Голова 32. Комары и кошмары

В выходные я запер себя в квартире на все замки, задернул шторы, отключил телефон и даже не лазил в интернет. Мне давно хотелось провести уик-энд именно так: предельно изолированно и уединенно. Просмотрев целую серию старых добрых фильмов, я напрочь позабыл себя и всех их, растворившись в сюжетах вымышленных историй и нездешних перипетиях. Ночь на понедельник, правда, несмотря на принятые меры, была омрачена комарами и кошмарами.

По пути к работе я развлекался достаточно бессмысленным занятием: пытался воссоздать в памяти эти ночные кошмары, чтобы затем, видимо, постараться их тут же забыть. Еще подходя к красному забору тем утром, я сразу почувствовал: что-то здесь не то, не так и не там. Даже собаки и фуры вели себя необыкновенно бесшумно и неприметно. Прямо резанули глаза раскрытые нараспашку ворота, открываемые, по заведенному порядку, только для заезжающих автомобилей, после чего без промедлений закрываемые. Охранники, обычно держащие грудь колесом и изображающие из себя крутых пришансоненных коммандос, тем утром выглядели какими-то поникшими и пристыженными, не удосужившись даже поздороваться со мной. Войдя на территорию «Расчетного центра», я быстро отыскал объяснение всем этим феноменам.

Вдоль фасада здания РЦСЧОДН запарковался целый ряд автомобилей с государственными номерами, компанию им составляли несколько грузовичков, набитых замерзшими и все же улыбчивыми от неповседневности происходящего солдатами срочной службы. Прошмыгнув мимо германского пошиба авто, я обратил внимание и на небезызвестную эмблему с аббревиатурой KGB, нанесенную на дверцу каждого из них.

Нехотя вскарабкавшись на второй этаж и шагнув в коридор, я невольно отметил кабинет Афины: он стоял опечатан. Идя дальше, я увидел открытую настежь дверь административного отдела, там сидел не слишком-то бодрый в тот миг старик Молодой. Подходя уже к нашему кабинету Mobile razvodko, я застал своих коллег нахмуренно столпившимися у зияющего дверного проема. Настигнув их, я задал дежурный вопрос, выясняя, в чем дело, вполне понимая, разумеется, что ничего жизнеутверждающего они мне сейчас не скажут. «Сам взгляни», – отвечали коллеги. Я и взглянул.

В кабинете, группой лиц в черной униформе, осуществлялся обыск, с сопутствующей выемкой бумаг. Другая группа внимательно изучала компьютеры. Первым, что мне не понравилось, стало то обстоятельство, что процедура проводилась крайне небрежно: не интересующие униформистов документы просто раскидывались куда придется – на пол, под стол, документы валялись затоптаны, скомканы и смяты. Заметив меня, чрезмерно завороженного процессом, один товарищ в униформе попросил озвучить фамилию. Я представился. На это он и еще несколько специалистов устремились ко мне и, схватив под руки, потащили в мой же кабинет, нисколько не церемонясь. В кабинете меня уже ждали.

В кресле за компьютером сидел вожак, в кабинете же все было перевернуто вверх дном: обыск, видно, начинали отсюда. Немного обнадеживало лишь то, что любимая моя кружка цвета морской волны стояла нетронута, будучи задвинутой к стене. А то, что передо мной предстал сам вожак, я определил по характерному золотому кольцу в носу и устрашающим боевым насечкам на щеках. Тот, надменно глядя в меня, как феодал на провинившегося садовника, протокольно поинтересовался:
– Никольский?
– Да, я, – сразу я как-то понял, что отрицать очевидное с моей стороны было бы неблагоразумно.
– Проблемы у тебя… Никольский, – произнес он тоном, слышанным мной в каком-то популярном сериале бандитского репертуара.
 
На это я возражал, что мне пока и нечего сказать, что на вопросы я стану отвечать только в присутствии адвоката. Не скрою, такую модель поведения я тоже почерпнул из какого-то фильма, едва ли отечественного разлива. На практике же мое заявление изрядно взбеленило вожака, тот аж поперхнулся, явно успев отвыкнуть от подобных вольностей  – болтовне про права человека и прочие презумпции невиновности.
– Ты у меня, падла, так заговоришь, что никакой адвокатишка тебя не вытащит! – начал было орать он, но что-то его сдержало.

В дверях, позади меня, замаячил Козырь. При его появлении вожак сменил гнев на милость, переключив все внимание на него. Они бросились друг к другу браться, попутно обсуждая какие-то «терки и стрелки», громко и задорно при этом гогоча. Наконец, наговорившись о делах давно минувших дней, Козырь обратил внимание на то что я оказался в затруднительном положении, сообщив вожаку, что забирает меня с собой и в обиду не даст. Вожак не возражал, лениво махнув рукой, мол, не больно-то и хотелось, после чего вновь уткнулся в свой мой компьютер.

Пока мы поднимались к Козырю на третий этаж, он сосредоточенно молчал. Но стоило нам зайти к нему в кабинет, как тот тут же заговорил:
– Ну, чего-как, живой? – подбадривая, спросил Козырь. – Да ты не ссы, они раньше, было время, каждый месяц почти наезжали, а сейчас ничего: раз в полгода, в среднем.
– А что им надо-то? – возмутился я.
Козырь взглянул на меня с застывшей улыбкой, ухмыльнувшись:
– Как что? Увеличить хотят свой процент с нашей прибыли, чего же еще? А для этого им надо до чего-нибудь докопаться. Но мы это уже много раз проходили, старые ошибки учли. Ты, кстати, сам ведь ордер на обыск подписал…
– Я??? – искренне поразился я.
– Ну а кто, не Папа Римский же! Ты читай, что подписываешь-то…

– Гарик Валентиныч, да я… – начал было я речь свою защиту.
– Да ладно, – примиряющим тоном продолжал он, – твоей вины тут особо и нет, хотя, конечно, надо быть повнимательней. Умение подписывать бумаги не глядя, но зная, что в них – приходит с годами, тут надо тактильненько, по типу бумаги уже ощущать, – успокоил меня Козырь. – Это все работа той секретутки, ты с ней еще обедал все, помню… Афиногеновой…. Забыл… как там звать ее…
– Афина, – подсказал я.
– Афина? Хм, не уверен, что это ее настоящее имя, да… не важно. Частенько через офис-манагеров такие дела и обделывают, подсовывают ордера, а она ударила по нашему, уж извини, самому слабому звену – по тебе, воспользовавшись твоей неопытностью. Другие-то уж научены. Наверное, тут есть и мой косяк, надо было тебя предупредить хоть, да вылетело совсем из головы с этой стачкой. Не думал, не думал, что эти сейчас сунутся; обычно они, когда мы на подъеме влезают, но тут уж все так наслоилось друг на друга, почувствовали слабину, гиены!

– Да, не знаю, что и сказать, – прервал я тишину.
– А ничего не говори, просто работай дальше, а сейчас езжай домой, они весь день тут шерстить будут, – заверил меня Козырь.
– Спасибо, что вытащили меня оттуда, – поблагодарил я шефа и, набравшись наглости, решил все-таки осведомиться о дальнейшей судьбе Афины, – а что теперь с ней… с Афиногеновой будет?
Тот вновь удивленно глянул на меня, после чего, рассмеявшись, вылез из своего кожаного кресла и похлопал меня по плечу.
– Да не твоя морока, поедет в другой город гастролировать, ей, думаю, не привыкать, – и затем, догадавшись, видимо, в чем мой интерес, добавил:  ааа… запал на нее, что ли? Это ты зря. Да, хороша, чертовка, но, уверен, больше ты ее не увидишь...
 
И без всякой уже иронии, вполне серьезно посоветовал: «ты ее забудь, такие мадмуазельки все равно никого и никогда не любят, кроме его величества длинного рубля, канешн»

Принужденно усмехнувшись, хоть было не так уж весело от последних событий в целом, я побрел через третий этаж на выход, минуя свой, второй. Отчего-то мне совершенно не хотелось встречать своих коллег, за исключением, пожалуй, Моники, ведь Моника оказалась права…