Пролог. Бабочковый снег в Райтельбурге

Пролог. Бабочковый снег в Райтельбурге

Утром, вместе с рассветом, в Райтельбург пришёл снег. Степенный, крупными хлопьями. Фрау Хельма, чьи кости – лучший барометр в округе – за неделю ни разу не намекнули на приближавшуюся непогоду, удивилась и по рассеянности пересолила шпрингерле, любимое печенье мужа. Герр Эмерамус, супруг расстроенной фрау и по совместительству призамковый сторож-гид, долго во дворе задумчиво рассматривал на своей ладони подхваченные крупные снежинки. Затем поднялся в домашний кабинет, где и пребывал некоторое время, вышел оттуда торжественно молчаливый с потертым фолиантом под мышкой.
За окном к тому времени заметно посвежело от нового пухового покрова госпожи Метелицы: снег был лёгкий, от движения ног бабочками вспархивающий до щиколоток и нежно возвращавшийся к земле.

Бабочки! Вслед за герром Эмерамусом и остальные райтельбургцы разглядели их в необычной форме снежных хлопьев, присовокупив этот знак к уже случившимся в последнее время. Призамковый чёрный, без единого светлого пятна, дог женского полу Альба две недели назад разрешился от бремени четырьмя занятными щенками, тремя чёрными и одним абсолютным альбиносом. Следом кошка фрау Абигаль притащила поутру белую крысу, есть не стала, а возложила ещё теплый труп грызуна к тапочкам своей бранящейся хозяйки. Единственный на всю деревню, собственность пастора, белый какаду Говорун, который на протяжении всех лет своей недолгой птичьей жизни говорил одни пристойности на местном диалекте, внезапно выдал нечто бестолковое – je D;te – «по фунтику/ бумажному кульку» (?). Пастор терялся в догадках: могло статься так, что в его доме кто-то кому-то частенько выдавал по фунтику, тогда вставал вопрос – кто, кому и зачем. Друг пастора, полиглот Ульрих, имевший по отцу русские корни, услышал в этом «пофунтику» отчётливый русский глагол «едут!», но эта версия показалась совсем нелепой…

В то же «бабочковое» утро бургомистр, по продуманной случайности забредший в гости к пастору, разглядел в снежных хлопьях знак унглюка (несчастья), так как за пределами Райтельбурга вообще никакого снега не шло (новость была сообщена по телефону сестрой, жившей в соседней деревне) и не намечалось согласно метеорологам. По окончании разговора с родственницей официальное лицо предложило пастору неофициально пропустить по рюмке-другой ликера и устроить всенепременнейше мессу для прихожан Райтельбурга, очевидно, чем-то прогневавших Создателя. Тем временем, пока неторопливо опустошался графинчик с карамельного цвета напитком, погода начала портиться: небо заволокло серым шифоном туч, подул трубочкой своих сложенных губ северный ветер – и «бабочек» сменили привычной геометрической формы снежинки, поначалу мелкие, затем, осмелев, покрупнее.

Бургомистр вздохнул с облегчением и хохотнул, подмигнув пастору: «Конец света отменяется!» Приободрившийся пастор наполнил рюмки очередной раз, но утренние дегустаторы не успели пригубить их содержимое: на пороге возник герр Эмерамус, праздничный от припорошенного снежинками пальто и, не раздеваясь, сообщил:
– Они вернулись!

– Кто «они»? – рука пастора задрожала, а курфюст икнул.
– Они! – повторил герр Эмерамус, прошел к столу, положил на стол принесённый фолиант, теперь уже более сдержанно снял пальто и шляпу, передал их встревожено пучившей глаза фрау Руперты и вернулся к книге. Открыл её на атласной закладке и ткнул пальцем в претенциозно витиеватые буквы. – Принимайте гостей! Всё, как я и предполагал.

Пастор суеверно перекрестился. Бургомистр сглотнул, ибо был в курсе «пророчества» начитанного замкового гида:
– Не может быть!

– Всё по писаному! – гость вроде бы растеряно развел руками, но глаза его сияли, как если бы само существование фрау Метелицы было доказано унылым физиком на научной конференции памяти Хиггса.
Пастор сложил пальцы домиком: необходимо было срочно продумать текст проповеди на благодарственной мессе для жителей Райтельбурга. Бургомистр потянулся за трубкой и табачным мешочком: думать о мероприятиях в честь гостей, попыхивая кольцами дыма, было неизмеримо легче.

Согласно пророчеству, Замок оживал. А значит, оставалась надежда: конец света отменялся, и начиналась новая Эра. Магия Райтельбурга начинала работать.

*********************

Альба всегда просыпалась в это время. Не потому, что где-то на башне часы глухо возвещали полночь, нет. Каждую ночь, именно в это время, начинал возиться Белый. Сначала он вздрагивал, затем сучил лапами, будто собираясь бежать, тихо повизгивал. Лаять ещё он, конечно, не умел, и слава Анубису, иначе бы будил остальных щенков.

В эту ночь Белый спал как никогда нервно. Альбе приходилось его постоянно вылизывать, чтобы успокоить. Когда он, наконец, засопел спокойно, Альба осторожно выпросталась из-под щенков и вылезла из огромной плетёной корзины. Хотелось пить, и сон прошёл.

Где-то послышался непривычный для этого времени стук колёс о мостовую и ритмичный цокот. Альба опрометью бросилась к двери, протиснулась в свою дверцу и выскользнула из домика призамковой охраны. В крови Альбы боролись два начала: простое собачье желание разразиться тревожным лаем и достоинство, унаследованное от предков, охранявших этот замок более шестисот веков. Альба глухо рыкнула, потом подумала и решила для порядка принюхаться к происходящему. Она, сдерживая рокот в пасти, подкралась ближе к источнику незнакомого шума: у ворот замка остановилась повозка непонятного запаха и очертаний. Никто не правил лошадьми, их вообще не было! И знакомого терпкого запаха больших существ – тоже. Но звуки – фырканье, потряхивание гривой с вплетенными мелкими колокольчиками – не обманывали: лошади были! Альба испуганно отступила назад и выжидательно присела: наверное, всему виной было новолуние, когда что угодно может показаться в кромешной темноте.

Было слышно, как опустилась складная лестница, едва различимо скрипнула дверца, открываясь и выпуская в темноту сначала струйку света, потом – целое большое жёлтое пятно. По складной лестнице, поддерживаемая невидимыми руками под локти, спустилась дама с жёлтым фонарём в руке.

– Диолх ын ваур*, – сказала дама кому-то невидимому и вздохнула с облегчением. Как только ночная гостья сделала несколько шагов вперёд, к воротам, повозка медленно тронулась и исчезла в чернилах ночи.
Кованые ворота замка, словно и не были закрыты в вечерних сумерках на замок герром Эмерамусом, приветливо распахнулись. Левой рукой поднимая впереди себя фонарь, через правую перекинут край диной пышной юбки, гостья взяла курс к парадной лестнице.

Альба то ли зарычала, то ли заскулила: велик был страх. Дама услышала и остановилась, направила фонарь в сторону «приветствия» и присмотрелась к оцепеневшей собаке:
– Эух ы гыску! – и добавила после паузы, – май поб брызуйдион дымунол!**
Неведомая сила развернула Альбу и заставила её плестись назад, к тёплой корзине с щенками. С каждым шагом лапы делались тяжелее и непослушнее. Как только Альба забралась в корзину, та же сила отключила сознание, и Альба провалилась в сон.

-----------------------------------------------
*Diolch yn fawr – спасибо (валл.)
** Ewch i gysgu! Mae pob breuddwydion dymunol!- Иди спать! Всем приятных
снов!


*****************

Гостья с фонарём поднялась по лестнице, подошла к двери, опустила правый край юбки и направила собранные пучком пальцы свободной руки на область замочной скважины. По ту сторону щёлкнуло, и тяжёлая дверь гостеприимно распахнулась, как и ворота.

Гостья уверенно шагнула в темноту спящего замка, повторив то же: «Дилох ын фаур», – в фойе дошла до прикаминного столика, поставила на него фонарь, приоткрыла крышку на светильнике и погрузила руку в этот тёплый жёлтый свет. Вытащила его в горсти, казавшимся на ладони послушным ласковым маленьким солнцем, подтолкнула его вверх – и тот поплыл к настенным канделябрам, к люстрам. От его прикосновения светильники незамедлительно вспыхивали тем же уютным желтым светом. Дама перестала следить за шаром, как только в фойе посветлело.

– Как обычно, беспорядок, – проворчала гостья, осматриваясь, – почти везде одно и то же: дотаций нет, спроса нет, слуги упокоились…
Изнутри замок был похож на пятидесятилетнюю фрау: с красотой, ещё сохранившейся от молодости, но начинающую заметно увядать под щедрым слоем косметики. Позолота на мебели и декоре местами облупилась, гобелен у камина потерял свою яркость, а на каминной полке стояла забытая то ли туристом, то ли рабочим пустая бутылка из-под пива, да рядом – ваза с искусственными цветами, издалека кажущимися просто сухим гербарием. И всё же ощущалось, что за замком следили: нос не почувствовал пыли, а глаза не увидели паутины. Только умершее время, желанный объект голодных до прошлого туристов, уныло шептало отовсюду.

– Мда-а… Одна я не справлюсь…

Шар вопросительно замер в воздухе над лестницей, ведущей на второй этаж. Гостья протянула к нему руку, и жёлтый шар послушно вернулся, но не опустился на ладонь, а вошёл в сердце, как будто даже не причинив вреда. Тело дамы осветилось изнутри, и из него плавно вышагнул новый персонаж, девушка, внешне отличная от прибывшей. В белом струящемся платье двенадцатого века – эпохи самого известного Плантагенета – выпущенная «на волю» дева сразу негромко спросила:
– Где мы? – и не успела получить ответ, испуганно отстранилась: вслед за ней из освещённого изнутри тела сначала показалась огромная рыжая кошачья голова, потом лапища, вопросительно поигрывающая в воздухе.

Голова осмотрелась, сладко зевнула, увидев деву в белом. Клацнули белоснежные зубы, пряча розовый язык в улыбающейся пасти. И остальная часть этой огромной родственницы кэрроловского кота неторопливо показалась вся и направилась лениво к камину. На этом чудеса не закончились, и фойе пополнилось ещё одной гостьей – женщиной в деловом современном костюме, в очках с толстой роговой оправой и затянутыми в тугой узел волосами. Под мышкой у новой «матрёшки» – ноутбук. Эта дама тут же заметила кошку, старательно чавкающую и грызущую цветы из уже разбитой вазы. Пустая бутылка была, видимо, не такой привлекательной.

– Фертес, твоя кошка может хоть раз ничего не сломать? – офисная дама решительно подошла к камину, погрозила пальцем кошке, та нехотя бросила своё занятие. Дама немного поколдовала над вазой и водрузила её, целую, на место. Воткнула в неё потрёпанный букет и только потом бросила взгляд на убранство замка, оценивая объём грядущей работы.

Тем временем шар покинул тело первой гостьи и взмыл на ту точку, с которой его вернули. Кажется, новых гостей больше не предвиделось. «Опустошённая» гостья вздохнула, могло показаться, что она стала как будто бледнее и прозрачнее, но не прекратила иронично улыбаться, показывая, что такие трансформации ей нипочём.

– На то оно и животное, чтобы всё портить, – насмешливо прозвучал ответ из её уст, и более грозно: – Анивайль, ы мы! Пейдиух аа хыфурд унхрыу бет ыма!*
Кошка с неизменно ухмыляющейся мордой, без всякого оттенка стыда и сожаления, пошла на прозвучавшее имя и смиренно улеглась у ног той, которую назвали Фертес. Но ненадолго: как только на неё перестали обращать внимание, крадучись, ускользнула.

Фертес обратилась к двум, вышедшим из её тела:
– Больше дела, меньше слов. Скоро прибывают первые гости, и мы должны успеть.
– У тебя уже вошло в привычку предупреждать меня о сюрпризах в последнюю очередь. Имей в виду: у меня своих дел хватает. И если я не успею их сделать, то шеф мне устроит выволочку и минус к вашему пайку, – дама в костюме знала, о чём говорила.

– Расслабься, зануда, занимайся своей работой, кто тебе мешает?.. Ты ж это… рабочая неделя закончилась… – и Фертес закатилась от смеха, наблюдая, как кошка Анивайль, подобравшись по перилам к самой большой картине в фойе, сельскому пейзажу Райтельбурга, что-то внимательно высматривает на полотне и уже занесла лапу с показавшимися лезвиями-когтями.

– Фу! Не трожь картину! – вскрикнула зло гостья в деловом костюме.
– Тише, Олли, тише, – Фертес подняла палец вверх, – Анивайль что-то почувствовала.
– Просто держи животное рядом…

– Ты можешь сама её контролировать, - Фертес снова засмеялась, - запросто передам тебе это право.

– Э-э, нет! – Олли испуганно взмахнула рукой, но быстро спохватилась и деловито перевела разговор. – Так, хватит болтать, я – наверх, начну с библиотеки и кабинета…

– Разумеется, – Фертес продолжала иронично улыбаться, что явно злило Олли.
Дева в белом, казалось, подтекста в разговоре не услышала: сидела в кресле у камина, глубоко задумавшись.

– Ну а я, как обычно, за самую грязную работу, – усмехнулась Фертес, – подвал, винный погреб и нужно приготовить зал для обряда. А ты возьми с собой Каруин, пусть украсит галерею, оранжерею и посмотрит, есть ли тут сад. Только не давай ей приводить в порядок спальни, а то гости будут спать сутками.

Кошка издала покашливание, очевидно, обозначавшее смех. От этого звука «проснулась» Каруин:
– Ах да! Пора украшать спальни!

Фертес подавила смех, поманила пальцем Анивайль, и они исчезли за боковой дверью, по всей вероятности ведшей в подвал замка. А Олли взяла белую деву Каруин под локоть, и эти дамы так же неспешно удалились, вверх, по лестнице.
В фойе восстановилась тишина. На некоторое время. И снова была разорвана голосом, новым, идущим от той картины, где несколько минут назад прислушивалась настороженная кошка:
– Апчхи!.. Будь здорова, дражайшая Фотинья!.. И как вы себе тут промахнулись картиной? Ай-яй! Пф-фф, пылища!

На картине, из-за стога сена, аккуратно сложенного на поле близ стен Райтельбурга, промелькнула женская фигура и увеличилась, как если бы отражение в зеркале пошло на своего хозяина. Миловидная дама в черном вечернем платье перегнулась через раму, заглядывая в фойе:
– Высоковато… Надо поискать место поприличнее… А эти-то… Хм-м, нужно быть настороже. Кошечка, конечно, хороша, но плодиться на четверых – это слишком. Посмотрим, во что этот квартет выльется… Ну скажите мне, кто-нибудь, алло! Где тут даме можно отдохнуть с дороги?.. Тишина… Ну и дела… Выходит, я – первая? Вернее, вторая?.. Пятая? Какая ерунда! Нет, про это нельзя никому рассказывать. Иначе пропишут склифософского… Попробуем поискать место отдохновения на другой картине.

Было видно, как дама на картине идёт по направлению к нарисованному замку. Вскоре она исчезла за воротами Райтельбурга. И в фойе снова стало тихо.

*Ко мне! Не трогай тут ничего! - I mi! Peidiwch ; chyffwrdd unrhyw beth yma - (валл)


*************************
 
– Обряд находится под угрозой срыва: несколько рассказчиков не смогут приехать. Двоих дам я знаю, кем заменить – ты и Каруин имеете опыт. Но вот что делать с двумя мужчинами? Придётся снова создавать Его, – Фертес стояла у окна, лицом к предутренней черни неба и тонкой светлой полоске.
– Я против: Каруин снова будет страдать, найди кого-нибудь, ты же спец по талантам, – Олли, находящаяся за огромным старинным письменным столом, что-то набирала на своем рабочем ноутбуке.

На столе светил знакомый уже нам фонарь, только жёлтый огонь внутри светил грустнее. Со стены за диалогом иронично следила дама лет двадцати пяти, та, что полчаса назад плутала по сельскому пейзажу на картине в фойе. Сейчас дама расслабленно сидела на картинной софе и внимала происходящему, иногда меняя положение ног. Но этого не замечали присутствующие в кабинете. Будь здесь же кошка Анивайль, та бы точно что-то почувствовала, но ни животного, ни белой девы не было, и дама продолжала спокойно подслушивать.

– Выхода нет… Скоро светает, и у нас полчаса – не больше… И снег тут старый, обновить бы… – Фертес побарабанила пальцами по стеклу, что-то нарисовала на нём и подула на изображение. Нарисованная бабочка вспорхнула с внешней стороны стекла и полетела куда-то вверх, тяжело взмахивая крыльями.

 Фертес повернулась к Олли:
– Он нужен всем. А Каруин когда требовала близких отношений? Вечная дева и вечное противоречивая потребность в одиночестве и нежности… Тебе, конечно, некогда. Ты не замечаешь, когда она на грани. Только, может быть, чувствуешь, как в тот же момент и у тебя покалывает сердце. А если нужен ей, значит, нужен и нам.

– Бре-ед… Это самый гадкий кошмар в моей жизни…
– Это для тебя, рациональной и обременённой общественной моралью, бред. Для нас четверых все способы выживания приемлемы. Кстати, и с точки зрения современной морали, ты отстала: этим в Сети грешит каждый второй. Мы же просто сделаем слепок.

– Ненавижу клонов и троллей, их создают больные.
Фертес рассмеялась:
– Глупая. Это ты жизни не знаешь. А мнение семи миллиардов людей, которым мы не нужны, не должно тебя волновать. Каждый выживает, как может. Открывай новый профиль: времени мало. Кстати, где Каруин?
– Я бы на твоем месте спросила, где Анивайль. Сестра наверху, в спальне. А вот кошка опять что-нибудь ломает.
– Надоели вы мне, почему только у меня совесть есть? – Олли раздраженно застучала по клавиатуре. Сестры склонились к экрану.


Дама с портрета, желая рассмотреть происходящее, изо всех сил вытягивала шею, и безуспешно: не было видно ничего. Поэтому пришлось довольствоваться репликами: «Боже… ну и типажи… Нет… не этот… Вот, что-то более менее...» Наконец, Фертес отстранилась и посмотрела на фонарь: огонь был похож на умирающего светлячка:
– Быстрее, у нас минут семь… Заканчивай и соединяемся до вечера. Разделение личности на «Я» действует на меня угнетающе.
Олли раздражёно отмахнулась:
– Аналогично. И у меня-то почти всё готово. Ты не думаешь, что этот субъект слишком идеален? Таких не бывает.
– Ну, добавь какую-нибудь зависимость или порок, чтобы Каруин на многое не рассчитывала.
– Хорошая идея, кстати… Всё, синхронизирую…

Через несколько мгновений Олли захлопнула ноутбук, поднялась из-за стола, подошла к сестре, они обнялись, и младшая сестра растворилась. В кабинете осталась одна Фертес. Свет в фонаре потеплел и показал свой язык.
В этот момент где-то этажом ниже раздались крики, мимо окна что-то пролетело, затем – целая череда проклятий и грохота катящегося тела по лестнице.

************************

Анивайль успела стащить у шеф-повара крупный кусок свежего мяса, быстро расправилась с ним – теперь можно было подумать о развлечениях. Но в гостевой части замка было безлюдно, ломать и грызть хозяйка запретила, а в случае нарушения устава обещала запереть надолго в подвале. Кроме Фертес, кошка не боялась никого: Каруин была безвольна, а Олли брезговала возиться с наглым животным и, следовательно, не была в авторитете у самого животного.
Навострённые уши уловили где-то любопытные звуки, и Анивайль помчалась к ним, к спальне Каруин, ловко приоткрыла лапой дверь, но заходить не стала.
Каруин уютно устроилась в кресле у окна с раскрытой на коленях книгой. Дева не читала: раскрытые страницы сами выразительно повествовали какой-то женский детектив.

Анивайль легла у порога, зевнув, рассчитывая послушать нечто интересное, сытая, она даже задремала на мгновение. Поймав себя на этом непривычном состоянии, встряхнулась и недовольно вышла из комнаты, посидела, раскачиваясь и жмурясь, как это умеют делать только кошки, и вдруг сорвалась с места, вихрем слетела вниз по ступенькам – и сразу же вверх, собирая в беге морщинами мягкую ковровую дорожку. Полюбовавшись на финише получившейся гармошкой, повторила дважды свою марафонскую эстафету, окончательно спустила дорожку на нижнюю площадку, успокоилась, довольно мурлыкнула: ведь про дорожки её не предупреждали, она ничего не сломала и не разбила.

Выпустив пар, огромная рыжая тварь вернулась в спальню Каруин и улеглась у порога. Книга уже вещала в разноголосицу:
«Когда все пришли на берег реки, палач подошёл к миледи и связал ей руки и ноги. Тогда она нарушила молчание и воскликнула:
— Вы трус, вы жалкие убийцы! Вас собралось десять мужчин, чтобы убить одну женщину! Берегитесь! Если мне не придут на помощь, то за меня отомстят!
— Вы не женщина, – холодно ответил Атос, – вы не человек – вы демон, вырвавшийся из ада, и мы заставим вас туда вернуться!..»

Анивайль понравилось содержание книги: как всякое чудовище она обожала драму и всё, связанное со смертью. Кошка не выдержала всплеска любопытства и осторожно подкралась, с предусмотрительными паузами, к говорящей книге и рассеянной деве и внезапно заметила притаившееся в каминной нише существо. Кто-то чужой забрался в замок?

Анивайль прыгнула.

Существо, не ожидавшее нападения, испуганно закричало, загораживаясь руками, но кошка вытащила на свет мальчишку, перепачканного сажей и поволокла к выходу. Не менее испуганная Каруин запустила в сцепившийся клубок тел подхваченным тяжёлым канделябром. Анивайль жалобно мяукнула, отпустила жертву и заметалась по комнате, подпрыгнула и, вынося окно вместе с узорчатой решёткой, всей массой своего тяжёлого тела, провалилась в темноту. В комнату тут же ворвался поток хрусткого зимнего воздуха с облаком порхающих снежинок. А спустя мгновения показалась удивлённая кошачья морда с лапами, затем все тело подтянулось на лапах и Анивайль запрыгнула в комнату. Каминной «мышки» там не было: некто, пойманный ею, сбежал. Кошка отряхнулась от белых бабочек, тут же улетевших за окно, прошмыгнула мимо растерявшейся Каруин, к двери, – и там столкнулась с Фертес. Ловко уклонилась от руки, попытавшуюся схватить за загривок, и выскользнула за дверь.

Фертес бросилась к окну и наклонилась в полумрак:
– Что это было?
– В замке вор? – Каруин трясло, и было заметно, что она готова разрыдаться.
– Разберемся…
Фертес положила руку на плечо белой деве, и та сразу же растворилась. Теперь единственная в комнате дама как будто стала даже плотнее и менее прозрачной.
– Отремонтируем позже! – она пообещала комнате и выбежала за кошкой.

***************************

Анивайль величественно, как сфинкс, возлежала на письменном столе, положив лапу на ноутбук. А рядом сидела дама с картины, бледная и вжавшаяся в спинку стула, не дыша и неподвижная. Фертес, вталкивая перед собой то ли юношу, то ли молодую девушку в мужском, испачканном сажей костюме, затворила за собой дверь и о опешила от новой «жертвы» охотницы Анивайль.

– А вы-то кто?
Кошка притворно зевнула, клацнув челюстью.
– Анивайль, брысь! – Фертес сразу пресекла все манипулирования кошки и жестом приказала спрыгнуть со стола, – как вас зовут, мадам?.. Хотя, вы, наверное, странница Фотинья? Не так ли?

Дама кивнула, приходя в себя, с трудом улыбнулась, поправила белокурые волосы.
– Но почему?.. – Фертес перевела взгляд на картину, где как будто бы видела гостью, а там, на диванчике, восседал невозмутимо первый герцог Райтельбурга.
– Ваша кошка, кажется,.. – начала говорить Фотинья, но и вдруг схватилась за уши.

Где-то послышался слабый гул, от которого барабанные перепонки ощутимо задрожали, Фертес подбежала к окну и вскрикнула:
– Анивайль, ко мне! Быстро!

Кошка послушно сделала прыжок и исчезла в теле Фертес. Огонь в фонаре тут же вспыхнул, будто подлили свежего масла.
– Что там? – Фотинья вздохнула то ли с облегчением, то ли от удивления.
– Кажется, новые гости, – Фертес прислушалась, – нужно идти встречать… Дражайшая Фотинья, я безумно рада, что вы присоединились к нашему обряду. Приношу извинения за все причинённые неудобства. Я велю принести вам чего-нибудь согревающего с дороги.

– Кошка ваша, доложу я вам, предичайшее создание!
– И за неё хочу извиниться. Что поделаешь, иногда нужно выгуливать своих демонов, чтобы они не причинили тебе бОльшего вреда, – Фертес улыбнулась и снова обратила внимание на женоподобного юношу:
– Ну-с, а вы, молодой человек, кто вы такой и как вы оказались в замке?
– Я… Сэр Пландер Маурнфулл, я просто подслушивал. Я не сделал ничего плохого! – видя, что ему ничего не угрожает, трубочист осмелел.

– Пока да, не сделали, – Фертес сурово окинула его с ног до головы. И вдруг удивительная мысль озарила лицо. – Боже мой! Да вы, сэр Пландер, мелкий воришка!

– Похож, кстати, – согласилась Фотинья.
– Вы воруете сюжеты, милейший! – Фертес презрительно скривила губы. – Вы пишете фанфики, мой не друг?

– А что это? – спросила Фотинья.
– Ворованные сюжеты, дорогая. Гадость полнейшая.

Трубочист распрямил плечи:
– Да. Только не ворую, а заимствую и даю новую жизнь старым сюжетам! И, что бы вы тут не говорили, мэм, получается у меня это недурно. Недавно одно издательство…

– Хватит, – перебила Фертес, – я уже всё поняла. Уважаемая Фотинья, не согласитесь ли вы присоединиться ко мне и поприветствовать остальных приглашённых? А вы… хм, автор-воришка, останетесь здесь, взаперти. С вами я поговорю чуть позже.

Фотинья горделиво вышла из кабинета, следуя приглашающему жесту хозяйки мероприятия, та перед тем, как закрыть дверь, пальцем указала на книжный шкаф и погрозила, мол, только попробуйте украсть хотя бы один сюжет. Сэр Пландер уныло опустился на стул, на котором до него сидела испуганная Фотинья.

****************************
– Доктор Симпл к вашим услугам, мадам. Сразу, как только получил ваше уведомление, тронулся в путь, – Доктор Симпл к вашим услугам, мадам.
Копия приземистого плотного Эркюля Пуаро раскланялась перед дамами, сняв заснеженную шляпу.

– Очень вам рада, доктор, – Фертес кивнула и переглянулась с Фотиньей, – особенно учитывая некоторые обстоятельства. Ваша помощь как детектива будет бесценной. Но об этом чуть позже, вам стоит прийти в себя после дороги. Прошу вас, – Фертес повернулась и указала рукой на лестницу, но вынуждена была остановиться, потому что дверь снова распахнулась будто бы от порыва ветра, и находившиеся в фойе невольно вышли поглазеть, что случилось. У ворот стояла странная процессия – толпа в десяток человек, одетых в чёрные накидки с капюшонами, надвинутыми по самый подбородок, и рядом экипаж внушительных размеров.

Ворота гостеприимно раскрылись, от толпы отделилось несколько человек.Из экипажа они вытащили гроб и молча пронесли его в замок, мимо раскрывших рты Фертес и Фотиньи (доктор Симпл остался невозмутимым), поставили гроб по середине фойе и, ничего не объясняя, вернулись к ожидающим у ворот. Далее процессия двинулась прочь в таком же полнейшем молчании, оставив у ворот словно забытую тень одинокую фигуру.

– А?.. – всё что сумела сказать Фотинья.

И она с Фертес бросились к гробу, у него нерешительно переглянулись.
– Отодвигаем? – Фертес решительно положила руки на крышку гроба.
– Хочу поучаствовать, дамы, – заинтересовавшийся ходом событий доктор Симпл приподнял крышку, и все ахнули.

В гробу лежала девушка, бледная, но с яркими губами и смоляными волосами, растрепавшимися на подушке. В руке у девушки было надкушенное яблоко.

– Белоснежка! – выдохнули свидетели этого зрелища.
Белоснежка открыла глаза:
– Это вряд ли. Ну что, мы приехали? – и недовольно поморщилась от вскрика присутствующих дам, не ожидавших признаков жизни в содержимом гроба. Села, осматриваясь, – Укуси меня вампир! Знатный катафалк!

Фотинья и Фертес переглянулись:
– А как же яблоко?

«Белоснежка» посмотрела на руку:
– А, ну… это… я просто люблю иногда перекусить в дороге, – и легко выпрыгнула из гроба, потянулась, откусила от яблока и деловито прошлась по фойе, – зашибись прикольно… Меня, между прочим, зовут Лестада. Спец по потустороннему миру. Обращайтесь, если что, – и вопросительно уставилась на собеседниц. – Но привидений не ловлю.

– Но … э-э-э… ваш гро… ваша кровать, я надеюсь, не будет тут находиться постоянно? – Фертес неуверенно предположила.
– Конечно, заберу к себе… У вас, сударыня, очень интересное платье, – сделала комплимент Фотинье Лестада и оглянулась в поиске следующего повода для комплимента.

В этот неловкий момент замок встряхнуло снова. Дверь, остававшаяся приоткрытой, захлопнулась от ударной волны. И сразу же вспыхнул огонь в камине, пополз по заботливо приготовленным поленьям.
– Весело тут у вас, – пробормотала побледневшая Фотинья.

********************************

Они появились из снежной воронки, один за другим, всадники в чёрных накидках и капюшонах, надвинутых на лица. За первыми пятью, освещавшими дорогу факелами, показался экипаж, мрачный, как и его сопровождающие, затем – остальные всадники.

Джентльмен, раскуривавший трубку недалеко от ворот замка, посторонился, пропуская странную процессию, не задавая вопросов и невозмутимо наблюдая за происходящим. У ворот черные странники спешились со своих вороных коней, несколько человек вынесли из экипажа гроб, поднялись с ним в замок и вернулись уже без своей ноши. Процессия тронулась, исчезнув в другом вихре, появившемся по другую сторону от джентльмена.

Без факелов снова стало темно, но джентльмен по-прежнему не уходил и попыхивал трубкой, будто не решаясь войти в открытые ворота или ожидая чего-то. Сюрприз не заставил себя долго ждать. Вскоре, на том же месте, где кружилась снежная воронка, что-то непонятное стало происходить с воздухом. Как пламя прожигает бумагу, заставляя её темнеть пятнами, затем пожирая и корёжа эти коричневые края, – и, наконец, вырываясь наружу из обуглившейся бумаги; так и ночь была разорвана тихим гулом и белым негативом, разрушающим часть темноты. Как только края светлых дыр во тьме обозначились, пламя света заиграло переливами северного сияния, набирая яркость и силу.

– Надеюсь, не Брюс Уиллис! – джентльмен отступил ещё ближе к стене и закрыл лицо рукой: смотреть на этот ослепительный свет было невозможно. Даже снежные бабочки упорхнули подальше от опасности, которая чувствовалась рядом.
Пфах-х!! Словно от вспышки фотографа, на секунду осветило всё в округе и сносло ударной волной с ног джентльмена, покачнув тяжелые призамковые ворота и где-то глухо захлопнув открытую входную дверь в замке.

И процесс обратился: снова только переливающееся плазменное пятно воздуха, медленно тускнеющее и сливающееся с предрассветными сумерками.
Рядом на земле лежал человек. Впрочем, недолго. Застонал, пошевелившись, тяжело поднялся и стал отряхиваться, попутно проверяя себя, цел ли. «Шмяк!» – из пятна вылетела шляпа и приземлилась рядом.

– Ну и что за хрень тут сейчас шандарахнула? – джентльмен отряхивался, не выпуская трубку из сжатых зубов.

– Перемещение выполнено! – выплюнутый вспышкой человек, им оказался мужчина лет сорока, с достоинством поднялся и принялся так же отряхиваться. Заметив, что не один, попаданец вытер правую руку о смокинг, напоминавший отделкой скафандр, и протянул незнакомцу:
– Мистер Джа! Посланник Кофедерации из Пояса Койпера. Вы, сэр?

– Православный, слава тебе, Господи… Зовите меня Никольски, – джентльмен постучал трубкой по призамковой стене, выбивая остатки табака, достал из кармана табакерку и снова набил трубку, интересуясь попутно. – Ну и как там у вас… на Поясе? Что нынче курят?
 
– Отказались в силу примитивности получаемых удовольствий.
– Зря, – джентльмен раскурил трубку и полез в нагрудный карман, достал оттуда металлическую флягу, открутил крышку и протянул:
– На, поправь здоровье… Пей, не стесняйся. Мадэ бай ключница оф Эвил Имперор…

Мистер Джа вопросительно сделал глоток и закашлялся. Джентльмен похлопал по спине:
– А говоришь из Койпера… Всего 70 оборотов, или нынче там прохладно?
– Конфедерационным служащим запрещено пить контрабандные напитки, – откашливаясь оправдался мистер Джа.

– Пошли, служитель праведности, нас уже ждут… кущи разврата и гурии с адски соблазнительными формами. Тебе должно понравиться… А вы еще кто?
Никольски фамильярно повлёк мистера Джа за собой, в открытые ворота, и в темноте наткнулся на фигуру с небольшим чемоданчиком. Пришлось зажечь спичку, но новое лицо услужливо включило электрический фонарик и осветило сначала своё лицо, украшенное аккуратной бородкой, а потом «познакомилось» с собеседниками:
– Разрешите представиться. Герр Готфрид Эйген Швермер, – мечтатель, путешественник и любитель приключений.

– О, наш человек! – Никольски тепло пожал протянутую руку и, не давая завязаться разговору в темноте, потащил к входной двери мистера Джа и нового знакомого.

Ворота незамедлительно закрылись, окончательно щёлкнув замком, словно больше никого не ждали. Неторопливо беседуя меж собой, о Большом Взрыве, о больнице в Бедламе и урагане Сэнди, мужчины дошли до освещённой фонарём лестницы, поднялись и уселись на самой верхней, не обращая внимания на снежных бабочек. По очереди прихлебывая из фляги, они просидели там некоторое время, пока не кончилась огненная вода Никольски и кромка неба на востоке не окрасилась в заметный розовый свет.

Никольский убрал флягу в карман, помог герру Швермеру да мистеру Джа, заметно покачивающимся, подняться, и мужчины подошли к двери, недолго поспорили, кому стучаться, но дверь открылась сама.
– Сразу видно, японцы делали! – объяснил Никольски это чудо удивлённому мистеру Джа, и гости шагнули в светлое пустое фойе

******************************

Комната для обряда представляла собой декагон, на каждой стороне которого к стене был закреплён факел в нише, ближе к центру, подальше от факела в целях безопасности, стояло кресло. В центре этого хоровода из кресел – круглый стол с чашей и угощениями.

Все гости десять гостей замка разместились согласно пригласительным карточкам, стоявшим на столике напротив каждого кресла. Председательствующее место у двери заняла сама Фертес, по правую руку сидела Олли, по левую – полусонная Каруин. Протяни сёстры руки в стороны, они смогли бы взяться за них. Огромная рыжая кошка Анивайль лежала у ног Фертес и на этот раз не делала никаких попыток похулиганить.

– Друзья, – начала речь Фертес, – во-первых, разрешите вас поблагодарить за согласие поучаствовать в древнем обряде. Вы преодолели долгий путь, и мы надеемся, что ваши истории станут не только усладой для слуха, но и внесут необходимую лепту в содержимое Чаши. Нас ждёт долгая ночь, по истечении которой содержимое Чаши будет смешано и опорожнено во славу нового века Литературы. Во время нашего преприятнейшего обряда прошу вас не отказывать себе в тех вкусностях, что были принесены сюда для того, чтобы ночь не показалась нам голодной…

Присутствовавшие дамы и сэр Пландер одобрительно кивнули: стол был оформлен замечательно. Фертес поднялась.

– По окончании этой ночи вас ждёт отдых в спальнях, для вас приготовленных. А пока разрешите представить друг другу присутствующих и обозначить каждый элемент, который наполнит Чашу. Ваша покорная слуга Фертес. Моя цель – задать тон нашей встрече и поведать о новых возможностях литературы в обработке научных данных.

Фертес села, и далее называемые гости приподнимались и, прикладывая ладони к сердцу, делали небольшой поклон присутствующим.

– Моя старшая сестра Каруин. Ответственная по сказкам, из которых мы вышли. Моя младшая сестра Олли, любительница загадок. Рядом сэр Пландер Маурнфулл, волею любопытства и судьбы оказавшийся за этим столом, самый юный из нас и поднаторевший в современном жанре, специализирующемся на кражах известных сюжетов. Я надеюсь, его обработка будет достойна оригинала, который мы узнаем. Уважаемая странница Фотинья, мастер наблюдений, наоборот, надеюсь, поведает нам реалистичную историю, свидетелем которой стала. Доктор Симпл, детектив, перед нами пообещался расплести клубок наизапутаннейшей истории. Мсье Никольски, столь щедро подливающий своим соседям горячительные напитки (господин Никольски, я бы попросила вас не увлекаться!), мастер сатиры и иронии. Госпожа Лестада, надеюсь, разбавит нашу беседу увлекательнейшей историей из мира, параллельного человеческому бытию. Следующий рассказчик – мистер Джа прибыл к нам из Пояса Койпера, стало быть, с него научно-фантастическая история. И, наконец, уважаемый герр Готфрид Эйген Швермер, мастер по приключениям, завершит наш обряд... Полагаю, что все необходимые нормы знакомства были соблюдены, посему начнём. И да будет достигнута наша цель, дамы и господа.

В комнате-декагоне сгустились сумерки, но тут же позади Фертес вспыхнул факел. За пределами замка же бабочковый снег сменился обычным.
Собака Альба скреблась в дверь замка, желая разобраться в непонятных запахах. Господин Эмерамус велел своей фрау Хельме приготовить свой праздничный костюм. Бургомистр, распрощавшись с пастором, ехал домой с твёрдым намерением вздремнуть перед составлением нового приказа. И весь Райтельбург будто замер в ожидании сюрприза. Приближалось Рождество.