штральзунде полным разгромом его полка, гибелью майора в последнем бою и последующей казнью офицеров и части солдат полка, приговоренных военным трибуналом как бунтовщиков.
Третий. Рейд по французским тылам корпуса герцога Брауншвейгского. На этом эпизоде остановимся подробней.
Герцог Фридрих Вильгельм фон Брауншвейгский, сын прусского командующего, погибшего в битве при Ауэрштедте, стремился вернуть родовые владения, воспользовавшись франко-австрийской войной. С 1807 года его герцогство вошло в королевство Вестфалия. Хотя по Тильзитскому соглашению герцогу из казны королевства выплачивалось 100000 голландских гульденов ежегодной ренты, как компенсация за отобранные земли, но что такое деньги в сравнении с родными городами, лесами и полями, словом – Родины. Герцог рассчитывал с небольшим отрядом наемников – в основном из своих и в кредит – проникнуть в свое герцогство, поднять там народ и выбросить захватчиков вон. В это время Австрия, Испания и Пруссия (в ней герцог сомневался) должны добить корсиканца.
25-го февраля 1809 года герцог заключил союз с австрийским правительством. Он взял на себя обязательство в предстоящей войне с Францией выставить вспомогательный корпус числом 2000 человек. Фридрих назвал свой отряд красиво – Черный корпус, дескать, пусть дрожат коварные враги, пощады им не будет. В апреле и мае Черный корпус воевал в составе армии генералиссимуса Карла. Победа в Асперне и успех народного восстания в Тироле подвиг герцога просить Карла разрешить ему самостоятельную операцию в тылах противника. Генералиссимус одобрил план операции и определил для совместных действий отряд генерала Ам Энде численностью 7500 человек и отряд генерала Радивоевича силою 6200 солдат. Оба отряда стояли в северной Богемии, защищая Австрийскую империю от возможной агрессии Саксонии.
10-го июня операция началась. Войска генерала Ам Энде, Черный корпус и корпус Гессена (по количественному составу и Черный корпус и корпус Гессена тянули разве что на полки, но рассчитывали расшириться до полноценных корпусов путем пополнения их рядов местным населением; командный состав отрядов соответствовал корпусному) перешли границу Саксонии и на другой день заняли Дрезден. Гарнизон саксонской столицы под командой полковника Тильмана, не приняв боя, отошел в Лейпциг.
Король Саксонии Фридрих Август бежал во Франкфурт на Майне и оттуда попросил помощи у короля Вестфалии Жерома.
Заняв Дрезден, герцог Брауншвейгский призвал народ вступать добровольцами в его армию, чтобы освободить родину от французских оккупантов. Генерал Ам Энде тоже хотел пополнить свой отряд отважными саксонцами, и он, чтобы не плестись в хвосте, когда в Черный корпус потоком пойдут новобранцы, выпустил призывную листовку: «Саксонцы! Воспользуйтесь случаем показать, что вы настоящие немцы. Примкните к справедливому делу великого монарха, сражайтесь за свободу и независимость Германии, и вы будете покрыты славой...». За неделю стояния в Дрездене настоящих немцев набралось два человека. По одному на каждого призывающего.
Герцог был разочарован. Провалившийся набор он списал на всем известную трусость саксонцев. Вспомнил, как они предали пруссаков в битве под Йеной и успокоился. Дома, у себя в герцогстве, всё будет по-другому. Но домой надо еще добраться. Герцог настаивал на перенесения военных действий в Северную Германию, генерал же отвечал, что согласно предписаниям цели его много скромнее – он должен оперировать в Саксонии и Южной Германии. В конце концов, договорились на Лейпциге. В Лейпциге засел полковник Тильман. Все остальные саксонские войска находились в армии Наполеона.
19-го июня сборное войско выступило из Дрездена и три дня спустя заняло Лейпциг. Фон Тильман вновь не стал меряться оружием. Он отступил на юго-запад в Вайсенфельс. Герцог хотел преследовать и уничтожить неприятеля, что вызвало у генерала искреннее недоумение. Зачем? Ведь это не французы!
В июне австрийцы закончили формирование Одиннадцатого армейского корпуса. 18-го июня командиром корпуса был назван фельдмаршал Кинмайер. Главная квартира определила операционный район корпуса – северная Богемия и Саксония. Отряду генерала Радивоевича предписывалось действовать в согласии с Кинмайером. 25-го июня Кинмайер со своим корпусом прибыл в Дрезден. Радивоевич в это время стоял в Бамберге, который он занял еще 13-го числа июня.
Неверно полагать, что тридцатитысячной австрийской группировке (Кинмайер, Радивоевич, Ам Энде, Черный корпус и корпус Гессена) противостоял один саксонский полк фон Тильмана. Отнюдь. Войска у французов имелись и в количестве не меньшем чем у австрийцев. Ещё 18-го апреля король Жером по приказу старшего брата принял командование 10 армейским корпусом, полки и батальоны которого располагались между Северным морем и Майнцем, причем главные силы корпуса сосредоточились в Вестфалии – в центре его операционного района. Кроме того маршал Келлерман возле Франкфурта на Майне формировал корпус наблюдения Эльбы, командование которого позже принял генерал Жюно. Силами этих двух корпусов Жером должен уничтожить австрийские войска в Саксонии.
25-го июня король Вестфалии привел к Галле 18000 пехотинцев и 3000 кавалеристов. Отряд фон Тильмана влился в состав корпуса. Генералу Ам Энде и герцогу Брауншвейгскому ничего не оставалось другого, как отвести свои войска обратно в Дрезден. На другой день войска Жерома вошли в Лейпциг. Австрийцы оставили столицу Саксонии. Войска Кинмайера и оба вспомогательных корпуса двинулись на северо-запад, дабы соединиться с дивизией Радивоевича, а дивизия Ам Энде отходили вдоль Эльбы обратно в Богемию. Жером же 1-го июля беспрепятственно занял Дрезден, и дальше его войска не торопясь шли следом за Кинмайером. А как быстрей, коль огромный обоз со всем необходимым для приятного времяпровождения на стоянках и дипломатический корпус сопровождали короля Вестфалии в этом походе. Через 12 дней преследования черепашьим темпом Жером, посчитав, видимо, что он полностью исполнил просьбу саксонского короля, приказал возвращаться в Кассель, куда король и прибыл 19-го июля.
Наполеон был поражен методом ведения военных действий младшего брата. «Я прочитал Ваш приказ, – писал император королю 17-го июля, – который сделал Вас посмешищем во всей Германии, Австрии и Франции! Неужели в вашем окружении нет ни одного друга, который сказал бы вам правду? Вы король и брат императора: смехотворные качества на войне! Вы должны быть, прежде всего, солдатом, и снова солдатом, и ещё раз солдатом! Вам не нужны в лагере ни министры, ни дипломаты, ни роскошь. Вы должны находиться в авангарде, день и ночь сидеть в седле и первым узнавать все новости, или вообще не выезжать из дворца!
Вы ведете войну как какой-то сатрап! Мой Бог! неужели Вы этому научились от меня? От меня, который, находясь во главе войска в 200 тысяч человек, не разрешает своему министру иностранных дел следовать за ним, а оставляет его в Мюнхене или в Вене!
Что произошло? Просто я недоволен Вами. Кинмайер со своими 12000 человек смеется над Вами и вашими дурацкими претензиями: обманул Вас маневром и атаковал Жюно. Этого не произошло бы, находись Вы в авангарде. Вы бы точно знали операции Кинмайера и преследовали бы его. У Вас большие претензии, но мало духа и ещё меньше способностей, которые, в силу вашей лени, находятся в тени. Кроме того, Вы обладаете необычайной дремучестью и не имеете ни малейшего представления о положении дел. Не произойди за это время заключение перемирия, Кинмайер, после того, как он разбил в поле Жюно, выступил бы против Вас.
Оставьте эти глупости! Отошлите дипломатический корпус обратно в Кассель, ведите войну без свиты и багажа! Ведите войну как юный солдат, который стремится к славе и почету! Будьте достойного высокого положения, того внимания, с которым Франция и Европа взирает на Вас.
И рада Бога, обладайте духом взвешивать ваши слова в речах и публикациях».
Жюно, упомянутый в письме Наполеона, на самом деле не был побит австрийцами. Он принял командование корпусом 20-го июня. Его 7500 человек вскоре выступили против дивизии генерала Радивоевича. 8-го июля у Гефреса и Бернека произошли бои, которые закончились небольшим преимуществом французов. Однако в его операционный район торопился Кинмайер, и Жюно, дабы не быть битым, без боев отвел свои войска в Амберг.

Итак, французы, так хорошо и слаженно наступавшие целый месяц, отхлынули от Саксонии. В середине июля войска Кинмайера, Радивоевича и герцога Брауншвейгского стояли в Плауэне и Шлайце, на границе Саксонии и Вестфалии. А генерал Ам Энде опять занял Дрезден. 16-го июля фельдмаршал Кинмайер и герцог Брауншвейгский договорились, наконец, исполнить то, ради чего они прибыли в Саксонию – маршировать в Вестфалию и там поднять народное восстание против французских поработителей. Войска стояли готовыми, сабли наточены, порох подсушен, ждали только сигнала трубача. Но тут из главной квартиры примчался гонец, привезший весть о перемирии, о том, что минимум на месяц всякие бои следует прекратить. Естественно, Кинмайер отказался от запланированного предприятия.
Ночь герцог думал, а под утро решился сам поднимать народ на борьбу. Он решил идти в свое герцогство. Проблема состояла в том, как попасть домой, не будучи разбитым по дороге. Положение противников вроде бы обещало успех его начинанию. Жюно находился далеко на юге, и его в расчет можно не принимать. Жером сидел в Касселе, достаточно далеко от намеченной герцогом дороги в свои ленные владения. Саксонцы под командой Тильмана – уже генерала – маршировали в Дрезден. Французская дивизия генерала Рёбела по приказу Жерома ушла к голландской бухте противодействовать английскому десанту. Опасность представляли голландская дивизия генерала Грасьена и вестфальский гарнизон Магдебурга.
21-го июля герцог поменял Шлайц на Цвиккау. Через три дня Черный корпус вышел из города. И уже за городом, перед тем как пойти в рискованный полный неизвестности рейд, герцог собрал своих офицеров. Он рассказал им о перемирии – неясные слухи о нем бродили в войсках уже несколько дней – и сказал им, что если кто-то не чувствует в себе силы участвовать в таком рискованном предприятии, он может выйти из дела. Примерно тридцать (четверть) офицеров, в основном пожилых, воспользовались неосторожным позволением герцога, и получили приказ раздосадованного Фридриха Вильгельма сдать оружие и немедленно покинуть расположение корпуса.
Затем герцог вышел перед строем солдат и унтер-офицеров и повторил речь. «Мы остаемся со своим герцогом и пойдем туда, куда он хочет!», – раздавались выкрики из рядов. Но двести солдат покинули строй. После очищения от сомневающихся и робких у герцога под ружьем оставалось сто офицеров и 2000 солдат.
Сначала Черный корпус отправился в Лейпциг (26-го июля). Там солдаты произвели реквизиции всего необходимого для долгой дороги. Дальше герцог повел солдат на северо-запад. Поздним вечером 27-го миновали Галле. По дороге на Галле солдаты реквизировали у крестьян телеги и лошадей. Это сразу сказалось. 29-го июля, преодолев за один день сто километров, корпус пришел в Бланкенбург, обогнав преследующих его противников по крайней мере на два дневных перехода.
А преследователи имелись. За нарушителем конвенции гнались два отряда. На другой день начала рейда герцога войска Тильман из Дрездена двинулись в Лейпциг. За два дня его отряд прошел сто километров, днем 27-го вошел в Лейпциг, на дальнейшее преследование просто не хватило сил. А из Эрфурта шла дивизия Грасьена. Она тоже маршировала на Лейпциг. Вечером 27-го Грасьен получил депешу Тильмана, что он уже в Лейпциге, что неприятель ушел и что, предположительно, он движется на Магдебург. Эта депеша заставила Грасьена изменить курс с северо-восточного на северный. Грасьен повел дивизию на Айслебен, в надежде перехватить Черный корпус по дороге. И у него это, несомненно, получилось бы, следуй Черный корпус пешим ходом. 29-го июля, отдохнув в Лейпциге, и войска Тильмана бросились в погоню.
Тем временем командир магдебургского полка полковник Мейронне, ничего не зная о шевелениях Черного корпуса в глубоком тылу, 28-го июля выступил из Магдебурга. Полковник имел приказ короля Вестфалии маршировать на соединение с дивизией Рёбела, которая в этот день находилась уже за Бременом. Вследствие устаревших сведений, полковник маршировал не на северо-запад, а на юго-запад – в Кассель. В полдень 29-го июля полк вошел в Хальберштадт. Два часа спустя полковник узнал, что к городу на всех парах идет Черный корпус герцога Брауншвейгского.
Оправившись от удивления, полковник приказал солдатам готовиться к обороне. А Черный корпус, подойдя к городу, готовился к штурму. Вечером мужественные авантюристы пошли на приступ. Короткий бой закончился полной победой войск герцога. Из 2000 солдат магдебургского полка в плен попала 1500, триста вестфальцев пали при штурме и около двух сотен, включая командира полка, спаслись бегством. Герцог перед пленными выступил с патриотической речью, в которой призывал истинных немцев вступать в армию освобождения. И действительно, триста солдат поменяли лагерь.
На другой день после столь удачно закончившегося боя герцог привел корпус в свой родной Брауншвейг. Его и его корпус жители города встретили с воодушевлением, но на горячий призыв вливаться в строй освободителей отечества откликнулось только 200 человек. И это стало самым большим разочарованием герцога. Так корпус и остался численно полком. Возможно герцог и набрал бы тысячу – вторую, – не десятки тысяч, как он надеялся и как это было в Тироле, – но французы наступали ему на пятки и он должен был спешить. Первый призывной день оказался последним. Первого августа возросший на 500 человек корпус вышел из Брауншвейга в направлении побережья, ибо единственное спасение корпуса – это убраться с материка. Ещё 30-го июля герцог послал на побережье небольшой кавалерийский отряд, в задачу которого входило найти англичан и подогнать к условленному месту суда, должные вывести его солдат в Англию.
Через час марша у деревни Олпер Черный корпус столкнулся с дивизией генерала Рёбела силою 5000 человек. Генерал 27-го июля прибыл в Бремен и, поскольку английского десанта не произошло, он получил приказ выступить на Брауншвейг. Разгорелся жаркий бой, в котором вдвое уступающие брауншвейгцы показали завидное мужество. В любую минуту сзади мог появиться Грасьен со своими голландцами – и тогда конец. К вечеру Рёбел отступил, а корпус так быстро как он мог, иногда проходя в день до 50 километров, побежал к побережью. Пройдя через Ганновер, Нинбург и Бремен, шестого августа корпус пришел в Эльсфлет, где его уже ждали корабли. Сразу же началась погрузка. Она продолжалась почти до утра 7-го августа. А утром корабли отошли от речной пристани. Двое суток плыли вниз по реке Везер, которая в этих местах так широка, что не поймешь, то ли река привольно разлилась, то ли море глубоко врезалось в сушу, а на третий день вышли в Голландскую бухту. Там их уже ждала эскадра лорда Георгия Стюарта. Она доставила весь Черный корпус в Англию. Большая часть отряда герцога поступила на английскую службу. Солдаты много лет воевали на Пиренейском полуострове. Таким образом, мечта герцога, что корпус примет участие в народной войне сбылась в извращенном виде, ибо народ был не тот и война не та.

13

Вена оживала. Старая, вечно юная красавица Вена украдкой улыбалась завоевателю. Появились французские рестораны, ставшие очень популярными среди состоятельной публики. Публике попроще распахнули свои двери «лимонадные» – мода, завезенная из Парижа. Открылись театры. Светские дамы, приказав горничным убрать прядильные принадлежности, не спасшие австрийскую армию, подальше в чулан, белили руки и лицо, надевали бриллианты и ехали в театр, где благосклонно принимали комплементы галантных поработителей. Загадочно сердце салонной львицы. Перед войной светские дамы были самыми горячими ненавистниками всего французского. Мужчинам следовало бы поучиться у них, как нужно любить Родину и презирать захватчиков Европы... А нынче над вечерними улицами Вены висел флирт, веяла легкая влюбленность.
В этом праздники жизни, впрочем, император Наполеон не принимал участия. Мрачен был император, не весел, хмур.
«Мы быстро спустились на нижние ступеньки высокой центральной лестницы, по которой должен сойти великий государь, – описал парад в Шёнбруннере молодой граф Чернин. – Несколько минут спустя появился Властелин. Он серьезно и мрачно окинул взглядом всю собравшуюся толпу и довольно быстро спустился по ступенькам вниз. Перед ним шли два ряда дворян-подростков. Его свита состояла из большой толпы адъютантов и ординарцев. Когда он спустился, они образовали полукруг, в чьем центре, точно посередине лестницы, стоял император. Возле него находились Бертье, Дюрок, Бессьер и Савари.
Я стоял так близко, что мог слышать голос Наполеона. Император показался мне толстым и неуклюжим, а его лицо ещё желтее, чем на картинах, которые я видел. Его зеленая униформа с красными обшлагами, белые панталоны и в особенности треугольная шляпа выглядели очень поношенными и немного запыленными. Треуголка закрывала весь лоб, а из-под неё сверкали два черных сверлящих глаза. Император находился в дурном расположении духа. Он выглядел угрюмым и брюзгливым. Распорядитель парада, дивизионный генерал Кюриаль, стал прямо перед императором и командовал громким, слышным издалека голосом. Солдаты двигались быстро и легко. Всё же в одном месте Наполеон был недоволен. Он топнул ногой и крепко отчитал Кюриаля. Во время всего парада знаменитый человек ни секунды не оставался спокойным. Он качался на носках, переминался с ноги на ногу и непрерывно нюхал табак, как делали это – так говорят – принцы дома Бурбонов. Над всем парадом висела оглушающая военная музыка...».
Нервное напряжение уже год не оставляло Наполеона. Оно вылилось в различные болячки. После Тильзита он считал, что обеспечена мирная жизнь на многие годы, но... черт бы побрал Талейрана с его Испанией. И как он дал себя уговорить? Эта война с Австрией, такая отличная от других. Знамение страшной смерти Ланна. Бунт в Тироле, волнение в Германии...
После Асперна Наполеон был близок к нервному срыву, и только железная воля  держала психику в узде. Он думал о полусумасшедшем английском короле, о сумасшедшем шведском, вспоминал Нерона и Калигулу. Неужели, неужели помешательство есть страшная цена власти, есть профессиональная болезнь властителей.
«Наконец увидал я этого великого человека, – писал находящийся в Вене юный Вольдемар фон Лёвенштерн, в будущем генерал русской армии. – И был удивлен, что он произвел на меня совсем другое впечатление, чем я ожидал. Его лицо было знакомо мне по картинам, всё же нашел я его немного толще, чем его изображают.
В походке его отсутствовала грация, а в осанке величие. Когда я его видел, находился он в постоянном нервном движении. Он минуты не оставался на одном месте. Говорил очень мало. Непрерывно хлюпал носом, и, казалось, был во власти внутреннего беспокойства. То он скрещивал руки на груди, то заводил их за спину...».
Невероятным напряжением воли император сдерживал нервы, но тело, безотказное двужильное, начинало давать сбои. У него воспались глаза, обложило горло, а на коже высыпала какая-то дрянь.
Его несколько раз осматривал знаменитый Петер Франк, но только пожимал про себя плечами, а вслух советовал императору побольше бывать на свежем воздухе. Обеспокоенный Дюрок выписал из Парижа лейб-медика Карвисара, но тот нашел лишь легкую простуду и посоветовал поменьше бывать на воздухе.
Эх, доктора! Корвисар засобирался в Париж. Наполеон его не удерживал и запретил это делать Дюроку. Не врачи императору нужны, а ПОБЕДА! А врачи в этом деле бесполезны! Только приехавшая из Варшавы Мария Валевская смогла немного успокоить душу императора.
«...когда французские офицеры охотились за удовольствиями, – писал Антон Шонхольц, – Наполеон обучался и собирал опыт. В этой голове не было места развлечениям. Неустанно колесил он по дорогам. Осматривал и проверял всякое заведение: воспитательные учреждения, пушечные и ружейные мастерские, фабрики и ателье, монастыри и госпитали, ибо этому духу всё имеет содержание и значение. Ненавидя его как деспота и врага, невозможно не удивляться ему».

14

Весь июнь император готовился к битве. Он принимал корпуса. Бернадотт привел саксонцев, пришел Макдональд с итальянцами, Евгений и Мармон привели свои войска, последней пришла баварская дивизия генерала Вреде. Наполеон принимал корпуса и весь месяц думал, как обмануть Карла. И... придумал.
Главная забота подготовки новой битвы – это мосты. Напомню: чтобы попасть на остров Лобау, необходимо форсировать три речных рукава. Между правым берегом и островом Шнайдагрунд – 460 метров. Между островами Шнайдагрунд и Лобгрунд – 230 метров. Между Лобгрундом и Лобау – 30 метров. Всего – 720 метров. В прошедшей битве понтонные мосты показали свою слабость. Пущенные неприятелем вниз по течению груженные камнями и песком баржи не раз рвали тонкую нить сообщения, отрезая французскую армию от своего берега. Стало быть, отрезали от подкреплений и боеприпасов. Ненадежность понтонного соединения стала едва ли не главной причиной относительно неудачного для французов исхода битва при Асперне.
Пионеры предложили, а император согласился, построить опорные мосты. Однако и опорные мосты не решали проблему вражеских таранов. Саперы придумали маленькую военную хитрость. На расстоянии 800 метров вверх по течению от намеченного места строительства они вбили в дно реки ряд опор, а между опорами повесили огромную железную цепь, которой турки в 1529 году запирали Дунай при осаде Будапешта. И только обеспечив турецкой цепью надежность переправы, саперы начали – основательно и демонстративно – возводить мосты. В этом и состояла хитрость Наполеона – в демонстративности.
29-го июня мосты были готовы. Мост между правым берегом и Шнайдагрундом состоял из 41 пролета, стало быть – 40 опор. Каждая опора была устроена из пяти вбитых в грунт деревянных столбов, для усиления крепко перевитых лозой и перевязанных веревками. Пролеты (от 7 до 15 метров) перекрывал деревянный настил шириной 3,7 метров. От низа настила до воды было расстояние составляло 1,3 метров, довольно большое для временного моста. Во время битва за Асперн – Эсслинг уровень воды Дуная поднялся на четыре фута; на этот раз саперы приготовились к сюрпризам реки. По обеим сторонам настила шли крепкие перила, выполненные в виде ферм. По такому же принципу был устроен 20-ти пролетный мост от Шнайдагрунд до Лобгрунд. Кроме того, на расстоянии 50 метров от основного моста саперы построили дополнительный опорный мост шириной 1,6 метров, предназначенный для пехоты. Он назначался, кроме переправы пехотных частей, принять на себя удар барж, если они каким-то чудом преодолеют цепь.
30-го июня император Наполеон дал приказ строительства понтонного моста через последний речной рукав на остров Лобау. Робота закипела, и днем мост был готов. Одновременно с устройством понтонного моста саперы стали свозить в большом количестве бревна и доски в то место, где весной пытался переправиться корпус Ланна. Первого июля Наполеон перенес главную квартиру на Лобау. Он ждал воздействия своих акций на австрийскую армию.

В главном штабе австрийской армии мнения о месте французской переправы разделились. Начальник штаба, генерал Вимпффен, и его заместитель, генерал Грюнн, были уверены, что вся затея с островом Лобау – это демонстрация, а настоящая переправа произойдет выше по течению Дуная, севернее Вены напротив Бисамберга. Карл же полагал, что удар будет нанесен с острова Лобау. Генералиссимус приказал войскам стягиваться к Энцерсдорфу, а в Бизамберге остались несколько дивизий корпуса Беллегарда.

Поздним вечером первого июля Наполеон приказал строительства опорного моста через последний рукав, между Лобау и левым берегом. Работа шла под непрерывным обстрелом австрийской артиллерии из Энцерсдорфа. Днем второго числа саперы перебросили опорный мост для артиллерии с Лобау на песчаную отмель длинной 70 метров и шириной 20 метров, названной французами остров Бессьера. На острове установили девять батарей тяжелой артиллерии (больше не вместилось), и только тогда французские канониры смогли достойно ответить австрийцам. Одновременно напротив Бисамберга французские пионеры демонстрировали тайное намерение начать строительство моста, но красноречивей их театра стали сосредоточенные в этом месте корпуса Даву и Евгения.
Вечером 2-го и пешеходный мост был готов. Несколько пехотных батальонов переправились на остров Бессьера и заняли круговую оборону. На этом Наполеон на двое суток остановился.

Днем второго эрцгерцог Карл приехал в Энцерсдорф, чтобы определить намерения неприятеля. До вечера пробыл генералиссимус в деревне и намерений Наполеона не определил. Мосты противник построил, пехота заняла плацдарм, но наступление не развивает. Очевидность и неторопливость французских приготовлений смутила эрцгерцога. В штабе дежурный генерал подал генералиссимусу донесение разведки с западного берега. Агенты сообщали, что французы тайно свозят мостовые конструкции к деревне Нуздорф. Это подтверждало версию начальника штаба. Утром 3-го июля, преодолев внутреннее сомнение – этому способствовало депеша от императора Франца, в которой император выразил согласие с доводами генерала Вимпффена – эрцгерцог Карм штабистам дал команду подготовить и разослать в войска соответствующие приказы о переводе основных сил армии в район Бисамберга. Напротив острова Лобау генералиссимус оставил только Шестой армейский корпус фельдмаршала Гиллера с приказом: в случае переправы с острова французских главных сил, оказывать врагу сопротивление, пока не подойдет вся армия.
Вечером 3-го Наполеон знал о маневре австрийской армии. Этот день и всю ночь с 3-го на 4-е шел проливной дождь. Император весь день находился в палатке на Лобау. К нему поступали всё новые сведенья, подтверждающие сосредоточение австрийской армии у Бисамберга. В 4 часа по полудню четвертого июля, как только прекратился дождь и посветлело, император дал отмашку началу операции. Она началась со строительства артиллерийского моста от песчаной отмели на восточный берег. Выше по течению заякорили две канонерки, дабы сдержать баржи. Опять заговорила двое суток молчавшая французская артиллерия.
И пошел корпус маршала Массены. С полудня построенный побатальонно корпус ждал приказа. Передние батальоны дивизии генерала Тарро сели на восемь канонерок и 23 транспортных корабля. В шесть часов десант высадился. Канонерки остались прикрывать своей артиллерией десантные батальоны, а из транспортников саперы корпуса стали сооружать понтонный мост – дополнительную коммуникационную линию.

В шесть часов генералиссимус знал о французской переправе на юге от Вены, а на севере, в «настоящем» месте переправы всякая активность врага прекратилась. Более того, из обсерватории доносили, что большие пехотные массы неприятеля мигрируют на юг. Карл понял, что Наполеон в который раз его провел. Он немедленно написал записку фельдмаршалу Кленау, который с вечера 3-го июля заменил заболевшего Гиллера: части корпуса должны медленно отступать в сторону Ваграма, нанося врагу при отходе максимальный ущерб. Карл сообщил Кленау, что к его войскам на помощь спешат два корпуса и к ночи они будут на месте. Карл приказал стоящем на левом фланге Третьему армейскому корпусу фельдмаршала Реусс-Плауэну и Пятому армейскому корпусу фельдмаршала Коловрат-Краковский  немедленно выдвинуться в Ваграм
Французское наступление вынудило генералиссимуса решать быстро и импровизировать. Он решил тремя корпусами остановить наступление врага, а остальными силами массированным ударом по левому флангу отрезать противника от реки. План был простой и ясный, но имел он одно слабое место. А именно, слаб был левый фланг. Однако в Пресбурге стояла пехотная дивизия, а несколько дольше располагались войска эрцгерцога Иоганна. Ими и думал усилить левый фланг генералиссимус. Штаб тотчас послал командиру пехотной дивизии и Иоганну приказы: как можно скорей прибыть в район Ваграма.

15

В семь часов понтонный мост для корпуса Массены был готов, и сразу началась переправа полков и дивизий корпуса. Час спустя разразилась буря, словно сама природа не желала пускать французов за реку. Буря бушевала до утра. Она притормозила, но не остановила переброску войск. По понтонному мосту шла пехота, а по опорным мостам перебрасывали пушки и фуры с боеприпасами.
В шесть часов утра 5-го июля маршал Массена повел свои войска в наступление. Два часа спустя они овладели деревней Энцерсдорф, легко выбив оттуда отряды корпуса Кленау.
Корпус Кленау отступал. В это время на расстоянии десяти километров за  спиной корпуса по реке Русбах, между деревнями Маркграфнойзидль Дойч-Ваграм и Герасдорф, разворачивались Третий и Пятый австрийские армейские корпуса.
Река Русбах шириной 30-50 метров явилась естественной границей армий. Собственно, эта даже не река, а узкий рукав Дуная. Он начинается четыре километра севернее Вены. Причудливо извиваясь, течет по равнине 70 километров, иногда отступая от основного русла на 10-15 километров, и соединяется с Дунаем уже недалеко от Братиславы (Пресбурга). Рассматривая географически, Русский Ручей (Ru;bach) образует остров площадью приблизительно тысячу квадратных километров.
Эрцгерцог Карл выбрал Русбах линией обороны австрийской армии. Только некоторые части правого фланга он вывел за реку, сосредоточив их в районе деревни Адеркла.
Ранним утром 5-го генералиссимус получил донесение Кленау о количестве переправившегося неприятеля. Диспозиция осталась прежней: сдержать центр, а правым флангом ударить по дороге Эсслинг – Энцерсдорф. То, что не получилось в первой битве, эрцгерцог рассчитывал добиться во второй. По-прежнему опасения Карла вызывал левый фланг. Но туда спешил эрцгерцог Иоганн. Утром он прислал депешу, что его войска достигли деревни Мархег. Карл послал к нему ординарца с приказом: после трехчасового отдыха в Мархеге маршировать в Маркграфнойзидль. Расстояние между деревнями составляет 20 километров, и генералиссимус рассчитывал на появление Иоганна к 5-6 часам вечера.

Тем временем, взяв Энцерсдорф, французы накапливались на плацдарме. В два часа пополудни Наполеон приказал наступление. По данным разведки австрийская армия расположилась по линии Маркграфнойзидль (левый фланг противника) – Ваграм (центр) – Герасдорф (правый фланг). В эти деревни и направил Наполеон свои корпуса. На правом французском фланге (против левого австрийского) наступал корпус маршала Даву; в центре наступления вели два корпуса: корпус генерала Удино и слева от него – корпус маршала Бернадотта; левый фланг стоял под командой генерала Макдональда, там наступали два итальянских корпуса; и на крайнем левом фланге атаковал корпус маршала Массены. Корпус генерала Мармона и корпус маршала Бессьера император определил во вторую линию. В резерве, как всегда, стояла гвардия.
В шесть часов правый фланг и центр подошли к Русбаху, корпус Массены приблизился к оборонительным редутам Герасдорфа. Несмотря на позднее время, Наполеон приказал атаковать противника по всей линии. На сей раз  Наполеон не имел никакого плана, а диспозиция генерального штаба была весьма приблизительная. Император надеялся в ходе боев обнаружить слабое место австрийцев и туда направить разрезающий или обводящий удар.

В шесть часов эрцгерцог Карл находился в центре боевых построений своей армии. Войска Иоганна не появились. Карл послал Иоганну ординарцев с приказом ускорить марш.
Вечером 5-го июля произошло четыре отдельных боя. Слева направо: восточнее Ваграма корпуса Макдональда вдоль Русбаха ударил в соединение Первого армейского корпуса князя Гогенцоллерна и Второго армейского корпуса фельдмаршала Беллегарда; корпус Бернадотта атаковал Ваграм через реку, против него сражалась основная часть Второго армейского корпуса; войска Удино напали на укрепившийся в деревне Парбасдорф Третий армейский корпус князя Гогенцоллерна-Гехингена; корпус Даву атаковал расположенный в деревне Маркграфнойзидль Пятый армейский корпус Розенберга.
Корпус Удино первым пошел в атаку. Он форсировал реку и занял Парбасдорф. Но получил такой сильный отпор, что перешел обратно Русбах и откатился от реки на четыре километра. Корпус Бернадотта вступил в битву с опозданием на полтора часа (за это опоздание маршал впал в немилость императора, Наполеон даже повесил на него неудачу первого дня битвы). Саксонцам Бернадотта удалось взять Ваграм, но успех этот оказался временным. Массированными ударами части Беллегарда выбили саксонцев из Ваграма и отогнали их на два километра от реки. Таким образом, вначале битвы французский центр сильно просел и, если бы не спасительная ночь, австрийцы могли бы разрезать французскую армию на две части. Даву и Розенберг затеяли отчаянную артиллерийскую дуэль, тем дело на этом участке и ограничилось. Проход Макдональда был крайне опасен. И только ночь спасла австрийцев от расчленения армии по Русбаху.
В 11 часов сражение выдохлось. Французам не только не удалось нигде прорвать оборону, но они были отброшены на несколько километров и оказались в очень неприятном положении.
Ночью Наполеон созвал совещание. По воспоминаниям Савари и сам император, и маршалы повесили головы, и только железный маршал Даву и Бертье держались, внушая остальным бодрость духа. Совет определился с завтрашним сражением. Наполеон и маршалы пришли к заключению, что Карл будет пытать удачу на флангах и ослабит центр. Стало быть, их шанс – это удар по центру четырьмя корпусами: Удино, Бернадотта и оба корпуса Макдональда, а в резерв поставить только что пришедшие две баварские дивизии под общим командованием генерала Вреде.
И действительно ночью под покровом темноты австрийцы готовили атаку правым флангом. Левый фланг был слаб. Иоганн так и не появился, но прислал объяснение задержки: якобы из-за страха быть атакованным на марше он выступает из Мархега в час ночи.
В четыре часа императора разбудили пренеприятнейшей новостью. Даву доносил, что он атакован неприятелем. Коль австрийцы решились атаковать своим левым флангом, предположил Наполеон, то к ним подошли войска эрцгерцога Иоганна. Он распорядился послать к Даву гвардию и две кавалерийские дивизии. В половине пятого он сам прискакал к Даву, но австрийцы к этому времени прекратили атаку и отошли на исходные позиции. В пять часов Даву сам начал готовиться к наступлению. Император велел и гвардии и кавалеристам вернуться, а сам поспешил в центр занятого пятачка – к деревне Парбасдорф.
В это время корпус Беллегарда напал на две саксонские дивизии Бернадотта, стоящие в деревни Адеркла. Придуманный на совете план битвы, опирающийся на фланговый удар неприятеля, полетел к черту. Австрийцы ударили в центре. Император приказал Массене своим корпусом занять деревню. Массена крепко ударил. Австрийцы начали отступление, которое в силу своей поспешности могло закончиться большими неприятностями, если бы вовремя не вмешался Карл. Со своего наблюдательного пункта возле Ваграма он заметил беспорядок в рядах Беллегарда и направил на просевший участок корпус Коловрата. Австрийцы остановили французскую атаку и сами сильно контратаковали. Теперь уже французы в беспорядке отступали. С большим трудом маршалу Массене и императору удалось остановить бегство своих солдат. Некоторые части прекратили бегство только у мостов.
Оба итальянских корпуса заняли оголенный участок фронта. Они замедлили страшное по своей силе австрийское наступление, но не остановили. Вместо того чтобы по центру расчленить армию противника, в эти минуты французы были близки к тому, что их центр будет отрезан от правого фланга. Наполеон приказал за спинами отступающих итальянцев на фронте два километра развернуть все батареи гвардии и батареи корпусов Макдональда и Гренье. Всего набралось около ста пушек. Едва артиллерия успела занять позиции, как последние пехотные роты, зайдя за пушки, ушли с линии огня. По наступающим австрийцам батареи открыли ураганный картечный огонь. Австрийская пехота отхлынула, обнажив свои батареи. Началась дуэль пушек, и австрийская артиллерия, не столь многочисленная, но действующая умело, ни в чем не уступала французской.
Центр на некоторое время был защищен. За батареями Макдональд строил потрепанные корпуса, готовясь к атаке. Наметились большие неприятности на левом фланге. Там корпус фельдмаршала Кленау пробился до деревни Эсслинг. Кленау воспользовался тем, что Массена из-за неудачных действий саксонских дивизий был вынужден растянуть операционную линию своего корпуса. Дойдя до деревни, Кленау остановился в ожидании прояснения ситуации в центре. Возможно, это была ошибка. Он мог отрезать французскую армию от мостов. С другой стороны, его самого могли окружить и прижать к реке, случись в центре хоть малейшее отступление. В общем, в центре и на левом фланге наметился грандиозный разгром французской армии.
Только Даву на правом фланге оправдал доверие императора. В 11 часов его батальоны, тесня противника, почти заняли деревню Маркграфнойзидль. Маршал послал Наполеону донесение, что он близок к тому, чтобы обратить неприятеля в бегство. На опасный фланг генералиссимус привел два пехотных полка. Как ни мала была помощь, но контратакой австрийцы отбили деревню.
В полдень Розенберг с трудом сдерживал наступление Даву, а Удино в центре и Массена на левом французском фланге едва сдерживали атаки австрийцев. «Около полудня атаки по центру стали очень горячи, – писал граф Лёвенштерн. – Отдав распоряжения, Наполеон слез с лошади, отошел на 40 или 50 метров и стал рвать цветы и траву. Он сделал букет и тотчас разорвал его в клочья. Так повторялось примерно шесть раз. После этого он опять сел на коня. Лицо его выражало крайнюю степень мрачности. Все смотрели на него, затаив дыхание и никто не осмеливался сказать хоть слово».
Массена прислал к императору маркграфа Вильгельма фон Бадена, чтобы тот рассказал Наполеону, как серьезно положение корпуса и чтобы Наполеон дал хотя бы одну дивизию из резерва. «Идите к маршалу и скажите ему, – хмуро отвечал Наполеон, – что битва выиграна; эрцгерцог Иоганн всё ещё не появился», – с этим император отослал Вильгельма и подкреплений не дал.
Через час захлебнулась атака корпуса Макдональда, тем не менее Наполеон приказал наступление по всему фронту. Но Массене было не до наступления, он едва держал оборону против Кленау. Маршал всё слал и слал Наполеону адъютантов с просьбами помочь ему войсками. Одному посыльному император сказал: «Скажите Массене, что у меня больше нет войск. Я не спрятал их в карманы, – при этих словах император вывернул карманы, и там, в самом деле, ничего не оказалось. – Каждый должен биться, как он умеет». На самом деле в резерве стояли не менее 20 тысяч солдат. Их император берег на случай прихода на поле боя Иоганна, силы которого он оценивал в 30 тысяч солдат (Иоганн располагал 13-ю тысячами).
В половине второго император получил донесение Даву о его решительном успехе. Наполеон вскочил на коня и галопом поскакал к гвардии. Дважды во время этой скачки под ним убивали лошадей. Гвардия ждала построенная в колоны. Пред строем император осадил коня, бешенного от грохота, дыма и свиста пуль. Срывая голос, он кричал: «Вся артиллерия гвардии – вперед!». Артиллерию выкатили на фланги построенных в каре итальянских корпусов. Макдональд повел их в атаку. Потери были огромные, но всё же итальянцы сбили австрийцев. Наступление каре развивалось очень медленно, потому что всё время надо было подтягивать батареи, но неудержимо.
В три часа, видя, что Макдональд продавил австрийский центр, силы оставили императора. Сказалась огромнейшее душевное и физическое напряжение последних дней. Рустам снял почти бессознательного императора с коня, уложил на ковер и с адъютантом соорудил стену из барабанов, чтобы солнце не мешало властелину отдыхать.
Около четырех привели пленного австрийского полковника. Только тогда Дюрок решился разбудить императора. Всё ещё лежа ни земле, Наполеон задавал полковнику вопросы, а закончив расспросы, встал и пожелал обедать. Ординарцы разбили две палатки. В одной накрывали стол, а в другой находились Наполеон, Бертье и Шампаньи.
Во время обеда приехал маршал Даву. Он не был приглашен разделить трапезу и должен был вернуться в корпус голодным.
Хотя император предпринял отчаянные усилия пробить фронт на соединении австрийского правого фланга и центра, успех сражения обеспечил единственно обводной удар корпуса Даву. Около часа пополудни Карл приказал сражающемуся против Даву Розенбергу отступить. Корпус отступил на север к деревне Бокфлиз. Примерно в два часа генералиссимус получил донесение эрцгерцога Иоганна, написанное в 10:30, что он со своими войсками в пять часов будет в деревне Леопольдсдорфе-им-Мархфельде (шесть километров южнее Маркграфнойзидля). Полчаса спустя Карл приказал общее отступление в направлении Штаммесдорфа. Там следовало соединиться с двумя корпусами, оставленными в Бисамберге и дальше совместно отступать на северо-восток – в Богемию. Так что знаменитая атака Макдональда, которая якобы явилась ключом победы под Ваграмом, пришлась уже на отходящие австрийские войска. Потому-то император не пригласил героя дня маршала Даву на обед – чтобы не зазнавался.
 Отступление проходило в большом порядке. Верным индикатором, показывающим, как организованно отходит армия есть количество пушек, захваченных неприятелем. Так вот, австрийцы потеряли 9 пушек из 440. Почти ничего.
Французы преследовали отступающих не слишком настойчиво. В восемь часов они достигли высот между Дунаем и рекой Тая. В это время корпусные командиры получили приказ Наполеона: с наступлением темноты прекратить преследование. Где-то ещё бродила армия эрцгерцога Иоганна, и император опасался, что увлекшийся преследованием Массена или Даву могут попасть под её удар.

Иоганн в четыре часа привел свои войска в Оберзибенбрунн (5 километров от Маркграфнойзидля), увидел, что пришел поздно, и вернулся в Мархег. Нет сомнения, что Иоганн опоздал намеренно, но каковы мотивы его задержки, чем он руководствовался. Ступая по зыбкой почве предположений, видится мне одно – честолюбие, перетаскивание на себя короткого одеяла славы. Честолюбие полководца – путь к победе. Честолюбие двух полководцев – дорога к поражению. Потому во все времена во всех армиях высшая ценность – это безусловный, непререкаемый авторитет командующего. Если его нет, если лидирует процесс соревнования равных командиров, оборачивается это, как правило, катастрофой. История дает тому достаточно примеров. Преследование австрийской армии на ближайших страницах – ещё одно доказательства этого тезиса.
Эрцгерцог Иоганн был честолюбив и не слишком умен. Возможно, Господь слишком много отпустил этой субстанции двум старшим братьям. Авторитет Карла он ставил под сомнение. Сомнение в способности генералиссимуса победить Наполеона и честолюбие укрепляла в Иоганне императрица Мария. «Несчастье Карла в его положении, – в июне писала она эрцгерцогу Иоганну, – слишком юным он был назван героем, Не имея способностей, он привык быть почитаемым. Он боится заметить военные заслуги других. Он подавляет каждого, кто отличится...».
Иоганн решил спасти империю неожиданным ударом по обескровленному длинной битвой врагу. Спасти империю и добыть себе славу победителя непобедимого. По каким-то своим соображениям он решил, что враг достаточно истечет кровью к пяти часам шестого июля. Как не вспомнить другое его гениальное решение, приведшее австрийскую армию к полному разгрому под Гогенлинденом в декабре 1800 года.

Император Наполеон остановился на ночевку в расположении гвардии возле деревни Парбасдорф. Армия отдыхала, зализывала страшные раны. Солдаты зажигали костры, кашевары готовили ужин, и все предвкушали добрый глоток бренди и горячую кашу... как вдруг, откуда ни возьмись, появилась несущаяся во весь опор вражеская конница. Это отличалась кавалерия эрцгерцога Иоганна. Психологически момент для атаки был выбран очень удачно: французы выиграли двухдневное тяжелейшее сражение, может быть самое тяжелое и самое кровавое за последние десять лет, вдруг далеко за передовыми постами «мирный» лагерь атаковал враг. Эта атака вызвала большое смущение. Мгновенно возник и распространился слух (откуда они только берутся), что Карл, разбив Массену, прорвался во французский тыл. Тысячи солдат, побросав оружие, бежали к мостам, ибо только на Лобау можно найти спасение. Однако мосты оказались заняты. Только что по ним перегнали стадо коров, животные запрудили все пространство перед мостами. Кроме того, по мостам шли фуры с боеприпасами. Сразу же образовался затор, усиленный тем, что первые беглецы перевернули телегу с ядрами. Крики, ругань, мычание испуганных коров, плывущие солдаты – в общем, паника в сильнейшем её проявлении.
Полуодетый император выскочил из своей палатки. Так же как и все, он не понимал, что происходит; так же как и все, он был испуган. ««Что случилось!? Что случилось!?», – кричал он непрерывно, но никто не обращал на него внимания, – писал Люне в мемуарах. – Я подскакал к палатке императора. Он был испуган, как все другие. В момент, когда я прискакал, он вскочил на лошадь. Он был только наполовину одет. Без шляпы и вместо сапог домашние тапочки. Похоже, как раз в это время сапоги чистил Рустам. Я приблизился и сказал, что ничего не видел даже вдалеке, ведь было ещё довольно светло...». Наполеон послал во все направления офицеров с приказом к командирам частей: быть готовыми к сражению. Но Иоганн больше не беспокоил французскую армию.

Количество австрийцев, принявших участие в сражении: 112146 пехотинцев и 16140 кавалеристов. Карл располагал артиллерией – 440 пушек.
Наполеон в первый день сражения имел под ружьем 134000 пехотинцев и 28000 кавалеристов. Сила его артиллерии составляла 433 пушек. Во второй день с подошедшими двумя баварскими дивизиями: 160000 пехотинцев и 29000 кавалеристов, а артиллерия возросла до 488 пушек.
Ваграм стал самым большим сражением, данным до сих пор Наполеоном, гораздо масштабнее, чем Аустирлицкое сражение или битва с русскими под Прейсиш-Эйлау. Потери обеих сторон соответствовали масштабам битвы. У австрийцев погибли четыре генерала, среди них фельдмаршал-лейтенант барон Вукасович Филипп Йозеф. 120 австрийских офицеров и 5507 солдат нашли свою смерть на поле битвы. Раненых в рядах австрийцев было: сам генералиссимус, 13 генералов, 623 офицеров и 17490 солдат. Наконец в плен попало 111 офицеров и 7477 солдат. Всего из австрийских рядов выбыло 31346 человек, что составило почти четверть сражавшихся войск.
Французские потери большинство историков оценивают примерно в 27000 человек, из них 7000 пленными. В бюллетени от 8-го июля император придумал потери противника в 60000 человек, свои же скромно оценил в 4500 – 5500 человек. Днем раньше в письме к императрице он писал даже о ста захваченных австрийских пушках.
Компания в целом и последние две битвы в частности поразили Наполеона. Австрийцев словно подменили. Они были совсем не такие, к каким он привык за три предыдущие войны. Его поразило мужество и стойкость солдат, возросшее мастерство полководцев. Общий вывод после этой битвы – надо заключать мир и избегать в будущем войн с Австрией.

16

Наутро после битвы император проснулся очень рано. По привычке и ещё потому, что он допускал австрийскую контратаку. «В шесть часов утра император вышел из палатки, чтобы посетить бивуак главной квартиры, – писал кадет Гаскоу. – Он был без шляпы и шпаги с заложенными за спину руками. Он доверительно беседовал с солдатами и хотел, чтобы они не вставали. Его лицо светилось довольствием, спокойствием и добротой».
Императору доложили, что противник отступил далеко. Он продиктовал письма о грандиозной победе императрице и Камбасересу, потом в сопровождении эскадрона мамелюк поскакал в деревню Волькерсдорф, откуда только под утро съехал его менее счастливый «брат», император Франц. В полдень Наполеон поехал осматривать поле вчерашней битвы. Черт его знает, что его тянуло на усеянные трупами поля. По дороге он заехал в расположение итальянских корпусов.
Император искал Макдональда. Это был полководец старой школы. Спокойный, уверенный и очень способный, однако в его биографии имелось одно темное пятно – дружба с опальным генералом Моро. Поэтому все годы консульства и империи Макдональд провел в Италии на вторых ролях; не участвовал ни в кампании 1805 года против Австрии и России, ни в кампании 1806-07 годов против Пруссии и России. Только когда вследствие войны на два фронта, остро не хватало способных корпусных командиров, Наполеон вспомнил о нем – и не ошибся. Старый конь борозды не испортил. Император обнял растроганного Макдональда и сказал: «Будем друзьями». «Да, на всю жизнь, до самой смерти», – ответил генерал. Наполеон очень его хвалил за его смелость и решительность во вчерашней битве. Уже взявшись за уздечку, император пообещал: «Я назову вас маршалом Франции».
Вечером Наполеон приехал на передовые посты. В подзорную трубу он осматривал горизонт, стараясь определить положение противника. Вернувшись в Волькерсдорф, император продиктовал приказ маршалу Массене: силами его корпуса преследовать неприятеля. Немного позже такой же приказ отдал он корпусу генерала Мармона, которому дополнительно подчинил две дивизии и одну бригаду.

Австрийцы отходили на север. Сначала генералиссимус имел намерения собрать войска под Инцерсдорфом (60 километров северо-западнее Ваграма) и 10-го числа дать французам ещё одну битву, но донесения о громадных потерях в корпусах заставили Карла отказаться от этого плана. Карл отдал приказ отступать общим направлением на Цнайм и Брюнн (нынешнее название – Брно). Утром 7-го австрийские корпуса начали отход разными дорогами, и сразу к ним прицепились дивизии Массена и Мармона, а двумя днями позже догонять австрийцев отправился корпус Даву и две кавалерийские дивизии баварцев.

В французском преследовании не хватало общего руководства, что сильно снижало его эффективность. И Массена и Мармон, в меньшей степени Даву, ревниво относились к чужой славе, поэтому взаимодействие между корпусами было минимальным. Особенно нетерпелив был Мармон. Под Ваграмом он простоял в резерве, ожидая армию Иоганна, вследствие чего не имел никакой возможности отличиться в деле. По его мнению, он уже давно заслужил маршальский жезл. Если уж бывший в опале Макдональд получит его, то ему, бывшему адъютанту генерала Бонапарта и другу императора Наполеона, просто стыдно до сих пор ходить в генералах-полковниках.
Усиленный корпус генерал-полковника Мармона преследовал австрийцев по брюннской дороге. Вечером восьмого адъютант Массены нашел Мармона в авангарде его корпуса и передал просьбу маршала: маршировать к Холлабрунну (30 километров от Цнайма) и там десятого числа уничтожить два австрийских корпуса. Мармон игнорировал просьбу Массены, ибо это опять означало подчиненную роль. Он видел перед собой противника; рассчитывал на самостоятельную операцию, славу победителя австрийцев и маршальское звание.
Утром девятого австрийские корпуса ушли с дороги на Брюнн. Они, повернув на северо-запад, пошли по дороге на Ла-ан-дер-Тайя и дальше, так предположил Мармон, на Цнайм. Тотчас Мармон написал маршалу записку, в которой предложил совместную операцию по уничтожению вражеского арьергарда под Ла-ан-дер-Тайя вечером девятого или утром десятого. Теперь уже Массена предпочел не услышать просьбу заносчивого генерал-полковника.
Утром десятого Мармон обнаружил, что имеет перед собой не арьергард, а всю австрийскую армию, превосходящую силы его корпуса по крайней мере втрое. По тактическим соображениям следовало бы отойти, при отходе увеличить численность войск соединением с корпусом Массены или корпусом Даву и только затем решительно наступать и ввязываться в битву. Но такое разумное поведение означает, что не видать ему маршальских эполет, как своих ушей. Мармон решил напасть на австрийскую армию, но прежде написал Даву, чтобы тот поторопился разделить с ним славу. Даву, однако, не торопился, за что позже заслужил упрек императора.

В ставке австрийского императора, прибывшей в Цнайм 8-го в шесть вечера, царило оживление. Возглавляемая Стадионом и императрицей партия войны исход битвы под Ваграмом предпочитала рассматривать как почетную ничью. Вечером восьмого император Франц советовался со Стадионом и Меттернихом. Канцлер, в меньшей степени Меттерних, советовали Францу продолжать вооруженную борьбу, доказывая, что французы понесли такие же большие потери, как и австрийская армия, и они на пределе своих сил. Это было так. Но австрийская армия тоже находилась на грани своих возможностей, а может быть уже перешла эту грань. Да, колоссального разгрома, подобного аустерлицкому или йенскому, Наполеон не добился, но следующая битва может стать роковой и тогда договориться с корсиканцем будет много сложней. Франц напомнил министрам, что общее восстание немецких народов так и не произошло и что уже вряд ли произойдет. А именно восстание немецкой нации против узурпатора являлось главным условием победы. Империя вообще ввязалась в войну, в надежде на него. Императорскую логику невозможно было не признать, даже не учитывая, что она была императорская. Словом, Франц решил послать князя Лихтенштейна к Наполеону на переговоры. После Аустерлица именно Лихтенштейн встречался с Наполеоном и вел с ним первичные переговоры. Так что миссия это ему была знакома.
Тотчас Франц написал брату Карлу: он решил начать – или продолжить, ибо весь июль делались несмелые попытки договориться с Наполеоном – процесс мирных переговоров; Франц просил брата уведомить об этом вражеских полководцев, во избежание ненужного кровопролития. Карл это сделал, но ни Массена, ни Мармон не обратили на письма Карла ни малейшего внимания. Они видели в австрийцах врагов, и будут видеть их таковыми, пока обратное не скажет им их император.

Утром девятого июля Наполеон получил депешу Мармона. Еще не дочитав её до конца, он понял, в какой опасности находится корпус честолюбивого генерал-полковника. Он решил сам ехать к Мармону. Прежде чем выехать, император отправил приказ Даву: немедленно маршировать к Мармону. Самому Мармону послал записку: подкрепления уже в пути. Садясь на коня, император приказал Бертье отправить Массене директиву: идти на соединение с Мармоном.
Утром 10-го группа австрийских офицеров под белым флагом появилась на форпостах корпуса Массены. Они попросили проезда князя Лихтенштейна к Наполеону и несколько часов спустя получили положительный ответ.
В свете миссии Лихтенштейна Карл не хотел нового сражения. Поэтому утром 10-го генералиссимус через парламентеров предложил Мармону перемирие до того времени пока Лихтенштейн не получит ответ Наполеона. Однако Мармон, зная о спешащем подкреплении, отклонил это предложение. У Карла не было другого выхода, как только атаковать французов. В противном случае он должен был пожертвовать арьергардом.
Вечером 10-го император и гвардия прибыли в Ла. В полночь Наполеон получил депешу от Мармона, что тот отклонил австрийское предложение о перемирии. Злясь на бывшего адъютанта, Наполеон написал, чтобы он готовился к битве. Через два часа император повел гвардию к Цнайму.
Утром 11-го австрийцы атаковали корпус Мармона. Между 9-ю и 10-ю часами на поле боя прибыла гвардия. Примерно в то же время с марша в бой вступил авангард корпуса Массены. Девятого вечером его корпус дал бой у Холлабрунна. Десятого около двух часов дня он получил приказ главного штаба и вечером выступил маршем к Цнайму.
Видя прибывающее к неприятелю подкрепления, Карл усиливал давление, вводя в бой свежие дивизии. В суматохе первых минут неожиданной австрийской атаки Маршал Массена едва не попал в плен. Бой крепчал. Исключительно по инициативе Мармона разгорелась третья за последнее полтора месяца битва, битва, которой уже не хотели ни Карл, ни Франц, ни Наполеон и которой, не постарайся Мармон, вероятно не случилось бы. Наполеон занял наблюдательную позицию на высотах западнее Цнайма, потом переместился в расположение корпуса Мармона.
Время перевалило за полдень, а бою не было видно конца. Превосходящие силами австрийцы теснили французов на всех участках. Корпуса Даву и Удино находились на марше, их приход ожидался поздней ночью. Надо было спасать положение. Наполеон послал генерала Монбрена к генералиссимусу с запиской: маршал Бертье уполномочен подписать перемирие. В ответ Карл отослал в ставку Наполеона своего начальника штаба. Барон Вимпффен передал Наполеону, что эрцгерцог согласен немедленно прекратить бой, если французы сделают то же самое. В семь часов вечера сражение было прекращено.
Уже в полночь Карл еще раз послал Вимпффена во французский лагерь, наделив его полномочиями подписать перемирие. В ставке Наполеона Вимпффен встретил князя Лихтенштейна, которого только сейчас допустили к французскому императору. Переговоры разбились на два ручья. В то время как Наполеон и Лихтенштейн в палатке беседовали об условиях мира, Бертье и Вимпффен в другой палатке оговаривали кондиции перемирие. Вторая пара довольно быстро договорилась. Основное условие – под контролем французов остаются, как залог, те территории, которые уже заняты их войсками и войсками их союзников. Перемирие заключается на месяц с двухнедельным предупредительным сроком.
В палатке императора всё было сложнее и страшнее. Многочасовым монологом, который в свойственной Наполеону манере превратился в бесконечный ряд претензий французского императора к австрийской монархии, Наполеон сказал: он ничего не хочет слышать о мире; Австрия будет разделена на ряд отдельных государств; брат Франц должен освободить трон.
Князь уехал совершенно удрученный. Он приехал в штаб-квартиру Карла и оттуда написал императору Францу длинное письмо, в каком изложил подробности встречи, условия Наполеона и свои соображения по поводу дальнейших переговоров, коль таковые будут иметь место.
А Наполеон, между тем, в убеждении, что дело сделано, раздавал награды. В день подписания перемирия, 12-го июля, на радостях окончания войны император назвал маршалом Мармона, несмотря на его сомнительное поведение у Цнайма, и заодно маршалом стал генерал Удино.

17

Император Франц 9-го июля выехал из Цнайма. Его путь лежал на восток, в Венгрию. 11-го числа императорская квартира расположилась в Комарно. Уже до полудня 12-го Франц знал об исходе битвы под Цнаймом, о перемирии и о переговорах Лихтенштейна с Наполеоном. Снова собрались Франц, Стадион и Меттерних на совещание. Невыносимо жесткие условия перемирия и мира дали партии войны козыри к продолжению сопротивление. А для этого – настаивал Стадион – из армии надо убрать соглашателя Карла, который единственный виноват, что битва под Цнаймом не закончилась блистательной победой австрийского оружия, а завершилась позорным перемирием. Если он останется главнокомандующим – убеждал Стадион императора – не исключен такой же позорный мир. Канцлер предлагал на место командующего князя Розенберга.
Император согласился, что если входить в новую фазу конфронтации с Наполеоном, то Карла следует убрать с должности, но князь Розенберг, как и любой другой полководец, не обладает авторитетом Карла, и назначение одного из командиров корпусов главнокомандующим приведет к зависти со стороны других фельдмаршалов, что пагубно может сказаться на боеспособности армии. Большим чем Карл авторитетом пользовался только император, и Франц, после некоторого раздумья с тяжелым сердцем, решил сам возглавить армию. С мирными же переговорами Франц и его советники решили повременить.
17-г июля император Франц с большой неохотой ратифицировал перемирие.
«Из трех писем от 15-го, 18-го и 19-го с глубоким прискорбием узнал я о недовольстве Вашего Величества, – писал Карл брату 23-го июля. – Полководец, который до такой степени вызывает недовольство Вашего Величества, не может больше пользоваться Вашим доверием и потому не может быть полезен государству и не может в дальнейшем возглавлять командование армией. Эти соображения побуждают меня отдать командование армии в руки Вашего Величества».
Шесть дней спустя Карл получил официальное уведомление об отставке. Он передал командование князю Лихтенштейну и 31-го июля покинул армию, больной, имея легкое ранение. Карл отошел от политики и вел частную жизнь. Наполеон предлагал обеспечить ему будущие. Загадка, в чем бы это могло выразиться. Вероятно, хотел взять его на службу. Карл вежливо отклонил предложение. Позже, пользуясь случаем, что Карл участвовал в сватовстве великой герцогини Марии Луизы, Наполеон наградил Карла большим крестом почетного легиона (28-го марта 1810 года) и простым крестом почетного легиона, который кроме как император никто другой не носил. Это стало признание полководческого таланта Карла, который так ярко, так сильно проявился в его последней войне.

Не дождавшись инструкций правительства, князь Лихтенштейн по собственной инициативе попросил аудиенции у Наполеона. 16-го июля французский император принял князя в Шёнбруннере. Наполеон сильно отступил. Не было даже намека на деление Австрии и отставку Франца. Таким смягчением позиций Наполеон удивил князя, а удивляться нечему. Если б Лихтенштейн пришел к нему торговаться на другой день, требование, возможно, даже выросли бы. Четыре дня австрийцы носа не казали, и сейчас Лихтенштейн явился без правительственных полномочий. Из этого Наполеон заключил, что австрийцы намерены дальше сражаться, а война на два фронта, с перспективой вмешательства Англии и открытия третьего театра военных действий,  слишком даже для военного гения Наполеона. Ещё неизвестно как поведут себя пруссаки и русские. Словом, Австрию нужно как можно скорей выводить из игры. Нельзя играть в жмурки с судьбой до бесконечности.
Окрыленный Лихтенштейн поспешил в ставку своего императора. Дня не прошло, а Франц отослал князя обратно, дав ему в сопровождение графа Бубну и графа Виттица. Посольская тройка должна договориться с Наполеоном о месте проведения переговоров и согласовать кандидатуры полномочных представителей. 19-го июля Наполеон написал Францу, что он хотел бы видеть главой австрийской делегации графа Меттерниха, а три дня спустя отправил он Францу ещё одно письмо, в котором сообщал, что назначил вести переговоры министра иностранных дел графа Шампаньи и предлагал провести мирный конгресс в Раабе. Франц согласился на Меттерниха, но место переговоров изменил на маленький город Альтенбург недалеко от впадения реки Лейта в Малый Дунай, примерно в 30 километрах на северо-запад от Рааба. Казалось бы, в большом городе удобней во всех отношениях, но жизнь научила Франца, что соглашательство побуждает Наполеона выдвигать новые требования. В конце месяца Франц определился с приемником Карла. Главнокомандующим он назначил князя Лихтенштейна.
В конце месяца всё было готово к началу переговоров. Однако австрийцы под всякими предлогами оттягивали их и правильно делали. В это время войска спешно приводились в боевую готовность, пополнялись потрепанные в боях дивизии, создавались резервы. Воистину: хочешь мира – готовься к войне.

18

Где бы Наполеон не находился, он всегда пышно отмечал свой день рождения, с 1805 года ставший национальным праздником Франции. В 1812 году под Смоленском эта традиция сильно сыграла против императора. Французская армия в тот день рождения перепилась и дала возможность, увлекшимся наступлением Барклаю и Багратиону, вовремя вернуться в город. Но эта другая история.
Утром 15-го августа 1809 года в Шёнбруннере состоялся большой парад – лучший подарок императору. В этот день император Наполеон троих пожаловал княжеским титулом, восемь человек – герцогским, многих назвал графами и баронами. В день Наполеона бюргерам Вены было приказано празднично осветить город и украсить его транспарантами. Некоторые шутники воспользовались случаем, чтобы выразить свой трусливый протест. В одном месте вывесили транспарант: Zu Weihe An Napoleons Geburtstag, на котором предвзятый читатель в заглавных буквах невинного поздравления мог прочесть страшное закодированное слово ZWANG – принуждение. Патриоты зашли так далеко, что в другом месте на транспаранте под надписью большими буквами: Es lebe der Kaiser! (Да здравствует император!) в скобках маленькими буквами приписали (aber welcher? (но какой?)).
В 10 часов, после парада, император посетил Вену, дабы проверить, как венцы исполнили его приказ. И остался доволен, не поняв тонкую иронию плакатов или вовсе не заметив их.
В замке Шёнбруннер император занимал всё левое крыло. Там он работал точно так, как он работал Тюильри, Сен-Клу или в берлинском замке Шарлотты. Дюрок повсюду меблировал его кабинет одинаково. В этом смысле Наполеон не выносил новшеств. Рядом с императором всегда находились два его главных помощника: Бертье – по военным вопросам и Маре – по гражданским. Ежедневно в замок прибывали курьеры из Парижа, ежедневно мчались курьеры из замка в столицу.
Обычный день императора проходил так: «В 11 часов – парад, – писал капитан граф Кастелане. – За императором стояли генерал-адъютанты. За ними справа стояли ординарцы императора, а слева – адъютанты начальника генерального штаба. После парада император завтракал. Адъютанты обедали в 5 часов. Император ел в шесть или в семь часов с князем Невшательским или с принцем Евгением, если тот находился в главной квартире. Иногда он приглашал маршалов. После обеда Его Величество часто прогуливался по саду, мы сопровождали его. В 9 или 10 часов Наполеон шел спать. Вставал ночью и принимался работать. Когда император спал, раскладывали мы на полу матрасы, на которые укладывались совершенно одетые. В пять часов утра начинали сновать слуги. Если удавалось захватить софу, можно было спать до 7 часов утра. Дежурный генерал-адъютант и шталмейстер спали в первом салоне...».

Лишь 18-го августа, уже после официального окончания перемирия, начались переговоры. Австрийская сторона вступила в них, имея хорошие карты на руках. Пришло известие о высадке англичан на Вальхерене. Не исключалось прусское участие в случае дальнейшей войны. И большие надежды возлагало австрийское правительство на удачные действия лорда Веллеслея на Пиренеях. Словом, не так всё было плохо; не настолько плохо, как хотел Наполеон.
Сначала французская делегация хотела вести переговоры на принципе «Uti possidetis», то бишь – все территории занятые французскими войсками рассматривать как завоеванный район. Когда же австрийцы спокойно и решительно отвергли этот принцип, французы резко отошли назад. Шампаньи предложил австрийцам самим определиться, какие районы они отдадут Франции. На это помощник Меттерниха, граф Нугент, заметил: «Мы находимся в положении человека, который должен пожертвовать своей рукой. Разве можете вы сказать: какая рука вам дороже?».
Переговоры проходили всё тяжелей. Они вязли в австрийском упорстве. А в это время в Тотисе (Тата), при дворе австрийского императора, бряцало оружие. Побеждала партия войны. Даже Франц проникся воинственными настроениями. «Я проиграю шесть битв, но седьмая мне всё вернет!».
6-го сентября Франц послал к Наполеону своего адъютанта графа Бубну с энергичным письмом, дабы наконец прояснить положение. И, если Наполеон не отступит от своих требований – территорию с населением 9 миллионов человек, то объявить ему окончание перемирия и через две недели возобновить войну.
Наполеон отступил. Новые его требования: территорию по реке Инн с населением 1600000 человек и двухмиллионную Галицию. Наполеон отступил, но новые требования высказал в ультимативной форме. Положение его не стало лучше. Напротив. Неудачи в Испании и в Тироле, большую опасность представлял ещё английский десант, в самой Франции нарастало недовольство, и это недовольство усиленно раздували Талейран, Фуше и Бернадотт.
16-го сентября Бубна появился в Тотисе с ультиматумом Наполеона. Франц принял его демонстративно холодно, показывая двору свою решимость. Однако когда граф доложил, как сильно отступил Наполеон, император смягчился. Он почувствовал, что из этой передряги можно выйти с относительно небольшими потерями. Собравшийся вечером того же дня совет выработал новые предложения. Естественно, в сторону уменьшения австрийских обязательств.
20-го сентября Бубна вернулся в Шёнбруннер.
– Что привезли вы: войну или мир? – невольно спросил посыльного Наполеон.
– Это может решить только Ваше Величество, – смиренно ответил Бубна.
Когда Наполеон прочитал послание Франца, он впал в своё обычное брюзжание, по которому выходило, что все ему должны и должны много. Он опять договорился до отречения Франца и передачи трона эрцгерцогу Фердинанду. На этом он резко остановился, видимо вспомнив, чем закончились тронные комбинации в Испании. Он долго молчал, а потом огорошил графа:
– Я приказал делать во Франции 200 миллионов банкнот. Я запущу их в оборот, если вы опять развяжите войну.

Фальшивые деньги. Это старая история, нисходящая корнями своими в былинные дни консульства. Осенью 1802 года, когда англичане раскрыли уловку первого консула с торговым договором и отослали французскую комиссию с острова, уже тогда стало ясно, что обманутые британцы вышли на тропу войны. Замечательные специалисты первого государственного совета, того совета, который поднимал Францию из революционных руин, сделали прогноз и пришли к однозначному выводу: торговый договор в английской редакции приведет к отставанию Франции и, возможно, к новой революции. Стало быть – договор подписывать нельзя. Стало быть – война. Ища выход из безвыходного положения, госсовет на нескольких заседаниях предпринял мозговой штурм проблемы. И на одном из них финансовая комиссия, с множеством оговорок, предложила выпуск фальшивых фунтов. Далеко не всем в госсовете нравилось это предложение по моральным соображениям, и в силу того, что англичане могут предпринять такую же акцию по отношению и без того слабым французским финансам. Но, отбросив моральную сторону проблемы и возможные последствия для французской экономики в случае ответной акции, госсовет признал, что удар по финансовой системе вероятного противника по-настоящему действенное средство.
С этого момента берет начало история о фальшивых деньгах. Первый консул дал указание казначейству и полицейскому министерству: во-первых, максимально защитить производство собственных ассигнаций; во-вторых, подготовить всё необходимое для печатанья английских фунтов. Вскоре казначейство забило тревогу – в обороте появились фальшивые франки. Сразу не разобрались: была ли это английская акция или свои фальшивомонетчики постарались (потом Фуше выяснил – свои), но первый консул дал команду ускорить подготовку.
Через подкуп английского банковского служащего казначейство разжилось необходимой оснасткой и выпустило пробную партию фунтов. К этому времени английские банки обзавелись службами, проверяющие каждую банкноту из-за границы. Довольно скоро фальшивки – подвела бумага – были обнаружены. Французское правительство официально заявило свою непричастность. Выпуск фунтов прекратился, но не навсегда, а до 1809 года.
Кампания 1805 года принесла французской армии победу, а французскому казначейству оснастку и платы для печатанья гульденов. В 1806 году в пригороде Парижа Монпарнас открылась типография Фан – пожалуй, самое засекреченное предприятие Первой империи. Туда свезли английские платы, добытые австрийские, а в конце года добавились прусские. Командовал типографией младший брат секретаря Наполеона Маре, а курировал её Демаре, правая рука министра полиции Фуше.
Тонкую работу по английским и австрийским деньгам государственные фальшивомонетчики попросили выполнить замечательного гравера по меди Лала, который лишь под давлением согласился выполнить правительственный заказ. Летом 1806 года Демаре попросил Лала взять в разработку еще и прусские деньги, но гравер взбунтовался, заявив, что Пруссия и Австрия находятся с Францией в мире. Ему ли знать, кто в мире, кто в войне. Трех месяцев не прошло, а Пруссия уже воевала с Францией.
До 1809 года типография напоминала лабораторию. Её сотрудники неустанно трудились над улучшением качества своей продукции. Типография печатала небольшие партии, полиция запускала их в оборот, специальные агенты полиции и типографии следили, как приживаются их изделия, выявляли и устраняли недостатки и опять запускали пробные партии. Но, в общем-то, все четыре года типография ждала настоящей работы, ждала команды.
6-го сентября 1809 года – очень поздно, если иметь в виду настоящую кампанию – такая команда поступила. Наполеон написал Фуше письмо, которого по понятным причинам нет в официальном издании корреспонденции Наполеона: «Господин граф Фуше! Маре пошлет вам коллекцию австрийских банкнот. Я желаю, чтобы вы произвели банкноты всех достоинств на общую сумму 100 миллионов, по 10 миллионов в месяц. С бумажными деньгами австрийский дом смог против меня вести войну, с бумажными деньгами он может её повторить. Эти бумажные деньги, в мире ли в войне ли, заставят Австрию вернуться к монетной системе...
Я желаю также, чтобы производство было тайным. Впрочем, смысл всего дела, в которое я ввязываюсь, больше политический, чем финансовый».

Наполеон отослал Бубну обратно, не сделав каких-либо существенных уступок. 24-го сентября Бубна опять приехал в Тотис.
За эти дни произошли события, заставившие австрийский кабинет серьезно задуматься о перспективах. Пришла весть о провале английской экспедиции, и, как следствие этого провала, прусское участие приобрело призрачную легкость и рассосалась в лондонских туманах.
Что же эта за английская экспедиция, которая незримым духом витала над торговлей Наполеона и Франца. Пора бы пролить на неё свет.

19

Англия в этой австрийской войне, должной вылиться во всеобщее восстание народов против французской тирании, вела себя не так активно, как надеялся австрийский дом. Очевидно из-за того, что кроме колоний предметом её внимания стал Пиренейский полуостров. Уходить с него правящий кабинет не хотел ни в коем случае. Таким образом, Австрия вошла в войну с твердыми гарантиями финансовой помощи и весьма туманными обещаниями помощи военной.
За кампанию 1809 года англичане предприняли три силовые акции: нападение на порт Рошфор, десант в Португалию (о ней в последней главе) и операция против Антверпена.
Первую акцию англичане предприняли в начальной стадии войны (до сражения под Регенсбургом). Королевский флот под командой адмирала Гамбьера 12-го апреля атаковал стоящую на якоре в порту Рошфор французскую эскадру контр-адмирала Аллемана. Английская корабельная артиллерия сильно повредила портовые сооружения, потопила три крейсера и фрегат. Эта операция абсолютно не сказалась на франко-австрийском фронте. Адмиралтейство решало ею свои узкопрактические задачи. Во второй, третьей и четвертой стадиях войны (соответственно: вторая стадия – от Регенсбурга до Асперна, третья – От Асперна до Ваграма, четвертая – от Ваграма до Цнайма) англичане не предпринимали военных действий. И только в последней стадии (от Цнайма до заключения мира) активно вмешались.
Подготовка экспедиции на континент началась ещё в апреле, еще до начала войны. Закончилась же она в конце июня, как раз к битве под Ваграмом. Ещё месяц англичане сомневались, в виду австрийского поражения, стоит ли её вообще проводить. Кабинет всё-таки решился. Уже дав отмашку началу, стало ясно, что австрийскую армию она не спасет от очередного, уже четвертого подряд разгрома, но операция была важна самой Англии. Антверпен, этот «направленный в сердце Англии пистолет», как назвал его Наполеон, должен быть разряжен, а лучше – сломан.
28-го июля из Дувра вышел флот, да видно вышел он под несчастливой звездой. Экспедиция была громадная. Больше чем экспедиция генерала Бонапарта в Египет. 39200 человек наземных войск, включая 3000 кавалеристов с лошадьми, 41 боевых крейсеров, 23 фрегатов, 20 канонерок, 31 корветов, 148 малых военных кораблей, 400 транспортных судов. Командование наземными войсками кабинет доверил генералу лорду Чатему, старшему брату Вильяма Пита. Флот стоял под командой контр-адмирала Ричарда Джона Стрэчена. Перед экспедицией стояла задача разрушить пристани Антверпена и сделать несудоходным фарватер Шельды.
Антверпен расположен как раз в том месте, где река Шельда встречается с глубоко врезавшимся в сушу морем. Так расположены Гамбург на Эльбе, Щецин на Одере или Роттердам на Леке. За Антверпеном река-море постепенно расширяется, образуя многочисленные затоки, и через тридцать километров пути вдоль пуповины, связующей полуостров Зеландия с континентом, достигает она шести километровой ширины. С этого места море окончательно побеждает реку. И на протяжении следующих 50-ти километров корабли идут по узкому фарватеру губы Вестершельда, слева ограниченной континентом, а справа – полуостровом Зеландия. На выходе из губы располагались две крепости, одна напротив другой. Крепость Брекенс расположена на материковой части, а крепость Флиссинген – на полуострове.
В то время в порту Антверпена стояли пришвартованные десять боевых крейсеров Французской империи, а другие десять бросили якоря у входа в порт и возле крепости Флиссинген. Кроме того, у Флиссингена стояло множество малых боевых кораблей. В самом Антверпене французских войск находилось немного (ими командовал генерал Фоконне), оборонительные сооружения со стороны моря были ненадежны, но до них врагу надо еще добраться.
Наполеон был убежден, что гарнизон Флиссинген под командой генерала Монне может долгое время противостоять, как атакам с моря, так и осаде с суши. А не взяв Флиссинген, невозможно пройти морем к Антверпену, ибо крепостная артиллерия полностью простреливала фарватер.
Существовало две возможности взять Антверпен: высадиться в Бланкенберге и оттуда маршировать к цели по великолепной дороге через Брюгге и Гент; или пройти к городу по губе, но только после того, как будет взят Флиссинген со стороны суши. Английское командование остановилось на втором варианте.
По диспозиции часть наземных войск должна высадиться на Зеландии, захватить полуостров и взять Флиссинген. Вторая часть морских пехотинцев должна высадиться на другой стороне залива, у Кадзанда, и захватить крепость Брекенс. Только после этого в залив войдет флот, пройдет до форта Бат и там произведут высадку оставшиеся наземные войска, которые немедленно начнут марш на Антверпен.
Вечером 28-го июля первые английские отряды десантировались на острове Вальхерен. Сейчас Зеландия единый полуостров, а 200 лет назад он представлял собой три острова, разделенные между собой тонкими, как кинжалы полосками воды: Нордбевеланд на западе, Зюдбевеланд на востоке и Вальхерен в середине. На другое утро англичане высадились на Нордбевеланд (дивизия генерала Хопа). В полдень все 25000 солдат первой ударной группы под командованием генерала Кута были на земле. Одна часть войск вышла маршем на Антверпен и 2-го августа дивизия генерала Брука овладела важным в этой операции фортом Бат. Оставшиеся войска первой группы уже 30-го июля начали по всем правилам осаду Флиссингена.
Вторая группа была значительно меньше. Она состояла из дивизии генерала Георгия Гордона (маркиз Хантли) и нескольких отдельных батальонов. 29-го июля Гордон попытался высадить подчиненные ему войска в обозначенном диспозицией месте. Однако англичан встретил такой плотный ружейный и пушечный огонь, что они вынуждены были развернуть лодки и убраться к стоящим на якорях транспортникам. В этих местах  довольно мелко. Это не позволило океанским кораблям с большой осадкой приблизиться к берегу и подавить огонь засевших там французов.
Находящаяся у Флиссингене французская эскадра вице-адмирала Миссиесси с началом военных действий убралась в Антверпен, предварительно утопив в фарватере напротив крепости несколько кораблей, а на пирсе крепости вице-адмирал приказал крепко заякорить несколько канонерок.
Таким образом, могучий королевский флот просто не мог добраться до врагов. Операция застопорилась.

Со всех сторон французы собирали войска в Антверпен. К 12-му августу там уже находились десять тысяч солдат. Король Голландии из Амстердама привел 5000 солдат. Из Парижа прибыл маршал Монсей с двумя тысячами жандармов.
Наполеон пристально следил за событиями на бельгийском побережье. Линия светового телеграфа от Страсбурга до Парижа и от Парижа до Лиля позволяли ему держать ситуацию под контролем, относительно оперативно вмешиваясь в происходящее.
Центральной проблемой стал вопрос о назначении командующего войсками, которые должны локализовать, а затем ликвидировать английский десант. В первые дни английского десанта император назвал командующим генерала Колу, но всем было ясно, что решение это временное, до прибытия в оперативный район прославленных опытных полководцев.
Как коннетабль и брат императора король Голландии Людвиг думал, что он будет назван командующим. Однако Наполеон в июле уже имел несчастье разбираться с Жеромом, как с командующим французскими войсками в центральной Германии, и не хотел ещё раз наступать на те же грабли. К тому же, в воинские таланты Людвига он верил еще меньше, чем в полководческие способности Жерома. «Коннетабль так же мало способен командовать охраной у собственной двери, как Великий Адмирал (Мюрат) управлять учебным кораблем военной школы», – 16-го августа писал Наполеон канцлеру Камбасересу.
Маршал Бернадотт, князь Понтековро, с конца июля находился в Париже. Император удалил его из армии за плохое командование в битве под Ваграмом. Третьего августа, когда в Париж пришла весть об английском десанте, Бернадотт предложил Камбасересу и военному министру Кларку свою кандидатуру на пост командующего антверпенской группировкой. 6-го августа он повторил просьбу. Чиновники были в растерянности. По слухам маршал находился в опале, но ясного подтверждения тому не имелось. Кларка выручил сам государь. 7-го августа военному министру было доставлено письмо Наполеона, в котором он писал, что Бернадотт может принять командование. Маршал немедленно отправился в Антверпен.
Однако 9-го августа император, словно забыв, что писал два дня назад, сообщил Кларку: командующим должен быть назвал либо генерал Сен-Сюзанн, либо маршал Монсей.
15-го августа Бернадотт прибыл в Антверпен. Там уже находились 30000 солдат, а при них король Людвиг и маршал Монсей пытались расщепить неделимое место командующего. Прибытие Бернадотта вызвало большую горячность в обеих партиях. Опытный Бернадотт быстро навел порядок: Людвига отослал в свое королевство, а Монсею поручил самостоятельное командование большой группой войск, названной Резервной армией.
Хотя Наполеон дважды подтвердил Бернадотта как командующего, но он ему не доверял, и тому были причины. Не считая мелких интриг против императора и неудачные действия в ваграмской битве, в биографии маршала имелось два крупных прокола: в 1806 году он опоздал помочь Даву в битве при Ауэрштедте, а два года спустя он не помог русским в войне против Швеции.
11-го сентября император сместил Бернадотта, а на его место назначил маршала Бессьера, который в это время спешил в Бельгию во главе «корпуса Фландрии». Монсея Наполеон так и оставил командиром Резервной армии. «Тщеславие этого человека не поддается никакому сравнению, – писал император Фуше в день отставки Бернадотта. – Я приказал военному министру отстранить его. Он обладает только посредственным талантам. Я не полагаюсь на него больше. Он склонен слушать интриганов, которые заполнили столицу».

А тем временем английская операция продолжалась. 11-го августа, несмотря на не взятый Флиссинген, английский флот попытался пробиться в залив и неудачно. Потеряв несколько фрегатов и получив большие повреждения на двух крейсерах, флот ретировался. Через два дня английским войскам осады доставили тяжелую артиллерию. Начался планомерный обстрел крепости. Двое суток без остановки тяжелые ядра били стены, а зажигательные ракеты – новейшее изобретение англичан – за стенами вызывали пожары. 15-го августа Монне выбросил белый флаг.
Когда Наполеон узнал о сдачи крепости, он был вне себя от гнева; ведь он считал, что крепость неприступна, а даже приступа не понадобилось. Он приказал военному трибуналу судить Монне и тот вынес разжалованному генералу смертный приговор. Правда, привести приговор в исполнения не было решительно никакой возможности. Монне находился в английском плену. При Реставрации Монне указом короля был восстановлен в генеральском чине.
16-го августа состоялась передача крепости. Казалось, ничто не препятствует англичанам добиться успеха. Лорд Чатем приказал флоту на всех парусах идти в Бат, но не тут-то было. Фарватер оказался забит по самое некуда затопленными французскими посудинами. На его расчистку ушло десять дней. Только 26-го августа флот достиг широты Бата.
Это был последний успех англичан. Ещё 17-го августа в войсках началась малярия или «вальхеренская лихорадка», от которой местные жители постоянно страдали, но были привычны к ней, и редко болезнь заканчивалась смертью. За три дня заболело девять тысяч человек. Невероятными усилиями врачей болезнь удалось локализовать, но всё равно за следующий месяц заболело ещё пять тысяч человек. Четверть больных умерло. До войны ли в такой ситуации?
26-го августа Чатем созвал военный совет, в котором приняли участия адмиралы флота. Совет мрачно констатировал: предприятие, из-за малярии и других неудачных обстоятельств, близко к провалу. И констатировав это, совет решил прекратить наступление, отойти назад, оставив за собой только крепость Флиссинген, и просить дальнейших инструкций кабинета. 2-го сентября Лондон одобрил прекращение операции. Не медля ни дня, началась погрузка на корабли. Флот покидал эти нездоровые воды. В Флиссингене осталось 10000 человек. Они разрушали, что можно было разрушить. 21-го сентября, посчитав, что после их работы крепость долго не смогут восстановить, последние английские солдаты покинули проклятые бельгийские острова.
Громадная экспедиция закончилась форменным пшиком. Англичане потеряли 4000 умершими от малярии, 4000 погибшими в сражениях и умершими в лазаретах от ран (по большей части при неудачной высадке у Кадзанда). Но на переговоры Наполеона и Франца экспедиция имела огромное влияние.

20

25-го сентября император Франц созвал совет, дабы окончательно решить: мир или война. Под председательством императора в совете приняли участие канцлер Стадион, государственный советник Балдачи и три фельдмаршала: Лихтенштейн, Беллегард и Дука. Заседание совета проходило очень живо. Двое гражданских горой стояли за войну, а три фельдмаршала категорически высказывались за мир. Гражданские исходили из переменчивой политической ситуации, а военные из состояний вверенных им войска, а состояние его, несмотря на все усилия, было далеко не блестящее. В сентябре эпидемии и болезни уложили в лазареты четверть австрийской армии.
Граф Меттерних вел переговоры в Альтенбурге, и он не мог своим присутствием создать равновесия сил, и император Франц принял сторону большинства. Он наделил Лихтенштейна полновластными полномочиями и поручил ему ехать в Шёнбруннер договариваться с Наполеоном, так как в Альтенбурге, по-видимому, к результату не придут.
Наполеон тепло принял Лихтенштейна и неизменного Бубну, пригласил их на обед и в театр, но переговоры начались с приездом Шампаньи из Альтенбурга. Начались они без Меттерниха, ибо Наполеон не хотел его участия.
Французы немного снизили требования. Вместо территории с 3,6 миллионами жителей они хотели куски австрийской империи с 3,5 миллионами жителей. Контрибуция в размере 196 миллионов франков: 134 миллионов – деньгами, остальное – военным снаряжением. И здесь в Шёнбруннере, как и в Альтенбурге, торговля шла очень туго. Лихтенштейн 6-го октября писал императору Францу: «Наполеон, зная наше положение, требует много денег, чтобы полными горстями разбрасывать их своим многочисленным союзникам. А те, веря, что многим пожертвовали, жадно их ловят. Его требования к нам даже мягче, чем к другим, с которыми он после удачной компании заключил мир».
В Тотисе в это время произошли большие подвижки власти. Стадион потерял свою главную опору – императрицу. Партия мира сумела завоевать её на свою сторону. После этого дни Стадиона на посту первого министра были сочтены. Франц уволил Стадиона, а на его место поставил графа Меттерниха.
7-го октября неутомимый Бубна примчался в Тотис. Он доложил императору о ходе переговоров. Главная новость – Шампаньи снизил контрибуцию до 100 миллионов. Император попросил графа сделать всё возможное, чтобы снизить ещё миллионов на двадцать. Однако на заседании 10-го октября французский министр проявил упорство. Он отказался обсуждать дальнейшие уступки и грозился прекратить переговоры, если австрийская делегация не уймется. Неожиданно на помощь австрийцам пришел Наполеон. Он сказал Лихтенштейну, что удовлетворится 75-ю миллионами. На заседании 11-го октября Шампаньи своей властью добавил десять миллионов, а 12-го октября австрийцы согласились на 85 миллионов.
Наполеона очень волновали новости из Парижа. Его враги, по-видимому, затевали государственный переворот, и потому он хотел как можно скорей завершить с австрийцами. 14-го октября в Шёнбруннере стороны подписали договор. Лихтенштейн настаивал, что до подписания его Францем договор рассматривать как проект. На другой день договор ратифицировал Наполеон. 16-го октября, не дожидаясь подписи Франца, Наполеон оставил Вену. Уехал он в дурном расположении духа. Последние дни в Вене были изгажены пренеприятнейшим происшествием 12-го октября.

21

Во вторник 12-го октября император, как обычно, спустился по лестнице замка Шёнбруннере на смотр линейного полка. Как обычно, на парад собралось много венских бюргеров. Когда Наполеон шел через двор замка, превращенный в строевой плац, хорошо одетый молодой человек в плаще цвета оливок и серых панталонах, в сапогах и с черной шляпой подмышкой, украшенной французской кокардой, хотел к нему подойти. Находящийся в непосредственной близости от императора князь Невшательский жестом остановил юношу. Бертье предположил, что молодой человек хочет передать императору письменную просьбу. Это стало обычным делом на парадах, многие венцы приходили ради такой возможности. Однако юношу не остановил жест Бертье. Он хотел подойти к Наполеону, скороговоркой объяснив князю, что у него дело лично к императору. Это показалось Бертье подозрительным, и он, загораживая правой рукой дорогу юноше, левой тронул за локоть генерала Раппа. Генерал подозвал начальника жандармерии Маркхайма. Они вдвоем, взявши юношу, который вдруг стал податливым и вялым, под руки, тихо отвели куда надо. Всё произошло в течение одной минуты. Ни император, ни публика ничего не заметили
Молодого человека обыскали и обнаружили у него острозаточенный обоюдоострый кухонный тесак длинной примерно 40 сантиметров, который был спрятан в рулон бумаги, перевязанный железной проволокой. Через минуту появился Савари. Увидав тесак, Савари объявил юноше, что он арестован, и уже как арестованного спросил его имя и что он здесь делает. «Фридрих Штапс сын пастора из Наумбурга, ученик купца в Эрфурте», – с готовностью ответил юноша. И без обиняков рассказал, что хотел зарезать французского императора.
После парада Рапп доложил императору о происшествии. Наполеон побледнел, внимательно посмотрел на генерала и сказал, что хочет поговорить с задержанным.
В комнате замка Шёнбруннер, где находился арестованный Штапс, собрался весь цвет французской элиты: Бертье, Савари, Дюрок, Бернадотт и Рапп. Вошел император. Штапс приветствовал его глубоким поклоном. Он казался спокойным и очень уставшим. Полчаса Наполеон беседовал с ним по-французски. Если Штапс запинался, ему помогал с переводом Рапп. Он рассказал, что хотел подойти к императору и спросить: «будем ли мы жить в мире или нет?». И в случае отрицательного ответа поразить Наполеона ножом прямо в сердце. Покачиваясь на носках, держа руки за спиной, император выслушал Штапса и спросил его, что бы тот сделал, если бы он ответил «да». Юноша немного растерялся. Поклонился императору, видимо, чтобы скрыть свое смущение, а выпрямившись, посмотрел в рысьи глаза Наполеона и спокойно сказал: «Я всё равно бы вас убил».
Император удалился в глубокой задумчивости. Это не первое покушение, но все предыдущие имели политическую подоплеку. У Штапса же были личные мотивы, густо окрашены националистическим чувством – а это другое измерение.
Уходя, император приказал Савари держать этот случай в строжайшей тайне, дабы пример Штапса не породил десятки его последователей. «Это только иллюминат, – говорил Наполеон главному жандарму страны. – Расследуйте этот случай и определите, имел ли он помощников».
Штапса передали в руки венской полиции. Её начальником с 17-го мая стал знаменитый Шульмейстер, в свое время так ловко обманувший генерала Мака. Умнейшая голова и тонкий психолог, Шульмейстер хотел выяснить истинные причины, по которым восемнадцатилетний юноша решился пожертвовать свою жизнь. Ведь ясно же, что из этой передряги живым ему не выйти. 13-го и 14-го октября начальник полиции лично допрашивал Штапса. Собственно, это были даже не допросы, а длительные почти дружеские беседы. Шульмейстер так же свободно изъяснялся по-немецки, как и по-французски. Разговор шел на немецком языке.
Вновь и вновь в этих беседах Шульмейстер возвращался к тому, что во всех последних войнах Наполеон являлся жертвой, а не агрессором, что первыми нападали король Пруссии, императоры Австрии и России, а французский император только защищался и, стало быть, он невиновен во всех ужасах войны. Кажется, Шульмейстер нашел аргументы, ибо в конце второй беседы Штабс сказал, что он от всего сердца раскаивается в своём поступке и очарован великим монархом.
Протоколы допросов и их анализ Шульмейстер передал генералу Савари. А тот на их основе разработал рекомендации, призванные слегка подправить имперскую пропаганду.
Утром 15-го октября Наполеон продиктовал Маре короткий приказ: «Названный Допс (император ошибся в фамилии), рождённый в Эрфурте (император ошибся с местом рождения), который 12-го октября во дворе замка Шёнбруннер напал вооруженный кинжалом, должен быть судим военной комиссией, состоящей исключительно из жандармских офицеров».
В полдень того же дня комиссия под председательством генерала Лаура начала заседание. Она пришла к заключению, что Штапс своим деянием хотел приобрести дешевую популярность, ибо ему было известно, что наказание неминуемо, и он готов был принять его. Комиссия сделала вывод, что у Штапс не имел помощников, и никто не знал о его намерениях.
Штабс обвинялся в шпионаже по второй статье закона от 21-го брюмера V года республики (11-го ноября 1896 года), по которой предусматривалась смертная казнь. Трое судей (защитника не было) проголосовали за смертную казнь. В семь часов вечера приговор зачитали Штапсу.
После богатого ужина – первой и последней милости императора – Фридрих дремал в одиночной камере с 10-ти часов вечера до трех часов утра. В три часа за ним пришли жандармы. В закрытой карете отвезли за город. Привязали к заранее вкопанному столбу. В шесть часов утра пятеро жандармов дали залп. Штабс умер спокойно и тихо.
Бедный, глупый мальчик.
Долгое время мир ничего не знал об этом случае. Лишь десять лет спустя старый пастор узнал о судьбе своего несчастного сына. Но до 1830 года, до выхода в свет мемуаров Савари, даже он не знал подробностей.

22

Император Франц был недоволен, не хотел признавать договор, но всё же подписал. Австрия по нему должна была выплатить контрибуцию в размере 85 миллионов франков. Из них 30 миллионов при освобождении Вены от французских войск. Оставшиеся 55 миллионов векселями банков Гамбурга, Лейпцига, Амстердама, Аугсбурга, Франкфурта, Базеля и Парижа.
Территориальные потери. Самая болезненная – Зальцбург и часть верхней Австрии отошли к Рейнскому союзу. Графства Горц, Монфальконе, Триест, Крайна, часть Каринтии  и территории правого берега реки Савы до боснийской границы Наполеон оставил в своем личном распоряжении. Западная Галиция и часть краковского района получило Великое герцогство Варшавское. Наконец, часть восточной Галиции с населением 400000 человек отошло к России.
Само собой разумеется, Австрия вошла в систему континентальной блокады и австрийское правительство признало произошедшие изменения в Италии, Испании и Португалии. Кроме всего прочего, по договору Австрия, как раньше Пруссия, брала на себя обязательство не иметь армию больше чем 150 тысяч человек.
Война закончена. Павшие погребены. Живые возвращались домой. 19-го октября французские войска оставили Вену. Война закончена. Но было одно место, где оружие не смолкло. Тироль. Непокорный Тироль не сдавался пришельцам. Рассказ о тирольском восстании я остановил на втором изгнании французов в июне месяце. Продолжу.

Полтора месяца тирольцы прожили спокойно. Без господ, без налогов и бюджета, без администрации и управления, без того аппарата насилия, которое мы называем государство. За эти шесть недель в большой войне империй произошли битва под Ваграмом, сражение под Цнаймом и было заключено цнаймское перемирие. Один из пунктов перемирия предусматривал отзыв из Тироля регулярных австрийских войск.
По приказу Наполеона с четырех сторон: из Баварии, из Зальцбурга, из Каринтии и из Италии, двинулись французские войска усмирять Тироль.
30-го июля в гневе писал Наполеон руководителю карательной экспедиции маршалу Лефевру: «Я получил ваше письмо от 28-го июля. Из него я увидел, что община Тойферерталя подавлена, но я сердит, что вы их не наказали. Мое мнение: вы по получению этого письма захватите 150 заложников из всех кантонов, по меньшей мере шесть больших деревень разграбите и сожжете. И объясните им, что я накажу страну огнем и мечом, если они не сдадут все оружие: минимум 18000 ружей и столько же пистолетов, о которых я знаю».
Старый мудрый Лефевр игнорировал требование кровожадного императора по части наказания. Напротив, помня Испанию, он строго-настрого запретил насилие над «мирным» населением. В подчинении маршала находились: третья баварская дивизия генерала Деруа, первая баварская дивизия генерала Рагловича, дивизия Руйе (сводная из отрядов малых государств Рейнского союза), итальянская дивизия генерала Руска и несколько отдельных батальонов. Лефевр следовал с первой баварской дивизией и дивизией Руйе на Инсбрук, взяв по дороге крепость Куфштайн. Раглович наступал западнее главных сил, а итальянская дивизия внедрилась в западный Тироль.
30-го июля Лефевр вошел в Инсбрук. Ни одного выстрела не прозвучало в защиту города. За десять дней войска заняли весь Тироль, расположившись в главных городах и крепостях. Если бы Наполеон имел дело с регулярной армией, на том бы и закончилось и генералы могли готовиться принимать награды. Но не такова крестьянская война. Там где регулярные войска заканчивают, повстанческие отряды только начинают. Надо сказать, маршал это понимал и он во все концы страны разостлал новость, что императоры помирились и что тот, кто сдаст оружие, может беспрепятственно и без всяких последствий вернуться домой. Регулярные австрийские войска Лефевр в соответствии с соглашением обязал вернуться домой, что они и сделали 2-го августа.
Грамотный Таймер и осторожный Шпекбахер решили прекратить войну в силу её абсолютный бессмысленности. Но Гофер не думал сдаваться. Он просто не мог поверить, что его любимый кайзер Франц бросил тирольцев, когда как всего месяц назад клялся некогда не бросать. Он не хотел верить и не верил, считая, что порочащие Франца сплетни – это военная хитрость французов. Гофер листовками ещё раз призвал народ к оружию.
Между тем Лефевр, заняв Инсбрук, послал шеститысячную дивизию Руйе на помощь итальянцам. Войска Руйе беспрепятственно дошли до Штерцинга, но дальше начался форменный ужас.
За неделю листовки Гофера сделали свое дело. А Гаспингер почти против своей воли вернулся к Гоферу, но вернувшись, неутомимо ездил на своем ослике от деревни к деревни, от городка к городку и повсюду поднимал народ. Повсюду в южном Тироле били колокола, крестьяне и ремесленники доставали спрятанные ружья, чистили их, точили вилы и ножи.
Каждое ущелье для солдат Руйе стало засадой, с каждой горы стреляли и бросали камни, а когда батальоны входили в деревни, там никого солдаты не находили и еды тоже не находили. Неустрашимые непобедимые наполеоновские солдаты, опытные знающие все премудрости войны генералы были бессильны против простых неграмотных невежественных крестьян. Два дня солдаты ползли черепашьи по долине, отбиваясь от появляющихся и исчезающих как приведения тирольцев с огромными перьями в остроконечных шляпах. На третий день Руйе решил вернуться. Возвращались тем же путем и так же тяжело, а впереди слышалась редкая пушечная пальба. Когда французы дошли до Оберау, там всё было кончено. Оставленный в Оберау саксонский полк был полностью уничтожен, городок лежал в развалинах. Сегодня это местность называется Саксонская Прищепка.
Чтобы помочь Руйе, сам Лефевр с отрядом в 6000 человек выступил из Инсбрука. 6-го августа войска соединились в Штерцинге. Чужаки сидели в нескольких городах и боялись носа высунуть, а всем пространством между городами владели тирольцы. Со всех сторон к Штерцингу собирались крестьяне. Гаспингер вел отряды из Айсакской долины, Шпекбахер – он вернулся к Гоферу – из Сарнской долины, и сам Гофер во главе многочисленного отряда двигался через Яфенский перевал. Прославленный маршал несколько генералов и десять тысяч закаленных бойцов сидели в Штерцинге, окруженные горами с вооруженными тирольцами на них. С тоской маршал вспоминал события 15-ти летней давности, когда он сорокалетним капитаном бил пруссаков и австрийцев, вздумавших захватить его родину.
Просидев в городе четыре дня, Лефевр скомандовал отход. В ночь с 10-го на 11-е августа, пока крестьяне спали, захватчики вымелись из города. Как только обнаружилось, что французы ушли, их начали преследовать, и это было совсем не то преследование Таймером баварцев. На всем пути к Инсбруку были засады и завалы, на всём пути горы стреляли в отступающих. Вечером 11-го полностью истощенные и подавленные батальоны вернулись в Инсбрук.
В других местах чужакам тоже пришлось несладко. Генерал граф Бомон, командир первой баварской дивизии, заменивший раненого Рагловича, по всем военным правилам занял Форарльберг и победил, но как раз тогда начались у него проблемы. 8-го и 9-го августа у Пруца и на Понтлатцерском мосту регулярные части французской армии получили сразу два поражения, унесшие жизни тысячи солдатам.
Под стенами столицы собрались 15000 тирольцев. В городе находились две баварские дивизии (12000 человек) и неподалеку от Инсбрука, в Халле, стояла дивизия Руйе, уменьшенная недавними боями на две тысячи человек. Силы были примерно равны.
В субботу 13-го августа тирольцы пошли на штурм, а им навстречу Лефевр вывел баварцев. «Черная была гора от тирольцев и красная от баварцев, – вспоминал баварский солдат Дейфел. – Трижды мы атаковали, и всякий раз возвращались с окровавленными головами. Четвертый раз атака была компактней, и мы прошли до подножья горы. Штурм был отбит».
Лефевр не стал возобновлять битву на другой день, а скомандовал отступление. Часть его войск отходили через Куфштайн на Розенхайм, другая часть отступала на Зальцбург. Итальянцы из южного Тироля и войска из западного Тироля тоже отступили. Третий раз Тироль был освобожден. В сентябре ещё трижды пытались французские дивизии проникнуть в горную страну, но всякий раз были биты и с позором отползли обратно. Шпекбахер не раз предлагал Гоферу перенести боевые действия на сопредельные территории, но умный Гофер отказывался, ибо прекрасно понимал, что вне своих гор тирольцы будет втрое слабее, если вообще кто-то из его войска захочет пойти в Баварию или Италию. Весеннее предприятие Таймера показало, что это трудноосуществимая акция.

Между тем Наполеон и Франц заключили мир. Письмо о том Гоферу доставил порученец кайзера. В это время Гофер с друзьями сидел в уютном кабачке «У барашка» в местечке недалеко от Инсбрука. Он как чувствовал, что ничего хорошего это письмо не содержит. Он его не стал вскрывать, а, поблагодарив посыльного и распорядившись его покормить, пошел на мессу. В храме Божьем он молился долго и усердно, бил поклоны всем святым, словно просил Господа изменить, пока не поздно, содержание письма. Вернулся на постоялый двор и, отвечая нетерпеливым соратникам, сказал: «Мы принесли Богу жертву, сейчас должны подкрепиться. Баварцы могут немного подождать». Лишь плотно позавтракав, Гофер вскрыл письмо и... лучше бы он его не вскрывал.

Наполеон поручил руководство операцией по подавлению тирольского восстания вице-королю Евгению, отстранив Лефевра, как не справившегося с задачей. В распоряжении Евгения находилось 50000 солдат, вдвое больше чем у Лефевра в августе. Его армия состояла из трех корпусов: баварский корпус из трех дивизий под командой генерала Деруа, в недавнем прошлом начальника штаба маршала Лефевра; корпус генерала Иллера из трех дивизий; третьим корпусом командовал сам Евгений, он состоял из четырех дивизий. В середине октября в четвертый раз чужаки вошли в Тироль.
Евгений потребовал от тирольцев сложить оружие и разойтись по домам. И многие крестьяне подчинились этому требованию, но многие стали на их место, ибо Гофер в четвертый раз призвал свой народ к оружию. В последних числах октября произошла четырехдневная битва за Инсбрук и тирольцы, предводимые Шпекбахером, отступили. Баварский корпус занял столицу. 1-го ноября марширующая в авангарде корпуса Евгения дивизия генерала Руска заняла Лиенц, 12-го ноября войска Евгения захватили Бриксен. За день до этого баварцы заняли перевал Бреннер. Таким образом, ударами баварского корпуса с севера и итальянского с юга чужаки разрезали страну надвое, восстановив связь Баварии и Италии. Французский корпус Иллера оперировал в это время в западном Тироле.
В течение нескольких недель армия Евгения заняла все важные города и долины. Тирольцы оказывали отчаянное сопротивление, но чужаков было слишком много. Соратники советовали Гоферу, даже настаивали, утихомириться и уехать из страны, но он не мыслил себя вне родных гор. Вместо того чтобы следовать разумным советам, Гофер 12-го ноября ещё раз призвал тирольцев к борьбе. И произошло невероятное – тысячи мужчин, юношей и совсем мальчиков стали в ряды защитников своей Родины.
Опять начались засады и жаркие бои, опять захватчики почувствовали, что горы Тироля их выталкивают. Но всё новые и новые батальоны французы бросали в Тироль. Тирольцы отступали, поднимались всё выше в горы. А Гофер на все просьбы соратников уехать в Австрию отвечал гневное – «нет!».
Французы определили, что причина бесконечного тирольского сопротивления кроется в её вожде. Они назначили награду за голову Гофера 1500 гульденов – богатство для крестьянина сказочное. Нашелся Иуда в лице Франца Рафрля, выдавший итальянским солдатам место нахождения Гофера. В ночь с 27-го на 28-е января 1810 года Гофер был схвачен и препровождён сначала в Боцен, а потом в крепость Мантуя.
19-го февраля военный суд приговорил Гофера к смертной казни, и на следующий день он был расстрелян. Тирольское же восстание с исчезновением вождя быстро сошло на нет.
Вот и говорите после этого о роли личности в истории.