Неоконченный роман

               

На улице светило яркое весеннее солнце. Утро было прохладным, но это ненадолго. Утро оно на то и утро, что б быть прохладным. Но ровно к девяти часам прохлада исчезнет, начнет подпирать тепло, которое перейдет в жару и к двум часам дня будет жарко и душно, и только к четырем температура начнет падать. Вечером будет благодать, солнце спрячется и температура в пределах
 двадцати  градусов, будет держаться до полночи, потом опять похолодает. В это время года на юге Украины к утру может похолодать так, что вода в ведрах, стоящих на улице, покроется льдом на палец толщены, и в огороде померзнет, уже поднявшаяся ботва картофеля.
Веселился свежий утренний ветерок, играя листвой, растущих по-над забором со стороны улицы акаций. Под окном рос куст сирени. На фоне лапастых, тёмно-зелёных листьев красовались большие, еще не распустившиеся, но уже готовые к этому, набухшие темно-сиреневые грозди. Рядом с кустом сирени росла стройная аккуратным ровным конусом, достающим почти до конька крыши туя.
Света как всегда проснулась в шесть часов. Это у нее было в привычке. Нежиться в постели она не любила. Подруги рассказывали, что проснувшись по выходным, могли долго валяться в постели, наслаждаясь тем, что ни надо никуда спешить. Света просыпалась и сразу вставала, были это рабочие будни или выходные.
Света открыла глаза, настенные часы показывали без пяти шесть.  Луч солнца проходивший, между не полностью сдвинутых штор, яркой полосой проходил по потолку, по стене и падал прямо ей на лицо. Света зажмурилась, улыбаясь, сладко потянулась и передвинула голову на подушке так, чтоб луч солнца не слепил глаза. Она хотела быстро, как всегда подняться, но что-то ее задержало, она поежилась, потом расслабившись, раскинула руки и ноги в стороны и лежа на спине, глядя в белый хорошо выбеленный потолок ушла в невесомость. Света любила мечтать.
Мечтательницей она была с детства. Вот только мечты почему-то не сбывались. Раньше, когда она была девчонкой, она могла вот так же, лежа в траве, мечтая, плавать в этой невесомости. Но когда это было? Тогда было счастливое, розовое детство. А сейчас ей уже 31. В соседней комнате спит ее сынишка, которому уже 7 и в сентябре он  пойдет в школу.
Как незаметно пролетело время. Да, нет, не совсем так, время пролетело очень даже заметно. Оно оставило столько пригруза, что в ее черных как смоль волосах, уже была серебряная прядь седины.
Сегодня праздник весны. Хотя в этой жизни большой радости нет, но надо хоть иногда делать праздник  для себя. Просто послать всю эту обыденность к чертовой матери, забыться, можно даже выпить, чтоб веселее было на душе. Если нет в жизни радости настоящей, то создать ее искусственно.
Света думала о предстоящем сегодняшнем празднике.
Сегодня Первое Мая. Сначала надо будет сходить на парад, потом она договорилась со своими двумя подругами, такими же разведенками, как и она, собраться у той, которая жила в собственном доме и отметить праздник. Обе подруги Галина и Ольга жили без мужей. У Галины, которая была на год младше, было двое детей, две девочки. Сейчас у нее не было постоянного ухажера, или как они называли, любовника. Осенью она рассталась со своим более – менее постоянным, который навещал ее довольно часто в промежутке более года. Галка про него раньше часто рассказывала и очень хвалила. Во первых он ей помогал, хотя и не так, что бы сильно, но мог привезти пару тонн бесплатного угля, тракторный прицеп дров. Если она просила, мог подремонтировать двери в сарайках, починить перекосившийся стол и так кое, что по мелочам. Он работал трактористом в одной организации с ее подругой Ольгой, которая их и познакомила. Во вторых она рассказывала, что он в постели просто супер. До него она просто не знала, что это такое, хотя у нее двое детей. Ее бывший в этом деле был ни рыба, ни мясо, и она, считая, что так и должно быть, тоже была такая. После того как они развелись, еще четыре года назад, у нее были мужчины, но тоже не ахти. В этом случае она была без комплексов.
- Подумаешь, что здесь такого, мужа нет, да он, такой как был и не нужен, от него никакого прока.
Он был простой деревенский лодырь, который смылся вместе с ней из села в райцентр, чтоб ничего ни делать, ходить тупо на работу и, живя в общаге, ожидать квартиру. Галине это не подходило, она хотела иметь свой дом, огород и вести хозяйство. Но как это все без мужицких рук. Но Петька, ее муж ни хотел ничего. Он просто ходил на работу, а после лежал под телевизором. А дети растут, их надо кормить и одевать, да и самой хочется жить не хуже других.
Ей помогла бабушка, она купила ей небольшой домик, с сараюшками, подвалом и небольшим огородом. Галина бросила своего Петьку, перешла в дом, завела небольшое хозяйство, состоящее из поросенка, двух десятков кур и собаки. Десять соток огорода она засаживала сама картошкой, помидорами и огурцами. Мужчинами она не перебирала, пришел и, слава богу, не пришел тоже не беда. Но когда пришел этот, получилось совсем по-другому. На первую же ночь вышел скандал
из-за ее неопытности. Оказалось, она была просто бестолковой и перепуганной. Она очень испугалась его настойчивости и желаний. Но потом он пришел извиниться за свое грубое поведение. Это было в субботу. Галка стирала руками белье. Машинка сломалась. Когда он вошел, она была напугана. Черт его знает, что в башке этого парня. Так вроде нормальный, разговорчивый, веселый, но когда дело дошло до постели, а она бревно, бревном, то он как будто изменился. В порыве какой-то дикой страсти, он силой удерживал ее, и это ее очень напугало. Теперь он стоял в дверях, и она не знала, как быть и зачем он пришел. Но первое, что пришло ей в голову это то, что его надо выставить. На улице белый день и он побоится шума.
- Зачем пришел, - грубо спросила она.
- Да так извиниться.
Сейчас он был похож на провинившегося семиклассника, это как-то ни клеилось с тем, что было ночью. Галка внутри даже засмеялась, но сказала довольно грубо.
- Извинился и до свидания.
Он стоял у дверей, не зная, что делать. Уходить не получив прощения он не хотел, а ведь он ее действительно обидел.
- А, что ты руками, ведь машинка вон стоит.
- Сломана машинка и не твое дело как я стираю.
Он, без всякого разговора обойдя ее, подошел к машинке, воткнул вилку в розетку и нажал на кнопку пуска.  Машинка выкнула, дернулась, активатор тихонько крутнулся, а двигатель набрал обороты, ремень буксовал. Он выключил машинку, потом ее перевернул.
- Инструмент есть.
Теперь он говорил делово как настоящий мужик, хозяин.
Опешившая Галка, только сказала: - Да.
- Давай, что там есть, отвертка, ключи, плоскогубцы.
Это было сказано так властно по-мужски, что она не могла не подчиниться. 
Сбегав в кладовку, она принесла ящичек с инструментом.
Продолжая стирать, она искоса посматривала, как он разбирал машинку.
Он что-то раскрутил, повытаскивал.
- Это можно? – Он указал на тряпку, лежавшую около газовой плиты.
- Да.
Тряпкой он что-то  протер.
- Солидол есть?
Она даже не знала, что это такое.
- А вазелин есть.
- Есть.
- Неси.
Еще немного поковырявшись, он поставил машинку как положено и опять включил.
Машинка ровно загудела.
- Кажись все нормально, заливайте воду и стирайте.
- И, что будет стирать?
- Наверно.
Галке не верилось. Ее Петруха во первых не стал бы ковыряться, во вторых развел бы такую антимонию, что слушать бы было тошно, а в третьих он в этом соображал ни чуть ни больше ее.
Галка хотела взять с плитки большое ведро с горячей водой, но он опять ее делово отстранил и, вылив ведро горячей воды в машинку пошел, во двор, и принес из-под колонки ведро холодной.
Галка была ошарашена еще больше. Мужчины, которые к ней приходили, приходили только за одним, чтоб улечься с ней в постель, насчет чего она была не против, сама не зная почему, зачастую даже не получая удовольствия. А так как она была женщина гостеприимная, она накрывала на стол с выпивкой, самогонку ей на всякий случай поставляла бабушка, и закуской всегда с мясом, о чем снова заботилась в основном бабушка, проживающая недалеко в селе.
Галка засыпала в машинку порошок, наложила белья и нажала кнопку. Вода в машинке закрутилась, и белье начало быстро кувыркаться в воде. Галка стояла довольная и улыбалась.
Шурик, так звали парня, опять стал похож на школьника.
- Ну, я пойду.
- Куда?
- Как куда? Пойду.
- А сто грамм за работу!?
Галка улыбалась, он действительно был какой-то не такой. Тогда в постели он был груб и ее это сильно напугало. Когда он делал машинку, он был настоящим мужиком, которого нельзя было не послушаться, а сейчас перед ней стоял скромный растерянный мальчишка.
- Не, я не буду.
- Как не будешь?!
Шурик пожал плечами.
- Тогда чай, у меня пряники к чаю.
- Да, нет, как-то неловко.
Галка вспомнила, что у нее не показывает телевизор. Она просила того, который ее сейчас навещал, но он что-то посмотрел, Видно для отвода глаз и сказал, что здесь нужен мастер.
- А ты телевизор не посмотришь, что-то не показывает, экран светится, а ничего нет.
- Не, я в этом ничего не соображаю, в электричестве я вообще ноль.
Но Галка уже была уверена, что этот хоть посмотрит по-настоящему.
- Все равно ты только глянь и скажи, что надо.
- Да я, да, - но Галка, не дав ему договорить, открыла двери в комнату и пошла вперед.
- Проходи не разувайся.
Шурик глубоко вздохнул, крутнул головой, но послушно пошел следом, думая: - Да хрен с ним, ну хочется женщине, гляну, хотя, что я могу, это ведь ни трактор.
Они прошли через кухню в зал. Шурик подошел к телевизору, включил вилку в розетку и нажал кнопку. Экран засветился и зарябил. Шурик заглянул за телевизор, и вынул кабель со штекером.
Кабель к штекеру был не припаян и проводки перепутались.
- Нож дай, - он опять был мужиком и хозяином. 
Галка принесла нож, а   сама пошла, накрывать на стол.
Шурик зачистил кабель, прикрутил правильно проводки, вставил штекер в гнездо и включил телевизор. Экран засветился, по телевизору шла утренняя почта.
Галка вбежала в комнату, она была в не себя от восторга, ведь телевизор не показывал уже две недели. А тут на тебе, стал показывать. Теперь по вечерам скучно не будет и детям веселей, когда ей некогда, и она управляется  по хозяйству.
Улыбаясь, она подошла к Шурику. Она вся светилась, голубые глаза искрились. Ее радость предавала ей молодости и красоты. Она обняла Шурика и поцеловала в губы. Она уже его не боялась. Она поняла, что он меняется от обстоятельств. И если это постель, значит это постель и в ней хозяин мужик. Тем более он тогда был прилично поддатый. Если это работа, то здесь он тоже мужик и хозяин, деловой и строгий, а в остальном просто мальчишка скромный и смущенный.
Действительно, он то ее в постель не затаскивал, сама с удовольствием залезла, и не сразу ведь он захотел чего-то, а уже после того, когда уже многое было.
Галка усадила Шурика за стол, на котором стояла бутылка самогона и хорошая закуска.
Она налила ему полную стограммовую рюмку, себе половину.
- Большое тебе спасибо.
- Да не за что.
Он опять был похож на школьника.
Галку это веселило.
- Ну, давай.
Она протянула к нему, поднятую рюмку, они чокнулись и выпили, закусив, они выпили еще, потом еще, то есть, как положено, три раза.
- Ну, ладно я пойду, а то и так тебе всю работу перебил.
- Зато посмотри, как все получилось и машинка, и телевизор, - Галка сияла.
У двери он остановился и повернулся к Галке. Она смотрела на него улыбающимися голубыми глазами.   
- Приходи вечером, я буду ждать.
- А ты не боишься,- после трех рюмок Шурка уже был развязней. Он уже чувствовал в себе самодовольного и самоуверенного самца, хотя еще не полностью.
- Теперь уже нет, она улыбалась.
Шурик ее крепко обнял, она тоже обвила его шею руками.
Все это тогда она рассказывала Светке с восторгом.
Потом галка поняла, что такое секс. Имея двух детей и переспав ни с одним мужчиной, она даже не представляла, что в ней таится такая страсть. Она влюбилась в Шурика как девчонка. Ведь все те, которые были до него, просто пережевывали сопли, как говорил, теперь ее Шурик. 
Они приходили и делали только то, что называлось, сунул, вынул и бежать. Шурка приходил, как только начинало темнеть, и уходил не раньше двух ночи. Раз в неделю он приходил обязательно, раз в месяц, а иногда и чаще он оставался у нее ночевать по две ночи подряд на выходные, когда его жена с детьми уезжала к родителям.
Галина была счастлива. Поначалу ей всего казалось много, но потом она вошла в такой вкус, что ей становилось мало. Теперь она понимала, какая она была в этом отношении дура. Ведь сколько в этом разнообразия, и мужчину можно довести до безумия, всем тем, чему ее научил Шурик.
Теперь она была настолько знающая в сексе, что не знала, можно ли придумать еще что-нибудь.
И она придумала. Любовь к Шурику через год начала утихать, он ей уже приелся. Ей хотелось все это попробовать с другими. Ей хотелось урвать какого ни-будь, еще не сведущего, как была она раньше, и по настоящему над ним поиздеваться в постели. И она начала поиск, изменяя Шурику. Как-то он, придя после двенадцати, застал ее с другим в постели. После того они расстались.

Света еще раз потянулась, сладко зевнула, и резко сбросив одеяло, встала с постели. Она вышла на кухню, чтобы умыться и привести себя в порядок. Умывшись, она зашла в комнату, остановилась около трюмо и начала расчесываться, глядя на себя в большое зеркало.  В зеркале, глядя на нее, расчесывалась женщина, выглядевшая на столько, сколько ей было, то есть на 31 год. У нее были коротко стриженные жестковатые пышные, черные как смола волосы с тоненькой прядью седины у левого виска. Личико было вполне нормальное даже красивое. Прямой с чуть видными морщинами лоб, густые черные брови, сходящиеся на переносице, прямой носик и красивые пухленькие губки были прямо, как нарисованы, щечки пухленькие и нормальный ровненький подбородочек. Света смотрела на себя внимательным взглядом.
Мордашка, в общем-то, ничего, если не считать черного пушка усиков, которые ей не нравились.
Хоть бери и брейся как мужик. Так как Света по своей природе была широкой кости, то и личико было чуть широким, но этого заметно не было, потому, что она сама была крепкого, широкого телосложения, что ей очень не нравилось.
- Ну, что это за фигура, что это за талия, которой почти нет, хотя талия была. Просто Света была широковатая в плечах, но и попа у нее была тоже приличная. Поэтому талия не могла быть осиная.
Ноги у нее были прямые, тоже без особых выделений. Грудь была большая и пышная. И хотя ей другие говорили, что она нормальная и даже красивая, сама себе она не нравилась. Она всегда завидовала другой своей подруге Ольге. Галка тоже была не из красавиц, фигурой не блистала, грудей почти не было, и личико было в канапушках  губы  и волосы, конечно  у Светы были красивей. Вот Ольга да. Все у Ольги было красиво и в гармонии. Блондинка с длинными волосами, светлым личиком, фигурка как точеная, ножки тоже, грудь у Ольги, не смотря на то, что она была по сравнению со Светой почти худая, была чуть меньше Светиной, походка королевы. В общем, Ольга была на загляденье, хоть сейчас на телеэкран.
Света смотрела на себя в зеркало и недовольно сжимала губы.   
- Да, по сравнению с Ольгой, ты дорогуша как ежик в тумане.
Одевшись Света, пошла, готовить завтрак. Сынишку на сегодня она отведет к бабушке, то есть к матери своего бывшего. Потом на парад, потом к Галке, там устроим девичник. У Галки сейчас ухажёра нет, у Ольги ухажёр женат и никогда с ней не посещает ни каких мест.  У Ольги в семейной общаге две комнаты. Там они и зависают. В общем, он с ней на тихоря, хотя божится, что любит и разведется с женой, но это все вранье, и Ольга об этом прекрасно знает. Но, что поделаешь, жизнь она есть жизнь. Ее ухажер высокий красавец, такой же, как бывший Светин.
С Ольгой он уже около года. Ольга выслушивает его песни о любви, делит с ним постель, но в любое время, когда ей что-то подворачивается, она без всякого зазрения совести наставляет этому красавцу рога.
Света все про своих подруг знала. Она говорила Ольге удивляясь.
- Оль как можно, ты посмотри на себя, ты ведь прелесть, ты ведь если захочешь…
Но, Ольга ее перебивала.
- Раз уже захотела, вон видала, двое скачут. Их надо одеть, обуть, эту в школу, этого в садик. Пашу как каторжная.
- Ольга, но так ведь нельзя, ты встречаешься с Валеркой и в тоже время можешь переспать с кем угодно и где угодно.
- Светка раскрой глаза, ты, что девочка!? Да на меня все так и смотрят как на хороший товар. Помнишь, в меня прораб был влюблен. Какие он мне песни пел, прямо обожествлял, а хоть чем-то помог. А этот, ты, что думаешь он ради меня жену и ребенка бросит. Он только болтать мастер, да мной любоваться, а сам не то, что показаться со мной, он боится, чтоб не дай Бог, кто увидел его в общаге.  Тоже мне герой любовник. Вон у Галки Санек, наш тракторист был, да он ей за год сделал больше чем эти все красавцы, болтающие о любви мне за все время, и дома пашет как каторжный, у жены никаких проблем. Неужели у прораба меньше возможности, чем у тракториста? 
Светка пожимала плечами.
- Вот то-то подруга, красивые мечты уже улетели. Мне уже 33, кому я нужна с двумя детьми? А еще лет через десять мы и без детей никому не нужны. Так, что радуйся жизни Светик и если хоть кто-то на тебя глаз положил, не отказывай, а то так плесенью и покроешься. А в этом деле зачастую случайность, такой прекрасной окажется, что вроде и была то с тем мужиком один вечер, а запомнила надолго.
Ольга по мнению Светы была неправа. Разве можно вот так без перебора. Но, с кем поведешься.
На Свету полгода назад обратил внимание командировочный водитель из другого райцентра. Конечно, он был не очень. Так себе средней паршивости. Чуть выше ее конопатый. В общем по сравнению с ее бывшим он вообще был никакой.
Но как не крути, хочется хоть какого-то внимания и Света согласилась, чтоб он ее навещал. 
Ничего хорошего в этом не было, но и плохого тоже. Длинными зимними вечерами хоть было не так тоскливо. Света любила ухаживать за другими, вот она и ухаживала за ним, когда он приходил, и делила с ним постель, притворяясь, что ей это нравится, хотя на самом деле все было просто.
Уйдет этот и тогда вообще волком вой. А он считал, что Света в него влюблена, и иногда говорил.
- Покажи, как ты меня любишь.
Света показывала, как она его любит, про себя думая. 
- Дурак ты, я просто баба и мне одной тоскливо, попался бы какой более менее, я бы тебя и к порогу не подпустила.
А сама мило улыбалась. Чувства юмора у нее хватало, чтоб шутить над другими, но в основном над собой. И теперь она ведь ни с него смеялась, а больше с себя.   
Сынишку Славика она отвела к бабушке с дедушкой. Светин дом, верней дом ее родителей, которые умерли очень рано, оставив ей дом в наследство, находился около железнодорожной станции. Ее родители работали на железнодорожной станции и получили этот дом. Дом у родителей ее бывшего был в центре их небольшого города. Дом у них был большой, рядом стояла  времянка, тоже приличных размеров.  И дом и времянка были из белого силикатного кирпича с пилястрами и узорами. Забор был очень красивый, он был тоже из белого кирпича с колоннами. За забором красовался палисадник. В нем было чисто и зелено, и он скоро будет благоухать цветами. Двор опрятный и  ухоженный. Родители ее бывшего мужа Валерия во всех негораздах обвиняли Свету. Ведь их Леля, так они его называли с детства, не мог быть плохим.
Они были работящие, но всячески старались оберегать свое детище и баловать по его прихотям, и воспитали высокого, красивого эгоиста и лодыря.
В центр Света с сынишкой добирались на маршрутном автобусе.
Оставив сынишку у дедушки и бабушки, Света пошла на парад.
В начале улицы от автостанции собирались толпы народа по организациям. Разбирали флаги и транспаранты, выстраивались в колонны и шли по широкой улице к центру. Пели патриотические песни. Впереди всей колонны шли музыканты в гусарской форме, потом спортсмены, потом колонна в национальных костюмах 15ти Советских республик с флагами этих республик. Потом колонны рабочих заводов, потом меньших организаций. Все проходили мимо трибуны. С трибуны говорили о достижениях тех, чьи колонны  проходило мимо. Первый секретарь райкома и представитель из области передавали поздравления партии и правительства. Потом колонны проходили в другой конец улицы, где их ждали грузовики, в кузов которых  скидывали флаги, транспаранты и портреты вождей. После этого народ расходился и собирался уже в другие компании знакомых и родственников, чтобы продолжить праздник  застольем или на природе. 
После прохождения в колоннах и освободившись от флагов и прочего, подруги встретились, как и договаривались около универмага.
Света подходя, увидела ожидающих ее  Галку и Ольгу. Они были жизнерадостные, как бы там ни было, а праздник есть праздник, к тому же весна и птички поют, можно и молодость вспомнить.
Они расцеловались и пошли по центральной улице. Им хотелось посмотреть на праздничный центр города, посмотреть на лютей которые были нарядные и веселые, ну конечно и себя показать. Подойдя к площади перед кинотеатром, они встретили компанию знакомых. Все радостно поздравляли друг друга с праздником, с очень близкими знакомыми обнимались и целовались. Потом они встретили другую компанию и еще знакомых. Городок был небольшой, подруги работали в разных организациях, поэтому знакомых было много. 
Поболтавшись по городу они пошли к Галке домой. Сегодня они празднуют у нее, а завтра соберутся у Светы. Дом Галины был недалеко от центра, и они не спеша дошли минут за 15.
Шумно и весело зайдя в дом, они начали накрывать на стол. Выпивка и закуска заранее приготовленные, стояли в ожидании. Горячие блюда надо было просто разогреть. 
Они накрыли стол и уселись пировать. Галина откупорила бутылку марочного вина и разлила по бокалам. Потом подняла  свой полный бокал.
- Давайте девки за нас.
Из их компании Галина была самая простая. Она была простой деревенской девчонкой. Окончив восемь классов, она оставила школу, не захотев учиться, и рано вышла замуж за парнишку из их села. Бабушка, желая внучке лучшей жизни, постаралась, выпроводить их в райцентр, где Галина устроилась на завод, а муж на стройку в ПМКа. Появились две дочки, ровно через год одна, за одной. Они подросли и Галина, определив их в садик, пошла на работу. Муж Петька оказался таким лодырем, что не приведи Господь. Галина решила, что ей самой с детьми будет легче и выгнала Петьку. Он был не самостоятельным, в городе, где надо шустрить и работать, а в общаге  самому готовить, стирать и стараться экономить, и т.д он не ужился. Попробовав такой жизни и не справившись, он рванул опять в село, поближе к родителям. А Галина осталась в городе, она неплохо справлялась сама. На заводе, где она работала, зарплата была в два раза больше чем в селе. Потом дочки ходили в городской детский садик, а теперь  ходят в городскую школу. Галина даже и не думала возвращаться в село, а бабушка об этом и слушать не хотела, и всячески старалась ей помочь, лишь бы внучка жила в цивилизованном мире и правнучки не знали этой тяжелой и грязной сельской жизни, от которой женщины рано стареют, а большинство мужчин просто спиваются. Женщины встали, чокнулись бокалами и хором крикнули.
- За нас!
Выпив они закусывали. Стол был праздничный. Мясные и рыбные блюда, салаты и маринованные грибы, домашняя выпечка, конфеты.
Подруги ели и разговаривали, они делились новостями. Галина и Ольга заводили разговор о мужчинах. Они не стеснялись рассказывать друг другу о том, как они проводят время с мужчинами не только просто, но и в постели. Ольга в этом была вообще экстрималка и экспериментатор.
Она могла, смеясь, рассказывать как она с прорабом в прорабском вагончике, когда за окном сновали рабочие. Как в первый раз прораб спешил, боясь, что она передумает, как потом его хватило всего на пять минут, как он бедняга краснел, когда зашла бригадир штукатуров и сказала.
- Что голубки никак не наворкуетесь? Пошли Ольга работать, а то если до его жены дойдет, что он тут с девчатами шуры-муры крутит, то она ему быстро харакири сделает, я ее знаю.
 Ольга тогда рассмеялась, а прораб только мычал.
- Да мы тут, да я.
Света слушая такие рассказы краснела. Она даже о простых отношениях с мужчинами стеснялась говорить. Слушать такое ей тоже было стыдно, но интересно.  К тому же Ольга умела хорошо  и интересно рассказывать. Ольга с одним умудрилась даже в кинотеатре во время сеанса на заднем ряду, где людей не было. Она даже лечилась в больнице после своих приключений и кого-то наградила. Теперь она со случайными только через резинку.
У Светы при слушании таких интересных историй, краснели не только щеки но и уши.
Галина слушала с удовольствием, у нее уже от таких разговоров уши не краснели. Рассказывать она не умела, но тоже рассказывала. У нее не получалось так красиво и складно как у Ольги, но рассказать было о чем. Она тоже могла позволить мужчине все, что он пожелает, особенно если он ей понравился. А когда у нее не было мужчины неделю и более, тогда ей вообще было наплевать нравится он ей или нет, лишь бы был мужик  и чтоб долго.
- Знаете девки, колы я була молода, дурна була. Петька придэ, мы с ним потихоньку не зная как и что. Он девки так и остался  не зная как и что.
Она разговаривала то на деревенско русском, то переходила на свой сельский где русский шел в перемешку с украинским.
Я теж дура, двух деток родила, а понятия никакого. Потом один попал вроде ничего, потом второй.
Ольга улыбаясь, перебила поддёрнув подругу.
- Ну а как третий?
Ольга работала вместе с Шуриком. Это она, договорившись с Шуркиным другом о встрече, вот тогда друг и привел Шурика для Галки.
У Ольги с другом получилось все нормально. Так рассказывал друг Шурику.
Ольга рассказывала Галке совсем другое, она жаловалась ей, что очень быстро и никак.
А Галка, от Шурика, с перепугу прибежала в комнату, где была Ольга с его другом. Из-за этого скромный Шуркин друг с ним поругался, узнав, что Шурик хотел настоящего секса, а не кувыркания на бревне.
- Галка ты круглая дура.
- Да он меня чуть не удушил, а потом знаешь что предложил?
- Галка ты точно дура.
Этот разговор произошёл у Галки дома после того, как после скандала, Шуркин друг их обоих проводил к Галке домой.
- Ты знаешь Галка, лучше бы мы поменялись. На Шурика я глаз давно положила, но он что-то ко мне равнодушен. А этот как раз бы тебе подошел, вы бы на пару сопли пережёвывали. А с Шуриком, чувствую, мы бы зажгли огни цирка.
Теперь Галка сидела довольная.
- Девки, я только после него поняла, какая я. Он мне так сильно понравился, что я влюбилась.
Я была для него на все готова. И знаете, его жена тоже у нас на заводе работает, только в другом цеху. Девки, она такая красавица, а скромная. Она с мужиками даже не разговаривает. Поначалу мужики к ней и так, и эдак, а она ноль. Такое впечатление, что она дикая, хотя веселая, компанейская, правда неразговорчивая, и никогда не выпивает.
Галина налила, и они еще выпив, продолжали кушать и разговаривать.
- Так вот, когда мы с ним начали, помнишь, я рассказывала.
Ольга улыбалась.
- Помню, помню, когда он тебе машинку отремонтировал и телевизор, а потом вечером пришел.
- Да девки. Ну думаю буду терпеть, во первых нравится, а во вторых должна же рассчитаться, да и ухажёр мой давненько не захаживал. Вот тогда девки я поняла, что ничего раньше  не понимала.
А что ранишь на десять минут и всэ.  А этот, я уже, а он продолжает, я еще раз уже, а он продолжает. Мне уже не хочется,  но терплю, думаю вот, вот, потом девки, не знаю, но конечно прошло больше чем полчаса, а может час, мне так начало хорошеть, что хочется, а не могу, кажется сейчас разражусь, а все не как, и вот это хочется а не могу, продолжалось девки долго. А он все знает и что бы он ни сказал, я только поддакиваю. А он грубый какой-то становится, как самец. И вот наконец-то я смогла. Девки у меня такое было впервые. Я думала, что сердце выскочит и глаза повылазиют. Я не могла сдержаться девки, я орала так, как будто рожаю, это было такое, я даже не знаю. Я его так обнимала, так целовала, что он меня успокаивать начал. Он потом говорил, что испугался, думал, что я рехнулась. Потом конечно мы с ним вытворяли, я ему потом все, что захочет, позволяла, что бы он ни попросил. Я в него так влюбилась. И может если бы ни он, я так бы и осталась полной дурой. А потом он мне начал приедаться, хотелось с другим кем, попробовать. Я и попробовала, а он нас застукал и перестал ходить, да я уже и не хотела с ним. Правда потом иногда так сильно к нему хочется, а потом проходит. Да он наверно сам теперь со мной не захочет. Свет, а ты че молчишь как там твой конопатый?
Света покраснела до кончиков волос. Ей было стыдно. Как они могут вот так запросто говорить об этом. Нет, она такого рассказывать не будет, да и рассказывать особенно нечего.
Время за разговором под вино и закуску пролетело незаметно. Был еще день, но скоро начнет смеркаться.
- Пойдемте в центр сходим, посмотрим на праздничный город.
Они встали из-за стола пошли в спальню к зеркалу. Поправили прически, подкрасили губки и брови.
Светлане подкрашивать брови не надо, она наоборот их постоянно выщипывала. Она смотрела на себя в зеркало. Да, с Галиной она еще может потягаться.
У Галины были русые волосы, тоже коротко стриженные, личико обыкновенной сельской девчонки с обильными конапушками. Фигура у не была средней между Светланой и Ольгой. И не смотря на то, что у нее было двое детей, грудей у нее почти не было. Для того, что бы этому придать вид, у нее был специальный лифчик, который она одевала по праздникам, когда ехала в другой город, ну и так, когда в гости или в кино.
Женщины вышли на улицу, и пошли в центр.
Там было много народа. Работали киоски, кулинария, вино-водочный магазин, на улице продавали квас, мороженое, пирожки. Они прошли до кинотеатра, уже смеркалось, Но центр города был ярко освещен фонарями и неоновыми огнями витрин и названий магазинов и учреждений. Около красивого четырехэтажного здания райкома росли голубые ели, над ними возвышались разноцветные фонари. Такие же фонари били по периметру вокруг всей райкомовской площади. Здесь и, напротив, около банка дежурило по два милиционера. За райкомом был Городской парк, который тянулся до кинотеатра, за зданиями, магазинов и учреждений. В парке были качели, карусели, небольшое чертово колесо и детские горки. Подруги, побродив по центру, направились в парк. В парке широкая асфальтированная дорожка расходилась на две, чуть уже, одна из которых вела к качелям и каруселям, а другая к летней танцевальной площадке.
- Девки, а может, на танцы сходим, - предложила Ольга.
 – И что же мы там будим делать, бабушки-старушки? – Отозвалась Света.
- Прямо уж и бабушки. Вот закадрю, какого-нибудь молоденького.
- Тебе проще, на тебя и молоденькие как мухи на мед.
- Хорошо, что еще как на мед, а ни как на говно.
Они весело засмеялись и повернули к танцплощадке.
Площадка была огорожена высоким забором из арматуры.  Рядом на площадке перед танцплощадкой было много народа. Здесь были различные компании по возрасту, и такие как они и старше. Подруги почувствовали себя легче и проще. Они поздоровались со знакомыми, потом немного с ними постояв, решили зайти внутрь. Ольга сходила, купила входные билеты. Зайдя во внутрь, они решили стать в сторонке, но людей было много, и в сторонке не получилось. На ярко освещенной сцене, под красивым навесом, украшенным разноцветными воздушными шарами и плакатом «Да здравствует 1е Мая» стояли музыканты с гитарами. Это была местная эстрадная группа. Заиграла музыка, пары пошли танцевать. Подруги стояли, ожидая приглашения, и разглядывали окружающих. Медленный танец кончился, заиграла  быстрая музыка. Подруги пошли танцевать, к ним присоединились два пьяных парня, тоже  где-то их возраста. Но видно было, что во первых они пьяные, а во вторых колхоз, колхозом. После танца парни стали рядом с подругами. Разговор их был не связный, поведение наоборот развязное, они курили и нагоняли на себя какие-то, как Ольга выражалась, понты.
Ольга как самая смелая и авторитетная в этих делах, рассматривая кавалеров, заявила: - Да девочки, что-то нам не везет.
Парни еще немного покуражились, видно поняли, что им тут не светит, отошли. Подруги еще потанцевали и, видя, что им тоже здесь не светит, решили еще немного и уходить. Света рассматривала молодежь. Все они были красивые, нарядные, веселые и беззаботные. Она и по молодости не очень по танцам бегала, все училась, будучи студенткой, она тоже считала, что главное знания. И когда подруги звали ее на танцы или в кино, она оставалась в комнате, либо читать, либо играть на аккордеоне, разучивая, что-то новенькое. Училась она тогда в культпросвет училище на зав клубом, и по классу аккордеона.
 Но вот она увидела, что с другой стороны к ним  направляются два парня. Тот, который шел впереди, был невысокого роста, светловолосый и как ей сразу бросилось в глаза очень спортивный, или как говорят коренастый. На вид ему было не более 25ти.  Рядом шел молоденький парнишка лет20ти, чуть повыше, но худощавей. Они шли прямо к подругам.
Парни подошли, тот, что постарше улыбаясь, обратился к Ольге и Галке: - Привет девчонки, с праздником. Он остановился около Светы, подал ей руку и изящно кивнул головой: - Разрешите.
Света не ожидала, что он пригласит именно ее, она была уверена, что он идет к Ольге. Приглашал он конечно красиво, как в кино на балу у дворян. Танцевал он тоже легко, чувствуя партнершу. Было видно, что парень без комплексов и шустрый. Он сразу начал разговаривать. Рядом танцевал его молоденький друг с Галкой. Галка довольная улыбалась. Молоденький тоже разговаривал с Галкой.
- Вас как зовут? - Спросил Шурик.
- Света, - ей почему-то стало не  по себе, и она покраснела.
- Как-то неожиданно, вы и вдруг Света. Светы обычно светлые, а вы наоборот, волосы у вас черные аж переливаются.
- Мама с папой хотели, чтоб я была веселой, светлой и жизнерадостной.
- Ну и как?
- Кажется, не получилось.
- А по-моему получилось.
- Вы хотите мне сделать комплимент, но это неуместно.
 - Почему?
Света в ответ пожала плечами.
- А меня зовут Шурик или Шурка, как вам угодно.
Танец кончился. Шурик вел Свету к стоящей в одиночестве Ольге. Сзади молоденький под ручку вел Галку. Они остановились, став в кружок.
- Знакомьтесь девочки, это мой друг Миша. Со Светой мы уже познакомились.
Ольга улыбалась.
- Ну, Шурка ты шустрый, как только ты все успеваешь.
Она его хорошо знала, ведь они вместе работают и это она его познакомила с Галкой. Ольга знала, как Шурка работает на работе, постоянно строится дома, почти все делая сам. Дома большое хозяйство, огород и теплицы. Работая на тракторе, он всегда, если была возможность, в обеденный перерыв, кому-то, что-то возил, зарабатывая копейку на семью. Теперь он перешел на экскаватор, но также в свободное  обеденное время он зарабатывает на стороне. С тех, кто работает с ним в одной организации Шурка никогда, помогая им, не берет денег. И если он им что-то подвозит на тракторе или капает экскаватором, и ему дают деньги, он всегда говорит.
- Вы, что меня обидеть хотите.
- Но ведь ты работал.
- Во первых трактор такой же мой как и ваш, во вторых мы работаем в одной организации и кем я буду если с вас возьму деньги.
Все работающие с ним, знали, что с них он денег не возьмет. Но ему все равно нравилось, когда ему давали, а он отказывался. В таких случаях он ощущал какой-то кайф. Ведь человеку было приятно, что ему сделали за спасибо, а Шурику было приятно смотреть на удивленного и довольного его помощью человека.
- Оленька, если бы я все успевал, то давно бы тебя соблазнил, а видишь, не успеваю.
- Зато за другими успеваешь.
- Да, знаешь тоже не за всеми. На самом деле у Шурки был принцип «не шкодничай, где живешь и не живи где шкодничаешь», хотя в мужском обществе это звучало совсем по-другому, и Шурка это выражал тоже по-другому. Поэтому с женщинами из ПМКа, где он работал, категорически никаких серьезных отношений, только по работе и дружеские. Зачем лишние разговоры, а женщин везде хватает. Их всегда больше чем мужчин. Хотя у них на работе были молодые женщины, которые сами намекали на отношения, но Шурик с ними все переводил в шутку.
- Ох, смотри Шурик, кажется, ты попался, улыбалась Ольга, она была очень опытная в этом отношении, и она каким-то чутьем определила, что Шурик запал на Светку, хотя сам Шурка этого еще не понял.
Зазвучала музыка. Ольгу пригласил парнишка лет25ти. Шурик опять танцевал со Светой
Он разговаривал как всегда при знакомстве заученными фразами. Задавал вопросы. Света отвечала смущенно, потому, что Шурик, улыбаясь, рассматривал ее лицо. Она краснела под его оценивающим взглядом. Шурику почему-то понравилась эта  молодая женщина, хотя, в общем она была не в его вкусе. Ему нравились блондинки или светлые стройные женщины, такие как Ольга или его жена. Черные ему нравились меньше. С такими он был только тогда когда в компании не выпадало других, или когда его знакомили, так как это было с Галкой. Или если такая  навязывалась сама. Тогда он не отказывал, и шел просто по течению, как будет, так и будет, а от меня не убудет. Мало ли, что ведь я ей нравлюсь, значит, она будет в сексе послушной. Когда разонравлюсь, а по опыту он знал, что это обязательно случится, тогда легче расставаться, как с Галкой. 
Шурка рассматривал смущенную Свету. Ему понравилось ее красивое  лицо, простое и доброе.
Ее речь была настолько правильная, и чистая, что Шурка удивлялся. Обычно на работе  у женщин, как и у мужчин слова вперемешку с матом. Многие разговаривали как Ольга, не плохо, но часто вставляли слова полуматы и немного украинских. Такие как Галка вообще разговаривали на деревенской тарабарщине, и не на русском и не на украинском, часто с неправильными ударениями или ни с теми гласными.
Света разговаривала чисто, на русском языке, где-то Курской, Белгородской областей и голос у нее был очень приятный. Не смотря на то,  по ней было, видно, что она из породы с широкой костью, двигалась она очень легко.
Они разговаривали. Света все время смотрела где-то в плече Шурику.
- Вы, почему на меня не смотрите, не нравлюсь?
Света пожала плечами.
- Мы так не договаривались, я, видите ли, на вас все глаза просмотрел, а вы на меня ноль внимания, а надо бы и посмотреть, чтоб хоть немного оценить своего партнера по танцу.
Шурик был немного выше Светы, хоть она была на каблуках. Он плотно прижимал ее к себе.
В танце Света была очень послушная, она хорошо чувствовала партнера и у них получалась в этом полная гармония.
- Све-е-та.
- Что. - Это, что прозвучало нежно и тихо.
Шурик прошептал ей на ушко: - Я хочу посмотреть в твои глаза, - и отстранил от нее лицо
Света повернула к нему лицо, и посмотрела в глаза.
Шурик смотрел в глубину ее карих глаз, которые пронизали его теплом, нежностью и женственностью. Внутри что-то екнуло, Шурка понял, что эта женщина не умеет врать, если только самую, самую малость, и то только о том, о чем постесняется говорить. Не то, что Галка, у которой семь пятниц на неделю. А Ольга была очень прямая и у нее не поймешь где правда, а где вранье.
А тут сразу видно, что стоит ей соврать и ее глаза сразу выдадут. Еще в этом взгляде было что-то особенное, чего Шурик объяснить не мог.
Света тоже смотрела в голубые глаза Шурика. Ей нравились именно такие мужчины, светловолосые с голубыми глазами, крепкие, спортивные, но желательно повыше. Ее бывший тоже был светловолосый, с голубыми глазами, только выше Шурика наверно на целую голову, правда, этот крепче. Она продолжала, любить своего бывшего, не смотря на то, что он вытворял
разные гадости, был наглый, ленивый и чуть ли ни на ее глазах не скрывая изменял ей, и смеялся
даже при подругах указывая на ее недостатки. Но он у нее был первый и единственный, до тех пор, пока не удрал к другой. А потом этот конопатый, и то  назло бывшему, который смеясь, говорил, что  на нее вообще никто ни позарится. Еще у Шурика был плюс перед бывшим, что он не курил. Это было видно сразу. Света сразу не поняла, что это за парень, но потом сообразила, что это и есть тот самый Шурик,  с которым Галка рассталась осенью. Она его представляла совсем другим. Получается ему уже 34, а выглядит лет на10 моложе.
Да, но что толку его рассматривать? Смотри, не смотри он мужчина и все получается в его руках. Может у него уже после Галки любовница завелась? Галка рассказывала, что он гуляет потому, что у него жена не слишком охочая. А может он просто врет, чтоб оправдать свою ветреность.   
Правда обе подруги рассказывали, что он работяга и хозяин и для семьи старается на все 100.
Выпивает по сравнению с другими где-то меньше среднего. Конечно, она была не прочь, чтоб он за ней поухаживал, пусть даже недолго. Все таки этот, на вид, даже с ее бывшим может потягаться, не то, что конопатый. И еще это бы означало, что не такая уж она и ненужная, если даже Ольга на него глаз положила. Она, даже не замечая тяжело вздохнула, ведь этот  сей час же может развернуться и уйти или позже пойти домой к жене. И вообще с чего это она начала о нем думать, только потому, что он начал ее разглядывать. Валера тоже разглядывал, а потом, издеваясь, ржал как конь над ее недостатками. Вот и этот может, разглядывает, а сам смеется над ней. Ведь в нем никакой серьезности. Ему 34, это она знала от подруг, выглядит он, конечно, не более чем на 25.  Теперь какой же он серьезный, если дома жена и дети, а он с мальчишкой на танцы приперся. Света опять подумала: - Да и вообще, с какой стати я его примеряю? Просто надо веселиться, ведь праздник, хотя как бы там ни было, веселиться веселей, когда рядом мужчина, который ухаживает именно за тобой и к тому же симпатичный, разговаривает в рядок, не зря ведь когда-то Галка была от него без ума.
Шурик продолжал рассматривать Свету. Он сам не мог понять, что именно ему в ней нравится. Фигура у нее не очень, ножки тоже, личико конечно красивое. А вот взгляд и голос.
Они продолжали смотреть друг другу в глаза. Шурик был без комплексов, и поцеловать женщину, с которой танцует, для него было просто нормой. Он прижал Свету посильней и хотел поцеловать в губы, Света успела чуть отвернуться, и он поцеловал ее в щеку.  Он засмеялся и тихо спросил:          - А почему?
Света опять пожала плечами.
Шурик засмеялся и поцеловал ее в волосы у виска.
Когда они после танца стояли  кружком, Галина глядя на Свету сказала с расстановкой: - Свет-ка, ты кажись по-па-ла.
Миша, не смотря на то, что был помоложе, держался с Галиной как настоящий ухажёр. У него был хороший учитель.
Мишка осенью пришел из армии. Дом его родителей, с которыми он жил, Был на соседней улице с Шуркиным домом. Они были соседи через огород. И не смотря, на то, что Мишкин отец годился Шурику тоже в отцы, они дружили. Шурка был очень простой, а Мишкин отец  хоть и казался простым, но был с хитрецой, и дружил с Шуркой, имея от этого выгоду. Он сразу понял, как только Шурка купил этот дом, что с этим парнем можно дружить, и от этой дружбы будет приличная выгода, без всякой отдачи.
Шурик по возможности помогал всем соседям, но тем, с которыми дружил, он помогал даже тогда когда помощь особенно и не нужна. Его отец еще с детства учил:-  Соседи это самые близкие родственники, какими бы они не были. Братья, сестры, родители и другая родня это конечно хорошо, но учти сын раз и навсегда. Когда, что-то случится дома, ты к кому побежишь?    
К соседу. Братья и все остальные родственники далеко, а этот вот он. Вот и относись к нему как к близкой родне. Шурик так и относился.
Мишка еще, будучи пацаном, любил приходить к Шурику. Ему нравился этот парень, который вел себя с ним как с ровней, не то, что два Мишкиных старших брата. Один, из которых был на год старше Шурика, а другой на год моложе. Они всегда считали Мишку ребенком, и никогда к нему не относились серьезно. Когда они садились выпивать, или у них речь заходила о женщинах, они просто прогоняли Мишку. Зато Шурик, когда еще Мишке было14 лет уже угощал его винцом, и говорил, что чем раньше начнет встречаться с девчонками, тем быстрей во многом разберется.
Шурка рассказывал, что сам по настоящему начал встречаться с девчонками после армии, и когда другие парни шустрили на-полную, потому, что еще до армии переспали ни с одной, он, Шурик был лох лохом. А женщин желательно узнавать пораньше, потому, что они хоть и ровесницы, но намного в этом деле старше и можно запросто попасть в капкан. И Мишка начал встречаться с девчонками с восьмого класса, а в десятом уже с ними спал. Сейчас он прекрасно знал, что будет делать сегодня ночью с этой женщиной. А Галка вся светилась, ведь такой молоденький красавчик ухаживает за ней. Она тоже уже представляла, что она будет делать с этим красивым, стройным юношей, который на пол головы выше Шурика. Потанцевав и поговорив с Мишей, Галка поняла, что этот мальчик не такой уж невинный, и здесь она чувствовала воспитание Шурика. Танцуя, Галка прикидывала, что пора уходить. Если уходить сейчас, то парни пойдут с ними, потому, что она видела, что Шурка уже никуда ни денется, а вот этого может увести какая-нибудь молоденькая, так, что как говорят. Куй железо, не отходя от кассы.
Они опять стояли кружком.
- Ну, что девки пойдем, по-моему, уже пора бы и выпить?
Ольга была не против, потому, что у нее не было пары, хотя на этот счет она не расстраивалась. Она свое всегда успеет наверстать.
Света тоже была согласна уйти, хотя танцы еще будут долго, но ей не очень хотелось здесь находиться, ведь многие ее здесь хорошо знают, так, что лучше от греха подальше.
Они впятером вышли с танцплощадки, вышли на центральную улицу и направились в сторону Галкиного дома.
Пока они шли по ярко освещенной площади, то Шурик вел Свету под руку, Миша с Галкой тоже шли под ручку. Ольга шла между ними посередине. Когда они сошли на широкий тротуар в тень деревьев, они шли также, только теперь Шурик  обнял Свету и крепко прижал к себе. Света ни упрямилась, ей было приятно и к тому же становилось прохладно, а в объятиях было теплей.
Праздник продолжался. Теперь, когда с ними были мужчины, застолье было куда веселей. Женщинам было теперь за кем ухаживать и с кем танцевать. Миша выходил покурить и выводил с собой  Галку.
После второго ухода, Галка вернулась раньше.
Шурик менял на магнитофоне кассету.
Галка подошла к подругам: - Девки, - она это произнесла не громко, но с таким восхищением. Она уже была под приличным градусом, а Шурку она не стеснялась, ведь с ним она зажигала по полной, да и с другим он ее застукал в постели: - Якый вин славный, а какие в него губы красивые, а цилуе як,- она подняла вверх плечи, чуть прищурившись, подкатила глаза кверху и улыбалась счастливой детской улыбкой.
Шурик узнавал Галку. Если она так делает, значит, Мишка держись, это уже ни та перепуганная Галина, полтора года назад. Это уже настоящая хищница и Мишка видно ей сильно понравился.
Они выпивали, закусывали, танцевали. Теперь было все намного проще потому, что все выпили, и расслабились, и посторонних здесь не было.
Света уже  не стесняясь, смотрела на Шурика, и не отворачивалась, когда он ее целовал, танцуя, а наоборот крепче прижималась и наслаждалась поцелуями. За столом она тоже сидела в его объятиях, и когда он ее целовал, она тоже шла ему навстречу.
Шурик слышал, как девушки собираются проводить завтрашний день. На завтра вечером они планируют, собраться у Светы. Из их разговора он понял, что она живет недалеко от железнодорожной станции в железнодорожном поселке, в частном секторе,  который от города отделялся большим парком.
Шурик не мог точно планировать на завтра, хотя жены дома нет, он ее с детьми отвез к теще, но завтра может все измениться, и не известно, захочет ли он в эту компанию, ведь утро вечера мудренее. Завтра это завтра, ведь у него много друзей. Еще он знал, что не надо расспрашивать, если действительно, что-то есть, то он разыщет ее, даже если она  будет в другом городе. Он себя хорошо знал.
Время уже зашло за полночь и Галина начала размещать гостей на ночлег. Она даже и не думала выпроваживать Шурика, ведь тогда уйдет и Мишка. Галина постелила Светлане с Шуриком в детской на диван-кровати. Она завела туда Свету: - Здесь будите спать вы, Ольге я постелила в той комнате, ну, а мы, в общем спокойной ночи.
Света за этот праздничный день очень устала, потом выпивка, к которой она относилась отрицательно. Вообще по сравнению с подругами она была не пьющая. Оставленная Галиной, она разделась и легла, укрывшись легким одеялом. В доме было тепло. 
Вошел Шурик, и тоже раздевшись, лег рядом.  Свет в этой комнате был выключен, но через стекло в дверях спальня хорошо освещалась.
Шурик лег рядом со Светой на бок, облокотясь на локоть, он смотрел на Свету.
Света ожидала, что он сейчас начнет наглеть. Ведь по Галкиным рассказам в таких случаях он был  почти неудержим. Она даже не знала, что она будет делать. Поднимать шум, это просто глупо, подруги только засмеют. Согласиться, тоже какая-то нелепость. Она даже не знала, как быть, но решила, пусть будет, как будет, ведь от меня не убудет, да и он ничего, правда стыдно до ужаса.
Шурик наклонился над ней и поцеловал в губы. Потом крепко обняв, начал целовать глаза губы, щеки опять губы. Рукой освободил груди из-под лифчика. Груди у Светы были большие. Шурик убрал с нее одеяло, ей стало стыдно, и она прикрыла груди руками, но он, отстранив руки, продолжал рассматривать ее с ног до головы. От стыда она закрыла глаза. Она прекрасно знала, что в ее фигуре ничего хорошего нет.  Да, сейчас начнется,- подумала она. Но ничего особого ни началось. Света открыла глаза. Шурик смотрел ей в глаза, значит, перед этим он рассматривал ее лицо. Они опять смотрели друг, другу в глаза, он улыбался. Потом он ее крепко обнял и, прижавшись к ней всем телом, хотел лечь на нее.
- Не надо Шура, - тихо прошептала она.
Он опять облокотился на локоть, посмотрел на нее, улыбаясь. Потом крепко поцеловав, опустился чуть ниже, примостил голову на ее плече, положил правую руку ей на грудь и закрыл глаза. Света лежала, не зная, что будет дальше. Но потом поняла, что Шурик уже сладко спит. Она с облегчением потихоньку глубоко вздохнула, так чтоб не разбудить спящего, и тоже закрыв глаза, уснула.
Спала она спокойно, лишь где-то подсознательно помня, что рядом спит мужчина и его голова покоится на ее плече, А рука держится за грудь. Потом она сквозь сон слышала, что он аккуратно встает, стараясь, не разбудить ее. Она понимала, что еще рано и надо спать, а в шесть она все равно проснется. Проснувшись, она глянула на ручные часики, было пять минут седьмого. Шурика рядом не было. Когда она сквозь сон слышала, что он встает, то она подумала, что просто в туалет, а он ушел. 
- Ну, вот и вся любовь, - подумала Света: - А может я дура, может надо было…? Она вспомнила его взгляд, его поцелуи, и подумала: - Что-то Галка про него наговорила такого, что одно с другим не вяжется. А может, она сама виновата, сначала дала мужику  повод, а потом в крик. А он молодец, а я то дура перепуганная, Галке поверила, а всего-то сказала не надо. Она сладко потянулась, раскинула руки и ноги и, улыбаясь, начала мечтать. А мечтать Света умела. Ведь раньше она много читала и хорошо училась. А читая книги, обязательно научишься мечтать. Света слышала, что подруги уже встали. Она тоже встала, оделась и вышла. 
- Доброе утро девчонки. Света улыбалась, у нее было очень хорошее настроение. Подруги решили, что у них с Шуриком все получилось класс.
- Ну, як Шурик? – Галке не терпелось, услышать, как там Шурик трудился ночью.
- Нормально, спал, потом ушел.
- Нэ брэши, - Галка хитро улыбалась.
- Правда, спал.
- Так я тоби и поверила. Ну не хошь не кажи. А я девки, ох, и пацан, молодой да ранний. Всэ просто прэкрасно, обещал прийти.
- А где он? – Поинтересовалась Ольга.
- Он даже не спал, часа в три ушел. Говорит, родители волноваться будут, он обычно если дома не ночует, то их предупреждает.   
Они умылись, привели себя в порядок.
- Ну, шо подруги як мужики кажуть, похмелимся.
Они быстро накрыли на стол. Галка наполнила бокалы. Она вся цвела, у нее с Мишкой все получилось класс. Еще бы не цвести. Мальчишка молоденький, симпатичный, крепенький. Мишка тоже остался доволен. Галина старалась по полной, и он у нее ни раз стонал от удовольствия.
Конечно, особенно нового ничего для Мишки не было, но разве могут те молодые соплячки, тягаться с ней. Они ведь ни дать, ни взять толком не могут, а она расстаралась.
Галина смотрела на Свету и думала, что не может, быть, чтоб Шурка просто так уснул. Она прекрасно знала, что он пока раза три, четыре не вспотеет, не отстанет, а потом еще чего-то попросит. Просто Светка рассказывать не хочет. Она и так скромница, а всего, что с Шуркой не каждая согласится рассказывать. Это она простая и может рассказать все, а другие, они, видишь ли, культурные, как это они расскажут, куда они мужиков целуют. Они будут врать, что только в губки и в шейку. Только в какую шейку?  Она представила, как это делала Светка и улыбнулась.
Ну и пусть не рассказывает. Только она знала Шурку лучше, чем они, и видела, что Шурка запал на Светку и Светка, кажется тоже. Разве можно сравнить того конопатого командировочного с Шуркой. 
Девушки чокнулись и, выпив, начали закусывать.
- Девчата, а сколько же можно есть, я и так вон какая толстая, - недовольно заметила Света.
- Свет, ты не толстая, просто у тебя кость широкая и такое строение тела.
- Тебе Оль хорошо говорить, ты втрое ешь больше чем я и тебе хоть бы хны. У тебя фигурка, ножки, грудь, а здесь черти, что, на самосвал похожа.
- Во, бачишь, уже начала себя оценивать, хочешь ему понравиться, улыбалась Галка, - Можешь не волноваться, ты ему уже понравилась.
- Да ладно Галь, что может понравиться? Ты посмотри, я вообще удивляюсь, почему он меня выбрал, а не  Ольгу.
- А я тебе кажу, я его хорошо знаю, и видала как он на тебя пялится.
Света была довольная, как бы там не было, но Шурик выбрал именно ее, пусть даже на один вечер.
- Нет девчонки, вы как хотите, а я буду переходить на строгую диету.
- Як хочешь, а я пойисты люблю, особенно мьясо. Галка ела кусок буженины и улыбалась.
Ольга, тоже улыбаясь, ела вилочкой кусочки нарезанного мяса. Она действительно любила хорошо поесть и ела много, но и работала не меньше. На стройке она работала штукатуром. После работы и часто по выходным она еще с двумя подругами из их бригады ходили на шабашки. Иногда на выходные за ними приезжали даже из областного центра начальники и забирали к себе работать.
Они были хорошими специалистами по отделочным работам. Там им неплохо платили. А что поделаешь, двоих детей обувать, одевать и кормить надо, а без мужика это сложно. А хочется, чтоб не хуже чем у тех, кто живет с мужиками. И у Ольги это получалось. Сейчас она жила в семейной общаге, занимая две комнаты, но их организация строила в микрорайоне три пятидесяти квартирных и два тридцати двух квартирных дома. И в одном пятидесяти квартирном, в котором уже ведутся плотницкие работы, ей по очереди попадает квартира на втором этаже.
Подруги разговаривали, шутили, потом еще выпили. Потом пошли гулять в центр, где и расстались.
На вечер была договоренность, продолжить праздник у Светы.
Света сходила к свекрови, забрала сынишку и поехала домой.
  Шурик обычно ложился, спать не раньше двенадцати, но бывало, что и в три. И не смотря ни на, что он просыпался в пять бодрым, свежим, с восстановленными силами и сразу принимался за работу. Он держал в хозяйстве десятка по два, три курей и уток, иногда больше, три, четыре поросенка, обязательно одного или двоих бычков и иногда  двух, трех баранчиков. Не смотря на то, что его дом был от центра в пятнадцати минутах ходьбы, у него был огород на 20 соток. На Украине такое в райцентрах не только возможно, но часто и густо. У Шурика была небольшая теплица, в которой он выращивал рассаду ранней капусты и помидор, которую он потом пересаживал в огород под пленочные разборные балаганы. В двух теплицах на солнечном обогреве он выращивал ранние огурцы. Эти теплицы были 20 на 5 и не разбирались. Дом, в котором он жил с женой и двумя дочерями был большой, но старый. Шурка купил его шесть лет назад в плачевном состоянии. За эти шесть лет он его переделал внутри на современный лад, пристроил большую светлую веранду. Как настоящий хозяин во дворе он построил гараж с мастерской, Сарай для бычков, поросят и птицы, подвал, туалет и строил времянку с большой комнатой, прихожей и  баней. Он был из русской семьи, и баня с парной для него была обязательна. Он просто не представлял, как это раз в неделю не побаловать себя в парной с веничком. Шурик разобрал старый штакетный забор, и на место старого поставил новый
металлический с новыми воротами. Хоть и не особо шикарный, но насколько позволяли его возможности. Еще он поставил красивую арку, понизу с низеньким заборчиком из арматуры и уголка. Вокруг дома отлил широкую отмостку, которая служила также дорожкой. Дом был на два входа. Перед обоими Шурка вылил пороги, над которыми сделал навесы от дождя. От дома к всем постройкам, которые были облицованы белым силикатным кирпичом, были проложены дорожки из б/ушной тротуарной плитки, которую Шурка привозил со стройки. Перед верандой была выложена площадка тоже из такой же плитки. Все это Шурка делал сам. Он научился на работе у каменщиков класть кладку, у штукатуров штукатурить, у плотников ставить стропила и крыть крыши и все остальное. В чем он ничего ни понимал и не хотел этому учиться, это электричество. Его он боялся и поэтому приглашал своего кореша электрика. Уже более двух лет назад Шурик купил жигули одиннадцатой модели. Хотя машине было более пяти лет, за нее пришлось отдать почти шесть тысяч, а это очень большие деньги. Правда, две тысячи он занимал, которые отдал в течение года. По всему этому раскладу можно было судить, как он вкалывает. Заработок в ПМКа был не такой уж и большой, в среднем Шурка получал 150 рублей. На такие деньги здорово не разгонишься, поэтому надо было шустрить. Вот он и шустрил. Чтоб прокормить хозяйство, он заготавливал на зиму сочные корма и накашивал сена. Осенью после уборки кукурузы они с женой ездили на поля и собирали потери после комбайна. Так они заготавливали до трех тон кукурузы. Так же заготавливали свеклу, если своей было мало, так же подсолнечник на масло. Ко всему этому Шурка раз в неделю, но чаще два, ходил на комбикормовый завод после часа ночи, воровать комбикорм. На велосипеде за один раз он привозил два мешка. Завод был недалеко, около двух км. Дело было обычное. Перелазишь через забор и идешь либо в склад, куда самосвалы завозят готовую продукцию, и ночью там обычно никого нет, либо туда, где загружают самосвалы. Мешки выносишь, перетаскиваешь через высокий забор, мостишь на велосипед и пешочком хомырями, по протоптанной тропинке, ведь ты там не один такой, домой.
За силосом немного по-другому.  Там на силосных ямах, около МТФ, ночью никого нет. Можно подъезжать на мотоцикле с коляской, загружать и спокойно ехать домой.  Но тоже ночью и желательно после полночи. А весной когда идет зеленая масса наоборот желательно рано утром. За свежим буряком и гарбузом на поле тоже ранним утром. Вот так Шурка жил, работал и воровал. Еще если была возможность, то он калымил на тракторе. Если кто-то заказывал кирпич, шифер, перемычки, трубы, щебень и т.п. Шурка еще с кем-нибудь из парней со стройки грузили  это в обеденный перерыв, чтоб меньше видели и продавали.
С хозяйства он тоже имел копейку. Без мяса они не сидели. Бычков он сдавал живыми, поросят резал сам и возил на рынок. Уток, если себе мяса хватало, то тоже возил на рынок. Куры были несушки, их держали для яичек.  Вот так он и жил. Спать по долгу, было некогда. Так же жили, работали и воровали все те, кто хотел жить получше, то есть иметь машину, или в доме хорошую обстановку и одежу. На одну зарплату это было невозможно. Но иметь все вместе, тоже было невозможно, даже работая, занимаясь и воруя как Шурка. Потому, что собирая на машину, не обставишь мебелью дом, а обставляя дом и хорошо одеваясь, не соберешь на машину.
Вот так вкалывая, Шурка поднимался рано и ложился поздно.
Поэтому он рано поднялся, оставив Свету, и пошел домой. Хотя на праздники он не работал, но хозяйство надо управлять. Надо выводить бычков, у всех почистить, всех накормить.
 
Все эти процедуры Шурке были знакомы с детства. Делал он это все как на автомате. Здесь не надо было думать о том, что делаешь, потому, что это делалось каждый день. Шурка вывел по очереди двух бычков на небольшую лужайку, которая находилась в конце огорода. От этой лужайки шла непаханая полоска земли по-над огородом Мишкиного отца, шириной метра три. По ней проходила тропинка на ту улицу, где жил Мишка, рядом с их домом. Эта непаханая полоска была оставлена специально, чтоб при вспашке на огороды могли заходить трактора. И чтобы не обходить вокруг, а это было далеко, можно было пройти по тропинке рядом с Шуркиным домом, потом  по меже выйти на непаханую полоску и на соседнюю улицу. Так с Шуркиной улицы было ближе в аптеку, больницу и на автостанцию.
Шурка вывел бычков, напоил, отвел на лужайку и привязал на цепи, длиной метров по пять, которые крепились на железные колья, вбитые в землю, так, чтоб бычки не выходили за приделы поляны. Он принес им зеленой массы, которую заготовил первого, утром съездив на ферму. Заготавливал он всегда на всякий случай впрок, а вдруг завтра утром не получится. Хоть он сильно не пил, но все равно мог перебрать так, что не только за руль, ходить тяжело было. Потом он управился с  остальным хозяйством, которое выпустил из сараев в специально загороженные загоны. Если Шурка не работал, то он не мог сидеть на месте сам по себе, он был очень энергичным и компанейским. Сидеть без дела он мог только зимой, когда выпадал снег, или шли дожди, но тоже не просто, а читая книги, что он сильно любил. Но это только зимой, а весной, летом и осенью читать некогда. Как говорят, один день год кормит. Обычно по праздникам они собирались в семейные компании. Но так как жена с детьми уехали, ни в какие семейные компании Шурка не пошел. Он любил побыть свободным. Еще, будучи холостым, а женился он на 25м году, он работал по стройкам, живя в общагах и вагончиках, где обитал различный контингент.   
Там не обходилось без пьянок, карт и драк. Где бы он ни работал, он всегда находился с отборной шпаной, хотя лидером никогда не был. И такие мероприятия как танцы, кино, полублатные сходняки с картежью, пьянками и женщинами легкого поведения он посещал регулярно. До женитьбы, видя его таким, вряд ли бы кто поверил, что это крестьянин. А крестьянином он был с детства, там не побалуешь, сельская жизнь рано заставляет пацанов становиться самостоятельными. Но потом армия, после которой Шурка захотел посмотреть свою необъятную Родину. И он ее немного посмотрел. Но как только женился, он опять стал прежним, как до армии, только теперь взрослым и не в отцовском доме, а в своем. Но как бы там не было, как бы он не был занят, обеспечением семьи, он не мог избавиться от тех привычек, которые приобрел во время холостяцкой жизни. Да он и не хотел от них отвыкать. Работа работой, но от  работы кони дохнут. И после месяца тяжелой работы, Шурке нужна была отдушина, чтоб расслабиться.
И он дня на три уходил в загул. Он легко находил компанию, где играли в карты, пили водку, правда с теми женщинами, которые там были, он не связывался, зная по старому опыту, что это может закончиться неприятностями. С девушкой он знакомился обычно на танцах, куда уходил после карт, там он выбирал лет 20ти или старше, которой тоже нужен был мужчина на один вечер, чтоб тоже расслабиться. Выглядел он гораздо моложе своих лет и поэтому чувствовал на танцах себя свободно. Но в основном у него на стороне, для расслабления  была какая-нибудь Галка.
Жена у Шурки была красивая, простая и в общем хорошая, но пассивная ко всему, кроме работы на работе. Там она была работящей и не уступала самым передовым, с людьми очень скромной, даже диковатой. Зато Шурке часто закатывала скандалы просто на ровном месте. Дома она ни чем, ни занималась кроме детей, но и здесь Шурка умудрялся детям дать больше. В школе он учился неплохо, а после армии поступил в институт, но потом там что-то не срослось и его отчислили. Дочкам с ним было гораздо интересней. Он знал много сказок, им было много перечитано разных книг, и то, что он считал интересным детям, он им рассказывал, еще он знал много стихов наизусть. Когда он с детьми по выходным ходил в центр города, это для них был праздник. Старшая дочка ходила в школу. На родительских собраниях присутствовали одни женщины,  и только он мужчина. Поэтому учительница его тоже пригружала, то шкафчики поправить, то полочки прибить,  то двери плохо закрываются и прочее.
Правда Шурка и не хотел, чтоб жена работала дома. Он считал, что жена вообще не должна работать, нахрена ей тогда мужик. Вот он и тянул все сам. А она? Ей не надо было ничего. Но хотелось хорошо жить. И Шурка постоянно слушал упреки, сам не понимая за, что. Жена, конечно, не знала, что он шляется по женщинам, она знала, что он иногда играет в карты и выпивает в компании, иногда до поросячьего визга и домой приходит на четырех. В постели она была скромной, Шурка злился, ругался, но волю себе не давал. Зачем, если жена не хочет. Но не хочет не надо, но тогда пусть и не обижается. Для этого есть Галочки, Олечки, Лидочки и Шурке было, где выпустить пар.  А чтобы хорошо жить, надо хорошо вкалывать, а жене почему-то хотелось все и сразу и она доставала Шурку упреками. Хотя не многие из его друзей вкалывали, так как он. Но были такие, которые вкалывали как он, им еще помогали родители и жены у них были впереди паровоза. Как же за такими угонишься. А Шурке никто не помогал. Непонятно почему, но теща тоже категорически была против него. Шурка знал, что его жена его очень любит, хотя этого никогда не показывает, но иначе Шурка бы не женился. Но он не мог понять, почему она так к нему относится. Если бы она его не упрекала и не совала свой нос в домашние дела, в которых сама не принимала участия, Шурка, наверное, был бы счастлив и прекратил бы свои, пусть даже редкие, но все равно загулы.
Он как-то пробовал завязать. Почти год не пил, ни куда не ходил, после работы и на выходные работал дома, был постоянно с семьей, но, увы, ничего не поменялось. 
Но как бы там не было, Шурка ни одной заработанной  на работе копейки не пропил и не прогулял. Наоборот он кроме зарплаты приносил домой деньги. И зарплату и заработанные на стороне деньги он приносил и отдавал жене и никогда у нее ни брал даже на пиво. Семейный бюджет всегда был у жены. Шурка у нее никогда не требовал отчета, зная, что она если и потратит, то только на себя и на детей. Даже собирая на машину, он не брал деньги с зарплаты, туда шли деньги за выращенных животных, те, что Шурка ходил по шабашкам по строительству со своим коришем Колькой – каменщиком и те, что калымил на тракторе.  В общем, все бы было нормально, если бы они сошлись с женой характерами, но, увы. Поэтому были частые скандалы из ничего. За месяц это так надоедало, что у Шурки кончалось терпение и он, на выходные, начиная с пятницы после работы, уходил в загул.
Дома всегда все было приготовлено. Наколотых дров всегда было не менее двух кубов, остальные были попилены и все сложены в поленницы. Комбикорма и дерти готовой к употреблению тоже было три двухсотлитровых железных бочки, ну, а не готовых, то есть не перемолотого зерна тонны три. В общем, без Шурки никакого труда не составляло управляться с хозяйством недели две. Шурка считал, что эти три дня его загула для жены будут наказанием, ведь ей самой придется управляться, и если холодно, топить печь. Но после этих трех дней он являлся домой зачастую пьяный в воскресенье вечером или с загула в понедельник сразу на работу. В обоих случаях в понедельник он старался вкалывать физически и побольше пить воды, чтоб выгнать похмелье.
После работы в понедельник он приходил домой как нашкодивший кот. Он знал, что виноват перед женой и детьми и поэтому, что бы жена ни говорила, он не противоречил, а вкалывать брался еще сильней. Ведь за неделю надо догнать то, что было запланировано на выходные
которые он прогулял и сделать то, что запланировано на эту неделю. Поблажек он себе ни делал, поэтому вставал он как всегда, а вечером работал во дворе при электрическом освещении, или в мастерской не менее чем до часа ночи. И только тогда, когда работа была, подогнана, он начинал заходить в дом в одиннадцать, но не раньше.
Но проходил месяц и все повторялось. Если у него была постоянная подруга, как Галка до их разрыва, он старался заглянуть к ней на пару часиков и без загула. Например, если ездил куда-то на машине, он мог не спешить домой, ведь есть причина и какая разница приедешь ты домой в девять или в двенадцать. Со своей женой Шурка уже прожил десять лет. Он никак не мог понять, почему происходят скандалы.
Да он бывает, не сдержан и груб. Но пусть жена попробует так повкалывать. Она и, не вкалывая может такой скандал устроить, что только держись.  Еще он думал: - Характер у меня конечно не ахти, но ведь все оправдывается моей работой и могла бы иногда помолчать. Ведь у многих ни то, что машины и дома, а велосипеда нет, и живут в общаге, ожидая государственную квартиру и  постарше его.
Шурка управлялся автоматически, не думая о том, что он делает, а думал он о том, что было. Хотя ничего не было. Он сам удивлялся. Ведь должно было быть, ведь Света сама этого хотела, хотя говорила, что не надо. А там кто его знает, хотя в этих случаях Шурку нюх подводил редко. Что-то в этой женщине есть, что-то такое чего нет в других. Но вот, что? Конечно у нее красивое личико, пышная грудь, ножки и фигура, конечно, желали быть лучше, но это все мелочи. Ведь не мальчишка, чтоб на этом зацикливаться. Были у него такие, что с них картину рисуй, а в рядок разговаривать не умеют и с таким гонором, что чуть ли ни Бриджид- Бордо, только смотришь через неделю от нее тошнить начинает. А у этой взгляд просто волшебный, в нем такая нежность и глубина, что успокаиваешься и чувствуешь легкость. А голос? Ведь она просто посмотрела и прошептала: - Не надо Шура. И нет вопросов, все на своих местах.
Другая понты нагоняет: - Я не хочу, как это можно, что за глупости, а сама аж пищит, а потом такое покажет, то, как на жеребце будет скакать, то под тобою как необъезженная кобылица.
А здесь все просто и ясно. А заснул, как бабка пошептала.
Управившись, Шурка пошел в дом переодеваться. Ведь праздник, надо все равно заглянуть к куму и к трем самым лучшим друзьям. Они вчера праздновали все вместе и сегодня тоже соберутся, похмеляться и продолжить праздник.
С этими друзьями Шурке всегда было классно. Они вместе работали, вместе проворачивали делишки, вместе пили и помогали друг другу просто без всяких оплат. Они тоже были работягами, правда, домашними. Они никогда не ходили на танцы, тем более в плохие компании, не играли в карты и не имели любовниц, а в таких вещах как какому-то хамлу морду набить, они вообще были далеки. В общем, простые работящие серьезные семейные мужики, не ввязывающиеся ни в какие конфликты.
Когда Шурка устроился на работу, они сразу его приняли в свою компанию, ведь он был простой и работящий. Они даже и не ожидали, что он может быть другим. А ведь хамла везде хватает.
Шурка устроившись, и никого не зная, вел себя очень скромно. Но однажды где-то через месяц с этими тремя уже друзьями после работы они посидели в вагончике, выпили, закусили и пошли к проходной, чтоб идти домой. Но проходя по тротуару, около стены двухэтажной конторы, который был довольно широкий, их встретили два обормота, которые работали вместе с ними, но считали себя блатными. Они могли безнаказанно оскорбить этих простых парней, и вести себя как вальты пиковые. Повстречавшись, они начали что-то буровить. Друзья молча уступили дорогу, а те на понтах продолжали, борзеть. Шурка сначала ничего не понял, а выглядел он тогда, шесть лет назад вообще мальчиком. А тем двоим, уже было больше чем по тридцатнику. Друзья молчали, блатюки борзели. Шурка просто спросил.
- Мужики вам че делать больше нехер.
На, что  тот, что поборзей засмеялся: - А ты тут че, - и протянув к Шуркиному лицу руку, хотел что-то сказать, но не смог. Шурка одним ударом пот дых, прервал его речь. Удар был сильный и неожиданный, у блатюка выпучились глаза и, разинув рот, он начал клониться на Шурку. И не смотря на то, что он был почти на голову выше, правда похудее, Шурка ухватил его за грудки и так как тот стоял спиной к стене, два раза спиной и головой так его припечатал к стене, что тот чуть не потерял сознание. Потом Шурка прижал его локтем вверх под подбородок и сказал: - Еще б..дь  хоть раз услышу, что ты оскорбишь моих друзей, я тебя сука… Все были ошарашены, второй блатюк просто не знал, как быть, ведь он был слабее своего кореша, а того так припечатали к стене, что кажется у него ноги от земли оторвались и в добавок его кажется сейчас задушат. А кому охота оказаться в таком положении. Может у этого мальчика с головой непорядок.
Для всех это была такая неожиданность. Ведь эти двое могли безнаказанно буровить, что угодно оскорблять, насмехаться и вдруг мальчишка…
Первым опомнился Витек.
- Шурик ты, что, ты ведь его убьешь!
Шурка опять превратился в скромного мальчишку и отпустил пострадавшего.
Тот вдохнул полной грудью, чуть присев, оперся спиной о стену и рукой взялся за горло.
Когда Шурка повернулся, то получилось так, что он повернулся ко второму обидчику, тот попятился назад. И хотя Шурка и не думал его трогать, Витек все равно его придержал, не зная, а вдруг он сейчас и второго. Но Шурка спокойно пошел по тротуару. Витек шел рядом, два друга сзади. Они вышли за проходную и по дороге направились в город. Все они жили недалеко друг от друга. Разговор продолжался тот же, что и до инцидента. Про то, что случилось, никто ни сказал, ни слова. Проходя через центр, друзья купили еще большую бутылку вина. Распили они ее не доходя до дома одного из друзей, который к центру жил ближе. Дальше они будут идти по улице и по очереди заходить в свои дворы. Витек жил дальше всех, и попрощавшись с Шуриком, он шел домой один. Они и так уже были отличными друзьями, а после того случая к их компании стали относиться с еще большим  уважением, а мужики которые считали себя деловыми даже с опаской. Правда, с Шуриком хотел еще один умник из их организации поговорить, но ему отсоветовали, сказали, что у этого мальчика, когда его трогают, крышу сносит. Но был случай, когда Шурику хорошо досталось в драке, в городе. Тогда он пришел домой весь в крови, с заплывшим глазом и с приличной шишкой на лбу.
  Теперь переодевшись, Шурка шел, навестить своих друзей. Он знал, что они всегда ему рады. Их жены дружили с его женой и тоже уважали Шурку, потому, что он был безотказный в помощи и простой в общении. Но и побаивались, вдруг их мужья тоже либо в драку ввяжутся, либо куда на огонек заглянут. Ведь слухи все равно просачивались. Но Шурка никогда не сбивал своих друзей с пути праведного. И если они засиживались до утра, после какого-нибудь провернутого дельца, то это заканчивалось только попойкой. Первым на пути жил Юрка. Этот был не женат, хотя ему был уже тридцатник.  Но он уже сосватал девушку, и хотя они жили отдельно, все знали, что они поженятся. Они бы уже поженились, но им помешали какие-то обстоятельства, и свадьба была отложена. Юрка жил в доме с родителями, и не смотря на то, что был холостой, он всегда жил хозяйской жизнью. Вкалывал он точно так же как Шурка. Он все время строил и перестраивал, тоже держал приличное хозяйство. Единственная разница была в том, что у него не было теплиц и машины. Но все знали, как только он женится, то купит машину. Он жил от Шурки через три дома,
Поэтому они общались чаще, хотя другие тоже приходили по делам или просто посидеть передохнуть и обсудить программу на завтра. Юрка с Шуриком так же ходили навестить друзей по той же причине. Кум Сашка жил через три дома напротив. Вовка по этой же улице минутах в трех ходьбы. Юрка тоже уже управился и курил на лавочке возле времянки.
- Здорово Шурик. Ты где вчера исчез?
- Да так решил по вечернему городу пошляться.
- Ну, и как?
- Ты знаешь неплохо.
Шурка никогда не скрывал от своих друзей о своих похождениях. Он знал, что за ними могила. Хотя подробностей о женщинах никогда не рассказывал. Они знали, с кем он встречается, у кого ночует и не более.
Шурке почему-то захотелось рассказать Юрке о Светлане. Его так и подмывало, поделиться с другом. Он рассказал о вчерашнем вечере. Ольгу Юрка знал хорошо, потому, что работали вместе.
Галку поменьше, хотя ее мужа Петьку тоже знал. Свету он знал тоже неплохо и очень давно. Ведь они оба местные и Юрка раньше работал на железной дороге. Он знал ее родителей, которые почему-то рано умерли.  Так же хорошо он знал ее мужа, а Шурка вчера ее встретил впервые. Шурке хотелось побольше узнать о Светлане, но расспрашивать было неудобно. Ведь он фартовый пацан, а если будет чрезмерно интересоваться женщиной, это его как бы унизит.
Поэтому он довольствовался тем, что Юрка расскажет сам.
Они сидели рядом. Юрка курил, Шурка был некурящим. Это как-то совсем не увязывалось. Его лучшие друзья были заядлыми курильщиками. Он если смотреть на его поведение, на его выходки, его энергичность вообще должен быть заядлым курильщиком, а он не курил вообще.
Юрка понял, что Шурка побольше хочет узнать о Светке. За время их дружбы Юрка очень хорошо узнал Шурку. Он знал, что Шурка не будет расспрашивать, но видел, что он хочет знать  об этой женщине. Юрка курил и рассказывал, он видел, что Шурка, хотя делает немного безразличный вид, но в тоже время внимательно слушает. Отзывался он о Светлане положительно. Умница, училась хорошо, простая, но ей почему-то не повезло. В школе она была очень общительной, занималась общественной деятельностью, увлекалась музыкой. Окончила музыкальную школу. Посещала кружок вязания, драмкружок, была спортивной девчонкой, но с мальчишками не встречалась. Потом уехала учиться, окончив учебу, вернулась и работала заведующей клубом железнодорожников. С ней хотел один мальчишка встречаться еще в школе, но она в этом вроде как дикая была. Он и после армии хотел с ней. Но что-то или он был скромный, не настаивал, или она не ясно. Но пацан хороший. Его быстро одна здесь захомутала. Теперь они хорошо живут, двое детей и семья отличная, он вроде не жалеет. А вот Светке с мужем не пофартило. Не понятно как она в это вляпалась. Учился Юрка со Светой в разных школах, но все равно знал о ней кое, что.
И хотя Шурка услышал немного, но ничего плохого. Да он и сам чувствовал, что не может быль плохой женщина с таким взглядом.
Посидев, они зашли во времянку, здесь на столе стояла начатая бутылка водки и закуска.
- Ну, что по соточке, - предложил Юрка.
- Наливай, да пошли, прошвырнемся.
Они выпили, и Юрка пошел одеваться. Так же они зашли к куму Сашке, тоже пропустили по соточке и пошли дальше к Вовке, у которого они праздновали вчера и продолжат сегодня. Только мужики еще сходят в центр, где обязательно ударят по пивку. А жены соберутся у Вовки, и будут готовить  праздничный стол, сплетничать и тоже немного выпьют и будут ждать мужчин.
В центре города было шумно и празднично. Везде были компании знакомых, которые приглашали, желая, угостить друзей. В честь праздника были организованы выносные ларечки, около которых стояли столики со стульчиками. В ларечках продавалась выпивка, закуска, горячие пирожки. В трех местах продавали шашлыки прямо с жару. Было весело и время летело незаметно. Шурка как всегда был веселый и разговорчивый. Из всех друзей он знал больше всех анекдотов и умел хорошо рассказывать. Но самым умным и начитанным был Виктор, который был на два года старше Шурки. Остальные были младше. Самым младшим был кум Сашка, ему было только 26, но он был женат и у него был мальчик, которого и крестил Шурка. Витек сегодня отсутствовал, сегодня с семьей он уехал к родителям в село. У Витька было двое детей, девочка старшая и мальчик, у Вовки была одна девочка. У Юрки ясно детей не было, но он грозился, что как только распишутся и начнут жить вместе, то он всех быстро обскачет. Друзья хорошо повеселились. В праздничной обстановке увидели многих друзей и знакомых. Одно дело, когда ты на работе, у тебя в голове одни проблемы, и другое дело, когда ты свободен от всех проблем и расслаблен под сто грамм, под пивко с рыбкой и винцо с шашлычком.
Вначале второго друзья направились домой.
Столы стояли во дворе и были накрыты. Женщины их встречали веселые и раскрасневшиеся. Они были довольные, что мужики пришли вовремя, ведь могли и задержаться. Здесь была и Юркина невеста. Они себя вели как муж и жена. Была еще Вовкина соседка, муж которой должен подойти.
Мужики уселись за столы, женщины пошли за горячим. Пришел сосед, все расселись. Вовка на правах хозяина наполнил всем бокалы и произнес тост. Все выпили и веселье продолжилось.
Шурка чувствовал себя нормально. Он не хотел напиваться и поэтому целый день сам себя притормаживал. Хотя под такую закусь можно немало выпить и чувствовать себя нормально. Но Шурка пил мало по той причине, что вдруг придется ехать или идти в район железнодорожного вокзала. И чем ближе было к вечеру, он понимал, что так и будет. Он не знал, как он найдет Свету, но знал, что искать обязательно будет.  Когда друзья спрашивали, почему он отстает, он отвечал.
- Вам нормально, Вовка дома, вы здесь все вместе пойдете его хозяйство управлять, у вас родители по управляются, а у меня. И что будет, если я приду и сам хрюкать буду? Женщины на это не обращали внимания, а друзья знали, что Шурка не пьет совсем по другой причине. Они его хорошо знали. Если его жены нет, то вряд ли он будет ночевать дома. Либо в карты будет резать на какой-то блатхате или у какой-нибудь вдовушки. Выпив и закусив, все поднимались танцевать под музыку магнитофона. Те, кто не танцевал, просто стояли и разговаривали, мужики закуривали. К их компании добавились еще две супружеские пары их возраста.
Уже вечерело. Под предлогом, что надо идти управляться, Шурка собирался домой, обещая еще прийти и продолжить веселье. Он знал, что потом никто кроме друзей не заметит его отсутствия.
Все уже и так хорошие, всем весело, а потом будет еще веселей, и на огонек подтянутся еще люди. Соседи знали, что сюда можно идти без приглашения и им будут рады.
Шурка попрощался с друзьями, которые знали, что он уже не придет, и пошел домой. Пока он заводил бычков и управился начало темнеть. Он еще раз делово проверил все ли в порядки и пошел приводить в порядок себя. Выйдя из дома, он дал наказ кобелю, который сидел на цепи, чтоб тот охранял дом  и подворье, и пошел через огород по тропинке. Он почему-то решил идти пешком, хотя это было далековато, и можно было доехать на автобусе. Он вышел на соседнюю улицу, потом через проулок на центральную, с центральной он повернул на ту, где жила Галина и на которой была аптека. Проходя мимо Галининого дома, он видел, что там никого нет. Уже было темно, а свет в ее доме не горел. Значит они у Светы. Шурка пошел по улице. Идти ему было не менее трех км. Конечно, от его дома через центр и парк было ближе, но он шел вокруг, чтоб пройти мимо Галкиного дома и убедиться, что здесь никого нет. Улица была освещена фонарями. В некоторых дворах, как и у Вовки, стояли столы и компании отмечали праздник. Встречались группы веселой молодежи, направляющейся в центр. Шурка всегда был самоуверен, и сейчас идя к вокзалу, не зная точно куда, он точно знал, что найдет то, что ищет, хотя тот район был не маленький. Там было несколько многоэтажек, которые отпадали, потому, что Света жила в своем доме, и пять или шесть улочек хоть и не длинных, но все-таки.  Но Шурка надеялся у кого-то спросить, ведь раньше она работала завклубом, а завклуба знают все.
Городская улица кончилась и пошла окраина, где улица перешла просто в асфальтированную дорогу, от которой шли грунтовые дороги, улицы по-над которыми начинались метрах в 40 -50ти от асфальта. Потом по правой стороне пошли базы различных организаций, таких как ПМКа,  комунхоз, кирпичный завод, с левой стороны большой парк, тянущийся аж до железнодорожного поселка, в глубине парка возвышался элеватор, которого сейчас не было видно.
Шурка шел по пустынной, слабо  освещенной редкими фонарями дороге, глядя на ярко освещенные дворы предприятий. По левой стороне, в конце парка начиналась первая улица железнодорожного поселка. Она была не длинной. Дорога проходила вдоль парка и по-над задним высоким забором элеватора. Домики стояли только по правую сторону дороги. Шурка свернул на эту улочку. Сразу на углу стоял электрический столб с подпоркой, несколько высоких акаций, за которой по-над дорогой с которой он свернул, рос густой кустарник. Как Шурка потом днем увидел, что от дороги к параллельно идущему забору Светланиного огорода, росли высокие деревья колючей гледичии, а под ними непролазная чаща кустарника. Ширина этих непролазных зарослей была метра три, а в длину до конца огорода, за которым начинался следующий, где от дороги к забору росла густая невысокая трава.
 Сразу за столбом и тремя деревьями акаций начинался забор. От его угла метра через три стояли ворота во двор и калитка, сбитые из штакетника. От калитки шла дорожка к крыльцу дома. Крыльцо было поднято на высоту трех ступенек. Над площадкой крыльца был металлический навес от дождя. Крыльцо было посередине дома со стороны двора. Перед крыльцом было большое окно, за которым было темно.
В палисаднике, со стороны дороги было два  больших окна, под которыми росла стройная высокая туя и пушистый куст сирени. В этих окнах ярко горел свет, значит, здесь празднуют, можно постучать в окно и у вышедшего, поинтересоваться, где живет Света.
Шурка зашел в калитку и подошел к окну. Большие бежевые с рисунком шторы были сдвинуты    посередине не плотно. И каково было Шуркино удивление, когда он сквозь этот прорез увидел, сидящих за столом. Первое, что он увидел, это прямо напротив сидевшую Свету, когда он начал заглядывать в стороны, интересуясь присутствующими, то оказалось, что там были только подруги, сидевшие за столом и мальчик, играющий на полу с машинками лет семи. Все это он разглядел просто мельком. Он понимал, что неприлично заглядывать в окно, но он хотел убедиться, нет ли там мужчин. Ведь желательно знать, есть ли они и с кем. Ведь у Светы мог быть мужчина, и тогда пришлось бы вести себя совсем по-другому. Но мужчин не было. Шурка пошел к двери и постучал.

Приехав на автобусе к железнодорожному вокзалу, Света с сынишкой шли домой, взявшись за руки. Света расспрашивала, как он провел время у дедушки с бабушкой. Она знала, что к внуку они относятся хорошо. Хотя ей они не помогают, но когда внук у них, они его балуют так же, как баловали сына. Славик, так звали сынишку, был очень доволен бабушкой и дедушкой. Там ему всегда перепадали лакомства, и обязательно покупалась игрушка в виде большой машины или трактора. Они шли по дороге к дому. Между заборами огородов и дорогой у кого росли фруктовые деревья и под ними трава, у кого кусты сирени и тоже трава, у соседского огорода росла пышным зеленым ковром густая трава. Но там, где начинался забор их огорода, росли деревья гледичии и густой непролазный кустарник. Когда были живы родители, то росли только деревья и под ними трава. Деревья были хоть и с крупными колючками, но высокие и пышные и под ними спокойно можно было ходить. Но родители умерли рано, когда Света заканчивала школу. Потом она уехала учиться, а потом, что она могла девчонка сделать с этими дебрями. Она свободно могла связать свитер, даже с узорами, могла сшить кофту, платье, юбку. Она умела все то, что должны уметь женщины. Но пользоваться молотком, топором и ножовкой, она могла тоже, так как большинство женщин, то есть неумело. И когда это требовалось, она брала молоток, топор, ножовку, чтоб поправить разваливающийся забор, или хоть как-то двери в сарае. Но убрать все эти заросли было не то, чтоб не под силу, просто она не знала, как к этому подойти. А ее бывшему это было вообще по барабану. Он в этом дворе палец о палец не ударил, и был категорически  против любого хозяйства. И если Света намекала, что надо завести уток или курей, он смеялся и говорил: - Хочешь, заводи, только мне они не нужны, я к ним и близко не подойду. А как держать хозяйство без мужских рук? Она когда-то купила поросенка и курей, надеясь, что когда они будут, то муж поневоле начнет что-то делать. Но надежды не оправдались. Сарай надо было ремонтировать, ведь после смерти родителей прошло много времени, и все было в плачевном состоянии. Нужны были мужские руки. Но муж даже ни разу не взялся за инструмент.
А что она могла? Она старалась что-то делать, но поросенок быстро все ломал и выбегал в огород, делая там шкоду. Муж только смеялся, когда она бегала за поросенком, чтоб загнать его в сарай. Куры тоже разлетались, потому, что не было хорошей загородки, а взаперти в сарае их постоянно держать нельзя, им нужна загородка, чтоб легче было давать корм и кидать траву, их надо выпускать гулять, иначе какие же яички, в закрытом сарае они просто зачахнут. Так промучившись до тех пор, когда поросенок вырос и его зарезали, она решила, что больше никакой худобы держать не будет. Так сарай и летняя кухня приходили все в большую непригодность. У Светланы опускались руки, что она могла, кроме как тайком поплакать, завидуя тем подругам, у которых настоящие хозяйские мужики.
    Они  пришли домой, Славик немного покрутился и попросился пойти погулять к соседским мальчишкам. Света осталась в доме сама, а там всегда найдется работа просто по мелочам. Ведь придут подруги. Надо чтоб все выглядело празднично. Потом надо приготовить блюда, не поставишь ведь селедку нечищеной и овощи целыми. Надо принести из подвала закатки, начистить картошки, лука, разморозить мясо и приготовить все так, чтоб осталось только поставить на газ, сварить и поджарить. Потом она обещала подругам испечь торт, который у нее получался лучше всех. Света любила заниматься на кухне, ей нравилось стряпать, она так этим увлекалась, что забывала про все. У нее получалось очень вкусно наверно потому, что она в это вкладывала старание и душу. У нее было отличное чувство вкуса и красоты. Она всегда говорила, что блюдо должно быть не только вкусным, но даже глядя на него, человек должен глотать слюнки, а когда начнет, есть, он должен понять, что то, что он видел, гораздо вкусней, чем он думал. Света умела украшать блюда листочками зелени, разрезанными на дольки или кружочки овощами или яичком или еще чем. 
 С самого утра она думала о вчерашнем вечере и прошедшей ночи. Она отбрасывала эти мысли, но они навязчиво возвращались.  Она даже начала на себя сердиться и себя ругать: - Дура, он тебе нужен? Ну ладно, он это он. А ты ему? Ведь не побежишь. Это им, мужикам легко, захотел, пришел, захотел, ушел, а ты сиди и жди, придет кто, или вообще никто не придет. А как хочется за кем-то ухаживать, быть кому-то нужной, как хочется, чтоб в доме мужик был настоящий. Она опять ругала себя:- Уже раз попробовала настоящего красавца, черт меня попутал так, что хватит на всю оставшуюся жизнь. И с этим командировочным дура связалась, кому-то что-то доказать хотела. Кому!? А теперь еще этого не хватало. Она отгоняла мысли о Шурке, стараясь увлечься работой, но почему-то не получалось. Тогда она решила, что раз не получается отогнать, то можно немного помечтать. Хотя прекрасно знала, что это только розовые мечты. Где их можно набраться нормальных мужиков, если даже ненормальные нарасхват. Вон сколько холостячек. Мужикам хорошо их наверно вдвое меньше. Даже получается ни вдвое, а может в пятеро. Сколько, таких как этот Шурка, гуляющих по чужим бабам? Раз, два и обчелся. А остальные при женах сидят, или когда в командировке. И попробуй дождаться, когда есть такие холостячки как Ольга. Она никогда не переживает, они на нее как мухи на мед. Да и Галка такая, что ладно с Шуркой, а то с мальчишкой и довольная и не стыдно, тут со стыда сгореть можно, терпишь только потому, что от одиночества тоже можно волком завыть. А ведь нам уже ничего не светит, наш поезд уже ушел, и может достаться только то, что никому не нужно, то, что кто-то выбросит как негодное. А тебе от безысходности подбирай и пользуйся, а оно будет тоже, что сама выбросила. Как говорят подруги, … . … менять только время терять. А вот если бы, он симпатичный, и девки говорят, что работает и на работе, и дома, и на шабашки успевает, и дом и машина, да такого бы, да где ж его возьмешь.
Как говорится: - Есть да не про нашу честь. И если он действительно нормальный разве он детей бросит, хотя такого забрать можно и с детьми. Что-то я опять не туда.
Света опять отгоняла эти навязчивые мысли, стараясь больше думать о предстоящем чем о вчерашнем.
Она все приготовила, у нее оставалось свободное время. Подруги придут часов в пять. Торт уже стоял в электро духовке, холодные закуски красовались на столе. Света пошла в спальню и принялась за вязание. По вечерам лежа в постели перед телевизором,  она вязала. Эта работа ее отвлекала и успокаивала. Света, для перехода на другой узор, подсчитывала петли, но потом, когда все было начато, она вязала автоматически, правда, про себя все-таки считая, но думать она могла о чем угодно. Если она сбивалась, что было очень редко, она сразу останавливалась, сбрасывала несколько петель, и опять продолжала вязать.
За вязанием и мечтами время прошло быстро. Торт уже был готов и красовался на кухонном столе. Света услышала разговор, отложила вязание и выглянув в окно увидела пришедших подруг.
Радостная она побежала их встречать. Расцеловавшись, они сразу пошли на кухню готовить горячее. Они готовили, иногда мешая друг другу около газовой плиты, но при этом только шутили и смеялись. Света успокоилась и уже не думала о Шурке. Она прекрасно понимала, что они больше не встретятся. Там работа, хозяйство, дети и как рассказывали подруги красивая жена, которая запросто может потягаться красотой с Ольгой.
На улице уже стемнело. Подруги сидели за столом, они выпили, закусывая, весело смеялись, обмениваясь шутками. Они налили по второму бокалу. В это время, в окно, выходящее из кухни во двор, постучали.
- Кого там нэлегка прынесла, - возмутилась Галка, - Тики чарку пидняла, ни дадут выпить спокийно.
- Если это мужик девки, это на удачу, прокомментировала Ольга.
- Это наверно сосед через дом, он любит выпить, а жена запрещает, боится, что сорвется и запьет. Он и не пьет. Но когда у кого-то веселье или еще что, он заскочит, ему нальют стакан, он махом выпьет, огурцом соленым закусит, скажет: - Вы только жене не говорите, - и бежать. Ему в таких случаях никто не отказывает. А так он не пьет, держится.
В окно опять постучали, когда Света шла через кухню открывать.
Шурка видел сквозь шторы, проплывшую в темноте тень, и поднялся на крыльцо.
Света открыла дверь, она была удивлена.
Шурка бесцеремонно шагнул ей навстречу.
- Привет. Сильно соскучилась?
Света не успела ничего ответить, она была в полной растерянности.
Шурка обнял ее и поцеловал в губы. Когда он ее отпустил, она только умудрилась сказать.
- Осторожней Шур, сынишка дома.
- Все понял.
Он вел себя так просто, как будто он здесь был уже ни один раз. Если бы кто-то глянул со стороны, он бы решил, что они встречаются уже давно. А для Светы это было такой неожиданностью, что она даже не знала как себя вести. А Шурка в таких случаях был опытным и знал, что надо поступать именно так и от неожиданности и растерянности ему просто не смогут перечить.
Светлана закрыла дверь. Шурка пропустил ее чуть вперед, сам шел чуть сзади, слева, правой рукой придерживая ее сзади за талию, так, чтоб из комнаты, если там сынишка, не было этого видно. Света послушно шла впереди.               
 - Привет девчонки!
- О Шурка, ну я же казала, а воны мэни не верили. Ну, шо Светик!? Галка, улыбаясь, смотрела на Свету, кивая головой в сторону Шурки.
Ольга не очень удивленно спросила: - Ты как нас нашел?
Света уже оправилась от удивления.
- А, что искать Оль, дом первый с краю.
- Ну, да с краю, только с автобусной попробуй этот край найти, а Шурка в этих краях только на тракторе и то  на товарной станции.
- Ты знаешь, Оленька нюх, я как знал пешком пришел, но если бы даже на автобусе приехал, все равно бы нашел.
- Правда? Это у Светы вырвалось неожиданно для самой себя, и она покраснела.
- А что здесь такого, зашел бы в первый попавшийся дом и спросил, где Света живет.
- Я представляю, что бы завтра говорили, здесь и так незаслуженных сплетен от ревнивых жен.
- Свет, да наплюй ты на них, я бы на твоем месте специально, чтоб меньше болтали и боялись, с мужьями самых болтливых переспала.
Света поставила к столу еще один стул для Шурика.
Ее сынишка играл в свободном углу машинками.       
- Теперь есть за столом мужик, хай налывае, - улыбаясь, сказала Галина.
- Запросто, - Шурка взял бутылку и наполнил бокалы: - Давайте девчата за удачу, - и он поднял бокал.
Галина и Ольга знали, как это переводится на русский язык. Это именно Шурка притащил это выражение из своей юности. Такой тост произносил один из лучших друзей его детства. Он поднимался, поднимал рюмку и провозглашал: - За удачу! – и продолжал: - Чтоб … стоял и деньги были.
Света этого не знала, она улыбнулась Шурке, и тихо сказала: - За удачу.
Галка разразилась смехом, Ольга только прыснула и улыбнулась. Светлана, ничего не понимая, покраснела.
- Будэ, будэ тоби удача, - продолжала смеяться Галка.
- Прекратите девчонки. Что такого я сказала?
Ольга опять чуть прыснула.
- А ты у Щурки спытай, он як раз тоби сегодни ночью и объяснит.
Теперь Света поняла, что это какой-то подвох, и опять покраснела.
  Праздник продолжался. Света включила проигрыватель, поставила пластинку, зазвучала музыка. Шурка хотел встать из-за стола и пригласить Свету, но она пошла к сынишке. Она увела его в спальню и уложила спать. Когда вышла, никто не танцевал, Шурка ожидал ее прихода, девчонки это понимали и делали вид, что танцевать еще рановато. Шурка поднялся и шагнул навстречу Светлане.
- Подожди, я пластинку переставлю. Она переставила пластинку и повернулась к Шурику. Он привлек ее к себе, обнял, и они пошли в медленном танце.
- Сильно соскучилась, повторил он негромко заученную фразу. Так он говорил часто и многим. Но теперь это звучало совсем по-другому. Там это звучало надменно, с вызовом, с иронией, а сейчас это произносилось как-то по-особенному, откуда-то из глубины души с нежностью, сочувствием и серьезно.
Шурка прекрасно понимал, что такое жить самой в доме и воспитывать ребенка без мужа и без какой либо поддержки на зарплату в сто рублей. Шурка уже знал, что Света сейчас работает поварихой в организации находящейся недалеко от дома. В клубе она работать бросила. Здесь такая же зарплата, зато они с сынишкой всегда сыты и из этих ста хоть что-то можно потратить на одежду себе и сынишки. Шурка удивлялся, как можно так прожить. Они с женой работают вдвоем, получая в общем 300 рублей, продукты в виде овощей и мяса всегда свои. Потом Шурик приносит, заколымлиные деньги, которых если посчитать, то получится еще одна его зарплата, может чуть меньше. А жена почему-то вечно недовольна.
 Шурка прекрасно помнит, как они начинали жить. Жена сразу ушла в декрет, потом сидела с ребенком. Они еле-еле сводили концы с концами. Хорошо, что хоть с продуктами помогали родители, а остальное все сам. Хорошего платья жене не мог купить. Когда жена собралась рожать, они шли в роддом пешком. Из роддома он забирал жену, они тоже шли пешком, нанять такси было не за что. Жилье они тогда снимали, и пятая часть зарплаты уходила на жилье. Прошло десять лет. Свой дом, своя машина, мясо свое, теплички, огород полностью засаживается и излишки на рынок, любой стройматериал по льготам, транспорт бесплатно и все своим горбом, ну и конечно, как и все воровством. Чего греха таить, сколько стройматериала продано, пусть половина пропито и потрачено на таких как Галка, но вторая половина пошла в семейный бюджет.       
Он жалел женщин вообще, хотя к жене относился очень строго, но она все равно была своенравна, и переделать, он ее за эти десять лет не смог. Он прекрасно знал, как это жить на сто рублей в месяц, и поэтому ему было жаль Свету.
Сам по себе Шурка был человек не материальный, он всегда довольствовался минимумом, но семья есть семья. Он не хотел, чтоб его дети не знали что такое конфеты, апельсины и мороженое. А такое было у многих. В его детстве это было сплошь и рядом. Какое мороженое, на кино не всегда пять копеек было. И теперь он хотел, чтоб его жена и дети были хорошо одеты, обуты и сыты. Сам он мог обходиться той одеждой, которую выдавали на работе как спецовку. Для работы и на работе и дома она была добротная и удобная. Самой лучшей обувью он считал кирзовые сапоги. В них и на сенокос хорошо и когда где-то, что-то воруешь. Ходить можно смело, зная, что если наступишь на гвоздь или еще на что, то не пробьешь ногу, и управлять хозяйство хорошо, и копать в теплицах и в огороде в них самое класс.
Света на заданный Шуркой вопрос, пожала плечами. Что она могла ответить, ведь она целый день только и думала о нем. Она сравнивала его со своим бывшим внешне. Конечно, здесь Шурка уступал в росте, ее бывший был на голову выше Шурки. Но манеры обхождения, простое, чуть со скромностью поведение в обществе, вроде с гонором и в тоже время в меру и было в нем еще что-то, чего она не могла объяснить, это что-то влекло ее к нему. Все это было полностью в пользу Шурки. Ведь ее бывший, просто цены не мог сложить себе, ни на людях, ни дома.  Об остальном она могла судить о Шурке только по рассказам подруг. На счет женщин и этот и тот наверно были одинаковые, потому, что ее бывший тоже мог не являться ночевать. Но по рассказам его жена ничего о его похождениях не знает. А ее бывший придя под утро пьяный, мог нагло рассказывать, где он был и как его та, у которой он был, обхаживала в постели. Света не просто плакала, а рыдала, а он смеялся и говорил: - Че ревешь, ты посмотри на себя. Ей иногда от этого хотелось покончить собой. Но кому нужен ее ребенок. До женитьбы она понятия не имела о постельной жизни. У нее до мужа никого не было, а ее красавец уже был развращен женщинами, и когда он чего-то хотел, она от незнания думала, что так и должно быть. К тому же она была влюблена в него до безумия.  А он, потом смеялся с нее, обзывал ****ью, и спрашивал, кто ее этому научил, и сколько у нее их было. Как это было больно и страшно.   
 Света чувствовала, что этот, который ее сейчас обнимает и целует в щечку, потом добирается губами до ушка, от чего у нее мурашки по телу, не способен так оскорблять женщину.
Галка рассказывала, что когда Шурка ее застал с другим, и она вышла к нему в коридор, он просто спросил: - Что подруга не хватает, - и конечно нагло и настойчиво попросил сделать так, как она часто делала. Он ей обещал, что если он ее застанет с другим, хотя она божилась, что любит только его и такого никогда не будет, то ей придется это делать в коридоре, а тот подождет.
Как она могла отказать, ведь не волочь же и этого в постель. И задерживаться нельзя, ведь тот ждет, надо быстренько сделать, так как этот просит, и выпроводить, чтоб тот ничего не заподозрил. И сейчас после того как они с Галкой год встречались и она ему в наглую наставила рога, он с ней обходится просто по дружески. Света подумала: - А может он опять возобновит с Галкой, ведь сейчас у нее, нет постоянного. Но нет, подумала она, - Я тебе его не отдам, и сама, удивившись этой мысли, покраснела. Ей стало стыдно, и она ругала сама себя. Светка ты о чем думаешь, ты куда лезешь, во первых он женат, во вторых у него таких Светок… но она тут же перебивала эти мысли другими, - А чем я хуже других? Ну, ладно тот конопатый, это просто моя дурость и месть бывшему, ведь он говорил, что я никому не нужна, что ко мне никто не придет, вот и привела первого, желающего назло всем и себе. А этот? За такого можно и побороться. Ольга вон тоже не против, если он согласится. Она опять себя ловила на том, что  может это не чувства, а женская черта лидерства. Ведь выбрал же он ее, а ни красавицу Ольгу, а это так щекочет нервы. И как не крути, а что-то в нем есть, что-то такое, ведь думала же про него целый день.
Шурка отстранился от нее как тогда на танцах.
- Посмотри на меня.
Света повернула к нему лицо, и посмотрела в глаза. Его улыбка и взгляд голубых глаз просто пронзили ее, пройдя искрой через голову к сердцу. Ее охватила слабость, в горле перехватило и на глаза навернулись слезы. Но Шурка этого не видел, потому, что в это время он целовал ее в губы, она закрыла глаза и две слезинки выкатившись, остановились у переносицы. После поцелуя, чтоб Шурка этого не заметил, она прильнула к его плечу. А он глубоко вдыхал запах ее волос с легким ароматом духов.
Они опять все вместе сидели за столом, разговаривали, шутили, смеялись, выпивали и закусывали.
Шурик приглашал по очереди танцевать девушек. Ольга танцевала, а Галина, протанцевав один танец, на второе приглашение, улыбнувшись, ответила: - Иды вже.
Она все-таки знала его и сейчас понимала.
Шурка улыбнулся ей в благодарность и, повернувшись к Светлане, пригласил ее.
Они танцевали, у Шурки было отличное настроение, которое передалось Светлане. Она стала веселой и беззаботной.
В разговоре со Светой, Шурка понимал, что эта женщина интеллектуально очень развита. Шурка не мало прочитал книг, и понимал, что она тоже не мало перечитала. Когда Шурка высказывался изречением древних, то Света отвечала тем же, даже не напрягаясь. Он ловил себя на мысли, что она чувствует его и опережает мыслями. Такого он еще не встречал.  Галина и Ольга настолько от всего, о чем можно было, говорить со Светой были далеки и приземленные, что не шли ни в какое сравнение. В разговоре Света выражалась так просто, легко и понятно, что Шурка удивлялся. Галка конечно хорошая простая баба, а в постели просто война и мир. Но если ее проанализировать в ее интеллекте, уровень дотянет максимум до пятого класса. И разговаривает как какая-то неграмотная баба в дремучем захолустье. В другой раз что-то спросишь, так она сначала переваривать будет полчаса, а потом брякнет что-то невпопад.
Танцуя, Шурка спросил просто и прямо: - А где мы спать будем?
- Шур, мне нельзя, во первых я с сыном сплю в спальне и если он проснется, то будет меня искать, во вторых мне действительно нельзя, ну ты понимаешь, а в третьих нам еще рано.
- Почему?
Света улыбнувшись, пожала плечами: - рано еще.
Шурка покачал головой в стороны: - Детский сад. И они вместе рассмеялись.
Время уже подошло к полночи. Завтра еще выходной, потому, что воскресенье. На работу только после завтра, так, что завтра похмелье и праздникам конец. Шурки этих трех дней отдыха было достаточно. Хотя он сильно не пил, но и дома ничего ни делал, а там работы. В теплице уже огурцы цветут полным ходом, редиска, которая сеялась под пленку не вся продана, к девятому надо куда-то подальше в Курскую или в Сумскую область везти, лук зеленый, пером тоже. Поросенка он резал перед праздниками, тоже возил в областной центр на рынок.
Раньше Шурка работал на тракторе и работал каждый день, теперь он перевелся на экскаватор на двухсменную работу. Теперь у него был напарник, с которым они работали по две недели. Это получалось как вахта. С одной стороны хуже потому, что приходилось работать по 12 – 14ть часов в сутки  и могли послать в командировку в другие организации по области. Зато теперь отработав две недели, за две недели дома столько переделать и на шабашку сходить по строительству частных домов и на экскаваторе левака еще больше чем на тракторе.

Света готовила гостям постель. В зале стоял диван кровать, и раскладное кресло. Она разложила диван и дала подругам белье, Галка его застелила. Света подошла к Шурке.
-Шур, ты будешь спать вон на том кресле, помоги его раздвинуть, а я застелю.
Шурка обнял ее, привлек к себе и шепнул на ушко: - А я с тобой хочу.
- Шур, но мы ведь договорились.
- Тогда давай еще немного побудем на кухне.
Света ничего не ответила, она освободилась из объятий и пошла за простыней и одеялом, а Шурка начал разлаживать кресло, что оказалось, не так уж просто, потому, что оно уже было немного поломано. Приготовив постель, они вышли на кухню.
Девчонки улеглись спать.
Шурка стоял, прислонившись спиной к стене, обняв Свету за плечи. Она обняла его под руками и прижавшись к нему, положила ему голову на плечо. На душе у нее было легко и просто. Она закрыла глаза, и глубоко вздохнув, почувствовала всю усталость двухдневного праздника.
- Устала, - тихо спросил Шурик.
- Угу, - ответила она и еще раз глубоко вздохнув, прижалась еще сильней.
- Давай я тебя поцелую и беги, отдыхай.
На кухне горел только ночничек, этот тусклый свет расслаблял и успокаивал. Они оба были спокойны и чувствовали удовлетворенность. Шурка потому, что быстро нашел Свету, и его самоуверенность полностью оправдалась. Все получилось именно так, как он хотел.
Света была довольна собой, чувствуя, что Шурка с ней не только из-за того, чтоб переспать. Если бы просто переспать, он бы наверно уже кувыркался в зале с одной из подруг, а он нежный простой и понимающий ее здесь с ней. Теперь она не могла ошибиться. Это когда-то, когда к ней ходил ее бывший, она ничего не понимала, и думала, что это что-то, а он ходил, именно переспать, когда некуда было идти, а потом обвинил ее, что это она его заволокла в постель, а потом женила на себе. Какая она тогда была дура. Хотя возможно, что теперь она не на много поумнела.
Галка говорила, что он  грубый, а он нежный простой и понимающий. Да, кто-то из нас женщин чего-то не понимает или я или Галка. Нет быстрей всего это Галка где-то напортачила. Ведь она ему потом рога наставила. Она сама говорила, что вначале влюбилась до безумия, а потом он ей стал надоедать, и ей захотелось чего-то новенького. Но если бы она сама ему об этом сказала, может они разошлись бы без скандала. Галка говорила, что скандала не было, но он сильно понаглел на прощание.
Шурка отстранил немного ее голову, и смотрел ей в лицо, хотя было почти темно, ему казалось, что он видит ее карие глаза. Во мраке они смотрели друг на друга, потом крепко обнялись и поцеловались.
- Ну, беги, отдыхай, я тоже пойду,  малость устал.
Света пошла в спальню, а Шурка в зал, где подруги еще разговаривали.
Раньше Шурка мог бы побаловать с ними в постели, но сейчас они были ему в этом совершенно безразличны. Он даже удивился. Две женщины лежат в постели рядом с ним, а у него даже мысли нет о них. Он разделся и лег на свое место. Странные вещи происходят с человеком. Если бы ему еще два дня назад сказали, что рядом в постели будут две женщины, которые будут не против, а он даже не станет с ними заигрывать, он бы не поверил. Ведь такое бывало  раньше, и он не упускал момента. Но сейчас он думал о том, как только, что целовал Свету.
- Да, интересная история, - подумал он, - Так и к бабам перехочется. Он хмыкнул, повернулся на бок, улегся поудобней и размышляя не заметил как заснул.
   Света зашла в спальню, разделась и легла на кровать. Сынишка спал на кровати, стоящей рядом.
Света лежала и думала: - Что это? Хорошо это или плохо? То, что командировочного здесь больше не будет, это было ясно. Правда придется объясниться, как бы там не было, а она с ним делила постель. Только теперь она поняла, какую допустила ошибку. Зачем? Какая я все-таки дура. Он мне совершенно не был нужен, зачем же я с ним связалась. Теперь подруга придется расхлебывать. Не зря говорят, что бабы дуры, вот тебе и доказательство. Как теперь быть? А если тот заартачится, ведь он не далеко ушел от ее бывшего. Кто знает, что у него в голове. Вот придет и скажет, давай подруга. И что? Откажи? А он скажет: - А я твоему ухажеру расскажу, какая ты в постели  - И, что? Ясно, что Шурку ни чем не удивишь, но не очень-то хочется, чтоб ему про это рассказывали. Вот если бывшему, пусть рассказывают, что хотят, а вот Шурке. Света тяжело вздохнула. А если Шурка не будет приходить? Ну, и что отвечала она сама себе. У нас ничего не было, а мне лучше от этого не было, чем от того было. Здесь уже были и слезы радости и слезы огорчения, а внутри происходило, что-то такое, чего и объяснить нельзя. Да, действительно я дура.
 Света любила мечтать. И отбросив плохие мысли, она вернулась во вчера, когда он целовал ее в постели, когда она ему сказала не надо и он уснул. А сегодня, когда она вышла на крыльцо и встретила его. Она вспоминала, как он спросил: - Сильно соскучилась? – И поцеловал. Света лежала с закрытыми глазами и ощущала его поцелуй. Потом она вспомнила, как его взгляд пронзил ее насквозь до самого сердца. Она опять все представила и по ее голове опять пробежали мурашки и отозвались где-то в сердце. Да, Галка как-то еще при нашей встрече на танцах определила, что я попала. Я почему-то сразу не поверила. А может завтра все пройдет?   
  Она вспомнила своего бывшего. Как бы там ни было, но она еще его любила. Почему так? Ведь сколько он ей делал гадости, а она его все равно любила и еще любит. Хотя этот Шурик успокаивает ее, и вытесняет из ее души и разума все остальное. А если он будет к ней приходить?
Ведь у него жена и дети? Ну и что я ведь тоже жена и у меня тоже ребенок, только моего принимали без всякого зазрения совести, и он им рассказывал какая я в постели и вообще и они вместе смеялись. Он, не стесняясь, рассказывал о тех, у кого был и что там было, и рассказывал, что рассказывал той, с которой был, о ней, о Светке. Она вспоминала, как она рыдала, отворачивалась и кричала, что ничего не хочет, а он смеялся и насиловал ее. У Светы от воспоминаний перехватило дыхание, она перевернулась и зарыдала в подушку.
- Господи, за что?! – Шептала она, рыдая. Потом она перестала рыдать, ей стало легче, но она продолжала плакать, тихонечко подвывая. Так она плакала все тише и тише, так плача она и заснула. Утром она проснулась как всегда в шесть. Она сразу встала и начала приводить себя в порядок.

 Шурка проснулся чуть раньше, он лежал и думал. Он тоже любил помечтать и порассуждать. Он часто рассуждал; о прочитанной книг, о просмотренном фильме,  о жизни, о людях,  о семейной жизни. Сейчас он рассуждал о прошедших двух днях. Он понимал, что еще не влюблен, но если Света действительно такая, как была в прошедшие два дня, то это случится. Шурка знал, как поступать так, чтоб женщина, которая понравилась, не на глушняк вошла в его душу. Надо найти в ней недостатки и чаще о них думать, и тогда не попадешь в капкан. Так он поступал всегда. Ему нравилась женщина, он начинал с ней встречаться и выискивать в ней недостатки в основном в характере, поведении и разговоре. Чтоб не попасть в омут, он обобщал эти недостатки и фиксировал в мозгу и там как бы залаживал программу. И как можно полюбить женщину, если она матерится, или считает себя умней мужчин, или сплетничает и тому подобное.
Но вот Света. Она же чистая и прозрачная. Он знал, что если он ее о чем-нибудь спросит, она не соврет, а скажет правду. А интеллект у нее, пожалуй, выше чем у него, а если откинуть самолюбие то ни, пожалуй, а выше. А ее открытость? А взгляд? Ему даже не хотелось искать в ней недостатки.
Внешние данные были все на лицо, но он же не мальчик, ему нужна ни внешняя, а внутренняя красота. Внешняя, у него дома. Все, кто его хорошо знают, удивляются, что от такой красавицы как его жена, только слепой дурак может загулять. Но Шурка ведь не слепой, и не совсем дурак. А вот Света зацепила. Он, даже говоря с ней о постели, не совсем уверен, что это ему необходимо. Это необходимо с другими, а здесь что-то совсем другое, хотя и этого хочется, но страшновато, а вдруг не понравится и уже будет недостаток. Его размышления прервали, проснувшиеся подруги. Они начали разговаривать и, видя, что Шурка не спит, его тоже подключили в свой разговор.
В комнату заглянула Света: - Всем доброе утро.
Шурка протянул к ней руки и поманил как маленького ребенка. Она, улыбаясь, подошла. Шурка взял ее за руки и потянул, поворачивая так, чтоб она села рядом. Света присела. Он привлек ее к себе, обнял за шею и наклонив, поцеловал.
- Шура, сын может зайти.
 Это Шурка понимал прекрасно. Нельзя, чтоб ребенок это видел. Ведь я совершенно посторонний дядька, а мальчик если увидит, то обязательно расскажет бабушке и дедушке. А так, что расскажет, ведь тут еще две тети. Шурка отпустил Свету и она вышла. Подруги встали и одевались не стесняясь. Шурка тоже встал и начал одеваться. Стеснялся он только тогда, когда были незнакомые женщины, хотя со знакомыми он вел себя тоже довольно прилично. Он так был воспитан.
Все привели себя в порядок. Девчонки пошустрили немного на кухне и стол опять был накрыт.
Праздники кончились, надо становиться на рабочие рельсы. Единственное, что теперь можно себе позволить, то малость опохмелиться. Хотя все чувствовали себя нормально. За эти два дня перебора не было. Все были бодрыми, веселыми и жизнерадостными. Теперь каждый думал о том, что надо становиться в нормальное рабочее русло повседневной жизни. К Галине приедет из села бабушка и привезет девчонок, ведь завтра им в школу. Ольгины дома в общаге, они у нее самостоятельные. Она их часто оставляет одних. Старшей уже тринадцать, а младшему семь, на осень в школу. Ольга часто работает по выходным и после работы. Она неплохо обеспечивает себя и своих детей, даже не зная где сейчас их папа, и не получая алиментов. Ее старшая уже привыкла готовить, стирать и смотреть за младшим. Когда Ольга приходит домой с шабашки поздно, в смерть уставшей, то ее ждет горячий ужин и порядок в комнатах. Холодильник у Ольги пустым не бывает. Но сегодня надо спешить, чтоб побыть с детьми, а вечером может прийти ухажёр. Шурке тоже надо идти домой, работы выше крыши. У него дома всегда стройка и поливной огород, на котором трава шурует, только успевай полоть. Поливает Шурка огород из колодца, который у него во дворе. Колодец хороший, глубокий и выложен внутри кирпичом. С этим Шурке повезло. Если бы не колодец, не было бы ни теплиц, ни овощей, ведь в колонке дают воду на два часа в сутки и то не всегда, да и напор такой, что хоть бы воды понабирать для себя. Из колодца воду они не пили, и на ней не готовили. Из колонки вода была на много лучше. Говорят раньше в этом колодце, была отличная вода, и все соседи брали воду здесь. Но когда провели водопровод и в колонке вода была постоянно и сколько хочешь, то колодец забросили и в нем что-то нарушилось, и теперь по прошествии времени не может наладиться. Вода в общем нормальная, Шурка ее постоянно пробует. Она, если нет другой, пригодна в пищу, но из колонки все равно лучше. Когда Шурка купил этот дом, то вода была застоявшаяся, ее даже скотина не пила. Соседи говорили, что если будет пользоваться, то она промоется и станет хорошей. Но Шурка поливает огород уже три года, вода стала лучше, но не настолько, чтоб употреблять в пищу. Для животных она нормальная, они ее пьют, но жена готовит на ней только в крайнем случае.
  Все уселись за стол.
Ну, шо Шурка наливай, выпьем, закусим, та будем разбегаться, бо вже зараз бабушка диток прывэзэ.
Шурка наполнил бокалы.
- Ну, девчата давайте. С вами очень хорошо, но увы работы море, надо бежать.
Они выпили. Шурка быстро перекусил и встал из-за стола
- Извините девчонки, сами понимаете, хозяйство все в заперти, а оно привыкло, что его управляют рано. Бычки наверно уже ревут, и поросята орут, и двери с петель срывают.
Света не подавала вида, но ей было грустно.
Шурка вышел на кухню, следом шла Света. Он остановился, повернулся к ней и поцеловал ее в губы.
- Вечером постараюсь забежать. Пока.
Света грустно улыбнулась:- Пока.
Шурка вышел из дома и как всегда быстрой походкой пошел в сторону города. Ходил он всегда, если шел один, очень быстро. Ел он тоже очень быстро, он даже не замечал пережовывает он пищу или просто глотает. Его иногда спрашивали, когда он быстро шел или в рабочей столовой управлялся быстрее всех.
- Ты куда так спешишь?
На, что он отвечал: - Привычка.
Это действительно была привычка. Он всегда спешил. Он всегда догонял, искал, добивался, но не любил ждать. Бездействие его угнетало.
  Женщины остались сами.
Света старалась не показывать своей грусти и улыбалась. Но подруги видели, что она расстроена.
Галка глядя на Свету, улыбаясь, подбадривала ее: - Че ты переживаешь, прибегить, вот побачишь у вечори будит тут.
- Да я не переживаю.
- Ну, да, заметно, ты себя со стороны не видишь. Но девки, мужик он классный. Хотя вспыльчивый и характер у него с норовом, брыкастый. На работе смотришь, ну мальчик, тронь, заплачет, и было много желающих. А он говорят, меняется моментально и из безобидного мальчика, если его сильно оскорбили, он превращается в звереныша. Так мужики говорят: - Не в зверя, ему посмотрите, 34, а на вид не более 25ти, а в звереныша. Становится неуправляемым и жестоким. И тут же обратно превращается в скромного мальчика. Потом жалеет. Я сама видела. У нас один прораб, здоровый бугай, ты его Галка знаешь. Вот когда Шурка устроился, тот его все мальчиком называл. В автобусе, при женщинах. Шурка молчал, будто внимания не обращает. Тот оборзел, и как-то подпив начал приставать: - Да я тебя, да я таких как ты. Мне аж, жалко Шурку стало. Он повернулся, уходить, а этот его за плечо.  Девки! Поворачивается этот мальчик, и этому верзиле так в морду заехал, что тот упал, а этот мальчик его, ногами, а на ногах кирзовые сапоги. А он ногой в лицо. Тот закрыл лицо руками и на живот перевернулся, а этот его сверху тузит. Потом   коленом уперся ему в спину, заломил назад руку. И кричит: - Повторяй за мной сука! Прости Шура, - тот молчит, а этот:-  Не будешь повторять,- и девки таким матом, и словами непонятными, потом: - Я тебе жлобяра,- и опять матом – Руку отломаю. И девки, ломает. Тот как заорет. А этот: - Повторяй! Прости Шура, я больше маленьких никогда обижать не буду. И тот повторил все. Я из-за склада все видела. Сначала не вышла мне, Шурку жалко было, и я не хотела, чтоб он видел меня.      
Представьте стыдуха когда тебя при женщине. Я и потом не вышла, но мне уже прораба было жалко. Шурка отпустил его, и пошел. Этот встал лицо в крови, весь грязный. Рубашка белая, галстук, брюки все в пыли и в крови. Он за Шуркой: - Стой! - кричит я тебя и тоже матом. А Шурка отбегает, смеется: - Нашел дурака, весовые категории разные, в тебе наверно под сто сорок, а во мне шестьдесят четыре. Так, что маленьких не обижай, а то придется опять прощения просить. И убежал. Потом прораб рассказывал, что в центре по пьянке подрался. Ведь он думал, что никто не видел. Я никому не рассказывала, думаю, а вдруг в милицию пожалуется, начнут меня расспрашивать, а так свидетелей нет. После того, они вели себя, как будто ничего не было. Говорят, что их даже в ресторане вместе видели и в пивной. Но вряд ли чтоб Шурка с таким дружил. Если просто за компанию или мировую. Но после того я ни разу не слышала, чтоб прораб Шурку мальчиком назвал, или оскорбил. Мне он нравится, но, увы, ни разу даже не намекнул, а за тобой сразу побежал.
Света слушала. Она всегда такие вещи как насилие воспринимала отрицательно. Действительно не верилось, что Шурка на такое способен. Он такой нежный, милый и совсем ни наглый. Может это потому, что когда его оскорбляют, срабатывает инстинкт защиты, который переходит в агрессию.
- Да ладно Оль тоже скажешь, побежал, может он к тебе не подходит потому, что у тебя ухажеров много.
- Да нет, Шурка не такой, он при желании ни на каких ухажёров не посмотрит. И знаешь, если у вас будет все нормально, он тебе обязательно будет помогать. Он Галке помогал, хоть ни так чтоб очень сильно, но все-таки.  А сама знаешь, что бывает такое, что нам не справиться, а мужику раз плюнуть. У тебя вон велосипед, сколько ты его делаешь, а сделать не можешь, и что-то твой ухажёр тоже не очень рвется, он у тебя в основном рвется к столу и в постель. Нашел себе бабу повариху, сытый, в тепле и мягкое рядом. Мечта командировочного.
Света слушала, ей было стыдно, но подруга была права, и сердиться можно только на себя.          Неизвестно как завтра с ним разговаривать, не хочется, а придется.
- А Шурка посмотришь, - продолжала Ольга, - Ему, чтоб только увидеть, и велосипед твой поедет.
Подруги разговаривали. Галина была уверена, что Шурка влип.
- Свет, та он мабуть в тебя влюбился, - смеялась она.
- Гал, ты тоже скажешь, сама ведь говорила, что у него, таких как мы.
Это Свет, таких как мы, а ты у нас не такая. Ты вон, какая умница. 
- Да, умница разумница. Вот только никому не нужна.
- Это доля у нас такая,- глубоко вздохнув, печально сказала Ольга. – Я сдуру по молодости вместо того, чтоб учиться, замуж. Потом думала, что все образуется, какой там. А теперь уже три года ни слуху, ни духу. Последние алименты получала по двадцать рублей. Ведь специально устроился на такую работу. Я и на розыск не подаю. Пусть он этой двадцаткой подавится, урод. Галкин тоже не лучше, хоть бы когда детям конфет принес. На водку всегда находят. Да и заглядывает к Галке только, чтоб пол литру самогона выпросить. У тебя тоже. Эх, девки. Давай Галка наливай еще по рюмке и побежали.
Галка наливала, а Ольга продолжала рассуждать.
- Знаете, смотрю на других, ну, если еще нормальная, то полбеды, а то ведь страшная и глупая как пробка, а мужик вкалывает и по струнке ходит, она даже не знает, где какие магазины находятся. Она дома ничего ни делает и на работу устроится на 80 рублей, и чтоб тоже ничего ни делать. А тут как белка в колесе, с работы на шабашку, с шабашки на работу, спать некогда. И не нужен мне, чтоб меня обеспечивал, пусть себя обеспечит, так как я, да мне кое в чем поможет, и сыну, чтоб равняться на кого было, а то все сама. Вот и получается, кто-то из кожи лезет, а ему шиш, а кто-то палец о палец не стукнет, а ей, пожалуйста, не пьющий, любящий ее только за то, что она есть, пылинки с нее сдувает, и хвост заносит, чтоб она ни дай Бог не перетрудилась и не оступилась.
Галка тоже разглагольствовала, что-то в этом роде. Света слушала молча, ей стало грустно, и, что она могла сказать. Она считала, что подруги правы. Ведь большинство ее одноклассниц так и живут и мужьями так командуют, что только держись. А те работают, слушаются, еще довольные женами и счастливы. Хотя у некоторых рожки давным-давно и иногда подрастают.
Может секрет, какой есть, которого они не знают.
Подруги еще поговорили, посетовали на жизнь, потом Галина и Ольга пошли на автобусную остановку. 
Сынишка проснулся, и Света усадив его за стол, кормила. Он с аппетитом кушал, она сидела напротив, смотрела на него и, улыбаясь, думала: - Вот он, мой маленький мужчинка. Вот моя будущая защита и опора. Вот кого я люблю, и кто любит меня. И это тоже счастье.
   
  Шурка управился с хозяйством и пошел работать в огород. К луку и редиске был протянут шланг, от которого шли ответвления на четыре распылительных дождивалки. Насос в колодце стоял хороший и над редиской, по распыляемой воде светилась радуга. Шурка цапкой пропалывал рядки картофеля. Та, которую он накрывал пленкой, чтоб вырастить раньше, вымахала уже по колено, травы в ней почти не было, но ее надо было окучить. Огород у него был приличный 25 соток, и он полностью управлялся с ним сам. Все здесь делалось в ручную, кроме вспашки.
Кто никогда этим не занимался, тот никогда не поймет какой это тяжелый труд, как бы ему ни объясняли, это надо испытать на своей шкуре. Шурка часто слышал. Вот занимаются, а потом на рынке по три шкуры дерут, мироеды. Так же ему говорил старший брат, который работал инженером в колхозе в родном селе, где они родились и где жили их родители. Сам брат никогда ни чем, ни занимался кроме учебы и работы в колхозе начальником. Шурка на него не сильно обижался, ведь брат, пусть поболтает. Он только говорил: - А ты попробуй, и узнаешь.
- А зачем мне, вон в колхозе вырастит, всем хватит.
- Нет, брат, пока в колхозе вырастит оно никому ни надо. Дорога ложка к обеду.
Отец, слушая Шурку, улыбался, он был работящий мужик. Хотя на рынок не возил, но выращивал даже лишку и огород,  и подворье всегда были в порядке. Отец и мать гордились трудолюбивыми младшими, зная, что старший ленивый. Но в разговор  не вмешивались. Братья сами разберутся.
Шурка увлекся работой и не заметил, как подошел Мишка. Увидел он его только тогда, когда Мишка, обойдя его, оказался спереди.
- О Миха, привет!   
- Здорово!
- Ну, как дела?
- Отлично.
- Где вчера зависал?
- Да, так, бывшую свою навещал.
- А, это ту, с которой ты до армии.
Шурка хорошо знал ту девушку. Мишка встречался с ней до армии. Хотя он встречался и с другими еще со школы. У Мишки был хороший учитель. Но эта была перед армией последней. Красивая, блондинка, стройная, высокая. Она обещала Мишку ждать, клялась в любви и в том, что обязательно дождется, и они поженятся. Мишка был согласен на ней после армии жениться. Ведь они уже полным ходом спали, правда, в секрете от Мишкиных родителей. Ее родители об этом знали. Но Шурка его предупреждал: - Миша не сильно верь, она уже женщина и вряд ли выдержит. Если бы она была твоей женой, это бы ее удерживало, или если бы она была девчонкой. А если вы уже полным ходом, то вряд ли она тебя будет ждать. Может с полгода выдержит. Мишка тогда не хотел верить и не верил, но получилось именно так. Ровно через     полгода, Мишка писал Шурику, что она просит прощения и выходит замуж.
Теперь она замужем, у нее ребенок, но Мишка видный пацан, и подруга решила вспомнить прошлое. Ведь она была влюблена в Мишку. Через свою подругу она передала, что хочет Мишку увидеть. Она жила в микрорайоне на другом конце города. А назначила встречу у подруги.
Мишка тогда спрашивал совета у Шурки. Он был уверен в том, что его старший друг все знает, раз он точно предсказал ее замужество. Мишке вообще Шурка нравился. Мишкины старшие братья были на каких-то понтах, и тут развели бы такую антимонию, и воспитательную работу, что от них бы тошнило. А Шурка простой и прямой. Точно скажет да или нет и почему.  Еще он говорит, что лучше учиться на своих ошибках. И как не крути, а рано или поздно все равно придется все узнать, так лучше раньше. А один из братьев сам второй раз женат, а учить начнет уму разуму, не переслушаешь.
- Конечно иди, тебе это на пользу, во первых узнаешь какими могут быть женщины, во вторых вспомнишь прошлое и как женщина она  за полтора года женитьбы набралась опыта и тебе разгрузка.
Мишка пошел вечером. Ее муж уехал. На следующий день Мишка был не просто доволен, а в восторге.
- Ну, Шурка это было класс, до армии такого не было.
- А я тебе про, что говорил. Учти если  женщина сама на это пошла, то она будет стараться по полной. Тем более если она захочет, чтоб ты проведал ее еще.
- Да, Шур, она обещала, как только будет возможность, она сообщит.  Говорит, что до сих пор любит, а замуж пошла потому, что парень хороший. Она и не жалеет и говорит, что два года ждать и терпеть это ни так уж и просто.
 Вчера ее муж тоже куда-то уезжал, и она передала через подругу, которая позвонила Мишке по телефону и сообщила где и когда.
- Получается, она раз на месяц выискивает время, чтоб наставить своему хорошему мужу приличные рога. Запоминай Миша и учись на чужих ошибках.
Мишка улыбался: - Учусь Шурик, учусь. Если бы ни ты, я представляю, каким бы я сейчас был лохом. А ты где был.- Мишка знал, что если Шуркиной жены нет, то он обязательно либо в карты режется, либо у подруги, но дома сидеть не будет.
- Я там же.
- Так я приходил, там никого не было.
- Молодец! – улыбался Шурка  одобрительно. Он уважал парней, которые могли от одной женщины пойти к другой и не опозориться. И если Мишка шел к Галке вечером, после того как днем встречался со своей бывшей любовью, значит растет достойная смена.
- Нет Миш, мы у Светы были.
- А сегодня вечером Галка будет дома?
- Да, она быстрей всего тебя будет ждать, у нее сейчас никого нет.
- Я знаю, она говорила, чтоб я приходил. Только она говорит так, что ее хрен поймешь, вчера или завтра. А к тебе зашел, тебя дома не было.   
- Ты когда пойдешь, то поосторожней, там бабушка приехала, хотя бабушка у нее классная, но все равно.
Мишка у Шурика не о чем не расспрашивал, он знал, что там все было именно так, как хотел Шурка. Он был уверен в своем учителе на все 100.
Они еще немного поболтали, и Мишка пошел домой, а Шурка продолжил работу.
Мишка дома ничего ни делал. Он был самый младший, родители его жалели и баловали. И не смотря на то, что он был дома с осени, он нигде не работал. Отец его где-то пристроил, чтоб он только числился. И Мишка сидел на шее у родителей, которые сами этого хотели.
  Шурка всегда работал с полной отдачей, и мог доработаться до изнеможения. Бывало, он за день и вечер так вырабатывался, что к двенадцати ночи с трудом добирался до кровати. Уставший раздевался, валился на кровать, и ощущал неповторимое своеобразное блаженство. Все тело расслаблялось и после напряженного трудового дня, расслабившись на постели, он чувствовал себя как в невесомости. И в этой невесомости он засыпал. Но бывало такое переутомление, что он не мог уснуть. Это означало, что он действительно переработал лишку.  Чтоб такого не было, Шурка придумал, как отдыхать. Действительно отдыхать он мог, если работал дома, максимум минуты три. Потому, что дома работы всегда валом, а он от природы непоседлив. И вот когда он уставал делать тяжелую работу, например, копать траншею под водопровод или фундамент, чтоб отдохнуть, он брал цапку и шел в огород или теплицу или брал топор и шел колоть дрова. Это для него и был отдых. Он так и говорил: - Хочешь отдохнуть, смени работу и обстановку. Поменяется место, сменится окружающий тебя вид, и у тебя будут работать другие мышцы. И действительно, от тяжелой работы он шел в мастерскую и начинал делать оконную раму, или у поросят чинить загородки или что-то в этом роде. Это ни так тяжело, но времени тоже требует не мало, и получается, что в сравнении с перекопкой огорода, это отдых. Потом так поработав часик, два он опять возвращался на тяжелую работу до тех пор, пока опять сильно устанет.
Шурка работал и думал о Светлане. Он прокручивал их встречу на танцах, потом застолье у Галины, потом как они легли спать и просто спали, чему никто не поверил. Шурка улыбался, вспоминая, как Света краснела как девочка. Ни кто, конечно, не поверил, что они просто спали. Как этому могла поверить Галка, и как мог поверить Мишка. Шурка улыбался, вспоминая, как они были у Светы, и опять ничего не было. Но в тоже время он был доволен и собой и Светой.
Когда работаешь и стараешься, то время летит быстро. Шурка всегда работал со старанием, даже на работе.  Уже вечерело. Шурка завел бычков в сарай и управив все хозяйство, позакрывал его.
Эту неделю он еще будет дома. Завтра надо съездить за женой и детьми. Жене на работу, старшей в школу, младшей в садик. Седьмого вечером надо везти редиску и лук, чтоб утром восьмого торговать.
На эту неделю уже было все распланировано. Дома работы всегда хватает, сколько ее ни делай, поэтому расслабляться некогда. Шурка уже распланировал, когда будет навещать Свету. Жена ложится спать очень рано, она никогда не досматривает программу «Время», встает правда тоже рано. Если Шурка утром ехал на поле или на ферму, он вставал раньше. Но когда он утром никуда ни ехал, а жена вставала в начале шестого, и начинала ходить по комнате или тарахтеть посудой, это его раздражало.  Спал он очень чутко. Навкалывавшись за день, и ложась в час ночи, рассчитывая поспать до шести, а тут начинается топанье, грюканье как специально. Он ругал за это жену, но это было бесполезно. Она его не понимала. Как она могла понять, если в девять уже спала, и если она к пяти выспалась, значит и он должен выспаться. Засыпая под телевизором, она даже не обращала внимания на то, чем занят ее муж. Ей почему-то было безразлично. Она хотела спать и спала. Он мог уехать на комбикормовый завод, мог поехать еще куда, мог работать в мастерской  или в сарае. Поэтому Шурка знал, что он может взять мотоцикл и спокойно съездить к Светлане. Вечером он поедет к ней на мотоцикле. На машине еще рано, зачем давать соседям повод для сплетен. А на мотоцикле быстро и можно остановиться и докатить до зарослей, чтоб не было шума.
У Шурки была машина, Жигули 11й модели, и два мотоцикла, которые он собирался продать, Восход и Ява с коляской.
Шурка дождался, когда стемнело, потом еще с полчаса, вывел мотоцикл и поехал. Ехать было лучше, чем идти пешком. Быстро, хорошо и удобно.
Он проехал мимо Галкиного дома, там, в окнах горел свет. Он подумал, что Мишка уже где-нибудь за сараем обхаживает Галку и улыбнулся.
Конечно на мотоцикле класс, только, что был дома, а уже заглушил и, подкатив, поставил у зарослей. Ночь была темная. Восход черный и его около зарослей с трех метров не было видно.
Улицы, когда он ехал, были пустынны. После праздников люди отдыхают, завтра на работу. Здесь тоже царила тишина. Шурка вошел в калитку и подошел к кухонному окну. Он хотел постучать, но в это время открылась дверь и вышла Света. Шурка пошел ей навстречу и поднялся на крыльцо. Света закрыла за собой дверь. Они обнялись и поцеловались. Это был настоящий поцелуй, поцелуй искренности, нежности и еще чего-то, что наполняло их сердца блаженством. Они целовались. Для них сейчас не существовало ни детей, ни мужей, ни жен, ни соседей, никого, были только они соскучившиеся друг по другу. После долгого поцелуя они стояли, обнявшись, и одновременно прошептали с нежностью, лаской, упоением и восторгом.
Она прошептала, прижавшись к нему всем телом и щекой к щеке: - Щурка!
Он, тоже прижимая ее  и прижимаясь щекой к ее щеке, прошептал: - Светка!
- Шура, я сейчас выйду, подожди за воротами, я Славику скажу, что к подруге сбегаю.
Шурка кивнул головой, выпустил ее из объятий, и, выйдя за калитку, подошел и стал под столбом.
Сзади росла акация, а за ней заросли, и если бы человек проходил по дороге он все равно не заметил бы стоящего под столбом.
Шурка был в отличном настроении, но, где-то в подсознании у него щелкнуло. Он даже не осознал этого, но это отложилось именно в подсознании. Так бывает, чего-то не заметил, а потом с прошествии времени оно всплывает так четко и дает тебе информацию для размышления, что ты думаешь, как же я этого не заметил тогда.
Света соврала своему ребенку.
Он знал, что она не умеет врать и это была такая мелочь, которой он даже не заметил.
Но не зависимо от него этот щелчок отложился.
Света вышла из дома, прошла через калитку и повернула в его сторону. Она шла, ничего не видя, ведь она только со света, а здесь такая темень. Но даже если не со света, сюда в сторону зарослей все сливалось в черную массу, а отсюда, были различимы силуэты. Света шла в его сторону, ничего не видя. Подойдя ближе, она протянула вперед руки и тихо спросила:-  Шур, ты где?
Шурка, когда она к нему шла, сделал несколько осторожных шагов ей навстречу и теперь стоял рядом. Он мог ее взять за руки, но боясь испугать, он сначала ответил: - Я здесь, - и, шагнув шаг навстречу, оказался в ее объятиях. Они стояли в этой кромешной темноте, обнявшись и целовались. Этого им было достаточно. Они наслаждались тем, что они рядом, что они есть и мир становился все прекрасней и прекрасней. И не смотря на то, что была темная ночь, для них все светилось всеми цветами радуги, и звучало нежной, волнующей мелодией.
- Ты пешком?
- Нет на мотоцикле.
- У тебя есть мотоцикл?
- Даже два.
- Я тоже люблю на мотоцикле ездить.
- Ты умеешь ездить на мотоцикле?
- И на мотоцикле и на машине.
- Что серьезно?
- Да, родители мне покупали. Они вообще хотели, чтоб у них родился мальчик. И воспитывали они меня на половину как мальчика. И лет до тринадцати, в свободное время я всегда была в компании мальчишек. Правда в основном я сидела дома за баяном. Родители хотели из меня сделать музыканта, и я в это поверила. Но когда выпадало гулять, я с мальчишками наравне футбол гоняла, даже лучше многих из них. Может поэтому они со мной, потом не встречались.
Меня когда я была подростком, мальчишки боялись. Я запросто могла с ними подраться. Хотя за это меня родители наказывали. А потом получилось, что я подросла и с мальчишками не могла, а с девчонками мне было не интересно, они неженки и плаксы, а у меня бывало, колени и локти сбиты. Так и получилось, что с одними я не могла, а с другими не хотела, так и просидела за книжками и за баяном. Потом сама не то, чтоб неженкой, а плаксой точно стала. Я все очень близко принимала к сердцу, мне становилось обидно даже из-за пустяков, и я плакала.
    Им казалось, что они только успели обняться и поцеловаться. А время для людей, которые хотят быть в объятьях и целовать друг друга, ни по зову плоти, а по зову души, проходит моментально. Потому что для них в таких случаях не существует ни времени, ни пространства.   
- Дверь открылась, Славик выглянул на улицу и крикнул: - Мама!
- Я сейчас иду, - отозвалась света.
Славик вошел в дом и закрыл дверь.               
- Я пойду.
- Беги, а то сын заждался.
Они поцеловались. Шурка выпустил ее из объятий, и Света пошла домой. Она открыла дверь, повернулась в Шуркину сторону и помахала рукой. Потом закрыла за собой дверь.
  Шурка выкатил мотоцикл на дорогу, завел и поехал домой.
Встречный  ветер дул ему в лицо, он мчался навстречу этому ветру, подставляя под него грудь и лицо. Он улыбался, он был счастлив.
  Света вошла в дом. Славик, услышав, что пришла мама, побежал ей навстречу.
- Мамочка, ты, где так долго была.
- Разве долго?
- Конечно, долго, посмотри на часы.
Действительно, подумала Света, а кажется, только вышла.
- Я с тетей Машей разговаривала, да видать заболтались, соврала она. Разве она могла сейчас сказать ему правду. Ведь Славик знал, что к маме в гости ходит дяденька и вдруг еще один. Для ребенка это плохо. Он очень ревновал маму к тому дяденьке и говорил Светлане, что он ему не нравится. Хотя он и Свете не очень нравился. Но, что поделать, назад ничего не вернешь.
Я его с Шуркой позже познакомлю, Шурка ему обязательно понравится.
- А почему ты телевизор не смотрел?
- Я смотрел, а потом там не интересно, потом играл машинками, а тебя все нет и нет.
- Ну, я же рядом была, ты ведь знаешь. Видишь, ты только позвал, и я пришла, - оправдывалась Света.
- Я знал, что ты рядом, но все равно мне одному страшно и скучно.
- Неужели ты у меня трус? Ведь ты у меня мужчинка, который меня любит, и когда вырастет, будет меня защищать и не даст никому в обиду. Ведь ты меня любишь?
- Да ответил Славик и обнял мать. Она погладила его по голове. Да, подумала она, он уже вырос мне по грудь.
Славик был в отца, он был выше своих ровесников и был светлым в отличие от матери.
Света напоила Славика молоком и уложила спать, сама принялась за вязание. Ей одна из подруг, заказала связать четыре пары шерстяных носков, для родителей и себе с мужем.
Света вязала и улыбалась, думая о Шурке. Настроение было отличным, хотелось петь. Давно у нее не было такого настроения. Потом она вспомнила, как Шурик говорил, что завтра поедет за женой и детьми, которые в Крыму, у родителей жены. Как же теперь получится. Она немного взгрустнула, но потом ей опять стало весело. Пусть будет, как будет, только, чтоб он приходил хотя бы изредка. Жена, ну и, что, я ведь не забираю его, а он все равно ходил к другим. Получается, я ничего не сделала, просто хочу, чтоб он приходил ко мне, даже если между нами ничего не будет.
Хотя мне очень хочется быть с ним. Света уже представляла, как она будет с ним, но вдруг опомнилась: - Господи о чем я думаю, ведь нельзя так поступать. А как надо, кто подскажет. Ведь попал кусочек радости, а как  хочется, чтоб этот кусочек радости задержался. Света опять размышляла, что хорошо, что плохо. Она взглянула на часы, уже шел первый час ночи. Она отложила вязание и, раздевшись, легла в постель, повернулась на бок и умостилась поудобней.
Она думала про него, и улыбалась.  Шурка,- прошептала она, - Шурочка. А думает ли он сейчас обо мне? Конечно, думает, иначе и быть не может. Она была уверена в этом, она чувствовала это и знала наверняка. Счастливая она крепко уснула.
  Утром Шурка управился с хозяйством и поехал за своей семьей.
Больше всех его приезду радовались дети.  Жена тоже была рада, но она никогда не выражала своей радости, такой у нее был характер. Шурка к этому не мог привыкнуть. Он тоже был строгим и не любил сюсюканья. Но при встрече,  можно улыбнуться, поцеловаться. Но этого никогда не было. Встречи всегда были сухими и жестковатыми. Родители жены к Шурке относились просто ни как. Не смотря на то, что он сам всегда всего добивался, они считали, что их дочери крупно не повезло. Шурка присев, обнял и, улыбаясь, расцеловал, подбежавших к нему дочек. Он любил своих детей, и ради их благополучия готов был работать до изнеможения и жить в любых условиях, лишь бы они были счастливы. И если бы потребовали любой жертвы ради их благополучия, он бы пожертвовал не задумываясь.
Жена встретила его как всегда сухим: - Привет.      
Раньше, Шурке очень хотелось при встрече, обнять и расцеловать ее, но она была категорически против. Потом он привык и тоже при встрече ни выражал никаких чувств поступками. Теперь же он сам ни хотел никаких объятий и поцелуев.
Теща поздоровалась с ним, улыбаясь.
- Здоров Шурка.
- Здравствуйте, ответил он, прекрасно зная, что не очень-то ему здесь рады. Тестя дома не было, он был в командировке.  Его тесть был отличным строителем, и работал в бригаде, которая выезжала на строительство таких объектов как элеваторы или корпуса заводов. Тесть хорошо зарабатывал, и у него была хорошая новая машина. Но он был очень жадный. За десять лет он этому зятю и дочке ни дал, ни копейки. Хотя двум другим зятьям помогал. Может потому и не помогал, потому, что видел, что Шурка сам всего добьется. Но Шурка считал, что не помогает от жадности и потому, что  ее родители не любят его за самостоятельность. Тесть любил, когда перед ним прогибались, показывая свою неспособность, когда ему не перечили. Он считал, что он умнее других, а раз еще и богаче, то и дети и зятья должны перед ним заискивать и унижаться. А если им что-то нужно, то просить у него, а он будет перед ними как пан перед батраками. А Шурка в таких случаях был горд и не то, что на цырлах перед тестем, а запросто мог набить ему морду, когда тесть начинал по пьянке учить и орать, что все у него вот здесь в кулаке, что он выше всех и все перед ним будут ползать. Два других зятя, старший и младший соглашались. Старший из скромности и из-за нежелания связываться с тестем, ведь тот отвалил ему хороший кусочек.
А младший ради выгоды готов был стелиться перед тестем и стелился. Тесть ему помогал больше всех и тоже купил новую машину. Шурка наоборот вел себя всегда вызывающе. С какого он должен перед неграмотным невеждой шапку ломать. Хотя тесть заслуживал уважения. И Шурка его уважал как хорошего специалиста и работягу. И хотя тесть не умел ни писать, ни читать, в жизни добился многого. По праздникам его грудь украшали пять трудовых орденов. У Шуркиного отца были только боевые. Тесть не воевал, он был младше Шуркиного отца. Конечно, тесть умел с начальством ладить, но как бы там не было, просто так столько не дают.
Шурка никогда ни закрывал, ни гаражей, ни сараев, а деньги отдавал все жене, они лежали в шифоньере на полочке рядом с документами. И когда Шурка с женой был не в ладах, а это было довольно часто, то он  деньги ложил просто на полку, и жена распоряжалась ими на свое усмотрение.
Тесть от жадности таскал в кармане связку ключей. У него под замками было все, гараж, сарай, подвал, кладовая, времянка и даже чердаки. Он боялся, что его обворуют. В гараже, конечно, было, что взять. Но Шурка был воспитан по-другому. У них в семье никогда не прятали деньги, и ими всегда распоряжалась мать. Без ее спроса их никто не трогал. Здесь же тесть никому денег не давал и теща при возможности их воровала. Когда тесть был пьяный, теща у него из кармана вытаскивала ключи, открывала гараж и половинила его довольно таки приличные закрома.
Тесть тоже был бабником. Все соседи знали, что у него есть любовница, которую он часто навещает и помогает ей. Теща и дети про это прекрасно знали. Все уже привыкли, и когда тесть мылся, брился, одевался франтом, садился в машину и ехал к любовнице, никто на это не обращал внимания, подумаешь, приедет.
Шурка посмеивался: - Тоже мне умник, других учить ума много не надо, сам к двум три прибавить не может, и читать не научился, и хочет, чтоб его окружали неуки и подхалимы.    
Когда Шурка покупал дом, то тесть сжалился, и то теща запилила, и дал Шурке тысячу. Но Шурка был гордый, он заработал и отдал. Он не хотел быть в долгу у своего тестя, как те два зятя. Он хотел быть прямым, честным и ни у кого не быть в долгу. За то, что тесть гулял, Шурка его не осуждал, он осуждал его за наглость, с которой он гулял в открытую. Шурка делал это скрытно от жены, и она даже не подозревала об этом.  Шурка понимал, что это очень плохо, но он был молод и крепок, ему требовалось, а жена как-то к этому относилась с безразличием. В этом Шурка ее никогда не понимал. Почему, думал он, красивая молодая здоровая, те, у кого он бывал, только дай. Он не понимал, что, таких как его жена, у него там просто не может быть. 
Как-то раз подвыпив, Шурка спросил у тестя. Он называл его дед, так, как тесть был дедушкой его детей.
Дед, вот ты скажи честно, сколько килограммов конфет ты купил своим детям за всю жизнь?
Тесть разозлился не по детски, он орал на Шурку, материл его, рвался в драку так, что его удерживали теща и две других дочки, зятьев тогда не было. Все почему-то объявили виновным в скандале Шурку. А он не понимал, что плохого он сделал, он просто задал вопрос, на который хотел услышать ответ. И тесть должен был просто ответить, а так как ответить было нечего, а тесть считал себя выше всех, тем более по пьянке, вот он и устроил скандал, вместо того, чтоб задуматься. А не ответил потому, что детям в жизни ничего вообще не купил, а не только конфет.
Это сейчас он одаривает тех, кто прогибается. А жена Шурке рассказывала, что их отец к ним относился просто ни как. Когда были маленькие, то недоноски мать по соседям для детей собирала. А когда выросли сами, должны зарабатывать, или теща, украв у тестя деньги что-то купит. Хотя она была такая же жадная и своего ни даст, а тестево это ни ее.
Когда Шурка женился, то он жену забрал из родительского дома в одном платье, сапожках резиновых и осеннем пальто. Вот так, учить все умники. Шурка и сам кого хочешь, поучить может.
В школе он учился не плохо. Хотя был мальчишкой озорным и за это иногда занижали оценки. Книжек он тоже перечитал не мало. Когда-то вел дневник, и даже стихи пробовал писать. В его семье все грамотные. Его дед был сельским учителем, бабушка тоже была грамотная. Дядья еще до войны институты окончили. Маме война помешала, а после войны лагерь. Дядька старший и до войны и после тоже в лагерях был. Отец тоже был грамотный. Но родители у Шурки работали простыми колхозниками. Сестра и братья институты окончили. У Шурки в институте что-то не срослось. Характер, наверное. Он пошел работать, а теперь некогда. Но Шурка знал, что он еще будет учиться. Воспитание дети в их семье получили хорошее. Он был очень скромным мальчиком, хотя и шкодным, но всегда добросовестно выполнял любую работу. И если кому нужна была помощь. Тут он был, вообще не заменим. Это потом его жизнь переделала. Общаги, вагончики, стройки разные города. А в таких местах всякого брата, как говорят, контингент еще тот. На больших стройках кто работает? Половина зеков, романтики попадают, потом те кто из-за денег и такие как Шурка, любопытные к жизни. Какой еще дурак согласиться жить в вагончиках, в условиях, без всяких условий и без семьи.
 Радостные дети побежали собираться домой. Они любили папку и ждали его всегда. Однажды Шурка оставил их на неделю у тещи. Так теща жаловалась, что они на третий день собрались от всех на тихоря и пошли на трассу голосовать, чтоб уехать домой к папке. Потом теща предупреждала, чтоб детей самих не оставляли. Конечно, она злилась, желая быть хорошей бабушкой. Ведь дети других дочек живут у нее месяцами. А эти на третий день за папкой так соскучились, что сами на трассу рванули. Шурка, когда  слушал, как теща это рассказывала, думал. Чему же вы меня научить хотите, эх вы, горе учителя. Он знал, что как бы его жену ни настраивали против него, она будет слушать и соглашаться с родителями, что ее муж не такой, что он плохой, но она никогда не останется с ними, она всегда вернется к нему.
Жена тоже пошла собираться. Теща позвала Шурку обедать. Здесь конечно вопросов не было. Хотя теща готовить не умела, но еды было валом и разной. У тестя всегда было свое хозяйство. Холодильник всегда был полон рыбы и мяса. За рыбу тесть не ругался, она и из холодильника хорошая, а вот за мясо из холодильника он ругал.
- Разве это мясо, которое из холодильника, вот это мясо показывал он на жирных уток в загоне.
Курей и уток, именно для себя, чтоб резать, когда захочется свежего, они держали по две сотни.
А хотел тесть свежего мяса каждый день, теща тоже. Когда тесть уезжал на работу, ему резали специально уток и курей. Когда утки в загоне начинали крякать, это стоял такой шум как на птицеферме, хоть уши затыкай. Еще они держали поросят, и барашек Тесть в этом случае был настоящий хозяин. Хозяйство всегда было ухожено. Что поросята, что утки были такие, что еле передвигались.
Теща готовить не умела. Но все равно все получалось вкусно. Если не получалось, она выбрасывала собакам. Налаживала в кастрюлю нового мяса и по новой варила. Собаки здесь без мяса тоже не сидели. Но вкусно получалось почти всегда. Еще бы, в кастрюлю с борщом она накладывала столько мяса, что воды было меньше. Но иначе тесть и есть не будет.
Шурка сел за стол. На столе стояла жареная камбала, только со сковородки, соленая селедка, в большой сковороде с горой жареные куски мяса и в миске лежала целая вареная утка.
Никогда и ни у кого Шурка не встречал такого мясного стола. Тесть и теща любили покушать мяса, и ели его без меры. Тесть всегда говорил: - Мяса не поешь, лопату не поднимешь.  Тут тоже тесть заслуживал уважения. Лопатой он орудовал на загляденье, наверно поэтому, так питаясь, был просто справным, но ни  толстым. Теща, которая была ленивая и почти ничего ни делала, почему-то тоже так питаясь, была не толстой, а нормальной для своего возраста женщиной. Рыба у них  была всегда. Свежая была в холодильнике, вяленая висела под крышей по-над стенкой в низках. Еще у тестя в гараже на всякий случай всегда стоял ящик водки и самогону не меньше чем сорока литровый молочный бидон.
Шурка поел борща. Без жидкой пищи он просто не мог обойтись. Потом съел кусок мяса со сковородки. Теща всегда говорила: - И что это за мужик. Мужик должен хотя бы  это съесть, и показывала на большую сковороду с мясом.  Ты глянь на деда, он сам это съест, потом пол утки и еще рыбки попросит. Шурка тоже ел много. В рабочей столовой он мог съесть за троих. Но у тещи, он с ними тягаться не мог. Поэтому из сковородки он осиливал самое много три куска, которые были такие, что когда ешь надо держать двумя руками. Мясо было хорошо затушено и поджарено. Шурка любил с косточкой. Он выбирал кусок, в котором побольше кость. Он объедал мясо и грыз кость. Теща ругала: - Мясо ешь, хватит кости грызть, на то собаки есть. Жена в отличие от родителей тоже ела немного. Она иногда возмущалась, глядя как родители едят: - И куда только столько влазит.
  Шурка поел, жена с детьми вышли из дома. Они были готовы ехать. Старшая звала Шурку: - Пап поехали.
 Шурке нравилось смотреть на свою семью. Стройная, красивая жена. Он иногда любовался ей. Если бы не ее характер, который она показывает постоянно и в дело и без дела, Все было бы нормально. А если бы она еще Шурке помогала и в постели была совместимость, ей бы вообще цены не было. Когда она на каблуках, то ростом как Шурка. Светлые волнистые волосы до плеч, лицо светлое. Таких женщин показывают в фильмах про древних римлян. Талия у нее была, когда они поженились такая, что Шурка  обхватывал ее пальцами рук, и чтобы пальцы сошлись, не хватало  не более 10ти сантиметров. В общем как говорят 90 - 60 – 90. Может даже лучше.
Ножки вообще без вопросов. Когда Шурка идет с ней по городу, он знает, что мужики ее съедают глазами. Шурка, хотя был не высокий, всегда немного сутулился, ему так было удобней. Когда ему делали замечание, он выпрямлялся, но ненадолго. А в работе, прямым ходить нельзя, там всегда сутулишься, вот он и привык. Жена, когда они шли вместе, выглядела королевой. Она была стройная, держалась прямо и походка у нее была исключительной. Она не была высокомерной как тесть, наоборот была скромной, просто это ей было дадено с выше.  Детки тоже в маму и Шурка этим доволен. Хотя старшая была его копия. Но все говорили, что они с женой очень похожи. Если кто не знал, то их принимали за брата и сестру. Шурка так не считал. Единственное сходство, считал он, это, то, что они светлые.
Шурка взял у жены сумки. Дочки побежали впереди к машине. Жена попрощалась с матерью, потом подошла к машине и села на заднее сиденье вместе с детьми. Она почему-то никогда не садилась на переднее сиденье. Вообще для людей она была очень скромная и стеснительная.
Шурка иногда думал, что же это на самом деле скромность или заторможенность. Ведь одно дело мужу показывать характер, а людям покажи, скажут дура. Он точно и не догонял, что же это. С ним она была скромная только на людях. А в постели и остальных случаях могла такой скандал устроить, что ты меня прости.
Шурка поставил сумки в багажник и сел за руль. Окна в машине были открыты, дети махали бабушке до свиданье и посылали воздушные поцелуи. 
- Приезжайте поскорей, - кричала бабушка.
- Приедем! Приедем!
Шурка завел двигатель, машина тронулась. Как всегда отъезжая, он три раза коротко посигналил. 
Шурка улыбался, думая о том, что теща обязательно настраивала против него детей. Но как она не старалась, дочки всегда заступались за папу. Она их настраивала против даже при нем. Тогда он думал: - Ну, что можно взять с необразованной и невоспитанной женщины.
 Машина выехала на Московскую трассу и покатила в сторону выезда из Крыма. Шурка был привычен к поездкам. Если он свободно мог рулить на тракторе восемь часов, то на жигулях это было как играючи. Да и помотал он на них уже не мало. Ведь он занимался теплицами и огородом. А здесь на юге в цене самое раннее, а потом цена настолько падает, что проще отдать животным, чем везти на рынок. Вот и приходилось везти за 400 – 500км, а потом за 800 и 1000км. Вот и седьмого надо вести редиску, где подороже. Здесь, которая у него была первой, он продал по хорошей цене еще две недели назад перед пасхой, потом перед первым уже дешево, но сносно, а теперь у людей уже грунтовая пойдет. А кто не поленился и хоть какую пленку кинул, уже редиску ест. Так, что придется везти не ближе Харькова. Хотя перед отъездом, он посоветуется с парнями, которые тоже торгуют.
Машина легко бежала по хорошей трассе. Дочки щебетали на заднем сиденье. Шурка думал о том, как он сегодня вечером поедет к Светлане. Он уже соскучился и хочет побыть с ней. Он знал, что найдет причину, чтобы отлучиться вечером из дома. Да причину и искать  не надо, жена все равно будет спать. 
Шурка не понимал. Они с женой прожили десять лет, но за эти десять лет не было ни разу, чтоб жена позвала его в постель. А он ее всегда уговаривал, да не всегда это удавалось. У нее почти всегда были уважительные причины.
С этим конечно Шурке не повезло.
Но как бы там ни было, свой дом есть свой дом и жена в нем хозяйка. Она очень чистоплотная. В комнатах всегда порядок. Дети тоже приучены к порядку. В их комнате тоже всегда чисто и убрано. Дети всегда обстираны и сыты. Но на этом все проблемы у жены кончаются. Она занимается побелкой дома изнутри и снаружи раз в год, варит кушать, стирает и смотрит за детьми. Хотя Шурка за ними смотрит больше, потому, что они чаще рядом с отцом, чем с матерью. Шурка еще как-то умудрился, чтоб младшую дочь в садик водила жена. Он тоже водил и забирал, но реже. А старшую, от начала до конца в садик он водил сам. В садике воспитательницы думали, что он одинокий отец. Ведь других детей водят мамы, а тут мама ни пришла, ни разу. Так и думали, что папа один без мамы. Теперь так думают в школе.
Машина заехала в небольшой город, пробежала по главной дороге мимо нескольких улиц  и свернула на улицу с грунтовым покрытием. Между дорогой и заборами дворов, выше дороги шел широкий тротуар, выложенный бетонной плиткой. По обе стороны тротуара между домами и дорогой росли различные фруктовые деревья. Яблони, груши, абрикос, слива, черешня, вишня, грецкий орех, шелковица. На Украине так везде. Шурка поездил, поработал и видел. Так, что этого добра было всегда валом, ешь, не хочу. Урожай иногда был такой обильный, что люди заготовив, ленились обрывать. И это все добро, оставалось на деревьях, потом опадало и гнило никому не нужное. Шурка из винограда, который расплетался по арке, делал вино, а из сливы и абрикос, делал хороший самогон.
Шурка подъехал к дому, вышел из машины, открыл ворота и заехал во двор.
Жена сразу пошла в дом, дети тоже побежали за ней. Ведь они несколько дней были у бабушки и теперь бежали в свою комнату, к своим куклам.
Шурка загнал машину в гараж, зашел в дом, переоделся и пошел работать. Он никогда ни сетовал на то, что много работы, он просто брал и делал. Сейчас надо работать и работать, ведь праздники прогулял и надо наверстывать. Хотя пьянки и картежа не было и он почти все, что намечал, сделал. Но в своем доме работы всегда выше крыши. Новый большой гараж, с летней кухней и новой баней под одной двухскатной крышей полностью не доделан. Баня уже полностью готова. Шурка ее топит, и вся семья купается, приходит Вовка с женой и дочкой, и соседи. Баня нормальная. Парная внутри отделана деревом. С Деревянными полочками в виде ступенек. На каждой полочке можно сидеть и лежать. Шурка с кумом всегда на верхней, остальные там не выдерживают. Какое это блаженство. Как Шурка любит Русскую баню с веничком. У кума Сашки баня еще лучше. Этого с верхней полки не сгонишь. Раз в неделю они оба топят баню. К ним приходят мыться друзья с женами. Если кум топит в субботу, то Шурка идет к нему. Они идут купаться после всех. И раньше чем через два часа их не жди. А в воскресенье у Шурки купаются все желающие, а потом опять Шурка с кумом и опять не менее двух часов парная с веничком. Зимой после парной в снегу валяются.
Летняя кухня с большим окном как на веранде тоже доделана, а вот в гараже еще не поштукатурено и потолок не доделан. Шурка все делал сам и фундамент, и кладку и стропила сам   
вязал и ставил, и пол бетонировал. Гараж большой с хорошей ямой, в которой Шурка хранит зерно.
Шурка затащил в гараж доски, чтоб подбивать потолок сверху, то есть это будет пол на чердаке.
Пол должен быть добротный. Ведь здесь Шурка тоже будет что-нибудь хранить. Вполне возможно, что тяжелое. А потолок в гараже, то есть снизу балок он подобьет толстой фанерой.
Шурка работал, дочки приходили смотреть. Шурка хотел, чтоб у него первым был мальчик, чтоб был помощник, но у него две девочки, не будешь же их учить держать ножовку и рубанок. Пусть у мамы учатся женской работе. Хотя старшая растет как мальчишка, она запросто может взять ножовку и пилить доски, или взять рубанок и строгать. Она хорошо ездит на велосипеде, и Шурка учит ее ездить на машине. И не смотря на то, что ей нет еще десяти, она неплохо ездит за рулем.
Отсюда выходят пять дорог в другие города.  По направлению херсонской области машин ходит очень мало. Вот там Шурка и тренирует старшую. Она уже свободно проезжает за рулем по тридцать километров.
Жена позвала Шурку ужинать, поужинав, он опять пошел работать. Он знал, что Света раньше двенадцати не ложится, а жена в девять уже спит.
Он решил, что поедет в девять.
Шурка работал, время бежало. Работая, если это была легкая работа, не требующая мозгов, он всегда размышлял. Он размышлял, хороший он или плохой, задумывался над  духовностью.
Получалось, что плохого в нем больше. На работе он ворует, от жены ходит к другим, любит играть в карты на деньги, не сдержан и груб в спорах, Если жена достает его своим умняком или капризами, он запросто может ее ударить. Она потом жалуется. Теща орет, пену пускает. Можно подумать тесть лучше. Давно ли сама зарабатывала. А жена вечно с упреками. Получается вроде с женой так нельзя.  Так она же нервы так будет выматывать, все жилы вытянет упреками, а спросишь: - А, что ты сделала? Тогда вообще хавайся в жито.  Вот и сорвешься, либо по шее щелкнешь, либо по заднице. Она в слезы, потом ему же и жалуется и опять претензии.
И не подумает, что не зарабатывай. А разве бьешь? Наверно если бы ударил, то сразу бы в больницу отвезли. А так, вроде как капризного ребенка за шкоду. Что еще плохого? Нервы ни к черту. Бывает, сорвешься, нагрубишь кому, а потом думаешь:- Хорош гусь. Еще плохо то, что во всем себе оправдание ищу. Нахожу или нет, это третий вопрос, но ищу постоянно. Вот сейчас к Светлане собираюсь. Что в этом хорошего, а ведь найду оправдание. Свалю на жену, что ни такая, или еще, что. А на самом деле не болтался бы и не знал бы, что есть на свете Света. А узнал, теперь придется рассчитываться. Ведь за все придется платить. Шурка уже понимал, что он, как говорит Галка, влип. Что-то есть в Светлане такое, чего не было ни у одной из женщин, которых он знал.  Шурка задумался. Что? Ведь были всякие. Когда он был холостой, он надолго с одной девушкой не задерживался. Влюблен он был только в одну, ту, что была еще до армии. Но у нее был парень. И хоть она к Шурке очень хорошо относилась, и если бы он настоял, то мог бы на ней жениться. Но как можно жениться на девушке, которая любит другого, а ты ее просто боготворишь. Нельзя обрекать ее на жизнь с нелюбимым. А с женой наоборот, хоть он и капризная, с норовом, но она его любила и любит. Она тогда готова была за ним хоть куда. А Шурке просто подошло время, ведь жениться все равно придется. А эта любит и очень красивая. У Шурки были еще кандидатуры, были девушки, которые признавались ему в любви. Сам он в случаях с девушками и женщинами никогда не врал. В Любви он признавался только одной. Больше такого не было. А теперь он сам не знал. Он прекрасно помнил ту, первую, хотя последний раз они виделись тринадцать лет назад. Он ее до сих пор любил, хотя чувства то притухали, то опять возобновлялись. Но он старался их притушить работой, семьей, женщинами и всегда верил, что время лечит. Но, увы, он никогда о ней не забывал. А теперь он чувствовал, что Светлана становится рядом с той. Да, то была первая любовь. Шурка знал, что он будет любить и помнить ее всегда. Но, то была юность. Тогда он даже не знал, что за пазухой у девчат. Больше с ним такого не случалось. Ни к одной девушке или женщине он не испытывал таких чувств. А женщин у него было, хоть и не много, но и не мало и до женитьбы и после. И вот теперь, когда ему идет 34й, что-то произошло. Эта женщина, которую он знает всего три дня, не дает ему покоя. С одной стороны это плохо, с другой даже очень хорошо. У Шурки отличное настроение, он бодро себя чувствует, когда о ней думает, то внутри, что-то щекочет и приводит в восторг.  У него не было даже близко похожих по характеру. Характер у Светы мягкий, женственный. Она понимает, что как бы там не было, но мужчины в общем сообразительней женщин, сильнее, и им дано первенство откуда-то свыше. Она говорила:- Пока баба надумает, мужик уже сделает. Мужиками она называла таких как Шурка и его друзья. А таких как ее бывший и бывшие ее подруг, мужиками она не называла.
Она говорила, чтобы называться мужчиной, заслужить надо. А то, что брюки надел, так их и женщины носят, но это не значит, что они мужчины. Не понятно как, но Шурке казалось, что Света читает его мысли. Он уже не раз ловил себя на том, что она наперед знает, что он хочет. И не в том смысле, что обнять или поцеловать. А точно знает, что он сейчас будет делать. Она точно знает, когда он начнет говорить и о чем. А может ему так только казалось.
 Шурка примерял доски, отпиливал, плотно подгонял, чтоб не было щелей. Для этого он пользовался рубанком. Поначалу он прибивал доски, стоя на балках. Потом ему стало удобней. Он расположился на прибитых досках и, подгоняя, прибивал следующую. Получался добротный пол без щелей. Если доска давала щель по всей длине, и он не мог ее прижать руками, то он ее подгонял клиньями и плотно прибивал.
Шурка все чаще смотрел на часы. Время подходило к девяти. Он слез с чердака, вывел мотоцикл и поехал в железнодорожный поселок.
 Шурка тихо постучал в окно. На крыльцо вышла Света. Она его ждала. Она волновалась и переживала. Она начала его ждать сразу, как только он от нее ушел.
- Привет! У Шурки от волнения стучало сердце. Но наружно он умел себя держать в руках.
- Здравствуй. Света старалась тоже не показывать волнения, но голос ее сразу выдал.
Они поцеловались. Для обоих этот поцелуй был кусочком счастья. В нем смешалось все, нежность, страсть, наивность, восторг, легкость, и еще много разных чувств, от которых так хорошо, что не передать. Поцелуй был долгим. И если бы они могли он наверно бы был бесконечным. Но, чтоб не задохнуться от счастья, пришлось его прервать.
- Шур, подожди, я сынишку уложу. Он сегодня у друзей был, видать набегались, наигрались так, что он за столом чуть не  уснул.
- Беги, я подожду.
Шурка вышел на улицу и стал под столбом. Сегодня была светлая ночь. Небо было чистое с яркими звездами. С левой стороны на небосклоне светила почти полная луна.  Было тепло и тихо. Шурка прислонился спитой к столбу и начал рассматривать звезды. Ему было слышно, как бьется его сердце. Он был полон восторга. Он глубоко вдыхал аромат весны и восторг увеличивался. Глядя в небо, ему казалось, что он начинает подниматься туда и приближаться к звездам. Он улыбался, ему стало щекотно от мысли, что это все благодаря Светлане. Это она приводит его в такой восторг. Мир становится таким прекрасным, что забываешь обо всем плохом. Начинает казаться, что плохого никогда не было, а всегда все было прекрасно. Так же он чувствовал себя когда-то давно, давно, когда точно также под окном общаги ждал ту, другую еще перед армией.
Больше с ним такого никогда не было. Теперь ему казалось, что он опять вернулся туда. Хотя та была светлая, стройная и очень красивая, по крайней мере, для него. Теперь он ожидал Свету, которая сейчас для него была самой, самой, самой, если не считать ту.
Вышла Света. Сразу со света ей было как бы темновато, но пока она дошла до калитки, зрение привыкло, и она все хорошо видела. Ночь действительно была, светлая, казалось, что видна зелень листвы.
Шурка стоял у столба, Света подошла к нему, они опять целовались. Потом отошли, стали под акацией опять обнялись, и опять был долгий поцелуй.
- Что-то со мной не то,- подумала Света,- Кажется, земля уходит из-под ног.
Они целовали друг друга, гладили волосы и шептали.
- Светланка, Светочка!
- Шурка, Шурочка!
- Что же это такое, - опять подумала Света,- Кажется, сердце сейчас выскочит.   
Она вся была – волнение, страсть, желание слиться с Шуркой, раствориться в нем и стать одним целым.
Когда она слышала, как он шепчет: - Света, Светочка, - у нее перехватывало дыхание, и подкашивались ноги.
- Шурка, миленький, - прошептала Света, - она хотела еще что-то прошептать, но ей не хватило воздуха. – Господи,- подумала она, - Что же это такое. Ведь я не семнадцатилетняя девчонка.
Я ведь давно думала, что все пропало, и остается только принимать жизнь, такой как она, есть мрачной, грустной и серой. И вдруг этот Шурка. Она, опять задыхаясь, прошептала его имя. Такого с ней никогда не было. Ведь ничего нет, просто она обнимается и целуется с мужчиной. И оказывается, что больше ничего не надо. Жизнь прекрасна, все вокруг прекрасно, ночь, звезды, и обнимающий и целующий ее мужчина ничего от нее больше не хочет. Она чувствует, что он счастлив от того, что она в его объятьях, от того, что он ее целует.
Шурка ощущал тоже самое. Он, целуя, шептал ее имя. Шурка был очень строг к себе в этом отношении. Он без причины никогда не говорил женщинам хороших слов. Он старался не попадать под временные чувства, понимая, что желание овладеть женщиной и чувства настоящие, это разные вещи. Он все называл своими именами. Он просто говорил, чего хочет. Зачем говорить о любви, если хочешь секса. Он часто слышал от одного из лучших друзей детства, что тот может говорить, что угодно, лишь бы уговорить. Он так и говорил: – Ей хочется, чтоб ей в любви признавались, вот я ей и признаюсь, а сам думаю:- Быстрей раздевайся дура.
Шурка этого не понимал. Уговорить можно и не говоря высокопарных слов. Зачем врать. Тем более в таком возрасте. Женщина, в таком возрасте идя на свидание, знает, чего она хочет, и чего  хотят от нее.
Но здесь совсем другое. Он ничего не хотел от Светы кроме объятий, поцелуев, чтоб быть рядом, чтоб слышать ее голос, вдыхать запах ее волос с легким ароматом духов.
- Светочка.
- Шурка,- шептала Света, опять теряя равновесие. Все вокруг плыло в легком танце. Она чувствовала опьянение.
Шурка не мог удержать своих чувств. Он дрожащим голосом прошептал: - Я люблю тебя Светочка. 
Он не врал. Такое он говорил только той, своей светлой, самой первой, которую тоже звали Светланой. Которую он любил до безумия. Ради которой он был готов на все. Но она любила другого.
У Светы еще сильней закружилась голова, и чтобы не упасть, она крепче прижалась к Шурке.
- Шурочка, - прошептала она, и ее слезы покатились Шурке на плечо. Она уже никогда не надеялась услышать таких слов. Хотя очень хотелось, пусть даже это было бы враньем. Но она знала, что Шурка не врет. И если бы он этого не сказал, то вполне возможно, что она сама бы не выдержала и это сказала.
Шурка не знал, что она плачет, он повернул к себе ее лицо, и, целуя ощутил слезы. Он целовал ее, размазывая эту влагу по всему ее лицу.
- Ты, что Светка,- шептал Шурка,- Радоваться надо глупенькая, а ты плачешь.
Но от радости Света заплакала еще сильней.
Они стояли под кроной пушистой акации. Чуть в стороне стоял на подножке мотоцикл. За их спиной росли гледичии в густых зарослях кустарника. Через дорогу был обширный парк, в котором росли каштаны и грецкие орехи. Светила луна и ярко мерцали звезды, и было видно как днем в пасмурную погоду.  Сейчас они находились вне времени и пространства. В той прекрасной, очаровательной стране, которую называют Любовью. Они даже не заметили пролетевшего времени. Стоя обнявшись, они одновременно почувствовали прохладу ночи и очнувшись от того блаженного состояния, опустились на землю, в эту страну, которая называется жизнь, в которой свои законы и условности.
Шурка поежился, Светлана тоже.
Шурка глянул на наручные часы, уже было начало второго. Они не заметили, как пролетели эти четыре часа. Они посмотрели друг на друга, улыбнулись и поцеловались.
Как не хотелось расставаться. Казалось, что так можно простоять вечность. Но есть, но и оно заставляет с небес опуститься  на грешную землю, где есть работа, есть ответственность, есть маленькие люди, которых ты любишь, а они любят тебя, но без тебя они еще не способны жить.
Есть спящий в доме мальчишка, которому нужна мама. На другом краю города есть две девчонки, которым необходим папа. И есть женщина, у которой есть муж. И  будет утро, и продолжится жизнь. Пора прощаться. Но они знали, что скоро опять вернутся туда, где они были только что. Ведь пройдет напряженный трудовой день, наступит вечер, потом все уснут, а они опять попадут туда, в то прекрасное, которое не передать словами.
- Пора, - прошептал Шурка.
Светлана смотрела на него молча. В ее лице было спокойствие, нежность и еле заметный восторг.
Шурка поцеловал Свету, она улыбнулась.
- Пока, Бросил он и пошел к мотоциклу.
- Пока, - тихо сказала она и про себя добавила, - Мой милый, любимый Шурка. И у нее стало щекотно за ушами. Она улыбнулась, сделала плечами б-р-р-р, и побежала домой счастливая как когда-то в детстве. А детство действительно было счастливым, мама, папа, сестра, мальчишки, девчонки, студенчество. И однажды вдруг все пропало.
 Когда-то в юности Света вела дневник, может это был и не дневник. Она записывала в общую тетрадь свои размышления, свои радости и печали. Она, так же как и все в юности писала стихи. Хорошие они были или плохие, она не знала, но ей иногда хотелось запечатлеть свои чувства, свое отношение к людям, к окружающей природе, свои мечты и размышления. И теперь по прошествии десяти лет ей опять захотелось что-то написать. Она настолько была взволнована этим знакомством. Не прошло еще и недели, а она влюблена как девочка. Ей хотелось рассказать Шурке все, все. Но, как и зачем, а вдруг он не поймет? Нет, он обязательно поймет. А вдруг он будет смеяться над тем, что она пишет? Она помнит, как над этим смеялся ее бывший. Нет, Шурка совсем другой.  Она не знала, даст ли она читать Шурке то, что писала и то, что хочет написать. Но ее переполняли чувства. Она отыскала старые тетради и решила перечитать. Начав читать, она решила, что надо обязательно записать, то, что было. Для нее это было просто необходимо записать то, что случилось за последние дни. Хотя она помнила все почти поминутно. Наверно поэтому и была необходимость записать. Пусть это будет неумело, пусть будет нескладно, но она не могла не писать.  Те, кто хоть когда – ни будь, писали, ее поймут. Ведь любой человек, когда его переполняют чувства радости, желает это запечатлеть.  Перечитывая, Света то улыбалась, то начинала хмуриться, то непрошенный комочек подкатывал к горлу и на глаза наворачивались слезы, которые она была не в силах сдержать, и они капали на исписанные листки. Она думала, с чего же начать. Может переписать старое, что-то меняя, что-то добавляя. Ведь теперь она смотрит на все совсем по-другому. Потом решила, что просто начнет писать. То, что написано пусть остается, а она начнет новую тетрадь и опишет все с начала так, как она это видит сейчас. И какая разница как получится, ведь все равно никто не будет читать. Шитье и вязание были отложены.
Она понимала, что ничего не сможет делать пока не напишет того о чем хочет. Света подошла к зеркалу, внимательно на себя посмотрела, глубоко вздохнула. Потом взяла чистую тетрадь, села за стол, и написала.
 Жила семья самая простая и обыкновенная.
Света задумалась. Она решила написать о себе так, как будто она смотрит на себя со стороны. Ведь она теперь действительно смотрела на все отсюда со стороны своих 30ти лет, а скоро 31.
  Жила семья самая простая и обыкновенная. Муж, жена и две дочки. Все было хорошо, все. Младшая, маленькая девочка мечтала. Она очень любила мечтать. Наверное, как и все дети. Она любила цветы, любила звезды, любила птиц. Любила все, что ее окружало, любила папу, маму и сестричку. Любила смотреть, как идет дождь, как светит солнышко, любила встречать рассвет и провожать закат. Как и все мечтала о прекрасном будущем. Любила музыку, любила стихи, любила мальчишку, который на нее не обращал внимания. Подолгу просиживала, играя на баяне и мечтая, потом свои мечты, записывая в тетрадку, а самые прекрасные мечты записывала стихами.
Детство так прекрасно, что каждый думает, что пройдет время, он станет взрослым и достигнет чего-то такого, чего никто еще не достигал.  Но реальность проста. Хотя проходят годы и даже в двадцать, человек еще живет той мечтой, своей заветной и он еще надеется на свою звезду. От таких частых мечтаний человек становится одинок, потому, что его никто не понимает, над ним все чаще смеются и учат, что на все вещи надо смотреть проще, гораздо проще, ведь жизнь это не мечты. Но девочка не верила и продолжала мечтать.  Она хорошо училась. Она думала, что выучившись, она дойдет до своей заветной звездной мечты. Но, выучившись, пришлось идти работать. И здесь она понимает, что ее профессия и ее знания никому не нужны. Когда она училась в культпросвет училище, то им говорили, что они нужны всем как свет в окошке, как солнышко, которое всем светит, и всех греет. Ведь они работники культуры.  Оказалось, то о чем им говорили, вообще никому не нужно в клубе железнодорожников. Вот если бы она научилась резать в козла, костяшками об стол и пить водку, ее бы конечно приветствовали. Но так как в таких мероприятиях она была не специалист, ей пришлось бросить работу и переходить на самую простую, более выгодную и практичную. Оказалось, что годы учебы коту под хвост. И пришлось опускаться с небес на землю. Хотя человек не может жить без мечты.
 Света поняла, что что-то не так и написала. Пока стоп. Скоро утро, спать не хочется, но  надо. Завтра. А теперь спать.

 Надо прочитать, что получилось, ведь так хочется, чтоб, если буду ему читать, чтоб ему понравилось. И хочется, чтоб было похоже на самую простую правду, которая действительно  была. Перечитав вчерашнее, она отложила тетрадь, она знала, что сегодня Шурка не придет, у него сегодня ночью с друзьями как он выражается «Ночная вылазка». Они молодцы, хоть воровать не хорошо, но жить всем хочется лучше, и кушать тоже. Моего, даже подумать смешно, его днем палкой работать не заставишь. А ночью?
Она еще посидела, подумала. Ей что-то не нравилось. Она перевернула страницу. Оба листа были чистые. Ей вдруг захотелось выразить все совсем иначе. Она очень любила стихи, и тогда в юности  интересовалась поэзией. Учила чужие стихи и много писала сама, никому никогда не показывая. Она посмотрела на чистые листки. Она вспомнила вчерашнюю встречу, объятья, поцелуи, радость и слезы. Слезы счастья от того, что ее любят, и она тоже влюблена. И все пошло вдруг легко и просто само собой.

Годы пробежали незаметно,
Дымкою покрылись бытия.
Вот оно идет тридцатилетье.
Тридцать лет, а кто такая я.

Задаю вопрос такой нескладный,
Задаю и думаю ответ.
А вопрос тоскливо и печально
Пробегает эти тридцать лет.    




Тридцать лет назад меня рожая,
Мать кричала криками земли,
Рот себе ладонью закрывая,
И слезой обильною полив

Эту боль и радость ведь ни вечно
Жить, когда-то надо умирать.
И родился новый человечек,
Чтобы корни жизни продолжать.

А отец хмельной стоял под дверью,
Слыша крик жены, ребенка крик,
Полон был мужицкого веселья,
Радости прозрачной как родник.
Эта радость сладостным комочком,
В горле останавливала вздох.
Медсестра сказала: - Ваша дочку
Родила. – Ну что же дай ей Бог.
Он ответил, а душа смеялась,
Веселилась просто через край.
Все вокруг тихонько зашаталось.
Вотон он, земной обычный рай.

И своей мужицкой простотою,
Простотою счастья доброты,
Он обнялся крепко с медсестрою,
Санитарке подарил цветы.

Радовался солнцу и прохожим,
Чтобы мир еще светлее стал,
Чтоб под солнцем куст засохший ожил,
Дочку он Светланою назвал.

Ходики на стеночке стучали,
Отбивая ход ее судьбе,
Маятник себя легко качая,
Мать, легко качая колыбель.

Тик и так бежали время года.
Сколько хлопот, радости и слез.
Тик и так не глядя на погоду,
В слякоть и в пургу ребенок рос.
Вот уже заброшена пустушка,
Сделан первый самый трудный шаг.
Слезы матери скатились на подушку,
Слезы радости, а ходики тик так.
А Светлана к печке от окошка,
А от печки дальше до дверей.
Маленькая в этой жизни крошка
Отмеряла шаг судьбы своей.
Шаг за шагом радуясь котенку,
Маленьким подаркам от отца,
Радостью чистейшего ребенка,
Радости казалось, нет конца.
Иногда бывали слезы детства,
От каких-то маленьких обид.
Мамочка поможет утереться,
Мамочка все беды победит.

Света писала и плакала. Только в одном месте после слов «Вот уже заброшена пустушка» написала.
 И отец кулек конфет несет,
Скромные тогдашние игрушки,
И себя он с этим отдает.
Маленькой чернявенькой Светлане,
Что от койки шага не ступнет.

Но вспомнила, что глагольная рифма это плохо, она зачеркнула эти пять строчек, и сбоку где осталось место, написала.
«Хорошо, но неправильно, в окончании рифмуются глаголы, это плохо, переделать». Потом немного подумала, вытерла слезы и продолжила.
Как все просто в детстве разрешалось,
Что такого если нос разбит,
Что такого если сделать шалость,
Мама посердится, побранит.
Скажет папа: - Этого не надо
Дочка делать, так не хорошо
И понятно все как папка рядом,
До простого ясно и смешно.

Детский смех, он сыплется по дому,
Что прекрасней в жизни может быть?
Детский смех по поводу любому.
Как приятно милым детством жить.

Утро, солнце с яркими лучами.
Петухи в округе закричали,
Разбудили сразу за рассветом.
Поднялась взволнованная Света.
Мать на кухне звякала посудой.
Радостно и весело повсюду.
В жизни так бывает только раз,
Мы идем учиться в первый класс.
Все спешат куда-то, суетятся.
Надо всем быстрее собираться.
Надо всем и ходики им в такт
Тоже побыстрей тик-так, тик-так,
Стрелки отмеряют по минутам.
Все уже одеты и обуты
Папа, мама и сестренка тоже.
Как они со Светою похожи.

Все красиво фартук и портфель.
Папа открывает настежь дверь.
- Выходи ученейший народ.
С мамой в школу девочек ведет.


От калитки, от родной калитки
Побежит тропинка к школе ниткой,
Летом пылью, а зимою снегом.
Кто по той тропиночке ни бегал?
И за ручку всех вот так вели,
Малышей чуть видных от земли.
Там на площадь строили с цветами
И от счастья всласть рыдали мамы.
Счастье это, но, а может горе?
Ведь уходят, убегают годы.
Вот и в школу дочку привела,
А вчера как будто родила.
И, губу сильнее прикусила,
И комочек в горле проглотила.
Так с отцом улыбкою печали
В первый класс дочурку провожали.

Света писала и плакала. Чтоб слезы не капали на тетрадь, она вытирала их ладошкой. Получалось, что она размазывает их по щекам. Щеки были уже все мокрые, уже мокрые волосы около щек и юбка об которую Света не замечая, обтирала руку.
 
 Прозвенел пронзительно звонок.
Первый в жизни начался урок.
Первый в жизни собственным умом.
Сколько же их будет на потом?
Жизнь, ее попробуй отгадать,
В ней получишь двойку или пять.
Ведь уроки задают учить,
Жизнь сложней, ее придется жить.
Разве знала девочка тогда,
Что такое страшная беда?
Существует злоба, зависть, ложь.
В первом классе это не поймешь.
Здесь понятно это  У и А,
Буквы, а потом идут слога,
А потом простейшие слова,
А потом примеры и задачи,
Школьные удачи, неудачи.

В тридцать нам такие бы проблемы
Равенства, теории, дилеммы.
В тридцать уравнение другое,
Как 100рэ на 30 дней раскроить?
В школе это попросту ответ
Бесконечность просто счету нет.
А в быту на каждый день по трешке
И еще останется немножко.
100 рублей с сынишкой на двоих
На 15 дней хватило их,
А теперь теорию решить,
Чем же дальше до получки жить?



А минуты в сутки превращались,
Сутки в месяца, потом в года.
Детство быстро, словно тройка мчалось,
Оставаясь в сердце навсегда.

Новое приходит к нам со школой,
К горизонтам новым и мечтам,
С Магелланом мы проходим в штормы
К неизвестным диким островам.
Открываем звезды с Галилеем,
И как друг нам снится Менделеев.
Ломоносов, Дарвин и Ньютон
Задавали в школе жизни тон.

Мы мечтали, вглядываясь в небо,
Мы мечтали, глядя на цветы.
Кто в тринадцать  лет таким же не был,
Веря, что исполнятся мечты.

Верили, и Света улыбаясь,
Верила всему, чего касалась.
Верила закату и рассвету,
Верила и осени и лету,
И украдкой на мальчишку глядя,
Верила, что это Дон – Кихот,
Если надо, сразу будет рядом,
Из любой беды ее спасет.
Верила, мечтала добротою,
Стать врачихой или медсестрою.
Чтоб для всех людей добро творить,
Клятвой Гиппократа жизнь прожить.
Но родители мечтали о таланте,
И послушной девочки пришлось
Год за годом в школе музыкальной,
Вымещать на ноты свою злость.

Дети вдоль по улице босые
Словно ветры шалые носились.
А она сидела у окна,
До – Ре – Ми, вытягивал баян.
До – Ре – Ми, казалось это надо,
Нет ни надо, а необходимо
И родителям приятно и отрадно.
Правда озорство проходит мимо.
Вечером, зато искать не надо.
Нотная тетрадка с нею рядом,
Пальчики по клавишам плывут,
Ходики тик – так вперед бегут.
Хорошо все просто и красиво.
Слушаться отца необходимо.
Слушалась, не воспитала силу,
Силу воли, и непоправимо.
В детстве не успел и все пропало,
Не найти, чего в нас не бывало.
В детстве сам подумай, сам решись,
Волюшку воспитывай, борись
И спокойно вламывайся в двери,
Совершеннолетие пустяк,
Если детством хоть чуть, чуть проверен,
Значит, все не примешь натощак
Значит, сам решишь свою задачу,
Вычтешь из удачи неудачу.
Сам себя заставишь и прижмешь,
И по бытию легко пойдешь.
Но, откуда знать тогда нам это,
И спокойно принимала Света
Все наказы матери, отца,
Не тревожить, чтобы им сердца,
Нотная тетрадь, аккордеон,
В небе Водолей и Орион.

Кто-то на свидание спешит,
Шёлковое платьишко шуршит,
Каблучки дорожкою стучат.
Как прекрасно вечером мечтать.
Поздний вечер, ласковый уют,
Соловьи в акации поют
И мечтает девочка всерьез,
Что дойдет она до ярких звезд,
Что еще достигнет высоты,
Полетят к ее ногам цветы,
Счастье разольется через край,
Радоваться только успевай.
Звездам улыбается она,
Ведь во все земное влюблена,
В музыку, картины и стихи,
В розы, хризантемы, лопухи,
В солнце, дождик, тусклый лунный свет,
В листья желтые и яркий белый снег,
В лошадь, кролика, корову и котят,
В пса цепного, шустрых поросят,
В запахи акации весной,
В зимний холод и палящий зной,
Все встречала с чистою душой.
«У природы нет плохой погоды»
И зверей плохих нет у природы,
И людей плохих не может быть,
Как прекрасно всех и все любить,
И мальчишке вслед украдкой глядя,
Ощущать его дыханье рядом.
 
Света улыбнулась. Сейчас она думала о Шурке. Она действительно ощущала рядом его дыхание, его тепло, ни тепло тела, а внутреннее тепло, которое передается ей. Она закрыла глаза и сладко вздохнув, почувствовала его поцелуй. Ей опять стало щекотно за ушами. – Шурка, - прошептала она и придвинула плечи к голове. Так она делала, когда он, обняв сзади, целовал ее в шею. Ей было щекотно и приятно. Она опять посмотрела в тетрадь. Кажется неплохо, решила она, но на сегодня хватит. И на полях напротив последних строчек написала.
Уже давно за полночь, пора спать. Спокойной ночи Шурка.

   Шурка закончил работу. Еще не было десяти. За целый день так на вкалывался, что на сегодня наверно достаточно. Хотя на  сегодня еще все не закончено. В половине первого они договорились встретиться у Юрки. Придет Вовка, и они пойдут на промысел. Промысел у них был разный. Они могли идти на комбикормовый завод за комбикормом, Могли поехать на светофорный завод, могли на железнодорожную товарную, или еще куда. Таких мест, где можно поживиться в городе хватает. Друзья договаривались идти туда, где можно было украсть то, что им было необходимо именно на эти дни, чего сейчас не хватало, как они говорили для полного счастья. Они знали, когда где, какие смены. Так как сами работали на стройке и многим помогали, у них было много знакомых, которые  также помогали им. Сегодня они договорились идти в колхозный склад за зерном. Надо было принести по пару мешков чистого зерна, которое потом перемолоть на муку. На перекрестке их улицы с дорогой, выходящей из города в сторону Крыма. Раньше это была окраина, здесь была бригада и склады. Выстроились новые улицы, бригады не стало, но остался на перекрестке небольшой пустырь, на котором стояло два склада, вроде корпусов коровника. Склады были длиной метров по 50. С обоих сторон были большие, крепкие деревянные двери, через которые в склад легко заезжали машины и трактора. Склады                посередине были перегорожены стеной. Получалось четыре отделения с отдельными  входами.
Пустырь был небольшой. С одной стороны через дорогу от складов шла улица, а с другой стороны были огороды следующей улицы. Там до домов было не менее 50ти метров. Склады не охранялись, ведь рядом дома и хорошее освещение. Ну, кто полезет в склад, где все освещено. Но вот со стороны огородов, между въездами в склады и огородами росла полоска высокого бурьяна, то есть амброзии в человеческий рост и даже выше, метров 5 ширины. Освещение здесь было слабым. Над дверьми висело по старинному фонарю с простой лампочкой. И вот перейдя дорогу, которая шла вдоль складов в сторону Крыма, между ней и складами тоже шла такая же полоса бурьяна, только  уже. После полночи на улицах никого. Друзья заходили в высокий бурьян и шли по нему к дверям склада. У Вовки были ключи от замков тех дверей, где хранилась пшеница. Откуда у Вовки ключи? Зачем задавать лишние вопросы. Главное то, что ключи есть. Вовка выходил из зарослей, быстро подходил, отпирал двери, Шурка с Юркой забегали в склад, Вовка их запирал и прятался в бурьян. Когда мешки были набраны и сложены под двери, друзья изнутри звали Вовку. Вовка их отпирал, и они быстро переносили мешки в заросли. Вовка опять закрывал замки, в контрольный он влаживал бумажку с росписью. Все оставалось на своих местах, а друзья переносили по зарослям, в которых их не было видно, мешки к дороге. Потом Шурка шел за машиной. Он подъезжал и становился на обочину прямо к бурьяну. Со стороны даже видно не было. Просто стоит на обочине машина. А втроем закинуть шесть мешков в багажник и салон, секундное дело. На вход и выход из склада уходило тоже не более минуты. Они были друзьями, понимающие в этих делах друг друга без слов и где бы они ни промышляли, у них все было четко. Никакой лишней беготни, никакой суеты, все быстро и слажено. Также они воровали семечки в соседнем селе, которые потом везли на маслозавод, сдавали и получали подсолнечное масло.
 Шурка умылся, на кухне выпил чая и пошел в дом. В доме было тихо, все спали. Он прошел в дальнюю комнату. Здесь он уединялся, когда у него выпадало свободное время, почитать, чтоб ему не мешали. Здесь стоял книжный шкаф, полки которого были заполнены книгами и журналами. Шурка уже в течение десяти лет регулярно выписывал журнал Юность, а Москву или Неву как карта ляжет. Здесь же стоял письменный стол. Шурка любил читать, любил размышлять. Он не вел дневника, но у него были тетради, в которые он записывал свои размышления. Когда-то, еще до женитьбы он писал стихи, заметки, рассказы, даже что-то похожее на повести. Но он это делал как-то стихийно и не приводил ни в какой порядок. Исписанные тетради и блокнотики просто лежали среди журналов и книг. Он даже толком не знал сколько их. Однажды он увидел свою общую тетрадь, валявшуюся около сарая в мусоре. Он взял ее. Она была почти полностью исписана. Это были записи десятилетней давности. Шурка даже не обиделся на жену. Подумаешь, выкинула, может правильно сделала. Он знал, что жена может его тетрадями растопить печь. Это он тоже воспринимал нормально. Кто он такой? Хотелось писать, вот и писал. Когда это было?
А после женитьбы писать было некогда. Тут хотя бы почитать время найти. Еще как человек много читающий, по сравнению с другими, не считая его друзей, те тоже читали, он понимал, что, то, что он пишет, никому не нужное баловство. Поэтому, какая разница, где его тетради, на полке рядом с книгами, в печке или в мусоре. Сейчас он толком не знал, зачем он сюда пришел, но по всей вероятности почитать. Он взял свежий номер Юности, там было продолжение романа. Он хотел глянуть предыдущий номер, но его в стопке не было. Журналы никто не трогал. Они слаживались по номерам в стопки. Здесь была сложена Юность за десять лет, а Москва и Нева в разнобой. Шурка искал предыдущий номер, который почему-то оказался совсем на другой полке. Рядом в стопочке лежали несколько школьных тетрадей, две общие под низом, и несколько блокнотиков
сверху. - Да, - подумал Шурка, - Забавы молодости. Тогда он находил время. Но после того как женился он перестал делать какие либо записи и вообще писать. Стихи тоже на ум не шли. А по молодости  было столько разных мыслей, что только успевай записывать. А стихи шуровал. Правда он знал, что стихи шуровать, чтоб складно было это легко и просто, а вот о сложности стихосложения он раньше читал очень много, и знал, что над настоящими надо либо попотеть, либо должно прийти вдохновение, которого по молодости было через край. Самой лучшей книгой о поэзии как об искусстве, он считал, «Поэтический словарь» Квятковского. Вот где было чему поучиться.
  Шурка взял журнал. Потом посмотрел на тетради. Стопка была небольшая, Шурка снял ее с полки. – Да, - подумал он, - Когда же я открывал это последний раз? Он знал, что последняя его писанина была в общей тетради, которая была исписана больше чем наполовину. Он положил журнал в нужную стопку. Тетради положил на место, оставив только общую. Он открыл ее и начал просматривать. Последняя запись была сделана в 78м году. Восемь лет назад. И то было написано листов на семь, а остальное вообще в семидесятые. Хотя он мог писать и в другие тетради, но он точно знал, что последние записи именно здесь и именно в 78году. В остальных только то, что было написано раньше.
 Шурка взял тетрадь, ручки не было. Он сходил в другую комнату, взял ручку и вернулся. Сел за стол и как всегда начал размышлять. Он любил пофилософствовать. Размышлял он всегда и до и после, а вот записывать перестал. Раньше он записывал потому, что часто приходил в восторг от чего-либо, или наоборот огорчался. Он записывал и то и другое и вообще все, что волновало его юношескую душу. Потом восторга становилось все меньше. Чем больше жизненного опыта, тем меньше восторга и огорчений. И если когда он был холостой, свидание с замужней молодой особой приводило его в восторг и трепет, и было, что записывать, то потом это стало нормой.
Подумаешь, молодая красивая женщина уложила своего пьяного мужа спать, а сама с тобой в парке под деревцем на травке ему такие оленьи рога растит, что мама не горюй. Но тебя это в такой восторг как раньше не приводит. Конечно, ты доволен, но не до такой степени, чтоб либо об этом записывать, либо писать стихи.  Бывали, конечно, восторги, такие как с Галкой, когда он ее с бахарем застукал в постели. Тут получается, что вроде ему рога наставили. Но это его уже не сильно волновало. Правда, он задумывался над этим. Но знал наверняка, что его жена такого не позволит. И вообще так в жизни складывается, что в семье гуляет только один, либо он, либо она. 
И только в редчайших случаях оба. Шурка это знал по собственному опыту.
 Теперь Шурки было над чем задуматься. После такого большого перерыва его опять ввели в юношеский восторг. Да в такой восторг, что земля из-под ног уходит. Как это прекрасно думать о женщине, которая что-то перевернула внутри тебя, которую хочется видеть, быть с ней рядом, слушать ее голос, смотреть в ее глаза. И какое блаженство быть в ее объятиях и наслаждаться ее поцелуями, улетая вместе с ней куда-то в иной прекрасный мир невесомости, нереальности, где полно вдохновения, любви и восторга, где ты счастлив, хотя на самом деле ничего не изменилось.
 Шурка начал писать. Он писал, не задумываясь, все то, что ему приходило в голову.
 
Было? Было, не было?
Нет, наверно не был я,
Там где меня не было.
Все былое небылью
Сразу стало.
                Все позарастало
Гледичью – акацией,
Из которой клацали
Песни соловьи.
Рук тепло твоих
Все былое спрятало,
На сердце легло.
Стало вдруг тепло,
Стало больше света
От улыбки Светы.

Шурка написал это без остановки одним махом, не зачеркнув и не исправив ни одного слова.
Он опять задумался. Раньше у него были промежутки в писанине, но не большие, а этот промежуток. Столько лет и ни строчки. Под написанным он дописал.
  А сколько же я не писал теперь? Вечность.
Потом он просто продолжил свои размышления, сразу записывая их.
  Вспоминаешь ли ты? Я вспоминаю. Просто вспоминаю все, все, что было. Переживаю все сначала.
Вспоминаю вопросы, вспоминаю ответы,
Вспоминаю тебя, с легкой проседью Свету.

Глупо? Нет, почему глупо. Жизнь очень сложная. Никто никогда в ней точно не знал кто прав, кто виноват. Взять самое простое.

 Девочка и мальчик
Смотрят друг на друга.
Девочка и мальчик
Полюбили вьюгу,
Полюбили дождик,
Полюбили снег
И теперь им жизни
Друг без друга нет.

Юношей и девушкой весело и гордо.
Бракосочетание и толпа народа.
Москвичи и Волги
Зависть взглядов долгих.

Пробегают годы,
Вырастают дети.
Вновь толпа народа
И фата надета.
Четверть века вместе,
Снова свадьба, песни.
Жигули и Волги
Зависть взглядов долгих.

Дети поженились,
Внуки вырастают,
Старики с улыбкой
Юность вспоминают.

Все им удается
                бабушка смеется
Все им удается,
                дедушка смеется.
За каретой лента шелковая вьется,
Над каретой кольца свадьбы золотой.
В ней они воркуют,
А толпа ликует.

Хорошо и просто, даже прекрасно, кажется каждому прожить бы такую жизнь. Любить друг друга от самого начала и до конца дней. Любить так, как любили они. Всю жизнь прожить без упрека, без шума, в согласии всем людям на зависть.
Хорошо, очень хорошо не жизнь, а сказка, не жизнь, а рай.
Скажешь: - Такого не бывает.
Почему же бывает. Только я почему-то считаю, что это ненормально.
Почему? Не знаю. Мне кажется, что человек должен что-то постигать. Жизнь это борьба. Борьба за место под солнцем. А борьба это уничтожение. Уничтожение прекрасного.
В мире все прекрасно, все без исключения потому, что все создано природой, а такой гений как природа никогда не ошибается. Если же все создано Богом,  во, что я никогда не верил, но, что есть одно и то же, то все тоже прекрасно. Потому, что тот, кто все сотворил и все обо всем и обо всех знает наперед и управляет вселенной, тоже  не мог прогнать дуру, то есть наломать дров. 
  Вот и получается, все ли хорошо в той жизни, в той паре? А ведь им все завидуют, даже я. А кто знает, может они своей тихой мирной жизнью загубили что-то гораздо лучшее и более прекрасное. Человечество еще ни на один вопрос не давало ответ полный и точный, и это будет до тех пор, пока будут существовать разумные существа.  Потому, что разуму дано ошибаться, но не дано постичь все, ибо « Разум человеческий имеет предел», и тот ученый который доказал что-то, и все твердят, что это истина, и в этом уверены, это уже глупость ибо «Глупость человеческая беспредельна»
 С такими выводами можно заехать очень далеко. А не проще ли влюбиться в девочку, прожить с ней всю жизнь без измен, без упреков, без скандалов и спокойно умереть вместе. Не знаю, но я бы такого не хотел. Вот у Высоцкого.

Если мяса с ножа
Ты не ел ни куска,
Если руки сложа,
Ты смотрел свысока.
Если в бой не вступил
С подлецом, с палачом,
Значит, в жизни ты был
Ни при чем, ни при чем.
      
Что можно говорить о себе. Мне говорят, что я не такой как надо. А кто может дать точный ответ, какой надо?  Просидеть всю жизнь с одним человеком? Откуда тогда можно узнать, о чем думает другой человек, какие у него мечты, какие у него печали? Что он может чувствовать, при легком дуновении ветерка, при прикосновении теплого луча солнца или при моросящем дождике или сильном морозе. Чувствует ли он как этот луч проходит сквозь него? Чувствует ли он как запах трав и цветов просачивается сквозь него и добирается до самого сердца. Сочувствует ли он человеку, попавшему под дождь, или стоящему на морозе в ожидании автобуса, который не придет. Черт его знает, но я хочу чувствовать, сочувствовать и знать.  Для этого не надо великого ума, не надо выводить химических уравнений и математических формул, и доказывать всем, что они правильны, и самому быть уверенным в этом. Уверенность это фанатизм, а фанатизм,             по-моему, еще никого к хорошему не приводил.
Я употребляю выражение «отвязался». Правильно ли быть всегда привязанным? Правильно ли привязывать самого себя к кому-то на всю жизнь, чтоб считать это счастьем? Чтоб тобой все восхищались как той супружеской парой? Я не хочу. Я не хочу, чтоб меня холили как дворовую цепную собаку. У Рождественского « Дворовых собак по-особому холят» Конечно, привязывать себя надо, это необходимо для существования. Это жизнь. Чтоб иметь деньги надо работать. Чтоб не сойти с ума, надо иметь близких людей, чтоб быть кому-то нужным, чтоб о ком-то заботиться.
Но, пойми, собака, которая все время на цепи, становится очень злой и чем меньше ее отвязывают, тем она злей. Может ни всегда так, но, в конце концов, собака, просидевшая всю жизнь на цепи, сорвавшись, от бес понятия и ужаса, что мир не только в пределах этой цепи, он может натворить бед, может искусать, даже загрызть или сойти с ума. А самый обычный пес, который отвязывался с привязи, будучи на ней очень злым, отвязавшись, скачет как щенок, Радуясь жизни, радуясь тому, что он опять будет, кувыркаться в мягкой траве за огородом, догонять порхающую бабочку и он становится безобидным. Отвязанные злые цепные собаки в не своего двора никогда не проявляют агрессии. Сорвавшись с цепи, он никогда не укусят. Он ошалело бегает, прыгает, он не знает, как нарадоваться этой жизни, всему прекрасному, что находиться за пределами его короткой цепи, какая бы длинная она не была.
Набегавшись, нарадовавшись свободе, надравшись с другими псами из-за гуляющей Жучки, или из-за кем-то брошенной кости, он возвращается назад. Ни потому, что он голоден или замерз, а потому, что понимает, что на цепь садиться необходимо, для того чтоб о ком-то заботиться, охранять чей-то покой и быть нужным кому-то. И почувствовав на своей голове теплую ладонь хозяина, за которым как бы не была прекрасна жизнь там, за пределами цепи, он уже соскучился.   
Хозяин, привязывая, ругает его. Пес виновато опускает хвост и голову, он думает, что в следующий раз если отвяжется, то не убежит. Хотя прекрасно знает, что будет лететь сломя голову через кусты, через репейник, по колючкам и лужам, чтоб услышать, как ветер свистит в ушах, Чтоб почувствовать теплоту солнечных лучей, и надышаться прелестным запахом трав которые растут
на лужайке за огородом.  Чтоб опять погрызться с такими же, как сам из-за кости, или по какой другой причине, или вообще бес причины. И если удастся, порезвиться с той Жучкой, за которой прошлый раз они бегали толпой. Не многие сорвавшиеся с цепи псы уходят из дома. Есть, которые не возвращаются, но это очень редко. Я им не завидую. В конце концов, они становятся никому не нужными. Есть такие, которые приживаются у другого хозяина. Как, к примеру, твой. Но этого я тоже не понимаю. Зачем одну цепь менять на другую. Пусть там лучше кормят, пусть лучше ласкают, пусть там будут исключительные условия с чистым ковриком и теплой водой, но цепь есть цепь, какая бы она не была. Ошейник всегда натирает шею. Но лучше вернуться на свою привычную цепь и одеть свой родной ошейник, чем кем-то выброшенный, или скроенный не по размеру, с которого можно больше не сорваться, и не услышать свиста ветра, не увидеть восхода потому, что из-за дома на цепи его не видно, и не увидеть лиловых облаков заката, не услышать звона ручейка, не понюхать ромашку, не увидеть мерцание той звезды, которая приятно переливается в темноте ночи блеском серебра, манящих лучей, сквозь которые проступает будоражащий холодок познания. 
 Шурка глянул на часы. Пора идти. Он отложил тетрадь. Как не размышляй, как не философствуй, а деток кормить надо. Он улыбнулся сам себе. Да, Шурка ты действительно непонятный. С одной стороны философия, а с другой жизнь и ты идешь воровать. Он опять улыбнулся. Он прекрасно понимал, что если он не будет вкалывать дома и воровать, то на одну зарплату не то, что детям на мороженое и мандарины, им леденцов будет, не за что купить.
Он вышел на улицу. Улица была хорошо освещена и пустынна. На столбах через один висели фонари дневного света.
Метрах в пятидесяти через дорогу перебежал кот.
- Это наудачу.
Шурка любил животных, особенно кошек и собак. Но коты были всегда ближе всех. Им разрешалось, быть везде. Когда читаешь, они мурлычут на твоих коленях. Когда кушаешь, они выпрашивают вкусненького. Когда спишь, они спят рядом. По этому, когда кошка переходит дорогу, и говорят что это на неудачу. Шурка смеется.
- Разве может приносить неудачу тот, кто к человеку ближе всех? А Ближе всех кот и собака, но кот все равно ближе. Ведь с собакой ты спишь только на сеновале, или когда пьяный в гараже, а кот спит рядом всегда, когда захочет.
 Ночь была лунная, небо звездное. Было тихо и тепло. Шурка шел к друзьям. Он знал, что    промысел будет удачным.
 
Работа как работа. Суета. Плита, кастрюли, ведра, миски, картошка, капуста, помойные ведра. На кухне жарко. Их две поварихи, две кухонных и посудомойка.  Работают они слажено. Все привычно. Нарубить мяса, отделить от костей. Кости в кастрюли, мясо на фарш. Картошки начистить, засыпать крупы. Работа Светлане нравилась. Но Светлане не нравилась заведующая.  Верней Светлана не нравилась заведующей. И Света ей отвечала взаимностью. Почему? А кто его знает почему. Может потому, что Света умней, воспитанней, может еще какие причины. Может потому, что муж заведующей заглядывает на Свету.  Но ведь она никакого повода не давала. Мало ли кто на кого смотрит. А может ни смотрит, а просто пошутил со своей, а та всерьез приняла.  Но так получилось, что теперь у Светы с заведующей не лады. С напарницей Света в хороших отношениях, с работницами тоже. Работает Света с полной отдачей. Она хорошо готовит. У нее хорошая фантазия. А там где фантазия, там разнообразие, а где разнообразие там и посетители довольны. Но заведующая чаще всех делает замечания именно Свете. Сама заведующая ясное дело тянет с рабочей столовой и себе, и родственникам, и знакомым хватает. 
На остальных рабочих столовой внимание почти не обращает, а Светлане постоянные замечания. И не по работе, потому, что здесь придраться не к чему, а все по каким-то мелочам.  Но больше Света в свою сторону слышит предупреждений, чтоб меньше в сумке домой несла. Света и так побаивается и берет меньше других, и так, чтоб видно не было. А заведующая наоборот наезжает, говорит, что сумку проверять будет. Никому ничего, а именно Свете. Света напарнице жалуется:
- И так меньше всех беру.
- Ну и дура, больше бери, все равно никто ни поверит. Видишь, как она сама тянет, за ней на машине приезжают, и торбы, полный багажник. А ты не берешь, хочешь честней быть? А кто любит тех, кто честней? Им хочется, чтоб у всех рыльце в пушку было. Но Света так и не понимала за что.  А в эти дни еще хуже. У Светы настроение отличное. Напарница заметила, говорит:
- Светка, что это ты вся цветешь, как будто в лотерею выиграла?
А заведующая наоборот злится.
Света выполняла привычную поварскую работу. Настроение было отличным. Она все время думала про Шурку. Она опять удивлялась. Ведь на самом деле кроме поцелуев ничего не было, а как все классно, мир прекрасен. Шурка какой-то совсем не такой как другие. Хотя видно, что он тоже не подарок и характер у него будь здоров. Он четко держится той линии, что он мужик, что женщина слабый пол. И если женщина считает, что она лучше, то он  встречает это в штыки и требует, чтоб она это доказала. Он только тогда согласится, когда это ощутит. Но с таким мужиком ни каждый мужик потягается. А Света прекрасно понимает, что мужчинам дано первенство             свыше и зачем оспаривать. Наоборот дай им пальму первенства и пусть впереди паровоза. И будучи уверен, что женщина считает себя, слабей, он на нее еще больше работать будет и жалеть  ее. А будет женщина себя в грудь стучать, будет только больше конфликтов. А он насколько энергичен, настолько же рассудителен, настолько же вспыльчив и неудержим. Может мы, просто понимаем друг друга? Света чувствовала, что она именно понимает Шурку. Понимает где-то внутри себя, как будто ее сознание полностью подчиняется его сознанию и сливаясь с ним, получает гармонию. Света так хорошо чувствовала Шурку, что казалось, она точно знает, о чем он сей час начнет говорить, или, что начнет делать.
У Светланы отличное настроение. Вчера Шурки было некогда, а сегодня он обязательно должен прийти. Она уже так сильно соскучилась. Ей уже хотелось быть с ним по-настоящему. Ей уже хотелось, чтоб он обнимал, ласкал и целовал ее по-настоящему в постели. Раньше с ней никогда такого не было. Конечно, она раньше еще до замужества мечтала быть со своим, но тогда она просто не понимала как. Потом у нее просто не было такого искреннего желания. А сей час это было как наваждение. Правда она побаивалась. А вдруг ему не понравится? Ведь она ни такая как Ольга. Как она ей сей час завидовала. Ей бы такую фигуру.
Целый день работая, Света думала о Шурке, и как это должно у них получиться. Хотя знала, что может получиться совсем не так. Одно дело мечтать. В мечтах все хорошо, там нет непредвиденных обстоятельств. Она не мечтала о каком-то будущем, она мечтала о том, что будет сегодня и завтра вечером.
Заведующая опять сорвала на ней злобу. Света не сильно расстроилась. Подумаешь, может у нее просто критические дни, а у меня наоборот, и стоит ли расстраиваться.
Время на работе проходило быстро, но Света все равно его подгоняла. Ей хотелось быстрей домой, чтоб настал вечер и приехал Шурка. Хорошо, что работа привычная и не надо на чем-то сосредотачиваться. Ведь целый день мысли только о нем.
Но вот закончилась работа и Света спешит домой. Дома тоже немного суеты и ожиданий. Надо приготовить ужин, покормить и пораньше уложить Славика. Сегодня она пригласит Шурку в дом.
Потом надо будет познакомить его со Славиком. Хотя они знакомы, но Славик еще не знает, что Шурка будет к ним приходить. Все равно как-нибудь Шурка придет днем, и она их познакомит поближе. Можно договориться с подругами и опять встретиться всем вместе. Мишка тоже навещает Галку. Галка довольная, молодой резвый как не объезженный жеребчик.
Надо как-то собраться компанией как тогда при первой встрече. Света вспомнила, как они встретились на танцах, как потом были у Галки, как потом Шурка пришел к ней. Света думала, что ее найти очень просто, первый дом на первой улице. Но когда Шура рассказал, что он даже понятия не имел, где она живет, знал только, что в железнодорожном поселке. Но он все равно бы нашел ее. Ей это было очень приятно. Ведь он шел к ней, а такой если решил, то конечно найдет.
У Светы настроение оставалось отличным. Даже Славик заметил, когда она кормила его ужином:
- Мам ты такая веселая и красивая.
Поставив перед ним стакан с молоком, она нагнулась и поцеловала его в щеку.
- Ну, не все же время огорчаться сынок, иногда можно и порадоваться жизни.
Славик понимающе покачал головой: - конечно мам надои порадоваться, ты когда радуешься то такая красивая.
Света улыбалась, глядя на сына. Какой же он будет, когда вырастет. Света много читала и знала, что как бы там не было, какое бы воспитание ни давали человеку, в нем остаются гены от родителей, от дедушек и бабушек. Свете хотелось, чтоб Славик был похож на отца только   внешне, а внутренне, чтоб больше перешло от нее. Ей так хотелось, чтоб он вырос высоким красавцем, но как не хотелось, чтоб он вырос лодырем и эгоистом.
На улице уже стемнело, Славик лежал на койке и смотрел телевизор. Так ему было не скучно и он быстро засыпал. В садике день проходил весело и шумно, ведь он в старшей группе и на осень в школу. После садика игры с соседскими мальчишками. Поэтому после энергичного сна он в девять уже крепко спал под включенным телевизором.  Света приглушала звук, но телевизор не выключала, пока не ложилась сама на койке стоящей рядом с койкой Славика. Телевизор она не выключала, зная, что как только она его выключит, Славик сразу проснется. Бывало, что он не просыпался, но чаще просыпался и говорил: -  Мама ну зачем ты выключила, ведь я смотрю. Хотя Света видела, что он уже давно спит.
Света стояла около окна на кухне. Шторы были немного раздвинуты, свет выключен и ей хорошо был виден двор и перекресток улицы. Она ждала Шурку.
Когда со стороны города ехал, какой ни будь транспорт, Света наблюдала за светом Фар. Но свет проплывал мимо, и слышно было, что проехала грузовая машина. Когда проезжала легковая, то мотора слышно не было. Но вот появился свет одиночной фары, он перед перекрестком замедлил ход, свернул к столбу, остановился и погас.
Света сразу пошла, встречать Шурку.
Шурка поставил мотоцикл на подножку. Он видел, как открылась дверь, вышла Света и пошла к калитке. Он пошел ей навстречу. Они встретились на улице напротив ворот. Сердце у Светы от волнения билось так, что казалось, что оно может выскочить. Шурка тоже не мог сдержать ни трепета, ни рвения. Сердце билось, что молот по наковальне. Казалось, что это биение слышно, и хорошо, что нет никого рядом, иначе этот стук был бы слышен другим, а так его услышит только Света. Обычно при таких встречах с женщинами он был сдержан. И если женщина от восторга бросалась к нему с объятьями и поцелуями, он даже при желании ответить тем же сдерживал себя. Были, конечно, и сдержанные, которые, также как и он старались заглушать временные чувства, зная, что именно им от него нужно и что нужно ему от них, и то, что кажется чем-то возвышенным скоро пройдет.
Теперь Шурка не мог и не желал сдерживать своих чувств.
Они встретились, крепко обнялись, и целуя друг друга, шептали.
- Шурочка.
- Светочка.
Продолжались короткие быстрые поцелуи и шепот. Они целовали друг друга в губы, щеки, глаза, им было безразлично куда целовать, лишь бы целовать и задыхаться от восторга, шептать имя.
Потом они немного успокоились и застыли в долгом поцелуе.
Весь мир был прекрасен. Что еще надо влюбленному человеку. Все остальное просто меркнет, исчезают все проблемы, все заботы. Ведь все, что самое, самое, самое здесь в твоих объятьях.
Это и богатство, и вдохновение, и красота, и надежда, и вера. Это такое чувство, которое нельзя передать словами. Как можно передать восторг от того, чему нет объяснений. Как можно передать те чувства, над которыми ты не властен. И если бы ты захотел сделать по-другому, ты просто бы не смог, потому, что это зависело не от тебя. Это все выше тебя, оно управляет тобой, ни давая тебе, ни одного шанса сопротивляться. И даже если где-то просыпается желание, удержать себя, этот восторг, страсть, трепет сметают это желание как ураган. Ты пленник и раб этого чувства называемого Любовь. 
Понемногу Света начинала приходить в себя и понимать, что их могут увидеть соседи, но тут же забывала и с новой страстью обнимала и целовала. Шурке вообще было наплевать, увидит кто или нет, он просто не думал об этом. Он вообще ни о чем не думал, кроме как о той, что сей час в его объятиях. Он опять был где-то далеко, далеко отсюда, в другом измерении, в состоянии без времени, без пространства и в невесомости. Ничего кроме полного удовлетворения. Все переполнено только ей, самой прекрасной из женщин.
Он целовал ее, даже не слыша, как она сказала, а потом повторила улыбаясь.
- Шурка пойдем.
Но видя, что он ее не понимает, она опять крепко прижалась к нему и на ухо прошептала.
- Шурка миленький мой, пошли в дом, ведь соседи увидят, неудобно.
Шурка быстрей понял, чем услышал. Он отпустил Свету и пошел за ней, держа ее за руку. И только поднимаясь по ступенькам, он полностью очнулся.
- Подожди Свет, я мотоцикл закачу во двор. Он вернулся и, закатив мотоцикл во двор, прокатил его вглубь двора и, поставив на подножку, поднялся по ступенькам.
Они вошли в дом  и, не включая света, прошли в ту комнату, в которой Шурка ночевал с ее подругами. Диван был разложен и застелен. Они опять обнялись и, целуясь, сначала сели, а потом легли на диван.
Шурка не знал, как поступать. Если смотреть со стороны, ну, что непонятного, поступай как всегда.
Раздевай женщину, раздевайся сам, или пусть сама раздевается. Но это там с другими, Шурка там так и поступал, он в таких случаях был без комплексов. Но здесь совсем другое дело. Он просто не может сделать какого-то лишнего движения, он боится, что-то сделать  не так, хотя сколько раз он был в таких же обстоятельствах. В таких же, но только с наружи, а внутри его сей час были совершенно иные обстоятельства. Ему, конечно, хотелось большего, но он и так был в состоянии блаженства, боясь чем-то нарушить, спугнуть это состояние. Но все разрешилось как-то само собой, в объятиях и с поцелуями они улеглись под одеяло.
 Все было прекрасно. Они были счастливы. Но как бы ни было прекрасно в том мире, куда мы попадаем до безумия влюбленные, зная, что в нас так же влюблены, сливаясь полностью в одно целое, где единые чувства радости, нежности порывов и огорчений. Огорчений не от того, что вы   там, в том прекрасном мире любви, где не существует цены на мясо и шмотки, где нет лжи и лести, где нет вообще никаких пороков, а есть только прекрасное, светлое и нежное. И огорчаетесь вы от того, что оттуда надо возвращаться сюда на эту грешную землю.
Они лежали, обнявшись, целуя друг друга, уже вернувшись в реальность.
- Шурка, - Шептала Света, закрывая глаза, и медленно глубоко вдыхая, на столько, насколько позволяла ее грудь. Потом она задерживала этот вздох. Этим вздохом она хотела впитать в себя всего Шурку, все то, что только, что произошло и оставить это в себе навсегда.
- Светочка, - шептал Шурка, ощущая тоже самое.
После такого глубокого вдоха и задержки дыхания, внутри все приходило в восторг и благоухание.
Потом когда все это выдохнешь, легче возвращаться сюда в реальность жизни.
- Ты завтра на работу? - Шепотом спросил Шурка.
- Да.
- А послезавтра?
- Послезавтра предпраздничный день, работаем до часа. У нас будет просто санитарный день, просто уборка, может для начальства, что будут готовить. Но меня в такие мероприятия не привлекают.
- А ты можешь отпроситься на послезавтра?
- Могу, а что.
У Светы сильно забилось сердце. Она понимала, что Шурка спрашивает не просто так, значит у него какие-то планы, чтоб побыть вместе.
- Поедешь со мной?
У Светы закружилась голова, и казалось, что сердце вот-вот выскочит из груди. Ей было совершенно без разницы, куда ехать. Но это ведь ехать. Ехать на машине. За окном будут мелькать деревья в посадках, телеграфные столбы и домики, проплывать зеленые поля, по обочинам которых будет, расстилаться сплошной белый ковер из ромашек и ярко красные ленты межей, между полями, из маков.
- Куда? - Прошептала она.
- Еще точно не знаю, может в Полтаву, может в Харьков, может подальше в Курск или Сумы.
У корешей поспрашиваю, куда лучше редиску везти.
Света пришла еще в больший восторг. Это ведь самое близко не менее пятисот километров. Так далеко на машине она не только, ни ездила, она даже и не мечтала о такой поездке.
 Раньше у нее был мопед. Как бы там не было, а отец хотел, чтоб второй ребенок был мальчишкой, и Света в какой-то степени получала мальчишеское воспитание. Играть ей в детстве тоже больше нравилось с мальчишками. Поэтому ей к пятнадцатилетию купили мопед. Как она любила на нем ездить. Правда, ремонтировать приходилось папе. Но каким счастьем было мчаться по асфальту, потом сворачивать на проселочную дорогу и по грунтовки, где нет машин, по-над посадками и полями. Потом остановиться и валяться в этом густом ароматном ковре из ромашек. У родителей ее бывшего был горбатый Запорожец. Родители давали его им, чтоб съездить в гости к родственникам. Однажды муж сел за руль пьяный, и они поехали домой. Но видно он не рассчитал, перебрал лишку и полностью отключился, остановив машину. Света кое- как перетащила его на задние сиденье, сама села за руль и поехала домой. Проехала она тогда около сорока километров. Конечно, большой разницы в управлении мопедом и запорожцем нет, но сначала Света боялась. Но когда тронулась и поехала, оказалось, что такой же газ, только ногой, такой же тормоз и такая же муфта сцепления только тоже ногой.  И она сама приехала к дому его родителей. После того Света старалась нигде в гостях, если они были на машине, не употреблять спиртного, а пьяный муж ей легко доверял ключи и себя, дрыхнувшего на заднем сиденье. И вот теперь ей предлагают ехать так далеко, пусть не за рулем, а рядом на переднем сиденье, но это ведь не горбатый, это ведь какая скорость и какой комфорт.
- Шурка! – ее радости не было предела. Она крепко обняла Шурку и прижалась к нему: - Шурочка, конечно, поеду, - она даже не успела подумать когда, во сколько, как это будет, но она была согласна.
- Завтра я целый день буду заниматься редиской, дергать, вязать в пучки, мыть, а к вечеру загружусь и заеду за тобой. Рано утром мы должны быть на рынке.
- Я на послезавтра отпрошусь, все равно мы готовить не будем. Девчонки не откажут, а  заведующая, даже если не отпустит, я сама не пойду, что она мне сделает, уволит. Да я сама собираюсь от такой начальницы уходить, пусть другую ищет, на ком зло срывать. А Славика у Ольги оставлю. 
Они еще немного понежились, потом Шурка глубоко вздохнув, прошептал: - Мне пора.
Света его прекрасно понимала. Она поднялась первой.
- Включи свет, - попросил Шурка.
- Не надо.
С улицы в окно пробивал лунный свет, и было кое-как сумрачно видно. Света не могла включить свет, она боялась перед Шуркой оказаться обнаженной. Она боялась, что Шурке не понравится, как ей казалось, ее нескладная фигура. Она никогда не забудет как муж, издеваясь, смеялся с ее обнаженного тела. 
После того у нее появился комплекс. Когда она одетая, то одежда все скрывает. А у Светы очень хорошо было развито чувство гармонии, пропорциональности и красоты. Она хорошо подбирала одежду и по цвету, и по рисунку, и по форме.
Одевшись, они опять обнялись и поцеловались.
- Ну, я побежал. Ты меня проводишь?
Света даже удивилась этому вопросу. Разве она могла не проводить.
Они вышли во двор, еще раз поцеловались.
- Пока, - бросил Шурка, - Завтра часам к шести подъеду.
Он вывел мотоцикл на дорогу, немного откатил, чтоб не шуметь около, домов, завел, включил свет и мотоцикл побежал по асфальту в сторону города.    
Света проводив его взглядом, счастливая вошла в дом.

 Было тихо тепло и солнечно. Шурка подъехал и, развернув машину на перекрестке, остановился на дороге.   
Из дома вышла Света. Она была в красивом светлом платье. Цвет его был розово с голубым и легкими полосочками по длине, что  делало Свету стройней и выше. Через плечо у нее была дамская сумочка, в руках свитерок.  Она подошла к машине, открыла переднюю дверцу и села рядом с Шуркой. Шурка видел, как она при этом смущалась и покраснела.
- Привет.
- Привет.
- Ну, что погнали?
Света улыбаясь, пожала плечами.
Шурки нравилась эта простота и скромность. Почти всегда женщины, да и вообще большинство людей, хотят казаться лучше, чем они есть на самом деле. Здесь же все было просто и мило.
Красить брови Свете не приходилось. Они были черными. Приходилось немного выщипывать. Губы она красила легкой не вызывающей помадой. Запах духов был тоже еле уловимый.  Шурка не любил запахов парфюмерии, они его раздражали. Он так же не любил когда женщины красились. Он считал, что красота дана человеку настоящая, зачем же ее портить искусственно. Надо гордиться тем, что есть и совершенствовать себя духовно.
Сам Шурка всегда поступал наоборот. В начале, он всегда вел себя вызывающе, на полублатных понтах и делово, показывая свои отрицательные стороны. Это у него получалось как-то подсознательно. Потом, если его воспринимали таким, он сближался и становился сам собой. Со своими плохими и хорошими привычками. Но с огромным старанием, привитым ему с детства, а может передавшемуся по наследству, помогать людям. И не только ближним, но и просто случайным. Со случайными наоборот еще легче. Там не надо одевать маску. Там ты, такой как есть. Ведь случайные, это случайные ты их видишь впервые и больше ни встретишь никогда. С ними ты настоящий, такой как есть.
Жигуленок легко тронулся и побежал по дороге. Потом он выехал на широкую городскую улицу, проехав по ней до перекрестка, повернул налево. В конце этой улицы небольшой подъем, светофор, железнодорожный переезд и километров сорок до выезда на Московскую трассу.
Только после выезда из города, счастливая Света повернулась к Шурке, обняла его за шею руками и расцеловала, она просто не могла удержаться. Дорога была ровная, транспорта не было, поэтому Шурке она не мешала. Но понимая, что может помешать, она села на место и, улыбаясь, сказала.
- Все я мешать больше не буду, буду хорошей девочкой.
Сколько же человеку нужно для счастья, думала она. Оказывается совсем немного. Ведь ничего нет. Никто ничего ни дал. Все это всегда было солнце, небо, дорога, лесопосадка, поля, домики этой деревушки. Все это было. И Шурка тоже был и больше вероятности в том, что они уже встречались в городе или на станции или на работе. Просто среди людей они не могли разглядеть друг друга. А сколько таких людей, что могут прожить где-то совсем рядом и не знать, что вот это самое прекрасное находится так близко. Прожить всю жизнь и не ощутить этого восторга, этой прелести. Да, она любила своего мужа, очень любила, где-то внутри еще осталось место, где он присутствует, но вот такого никогда не было. Там всегда было, высокомерие и пренебрежение.       
А здесь? Просто и ясно. Там она никогда не знала, чего хочет муж. Он мог попросить подать что-то и когда получал, то сердился, то ни так подала, то ни то подала. И всегда находил причину, чтоб сделать из нее дуру. А здесь она просто чувствовала Шурку.  Она знала, когда он начнет говорить, и, что самое странное, что она знала, о чем он начнет, говорить. Она чувствовала перемену его настроения, хотя он этого не показывал, и  по нему не было этого видно. Она знала точно, когда он вспылит, и ей не составляло никакого труда его успокоить.
Шурка вел машину. В таких поездках его скорость была 120км.  Машина легко бежала и при такой скорости была легко управляема. И хотя багажник был полный и салон сзади тоже, сиденья были накрыты пленкой, редиска была в пучках, и веса большого не было, хотя сзади было заложено  выше спинок передних сидений, от которых редиску отделяла тоже пленка, края которой были завернуты на редиску и не давали ей сваливаться.
Шурка тоже был счастлив. Не известно, по каким причинам, но его жена никогда не ездила с ним. Торговать, она была против категорически. Да она была вообще против всего, что затеивал Шурка.
Когда у Шурки что-то не получалось, она с издевкой говорила: - Ну, что разве я была не права, я же тебя предупреждала, что ничего у тебя не выйдет. Шурку это бесило. И так неудача, и она вместо того, чтоб его пожалеть, ведь, сколько его труда и времени потрачено ради этой неудачи, а она наоборот, довольная издевается. Хотя может, не издевается, а просто не понимает, брякает так от фонаря, но Шурке от этого не легче.
В такие поездки Шурка брал Мишку. Тому нравилось ездить со своим наставником. Если же Шурка ехал сам, то переднее сиденье было свободным, и он обязательно подбирал попутчика.
Ему было интересно разговаривать со случайными людьми. Часто получаешь огромную информацию для размышления.
Шурка поинтересовался у знакомых куда лучше ехать и ему посоветовали в Полтаву. Дорогу эту он хорошо знал. Запорожье, Новомосковск, Красноград, поворот на Карловку и Полтава. Если он выезжал из дома часов в пять, то к одиннадцати, может чуть позже он был там, на окраине Полтавы. В город он сразу не ехал, а заезжал к аэропорту и ночевал в машине на стоянке около аэропорта. Рано утром еще затемно он ехал на рынок.
Света рассказывала, как она все уладила, что бы поехать с Шуркой. Она вся светилась. Ведь это первый раз, когда они будут вместе так долго. Она бы пешком согласилась идти, лишь бы быть с ним рядом.  Но зачем пешком, когда у него такая хорошая машина. Они уже ехали по широкой Московской трассе. Света рассматривала окрестности. Она ездила этим маршрутом ни раз, но то было либо в автобусе, либо в электричке. Разве можно сравнить. Во первых это то, что ты сидишь прямо перед лобовым стеклом, у тебя полный обзор как и у водителя, но водитель занят тем, что ведет машину, а ты просто наслаждаешься видя дорогу, все встречные машины, которые попадают к тебе в поле зрения, на сколько позволяет дорога. Так же ты видишь машины, которые догоняешь, полностью наблюдаешь за движением транспорта и всеми маневрами чужими и своими. Тебе видно все, что по обеим сторонам дороги. И самое главное это скорость. Когда к ней привыкаешь, то кажется, что ни так уж и быстро. Но Света изредка поглядывала на спидометр, он почти всегда показывал 120. Скорость ощущалась еще по тому, как они догоняли грузовики и если никто не мешал, то быстро их обгоняли, если же шла встречная, то Шурке приходилось сбрасывать скорость и пристраиваться за грузовиком со скоростью 70 – 80км. И тогда Свете казалось, что они не едут, а плетутся. Но вот дорога свободная, жигуленок легко выходит на встречную  и вот уже грузовик далеко сзади потому, что на спидометре опять 120. Было еще видно, когда слева от трассы потянулся большой промышленный город. По окраине по-над трассой проходили простые улочки частных домов, почти как в их городке, а дальше были видны микрорайоны многоэтажек. Они возвышались в разных частях города, в основном по окраинам.
Центральная промышленная часть города состояла в основном из пятиэтажек и была просто утыкана множеством огромных дымящих труб. По правой стороне кое, где попадались домики и дворы небольших предприятий, в которых стояла разнообразная техника.
  Город остался сзади слева, а хорошая дорога помчала их дальше. Здесь Света еще ни разу ни ездила. Она рассматривала вокруг, и хотя все было почти однообразным, ей все равно все казалось необычайно красивым. Она что-то рассказывала Шурке, он слушал, потом он рассказывал, она слушала. Уже было темно, когда они проезжали Новомосковск, вот хорошо освещенные магазины, Кафе, большая автостанция. Шурка обратил внимание Светы на храм. Но Света рассмотрела только его контуры и слабо освещенный вход.
Шурка ее успокоил.
- Завтра назад будем днем ехать, хорошо рассмотришь, храм очень красивый и действующий.
Не смотря на то, что было темно Шурка, не убавлял скорость. Как только они выехали за город, он опять набрал свои 120.  Дорога была ровной, машина бежала легко, и только изредка ее легко подкидывало либо на плавном бугорке, либо, наоборот, в еле заметном плавном углублении асфальта. Когда дорога была ровной, и не было встречных машин, Света подвигалась к Шурке. Он поворачивал к ней лицо, и она целовала его в губы. Потом Шурка поворачивался и следил за дорогой. Света обняв его под руками, прижималась щекой к его плечу.
- Шурка, - шептала она.
- Что, улыбаясь отвечал Шурка и, поворачиваясь к ней, подставлял под поцелуй губы. Но когда появлялись встречные огни, Света усаживалась на своем месте и не мешала. Она была счастлива, ей казалось, что так она могла бы ехать вечно.
В одном из поселков они остановились около магазина, и зашли скупиться на ужин. Ведь когда они приедут на место, то надо будет перекусить и даже немного выпить. Потом они проехали еще через один город. Улица шла через город и на перекрестках горели светофоры. В конце этого города они свернули с центральной трассы и поехали по асфальтированной дороге, которая тоже была неплохая, но машин по ней почти не было.
Было темно и рассматривать, что либо, было бесполезно. Света смотрела на дорогу, потом поворачивалась и смотрела на Шурку. Глядя на него, она про себя шептала:
- Шурочка я люблю тебя.
Шурка это чувствовал и улыбался. Легкий лоскот пробегал у него по спине.
Но вот жигуленок свернул с трассы, и, проехав немного по широкой дороге, выехал на большую асфальтированную площадь, по-над которой с лева шла высокая металлическая ограда, а на другой стороне площади красовалось здание аэровокзала.
Шурка свернул налево и поставил машину около забора. Здесь машин не было. Несколько легковых машин стояли у входа в аэровокзал.
- Вот и приехали, теперь малость перекусим и спать. Ночью почти не спал, целый день крутился,  устал, а в шесть мы должны уже быть на месте, а это еще почти через весь город.
На центральный не поедем. Я здесь знаю один пятачок. Там ни местового, ни проверок и торгашей обычно мало.
Хотя центрального рынка Шурка не боялся. С документами у него было все нормально. Это когда-то когда он только начинал заниматься, он ничего не знал. А сейчас он собирает все справки, носит продукцию в лабораторию на проверку, получает сертификат. Но Шурка знал, что на центральном обязательно будет редиска, а на этом небольшом рыночке, если он будет один, то его редиску просто разметут.  Шурка включил в салоне свет, потом передумал. Ведь как не крути, а в машине неудобно.
- Свет, пошли на улицу на капоте перекусим. Она, улыбаясь, кивнула головой. Ей тоже хотелось выйти и размяться. А для Шурки капот, это привычный стол. Когда он с такими же, как сам ночует на рынке, они расстилают на капоте что-то подобия скатёрки или просто пару газет и накрывают стол. Стоя пьют, закусывают и разговаривают.
Они вышли из машины. На улице было свежо, но не холодно. Небо было чистым и звездным. Кусок опрокинутой луны висел почти у горизонта. Освещения здесь не было, но со стороны аэропорта свет доставал сюда, и из-за забора, где на столбах метрах в пятидесяти в сторону взлетных полос, светили яркие фонари, свет тоже отражал в их сторону. Шурка расстелил на капот полотенце и выложил на него колбаску сырок и хлеб. Небольшим складным ножом он открыл бутылку вина, и нож отдал Свете. Она порезала колбаску, сырок и хлеб. Шурка достал пучок редиски и положил на капот. Стакан в бардачке был один. Шурка его прихватил, когда вылезал из машины, и теперь он стоял на капоте рядом с закуской.
Шурка налил пол стакана.
- Ну, что за завтрашнюю торговлю.
Он протянул стакан Светлане.
- Нет Шур сначала ты.
- Свет я из горла.
Света поежившись, пожала плечами. Она просто представила, как неприятно пить вино из бутылки.
Для Шурки это было нормально. Когда нет стакана, он с друзьями самогонку из горлышка запросто. А вино это вообще обычное дело. Большим пальцем отмеряешь покуда твое и пьешь. Бывает, что сразу не рассчитаешь, то приходится отпивать по глотку, отрываясь и поглядывая, чтоб не перепить лишку. Когда отпиваешь вот так глотками, ты полностью понимаешь вкус вина, его аромат и запах и определяешь качество, хорошее оно или плохое.
Света взяла стакан, они чокнулись. Света отпила половину содержимого. Стакан был 250грамм. Шурка из горла отпил грамм150. Портвейн был хороший. С хорошей крепостью для вина не менее 17%, с приятным ароматом и вкусом. Сладость была еле слышна. Сладкое вино Шурка не любил. Они закусывали. У Шурки аппетит всегда был зверский. Ел он много, для его комплекции очень много, правда не мясного и не жирного, но никогда не поправлялся, работал ведь тоже не по-детски. Закусив, Шурка  взял бутылку. Света подняла стакан, они чокнулись, Света допила, а Шурка отпил грамм 100. Они еще закусили и Шурка налил Свете еще четверть стакана.
- Шур я уже пьяная.
- Ну, ничего положено по три, спать будем крепче.
Шурка тоже чувствовал, что тепло разошлось по телу, и в голову ударила легкая хмель. Зато стало еще лучше, легче и проще. Света ощущала легкое опьянение, может, это было от вина, а может от вина и свежего ночного воздуха и от счастья. Они опять выпили. Света то, что в стакане, а Шурка допил оставшиеся в бутылке грамм 100. Они опять закусили, убрали оставшуюся еду, посуду и полотенце и стали обнявшись около машины, Шурка, опершись задом на машину, а Света, в его объятьях наклонившись на него. Они целовались, потом смотрели на звезды.
- Шур, а ты хотел бы улететь туда?
- Не знаю, если с тобой-то да, но много разных обстоятельств.
- Каких?
- А вдруг там хуже, чем здесь, а потом у нас детки, как их бросить.
- Нет, я просто, если бы ничего не мешало, и все было нормально?
- Кто знает. По-моему здесь тоже можно жить. Счастье оно наверно везде есть. Вот сколько я уже живу в нашем городе, а тебя только встретил, и веришь, все изменилось. Я и так знаю, что жизнь прекрасна, и все, что нас окружает тоже прекрасно. Если человек может отвлечься и взглянуть вокруг, он увидит столько прекрасного, что сам не поверит. Я часто так всматриваюсь и вдобавок ко всему, что я вижу и ощущаю каждой клеточкой, ты. Веришь Свет ты как луч света в темном царстве. Хотя оно и не совсем темное, но с женщинами точно темное, а с тобой наоборот, все становится, теплей, светлей, добрей, мне с тобой так хорошо, что вообще никуда не хочется. Так бы обнял тебя и стоял, и на хрен бы оно все надо. Бегаешь как ужаленный, вечно боишься, что не успеешь. На работе стараешься побыстрей, чтоб время выкроить, чтоб левак, какой срубить, отвезти кому, что, траншейку выкопать, или загрузить чем на стройке. Дома вечно не успеваешь. А когда на промысел, там вообще все бегом, да тянешь столько, что если просто так, то кажется, и с места не сдвинешь, а там надо ведь домой и чем больше за раз притянешь, тем реже ходить. А не здорово охота  по ночам по складам да амбарам лазить, а если поймают, ведь посадят, а надо, хочется, чтоб у деток мороженое было, конфеты, шмотки хорошие. На рынке тоже суета, чтоб место получше, чтоб покупателя не потерять, шустришь вокруг него как шестерка.

Написано это в 1986м году. Продолжение будет, как перепечатаю с черновиков.
Конечно, поправляю, но самую малость. 
   
                Саня.      2013год.                А. М. Щагольчин.