История Бальжинимы Баторова

               
События эти развернулись в Зугалайском сомоне Агинского района. Здесь Жил на родине, своих предков молодой бурят Баторов Бальжинима. В период описываемых событий - лето 1931 года - ему было 23 года. Был он по-бурятски грамотен.  Русской же грамотой владел слабее, но читал свободно. Происходил он из обычной середняцкой семьи, каких в те годы было большинство. До революции его отец Жамбалов Батор имел до 40 коров, 300 овец, 20  лошадей и 5 верблюдов. То есть столько, сколько, мог обслужить сам без применения труда наёмных работников. В первые годы советской власти такие хозяйства приветствовались, так как, кроме мяса, шерсти, шкур, молока и тому подобное, они давали государству и немалые налоги. Однако со второй половины двадцатых годов началось экономическое давление на индивидуальные хозяйства с резкого увеличения размера налога (чем крепче хозяйство, тем выше налог). Для многих это стало непосильным гнётом, Для спасения от полного разорения из-за облагаемых налогов приходилось сокращать как движимое, так и недвижимое имущество. По этой причине в середине двадцатых годов хозяйство Жамбалова и его сына Батора, выглядело уже значительно скромнее: коров и лошадей поубавилось более чем наполовину, овец – втрое, а о верблюдах не приходилось и говорить.

Тут же в Зугалае жила и любовь молодого Бальжинимы - Долгор Жапова. Отец ее Тугур Жапов был когда-то самостоятельным скотоводом, имел гурт скота в 50 овец, три десятка лошадей и семь верблюдов. Но сгинул он ещё в 1919 году, а потому хозяйство вели в меру своих сил его жена и подросшая Долгор, которой и перешло это хозяйство. В 1929 году впервые девятнадцатилетняя девчонка попала под суд за неуплату денег пастуху  Батоеву Базару за пастьбу её верблюдов, и была приговорена к штрафу в сумме 30 рублей. А тут и мать померла. Оставшись одна, она согласилась выйти замуж за Баторова, но Зугалайский сомонный Совет отказал ей в этом как кулачке и приступил согласно земельной реформе к ликвидации её хозяйства и передаче имущества в колхоз имени Доржиева. В июне 1931 года Жапова была выслана в Туруханский край и находилась на тяжёлых лесозаготовительных работах в Балахитинском районе на берегах Енисея.

В том же 1931 году по политическим мотивам органами ОГПУ был арестован дядя Баторова Ламажап Дамдинов. Отец Бальжинимы Жамбалов Батор, чувствуя грядущие перемены, загодя уехал в село Погодаево Шилкинского района к своей старшей замужней дочери Сыгмит. Хозяйство осталось на Бальжиниме. Для начала он попал, как глава семьи в список твёрдосдатчиков и был обязан выполнить обязательную норму по сенопоставкам: называлась норма сдачи и давался срок, ни много, ни мало - целых три дня, А так как Баторов выполнить твёрдое задание не смог, имущество его тут же было описано. Ему объявили, что материалы о «злостном уклонении от обязательного задания» будут переданы в суд для принятия решения по ст. 61 УК РСФСР. Народ уже знал, чем она грозит: виновный подвергался огромному штрафу, если, конечно, были деньги.  При их отсутствии описывалось имущество и в счёт долга продавалось с торгов. Кроме того, главу хозяйства могли осудить на принудительные работы сроком до нескольких месяцев. А Баторову сказали, что он будет осужден на один год, а то и вообще отправлен в ссылку.

Не желая подчиняться такому произволу, он принял решение бежать. И начались его скитания. Вначале он оказался в Нерчинском районе, затем в Шилкинском, потом в Оловяннинском и, наконец, в Балейском. Подолгу на одном месте не жил, а всё время переезжал с места на место, зарабатывая себе кусок хлеба на подённых работах в создаваемых колхозах. В 1932 году в Шилкинском районе у его родственников объявилась бежавшая из ссылки Долгор Жапова, которая поведала о той нечеловеческой трудной жизни, которую испытали их земляки, оказавшись на Енисее в тайге среди болот и гнуса, без жилья, продуктов питания и теплой одежды. У неё там появилось сильное желание вновь очутиться на своей родине, где родилась и выросла, вновь попасть в среду своей бурятской жизни, какой была окружена в течение двадцати с лишним лет, вновь увидеть любимого Бальжиниму, оставшегося в Зугалайском сомоне. Не утерпела и убежала. В Зугалае она не нашла Баторовых.  Жапова Ныгзылма, её старшая сестра, жившая более двадцати лет отдельной семьёй, потихоньку шепнула, где можно найти Бальжиниму.

Вдвоём стало легче. Они выехали в Нерчинский район, но жить приходилось в полулегальном состоянии. Насколько долго бы продолжалось их кочевание с места на место, сказать трудно, но началась всеобщая паспортизация. К тому времени, а было это в 1935 году, остановились они на одном из золотодобывающих приисков Балейского района, рабочим которого начали выдавать паспорта. На чету Баторовых стали смотреть косо. Дело в том, что те лица, которым по каким-то причинам не  выдали паспорта, подлежали выселению. И тут созрело решение вернуться на родину, но не в тот Зугалай, где теперь был колхоз им. Ленина, а в свой старый, сметенный войной социальных преобразований мир. Так как в населённых пунктах скрываться стало опасно, они на Ингодинском хребте в живописной таежной пади Ара-Харабцан, что в 20-25 километрах от Зугалая, вырыли землянку. В длину она была 3 метра, а ширину - чуть более двух и высотой 2 метра. Стены сложили из дерева, сверху наложили березовый крой и покрыли землёй. Дверь сделали с южной стороны. Свет в помещение проникал через два маленьких оконца.

Лишённые средств существования и загнанные в угол, Баторов с женой, чтобы прокормить себя, были вынуждены встать на преступный путь. Такова действительность. И кто знает, столько таких Баторовых было на белом свете? Могли бы их принять люди, если бы они вернулись? Люди бы, может, и могли, но власть - нет. Ввиду безвыходности положения им всегда приходилось бояться, чтобы их не задержали и не арестовали. Так как зарабатывать себе продуктов питания они не имели возможности, приходилось жить путём краж. Никак не оправдывая их, приходишь к выводу, что так поступили они не в отместку за понесённые неудобства в жизни и не ради возвращения ранее отнятого у них имущества, а только ради своего существования. Но от этого они становились не менее, а, наоборот, более опасными для окружающих. Этим они трансформировались из "политических" врагов, в уголовных преступников.

Воровать Баторов стал далеко от места своего обитания, чтобы не навести на свой след возможных преследователей. В течение 1936 года из колхозного стада в пади Жибкокун Могойтуйского сомона он увел пять коров. Затем из той же пади угнал трёх лошадей. В пади Зуншувья Зугалайского сомона как-то он увидел одинокого человека, рубившего дрова. Подкравшись к его табору, Баторов незаметно забрал прислонённую к дереву нарезную берданку и скрылся. На другой год в этом же месте он вновь у лесорубов похитил двуствольный дробовик. Иногда в ночное время он наведывался к родственникам поменять у них на беличьи шкурки или мясо дикой козы то, что нельзя было достать в тайге: хлеб, соль, порох, дробь, сахар, табак, а то просто узнать новости. Дважды к нему в землянку наведывался младший брат Бальжинимы Цыбикмитов Доржи, проживавший в Шилкинском районе. Вместе они охотились в тайге. Долгор Жапова от землянки почти никуда не отлучалась, выделывала шкуры, из козьих и скотских шкур шила одеяла, одежду, а также обувь. Для нее в одной из бурятских юрт в пади Зуншувья выкрал Бальжинима швейную машину.

В июне 1937 года к ним в тайгу пришел Гындынов Гылык-Цынга. Ещё в сентябре предыдущего года он бежал из-под стражи в Дульдурге, где отбывал наказание за кражу колхозных лошадей в Зугалае и работал на строительстве Акшинского тракта. С его приходом они разработали условный сигнал, который всегда стали подавать при подходе к землянке, чтобы сообщить, что идёт свой - с расстояния видимости три раза ударяли палкой по дереву.

Как-то в летнюю ночь 1938 года они пополнили свой арсенал берданкой и дробовиком, выкрав их в одной из юрт Зугалая. В другой раз они взломали колхозный амбар в посёлке Могойтуй, куда ездили верхами, и вывезли оттуда ящик сливочного масла, два мешка пшеничной муки и до полусотни овчин. Иногда Гындынов уходил в Урульгу Карымского района и в контору "Союзпушнины" сдавал шкурки белок взамен на порох и дробь. В октябре 1938 года он был задержан милицией и на одном из допросов рассказал, где скрывается Баторов с женой.             

Начиная с этого места, вся дальнейшая история по захвату Баторова в литературном варианте описана одним из участников данной операции Игорем  Дмитриевичем Скориным в книге "Ветераны уголовного розыска", изданной в Москве в 1978 году. Однако в ней многое напутано, дана неверная биографическая информация о Баторове, во много раз количественно увеличена группа Баторова и подана как сильно вооруженная банда. Неверно описана и первая  попытка его захвата. А было так.

После признания Гындынова  возник план ликвидации Баторова в его убежище. Гындынов, чтобы спасти себя, вызвался указать место нахождения землянки. Выехали 14 ноября. Группу возглавил временно исполняющий должность начальника Агинского окружного отдела милиции сержант милиции Харахинов. С ним следовали уполномоченный уголовного розыска Доржижапов Б-С., помощник уполномоченного Батуев Ж., участковый инспектор Дугаржабон и младший милиционер Дамдинов. Проводником был Гындынов.               

При подходе к месту расположения землянки около пяти часов вечера Гындынов сообщил об условном знаке, заведомо исказив его, чем дал возможность Баторову и Жаповой выскочить из землянки и приготовиться к обороне. С расстояния 30 метров Баторов открыл оружейный огонь по шедшим впереди Харахинову и Доржижапову. Базар-Садо Доржижапов, получив смертельное ранение, сумел отбежать на двадцать метров назад и упал. Харахинов в трёх местах был ранен из дробового ружья. Воспользовавшись  замешательством среди милиционеров, Баторов с Жаповой, взяв с собой только оружие, вскочили на лошадей и скрылись в тайге. Из-за надвигающейся темноты их преследовать не стали.

Вначале беглецы устремились по тайге в восточном направлении. В пади Тут-Халтуй по реке Ага на территории Агинского района они повстречали неизвестного бурята с мальчиком. Отобрали у них две лошади с сёдлами. Бросив своих, направились в сторону реки Ингода. Километров через 60 стремительной гонки бросили и их, как сильно уставших. На следующий день у русского человека, везшего дрова на двух лошадях, отняли их и бежали в сторону Шилкинского района. Почти ежедневно они продолжали менять лошадей в колхозных стадах, выбирая себе лучших, пока не напоролись на милицейскую засаду. Перестрелка длилась несколько минут. Баторов, выстрелив несколько раз, сумел и в этот раз уйти с женой от погони. После этого они перестали менять лошадей и стали избегать большаков. След их затерялся.

Милицией были разосланы ориентировки для розыска и задержания особо опасных преступников. Баторов описывался так: среднего роста, лицо чёрное, усы редкие, волосы чёрные, голова бритая, в ичигах из выделанной кожи дикой козы, шапка-ушанка из белой мерлушки. Жапова - роста низкого, волосы чёрные, длинные, в бурятской шубе, крытой синим материалом. Целых полгода о них не было никаких сведений. Никто в округе больше не беспокоил колхозные стада и одиноких  путников.

А они, изготовив поддельные справки на имена Чимитова Цыдена и Бадмаевой Цыренжи, остановились в Баунтовской тайге. Жили в кем-то построенном зимовье в местечке Нурхен. Летом 1939 года в Еравнинском районе они заключили договор с местным сельпо на покос сена. Здесь их вычислили работники милиции, и 20 июля  оперативная группа Читинского областного уголовного розыска произвела их задержание. Эта операция в книге И. Д. Скориным описана правдиво.

2 ноября 1939 года Верховной коллегией по уголовным делам Агинского окружного суда Бальжинима Баторов по статье 59 п. 3 УК РСФСР (вооруженный бандитизм) был осужден к высшей мере наказания - расстрелу. На основании телеграфного распоряжения председателя Верховного Суда СССР в 23 часа 15 марта 1940 года в пади Зун-Кусочи, что в пяти километрах от поселка Агинское, приговор приведён в исполнение. Его тело закопали с северной стороны дороги в сторону колхоза им. Лазо.

Жапова Долгор была осуждена на 10 лет лишения свободы.

В ходе работы над настоящей главой, первый её вариант был опубликован в нескольких апрельских номерах 1999 года Агинской окружной газеты «Агинская правда». Публикация вызвала интерес, появились читательские отклики. Выдержку из одного  письма, поступившего от Т. Д. Эрдынеевой из пос. Могойтуй, хочется привести в продолжение настоящей истории. 

«Жапова Долгор - моя сестра по матери. Она осталась у родителей матери, а я родилась от другого брака. Это целая история. Я с ней познакомилась в 1959 году, когда она приезжала в отпуск на родину в Зугалай из Магаданской области, где  проживала после отбытия тюремного наказания и ссылки.

У неё было много друзей и знакомых, живущих в разных городах страны и так же в Агинском округе, с которыми она познакомилась в местах лишения свободы и ссылки. В то время она работала, получала зарплату и по своей возможности помогала, чем могла заключённым, которые ещё отбывали свои сроки. И они были ей очень благодарны, что вернулись живые, имели возможность создать семьи, растить детей. Её приглашали в гости, приезжали к ней. Она ездила по своим знакомым, начиная с Москвы, Ленинграда, Сочи, Казахстана и другим местам. Они были люди разных национальностей и разных судеб. В каких бы условиях они не жили, какие бы трудности не перенесли, они оставались хорошими и  честными людьми.

Она была малограмотной, читала и писала по-старомонгольски, в ссылке научилась читать и писать по-русски, правда, плоховато. Она на старости лет очень верила в Бога, много читала в монгольском переводе божественные тибетские книги, ездила по буддийским дацанам, преподносила пожертвования.

У неё не было детей, была одинокой. Второй муж, за которого вышла замуж во время отбытия наказания, умер рано. Был по национальности финн. Сама Долгор Жапова умерла в 1991 году у меня в Могойтуе на 82 году жизни».