Дорога в никуда

   
                Георгий  Весенний

                     «Вся земля наша велика и обильна, а наряда в ней нет» Нестор. «Летопись»
«Земля наша богата, порядка лишь в ней нет»            А.К.Толстой. «История
                государства Российского»   


                                           
                «Дорога  в  «никуда» 
                (воспоминания простого россиянина)
 
                «Русь, куда ты мчишься, дай ответ.
                Не дает ответа»
                Н. Гоголь. «Мертвые души»
                «Народ безмолвствует».
                А.Пушкин. «Борис Годунов»   



























                Россия – Израиль 
                (1999 – 2013)
               
               

                ПРЕДИСЛОВИЕ               
                Я славлю отечество, которое есть и трижды которое будет…

     Впервые над своими воспоминаниями  я задумался  в те далекие 60-е, когда жить становилось совсем невмоготу, и было просто непонятно, как это в единственной в мире стране победившего социализма могут существовать такие кричащие противоречия.  Много  было  необъяснимого и недоступного пониманию простого человека, который, тихонько поворчав в своей семье, посетовав на довольно сложные бытовые проблемы, на другой день на всех собраниях, совещаниях, митингах и съездах старался громче других, прямо-таки, орать заученную с детства фразу «Слава КПСС!», и  выше всех, до хруста и боли в суставах, тянуть руку «за!». Это было время покорения космоса, время хрущёвской оттепели и его же политических авантюр, неоправданных, внезапных повышений розничных цен на самые необходимые продукты, время первых открытых неповиновений (кровавые события Новочеркасска), время повести А. Солженицына «Один день Ивана Денисовича» и т. д.   Трудности,  которые  мне со своей семьёй приходилось преодолевать, а короче говоря, просто невыносимые  финансовые, моральные и бытовые  условия, сковывали всякое творческое начало. И только спустя много лет я вернулся к своему  замыслу  описать всё, что досталось на долю великого народа, как складывалась его нелёгкая судьба на всех этапах исторического развития, как повлияла на страну  Великая Октябрьская социалистическая революция, именуемая сегодня переворотом, и как «осчастливили» российский народ те, кто называет себя демократами. 
      Прошли годы коммунистического руководства страной. Победила долго-жданная демократия, сразу же отбросившая страну на многие десятилетия назад, уничтожившая всё то хорошее, что мы имели при несправедливой, как нам тогда казалось, партийной диктатуре. Получается хрен редьки не слаще. Но большинство простых людей, надышавшись газманово- ельцинским  авантюристическим «свежим ветром», убедились, что жизнь при прошлом коммунистическом руководстве оказалась во много раз человечнее, гуманней, а главное, справедливее и безопасней, чем в сегодняшней униженной, разграбленной и, кроме всего, бандитской России в прямом смысле этого слова. Вспомним знаменитые   привычные глазу  групповые портреты вождей коммунистического будущего  Маркса- Энгельса- Ленина- Сталина - этих, как бы вы не возражали, выдающихся  представителей своих эпох,- учёных-экономистов,  учёных-философов, хозяйственников, полководцев. И как бы их сегодня ни обзывали, какой бы зловонной грязью их ни поливали - для большинства нормальных грамотных людей они остаются такими же, какими мы привыкли их видеть. А теперь попробуем представить на их месте  изображения руководителей нового типа, начиная с Хрущёва. Уж очень интригующий групповой портрет вождей: болтунов, деятелей с очень,  сомнительным образованием, и здоровьем, морально нечистоплотных, откровенных политических и экономических авантюристов, что и подтверждено вначале волюнтаризмом, застоем, непонятными перестройками, сомнительной гласностью, фантастическими ускорениями, а потом развалом  великого государства,  проводимыми грабительскими реформами, и многими годами расчётливо-преступного  руководства страной. И ничем, и никем этого не опровергнуть! И не нужны никакие цифры, не нужны никакие официальные подтверждения хорошо продуманной политики, направленной только на личные цели, как свои, так и криминальной элиты - верной опоры и поддержки  во всех «демократических» преобразованиях. К этим «демократам- преобразователям» надо отнести и  начальничков,  незначительных по должностям,  но бойких и находчивых, сообразивших, как можно легко нажиться на горе большинства, а потом хорошо устроившись, вопить о замечательной жизни при демократии и хаять всё прошлое. А наглые, продажные, лживые СМИ, которые за подачку готовы восхвалять своих благодетелей круглые сутки, забыв о совести и чести, да и многие журналисты и литераторы, которые, будучи в прежние времена подпевалами- пропагандистами политических лозунгов, писавшие не о том, как есть, а о том, как надо,  и сегодня  продолжают  свою привычную  деятельность, восхваляя теперь  великие деяния   руководителей- демократов. «Поэтом можешь ты и не быть, но гражданином быть обязан»! писал великий Некрасов, но не для них.                Надо помнить уроки истории:  главным оценщиком  их руководящей деятельности был, есть и будет простой человек, сто раз обманутый, униженный, оскорбленный и безжалостно отброшенный за черту бедности, но по исторической привычке терпящий и молчащий. Нужные для достижения своих целей помощники- чиновники: администрация, силовики,  судебные органы, прокуратура и немногие другие получают баснословные зарплаты. Например, ставка прокурора где-то в пределах (пока еще сегодня в 90-е годы) 50-70 тысяч рублей, в зависимости от количества и величины звезд на погонах. Преподаватель, который готовит подрастающее поколение к служению Родине, получает в 10 раз меньше. Доярка, животновод, чей труд в виде молочно- мясной продукции с огромным аппетитом съедается (и не давятся же!) этими высокооплачиваемыми чинушами, имеют в месяц, и то не всегда, около трех тысяч рублей. Я уже не вспоминаю полуголодных детей с подачкой 70 рублей в месяц, с завистью глядящих на рекламируемые недоступные большинству продукты, нищих сегодня пенсионеров, которые создавали десятилетиями материальные ценности, разворованные по чётко разработанной схеме чубайсовской приватизации и гайдаровских реформ. Поэтому, всем понятно, что основное направление, якобы, их созидательной деятельности,- это забота только о своем благе и о благе своего довольно нечистоплотного окружения, так сказать, «универсальных» руководителей, которых перетасовывают, как карты в колоде, подсовывая под номенклатурные задницы руководящие кресла, безразлично какой отрасли. А в итоге: все это нагло незамаскированное, откровенное  материальное ограбление и моральное уничтожение народа, который по величайшей глупости и равнодушию допустил и продолжает допускать этих, пусть история даст им определение, к  руководству страной. Так кто же больше принес горя своим гражданам? Вот с этого и надо начинать анализировать путь, прошедший нашей страной за 90 с лишним лет. Что оказалось не по зубам Чингисхану, шведам, Наполеону, Гитлеру, развалили и продолжают разваливать горбачёвы, ельцины, путины с братанами.
       Начиная работу над своими воспоминаниями, я заранее хочу предупредить читателя, что ничего сверхъестественного не будет. Просто изложу все, что происходило со мной, а, значить, и с другими, такими же простыми, обыкновенными людьми:  рабочими, колхозниками, интеллигентами, военнослужащими – всеми, кто жил, служил и трудился честно,                их всех объединяла общая идеологическая основа, мы все жили в одном государстве, якобы  свободном и равноправном, в котором,  согласно самой мудрой в мире Конституции, человек человеку друг, товарищ и брат, в государстве, где свято соблюдаются все нормы общечеловеческой морали.

                ГЛАВА 1
     1937 год  стал для  нашей страны  вершиной  невиданных,  трагических  преступлений.  Это был год массового уничтожения  неугодных одному  человеку политиков,  военноначальников,  хозяйственников,  учёных  и  просто  обыкновенных,  ни в чём неповинных граждан  страны Советов.  На  очередном  пленуме   ЦК ВКП(б) отец  и учитель чётко поставил задачу перед НКВД:  уничтожение «врагов народа». Даже была озвучена цифра - тридцать тысяч: троцкистов, зиновьевцев и всякой другой «шушеры». А Ежов с удовольствием принялся приводить в исполнение указание мудрого и великого вождя.  Началась невиданная  в истории «охота на ведьм». Были расстреляны  представители высшего командования Красной Армии: Тухачевский, Якир, Уборевич и другие.  На  Пленуме  72 делегата выступили в поддержку  Сталина.  Из них  расстреляли  52. После шумного открытого судебного процесса был уничтожен соратник по партии Бухарин. За два года  выявлено и осуждено миллион триста сорок четыре тысячи «врагов народа» и расстреляно более шестисот тысяч. В органах НКВД  шло своеобразное  социалистическое  соревнование за наибольшее  их разоблачение.   В стране царила атмосфера страха, безысходности,  доносительства. 
      А я умудрился родиться в этом страшном тридцать седьмом. Мой отец, кубанский казак  Михаил Леонтьевич в молодости симпатизировал красным и был одним из проводников Красной Армии через Сиваш - Гнилое море,  за что был отмечен боевым орденом. Потом работал начальником железнодорожной станции в Новороссийске. Приехал  он в отпуск, в свою станицу Невыномыс-скую,  где встретился с молодой  учительницей. Справили свадьбу по казачьему обычаю  и  уехали на Украину  в городок  тогда ещё Корсунь.  Но я хочу рассказать о своей семье подробнее.
     В 1881 году был убит Александр II, названный Освободителем за отмену крепостного права. Через полтора месяца после цареубийства по Украине с огромной, прямо эпидемической, силой  начались еврейские погромы.  Не обошлось здесь без подсказок народовольцев, которые считали, что погромы могут перерасти в революционные выступления. Разгорячённые спиртными напитками,  толпы совершали грабежи, насилия. Имущество евреев просто грабили. Участились случаи избиения, и даже убийств.  По местечку Корсунь                с самого утра поползли тревожные слухи о предстоящем еврейском погроме.      Перепуганные  евреи  собирались  несколькими семьями и решали, что делать. Защиты просить было не у кого. Оставить  дома и куда-то на время исчезнуть, тоже не  выход. Да и  бросать всё нажитое таким нелёгким трудом  жалко.  К вечеру ставни  домов были наглухо закрыты, и все со страхом ожидали дальнейших событий. А они не заставили себя ждать. Громкие пьяные крики, отборный мат, вопли о помощи наполнили улицы.  В доме сапожника Блеера, всеми уважаемого за профессиональное мастерство, в зале собралась вся семья. Была надежда, что его, как нужного  обществу мастера, обойдёт беда.  Но вот пьяные голоса приблизились, погромщики заколотили палками  по ставням и дверям. Наконец в дом ворвались раскрасневшиеся от горилки мужики. «Чого, жыды, прытыхлы? Открывыйтэ скрыни, досыть, награбувалы, попылы нашу кров!»  Переворачивалась нехитрая мебель, вываливалось на пол содержимое шкафов и сундуков. Разлеталась мелким осколками посуда.  Сынишка  Ника  затаился за дверкой распахнутого  шкафа.  Дочь,17-летняя Роза, замерла рядом с матерью, обняв её за плечи. Старый сапожник попытался образумить погромщиков, но, получив сильный удар по лицу, отлетел в угол.  Но когда один из мужиков поволок Розу в спальню, он уцепился за его плечи и пытался освободить дочь. Сразу же заработал  удар  палкой по голове и свалился на пол. Жена бросилась к нему, но тоже была отброшена в сторону. Падая, она ударилась головой об оббитый железом угол сундука, по полу потекла кровь. Со спальни  раздавались крики Розы, потом они стихли.  Вышел, довольный собой погромщик: «Усэ,  мужыкы, пишлы дали». Во дворе продолжили пьянку,  поочерёдно прикладываясь к бутылке. «Шо,  Панасэ, добра  жыдивка?»  «Та вэрэщала дужэ, прыйшлось подушкою прыдавыть.  А вона й дыхать пэрэстала»
Вдруг из дома выскочил парнишка и исчез в темноте. «Ты дывы, жыдэня побигло». «Та бис з ным, жыдом  бильшэ, жыдом  мэньшэ. Пишлы дали, щэ багато роботы». И заорали  на всю улицу  «Щэ нэ вмэрла Украина».
    Франц  Вильгельмович  Штокман, главный инженер С-го сахарного завода возвращался домой  с вечеринки, которую устроил механик  в честь дня ангела своей супруги.  Время было совсем позднее.  Шёл мелкий  осенний дождь, в воздухе пахло приближением зимы. Порывы колючего ветра подымали с земли мокрые листья, которые так и норовили пристать к лицу и одежде.  Подняв воротник, инженер уже подходил к своему дому, когда услышал странные звуки, доносящиеся из густых кустов сирени.  Вспыхнувшая спичка осветила босоного парнишку, который,  уронив голову на колени, жалобно всхлипывал.  Штокман  нагнулся к нему:                - Мальчик, что случилось? Ты откуда взялся и почему слёзы?                -Мужики папку, мамку и Розу…                -Какие мужики? Что они сделали?                Но парнишка снова залился слезами.                -Так, давай подымайся и пошли в дом, там поговорим. Да не бойся, плохого тебе не сделают.                Главный инженер приехал из Германии по договору с хозяином завода три года назад и фактически руководил всем производством. Он занимал четырёх комнатную половину дома для технических работников  завода.  За его квартирой смотрела домработница Фрося,  бойкая 40-летняя крестьянка из деревни  Сахновка, работала  она у  Штокмана с момента его приезда на завод. Она и убирала, и стирала, и готовила есть. Все заботы по хозяйству лежали на её плечах, так как главный инженер появлялся в доме, только чтобы поесть и отдохнуть. Особенно он был занят в осеннее время - основной сезон переработки сахарной свеклы. Рабочие его уважали,  несмотря  на довольно  крутой  и строгий характер и за глаза называли  либералом.  Главный никого напрасно не наказывал, но с пьяными, расправлялся жестоко.
    Франц Вильгельмович  с трудом втолкнул в дом упирающегося мальчика.
-Кого цэ  Вы прывелы? - сплеснула  руками Фрося при виде грязного паренька.   
-Потом будем  разговаривать. А сейчас  приведи его в божеский вид да переодень…   ну,  хоть в мою одежду.
Инженер уселся у тёплой стенки, раскурил свою неизменную трубку и раз-вернул свежую губернскую газету.  Спустя некоторое время Фрося ввела вымытого до белизны парнишку в  длинной рубашке с подкатанными рукавами.
-Садись ближе к теплу и рассказывай.  Тебя – то как величать? И откуда ты взялся? И что там с твоим папой?
 -Меня  зовут Ника, а папу и мамку и Розу…  мужики.., -мальчик снова расплакался,- убили...Я от них убёг…Бежал долго, боялся, что догонят.  Они кричали «Лови жидёнка!»
-А сам ты видкиля?- вмешалась Фрося.- Я тэбэ дэсь уже бачыла.
-Из Корсуня.  Мой папа известный сапожник.
- Так ты сынок  Блэера?  Господы!  Що робыться! Такого майстра  загубылы!
-Послушай, Фрося. Вот в газете сообщают о еврейских погромах. Как это понимать? А куда власть смотрит? Полиция?  Три года в России живу, а понять ничего не могу. Ладно, корми Нику, а потом думать будем,  что делать дальше. Жить-то ему, кажется, уже негде. А я скоро на время уеду в Германию. Надо куда-то парнишку пристроить до моего возвращения. А там посмотрим.
-А можэ до нашого шорныка? Щэ й спэциальности  навчыться.
На другой день Франц Вильгельмович  вызвал к себе в кабинет шорника завода Лейба Марковича.
-Присмотрите за Никой до моего возвращения. Вот деньги на необходимые расходы. Не обижайте парня.
- Как можно, он и так такое пережил. И денег не надо, голодным не будет.
-Я и не думаю. Но деньги возьмите, ему и учиться надо, да и одежду справить.
А вернусь из Германии - разберёмся.
      Но на Украину  Штокман больше не вернулся. Хозяин завода отказал ему в продлении договора из-за либерального отношения к рабочим.  А Ника так и остался в семье Лейба Марковича. И спустя какое-то время из него получился великолепный мастер по изготовлению конской упряжи, так необходимой не только производству, но и крестьянам, так как лошадь являлась основным в жизни сельских жителей. К нему с заказами приезжали мужики из многих деревень  соседних уездов.
       В 1890 году Ника Блеер посватался к украинской дичине Прасковье, дочери довольно зажиточного крестьянина.
-Послухай, Мыкыта (так называли Нику при обращении), я тэбэ поважаю, Кращого чоловика моий доньци и нэ трэба.  Алэ, пробач, я нэ хочу, щоб вона постраждала из-за того, що ты еврэйського роду. Будуть погромы, и що ты поробыш? Моя тоби  порада - пэрэйды в православну виру и пэрэидь куды –нэбудь. Грошыма я допоможу.
Ника исполнил пожелание будущего свекра,  одел крестик, отпустил пышные запорожские  усы и стал украинцем  Никитой  Блеером. Это был мой дед.
     После погрома прошло более десяти лет, поэтому никто из корсуньских  жителей и не подумал бы, что этот видный и степенный украинец не кто иной, как бывший перепуганный  Ника,  родителей которого так безжалостно лишили жизни эти самые горожане.  Через знакомого адвоката была оформ-лена покупка  дома сапожника Блеера, который за бесценок  достался городскому проныре, как заброшенное жильё,  и его сын с молодой женой  торжественно переступил порог своего родного гнезда.  Пришлось делать значительный ремонт, так как дом долгое время был без присмотра.
     Шли годы. За  двенадцать лет семья Никиты и Прасковьи увеличилась на восемь человек. Но выжили только четыре дочери: Анна, Александра, Алевтина и Татьяна (моя мать).  Глубоко верующая Анна  обвенчалась со священником из соседнего прихода и стала именоваться матушкой Анютой.  Александру полюбил агроном   Алексей  Самойлович Алексеенко, который служил экономом у графини Лопухиной Демидовой, отпрыска знаменитых уральских заводчиков времён Петра I.  В  1917 году временное правительство призывало на воинскую службу всех резервистов, освобождённых от  воинской повинности по разным причинам.  Призвали и  моего дядю. Даже авторитет графа ничего не смог этому помешать.  Попал мой дядя Лёня, как я его потом называл всю жизнь, в Кронштадт.  Во время знаменитого мятежа бежал с другом к  большевикам, прихватив ручной пулемёт.  Был ранен и отправлен домой на Украину. Алевтина вышла замуж за электрика маслобойни Александра Фесенко и переехала жить в его дом, который находился на нашей улице ближе к окраине.  Моя мама, самая младшая  из сестёр, окончила учительскую гимназию (впоследствии педучилище), неудачно вышла замуж, как потом оказалась, за грубияна и алкоголика, срочно развелась и сбежала от его преследований учительствовать на Кубань. Мой дед Никита в 1919 году был мобилизован уездным комитетом на лесоразработки, там подхватил брюшной тиф, и врачи не смогли его спасти. 
      Многое повидал на своём веку старинный  Корсунь.  В первую мировую в нём хозяйничали немцы. Потом пошла настоящая свистопляска: красные, белые, зелёные, петлюровцы, снова красные.  Потом с пьяным гиканьем пронеслись на тачанках махновцы, преследуемые красными конниками.  В го-
роде  установилась Советская власть. Граф с графиней давно сбежали во Фран-цию, а в огромном замке над рекою Рось осталась старая графиня, которая заявила, что умрёт только на родной земле, и её 85-летняя почти слепая сестра.
Не в меру принципиальный председатель ревкома  Исаак Островский  посетил замок и лично расстрелял несчастных старух: « С врагами только так! Чтоб и на семя…»
      Был арестован и дядя Лёня, но тут взбунтовались  корсуньчане и отстояли человека, который, как и старая графиня, постоянно оказывал нуждающимся необходимую помощь. Об Алексеенко Алексее Самойловиче пойдёт разговор особый.  В Корсуне организовали первую коммуну, и он был назначен агро-номом.  В графском замке отрыли дом отдыха ответственных работников Украины. Девственный чудесный парк,  облицованная в гранит река Рось со своими весёлыми шумками, старинная крепость времён запорожских казаков и Богдана Хмельницкого, - всё это создавало условия для великолепного отдыха.
Правда, река Рось, на первый взгляд спокойная и ласковая, была местным известна, как коварная из-за неожиданных  ям и водоворотов.  И случилась здесь такая  довольно неприятная история.  В 1929 году генеральный секретарь КП Украины Косиор  приехал в дом отдыха над  Росью. Утром он один, охраны тогда не было, спустился по каменным ступенькам к реке и зашёл в воду. Вначале плавал у берега, потом решил переплыть речку и попал  на то место, где, почему-то, вода старалась утопить любого, кто по незнанию сюда попадал.  Вначале  Косиор пытался выбраться на берег самостоятельно. Но липучие невидимые змейки- водоросли  опутали ноги, потом потянули в глубину.  И он стал звать на помощь. А дядя Лёня как раз возвращался с  поездки по полям и решил скупаться  и отмыть осевшую на теле пыль. Услышав крик, он быстро поплыл на него, а так как был отличным пловцом, помог Косиору  добраться до берега.  Его даже  наградили именными часами с надписью «За спасение жизни Косиору». Эта надпись впоследствии сыграла с дядей Лёней трагическую шутку. Вот об этом необходимо рассказать всё подробно.
     Через несколько месяцев после спасения генерального секретаря КПУ дядя Лёня получил правительственную телеграмму и был откомандирован  в  одно из Управлений  Министерства сельского хозяйства Украины  на должность старшего инспектора. В его обязанности входила проверка  деятельности контор заготзерно  и  элеваторов. А это сплошные командировки.  Он получил комнату в двухкомнатной квартире на улице Павловской в Киеве, и туда переехала его жена, моя тётя Саша. А в Корсуне остались бабушка Прасковья и самая старшая из сестёр Анна, бывшая матушка Анюта. Со священником она прожила  недолго, тот внезапно погиб при странных обстоятельствах.  Поговаривали, что церковный служитель всеми силами пытался препятствовать снятию колоколов со звонницы и закрытию церкви.  Тётя Анюта  вторично вышла замуж за железнодорожника Крысина. Но и этот брак оказался недолговечным: Крысин умер от чахотки, которую в те времена почти не вылечивали. И вернулась моя самая любимая тётя Анюта в отеческий дом.
Когда я подрос, дядя Лёня многое мне рассказывал, что ему пришлось пережить в сложные тридцатые годы.
     О голодоморе на Украине в 1932-1933 годах. Это было время не просто страшное, это было время  неприкрытого, варварского преступления  перед своим народом. В 1930 году  генсек  Сталин дал указание о сплошной   коллективизации в стране.  Был принят Закон о хлебозаготовках. Это означало, что колхозы обязаны сдавать государству до трети собранного  хлеба; а вскоре для того, чтобы увеличить объёмы продажи зерна, так как нужна была валюта; хлебозаготовительные планы выросли, а из хозяйств забирался почти весь урожай.  Это послужило  отказам крестьян работать на земле и бегству в города. Сразу же ввели внутренние паспорта горожанам, без которых нельзя было переменить место жительства.  И отсутствие документа о том, что человек гражданин Советского Союза,  привязало колхозников к плугу, как рабов на галерах к вёслам. Этот порочный, унижающий человеческое достоинство закон просуществовал в стране многие десятилетия. Я сделаю небольшое отступление от темы.
      В 1962 году я работал преподавателем одной из сельских школ  Черкасской области. И вот при изучении творчества великого советского поэта, как было положено тогда говорить, Владимира Маяковского, я с выражением прочитал программное стихотворение, которое учениками заучивалось наизусть-  «Стихи о советском паспорте».  И сразу же получил вопрос, на который не так просто ответить: «А разве мой папа не гражданин Советского Союза».  «Конечно же гражданин». –«А почему у него нет паспорта?» Ответа не последовало. А каким он мог быть?
    Продовольственное положение украинских сёл ухудшалось с каждым днём. Хлебозаготовки, а точнее ограбление колхозов, из урожая 1931 года затянулось до весны 1932 года. И начался голод, в результате которого погибло более ста тысяч крестьян. Смертность продолжалась до уборки  нового урожая.  Голод активизировал  сопротивление  творящемуся беззаконию. По данным архива ГПУ, на Украине произошло более полторы тысячи массовых выступлений.  В пятнадцати случаях  они переросли  вооружённое восстание против советской власти. Звучали лозунги: «Да здравствует самостоятельная Украина!», «Дайте второе государство!» и даже «Верните нам Петлюру!».
    В августе 1932 года был принят  «Закон  о пяти колосках». За минимальное хищение зерна полагался расстрел  или 10 лет. Этот закон был направлен против крестьян, которые, стараясь спасти  своих детей от голодной смерти, набивали карманы колосками.   Организовывались специальные бригады по выявлению запасов зерна с оплатой членам этих «красных обозов» премий за каждое выявление спрятанного.  Потом, кроме зерна, начали  отбирать любые продукты вплоть до сушёных фруктов.  Люди умирали ежедневно, даже иногда не было кому их хоронить. В некоторых местах  отмечались случаи каннибализма. 
     В отделе Наркомата, где работал дядя Лёня, одна служащая рассказала жуткую историю: «Решил мой муж съездить в своё село недалеко от Умани. Там у него жила старенькая мать, причём одна и довольно долго не подавала о себе вестей. Оформил отпуск за год и поехал.  Через двадцать дней я стала беспокоиться. Позвонить он  мог только со станции Поташ, где находилось наше  заготзерно.  А туда километров 10, да и добираться  нужно было только пешком. Вот и время  отпуска прошло,  а муж не возвращался.  Так  прошло ещё двадцать дней, и я отпросилась с работы и поехала в его деревню.  Поезд пришёл на нашу станцию   рано утром.  Зашла в контору заготзерно,  хотела узнать, может кто поедет в ту сторону. Но пришлось идти пешком. Дорога шла через лес. Обычно в утреннее время обязательно кого-нибудь повстречаешь или конного, или пешего. Но сегодня на дороге не было ни души.  Стало как-то жутко.  Вот и село. Иду улицей к избе мужа  и удивляюсь: собак, привычно тявкающих на прохожих,  не слыхать, не купаются в дорожной пыли куры- полная, какая-то зловещая  тишина.  Калитка болталась на одном навесе, во дворе пусто, как и на улице. Стучу в двери. Тишина. Стала стучать в окно, позвала мужа, но никто не отозвался. Решила зайти в избу. Открыла двери, и  окунулась в какую-то страшную вонь - непонятно, чем пахло.  Снова позвала мужа. Внезапно куча каких-то тряпок на лежанке зашевелилась, сползла на пол, и я увидела своего Ваню, грязного, заросшего, со всклокоченными на голове волосами. Увидев меня, он с трудом сполз с лежанки и подошёл ко мне: «А-а-а, это ты? Отъелась в городе». Схватил меня  руку довольно цепкими пальцами.  От его исходила омерзительная вонь, у меня  закружилась голова, и я чуть не потеряла сознание. А муж начал грубо ощупывать моё тело и что-то бессвязно бормотать.  Я попыталась вырваться, но он крепко держал меня. Тогда я собрала все силы и толкнула его. Муж упал на пол, а я выскочила во двор и  вначале хотела позвать соседей. Но из избы показался Ваня с топором в руках и с криком «обожди!» направился ко мне. Я выскочила на улицу и помчалась по дороге обратно на станцию. Муж немного гнался за мной,  потом упал и дико кричал. Опомнилась я  у проходной заготзерно, Дождалась поезда и вернулась в Киев. Больше я своего Ванечку и не видела. Потом узнала, что это село было полностью уничтожено органами НКВД».
    Страшное было время. И не только на Украине, вся страна переживала труднейший период своей  трагической биографии.
    Летом 1936 года дядя Лёня вместе со своими сослуживцами, такими же инспекторами, отправились в инспектирующую поездку по зерновым предприятиям Украины.  До отхода поезда оставалось часа три, и они решили перекусить перед дорогой в столовой, расположенной рядом с привокзальным базаром. Заказали пива, нехитрую в то время закуску и расположились  за од-ним из столиков. Тихо обсуждали положение на Украине  и в стране в целом.
Случайно обратили внимание на худенького подростка, который, согнувшись под солидным мешком, с трудом  шёл по проходу между столиками, повидимому, за заведующим этой харчевней.
 -Только посмотрите, мужики, -заметил дядя Лёня,- как этот паразит эксплуатирует  детей. Надо с ним поговорить по душам!
Заведующий открыл дверь в какое-то подсобное помещение и зашёл туда с парнишкой. Через минут десять он вышел оттуда,  повернул  ключ в огромном амбарном замке и  быстро пошёл на выход.
 -Эй, начальник,- окликнул заведующего один из инспекторов.- Подойди-ка сюда. Ты куда мальчонка дел?
 -Какого ещё мальчонка? Некогда мне с вами тут базарить. Сидите, пивцо попиваете- и сидите и всё будет нормально.
-А- ну, постой! -дядя Лёня крепко схватил его за ворот куртки.- Где парнишка?
-А, парнишка? Наверно к мамке убёг.
 -Давай, открывай свою кладовку!
 -А у меня  ключа нет. Я сейчас в кабинете возьму и принесу. Мы мигом.
Дядя Лёня достал свой табельный револьвер и сунул его под нос оторопев-шему заведующему. Когда открыли двери, перед присутствующими  предстала страшная картина. В огромной деревянной посудине лежал парнишка с разруб-ленной головой. Окровавленный топор валялся рядом.
 -Стреляй его! Кончай его  прямо здесь!- Закричали посетители,  опрокидывая тарелки с мясными блюдами.
 -Рад бы, да не могу. А от пули он уже не спасётся.
     Через несколько месяцев дядя Лёня приехал на одну из станций Уманьского района, где находилось крупное заготзерно. Поезд пришёл поздно ночью. На перроне ни души, только  ходит с метлой рабочий по уборке.
 -Гражданин,- а где здесь комната отдыха?
 -Да такой и в помине не было. Есть гостиница, небольшая. Так до неё, почи-тай, километра два. А ежи ли Вам на счёт отдыха, то мы сообразим мигом. У меня тут недалече брательник  стрелочником служит. Так вот у него частенько приезжие останавливаются. Да не боитесь, изба чистая. Отдохнёте за милую душу.
 -Ну, веди, раз так.
     Дом оказался на удивление чистым, двор ухоженный с многими  приусадеб-ными постройками. Сразу видно, что живут хозяева.
  -Отдыхать будете в этой комнате,- показал гостеприимный хозяин, - а умыться с дороги, пожалуйте сюда.
      Дядя Лёня взял свой дорожный чемоданчик, с которым не расставался уже много лет  и, подойдя к рукомойнику, поставил его на пол.  Неожиданно чемо-данчик провалился в образовавшийся квадрат в полу. Дядя Лёня, не долго ду-мая, выхватил своё оружие и прыгнул вниз. Попал прямо на голову мужику, который с топором в руках стоял  в подвале. А дальше всё просто: одного оглу-шил, а второго, который спустился вниз, думая, что всё кончено,  скрутил верёвкой. 
    В 1937 году урожайность зерновых  оказалась выше, чем в предыдущие годы. Это было и хорошо, и плохо. Железнодорожный транспорт не справлялся с вывозом зерна из заготзерно  и  элеваторов.   В зерне завёлся клещ.  Но партия не дремала.  31 августа  Совет Народных Комиссаров и ЦК ВКП(б) рассылает телеграммы о борьбе с клещом и о ликвидации последствий вредительства в деле хранения зерна. А уже 10 сентября Политбюро разрешает устраивать в областях 2-3 показательных суда над вредителями по хранению зерна, с обязательным приговором к расстрелу, и сразу же расстреливать, оповещая население через прессу. Главными  виновниками  кроме клеща оказались директора, техноруки и главные бухгалтера заготзерно и элеваторов. И не 2-3 показательных процесса, а все: арест, суд, расстрел. Мой дядя Лёны попал в эту мясорубку случайно.  При нём арестовывали на одном элеваторе «узаконенную тройку» злостных вредителей. А дядя Лёня  стал на их защиту и пытался объяснить тупым и надменным энкаведистам суть проблемы хранения зерна.
 -А ты кто такой?!
 -Я старший инспектор наркомата…
 -Так это ты тут самый главный вредитель? Руки!
И повязали дядю Лёню. Потом суд и обычный приговор –расстрел. Но почему-то сразу не расстреляли,  и  мой дядя просидел в камере смертника ровно месяц, вздрагивая при каждом открывании металлической двери.
      Жена дяди Лёни, моя родная тётя по материнской линии, Александра Никитична Алексеенко сразу же после суда помчалась к председателю Совнаркома Украины Любченко Панасу Петровичу, который ранее руководил Всеукраинским союзом сельскохозяйственной кооперации и очень уважал дядю Лёню, как опытного агронома, даже вручал премии и грамоты.
Тётя Саша прямо ворвалась в кабинет Любченко:
 -Панас Петрович, дорогой, спасайте Алексея Самойловича, его расстрелять решили, - и расплакалась.
Любченко усадил её в кресло, напоил водой.
 -Успокойся, Сашенька. Работа уже идёт. Исполнение приговора  приостанов-лено. А это самое главное. Его бы уже и освободили, прокурор хотел вынести такое решение. Да тут, такой казус получился. Представитель НКВД заявил, что плюс ко всему Алексеенко спас врага народа, и предъявил часы с надписью: «За спасение Косиора».
 -Так Косиор тогда врагом не был.
 -Да он и сейчас не враг. Правда,  против особистов бороться довольно трудно. Но ничего, всё будет в порядке, я уверен. Иди домой и жди хороших изестий.
     А через месяц Любченко Панас Петрович, в прошлом секретарь ЦК КП Украины, настоящий большевик, беззаветно преданный делу Ленина-Сталина, был объявлен врагом народа. Не дожидаясь суда, который кончался по ранее разыгранному сценарию, этот мужественный человек вначале застрелил жену, а потом пустил пулю себе в висок.
      А тётя Саша оббивала пороги многих кабинетов прокуратуры, НКВД и везде отвечали, что ничего об её муже не знают. Потом она решилась и записалась на приём к самому Акулову, генеральному прокурору Украины. Тот внимательно выслушал рассказ тёти Саши  и дал команду срочно сообщить о нахождении Алексеенко Алексея Самойловича, осуждённого по  58-й статье  УК.
    -Гражданка Алексеенко. Приговор  Вашему  мужу пересмотрен, расстрел заменили десятью годами лагерей. Но так как имелось  ходатайство некоторых видных руководителей, он реабилитирован и скоро будет дома.
 -Где же он находится, если не секрет.
 -Секрета никакого нет. Ваш муж строил город Комсомольск-на-Амуре. Вместе с другими незаконно осуждёнными он уже освобождён. Скоро встретите.
      Это «скоро» растянулось на долгих полгода.   Акулов Иван Алексеевич был арестован, как враг народа 29 октября 1937 года, а 30 октября расстрелян. Торопились господа  обвинители, надо было срочно докладывать самому отцу народов о ликвидации очередного врага. Сегодня ты приговариваешь к смерти, а завтра она стучит уже в твоё окно. Генрих Ягода – организовывал массовые расстрелы - расстрелян. Николай Ежов - вспомните  «ежовщину  -расстрелян. Этот список можно продолжать долго.
      Есть на Дальнем Востоке чудесный, сравнительно молодой город.  Это Комсомольск-на-Амуре. Почему Комсомольск? Да потому что он построен руками  молодых комсомольцев- мечтателей,  романтиков,  как  написано в пьесе Алексея Арбузова «Город на заре». Город строился в тридцатые, а спектакль поставлен в 1957 году. Только очень жалко, что известного драматурга не было на этом  строительстве. Да если бы он и попал на эту великую сталинскую стройку и стал свидетелем, как изнеможённые непосильным трудом,  полуголодные, одетые в лохмотья  заключённые  стоили этот город, то всё равно  сюжетная линия  пьесы осталась бы прежней. Главное- заказанное «социалистическое  реалистическое произведение», созданное специально для широких народных масс.  Немного истории об этом городе.
      В 1860 году  он  был основан крестьянами Пермской губернии, в прину-дительном порядке переселённых на  далёкие земли. В то время это было село Пермское. В 1932 году оно получило статус города. И начинали его строить совсем не комсомольцы, а  заключённые. В основном «враги народа». Здесь был пересыльный пункт Дальневосточных лагерей. Одним из строителей  «комсомольского» города в 1937 году стал мой дядя Лёня.
      Я попал в этот город совсем случайно, по дороге из Магаданской области в центральные районы страны. Наш товарный поезд, в котором в одном из вагонов  стояла моя автомашина, задержался в Комсомольске - на –Амуре на несколько часов, и мы с женой получили возможность походить по улицам и площадям города. На набережной  мы увидели огромный камень с благодарственной надписью «строителям- комсомольцам».  А на гербе города в лучах солнца, широко раскинув мозолистые руки, стоял один из этих молодых строителей. А было бы правильно выбить  на камне надпись:  «строителям-заключённым», а на гербе  в тех же лучах поставить мраморную статую заключённого   с цепями на руках. Это было бы справедливо. Времена ГУЛАГА отошли в историю, но ничего не изменилось. Началась стройка века- БАМ (для несведущих -Байкало-Амурская магистраль).  Считалось,  что это комсомольская стройка, и первые строители, выкрикивая партийные лозунги, и размахивая руками, прямо со съезда ВЛКСМ грузились в поезда и под торжественные звуки гремящих маршей отбывали в непроходимую тайгу, прокладывать такую необходимую для страны железную дорогу. А на  самом деле первопроходцами снова были заключённые, на долю которых выпала самая тяжёлая работа. Потом пришли военные строители. А вот теперь появились и наши мужественные комсомольцы. Я не хочу сказать, что они не трудились, их руками строились станции, посёлки. Но первыми были ЗК, многие из которых так и не дождались своего освобождения и нашли свой вечный покой под железнодорожной насыпью БАМА, как их братья по ГУЛАГу  под покрытием знаменитой Колымской трассы. А  Волго-Донской  канал, Днепрогесс и другие грандиозные стройки пятилеток? Тоже дело рук комсомольцев? В народе в те времена ходила поговорка: «Комсомольцы  пьют, едят, и спят с женщинами, как взрослые, а работают, как дети».
     Вместе с моим дядей освободили ещё около тысячи таких же невинно осуж-дённых,  попавших в мясорубку сталинского ГУЛАГа   по ложному доносу, по недоразумению, при попытке  ретивых советских и партийных работников на местах, перевыполнить  утверждённую норму «врагов народа» на своей терри-тории или предприятии, чем заслужить себе славу истинных патриотов дела Ленина-Сталина. На транспорт «бывших» не брали, справка о досрочном освобождении  не являлась основанием на проезд, а денег, выданных при вы-ходе из  зоны  было так мало, что едва хватило отметить неожиданное освобождение и  на самые  простые  обеды  в рабочей столовой.  И решили наши реабилитированные,           разделившись на небольшие группы, двигать домой свои ходом. Полгода они добирались до Уральских гор,  кормясь чем попало, иногда сердобольные крестьяне подкармливали горемык, видя их физическое состояние. Но до Уральского хребта дошло немного более сотни. Остальные навечно остались в могилах, обозначив простыми деревянными крестами весь путь от Комсомольска-на-Амуре до Европейской части своей страны, путь по государству, которое семимильными шагами шло в социализм.   « Я славлю отечество, которое есть…» писал великий коммунистический поэт Владимир Маяковский.               

                Глава 2
               
    Вот и вернулся в родные края  Алексеенко Алексей Самойлович.  Месяцы проведённые в застенках НКВД,   на сталинской стройке нового  города,  тяже-лейшее  путешествие через  ряд «нерушимых республик свободных»,  не прошли для него даром: раннее облысение, белоснежные виски, сгорбленная, некогда  ровная спина, мозолистые руки  все в чёрных  трещинах  и ссадинах,  но самое главное - глаза по-прежнему  молодые, а  дух ежовским  опричникам так и не удалось сломать. Не прошёл и месяц, как  дядю Лёню срочно вызвали  из Корсуня,  где он залечивал и физические, и моральные травмы, в Киев и восстановили в прежней должности, выплатив  заработную плату за весь период вынужденных прогулов.
   В корсуньском доме остались мои папа и мама, тётя Анюта, так и не вышед-шая больше замуж после смерти второго мужа-железнодорожника, и бабушка, жена покойного Никиты Блеера.  Мой отец, Скопенко Михаил Леонтьевич, потомственный кубанский казак, работал в районном военном комиссариате,  маму  отозвали с учительской работы в районную газету на беспокойную должность ответственного секретаря,  тётя Анюта  трудилась кассиром  в райфинотделе, тётя Алина жила в семье Фесенко через несколько домов от нас.
    Наступил 1938 год.  С приходом на пост самого главного энкаведиста Лав-рентия Павловича Берии,  который сменил Ежова, расстрелянного позже,  в 1940 году, масштабы репрессий резко сократились. Если за два года – 1937 и 1938 были  приговорены к смертной казне 681 тысяча граждан великой страны, то в 1939 эта цифра сократилась до 2600 человек, а в 1940 упала до 1600. Люди понемногу успокаивались, перестали бояться, облегчённо вздохнули, и жизнь заметно налаживалась. Но 1941 год нарушил мирную жизнь Советского госу-дарства, началась Великая Отечественная война.
     Мой отец и муж тёти Алины Александр Фесенко, оба коммунисты, вскоре  ушли добровольцами на фронт. Перед этим был собран семейный совет.
 -Вам придётся эвакуироваться в восточные районы страны,- заявил на этом совете мой отец.- С приходом фашистов, а  они что-то быстро продвигаются по нашей территории,  возникает огромная угроза. В нашей семье три коммуниста. С такими семьями гитлеровцы расправляются  в первую очередь. Уже известно, что творится в населённых пунктах, которые они захватывают. Для семей военнослужащих, советских и партийных работников  готовится конный  обоз. Он довезёт вас  до  Днепра,  там  налажена паромная переправа в районе Кременчуга.  А в Полтаве  формируются железнодорожные составы специально для беженцев. Брать с собой только самое необходимое. На местах должны помочь и с жильём, и с работой.
 -Я никуы нэ поиду, хоч убыйтэ. Нэ кыну свою хату,- заявила 70-летняя мать Александра Фесенко.
     Она так и осталась одна в доме, построенном своими руками вместе с покойным мужем. Немцы побеспокоили её один раз, нагрянув с местными полицаями. Дело в том, что когда-то, вначале 30-х у нас появился щенок.  Муж тёти Алины, Александр,  страшный любитель кошек и собак, в дождливый осенний вечер возвращался с работы и увидел, что в раскисшей от дождей дороге что-то шевелится. Это «что-то»   оказалось щенком. Как он туда попал, осталось загадкой. Но этот щеночек вырос в огромную чисто породистую немецкую овчарку.  Овчарка   немецкая, год 1933-й - приход Гитлера к власти, вот и назвали щенка Адольфом. Адольф подох накануне войны,  но когда в Корсунь пришли немцы, наш сосед Гнат Павлович, который тихонько доносил органам на «врагов народа», теперь продолжил свою «патриотическую деятельность».  Он заявил, что по улице Сотницкой в доме 28 живут коммунисты, а собаку назвали в честь Гитлера Адольфом. Гитлеровцы ворвались в дом Фесенко, но там оказалась одна глуховатая старуха. Плюнули они и ушли. Правда, обер - лейтенант смазал по физиономии вольного доносителя.
     Наша лошадиная колона растянулась почти на километр.  Ехали медленно, так как глинистая грунтовая дорога была вся  прорезана колёсами,  а после дождей эти порезы засохли,  затвердели, и  наши  телеги бросало со стороны в сторону. Кроме всего нависла угроза неожиданных налётов фашистской авиации. Немецкие лётчики появлялись внезапно,  вначале бомбили, а потом  поливали всё, что видели, из пулемётов. Им было безразлично- военная ли колона, или гражданская. Не спасали и красные кресты на санитарных машинах.  Какие-то нелюди, иначе и не назовёшь! Немец - всегда останется немцем.
 -Давайте быстрее, быстрее!- подгоняли сопровождающие, когда обоз двигался  на открытой местности, украшенной  разбитыми  телегами, сожжёнными автомашинами, брошенными домашними вещами.  Очень часто на обочине  можно было заметить  холмик свежей могилы с простым наспех сбитым деревянным  крестом. А иногда у такого холмика  сидел, сгорбившись, человек, которому уже не было, куда особенно спешить.  Наш путь пролегал в сторону города Канева, где была организована паромная переправа. Добирались до неё более двух суток.  Первая ночёвка была у подножья Девичьей горы, самой высокой  в цепи холмов. Говорят, что на ней было древнерусское поселение, которое организовал Ярослав Мудрый,  создавая опорные пункты для борьбы с татаро - монголами. Следующий день прошёл спокойно. У людей поднялось настроение, даже  начали  петь знаменитую «Розпрягайтэ, хлопци, конэй».
     Наши сопровождающие, посовещавшись, решили к переправе двигаться плавнями. По их мнению, на основной дороге, чем ближе к Днепру, тем опаснее. Фашисты забрасывали на нашу территорию  переодетых разведчиков,  которые передавали о передвижениях наших войск. А  немецким асам из Люфтваффэ было безразлично на чьи головы сбрасывать смертоносный груз. Мы были свидетелями, как какой-то пилот, растративший весь боекомплект, гонялся за одиноким подростком, убегающим через луг. Он просто прижимал его к земле и, взмыв вверх, снова проносился на бреющем полёте прямо над головой своей жертвы. Моя детская память мало что запечатлела из событий  того времени, но некоторые отдельные фрагменты внезапно всплывают на протяжении многих лет. И я не верю в доброту и доброжелательность сегодняшних граждан Германии. У них, по-моему, в крови  превосходство  своей расы над другими народами. Вспомните историю и назовите другое более агрессивное государство. Как у россиянина в крови равнодушие,  безразличие, так у немца агрессивность и безжалостность. Это доказано историческими фактами,  и никуда от этого не деться. Дальше  я пишу,  основываясь на рассказах моих родных, услышанных гораздо позже.  Но за достоверность я ручаюсь.
     Чем ближе к Днепру, тем становится прохладнее, а утром над камышами плавней клубится серо- молочный туман. У паромной переправы  под деревья- ми образовался  огромный,  прямо цыганский, табор: распряженные лошади, палатки, сизый дым над кострами. А дети затевали нехитрые  игры, бегали, весело смеялись. Казалось, что нет никакой войны, а все собрались провести время на природе.  Все ответственные за переправу  получили номерки  очерёдности  погрузки на паром. На деревянном настиле его помещались четыре телеги, а времени на плавание уходило около получаса. На ту сторону переправляли беженцев, на эту – воинские подразделения, которые  торопились в сторону заметно слышимой артиллерийской канонады. Фронт неумолимо приближался к Днепру.  Переправа работала без перерыва, пока одна смена матросов парома и катера-буксира  трудилась, вторая отдыхала  на берегу в  сбитом на скорую руки дощатом помещении. Над Днепром стояла низкая облачность, а это исключало налёт вражеской авиации.
    По полудню подошла и наша очередь грузиться на паром.  Погрузились,  засвистел катер- буксир, и  мы отравились в довольно продолжительное и трагическое, как оказалось, плавание. Вначале всё шло благополучно, медленно приближался далёкий левый берег. Уже можно было ясно различать строй  солдат, которые приготовились к переправе. Сквозь низкие серые тучи стали пробиваться лучи солнца, а внезапно поднявшийся ветер разорвал  эту небесную защиту от налётов авиации. И сразу же, как по заказу, стал слышен приближающийся с запада надсадный вой немецких  бомбардировщиков. Наш катер увеличил обороты и внезапно заглох. Паром сразу стало разворачивать течением, а самолёты неумолимо приближались. Летели они довольно высоко, и казались какими-то чёрными жуками. Позже мама рассказывала, смеясь, а тогда было, конечно, не до смеха, как я требовал поймать одного жука. Вначале показалось, что самолёты полетели  дальше, не обратив на нас никакого внимания. Но вдруг один, резко наклонив крыло, стал падать прямо на дрейфующий паром. Взвыли его моторы, и на наши головы посыпались бомбы. Султаны воды вздыбились вокруг нашего парома, не причинив нам вреда. Но бомбардировщик снова, после набора высоты, спикировал на наш катер. Раздался взрыв, катер заполыхал ярким пламенем, матросы стали бросаться в воду и поплыли к парому, а паромщики торопливо рубили буксирный трос.  И во время.  Катер накренился на левый борт  и  стал медленно погружаться в воду. А фашистский лётчик тем временем готовился к новой атаке на беззащитных пассажиров  парома, медленно плывущего по течению. Он хорошо видел, на кого нападает. Но фашист  и есть фашист! Бомба упала рядом с паромом, на нас хлынули потоки воды, ездовые с огромным трудом  сдерживали напуганных лошадей. Но всё-таки одну телегу спасти не удалось, лошади рванулись прямо к перилам, проломили их и ринулись в воду, таща за собой и телегу, доверху  нагружённую вещами.  За насколько секунд их поглотили днепровская воды,  и только в месте погружения пузырилась поверхность, и  расходились  круги. А фашистский самолёт, набрав высоту, полетел догонять своих воздушных друзей, таких же безжалостных и  жестоких.
    А наш паром продолжал, разворачиваясь и покачиваясь, плыть по течению. И только через час нас догнал катер и взял на буксир. Дальше всё пошло более-менее по плану. Погрузка в Полтаве в теплушки, из расчёта восемь семей в каждой.  Многодневная дорога  с продолжительными остановками  на Восток.
И наконец - Ташкент, как называли его в голодные 20-е годы - город хлебный.
    Наша семья попала в пригород Ташкента - станцию Келес. Поселили нас в длинном,  низком бараке, стены которого, как и других подобных построек, были  саманные:  глина, солома  и  сухие лошадиные «яблока». Это довольно дешёвый строительный материал. В таких постройках зимой не холодно, а летом не жарко. Мама устроилась кладовщиком на  хлопковую фабрику, тётю Алину приняли  счетоводом в бухгалтерию. Тётя Анюта и бабушка занимались домашним хозяйством,  а я был предоставлен сам себе.  Ровесников было мало, а ребятишки из узбекских семей не говорили по-русски, да и местные взрослые не особо одобряли дружбу с эвакуированными.  Это только в прессе да в худо-жественных книгах описывалось, как радушно встречали жители Узбекистана покинувших свои родные места из-за войны. Мы были свидетелями самого гнусного поступка одного представителя братских народов свободных, которых «сплотила великая Русь».  Нещадно пекло жаркое южное солнце. По пыльной дороге, ведущей мимо саманных заборов, за которыми зеленели фруктовые деревья, роняя на землю свои плоды, а их, кстати, не торопились убирать, и они в основном сгнивали, медленно проходили изнурённые непривычной жарой, беженцы с узлами, чемоданами. Один мальчонка, лет 8-ми, перепрыгнул через низкую ограду и бросился собирать полусгнившие яблоки и абрикосы.  Неожиданно появился полный узбек, в пёстром полосатом засаленном халате и с криком «Урус яман (плохой)!» схватил парнишку за плечи и с силой посадил его закаменевшую от жары на землю. Тот пронзительно вскрикнул и свалился на бок. У него оказался повреждён позвоночник и внутренние органы- ртом пошла кровь, и он умер в течении нескольких минут. Беженцы продолжили свой   путь, а у худенького трупика осталась сидеть безутешная мать.  Прошло сравнительно немного времени, всего каких-то 59 лет, и средне - азиатские страны: Узбекистан, Таджикистан, Киргизия  показали всему миру истинное лицо братских народов  Союза Советских Социалистических Республик,  вырезая и русских,  и жителей не своей национальности, сжигая их дома и уничтожая имущество.  И всё во имя Аллаха, всемилостивейшего и справедливого. И я, да и не только я, удивляюсь равнодушию «вождей» многих могущественных стран, допускающих захват мусульманами их территорий.  Ведь, всем ясна политика этих религиозных фанатиков - мировое господство. И нельзя забывать их основной античело-веческий  лозунг - убей неверного.
    Мы особых притеснений со стороны националистически настроенных узбеков не ощущали, так как  мама работала вместе с ними и её постепенно начали уважать. Продукты получали по карточкам, выручали продовольственные  аттестаты папы и дяди Саши, присланные с фронта. С овощами и фруктами проблем не было, а вот мясо появлялось  на столе только по праздникам. Правда, на местном рынке можно было купить живую черепаху, называемую здесь степной курочкой.  Действительно, бульон из неё был очень ароматный и приятный, а  внутри имелись мелкие яички, точно, как куриные. Оставалась одна проблема - как эту черепаху убить и разделать. Приходилось обращаться к местному узбеку Ибрагиму, который расправлялся со степной курочкой за несколько минут,  мы получали мясо, а он забирал себе панцирь,  из которого  изготовлял какие-то поделки. Вот его-то я и запомнил.  У Ибрагима  под навесом висели клетки с перепёлками, которые весело пересвистывались. А перепелиные бои для узбеков, что петушиные для американцев. Ещё врезались в память заросли джуды, плоды которой, покрытые серебристой пыльцой, очень сладкие, только приходилось старательно обгладывать длинную  ребристую косточку.  Но особенно осталась в памяти огромная шелковица, тутовник по-местному. Росло это дерево с необыкновенными на вкус  белыми, чуть розоватыми плодами, над арыком (узкий канал для поливки), прогнув ствол почти к самой воде. За этим лакомством надо было лезть на дерево.  Я полез, старался дотянуться до самых крупных ягод и сорвался вниз, прямо в мутную воду арыка. Меня оттуда быстро извлекли, отшлёпали. Но такое купание не обошлось даром. Я подхватил малярию, причём не простую, а тропическую. Эта проклятая азиатская зараза преследовала меня весь период эвакуации вплоть до возвращения на Украину, где появилось лекарство акрихин, такое же страшно горькое, как хина, но более эффективное.
    1942  год начался для нас трагическими событиями.  Под Ельней, где прохо-дила крупная военная операция, погиб муж тёти Алины Александр. А через несколько месяцев не стало нашей бабушки, моим дальнейшим воспитанием занялась тётя Анюта, очень добрая и спокойная. Она была религиозной, ведь первый её муж  был священник. Тётю Анюту я любил больше всех.
    Наступил 1944 год. Советская армия  продолжала стремительное движение на Запад, освобождая захваченные фашистами наши города и сёла. Уже несколько семей вернулись  в родные места.  В нашей семье тоже начались разговоры о скором возвращении в Корсунь.  Как-то вечером я примчался с улицы и вдруг увидел, что моей  мамы покрасневшие глаза,  и  она курит. За столом собралась вся наша семья, несколько  соседей по бараку, с которыми мы дружили,  и все молчали.  Увидев  меня, мама крепко меня обняла:
 -Осиротели мы с тобой. Погиб наш папа.
     Я тогда не понимал всю горесть утраты и воспринял это сообщение  довольно спокойно. Позже, через много лет я пытался выяснить в военном комиссариате место гибели и захоронения моего отца. Но вразумительного ответа, как и мама, я не получил. И только в 2008 году Ишай Миль, известный журналист и редактор моей первой книги «Это ты- Россия», как-то вечером  позвонил:
 -Послушай, Юра, как звали твоего отца?
 -Михаил Леонтьевич.
 -Открой сайт «Мемориал», там, по-моему, о твоём отце.
     Действительно. Я нашёл всё, что меня интересовало многие годы: «Старший сержант Скопенко Михаил Леонтьевич, награждённый орденом «Слава» и медалью «За отвагу»,  погиб смертью храбрых в боях с фашистами и похоронен в братской могиле под Витебском. Жена его,  Блеер Татьяна Никитична и сын Юрий проживают в городе Келесе в Узбекистане».  Но моя мама, жена героически погибшего мужа, так и не дождалась этого сообщения.
     И вот наступил долгожданный день нашего возвращения в освобождённый родной город, который с 1944 года стал именоваться  Корсунь-Шевченковский в честь замечательного поэта-кобзаря Тараса Григорьевича Шевченко, похороненного на круче  над Днепром в городе Каневе, а рядом похоронили известного писателя-воина Аркадия Гайдара, погибшего в боях с фашистами.        Простились с могилой нашей бабушки, дали прощальный ужин, и провожаемые многочисленными друзьями,  поехали в родные места.

                Глава 3
               
       Вот мы и дома. Встречали нас дядя Лёня и тётя Саша, которые весь период оккупации прожили в Корсуне.  Немцы их не трогали, хотя  немецкий офицер с денщиком занимали одну половину дома. Офицер был интендантом и отно-сился к гражданскому населению очень лояльно. А денщик, уже немолодой,  довольно полный, с вечной улыбкой на лунообразной физиономии, добро-душный и весёлый, совсем не был похож на грозного завоевателя. Он знал не-много русских слов и старательно их выговаривал.  Тётя Саша рассказывала, как он остановился у моего портрета, написанного маслом  нашим другом-художником (я был изображён в плетёной кроватке с огромным пушистым котом) и спросил: « Где киндер?»  Услышав ответ тёти Саша, тихо сказал: «Это гут, хорошё. Война нет для маленьких. У меня там, - махнул рукой в сторону Запада,- есть киндер-  айн, цвайн, драйн». Оказывается не все немцы были  жестокими. Потом он предупредил, что ожидают наступление  нашей армии, и что они скоро покинут город. Но  отступить немецким войскам оказалось совсем не просто. Они  оказались в «котле», из которого можно было попасть или на тот свет, или в плен. Немецкое командование пыталось вывозить войска, оказавшиеся в окружение, транспортной авиацией. Дядя Лёна рассказывал, что против нашей улицы за Красным Хутором были оборудованы аэродромы. День и ночь садились и взлетали транспортные самолёты, спасая солдат Вермахта.  Но налетали советские истребители, и сбивали тяжёлые и неповоротливые  немецкие машины. Господство в воздухе было полное на стороне нашей авиации.  Как-то вынырнул из облаков один остроносый истребитель и за считанные  минуты задымили и уткнулись в землю пять транспортных самолётов  и, конечно, не пустые. Появились мессершмитты, и наш ястребок свечой взмыл в небо и исчез в свинцовых облаках.
   Нашей семье предстояла огромная работа по наведению порядка в усадьбе. За годы оккупации никакого ремонта не проводилось. Крыша дома была за несколько лет до войны  покрыта соломенными «куликами»- небольшими снопами, плотно прилегающими друг к другу и  прикрученные к жердям- легам  соломенными  перевяслами. За эти годы солома почернела и рассы-палась при малейшем  прикосновении. Необходимо было срочно крышу перекрывать. Но это была огромная проблема, потому что колхозы, разорён-ные войной, только приходили в себя и сеяли  на тех полях, что разминиро-вались сапёрами. Так что с соломой была беда, вернее, без неё. Огород тоже почти весь зарос, тётя Саша с мужем могли разработать вручную только не-большой участок для  посадки самых необходимых овощей. 25 соток надо было убрать от буйного бурьяна, вспахать, заборонить. А чем? За несколько лет земля превратилась в целину и лопате отказывалась поддаваться.  На нашей улице лошади были только у Васи Узла, угрюмого, молчаливого мужика с огромными почерневшими от работы руками. Появился он в нашем городе почти вместе с приходом советских войск. Откуда - никто не знал. Поговаривали, что его брата, полицая, расстреляли в соседнем районе.  Семьи у  Васи  не было, жил он в конце улицы Сотницкой в землянке, а лошади стояли рядом под навесом.
   Дядя Лёня с тетей Сашей уехали в Киев, но не надолго. На местах нехватало опытных специалистов и весной 1945 года дядю Лёню направили временно директором крупного заготзерно под Умань на станцию Поташ. На семейном совете было принято решение, что  я тоже поеду  на новое место работы дяди. Объяснение было простое:   мне не придётся голодать-  с продуктами в Кор-суне было очень сложно, домашним хозяйством только начали обзаводиться. Да и огород ещё  не пришёл в себя после стольких лет вынужденного отдыха.
Но самое главное, по словам дяди Лёни,  ожидался третий голодомор. Перед отъездом к месту новой работы, нарком сельского хозяйства Украины собрал всех назначенных руководителей и подробно рассказал о будущих трудностях. Он предупредил, что на Украине разгулялись банды, которые  занимаются грабежом, поджогами, даже при налётах свободно идут на убийство.
-Так что, дорогие мои, лёгкой жизни не обещаю. А органы не успевают оказы-вать действенную помощь. Сегодня их основная  деятельность - Западная Украина, где  довольно организованно действуют националисты, как их прозы-вают- бандеровцы-  в честь их вождя Степана Бандеры.
   Село  Поташ Маньковского района ничем особенным от таких же украин-ских сёл не отличалась: белые опрятные избы с плетёнными заборами, крыши,  покрытые соломой, грунтовые дороги, раскисающие в дождь. И всё село уто-пало в зелени – клёны, тополя, вишни, яблони.  Если бы не брошенные  на полях обгоревшие немецкие автомашины и танки, то ничего больше не напоминало о недавних жестоких боях  по освобождению правобережной  Украины. У железнодорожной станции находилось заготзерно, директором которого был назначен моёй дядя.  Поселились  мы в директорском доме, вернее, в одной его половине. А в другой  жили две молоденькие учительницы, которые вели второй и третий классы. Меня определили в первый класс, и моей первой учительницей была Клавдия Васильевна. Её я запомнил на всю жизнь: маленькая, худощавая женщина, с печальными серыми глазами, волосы всегда были аккуратно собраны в пучок, одежду  носила скромную. Я никогда не слышал, чтобы она повысила голос, чтобы на кого-то накричала, даже, когда мы слишком увлекались баловством, которое заключалось в  бегании  с криком по узкому школьному коридору.  Позже мы узнали, что война забрала самых дорогих её людей - двух сыновей и мужа. Но горе не сломило нашу Клавдию Васильевну, и она перенесла всю свою любовь на нас, несмышленых первоклашек, не успевших понять всю страшную трагедию, которая постигла наш народ  и нашу страну.
  Началась осенняя страда, которая не радовала своими результатами. Страшная засуха свела на ни что тяжкий труд колхозников в весеннее время. Урожайность по Украине  в 1946 году упала до 3,8 центнера с гектара. Во многих колхозах перестали выдавать зерно на заработанный трудодень. Кроме того сельские жители были сняты с продовольственного пайка, и должны были надеяться только на своё подсобное хозяйство.  Цена на хлеб выросла вдвое. Начался голод. И в это сложнейшее время разгулялись банды уголовников: «Чёрная кошечка», «Собачка», «Маруська»  и другие. В наше заготзерно потянулись конные обозы с зерном урожая 1946 года. Дядя Лёня сутками не появлялся дома. Надо было следить и за приёмом зерна и организовывать его просушку, так как дожди, необходимые в весенне-летнее время,  стали обильно поливать землю осенью, мешая и уборке, и сушке.
    Уходя на работу, дядя Лёня всякий раз строго предупреждал, чтобы в вечернее время мы держали двери на запоре и никому не открывали. В соседних сёлах участились грабежи, а иногда дело кончалось и убийствами. Осенние ночи тёмные, на улице освещения никакого, а дом освещался в основном оригинальным прибором, сделанным из снарядной гильзы  с фитилём. И вот однажды часов в девять вечера в окно громко постучали.
-Кто там?- Спросила тётя Саша, приоткрыв занавеску.
-Откройте, вам телеграмма.
-Засуньте под входные двери.
-Вам надо расписаться. Давайте, открывайте!
На шум из второй  половины дома вышли наши соседи, учительницы:                -Александра Никитична, отойдите от окна и молчите.
Теперь стучали  теперь и в окно, и  в  двери. Тогда одна из учительниц,  Нина,
быстро накрутила будильник, и когда он зазвенел, став у окна, громко сказала: «Да, это квартира директора. Срочно подходите, к нам кто-то пытается проникнуть  в дом!»
Стук прекратился, и все облегчённо вздохнули.  А через несколько дней в дом опять настойчиво постучали. Дядя Лёня был в это время дома и пошёл от-крывать двери. Тётя Саша пыталась его остановить, но он только отмахнулся. Вот такой был мой дядя. Вошёл огромного роста парень и, увидев, хозяина, опешил.
-Ты кто такой?
-Да это…мы зерно привезли.
-А зачем к нам пожаловал?
-Дайте воды попить.
Дядя Лёня налил ему полную алюминиевую кружку:
-Пей!
Парень выпил всю до дна.
-Может ещё?
-Нет, нет…Так я пошёл.
-Говоришь, зерно привёз?  Что-то больно поздновато. Так поезжай, разгружайся.
Парень быстро выскочил из дома, а дядя Лёны набросил на плечи брезентовый плащ и вышел вслед за ним в моросящую мелким дождём темноту ночи. Пока он ходил, никто не спал. Наконец мы услышали, как дядя  встряхивает мокрый плащ.
-Обошёл все проходные, никакого зерна никто не привозил.
    А где-то через неделю произошло событие, которое врезалось в мою детскую память на всю жизнь. Мы уже легли спать, когда во дворе послышались голоса, и кто-то громко застучал в окно. В дом вбежала модно одетая, красивая женщина лет тридцати, и, вытирая слёзы, стала просить о помощи. Тётя Саша усадила её на стул, напоила водой. Женщина немного успокоилась.
-Что случилось? Рассказывайте.
-Мы с мужем и его братом ехали на открытой платформе…Не смогли сесть в пассажирский поезд, вот и рискнули. На вашей станции какие-то люди стали сбрасывать на землю наши вещи. А поезд уже тронулся. Муж с братом попытались им помешать…- женщина снова зарыдала, - и их сбросили под колёса. Брат погиб, а мужу отрезало ногу и руку. Кровь кое-как остановили. Надо срочно везти его в больницу в Маньковку. Дайте лошадей! Ничего не пожалею. Только спасите мужа! Умоляю!
Она расстегнула ридикюль и высыпала на стол с десяток золотых царских монет.
-Немедленно уберите, - приказал дядя.- У Вас такая беда, а вы со своим золотом. Сейчас будет вам транспорт. Поедете  моей бричкой. Пойдём.
И они быстро ушли. А через несколько дней стали известны подробности этой жуткой трагедии. Но она выглядела совсем по-другому.
    В это послевоенное время поезда ходили очень нерегулярно и притом при-обрести  билет была целая проблема. Поэтому многим приходилось исполь-зовать малейшую возможность - товарные поезда, в основном железнодорож-ные платформы. Вот на такой платформе собралось около десятка  пассажиров, среди которых добиралась домой семья демобилизованного моряка. Жена с маленьким ребёнком устроилась на узлах с домашними вещами, а муж соб-рался на остановке побежать к водопроводным кранам набрать в баклажку воды. На нашей станции поезд остановился, моряк спрыгнул на перрон и пом-чался за водой. В это время на платформу взобрались трое мужчин  и стали прохаживаться по ней, внимательно разглядывая пассажиров. Поезд тронулся, моряк с баклажкой  перемахнул через борт и подошёл к своей семье. В это время двое (теперь было понятно) бандитов схватили моряка за руки, а третий, отшвырнув в сторону женщину с ребёнком, стал сбрасывать их вещи с плат-формы. Но не того они нарвались. Моряк вырвался из их рук и толкнул граби-телей  прямо  под колёса на рельсы. Раздались дикие крики. А третий, видя такое дело, сам соскочил на землю и убежал. Поезд остановился, собралась толпа, примчалась железнодорожная милиция. А женщина, которая подбирала скинутые вещи, подняла крик, что её родных бандиты сбросили под колёса. Использовав моего дядю, она увезла покалеченного мужа в районную боль-ницу. Но моряк дал показания, и оставшихся бандитов, одним из  них оказался парень, что пил воду в нашей квартире, арестовали, а в больнице у палаты с изувеченным бандитом выставили охрану.  Правда, куда бы он делся без ноги и руки.  А потом был суд. На суде подсудимые  стали давать откровенные по-казания и рассказали, как  пытались ограбить директора заготзерно,  как тот один тёмной ночью пошёл проверять доставку зерна. А они шли сзади  и не тронули из - за, как  они сказали, смелости.  Таких даже бандиты уважают.
   Я кончил первый класс, даже получил похвальную грамоту с портретами наших любимых вождей - Ленина и Сталина. Эта грамота хранится у меня, как память о давно прошедших годах. Дядю Лёню отозвали обратно в Киев, и мы вернулись в наш городок  Корсунь-Шевченковский.

                Глава 4
     За год  моего отсутствия  наш городок изменился незначительно: те же уце-левшие стены со слепыми проёмами окон, изрытые снарядами и минами тро-туары, и вывороченные взрывами гранитные булыжники, которыми были вымощены улицы. Но на территории заводов уже начались восстановительные работы. Трудились бригады и на разрушенной плотине через реку Рось. Колхозные дворы тоже приводились в порядок. В нашем городке до войны работали три колхоза: один, самый большой, им Ворошилова, находился недалеко от нашего дома, а наш приусадебный участок оканчивался прямо у колхозной коморы, где хранился сельскохозяйственный инвентарь. Второй колхоз хозяйничал с другой стороны города, а против нашей улицы, через широкий луг и Красный хутор обосновалось хозяйство с интригующим названием «Евпахарь», что означало «Еврейский пахарь». Кто присвоил такое имя колхозу, никто не знал, так как и не понимали, причём здесь евреи, которых, кстати, проживало в Корсуне очень много. Но местные евреи были врачами, учителями, портными, сапожниками, продавцами, а в  упомянутом «Евпахаре» данную национальность представляли только председатель,  некий Островский, и бухгалтер Кацерман. Я вспоминаю, как несколько раз какие-то несимпатизирующие евреям шутники, в ночное время меняли на центральном въезде вывеску «Евпахарь»  на «Жид -орач», что вызывало недовольство всех городских евреев, хотя к колхозу они не имели никакого отношения.
    Дядя Лёня сразу же принял заготзерно и пропадал там по несколько дней, ночуя прямо в кабинете. Его производство находилось на железнодорожной станции, в четырёх километрах от нашего дома, добираться практически можно было только пешком, а иногда на попутной полуторке, эти автомашины были основным транспортом тех лет. Потом пустили автобус, который доставлял пассажиров от поезда и к поезду. Автобус- это сильно сказано! На удлинённую раму  отечественного грузовика Зис-5 поставили деревянную будку с окошками и дверями и покрасили в едкий зелёный цвет. Но это было огромным достижением в те годы, и люди искренне радовались такому средству передвижения.  Мирная жизнь набирала темпы. В 1947 году правительство провело денежную реформу.  Были выпущены облигации Восстановления народного хозяйства, на которые подписывались все - и рабочие, и колхозники, и интеллигенция. Делалось это добровольно, но в скрыто-принудительном порядке: попробуй не подпишись! Эти денежные документы бережно хранились в каждом доме, но при проведении тиражей счастье выиграть выпадало немногим. А облигации продолжали выпускаться чётко каждый год. И все беспрекословно приобретались населением. Интересна их судьба. Забегу наперёд. Великий «кукурузник», якобы по инициативе сормовских рабочих, прекратил проведение тиражей, заморозив огромную массу этих ценных бумаг на 25 лет. И все скромно молчали, громко одобряя мудрую политику нового вождя советского народа. Он такой. Он всё всегда одобряет. Появились анекдоты о  его гениальном деянии. «Еврей сдаёт в банке облигации «золотого» 3-х процентного займа. – Абрам Мойсеевич,- обращается к нему кассир,- на эти облигации постановление не распространяется. –Вы знаете,- я не верю сормовским рабочим». Позже, после очередного великого съезда самой мудрой и принципиальной партии, разоблачившей культ личности,  анекдоты становились более едкими.  «Один авторитетный учёный с двумя высшими образованиями, бросил научную деятельность и ушёл смотрителем на кладбище. Все друзья в недоумении. Учёный объясняет: «Только здесь я нахожу моральное удовлетворение. В ночное время хожу и стучу по надгробиям: Вы реабилитированы…Вы реабилитированы…А потом, когда всех реабилитируют, буду стучать: Вы выиграли десять тысяч…Вы выиграли пять тысяч…»  Через много лет, когда приобретавших облигации госзайма в основном не было в живых, вышел указ о погашении этих ценных бумаг и возвращении  номинальной стоимости их владельцам. Большинство облигаций, как  и их держателей, не дожило до такого радостного дня - они были или потеряны, или просто выброшены в знак молчаливого протеста, а иногда ими просто обклеивали туалеты.  Но у меня сохранились  мои,  мамы, и умерших тёток. И я получил где-то около ста пятидесяти рублей! Так был установлен «статус-кво».
    Страна, обессиленная многолетней войной, переживала трудный период. Засуха 1946 года уменьшила и без того невысокий урожай зерновых. Было запрещено во многих хозяйствах выдавать на трудодень зерно. Сельское население было снято с продовольственного пайка, и решало проблему выживания на приусадебных участках, которые тоже сокращались, как излишки. Налоговый пресс давил с неимоверной силой. Налогами обкладывалось всё, что можно только было обложить. После смерти в 1953 году отца народов, появилась частушка: «Ой, спасибо Маленкову, что разрешил иметь корову. Чтоб Сталину так легко лежать, как мне козу держать».  Тяжело приходила в себя страна. Радовали только ежегодные незначительные снижения цен, которые приятно и обнадёживающе звучали из тёмных, запылённых тарелок репродукторов. Продовольственный вопрос для каждой семьи стоял на первом месте. На воскресных базарах стала появляться сельскохозяйственная продукция, без которой горожанину выжить было непросто. В небольших городках, каждая семья имела 15-20 соток огорода, плодородная чёрнозёмная земля давала неплохие урожаи. Мы, как и наши соседи, откармливали кабанчика. Комбикормов не было, запаривалась лебеда, крапива, варился мелкий картофель, иногда добавлялись сухари. Резали свинью с наступление первых морозов. Сало солили в бодне (бочёнке), делали кровянку, заливали смальцем кольца домашней колбасы. Эти запасы пытались растянуть на год. Но и здесь разыгрывалась глупейшая руководящая комедия- указание: в обязательном порядке свиную шкуру сдавать государству. А какое сало, если оно без  шкурки! Вот и обсмаливали забитую свинью ночью в сарае, пренебрегая всеми противопожарными правилами. Следует остановиться на положении населения в сельской местности. Колхозник не имел паспорта, и это его приковывало к колхозу. Только выдай ему молоткастый – серпастый-  где ты его будешь искать! А колхоз платил копейки за многочасовой труд на полях и фермах. Любое хищение сельхозпродукции, в том числе и сбор колосков, преследовались в уголовном порядке. Тысячи председателей колхозов были преданы суду за низкие урожаи и невыполнение указаний партии по продаже хлеба государству. В  голодные 1946-1947 годы умерло около полумиллиона детей в возрасте до одного года.  Это была «надежда нации» в послевоенное время. А потом началась «холодная война» - открытая конфронтация двух мировых идеологий. А в итоге страдал простой народ, подчас даже не понимая в чём дело. А если бы и понимал? Итог был бы один.                Даже наша семья ощутила на себе  этот политический холод. Сестра дяди Лёни ещё в двадцатые выехала в Америку, где вышла замуж за американца-провизора, родила ему сына и дочь. До войны она переписывалась со своим братом. Зная, как тяжело приходится выживать в послевоенное время, она решила как-то облегчить наше материальное положение и послала нам несколько посылок. Маму, как члена партии, вызывали кое-куда на разговор, и она официально отказывалась от получения этих посылок. Потом, когда немного «потеплело», из писем американских родственников стало известно  недоумение, вызванное их возвратом. «Почему вы  отправляли обратно? Там, ведь, были дорогие отрезы материи, другие вещи,- спрашивала сестра дяди Лёни.- Мы понимали, что вам очень тяжело, и надеялись, что реализация присланного вам хоть как-то поможет». Но её вопрос оставался без ответа - цензура не дремала.
    Первого сентября я пошёл во второй класс средней школы №4. На семейном совете решили, что я должен учиться в русской школе. У нас в городе школ было четыре, но в трёх преподавание велось на украинском языке. Предпочтение было отдано русской школе, так как мама и её сёстры надеялись, что я буду получать дальнейшее образование в военном училище, где основной государственный язык русский. Четвёртая школа находилась в центре города в двухэтажном кирпичном здании, случайно не пострадавшем от войны. Стояло это здание над рекой Рось, к которой вела вниз крутая булыжная дорога. Побелённые стены отличали школу от прочих строений, и на фоне вечернего неба или в сумрачную погоду она казалась белоснежным утёсом, видимым со всех сторон в густой зелени акаций и каштанов. Но главной  достопримечательностью школы №4 был её ученический контингент: в основном здесь учились дети из еврейских семей, где даже общаться старались на идише.  Конечно, и многие преподаватели были евреи. В нашем втором классе из 26 человек только трое, в том числе и я, официально  не принадлежали к этой национальности. Но это не сказывалось на наших отношениях, мы вместе шалили на уроках, гоняли на переменах, ходили друг другу в гости. Дети всегда остаются детьми, не взирая даже на цвет кожи или вероисповедание родителей. А вот с преподавателями бывали конфликты. В пятом классе занятия вели предметники, и меня с первого дня, почему-то, невзлюбила учительница русского языка и литературы Длугач Татьяна Михайловна. Правда, дома её звали по-другому - Эсфирь Моисеевна, что, конечно, произносилось детьми с трудом. Её сестра Зоя Михайловна работала вместе с моей мамой в соседней средней школе №1. Они преподавали один и тот же предмет, дружили, Зоя  Михайловна часто бывала у нас в гостях.  А её сестра надо мной просто издевалась. Иногда урок начинался со слов: «Скопенко - в угол!» или «Скопенко- за дверь!» Я никогда не жаловался дома, но  когда об этом узнала моя мать (это было в конце шестого класса), было решено меня перевести в 7й класс школы № 1. Мне пришлось учить все предметы на украинском языке, а кроме всего вместо французского начать изучение немецкого языка. Но школу я окончил с похвальной грамотой и был даже избран комсомольским секретарём своего класса. Гораздо позже стало понятно, почему ко мне так относилась учительница Длугач. Дело в том, что моя мама-украинка носила фамилию отца Блеер, и принципиальные интеллигенты-евреи считали, что она просто отказалась от своей настоящей национальности, боясь преследований.
   Я уже говорил, что моя мама вначале работала завпарткабинетом райкома партии. Однажды вечером собрались все сёстры, меня выгнали на улицу гулять, а сами стали обсуждать какую-то важную проблему. Я был удивлён, меня никогда не отпускали вечером из дому и решил подслушать, о чём они говорят. Я понял только одно, что у мамы какая-то неприятность, она плакала, а сёстры пытались её успокоить. Вскоре была арестована заведующая общим отделом райкома Интерна, которую мы все хорошо знали. Своё имя она получила в честь третьего Интернационала, что в 20-е годы было очень модно. Прошло много лет, но её красивое лицо запечатлелось в моей памяти на всю жизнь. Небольшого роста, жгучая брюнетка, Интерна всегда пользовалась ярко-красной губной помадой и таким же ярким лаком для ногтей, что создавало резкий контраст чёрного и красного. Вьющиеся волосы всегда были уложены в причудливую причёску, модная одежда подчёркивала её стройную фигуру. Работая завотделом, Интерна вела партийную кассу, которой пользовались, как своей, секретари райкома. Когда обнаружилась солидная недостача, потребовался стрелочник. Интерну судили и отправили в далёкий загадочный Магадан, откуда она позже писала, что играет на гитаре, а знаменитая Русланова поёт под её аккомпанемент, и в их выступлениях принимает участие какой-то Вадим Козин. Мою маму признали в этих махинациях невиновной, но на всякий случай перевели ответсекретарём газеты на её довоенную должность. С этого момента и началась моя журналистская деятельность. Я очень любил приходить к маме на работу в редакцию, особенно меня интересовала работа типографии: огромный печатный станок с внушительным колесом, пьянящий запах типографской краски и работа наборщиков, которые охотно показывали мне наборные линейки, свинцовые палочки с буковками на торце. Я мог часами наблюдать, как они, не глядя, выхватывают из ячеек нужные буквы и со стуком устанавливают их в наборные линейки. Вскоре я и сам мог свободно набрать своё имя, фамилию и другие фразы. В редакционных помещениях всегда царила тишина, здесь трудились завотделами, журналисты, корректоры. У мамы был свой небольшой кабинет, где она проверяла сигнальный экземпляр будущей газеты. А вскоре я сделал свою первую журналистскую пробу, которая кончилась довольно плачевно. Это был первый подзатыльник, а сколько их ждало меня впереди! Вывод напрашивался один: не трогайте того, что вам  не по зубам.                Окончился учебный год. Мама достала путёвку в пионерский лагерь, расположенный в живописном месте у села Выграево, в бывшей помещичьей  усадьбе.  Добротное кирпичное здание, вокруг сосновый лес с небольшим озером, в котором категорически запрещалось купаться из-за коварных водорослей и непроверенной санитарным врачом воды. Нас, редакционных и типографских детей,  отвезли в лагерь на открытой трофейной легковой автомашине, что запомнилось на всю жизнь.  Питание  было организовано сравнительно неплохое, да на что можно было рассчитывать в голодное послевоенное время. Завхоз лагеря почти ежедневно мотался на телеге в поисках продуктов, меню было в основном растительное, фрукты ещё не поспели, овощи покупались прошлогодние, молока, правда, было вволю. Но мы и этому были рады. Однажды после отбоя я случайно, возвращаясь из туалета, расположенного на улице, услышал громкие голоса и смех из комнаты воспитателей.  Хотел тихонько пройти в свою палату, но детское любопытство победило, и я  незаметно заглянул  в полуоткрытые двери. Наши вожатые и воспитатели во главе с начальником лагеря пировали. На столе были дефициты: и колбаса и, и консервы, и печенье с конфетами. Я был этим поражён. Вернувшись в палату, разбудил своих друзей и всё им рассказал. Они тоже не выдержали и стали очевидцами царского застолья. А через два дня на дверях пионерской комнаты появилась, выпущенная самиздатом газета, которая начиналась словами: «Слушайте нашу пионерскую правду!». Разобрались с нами быстро. Правду выслушали и сделали соответствующие оргвыводы: на другой день я был изгнан из пионерского рая и отправлен с завхозом домой.  Дома мне досталось, но потом мама сказала сёстрам, что не осуждает мой поступок.  Я эти слова запомнил, и они стали сопровождать моё творчество на протяжении всей жизни. Так во мне стал формироваться юморист, фельетонист, сатирик. Неудивительно, что моими настольными книгами были произведения Козьмы Пруткова, Ильфа и Петрова, Гашека, Джерома, Зощенко, Соловьёва и других писателей-сатириков, которые, не страшась сильных мира сего, высмеивали и этих самых «сильных» и их антинародную, воровскую, наглую во всех отношениях, деятельность во всей красе.                В нашу семью пришла беда. Тяжело заболел дядя Лёня и, получив пенсию,  вернулся с Киева. По-видимому, на его здоровье сказалась и нервная ответ-ственная работа в наркомате, и незаслуженный расстрельный приговор с многодневным ожиданием  его исполнения, и тяжкая работа на строительстве легендарного Комсомольска- на- Амуре, и период фашистской оккупации. У него начались мелко трястись руки, а вскоре парализовало правую сторону. Без посторонней помощи он не мог подняться с постели, тётя Саша в хорошую погоду выводила его на улицу и усаживала в плетёном кресле, где он и проводил долгие часы. Вначале дядё Лёня много читал, потом стало сдавать зрение. В таком состоянии он находился до самой смерти много лет.
    И вот в моих руках свидетельство о  семилетнем образовании и»Похвальная грамота» с оценкой «отлично» по всем предметам. Собрался семейный совет, на котором решался вопрос о моём дальнейшем образовании. Было решено отправить меня в авиационную спецуху, так назывались в то время военные учебные заведения, которые готовили кадры для средних военных училищ. И мама повезла меня в Киев, где находилось такое учебное заведение. Но надеть курсантские погоны мне не пришлось: строгая медицинская комиссия прид-ралась к моим лёгким. Несколько лет назад я переболел бронхоаденитом в тяжёлой форме, что оказалось результатом неумеренного морского купания. В 1953году мама достала путёвку в пионерский лагерь «Украртек», который находился в Одессе. На море я попал впервые, и, как говорят, дорвался до купания. А потом сквозняки в пассажирском поезде добавили - и я надолго слёг в постель. В Киеве жила двоюродная сестра мамы Елена Блеер. Работала она в  военно-медицинском фельдшерском училище, после окончания которого можно было попасть в медицинскую академию. Но и тут не повезло: мы опоздали с подачей документов, и набор был закончен. Пришлось воз-вращаться домой в Корсунь. К счастью в этом году Корсунь-Шевченковское педагогическое училище отличников принимало без экзаменов. И я стал студентом, вернее, слушателем этого учебного заведения.
  -Ты знаешь, Юра,- успокаивала меня мама,- я тоже окончила это педучилище, а потом учительский институт. А военное образование от тебя не уйдёт. Полу-чишь диплом учителя, а там у тебя открываются большие возможности стать  военным.
                Глава 5
    Итак, я неожиданно стал студентом, вернее, почему-то, слушателем Корсунь-Шевченковского педагогического училища, именуемого в народе «инкубатором вчытэлив». Учёба   начиналась с 1-го сентября, но целый месяц официальным  занятиям предшествовал трудовой семестр-  нас отправили по колхозам на помощь труженикам сельского хозяйства.  Мы убирали кукурузу, выдёргивали свеклу, стоговали сено.  Так как в сёлах о гостиницах только слышали, нас распределили по семьям колхозников, выдавали основные продукты, поэтому мы завтракали и ужинали дома, а обед вывозили  нам на полевые станы. Но вот окончен трудовой семестр, и  начался  учебный процесс. Директором педучилища был Костенко  Иван Петрович– довоенный друг моего отца. Благодаря этому, мне  удалось несколько раз избежать незаслуженных неприятностей, Но об этом попозже.
   С педучилищем связаны многие воспоминания ещё до поступления в его коллектив. Тётя Саша сдавала одну комнату девушкам-студенткам, которым нехватило места в общежитии, и они, как и многие, снимали частные квар-тиры. В субботу после занятий они разъезжались по своим сёлам, в воскре-сенье возвращались обратно, нагружённые продуктами на неделю. Тётя Саша готовила еду на всех, поэтому девчата жили, как у себя дома. Они помогали убирать дом, двор, занимались в свободное время и нашим огородом. Сельская молодёжь рано приучалась к  крестьянскому труду и не боялась его. В педучилище готовили учителей начальных  классов, которые должны быть универсалами- кроме основных предметов они проводили уроки рисования, пения, физкультуры. Короче говоря, и швец, и жнец, и на дуде игрец. Студенты обучались игре на баяне, домре, скрипке. Благодаря им, я впервые взял в руки четырёхструнную домру, выучил ноты и довольно быстро научился подбирать по слуху знакомые песни. Хочу отметить особо:  этот инструмент я взял в руки в 12 лет и с тех пор с ним никогда не расставался. Домра сопровождает меня во уже более шестидесяти лет. Потом я освоил  скрипку, фортепиано, аккордеон, орган, контрабас, но домра осталась моим самым любимым инструментом.
   Когда нас распределяли преподаватели музыки, а их было много, я попал в класс скрипки. Моим учителем стал Арнольд Павлович Брауде, великолепный скрипач и педагог по призванию, немец по национальности. За его плечами были две консерватории- Петербургская по классу скрипки и Парижская по классу композиции.  Но наши принципиальные, вечные на своих постах, стоящие на защите социалистических завоеваний  органы не посчитались с достоинствами  такого музыканта, и он был сослан вместе с другими немцами Поволжья в Сибирь. И только после победы над фашистской Германией ему разрешили поселиться на Украине, но не дальше районного центра. Этому необыкновенному человеку я обязан  своим вхождением  в волшебный мир музыки, искусства вечно живого, крайне необходимого человеку на всем  его жизненном пути. Вспоминаю первое занятие в кабинете скрипки. Арнольд Павлович достал из шкафа простенькие ученические скрипки, подстроил их. Но в это время его кто-то вызвал. Я взял в руки скрипку, слегка провёл пальцам по струнам и вдруг понял, что она по строю схожа с домрой. Не                долго  думая, я  взял правой рукой смычёк, как это делали скрипачи в фильмах, и провёл по струнам. Раздался неприятный звук. Я ослабил нажим на струну, и звук стал приятнее. Тогда я, помня игру на домре, стал выпиливать мелодию  «Катюши». И тут вбежал в аудиторию Арнольд Павлович. Он выхватил у меня скрипку и в бешенстве затопал ногами. Что он при этом кричал, я уже не помню. Но что-то, уж, очень эмоциональное.
    А через месяц Арнольд Павлович  перелистывал школу игры на скрипке автора  Фесечко,  полный курс  для педучилищ, рассчитанный на четыре года, а я проигрывал  указанные им пьесы.
 -Юра, я хочу встретиться с твоей мамой. Сегодня вечером я к вам приду.
 -Татьяна Никитична, позвольте Вас поздравить с таким способным сыном. Очень жалко, что он взял скрипку в руки в 14 лет! Но не беда. Я хочу продол-жить заниматься с ним по своей программе.
 -Арнольд Павлович, я наверно не смогу…
 -Что Вы, уважаемая, о плате нет и речи. Я просто буду его обучать теории, композиции. Я  не уверен, что  он не станет известным скрипачом, но в музыке будет иметь определённые успехи.
   Через несколько месяцев я стал членом небольшого оркестра, в котором играли только преподаватели педучилища. Правда, для меня писалась облег-чённая партия скрипки. А со временем Арнольд Павлович предложил мне освоить скрипку-альт, на которой я и играл до самого получения диплома.  Мной была написана первая песня, посвящённая комсомольцам, уезжающим на освоение целинных земель. Эту песню исполнил хор, а я дирижировал исполнением своего  первого  произведения.
   Были успехи, были первые радости и были первые неприятности. Ещё на первом курсе перед уроком анатомии в аудиторию лаборант внёс наглядное пособие- торс человека. Когда он вышел, все бросились его разглядывать. Нам было по четырнадцать лет и неудивительно, что перемены между занятиями проходили довольно шумно.  Вот и сейчас все сгрудились вокруг человеческой фигуры из папье-маше. Кто дёргал за ухо, кто проводил пальцем по полуоб-нажённым зубам. А кто-то нахлобучил на голову фуражку. В это время в ауди-торию вошёл преподаватель Витушок Кирилл  Мефодиевич. Это был рас-полневший мужчина  лет пятидесяти пяти, с курносым  носом, заплывшими от  жирных складок,  глазами, совершенно лысый. Вылитый портрет будущего
генсека Хрущёва.  Студенты его недолюбливали за резкий тон, а самое главное за насмешки над студентами из сельской местности, простыми парнями и девушками, которые терялись, попав в такой «большой» город,  и, конечно, не блистали особой эрудицией по сравнению с городскими однокурсниками. Пустив в очередную жертву ехидную фразу, он умилительно похохатывал, обхватив огромный живот толстыми короткими руками.  Благодаря ему, многие студенты, получив тройку на экзамене, лишались небольшой стипендии, которая для сельского жителя считалась огромным счастьем. Так вот, вначале показался живот, а потом и сам преподаватель. Увидев  фуражку на голове торса, он просто взревел: «Кто?!»
Я, сидевший  за первым столом, с ужасом увидел, что этот головной убор принадлежит мне. Я быстро снял фуражку.
-Вон из класса! –заорал Кирилл Мефодиевич. -Вот и первый кандидат на отчисление!
Я выскочил в коридор. Я просто растерялся и не понимал, что делать дальше.  Всё дело в том, что в этом году был приняты только окончившие семь классов с похвальной грамотой и без экзаменом. Но приняли с небольшим превыше-нием, чтобы после определённой проверки знаний, отчислить слабоуспеваю-щих. А я был принят позже других после неудачной попытки стать военным, когда основной контингент уже набрали. Витушок это хорошо знал. Меня вызвали к директору педучилища. Я выслушал несправедливые  обвинения от преподавателя анатомии и пытался объяснить, что я ничего не делал.
-Фуражка твоя?
-Моя, но я…
-Иван Петрович, всё понятно. Каков наглец, ещё и не признаётся. Отчислить его надо.
-Не будем торопиться,- остановил его директор.-  Возможно дебоширил  и не он, а кроме того, я хорошо знаю эту семью. Отец его погиб на фронте, мать- ответсекретарь газеты.  Иди, в класс. Тебя не отчислим. Но смотри…
А Кирилл Мефодиевич затаил на меня злобу, и я с трудом получал по его предметам четвёрку.
     Классным руководителем  у нас был историк Ковтун  Иван  Петрович, наша, как мы шутили, «классная дама». Предмет он знал великолепно, его всегда было интересно слушать. И мы его уважали, но до поры до времени. В начале марта 1953-го года умер наш вождь и учитель Иосиф Виссарионович Сталин. На первый  урок пришёл  Иван Петрович  и, сказав, «Умер наш дорогой…» разрыдался, уронив голову на стол. И все плакали вместе с ним. А спустя некоторое время, после  партийного съезда, разоблачившего культ личности Сталина, уважаемый Иван Петрович  громовым голосом гневно клеймил того, над кончиной которого совсем недавно проливал крокодильи слёзы. Для нас, не искушённых такими политическими  трюками, подобное было довольно непонятно и странно. А мы всё воспринимали с подачи наших  домо- рощенных идеологов.
    Моя  семья жила довольно скромно, мама получала,  несмотря на ответ-ственную работу, небольшую  по тем временам зарплату, и пенсия за моего погибшего отца была нам большим подспорьем.  Учился я хорошо, сдавал экзамены на «4» и «5», но стипендию, на которую мы очень надеялись, мне не выдавали. По «мудрому» решению  нашего правительства  было разрешено получать или пенсию, или стипендию. Так вот, мы отказались от заслуженной стипендии, так как пенсия от военкомата была на ЧЕТЫРЕ рубля больше стипендии: пенсия 18 рублей, а стипендия на первом курсе 14! А потом пришлось отказываться от пенсии - стипендия поднялась до двадцати рублей. Великие деяния великой страны по отношению к великому советскому народу!
    Ещё до этих событий неожиданно  пришло письмо от бывшей нашей квартирантки, выпускницы педучилища, Людмилы. Она была по распреде-лению направлена учителем в Западную Украину.  Постараюсь, как смогу, подробнее пересказать её письмо.
   «По приезду в Ровно, получила я назначение в один  районов  учителем начальных классов.  Поселили   меня в избе пожилой крестьянки, выделили положенные продукты, керосин - света электрического не было, Хозяйка готовила  еду, я помогала ей, чем могла и на огороде, и в доме. Она стала относиться ко мне, как к дочери. Своих детей у неё не было, так и жила одинокой. Село было небольшое, вокруг горы, поросшие лесом, природа изумительная. Школа  четырёх комплектная: по несколько учеников каждого класса, всего человек пятнадцать. Приходили они с других сёл, разбросанных по Верховине. Я с ними сразу нашла общий язык, мы ходили в походы, со-бирали гербарии, пели, танцевали. Однажды осенним дождливым вечером, когда я проверяла ученические тетради, раздался громкий стук в двери. Моя хозяйка подошла ко мне и тихо сказала:
-Прийшлы.
-Кто?- спросила также шёпотом  я.
-Хозяева прыйшлы. Но ты, дочка, нэ бийся. Всэ обийдэться.
И пошла открывать дверь.  В избу вошли двое, в национальной гуцульской одежде, в шляпах  с пером, парни, как парни. Только у одного за поясом был заткнут револьвер, а у другого на плече болтался автомат. Вежливо поздоро-вались, расспросили, откуда я родом. Узнав, что я из украинского села, одобрительно закивали головами. Просмотрели мои учебники, вырвали листки с портретами Ленина и Сталина.
-Ну, так. Вчы нашых дитэй, допоможэм и дровамы и продуктамы. Будэшь агитуваты в пионеры-  вбьёмо.
Не знаю, как и доработать положенные два года»
     Это был 1952-й год.  А в 1958-м  я, будучи на военных  учениях в тех местах, лично встретился с такими же «хозяевами», и встреча эта была довольно опасной. Но об этом потом.
    Прошло три года. Мы начали давать пробные уроки в школах города. Впервые я оставался один перед несколькими десятками стриженых ребятишек. Они понимали состояние будущего учителя и, спасибо им великое, старались, как могли, помочь провести урок. Задаёшь вопрос- лес рук. Вызываешь к доске -  прямо бегут.  Перед началом практики мой дядя Лёня подарил мне часы,  большие, знаменитой швейцарской фирмы, а самое главное с надписью: «За спасение жизни Косиору». Мама ещё пошутила, что это подарок за спасение врага народа и посоветовала не хвастаться этой гравировкой.   Мне впервые пошили костюм из нового материала. А раньше я носил всё перешитое и перелицованное.
   Прошла практика, позади государственные экзамены, и в моих руках диплом учителя с вкладышем, дающим право работать библиотекарем. Сразу две специальности.  А что дальше? На работу устраиваться не имел права, так как осенью призывался в армию. Пошёл в военкомат. Военком подполковник Березенко  предложил мне поступать в Институт Военных дирижёров. Но по условиям приёма я должен был играть на любом духовом инструменте. Скрипка, домра не подходили.  Тогда меня направили на предварительную медкомиссию для определения годности для военного училища. Но и тут номер не прошёл. У меня в горле нашли миндалины, гланды. А офицера с таким рудиментом  в Советской Армии быть не может.  (Анекдот:  «-Ты знаешь, Сара,  Абраму вырезали гланды. –О, Боже! А он так хотел иметь детей!»). Мне гланды не вырезали,  и я вместе с ними отравился рядовым необученным в строевую часть на три года.
 
         ГЛАВА 6
 
     Попал я в отдельный радиотехнический батальон, ОРТБ, который дисло-цировался в городе Пермомайске  и размещался рядом со станцией Балта на территории бывшего банка, с высоким  бетонным забором, толстыми кирпич-ными стенами - просто укрепрайон. На петлицах и погонах красовалась эмблема войск ПВО - противовоздушная оборона. Немного раньше, когда на вооружении радиолокации ещё не было, эти подразделения назывались ВНОС- визуальное наблюдение, оповещение и связь. Это выглядело примерно так. Сидят несколько солдат в специальном блиндаже и напряжённо при-слушиваются к небу. Вот приближается звук летящего самолёта. Если небо чистое, солдаты должны по силуэту определить марку самолёта, его направ-ление, высоту и срочно доложить на командный пункт. А вот когда небо в облаках, то необходимо было определить, кто летит,  откуда и как высоко на слух. И не дай, Бог, ошибиться. В военное время и под суд можно пойти. Солдаты о такой своей службе шутили,  объясняя  аббревиатуру  по – своему: Выспался, Наелся, Опять, Спать.
    Началась моя служба с карантина- курса молодого бойца. Целый месяц мы жили в палатках, занимались строевой подготовкой, физо, изучали «Уставы» и «Наставления». Командовал нами ефрейтор Виктор Чёрный. Уже тогда нам стала понятна крылатая фраза «Хохол без лычки, что цыган без коня». Украинец по национальности,  ефрейтор  Чёрный оказался просто деспотом. Он не давал нам ни минуты покоя. Бегом, ползком в любую погоду, грязь не грязь ложись – и вперёд!  А потом попробуйте отчистить шинель от налипшей глины, после таких занятий и стирать верхнюю одежду  в походных условиях. На это уходило всё своё короткое личное время. В столовую с песней. В столовой команда: «Ел не ел - встать!» А жаловаться нам не положено, по словам ефрейтора солдат должен стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы. И категорически запрещено обращаться к вышестоящему начальству без разрешения непосредственного командира. А он разрешит? Один из нас попробовал пожаловаться командиру курсов молодого бойца, а потом неделю убирал туалет.  А как он дрессировал нас на выполнение команды «подъём!» Положено одеться и обуться за 45 секунд. Вы пробовали без определённого навыка обмотать ногу портянкой и сунуть её в сапог?  Во взводе 18 человек. Обязательно найдутся те, кто не укладывается в эти  45. Следует команда «Взвод! Отбой!». А через несколько секунд –«Взвод! Подъём!» И так много раз, пока не будет выполнен дикий норматив. 
  Особенно доставалось мне. Во-первых, у меня был диплом учителя, а наш командир осилил с трудом семь классов, и его речь изобиловала  всеми возможными нарушениями в произношении. Во- вторых, меня угораздило рассказать товарищам анекдот из ранее прочитанной книги «Фронт» о первой мировой войне.  «Приходят в село несколько солдат царской армии и стучат в одну избу.  «Кого  Бог принёс?»  «Два солдата и один ефрейтор»  «Солдаты пусть заходят  в хату, а ефрейтора привяжите в сарае и дайте ему сена».  Кто-то шепнул нашему бравому ефрейтору - о результате помолчу. Но я не угомо-нился, и как-то после очередного незаслуженного замечания, возвращаясь в строй, проворчал:  «Один известный вояка тоже с ефрейтора начинал, но кончил плохо». Спасло меня то, что в части не было особиста, а командир батальона вызвал меня на «втык» и, услышав мои высказывания в адрес Чёрного, не выдержал, рассмеялся и  махнул рукой, чтобы я ушёл. Потом, мне кажется, он имел продолжительную беседу с  нашим ретивым наставником, потому что карантином начал командовать сержант Русаков. Долго тянулся этот месяц. Но вот мы отстрелялись  патронами из автомата ППШ по мишеням –три пробных, пять зачётных -и были готовы к принятию воинской присяги. Но принимали её уже в своей части в торжественной обстановке. А потом распределение по подразделениям. Я попал во взвод планшетистов.  Об этой специальности можно рассказать только после знакомства с деятельностью батальона в целом.
   Отдельный радиотехнический батальон представлял из себя самостоятельную воинскую часть –в\ч 68616 (этот номер врезался в мою память на всю жизнь) Техническая рота состояла из взвода радистов, радиолокаторщиков и планшетистов. Отдельно имелся   охранно- хозяй-ственный взвод.  Если  в радисты, локаторщики  и планшетисты отбирались солдаты  минимумом с семилетней школой, то в охрану и хозяйственники попадали с самым примитивным образование и, следует отметить,  в основном смуглые выходцы из средней Азии и кавказских гор.  Многие с трудом понимали нормальную русскую речь, но  чётко воспринимали ненормативную лексику командира взвода и старшины роты,  каждое обращение которых начиналось с воспоминания о матери  солдата.  Их службу можно определить так: через день на ремень, через два на кухню. И так все три года.  Большинство «детей»  Средней Азии  чтили Коран и пытались соблюдать его требования, что было довольно непросто.  Они не ели свинины, поэтому часто попадали под «обстрел»  старослужащих,  которые были всегда готовы от-колоть какой-нибудь номер.  Во время обеда первое подавали в бачке на десять человек. В борщ или суп вкладывалось десять кусков мяса, в основном говядины.  Один из солдат собирал в руку уголок бушлата и, подняв это подобие уха над столом, громко сообщал: «Опять свинина! Как она надоела!» И смуглые воины дружно выскакивали из-за стола и, плюясь, вылетели на улицу, не обращая внимания на крики старшины роты. Но проходило время, и они, дети Аллаха, с волчьим аппетитом уплетали запрещённое мясо, забыв о каре, обещанной  свыше. Голоди- не тётка!
    Основная деятельность корпуса ПВО под командованием генерал-майора Носова заключалась  в охране советского неба от иностранных воздушных целей: от запускаемых шаров до самолётов-нарушителей. Вся территория округа  была разделена на зоны действия радиолокационных станций. На вооружении в то время у нас имелись станции от самой простой 3-ПА до совремённой П-20. На станциях посменно дежурил боевой расчёт, который просматривал небо в своей зоне. При обнаружении летящих целей  данные о направлении полёта и высоте передавались радистами на наш КП. Эти данные мы, планшетисты вертикальных планшетов, наносили на прозрачные экраны, причём все буквенные и цифровые обозначения приходилось писать тушью и  наоборот. Это делалось для того, чтобы планшетисты планшета общей воздушной обстановки могли свободно их считывать и наносить на огромную  карту в виде линий движения целей с отметками их номеров  и  высоты. Каждая цель отмечалась так называемой засечкой каждую минуту. Опытный планшетист вертикального планшета должен был вести десять целей: шесть секунд на определение  места (азимут, дальность) каждой из них. Не корпусных соревнованиях  планшетистов мне удалось без ошибок вести  десять целей на протяжении двадцати пяти минут. Это был очень высокий результат. В итоге-  первое место и десятидневный отпуск с выездом на родину.
     Я обратил внимание, что офицеры нашей смены, имея довольно солидный возраст,  были в званиях лейтенантов и старших лейтенантов. Только командир роты носил капитанские погоны. Позже я узнал, что при серьёзных ошибках  по проводке  целей,  нарушивших  нашу воздушную границу, звёздочки с погон слетали, как снежинки при сильном ветре. А спустя некоторое время снова появлялись, как под действием волшебной палочки. Так они и служили, охраняя родное небо от врага, получая кнут или пряник.  Но случались и очень неприятные истории. Об одной я расскажу.
    Из карантина прибыли молодые бойцы.  Хочу сразу отметить, что такого беспредела в войсках, именуемого «дедовщиной», в то время не было и в помине. Единственное  превосходство со стороны старослужащих выражалось словом «салага». А на это никто и не обижался. Так вот, во взвод планшетистов попал такой салага, весёлый украинский парень. Но толку из него не было никакого. Он путался в трёхзначных таблицах условных кодовых обозначений,  ухитрялся  измазать тушью планшет, ошибался при проводке учебных целей.  Командование  побоялось ввести его в боевой расчет.  И оказался наш украинский весельчак в караульном взводе. Потом стало известно - это и был его хорошо продуманный  трюк.  Однажды он заступил в караул, отстоял два положенных часа, вернулся в караульное помещение.   Согласно положения Устава караульной и гарнизонной службы, вернувшийся  с поста должен два часа бодрствовать, а потом два часа спать - и снова на пост. Но длительное однообразное несение службы делает солдат беспечными и игнорирующими  положения и правила.  Так случилось и в этот раз. Начальник караула задремал в своей комнатке, все бодрствующие спокойно улеглись на топчаны и захрапели. Пользуясь благоприятной обстановкой, наш друг собрал в вещмешок несколько дисков от ППШ, заранее запасённые продукты, вышел из караулки, перелез через высокий бетонный забор, проделав дыру в трёх рядах колючей проволоки,  и ушёл на железнодорожную станцию, которая находилась в двухстах метрах от воинской части. Там он сел на товарный поезд, устроившись на кондукторской площадке. Поезд направлялся на Запад в сторону города Львова. Его исчезновение обнаружили только тогда, когда пришло время заступать ему на пост. Такого ЧП в батальоне ещё не было. Понаехали особисты, которые проводили допросы почти всех. Но никто ничего вразумительного сказать не мог. Только потом обратили внимание, что беглец родом из одного района Иваново - Франковской области, где ещё прятались в схронах недобитые борцы за идею самостийной Украины. В те места срочно вылетели спецгруппы, и вскоре дезертир был обнаружен. Но был получен приказ брать преступника только живым.  Ничего не подозревая и даже не скрываясь, он шёл по берегу реки в сторону синеющих в приближающем вечере  гор Верховины. От берега отплывала лодка с двумя рыбаками, торопящимися к вечернему клёву.
-А ну, давай, грэбысь сюды!- закричал  дезертир.
В лодке находились два брата- один местный, а второй полковник, приехавший в отпуск.
-Чего тебе, солдат?
-Я сказав, гребысь до мэнэ!
-Иди, рядовой своей дорогой пока неприятности не схлопотал. Скажи спасибо, что возвращаться некогда.
-Ага, сукы, значить так? Тоди, получайтэ!
Над рекой раздалась длинная автоматная очередь. Рыбаки упали на дно лодки, а дезертир зашёл в воду, добрёл до лодки, спихнул трупы в воду, сам уселся на кормовую  скамейку и, подправляя лодку веслом, поплыл по течению.
    Он плыл посередине реки, а по берегам, прячась, продвигались оперативные работники. Возникла опасность, что преступник бросит лодку и скроется в ле-сах.  Решили проблему довольно просто. Определили место примерной высад-ки,  и когда преступник вышел на берег и направился  дальше пешком, навстречу ему  попалась шумная весёлая свадьба. Парни и девушки были одеты в национальную гуцульскую одежду: свитки, шляпы с пером, гулко бил бубен, заливались гармошка и  скрипка-  задорные коломийки  заполнили всё в  вечернем воздухе.
-Солдатик, выпей за здоровья молодых!
Солдатик приложился к кухлю с вином - вот тут его и повязали. Но на допросах, как стало известно, дезертир так не  сообщил, куда он шёл и к кому. И суровый приговор был приведён в исполнение.
   Неожиданно среди солдат прошёл слушок, что нашу часть будут расфор-мировывать. Меня вызвал в канцелярию наш ротный капитан  Левин.
-Послушай,  Юрий Михайлович,- впервые  он обратился ко мне по имени и отчеству, что меня очень удивило. - Из всего личного состав роты  ты один что-то стоишь- и образование, и грамотность, и чёткое  выполнение своих обязанностей. Нас скоро расформируют, где-то, через месяц- два. И рассуют вас, бедолаг, по разным подразделениям, в основном  в стройбат. А это для образованного и культурного человека конец. Поэтому я готовлю твои документы для поступления в Одесское общевойсковое училище. Я уверен, что из тебя получится отличный офицер. Ну, что скажешь?
-Спасибо, Михаил Абрамович,- я тоже впервые  обратился к нему не по зва-нию.- Я давно мечтаю стать офицером, но,,,
-Что мешает?
-Гланды проклятые, хронический тонзиллит.
-И всё? Это пустяки. Завтра в госпиталь - и гланд нет.
-Спасибо! А Вы куда? На повышение?
-Поздно о повышении думать. Направляют на крайний Север. Поеду выращи-вать морозоустойчивых евреев. Да и, благодаря северной выслуги,  раньше уйду на пенсию. А ты служи. Таким, как ты и место в армии.
    Гланды мне удалили, и вскоре, получив в штабе необходимые документы, продовольственный аттестат, я направился в Одессу к началу, как мне тогда казалось, военной карьеры.
   Поезд в Одессу пришёл  рано утром, и я пару часов бродил по улицам этого знаменитого приморского города, в котором  был в 1951 году, попав по путёвке в пионерский лагерь Украртек. Не путайте с  крымским Артеком . Ну, это к слову пришлось.  За прошедшие шесть лет город полностью залечил военные раны. Я не буду останавливаться на описаниях Одессы, так как о ней  столько сказано за все годы её существования.
    Перекусил  горячими пирожками прямо с лотка, выпил пару стаканов гази-ровки с сиропом и направился прямым ходом в военное училище. Дежурный по КПП вызвал дежурного по училищу, тот проверил мои документы и сопро-водил в приёмную комиссию. Председатель комиссии, начальник строевой части,  моложавый подполковник долго просматривал мои документы.
-Так, образование соответствует, даже уже педагог. Отлично! Спортивные достижения имеются?
-Так точно. Первый разряд по шахматам, второй по лыжам на 10 километров, третий по прыжкм в длину и стометровке. 
-Прилично. Так вот, товарищ солдат. Мы Вас в училище не примем.
Я был ошарашен. Рухнули все мои надежды, и впереди замаячил стройбат на целых два года.
-Да  Вы не расстраивайтесь. Поедете в Москву. Слышали о МКВУ  имени Верховного Совета РСФСР?
-Так точно! А меня примут?
-Стопроцентная гарантия. Сейчас завтракать, потом в штаб. Получите все необходимые документы и - вперёд! Служи,  солдат, армии такие грамотные командиры очень нужны.
Подполковник крепко пожал мне руку и вызвал дежурного:
-Отведите будущего курсанта в столовую и объясните, как попасть в штаб.
Совсем, как на войне, обстановка менялась мгновенно. О таком училище я даже и не мечтал. О нём я слышал от двух выпускников  нашего педучилища. Их после государственных экзаменов направили в Москву. Но они не прошли медицинскую комиссию, до потери сознания  побегали по Москве – и  в итоге стали солдатами срочной службы. А вдруг и меня забракуют принципиальные военные эскулапы?  Такие тревожные  мысли сопровождали меня всю дорогу в Москву.  И вот я в МКВУ им. Верховного Совета РСФСР (Московское Красно-знаменное Военное Училище). Это было самое знаменитое училище, которое называли кремлевским, а курсантов кремлевскими курсантами. Когда-то оно, действительно, размещалось на территории Кремля, но с развитием военной техники стало неудобно каждый раз везти через всю златоглавую курсантов на всевозможные полигоны. И в  Старых Кузьминках под Москвой были построены корпуса, технические здания и прочие военные сооружения и огромный заасфальтированный плац:  старейшее училище  являлось обяза-тельным участником всех военных парадов на Красной площади.
     Но меня отравили в деревню Хлебниково на училищный полигон, где  и проходил приём в курсанты. Медицинскую комиссию прошёл свободно. Потом писали диктант, сдавали экзамен по истории СССР, и проверялась физическая подготовка. Мы бегали кросс по пересечённой местности, прыгали в длину и высоту, подтягивались на перекладине, отжимались от земли. И вот последний этап - мандатная комиссия, точнее собеседование. Всё скла-дывалось благоприятно. Нашу группу построили и поздравили с зачислением в курсанты и автобусом отправили в расположение училища. Там нас ожидала баня, получение курсантского обмундирования и распределение по взводам. Я попал в четвёртый взвод первой роты, первого батальона.
    На следующий день на построении нам зачитали приказ. Мне было присвоено звание «сержант» и назначение командиром первого отделения. Наше училище было общевойсковым, т.е. готовились командиры взводов в мото - стрелковые войска, а попросту говоря, в пехоту. Я тогда написал своё стихотворение, которое если и не являлось поэтическим шедевром, но точно характеризовало нашу будущую военную деятельность.
                …Пусть говорят, подумаешь, - пехота!
                Вот интересную профессию нашли.
                Окопы рыть в земле кому охота
                И пот свой проливать в густой пыли.
                Сейчас на нас курсантские шинели,
                И этих дней, конечно, не забыть.
                И многие из нас давно успели,
                Успели  эту землю полюбить.
     Но в пехотинцах нам довелось походить только первое полугодие.  Об этом чуть позже. Начался учебный год. В ноябре наше училище должно было представить два батальона по 200 человек на праздничный парад в честь годовщины Великого Октября. А этот парад проходил на главной площади страны - Красной. Даже не верилось, что я пройду перед мавзолеем, Спасской башней на виду у правительства государства и знаменитых гостей Москвы. У меня был рост  метр 76 сантиметров. Но попал я только в шестую  шеренгу из десяти.  Ниже метра 72 сантиметров в училище курсантов не было. Поэтому и считалось оно парадным. Ходили мы по традиции с карабином  «на плечо». Раньше это была трёхлинейка с огромным штыком. А у нас на вооружении стоял СКС - десятизарядный карабин Симонова. С первого дня занятий началась и парадная подготовка. Вначале два часа в день, потом три, четыре. В любую погоду под флейту и барабан мы тянули носок сапога чуть не выше головы. На ногах были яловые сапоги довольно тяжёлые. А вот на первую тренировку на Центральном аэродроме выдали сапоги хромовые со сплошной металлической пластиной (для звука) на подошве. Сапоги необыкновенно лёгкие, удобные, так как шились по нашей ноге. И летела эта нога, действительно, чуть не выше головы. Мы, не смотря на изматывающую парадную подготовку, проводимую в любую погоду и не сокращающуюся сложную учебную программу, очень этим гордились.
     За две недели до парада проводились две генеральные репетиции на Центральном аэродрома: без военной техники и с её участием. И последняя репетиция, ночная, непосредственно на Красной площади. Так вот, прошёл слух, что на заключительной репетиции всего парада на Центральном аэродроме будет сам министр обороны маршал Жуков, которого все обожествляли.  Он в это время  находился в Албании с какой-то миссией. Но на утреннем построении  перед посадкой в машины, было сообщено, что маршал Г.К. Жуков решением Политбюро снят со своей должности. И парадная репетиция была полностью сорвана. Все подразделения, участвовавшие в параде, не держали равнении в шеренгах, сбивались с ноги. Нас прогоняли мимо трибуны несколько раз, но всё без толку. И внезапно перестали обращать на нас внимание. Участники парада  оружие поставили в «козлы», закурили, от чего над полем аэродрома прямо заклубились облака дыма. А на трибуне собралась вся верхушка высшего командования: командующий МВО маршал Москаленко, главнокомандующий войсками Варшавского договора маршал Конев, маршалы родов войск, генералы всех рангов. Очень долго совещались, потом на трибуну были вызваны командиры подразделений.  Получив необходимые ЦУ, они дали команду «По машинам!», и мы отправились по своим расположениям.  Там стали проводить  разъяс-нительную работу политработники и особисты. Парад прошёл нормально. Я протопал по булыжникам Красой площади  пять раз. Но особенно запомнился один. Какой-то умник с большими звёздами на погонах решил проявить инициативу и дал указание проходить с карабином «на руку». А кремлёвские курсанты с первого парада держали карабин «на плечо». Это было традицией нашего училища. Уже на первых тренировках мы поняли, что новое предложение просто неудобное. Но приказ есть приказ. Кроме того, всегда, когда мы выходили от библиотеки им. Ленина на  финишную прямую, сводный оркестр начинал играть Егерский марш. Это тоже являлось нашей традицией. А на этот раз зазвучала непривычная для нас мелодия песни «В путь» Соловьёва- Седого.  И мы начали движение со слабой доли.  А оркестр сбился с ритма и по взмаху дирижёрской палочки замолчал.  Представляете, кремлёвское парадное училище прошагало мимо мавзолея в полной тишине, только щёлкали по булыжникам сплошные пластины  наших хромовых  сапог. Двинулись домой. В машинах стояла непривычная тишина. Кто-то из слабонервных не выдержал:
-Ну, п..ц! Парад запороли, увольнения точно не будет!               
-Закройте ему пасть! И так тошно.
     Объявили построение на праздничный обед. В столовую шагали тоже молча без обычных песен. Уселись за свои столики (мы сидели по четыре человека, а еду развозили молоденькие официантки, к слову, их хватало на один учебный год -  новоиспечённые лейтенанты увозили их по своим гарнизонам) и увидели, что рядом с фруктами стоит фирменное вино и фужеры. Такого ещё не бывало! Вот вышел наш генерал Линёв в сопровождении офицеров, все они прошли за длинный стол. Генерал налил себе вина и громко сказал:
-Братцы! Спасибо! Вы показали, что такое кремлёвские курсанты. Даже оркестр капитулировал. Так держать!  Всем по двое суток  увольнения. Ура!
Наше  троекратное «Ура» прогремело  так, что шторы зашевелились. Потом мы узнали, что генерал награждён новой «Волгой».   На Красной площади на-ше училище в составе двух батальонов выстраивалось  во втором порядке прямо у ГУМа за спиной, прямо перед Мавзолеем Ленина и Сталина. Под бой курантов на Спасской башне на трибуну поднимались члены правительства и военачальники самых высоких рангов. И всегда первым прямо выскакивал Н.С. Хрущёв, и пока появлялся остальной президиум, он успевал подбежать к месту, где размещались иностранные гости, и поприветствовать их взмахами шляпы. Выслушав ответные громкие крики-приветствия, мчался в другой конец трибуны, приветствуя уже своих именитых гостей.  На трибуне выстраивался весь политический цвет государства: Ворошилов, Малиновский, Будённый, Фурцева, Микоян, Брежнев и другие знаменитые лица с портретов члены Политбюро. Выступление Министра обороны, потом команда: «Парад! Смирно! К торжественному маршу, по-батальонно, в одной линейной дистанции,  первый батальон прямо, остальные –Напра-во-о! На пле-чо! Шагом- ма-а-рш!» И взрывался громким маршем сводный духовой оркестр Вооружённых сил Советского Союза под управление Главного дирижёра Советской Армии генерала Петрова. Незабываемые, торжественные минуты!
    Но бывали случаи связанные с парадом довольно неприятные. Майор -особист Булатов вызывал к себе всех по очереди и вёл с каждым продолжительную душещипательную беседу, небрежно чёркая по листу бумаги какими-то закарлючками. Оказывается, составлялось определённое мнение о каждом из нас, причём каждого он незаметно пытался склонить в свои негласные помощники. Говорил он тихим вкрадчивым голосом, располагающим к общению, совсем как у подполковника Путина.  Задавал одни и те же вопросы, меняя только расстановку слов. Не знаю, кто соглашался на сотрудничество с этим довольно неприятным человеком. Но, наверное, такие находились, только определить их было невозможно. Но определённую работу они проводили, и вот такой пример.  Нас официально предупреждали, чтобы мы ни в коем случае не «баловались» с карабинами в строю, ожидая команды на начало прохождения. Ротный, капитан Сухачёв, весёлый по натуре, уникальный  матерщинник по фронтовой привычке, говорил очень доходчиво: «Учтите, мать вашу, на каждый квадратный метр Красной площади нацелены десятки стволов.  Начнёте играть карабинами, б…и,- и придёт вам полный п...ц! И нам достанется».
    И вот как-то за обедом за несколько дней до парада один первокурсник неудачно пошутил. Он показал холостой патрон и сказал, что попытается выстрелить. Мы, кто это слышал, просто подняли его на смех: затворы-то  были без бойков.  Но Булатову какая-то гадина  капнула.  И больше мы этого шутника не видели. Мне посчастливилось прошагать по Красной площади пять раз. Я с гордостью вспоминаю это торжественное, незабываемое время в моей жизни.
    В начале января  1958 года исполнилось 40 лет нашему училищу. Празднование этой годовщины проходило в Кремле в Георгиевском зале. В президиуме было почти всё правительство.  Правда, после торжественной части остались в основном военачальники и выпускники нашего училища прошлых лет.  Маршал  Клим  Ефремович Ворошилов с фужером шампанского подходил к каждой группе курсантов, поздравлял их с праздником. Вокруг суетились десятки фотографов и запечатлевали легендарного маршала в кругу будущих офицеров. Щёлкали затворы фотоаппаратов, глаза слепили вспышки.
    После банкета, который сегодня называется «а-ля фуршет», перед нами выступили знаменитые артисты тех лет. Мне запомнились Нина Дорда, Гелена Великанова, конферансье Брунов, но центральной фигурой был Марк Бернес. «Парни, парни, в этом наша сила…», «Москвичи», «Город над вольной Невой»…Этот праздник навсегда остался в нашей памяти и в сердце. Я до сих пор храню вместе с фотографиями пригласительный билет а Кремль.
    Продолжались занятия, причём, довольно напряжённые из-за прошлых сокращений для парадной подготовки.  Но вот подошёл к концу первый семестр, мы получили двухнедельный отпуск, проездные документы для приобретения железнодорожных билетов в купейном вагоне,  одели парадную форму вне строя и отправились по своим домам. В то время началось регулярное авиасообщение между Москвой и Киевом. Приходилось доплачивать к воинскому требованию несколько рублей, но зато выигрывали во времени: Ту-104 переносил нас из одной столицы в другую где-то за час.
    И вот я в своём родном Корсунь-Шевченковском. Дома меня ждали, накрыли праздничный стол, собрались все мои тёти, а вот дядя Лёня за время моего отсутствия заметно сдал: у него мелко тряслись руки, передвигался он только с помощью тёти Саши. И большую  часть времени проводил в довоенном плетёном кресле.  Мне он очень обрадовался, так как последние годы сам бриться не мог, и эту миссию старательно выполнял я. На второй день после приезда, я отправился в педучилище. Встретили меня приветливо, организовали вечер, где я рассказал о своём училище, показал фотографии, особенно с Кремлёвского дворца, где рядом со мной запечатлен маршал Ворошилов.

                ГЛАВА 7
    Две недели пролетели, как один день.  И вот снова я прошёл через КПП училища и доложил дежурному офицеру, что старший сержант Скопенко из краткосрочного отпуска прибыл вовремя, замечаний и нарушений не имел. А в подразделении нас ждала грандиозная сенсация. Ещё при входе в длинный коридор, который вёл во все помещения нашей роты, я увидел толпу курсантов, которые столпились у доски информации и что-то шумно обсуждали.  На доске висело расписание учебных занятий на неделю. Это было обычным явлением. Но в расписании появились  новые предметы: высшая математика, сопромат, машиноведение, детали машин, теоретическая механика, черчение. Наше училище стало называться Московское  Краснознамённое  Высшее Общевойсковое Командное Училище имени Верховного Совета РСФСР, а мы по окончанию училища получали диплом преподаватель физики и математики, или становились инженерами по ремонту и эксплуатации бронетанковой техники в войсках, или по ремонту автотракторной техники на гражданке. Кроме того на первом курсе каждый должен был стать шофёром-профессионалом, сдав на права московскому ГАИ.
    Шло время. Не буду останавливать внимание на учебных занятиях, они были такими, как в любом ВУЗе. Мы занимались по программе МВТУ им. Баумана, поэтому все технические предметы вели доценты и профессора из этого учебного заведения.  Некоторым курсантам, особенно пришедшим из армии и зачисленных в училище не столько по общеобразовательному уровню, сколько по физическим данным, приходилось несладко.  Производные, модуль Юнга, формула Бойля-Мариотта - всё из области фантастики. Был в нашем взводе курсант Леонид Дорошенко. В училище он попал, как чемпион округа по полосе препятствий. Всё остальное  ему просто не давалось. Тянули чемпиона, как могли. Наши гражданские преподаватели хорошо понимали, с кем имеют дело, и подыгрывали слабым в меру своих возможностей.
    Машиноведение преподавал профессор Соловьёв, высокий, худой старик с густой огромной седой шевелюрой. Он нам был очень симпатичный за общительность, весёлый характер. Не было ни одного занятия, что бы он не выдал очередной анекдот. Кстати говоря, профессор был всегда слегка «под мухой», что не мешало ему блестяще знакомить нас с секретами законов машиноведения. Входил  он в класс быстрым шагом, почти от дверей бросал портфель на стол и всегда движением руки останавливал положенное: «Взвод, встать! Смирно! Товарищ преподаватель…»
 -Голубчик! Своим командирам будешь рапортовать. Сегодня тема…И начинал писать на доске огромные формулы воздушных течений, водяных струй и прочих премудростей. Внезапно остановился:
-Господа! Новый анекдот. Рыбы воблу все знают? А рыбу стерлядь? Так вот их скрестили и знаете, что получилось? Не знаете? А получилась…во*****.
И разразился заразительным смехом, который мы тоже дружно поддержали.
Так вот, профессор приболел, и зачёт по его предмету наш взвод вовремя не сдал. Мы уехали в летние лагеря под город Ковров, а наш профессор, подлечившись, приехал наверстать упущеное. Мне, как заместителю командира взвода, поручено было встретить Соловьёва, провести в летнюю веранду и организовать завтрак. Профессор добирался из Москвы двумя электричками и приехал на станцию Федулово к 9 часам утра. Мы сбросились, достали бутылку «Московской», которую вылили, как помню, в фиолетовый графин с пупырышками. Я принёс из офицерской столовой завтрак. Профессор, как показалось, вечером участвовал в каком-то застолье, и наверно не ограничивал своих желаний. Поднялся он на веранду в красную комнату, видно было, что не в настроении. Выслушал мой рапорт, бросил на круглый стол пять учебников и заявил:
-Кто ничего не знает и  не соображает, тому и учебник ничем  не поможет.                Пять курсантов усиленно принялись листать книги, пытаясь отыскать нужные ответы, а профессор вытянул длинные ноги и прикрыл глаза. Было очень жарко и душно. Вот Соловьёв, уничтожив на шее очередного комара, потянулся за графином,  налил пол стакана и начал пить. Он даже не вздрогнул, не остановился, а медленно выпил, поставил стакан на поднос, длинными, жёлтыми от курева пальцами достал что-то из накладного кармана, понюхал и снова прикрыл глаза. Прошло полчаса, профессор ещё не раз прикладывался к графину, поковырялся вилкой в тарелке.  Зачёт продолжался. Мимо пробегал наш ротный капитан Сухачёв, я о нём уже вспоминал.
-Сдаёте?!
-Так точно. Сдаём, товарищ капитан.
-Ну-ну. Послушаем.
И уселся рядом с профессором. Но ответы были для него, служаки- фронтовику уж, очень непонятные. Посидев несколько минут, он снял фуражку, вытер струившийся по лицу пот, быстро палил полный стакан и так же быстро стал пить. У меня похолодело в груди.  Первая мысль, что пришла в голову была о том, что с сержантскими погонами придётся попрощаться. Капитан сделал первый глоток, на секунду замер, потом быстро всё допил.
-Ну, сдавайте, да смотрите, мать вашу, чтобы хвостов не было.
И убежал. Через неделю проведать меня приехали моя мать и тётя Алина. Они сняли комнату в соседней деревне, а мне было разрешено после ужина в личное время их проведывать. Так было положено, что с родителями знакомились наши командиры. Капитан Сухачёв вызвал меня в канцелярию роты:
-Я хочу встретиться с вашими родными. Сегодня пойдём вместе и разрешаю остаться до утра.
    Мама с тётей накрыли стол, достали бутылку водки. Ротный поблагодарил их за то, что воспитали отличного и дисциплинированного курсанта.
-Юрий, можешь тоже выпить за здоровье родителей.
Потом в ходе разговора он вдруг весело рассмеялся:
-Ты знаешь, почему я так быстро убежал тогда с зачёта? Не могу выпивать без закуски. А ты - молоток! Комбат полковник Румянцев сказал, что этот курсант  далеко пойдёт!
   Хочу остановиться на физической подготовке в училище. Утренняя гимнастика- это понятно. Но вот индийский час! С ним  познакомился маршал Жуков, когда был в Индии и посоветовал ввести его вначале в нескольких военных училищах.  А совет начальника- это тот же приказ для подчинённого, но отданный в ласковой форме. Вот и стали мы первыми испытателями  премудрости индийских йогов.  Проходил этот час так. Три отделения взвода, каждое выстраивается у гимнастического снаряда: первое у перекладины (турника), второе у брусьев, третье у «коня». По команде «К снаряду!» одна пара начинает подтягиваться по десять раз, вторая отжимается от брусьев по десять раз, а третье отделение  без остановки прыгает через «коня» в длину. И так пятнадцать минут. Следует команда «Поменяться снарядами!». 45 минут максимальной физической нагрузки на все виды мышц. Первая неделя давалась очень тяжело. А потом втягиваешься, и когда не попадаешь на это мероприятие, то просто засыпаешь на занятиях.
     Выпадал первый снег, и начиналась лыжная подготовка. Каждую наделю кросс на 5-10-15 километров, раз месяц -30 километров и два раза за зимний сезон марш бросок на 50 километров. Неудивительно, что к выпуску из училища все курсанты без исключения имели вторые, первые всесоюзные разряды, особенно способные становились кандидатами в мастера и даже мастерами.
    До поступления в училище у меня был первый разряд по шахматам, второй по лыжам на 10 километров, третий по стометровке и прыжкам в длину. На училищных соревнованиях я подтвердил третий разряд по прыжкам в длину. Но прыгал, как полагалось, в сапогах. Результат был пять метров девяносто сантиметров. На меня обратил внимание начальник ФИЗО училища майор Шахов, заслуженный тренер СССР, и предложил одеть шиповки, трико и прыгнуть ещё раз. Разогнался и прыгнул. Результат оказался высоким - шесть метров  30 сантиметров.
-Молодец! Но прыгать не умеешь. Берёшь силой. А это не то. Будем трени-роваться.
И занялся он мной индивидуально и основательно. Через год я выполнил первый разряд,  и до мастера спорта оставались считанные сантиметры. Я был зачислен в команду училища на Вторую Спартакиаду народов СССР, чем очень гордился, т.к. там  встретился бы с заслуженным мастером спорта по прыжкам в длину Тер-Ованесяном. Но мечте не удалось сбыться. Но об этом позже.
   «Стойко переносить все тяготы и лишения воинской службы»- из  Внутреннего Устава Советской армии. Внушительные слова! И мы свято выполняли это указание. Теперь подробнее. Распорядок дня в училище строго регламентировал  все 24 часа. Подъём в 7-00, туалет, физо, уборка спального помещения, завтрак. Занятия с 9-00. Обед, отдых- мёртвый час. Потом снова занятия до ужина. После ужина самоподготовка, личное время, прогулка, обязательно с песней,  вечерняя поверка, и в 23-00 отбой. Но это не лишения  и не тяготы. Это обычный учебный день. А вот тяготы и лишения начинались  с..
 -Рота! Подъём! Тревога! Построение на плацу через  пять минут!
    В эти пять минут входит: одеться, заправить койку, получить оружие и всё необходимое в данной ситуации и занять своё место в строю. Построились. Команда «По машинам!» Поехали. Едем, едем и снова команда «К машинам!»
Выстроились у своего транспортного средства и получаем боевой приказ: занять позицию  от и до, окопаться. Копаем. Зимой проще - наворотил сапёрной лопаткой бруствер из снега - и отдыхай. В другое время года с ожесточением вгрызаемся в землю, хорошо, если попал на мягкий грунт. Окопались, лежим. Курить нельзя, громко разговаривать запрещено. Шепчем друг другу: тревога учебная или боевая? Никто этого не знает. Иногда проходит несколько часов. И наконец: «Встать! К машинам!» Приезжаем в расположение к утру, а учебных занятий никто не отменял.
    Как-то прошёл слушок, что ожидаются большие учения. Была зима и довольно не мягкая. Мы потихоньку готовились: доставали «вшивники» -так именовались неуставные свитера и различные тёплые поддевки, шерстяные носки, запасные байковые портянки, приобретали в увольнении сгущёнку, сахар рафинад. И вот наступил этот великий день военных игр. Нас посадили в машины, и училище двинулось в путь к месту сосредоточения «наших» сил. Точно, как в пионерской игре: «красные» и «синие». Ехали долго, средняя скорость колонны не более двадцати километров в час. Начали стыть ноги, даже валенки не помогали. Наконец куда-то доехали.
 -К машинам! Приготовиться к приёму пищи. Оказалось, что походные кухни прибыли раньше нас, и  повара успели приготовиться к нашему появлению. С трудом вываливаемся из кузова. Белые масхалаты, как смирительные рубашки, сковывают движения, ноги от долгого неподвижного сидения кажутся ватными. Негнущимися от холода пальцами развязываем вещмешки, достаём зелёные солдатские котелки и направляемся к дымящимся кухням. В котелок суп, в крышку кашу с куском мяса. Горячая еда подняла настроение, и как-то обогрела. Поели, выпили чай, правда, котелки не мыли, Не беда. Северные народы в одном котле варят жирную шурпу, а потом в этой же посудине кипятят чай. И ничего, живы.               
 -Теперь по сигарете- и умирать можно,- шутит кто-то.
     Получив ЦУ (ценные указания), появились наши командиры в белых цигейковых полушубках, меховых сапогах.  Наш взводный капитан Красько Эдуард Алексеевич чётко поставил боевую задачу, он всегда выражался очень чётко, и мы к этому привыкли:
 -Слушайте боевой приказ! Наша рота  обороняет высоту «Безымянная». Наш взвод занимает позицию в центре. Стрелковые окопы – в полный рост, соединить траншеей, пулемётные гнёзда на флангах, гранатомётчикам быть готовым к отражению танковой атаки «синих». Выделить по одному курсанту из отделений и оборудовать палатку. Приступить к выполнению!
    Как повезло, что не пришлось долбить мороженую землю! Снега на склоне «Безымянной» нанесло почти полтора метра. Позиция получилась на славу.
Палатку поставили под огромным деревом, ветки которого легко и с треском ломались,  и не пришлось где-то копытить в темноте дрова для печурки. Пока работали, холода не чувствовали, а потом мороз дал себя знать. А уйти  в палатку, бросив позицию, мы не имели права. Усаживались плотно друг около друга и посасывали из пробитых дырочек сгущённое молоко. Близился рассвет. Услышав голоса приближающихся командиров, срочно заняли свои мест. Подошли офицеры-посредники с повязками на руках. Посмотрели позицию: понравилось. Что-то отметили на планшетках и ушли. Появился старшина и дал команду на завтрак. Подкрепились и снова на позиции. День прошёл спокойно, противник не появился, даже скучно стало. Второй день вначале ничем не отличался от первого. Но где-то ближе к вечеру стал приближаться  рёв таковых двигателей, и появились боевые машины «синих». И надо же, перед нашей позицией танки перестроились в колонну и стали пересекать нашу траншею в заранее обозначенных вешками места. Это была знаменитая Кантемировская дивизия. Танкисты махали нам руками, а мы, не жалея холостых патронов, вели огонь по громыхающим машинам. Танки прошли, мы не получили никаких команд и остались на позиции. А к ночи ударил 30-градусный мороз. Стояла тихая лунная ночь. Белое безмолвие нарушалось треском обламываемой ветки для обогрева палатки. Два отделения уходили на час в палатку, а одно оставалось в траншее. Было очень холодно, но когда я попал в палатку, то понял, что там не лучше. Печурка давала тепло только в центре. А с боков просачивался адский холод, да и как долго можно
лежать почти на снегу. На одном боку можно было выдержать не более десяти минут. Повертевшись так с полчаса, я ушёл в траншею. Уселся в стрелковой  ячейке, натянул на голову капюшон масхалата и, усиленно дыша, пробовал задремать.  Раздался хруст снега и голос командира роты капитана Сухачёва:
 -Ты почему до сих пор здесь, мать твою!? Немедленно забирай последних курсантов и бегом в деревню! Чтоб через минуту и духу здесь вашего не было!
     С огромным удовольствием выполняю эту команду. Захожу в палатку, она пуста. Засыпаю снегом тлеющие угли в печурке и по свежее протоптанному следу добираюсь до дороги. Снег на ней перемешан сотнями ног и приходится с трудом передвигать ноги в этом месиве. Ярко светит луна, она всегда такая выразительная при  внушительном морозе. Вокруг лунного круга заметны светящиеся кольца, как на астрономических  изображениях Сатурна. Бреду по дороге в направлении указанной деревни, но её не вижу. И неудивительно: в таких небольших, затерянных в калужских лесах деревеньках, до сих пор нет электричества. Наконец замечаю серые пятна изб. Захожу  в первую, и сразу  меня ударяет  в нос теплом и неприятными  запахами распаренных человеческих тел. Включаю фонарик и вижу, что весь пол избы завален фигурами  в масхалатах и полушубках. Места здесь нет. Такая же картина и в следующих жилых помещениях. Дальше искать сил  нет. В последней избе расталкиваю спящих, и, не обращая внимания на ворчанье с применением матерщины, втискиваюсь между ними и моментально отключаюсь.
    Пробуждаюсь от громких голосов и команд на построение. Нахожу своих. Все на месте. Докладываю командиру взвода о наличии личного состава. Теперь в составе взвода ищем свою роту. На окраине деревни выстроились танки, которые проходили через нашу позицию. У каждого танка со стороны трансмиссии из-под брезента торчат ноги в заснеженных валенках. Здесь сработала солдатская смекалка: броня на трансмиссии не успела остыть  и под брезентом тепло, как в Ташкенте. От тающего на одежде снега поднимается парок, зато руки удалось отогреть полностью. Появляются дымящиеся передвижные кухни.  С удовольствием принимаем горячую пищу. Поднимается солнце, и заметно исчезает мороз. Надо же, такой феномен природы - ночной мороз под тридцать и внезапная оттепель. Проходит  около часа. Наконец появляются наши командиры. Похоже, что военная игра окончена, штабы повели итоги, которые нам неизвестны. Дальше предстоит выстроить наши автомашины и следовать домой. Колонна движется очень медленно, впереди прошли танки и перелопатили снег на дороге. Колёса автомобилей поминутно буксуют и приходится выскакивать из кузова и толкать  машины до сравнительно чистого места. Особенно досталось перед выездом на центральную дорогу Калуга-Москва. Проехали последнюю деревеньку, и дорога устремилась в низину, А там снег поголубел от проступающей воды. Машины отказались преодолевать эту водяную кашу, пришлось выталкивать их на центральную дорогу по очереди и выстраивать в колонну. Валенки набухли и стали весить по пуду каждый. Пока толкали автомашины, ногам было жарко. Но вот колонна выстроена и тронулась в путь, опять соблюдая положенную скорость передвижения  не более двадцати километров. 
    Близился вечер, солнце замаскировалось в бело-сизой дымке. Заметно усиливался мороз. Первыми это почувствовали наши ноги. Они стали просто коченеть. А ехать предстояло часов восемь, не менее. Выход был один. По очереди (в кузове было очень тесно, не повернуться) стягивали масхалаты, а в подобных  условиях это был просто цирковой трюк, снимали бушлаты, тоже порядком влажноватые от пота, выбирались из «вшивников» ( нелегальный свитер). Теперь предстояло стащить с ног валенки. Одному это было не по плечу, помогали товарищи. Замёршие ноги оборачивали в свитер, валенки подкладывали  снизу, на промёрзший кузов. Теперь можно было достать и банку сгущёнки. 
 -Парни, курите чаще, будет теплее.
    Так и ехали в табачно-морозном дыму до самого конца. А в училище перед отдыхом предстояла сдача оружия, размещение в сушилках обмундирования, приведение себя в порядок. В столовую никто не пошёл, напрасно старшина роты командовал построение на приём пищи. Столовая была в другом помещении, а наши ватные ноги отказывались ходить. Посмотрел на себя в зеркало и испугался. На меня смотрело какое-то незнакомое дикое лицо с запавшими глазами, закопчёнными щёками, с торчащими во все стороны пропотевшими пучками волос.  Портрет прямо уникальный.
   На следующий день всем объявили благодарность и разрешили увольнение на двое суток. Это касалось того, кто имел поблизости родственников. А остальные выбирали бесплатные билеты в любой театр Москвы, но ночевать должны были возвращаться в училище.  Мало, кто этим воспользовался: кожа на обмороженных курсантских рожах восстанавливалась не сразу, а в таком виде неудобно было показываться в цивилизованном обществе.
   Шёл 1958 год. Казалось, что физические и моральные раны за годы, прошедшие с победного 45-го, залечены, вместе с восстановленными городами. Но это было далеко не так.  В сентябре месяце, как и положено ночью, нас подняли по тревоге. Процедура прежняя - полная экипировка и- по автомашинам.  Но ехать пришлось сравнительно недолго. Мы выгрузились на лётном поле Люберецкого военного аэродрома, погрузились в транспортные самолёты и взлетели в ночное небо. Летели несколько часов. Ещё не рассвело, а мы уже почувствовали, что самолёт идёт на посадку. Вслед за нами садились и другие транспортники.  Куда мы прилетели, никто нам не сообщал. Но с наступлением светлого времени мы видели недалёкие цепи синеющих гор. На этот раз мы попали на Западную Украину, в Иваново                                - Франковскую область, где проходили армейские учения. Мы представляли отдельный мото-стрелковый батальон,   главной задачей которого  было продвижение в авангарде дивизии с целью определения наличия войск «противника».           Погрузились в бронетранспортёры и направились к месту базирования основных подразделений, которые были сосредоточены в районе карпатского города Мукачёво. Прибыли на место. Красота вокруг необыкновенная!  Высокие леса поражали всеми оттенками зелёной палитры. Кое-где ранняя осень начала поливать деревья и кусты огненным багрянцем. Местами красная рябина уже рассыпала по зелени свои ягоды. Воздух необыкновенно прозрачен и чист, свободно дышится полной грудью. Отдохнуть бы здесь, побродить среди исполинских буков, попугать пугливых, но любопытных рябчиков,  посвистеть весёлым стайкам дроздов, с увлечением обклёвывающим кусты тёрна…Но очередная команда построения, и  мечты уносятся,  как лёгкий ветерок.
   Наш взвод представляет головной разведдозор. Поставленная задача заключается в следующем. Мы должны начать движение за несколько часов раньше основных сил по заранее намеченному маршруту и определять глубину обороны условного противника. Обо  всём замеченном докладывать в штаб по радиостанции  Р-109. Двинулись вперёд, соблюдая все предосторожности, как в военное время. Неизвестно в каком месте замаскировался посредник с повязкой на руке,  и при первом нарушении он свободно и с неподдельной радостью может вывести наш взвод из игры. Поэтому идём, как требует устав и многочисленные «Наставления»: впереди на расстоянии метров 50-60 два дозорных, которые сообщают установленными сигналами обо всём увиденном.
     Дорога  осталась  где-то в стороне, идём лесной чащей по указанному направлению. Иногда из-под ног с громким неожиданным треском взлетают рябчики, весело пересвистываются невидимые птички, заметили  белку, кото-рая испуганно взметнулась по стволу сосны и скрылась в тёмно изумрудной хвое. Звенящую тишину  прорезает чёткий громкий стук дятла, в образовавшемся окне в кроне деревьев плавно описывает круги  пернатый хищник. Лес живёт своей размеренной полной жизнью.  Мы в пути около двух часов. Вдруг дозорные подали сигнал «Внимание, опасность». Курсанты моментально  и бесшумно свалились в высокую траву. Подают следующий сигнал «Ко мне!». Подходим. Перед дозорными стоит странная фигура. Попробую её описать подробно. Дед, небольшого роста с огромной всклокоченной пегой бородой, которую давно не касались ножницы. Часть лица,  между волосами, грязно землистого цвета. Когда-то белая домотканая  длинная рубашка,  подвязанная какой-то скрученной тесёмкой, такие же, но более грязные портки, а на ногах непонятная обувка, но ясно, что самодельная. В руках плетёная корзинка с какими-то ягодами, похожими на чёрную смородину, только очень крупную.  Вид у него очень испуганный, прямо трясётся от страха. Дико озирается, пожалуй, пытается убежать. Но курсанты окружили его плотным кольцом, прорваться через которое невозможно. Внезапно дед садится на землю и начинает тонко подвывать.
 -Дедуля, успокойся, никто тебя не собирается обижать, - подходит наш взводный.- Ты случайно военных в лесу не видел?
Дед, видя наше дружелюбное расположение, подвывать перестал. Вытер глаза замаскированные косматыми бровями:
 -_Вы нашы, чы нимци?
 -Дед, какие немцы?
 -Як яки? Герман проклятый.
 -Дедушка, война кончилась тринадцать лет назад.
 -Та воно так, а погоны ваши? Наша армия погонив нэ носыть.
     Оказалось следующее. Красная Армия пришла на Западную Украину  ещё до Великой отечественной войны. Простые крестьяне, освобождённые от кулацкого гнёта, вздохнули свободно. Но началась война. И село решило не дожидаться прихода оккупантов и возвращения  своих доморощенных угнетателей. Люди собрали свой нехитрый скарб, скотину и ушли вниз, в долину, которая была известна только местным охотникам. Долина спряталась между горными хребтами,  и попасть туда было совсем непросто. Проход был один,  да и он преодолевался с большим трудом,  всё в одном месте спускали на верёвках. Шла война, вокруг и стреляло, и гремело. Потом ликвидация «лесных братьев»- опять стрельба, потом стрельба на многочисленных полигонах.  И все думали, что война продолжается. Короче говоря, никто не хотел возвращаться обратно с благодатных обжитых мест. Выросло село, разработалась земля, собирались урожаи, рождались дети - так и жили своим трудом, натуральным хозяйством. А сейчас дед решил посмотреть, что делается на «большой земле» и наткнулся на наш боевой дозор. Шёл 1958 год.
   Но не все встречи оканчивались мирно. Оказалось, что остатки ОУНовского движения не исчезли с украинской земли. Не понятно, на что эти нелюди надеялись. Самые закоренелые, которые вовремя не выползли из схронов по гуманной амнистии, продолжали мешать простым гуцулам мирно жить.
     Взвод  совершил марш-бросок в указанный район и, выполнив по-ставленную задачу по обнаружению условного противника, двигался в расположение «своих». Вначале шли лесом, потом вышли на грунтовую дорогу и двинулись по ней. Впереди показался населённый пункт. Сделали остановку перед домом, на котором развевался красный флаг, указывая на центр советской власти- местный сельский совет. На небольшой площади высился «журавель» - высокое приспособление над колодцем. Курсанты стали умываться и пить холодную, до ломоты в зубах, воду. Командир взвода пошёл пообщаться с местным руководством и скорее появился  на крыльце в сопровождении председателя местной власти.
  -Первое отделение, ко мне! Товарищи курсанты, нам предстоит оказать помощь: нас просят вместе с депутатом сельского совета пройти по нескольким хуторам. Так сказать, для авторитета.  Некоторые несознательные граждане не платят своевременно налоги.  Председатель считает, что наше присутствие повлияет на неплательщиков. Я иду с отделением. Сейчас перекусим и в путь. Остальным приводить себя в порядок и отдыхать. За меня остаётся старший сержант Чистяев.
    Первый хутор пристроился у самого подножья горы, заросшей сплошным лесом, до него было примерно с полкилометра. Небо было серым от низких облаков, которые как бы выползали из-за тёмнозелёных вершин. Внезапный мелкий дождик прибил пыль на дороге,  и сразу стало легче дышать. Как дождь начался, так и кончился. Отделение подошло к первой избе. Широкая перекошенная дверь со скрипом отворилась, и на пороге показалась хозяйка,  в национальной гуцульской одежде.
 -Чого вам?
Депутат открыл свою тетрадь:
 -Так вот, Мария, налог трэба выплатыть.  Можна зараз, щоб в сильраду нэ йты.
 -Нэма у мэнэ грошэй, идить соби з богом.
Пока вёлся этот разговор, курсант Марценюк, осматривая избу, заглянул в сени:
 -Товарищ капитан! Подойдите сюда.
Командир взвода хотел пройти в избу, но хозяйка, уперев руки в бока, стала на его дороге.
-Идить соби дали!
     Но её вежливо убрали в сторону и зашли в большие сени, по –совремённому, в вестибюль.  Влево вела дверь в избу, вправо в хлев, где размещалась скотина. А в низком потолке виднелась ляда - путь на чердак, и в неё упёрлась лестница с широкими щаблями (ступеньками), на которых ясно отметился широкий след сапога  со следами гвоздей на подошве.
 -Кто у Вас там?- спросил капитан.
 - Никого, цэ я лазыла за сином. Почекайте, зараз гроши  пошукаю.- И она быстро вскочила в избу.
 -Марценюк, проверь.
    Коля Марценюк забросил на спину свой АКМ и полез наверх. Как только он, открыл ляду, раздалась короткая резкая автоматная очередь, и Марценюк упал прямо на головы курсантов. Это произошло  так неожиданно, что все онемели.
Раненый стонал, потом потерял сознание. Первым опомнился взводный. Выхватив у кого-то автомат, он быстро полез наверх, и, не высовываясь, стал поливать чердак огнём.  Потом все выскочили во двор. Два человека, по всей вероятности, прорвали дыру в соломе, которой покрывают крыши изб, и, пригнувшись, убегали в сторону леса. Курсанты, отлично стреляющие из всех видов стрелкового оружия,  не смогли поразить убегающих бандитов. По Р-109 срочно была послана радиограмма, и к месту происшествия на вертолётах было переброшено подкрепление. А подоспевший взвод перерезал пути отхода с трёх сторон.  Позади «лесных братьев» начинался горный хребет. Кольцо постепенно сужалось. Но в руках бандитов были наши советские автоматы ППШ с  семидесяти одним патроном в диске. Кроме того, они стали швырять гранаты. Приказ был один: взять живьём! Приближался вечер, бандиты могли ускользнуть, и было принято решение их уничтожить, что и было сделано.
     Наступил 1959 год. Если в прошлом году мы стажировались  на должности командира танка, то в этом году нам доверили танковый взвод - три боевых Т-54 Б. В то время это были самые совершенные танки, основное достоинство их заключалось в вертикальной и горизонтальной стабилизации 100-миллимитровой  пушки, что давало возможность вести прицельную стрельбу на ходу без обычных коротких остановок для выстрела. Надо сказать, что мы стреляли довольно прилично. Сказывались серьёзные тренировки на специальных тренажёрах на танковых занятиях. Поэтому солдаты роты обслуживания полигонов, где мы проводили стрельбы по движущимся целям, просто выли, когда наши курсанты выезжали на рубеж огня. Дело в том, что  мишенями были танки и БТР, сконструированные их брёвен, досок, фанеры. Выстрел - и в прицеле видно, как разлетается неуклюжее сооружение, и после команды «Прекратить огонь!» бедные солдатики - полигонщики стаскивают разбросанные «детали» и принимаются быстро их снова сколачивать. Потом выстрел - и всё повторяется сначала.
     Выезжали мы на стажировку в знаменитые Гороховецкие лагеря, по-нашему Гороховцы. Это был огромный палаточный город, собравший в себя пехотинцев, артиллеристов, танкистов, сапёров, связистов. Первое упоминание об этих лагерях имело место   ещё в 19 веке. Вначале это были учебные лагеря для пехоты, которая отсюда уходила на Русско-Японскую, а потом на 1-ю  мировую войну. Потом летние лагеря для кавалерии, артиллерии, танкистов… Бытовало такое выражение: « Леса нет- одни сосны, земли нет- один песок, воды нет- одно болото, людей нет- одни солдаты». Условия, конечно, в Гороховцах с точки зрения нормальных условий для нормального человека были ужасные. Если мы, курсанты, знали, что пребывание в них – это наш долг, наша учёба, овладение навыками руководства подчинёнными и применением вооружения и техники в военное время, то солдатам срочной службы лагеря- это был бич божий.
    После занятий  в личное время каждый из нас анализировал прошедший день и  планировал завтрашний. Нам было не до солдатского клуба, где всё лето чередовался показ двух фильмов:  «Чапаев» и  «Весёлые ребята», а в библиотеке пылилась на стеллажах в основном военно-патриотическая литература. С ума сойти! Неудивительно, что некоторые, получившие в семье интеллектуальные навыки, не выдерживали долго, особенно те, кто попадал в подразделения охраны. Случались даже самострелы.
    Перед получением лейтенантских погон каждый курсант обязан был вступить в Коммунистическую партию, так как советский офицер должен находиться в передовых рядах народа нашего государства. Проверок никаких не требовалось,- учеба в таком элитном училище исключала, какие-то ни было, порочащие факты биографии. Но случилось непредвиденное.  При вождении танка в сложнейших условиях, приближённых к боевым, я попал в аварию и травмировал правое колено. Это был конец моим спортивным достижениям, а впоследствии оказалось и военной карьере. После удаления повреждённого  мениска коленного сустава мне пришлось расстаться с армией, так как по «Расписанию болезней» после такой операции сверхсрочник мог продолжать службу, а офицер нет.  И  я  оказался на гражданке. Вместо офицерских погон- третья группа инвалидности и партийный кандидатский стаж с годичным испытательным сроком, который напоминал членство в Союзе охотников: первый год без ружья, как бы, загонщиком вместо собаки. Но всё по порядку.


                Глава 8
               
      С января 1960 года началась моя мирная трудовая деятельность в качестве преподавателя музыки и пения в средней школе, которую я сам когда-то окончил. Начал работать со второго полугодия, поэтому часовая нагрузка была небольшая, а отсюда и низкая зарплата. Но кроме этого, к урокам рисования, музыки и пения отношение было самое пренебрежительное, это не основные предметы, даже стоимость часа была более низкой, чем стоимость часа математики или истории.  Ребятишки это хорошо знали, и проводить уроки было сложно из-за низкой дисциплины. Помощь от директора и завуча заключалась в словах - находите общий язык с детьми. А как его найдёшь за один час в неделю, да и в расписании он стоял обычно последним, когда ученики  умственно и физически измотаны на основных предметах. А программа моего предмета была составлена на новаторстве композитора Кабалевского, при анализе которой было понятно, что рассчитана она на учеников- вундеркиндов  и преподавателей- виртуозов высшего разряда.        Кроме уроков в мои обязанности входило руководство школьным хором, занятия с которым проходили после уроков, а участников загоняли чуть не палкой директор и завуч по внеклассной работе. Я мужественно доработал до конца учебного года и, не видя никаких будущих перспектив, написал письмо в краевое Управление Культуры Алтайского края, подробно изложив все свои способности. До армии я окончил педагогическое училище, где, кроме всего,  изучал музыку, библиотечное дело.
     Пришел вызов, в котором мне предложили должность директора Районного Дома Культуры в только что образованном Романовском районе.  И  я, под оханья и аханья своих тёток, стал готовиться в дальнюю дорогу. 
    Прямой поезд на Барнаул отправлялся из Днепропетровска и ходил не каждый день, а три раза в неделю,  что создавало ряд неудобств.                В этот город  я попал, используя пригодные поезда, а в кассе Днепропетровска на сегодня были  в наличии билеты только в мягкий вагон, не хочешь -  ожидай следующего поезда двое суток. Поехал в мягком.
   Вагон почти пустой.  Молоденькая проводница сразу заявила: «Занимайте любое купе». В одиночестве ехать почти пять суток удовольствие не очень приятное. Медленно прохожу вдоль закрытых купе. Из одного высовывается голова с короткой стрижкой «под ёжик».
 -Молодой человек, прошу ко мне. Вдвоём веселее. В шахматы играете?
-Играю.
-Чудесно! Вам далеко?
-До станции Овечкино, не доезжая Барнаула
     Познакомились. Моего попутчика звали, как Чапаева, Василий Иванович. Он был среднего роста, довольно плотного телосложения, коротко остриженные волосы отметила еле заметная седина. Одет был в модную тогда  тенниску и тёмно синие брюки с голубым кантом. «Отставной военный»,- мелькнула  у меня мысль, но спрашивать просто постеснялся. В шахматы он играл довольно прилично, а самое примечательное - очень любил чай, который заваривал сам в небольшом дорожном чайничке. А кипяток в титане вагона был почти всегда. 
    Поезд шёл по южной ветке  Казахстана мимо Аральского моря- озера, с трагической  судьбой в недалёком будущем. В этих местах железнодорожная линия была однопутной, поэтому на некоторых сравнительно небольших станциях приходилось пережидать встречный поезд.
    Во время одной такой вынужденной стоянки, Василий Иванович, набросил на плечи пиджак и, взяв чайник, пошёл набрать на станции кипятка. Я тоже вышел из вагона. Станция была маленькая, затерянная в жёлто-пепельных песках, простирающихся до горизонта. Растительности никакой. За несколькими саманными постройками отдыхал «корабль» пустыни верблюд, медленно и старательно что-то пережёвывая. Здесь же гонялись друг за другом чумазые ребятишки от 6 лет и старше - дети станционных работников. Из стены какой-то постройки торчали две ржавые трубы и два рычага: холодная и горячая вода. Дёрнишь на себя нужный рычаг - и  подставляй свою посудину.  Пока Василий Иванович искал воду, нас догнал ещё один эшелон. В нём меняла дислокацию  морская пехота, крикливые, бесшабашные парни, которые всегда кичились своим клёшем и ни во что не ставили другие рода войск. Поезд ещё не остановился, а они шумной толпой ринулись с котелками и фляжками к станционному водопроводу. В это время Василий Иванович подставил свой чайничек под горячую струю. Но набрать кипятка не успел, рослые матросы оттолкнули его в сторону и с хохотом, сдобренным  матерщиной, стали набирать воду. Василий Иванович снова стал в очередь, но его основа оттолкнули, причём довольно грубо, даже пиджак слетел прямо на землю. А матрос, толкнувший его, гордо посматривал по сторонам.                -Молодой человек,- обратился Василий Иванович к моряку, -что Вы себе позволяете?  Ну-ка, извинитесь!
-Да пошёл ты!
-Немедленно извинитесь!
Вокруг начала собираться толпа. Моряк всей пятернёй толкнул Василия Ивановича в лицо:
-Пошёл, а то инвалида сделаю!
Василий Иванович поднял пиджак, тряхнул с  него песок, повесил пиджак на гвоздь в стене, поставил свой чайничек под стенку. После этого подошёл вплотную к обидчику- и…А дальше стало происходить что-то странное. Морячок громко вскрикнул и свалился лицом прямо в песок.
-Полундра! Наших бьют!
И на Василия Ивановича налетела толпа морских пехотинцев. Что там происходило,  непонятно, но из-под груды тел с воем выползали один за одним драчуны: кто подвывал, а кто полностью отключался. Подбежали начальник эшелона - капитан второго ранга  и дежурный по эшелону в сопровождении наряда. Растолкли дерущихся. На земле валялись человек пять. Василию Ивановичу тоже досталось, тенниска была разорвана, с губы текла кровь. Он отошёл в сторону и стал себя приводить в порядок, смывая кровь с лица. К нему подбежал начальник моряков:
-Вы что себе позволяете! Да я Вас…
Василий Иванович, не обращая не него никакого внимания, стал одевать пиджак.
-Я с тобой разговариваю! На нары захотел?
И тут произошло самое интересное. Василий Иванович что-то достал из внутреннего кармана и сунул под нос капитану второго ранга. Тот побледнел, принял стойку  «смирно» и залепетал заметно дрожащим голосом:
 -Виноват, простите, больше не повторится…
Мы поспешили в свой вагон, а с перрона неслось:
-Становись! Падлы, в штрафняк упеку! Убрать эту полудохлую сволочь! По вагонам, мать вашу!..
Мне неудобно было спрашивать у моего попутчика, кто он, а самое главное, что он делал с рослыми парнями с морской пехоты. А сам он промолчал.
     Вот и станция Овечкино, мой конечный пункт. Тепло прощаюсь с Василием Ивановичем и под его добрые пожелания покидаю вагон. Поезд ушёл, а я оказался единственным прибывшим пассажиром. Вокруг ни души. Подошёл к дежурному по станции:
-Будьте добры, подскажите, как попасть в Романово? И когда будет автобус?
-В Романо? Автобус? Туда, молодой человек, попасть можно со случайной оказией. До Романово 60 километров. Вот такие дела. А Вы к кому?
-Я приехал по вызову Управления. Назначен  директором  Районного Дома Культуры.
-Да. Дела Ваши неважнецкие. Давайте так. Пошли ко мне, перекусим, как говорится, чем Бог послал. Да не стесняйтесь! Тут ни столовых, ни буфета. Станция маленькая, поезда проходят редко. А потом я постараюсь с Романово связаться, но боюсь, сложно это.
    За полчаса удалось дозвониться до райкома партии. Попросили обождать. Потом сообщили, что утром поедет грузовая автомашина в Ребриху за запчастями и заедет за директором ДК.
    И вот я на целине. Ещё в 1954 году Пленум ЦК КПСС принял историческое решение об освоении целинных и залежных земель. Начиналось это грандиозное мероприятие с основания совхозов. Тогда ещё в нашем педучилище предложили готовить для будущих зерновых посёлков заведующих клубами. Помню, даже слова в песне о новосёлах студенты поменяли и радостно распевали «Едем мы, друзья, в дальние края, станем мы завклубами и ты, и я». А я попал в эти места через шесть лет, когда уже чувствовалось, во что выливается неоправданно огромное освоение нетронутой почвы. И в итоге - нарушение экологического равновесия и эрозия почвы, песчаные бури, и кризис сельского хозяйства:  в некоторых совхозах урожай равнялся   количеству посевного материала. Но эти сведения до простого советского человека просто не доходили. А вот лозунги продолжали славить целинные земли и организатора  их - родную партию во главе с…                Я- директор Районного Дома  Культуры в только что организованном молодом Романовском районе, расположенном в восточной части Кулундинской равнины. Романово - просто большое село, вокруг, куда ни глянь, уходящая вдаль  степь. Лес, говорят, начинается только в Михайловском районе.   Сибиряки- целинники встретили меня хорошо, отдел культуры помог с жильем: нашли бабку, которая сдала мне махонькую, полутёмную комнатёнку. Это жильё не радовало. Когда топилась русская печь, в воздухе чувствовался дымок, перебивающий постоянный запах плесени и ещё непонятно чего. Поэтому всё своё время, кроме сна, я проводил на работе.  Так началась моя творческая деятельность, появился неплохой коллектив любителей сцены. Но не всё шло гладко. Основная беда заключалась в постоянных разборках с сельскими пьяницами, которые считали, что нетрезвому человеку нечего в Доме Культуры делать. Во время демонстрации кинофильмов в зале курили, и сплошной сизый дым  мешал видеть происходящее на экране. Иногда со звоном по проходу катилась пустая бутылка, и вонючий запах самогона неприятно шибал в нос. Вечера танцев без драк не проходили. И я объявил войну нарушителям общественного порядка в вверенном мне учреждении.        Согласно положению о Домах культуры  я должен был создать правление,  которое избиралось на общем собрании населения. Избрали. На первом заседании я поставил вопрос о наведении общественного порядка в Районном Доме  культуры. Оказалось, что борьба с пьянством, курением в кинозале, драками на вечерах отдыха – только моё дело. Районный центр небольшой, все или родственники, или друзья, а кому хочется  портить с ними отношения, Пробовал действовать в одиночку. Во время демонстрации кинофильмов включал свет и требовал прекратить курение. Лично выводил с вечеров отдыха пьяных. Ничего не помогало. Обратился за помощью в отдел культуры, а заведующий мне заявил, что я плохо выполняю свои служебные обязанности. Пришлось обратиться  в райотдел милиции. Во время проведения мероприятий стал дежурить сотрудник и дружинники. А на совещании в отделе культуры мне снова официально  указали на мою слабую работу и предупредили, что бы я сделал определённые выводы. Мне, дисциплинированному с детства, только что снявшему погоны, было очень обидно такое отношение со стороны руководства. Даже секретарь райкома КПСС сказал, что я не понимаю момента. А какого – не объяснил. Было понятно, что поддержки мне ожидать не от кого. Самая главная беда - это постоянная массовая пьянка. Вот такой пример. После проведения партхозактива в помещения ДК кинореммастер Саша Бирюков, которого мне так и не удалось увидеть трезвым ни разу, собрал со всех помещений  два мешка бутылок из-под, конечно, не кефира. А на совещании простых работяг не было - директора, председатели, актив, депутаты.  Вот так и жила, живёт да и будет жить Россия-матушка. Через несколько месяцев состоялся концерт, на котором присутствовал  корреспондент  краевой газеты. А потом в ней появился мой портрет и огромная статья о работе молодого руководителя. И меня, как перспективного специалиста, отозвали в Краевое Управление Культуры и предложили на выбор две должности: музыкального редактора краевого радио и директора- руководителя ансамбля песни и пляски Горного Алтая.  Коллектив работал в столице Горно-Алтайской автономной области и назывался «Алтай Чолмоны»- «Звезда Алтая». Я выбрал последнее предложение.
   Вот здесь я, молодой начинающий руководитель без какого-то жизненного опыта (мне в ту пору исполнилось 24 года), впервые встретился с высокими идеологическими деятелями, мнение которых в решении любых вопросов было неоспоримым. Я же превратился в исполнителя их требований, порой даже, не то что несправедливых, а просто диких. Как - то начальник Управления Культуры Каташ Николай Николаевич, алтаец по национальности, шовинист до мозга костей, лектор по специальности, развратник по своей сути, дал указание немедленно уволить одну из ведущих солисток, русскую, а на её место принять девушку-алтайку из одного аймака (района), не имеющую никаких творческих данных,  как потом стало известно, его очередную любовницу.      Указания я не выполнил. Близились гастроли, срывать подго-товленную и утвержденную программу  я не имел права да и не хотел. Назревал первый в моей жизни конфликт с «сильными» мира сего. С одной стороны был я, храбро отстаивающий свои убеждения, а с другой - мощный аппарат руководящих личностей со своей убедительной силой власти. Получил первый выговор. Через некоторое время я был вынужден уволить по профнепригодности некую Кораблеву. Кроме постоянных сплетен и ссор с коллективом от нее ничего нельзя было ожидать. Но! Она была женой солиста ансамбля Воинова, как оказалось, любимца Николая Николаевича, исполнявшего на всех концертах единственную выученную национальную песенку «Тушканчик».  При этом, он забавно прыгал по сцене, прижав ладони к ушам. Увольнение было законным, с санкцией  профсоюзного комитета. Но через несколько дней решением прокурора Кораблева была восстановлена, а я получил очередной выговор за неправильную работу с кадрами. Короче говоря, я вынужден был оставить очень интересную работу и уехать домой. А перед этим в Горно-Алтайском театре прошла премьера драмы-сказки «Иван- да- Марья», музыку к которой написал я и дирижировал оркестром на спектаклях.  Как жалко было оставлять город, где пришел первый творческий успех!
                Глава 9
    И вот я снова в своем родном Корсунь-Шевченковском. Работы практически не было. Отдел образования предложил мне полставки и то в деревне в 10 километрах от дома. Вмешались в мое трудоустройство  родственники. Мать в то время работала ответственным секретарем газеты, а тетя главным бухгалтером в системе здравоохранения. Благодаря  им, мне была предложена должность заместителя директора по политчасти в училище механизации сельского хозяйства. Даже пригласили к первому секретарю райкома КПСС, где мне, как будущему члену партии, пожелали всяческих успехов. Оставалось оформить некоторые формальности перед утверждением. На партучет меня не поставили, объяснив это тем, что вначале надо трудоустроиться. За время моего ожидания вызова в отдел кадров, зять директора станкостроительного завода Шевченко по семейным обстоятельствам перевелся со стационарной учебы на заочное отделение Высшей Партийной школы при ЦК КПСС и сразу же занял обещанное мне место работы. Я отправился к главному коммунисту района, который так недавно желал мне успехов. Выслушав меня, товарищ Бобровицкий предложил устраиваться в другом месте, и уткнулся в газету, забыв, что в его кабинете еще находится молодой кандидат в члены КПСС. Я ушел от него, как побитый пес. Это был очередной пинок по больному месту. Зашел в сектор учета, которым заведовала подруга моей матери, знавшая меня с раннего детства. Поинтересовался, куда мне платить членские взносы и где стать на временный партучет. Она меня успокоила, что два месяца задол-женности ничего страшного. Устроюсь на работу, сразу же заплачу.
     Через несколько дней к нам заглянул сосед, наш участковый, и поинтересовался, как у меня с работой.
   -Знаешь, Юра, районному отделу милиции нужен начальник паспортного стола. Работа неплохая, офицерская должность и перспективы учебы имеются. Как себя покажешь.
     Я сразу же помчался к начальнику майору Пожидаеву. Мы быстро договорились, мои биографические данные и образование полностью его устраивали. Осталось пройти медкомиссию и какую-то специальную проверку, которая может длиться до двух месяцев. Меня опять обеспокоил мой партучет. Пошел к парторгу милиции начальнику УГРО капитану Собченко.
   -Как же я вас поставлю на партучет, вы пока не наш сотрудник? Да не стоит волноваться. Пройдет проверка, и все станет на свои места. Хорошо, что зашли, я теперь в курсе всех дел.
   -А что мне пока делать?
   -Я советую временно устроиться на любую работу, без оформления. Ну, скажем, в колхозе на уборке урожая.
     Председатель колхоза Бащенко немного меня знал. Он когда-то был учеником моей матери, а я, учась в педучилище, каждое лето подрабатывал в его хозяйстве.
   -Так, Юрий, есть несколько вакансий: шофером, но для этого нужно оформляться, и помощником комбайнера на комбайн СК-4. Эта работа только на период уборки урожая.
     Колхозники тех лет работали совсем не так, как сегодня. Рабочий день начинался с восходом солнца, а оканчивался поздно вечером. Мои родные сделали мне по тем временам довольно дорогой подарок - купили мопед, точнее велосипед с мотором, на котором я добирался к месту работы комбайна. С этого мопеда и начались мои беды, преследовавшие меня еще долгие годы.
     Как-то я вернулся с работы пораньше, вечер только начинался. Обычно я приезжал уже по темноте. Просто мы окончили подборку валков гороха на одном поле и, перегнав комбайн на другое, еще не убранное, решили передохнуть несколько лишних часов. Работа по 14 часов в день очень изнуряла, хорошо, что она длилась только в период уборки. Дома я обнаружил, что мои запасы сигарет на исходе и решил съездить в городскую «Чайную», которая в вечернее время исполняла роль ресторана. Купив несколько пачек «Примы», я направился к выходу и увидел знакомого местного художника Иваненко, знаменитого не так своими полотнами, как мотоциклом «Ява», довольно дорогим и редким в те времена, и огромной любовью к крепким напиткам. Вот и сейчас он сидел в компании двух девиц и бутылки коньяка. Я ответил на его приветствие, сел на своё мотовело, мощностью в одну лошадиную силу, и потихоньку потарахтел домой. Через какое–то время сзади послышался треск мотоцикла, это захмелевший работник кисти и холста торопился в свои апартаменты. Он меня обогнал и стал поворачивать вправо в свой переулок. Но что-то с ним произошло, закончить поворот он не сумел, а остановился впереди меня, широко расставив ноги, чтобы не упасть. Объехать его, как положено в такой ситуации, я не мог: впереди шла встречная автомашина, а улицы в нашем старинном городке были очень даже неширокие. Выбор был небольшой - врезайся или в машину, или в мотоциклиста. На реакцию в критические моменты я не жаловался, имея уже опыт вождения и автомобилей, и танков. Поэтому я не растерялся, а резко вывернул руль вправо, проскочил мимо мотоциклиста и повернул в переулок. В это время горе-художник тоже соизволил повернуть и, дав полный газ, врезался в меня сзади. Я оказался на земле, а Иваненко, тоже упав, заорал благим матом на всю улицу. Оказалось, что он напоролся ногой на подножку моего мопеда и получил рваную рану. Самое интересное то, что это произошло у самой милиции. Художника оправили в больницу, а меня повели на экспертизу на предмет опьянения. Я был до того растерян случившимся, что даже не потребовал освидетельствования пострадавшего, а тот был хорошо пьяным. Домой пришлось идти пешком, т.к. моя техника осталась временно во дворе ГАИ. Переживал, конечно, страшно, хотя вины за собой никакой не чувствовал. Но так считал я один. Гораздо позже из неофициальных источников стало мне известно, парторг отдела милиции, он же начальник уголовного розыска и художник Иваненко связаны между собой не только дружбой. Несколько лет назад они стреляли уток в плавнях реки Рось. Выпили изрядно. С пьяных глаз им черт знает, что почудилось, и они выпалили из своих ружей по камышам. А там парень из соседнего села шел пешком в военкомат - начинался осенний призыв- и мыл ноги. Выстрелы были удачные. Парень не подавал никаких признаков жизни, и наши охотнички  притопили его тело в камышах. Но не заметили старого рыбака на противоположном берегу. А тот все видел, но не знал, кто такие охотники. Бросив удочки, старик побежал домой, переоделся и отравился в райотдел милиции. Короче говоря, это дело попало к... начальнику УГРО. С дедом провели определенную работу-и все.
     А против меня Собченко ополчился здорово. Дело в том, что Иваненко стал требовать с меня за полученную травму солидную сумму. Денег, конечно, ему никто не уплатил, ГАИ дало заключение, что виноват сам потерпевший. Мне вернули мою технику, и я продолжил работу на полях колхоза. Прошло около недели. Неожиданно меня пригласили на партийное собрание отдела милиции, где на повестке дня стоял вопрос: персональное дело кандидата в члены КПСС Скопенко Юрия Михайловича.
   -Товарищи коммунисты,- начал свое выступление парторг, он же начальник УГРО, он же друг художника Иваненко,- сегодня мы разбираем персональное дело молодого кандидата. Он более трех месяце не платит членские взносы без уважительной причины и поэтому на основании Устава КПСС механически выбывает из кандидатов, как не выдержавший испытательного срока.
     Я пытался объяснить, в чем дело, но дружный коллектив работников правопорядка проголосовал за предложение парторга. Оставалась надежда на бюро райкома партии, где хорошо знали мою семью, а третий секретарь райкома Божко ранее работал в редакции с моей матерью и был в курсе всех моих дел. Заведующая сектором учета доложила членам бюро, что я часто обращался к ней с вопросом о постановке на учет и уплаты членских взносов. Все это говорило в мою пользу. Но тут поднялся Собченко, который представлял решение собрания, и поставил членов бюро в известность, что  молодой кандидат при неосторожной езде на транспортном средстве причинил тяжкие увечья гражданину Иваненко и против него возбуждено уголовное дело. И я был изгнан из кандидатов в самую справедливую в мире партию. По дороге домой я зашел к начальнику милиции и поинтересовался, когда это  и за что меня решили привлечь к уголовной ответственности.
   -Ты что-то путаешь,- заявил мне майор Пожидаев,- никакого уголовного дела никто и не думал открывать. Но раз тебя исключили из кандидатов, на работу в органы я тебя взять не могу.
     В моей семье было пятеро коммунистов: мать, отец и дядя, погибшие на фронте, тетя Алина и дядя Леня, бывший ответственный работник Министерства зернохозяйств Украины. С раннего детства я, как и весь наш народ, был проникнут глубоким уважением к партии и  вождям. Я, как и все, считал обладателей красной книжечки с изображением великого Ленина самыми справедливыми, самыми человечными, в общем, самыми- самыми. В то время на партию я не обижался даже с учетом того, как со мной несправедливо поступили, что от меня и требовалось.
     Наша партийная система тех лет мудро оградила себя от не своих людей. Попасть на престижную должность даже самого низшего звена руководителей,
можно было только имея в левом кармане поближе к сердцу партбилет, открывающий дорогу в обеспеченное и перспективное завтра. Но если ты попадал в номенклатуру, то это было надолго, если не навсегда. К таковым я теперь не принадлежал, поэтому за несколько лет пришлось сменить ряд рабочих мест: в одном не было жилья, в другом не могла устроиться на работу по специальности моя жена, а жить на одну зарплату на частной квартире да еще с маленьким ребенком было невозможно. А таких, как я, ищущих достойное место под солнцем, в то время называли «летунами», а записи в Трудовой книжке подтверждали твоё или неумение работать, или ещё какие-то недостатки.
   После изгнания  из передовых рядов социалистического отечества, было очевидно -  на что-то солидное рассчитывать не приходится. Иду в районо. Там предложили работу учителя, но не в городе, а в сёльских школах. Пришлось довольствоваться и этим. Мой личный транспорт, несчастный мопед, был на ходу, так что на работу было чем добираться. Учительская нагрузка, от которой зависела зарплата, была небольшой. Полная ставка преподавателя -18 часов в неделю. И всё подчинялось образованию и стажу. При моём «среднем» и стажем «до пяти» в то время это было около семидесяти рублей. Делать было нечего, пришлось оформляться. В итоге мне предложили  семь часов в одной деревне (за два дня) и десять в большом селе Деренковец. И ещё полставки за внеклассную работу- руководство хором.  В Деренковецкую школу можно было попасть через территорию Набутовского сахарного завода, где имелся профсоюзный клуб и требовался художественный руководитель. Директор клуба с цветочной фамилией Барвинок уцепился в меня мёртвой хваткой, прямо поволок в рабочком, и там сразу обговорили все вопросы, а главное выделили койку в заводском общежитии. Квартирный вопрос решён: спать есть где, работает заводская столовая, а в школу два километра через реку Рось. И личный бюджет заметно увеличился.
  Оставалась нерешённой одна проблема, как оказалась непростая,- развод с женой. Сделаю небольшой экскурс в недалёкое прошлое. Ещё в училище я познакомился с девушкой, участником самодеятельности. Жила она в 3-х километрах от училища в посёлке Косино и вместе с подругами часто появлялась в нашем училищном клубе, вначале на вечерах отдыха, а потом попала и на курсантскую сцену. Она мне чем-то понравилась, и я стал за ней ухаживать. Моя будущая жена часто жаловалась на молодую мачеху, которая «захомутала» её отца, а ей создаёт нетерпимую обстановку  в доме. «Забежала бы куда, да некуда».  Потом в семье случилось несчастье - случайно погиб брат, якобы по ошибке попал под пулю оперативника. Потом, гораздо позже я узнал, что эта пуля ему и предназначалась, так как он был участником одной молодёжной банды, и на его счету было уже насколько трупов. А тогда я искренне сочувствовал своей подруге и, как мог, её утешал.  Решил с ней расписаться и отправить на Украину в мою семью. Но перед регистрацией в ЗАГСе я обязан был получить разрешение у командования. Получил его с огромным трудом. Взводный отправил к ротному. Ротный выслушал мою просьбу и послал, понятно куда - это он умел.  Последним со мной беседовал начальник политотдела училища полковник Жуков, который меня очень уважал за проводимую мной общественную работу: я был редактором радиогазеты училища.
-Выслушай меня внимательно и правильно пойми. Тебе учиться ещё полтора года. Получишь офицерское звание и тогда заводи семью. А из таких скоропалительных браков обычно ничего серьёзного не получается.
-Товарищ полковник! Я её люблю, и кроме того у неё очень сложная семейная обстановка. Недавно по нелепой случайности погиб брат…
-Да не очень-то случайной.  Кроме того, мы хорошо знаем женский контингент  окружающих населённых пунктов. Всех в основном манят лейтенантские погоны. Я тебе плохого не посоветую. У тебя впереди увлекательная служба, академия  и связывать себя сейчас по рукам и ногам просто глупо. Иди и думай.
    Думал-думал и надумал- женился. А потом началось то, о чём предупреждал полковник Жуков. Я в лагерях, а супруга по друзьям, причём мужского пола. Вначале мои товарищи, которые были в курсе дела, меня щадили, а потом один нечаянно проговорился. А супруга к тому времени была беременная. И я опять совершил очередную ошибку, отправив её к своей матери. А вот там она разошлась во всю и показала своё истинное лицо. Лишённая московских развлечений, она моим родным грубила, хамила, по неделям ни с кем не разговаривала, а когда родила дочку, вообще превратилась в мегеру. Она могла швырнуть в лицо моей маме не так сваренную по её мнению манную кашу, обругать обыкновенным матом  (это характерная черта русского человека  сельской местности). Короче говоря, мой дом превратился в ад. В письме мама однажды не выдержала и написала: «Кого ты нам привёз?». Я очень переживал, кроме того стали открываться московские похождения моей благоверной до меня и при мне. Возможно, это и послужило моей демобилизацией перед самыми госэкзаменами после получения травмы. Я, конечно, мог бы взять отпуск, подлечиться,  потренировать оперированную ногу и сдать экзамены. Ну, направили бы меня не в строевую часть, а, скажем, на комсомольскую или клубную работу. Мой дядя, муж двоюродной сестры матери, начальник политуправления спецвойск Руденко Ефим Андреевич планировал договориться с начальником училища и забрать меня к себе помощником по комсомолу на майорскую должность. Но всё это перечеркнули мои взаимоотношения с женой и безразличие ко всему, которое затуманило мои мозги.
   После неудачи с устройством на перспективные должности, я превратился в обыкновенного сельского учителя без нормальной зарплаты и будущих перспектив. А теперь предстояло решить вопрос с разводом, так как моя жена, устроенная по знакомству техником-чертёжником на станкостроительный завод, быстро освоилась и стала вести такой же разгульный образ жизни,  как и в Москве. Но наш городок-  не Москва, и все узнают обо всём очень опера-тивно. Вначале мама от меня пыталась эти сведения скрыть, а потом, когда  поняла, что мне всё известно, прямо заявила- разводись и не мучь себя.
     В то время развод считался разрушением ячейки общества, и все инстанции пытались его предотвратить. Но если один из членов этой ячейки продолжал стремиться  к разрушению священных уз брака, он должен был пройти нелёгкий путь. Начинался это процесс так. Если партия и профсоюз оказывались бессильными в его прекращении, то предстояло унизительное объявление в газете о том, что такой-то гражданин подаёт на развод со своей гражданкой. Оплати за объявление, дождись выхода газеты, а потом с ней и с заявлением приходи к судье. Судья тоже пытается сделать всё, чтобы общество не лишилось одной ячейки. Не уговорил.  Вот теперь назначает день слушания.
Наступил такой день и для меня. Бракоразводный процесс окончился удивительно быстро. Все основательные доказательства супружеской неверности были  опровергнуты характеристикой с места работы, в которой указывалось, что моя жена пользуется заслуженным авторитетом в коллективе, участвует в общественной работе и, вообще, ангел во плоти. А так как у меня второй семьи нет, то развода не будет. А вот алименты платить придётся.               Социалистическая система строго стояла на защите семьи и брака. Потом через год я снова прошёл все этапы оформления развода. На этот раз жена на суд вообще не пришла - и всё. Сообщу заранее, что брак был расторгнут через пять лет, когда в моей новой семье было двое детей, а в свидетельствах о рождении в графе «отец» стоял прочерк. Но мне пришлось поить адвоката, который  и организовал развод. Не знаю, как он  это сделал, но моя жена на суд снова не явилась, и меня развели без  её присутствия. Вот так демократическая советская судебная система только с трёх раз разобралась с моей семьёй. Помните фильм «Кавказская пленница»? «Да здравствует советский суд, самый демократический суд в мире!»
    Наш клуб готовился к праздничному концерту в честь годовщины Великого Октября, самого главного государственного праздника.  На одной из репетиций я познакомился с Тамарой, которая исполняла украинские народные песни. У неё был высокий голос с яркой окраской. Она оказалась дочерью главного инженера завода Фихмана Эммануила Наумовича. Мы очень быстро стали друзьями, позже мы полюбили друг друга, как оказалось на всю жизнь. Но её родители были категорически против меня, женатого человека. Напрасно я пытался объяснить, что с женой у меня давно нет ничего общего и быть не может. Узнала об этом моя бывшая и побежала по инстанциям, проливая крокодильи слёзы. Как-то вечером в общежитие пришла Тамара и сказала, что меня просит её отец прийти к ним. Оказалось, что по жалобе комсомолки, брошенной мужем, приехал Коля Ратушный, бывший мой сокурсник по педучилищу, а сейчас третий секретарь райкома комсомола. После обычных приветствий я напрямую спросил:
-Ты зачем сюда приехал? Я, к твоему сведению, давно уже не комсомолец.
-Комсомолка твоя жена, которую ты бросил на произвол судьбы с маленьким ребёнком. Надо вернуться в семью. Твою жену ценят на работе, уважают…
-Знаешь что, Николай, тебя неверно информировали.  Она живёт в моём доме, а я, как видишь, в общежитии.  За дочкой ухаживают мои родные, а я плачу алименты. А если она такая хорошая - женись. Ты, ведь, холостяк? И комсомолец. Создадите дружную комсомольскую ячейку общества с красным фонарём при входе.   Я тебя  благословляю. Только береги темечко от рогов. Будь здоров!
И ушёл. Потом Тамара рассказала, что мои слова даже папе понравились, но всё равно он запретил нам встречаться, пока я не разведусь. И я снова подал на развод, предварительно дав в газету объявление. Но и на этот раз моя жена  на развод не пришла, передала через адвоката заявление, заявив в нём, что я всё равно к ней вернусь. Напрасно я пытался доказать, что у меня есть другая, достойная моей любви, так  как является порядочным человеком в проти-воположность моей жене, с которой я не живу более  года.  Шло время, мы продолжали встречаться, и однажды Тамара сказал, что у неё будет ребёнок,  и что папа опять хочет встретиться. Пошёл вечером в квартиру главного инженера. Нас Тамарой посадили в гостиной, а Эммануил Наумович сел напротив нас на диване. Молчали несколько минут. Потом он высказал всё, что о нас думает. Заявил, что его, коммуниста, главного инженера опозорили, что мы такие - растакие. Мы молчали. Замолчал и он. И вдруг я услышал, как мой будущий тесть насвистывает знакомую мелодию из «Сильвы».
-Всё, пошли к столу. Но учтите, вам придётся устраивать свою совместную жизнь в другом месте. Я вам в этом помогу.
   Действительно, помог. Меня приняли заведующим железнодорожного Дома Культуры  гранкарьера. Но там не было никакой перспективы, как и жителей. В посёлке жило семей 12, а остальные приезжали на работу пригородным поездом. Работать практически не с кем. И я стал подумывать о более надёжном месте работы. И нашёл. Автошкола в городе Золотоноша под Полтавой объявила о наборе группы водителей машин большого тоннажа. Занятия три месяца, а потом направление на работу в одну из передвижных железнодорожных мехколонн. Это уже было что-то более конкретное, чем культработа и преподавание пения.  И я поехал в Золотоношу. Но меня там ждало разочарование. Директор школы объяснил, что принимаются водители только с трёхлетним стажем. У меня стажа не было, Просто были права шофёра-профессионала, причём московские.
-Товарищ директор, я в совершенстве знаю дизельную технику, имею удостоверение мастера по вождению танков…
-У нас танков, молодой человек, нет. А где Вы стали мастером вождения? Я тоже когда-то служил механиком-водителем, правда, 3-го класса.
Узнав, в каком училище я учился, он задал ещё один вопрос:
-А что Вы ещё можете делать?
-Играть, петь,- с горечью в голосе пошутил я.
-А рисовать Вы умеете?
-Умею. Писал и акварелью и маслом. В училище даже панораму об обороне Севастополя выполнил.
-Тогда возьму грех на душу, зачислю. Но с одним условием. Надо оформить стенды, плакаты, таблицы, схемы с наглядными пособиями. Договорились?
-Договорились. Сделаю в лучшем виде.
    И все три месяца я занимался оформительской работой, посещая только практические занятия по вождению могучих МАЗов с эмблемой быка на капоте. Экзамен сдал на «отлично», получил «Удостоверение» водителя автомашин большого тоннажа и направление в 63-ю передвижную механизированную колону в город Крымск.
     На семейном совете было принято решение: к месту работы я еду один, а после получения жилья приедет Тамара. Но в Крымск к месту базирования мехколонны я попал лишь за тем, чтобы оформиться в отделе кадров, получить подъёмные и вместе с напарником выехать своим ходом на отдалённый участок. Квартир там, конечно, не было, пришлось вначале поселиться в общежитии. Потом, когда Тамара не захотела долго находиться  без меня, я снял квартиру у одной бабки в деревне Кулешовка. А вскоре приехала и Тамара.
    Жилось нам в то время трудно. Если с хозяйкой я рассчитывался дровами, которые собирал на месте работы, то продовольственный вопрос был целой проблемой. Попробуйте приобрести нужные продукты в примитивном сельском магазине. А на рынке цены были очень высокие. Заработок тоже желал лучшего. Это и не удивительно: когда работы на объекте близки к завершению - зарплата, как правило, падает вместе с уменьшением объёмов.
Да и зима была на носу. Первые морозы, повышающиеся к ночи, примо-раживали перевозимый из-под экскаватора грунт к металлическому кузову самосвала и приходилось, если не хотел его возить на себе, брать лом, поднимать кузов и сбивать остатки на землю. Вот во время такой операции я не рассчитал свои силы и свалился с кузова, ударив кисть руки.  Рука опухла и мне дали больничный на три дня. В это время на участок приехал сам начальник колонны Волков. Я тоже пошёл на производственное собрание, которое он проводил в гараже. Причём оделся, как обычно, более -менее культурно, повязав галстук и одев шляпу. Увидев меня, начальник спросил:
-Вы кто такой?
-Водитель.
-Ишь ты, а шляпу одел и галстук нацепил, как я! Интеллигент, что - ли?
Сказано это было в довольно грубой и унижающей форме. Потом мне подсказали, что наш шеф шоферов не ставит ни во что. Я скромно промолчал, едва сдерживая себя от достойного ответа. А через неделю десяток машин перебрасывали на другой участок, где  возводили насыпь под железную дорогу, ведущую под город Новороссийск через Грушевую балку. И вот я в Крымске.  Под жильё выдели половину двухосевого вагона - два купе- спальня и кухня-столовая. Мы и этому были рады. Но пришло время  моей жене рожать, и надо было думать о более совремённом жилье. Я снял комнатку у крымского казака. Комнатка была малюсенькая, в ней помещалась только кровать и детская люлька. 27 ноября у нас родилась дочь Ирина. К тому времени я стал участником эстрадного оркестра Дворца Культуры Крымского консервного комбината. Руководил этим коллективом директор  детской музыкальной школы. После нескольких подсказок с моей стороны по вопросам аранжировки, он предложил мне руководство эстрадным оркестром. 
-Знаешь, Юрий Михайлович, мне и некогда, и просто до тебя далеко. А дополнительный заработок,  наверно, тебе не повредит.
    После первого концерта, в нашу оркестровую зашли парторг Борщенко, председатель профсоюза Гриценко и…наш начальник Волков, как оказалось большой любитель музыки. Они поздравили коллектив с удачным выступлением и сделали мне внезапное предложение.
- Значит так, Юрий Михайлович. Хватит Вам крутить баранку. Принимайте Дворец Культуры.
Это было так неожиданно, что я опешил.
- Спасибо за доверие, но мне ещё отрабатывать год.
- Отработают за тебя,- вмешался Волков,- как я тебя увидел в шляпе, сразу понял, что здесь что-то не так.  Я тебя отпущу, да и квартиру постоянную быстрее получишь. Но…при одном условии.
Условие заключалось в следующем: я должен был заниматься музыкой с двумя его сыновьями,  на что я с удовольствием согласился.
   На  Крымском консервном комбинате в сезон переработки фруктов и овощей трудилось до 8 тысяч основных и сезонных рабочих. Огромная площадь с памятником В.И. Ленину во весь рост, против проходной  Дворец Культуры, рядом трёхэтажная  рабочая столовая. Работала она круглые сутки, так как комбинат трудился в три смены. Я заговорил об этом, чтобы лишний раз показать убожество, экономическую отсталость в мышлении наших заумных отцов-руководителей. И вот почему. Каждый человек должен регулярно принимать пищу. Можно пойти в обеденный перерыв в столовую, а можно решить этот вопрос проще. Идёшь на смену, бери с собой кусок хлеба, ложку и консервный нож. Вокруг на стеллажах миллионы банок с продукцией комбината: тушёнка, фаршированные овощи, компоты. Никто не видит- открывай любую! Так и происходило, в банке поковырялся и её на свалку. Ну, а попался - могут оштрафовать или объявить взыскание.
  Так вот, парторг с председателем профсоюза занялись интересным подсчётом, что в итоге вылилось в следующее  предложение. Первые полгода в столовой готовить комплексные обеды на 50% дешевле, а потом выдавать их бесплатно. Никто не захочет вскрывать консервные банки с холодной пищей, лучше пойти в столовую - и вкусно, и выгодно, и пообщаться можно с товарищами, а не прятаться  от глаз мастера за горой банок и, торопясь, глотать, не пережёвывая, свиную тушёнку. Подготовили экономическую выкладку, но когда это предложение дошло до городских партийных работников, те встали на дыбы:  «Бесплатно кормить? Не бывать этому! Советский труженик должен получать за свой труд и кушать за полученные деньги. Такого в стране пока нет и у нас не будет!»
     С работой у меня было нормально, мои подчинённые, видя мой профес-сионализм, со мной считались, в профкоме обещали вскоре дать квартиру. Но случилось непредвиденное.  В годовщину великого вождя революции во Дворце Культуры готовилось грандиозное мероприятие.  Самодеятельные артисты отрабатывали своё выступление, художник сделал всё возможное в оформлении сцены. А на мне лежала ответственность за проведение торжественного собрания. Перед началом я прошёл по всем помещениям, сцене - всё было нормально и красиво. Но нашего рабочего на такое мероприятие надо загонять, иначе он не пойдёт. В конце первой смены аппарат парткома, месткома и главные руководители образовали коридор от проходной до входных дверей в ДК. Рабочих направляли по этому живому проходу прямо в зал. Но кто-то указал на случайно открытый запасной выход за сценой - и все туда направлялись  один за одним,  а я встречал их у входа и об этом ничего не знал.  Когда последним в зал последовал президиум, то оказалось что его членов больше, чем зрителей. Была разборка. Влетело, конечно, мне по первое число. Выговор можно пережить, но такое грубейшее политическое чуть не преступление (хорошо, что это был не 37-й год!) отодвинуло получение квартиры на неопределённое время. И мне пришлось потихоньку подыскивать себе такое место, чтобы была квартира и работа жене. После долгих поисков такое место было найдено.

                ГЛАВА 10

   Мне предложили должность заведующего клубом в посёлке  Мирный, который славился в то время богатым виноградарским совхозом, имеющим даже свой завод по производству вин. Совхоз выращивал виноград, завод изготовлял вина многих наименований от «Улыбки» вплоть до «Таманского десертного», поставляемого по указанию Москвы для высоких правитель-ственных приемов.  Поселок был небольшой, довольно опрятный, весь в зелени и цветах, с несколькими рядами аккуратных коттеджей-близнецов. В профсоюзном клубе, которым я заведовал, работал киномехаником Юрий Горбунов. Со встречи с ним и произошли значительные изменения в моем сознании, я по-другому стал видеть окружающий мир.
    Юрий Горбунов  был довольно интересным человеком.  Небольшого росточка, чернявый, очень подвижный и не в меру разговорчивый, он чем-то напоминал цыгана, который, как говорят в народе, постоянно шустрит, пытаясь извлечь изо всего для себя какую-то выгоду. Но это только на первый взгляд. Он, действительно, по матери был цыганом, немного плясал, немного пел, правда, далеко не цыганские песни.
    Жил Юра с женой и дочуркой очень скромно, точнее, бедно. Микро-скопическая зарплата в клубе, низкооплачиваемая и тяжелая работа в овощеводстве у жены. Мне не стыдно признаться, как я, педагог и культработник, помогал ему залезть в подвал столовой и украсть пару деревянных кругляшей, что бы протопить в его квартирке. Комната, где ютилась эта бедная семья, никогда не видела солнца, в ней было сыро и холодно. Маленький ребенок спал всегда тепло одетый. И никому до этого не было дела. Юрий часто болел, постоянно поддерживал рукой желудок, много курил, мог прикуривать одну  папиросу от другой. Я в это время уже увлекался сочинительством, но писал в основном сатирические произведения, которые неохотно брали даже районные газеты. Уже не припомню, что нас сблизило, пожалуй то, что Юра был оригинальным собеседником. Мы подружились. Вскоре я стал замечать, что в его лексиконе часто проскальзывают, непонятные для меня, блатные словечки и заинтересовался этим. Юра не стал себя долго упрашивать и рассказал свою историю, которая потрясла меня до глубины души. Я, воспитанный в семье коммунистов, впервые стал размышлять о второй стороне нашей жизни, скрытой от глаз простых людей плотной простыней партийной идеологии. Но все по порядку.
     Как-то вечером Юра предупредил меня, что киносеанса не будет, у него гость и предложил мне присутствовать на интересной игре. Гостем оказался, только что освободившийся из заключения и принятый рабочим на винодель-ческий завод, мужчина лет сорока, весь в разнообразных оригинальных накол-ках. Вспоминаю убого обставленную нехитрой мебелью комнатенку, кипящую на плите консервную банку с заваркой. Слово «чифирь» я услышал впервые и узнал, что без него у зеков «не жизнь, а просто ад».
    Юра с гостем сидели на кровати, по-турецки подогнув ноги, и резались в карты. Игра называлась «Бура». Она процветает во всех тюрьмах и зонах. Длится игра долго, т.к. каждый боится первым бросить карты. В лагерях проигрывалось все- пайки скудного обеда, сахарок, шмотки, а иногда на карту ставилась жизнь ничего не подозревавшего бедняги, спокойно спящего после нечеловеческой трудовой нормы: он мог уже никогда не проснуться. Жестокая действительность порождала жестокие нравы.
     Игра продолжалась. Мятые рубли перекладывались из одной кучки в другую, игравшие попивали небольшими глотками чифирь и курили одну папиросу за другой. Так они играли больше суток, позабыв обо всем, и только к вечеру следующего дня разошлись, довольные проведенным временем. Вот после этого и рассказал мне Юрий о своей сложной судьбе.
     Детство Юрия Горбунова проходило на Украине в одном из небольших районных местечек, где его отец работал начальником отдела милиции. Мать Юры была из семьи оседлых цыган, порвавших с беспокойной, но привычной кочевой жизнью. От своих таборных сородичей она унаследовала яркую внешность, веселый нрав и общительность. Была у Юры и сестра, такая же черноглазая, жизнерадостная, вылитая мать. Семья жила очень дружно; в этом доме любили гостей, часто звучала гитара и песни.
     Наступил 1941 год. Близился фронт. Ежедневные сводки не радовали людей. Многие, собрав нехитрый домашний скарб, уходили на восток. Горбунов- старший тоже отправил семью. Было ясно, что жене и детям энкаведиста от фашистов ничего хорошего не будет. Семья уехала, а Горбунов ушел в партизаны, так и не узнав, что немецкие танки, прорвав нашу оборону, вынудили колонну беженцев вернуться обратно к своим домам. Когда в местечко зашли немецкие войска, сразу же нашелся предатель из ярых хохлов-националистов (сегодня это активнейшие участники политического движения «Рух», теперь уже кричащие «Бей жидов »), который явился в гестапо и доложил о семье бывшего начальника милиции, а в данное время разведчика партизанского отряда. Особо отметил, что жена гепеушника - цыганка, хотя. ему было известно, что цыган и евреев немцы не щадят. Юра спасся совсем случайно. Когда во двор ворвались гестаповцы, он был в саду, где устраивал себе убежище. Мать и дочурку повесили на воротах, а дом сожгли. Перепуганный десятилетний мальчуган был свидетелем мученической смерти родителей, но у него хватило ума, стиснув зубы, подавить в себе крик и рыдания. До поздней ночи он просидел в саду и с ужасом смотрел на раскачивающиеся тела матери и сестренки.
     Потом было все: и скитания по деревням, и оскорбительное «пошел, цыганенок, отсюда пока цел», и голодные дни и ночи, и многое другое. Наконец после долгих мытарств состоялась встреча с партизанами, которые совершенно случайно наткнулись на спящего в воронке от снаряда и стонущего во сне мальчугана. И его жизнь круто изменилась. Встретился с отцом. Вместе погоревали, вместе стали мстить за своих погибших родных.
     Но при проведении очередной дерзкой операции, тяжело раненый начальник разведки попал в плен к фашистам. Гестапо давно интересовалось бесстрашным разведчиком, не зная его в лицо. И опять нашлась предательская шкура, добровольно одевшая форму полицая. Выданный гестапо, Горбунов был зверски казнен. На площадь согнали все население города, привязали разведчика к двум танкам, палач в черном мундире с черепом на кокарде дал команду - и танки тронулись с места…Об этом партизане-разведчике упоминается в книге  генерала Вершигоры «Подпольный обком действует».
     Опять Юра остался один. Командование отряда долго уговаривало парнишку отправиться в тыл в один из детдомов. Но Юра в ответ грозил, что все равно убежит на фронт и будет мстить за отца, мать и сестру. И он победил. До самого изгнания фашистов с Украины Юра был разведчиком партизанского соединения. Огромную пользу принес он партизанам, выполняя сложнейшие и ответственные поручения. В 14 лет он был награжден орденом Боевого Красного знамени, медалью «За отвагу» и партизанской медалью 2-й степени.
      После расформирования партизанских отрядов, Юру направили в Москву в музыкальное суворовское училище имени Чернецкого. Но там он не пришелся ко двору- хотел стать моряком.  К желанию подростка никто не прислушался. Недолго размышляя, собрал он свой вещмешок и с таким же мечтателем о морях-океанах сбежал из училища.
     Правдами-неправдами ребята попали на поезд, идущий на Дальний восток, где по наивному их представлению и принимали в моряки. Но скоро в вагоне обратили внимание на двух пацанов в военной форме с боевыми наградами на груди, которые старались не смотреть голодными глазами на жующих пассажиров. Их покормили, а потом на одной из больших станций в вагоне появился воинский патруль, и ребята оказались в кабинете военного железнодорожного коменданта. С ними долго беседовали и, видя их непреклонность в выборе дальнейшей своей судьбы, снабдили пайком, деньгами, направлением и проездными документами до Владивостока, где имелось мореходное училище.
     Несколько лет интересной, можно сказать, романтической учебы,- и вот долгожданные морские просторы! Наступила пора исполнения желаний, началась жизнь, о которой мечтал Юрий Горбунов в сырой, полутемной партизанской землянке. Все шло нормально до 1949 года. В этом памятном для Юрия году судьба- злодейка тихонько подкралась и сыграла с ним злую шутку.
Пришли в Шанхай, сошли на берег. Кто-то предложил посмотреть фильм, поставленный по повести тюремного поэта Геннадия Буша (фамилия его, конечно, была другая) «Тайны далекого Севера». Правда, здесь он демонстрировался под названием «За колючим занавесом», что и не- удивительно- против СССР велась холодная война. Начинался фильм так: на затемненном экране вспыхивал далекий огонек, он приближался, разрастался и превращался в освещенное окно, у которого стоит Сталин и курит свою неизменную трубку. Дым из трубки вьется, вьется и свивается в колючую проволоку. Только за просмотр этого фильма в заграничных кинотеатрах, если узнавали особисты, советский человек получал положенную «десятку», согласно 58 статьи УК, и отправлялся в «места отдаленные» продолжать строить социализм уже под дулом автомата.
     После кинотеатра решили поужинать в ресторане, познакомиться с китайской кухней. Сделали заказ, закурили и принялись обсуждать просмотренный необычный кинофильм. Внезапно за соседним столиком, где расположились шведы, раздался дикий хохот. Матрос Бакланов, который, как и многие бывалые моряки, немного понимал международный морской жаргон, вдруг схватился с места:
   -Мужики! Вы слышали, что сказал швед? Он заявил, что этих русских свиней нельзя пускать в приличные заведения, так как, свиньи и есть свиньи!
Друзья не успели опомниться, как Бакланов подошел к хаму и врезал ему по физиономии. Он занимался боксом и в свой удар вложил всю силу.   
Но швед только покрутил головой, поднялся во весь, как оказалось, двухметровый рост и опустил кулак прямо на голову русского матроса. Тот сразу же свалился на пол. И началась драка: вначале русские выясняли отношения со шведами, потом, как в ковбойских фильмах, в потасовку вмешались все. Появилась китайская полиция, но и она не смогла остановить разбушевавшуюся матросню.  В этой сутолоке кто-то убил полицейского. Сразу все разбежались, остались только непредсказуемые русские, которых, если они подпили, то не так просто остановить. Короче говоря, их повязали и бросили в шанхайскую тюрьму. За убийство стража порядка грозила смертная казнь. Многочисленные свидетели показывали, что виноваты «красные». Вмешались дипломаты, и через некоторое время матросов передали советскому правосудию. Было доказано, что в гибели полицейского они не виноваты, а вот за посещение кинотеатра отвечать придется. И пришлось: предварительное заключение, предвзятое расследование, короткий суд при закрытых дверях - и тюремная камера. Десять, пять и пять! Десять тюряги, пять ссылки и пять поражения в правах. Весь «ароматный» букет 58-й статьи!
     За многие года скитаний по островам ГУЛАГа, Юрий видел все- унижение от воров-законников, побои за неподчинение их жестоким законам, голод, холод, тяжкий труд на лесоповале, когда за невыполнение неоправданно высоких норм можно было загреметь в «кандей» -изолятор или в БУР-барак усиленного режима. Усиленного тем, что к пайке черствого хлеба только через день выдавали кружку кипятка. Несколько раз Юра не выдерживал издевательств и бегал с зоны. Его ловили и добавляли за побег положенные                года дополнительной отсидки.
     А один раз пришлось совершить убийство. Это случилось во Ветлаге, куда Юрия перегнали этапом вместе с другими «матросами», кочующими по пресловутым гулаговским островам. Не успел Юра осмотреться в своей новой камере, как вошел весь в наколках заключенный и спросил:
  -Масть?
На тюремном языке это означало, кто ты- вор, фраер, сука и так далее Если твой ответ не соответствовал масти зоны, тебя ждал плачевный финал.
   -Послушай, дядя. Я сам по себе и в ваши игры не играю.
   -Тогда, падла, лови,- бросил вошедший Юре застиранное полотенце,- вешайся, сука, побыстрее, мне в столовую пора.
Юре стало понятно, что приходят последние минуты его жизни. Он вылез на табурет, привязал к крюку в потолке разорванное и связанное полотенце. «Погибать, так с музыкой»- решил он:
   -Дядя, покурить хоть можно?
   -Ну, подыми напоследок, сучонок.
Юра полез в карман ватника, как бы за куревом, нащупал за подкладкой от-точенную швайку и внезапно упал прямо на своего палача, воткнув оружие  тому прямо в глаз. И снова дополнительный срок, а на обложке личного дела ЗК Горбунова была проведена красная полоса- убийца! И срок вырос до 45 лет. Это еще скромно, некоторые умудрялись раскрутиться до 100 лет!
     На восьмом году заключения Юра попал в Минскую крытую тюрьму, известную своим безжалостно строгим режимом. Отсюда еще никто не выходил. Поговаривали, что освободиться можно, только сыграв в ящик.
      Как-то забегали надзиратели, засуетилось тюремное начальство, срочно убирались и проветривались заплесневевшие вонючие камеры, из изолятора выпустили провинившихся, а самое главное, улучшилась кормежка. Минская «крытая» ожидала нового начальника всего Берлага. А фамилия генерал-лейтенанта была Вершигора. Тот самый Вершигора, который вручал Юрию Горбунову, бесстрашному партизанскому разведчику, не одну боевую награду.
И вот заскрипели двери камер, заключенных выстроили в длинном коридоре- новый начальник проводил инспекторскую проверку. Проходя вдоль шеренги, генерал пробежал взглядом по лицу Юрия, прошел дальше, а потом быстро вернулся назад. И остановился перед ним:
   -Это ты, Юрка?- Так он всегда называл партизанского сынка.
Юра хотел ответить, но у него перехватило горло…
     В кабинете начальника тюрьмы, просмотрев «Дело» заключенного Горбунова, генерал долго выслушивал его исповедь, потом, помолчав, рассмеялся:
   -Узнаю бравого партизана. Да-а-а…Но за все художества тебя надо было давно пустить в расход. Я не верю, что сын боевого командира, сам заслуженный воин превратился в закоренелого врага нашего общества. Мне ясно, что попал ты в неудачное время в неудачное место. Сейчас отравляйся в санчасть, думаю, что ненадолго.
     Через несколько дней Юрий навсегда покинул тюремные стены. Бывший командир распутал все, что так тщательно состряпали гулаговские  служаки за многие годы. И вот она, долгожданная свобода! Даже награды вернули. А как жить дальше? Вернуться на море невозможно- тюремная баланда полностью подорвала здоровье, даже наградила язвой желудка. Единственное, что он умел и любил, так это «крутить кино». Немудреная специальность киномеханика было единственным, что дал ему Гулаг за многие годы.
     Устроился Юрий киномехаником в профсоюзный клуб, получил комнату, завел семью, немного подлечил желудок. Вскоре родилась дочь.Вот таким и встретил я его в поселке Мирный на Таманском полуострове.
    Теперь уже откровенно рассказывал мне Юрий о жизни за колючей проволокой, обо всем происходящем в местах заключений, где побывал не один миллион граждан великой страны. Мне было не по  себе, и с трудом я мог поверить, что такое возможно в государстве, где человек человеку друг, товарищ и брат.    
    Я с гордостью стал думать о тех коренных переменах, благоприятных изменениях в жизни страны, которые произошли благодаря Коммунистической партии и её руководителя Никиты Сергеевича Хрущева. Я, как и все, верили ему и одобряли его политику. А в 1962 году было внезапное повешение цен на самые необходимые продукты, которые, как по мановению полочки волшебника, стали исчезать с прилавков магазинов. Заходишь в магазин, а там «Бычки в томате» и «Крабы». Мясное можно было раздобыть только в совхозной столовой. Как-то жена принесла несколько порций котлет с неизменными макаронами. Макароны с томатно-мучной мутной подливой мы съели, а котлеты выбросили. В этой фантазии повара, кроме слипающегося хлеба и крупно нарезанного лука, были еще и куски жирной свинины. С необрезанной шкуры торчала, как борода старца, колючая щетина. Хлеб продавался желтоватого цвета. И если его хорошо сдавить, на пол капала вода. А на месте разреза явно просматривались половинки гороха. Да и мизерных зарплат еле хватало на это подобие продуктов, если можно их так назвать.                А потом был Новочеркасск с танками и автоматами, под командованием боевого генерала-казака Плиева, соратника знаменитого Доватора. Наверное, по давней традиции такая судьба доблестного казачества выполнять далеко непочетные обязанности. По команде руководителей правительства, лично большевика-ленинца  Микояна,  был открыт огонь по беззащитным людям, выступившим всего лишь против повышения цен на самые необходимые продукты. Пролилась кровь. Потом расстреляли, якобы, подстрекателей к свержению власти. И всё это происходило по указаниям самого главного коммуниста, некогда предводителя московских коммунистов дорогого  и любимого Никиты Сергеевича Хрущёва. Но от народа, как могли, скрывали события в Ново- Черкасске. Неожиданно в «Роман -газете» появилась повесть Солженицына «Один день Ивана Денисовича». Мы внимательно прочли это необычное произведение.
     -Юрий Михайлович, послушай меня, мы напишем не хуже, чем Солженицын. Он показал один день, а мы покажем месяц, год, десятилетие. Там будет все- этапы, разборки, издевательства надзирателей и…Идет?
    Но материала было так много, что долгое время мы не решались написать первую строчку. Кроме всего, я был почти незнаком с подробностями лагерной жизни, поэтому решили так: Юра рассказывает, а я пишу. Для начала мы выбрали поэму тюремного поэта (я уже о нем упоминал) Геннадия Буша «Серый крест» о страшной трагедией одной семьи.
     Об этом поэте надо сказать особо. Фамилия у него была другая, Юра ее не знал. Сын известного московского ученого, он попал в зону сразу после расстрела «врагов народа»- отца и матери. Забрали его, 20-ти летнего студента литературного института имени Горького, прямо из аудитории при товарищах и профессоре, грубо скрутили руки - и на зону!
      В лагере молодой литератор продолжал писать, пряча свои стихи от частых «шмонов» (обысков) в обуви, как когда-то великий украинский поэт Тарас Шевченко прятал «захалявную» книжечку. Его стихи заучивались заключенными наизусть и расплывались по всем «зонам» безбрежного Гулага. Наконец, Геннадий попал на «солнечную» Колыму. Весь световой день кайлил вечную мерзлоту на золотодобывающих полигонах, выдалбливал тесные могилы для умерших товарищей, не выдержавших нечеловеческих условий, а иногда просто получивших 9 грамм свинца от упакованного в тулуп часового на вышке, которому надо было 10 суток отпуска, чтобы повидать своих родных в Чечне, Азербайджане или Узбекистане (в основном охрана заключенных поручалась солдатам из Кавказа и Средней Азии). Вот в этот период и написал он свое центральное произведение «Тайны далекого Севера». Очень интересная и загадочная история появления этой повести за границей, где и был поставлен фильм «За колючим занавесом»
     Рассказывают, что посланный одной из иностранных разведок агент, получил срок и попал в зону, где находился Геннадий Буш. Рукопись была выкрадена, а возможно передана лично автором. Об этом ничего неизвестно. Агент совершает побег и доставляет ее своему руководству. После выхода на экраны фильма, Геннадий Буш погибает при загадочных обстоятельствах.
     Итак, мы начали работу над литературным сценарием по поэме Буша «Серый крест». Вначале Юрий прочел поэму, которую он знал наизусть. Читал он ее особенно, с какими-то невообразимыми интонациями, с надрывом в голосе, как бы нараспев. Писали мы быстро. Юра обладал очень яркой памятью. Он мне рассказывал, а я на ходу обрабатывал и записывал. А вот главу, где показано этапирование заключенных по «железке» и взаимоотно-шения между ними и охраной, Юра изобразил лично. Но это было сделано так сильно, что мне оставалось только исправить орфографические ошибки и кое-где убрать повторяющиеся слова.
     Сценарий был написан за две недели! После первого прочтения мы долго сидели молча, не веря, что создали такое произведение. Упросили секретаря-машинистку директора совхоза перепечатать наш труд. Эта женщина, спасибо ей огромное, отказалась брать деньги, которых у нас почти не было, заявив, что этого сделать она не может. Расплакалась и ушла. Мне стало понятно, что наш сценарий довольно эмоционально действует на простых людей.
     Написать-то мы написали. А дальше? Не помню, кто нас надоумил обратиться непосредственно к киноработникам. В те годы в Ялте еще работала киностудия, и мы, пересчитав наши мизерные сбережения, отправились в Крым. Добирались, в основном, на попутках, как говорят за границей, автостопом. Наш путь пролегал от поселка Мирный до Керченского пролива, потом паромом в Керчь, оттуда снова попутками через Крымские горы до Ялты. На киностудии нам посоветовали обратиться к одной московской режиссёрше, которая находилась в это время в Крыму. Вначале она нас встретила настороженно. И правда, вид у нас был далеко не респектабельный- простая одежда, довольно запыленная обувь, а самое главное- это нерешительность, а проще- робость. Выслушав нас, она взяла сценарий и попросила несколько часов для его чтения. Мы отправились убивать время в курортном городе, где любая столовая, не говоря о множественных кафе, были нам не по карману. Накупили мы горячих пирожков с ливером и капустой и поплыли на прогулочном катере вдоль берега моря мимо Медведь- горы, до Ласточкиного гнезда и обратно. После прогулки сполоснули наши провинциальные запыленные лица, почистили далеко не модельную обувь и отправились в гостиницу за приговором профессионала- киношника. Неожиданно нас встретили очень приветливо, посадили за довольно роскошный стол. После обеда  режиссёр   задала  несколько вопросов. Вначале выяснила, кто мы и откуда, какое у нас образование. Потом спросила:
   -Ребята, как вы смогли, живя в такой дыре, создать подобное произведение, причем, грамотное с точки зрения кинематографа? По сути дела, сценарий готов к постановке. А главное- это сейчас самая модная тема. Я буду на «Мосфильме» через месяц. Вы должны там появиться по первому зову. Все будет нормально.
     Домой, кажется, мы летели на крыльях. Прошло чуть больше месяца, и пришла телеграмма, приглашающая нас на киностудию. Но в Москву отравился один Юрий, меня просто не отпустила моя начальница, председатель рабочкома совхоза, ограниченная, недалекая, завистливая женщина, о ней я обязательно расскажу позже, так как она являлась, этаким сконструированным, вернее зомбированным, партией прообразом, эталоном большинства профсоюзных руководителей того времени. Дней через десять вернулся радостный Юрий с сообщением, что нам надо готовиться в Москву для участия в работе над фильмом. Но вот однажды прибежала посыльная директора совхоза Анашкина и передала его просьбу срочно прийти к нему в кабинет. Ранее он даже на наше приветствие при встрече иногда снисхо-дительно кивал головой,  подчеркивал этим разницу между нами. И вдруг…
   -Там к вам кто-то приехал из Москвы,- сообщила посыльная,- быстрее идите, а я поищу киномеханика.
    В кабинете директора сидел седоватый, немного грузный мужчина. При на-шем появлении он поднялся навстречу и крепко пожал руки. К огромному удивлению наш директор тоже впервые за все время протянул руку и представил:
   - К вам приехал известный журналист Георгий Радов. Ну, я пойду, не буду мешать. Я дал команду главному виноделу, он проводит вас в зал демонстрации вин. Там ваша беседа будет интереснее...Не ожидал я от вас подобного, ребята.
     В этом совхозном заводском святилище мы провели часа два, пробуя вина, представляемые на самые высокие приемы. Нас угостили даже «Таманским» десертным, как его называли на заводе, «хрущевским». Георгий Радов приехал в станицу Анапку, где снимался фильм «Мать-мачеха» по его сценарию. За одно ему дали задание сообщить нам довольно неприятную вещь.
   -Знаете, ребята, вы еще молоды, у вас все еще впереди, не расстраивайтесь. Поймите правильно, студия здесь не причём. Просто партийные органы опомнились и посчитали, что хватит «Одного дня Ивана Денисовича». А вы очень способные, мне лично ваш сценарий очень даже понравился. Ну, не стоит вешать носы! Вам попросили передать, что ждут от вас новой работы, и посоветовали найти актуальную тему производственного направления с интересными бытовыми конфликтами и гарантируют вам полное содействие, т.к. «киношный» профессионализм у вас в крови.
А мы уже видели себя на съемочной площадке, мы уже жили своим будущим фильмом.
     Наступила пора разочарований. Юра был страшно огорчен, просто убит и сразу отказался что-либо писать:
   - Юрий Михайлович, я знаю только воров, фраеров, нары, «феню», лагеря, этапы и кино. Ни на что большее я просто не способен.
    Так и окончилась наша совместная литературная деятельность. Сценарий, отпечатанный на «Мосфильме», остался памятником моего творчества в кинематографе. Потом, через несколько лет, в городе Енисейске Красноярского края я работал на должности заведующего отделом культуры исполкома. Совместно с режиссером Енисейского театра попытался переработать сценарий в драму. Но осуществить постановку спектакля не удалось- то мероприятия, связанные со знаменательными датами, которым требовались другие темы, то подготовка к Всесоюзному смотру театральных коллективов, то просто текучка, которая больше всего мешает творческой работе.
     Уже живя на Колыме, я вспомнил о своем сценарии, который остался у режиссёра Евстифеева, и написал своему бывшему куратору и другу Михаилу Лопатину, бессменному зампреду исполкома, письмо с просьбой разыскать мое произведение. Через некоторое время я получил неутешительный ответ. Евстифеев Владимир Иванович неожиданно скончался, а его вдова не смогла найти требуемые материалы.
     Прошло почти 30 лет, многое забылось, но трагедия русской семьи, описанная в сценарии, как и трагедии других семей, в период произвола органов НКВД-МГБ стоят перед глазами. И забыть это просто невозможно. Забыть, это значить стать сообщником «человека с ружьем», которого так уговаривал не бояться великий Ленин. Вот краткое содержание литературного сценария «Таежная трагедия», созданного по поэме тюремного поэта Геннадия Буша «Серый крест».
     «В одной из железнодорожных передвижных мехколонн работал водителем 5-ти тонного МАЗа Николай. Жил, как и большинство рабочих, в тесном железнодорожном вагончике, разделенном дощатой перегородкой на две семьи. У Николая была жена Валентина и годовалый сынишка. С некоторых пор Валентину стал настойчиво преследовать начальник мехколонны Рысьин, властный, грубый человек, известный бабник. Он отправляет Николая со сменщиком на отдаленный участок, а сам пытается обесчестить Валентину. По счастливой случайности этого не произошло. Но когда вернулся из командировки Николай, нашлись сволочные душонки и стали подкалывать его, называя рогоносцем. Николай требует объяснений у жены. И она признается, как в его отсутствие начальник зашел в вагон и пытался ее изнасиловать. Только появление соседей этому помешало. Но до возвращения Николая, она запиралась даже днем, боясь вторичного появления Рысьина.  Вначале Николай идет в партийный комитет, но там не находит никакой поддержки. Доведенный постоянными насмешками до бешенства, он вламывается в кабинет начальника и разбивает ему голову баллонным ключом. Потом суд. Судит, так называемая в те времена, «тройка». В итоге- 10 лет по политической статье - покушение на руководителя-коммуниста.
     Потом этап. Стычки политических заключенных-«врагов народа» с матерыми ворами-законниками, издевательства охраны и т. д. В лагере в Сибири Николай работает честно, его уважают, а «воры», получив несколько раз внушительный отпор, перестают на него обращать внимание. Политические заключенные, не потерявшие веру в справедливость и считая, что товарищ Сталин просто не знает, что вытворяет, пытаясь выслужиться лагерное начальство, уговаривают Николая, как самого выносливого, бежать с зоны и передать в Москве через приемную Калинина письмо лично вождю. Под письмом подписалась не одна сотня заключенных. Некоторые подписи были сделаны кровью.
    В это время по прямому указанию выздоровевшего Рысьина  Валентину с ребенком выбрасывают из вагончика. За деньги, собранные простыми работягами, она уезжает в далекое сибирское село, расположенное рядом с зоной. Тяжело заболел ребенок. Медработника в деревне нет. Валентина бежит к председателю колхоза и просит лошадь, поехать в больницу в район. Но тот беспомощно разводит руками и сообщает, что получил запрет от сельского совета. Валентина, проваливаясь чуть не по пояс в снег, бредет в соседнюю деревню к председателю сельсовета. В его кабинете находится лощёный нагловатый  особист. Услышав просьбу Валентины, он цинично заявляет:
   -Лошадка нужна? Будет тебе лошадка. Но позже. А сейчас бери ружьё и вместе со всеми на облаву. Из зоны бежал матерый рецидивист, убийца и насильник. Пока не изловим, ничего тебе не будет.
   -Я не могу, у меня ребенок при смерти.
   -Ты что, бабонька, русского языка не понимаешь? Причём здесь твой ребенок? А ну-ка бегом со всеми в тайгу! И запомни, чем быстрее поймаем или уничтожим беглого, всем будет лучше. А тебе дадим... самого резвого жеребца,- захохотал он.
    Валентина участвует в облаве. Она в ужасном состоянии, все мысли только о больном ребенке. Судорожно сжимает в руках охотничье ружье, зарядил его и взвел курки сосед по облаве, предупредив:
-Ежели на тебя выйдет - стреляй, он тебя не пожалеет, убивец проклятый.
И на нее выходит обессиленный, заснеженный Николай. Валентина, ничего не соображая, стреляет почти в упор. Узнав в убитом мужа, падает бездыханной на его тело. Ребенок умирает в деревне. Всех троих местные жители похоронили в одной могиле, а над могилой поставили серый крест».
     Но вернусь к тем шестидесятым. После неудачи со сценарием, Горбунов бросил литературные пробы, а я, вдохновлённый перспективами Радова, стал усиленно искать подходящую тему. Конечно, без образа передовика производства- героя наших дней, без социалистического соревнования и встречных планов работа была бы заранее обречена на провал. А сами герои производства, к сожалению, не рождались, их создавала идеология для примера другим. Я знаю случаи, когда нужную доярку «тянули» на звезду Героя Социалистического труда, заставляя других доярок сливать часть надоенного от своих коров молока в ее бидоны, как бригадир, получивший ценное указание, дописывал вспаханные другими трактористами гектары будущему орденоносцу. В инструкциях партийным комитетам, которые вершили мудрую политику КПСС на местах, была разработана шкала награждений. Вот такой пример. Колхоз имени…собрал урожай зерновых, скажем, по 25 центнеров с гектара. При такой-то  урожайности бригадир, чья бригада дала высокий показатель, получал орден Ленина, конечно, при условии, что в его семье не было врагов народа, бывших военнопленных, судимых и т.п. Председатель колхоза награждался орденом Трудового Красного Знамени, парторг- орденом «Знак Почета», первый секретарь райкома КПСС, при условии наличия нескольких таких хозяйств на территории района, мог полюбоваться золотой звездой героя, а завотделом сельского хозяйства райкома получал медаль «За трудовое отличие». Вот и старались выжать с простых тружеников всё, что только возможно, не стесняясь даже приписок.
    Я просто не мог писать о таких выдающихся личностях, было противно. А социалистический реализм этого периода четко указывал: хочешь печататься- пиши не то, что видишь, а то, что должно быть в стране победившего социализма. Попытайтесь вдуматься во фразу «победившего». Раз побеждаешь, значить с кем-то борешься, сражаешься. А с кем? Во всех документах партийных и профсоюзных съездов тогда звучало: «Советский народ борется с…» Какая же борьба в стране уже победившего социализма?
     Тему я нашел неожиданно. При каком-то случайном знакомстве некий виноградарь рассказал, как можно создать что-то новое, интересное и нужное, но отказавшись от соавторства, потерять всё. Этот простой труженик- практик придумал приспособление для обработки виноградников на склонах, где обычной технике не работать. А виноград с солнечных холмов мог дать повышенный урожай. Остановка была за техникой. Обычные трактора просто переворачивались. Надо было искать что-то новое. И оно было найдено.
Но неизвестному, без связей и протекций, рационализатору невозможно было внедрить свое изобретение в производство. Так никто и не узнал, кто этот умелец, а новая техника появилась, правда, под другими именами.
     Обходя острые углы действительности, я начал писать литературный сценарий о славных тружениках Краснодарского края, выращивающих виноград на солнечных склонах Таманского полуострова, отчего в винах с винограда с этих участков золотятся искорки солнца и т.д. Производственная тематика перекликалась с удачными бытовыми конфликтами. Был создан образ деда-весельчака, вездесущего, всевидящего и других, наподобие Шолоховского деда Щукаря. Правда, не смог совладать с искушением и выставил парторга хозяйства в довольно комичном виде из-за его полной некомпетентности. Позднее такой недалёкий деятель был выведен в пьесе Аллы Бархоленко «Обуховке нужны чудаки», за что пьесу  не особенно пропагандировали.  Мне лично моя новая работа понравилась. В небольших поселках самые грамотные - это учителя. Им была предоставлена рукопись, и я получил  очень высокую оценку. Назывался мой сценарий «Солнце над склонами».
    Я не стал связываться с «Мосфильмом», разыскивать в далеком Ленинграде Радова. Решил просто вначале обратиться в одно издательство   Краснодарского края. Какая кричащая наивность! Представьте себе молодого человека, никому неизвестного, т.е. без творческого лица, появившегося в кабинете руководителя издательства с огромным журналистским или писательским авторитетом. Узнав, что я предлагаю свое произведение, сей великий муж умудрился на овальной физиономии изобразить просто брезгливую мину. Потом, видя, что я не собираюсь покинуть его кабинет, как бы бросил милость-  предложил оставить рукопись. Договорились, что я зайду через день. При новой встрече, он оказался совсем другим человеком. Крепко пожал мне руку, усадил в кресло у приставного столика. Какая лучезарная улыбка светилась на его вчера еще кислой роже!
 -Ну, дорогой, будем работать…Как бы это вам объяснить, вернее, как бы выразиться проще, вам несомненно нужна определенная совсем незначительная помощь, так сказать,- заюлил он.
-Нужен соавтор?- Перебил я его излияния.
-Совершенно верно! Как тонко вы понимаете ситуацию. Умница!
     Вот тут-то и вскипела в моих жилах кровушка. И вместо того, чтобы низенько поклониться маститому благодетелю, ласково поблагодарить и дать свое согласие, правда, не только на вторую фамилию на обложке книги, но и на половину гонорара, я по- молодости да по глупости, хорошо хоть в морду не дал, а только послал его на…
Вот и все. У него остался свой роскошный кабинет, персональный автомобиль, дача и прочие атрибуты высокого руководителя, а у меня  - рукопись, которой не суждено было увидеть свет, утраченные надежды, разочарования и обида на всё и вся.
     В дальнейшем моя литературная работа превратилась в создание праздничных и тематических сценариев для клубов, библиотек, Домов Культуры, что являлось творчеством в относительном понимании. Просто это была моя посильная помощь своим же работникам.
     Но что я? Скольким талантливым творческим людям господствующая в то время, переродившаяся партийная идеология обрезала крылья, исковеркала судьбы, даже изгоняла с родных мест за границу, где эти изгои великой страны находили себя и высоко ценились. Как только ни преследовались те, кто правильно, согласно теории литературы, трактовал понятие «социа-листический реализм», правдиво отображая окружающую действительность, без лжи, прикрас и кричащих лозунгов. Оказывалось, «правда» совсем не то, что ты видишь, а то, что созерцают твои идейные вдохновители и хотят лицезреть.
     В 1963 году я написал стихотворении «Я видел нищего». Это была правдивая зарисовка, фотография, портрет, созданный с натуры. Ничего выдуманного, никаких лишних украшений.
 
   Я видел нищего сегодня мимоходом,
   Стоял он жалкий, сгорбленный и стар.
   С немой мольбой бросал он взор к народу
   И от предутреннего холода дрожал.

   А на базар торговки торопились,
   Сгибаясь и кряхтя от тяжких нош.
   А он стоял, глаза его слезились,
   Худые плечи пробирала дрожь.

   Всходило солнце, с утренней прохладой
   День начинался шумом, суетой.
   А он бросал людям такие взгляды,
   Оборванный, голодный, чуть живой.

   Я знаю, что не нищим ты родился,
   Твои ладони в камнях-мозолях.
   Как был моложе- ты всегда трудился,
   Ты знаешь цену прожитого дня

   И если в этом дети виноваты,
   Которых ты растил из года в год-
   Поверь, что образумятся когда-то,
   Но ни один отца в дом не вернет.

   Быть может в эти самые минуты
   У них с похмелья ломит голова.
   А ты стоишь оборванный, разутый,
   Лишь губы шепчут жалкие слова.

   И не узнают дня твоей кончины,
   Как хлеба у людей кусок просил…
   Но я не знаю истинной причины,
   Тебя же я об этом не спросил.

   Рука его дрожала, поднималась
   И падала пустая вниз…
   Стоял под лозунгом, где ярко красовалось
   Большими буквами: «МЫ СТРОИМ КОММУНИЗМ!»

Конечно, читал это стихотворение только самым близким друзьям.
   В 1968 году я со своими работниками подготовил большой праздник-350 лет первому острогу Красноярского края, селу Маковское (об этом я узнал из рукописи «История освоения Сибири»). Среди приглашённых были телевизионщики, писатели и поэты. Здесь и произошла моя встреча с писателем Анатолием Чмыхало, автором известного кинофильма «Не ставьте Лешему капканы» и романов «Половодье», «Белые лебеди». Праздник окончился, а мы с Анатолием Ивановичем и поэтом Игнатием Рождественским отдыхали у костра на берегу реки Кеть. Узнав, что я имею некоторое отношение к сочинительству, Анатолий Иванович попросил что-нибудь прочесть. А я возьми да и прочитай своего «Нищего».
-Страшное стихотворение, но сильное,- после нескольких минут молчания произнес писатель,- за такую лирику в наше время можно получить неплохой гонорар, а главное, надолго…Здорово написано, как ты, Игнатий, считаешь?
 -Здорово - это не то здесь слово. Просто, доходчиво. Но не ко времени и не ко двору.
     Я мысленно прослеживаю свой жизненный путь, анализируя все свои поступки, обстановку тех лет и мне становится непонятно, как же я выжил?
Ведь всегда находился в конфликте с «сильными» мира сего. Доставалось постоянно: не выделяли обещанной квартиры, не брали на работу жену, хотя договоренность имелась, давали взыскания, другой раз непонятно за что, как в народе бытовало- был бы человек- статья найдется, даже организовывали недостачу материальных ценностей, а потом удерживали из моей мизерной зарплаты, на задумываясь, как буду жить этот месяц я с неработающей женой и маленьким ребенком. Но переделать себя я не мог, да и не хотел. И всю жизнь взрываюсь, когда вижу откровенную ложь, наглость, черствость, тупость тех, кто правдами и неправдами забрался в руководящее кресло. Покажите даже сегодня, если сможете, мне руководителя, с другими, положительными качествами.
     Страшно и противно, когда простой человек со своими мыслями, чувствами, мечтаниями и стремлениями определяется идеологической системой на указанное место возле общественной кормушки без права его покинуть. Правда, ещё страшнее, когда этот же человек привыкает ко всему, что его губит, как личность, и ежедневно поддерживает своих, якобы, «благодетелей». А думать и жить по-ихнему - значить жить двойной жизнью- одной дома, а другой на работе, приспосабливаться, пресмыкаться. Иначе- конец, если не физический, как раньше, то сегодня моральный и материальный точно. Как же можно, прикрываясь громкими словами о любви к своей Родине, так ненавидеть свой народ?!
Господа сегодняшние демократы! Это напрямую относится к вам и всем тем самым высоким руководителям, которые привели и продолжают вести к катастрофической пропасти великий народ! Это относится и к тем, кто из-за привычного страха, или по какой-то личной выгоде (а это касается в первую очередь представителей СМИ, продажных и склочных, готовых в любую минуту опоганить хорошее и пропеть хвалебные оды своим нечистоплотным хозяевам,  регулярно подбрасывающим  объедки с «царского стола»),  или по сложившейся многовековой традиции  лижущих «благодетелям» одно место и продолжающих пресмыкаться перед этими демократическими уродами, нанося невосполнимый вред  и своим близким, и своим согражданам, и своей стране, и своему будущему.
    Моя работа в посёлке Мирном оказалась непродолжительной. Обещанной постоянной работы у жены не было. В период переработки винограда она трудилась на винзаводе дежурным электриком. А в остальное время ей предлагали только работу в полеводстве: при такой страшной жаре, что трескается земля, где, не разгибаясь по несколько часов с утра до обеденного перерыва, а потом до вечера,  проходить между рядками овощей, выдёргивая сорняки.  Механизации никакой.  Я работал по совместительству препо-давателем музыки и пения, рисования и черчения в школе. Это был хоть и не большой, но всё-таки заработок. Потом мне предложили заведовать УЗКП (учебный заочный консультационный пункт). Это что-то наподобие вечерней школы. Главной обязанностью взрослых учащихся была явка на консультации. Явился - получай зачёт. Просто и удобно. Не знаю, по какой причине, но у меня начались конфликты с председателем рабочкома, одинокой, недалёкой, малообразованной  женщиной, которая была бессменным профсоюзным вождём в совхозе. Она требовала с меня мифические, практически невыполнимые планы работы с дикими безграмотными пунктами. Я, конечно, начинал с ней спорить, а в итоге попал в немилость. Это отразилось и на трудоустройстве моей жены на постоянную работу по специальности. На заседаниях расширенного месткома, председательница старалась поставить меня в неловкое положение, указывая на слабую работу и т.д. И я взорвался. На праздничном концерте прочитал только что написанную басню «Ослица и Профсоюз». Причём читал её, глядя в глаза своей вражине, чинно сидевшей в первом ряду рядом с парторгом. Через несколько дней мне было предложено написать заявление об уходе. Не сделай я этого - получил бы запись в Трудовой книжке не очень-то приятную. Как говорят: «Был бы человек- статья найдётся». Заявление написал и стал сдавать свой подотчёт. Всё было в наличии, кроме двух старых кусков материала, которыми накрывалась после демонстрации кинофильмов аппаратура. Напрасно я пытался доказать, что к киноаппаратной не имею никакого отношения. Мне было сказано, что я отвечаю за всё. И удержали с моего жалкого расчёта ещё 60 рублей. «С паршивой  овцы хоть шерсти клок!»
    Я вспомнил, что мы не так давно выступали с концертом в станице Красноармейская в Доме Культуры работников торговли, которому нужен художественный руководитель. Через несколько дней меня приняли на эту должность, а жене помогли устроиться постоянно заместителем главного энергетика в крупном колхозе имени Ленина. Вот только с квартирой была проблема. Пришлось временно занять комнатку прямо в ДК.
    Творческий коллектив подобрался неплохой.  Концертная бригада состояла в основном из своих работников: инструментальный квартет (Тихоновский): кларнет, аккордеон, гитара, контрабас, солисты, танцевальная пара, конферанс, миниатюры. Наши выступления пользовались большим успехом.

 
                Глава 11
    А вскоре  неожиданно полоса невезений прошла  окончательно.  Наша жизнь изменилась после концерта, данного в одной воинской части в станице Красноармейская. Ко мне на квартиру пришел замполит майор Хлевной. Он заранее навел обо мне справки и узнал, что я почти окончил высшее военное училище. Действительно, мне оставались только госэкзамены, которым помешала моя инвалидность и увольнение в запас. Мы долго беседовали.
   -Юрий Михайлович, не хотите ли вернуться в армию?
Я был ошарашен заданным вопросом. Я уже сам очень жалел, что снял погоны.
   -Как? У меня третья группа инвалидности.
   -А Вы пройдите медкомиссию. В этом вопросе мы окажем всяческое содействие.
   -Ну, хорошо. Пройду я комиссию, а дальше?
   -А дальше офицерская должность командира стрелкового взвода охраны. Вы демобилизовались в звании старшего сержанта. Придется поносить эти погоны, пока не сдадите экстерном госэкзамены. Надеюсь, кое-что в памяти осталось?
   -Я согласен. А жилье?
   -Получите комнату в ДОСах (дома офицерского состава). С командиром части  есть полная договоренность. Нам такой человек нужен. Да и культработу надо подымать, часть только сформирована. Скоро будет гарнизонный дом офицеров. А чем Вы не начальник? По рукам?
И я дал свое согласие. Не буду останавливать внимание читателя на прохождении медкомиссии, оформлении и т. д. Через некоторое время на моих плечах появились погоны с авиационной эмблемой, и в подчинении оказались тридцать человек личного состава. Началась новая жизнь.
     За несколько лет, проведенных мною на гражданке, армия стала совершенно иной. Если бы я узнал о таких изменениях раньше! Моя военная служба начи-налась в 1956 году, когда министром обороны был прославленный полководец маршал Г.К.Жуков. Его боготворили все, при нем в армии был полный поря-док, армия была сильной и готовой дать отпор любому агрессору.
    Об этом я расскажу позже, а сейчас остановлюсь на том, как  потихоньку в войсках набирали силу партийные органы, и что даже многие чисто командные мероприятия обсуждались на партсобраниях. Пустая болтовня никогда не доводила до  добра. Это поняли,  но поздно. Советский солдат служил три года, каждый учебный год начинался с изучения военной специальности, уставов и т. д. Но основным предметом считалась политическая подготовка. В  примитивной книжонке были собраны  такие же примитивные статьи, рассчитанные на необразованного, почти неграмотного человека. Простым до предела языком рассказывалось, что наша Родина СССР-  самое передовое в мире государство, что всем руководит мудрая ленинская партия и ее гениальные руководители, что, что, что…И эти прописные истины преподавались солдатам три раза за три года. Причем, каждый год этот материал должен быть законспектированным в отдельных тетрадях. Как-то мой заместитель не получил новых тетрадей перед таким занятием. Как стало известно позже, на месте не оказалось старшины роты, а каптенармус отказался без команды выдать необходимое. Политподготовка прошла не так, как планировал политотдел. Потом на еженедельном совещании у командира замполит Хлевной скомандовал:
   -Старший сержант Скопенко, встать! За срыв важнейших занятий в вверен-ном Вам подразделении, я объявляю вам выговор!
    Сколько таких взысканий ждало меня впереди! Солдат взвода не подчинился командиру отделения, и я объявил ему взыскание, предусмотренное Дисциплинарным Уставом: две недели без увольнения. Тот пожаловался замполиту, чем сделал грубейшее нарушение дисциплины,- обратился к вышестоящему командиру без разрешения. Ему ничего, а я опять стоял по стойке «смирно» перед замполитом и выслушивал нотацию, которая сводилась к следующему: солдата надо не наказывать, а проводить с ним разъяснительную и воспитательную работу.
     Такая воспитательная «деятельность» скоро принесла первые плоды. В части начались самоволки, выносились за территорию новые бушлаты и менялись на вино. Особенно стало тяжело командовать подразделением, когда прибыло молодое пополнение, в основном из Москвы, половина которого или уже отсидела небольшие срока, или была осуждена условно. Начались пререкания с младшими командирами, которые перерастали в прямое неповиновение. Командир майор Кунаков был очень строгим и сурово наказывал таких нарушителей. Самоволки, драки, неподчинение считались воинским преступлением. Когда выездной Военный трибунал отправил четвертого осужденного в дисциплинарный батальон, командир части был переведен с понижением в должности в какую-то «Лермонтовскую Тмутаракань». На его место прислали полковника, который просто должен был дослужить немного до выхода в отставку. Теперь за каждое нарушение воинского порядка наказывался командир, а с нарушителем политработники вели душеспасительные  беседы.
   В моё подразделение попал Василенко Николай. До призыва в армию он состоял на учёте в детской комнате милиции. Но воспитательные приёмы её работников ничего не изменили. Папа- алкаш, мама малообразованная недалёкая женщина, вечно озадаченная  продовольственным вопросом и розыском спрятанных мужем  заначек. Старший брат мотает срок за воровство, сестра постепенно превращается в некое порхающее существо,  под названием «ночная бабочка», в доме постоянные скандалы, драки. Неудивительно, что  Василенко превратился в неуправляемого грубияна, отказывающегося что-либо понимать. Периодически он уходил в самоволку, прихватывая очередной бушлат, который с успехом менял на вино. А вина в казачьих станицах было не меряно. Никакие воздействия на него не помогали. А у замполита одно на языке: не умеете работать с подчинёнными. И я решил пойти другим путём. По моему представлению командирами отделений были назначены украинцы, причём довольно далёкие от воинской дисциплины. А хохол без лычки на погонах, что цыган без коня. Я постарался убедить командира части в таком эксперименте, терять-то нам было нечего. И представьте себе, в подразделении стал наводиться порядок. Я откровенно поговорил со своим помощником, новоиспечённым сержантом Сердюком. Тот меня понял правильно. Однажды поздно вечером после отбоя он прибежал ко мне на квартиру:
-Товарищ командир, Василенко ушёл в самоволку.
-Всё понятно. Ну, двинули, товарищ сержант.
    Мы спрятались у дыры в бетонном заборе, которую периодически заделывали, а она периодически снова появлялась. Ждали мы более двух часов. Наконец услышали шаги самовольщика. Когда он с нами поравнялся, мы начали его избивать. Били на совесть. Когда  Василенко  свалился в сточную   канаву, ушли. Я, конечно, не спал: то что мы сделали, могло обернуться  непредсказуемыми  последствиями.  Рано утром до подъёма я пришёл в подразделение. 
По команде «Рота, подъём!  Выходи строиться на физзарядку!» солдаты быстро оделись.
-Старшина, ведите роту на плац, рядовой Василенко, в ротную канцелярию.
Физиономия его была, как у боксёра после десяти раундов.
-Николай, что у тебя с лицом?
-Вы знаете, товарищ командир, вчера вечером зацепился ногой, вот  не помню за что, и  упал
-Надо смотреть под ноги.
-Товарищ командир! Буду смотреть, честное слово!
     А через месяц я с большим удовольствием объявил рядовому Василенко первую благодарность с занесением в служебную карточку. А к октябрьским праздникам на его погонах появилась узенькая полоска первого воинского звания - ефрейтор. Но таких, как Николай Василенко, были единицы.
   Случались и курьёза, прямо анекдотические. Дежурным по части заступил молодой лейтенант-технарь М.  Где-то  среди  ночи меня разбудил звонок.
-Товарищ командир, докладывает часовой поста у техздания. Меня не меняют уже час.
-Начальнику караула звонил?
-Так точно. Не отвечает.
-Будь внимательнее. Сними автомат с предохранителя. Скоро приедем.
     Звоню дежурному по части. Тот не на шутку перепугался. Краснодарский край в то время считался самым неблагополучным в части шпионажа. Даже была попытка облить царской водкой растяжки тросов, которыми крепились 280-метровые мачты-антенны. Представьте: такая махина рухнет на антенное поле! Прибегаю на КПП. Автомобиль Газ-69 уже меня ожидает. Ехать в сторону техздания минут 5-8. Слева место открытое, справа - сталинская лесозащитная полоса. Едем без фар, на подфарниках. До КПП караульного помещения остаётся метров 200. Даю команду остановиться. Выходим из машины. Входим в лесозащитную полосу, посередине которой протоптана грибниками дорожка. Идём по ней. Вот и КПП. На столбе под ветром раскатывается фонарь, выхватывая из темноты ворота, кустарники. Часового под грибком нет. Мне стало не по себе. Достаю свой ПМ.
-Лейтенант, сними пушку с предохранителя.
А у того дрожат руки.
-Спокойней, спокойней. Сейчас откроешь двери в проходную и дашь свет фонариком. Да не стой перед дверью!
Проходная оказалась пустой.  Прямо выход к техзданию, слева вход в караульное помещение. Лейтенант распахивает двери, я врываюсь в тамбур караулки. Она тоже пуста. В кабинете начальника караула на топчане лежит ремень с кобурой. Проверяю - пистолет на месте. Стало легче. Чужие бы оружие забрали. Последнее помещение- место бодрствования и отдыха часовых. Рывком распахиваем двери - и на нас с лаем и рычанием, чуть не сбив с ног, выскакивает несколько собак. Их прикормили солдаты-строители, живущие на территории техплощадки. А наши горе - караульные от нечего делать заманили их к себе, покормили. Собаки, пригретые человеческой лаской, уснули, а беспечные солдаты развалились на топчанах, начали травить анекдоты, а потом их тоже  сморил сон. Начальник караула  составил им компанию. Этот эпизод мы замяли. Но через несколько дней командир части, добродушно усмехаясь, спросил:
-Ну, как собачки, поддаются дрессировке? Тебя я прощаю, вёл ты себя, по докладу дежурного по части, достойно. Не растерялся. А вот твоего  начкара я накажу.                                В части продолжались грубейшие нарушения устава, а иногда и прямое непо-виновение. После очередного ЧП до меня, наконец, дошло, что надо, пока не поздно, принимать единственно правильное решение. А случилось следующее. У технического здания был пост №1. Здание достраивалось военными строителями, которые жили во временной казарме прямо у объекта. Поэтому проходить через охраняемое часовым КПП им не приходилось. Они не имели права ни войти, ни выйти с этой территории без увольнительной. Работали строители иногда и ночью, на что получали определенный документ-наряд, копия которого вручалась начальнику караула. На пост №1 заступил рядовой Марчук, добросовестный и дисциплинированный солдат, да и прослужил он всего четыре месяца. Его забыли предупредить, что с 24 часов у техздания будут вестись работы. Часовой несколько раз обошел свой объект,  промерз основательно - с азовских плавней несло сыростью и холодом. Зашел в тамбур здания, пригрелся и задремал, прислонившись к стене. В это время военный строитель включил компрессор и стал работать отбойным молотком. От страшного грохота часовой очнулся и, выскочив из тамбура, прокричал положенное: «Кто идет!?», «Стой! Стрелять буду!» Но кто его мог услышать сквозь грохот компрессора и отбойника? Увидев какое-то движение у стены, солдат выпустил туда очередь из автомата. Как на грех, все пули рикошетом от бетонного фундамента  попали в бедного строителя.
    Солдат выжил, правда, был комиссован. Начальника караула-сверхсрочника выгнали на гражданку, рядовой Марчук получил пять лет дисциплинарного батальона, а я строгий  выговор с последним предупреждением. Этого предупреждения я не стал ждать. Лег в госпиталь, жалуясь на боли в травмированной ноге. Через месяц я был уволен в запас по болезни и  расстался с армией окончательно и бесповоротно. Правда, в военном билете оказалась запись «Уволен по несоответствию». Укусили всё-таки напоследок!
     Когда я лежал в Краснодаре в госпитале, написал несколько писем в неко-торые Управления Культуры Сибири. В европейской части страны попрежне-му имели место проблемы с жильем, да и прожиточный минимум был боль-шим. А меня манили сибирские просторы: тайга, реки, озера - короче говоря, романтика. Жена со мной была полностью солидарна, поэтому, когда пришло письмо из Министерства Культуры Бурятии с предложением возглавить Усть-Баргузинский  Районный ДК, я, не задумываясь, сообщил в штаб, куда выпи-сывать проездные документы. И поехали мы с женой и сынишкой, который родился в станице Красноармейской, на Восток навстречу новой жизни.

                Глава 12
     В Иркутске решили сделать остановку. По совету Тамары я пошел в Областное Управление Культура так, на всякий случай, может, что предложат здесь, на родине жены. Меня принял заместитель начальника по культпросветработе  Раздроков Александр Александрович. Он ознакомился с моими документами, расспросил, что я умею делать в культуре, а потом позвонил по телефону:
   -Николай Федорович, приветствую тебя, Раздроков. С тебя причитается, подобрал я завотделом культуры. Еще в погонах. Данные исключительные: музыкант, композитор, знает библиотечное дело. Правда, пока беспартийный, но я помню, как партийные работали в твоем районе. С райкомом решишь? Ну и ладушки. Записывай: Скопенко Юрий Михайлович, 28 лет, работал директором ДК, руководил областным ансамблем. С ним жена и грудной ребенок. Будь добр, реши все вопросы, где жить, как трудоустроить жену. Завтра организуй встречу. Они выедут сегодня в 22 часа. Ну, вот и решены все проблемы.
   -Без меня - меня женили,- рассмеялся я,- а вдруг не получится?
   -Получится, я разговаривал с самим хозяином района, мужик я тебе скажу! Ничего, что я на «ты»? Так проще.
Мы пожали друг другу руки.
   -Давай так. Где твоя жена? На вокзале? Этот вопрос решим. Сейчас зайдет инспектор Коля Веснин, мы его пошлем на вокзал, он устроит твоих в комнату отдыха в депутатском зале, вечером на поезд до Тулуна, а там тебя встретят.
     В город Тулун поезд пришел рано утром. Не успели мы выйти из вагона, как к нам подошел высокий представительный мужчина:
   -Скопенко Юрий Михайлович?
   -Так точно,- ответил я по-военному.
   -Агарков Николай Федорович. Прощу любить и жаловать. Сейчас в машину и в гостиницу, исполкомовский номер Вас ждет. Иван Павлович,- обратился к стоящему рядом мужчине лет пятидесяти,- твой новый начальник. Берем вещи и поехали.
     Иван Павлович Морозов оказался шофером автоклуба при отделе культуры. Я и Тамара были приятно удивлены такой неожиданно теплой встречей со стороны очень высоких в нашем понимании районных руководителей. В гостинице мы жили несколько дней. Потом по договоренности с райисполкомом нас поселили в коттедже опытного хозяйства «Поля орошения» в 15-ти километрах от города. Приходилось каждый день ездить на работу и с работы автобусом «Кубань-64». Это было не очень удобно, поэтому мы обрадовались, когда получили двухкомнатную квартиру от Тулунского электроремонтного завода, куда Тамару приняли на работу в должности мастера - дефектовщика. Она окончила Ростовский электромеханический техникум и очень была довольна работой по специальности. Я напрасно боялся, что не справлюсь с ответственными обязанностями руководителя отдела исполкома. Познакомился с огромным районом, с сетью учреждений культуры, провел совещание с клубными и библиотечными работниками. Когда на бюро райкома КПСС рассматривался вопрос, связанный с культурно-массовой работой, меня, беспартийного, приглашали на заседание и прислушивались к моим предложениям. Агарков Николай Федорович каждое утро в начале работы обходил отделы исполкома, везде звучал его приятный баритон, смех. К каждому он обращался приветливо, интересовался делами, личной жизнью. Как-то он зашел в мой кабинет:
   -Юрий Михайлович, у Вас имеются водительские права?
   -Имеются. Я сдавал экзамены московскому ГАИ еще в 1959 году. Кроме того, имею еще одно удостоверение на право управления машинами большого тоннажа.
   -Ну, этот документ Вам не понадобится, так как ГАЗ-69 к таким автомобилям не относится. Принимайте газик. Но с условием, когда будете мотаться по рай-ону, не забывайте прихватывать зав РОНО Булгадаева Николая Николаевича. Задачи ваших отделов родственные, а у него и бензин найдется. А Ивана Павловича оформляйте на полставки за вторую машину.
Получилось, как нельзя лучше. Теперь моему шоферу не приходилось каждое утро заезжать за мной, а после работы отвозить. У него был автоклуб, а у меня
своя техника.
     Через несколько дней мне предстояло знакомиться с руководителями района. Третий секретарь райкома партии по  идеологии,   пытался доказать, что мне вначале надо поработать зававтоклубом, но первый заявил, что меня нечего испытывать, а отдел культуры давно без настоящего руководителя-специалиста. До меня отделом заведовал Николай Коробов, который к культуре не имел никакого отношения, а в финансовых вопросах вообще не разбирался. При защите бюджета в области не мог обосновать потребности, поэтому выделялось мало средств.
     Немного о Тулуне  Иркутской области. Тулун (бурят.)- кожаный мешок, из-за своего расположения в изгибе реки Ия. Первое упоминание об этом городе в 1731 году. Здесь проходил знаменитый Московский тракт, по которому гремели  цепями  каторжан. Местные даже находили обрывки старых ржавых цепей от оков. В городе работали стекольный и гидролизный заводы. Угольный разрез. На территории района – колхозы, леспромхозы. Почти в каждом селе имелись сельские клубы и библиотеки. Районный Дом Культуры находился в  крупном селе, бывшем Икейском районном центре, с которым безжалостно и непродуманно расправилась политика Хрущёва, которая заключалась в  укрупнении районов. Там же находились районные библиотеки - детская и для взрослых. Основная районная библиотека с обязанностями методического цента базировалась в Тулуне. О ней позже.
    Когда я побывал в некоторых сёлах, где находились мои клубы и библиотеки, стало просто страшно:  полное убожество, нищета. Помещения все приспособленные, деревянные. В основном это или бывшие церкви, или переоборудованные складские помещения. Отопление печное, освещение сцен и рабочих комнат самое примитивное. Даже не верилось, что мы живём  почти 50 лет при Советской власти. Только несколько совхозов имели клубы, построенные по типовым,  но  допотопны проектам. Но они отделу культуры не подчинялись, так как были профсоюзными.
    Через месяц я должен был изложить свои соображения по состоянию работы на заседании исполкома и выступить с предложениями её улучшения.
И вот идёт заседание исполкома. Вначале, как обычно,  решаются хо-зяйственные, финансовые вопросы. Наконец председатель райсовета  предложил заслушать нового заведующего районной культурой.
-Я не думаю, что можем услышать что-то ценное,- заявил секретарь по идеологии, –товарищ ещё не осмотрелся, не изучил наших условий.
Почему-то он не симпатизировал мне с первого нашего знакомства. Как оказалось, мой предшественник был его дальним родственником. Но члены ис-
полкома попросили меня выступить, наверно хотели узнать, что я стою, как специалист.
-Я буду краток, так как успел побывать только в крупных населённых пунктах. Но определённое мнение о состоянии дел у меня сложилось.
Говорил минут двадцать. Все слушали молча, не перебивая. Потом первый секретарь заявил:
-Да-а. Вот так новичок! И когда Вы успели со всем этим познакомиться? Подобрал себе специалиста Николай Фёдорович! Ну, будем помогать.
-Извините, у меня вопрос к заведующему райфо и директору киносети. Объясните, пожалуйста, почему отдел кинофикации не перечисляет отделу культуры денег за аренду помещений?
-Каких  денег?- вскочил с места директор кинофикации.- Ещё чего! И так еле концы с концами сводим. Ничего я не буду перечислять!
-Сводить концы с концами - это ваши проблемы. А отдел культуры не получил от вас 25% своего спецсчёта.
Я открыл «Положение о деятельности культучреждений» и процитировал статью, где указывалось строгое выполнение перечисления арендной платы.
-Товарищи члены исполкома! Уборку помещений после киносеансов производит работник клуба, печи топит истопник, билеты, почему-то продаёт завклубом. Кроме того один выходной день- суббота или воскресенье освобождаются от демонстраций фильмов. В эти дни клуб должен проводить свои мероприятия. И почему-то нет договора между отделом культуры и кинофикацией. Кстати, он должен быть утверждён исполкомом райсовета. Тогда подобных недоразумений не будет.
- Я поддержу Юрия Михайловича во всех его начинания,- подвёл итог Агарков.- По существу он прав. С подобными укоренившимися традициями надо кончать. И аренду киношники платить будут, хотя бюджет района–карман один, да дыры в нём разные.
    Со временем мы нашли общий язык с директором кинофикации - делить-то не было чего. Но не все были довольны тем, что я вникаю во все аспекты работы и иногда подсказываю, как правильно её наладить. Самый крупный конфликт  у меня назрел с заведующей районной библиотекой. Даже во время моего первого  посещение, чувствовался холодок, каким меня встретили.  Заведующая имела среднее библиотечное образование. Это была молодая женщина, лет 30 с очень сложным, можно сказать, вздорным характером. Личная жизнь у неё не удалась. Побывав три раза замужем, осталась в гордом одиночестве.  Мужья просто от неё сбегали. Своих подчинённых- заведующих  абонементом, читальным залом и  рядовых библиотекарей она просто не любила. Методической работы с сельскими библиотеками не вела. Массовые мероприятия проводились в основном в честь больших праздников. Даже план работы был составлен, как небрежная отписка. Мой предшественник не был в библиотеке ни разу. На моё «здравствуйте» прозвучало грубоватое «вам что-то нужно?» Мне сразу стало понятно предупреждение моих инспекторов, что с библиотекой у меня будут серьёзные проблемы.
-Представьте себе, Виктория Павловна, что-то нужно. Во – первых, покажите квартальный и годовой планы, которые Вы несвоевременно присылаете в отдел культуры. Потом я хочу ознакомиться с фондом, ведением систематического и алфавитного каталогов, журналом методической работы.
-Зачем это Вам всё? Мы сами разберёмся.
-Извините, но разбираться буду я.
-Девушки, покажите  заведующему, а мне надо идти.
-Виктория Павловна, потрудитесь отвечать на мои вопросы и лично знакомить меня с работой библиотеки.
     За несколько часов я больше не услышал от неё ни одного слова. Она молча почти швыряла на стол передо мной запрашиваемые бумаги. Я проверил всё, что считал необходимым и вежливо попрощался с коллективом библиотеки.
-А Вас, Виктория Павловна я жду завтра в 9 часов утра в отделе культуры.
-У меня рабочий день с десяти, и я не намерена…
-Договорились, жду в десять.
   Но на другой день  в десять часов утра меня срочно пригласил к себе секретарь по идеологии. В его кабинете сидела красная, как рак, с заплаканными глазами Виктория Павловна.
-Виктория Павловна, почему Вы не явились в отдел культуры?
-Товарищ Скопенко,- начал довольно официально третий секретарь.–Поговорим здесь.
-Здесь так здесь,- согласился я. – Какие у Вас ко мне вопросы?
-Почему Вы, не проработав у нас и двух месяцев, третируете и доводите до слёз наших старых и проверенных работников? Не с того Вы начинаете.
-Что Вы имеете в виду?
-Работа районной библиотеки нам известна, мы её одобряем. Заведующая опытный, знающий своё дело, работник. И мы её в обиду не дадим.
-Иван Петрович,  а как  Вы представляете себе работу библиотеки? Вы знакомы с её спецификой?
-Конечно. Библиотека руководит чтением населения. Это всем понято.
-Теперь и мне понятно. Хорошо, начнём с азов. Вероника Павловна, почему фонд не классифицирован? Где разделители? Почему не обновляются  выставки книг, согласно Вашего же плана работы? Почему запущено ведение каталогов? Почему библиотекари не применяют таблицы для обозначения книг?  Почему не ведётся методическая работа на местах? Почему Вы лично за год не побывали ни в одной сельской библиотеке? Книги пыльные, не проветриваются, в читальном зале из десяти настольных ламп горит только одна. Короче говоря, Вам даётся месяц на устранение грубейших нарушений, потом могут последовать оргвыводы. И никто Вам не поможет, даже райком, который не пойдёт на защиту такого работника. Вот об этом я и хотел поговорить с Вами в своём кабинете, а не позорить Вас перед секретарём райкома.  Иван Петрович, я ответил на все Ваши вопросы и могу быть свободен?
-Да, можете идти. Но скажите, откуда Вы в совершенстве знаете библиотечное дело?  Вы, ведь, в прошлом военный?
-У меня диплом учителя, а библиотечное дело... в общем экстерном сдал экзамен за библиотечный техникум. Как чувствовал, что это пригодится.
   Со временем Виктория Павловна стала надёжным помощником отдела культуры и даже возглавила его совет. А секретарь по идеологии переменил обо мне своё мнение и часто просил помочь отредактировать раздел доклада о состоянии культуры. Работа отдела налаживалась, квартира полностью удовлетворяла, жена работала по специальности. Выходные дни мы проводили на природе. Усаживали в газик нашего сынишку Мишу и уезжали в тайгу на берег реки  Ия. Ягоды, грибы, ловля ельца и уха. В командировки по району мотались то автоклубом, то на Газ-69. Мой водитель Иван Павлович оказался очень простым и симпатичным человеком. При первом знакомстве он заявил довольно откровенно:
-Давай,  Юрий Михайлович, договоримся сразу. Человек я простой, начальства перевидал на своём веку  больше, чем сосен в тайге. Люблю справедливость и свою работу. Ты мужик молодой, но, как я понимаю, тоже кой- чего повидал. Пожалуй, сработаемся. А ежели ты ещё и  ружьецом балуешься, то…         
 Я его уверил, что  балуюсь, и рыбак  заядлый.
-Тогда так. За машинами я посмотрю, это моё дело. Ты живёшь за пять километров от города, а я за три. Я езжу на автоклубе, ты - легковушкой. За бензин не беспокойся. Идёт?
-Идёт.
-Тогда порядок в танковых войска.
-А ты что, танкист?
-Так точно. Механик-водитель третьего класса, на Т-34.
-А я мастер вождения на Т-54Б.
-Ого!.. Так куда отправимся вначале?
-В Икейскую зону.
     Иван Павлович Морозов, таёжник, великолепный охотник и привил у меня любовь  к тайге. До Тулуна я настоящий лес встречал только в Западной Украине на учениях и, конечно, до восточносибирской тайги ему было далеко.
Я стал свободно ориентироваться по солнцу и стволам деревьев, никогда в тайге не блудил.
-Это, Михалыч, у тебя врождённое. Не каждому Бог даёт такой дар, - поговаривал мой водитель, заваривая по-своему на костре ароматный чай.
    Я пристрастился к охоте, рыбалке, сбору ягод и грибов. Вместе с Иваном Павловичем мы кормили комаров на утренней зорьке, сидя в охотничьем шалаше, вместе мокли, проверяя сети. А однажды даже скрутили злостного браконьера и доставили его в милицию. Дело было так. Ранней весной, когда тайга уже проснулась, появились первые проталины, а по дорогам заблестели первые ручейки, мы ехали в самый дальний населённый пункт района Аршан, затерявшийся в предгорьях Саян.  После трёх часовой тряски по разбитой, местами обледеневшей, дороги решили остановиться и дать нашему мотору заслуженный отдых. Уселись на оттаявшей валёжине и с удовольствием закурили. Вдруг до нас донеслись два выстрела, сделанные дуплетом. Потом через минуты снова прогремел дуплет.
-Михалыч,  никак браконьер на козьем переходе устроился. Надо идти. Берём ружья и вперёд.
Меня упрашивать не надо было. Я схватил свою неразлучную тозовку-пятизарядку,  а Иван Павлович двустволку 16-го калибра. Вооружившись, мы двинулись на выстрелы, которые раздавались через минуту- две. Оказалось, что на весеннем переходе косуль замаскировался охотник, а животные идут от перевала в долину на свои летние пастбища. Идут небольшими табунками по 3- 4 в одном. А стрелок, подпустив их поближе, спокойно пару отстреливает. Мужик  не местный. Таёжный житель так никогда не поступит - стрелять коз перед окотом! А это был рабочий с лесоучастка, причём уже судимый. Он успел настрелять штук 20 косуль. А в кустах стояли сани-дроги. Мы его, конечно, повязали, не смотря на бешеное сопротивление и угрозы с нами разобраться.
-Ну, ты и сволочь,- смазал его по роже Иван Павлович.- Куда тебе столько? Михалыч, -пошутил он,- давай его кончим и бросим в чаще, на корм зверям.
-Мужики, вы что, озверели?
Отвезли его в Аршан, сдали участковому, коз ребята  разделали и отдали в рабочую столовую. Я сомневаюсь, что в любой развитой стране найдутся такие подонки, как говорят, без Бога в голове. А  нашей стране мне приходилось сплошь и рядом встречаться с подобными типами.  Взял ружьё  в лес - и пальба по всему, что ходит, прыгает, ползает или летает. Причём,  малограмотные таёжные и тундровые жители никогда себе не позволят убить самку, будь то птица или зверь. А цивилизованные  на природе непредсказуемы.
    Шло время. Отдел культуры заметно улучшил и свою работу, и оживил деятельность сельских очагов культуры. Даже на первом при мне смотре художественной самодеятельности, коллективы выступали два дня.  Район я изучал ускоренными темпами, чтобы иметь хоть какое представление о состоянии культработы. Вскоре состоялся первый при мне партийно-хозяйственный актив. Вначале решались экономические и организационные вопросы, потом кто-то из руководителей задал вопрос:
-А почему новый глава культуры молчит?
-Наверно ему пока и сказать нечего,- бросил кто-то.
Поднялся Агарков:
-Юрий Михайлович, пожалуйте на трибуну.
Пришлось выступить. Перед такой солидной аудиторией мне ещё не приходилось стоять. Было как-то не по себе. Потом внутренняя дрожь прошла, и я  решил высказать всё, что узнал из посещений клубов и библиотек. Я нарисовал яркими красками состояние и помещений, и материально- технической базы, и отношения руководителей на местах к своим очагам культуры:
-Культура в районе переживает не лучшие времена. Финансирование минимальное. Здания приспособленные и старые. Везде печное отопление. Денег, выделяемых отделом культуры, не хватает на проведение мероприятий и приобретения нужного инвентаря. Если с кинофикаций вопрос аренды решён, то я вправе задать вопрос вам, уважаемые председатели и директора. Почему это Вы занимаете наши помещения для проведений собраний, совещаний, а аренды не платите,
Вот тут зал прямо-таки взорвался:
-Какая аренда?
-Чтобы своим клубам!..
Поднялся первый секретарь райкома. Зал затих. Все решили, что сейчас  секретарь поставит на место зарвавшегося завотделом культуры.
-Товарищи! Во-первых, я рад, что в районе, наконец, появился грамотный культработник. Во-вторых. Пора повернуться лицом к нашим клубам и библиотекам.  Юрий Михайлович,  срочно составьте примерный список самого необходимого на первое время. А мы с хозяйственниками подумаем, как Вам помогать. А чтобы хозяйствам было проще раскошелиться, утвердим на бюро райкома и районной сессии депутатов. Да, а за неуплату аренды при использовании помещений культуры для своих мероприятий, спрашивать буду лично. И за проведение районных партконференций оплатим.
   У меня появился новый приятель- редактор районной газеты, член Союза журналистов Фетисов Иван Васильевич. Наше знакомство началось с того, что я принёс в редакцию небольшую статью о каком - то мероприятии. После чего последовало приглашение в свободное время зайти к редактору.
-Юрий Михайлович, рад познакомиться, но главное: от представленного материала веет высоким профессионализмом. Вы раньше писали?                Пришлось рассказать, что я вырос в помещении редакции и типографии, что написал когда-то два солидных киносценария, и, обиженный их отменой, бросил пробы пера.
-Я Вам предлагаю начать писать. Пишите всё, что найдёте нужным.
-Иван Васильевич, моё хобби- юмор и сатира, фельетоны.
-Вот и давай их и поострее.
   И я начал «давать». Но когда я писал, как Ваня, нахлебавшись зелёного змия, погонял Машу,- это принималось с одобрением. А вот когда я в фельетонах начал задевать больших руководителей района и города, меня сразу поставили на место, и авторитет Ивана Васильевича не помог. В  последнем фельетоне о Гуранской сельской пекарне, которая выпекала такой некачественный хлеб, что население писало жалобы во все инстанции, я посоветовал некоторым руководителям его не употреблять, так как можно склеить и не расклеить золотые зубы, позвонил Фетисов и попросил срочно подскочить к нему.
-Юрий Михайлович, я только с ковра самого. Приказано  тебе места в газете не давать. Как я не доказывал, но…
-Да и чёрт с ними! Не первый и не последний раз получаю по морде.
    Так снова начался перерыв в моей журналистской и писательской деятельности. Правда, Фетисов пытался меня устроить собкором от нескольких районов в Областную газету «Иркутский рабочий», даже я выполнил пять положенных проб: зарисовка, фельетон, репортаж из зала суда, две статьи на общественно-политическую и культурно- массовую тему. Но после репортажа из зала суда, где судили экономического посредника по заготовке и реализации лесоматериалов (тогда преступника, а в демократической России уважаемого бизнесмена), моя кандидатура не прошла. Деятельность этого советского купца не могла обходиться без высоких связей. Не прошла, так не прошла.  А на нет и суда нет! В остальном было всё даже слишком хорошо.  Но…В моих воспоминаниях очень часто встречается это проклятое «Но», перечеркивающее порой все хорошее и благополучное.
      На очередном пленуме райкома партии Агарков был избран первым секретарем, и мы, работники аппарата исполкома, сразу почувствовали какую-то неуютность. К нам в отделы больше он не заходил. Ходили, вернее, носились мы,  как угорелые,  к нему: то необходима справка о состоянии дел, то материал в его доклад…Вежливое «Вы» исчезло, зазвучало грубоватое, какое-то барское «ты». Его мнение стало основополагающим и беспрекословным. Доказывать свою правоту стало просто опасно.
Однажды зазвонил прямой телефон;
   -Слушай внимательно! Заведующего клубом села Боробино Верхотурова немедленно уволить! Даю три дня.
  -Николай Федорович, я не понимаю…
  -Все!-                Несколько минут сижу ошарашенный таким требованием. Потом срочно связываюсь с Боробинским председателем сельсовета:
   -Что у вас случилось?
В ответ слышу невнятное мычание. Понятно. Звоню своему куратору, зампреду исполкома. Тот в командировке в областном центре. К председателю исполкома идти бесполезно - он человек в районе новый и, практически, от него помощи ждать не приходится. Но делать нечего, иду к нему. Тот, выслушав меня, дает совет выполнить распоряжение секретаря. А как уволить работника без всяких оснований? Кроме всего, Верхотуров бывший фронтовик, инвалид войны, орденоносец. В клубе работает уже 20лет. Соответствующего образования, правда, не имеет, но у меня таких «необразованных» любая  половина. Деревенька совсем небольшая, затерялась в вековой тайге, домов восемьдесят. Какой молодой специалист туда поедет? А Верхотуров немного играет на баяне и пишет сам лозунги, выпускает «Молнии» и «Боевые листки». И я, встав на дыбы,  не выполнил указания товарища Агаркова. Через три дня (не забыл же!) снова звонок:
   -Почему он работает?
   -Николай Федорович, я не могу уволить человека без всяких причин, к тому же неплохого работника. Может Вы мне подскажете, как...
Но телефон уже молчал. Ларчик открывался довольно просто. Вернулся из командировки зампред и все популярно объяснил:
 -Мы все любим ездить в Боробино на рыбалку. Елец там и сорога идет, закачаешься! Да ты и сам это прекрасно знаешь. А организатор всего Коля Верхотуров - душа таких наших вылазок. Его лодка, его сети. Он и костер разведет, и ушицу сварганит, и прочее… Вот, как-то, выпили лишку. Припоминается, Агарков не справился с веслами, и сеть за коряжину капитально зацепилась. Вот и поцапались. А Коля с контузией фронтовой плюс водочка. И послал он Николая Федоровича в определенное место. Чего только не бывает между своими на рыбалке. Потом мировую выпили… И не один раз после того случая вместе собирались. А вот теперь через несколько лет Агарков и вспомнил, как его, первого секретаря, какой-то завклубишка отматерил.
   -Но разве так можно?
   -Да я и сам не пойму, какая его муха укусила. Может кресло первого так повлияло? Мы все удивляемся, но молчим.
   -А что делать мне?
   -Ну, ей-богу не знаю, голубчик. Давать совет воздержусь. Ты, уж, не суди строго старика, ведь, два года до пенсии осталось, причем, персональной.
     Мне тогда было всего двадцать восемь, до пенсии, как до неба, а в справедливость еще верил. Поэтому решил защищать Верхотурова любым способом. Вначале была мысль, что Агарков  или забудет, или одумается. Да не тут-то было! Через некоторое время звонок из общего отдела райкома:
   -Товарищ Скопенко, сегодня в два часа бюро. Слушается отчет председателя Боробинского сельского совета о состоянии культурно-просветительной работы.
В другое время я и не удивился бы. Меня, как беспартийного, иногда приглашали на заседание бюро. Звоню завотделом пропаганды и агитации Крикуну:
   -Василий Петрович, почему в подготовке вопроса на бюро отдел культуры не принимал участия?
   -Почему-почему! Придёшь и увидишь почему.
Я срочно затребовал у инспекторов отдела все материалы по планированию работы и отчеты по Боробинской зоне. Всё просчитали, проанализировали. Оказалось, что по многим показателям клубы и библиотеки этого сельского совета работают вполне удовлетворительно. И Боробинский сельский клуб не хуже других. Верхотуров не раз поощрялся отделом культуры. Даже на областном смотре сельских учреждений клубов он получил Почетную грамоту за организацию работы в период уборки урожая. Я собрал все бумаги и пошел в райком. Мне было ясно, что это за «заслушивание». Не что иное, как продолжение травли Верхотурова, а может уже и компания против меня.
     С отчетом выступил председатель сельского совета. Общие, как всегда, фразы, заверения улучшить работу, исправить ошибки и т. д…
   -А теперь послушаем, что нам скажет завотделом культуры,- предложил Агарков, сверля меня колючими глазами из-под позолоченных очков.
   -Я думаю, что раньше пусть выступит тот, кто проводил проверку работы, кстати, без отдела культуры.
   -А действительно, кто проводил?- поддержал меня неожиданно второй секретарь, который мне симпатизировал с первого дня.
   -Неважно, кто проводил. Есть мнение заслушать товарища Скопенко.
Как мне хотелось спросить, а чье это мнение, которое есть? Но я сдержался и начал подробно выкладывать подготовленные материалы. А когда дошла очередь до характеристики  работников, в ход пошли официальные документы: планы работы, отчеты, результаты проверок. Я говорил очень убедительно и в это время раскладывал перед каждым членом бюро заранее отпечатанные копии.
   -В общем,- подвел я итог своего выступления,- клубы и библиотеки Боробинской зоны работают вполне удовлетворительно. А сельский клуб, которым вот уже двадцать лет руководит участник войны, фронтовой инвалид,  товарищ Верхотуров, оказался на высоте даже в глазах Областного Управления Культуры. Поэтому, никаких претензий к нему отдел культуры не имеет.
     Может быть я что и приукрасил, но очень хотелось хоть чем-то отомстить Николаю Федоровичу за грубость по отношению ко мне. Я сел на свое место. Члены бюро зашевелились, заулыбались, исчезла напряженная обстановка. Все были довольны, что не придется участвовать в таком гадком и грязном спектакле, где режиссером оказался, не Агарков, а я. Поднялся новый председатель исполкома и заявил, что полностью согласен с выводами завотделом культуры. На этом бюро окончилось. Работа учреждений культуры была оценена, как всегда, на «удовлетворительно». Когда все выходили из кабинета, я услышал, прямо, как в кинофильме «Семнадцать мгновений весны»: «А вы, Скопенко, останьтесь!»
Агарков долго рассматривал меня с какой-то брезгливостью, а потом выдавил:
   -Ты напрасно стал в позу перед первым секретарем райкома.- И не дав мне что- либо возразить, добавил,- я думаю,  мы с тобой не сработаемся.
Как мне хотелось бросить в его лоснящуюся физиономию анекдотическую банальную фразу: «Вас что, уже увольняют? Так быстро?»
     Я хорошо понимал, что в районе никто не станет на мою защиту, каждому своё  благополучие дороже какого-то молодого строптивого выскочки да при- том  ещё и чужака. Надо было срочно что-то решать, пока Агарков, проигравший первый раунд, не подготовится и не нанесёт окончательный удар. Позвонил в область Раздрокову:
   -Александр Александрович, у меня проблемы.
   -Да наслышаны мы, но в обиду не дадим. Срочно записывай телефонограмму; «Заведующий отделом культуры Тулунского исполкома райсовета Скопенко направляется делегатом от Иркутской области на совещание работников культуры Сибири и Дальнего Востока, которое будет проходить в г. Улан- Удэ. Совещание проводится на уровне Министерства Культуры СССР». Срочно выезжай, но одна просьба. Необходимо выступить с критическими замечаниями в адрес завода- изготовителя автоклубов «Кубань-64». Ты сам не один раз жаловался на эти машины.
    Мчусь в райисполком за командировочным удостоверением. Пронесло, никаких препятствий. Подписал зампред. Вечером я уже в поезде на Иркутск. Ехать всю ночь. Спать не хочется, лежу, обдумываю свое выступление. Я всегда стараюсь выступать без шпаргалки, так получается убедительнее. Делегация небольшая: Раздроков, я, один руководитель автоклуба, один библиотекарь, выполняющий работу лектора. Совещание проводят работники Министерства Культуры СССР. Присутствует начальник Управления клубных учреждений Министерства Протопопов. Фактически он один из заместителей министра культуры страны Фурцевой. Уровень довольно высокий.
     Мое выступление очень понравилось. Подтверждая документально, я  указал на многочисленные недостатки, стоящих на вооружении отделов культуры автоклубов типа «Кубань-64». Деревянный кузов громоздкий и тяжелый, скреплен мелкими шурупами, поэтому после непродолжительной эксплуатации по сибирским дорогам расползается по швам. Двигатель слабый, в основном приходится ездить на неэкономичной третьей передаче. А самое главное- салон холодный. Поэтому использовать подобную технику в наших сибирских условия очень сложно.
     Три дня прошли в заседаниях. По окончанию теоретической части всех делегатов повезли на озеро Байкал, где вначале выступили агитационно-художественные бригады, а потом был организован обед прямо на берегу. Управление Культуры  Бурят- Монгольской АССР не ударило лицом в грязь- все удалось на славу! Прямо на месте повара варили необыкновенную уху из знаменитого байкальского омуля. Кто хотел, брал свежую, еще живую, рыбу для шашлыков. Выпивка тоже была: каждой делегации выделили бутылку водки и литр сухого вина. Я прихватил из дома народного творчества, где проходило совещание, аккордеон, поэтому скучно не было. Неожиданно в сопровождении замминистра Бурятии Михаила Гезунгейта к нам подошел сам Протопопов:
   -Мужики, принимайте в компанию, у вас музыка, а то за рюмкой разговоры только о работе.
Сразу появился коньячок - гость-то высокий, столичный.
   -Юрий Михайлович, ты случайно не рыбак,- зашептал мне на ухо Гезунгейт.
   -Случайно рыбак.
   -Слушай, выручай, этот боров (Протопопов был очень полным) замучил меня, рыбки ему, видишь ли, захотелось половить. В одном месте карбас с рыбаками и сетями ждет. Возьми всё в свои руки. Да смотри, чтоб не утонул!
   Поплыли по Байкалу. Протопопов сидел на корме и болтал со мной, а рыбаки бросали невод. Мне было понятно, что ему просто нужна разрядка после утомительной кабинетной столичной жизни. Потом снова оказались у костра.
   -Молодой человек,- поднял рюмку Протопопов,- за перспективных культработников. Советую на небольшом отделе долго не засиживаться. Мозги у Вас работают совсем неплохо.
   -Этого парня я заберу к себе,- заявил Гезунгейт.
   -Чтоб твои националы его сожрали?-  поморщился Протопопов.- Сам знаешь, как с местными руководителями работать. У тебя министр кто? Бурят. Ну и как? Продиктуйте мне свои данные, - повернулся он ко мне.- Я сам о Вас подумаю.
И, действительно, вскоре я получил министерскую телеграмму с указаниями двух мест работы на выбор. Мне предлагалась должность начальника Управления Культуры Ямало-Ненецкого национального округа и отдел культуры известного огромного Енисейского района, центром которого был исторический город Енисейск. Посоветовавшись, мы с женой выбрали город Енисейск.                                Очень и очень незначительная информация просачивалась сквозь плотный занавес, которым авангард социалистического государства зашторил себя от простолюдинов. Кое-что мне стало известно благодаря незначительному по времени пребыванию в рядах номенклатурных работников, но в самом низком звании. Каким мизерным было это «кое –что» в сравнении со всей правдой о житии- бытии слуг народных! И если бы я в то время поделился бы своей информацией с кем-либо, меня признали бы умственно неполноценным. Все же я рискну дать самые яркие, на мой взгляд, примеры, хорошо понимая, что с таких «мелочей» и начиналось строиться грандиозное по размаху и богатству общежитие для партактива страны.
     Перед каждым государственным праздником в буфетах горкомов,  райкомов, обкомов, доступных только избранным, мы, младший комсостав, могли по твердым ценам приобрести дефицитнейшие продукты: икру, кофе растворимый, балык, печень трески и т.д. Этих продуктов в продаже никогда не было и в помине. Но это случалось по великим праздникам и в том случае, если твоя фамилия попала в определенные списки.
   Вспоминаю, как перед празднованием Великого октября в буфет пришла жена водителя, возившего второго секретаря. Несколько недель назад он погиб, испытывая новый райкомовский полуглиссер,- налетел на полной скорости на плывущее бревно (топляк), намокший комель которого в воде, а вверху еле заметная вершина. Но в списке ее уже не оказалось. Так и ушла она с пустой сумкой, погибшего мужа система уже вычеркнула из своих рядов.
     В Магадане я одно время жил в пригородном поселке «Дукча». Мимо моих окон убегала в даль знаменитая колымская трасса - Магадана душа. По ней, обильно политой потом и кровью ее строителей, в основном политических заключенных, каждую пятницу начинали мотаться черные  «Волги», зашторенные черными занавесками, с обкомовскими номерами, которые начинались двумя нулями. Попробуй, гаишник, останови! Это лакеи областных коммунистов- руководителей готовились к выходному дню. На 23-й километр колымской трассы, именуемый «Снежная долина», славящаяся необыкновенно оригинальным микроклиматом, завозились продукты, выпивка, конечно, женщины - «ночные бабочки», а по народному- шлюхи. Здесь был воздвигнут дом отдыха областного партийного и советского актива.
     Моим соседом в поселке был сержант милиции Вася. Не в меру разжиревший, с вечным легким запахом  алкоголя, в форме с очень дорого материала, он скорее походил на офицера старшего комсостава. Три дня Вася находился в поселке, а потом на сутки исчезал. Оказалось, что он дежурит в квартире первого секретаря обкома, члена ЦК, депутата Верховного Совета СССР Шайдурова. По его рассказу на тумбочке у рабочего места стояли телефоны - прямая связь с МВД и КГБ, а в тумбочку чья-то заботливая рука постоянно выставляла бутылочку конька и капитальную закуску. И так каждому дежурному. Неужели с личных денег секретаря? Если нет, то тогда с чьих?  Каждый месяц руководители парткомов, начиная с районного, кроме положенной месячной зарплаты, получали спецсвязью пакет из ЦК с еще одной зарплатой. Опять-таки, за что и из каких финансовых источников?                Мне не особенно хотелось уезжать из Тулуна. Здесь меня устраивало все - и жилье, и работа жены, и коллектив работников культуры. Но Агарков!..
     Долго мы решали с Тамарой, куда переехать. Кто-то ее напугал, рассказав, что Дудинка- это пустынная тундра, вечный холод и т.д. И я дал согласие на Енисейск, город с богатым историческим и революционным прошлым, с могучим красавцем Енисеем. И в сентябре 1966 года я принимал отдел культуры Енисейского исполкома райсовета.
     Сейчас, через несколько лет, я анализирую те ситуации, в которые попадал, и становится очевидным и бесспорным - все шло замечательно, пока не начинался конфликт с системой, с великими и сильными этой системы. Их не так интересовали успехи, приносимые твоей деятельностью. Их интересовало, как выполняются указания, порой бессмысленные, бестолковые, а порой просто идиотские и дикие. Приведу очень яркий пример. Приходит в колхоз указание райкома посеять зерновые до такого-то срока (на основании указания обкома, на основании указания ЦК, на основании указания самого…). И пусть стоит дождливая погода, пусть порой метет мокрый снег, вязнут трактора  и сеялки на раскисших полях - сей! И отчитывайся вовремя! А это самое главное для руководящей и направляющей силы социалистического государства - своевременный отчет! Колхоз - райкому, райком- обкому, обком- ЦК , а там и самый главный, может быть, заметят. Помните? «У Вас карандашик упали»
И ходит за председателем колхоза измученный, небритый уполномоченный райкома. Ходит и ноет:
   -Давай, давай! Сей! Скоро девять утра, мне в райком звонить, докладывать.
Сколько тысяч таких бедолаг отрываются партией от семьи и прямых выполнений своих служебных обязанностей на продолжительный срок: посевная, заготовка кормов, уборка урожая и направляются во все хозяйства необъятной страны, уверенным шагом идущей в светлое завтра.
   -Прошу тебя, именем партии приказываю - сей! Ты меня без ножа режешь!
   -А не пошел бы ты, Иван Иванович! Неизвестно, кто кого режет.
Потом, успокоившись, находят вариант очередного вранья, и в райком, обком, ЦК, и самому летит победная реляция о досрочном выполнении и перевыполнении…
                Глава 13
               
     Но вернемся к моему повествованию. Кресло руководителя культурой в Енисейском районе до меня занимал некий К-ов Николай Павлович, нынешний директор Районного дома культуры.  Без специального образования, а главное- пьянь из пьяни. Как он мне мешал! На мои просьбы, убрать его куда угодно, мне вежливо говорили: «Потерпите еще немного, уберем».
И убрали. Освободилось место всего лишь председателя Объединенного профкома комбината «Енисейлес»! И К-ов был избран на этот пост  единогласно. А убрали его с отдела культуры за хорошо организованную пьянку в одной из деревень, куда он был откомандирован уполномоченным на период уборки урожая. Вместе с председателем сельсовета и заведующим сельхозотделом  райкома перепились так, что побили стулья и единственный на всю деревню телефон, по которому каждое утро докладывали о «достижениях». И после таких художеств такой ответственный пост! А как же, и сам- свой парень, и жена- инструктор горкома партии. Вот такие «деловые» и «принципиальные» вершили дела в стране победившего социализма и уверенно строящей коммунизм. Порой доходило до полного абсурда. Райздравотделом руководил партийный работник, не отличающий клизму от шприца. Везде- в культуре, народном образовании, в сельском хозяйстве первые посты занимали рекомендованные парткомами деятели.
И эти горе-руководители, не успев вылупиться из партийных яиц, учили, как лечить, учить, пахать, добывать полезные ископаемые, торговать и много другого. Вот и доучили!
     Сейчас при ельцинско - путинской демократии почти ежедневно в верхах опять разыгрываются кадровые комедии, которые становятся трагедией для страны. Сегодня экономист, завтра министр торговли, потом какой-то представитель за границей, потом премьер-министр. И, наконец,- директор ближней разведки! Как ей повезло, разведке! Вчера кегебист- сегодня директор «Газа». Вчера кадровик КГБ, потом министр обороны, сегодня уже первый вице, подробно разбирающийся (?) во всех отраслях хозяйства страны. Главное быть «своим парнем», а твоя полная некомпетентность- это не беда. Позавчера рядовой подполковник, вчера лакей-прихлебатель сомнительного своими деяниями мэра, сегодня утром- глава правительства, в полдень- преемник первого президента, первого «демократа», а потом и сам…   И самое страшное, что всё это происходит при молчаливом, а иногда и одобряющем согласии людей, которые стонут, воют, но приветствуют. Какая вопиющая врождённая тупость и безразличие ко всему происходящему!
Так какая разница между партийным «вчера» и демократическим  «сегодня»?
     И вот мы с женой в Енисейске. Об этом городе можно и нужно рассказывать долго. Я замечу только одно- куда меня не забрасывала судьба, я мысленно возвращался в этот северный городок, где прошли, как я считаю, лучшие годы моей жизни. Я просто люблю этот город, Люблю  его интересную историю, люблю  могучий Енисей, на берегу которого он основан, люблю таёжные места с великолепной  незабываемой охотой, разнообразными  богатыми ягодниками и плантациями грибов, люблю простых енисейцев, которых даже в смутные времена ельцинско- путинская «демократия» не заразила стремлением наживы, обмана, грабежей  и прочего, чем богаты центральные районы некогда великого государства.
   В 1619 году казаки-землепроходцы после основания первого острога Маковского, вышли на берег Енисея и построили новый острог, выросший в последствии в город Енисейск. Город сравнительно небольшой, но как районный центр, выполнял руководящую работу на огромной территории, большей некоторых европейских государств. Я, начальник отдела культуры исполкома райсовета, являлся одним таким партийно-хозяйственным инструментом в осуществлении свое деятельности.  Но всё по порядку.
   В моём подчинении оказались: аппарат отдела культуры с централизованной бухгалтерией, методический кабинет, Народный театр, два районных и 15 сельских Домов культуры, свыше 20 сельских клубов, две районные и две детские районные библиотеки, около 40 сельских библиотек. А для того, чтобы руководить и оказывать действенную помощь, необходимо побывать во всех вышеперечисленных учреждениях, познакомиться с работниками, состояниями помещений, условиями работы и т.д. На территории района более 20 сельских советов, которые руководят всем на местах. Как руководят, это второй вопрос.
В южную зону района я мог попасть автобусом и автомашиной. А в остальные только малая авиация и летом в населённые пункты на Енисее водным транспортом, что практически было неосуществимым из-за времени проводимом в плавании. В несколько сёл самолёт Ан-2 или Як-12 летал один раз  в неделю. Встретиться со своими культработниками я мог только на семинарах и совещаний несколько раз в году.
   Теперь о помещениях, где проводили свой культурный отдых труженики Енисейского района. Из восьмидесяти районных и сельских очагов культуры только один  Дом Культуры в селе Ярцево, бывшем районном центре, был построено по типовому проекту, причём устаревшему и очень примитивному. Остальные прочно укрепились в бывших перестроенных амбарах, церквях, а иногда в обычных домах-пятистенках. Даже Енисейский РДК с народным театром прижился в здании купеческого собрания. Отопление в основном было печное, поэтому кое-где имелась штатная единица, точнее пол единицы, истопника, пол единицы уборщицы.  В сельском клубе возглавлял этот коллектив завклубом-  «и жнец, и швец, и на дуде игрец». А в сельском ДК кроме директора был ещё и художественный руководитель. Условия работы были не то что  неудовлетворительные, а просто ужасные. Вот такой пример. В сельском клубе небольшой деревни идёт демонстрация кинофильма. На деревянных цвета охры скамейках сидят несколько зрителей. В помещении адский холод, так как на улице под сорок. В центре «кинозала» стоит железная бочка, из которой выведена через потолок железная труба. В бочке что-то горит, и в помещении немного дымно. Малочисленные любители кино расположились вокруг этого хитрого обогревательного прибора, Трещит киноаппарат, установленный прямо за спинами зрителей, постоянно рвётся клееная-  переклеенная лента, и матерится замёрзший  киномеханик.
   Но самое смешное- это бюджет, выделяемый отделу на целый год. Микроскопические суммы на капитальные и текущие ремонты, на приобретения, на командировки. Последняя статья вызывала и смех, и слёзы. Денег хватало на 3-4 месяца. А ездить надо было не только мне, но и инспекторам, методистам. В краевой центр добирались только самолётом. По работе мне приходилось вылетать в Управление Культуры почти каждый месяц. А за что? Никого это не интересовало. Кончились деньги на командировки, начинаем заимствовать из других статей, передвигать, говоря бухгалтерским языком. А это финансовое нарушение, за которое бьют. Бежишь в исполком райсовета и просишь профинансировать поездку, и слышишь–обходитесь выделенными  средствами. Хорошо, что со своим главным бухгалтером нашёл общий язык, и она идёт на всякие нарушения. Всё равно в конце года получаешь взыскание за неправильное использование сметы. Вот так и крутились. А работать надо было. По статье капремонта выделялась сумма, за которую можно отремонтировать один или два объекта. Создавалось впечатление, что до нас никому нет никакого дела. Была ещё одна статья: приобретения. Тоже мизерная. И при этом, за наличные можно было приобрести товара только на ПЯТЬ рублей! А если он стоил 7? Ревизия сразу же посчитает это нарушением финансовой дисциплины. Магазин соглашается выписать счёт, но банк может его не пропустить. Существует перечень товаров, разрешённых для приобретения по безналичному расчёту. Его мог придумать или вредитель, или оконченный недоумок.   Не могу не рассказать, как мы аккордеон покупали. Это достойно пера юмориста.  Эстрадному оркестру понадобился инструмент, причём, не наш «Аккорд», а немецкий, концертный. Долго его не было в продаже и, наконец, появился. Директор РДК мчится в универмаг, но счёт не выписывают. Оказывается, в вышеуказанном списке банка гармошка есть, баян есть, а аккордеона нет. Иду в банк к управляющему, мы с ним уже были знакомы. Узнав в чём дело, он хохочет:
-Вот такие пироги, не я этот перечень придумал, а Минфин. Бери гармошку, даже две.
-Так это полный идиотизм!
-Правильно, идиотизм, но на государственном уровне. А государство, это, брат…А что я могу сделать? Меня, ведь, тоже проверяют. Налетит КРУ (контрольно ревизионное управление), и сразу голову снимут. Им наплевать, что тебе нужно. Закон- есть закон.
-А как быть?
-Ладно, возьму грех на душу, подскажу. Уж, больно ты мне симпатичен. Но, как приедут гастролёры с концертом, не забудь старика, облагодетельствуй двумя пригласительными.
-Какой разговор!
Объясняю. Приезжает в район, ну, скажем Мулерман. При заключении договора с администратором филармонии на гастроли по району, я сразу заявляю, что один ряд мой, для руководства. Вот на него я и приглашаю нужных товарищей.
-Раз договорились, тогда слушай. Идёшь в магазин и выписываешь любые разрешённые товары на сумму стоимости аккордеона. Этот счёт при-кладываешь к местному поручению. А второй счёт, где указан аккордеон, сдаёшь в свою бухгалтерию для занесения в книгу основных фондов.
Так я и сделал. Выписал два  лошадиных хомута, бас геликон и две кипы писчей бумаги. Только в наше стране такое возможно. И кто это придумывал и с какой целью, непонятно.
   Самая главная проблема была с кадрами. По штатному расписанию в сельском клубе работал один человек, точнее полтора: заведующий и полтехнички. Сельскому клубу нужен был, как я уже говорил, универсал- и чтец, и жнец, и на дуде игрец. А культпросвет училища готовили специалистов дифференцировано: режиссёр, балетмейстер, хормейстер, организатор досуга- массовик-затейник. Очень редко такой специалист владел музыкальным инструментом, а как в сельской местности без гармошки? Кроме того деревни были малые, отдалённые от райцентра. На зарплату прожить было практически невозможно. Желающих участвовать в художественной самодеятельности были единицы. И плюс ко всему никаких бытовых условий.  Поэтому молодые специалисты не выдерживали и сбегали. И всё возвращалось на круги своя. По традиции руководили культурной жизнью села или жена парторга, или председателя колхоза. А требования к очагам культуры были высокие. В основном все планируемые мероприятия оставались на бумаге, а потом перекочёвывали в отчёты. Вот о планах и отчётах хочется рассказать более подробно.
    Социализм- это в первую очередь план. А планов много: ежедневный, недельный, на декаду, месячный, квартальный и  годовой. Иногда выше-стоящие инстанции требуют ещё и перспективный.   Но самый интересный- это встречный план. Ты планируешь, скажем, работу на месяц сегодня, а завтра сталкиваешь его с высосанным из пальца новым- встречным. И что получается при такой встрече? Ответим языком математики: с одной стороны минус, с другой плюс. А в итоге пшик. На лекциях профессора-экономиста Михайлова в Ленинградской ВПШК я задал вопрос о значении встречного плана. Профессор прямо вышел из себя и выкрикнул: «Руки и ноги надо обламывать тем, кто его придумал!»
    Планирование в сети советских культучреждений начинается задолго до Нового года. Отдел культуры составляет план работы на основании последних идеологических требований. Во главе угла, конечно, стоит общественно- политическая работа. Это основной показатель, твоё лицо. Такие же требования   предъявляются и клубам, Домам Культуры, библиотекам и т.д.
Спланировали, подготовили отчёты, встретили Новый год - и начинается самый ответственный период в деятельности- сдача этих самых отчётов. А теперь подробно об этой увлекательном ежегодном мероприятии. Я бы сказал, узаконенной клоунаде.
    Отдохнув от новогодних празднований, работники сельских очагов культуры с необходимыми документами являются в отдел культуры согласно графика сдачи отчётов. Принимают их инспектора и методисты отдела.  Форма отчётности утверждена Министерством культуры и содержит все  необходимые многочисленные разделы для занесения в них  годовых достижений. Построю рассказ в долее интересной форме, как в театральной миниатюре.
 Инспектор просматривает отчёт клуба.
-А почему у Вас в прошлом году  количество лекций на общеполитическую тему осталось на прежнем уровне?
-Да…я…это..
-Может чего забыли, вспоминайте. По глазам вижу, что забыли. Давайте, исправляйте.
Завклуб трёт в отчёте цифру и увеличивает показатель.
-Молодец. Теперь по кружковой работе…А почему новых участников не  привлекли? Снова забыли? Исправляйте.
Трёт, исправляет.
    В районной библиотеке отчитываются сельские библиотекари. Там картина такая же, но исправлять проще. Работу библиотеки оценивают по показателям: количество читателей и  книговыдача. Здесь гораздо легче. Книгу взяла Маня, а отмечают всю семью. В итоге и волки сыты, и овцы целы- и читателей много, и книга заметно увеличила свою читаемость.
     Вот сельские очаги культуры  отчитались, и старший инспектор представляет мне сводный отчёт по району. Сравниваю его с прошлогодним. Ого! Показатели немного улучшились. Это радует. Звоню коллеге в соседний район:
-Отчёт готов? Ну, и как?.. Молодец! Так сработал! Будь здоров… Вера Николаевна, срочно зайди, -вызываю по селектору старшего инспектора.
-Что-то случилось?
-Случилось, случилось. В соседнем районе показатели по многим разделам выше, чем у нас.
-И что делать?
-Давай, рисуй.
Рисуем. Принцип один: 3п - палец, пол, потолок. На следующий день представляю отчёт на утверждение в исполком, потом в отдел идеологии.
Все довольны-  культура в районе на высоком идейно-политическом и художественном уровне.. А в этом заслуга  и их- партийных и советских работников, так сказать, руководителей нашей деятельностью.
    Приходит вызов из Краевого Управления. Собираю все текстовые, цифровые материалы, фотографии, программы выступлений и вылетаю в Красноярск. Здесь разыгрывалось второе действие нашего представления.  Отчёт принимает старший инспектор Виктор Безрядин. Перед ним огромная «простыня» с показателями всех районов края. Он заносит в соответствующую графу мои цифры, потом начинает нервно протирать свои очки-линзы. Этот знак нам знаком и выражает высшее негодование.
-Юрий Михайлович! Ты что привёз? Что это за показатели? Ты знаешь, какой год? Ю-б-и-л-е-й-н-ы-й!
-Что, мало?- Наглею я.
-Не то слово. Да за такие показатели нам всем секир башка. Давай, рисуй.
Рисую. Потом сводный отчёт попадает на стол начальнику управления, которая  связывается с соседними областями. Потом в популярной форме тоже объясняет инспекторам, какой сегодня год. Те всё понимают и снова корректируют показатели. Короче говоря, когда вся эта писанина попадает министру культуры, она тоже вносит свои соображения и  докладывает правительству, что каждый гражданин страны ежедневно читает одну книгу, занимается в двух кружках художественной самодеятельности,  а самое главное посещает лекции и доклады на общеполитические темы  еженедельно. А граждане государства  в большинстве случаев и живого лектора не видели, и книги читает в основном городское население, и…Но мы делали, что могли, и очень часто наши ограниченные возможности радовали  определённым результатом.
   Выбивала из колеи работа уполномоченным райкома и исполкома. С началом весенних полевых работ почти все завотделами вынуждены были отставить выполнение своих служебных обязанностей и выехать в закреплённые за каждым колхозы и совхозы. Отсеялись. Начинается заготовка кормов. Заготовили. Начинается уборка урожая. И решением мудрой политики партии ответственные работники превращаются в обыкновенных толкачей, которые только мешают председателям и директорам. Основное: обязать и доложить. Я об этом уже писал, не буду повторяться. Просто (благодаря  деятельности уполномоченного)  расскажу об одной очень необычной и интересной встрече.
    Находился я в то время в колхозе,  центральная усадьба которого была в деревне Анциферово на берегу Енисея. В летнее время туда можно было попасть только водным путём.  Заведующая общим отделом исполкома сообщила по телефону, что я должен на другой день прибыть на сессию райсовета. А чем? До Енисейска около 90 километров по реке. Иду к бакенщику. Теперь главное дождаться любого плавсредства, которое будет проходить с севера. Дежурю на берегу.  Передо мной Енисей просматривается километров на 15. Где-то после обеда показалось какое-то судно. Когда оно к нам приблизилось, мы с бакенщиком на его лодке подплыли к самому борту. Шёл огромный морской буксир и толкал длинную баржу со скотом. По сброшенному верёвочному трапу я поднялся на борт и  предъявил  вахтенному удостоверение уполномоченного. Тот провёл меня к капитану. Вот тут началось самое интересное. Навстречу мне вышел…Сталин. Китель, звезда Героя Соцтруда, дымящая трубка. Я представился. Капитан пригласил меня в свою каюту на баке. Через огромное переднее стекло открывалась вся панорама  реки. Я уселся в удобное кресло, стал разглядывать каюту  и обратил внимание, что все стены в больших фотографиях: Сталин в кремлёвском кабинете, Сталин с детьми, Сталин на природе и т.д. Наверно у меня был такой странный вид, что капитан долго и весело смеялся. Потом за рюмкой какого-то неизвестного мне  напитка, он рассказал необычную историю. 
-Сталин, отбывал ссылку в Туруханском крае в селе Монастырское, где жила моя мать. Между ними возникли отношения, а я их результат. Потом, гораздо позже отец хотел меня забрать в Москву, но мать не отдала, а сама больше замуж так и не вышла. Как ей оказывали помощь, не знаю. Но, конечно, помогали. Я получил высшее речное образование, но всю жизнь работал на Енисее, а жил и живу в Подтёсово, что против Енисейска, немного севернее, как раз где впадает  река Кемь в Енисей. Когда отец умер, в Енисейск прилетел правительственный Ил-14, и мы были на похоронах, правда, всё это делалось под огромным секретом.
      Когда я попал в Енисейск, то рассказал эту историю Лопатину, который ответил на мой вопрос «правда- ли всё это?» очень просто:
-А мы к этому привыкли. Жизнь есть жизнь.
    Ещё расскажу одну историю. Попал я в деревню Колмогорово, что в 140 километрах от Енисейска по реке. Опять-таки, кроме речного транспорта другого нет. Проходящий пароход «Композитор Бородин» ожидался где-то ночью. Все вопросы я решил и убивал время, бродя по берегу реки. На окраине села к берегу приткнулась самоходная баржа Енисейского рыбкопа. Капитан  со вторым членом команды сидели в тени и пили водку. Я подошёл к ним, поздоровался. Их лица показались знакомыми.
-Командир, скоро отчалите?
-Да вот водку допьём, а мужики муку выгрузят и потопаем.
-Я с вами хочу, неохота до ночи болтаться.
-Какие дела! Наливай.
-Да жарко.
-Не стесняйся, чем скорее допьём, тем скорее пойдём.
Пришлось выпить. Капитан тут же распечатал ещё одну бутылку. Второй член команды уже дошёл до кондиции и дремал, положив голову на свёрнутый мешок. Услышав бульканье разливаемой водки, не открывая глаз, протянул руку, поймав, не глядя, стакан.
-Мужики, может хватит»-сказал я.-  Впереди много километров и не по дороге.
-Не боись. Я эту реку с закрытыми глазами пройду. Пей, а то на берегу оставлю,- пошутил капитан.
Пришлось ещё выпить. Слава Богу, подошли грузчики и быстро разделили оставшуюся водку. Капитан рассчитался с ними, причём, опять водкой, и мы пошли на наш «корабль». Капитан шёл более- менее уверенно, а его второй член команды с трудом поднялся на борт и исчез в единственной каюте, находящееся под рубкой. Заработал дизель, самоходка оторвалась от берега, и, пройдя немного задним ходом, направилась вверх против течения в сторону Енисейска. С управлением такой примитивной посудины я был немного знаком. Часто приходилось попадать в командировки почтовым катером, и я с удовольствием наблюдал за действиями рулевого. Даже давали покрутить штурвал.
   Идём почти вдоль берега, где течение слабее, скорость самоходки  примерно 12-14 километров в час. При хорошем раскладе к утру будем дома.
-Подержи штурвал, я сбегаю в кубрик, проверю своего помощника и захвачу курево. Створы на том берегу впереди видишь?
-Вижу.
-Держи на переднюю. Как только они соединятся, держи на следующую пару. Обороты не добавляй. Давай, шуруй.
-Ты там недолго.
    Капитан ушёл, а я с удовольствием работал штурвалом, направляя нос судна на створу. Вот створы соединились, и я стал искать следующую пару. Нашёл, Подправил направление. Увлёкся и не замечал время. Опомнился, господи, а капитана нет уже полчаса. Стал звать. Никого. Закрепил штурвал специальным ремнём и спустился в кубрик. Вот это да! На столике распечатанная бутылка, и оба морехода спят мертвецким сном. Пытался растолкать капитана- в ответ какое-то мычанье. Бросился в рубку. Вовремя. Створы соединились. Выбрал направление и снова в кубрик. Картина там не изменилась. Расталкивал обеих- бесполезно. Снова бегу в рубку и продолжаю управлять посудиной. А сам думаю: пока светло ничего, а как стемнеет? Надо зажигать ходовые огни, отвечать на сигналы встречных судов. А как? Плыву. Начинает слегка темнеть, и вдруг за поворотом вижу деревянную пристань и небольшую толпу людей. Решение пришло мгновенно. Круто поворачиваю к берегу  и когда под плоским днищем зашуршал песок, глушу двигатель. Подбежавшие мужики помогли закрепить самоходку, а я схватил свои вещи и выскочил на берег. И вовремя.  Подходил теплоход. Так я один раз в жизни был командиром речного судна. Русский человек без рюмки ни на что не способен. А  начал пить- ему всё до одного места. Остановиться проблема. За водку продаётся всё- и семья, и дети, и работа. «Жена говорит мужу: значит так-  или я, или водка. А муж в ответ: а водки много?». И главное кредо россиянина: «Если водка мешает работе, то надо бросить работу». Я не говорю обо всех, но процентов 70 точно под это подходят.
   Готовясь к выступлению на совещании по защите памятников истории и культуры, я побывал в городском музее. Случайно на глаза попалась небольшая запылённая книжица в пятнистом переплёте, заглавие которой было написано с применением старинного шрифта: ять, еры и т.д. Я открыл наугад и прочёл, не отрываясь. Восстание остяков в 16-м веке, Мангазея, Таз, Турухан…Здесь был описан волок, по которому продовольствие доставлялось в Енисейский острог. А до упоминания Енисейска сыном боярским Петром Албачевыми сотником Черкасом Рукиным был основан первый острог Макоцкий (Намацкий- по имени остяцкого князька Намака). Место для него было выбрано удачное: сухой песчаный берег, богатый ягодой и грибами сосновый бор, отличная рыбалка и множество дичи. А сейчас на этом месте стоит большое таёжное село Маковское и в этом году ему исполняется 350 лет.
Срочно вызываю к себе  своего заместителя по культурно-массовой работе Александру Русяеву и знакомлю её с музейным материалом.
-Ну-ка, Александра Александровна, соображай, что я имею ввиду?
-Надо организовать мероприятие- тематический вечер или устный журнал, или…
-Вот именно «или».
-Поняла. Организуем праздник с выездом самодеятельности в Маковское, дадим концерт. Можно пригласить краевое телевидение, корреспондентов. Подключим Маковскую школу, организуем торговлю, массовки, как на проводах русской зимы.
-Тогда надо обращаться в исполком, моя смета не выдержит. Давай до завтра, всё продумаем, а утром ко мне.
    На другой день провожу срочное совещание с приглашением инспекторов, методистов, директора и режиссёра Народного театра, заведующей библиотекой.
-Долго рассуждать не будем. Вначале я выскажу своё предложение, а потом выслушаю ваши замечания. Значит так.  Телевидение центральное. Кроме районных и городских руководителей приглашаем из Красноярска писателя Анатолия Чмыхало и поэта Игнатия Рожденственского. Надо подключить торговые организации города, решить вопрос о работе малой авиации. Но это в том случае, если районное руководство додержит наше предложение.
-Юрий Михайлович, - взяла слово Галина Васильевна, главный бухгалтер. -Мы своими силами не потянем. Надо обращаться в исполком.
-А давайте,  предложила заведующая библиотекой,-  напишем письмо «К потомкам» - вскрыть через 50 лет. А подпишут его наши партийные и советские руководители. Так  сказать, увековечат свои имена в истории и памяти народа. И надо организовать ценные подарки потомкам казаков-землепроходцев.
-Вот это толково! Подпишут и не откажутся в выделении необходимых финансов. Молодец!
    Так родилась идея празднования 350-летия первого острога Восточной Сибири.  Через несколько часов план проведения этого юбилея лежал у меня на столе. Проверив ещё раз всё запланированное, я помчался к председателю исполкома Набедо Владимиру Романовичу. Не могу сказать, что он обрадовался нашей инициативе. После разговора с ним стало понятно, что решение этого вопроса повиснет в воздухе, и по всей вероятности ничего хорошего у нас не получится. Но у меня был куратор, зампред, Михаил Степанович Лопатин. Мой повседневный наставник, замечательный руководитель и человек. Бывший комсомольский работни, он пользовался в районе большим авторитетом. И я обратился к нему. На другой день утром меня   пригласили  к первому секретарю райкома КПСС Соколову Владимиру Михайловичу. И всё решилось положительно. Праздник надолго запомнился и маковским  жителям, и всем, кто присутствовал на нём. А вскоре его показали по центральному телевидению.
   Были и другие творческие достижения. Наш театр стал лауреатом на уровне Союза. Мы принимали самое активное участие в Красноярске на праздновании 50-летия Советской власти. При отделе культуры была создана первая в крае общественная школа культработника района, направленная на повышение квалификации и многое другое. Но…Опять это проклятое «НО, преследующее меня, как прокажённого.
    В отделе культуры проходила ревизия. Проводили  её работники финансового отдела нашего исполкома во главе с руководителем  бюджетного отдела Милевской. Мы хорошо знали друг друга, поэтому общались всегда  нормально. Моя главный бухгалтер по секрету сообщила, что никаких нарушений не выявлено за исключением перерасхода одной командировки  на мизерную сумму где-то около пяти рублей. И я неудачно пошутил:
-Что, товарищи ревизоры, раз  ничего не накопали- останетесь без премии.
-А вот и накопали. Лично Вы не отчитались за расходование 175-ти рублей.
-Как не отчитался  и когда?
-В прошлом году театр выезжал на всесоюзный смотр, и вы не представили документов за проживание в гостинице.  Это будет отмечено в итогах ревизии.
-Послушайте, мой отчёт утверждён исполкомом райсовета.
-Они прозевали, а мы нашли. Погасите задолженность.
-И не подумаю. Я всё помню. Мы проживали в Доме колхозника, а там стоимость одних суток равна 75 копеек. Согласно КЗОТа такая сумма принимается без оправдательных документов. И не могли же участники ночевать, скажем, под лодкой. А бесплатно никто не примет ни в какую гостиницу.
-А мы считаем, что вы должны эти деньги вернуть в бухгалтерию исполкома.
-Ничего я никому не буду возвращать.
-Вернёте!
Позвонил в Красноярск в Краевое ревизионное Управление своему хорошему знакомому Лесниченко.
-Юрий Михайлович, что, ваши финансисты совсем отупели? Или просто что-то против тебя готовится. Никому дорогу не перешёл?
-Да вроде нет. Были разногласия с режиссёром театра, но всё позади.
-А, впрочем, посылай всех. Нарушения никакого нет.
И я успокоился. В конце месяца, как обычно, проходило заседание исполкома. Набедо всегда оканчивал его стандартной фразой: «Я вас понял, договорились»
-Скопенко, прошу задержаться.
Я вернулся  на своё место и приготовился выслушать очередное «ценное указание».  Но председатель написал на бумажке цифру 175 и протянул мне:
-Немедленно внесите эту сумму в кассу исполкома!
-Владимир Романович, в связи с чем?
-В докладной записке по итогам ревизии ясно говорится, что Вы за эти деньги  не отчитались.
-Проще говоря, я их украл. Вы вначале разберитесь.
-Ревизия разобралась. Придётся платить
-И не подумаю. Я хорошо знаю статьи КЗОТа.  Платить не буду. А из зарплаты без оснований не удержите.
     Придя в отдел, срочно звоню Бородину, заместителю начальника Краевого Управления Культуры.  Тот даёт телефонограмму в исполком о  срочном моём вызове в Красноярск. Прилетел в краевой центр и сразу побежал в Дом колхозника, где  ночевали наши артисты. Но среди квитанционных книжек нашёл подтверждение оплаты только на 110 рублей, остальные потеряны во время ремонта.  По возвращению в Енисейск, молча аккуратненько положил их перед председателем. Тот внимательно пересчитал и снова сунул мне под нос бумажку с цифрой 65:
-Заплатите их.
-Вы что, издеваетесь? Платить не буду ни рубля.
-Прокурор заставит- заплатите.
-Вот это здорово! Добро, прокурор примет решение- заплачу.
Лопатин в командировке. Не дожидаясь его, иду в гороно к Щёголеву:
-Павел Иванович, в школу учителем примешь?
-Ты серьёзно?
-Серьёзней некуда. Пиши отношение на перевод.
Заручился этим крайне необходимым документом, без которого теряются северные надбавки, вошёл в кабинет к Набедо и швырнул его на стол. На другой день в отделе появляется Лопатин:
-Юрий Михайлович, ты что чудишь? Забери заявление.
-И не подумаю. Это ты привязан к своей должности, а у меня диплом учителя. С Набедо я работать не буду. Поговорим на исполкоме.
     Секретарь райкома Соколов был против моего ухода с культуры. Но я объяснил, что на моём месте будет работать Русяева, которая знает район, работу и её все культработники уважают.
Но Соколов не успокоился и задал вопрос Набедо:
-Владимир Романович, мы знаем о конфликтной ситуации.  Чем она окончилась?
-Прокурор объяснил, что Скопенко нарушения не сделал.
    Скажи он раньше, я бы на работе остался. И мне было непонятно, как  коммунист,   руководитель района, бывший лётчик-штурмовик мог скатиться до такого мстительного, низкого уровня. Он, ведь, хорошо знал, что многие инициативы и успехи отдела – это моя прямая заслуга. Оказалось- ему на это наплевать. Главное стоять на своей, даже вредной для дела позиции. Плюс ко всему,  он оказался очень непорядочным человеком.
    Прошло время. Я работал в городской школе второй год, вёл профсоюзную работу. Школьный хор и оркестр народных инструментов очень удачно выступили на краевом смотре школьных коллективов. И вот однажды директор школы Ишметов Максим Максимович спросил, почему я до сих пор не коммунист.  Мне неудобно было рассказать, что я уже состоял в кандидатах.
-Тогда  так, Юрий Михайлович, я тебе даю рекомендацию и завуч даст. Пиши заявление в первичную организацию.
Уговорил он меня. Подготовили документы, парторганизация приняла меня в кандидатом в передовой отряд советского общества, и через несколько дней партсекретарь школы повёл меня на утверждение в Горком КПСС, где проходило заседание бюро. Рассказал автобиографию, ответил на ряд вопросов.
-Всё понятно,- подвёл итог секретарь Колпаков.- Кто будет выступать?
-Я,- поднялся инструктор Рокосуев.-  Товарищ Скопенко, а как у Вас обстоит дело с алкоголем?
Я вначале опешил, а потом спокойно ответил, что употребляю спиртные напитки, как все нормальные люди: в основном по праздникам.
-А вот есть сведения, что работая в отделе культуры, вы попивали водочку, находясь в командировках
-Извините, товарищ Рокосуев, это не соответствует  действительности.
-Но раз есть сигнал, -заметил Колпаков, - поступим проще. Отложим утверждение товарища Скопенко до следующего бюро. А за это время свяжемся с райисполкомом и всё уточним.
Я вышел с горкома, кипя негодованием, и  сразу же позвонил секретарю райкома Соколову.
-Не волнуйся, Юрий Михайлович, мы все тебя знаем, как трезвого  человека. Придёт запрос в исполком, и дадут положительный ответ. Лопатин тоже меня успокоил. Уже дома я вспомнил, почему против меня так  настроен инструктор горкома Рокосуев. Раньше он возглавлял штаб гражданской обороны. И вот однажды ко мне в кабинет вбежал взволнованный директор Дома Культуры и театра:
-Юрий Михайлович, там пришёл начальник штаба гражданской обороны и требует… прямо дикость такая…
Я вошёл в фойе, где на стенах висели стенды с достижениями культуры района, огромные фото наших артистов-любителей театра, сцен из спектаклей.
-Дайте указание своему директору срочно убрать со стен некоторые ваши плакаты и оборудовать стенды по гражданской обороне.
Я взял его под руку, повёл в коридор, ведущий к рабочим комнатам.
-Вот стена, причём пока пустая. Дадим больше света и разместим  ваши средства защиты, вошек, блошек…Вот и для Вас нашлось место.
Рокосуев резко выдернул руку и выкрикнул:
-Я этого издевательства не потерплю! Я буду жаловаться в райком, я…
Прошло время, и он на мне отыгрался.
    И вот снова бюро горкома. Я без всяких задних мыслей предстаю перед членами бюро, и вдруг Рокосуев зачитывает выписку из моего личного дела, в котором указано, что я, за время работы завотделом культуры, имел два выговора за пьянку на рабочем месте. И мне в приёме было отказано. 
   А в исполкоме райсовета заведующая общим отделом Мусохранова  тихонько показала моё личное дело с вложенными в него свежими написанными двумя выговорами.  Так подло отомстил мне коммунист, советский руководитель за явное пренебрежениями его мнением и дикими распоряжениями. Передовой представитель передового отряда самой передовой партии в мире! Повидал я на своём веку огромное количество таких вот «истинных» коммунистов. И вывод напросился сам: настоящие большевики- это  те, кто нормально трудился, воевал, строил крепкую семью, правильно воспитывал детей и не стремился к руководящему креслу. Но находились такие, которые по своей натуре стремились правдами и неправдами попасть в самое маленькое, но руководящее кресло, а значить и  получить ложку покрупнее, и место повыгоднее у общественной кормушки.  Но как только их подымали на одну ступеньку идеологической лестницы, а для этого проводилось глубокое повседневное вдалбливание в полуграмотные головы нужных догм  политики  партии, они: парторг цеха, парторг колхоза или совхоза, секретарь любой первичной партийной и профсоюзной организации любого предприятия, председатель местного совета моментально начинали чувствовать себя чуть ли не сверхчеловеками и, не задумываясь, колебались вместе с линией партии, без собственного мнения и человеческого достоинства. Такими они  остались и сегодня, когда лжедемократы разво-ровали и продолжают разворовывать национальные богатства, обогащая себя  и своё преступное окружение. Если бы не эти доморощенные помощники, получившие  для себе немного больше, чем простые граждане ими же одурманенные, то не было бы такого цветущего руководящего криминала, который продолжает вести слепо верящую толпу по дороге в никуда. И во главе этой толпы идут эти самые бывшие парторги и профорги, понимая, что подачку с барского стола необходимо отрабатывать, но, не понимая, что они первыми попадут в это «никуда».
    В школе я проработал два учебных года. В Енисейском пединституте по совместительству вёл работу на факультете общественных профессий.  Весной после окончания занятий в школе я планировал поехать на Украину, где в это время гостила моя жена. Но перед самым отъездом был приглашён в городской отдел народного образования.
-Юрий Михайлович, хотим предложить Вам интересную работу. Открываем самый большой в крае пионерский лагерь: 240 ребятишек, штат примерно 80 человек, автобус, грузовая машина. Лагерь расположен в тайге на берегу Енисея. Даже оборудована купальня- огромный понтон с регулированием уровня воды. А вот директора пока нет. А Вы как раз подходите - и педагог, и опыт руководящей работы, и хозяйственник. Договорились?
-Да, очень интересно, но так неожиданно, а я хотел в отпуск.
-Отработаете три смены- организуем вам и отпуск. Да и подработаете, зарплата очень приличная.
И я дал согласие, предупредив телеграммой жену, чтобы меня не ждала и возвращалась в Енисейск.
     Все три смены прошли без происшествий, не считая огромного количества комара, из-за которого в первую смену родители позабирали ребятишек младшего школьного возраста. Да всё время витала угроза дизентерии. Не дай, Бог, появись первые признаки, -и лагерь закроют. Приходилось вести ожесточённую войну с родителями, которые каждые выходные целой армией осаждали лагерь и, встретившись со своими детьми, напихивали их зеленью-огурцами, помидорами, яблоками и т.д. Напрасно я их убеждал, что дети это всё едят в нужном количестве, напрасно совал им под нос положение о пионерском лагере, в котором ясно было указано, что можно, а что нельзя. После таких кошмарных воскресений дети начинали поносить, и изолятор оказывался переполненным. И я принял интересное решение. Рано утром в воскресенье все отряды, получив сухой паёк, отбыли в тайгу на проведение военизированной игры «Зарница». В лагере остались только дежурные и техперсонал. Часов в девять стали появляться первые папы и мамы. Не встретившись со своими чадами, они подняли грандиозный скандал. Кем только меня не обзывали. И тут же написали коллективную жалобу в гороно, в профком, кто являлся хозяином лагеря, и даже в горком партии. Я тоже получил один экземпляр этого слёзного обращения и посоветовал в следующие выходные избавить своих детей от ненужных посещений и дать возможность ребятам развлекаться в полную силу. Но в гороно меня вызвали. Поехал я туда с председателем профкома Ново-Енисейского ЛДК-2. Там выслушали мои соображения и долго смеялись. А потом представитель горкома посоветовал профсоюзному руководителю премировать директора за находчивость и оригинальное решение проблемы. В следующее воскресенье родителей не было, а ребята с увлечением занимались своими делами.
   Погас пионерский костёр третей смены, я удачно сдал и лагерь, и финансовый отчёт, получил неплохую премию за работу без ЧП. Жена к тому времени вышла на работу, она трудилась инженером по технике безопасности на механическом заводе. А в следующем году к нам в гости приехала моя мама и уговорила вернуться на Украину.
-Дети! Я ушла на пенсию. Осталась в доме одна. Мне очень тяжело- и огород, и сад. Возвращайтесь домой. У нас и климат не такой суровый. А работу подберёте. Не сразу Москва строилась.
И уговорила. Заказали  контейнера и уехали на родную Украину.

                Глава 14
   1971 год. Год ничем особым не знаменит. Все юбилеи  к всеобщей радости  народа прошли, и продолжались трудовые будни. Самое достопримечательное на мой взгляд- это Первый Всемирный съезд цыган, после которого они заимели свой гимн и флаг, но без государственности и территории - как цыганами были, так цыганами и  остались, и утверждение текста присяги врача СССР. Сколько раз пришлось медикам нашей страны клясться в том, что они должны и чего им нельзя: 1971 год- клятва врача СССР, 1994 год- клятва российского врача, 1999 год-клятва врача России.   А как же написанная  золотом на страницах   истории  клятва Гиппократа? Да куда ему с прими-тивным  древнегреческим мышлением против  социалистических, ком-мунистических и, наконец, демократических великих идеологов!  Амери-канцы не перестают удивлять мир своими поступками. Вот народ, везде успевает! В начале года около 300-х боевых самолётов совершали массированные налёты на мирных жителей  Вьетнама, Лаоса и Камбоджи, а через несколько месяцев они снова высадились на Луну и, почему-то, без нашего разрешения. Ещё при жизни Никиты Хрущёва был модным анекдот:  «Прилетели американцы на Луну, ходят и делают пометки на лунном атласе: здесь будет одна база, здесь вторая...Подбегает лунатик и вопит: «Опоздали, господа хорошие! Недавно прилетал такой лысый, пузатый и говорил, что здесь посеют кукурузу».  Жалко, что великого волюнтариста так быстро турнули  на пенсию. Он  ещё пару раз постучал бы туфлёй по трибуне ООН- и американцам было бы не до Луны.
   Учебный год окончился. Я оформил северный отпуск с последующим увольнением, по 8-е сентября. Пришлось брать три пятитонных контейнера, чтобы погрузить всё наше имущество. У меня было два мотоцикла, Иж-49 и Планета-3 с коляской, пианино, мебель. Да и строительными материалами кое-какими запаслись. Я мечтал перекрыть крышу цинковым железом и по знакомству приобрёл необходимое количество. Купил немного доски и половой рейки. Спасибо друзьям, предупредили, что строительные материалы с территории края вывозить нельзя. А почему? Они, ведь, не ворованные, приобретённые на заработанные деньги. Нельзя- и всё! Вот перевалочным базам безлесых районов страны, что прочно обосновались на территории района, и ведущим безжалостные вырубки леса, можно. Пришлось маскировать свои жалкие строительные материалы мебелью и чем попало. Да и попоить котроллёров, что открывают контейнера с целью проверки. Но всё обошлось благополучно.
    И вот мы снова в Корсуне. Моя бывшая жена получила квартиру по месту работы и освободила наш дом от своего присутствия.  До прихода багажа мы занялись вопросом трудоустройства. Тамара смогла найти работу только в госстрахе. Ей выделили свободный участок- несколько сёл, куда попадать можно было в основном пешком. В период дождей пройти по сельским дорогам практически невозможно. А кроме всего выполнить план страхования в селе - утопия. При низкой заработной плате колхозников этого не получалось. А пенсии колхозников вообще были анекдотически мизерные. Нет плана - нет и достойной зарплаты. Тамара добиралась домой к вечеру  в изнеможённом состоянии со стёртыми и отекшими ногами. Мне в районо пообещали где-то около ставки и то в сельской местности.  Условий для нормальной жизни не предвиделось. Помог счастливый случай. К нам  заехал бывший наш квартирант, теперь полковник, работающий военкомом в Каневе. А до Канева он служил начальником 3-й части облвоенкомата на краю света в городе Магадане.
- Юра, что вы с женой забыли на Украине? Давайте в Магадан. Я напишу письмо полковнику Шуринову, своему другу, он вам поможет в решении всех вопросов.
    Мы с женой всю жизнь были лёгкие на подъём, и нас всегда привлекали романтические места. Я лично полюбил север, тайгу со всеми её прелестями -охота, рыбалка, грибы, ягоды.  Решили так. Я лечу в Магадан, устраиваюсь, а потом прилетает Тамара.
   И вот под крылом  Ил-18 сквозь молочную дымку  просматриваются  за-снеженные хребты далёкого Севера. Просто не верится, что за какие -то 12 часов полёта, я встречусь с загадочной Колымой и её столицей Магаданом, увижу знаменитую Нагаевскую бухту. В ушах звучит песня заключённых «стоял на пути Магадан, столица Колымского края». Ещё до отъезда многие знакомые убеждали меня отказаться от такой перемены места жительства, пугая, что там преступник на преступнике, бандит на бандите. На самом деле, ещё Владимир Высоцкий заявил: « их там не больше, чем в Москве». Как он был прав! Больше бандитов, чем в Москве и Питере нет ни в одном городе, пожалуй, на всей планете. Если, скажем, Чикаго знаменит гангстерами и представителями японской  и китайской мафии, то в наших родных столицах преступность расцвела на самом высоком  уровне, а японцев и китайцев достойно заменили свои доморощенные смуглые бандиты с кавказских гор  и Средней Азии.
     Немного о Колыме и Магадане. На берегу Охотского моря,  на огромном Колымском нагорье, изрезанного хребтами – Черского, Полярным, Омсук-чанским, Майманджнским, Ненкат –в зоне вечной мерзлоты раскинулась территория будущей Магаданской области. Тундра и лесотундра. Настоящий лес  только в долинах рек, пробивающих себе дорогу среди сопок и гор. До прихода первых русских казаков-землепроходцев, здесь можно было встретить только якутов. Они, привыкшие к суровому климату, жестоким морозам, многодневной пурге с леденящим потоком морозного воздуха, занимались в этих местах скотоводством, охотой и рыбалкой.  Их низкорослые, длинноволосые, тупомордые  лошадки, прозванные северными мустангами, всю долгую зиму, что-то копытили, в глубоком снегу, встряхивая необычайно длинными гривами.
     Настоящая история Колымы началась  с 1920 года, когда  появились первые научные геологоразведочные экспедиции. Цель их поисков –золото. В 30-х годах  вокруг  первых открытых приисков вырастали  посёлки. В 1932 году образовался Государственный Трест Дальстрой. Первым его директором являлся один из организаторов  ГУЛага  (Главное Управление Лагерей) Эдуард Берзин, расстрелянный в 1938году, как враг народа. Такой же конец нашли и последующие руководители  Дальстроя : Павлов, Никишов, Петренко. Много их было в то время- врагов народа. До 50-х годов на Колыме использовали труд заключённых, первая их партия в 100 человек появилась здесь в 1932 году. А к концу года их насчитывалось около 9-ти тысяч. Вначале ЗК строили Магадан и знаменитую Колымскую трассу. Это уникальная дорога, проло-женная  по  непроходимым местам, вьющаяся закрученными  серпантинами по перевалам  хребтов. Магистраль, построенная на костях в основном незаконно осужденных граждан великого, первого в мире социалистического госу-дарства. Я проезжал по Колымской трассе много раз и на углевозе, и автобусом,  и своей легковой автомашиной. Изучил я её полностью.  Трасса очень сложная и, чтобы по ней проехать,  надо уметь хорошо крутить баранку и не теряться  в непривычных дорожных ситуациях: летом непробиваемая пыль от колёс впереди идущего транспорта, а зимой - сплошной туман от выхлопа двигателей. Попробуй- обгони!  В 70-е годы в Магадан приехал на гастроли композитор Тихонов со своим знаменитым инструментальным квартетом. Двинулись в глубинку Колымы  и попали в пургу, которая не стихала несколько дней. Мужественно просидели в автобусе, а по возвращению в Магадан, Тихонов прямо в гостинице написал великолепную песню «Колымская трасса». Очень жалко, что такой шедевр затерялся в огромном хаосе безыдейных, примитивных, низкопробных шлягеров типа «Мама, где моя панама» (Пугачёва) и «Я ехала в трамвае, колготки мне порвали» (Долина). Не могу не представить текст этой замечательной песни. Три куплета с припевом с достоверной точностью, нарисовали картину Колымскую трассу, а подвижная, энергичная музыка подчеркнула эту достоверность.
                Лежишь ты, сопками зажата,
                Крутой подъём и поворот.
                Включай стартёр, вперёд, ребята,
                Шофёры боевой народ.
                Припев:
                В рейс далёкий машина пошла.
                Трасса, колымская трасса, Магадана душа.

                Ты много видела героев,
                Следы их замела пурга.
                Тебя, ведь, надо было строить и
                И проложить через снега.

                Бежит, бежит вперёд машина,
                Колёса вертятся, поют.
                Мне торопиться есть причина,
                Меня в посёлках люди ждут.

  Трасса! Колымская трасса! Для того чтобы попасть в последний посёлок Магаданской области, надо преодолеть ряд горных перевалов: Хабля, Карамкенский, Яблонёвый с памятником погибшему связисту  Макаеву в 1937 году, Болотный, Чёрное озеро, Дедушкина лысина (открытый и постоянно заносимый снегом), Гербинский, самый сложный Бурхалинский, Арка-галинский. А на Тенькинской трассе до некоторого времени существовал перевал «Подумай!»  Подумай, шофёр, стоит ли тебе с твоим движком и грузом его покорять! Не лучше вернуться на Колымскую трассу –дальше едешь, целей будешь.  О других таких характерных местах я расскажу позже. Теперь о Магадане.
    Магадан родился в 1929 году, когда на Колыме нашли золотые запасы и открыли ряд приисков. Но вначале это был посёлок на полуострове, омываемом водами Нагаевской бухты, в которую приходили морские суда,  и бухты Гертнера. Статус города Магадану присвоен в 1938 году, а столицей всей Колымы он стал  в 1954-ом.
   Итак, мой авиалайнер совершил посадку в Магаданском аэропорту Сокол,   именуемый в народе  «56-й километр». Вокруг в голубой дымке сопки, они   взяли  его в плен со всех сторон. Был конец августа, и в воздухе уже ощущалась северная свежесть и необыкновенная чистота, полная противоположность того, что попадает в наши лёгкие на «материке». Почему-то этим словом награждена Колыма, хотя это и не остров. Наверное, потому, что попасть на неё можно только по воздуху или морским путём. Правда, есть ещё один вариант, которым пользуются владельцы собственных автомашин. Но он выполним только в строго определённое время года: апрель месяц. Можно доехать по Колымской трассе и по зимнику до Хандыги, потом 100 незабываемых километров по ледянке реки Амга, притока Алдана, и дальше через реку Лену попасть в Якутск. А там дорог несколько. Но это уже детали. Самое главное успеть до 1-3 мая, пока работают и зимник, и «ледянка». Один мой знакомый из Оротукана совершил такой вояж на «Жигулях» третьей модели с заездом почти во все республики Советского Союза (попробовал бы он это выполнить после победы демократии!). И везде ставил отметки на Атласе  автомобильных дорог. После посещения Прибалтики явился на завод ВАЗ и получил самую последнюю марку «Жигуля». В дороге был два месяца. Я тоже уехал с Колымы своим ходом, но об этом потом.
   И вот я в Магадане.  Северные условия меня пугали не очень: Енисейск, правда, не совсем север, но 40-ка градусные морозы что-то да значат. Вот северные надбавки придётся зарабатывать по -новой. Если в Енисейске 10% к зарплате начислялось через год, то в Магадане каждые полгода. Первым делом попал в облвоенкомат и встретился с полковником Шуриновым.
-Какая сфера деятельности тебя интересует?
-Или школа, или культура.
-Добро, я срочно все вопросы решу.
-А может, я сам вначале попробую? Схожу в Управление Народного образовании и Культуры. Если не получится- сообщу.
     Вопрос решился очень оперативно. Заместитель начальника Управления Народного Образования просмотрел мои документы и сразу же предложил вариант, от которого мне трудно было отказаться. И вот я еду в автобусе Магадан –Сусуман, где в роно меня ожидала директор Кадыкчанской средней школы. После оформления документов я продолжил знакомство с северными местами. Двигаюсь по  знаменитой Колымской трассе, по головокружи-тельным перевалам. Вокруг сопки и горные хребты, а когда спустились с  Бурхалинского перевала, впереди выросла снежная шапка горы Морджот, названная по имени американского исследователя.  Все названия ручьёв, посёлков, распадков, гор Колымы связаны или с каким-то событием, или с именем. Так, в горах Анничаг, у самого пика Абориген одно высокогорное озеро называется «Озером танцующих хариусов» - там на вечерней зорьке  несметное количество этой вёрткой и стремительной рыбы взлетает над водой, охотясь на комаров, и поэтому создаётся впечатление, что рыба пляшет на хвостах;  а следующее озеро носит имя Джека Лондона: исследователи нашли  на берегу его книгу, есть ещё озеро Серая чайка. А гора Морджод по форме и необычайной красоте, как бы сошла с полотна Рериха.
   Слева от трассы широкая долина реки Берелёх- богатого месторождения  золота. Здесь работают драги- огромные корабли- золотообогатительные фабрики. Рабочих называют матросами. Принцип работы очень интересен: драга роет впереди себя котлован, пески транспортёром подаются на обогащение,  а котлован наполняется водой,  образуя водоём, в котором драга и плавает, передвигаясь по  долине реки. Сейчас (1971-й год) это месторождение промывают второй раз, и всегда снимают россыпное золото. К этому вопросу я обязательно вернусь позже.  Впереди между расступающимися деревьями показались пятиэтажки одного из самых крупных городов Колымы-  Сусумана. Это центр огромного золотодобывающего района. До 1991 года здесь проживало 18тысяч человек. В 2012 осталось 5560. Пустуют, а где просто разрушены дома, с таким трудом возводимые  и заключёнными, и строителями, лозунги с призывами КПСС, почему-то, на ободранных стенах сохранились.  Не узнал бы Ефим Шифрин, который здесь родился и учился, своей родины.   Дежурный вопрос: кому это было нужно? А точнее, кому это было выгодно?  Но если от Сусумана осталась треть, то более двадцати населённых пунктов, где счастливо жили простые советские люди, где они отдавали свои знания и труд на благо своей великой родине, которая попала под преступное влияние нечистоплотных и расчётливых руководителей, и безжалостно расправилась со своими созидателями грядущего будущего, стёрты с лица земли.
    Я не один раз проехал все трассы поистине золотой области: Колымскую, Тенькинскую,  Омсукчанскую.  Об Омсукчанской разговор пойдёт позже. А вот на Колымской, самой главной, называемой автомобильной артерией, после праздничного  салюта  победившей демократии, великие государственные   гении продуманно разгромили ряд дорожных посёлков, где находились диспетчерские, комнаты отдыха дальнобойщиков, дорожные столовые, где в лютые морозы дежурили шофера и прогревали  двигатели.  Порядок был один: находился в дороге более восьми часов- сдай путевой лист, получи тапочки, халат, прими душ, поешь и отдыхай. Без отдыха дальше не поедешь. Вот так!        Атка: в  60-е годы 3022 человека, в 2010-358. Мякит- посёлок городского типа: добыча золота, обслуживание автотранспорта. Варварски угроблен в 90-е. Всё разрушено, сожжено, металл вывезен и продан за границу в Японию. Самая страшная участь постигла пгт Кадыкчан, куда я и получил направление учителем в среднюю школу, в которой в то время насчитывалось около 700 учеников. Красивейший населённый пункт, пятиэтажки, магазины, детские садики, столовая-ресторан, Дом Культуры, лечебные заведения. Вокруг на сопках необыкновенные леса с грибами, ягодами, дичью. Рядом угольные  шахты, самая крупная №10. Когда я приехал в Кадыкчан, там проживало 3378 человек. В 2012 остался один принципиальный северянин и две собаки. Вначале закрыли шахты. Потом постепенно избавились от жителей, расселяя их, куда придётся, дома разрушили, частный сектор сожгли, чтобы никто не вернулся. В пгт Мяунджа, где мне пришлось работать в средней школе (три дня  в  Кадыкчане, три дня в Мяундже) в 1955 году дала первый ток крупнейшая на Колыме ГРЭС. Строили её, невзирая на погодные условия, 3 тысячи строителей. Окончила своё существование в 1996 году. Так каким же надо быть «патриотом», чтоб так расправится с предприятиями, населёнными пунктами и своими согражданами! Подобному варварству нет оправдания.  Снова вопрос: «Кому это было выгодно!? А сегодня бесстыдно жируют на народные деньги сильные мира сего, и так хочется процитировать  слова  великого Гёте:  «САТАНА ТАМ ПРАВИТ БАЛ!» И все отлично понимают, кто этот Сатана, но тсс…
  Поселился я у директрисы школы Принь  Валентины Викторовны. Муж её, Герман, работал проходчиком на шахте №10 . Мы с ним быстро подружились и на его мотоцикле «Урал» гоняли по тайге за ягодами, грибами. Иногда случа-лось  и пострелять. Работы у меня было очень много: полторы ставки уроков музыки и пения, рисования и черчения. И обязательно  хор- непременный атрибут  внеклассной  работы. А вскоре пришёл приказ отдела образования, обязывающий меня работать и в Мяунджинской средней школе с такой же нагрузкой, по три дня в каждой. Так как в Кадыкчане получение квартиры задерживалось, а вот-вот должна была приехать моя жена,  я получил комнату в трёхкомнатной квартире на Мяундже.
   Подошёл к концу учебный год. Учителя готовились к отпуску, правда, старались любым способом в отпуск не уходить, а принимать участие в ремонте школы, в организации детских площадок и т. д. Всё дело в том, что проезд в отпуск в оба конца оплачивался один раз в три года. Ко мне приехал мой друг Валерий,  директор музыкальной школы в пос. Холодный (прииск им. Фрунзе), которому я год назад поспособствовал с вызовом в Магаданскую область,  и   предложил интересное мероприятие.
-Значит так. Ты приезжаешь ко мне, и мы, оформив допуска к вольно- приносительству, двигаем на отработанные прииском места и начинаем промывать пески. Можно неплохо заработать. Намытое золото будем сдавать в золотую кассу прииска. А кроме всего - охота, рыбалка, ягоды, грибы.
-А как это будет выглядеть? Я золото видел только на украшениях. И ты тоже.
-Не святые горшки лепят. Я разговаривал с геологом, тот нас полностью проинструктирует. А что мы теряем? Отпуск-то надо где-то проводить? Совместим приятное и полезное.
    Коротко о вольноприносительстве и, вообще, о золоте. Если тебе повезло, и ты намыл несколько грамм презренного металла, из которого, по словам одного великого человека при коммунизме будут строить туалеты, идёшь в кассу прииска и сдаёшь свои граммы. Грамм- рубль. А дальше самое интересное. Дети гор-  ингуши, чеченцы, осетины, которых на работу, свя-занную с добычей  золота, не принимают, а предоставляют работу в качестве подсобников в магазинах, грузчиков на базах, потихоньку скупают золото, где только можно, и платят три рубля за грамм. Накопленное золото вывозят на материк, если удаётся, и продают ювелирам и зубным техникам по десять рублей, а зубной техник ставит зуб или одевает коронку, конечно, нелегально, за пятьдесят рублей. Вот такой график роста цены одного грамма золота.
А вывезти его на материк очень сложно. Контроль не дремлет. Поэтому идут на всякие уловки. Я неплохо знал одного председателя сельпо, ингуша, у которого получал продукты для пионерского лагеря. Как-то заехал к нему, а он зарос волосами до самых глаз.
-Ты почему не бреешься?
-Нельзя. Траур по брату.
-Что с ним случилось?
-Понимаешь, внезапно умер. Вот готовимся отправлять его тело на родину, там все наши похоронены. Давай выпьем и помянем.
А через несколько дней были арестованы более десяти человек.  Что оказалось. Когда золота набралось  большое количество, одного по жребию умертвили, после вскрытия из тела всё лишнее убрали,  загрузили золото, запаяли цинковый гроб и отвезли к самолёту в Берелёх. Но один из таможенников обратил внимание, что гроб тяжеловатый. Моментально, несмотря на бурный протест родственников, гроб вскрыли, а там…И всех сразу повязали. Люди гибнут за металл!
   Старались мы одну неделю, ночуя прямо в распадке у костра. Была с нами собака и оружие, так как, промышляли на Колыме граждане, именуемые хищниками. Они вели наблюдение за такими старателями, как мы, а когда убеждались, что золото накоплено, нападали, могли и убить. Так вот, сдали мы грамм сорок и пошли в приисковую баню смыть накопленную грязь и дым от костра. А там встретили председателя приискома, знакомого Валерия.
-Мужики, как золотишко?
-Приспосабливаемся.
-Бросьте дурью маяться. У меня на очереди открытие пионерского лагеря старшеклассников, а штат не могу укомплектовать. Валерий Семёнович, а кто Ваш друг?
-Педагог, тоже в отпуске.
-Принимайте лагерь. Опыт работы есть?
-У меня есть, - ответил я. Был директором пионерского лагеря, детишек было 240 человек и штат до сотни.
-Домывайтесь и  ко мне в прииском.
В итоге я стал директором, Тамара завхозом, Валерий и его жена воспитателями. А должности музыканта, физрука мы раздели между собой.
Отработали две смены, неплохо заработали, и отпуск провели на природе в своё удовольствие: рыбалка, ягоды, грибы, походы по исключительным местам, как пик  Абориген, озеро Джека Лондона, озеро Танцующих хариусов.  Правда, два раза мешали медведи, и один раз начальник лагеря заключённых с прииска им. Марины Расковой, предупредил, что бежали два «полосатика», так называли тех, кому «век свободы не видать». Они сидели за страшные преступления, но получили срока, когда был отменён расстрел. Выпускать их по окончанию отсидки никто и не собирался. Поэтому, когда срок подходил к концу, находили повод и добавляли  2-3 года. А потом снова…Был бы человек- статья найдётся.  А на полосатой одежде, на спине и груди красовалась мишень, как в стрелковом тире. Медведей отстреляли, беглецов поймали, и снова мой лагерь начал дышать свободно.
     Мне предложили должность директора профсоюзного клуба пригородного птицеплемсовхоза «Дукча» с квартирой, и я взял перевод в это предприятие. Жене тоже сразу нашлась работа, её приняли в забойный цех, а через некоторое время она работала по своей енисейской специальности инженером по технике безопасности Магаданского  плодоовощторга.
     Я взял за правило рассказывать о месте, куда забрасывала меня судьба, подробно, сопоставляя те далёкие годы и сегодняшний день, как бы пытаюсь показать контраст прошлого и сегодняшнего: по закону диалектического развития- от простого к сложному, от примитивного к совершенному и т. д. Итак, посёлок Дукча Магаданской области, 11-й километр основной трассы.
  В 1928 году здесь было четыре хозяйства. В 1932 году основан совхоз, который выращивал овощи, развивал животноводство. В 1934 году состоялась первая выставка овощей, выращенных в краю  вечной мерзлоты. Много усилий к этому приложил внук декабриста Давыдова Юрий Давыдов. С 1936 года образована птицеферма с многочисленными цехами выращивания и кормления птицы, свой инкубатор. В 1964 году хозяйство  разделилось на два совхоза: Хасынский стал заниматься животноводством, полеводством и овоще-водством, а  «Дукча» превратилась в крупное специализированное пти-цеводческое хозяйство. Заслуга в этом была директора Шмелёва, Героя Со-циалистического труда.  Совхоз производил 60 миллионов яиц и 750 тонн дие-тического мяса, обеспечивая своей продукцией многих жителей- колымчан.                Прошли годы. Победила демократия, сметая всё то, что по утверждённому плану  её вождей, якобы,  мешало успешно развивать производство и строить теперь уже демократическое будущее. По закону после такого утверждения должны происходить перемены во всех отраслях хозяйства государства в лучшую сторону, перемены,  которые способствовали бы и значительному улучшению жизни народа, многие года угнетаемого партийной идеологией. И они, эти перемены не заставили себя ждать.
   Сегодня от легендарного совхоза «Дукча» осталось одно воспоминание да развалины производственных и жилых помещений. В 1991 году вместо совхоза организована птицефабрика. Потом её обанкротили - и всё. Разрушено 11 цехов птицеводства, забойный цех, мехмастерские, жилые дома. Снесено здание конторы, клуб, закрыт детсад и школа, историческими памятниками стоят инкубатор, кормоцех и другие помещения…Вот это демократический прогресс! От примитивного к совершенному! Опять этот самый Сатана, что правит бал.
  Жилплощадью нас обеспечили, правда, временно, до освобождения полноценной квартиры, выдели большую комнату в одноэтажном многоквартирном доме. Через несколько недель мы обосновались в двухкомнатной квартире в домике на две семьи.
   О своей работе много не расскажу. Организовал самодеятельность: вокалисты, инструментальный квартет, конферанс. Выступали по Магаданскому радио, перед моряками плавбазы подводных лодок «Магаданский комсомолец», где командиром был мой друг Петр Шейко. Кроме самодеятельности вёл библиотеку  и работал на полставки художником-оформителем. Правда, без конфликтов не обходилось. Чёрт меня дёрнул приобрести бильярд, причём полный стол. Установили его в фойе. Вот и начались с этого момента неприятности. В кинозале идёт фильм, а любители погонять шары требуют разрешить играть. Вежливо объяснил, что выдам шары и кии после окончания фильма, так как стук шаров и шум при игре мешают просмотру фильмов. Кое-как убедил. Пообещать разрешать играть до23 часов. Сам ушёл в кинозал. Вдруг слышу шум в фойе. Выхожу, а там  идёт игра, сопровождаемая выкриками и смехом. Играют главные специалисты совхоза.
-Товарищи, -обратился я к ним,- идёт фильм.
-Ну и пусть идёт. Он нам не мешает,- заявил главный энергетик.
-Так вымешаете. Прекращайте игру. Фильм окончится- и пожалуйста.
-Иди, директор, не мешай.
Смотрю, а они все слегка под хмельком. В это время из зала вышел зритель и попросил не шуметь. Его послали на…Тогда я собрал шары и унёс в свой кабинет. Вслед летели очень неприятные пожелания. А утром меня вызвал директор совхоза Бучкин.
-Юрий Михайлович, на Вас жалуются наши работники.
-Виктор Иванович, во время демонстрации фильма бильярд работать не будет.
-Кто деньги выделил? Я. Так пусть играют. Попроси, чтобы не шумели.
Но я поступил по- своему. Как-то привезли кассовый фильм, и кинозал был забит под завязку. Я не закрыл свой кабинет и находился в кинозале. Вдруг из фойе снова донеслись громкие возгласы, стук шаров. Снова та же компания, возглавляемая подвыпившими главным энергетиком и начальником стройцеха.
   Я попытался забрать шары, но встретил грубое сопротивление и предупреждение, что меня попрут с работы. Я просто взбесился, пошёл в кабинет и позвонил в дежурную часть милиции, где у меня уже были знакомые, которые периодически проезжали по трассе с проверкой посёлков. Коротко обрисовал картину и попросил, чтобы всё выглядело, как обычный профилактический  рейд. А сам ушёл в кинозал. Через мину 20 меня вызвали в фойе приехавшие оперативники.
-Вы директор?
-Я. А в чём дело?
-Почему здесь находятся нетрезвые, играют в азартные игры и распивают спиртные напитки?  Сейчас составим протокол.
К тому времени на столике  уже стояли бутылки, и лежала на газете какая-то закуска.
Я молчал.
-Так, друзья, кончайте игру, забирайте своё хозяйство и покиньте культурное учреждение!
-Я вы нам не указ! Наш клуб, мы здесь хозяева.
Началась перепалка, которая перешла в открытое сопротивление милиции. В итоге,  всех запихнули в машину и увезли в вытрезвитель, откуда их освободил утром директор. Слава Богу, никто не узнал о моих действиях. Пришлось библиотеку переносить в другую рабочую комнату, а в освободившееся помещение переставить бильярдный стол. Это было очень сложно и изменяло структуру работы клуба.  Но кто в доме хозяин!? Главное свои удобства, а культработа дело десятое.
    Случались  небольшие конфликты и с курением в кинозале, и с пьянками на вечерах отдыха.  Как это прийти на танцы и трезвому!  Но это была просто мелочь, с которой как-то справлялись.
   Администратор областной филармонии еврей Аба, который регулярно привозил в мой клуб концертные бригады, однажды спросил:
-Юрий Михайлович, ты не желаешь познакомиться с Вадимом Козиным?
Я вначале его не понял. Вадим Козин, Пётр Лещенко, Александр Вертинский были для меня, и не только для меня, великими кумирами, замечательными авторами и исполнителями. О Козине я знал только то, что из-за своей сексуальной ориентации он осуждён и сослан.  Пластинки с его песнями и с песнями Лещенко и Вертинского стали появляться в продаже, когда этих маэстро уже не было в списках живущих на Земле.  Партийная идеология зорко следила за всеми, кто наносил в её понимании вред советскому человеку. Разбирались чётко и жестоко. Вадим Мулераман,  Жан Татлян, Аскольд Беседин, а вскоре и любимец народа Валерий Ободзинский были изгнаны с подмостков социалистической реалистической эстрады. За что- большой секрет. Народный певец Эдуард Хиль исполнил песню «Как хорошо быть генералом» и на год  замолк. Выручил Юрий Гагарин, доказав тупоголовым идеологам, что это песня не про наших, а про итальянских генералов. «Итальянских? Тогда пуст поёт». За незначительный проступок подловили Сергея Захарова и упрятали за решётку. А как травили кумира бардовской песни Владимира Высоцкого, Булата Окуджаву, поэта Танича  и многих, многих других неугодных партийной элите.
-Какого Вадима Козина» Того самого?
-Да, господин директор культуры, того самого. Если не против, в воскресенье жду тебя у драмтеатра.
И вот пришло воскресенье. Прихожу к театру. Аба меня уже поджидает.
-Аба, что купим?
-Ничего, у Вадима всё есть, я его единственный самый большой друг, прихожу к нему, как домой. О тебе я его предупредил.
     Улица Школьная, квартира 9. Дом у самого театра. Певец почти новосёл. Большая комната, в центре рояль, много книг. Под стеклом на стене бриллиантовая звезда- подарок вице- президента США и орден Красной звезды, вручённый  маршалом Баграмяном за выступление перед бойцами Красной Армии.  На всю жизнь я запомнил Вадима Козина, его рассказы о встречах с Лениным, частых посещения Сталина, его незабываемое ис-полнение романсов и песен. Пел он с какой-то цыганской слезой в голосе, пел по своему, как никто другой.  Потом, через какое-то время я получил, конечно, через Абу,  пригласительный на его семидесятипятилетие и пятидесятилетие творческой деятельности.  Был январь месяц. Что такое январь на Колыме, надо просто представить!  Но зал был полон. С центральных городов России прилетели самолётами сотни его поклонников с букетами живых цветов. На сцене театра двое- Вадим Козин за роялем и скрипач- солист Магаданского театра. Более двух часов длился концерт юбиляра. Когда пришло официальное разрешение выехать в центральные районы страны, певец отказался и в 1994 году умер в Магадане, в городе, которому отдал более пятидесяти лет своей жизни.
   Через год  в Магадан приехал на гастроли Валерий Ободзинский, и Аба вручил мне два пригласительных. Опять январь, мороз с метелью, но нас с женой эта погода не испугала, мы рейсовым автобусом добрались до центра Магадана и пошли на квартиру наших друзей Шейко. Пётр, капитан второго ранга,  был дома. И он, и жена его Женя очень обрадовались нашему появлению.
-Так, друзья, разоблачайтесь и будем пить коньячок, приготовленный по рецепту одного мичмана. Напиток, я вам должен сказать, божественный.
 У  него все напитки были божественные. Он выпить любил, но в меру. Спирт, благодаря ему, у меня не переводился. А спирта на плавбазе было очень и очень. Но он любил изобретать различные напитки. Однажды Пётр подозвал меня к окну, на подоконнике которого стояла 3-х литровая банка яблочного сока.
-Юра-а! Ты только посмотри!
Я посмотрел, но ничего не понял.
-Смотри внимательно. Я снял с банки крышку, бросил в сок ложку пшена, ложку сахара. Потом закрутил банку и поставил на солнце. И процесс пошёл. Длится он  дней десять. Сегодня будем дегустировать.
-А зачем пшено?
-Вот в нём, родимом,  всё и дело. Пшенинки  вначале на дне.  Потом всплывут, схватят воздуха и обратно вниз. Как бы шевелят сок.
Я увидел, что  беловатые крупинки быстро поднимались и тут же медленно тонули. Потом мы попробовали этот прозрачный, янтарного цвета, напиток.  Действительно, сок превратился в приятное лёгкое вино около 10-12 градусов, с запахом осеннего сада.
-Да мы к вам на полчасика. Торопимся на концерт Ободзинского.
-Ой! - воскликнула  Женя,- всю жизнь мечтала живого Ободзинского услышать!
-Ладно, Евгения, собирайся с Тамарой, а мы с Петром дома посидим. Ободзинского я уже в Суздале слушал.
Они отправились в театр, а мы начали дегустировать мичманский коньячок. Он, действительно оказался божественным.
     Как-то меня пригласил к себе начальник отдела культуры обкома профсоюза и предложил поступать в Ленинградскую Высшую профсоюзную школу культуры. Я дал согласие. Были подготовлены документы, рекомендации, и я в июне месяце вылетел в город Красноярск, где проходили вступительные экзамены для кандидатов Сибири и Дальнего Востока. Экзамены сдал успешно и  стал заочником ВПШК. Достоинством этого высшего учебного заведения было то, что заочникам при выезде на сессию сохраняли средний заработок и им оплачивали дорогу в оба конца, но при условии успешной сдачи экзаменов и зачётов. Такими ж привилегиями пользовались и заочники ВПШ при ЦК КПСС. Во всех остальных ВУЗах сохраняли только часть зарплаты и оплачивали дорогу в одну сторону один раз в год.  Когда я прилетел в Ленинград на первую сессию, со мной беседовали в деканате и посоветовали вступать в члены КПСС, так как выпускники ВПШК в будущем привлекаются на ответственную профсоюзную работу. А без партбилета можно рассчитывать только на руководство культурными учреждениями. Чуть не вырвалось, что в кандидатах я уже был,  и снова была попытка попасть в передовой отряд рабочего класса.
  По возвращению в Магадан я встретился с парторгом совхоза и попросил рекомендацию для поступления в кандидаты.
-Юрий Михайлович, мы тебя знаем, работой довольны, ты достоин стать коммунистом. И рекомендацию я дам, и другие члены партии тебе не откажут. Но. Вместе с тобой должны написать заявления два труженика совхоза. Таков порядок: один интеллигент и два рабочих. А на очереди главный зоотехник, инженер- строитель. Найдёшь двух рабочих- приходи.
Меня покоробила такая разнарядка партии, и, слава  Богу, двух рабочих я так и не нашёл.
    Как-то рано утром нас разбудил телефонный звонок. На линии был мой дядя, Руденко Ефим Андреевич, бывший начальник Политуправления спецвойск. Мы с ним потеряли всякую связь с момента моей досрочной мобилизации с кремлёвского училища. Дело в том, что Ефим Андреевич имел на меня определённые виды. Он хотел по договорённости с генералом Ленёвым, начальником нашего училища, откомандировать меня в своё политуправление на майорскую должность помощника по комсомолу. А я бросил армию.  Ефим Андреевич долго был на меня в обиде, а когда вышел в отставку, узнал от моей мамы, где я нахожусь, и позвонил.
-Юра, не надоело ещё сопли морозить? Срочно рассчитывайся и давай ко мне во Владимир. Я договорился, и тебя ждёт должность руководителя культурой в городе Суздаль. Я это очень перспективное место. Мы с тётей Людой тебя ждём.
    И мы согласились с его предложением. Взяли трёхтонный контейнер и вылетели в Москву. С Курского вокзала на Владимир ходил электропоезд, и через несколько часов мы попали в объятья тёти Люды, двоюродной сестры мамы, которую я не видел почти пятнадцать лет. Ефим Андреевич в это время работал директором завода осветительной аппаратуры, был членом горкома КПСС, Депутатом областного Совета. Так началась моя суздальская биография.

                Глава  15
  Как  говорят в народе: гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить. Так получилось и сейчас. Оказалось, что должность завотделом культуры такого исторического города, как Суздаль, требует партийного билета. Так объяснил председатель городского исполкома. И на эту должность назначили  своего человечка, сына известной в руководящих кругах «огу-речницы», подпольной  миллионерши, но тоже беспартийного. Термин «огуречник» надо объяснить детально, потому что дальше он тоже встретится. В славном городе Суздале проживали семьи, которые занимались ис-ключительно выращиванием огурцов, с последующей их реализацией в Вологде и других городах европейского Севера. Отработано всё было до мельчайших деталей с момента посадки растений до нелегальной перевозки и продажи. Делился этот цех соответственно по доходам. Были и очень богатые, которые захватили лучшие территории сбыта  и мелкота с непритязательными требованиями, без постоянного места-  куда Бог пошлёт. Но об этом позже.
   В Управлении Культуры мне предложили возглавить сельский Дом Культуры одного их богатых совхозов Суздальского района. Находился он в большом селе Старый Двор в 20 километрах от Владимира. Сразу предоставляли двухкомнатную квартиру в благоустроенном 8-ми квартирном доме. Это нас устраивало, а роботы на селе я не боялся. Тамару сразу же приняли начальником почтового отделения и дали полставки  заведующей сберегательной кассой. Директором совхоза был фронтовик Виктор Иванович, умелый и требовательный хозяин. Дом Культуры располагался на первом этаже, а на втором контора совхоза. Фойе, зрительный зал, рабочие комнаты, мой кабинет. Но все помещения были в неприглядном состоянии, кроме нескольких лозунгов никакого оформления не было. О самодеятельности давно забыли, фильмы демонстрировались те, что давал кинопрокат. Короче говоря, начинать надо было с нуля. Я дождался интересного фильма, когда в зале сидело много жителей села, и выступил перед ними. После моего выступления стали появляться первые энтузиасты народного творчества. Особенно запомнились три брата Димовы, которые немного бренчали на гитарах. Нашёлся и желающий играть на ударной установке. Изучив  детально  наши потребности,  я пошёл на приём к директору совхоза. Он меня терпеливо выслушал и пообещал оказать необходимую помощь, которая заключалась в следующем:  материалы на оформление Дома Культуры и площади перед ним, приобретение музыкальных инструментов и аппаратуры, замена старых кресел в зрительном зале. Всё складывалось довольно удачно. Во время второго Всесоюзного фестиваля самодеятельного искусства народов СССР самодеятельность нашего Сельского Дома Культуры добилась значительных успехов. ВИА, хор стали дипломантами областного фестиваля, а моя жена Тамара за исполнение вокального произведения получила диплом Всесоюзного Фестиваля. Мне вручили «Благодарность» Министерства Культуры РСФСР за организационную работу. В ДК проходили комсомольские свадьбы, регулярно выпускалась звуковая светогазета и «Фитиль».
   Как-то днём я работал в фойе над большим планшетом «Наши достижения».
Ко мне подошёл мужчина лет пятидесяти, в сером плаще, в скромной кепке.
-Добрый день!  Вы художник?
-Нет. Я директор Дома Культуры.
Он прошёлся вдоль стен, которые были украшены красочными панно и стендами и внимательно всё рассмотрел.
-Ну, будем знакомы. Ковалёв Василий Михайлович, секретарь райкома. О Вас я наслышан. Вот такие инициативные работники нам нужны.
Ковалёв Василий  Михайлович, герой Социалистического труда, делегат 23-го и 24-го съездов КПСС. Он осмотрел все помещения и остался доволен. А через несколько дней позвонила завотделом культуры Ширшикова Валентина Фёдоровна и попросила меня срочно приехать в Суздаль:
-Вас вызывает для беседы Ковалёв.
Приехал я в Суздаль, пошёл в райком КПСС, который находился на огромной площади против трёхэтажного районного Дома Культуры. Я бы назвал это здание дворцом. Мне приходилось бывать в нём и на совещаниях, и выступать со своими коллективами на смотре, и я всегда восторгался этим очагом культуры, где было предусмотрено всё для нормальной работы. В приёмной райкома я попросил секретаршу сообщить Василию Михайловичу о моём прибытии. Но в кабинет я не попал. Василий Михайлович вышел мне навстречу, пожал  руку:
-Юрий Михайлович, пошли со мной.
Мы пересекли площадь, зашли в Дом Культуры и поднялись на второй этаж.
В кабинете директора за письменным столом сидел хозяин этого дворца Катушкин (забыл его имя), небольшого роста, с удивительно бегающими глазами. Его выражение лица мне не понравилось с первого взгляда.  В нём было что-то неприятное, неискреннее и какое-то купеческое.   О таких обычно говорят, что они сами себе на уме.
-А ну-ка, Катушкин,- обратился к нему Ковалёв, - пойди проверь свои помещения, а мы  с Юрием Михайловичем побеседуем.
Катушкин  безо всякого желания, это сразу бросалось в глаза, покинул кабинет.
-Юрий Михайлович, сядь в директорское кресло. Удобно сидеть? С завтрашнего дня оно твоё. Принимай Дом Культуры.  И никаких возражений. Понятно?
-Но, Василий Михайлович, а где жить? У меня в Старом Дворе квартира, у жены работа.
-Квартира будет и неплохая. Трёхкомнатная устроит? У тебя, ведь, двое детишек? – Ковалём поднял телефонную трубку и набрал номер.-  Валентина Фёдорова, приказ готов? Да, согласие получено. А с Катушкиным вопрос решим, трудоустроим. Да, наверно разрешим новому директору иногда брать любой транспорт для поездки в Старый Двор. Напрямую всего 15километров.
-Василий Михайлович, а как работать? Мне кажется, многое придётся менять. Здесь же мёртвое царство, ни дежурных, ни работников, а их тут приличное количество. А скажут: новая метла…
-Пусть говорят. Значит так. Принимаешь ДК, быстро разбираешься со штатом. Любые новшества для пользы дела и отдел культуры, и я поддержим. Если честно, то этот директор-огуречник давно сидит не на своём месте. Заменить не было кем.
   Конечно, коллективу смена руководства не понравилась. А штат был большой: более 50 человек. Три народных коллектива, многочисленные кружки, детский сектор, шесть автоклубов, автобус, грузовая автомашина, художественно-оформительская мастерская. Трудовая дисциплина отсут-ствовала полностью. Дежурные только числились и работали в дни проведения мероприятий. Руководители коллективов являлись лишь на занятия. Руководитель фото-киностудии мог днями не показываться на работе. Вот только художники работали от и до, так как выполняли оформительские работы, согласно сроков, указанных в договоре.  Ну, и так далее. Несколько дней я всё изучал, присматривался, потом пригласил завотделом Ширшикову. Валентина Фёдоровна пришла вместе с инспектором Лидией Арсеньевной, довольно принципиальным работникам, который, не стесняясь, может высказать всё, что считает нужным. Я специально их пригласил в то время, когда все работники должны быть на рабочих местах. А в ДК царила полная тишина. 
-Вот такие дела. Сами видите, что нужны срочные меры и самые строгие. Простая беседа не поможет. У меня есть вариант, но без вашей поддержки он не пройдёт.
     И на следующий день я стал свой план перевоплощать в жизнь. Вначале побеседовал с руководителями творческих коллективов. На вопрос, почему они  являются на работу только на репетиции, получил ответ, что творческие люди и дома могут готовиться к занятиям. Были и другие подобные ответы. А некоторые из техперсонала прямо заявляли, что за такую зарплату лучше дома сидеть. Секрет был простой: почти все занимались огурцами. Иногда исчезали на несколько дней для их реализации. Мне очень важно было это всё узнать, чтобы приступить ко второму пункту плана. Я составил перечень обязанностей всех работников с указанием времени работы и выполнения должностных инструкций. После этого объявил об общем собрании всего коллектива ДК. И предупредил, что неявка на собрание будет считаться прогулом.
    В указанный день все работники сидели в зрительном зале. Завотделом культуры представила меня коллективу и предупредила, что Дом Культуры меняет распорядок своей работы. И предоставила слово мне.
-Уважаемые товарищи. Мне очень радостно видеть такой солидный  кол-лектив и всех вместе.  За несколько дней работы я познакомился только с несколькими из вас, что меня очень удивило. А остальных вижу впервые. В нашей стране согласно трудового законодательства все работающие без исключения обязаны строго соблюдать распорядок дня  на любом предприятии и в любом учреждении. Поэтому завтра вы все  явитесь ко мне на беседу, где  будете ознакомлены со своими должностными инструкциями и обязанностями. Все без исключения. Те, кто с этим не согласен, заранее подавайте заявление на увольнение по собственному желанию.  Сейчас все свободны, а творческих работников прошу задержаться.
    Когда техперсонал ушёл, я высказал всё, что думал о перестройке работы ДК. Руководитель ансамбля песни и пляски сразу, как говорят, полезла в пузырь:
-Я не намерена торчать в работе в дневное время. Я могу и дома готовиться.
-Пожалуйста, но как Вы, уважаемая, будете готовить танцевальные движения в квартире? Можете днём не приходить, но зарплату будете получать согласно журнала прихода на работу и ухода. Вести его будут дежурные, которые с завтрашнего дня будут на работе с восьми утра и до сдачи ДК под охрану ночному сторожу.
-Я буду жаловаться в райкоме!
-А это Ваше право, а моё право- право директора- никто не отменит, даже секретарь райкома.
Валентина Фёдоровна меня поддержала, Лидия Арсеньевна сказала проще:
-Я очень рада, что ДК заработает, а то заходишь, как в морг-  гробовая тишина, даже страшно становится. И не надо прикрываться прежними заслугами.
   На другой день я стал беседовать с каждым в отдельности. Разговор проис-ходил примерно так:
-Распишитесь в получении должностной инструкции или пишите заявление на увольнение.
Уволились в основном огуречники, а на их место сразу же нашлась замена. Через несколько дней позвонил Ковалёв:
-Разворошил осиное гнездо? Не очень кусают?
-Василий Михайлович, мне не привыкать.
-Вот и молодец! Тут ко мне целая делегация явилась, но после моих вопросов сразу ушли.
   Я уже неоднократно говорил, что при партийной диктатуре многие руководящие должности занимали случайные люди, но с красными книжечками большевиков-ленинцев. В Суздале строился огромный туристический комплекс с самым совершенным в то время киноконцертным залом. До сдачи оставалось около года, но штаты укомплектовывались  специалистами заранее. Директором был назначен бывший спортсмен и тренер Молчанов. О культуре он имел самое отдалённое представление, но считал себя на месте и довольно жёстко руководил пополняющимся коллективом.
   Однажды днём я сидел в кабинете и планировал мероприятия на следующий месяц. Услышал робкий стук в двери.
-Кто там царапается? -Пошутил я, считая, что  пришла очередная про-сительница отпуска за свой счёт.
В кабинет вошёл парнишка, среднего роста, с кудрявой, как завитой, чёрной шевелюрой.
-Здравствуйте, Вы директор?
-Я. А что Вы хотели?
-Вам баянист не нужен?
-Милый, у меня их четверо, сам не знаю, куда их девать.
-Извините,- и он тихонько направился к выходу.
-Погоди, сядь, поговорим. Что ты окончил?
-Гнесинское, по классу Шалаева.
Я оторопел. Об этом московском училище и его выпускниках ходили легенды. 
-Может сыграешь что-нибудь?
В моём кабинете оставлял свой баян один из ансамбля баянистов, который жил во Владимире, и ему было жалко возить постоянно инструмент в автобусах.
-Кстати, как тебя зовут?
-Николай Абрамов.
-Ну, Николай Абрамов, покажи, на что способны гнесинцы.
Николай набросил оба ремня на плечо, как гармошку, и заиграл. Исполнял он «Чардаш» Монти,  но в неизвестной мне обработке. Левая рука выдавала такие неожиданные пассажи, что я не успевал следить за пальцами. Такого «Чардаша» я ещё не слышал.
-Что ещё сыграть?
-Что сам посчитаешь нужным.
И он начал играть «Паганиниану», скрипичное произведение  в переложении для баяна.
-А теперь, Николай, расскажи, каким ветром тебя занесло в наш городишко.
-Вы понимаете, после первого курса меня призвали в армию. Там я служил при Доме офицеров, инструмент с рук не выпускал. Оставляли на сверхсрочную, но демобилизовался и продолжил учёбу в Гнесинском. После окончания направили в Суздаль в туристический центр руководителем штатного оркестра, причём довольно оригинального: днём с народными инструментами мы должны развлекать интуристов, а вечером выступать, как джаз. Музыкантов ещё не набрали, и  я без дела. А директор, пан спортсмен, как его прозвали, посылает меня на разные работы, то кресла собирать и расставлять, то мебель разгружать. Я ему объясняю, что берегу пальцы, а он заявляет, что моим пальцам ничего не будет. Вот я и решил, где-нибудь устроится  на работу. Да боюсь, что директор мне трудовую книжку испортит.
-Ну, это мы постараемся уладить.
Звоню Молчанову:
-Привет, коллега. Выручи, мне срочно нужен баянист, а у тебя, я слышал, есть такой. Может, на время уступишь? Свои люди, сочтёмся.
-Да забирай его вообще. Лентяй  первоклассный. Намучишься с ним. Сам хотел от него избавиться, да всё времени не было.
-Так я напишу бумагу с просьбой?
-Не будь бюрократом. Пусть пишет заявление.
-Ну, спасибо! С меня причитается.
-Разберёмся.
-Коля, срочно к Молчанову, пока не передумал.
Так в моём творческом коллективе появился настоящий музыкант-виртуоз. Я собрал  ансамбль баянистов, представил Николая, и они дружно посоветовали назначить его концертмейстером.
    Если коллектив ДК перестроил свою работу, и теперь я мог собирать руководителей на срочные совещания по селекторной связи, то оставался самый больной вопрос с проведением вечеров отдыха. В летнее время было проще, танцы или, как стали их именовать, дискотеки  проводились на танцевальной веранде, где собиралось до тысячи человек. Там постоянно дежурили и дружинники, и наряд милиции. Без драк не  проходило ни одно мероприятие. Почему–то россиянин считает, что присутствовать на танцплощадке можно только приняв на грудь определённое количество градусов. А вот, когда проводились вечера танцев в фойе ДК, техперсонал просто выл. Собиралось около 400 человек, а трезвых была любая половина. Приходили бы выпившие - было бы полдела. А то приносили с собой литровые бутылки вина, как их тогда называли «огнетушители», распивали в основном в туалетах, а пустую тару швыряли в унитазы. После таких «культурных» вечеров во всех углах было нарвано, а унитазы побиты. Такое положение давно стало нормой, все возмущались, но действенных мер не принимали. Я пытался с этим бороться, но ничего не получалось.  Тогда перестали пропускать в ДК со спиртным. Но и это не помогло. Вино выпивали за углом, потом, пока ещё хмель не ударил в голову,  проходили мимо контролёра. А через какое-то время выпитое наспех и без закуски проявлялось во всей своей возбуждающей форме. И снова драки, скандалы. В ДК имелись три буфета, где можно было купить сигареты, воду, конфеты, пирожные. И я разрешил торговать на разлив креплёнными и сухими винами, фруктами и другими закусками. Были поставлены столики и удобные сиденья. Конечно, предварительно разговаривал в отделе культуры. Но там к моему новаторству отнеслись с опаской и официального разрешения не дали. Тогда я пошёл к Ковалёву и объяснил свой замысел.
-А что, может и будет толк. Давай, дерзай, отменить всегда можно.
   Когда буфеты были готовы к приёму посетителей, я перед началом танцевального вечера выступил перед аудиторией. Объяснил просто:
-К вашим услугам три буфета, можете выпить, закусить и не портить настроения и нам, и себе. Если пойдёт нормально, разрешу коньяк,  водку и пиво, но в разумных пределах. Но если будут продолжаться безобразия- всё снова прикроем.
Одобрительные крики в толпе дали надежду на нормальную обстановку. И действительно, вечера стали проходить спокойно. Иногда начинали бузить некоторые любители острых ощущений, но их ставили на место сами танцоры.
   Потом, когда я уже вернулся на Крайний Север и заехал в Суздаль с экзаменационной сессии,  мне рассказали, что новый директор, тот же Катушкин,  всё вернул на круги своя, и на вечерах отдыха началось то, с чем мы так удачно разобрались.
    Обещанную квартиру я так и не получил. Микрорайон, где строились более десятка новых домов, был сдан, заселён, но мне ничего не досталось. Иду к первому секретарю.
-Василий Михайлович, почему я остался без жилплощади? Вы мне лично обещали.
-Я попытаюсь Вам, Юрий Михайлович, объяснить ситуацию. Всё дело в том, что близится открытие туркомплекса. Этот вопрос взят под контроль Обкомом, и мы потеряли над ним власть.  Откровенно говоря, это не только политика, но и экономика. Турцентр в основном рассчитан на интуристов, а это валюта.  Их обслуживать нужно на уровне, А это уже политика, это лицо государства. Поэтому все квартиры распределили  для работников туркомплекса и без нашего участия. Я не смог отвоевать ни одной квартиры. Со временем что-то придумаем.
-Я это прекрасно понимаю, но что делать мне? Я уже полгода ночую в кабинете.
-Юрий Михайлович, дорогой мой, придётся ещё немного потерпеть. У Вас восемь транспортных единиц. Почаще бывайте дома. Бензином поможем.
На этом разговор окончился. Я пошёл в отдел культуры. Валентина Фёдоровна и Лидия Арсеньевна только мне посочувствовали.
-Я не знаю, как мне быть дальше. Вернуться в Старый Двор не хочу, там уже другой работник. Да и квартира в нём, не приведи господь! Уже три раза топила канализация. На втором этаже надо мной живут скотник и доярка. Это такие неряхи, в унитаз бросают даже тряпки. Внизу забивается, им-то ничего, а моя квартира плывёт. Неделю после уборки дышать нечем. Я рассчитывал, что перееду в Суздаль, а теперь…
-Юрий Михайлович, это ещё не вся беда. Поговаривают, что здание ДК передадут городу. А городские власти, конечно, поставят своего директора. И останетесь Вы директором Районного Дома Культуры без штата и помещения только с обязанностями оказания практической помощи сельским клубам. Вот такие пироги нам готовят.
Действительно, вскоре огуречный спекулянт с восьмилетним образованием Катушкин  запрыгнул в привычное для себя кресло.
-Да не смогу я так работать.
   Недолго думая, пишу письмо в Магаданский Областной Профком культуры, где меня знают, да и учусь я по их направлению, и на всякий случай в Якутию.
Через неделю получаю ответ из Якутска. Меня приглашают директором Дворца Культуры в Усть-Неру- столицу самого холодного в стране Оймяконского района.  Из Магадана тоже пришёл ответ, но неутешительный. В связи с тем, что Магаданская область объявлена пограничной зоной, без пропусков туда не попасть. Кроме того, свободных солидных вакансий в данное время нет. Собираемся к якутам в гости. Отправляем трёхтонный контейнер и летим рейсом Москва- Якутск.  А до Усть –Неры  самолётом Ан-24, можно попасть и через Магадан, но тогда одним автобусом до  Сусумана, а потом другим до Усть- Неры.  На это уйдёт примерено  трое суток. Николай Абрамов слёзно просит забрать его с собой. У него родилась дочь, а я её крёстный отец. А живёт он до сих пор в неуютном полуподвале дома, приготовленного под снос уже лет десять. Даю обещание, что при первой возможности его вызову к себе.

                Глава 16.
    И вот мы на борту четырёхмоторного Ил-18 летим в столицу Якутской АССР город Якутск. Лететь примерно 8 часов с одной посадкой в Ново-сибирске. Говорят, что наш авиалайнер самый надёжный и безопасный самолёт гражданской авиации нашей страны: он может лететь и совершать посадку даже на одном двигателе.  Летим над сплошным зелёным морем якутской  тайги, разделяемым голубыми, причудливо извивающимися, лентами рек, и ослепительно сверкающими на солнце многочисленными зеркалами озёр.  Чем дальше на Восток, чем чаще появляются жёлто- серые извилины хребтов, которые вскоре стали белеть от искристых снежных узоров.  И вот наш самолёт произвёл посадку в аэропорту города Якутска. Посадочная полоса проходит по берегу могучей сибирской реки Лены. Здание аэропорта новое, на площади перед ним на постаменте крылатый памятник- самолёт Ил-14 с ярко-красным стабилизатором- символом полярной авиации.
   В Усть –Неру сегодня уже не улететь, рейсы туда выполняются только в первой половине дня и то, когда есть лётная погода. При низкой облачности полёты отменяются. Это я понял позже, когда самолёт заходил на посадку: под крылом река Индигирка, а по бокам горные хребты, вершины которых выше самолёта. Улетели мы на другой день первым рейсом. Совершили часовую посадку в Хандыге, подышали  свежим воздухом, пахнущим севером,  а потом полетели дальше. Если до Хандыги внизу просматривалась тайга и множество озёр, то после Хандыги мы видели только хаотическое нагромождение горного массива, заснеженного даже летом. Промелькнула мысль- а в случае вынужденной посадки, куда мы сможем приземлиться?  Наш Ан-24 начал резко терять высоту,  нырнул в молочно-серые облака, и сразу же внизу заблестели воды Индигирки, окружённые сопками. Через несколько минут мы уже катили по бетонной взлётно-посадочной полосе. В здешнем аэропорту свой багаж получаешь с грузового отсека самолёта  и сам доставляешь в зал прилёта, он же зал вылета, он же и зал ожидания. До города ходит автобус «Пазик». С трудом поместились в небольшом для такого количества пассажиров, салоне. Автобус  в одном экземпляре, не влезешь- будешь ждать почти два часа.  Теперь об Усть-Нере.
      Посёлок появился в конце 30-х, когда здесь работала первая колымская геологоразведочная экспедиция под руководством В.А. Цареградского- генерал-майора, Героя Социалистического труда, лауреата Сталинской премии. Его слова, сказанные в 1978 году на праздновании 50-тилетия этой экспедиции, как нельзя точнее определяют значение освоения Далёкого Севера: «Мы пришли сюда молодыми, мы отдали этому краю лучшие свои годы и нисколько не жалеем об этом, потому что мы были здесь счастливы, потому что наш труд был захватывающе интересным и созидательным». Вслушайтесь в эти слова «великие демократы», поправшие этот труд, разрушившие всё, что с такими нечеловеческими усилиями создавалось в этом суровом краю. Вам нет оправдания, потому что Вы не созидатели, а разрушители.  Только в Оймяконском районе ликвидированы посёлки Ольчан, Угловой, Эдьгинский, Нелькан. Придорожный и другие. Уничтожены не просто прииска с жилыми домами, школами, клубами, детскими садиками, больницами и магазинами.  Уничтожено настоящее и будущее сотен тысяч советских людей, людей- тружеников, людей - патриотов своей страны. Видя такие грандиозные деяния вождей демократии, хочется вспомнить слова Стародворской: «Мне стыдно, что я русская». Я добавил бы: «Россиянам должно быть стыдно  не потому, что  они русские,  а потому, что  они забыли о человеческом  достоинстве  и  в привычном безразличии допускали, допускают  и, вероятно, ещё долго будут допускать к руководству своей жизнью всякую политическую нечисть, работающую только на себя, понявшую, что всё, творимое ею, пройдёт безнаказанно, опять- таки, из-за равнодушия и  исторического  безразличия  россиянина».  Вот яркий пример. В беседе с одной гражданкой я сказал, что готовиться сдача в аренду иностранцам  части  Приморья и Бурятии, причём на продолжительное время. И она, бывший парторг предприятия, патриот, человек со средним образованием, заявила: «Ну и что? Меня, ведь, не трогают». Вот она - русская действительность, истинный патриотизм!
   Теперь несколько слов о моей будущей работе. Встретили нас в райкоме профсоюза металлургов очень приветливо. Поселили временно в гостинице «Солнечная» в забронированном номере полу-люкс. Кстати, оплату за проживание производила централизованная бухгалтерия. Здесь же жил уже три месяца заместитель председателя Цыбенко Николай Иванович.  Об этом скользком, хитром хохле-руководителе я расскажу позже, и есть о чём.
    Дворец культуры был построен по типовому проекту. Два кинозала, три народных коллектива,  во главе которых стояли  очень опытные руководители. Так, танцевальным ансамблем руководила Заслуженный работник культуры РСФСР, награждённая орденом «Знак Почёта» Цыганкова Галина Ивановна.  Режиссёр народного театра Флеер Людмила Наумовна ставила очень интересные спектакли. И так далее. Руководить таким коллективом было легко, нарушений трудовой дисциплины не случалось, так как, увольнение по инициативе руководителя механически лишало заработанных надбавок. А потом зарабатывай их снова по 10% за полгода. И ещё, сразу отмечу, меня поразила непривычная трезвость северян.  Сразу же после моего представления Цыганкова задала мне вопрос:
-Вы случайно не баянист?
-К сожалению нет. А в чём проблема?
-Понимаете, у нас, как говорят, на носу сдача новой программы, а наш баянист- концертмейстер собирается на материк.
-Постараюсь, Галина Ивановна, Вас обрадовать. Есть у меня такой баянист с большой буквы, ученик Шалаева, гнесинец. Но придётся разговаривать с Молоховым Анатолием Михайловичем. Даст вызов- будет Вам кон-цертмейстер.
Райком профсоюза этот вопрос решил очень оперативно, и через двадцать дней Коля Абрамов с женой и дочкой, моей крестницей, поселились тоже в гостинице, в таком же полу-люксе, как и мы.
   Во Дворце Культуры два кинозала, фильмы демонстрируются с 10 часов утра, так как многие предприятия и школы работают в две смены. Фильмы  подбирает в кинопрокате старший киномеханик, иногда при моём участии, если надо пробить кассовый фильмы, от которых зависит премия. Решается вопрос просто и банально: шоколадка или коробка конфет - это не много, но приятно. В огромном фойе три раза в неделю вечера танцев. Просто не верится, что по сравнению с цивилизованной Суздалью, здесь пьяного не увидишь, хотя в буфетах всегда в наличии коньяк и вина, да и всякие разборки не наблюдаются. Люди, причём различных возрастов, культурно отдыхают после непростой работы в условиях крайнего Севера. Культурный очаг работает так, как и положено. Государственным учреждениям культуры  до профсоюзных,  как от неба до земли. На мой взгляд, это деление придумано или недалёким деятелем, или, простите, круглым болваном. Я вспоминаю время своей работы в должности завотделом культуры. Культура делилась на советскую, профсоюзную, колхозную. Особенно интересно дифференцировали  киноработу: государственными киноустановками руководила дирекция киносети, которую не так давно отделили от отделов культуры, не понятно с какой целью. В профсоюзных ДК и клубах командовали профкомы и месткомы. Были ещё и колхозные киноустановки самые бедные и аппаратурой, и фильмами -слава Богу, их осталось очень немного и то в тех хозяйствах, где председателями были авторитарные  и своевольные люди, которые считали, что они только решают все вопросы культуры единолично. Кроме средств, выделяемых райкомом профсоюза, мы имели спецсчёт, пополняемый доходами от платных мероприятий:  вечера отдыха,  кинопоказ, платные концерты и спектакли. Народный театр неоднократно выезжал на гастроли, обслуживал горняков приисков Якутии и Магаданской области.
   Я был очень доволен своей работой, жену приняли инженером по технике безопасности в ЦРБ (центральную районную больницу), в гостинице жилось неплохо, а квартиру надо было ждать.
Как-то позвонил председатель РК профсоюза Молохов Анатолий Михайлович:
-Юрий Михайлович, ты охотник?
-Так точно. Но на охоте давненько не был.
-Оружие есть?
-Тозовка-  курковка,  исполненная по спецзаказу, -похвастался я.
-Готовься. Завтра едем.
-Куда?
-Да тут недалеко, километров 150.
-Морально я готов. Да вот с тёплой одеждой проблемы.
-Это не проблема. Оденем.
    На следующий день после обеда выезжаем в посёлок Угловой, последний населённый пункт знаменитой Колымской трассы. Там горный участок прииска «Маршальский», где добывают рассыпное золото подземным способом. Наша команда: Молохов, водитель, муж главного бухгалтера  райкома Линник Анатолий, заместитель председателя старательской артели известного золотоискателя Маймура, и я. Наш УАЗ-469 капитально утеплён, работает печка, и в машине очень уютно и тепло. А «за бортом» все 40! Вначале дорога ведёт по берегу Индигирки, потом резко поворачивает вправо, и начинается подъём на Ольчанский перевал. Проезжаем посёлок Эльгинский- центр прииска «Маршальский», и через 50 километров окончание первой части нашего путешествия. Посёлок небольшой, здесь живут шахтёры, точнее, горняки, так как золотодобывающая промышленность относится к Цветмету (Министерство цветной металлургии), а шахтёрами называют угольщиков. Останавливаемся у дома киномеханика Зуева Григория Михайловича. У него свой домик прямо на опушке колымской тайги. Отопление водяное, горячую воду берут из радиатора, водопровод, туалет. Во дворе три теплицы, где выращивают огурцы, помидоры, перец, зелень, даже арбузы и дыни. Плотно ужинаем, конечно, с выпивкой. Пьём чистый спирт, который продаётся в магазине по смешной цене 6 рублей 53 копейки. Мои охотники завалились спать, а я разговорился с хозяином.
-Да. Вот бы пожить в этом райском уголке,- мечтательно говорю я.
-А за чем остановка? Я весной уезжаю, хватит сопли морозить. У меня купленный дом в Калининской области, пенсию уже с женой оформили. А ты покупай мой дом.
-Куда мне с моей зарплатой! Да и надбавок пока только одна. Да и работать где?
-Как где? Мужик ты здоровый, иди на шахту. Заработки здесь очень высокие, не то, что в культуре. А дом в кредит отдам. Потихоньку выплатишь. Мне не  к спеху. Пойдёшь учеником забойщика, а через месяц получишь третий разряд. Зарабатывают ребята неплохо. Со всеми надбавками и премией до 700 рублей.
Это против моих 350-380! Не сплю, всё продумываю. Очень заманчиво!
   Рано утром водитель разогревает машину, и мы, наскоро перекусив, приступаем ко второму этапу нашей поездки. Дороги дальше нет. Спускаемся на лёд реки Амги, притока Индигирки,  и выезжаем на зимник, по которому доставляются грузы на комбинат «Депутатский», расположенный на побережье Ледовитого океана. Комплектуется колона из 10-12 «Уралов», «Кразов», «Татр».  Расстояние 3 тысячи пятьсот километров. На «Депутатский доставляют оборудование, ГСМ, а обратно в специальных контейнерах золотоносную руду. Умное правительство давно построило бы на месте золотоизвлекательную  фабрику, и организовывало перевозку только чистого металла.  А сегодня руда уже без золота доставляется до Магадана,  это в целом 5 тысяч 300 километров, а потом на грузовых самолётах отправляется в Фергану, где она и обогащается. Вот как, но «жираф большой, ему видней».
   Стоит тихая безветренная  погода. Мороз немного упал, но держится в районе где-то 30-35 градусов. Зимник проходит по центру реки Эльги, берега заросли краснопрутником,  каждая веточка которого утыкана пышными иглами инея, да и все деревья, как белоснежные исполины,  создают какой-то сказочный пейзаж. Внезапно из-под колёс вырвался огромный табунок белых куропаток. Останавливаем машину. Птица не очень пугливая, далеко не улетает, а вот отыскать её среди искристой белизны снега довольно сложно. Надо внимательно присмотреться, тогда заметишь чёрные глаза-точки.  Гоняемся за куропатками минут пятнадцать.  Выстрела они тоже не боятся и, отлетев  метров на двадцать, бегут по снегу, оставляя трёхпалые следы. Первая добыча есть! Но не за этим мы поехали в такую даль, наша цель олень или сохатый. Мчимся дальше. Неожиданно Алик, наш водитель, резко поворачивает влево и, разгребая бампером толстый слой снега, направляет машину к берегу. На высоком откосе замер, как изваяние, громадный  таёжный красавиц -лось с огромными  лопатами –рогами на такой же огромной голове. Машину подпустил метров на пятьдесят. Мы выскакиваем из кабины и, прячась за кузовом, начинаем торопливо собирать свои ружья. А Анатолий, сидящий на переднем сидении, сбрасывает с плеч наброшенный полушубок, и в руках у него оказывается обыкновенный автомат АКМ. Он первый открывает огонь короткими очередями, а вслед за ним и мы стреляем в зверя. Лось пошатнулся и  исчез за откосом. Быстро взбираемся наверх, что не так просто в глубоком, почти по пояс, снегу. И видим сохатого, который лежит метрах в семидесяти от нас. Алик берёт у Анатолия автомат и подбегает к нему. Сохатый, увидев человека, из последних сил встаёт на дыбы на своих двухметровых ногах. Алик по сравнению с ним кажется лилипутом, но не теряется и делает несколько выстрелов прямо в упор. Охота окончена. Мы разделываем добычу и, сложив мясо по рюкзакам, уезжаем домой. В моём номере холодильника нем. Часть мяса отдаю Коле Абрамову, а остальное вывешиваем за окно, в якутский холодильник. Вечером лепим пельмени- это что-то особенное!
   На другой день интересуюсь у Молохова, откуда у Анатолия автомат.
-Так он же работает заместителем председателя старательской артели, а там всё есть.
   Со старательскими артелями я знаком только по песням Высоцкого. Слово «старатель» произошло от слова «стараться», т.е. если очень постараешься, то всё будет в ажуре. Здесь, на крайнем Севере,  старательские артели работают от государственных приисков. Моют золото в основном в период, когда имеется вода, которая является основным фактором для промывки золотоносных песков. Такие артели называются сезонными: отработал до первых морозов, сдал золото государству и мотай на материк, пропивать заработанное, что в основном и получается. Недаром северяне говорят: «Всё лето без бабы, всю зиму без денег». Артель Маймура-  это отдельный разговор. Это самая крупная артель комбината «Индигирзолото». Она имеет несколько участков. Золото добывают открытым и подземным способом. Попасть в неё очень сложно. Надо быть и бульдозеристом, и сварщиком, надо знать и подземные работы. Это самая высоко оплачиваемая артель. Средний заработок 55-60- рублей в день. Здесь работают по 12 часов через 12. Отработал 300дней- и в отпуск. Дисциплина в артели железная: никаких прогулов, за первую пьянку выгоняют сразу. Устав принимали на общем собрании, так что все выполняют его безукоризненно.  Председатель Маймур считается на Индигирке самым опытным руководителем. Ему уже давно  за шестьдесят, но здоровьем Бог не обидел. Сам он родом из Западной Украины. Поговаривают, что когда-то тянул срок здесь, на Колыме,  за связь с бандеровцами.
   Близился основной праздник нашего государства- годовщина Великой Октябрьской революции. ДК работал над новой праздничной программой. Коля Абрамов представлял свой первый сценарий, в котором были задей-ствованы все наши коллективы. Даже мне пришлось взять в руки домру. Концерт прошёл, как говорят, «на ура». Пока я был занят с коллективами, в моём кабинете собрались почти все великие люди города: секретари райкома и горкома, председатель исполкома, начальник милиции, председатель КГБ и другие. Я зашёл в кабинет и, увидев такую представительную группу, попытался уйти.
- Директор, ты это куда? Давай за свой стол!
Пришлось подчиниться. Мне налили фужер коньяка.
-Давай, директор, за твой успех.
-Порадовал нас, молодец.
-Первый дебют и такой удачный.
Это всё было очень приятно. «Лучше бы зарплату повысили»- подумал я.
Правда, дали премию 150 рублей. И то хорошо. На безрыбье и рак рыба.
Но, как обычно, в бочке мёда появляется ложка дёгтя.
   Наступила весна. Стал таять снег. Морозы отступили: ночью пять с минусом, а днём пять с плюсом. Вот в этот весенний период мне напомнили, что сильные мира сего на своём месте и продолжают подчёркивать разницу между ними и нами. Я получил незаслуженную головомойку от главного в нашей системе - директора комбината  «Индигирзолото» самого Ковалёва.
Дворец Культуры находился рядом со стадионом, а на противоположной стороне высился Спортивный комплекс с бассейном. От него были проведены трубы для обогрева теплицы- оранжереи директора ГОКа (горно-обогатительного комбината). Когда растаял снег, то на свет божий вылезли бутылки, пакеты и прочий мусор, оставленный болельщиками. За уборку стадиона отвечал директор спортивного комплекса, а товарищ Ковалёв проходил к своей оранжерее как раз по этому месту. И вот в кабинете раздался телефонный звонок:
-Мне нужен директор ДК!
-Я слушаю.
-Ты почему не убираешь этот сифилис с территории?
-Какой и где?
Мне в  довольно грубой форме директор комбината объяснил, что он имел ввиду.
-Это не моя территория.
-Давай,  гони всех своих бездельников. Чтоб к вечеру доложил!
Я срочно пошёл в райком профсоюза.
-Анатолий Михайлович! Я возмущён. Почему со мной разговаривает такой высокий руководитель в таком тоне? Выполнять его дикого указания я не намерен. У меня дворников нет, а коллектив далеко не бездельники.
Молохов помолчал, видимо обдумывая создавшуюся ситуацию.
-Юрий Михайлович, иди и спокойно работай.
-На уборке сифилиса?
-Иди-иди. Потом поговорим.
По всей вероятности у него состоялся разговор с Ковалёвым,  больше меня не трогали. Но неприятный осадок остался. Потом при встрече Анатолий Михайлович стал уговаривать, не брать это близко к сердцу.
-Наш директор иногда бывает хамом, мы уже к этому привыкли. У него огромное производство, уйма неразрешённых проблем.
-Да плевал я на его проблемы! У меня их не меньше, но я не грублю своим подчинённым. Да он мне и не начальник.
-Начальник не начальник, а когда требуются дополнительные деньги, идём  на поклон к  нему.
Это тоже было правдой. Но культурный человек должен оставаться таковым в любой ситуации. Наши руководители были с дипломами по специальности, считались передовыми людьми, но, почему-то, относились к подчинённым как-то по барски, забывая, что они тоже прошли путь от рядового до начальника.
     Как-то появился у меня в кабинете заместитель председателя  нашего профсоюза    Цыбенко Николай Иванович. Если честно, я  его не любил. Он был каким-то скользким, никогда не смотрел собеседнику в глаза, просто отвратительный   товарищ, способный на любую каверзу. С ним в разведку я не пошёл бы.
-Юрий Михайлович, у Вас начинаем проводить капитальный ремонт.
-А где смета, почему меня с ней не ознакомили заранее?  Ведь имеется план работы, который таким внезапным ремонтом выбьет наши коллективы из нормальной деятельности. И кто будет ремонтировать? Мне известно, что капитальный ремонт запланирован в следующем году и силами нашего ЖКХ.
-Всё поменялось. Приехала бригада с Украины, они и будут работать. А Ваша задача планировать работу по- новому. Не беда, поработаете.
-Но, я ведь, должен видеть и смету и график работ, а как иначе?
-Смета Вам не к чему, платит комбинат, а с графиком ознакомитесь у бригадира.
Я пошёл к Молохову:
-Анатолий Михайлович, объясните, что за ремонт, о котором директору ДК ничего неизвестно, а кроме всего не известен перечень работ. При такой постановке вопроса я не смогу контролировать качество,  и,  по- моему,  всё это попахивает какой-то авантюрой. Неужели свои рабочие выполнят необходимые работы хуже заезжей дикой бригады?
-Юрий Михайлович, конечно, Вы будете контролировать качество ремонта.
-И я должен подписать акт приёмки работ.
-Точно. Без Вашей подписи работа принята не будет.
-Вот это я и хотел знать.
   Познакомился я с бригадиром, таким же скользким, как и Цыбенко. И пошла работа. В зрительном зале должны были вокруг громадной хрустальной люстры расписать красочный и сложный орнамент. Когда работа в зале была окончена, я увидел на потолке в едко зелёном круге красную звезду с искривленными лучами.
-Бригадир, на что это похоже?
- Скромно и приятно. Вот немного подправим и сойдёт. А зрителям надо не на потолок смотреть, а на сцену.
-Пока не сделаете задуманный орнамент, акта не подпишу. Далее, цветом охры красят туалеты, да и то не везде. Подберите приемлемый колер.
На другой день примчался Цыбенко.
-Товарищ Скопенко, кто дал Вам право мешать строителям работать?
-Моя должность и ответственность. Кроме того, Вы лично видели, чем белят здание снаружи? Эта краска простоит до первого дождя.
-Вы, что, строитель? Не разбираетесь, так не мешайте!
Крупно поговорили. Пришёл день приёма выполненного ремонта. Собралась комиссия под председательством Цыбенко. После осмотра помещений я заявил:
-Пока не исправят потолок в зале, заново не перекрасят здание ДК снаружи, я акта не подпишу. И очень хочу завтра пригласить директора комбината, пусть сам посмотрит, за что будет платить такие огромные деньги.
Цыбенко долго шептался с «дикой бригадой» потом заявил:
-Хорошо, будут исправлять.
    А утром, когда я пришёл на работу, строителей, как ветром сдуло. Я помчался в райком профсоюза. Ни Молохова, ни Цыбенко на месте не было, а главный бухгалтер Тамара Линник сказала, что поздно вечером строители получили деньги, и Цыбенко их лично отправил первым рейсом в Якутск.  Начались дожди, и стены Дворца Культуры металлургов  заплакали зелёными слезами и постепенно превратились непонятно во что-то полосатое. А как-то я столкнулся нос к носу с директором ГОКа, который часто проходил в свою оранжерею мимо ДК. Он остановился, поманил меня пальцем и выдал:
-Ну, пусть сифилис на стадионе не твой объект. А это твой? И как ты это объяснишь? Какие деньги ухнули, и на что похож твой объект?
-Спросите у Цыбенко. Это его организация ремонта и его ремонтники, такие же хитромудрые хохлы, как и он.
-А ты кто? Директор. Хозяин. Только хреновый.
Как хотелось его послать! Еле  себя сдержал. Нашли крайнего, стрелочника.
     Я часто стал подумывать о посёлке Угловом и о домике киномеханика Зуева. Эта мысль уже не покидала меня, и я решил ещё раз побывать в тех местах, совместить полезное с приятным: узнать всё об Угловом и сплавиться на резиновых лодках до Усть-Неры. Со мной увязался и Коля Абрамов. Собрали рюкзаки, проверили свои лодки, оружие, боеприпасы, рыболовные принадлежности, сели утром на рейсовый автобус и поехали в последний посёлок Колымской трассы.
   И вот конец нашего маршрута. Остановились у киномеханика, поужинали, поговорили. А утром я встретился с начальником горного участка Исламовым Хасаном,  подвижным чернявым азербайджанцем, с которым уже был знаком.
-Понравилось мне у вас,- начал я издалека, -всю жизнь бы здесь прожил.
-Ещё бы! Наши места называют второй Швейцарией. Скалы, река, озёра. Если бы не большие морозы –точно Швейцария.
-Вот плюну на культуру и переберусь к вам. На работу возьмёшь?
-В клуб, что ли?
-Нет, уж, на подземку. Никогда под землёй не был, просто интересно.
-Интерес один- вкалывать надо, по- бистрому.
-Это меня не пугает. Так договорились?
-Ты что, серьёзно?
-Да. Вот переведусь и перееду. А жить буду в доме Зуева, он мне его продаёт.
-Тогда слушай. У нас так: месяц учеником забойщика, потом месяц по третьему разряду, а через 3-4 месяца по четвёртому. Но труд тяжёлый и всё надо делать по- бистрому.
-Разберёмся. Только ты пока помалкивай.
-А в клубе помогать будешь?
-Какой разговор!
-Тогда связываюсь с директором прииска.  Пусть готовит отношение на перевод по- бистрому.
Слово «по-бистрому» было любимым словом начальника участка.
    Поговорил с Зуевым, подтвердил своё намерение переселиться на Угловой. С оплатой за дом решили так: каждые полгода перевожу ему по пятьсот рублей,  за три выплаты я полноправный домовладелец.
   После обеда собираемся с Николаем в дорогу. Нам предстоит проплыть на резинках примерно 250 километров- 110 по Эльги, а остальное по Индигирке. На всём пути один населённый пункт Эльгинский, где находится прииск Маршальский, и перед Индигиркой где-то в тайге на протоке запряталась эвенкийская деревня Меренга. В неё мы не попадаем.
   Накачали двухместные лодки, уложили вещи – и оттолкнулись от берега. До «Маршальского» река Эльги более спокойная, чем в верховье, но течение стремительное, особенно на многочисленных перекатах. При прохождении их приходится вытягивать ноги на борта, чтобы не обдирать днище лодки о подводные камни. После переката- плёс, и тогда вёсла в руки. По берегам скалы чередуются с лесными массивами, но до сибирской тайги им далеко. Деревья в основном- лиственница, тополя и кустарники. Склоны сопок покрыты пышными тёмно зелёными кустами стланика - карликового кедра. На нём такие же, только поменьше, шишки с орехами. Над нами снуют быстрые чирки, иногда бегут по воде напуганные нами крохали, издалека кажется, что это быстроходные катера вышли на редан. Вот показались первые постройки прииска. Нас предупредили, что у посёлка по центру реки огромные подводные камни рождают такие же огромные буруны, и не дай Бог, в них попасть! А лодки так и тянет в эту кипящую двухэтажную водяную гору. Мы решаем не испытывать судьбу, подгребаем к берегу и протягиваем лодки мимо опасного места.
    Близится вечер, если можно так выразиться. Стоит август, в это время солнце ещё  не уходит за горизонт, а только, как бы, касается его и снова начинает свой небесный маршрут. Подстрелили несколько уток, причаливаем, разжигаем костёр, и готовим наш первый ужин. Потом на месте прогоревшего костра укладываем лапник  стланика, ветки лиственницы, а над этой постелью ставим палатку. Иначе не отдохнёшь- вечная мерзлота даёт себя знать через полчаса лежания без прогретых камней.
  Утром пьём чай, и снова под резиновым днищем плещет вода. Ночевали ещё раз на крутом берегу Эльги. Спать не хотелось, лежали и слушали ночную лесную жизнь. Даже ясно расслышали треск веток и сразу  схватились за ружья. Но зверь- или сохатый, или медведь прошёл мимо. Утром выплываем на спокойную, величественную Индигирку, хотя течение её спокойным не назовёшь, но это уже не Эльги со средней скоростью, по словам старожилов, до 30 километров в час. Счаливаем лодки и любуемся проплывающими берегами. На реке множество островов, островков, заросших густыми кустарниками и деревьями. На этих островах можно наткнуться на богатейшие ягодники островной чёрной смородины, а иногда попадается и кислица, так здесь именуют красную смородину. Ягоды всегда так много, что можно набрать за час целое ведро. Замечаем на правом берегу рыбака. Подплываем и выходим на берег- пора размяться после долгого сидения в лодке. Рыбак ловит на искусственную мушку хариуса и ленка. Мы присоединяемся к нему, и вскоре наша добыча несколько десятков этой вкуснейшей рыбы. Решаем здесь и заночевать.
-А ночью будем ловить налимов, -говорит наш новый знакомый Иван. –таких крупных вы ещё не видели.
   Он уже здесь почти неделю. Рыбачит: хариусов и ленков солит и вялит, а налим идёт на уху и шашлыки. Кроме того берёт бруснику, которая местами уже созрела, собирает грибы, которых тут косой коси. Подберёзовики идут, как и белые грибы, на сушку. Часов в 10 вечера забрасываем закидушки на налима. Наживка- небольшая рыбка речной гольян. Одеваешь её чуть подсушенную на двойник или тройник и, раскрутив закидушку, отправляешь её подальше от берега. Потом продеваешь леску в разрез на колышке и цепляешь на леску маленькую чурочку-поплавок. Когда налим клюёт, этот поплавок начинает дёргаться, а иногда при резком рывке рыбы даже взлетает вверх.  Полчаса сидим, курим, потом неожиданно поплавки начинают плясать, подсечка, и чувствуешь, что на другом конце лески бьётся крупная добыча. Леску ведёт в одну сторону, потом  в другую. Руку режет, как тонкой проволокой, приходится леску наматывать на руку. После продолжительного поединка налим на берегу. Вес его 7-8 килограмм.
-Печени в нём,- авторитетно заявляет Иван,- почти килограмм.
У Николая тоже клюёт. За пару часов мы поймали почти десяток. Варим уху, жарим печень. Утром снова ловим хариусов, солим, вялить будем дома.
-Мужики,- предупреждает Иван,- через километров десять влево не ходите. Там Бешеная протока.
-Такая страшная? Мы на Эльги не такое повидали!
-Это вам не Эльги. Протока примерно длиной восемь километров. Слева отвесные скалы, справа многолетние наносы-нагромождения завалов из нанесённых паводками деревьев. Скорость воды страшная и тянет под завалы. Ещё никому не удавалось пройти эту стерву живым.
    Прощаемся с Иваном и продолжаем наше четырёх дневное путешествие. Действительно, вскоре река стала делиться островами на несколько рукавов, а справа высоко над водой взгромоздились серые скалы, если прислушаться, то можно услышать рев стремительно несущейся воды. Держимся правой стороны. К вечеру показался аэропорт. Ан-24 заходил на посадку прямо над нашими головами между двух хребтов. Теперь понятно, почему  Усть- Нера принимает самолёты только в светлое время суток и при хорошей видимости. Точно, как в Сусумане: если вершина горы Морджот  покрыта облаками, Берелёхский аэропорт закрыт.
    Вот и Усть –Нера. Выгружаемся, Николай ловит знакомого водителя, который довозит нас до гостиницы «Солнечная». Вечером великолепный ужин, жёны довольны, что всё окончилось благополучно.
    Рассказываю Тамаре об Угловом, домике Зуева, который нам предлагают. Тамара смеётся:
-Какой из тебя забойщик? Тебе уже, слава Богу, тридцать девять.
-Ничего, выдержу! Может, действительно, заработаем неплохо, не век, ведь, жить на Севере. Здесь все так: 8-10 лет вкалывают и на материк. Приобретают квартиры, автомашины. А на культуре разве заработаешь?
-Может ты и прав, а разве тебя отпустят?
-Пойду завтра к Молохову. Он мужик неплохой, может и поймёт меня.
  Утром иду в райком профсоюза.
-Анатолий Михайлович, у меня к Вам серьёзный разговор. Надумал я уйти в производство.
-Как это?
-Да просто. Надоело копейки считать, живя на полюсе холода. Да и с квартирой проблема, гостиница в печёнках сидит. Были бы вдвоём, а то и сынишка, спит на стульях между нами.
-И куда ты надумал?
-На Угловой.
-Ах, ты, Зуев! Ах,  хитрец! Сманил всё –таки!
-Сманил. Дом продаёт в рассрочку. С начальником участка договорились.
-А ДК как? Только работу наладил?
-А у меня замена достойная - Николай Абрамов.
-Ну, что с тобой делать? Добро, дам перевод, но с условием -  профсоюзная работа на участке и в клубе помогать. Ты слушатель Высшей профсоюзной школы, тебе и карты в руки.
Через несколько дней перевод оформили, с прииска пришла машина, погрузили свои вещи, что пылились на складе ДК, и вечером были в посёлке Угловой, горном участке прииска «Маршальский». Начиналась наша настоящая трудовая жизнь.

 
                Глава  17

     Два дня потратили на обустройство нашего нового, первого собственного жилья. Много работы было в теплицах, прежним хозяевам было не до уборки, Жена Зуева уехала на материк ещё год назад, поэтому наведением порядка  занимались мы сами и, надо заметить, с огромным удовольствием. Всё делали основательно, так как понимали- нам здесь жить не несколько месяцев.  В теплицах ещё висели длинные огурцы,  краснели помидоры, пышно зеленел укроп и петрушка. Но всё надо было собирать, приближались первые заморозки.
   И вот наступил мой первый рабочий день в качестве ученика забойщика. Первым делом получил полную экипировку:  летнюю и зимнюю спецодежду, обувь - шмоток море, как объяснили, на все случаи жизни. В ламповой присвоили индивидуальный номер (теперь я не потеряюсь в подземных лабиринтах!)  и  выдали шахтёрскую лампу,  её надо сдавать сразу после смены на подзарядку.
-Ну, Юрий Михайлович, поглядим, что из тебя выйдет,- встретил меня в нарядной старший горный мастер Быковский Василий Иванович, за хриплый голос прозванный Быком. Но на это он не обижался. Рано утром наша смена погрузилась в огромную железную лодку (я на неё обратил внимание, когда готовились сплавляться до Усть-Неры), которая работала, как паром: по тросу переправлялась на противоположный берег. До первой действующей шахтёнки, так именуют здесь подземные разработки за непродолжительный период работы,  идти распадком около километра. Мне ранее не приходилось видеть шахт, и поэтому в моём представлении она казалась чем-то более внушительным, чем я увидел. Оказалось, это наклонная туннель, называемая ствол, по которой движется транспортёрная лента, выдающая на поверхность золотоносный песок, точнее куски породы разной величины. Рядом с транспортёром вниз в тёмную дыру ведут деревянные ступеньки с поручнями.
-Сегодня я тебя проведу по действующим и отработанным выработкам,- объясняет Быковский,- если не струсишь и не попросишься наверх- быть тебе горняком.
    Спускаемся в шахту. В самом низу огромная квадратная выработка- руддвор. Здесь стоит скреперная лебёдка. По штреку движется, точнее, волочится зацепленный  тросом огромный ковш, гребущий пески на тран-спортёр. Здесь же в нишах сложено всё оборудование, крепёжный  материал, перфораторы и прочее. Окунаюсь за горным мастером в кромешную темноту подземелья, освещение только дают наши лампы, закреплённые на каске. Узкий яркий луч выхватывает из темноты неровные борта, провисшую местами кровлю. Идти тяжело, под ногами раздробленная порода, иногда спотыкаешься на крупный негабарит, который не поддался взрыву.
-Вот это откаточный штрек,- объясняет мне горный мастер.- Сейчас попадём по рассечке в лаву, где прошли взрывные работы, и забойщики готовятся к выдаче взорванных песков.
   Мне всё интересно, страха никакого не испытываю. Впереди грохочет перфоратор, идёт бурение борта лавы- забуриваются шпуры для размещения в них зарядов Аммонита 6ЖВ. В воздухе мелкая пыль, бурильщик работает в респираторе, мы тоже натягиваем на нос и подбородок марлевые повязки, иначе дышать нечем.
-Теперь, Михалыч, будь внимательнее. Сейчас попадём в прошлогоднюю отработанную шахту. Иди строго за мной.
   По узкой и низкой рассечке попадаем в заброшенную выработку. Из глубины тянет прохладой и сыростью, сверху капает вода, под ногами притрушенный породой лёд и грязные лужицы. Проходим мимо сказочных ледяных столбов- это замороженные вентиляционные скважины. В некоторых местах приходится проползать под просевшей кровлей. Быковский ориентируется свободно, он здесь, как дома. После нескольких часов экскурсия заканчивается, и мы по запасному выходу подымаемся на поверхность.
-Ну, как, в штаны не наложил,- смеётся Быковский.
-Как будто нет, -подыгрываю я ему,- дома проверю.
-Ну, и ладушки. А то недавно на участок цыган приехал. Я также его поводил, как тебя. А когда из-под земли выбрались, цыган переоделся, пошёл к начальнику участка и говорит: -« Начальник, ты волка в шахте видел?» -«Нет»- удивился тот. –«Цыгана тоже не увидишь». Вот такие дела. Сегодня с тебя хватит, а завтра в первую смену.
   Но на другой день в шахту я не попал. Быковский поставил меня на промприбор. Там заболел моторист и его срочно надо было заменить. Промприбор- это установка, точнее агрегат, где происходит промывка золотоносных песков, добытых подземным способом. Пески складируются на специальном полигоне, а бульдозер толкает их в бункер. Моя обязанность регулировать равномерную подачу песков на транспортёрную ленту, по которой они движутся в скруббер - огромную медленно вращающуюся бочку. В скруббер подаётся вода, которая пески и промывает. Золото вместе с мелкими фракциями породы просыпается в   отверстия  в скруббере и попадает на промывочный стол, где оседает на специальных резиновых ковриках. А крупные части породы по второму транспортёру подаются в отвал. Один раз в сутки специальная бригада с вооружённой охраной смывает золотой песок с резиновых ковриков и увозит на доводку на прииск. Второй рабочий стоит в конце транспортёра и следит, чтобы скруббер не перегружался, и чтобы крупные негабариты в него не попали. Быковский подвёл меня к большому колесу, при помощи которого открывался и закрывался шибер бункера, регулирующий подачу песков на транспортёрную ленту.
-Ты, Юрий Михайлович, теперь, как капитан, только жопа в мыле.
Вот такой своеобразный инструктаж получил рабочий, впервые увидевший не только золотоносные пески, но и сам промприбор. Немного о золотоносных песках. Сегодня 2 грамма золота на тонну песков считается промышленным. Не так давно, в эпоху Дальстроя, когда здесь трудились советские заключённые, золота добывалось во много раз больше.  Но разрабатывались участки с самым богатым содержанием- «шли по центру жилы». А сейчас подбирают остатки, как говорят горняки, « работают на помойках». Но самое интересное, что некоторые старожилы всё пытались отыскать туалеты в местах работ. Заключённые во время промывки песков подбирали самородки и бросали в отхожие места. Когда оборудовался новый туалет, старый засыпали породой. А драгоценного металла погребённого, смешанного с фикалиями, можно измерять, пожалуй, тоннами.
   Немного позже, поработав на подземке, я понял, что на Колыме добывают рассыпное золото допотопным методом, по старинке. Работа тяжёлая, как говорится, «на пупок». Механизация предельно примитивная. Так, взорванные пески перемещают из рассечек в откаточный штрек и подают на транспортёрную ленту при помощи скреперных лебёдок. Этот агрегат самый низко производительный. Постоянно рвутся троса, связывать их очень непросто и тяжело. Объёмы считаются по мощности золотоносного пласта.  Геолог определяет его высоту, скажем, в 1метр и 40 сантиметров. Попробуй при такой низкой кровле бурить, заряжать, взрывать и убирать. Поневоле держишь высоту метр семьдесят - метр восемьдесят. А оплачиваются объёмы, утверждённые геологом. Шахтёнку начинают зарезать при наступлении морозов, и стараются отработать до первой оттайки, иначе её затопит.
   Месяц хожу в учениках забойщика, но к лебёдке не подпускают, надо давать план. Выполняю различные подсобные работы типа «подай, принеси». Я всё понимаю- нельзя опытного забойщика отрывать от основной деятельности, просто невыгодно. Познакомился с директором прииска  Александром Васильевичем и главным инженером Мутовиным  Евгением Захаровичем. Тот узнал, что я играю в преферанс, очень обрадовался:
-Ещё бы одного - и пульку можно расписать. Хоть по выходным отдохнули бы.
-А у меня и жена играет.
-Всё! В первый выходной я у тебя. Возражения есть?
-Возражений нет.
Директор прииска, узнал, что я работал в Магадане, поинтересовался, нет ли там полезных знакомых.
Я похвалился дружбой с Шейко, командиром плавбазы и начальником грузового морпорта в Нагаево.
- Ну, Юрий Михайлович, ты незаменимый человек!
Оказалось, директору прииска надо отправить на материк контейнер с домашними вещами и легковой автомобиль, ему оставалось работать около года.
-Поможешь?
-Думаю, что да.
-Что для этого нужно?
-Звонок в Магадан.
Связываемся с морпортом Магадана. Находим   Маткова, начальника грузвого порта.
-Михаил, привет! Я уже горняк, бросил культуру. У меня огромная просьба: надо отправить контейнер и автомашину на материк.
-Нужному товарищу?
-Конечно. Директору прииска.
-Какой разговор, как выедешь, сообщи. Всё организуем.  Привет Томочке!
-Александр Васильевич! Вопрос решён.
-Евгений Захарович, переводи Михалыча учеником проходчика. Там он прилично заработает. А потом посмотрим, как его лучше использовать.
    Правду говорят, что «блат выше Совнаркома». Начальник участка Хасан сразу перешёл на «Вы», стал относиться ко мне с уважением. Учусь работать на перфораторе ПР-30РУ. Работа, честно говоря, на износ.  Надо затащить перфоратор весом в 50 килограмм, буровые шланги, пневмоподдачик,  маслёнку с маслом, десяток буровых штанг, вес каждой примерно 10 килограмм.  И всё это на себе, согнувшись в три погибели, по острым камням. Носишь и думаешь- скорее бы бурить, хоть отдохнёшь.  А какой в чёрта отдых!  Перфоратор ударно-вращательного действия, до 2000 ударов в минуту. Пока  прибуришься,  налегаешь на него всем телом и вибрируешь вместе с ним.  Каждый удар бьёт по твоему организму, причём довольно чувствительно.  В  рассечке надо забурить 12 шпуров, и  правильно рассчитать направление каждого шпура, что бы после отпалки  рассечка не сузилась и не расширилась. Вот так и работаешь шесть часов, норма 2,5 рассечки. Первый месяц хожу учеником с Юрием Загумным, весёлым, спокойным до предела  человеком. Иногда держусь за рога перфоратора, а в основном изучаю технику бурения забоев. Тяжело, но интересно. Особенно, когда работаешь один. Не успевает проветрится от взрыва забой, бежишь  впереди взрывника посмотреть дело своих рук. И приятно, когда забойщики говорят:
-Забурил классно.
   Как-то вечером прибегает начальник участка Хасан:
-Слушай, у тебя водка есть?
-Что, выпить захотел?- Шучу я.
-Это ты выпить захотел. Звонил Мутовин, к тебе едет, в карты играть. А я знаю, что без бутылки неинтересно. Могу организовать, по- бистрому.
-Есть, есть у меня бутылка, не беспокойся.
Вскоре появился  Евгений Захарович. Садимся за стол. Дома мой сын   Миша, он приехал на выходной из интерната. Миша, как и вся моя семья, играет в преферанс довольно грамотно.  Так что нас четверо- полный комплект. Вечер провели отлично. Евгений Захарович потирает руки от удовольствия:
-Давно так не отдыхал, хотя и проиграл, что со мной бывает редко. Вы все превосходно играете.  А как твоя учёба? Руки на молотке не отбил?
-Нормально. Через неделю сдаю на пятый разряд.
-На шестой. Начинаем проходить стволы, а это работа по шестому, самому высокому разряду.
   Экзамен: теорию и бурение сдал «на отлично»- забой забурил в расчётное время и грамотно, согласно паспорта буровзрывных работ.  Сразу после экзамена меня вызывает директор  прииска. 
-Юрий Михайлович, поздравляю с получением самой высокой подземной квалификации.  Но молоток пока постоит. Временно назначаешься замести-телем начальника участка по всем вопросам, кроме горных работ. На подземном стаже это не отразится.
Я уже знал, что на крайнем Севере  до полной подземной выслуги надо отработать по договору 6 лет и 8 месяцев. 
-А какие мои обязанности?
-Гараж, мастерские, снабжение, котельная, жилфонд. Справишься? Ты, ведь, раньше большим руководителем работал.
-Думаю да.
-Ещё раз поздравляю теперь с итээровской должностью.
    Горняки, правда, были удивлены таким моим быстрым ростом, но когда я наладил снабжение спецодеждой, самым больным вопросом, материалами и оборудованием, все стали ко мне относиться с должным уважением. Пришлось помотаться по Колымской трассе в поисках необходимого для бесперебойной работы не только участка, но и прииска. За мной закрепили Маз-ППР, на котором я совершал поездки, заезжая во все материально-технические базы даже других ведомств. Постепенно заводил знакомства с руководителями баз, инженерами, от которых многое зависело. С русским человеком положено разговаривать за столом. Поэтому мы с водителем Михаилом старались выехать так, чтобы попасть на нужную базу утром в понедельник, когда инженерно-снабженческий  организм требует определённого воздействия после воскресных застолий. Моё появление встречали с огромной радостью.  Все садились в просторную кабину нашего Маза и выезжали на природу.  После «лечения» было легче решать все вопросы. Действие разворачивалось, как миниатюре Жванецкого. В результате выписывались самые дефицитные материалы, но с условием 20% неликвидов, которые не нужны ни базе, ни нам. Помню, как-то привёз рулевые сошки на автомобиль Зис-5, давно уже ставшие музейным экспонатом. Но к этим сошкам мне выписали десяток масляных насосов НШ  для бульдозера. Это был такой дефицит, из-за которого простаивала техника. Главный механик прииска прямо в кабинете директора заявил, что меня надо целовать в задницу. Но вместо поцелуев получил премию в виде месячного оклада.
   Потом пришло время отправки директорского контейнера и «Москвича» в ящике. Это оказалось архи сложно. Ящик, в котором находился автомобиль, оказался не соответствующим определённым требованиям морских перевозок. Если бы не Матков, который организовал всё необходимое для переоборудования несчастного ящика, не знаю, что было бы. По возвращению домой рассказываю директору обо всех сложностях. Тот очень доволен и неожиданно делает мне интересное предложение.
-Юрий Михайлович, ты у нас трудишься уже год. Этого вполне достаточно для получения самой интеллигентной специальности на подземных работах- взрывника. Пойдёшь учиться?
-Ещё как!
-Вопрос решён. Через неделю в учебном комбинате начинаются занятия по подготовке взрывников. Учиться 3 месяца. Подземный стаж и средняя зарплата сохраняются, плюс командировочные.
-А как быть с женой? Она сейчас работает у геолога промывальщицей  проб. Постоянно в воде, таскает промытые шлихи, а у неё побаливает нога, да и устаёт страшно.
-А какая у неё специальность?
-Горный электромеханический техникум и курсы инженеров по ТБ.
-Срочно отправим в компрессорную. Правда, работа посменно, но гораздо легче и зарплата повыше, а премия зависит от премии шахты. А они без премии не бывают никогда.
Вечером рассказываю Тамаре обо всём. Она, конечно, довольна.
   Началась моя учёба на взрывника.  Отношение к нам предельно строгое: ежедневная проверка давления, не дай, Бог, показаться выпившим. Эта профессия  требует трезвости, точности, дисциплинированности, серьёзности.  Теория взрывного дела давалась мне легко. Сложнее было изучать ЕПБ- Единые правила безопасности при ведении взрывных работ. Огромное количество цифр: расстояния, размеры, вес и т.д. Тысячи «нельзя», «но допускается». И при этом самое смешное, как в пословице: «Нельзя, но очень хочется, то можно». Например: не допускается совместная перевозка взрывчатых материалов и средств взрывания, но с разрешения главного инженера допускается. И множество других «нельзя, но можно». Я сам с первых дней по своей инициативе начал оформление пустых стен нашего класса красочными таблицами устройств зарядов, состава ВМ, детонаторов, огнепроводных и детонирующих шнуров, правила хранения и перевозки  и многое другое. Над классной доской написал сочинённый мной плакат:  «Единые правила безопасности созданы историей и написаны кровью, Взрывник! Твой долг, строго их соблюдать». Когда в день сдачи экзамена в класс зашла комиссия во главе с главным инженером комбината, то первый вопрос был: « А кто изготовил такие превосходные шпаргалки?»
-Вот он, староста курсов, -показал на меня преподаватель  Сизонов.
-Товарищ Скопенко, Вам только за такую работу можно сразу ставить «отлично». Посмотрим, как на билет ответите.
   Ответил я на все вопросы довольно обстоятельно. На прииск добрался на снабженческой машине. А вот на Угловой попасть можно только вечером рейсовым автобусом часов в десять. Ждать не охота. Решил найти Мутовина, он может решить эту проблему- в его ведении весь автотранспорт прииска. Мне подсказали, что он в автобусном боксе. Бегу туда. Мороз под 50 градусов, но холода не чувствую. В автобусном боксе очень плохое освещение, да и с улицы заходишь, глаза не сразу начинают всё различать. Перепрыгиваю смотровую яму и лечу в неё. Ударил ногу об металлический ободок, но боли вначале не почувствовал. Когда стал отряхивать брюки, заметил, что ниже колена они разорваны. Поднял штанину и увидел рваную рану, но крови не было от того, что нога замёрзла. Бегу в медпункт. Приисковый врач, жена директора прииска, увидев мою ногу, заохала:
-Где это Вы так?
-Бандитская пуля. Да в гараже, там темно, на лампочках наверно экономят, -шучу я.
-Ну что же, будем зашивать.
Наложила пять швов.
-Травма производственная, будем составлять акт.
-Да какой акт! Заживёт, как на собаке, Мне домой надо. Да и Мутовина подводить не буду, за гараж он отвечает. 
Входит Мутовин, ему уже слесаря сообщили.
-Что с ногой, серьёзно?
-Ерунда. Заживёт. Лучше домой отправь.
-Это мы мигом, сейчас решим. 
Даёт команду срочно отправить на участок Зилок с каким-то оборудованием, и в два часа я уже был дома.
Не успел опомниться, звонит начальник участка:
-Михалыч, выручай! Выходи в ночную, очень много отпалок, один взрывник не справится. Сам понимаешь, конец месяца, надо урвать по -бистрому.
-Да я ногу немного повредил, как по ступенькам в шахту спускаться?
-Я поговорю со взрывником Мишей Яковлевым. Он возьмёт на себя основную работу.
   По  закону первый месяц я должен проводить взрывные работы только в присутствии опытного взрывника. Но кто этот закон выполняет! А делается просто: взрывчатые материалы выписывает этот опытный взрывник, а новичок работает самостоятельно. Яковлев Михаил уроженец Тувы, так сказать представитель национального меньшинства, но гонору у него, как у всех нацменов, хоть отбавляй. Считает себя незаменимым работником, по натуре очень заносчивый и вздорный человек, всегда пытается кого-то подколоть, унизить, насмеяться. Рассказывают, что до моего приезда на участок устроился на работу мастер-взрывник из Донецка. На угольных шахтах, опасных по многим показателям, взрывные работы ведутся только при помощи электро-детонаторов и при соблюдении максимальных требований безопасности. А у нас в основном применяется огнепроводный шнур, который надо поджигать самому взрывнику, а потом уходить в безопасное место. Вышел наш новичок на смену и первое время старшим был у него Яковлев, который решил  над ним посмеяться.
-Огнём не палил?
-Нет, только электричеством.
-А у нас не у вас. Так что придётся переучиваться. Вот тебе для начала пачка Аммонита 6ЖВ и зажигательная трубка. Пока бригада вся в тепляке пьёт чай, пойди и взорви негабарит на будущей дороге. Не побоишься? В штаны не наложишь? Давай, вперёд!
    Взрывник ушёл, а горняки открыли свои термоски и приступили к обеду. Тепляк- это небольшой передвижной домик из бруса, на полозьях. Его перевозят на новое место работы. Одна дверь, одно окошко обтянутое плёнкой, стол, скамейки и печка- буржуйка. Обедает бригада обычно из 10-12 человек. Как говорят, в тесноте да не в обиде. Открывается дверь и в клубах морозного воздуха появляется взрывник.  В его руках пачка патронов, в один вставлена зажигательная трубка, которая уже испускает едкий дым, сопровождаемый потрескиванием.
-Хлопци, я всё правильно сделал?
Секундная тишина, а потом все рванули на улицу, расталкивая друг друга- кто в окошко, разорвав плёнку, кто в двери. Через несколько секунд в тепляке не осталось никого. Все отбежали на приличное расстояние и стали ждать взрыва. Но его не было. Через несколько минут все потихоньку вернулись в тепляк. А новичок сидит за столом и спокойно пьёт чай.
-Хлопци, вы куды поразбегались? Обед стынет.
И грянул дикий хохот. Наш новичок поджёг шнур без капсюля-детонатора. Тот спокойно догорел и потух. Только запах остался.
-Миша, у меня стаж взрывника поболее твоего, а ты захотел меня разыграть.
   Мне рассказали, что во времена Дальстроя на добыче  золота работали ЗК. А нормировщик, родом из Западной  Украины, сволочной до предела, при закрытии нарядов всячески занижал объёмы, из-за чего ЗК имели большие неприятности. Может он это делал по указанию лагерного начальства, но заключённым от этого легче не было. И ему решили отомстить.  Как только  он спустился в руддвор,  сразу вырубился свет. Нормировщика схватили, обкрутили канатом, а за пазуху засунули пачку аммонита и подожгли огнепроводный шнур. Тот бросился наверх, заскочил в нарядную. От него начали все шарахаться, как от прокажённого. А шнур продолжал гореть, Тогда бедняга сел за стол, положил голову на руки и стал ждать мгновенной смерти. Но шнур догорел, а взрыва не было: зажигательная трубка была без капсюля-детонатора. Конечно, проделка безжалостная, жестокая, как и сама жизнь ЗК.
   Приехав на шахту, я сразу пошёл в раздатку- место подготовки и получения ВМ. Взрывники  обычно находились в ней до  прихода горного мастера с наряд- путёвкой на производство взрывных работ. Яковлев был уже там. Он лежал на топчане в помещении подготовки и дремал.
-Привет, Михаил. Вот прислали к тебе на помощь. Только помощник из меня сегодня никудышный- здорово ногу повредил, даже швы наложили. Не представляю, как по трапам в забой спускаться. Поможещь?
-Какой разговор.
Тем не менее, Яковлев за ночную смену спускался в шахту два раза, а я шесть раз! Вот это, так называемая, взаимовыручка. Отработал я добросовестно, ещё и бурильщиков пришлось погонять: плохо продули шпуры, а это главное препятствие в подаче патронов в шпур. До конца не дошлёшь - плохо отпалишь забой, что сказывается на его уходке, а в итоге на выполнении плана. Вначале бурильщики возмущались, заявляя, что такого ещё не было.
-Как хотите, мужики, обижайтесь- не обижайтесь, но неподготовленный забой заряжать не буду. И так будет всегда.
И было очень приятно, когда забойщики в конце смены собрались в тепляке в ожидании машины, и похвалили мою работу:
-Взорвал без стаканов.
Это была высшая оценка взрывнику.
   Уехал на материк директор прииска, и на его место поставили бывшего начальника рудника «Сарылах» Епишкина,  Это был уже немолодой мужчина с аккуратно подстриженной чёрной с проседью бородкой, с солидным животиком. Он слыл резким характером, с рабочими был груб, часто, не разобравшись, принимал жёсткие решения. В общем,  все сразу почувствовали огромную разницу между Александром Васильевичем и новым руководителем.
Ещё до прихода Епишкина, райком профсоюза по моей просьбе приобрёл ценную аппаратуру и музыкальные инструменты для Дворца Культуры и приисковых клубов. Меня послали в командировку во Владимир, где я раньше трудился на поприще культуры и имел неплохие связи. Я лично отобрал необходимее оборудование, оплатил и отправил  контейнером в Якутск. Когда контейнер прибыл, его  надо было получить на республиканской базе, куда он был адресован. Из райкома профсоюза поступила команда выделить Скопенко автотранспорт и отправить в Якутск. А ехать надо было по зимнику километров 900. Епишкин всячески тормозил мою командировку, но когда поступила телеграмма с республиканской базы с угрозой раздать аппаратуру другим комбинатам, ему ничего не оставалось, как выполнить указание райкома профсоюза. Выделили мне МАЗ-ППР, на котором я мотался со снабженческими делами.
   На всю дорогу ушло три дня:  до Хандыги трассой. Потом 100 километров ледянкой по притоку Алдана Амге, потом снова трасса и ледяная переправа через реку Лену, на берегу которой стоял Якутск. На базе контейнер уже разгрузили, так как за его простой пришлось бы платить большую сумму. Стали искать большие ящики для погрузки аппаратуры и музыкальных инструментов, стоимость которых была очень солидной. Не каждые культучреждения  Якутии имели подобное оборудование. А вес всего составил не более тонны. Погрузились и двинулись домой. В дорожной столовой посёлка Чурапча (сегодня о нём даже забыли) решили пообедать, надоела сухомятка и чай из термоса. В таких небольших столовых кормят очень вкусно и, к слову пришлось, сравнительно недорого. Посетители в основном шофера- дальнебойщики, народ простой и весёлый. Обедают не торопливо, травят всякие небылицы, и  небольшое помещение столовой вздрагивает от хохота.
- Послушайте, мужики,- еле сдерживая смех начал бородатый водитель. – Дней десять назад заехали в эту столовую. Собралось машин двенадцать. У кассы образовалась очередь. Первый читает меню: « Ты посмотри - рябчик! И всего 40 копеек. Давай две порции!» Круглолицая якутка подаёт ему две тарелки с крупными мослами. - «Это же не рябчик!»- отодвигает тарелки шофёр. «Однако, рабчик».Тарелки двигаются к водителю.-«Так это не рябчик!» «Однако,  рабчик.  Был старый, зарезали». Оказалось, в посёлке была лошадь по кличке Рябчик. Её зарезали, а в меню так и написали - «Рябчик». Все весело смеются. Мы пообедали, отдохнули и вернулись в пятидесяти градусную молочно-туманную действительность.  Приехали на прииск. Когда Епишкин увидел наш груз - грянул гром. Что только я от него не услышал.
-Привезли, понимаешь, какую-то хреновину. Почему не загрузили машину ещё чем- нибудь? Более тупоголовых я не встречал, твою мать! Лично оплатишь этот рейс!
    Звоню Молохову. Тот, выслушав меня, просит из приёмной директора никуда не отлучаться, а куда мне деваться- до рейсового автобуса  часов девять. В кабинет вбегает Мутовин. Через минут двадцать он уходит и раздаётся голос Епишкина:
-Скопенко ещё там? Давайте его сюда.
Вхожу  в кабинет, демонстративно плюхаюсь на стул.
-Ты вот что, извини, брат, погорячился. Да и не знал я, что там в проклятых ящиках. А кроме того, мне Мутовин объяснил, что ты такой довольно энергичный в вопросах снабжения.  Выпишу премию, а сейчас дам команду и тебя отвезут на участок.
     Мы пожали друг другу руки, и через час я был уже дома. Но мой авторитет в его глазах вырос после  командировки за автомашинами в воинскую часть. Об этом надо рассказать подробно и вот почему. Для меня, воспитанного на социалистической идеологии, долгое время было непонятно, почему многие, довольно сложные и дорогостоящие уже решённые производственные проблемы, в итоге сводились к нулю, а огромные финансовые затраты, выделяемые на их выполнение, попросту списывались, только непонятно как, и кто за это должен был нести ответственность. Только когда прозрел полностью, то стало понятно, что это не результат халатности или ошибок, а просто чисто русская привычка делать небрежно, безответственно и некачественно.
   Послали меня в Приморский край за автомашинами, выделенными для пополнения автопарка прииска. Эти автомашины Зил-157, отработали на целине и теперь раздавались предприятиям по разнарядкам Цветмета. Получить я их был должен в рембате дивизии, расположенной в Партизанском районе. Добираться туда было очень сложно: самолёт до Якутска, самолёт до Хабаровска, поезд до Уссурийска, автобус до Сергеевки, где размещался рембат. Встретил меня командир рембата подполковник очень приветливо. Обосновался я в комнате при штабе, питался в военной столовой. Но оказалось, что наши 157-е уже отданы другим получателям, а имеются в наличии только151-е.  Звоню на прииск. Узнав, что предлагаемые автомашины, тоже высокой проходимости, получаю команду- брать.  На следующий день мне показали выделенную прииску технику- три Зил-151, которые после снятия с вооружения «Катюш», много лет стояли законсервированными  на спецплощадке.  Дали в помощь солдат, поставили аккумуляторы, «обули», заправили маслами и бензином и т. д. Я лично прогнал каждую автомашину мо кругу в гараже- всё было нормально, техника сохранилась превосходно. Но автомашины были без кузовов, так как раньше, когда они считались боевыми единицами, на них стояли ракетные установки. Но основная беда заключалась в том, что эти Зил-151 были трёхосные, без взаимозаменяемости ведущих мостов. Машины давно сняты с производства, и достать запчасти на них было невозможно. Как-то вечером сидели мы с подполковником в моей комнатке, попивали коньячок  с лимоном  и беседовали об армейской жизни. Под-полковник знал, что я был курсантом кремлёвского училища и относился ко мне, как к собрату по оружию.
-А где я возьму запчасти на эти автомашины? В наших условиях  полного бездорожья, мосты, раздатки да и коробки передач  долго не проходят. А потом что?
-Не беда. У меня весь склад завален запчастями на них, причём новыми. И место занимают, и выбросить не имею права.
-Но мне не давали таких полномочий.
-Да наплюй на них. Привезёшь такие дефициты ещё и поблагодарят. Сделаем так. Это всё считается неликвидами. Оплатишь минимальную стоимость, процентов 15, как за бывшие в употреблении. И тебе хорошо, и я от этого хлама избавлюсь. 
-А на чём прикажешь их везти, кузовов-то нет.
-И это не беда. На одну автомашину поставим будку от бывшей радиостанции, я тебе её подарю, туда сложим мелкие запчасти, а на рамы других закрепим мосты- и вперёд на мины!
   Будка была первоклассная, утеплённая,  со столиками и сиденьями, просто небольшой уютный домик. На следующий день я помчался в Уссурийск в финчасть и оформил необходимые документы. Рассчитывался чековой книгой комбината. Когда я увидел выставленную сумму, чуть не упал от удивления: коробка передач 60 рублей, раздатка- 40, а мосты (огромнейший дефицит!) по 18-20 рублей. За  будку поставил два коньяка, которые мы с подполковником и распили. Срочно звоню Епишкину на прииск. Разговариваю с ним и с Мутовиным.
-Дорогой мой!- Кричит Епишкин,- хватай всё, что можно!
-Мне нужны три шофера на перегон автомобилей.
-Шофера завтра вылетают.
Через несколько дней появляются два водителя.
-А где третий?
-Епишкин сказал, что одну машину можно взять на буксир.
-Он что, не понял, что машины загружены под завязку и о буксировке и речи не может быть!
-А мы причём? Команда дана- потянем!
-А дотянете? Ехать до Уссурийска, оттуда по ж\д  до Сковородино, а дальше своим ходом через Якутск, баржой до Хандыги и снова своим ходом до прииска.
    Машины оправлены. Я приехал домой, отчитался, получил премию - два оклада, выслушал тысячи благодарностей и приступил к выполнению своих прямых обязанностей по добыче золотоносных песков. Да, рассказал Епишкину, что на авторемонтном заводе Уссурийской армии стоит около сотни дизельных автомобилей высокой проходимости - Язов. В беседе со мной начальник завода подполковник пожаловался, что их девать некуда- и не продают, и не списывают, а автомашины после полного капитального ремонта. Для бездорожья они просто находка. Я рассказал, что по собственной инициативе встретился с начальником Управления  автотранспорта  армии.  Тот объяснил, что если привезти разрешение Транспортного Управления Министерства Обороны, то он их может  все отдать, причём чуть не бесплатно. 
     Теперь коротко о судьбе автомашин,  так сложно полученных в Сергеевке. Уже на Якутской трассе один движок не выдержал буксировки по горным дорогам и застучал. Его оставили во дворе одного дома в каком-то посёлке. Два других благополучно прибыли на прииск, запчасти свалили у гаража, а автомашины поставили по забор, доживать свой положенный срок. Вот и всё. Вот только утеплённую будку-радиостанцию вывезли на охотничьи места и использовали,  как зимовьё, правда, для избранных охотников- любителей. Попробуйте объективно оценить рассказанное мною. Думаю, не сможете.
     Через дней десять меня вызвал в Усть- Неру заместитель директора комбината.
-Товарищ Скопенко, нам стало известно о Язах в Уссурийске. Короче говоря, ты привёз эти сведения, тебе и карты в руки.
-Каким образом?
-Отправим тебя в Москву в Министерство обороны. Постарайся получить документы на получение десятка автомобилей.
-Кто со мной, рядовым взрывником, будет там решать вопросы?
-А мы в командировочном удостоверении повысим тебя до замначальника прииска.  Давай, дерзай!
   И я вылетел в Москву. Конечно, в Министерство Обороны я не попал, но узнал, что связаться с любым военным чиновником можно только по телефону, установленному в специальной комнате, в которую вход был свободный. А дальше что? Я не знал ни одного номера телефона и узнать было негде. Один такой же бедолага, как я, посоветовал обратиться в комендатуру города Москвы. Я помчался туда, а концы в таком огромном городе, такие же огромные, изматывают до основания. В комендатуре со мной даже разговаривать никто вначале не захотел. Старший лейтенант- дежурный помощник коменданта, с опухшим, по всей вероятности от чрезмерного сна, лицом,  демонстративно повернулся ко мне спиной. Заметив на погонах общевойсковую эмблему, спросил:
-Старлей, ты случайно не из кремлёвцев?
-Было дело.
-Так я тоже. Комбатом был полковник Румянцев, а ротным Сухачёв.
-Так ты наш?
-Было дело. А теперь вот на гражданке после травмы.
-А что в Москве делаешь?
-Пытаюсь прорваться в Министерство Обороны.
-Туда так просто не попасть.
-А мне только дозвониться бы до автомобилистов.
-Это мы устроим. Записывай телефоны.
    Вернулся в  телефонную комнату министерства. Набрал один из номеров. Ответил какой-то полковник. Я спросил, как и у кого получить разнарядку на Язы с Уссурийского завода. Полковник мне  популярно объяснил, что требуется отношение от Министерства Цветной металлургии. Бегу на переговорный, звоню на квартиру заму, разница во времени солидная. Объясняю создавшуюся ситуацию.
-Так в чём дело? Двигай в министерство.
-К кому?
-Прояви инициативу. Кстати, у нас недавно был замминистра, Николай Иванович. Мужик железный, постарайся попасть к нему. Действуй!
     И я начал действовать. Поехал на Калининский проспект, на котором выстроились 25-этажные здания некоторых союзных министерств. Предъявил охране командировочное удостоверение, паспорт и …спокойно прошёл в огромный вестибюль. На скоростном лифте поднялся на 24-й этаж. Иду слегка затенённым, безлюдным  коридором и читаю вывески на дверях. Попал в приёмную.
-Как записаться на приём к Николаю Ивановичу? Если можно, то пораньше, я издалека, почти с края света.
-А зачем записываться? Идите в такой-то кабинет.
    Нашёл, постучал. Слышу: «Заходите». Так я свободно попал к представителю самой высокой инстанции нашей отрасли. Николай Иванович внимательно меня выслушал,  расспросил об охоте и рыбалке, рассказал, как сам провёл свободное время в наших местах. Потом позвонил начальнику транспортного управления и отправил меня к нему. Тот в свою очередь отфутболил меня в отдел автотранспорта. Начальника не оказалось на месте, и я решил его обождать. Ко мне подошёл референт и, узнав мой вопрос, сказал, что на этот год разнарядка на получение автомашин из армии выполнена полностью.
-Скажу по секрету, какой-то представитель  ваших мест на днях увёз сотни разнарядок на автомашины. Пусть руководство Вашего комбината свяжется с этим товарищем.  Он получил разнарядки на все комбинаты «Якутзолото».
    Потом я узнал, что эти разнарядки получают бесплатно, точнее, взаиморасчёты ведут министерства. Но самое интересное то, что они по- тихому  продаются председателям старательских артелей за кругленькую  сумму, которая оседает в карманах подобных толкачей-представителей. А те в свою очередь делятся с нужными товарищами из министерства. И все довольны, и счастливы! И не докажешь!
    Было множество бестолковых ситуаций, достойных перу Ильфа и Петрова, причём с лёгким разбазариванием государственных денег. Остановлюсь на более ярком и значительном по масштабу.  Ситуация до того примечательная, что ей надо посвятить отдельную главу.

                Глава  18.
     Меня очень заинтересовало взрывное дело, и я стал самостоятельно изучать все виды взрывных работ от массовых и направленных до валки зданий и сооружений. Надо сказать, что знания, которые дают взрывникам в учебных комбинатах, рассчитаны в основном на виды работ, проводимые на своих разработках. Работает такой взрывник на предприятии лет 5-6 и его считают профессионалом с большой буквы. Я уже рассказывал о Михаиле Яковлеве, о самом высоком специалисте на участке. Как-то в выходной день я готовил патроны на белых куропаток, которых развелось несчитанное количество: началась миграция. Должен объяснить популярно. Когда порастает карликовая берёзка, появляется огромное количество белых куропаток, для которых почки этого кустарника являются основным лакомством. Вот почки объедены, и куропатки продвигаются на новые плантации. А за ними движутся в огромном количестве зайцы. Для них важны тонкие веточки. Это случается раз в четыре года. А потом появляются сохатые, лоси, которых и почки, и веточки  не интересуют. Им подавай все окрепшие кусты. Такое можно увидеть один раз в 6-7 лет. Я наблюдал подобную картину, когда лесные великаны даже вылизывали соль из выброшенных консервных банок прямо у мусорных ящиках в посёлка, а во время рыбалки я лично отгонял их от себя удилищем- лезли прямо на поплавок. Вернусь к своему рассказу.  Мороз немного упал,  столбик термометра опустился ниже пятидесяти. После продолжительных морозов в 60-65 градусов это было, как в Ташкенте. Из моего окна чётко вырисовывалась железная труба над нашей котельной. Вдруг она стала наклоняться вниз так спокойно, как  при замеленной съёмке. Но на землю она не упала, а просто согнулась, и дым из топки с трудом начал пробиваться через щели в изгибе. Это уже было серьёзно. Начальник участка в Усть-Нере. Звоню Мутовину на прииск. Тот сообщает, что срочно выезжает. Появился он на участке через минут пятьдесят. Возле котельной собралось почти всё население посёлка, все были заняты решением проблемы - что делать, если вода в радиаторах и трубах замёрзнет. Мутовин принимает решение: срезать взрывом наклонившуюся часть трубы, чтобы дать выход дыму. Это поручают Яковлеву и мне.
-Мужики, получайте на аммональном складе всё, что считаете нужным, и действуйте. От вас зависит судьба посёлка. Что выписывать?
-Детонирующий шнур,- авторитетно заявляет Я4ковлев.- Я её срежу, как миленькую.
-Обожди, Михаил,- вмешиваюсь я, - детонирка не спасёт, труба мягкая.
-Ну, и что? Я рельсы так рубил. Поработай с моё и тогда говори.
Поучаем моток ДШ. Яковлев по скобам лезет вверх, примерно на высоту метров пятнадцать, закрепляется. Я подаю связанную в круги детонирку. Яковлев закрепляет, спускается вниз, и производим взрыв. Труба от этого ещё больше наклонилась и полностью перекрыла выход дыму. 
-А теперь, как быть, мать вашу, господа взрывники?- обращается к Яковлеву Мутовин.
-Хрен его знает, попробуем ещё раз.
Я не выдержал:
-Евгений Захарович, я обрублю трубу. Мне надо десятка два капроновых чулок, две пачки аммонита и зажигательную трубку метров 12.
-Уверен?
-На 100%.
    Теперь командую я, а Михаил мне помогает. Женщины посёлка притащили гору чулок. Мы набивали их патронами аммонита 6ЖВ. Получилась длинная колбаса, метров 10. Со своей травмированной ногой я опасаюсь подыматься по скобам.   Лезет Яковлев, а  я подаю с земли кольца нашего изделия. Он их прочно закрепил вокруг трубы, спустился, и я поджигаю зажигательную трубку. Все отошли на безопасное  расстояние, кочегары покинули котельную. Огнепроводный шнур горел долго, больше десяти минут. Взрыв. Труба  как бы подпрыгнула и свалилась на крышу котельной.  Сразу повалил чёрный дым. Все радостно закричали, разбежались по своим домам.
-Так, мужики, основное вознаграждение после выходных, а пока по сотне. Отдыхайте. А ты, Михалыч, не только мастер преферанса.
А Яковлев просто крепко пожал мне руку:
-Пойдём ко мне, отметим, у меня таймень копчёный.
    А через несколько дней меня вызвал директор прииска Епишкин:
-Наслышан о Ваших подвигах. Молодец! Мы решили направить Вас на курсы мастеров- взрывников. Будете работать самостоятельно без гортехнадзора.
И я снова явился к начальнику курсов Сизонову.
-Как долго учиться?
-А это зависит от того, что знаешь. Вот программа.
Я тут же в его кабинете просмотрел её.
-Когда квалификационная комиссия?
-Завтра, а следующая через две недели.
-Сдаю завтра.
    Вечер просидел над наставлениями, рекомендациям, правилами по буро-взрывным работам, устройству  рудных и золотоносных шахт. А утром предстал перед комиссией. Ответил на все вопросы, получил «отлично» и новое удостоверение «Мастера- взрывника». Теперь я работал без надзора горного мастера, сам принимал забой, сам заряжал, после взрыва включал вентиляцию, потом проверял забой на предмет отказов и допускал рабочих для  уборки  взорванной породы.
   Не успел отработать несколько смен, звонок из прииска.
-Собирайся в командировку,- обрадовал меня Епишкин.
-А сейчас куда?
-Толком не знаю, завтра надо быть в комбинате.
Начальник снабжения комбината объясняет цель командировки:
-Летишь в Черский. Там на нефтебазу Петушки ошибочно отгрузили из Магадана 10 тонн трансформаторного масла. Необходимо срочно его доставить в Усть-Неру. Действовать придётся оперативно. Может оста-новиться производство. (Запомните эту фразу). В Черском обратишься к командиру объединённого авиаотряда Перину Павлу Сергеевичу. Он должен оказать тебе полное содействие.
   Получаю полётные заявки для расчётов с авиацией, чековые книги, деньги в подотчёт на непредвиденные расходы. Лететь пришлось из Якутска на АН-24. Промежуточная посадка в заполярном посёлке Чокурдах. В Черском садились уже поздним вечером. Номер в гостинице был забронирован заранее.
   Посёлок Черский расположен на берегу реки Колыми в нескольких десятках километров от побережья Ледовитого океана.  Река здесь очень широкая, до 15 километров. Вокруг распростёрлась болотистая тундра, и только  берега Колымы украсились полосой тайги. В 10 километрах от Черского порт Зелёный Мыс.  Сюда подходят океанские суда,  доставляющие всё необ-ходимое для долгой полярной  ночи. Ещё севернее нефтебаза Петушки - цель моей командировки, а самая последняя точка- это склады взрывчатых материалов для золотодобывающих комбинатов. Утром пошёл в аэропорт. Попасть к Перину с утра практически невозможно: планёрки, совещания, хозяйственные вопросы. Двери в кабинет прикрыта не плотно,  оттуда слышны некоторые громкие фразы:  «…не менее 15 литров…обледенение…без спирта не выпущу!..попробуйте снова выжрать, мать вашу!». Секретарша мне объяснила, что готовится полёт на «Полюс-24» и поэтому раньше 12-ти я к командиру  не попаду. Иду в столовую аэропорта. Кормят здесь вкусно, основная еда: мясо-оленина и рыба. С овощами проблема огромная, поэтому салаты стоят астрономические суммы. Молоко -  или сгущёнка, или сухое. Я уже привык, что из сухого молока приготавливают и сметану, и творог. Мы тоже дома пользуемся только сухим. Пошёл на берег Колымы: великолепная картина, суровая и мощная. Противоположный берег еле просматривается. С правой стороны можно рассмотреть лес портовых кранов, стоящие под разгрузкой сухогрузы и контейнеровозы. Несколько крупных посудин  замерли на якорях в ожидании очереди под разгрузку. Мимо меня проплывают плоскодонные танкеры, перевозимые ГСМ в посёлки, расположенныё выше по течению. Стремительное и массивное течение реки, стремящейся к океану, сдерживают скорость танкеров до 8-10 километров в час.
   Наконец-то меня пригласили в кабинет Перина. Павел Сергеевич оказался мужчиной среднего роста, худощавым, очень подвижным. На его плечах галуны указывают, что он в звании генерал-лейтенанта, только гражданского. Выслушав меня, Перин полистал свои плановые полётные журналы и сообщил, что в течение десяти дней со мной он работать не будет.
-Понимаешь, сейчас очень сложная обстановка. Идёт подготовка к полярной ночи. Десятки судов из-за ледовой обстановки не могут своевременно попасть в порт.  Такое случается редко, но метко. Появись ты пару недель назад, сразу  вопрос был бы решён. А сейчас при помощи ледокола первый караван пришёл, его в темпе разгружают, а я в темпе всё развожу по посёлкам. А на подходе ещё один караван. Вот таким авральным способом и вкалываем. Появится окно, сразу отправим твоё масло. По расчёту тебе нужны на один день четыре Ан-26. Что-нибудь придумаем. Но твой груз находится на нефтебазе Петушки. Надо  вначале его вырвать оттуда. На это я пару вертолётов выделю. Тебе надо побывать на месте и всё осмотреть. Дам тебе инженера аэродромной службы Жана и свой полуглиссер. Смотайтесь туда. Жан определится на месте, где оборудовать вертолётную площадку, а ты подумай, как бочки доставлять к вертолёту и какими силами.  Там кроме рабочих нефтебазы и нескольких бродяг-алкашей - сезонных промысловиков, никого нет.
Встретился с Жаном, сравнительно молодым, бойким парнем и договорились отплыть в Петушки рано утром.
-Вопросы решим, а на обратном пути махнём к рыбакам на ту сторону, разживёмся и сигом, и чиром. Была бы водка.
-Водка будет, была бы рыба.
-А вот это я гарантирую. Рыбы увезём море, причём уже копчёной. Ты пробовал копчёного муксуна?
-Честно, не приходилось.
    Узнав, что Жан холостяк, приглашаю его скоротать вечер в гостинице. Он с удовольствием принимает приглашение и обещает захватить прославленного
муксуна. Я запасаюсь «Московской» и на вечер, и на предстоящий визит к рыбакам. В своём номере сервирую нехитрый стол: колбаска, сыр, консервированные огурчики. Пошёл в бытовую комнату привести себя в порядок и обратил внимание на мужчину, наклонившегося под умывальником.
Такая рыжая шевелюра могла быть только у директора Суздальской школы-интерната, хорошего моего знакомого. Там учился мой сын Михаил.
-Юрий Иванович! Большой привет!
-Кто?- стал смывать мыльную пену этот рыжий.
-Угадай с первого раза.
-Юрий Михайлович? Ты как сюда попал, каким ветром тебя занесло на край земли?
-Да вот, я теперь горняк. Уже два года добываю золото на Индигирке.
-А в  Черский какими судьбами?
-В  командировку. А ты что здесь делаешь?
-Принял отдел народного образования. Пока живу в гостинице, а семья в Суздале. Приводи себя в порядок и в мой номер.
-Давай-ка лучше ко мне. Сейчас придёт Жан, притащит копчённого муксуна.
-Жан, что  с аэродрома? Так это мой хороший знакомый. Железный мужик.
Засиделись втроём до полуночи.
-Слушай, Юрий, ты, ведь, не только культработник, но и педагог. И стаж руководящей работы солидный. Давай ко мне. Дам 8-ми летнюю школу, а в следующем году открываем в Петушках среднюю, пойдёшь туда директором.
-Нет, благодарю. Мне теперь нужен подземный стаж. Два года есть, осталось четыре и восемь месяцев.
-А где мой любимец Миша?
-Он окончил 8 классов, пойдёт в 9-й. А там будем посмотреть.
-А что смотреть? У меня приятель директор Средне -Колымского СПТУ. Там готовят охотников-промысловиков плюс водителей вездеходов. И ещё получит третий класс тракториста- механизатора широкого профиля. И романтики море.  Я своего, когда подрастёт, отправлю только туда. А по окончанию дают направление на единственную кафедру охотоведения в Московской Сельско-хозяйственной академии. Перспектива колоссальная!
-Вот за это спасибо. Мишу отравлю к тебе, а ты всё устроишь.
-Какой разговор!
    Плыть до Петушков где-то более часа. У руля моторист аэродромной службы Володя, мы с Жаном устроились в махонькой каюте и болтаем на разные темы. Над рекой приличный ветер, в днище полуглиссера со стуком бьёт волна, такое впечатление, что едешь на телеге по разбитой дороге. Ближе к океану река становится ещё более широкой и разделяется на многочисленные рукава. По всей реке бакены, указывающие путь океанским судам. Плывём вдоль берега, который порос кустарниками и деревьями. Вот и посёлок городского типа Петушки. Дома стандартные для Крайнего севера, в основном двухэтажные. Посёлок сравнительно молодой, поэтому и улицы спроектированы приближённо к цивилизованному «материку». На нефтебазе нам показывают наши бочки с таким  дефицитным трансформаторным маслом. Я не выдерживаю и спрашиваю начальника отдела снабжения и сбыта:
-Как получилось, что наш груз, отправляемый Магаданской центральной нефтебазой, попал не Усть-Неру, а чёрт его знает куда?
-Мил человек,- отвечает мне главный специалист. –Скажите спасибо, что он не попал, скажем в …Туркмению. При нашей кричащей русской неразберихе всё возможно. И никто отвечать не будет. Крайнего-то нет. Ну, найдут стрелочника, пожурят- и всё. Да и кто будет жаловаться?
    Бочки лежат в одном месте. Жан наносит на план место будущей вертолётной площадки, и мы вместе по углам закрепляем на шестах красные флажки. Плывём обратно.
-Володя, - кричит Жан,- от Черского держи на стан рыбаков!
-На тот, что и раньше!?
-Да!
     Прошли половину пути, как один подвесной мотор стал чихать и заглох. А на одном плыть против стремительного течения проблема. Решаем вернуться в Черский, а за рыбой махнуть в следующий раз. Стемнело. До Черского наискосок километров 20. Слава, Богу, что по течению. До берега на полуглиссере не подойти. Придётся, как и утром пересаживаться в лодку «Обянку» и на вёслах подходить к берегу. Полуглиссер пришвартовываем к железной свае, точащей и воды, и начинаем переходить в лодку. И тут случилось непредвиденное. Когда я наступил на борт пустой лодки, она покачнулась, а я свалился в довольно холодные воды почти что Северного Ледовитого океана.  Нырнул с головой, а портфель с документацией и шестью бутылками «Московской» спокойно опустился на дно.  Мне помогли выбраться на лодку, пристали к Володиному кораблю, как он называл спасательный катер с севшего на мель шведского судна. Это действительно был маленький корабль-  килевой, с каютой, камбузом, рубкой управления, моторным отделением со шведским дизелем. Были даже две мачты с ходовыми огнями. За эту посудину Володя отдал новую Волгу- 24. Сняли с меня мокрую одежду, засунули в крохотный камбуз, где я обогрелся при помощи газовой горелки. Там и ночевали. А утром моя одежда, которая оставалась на крыше кубрика, покрылась тонким слоем льда. Володя одел меня в свои рыбацкие шмотки, и я в них пошёл в гостиницу отдыхать. Поспал часа три. Разбудил Володя с Жаном:
-Что с водкой делать? Ребята достали. Наварили на трубу крючья и поддели портфель. Мы смотрели - документы даже не успели промокнуть.
-Пару пузырей отдайте «спасателям», а остальные  сохраните до следующего купанию,- смеюсь я, довольный, что документы целы.
   На другой день иду к Перину. Тот уже в курсе моих приключений и весело хохочет:
-Не простыл?
-А что мне будет - мы люди закалённые.
-Тогда бери Ми-8 и лети на нефтебазу. Там командир вертолёта сам  посмотрит. Если всё в порядке - будем выхватывать груз. За рейсов 10-12 и вывезем. Только организуй погрузку.
    Мне приходилось летать на многих типах самолётов: Як-12, Ан-2, Ли-2, Ил-14, Ил-18, Як-25. Ту-104, Ту-154, Ан-12, но в вертолёт я попал впервые. Лететь довольно приятно, обозрение то что надо, всё видно до мельчайших под-робностей - и река с многочисленными островами, и лес, и тундра за ним, и сизо-синяя полоса Ледовитого океана. В Петушках пилот долго ищет место посадки.  Приземлились далеко от моих бочек.
-Вот посмотри,- объясняет мне командир вертолёта,- площадка, выбранная Жаном, не подходит. Бочки и вся территория вокруг от болотины покрыта старыми досками. При взлёте винты развивают такую мощность, что от досок будет разлетаться щепа и может повредить вертолёт. Тут нужно другое решение.
    Летим обратно. Настроение, прямо сказать, хреновое. Я уже мечтал о скором выполнении задания и возвращении домой. Утром опять иду к  Перину.
-Павел Сергеевич, как быть?
-Да я тут прикинул, что к чему, и дам единственный совет: вывезти груз по реке. Поезжай на Зелёный Мыс к начальнику порта, записку дам. Он поможет. А к тому времени и у меня борта освободятся. Давай, бери мой Газик и дуй в порт.
    Проблем оказалось море! Буксир, огромный, морской мне дали сразу. А вот баржи оказались все заняты.  Севернее Петушков находились склады ВМ (взрывчатых материалов). Как на зло, подошёл транспорт со взрывчаткой, и баржами она перевозилась на склады.
-Ну, так и быть. Одну баржу забираете, указание я передам с Вами,- обрадовал начальник порта.- Больно просил оказать тебе услугу Павел Сергеевич. Вы родственники?
-Летали вместе,- хотел сказать в Великую отечественную.
-Тогда всё понятно. Но баржу заберёте только завтра утром.
    Пошёл искать выделенный буксир, что бы решить все вопросы с капитаном.
-Раз сегодня работы нет - будем гулять,- встретил меня капитан. – Прошу в кубрик.                Время обеда. Обедаем вчетвером: капитан, два члена команды и я. Обед шикарный с обильной, как всегда, выпивкой, но вместо водки питьевой спирт. Во время обеда выработали план дальнейших действий. Узнав, что я имею отношение к музыке, капитан страшно обрадовался:
-Зачем тебе возвращаться в гостиницу, а рано утром обратно? Ночуем у меня, жена на материке, имеется аккордеон, я когда-то играл в ресторанном оркестре. Отлично посидим, а на зорьке пошлёпаем за баржой. Всё будет в лучшем виде, как говорят, тип-топ. Вот только сходим на берег. Там у меня ледник, а в нём рыбка хранится. Захватим пару хвостов.
    Ледник огромный, а рыба висит рядами, в основном сиг, чир, нельма, муксун, ряпушка. Даже был северный омуль, который, как я раньше считал, плавает только в озере Байкал. Посидели отлично, попели, поиграли, вспомнили и Козина, и Вертинского, и Лещенка, только не совремённого, а Петра, который был автором знаменитых  «Журавлей»: «Здесь под небом чужим…»
   Утром пошли за баржей. А дальше было проще. Причалили её к причалу Петушков. Леонид, так звали капитана, куда побежал и вернулся в сопровождении четырёх, судя по опухшим физиономиям, не любителей выпить.
-Ты, Михалыч,  покукарекай с ними, мужики надёжные, на рожи не смотри. Они всё  сварганят в два счёта.
    Когда договорились об оплате, мои наёмные рабочие вначале потребовали аванс в виде двух пузырей и закуски, что им было предоставлено немедленно.
После «лечения» они куда-то исчезли  и через полчаса на видевшем виды Газ-63, привезли первую партию бочек, которые мигом перекатили на баржу. Трудились в темпе. Я тем временем заполнял бланки договоров на проделанную  работу. Мы остались довольны друг другом - я быстрой погрузкой, они оплатой.  Я заплатил им больше договорённости за скорость и качество.
-Слушай, начальник, когда в следующий раз потребуется рабсила, только свисни…
-Договорились,- произнёс я громко и обнадёживающе, а про себя подумал: «Господи, не дай такого повторения!»
    Пришли в Черский. Там опять пришлось нанимать два ППРа  и грузчиков для доставки  бочек на погрузочную площадку аэродрома. Тепло прощаюсь с капитаном Леонидом, опрокидываем по рюмашке, и буксир отчаливает от пристани. Теперь остался последний этап- отправка в Усть-Неру.
Утром я у Перина.
-Юрий Михайлович, отдыхай пару дней. Освободятся борта - сразу отправлю за один приём
Делать в Черском практически нечего. Встречаюсь с Жаном и решаем вечером посетить рыбаков.
-Конечно, смотаемся, какой разговор.  Посидим, ушицы похлебаем. Да и тебе рыбки не помешает прихватить, а ребята сами и посолят, и подкоптят.
На этот раз плавание прошло без купания и надолго запомнилось своими достопримечательностями: костёр на берегу Колымы, дымящая ароматная уха, шашлыки из жирного муксуна …Ей богу, ради этого стоит жить!
   Два дня провёл с Юрием Ивановичем. Посмотрели  новостройку - типовую среднюю школу в Петушках.
-Работать будет по кабинетной системе. Кроме того это школа- интернат, как в Суздале, помнишь, наверно? Не раздумал идти ко мне?
-Да нет, Юрий Иванович, не все пески ещё взорвал, не всё золото добыл. Буду добивать подземку. Да  заработать на будущее не помешает.
-Может ты и прав. Ну, всех благ тебе! И присылай Мишу.
-Пришлю.
   Снова появляюсь у Перина. В его кабинете толпа сотрудников. При виде меня, он утихомиривает расшумевшихся работников:
-Юрий Михайлович, завтра с утра ты в плане. А сегодня я тебе делаю подарок - полетаешь по очень интересным местам, на всю жизнь запомнишь.
И  по селектору даёт команду:
-Борт 028, задержите  вылет. Встречайте пассажира! Мой Газик к выходу! Юрий Михайлович, быстро в машину!
   Меня подвозят к Ил-14, который уже с вращающими винтами стоит на взлётной полосе. На серебряном стабилизаторе красная полоса, знак полярной авиации. Трапа уже нет, с открытой двери сбрасывают верёвочную лестницу, по которой я быстро взбираюсь в самолёт. В салоне нет привычных сидений. Стоят несколько мягких диванов, столиков и множество аппаратуры. Кроме экипажа в самолёте ещё человек шесть.
-И кто к нам пожаловал?
-Представитель «Индигирзолота». Павел Сергеевич пообещал, что я увижу нечто сверхъестественное.
-Увидишь, это точно: и караван судов, подпёртых льдами, и, если удастся, «СП-24».                Я опешил. Ожидал всё, что угодно, но пролететь над дрейфующей станцией «Полюс 24»! Летим. Наш курс на устье Колымы, где внезапно подогнало с севера льды, и создалась сложная ледяная обстановка. Через иллюминатор вижу много сухогрузов, танкеров, которые остановлены льдами и ожидают прихода ледокола.  А вот и сам атомный ледокол «Сибирь» спешит на помощь последнему каравану,  доставляющему прибрежным жителям всё необходимое для наступающей долгой полярной ночи. Наш полёт продолжается. Давно исчезли посёлки, острова, разбросанные в устье Колымы, пленённые льдом суда - под крылом сплошные льды.
-Командир!- кричит бортнженер, - начинается обледенение! Приступаем ?
-Я тебя приступлю! Не трогай спирт! Сейчас снизимся, и всё будет в порядке.
В салоне стоит хохот.
-Сколько с ним летаем - ни разу положенный спирт не применял!
-Правильно! Лучше его во внутрь.
-Точно! Кощунство так его уничтожать.
Снизились.
-Обледенение прекратилось,-  докладывает бортинженер.
-Ну,  и ладушки,- доносится с кабины пилотов.
Внезапно самолёт резко теряет высоту. Все бросаются к иллюминаторам.
-Мужики! Под нами «Полюс-24!»
    Самолёт наклоняется на крыло, и видно, как около темнеющих на льду построек и множества антенных мачт, зимовщики машут нам руками и подбрасывают вверх меховые шапки. Вспыхивают ракеты. Через открытую дверь вниз сбрасываются тюки  с необходимыми продуктами, медикаментами, оборудованием.
Самолёт набирает высоту, и мы летим домой.
    На следующий день с утра загружаются четыре Ан-26, я тепло прощаюсь с Павлом Сергеевичем Периным, известным лётчиком- полярником и просто чудесным человеком, и вылетаю на последнем самолёте домой. А в салоне меня ждёт ещё один, уже последний сюрприз,- бочка  с ряпушкой, доставленная и погруженная инженером аэродромной службы Жаном. А на ней надпись: «Лабуху от лабуха. Капитан Леонид».
   Вечером я был в Усть-Нере. Бочки разгрузили на лётном поле, а меня встретил  предупреждённый  Мутовин, забрали бочку с рыбой и  уехали на прииск.  Я взял часть рыбы себе, а остальное оставил на усмотрение Евгения Захаровича. На другой день  прибыл на комбинат, отчитался о всех расходах, получил неплохую премию за выполнение ответственного задания и неделю отгулов, которые с удовольствием использовал для рыбалки и охоты.
   А теперь самое интересное!  Через месяц я улетал в Ленинградское ВПШ на сессию. В порту встретил начальника отдела перевозок.
-Привет, Юрий Михайлович!  Ты когда заберёшь с аэродрома свой груз?
-Какой?- удивился я.
-Да бочки с какими-то маслами. Валяются здесь, как бельмо на глазу. Несколько раз в комбинат звонил, а всё только обещают.
   Через сорок дней я вернулся из Ленинграда и специально пошёл посмотреть, забрали ли такое дефицитное трансформаторное масло, без которого может остановиться производство и добыча золота. На окраине взлётной полосы я увидел  мои бочки, уже присыпанные пушистым снегом. Вот и все дела!  Я не в состоянии объяснить подобное головотяпство. Возможно, это надо  назвать более точным словом,  не знаю, это выше моего понимания. Какие расходы понёс комбинат на «выхватывания» столь необходимого трансформаторного масла! Со временем, наверно, я стал умнеть, особенно при общении с теми, кто руководил производственным процессом, составлял программы на длительный период и был во главе  всего. Считалось, что для этой деятельности выдвигаются самые грамотные, самые опытные производственники, которым по плечу решение любых проблем. Самые грамотные! Самые!
   Однажды на одну из наших золотоносных шахтёнок приехал начальник производственного отдела комбината (тоже самый грамотный). Когда-то, до такого высокого повышения, он, молодой выпускник горного института, работал на этом участке горным мастером. Горный мастер, младшая ступень среди руководителей, да ещё после институтской скамьи, он знал в совершенстве все подземные механизмы. Чтобы было понятнее, о чём пойдёт речь, я объясню, что при транспортировке золотоносных песков по лавам и штрекам, используются лебёдки: 30ЛС, 55ЛС, 80ЛС, 100ЛС. Каждая лебёдка может работать только с ковшом определённого объёма.  Ковш, прицепленный посредством  троса к барабану лебёдки, захватывает пески и подаёт их в определённое место. Его невозможно недогрузить, такое у него устройство. И самое последнее: в зависимости от мощности лебёдки подбирается ковш соответствующего объёма.
    Во время обеденного перерыва на поверхности собралась почти вся бригада. И наш приехавший  начальник уже хорошо выработанным руководящим голосом  начал учить опытных забойщиков и проходчиков, как работать, что бы поднять производительность.
-Мне, товарищи, просто неудобно делать вам, моим бывшим подчинённым, указания, как работать. Вот посмотрите, мы с огромным трудом достали для вашего участка кубовые ковши. Почему вы их не используете? А они вам заметно подымут производительность. Неужели это непонятно?
-Так у нас самые мощные лебёдки- восьмидесятые.
-Ну, и что?
-Так они не потянут кубовый ковш.
-А вы не догружайте.
Наступила тишина, а потом громкий хохот всколыхнул воздух в распадке.
    А вот ещё один пример деятельности руководителей. Я уже говорил, что какое-то время работал заместителем начальника нашего участка. Привезли морозоустойчивую транспортёрную ленту, которая не трескалась даже при 50-градусном морозе. Такой двухсотметровый рулон лежал у ствола шахты, выдача песков из которой велась транспортёром. Когда монтировали стойки, рассчитывали на обычную ленту, более узкую.  Теперь выходом из создавшегося положения было только обрезание новой ленты.  Это процесс очень трудоёмкий. Шахта готовилась к добыче песков, нарезались рассечки, штрека, а лента продолжала дремать под толстым слоем снега. Каждое утро директор прииска проводил селекторное совещание. В кабинете начальника участка находились механик, энергетик, парторг и я.
-Товарищ Исламов! Доложите, как идёт подготовка новой шахты к выдаче песков?
-Александр Васильевич, у нас всё в порядке. Опробовали новую ленту. Теперь будем работать по- бистрому.
-Знаю я твоё «по- бистрому»! Смотри у меня! Держу на контроле.
Совещание окончено.
-Хасан Ибрагимович,- не выдерживаю я,- какое опробование? Ленту ещё и не резали. Только гильотину достали.
-Ты, Юрий Михайлович, ничего в производстве пока не смыслишь. Я соврал сегодня, совру ещё не раз. А выматерят меня в конце месяца, а не ежедневно.  Понял?                Спокойно работаю почти месяц, и радуюсь, что обо мне забыли. Вдруг вечером звонит Епишкин:
-Юрий Михайлович, как настроение?
-Что, опять? Как надоели поездки, хочется просто поработать.
-Вот-вот, я и говорю об этом. Ты, ведь, знаешь, что до «Маршальского» я был начальником рудника «Сарылах». Это тебе не наши сезонные шахтёнки- погреба. Это самый совремённый рудник. Пять горизонтов, отработка руды системой блоков. Добывают сурьму, а в ней кроме золота почти вся таблица Менделеева. Я к чему веду. На руднике нехватка мастеров-взрывников твоего уровня, а за этот рудник я болею. Есть возможность перевести тебя на «Сарылах». И зарплата гораздо выше, и премия стабильная, и жена не будет работать в пыльной и шумной компрессорной. Подумай!
-Я в принципе согласен.  Как с жильём?
-Я разговаривал с начальником рудника.  Пока дадут большую комнату, метров 40. А освободиться квартира - ты первый на очереди.
-Добро. А что делать с домом?
-Да его вмиг купят, только заикнись.
Так и получилось. Дом купили, с рудника пришла автомашина, и мы переехали на «Сарылах».
               
                Глава  19
    О Сарылахе надо рассказать более подробно. Сарылах в приблизительном переводе с якутского - «Долина смерти». Непонятно, почему так назвали это место, об этом знают только якуты, но звучит неприятно. Таких мест много.   Вот после спуска с  Бурхалинского перевала, немного не доезжая до поворота на посёлок энергетиков  Мяунджу, справа в километрах десяти от трассы высятся три пикообразные, серо-жёлтого зловещего цвета сопки (я видел дым такого же цвета из труб города Ангарска).  Три стороны  неприступны для восхождения, а  четвёртая пологая и покрытая лиственницами. У подножья деревья зелёные, пушистые, а чем выше  к вершине, тем эта нежная зелень принимает жёлтый оттенок, потом лес редеет, уменьшается в росте, а дальше подымаешься среди торчащих пожелтевших стволов. Обычно вершины сопок покрыты тёмно-зелёным стлаником с ягодниками шикши. Здесь этого не встретишь, а под ногами только серый песок вперемежку со ржавыми осколками породы. Рассказывают, что несколько лет назад у подножья самой высокой сопки были найдены кости и рога огромного стада оленей.
   Подъём занял около часа. Но когда мы оказались на вершине, то почувствовали вначале лёгкое головокружение, а потом настроение стало соответствовать словам из песни Розембаума: «…господа, как хочется стреляться». И было из чего, но мы в темпе покинули эту негостеприимную вершину и отдышались только на солидном расстоянии от нее. Потом один геолог поведал, что в таких сопках находятся огромные  стратегические запасы урана.
    Коротко о Сарылахе вчерашнем и сегодняшним. Год рождения 1970. В 1989 году здесь проживало 1100 человек. В 1999 осталось 300. Сейчас некогда своеобразный, строящийся посёлок превращён в свалку развалин, как после ядерного взрыва в Хиросиме. За японскую трагедию ответственны американские преступники, давшие команду из Белого Дома. Оказалось, что и в России есть Белый Дом, и есть такие же преступники. Разница только в том, что американские преступники уничтожали, якобы, врагов, а наши -  уничтожают своих. Слава  Богу, что хоть только строения и сооружения. Но и это является моральным уничтожением тех, кто связал свою судьбу с этими местами. Если бы Вы увидели, что осталось от посёлка Сарылах, то наверно по-другому бы оценили ельцинский и  путинский период становления демократии, а по-простому - уничтожения своей страны. Когда мне говорят, причём здесь Ельцин и Путин, я задаю вопрос: «Кто в доме хозяин?». Попробуйте возразить. Сегодня на уникальном месторождении «Сарылах» и обогатительной фабрике с 2001 года хозяйничает  международная частная компания Geopro Mining. А, ведь, всё правильно. Зачем россиянину такие заботы, платили бы зарплату. А кто хозяин - всем до лампочки. А вот  тем, кто подарил это месторождение чужакам- бизнесменам, очень и очень выгодно.
    Когда начали строить рудник,  одни светлые руководящие головы опре-делили, что добыча сурьмы производство вредное. Одно дело её добывать, соблюдая определённые средства защиты, а другое дело жить рядом. Поэтому для горняков Сарылаха был срочно построен микрорайон в Усть-Нере, и все получили благоустроенные квартиры. На работу возили вахтовками за 54 километра. Это было и дорого, и неудобно. Потом вдруг другие светлые тоже руководящие головы доказали, что не «так страшен чёрт, как его малюют», что добыча сурьмы неопасна. И сразу начали создавать жилой фонд непосредственно в новом посёлке. Теперь горняки оказались домовладельцами двух квартир - в районном центре и в Сарылахе. Квартплату платили, а жилья не сдавали.
     Мы получили обещанную огромную комнату с общим коридором, туалетом, с отопительной системой и водопроводом. В этой квартире жили мы с Тамарой, моя мать, приехавшая к нам, младший сын. Дочь училась на зверовода -пушника, а Миша улетел на побережье Ледовитого океана осваивать самые престижные северные специальности. Тамару приняли машинистом лебёдки БЛ-1200, которая выдавала «на-гора» вагонетки с сурьмяной рудой. Мне пришлось сдавать экзамен, необходимо было получить допуск для проведения взрывных работ в условиях взрывоопасности сульфидной пыли. Для меня особой сложности этот экзамен не составлял, просто в удостоверении мастера – взрывника появилась запись «разрешено проводить взрывные работы в условиях наличия сульфидной пыли».
   Немного о ведении взрывных работ, как самом опасном виде производства. Если говорить о применении ВМ (взрывчатых материалов) на угольных шахтах, где возможны  выбросы метана, водорода или пыли, то надо отметить, что там строго соблюдаются единые правила безопасности. За этим следят все без исключения, потому что малейшее нарушение допущенное мастером-взрывником ведёт к трагедии. А вот на подземных предприятиях цветной металлургии: добыча руд, золота, серебра, олова и т.п. при ведении взрывных работ допускают некоторые нарушения. Я скажу откровенно: если соблюдать все предписания, единые правила – взрывные работы станут капитальным тормозом для выполнения плана. Теперь обо всём подробно.
   На руднике «Сарылах» было два участка: подготовительный, который занимался проходкой полевых штреков, восстающих и других вспомогательных выработок для добычи руды. А руду добывал добычной участок. Вначале я попал на 2-й, подготовительный, благодаря чему за короткое время ознакомился с устройством рудника. Действительно, золотодобывающие шахтёнки по сравнению с ним просто норы и пещеры. На руднике пять горизонтов, через каждые 50 метров, два ствола, по которым ходит клеть. В то время на подземке ещё работали женщины - клетьевыми, машинистами насосных, в ламповой и подземном складе ВМ. 
   Моя рабочая смена начиналась с получения наряда. Потом переодевание в робу, получение лампы и самоспасателя. После этого я отправлялся на подземный склад ВМ и там ожидал звонка горного мастера, который сообщал, что необходимо  получить для проведения взрывных работ в обуренном забое. На каждый забой имелся паспорт буровзрывных работ, от которого нельзя было отклоняться. Я заполнял наряд-путёвку согласно этого паспорта и получал соответственно положенное количество ВВ и средств взрывания. Машинист электровоза подгонял  вагончик, в котором я доставлял всё полученное к забою. Там ожидали подносчики -хорошо проинструкти-рованные рабочие. Они доставляли ВВ  к забою. По инструкции я имею право переносить со средствами  взрывания - капсюлями-детонаторами- только 12 килограмм взрывчатки. Когда всё доставлено, я начинаю проверять качество забуренных шпуров, их чистоту. После этого все уходят, а я  заряжаю забой. При проходке рассечек, квершлагов, штреков взрывные работы ведутся огневым способом. Я обязан собрать в пучки концы зажигательных трубок, одеть на них электрозажигательные патрончики и посредством подаваемого тока с укрытия  их поджечь. Но на практике мы поджигали каждую зажигательную трубку при помощи затравки. Это не только быстрее, но и надёжнее. Это первое нарушение. Прихожу в забой, а там забурено, скажем, не 40 шпуров, согласно паспорта, а 38. Остаётся пачка аммонита и две зажигательные трубки. По закону я их должен в конце смены оформить на складе ВМ, как возврат. А это и долго, и сложно из-за бумажной волокиты. А кроме всего, пока я там разбираюсь с остатком, автобус, которым мы уезжаем домой, уйдёт. И тогда три километра пешком, а мороз-то под 40, да ещё после сауны и душевой. Поэтому остатки просто уничтожаем во время взрыва. Ещё одно нарушение. При ликвидации оставшихся зажигательных трубок погиб один наш мастер-взрывник Ткачёв. Забурили меньше положенного. Ткачёв взрывчатку распределил по шпурам, а концы решил ликвидировать. Идёт он с горным мастером по откаточному штреку. Возле рассечки поджигает зажигательные трубки и швыряет их в неё. Но одна зацепилась за его лампу и упала в вагонетку. Ткачук  бросился к вагонетке, схватил горящий шнур, и в это время капсюль- детонатор взорвался. По закону подлости маленький осколочек врезался ему в сонную артерию - и всё. Его не спасли.
   Огнепроводный шнур (ОШ) горит со скоростью одного сантиметра в минуту. Поэтому длина зажигательной трубки рассчитывается так, что бы взрывник после её поджигания, мог уйти в безопасное место. Но очень редко, когда нарушена направляющая нить в шнуре, может случиться  преждевременный взрыв. Со мной один раз это и произошло. Но не случилось трагедии, так как ударная волна и взорванная порода пошли в сторону. Меня только потоком воздуха прижало к борту. И я отделался лёгким испугом, но продолжал работать, как и раньше.
   А вот на Куларе (в Заполярье) произошла страшная трагедия. После взрывных работ, взрывник обнаружил отказ. С углового верхнего шпура свисал по какой-то причине погасший шнур. Взрывник дослал в шпур новый боевик (патрон с зажигательной трубкой) и поджёг его. Горный мастер, два забойщика и взрывник ушли в безопасное место. Прогремел взрыв.  Побежали в забой посмотреть результат, и в это время прогремел второй взрыв. Все четверо погибли на месте. Что оказалось. Первоначальный шнур перебило и загасило соседним выбросом породы. Кроме того шпур был пересыпан. Когда сработал дополнительный заряд, перебитый шнур воспламенился, и сработал мощный заряд весом в килограмм. После этого случая категорически было запрещены взрывные работы без применения электрозажигательных патрончиков.  Но прошло некоторое время, и мы продолжали обжигать пальцы затравкой, поджигая каждый конец в отдельности. Работаешь с соблюдением всех правил при взрывных работах, забудь о премии.
    К нам прилетела с Украины моя мама,  решившаяся продать наш старый дом, за которым ухаживать не было сил, а мы и не думали туда возвращаться, надо было зарабатывать северный стаж. А за это время дом пришёл бы в непригляднее состояние. Мама решила жить с нами, а мы этому только обрадовались. Теперь  мне нужна была обещанная квартира. Пошёл к начальнику рудника Благинину.
-Юрий Михайлович, дорогой мой! Мы Вас очень ценим, как мастера взрывного дела и руководителя культурной жизнью посёлка (я должен объяснить: мне доверили клуб и всю самодеятельность). Но в данный момент жилья не строим. Как только освободиться первая трёхкомнатная квартира - она Ваша. Потерпите, голубчик, очень прошу.
    И мы решили потерпеть. Разделили огромную комнату мебелью пополам, и получилось довольно неплохо. Но неожиданно пришла телеграмма из Магаданского Объединения Северо- Востокзолото. Меня откомандировывали на новое богатейшее месторождение серебра «Дукат» Омсукчанского обо-гатительного комбината.  Квартиру предоставляли в течение двух месяцев в новом пятиэтажном микрорайоне. Как Благинин не протестовал, но звонок из Усть-Неры его успокоил. На новый богатейший и самый перспективный рудник по указанию Цветмета собирали со всех комбинатов Якутии и Магаданской области самых сильных специалистов- проходчиков, бурильщиков, мастеров–взрывников. Семья до получения квартиры оставалась на Сарылахе, а я на своём новом тяжёлом мотоцикле  «Днепр» МТ-36 своим ходом отправился на «Дукат», до которого было всего 1100 километров. Мне предстоял путь через несколько сложных перевалов Магаданской трассы, которые я не раз преодолевал на автомобиле, мотаясь по снабженческим делам, а потом от дорожного посёлка Стрелка начиналась дорога на новый рудник, и впереди меня ждали ещё  четыре незнакомых перевала.
   Кончался месяц август- рубеж короткого северного лета и  непродол-жительной осени, переходящей в затяжную, морозную колымскую зиму. Я выехал из дома ранним утром, сложив в коляску мотоцикла всё необходимое на первое время. Стояла великолепная погода, хотя по утрам и ближе к ночи чувствовалось приближение холодов. Мотоцикл у меня был новый, очень надёжный, правда, несколькими болезнями болел. «Урал» по мнению мотоциклистов был более качественный, чем «Днепр», у которого основными недостатками являлись слабые спицы, и очень быстро увеличивался зазор в клапанах. Но приобрести в то время «Урал» была огромная проблема, а мне мотоцикл прислал Тамарин брат из Баку. Пришлось немного переплатить, но что делать - хочешь кататься, люби и саночки возить.
    В посёлок Стрелка я приехал к вечеру, но было ещё по - северному довольно светло. Переночевал в шоферской гостинице, где меня знали, утром перекусил в дорожной столовой, которая работала круглосуточно, и повернул на Омсукчанскую трассу. Мне предстояло проехать ещё где-то 350 километров и преодолеть четыре перевала. В летнее время это не было проблемой, так что такая поездка для меня являлась увлекательной прогулкой. Немного об Омсукчанской трассе. Её строили те же заключённые, и, как говорят старожилы, она построена на костях своих строителей. Дорожное покрытие из местного материала: мелкая щебёнка, которую берут из любой сопки. А многочисленный автотранспорт укатывает её до качества асфальта. До Омсукчана, районного центра, стоят только два посёлка: Купка и Балыгычан , сегодня оба  разрушены свежим ветром демократии.
    На карте Магаданской области и Якутии в изобилии встречаются географические названия, присвоенные когда-то коренными жителями, позже путешественниками, топографами, геодезистами, геологами, дорожниками, строителями и, конечно, заключёнными, которые, откровенно говоря, своим рабским трудом и создавали прочную основу промышленному освоению Северовостока.
   И вот я на Омсукчанской трассе. Вначале она проходит по прижиму, где справа далеко внизу стремительно мчит свои воды приток Колымы река Буюнда. Начинается первый перевал «Широкий». Дорога на перевале действительно соответствует его названию, она довольно просторная, и преодолеваешь его без особых затруднений. Но возникает интересный  ничем необъяснимый феномен, ощутимый в основном в ночное время: едешь как-будто вверх, и вода  по краям трассы почему-то течёт в направлении подъёма. С кем из шоферов не приходилось беседовать, ни один это явление не объяснил.
    Начинается перевал «Жаркий». Его имя говорит само за себя: очень крутые и закрученные серпантины, и двигатель начинает перегреваться, так как приходится двигаться продолжительное время на пониженной передаче. «Жаркий»- он и есть «Жаркий!» Он незаметно переходит в перевал «Рио-Рита».  Своё музыкальное название перевал получил действительно от прямой связи с музыкой. На зоне, заключённые которой работали на этом перевале, был патефон с единственной пластинкой модного тогда  фокстрота «Рио-Рита». Один зек нечаянно разбил этот «шедевр». Разъярённые братья по духу его убили и здесь же и похоронили. А перевал стал называться «Рио-Рита». Примерно так получил своё название и перевал Колымской трассы «Дунькин пуп».  Дунька, отбыв свой срок, осталась на Колыме, в примитивном домишке. Говорят, у неё был очень глубокий пуп. Кто из старателей засыпал его золотым песком, получал право провести ночь с этой северной Клеопатрой.  Где-то в пятидесяти километрах от Омсукчана начинается самый тяжёлый перевал «Капрановский», величественный и затяжной, на котором даже летом встречаются снежные  поляны. Он назван в честь погибшего от рук бежавших уголовников в 1949 году Евгения Ивановича Капранова, одного из пионеров освоения «золотой Колымы».  Обелиск над его могилой стоит на самой верхней точки перевала.
   Дальше дорога идёт по широкой долине и за пять километров от Омсукчана резко поворачивает влево. Ещё тридцать километров, и она по тесному ущелью  поднимается к знаменитому Дукатскому месторождению.
   В распадках Омсукчанского хребта уютно устроился молодой горняцкий посёлок Дукат. Правда, вначале он был геологическим, в нём базировалась крупная геологоразведочная экспедиция. А её образованию предшествовало открытие золотосеребряного массива. Первые данные были получены с воздуха: территория Колымы покрыта аэромагнитной съёмкой, которая даёт богатейшую геофизическую информацию. Геофизики искали всевозможные аномалии по определённой программе. Одна из таких аномалий была обследована в районе ручья Дукат заверочным отрядом Юрия Григорьевича Старникова.  На месторождение прибыла партия Тамары Ивлевой, позже Валентины Бростовской. Обе партии провели детальное обследование  и дали оценку месторождению.  А вскоре здесь развернулись разведочные работы, и вырос посёлок геологов. А когда начал строиться сам рудник, горняки жили в палаточном городке, хотя зима в этих местах не очень тёплая. Во Пскове я встретился с Виктором Ивановичем Бибиковым (сегодня руководителем крупного холдинга «Андромеда»),  который был одним из первых проходчиков нового рудника «Дукат».
     Когда я приехал на рудник, здесь застраивался первый микрорайон. Строительные работы велись очень интенсивно, пятиэтажки росли на глазах. В одном таком доме я должен был получить двухкомнатную квартиру,  согласно телеграммы. Об этом ударном строительстве необходимо рассказать подробнее. Институтом «Ленгипрогор» (Ленинградский государственный  институт проектирования городов Госстроя РСФСР) был разработан план застройки посёлков Магаданской области. С 1973 года ввели в действие новые типовые проекты жилых домов с улучшенными планировочными и конструктивными решениями: увеличена высота помещений, расширена площади прихожих и кухонь, ликвидированы проходные комнаты, применены встроенные шкафы и т. д. Живи и радуйся! По этим же типовым проектам сваи, на которых строились дома, были заменены ленточным фундаментом.  Выгоднее, дешевле, а главное быстрее. За строительство Дуката по этим проектам многие проектировщики, строители были отмечены  прави-тельственным наградами и солидными премиями.
    А через несколько лет  новые пятиэтажные дома стали рушиться. Вначале в блочных стенах  появились  трещины да такие, что сквозь них можно наблюдать за улицей.  А потом перекосились лестничные марши, и дома стали опасными для проживания. Но орденоносные проектировщики и строители не сдавались. Из аварийных домов переселяли жильцов, куда только  возможно, причём на переезд не оказывали никакой помощи, хотя по закону все расходы, связанные с переселением, должны были взять на себя виновники этой строительной авантюры. А потом  стены сверлили и стягивали внушительными металлическими полосами - швеллерами. Нам объяснили, что после ремонта мы вернёмся обратно, и посоветовали в одну из комнат поставить мебель и сложить вещи. Мы так и поступили. Но во время сверления стен, бур упёрся в сервант, его перевернул, и в итоге всё, что в нём находилось, было побито. Никто за это не ответил, а нас обвинили в небрежности, и всё. В начале девяностых, когда мы жили уже на материке, в письме нам друзья сообщили, что почти все дома разобраны и теперь вернулись к сваям вместо ленточного фундамента, который при оттаивании мерзлоты и явился бичом, уничтоживший целые микрорайоны. Ещё при нас дома, которым не помогла металлическая стяжка, стали разбирать, а на заборе висел плакат с надписью: «Разборку дома ведёт бригада СУ-48. Строительство дома -500 тысяч рублей, демонтаж- один миллион».  Как повезло творцам- строителям! Восьмидесятые - это вам не 37 год! Как бы их наградил за подобное отец всех народов?
   Я приступил к работе вначале в ДШСУ (Дукатское Шахтостроительное Управление), которое занималось проходкой всех видов подземных выработок для последующей добычи руды. Меня, как заочника Высшей Школы профсоюзов ввели в состав профкома рудника, кроме того, любители музыки, узнав, что я ранее руководил эстрадными ансамблям и оркестрами, уговорили меня создать оркестр на руднике. Музыканты подобрались очень профессиональные: кто играл в образцовых военных оркестрах, у кого была за плечами музыкальная школа, а несколько человек играли в духовом оркестре геологической экспедиции. Приняли участие и преподаватели Дукатской музыкальной школа, а директор её Борис Кальченко, обладающий неплохим баритоном, стал солистом оркестра. В итоге оркестр вырос до 14 человек и имел пять солистов. По просьбе оркестрантов я расписывал джазовые пьесы, которые все с удовольствием исполняли.
   Неожиданно позвонила из Сарылаха Тамара и сообщила, что с мамой случился инсульт, и она находится в бессознательном состоянии. Меня, конечно, отпустили, я завёл свой мотоцикл и помчался в Якутию. Дорога была уже знакомая, снег ещё не выпал, правда, пришлось уже тепло одеваться. Мама по-прежнему была в тяжёлом состоянии, и Тамара взяла свой северный отпуск, чтобы  за ней ухаживать. Я пробыл на Сарылахе дней десять, Мама постепенно приходила в себя, появилась надежда на возможное выздоровление. И я умчался обратно, так как погода стала портиться, и на мотоцикле поездка усложнялась.  Действительно, до Стрелки я добрался благополучно, а на Омсукчанской трассе начал идти мокрый снег, который почти не таял, а разлетался из-под колёс грязными брызгами. Не помогали и защитные щитки, а на ветровом стекле  снег налипал прямо комьями. Приходилось высовывать голову в сторону от стекла, чтобы видеть дорогу, и принимать на лицо летящий мокрый снег. Перевал Капрановский встретил меня небольшим бураном и первыми снежными наносами, но скорость я старался не сбавлять и поздно ночью приехал на Дукат.
   Стали распределять квартиры в новом доме. Я, как член профкома, присутствовал на заседании, и вдруг понял, что меня в списках на получения жилья нет. Решил промолчать. Квартиры распредели.
-У меня вопрос. Почему я  остался без квартиры?
-А почему Вы должны её получить?- спросил заместитель начальника рудника по хозчасти. – Вы у нас всего три месяца, придётся потерпеть.
-Мне терпеть не придётся.- Я достал телеграмму и подал её председателю профкома.
Тот внимательно прочитал, потом о чём-то долго шептались с замом.
-Поучилась нестыковка. Но, что делать, квартиры все распределены. Вот в следующем…
-Следующего я ждать не буду. Срочно связываюсь с объединением Северо-Востокзолото, сообщаю о невыполнении условий перевода и уезжаю обратно на Сарылах, конечно не за свой счёт. Будьте здоровы, приятно было пообщаться.
    И ушёл. А вечером в гостиницу, где я проживал вместе с начальником участка  ДШСУ, пришёл председатель профкома, извинился и вручил ордер на двухкомнатную квартиру на первом этаже в новом доме. Я впервые в жизни получил настоящую благоустроенное жильё. Но радость омрачил звонок из Сарылаха - умерла моя мама. Меня снова отпустили на похороны, сварщики участка изготовили шикарный металлический венок, а начальник ДШСУ Борис Васильевич Мелентьев лично отвёз меня в диспетчерскую Омсукчана и договорился, чтобы я первой попуткой уехал в Стрелку, откуда шли машины с грузом в сторону Якутии. Пришлось добираться на перекладных: от Стрелки до Сусумана, от Сусумана до Аркагалы, а вот там удачно попал на вахтовку ВГСЧ (военизированная горноспасательная часть), которая шла на Дукат. Хоронили маму на новом кладбище, в тайге, где уже были две могилы.
    Стоял декабрь, ртутный столбик не опускался ниже 45 градусов. При таком морозе копать могилу в вечной мерзлоте практически невозможно. Рудник выделил несколько человек, которые работали, как на проходке шурфов: пожёг,  выдолбленная лунка, заряд ВВ, взрыв- и так почти сутки. За один цикл можно было углубиться не более, чем на 10 сантиметров. Но вот могила готова, маму похоронили, поставили металлическую оградку, обелиск с фотографией. Поминки устроили в столовой. Пришло руководство рудника, парторг, зная, что мама была членом КПСС более  35 лет  и занимала ответственные должности в СМИ, сказал несколько тёплых слов.
     Прошли годы. Демократические варвары, разрушившие нашу страну, добрались и до Сарылаха, преступно уничтожив разрастающийся посёлок, на месте которого остались одни руины. Заросло и кладбище, где нашли вечный покой несколько жителей  Сарылаха. Если бы у меня даже была возможность попасть в те места, то могилы матери я уже не нашёл бы. Радует только одна мысль- мама покоится в вечной мерзлоте не подвластной тлению. Она на все времена осталась такой, какой я её помню.
     И вот мы в новой квартире. Тамара пошла работать машинистом компресс-сорной Омсукчанской золотоизвлекательной фабрики. Работала по 12 часов. На фабрику доставляли служебным автобусом. Фабрика находилась в Омсукчане в 30 километрах от Дуката. Я тоже работал посменно. На время меня перевели на добычной участок, так как несколько мастеров-взрывников одновремённо ушли в отпуск, а близился конец месяца, и надо было урвать объёмы для максимальной премии.  Работа на первом участке заключалась в отбойке руды. Блок обуривали несколько смен, а мы выходили во взрывную. Приходилось подымать взрывчатку по восстающему в подготовленный забой. А это примерно 150-200 килограмм. Укладывали патронированную врывчатку в заплечные мешки и по 10-метровым лестничным маршам доставляли её к месту работ. Работа довольно трудоёмкая. 
   Теперь о премиях. За выполнением положенных объёмов следили бригадиры, причём очень тщательно. Дело в том, что в конце месяца приходили маркшейдеры и производили замер выполненных работ. Очень перевыполнять план было ни к чему. Как говорили: «Сегодня перевыполнение, а завтра это уже норма». Поэтому бригадиры прятали лишние объёму, как могли. Но это было возможно только при проходке забоев. Появляется в забое маркшейдер, и её или его бригадир охмуряет, и отмечают пройденные метры, как надо бригаде. А оставшиеся пойдут в план следующего месяца. А вот при отбойке руды объёмы измерялись выданной рудой на поверхность,  И бригадиры шли другим путём.
   Вначале я отмечу, что при получении ВМ на подготовленный забой, ответ-ственность за их ложилась только на взрывника, который обязан использовать полученное строго по назначению. Каждый капсюль-детонатор маркировался личным номером взрывника, а после взрывов в метро этим же номером штамповался каждый патрон. Поэтому я обязан был зарядить забой согласно паспорт, а оставшиеся ВМ сдать на склад, оформив возврат.
   Помню в конце месяца я вышел в ночную смену. Что-то очень быстро позвонил горный мастер и сообщил, что я должен получить для проведения взрывных работ. Кроме того он сказал, что для меня подогнан к складу ВМ малый электровоз. Мне часто приходилось самому управлять электровозом, особенно после проведения взрывных работ, когда бригада уже поднялась на поверхность. Получил я, как сейчас помню, 40 килограмм аммонита 6ЖВ и 40 электродетонаторов разного замедления. Вынес всё со склада, сложил на электровоз и поехал по откаточному штреку к нужному восстающему. Приехал на место, разгрузил ВМ. Обычно меня встречал горный мастер, а проходчики подымали сумки со взрывчаткой в забой, а я нёс только средства взрывания.  Постоял минут десять - никого. Прислушался, никто нигде не бурят, стоит полная тишина. Потом  по восстающему спустился горный мастер Вилен Васильевич.
-Приехал? Сейчас всё организуем.
-Забой-то готов?
-Готов-готов.
Появились проходчики, похватали сумки и поднялись наверх. Я полез за ними и увидел следующую картину. Бригада Платоновского, кстати, единственного орденоносца, расположилась вокруг импровизированного стола, на котором несколько бутылок с «Московской» и всевозможная закуска.
-Давай, Михалыч, устаивайся.
-А взрывать?
-А взрывать не будем. Аммонит мы запрячем, а детонаторы прячь сам. План -то в кармане. Забой обурен, вот завтра и взорвём. Наливай! 
   Аммонит куда уволокли в укромные места, а вот с детонаторами я не знал, что делать. Пошёл по откаточному штреку, поднялся по крепящей арке под кровлю и засунул в щель в породе завёрнутые в ветошь средства взрывания. Но, честно говоря, несколько дней, пока их не использовал, спал очень беспокойно. В подземных условиях имеют место непредвиденные случаи, скажем,  обвалилась кровля. И мой компромат выпал вместе с ней и оказался на самом видном месте. А это не просто ЧП. Это уголовная ответственность с  солидным сроком. Но всё обошлось.
   Я случайно встретил одного человека, лицо которого мне показалось очень знакомым. Встреча эта произошла в вестибюле Дукатского горно-обогатительного комбината.  Он тоже обратил на меня внимание. Несколько минут мы разглядывали друг друга, потом вспомнили.  Когда я работал на должности директора Суздальского ДК, мне приходилось встречаться с начальником районного отдела КГБ Юрием  Борисовичем. Он даже давал мне в своём кабинете читать запрещённую в то время книгу «Архипелаг Гулаг».
-Ты как попал в наши края?- поинтересовался я.
-Давай не будем разговаривать на виду у всех. Заходи ко мне.
Оказывается правое крыло здания занимало межрайонное управление КГБ, а Юрий Борисович уже в звании подполковника возглавлял это учреждение.
-Понимаешь, Юрий Михайлович, несколько лет севера - и выслуга неплохая. Все мы хотим немного заработать. А ты, по-прежнему в культуре?
-Да нет. Я мастер-взрывник рудника Дукат. Тоже решил немного заработать.
-Слушай, да тебя сам Бог прислал ко мне! Ты знаешь, сколько случаев в стране связано с применением взрывчатых материалов? Гибнут ни в чём неповинные люди. Последний случай неудачного взрыва дал нам неразорвавшийся капсюль-детонатор. При проверке оказалось, что он из партии, полученной из Магадана. Давай, помогай. Меня интересуют, в каких условиях находятся взрывчатые материалы на местах проведения взрывных работ. На подземке по моим сведениям более-менее благополучно, а вот на карьере, говорят полный бардак. Ты что об этом что знаешь? Давай, колись. От твоих сведений будет огромная польза.
-Ты прав, Юрий Борисович. Там полный бардак. И взрывчатка, и детонирующий шнур разбросаны по всему полигону и практически никем не охраняются.
-К тебе одна просьба. Брякни мне по телефону, когда завезут на карьер ВМ.
-Добро.
    И я «брякнул». А далее события развивались так.  Один из офицеров на неприметном Уазике заехал на карьер. Но шлагбауме, перед подготовляемом забое для массового взрыва, болталась небрежно написанное предупреждении: «Стой! Ведутся  взрывные работы!», и никакой охраны. Кэгэбист, конечно в гражданской одежде, свободно прошёл к бурильному станку СБШ-250, поднялся в кабину, где собрались и бурильщики,  и взрывники.  Они пили чай и травили анекдоты.
-Мужики, я проеду через карьер в распадок?
-Что, хариуса на ручье захотел подёргать? Давай, шуруй, проедешь!
Кэгэбист вышел из станка, вместе с шофёром погрузили в Уазик мешок аммонала, бухту детонирующего шнура и пару патронов для изготовления боевиков. И спокойно покинули карьер. На карьере провели взрывные работы, а пропажи никто и не заметил. На другой день директора ГОКа Кускова пригласили в кабинет Юрия Борисовича.
-Товарищ Кусков! Как обстоит у Вас дело с доставкой и хранением ВМ? Вы в курсе дела, что в стране последнее время имеют место взрывы и на улицах, и в метро, и на других объектах.
-Вот у меня полный порядок!
-А как охраняются ВМ на открытых работах? Там тоже порядок?
-Да там и муха не пролетит!
-А как Вы объясните это?- И ему указали на ВМ,  доставленные с карьера.
После этого случая некоторое время  соблюдались правила охраны, а потом снова всё вернулось «на круги своя».
    Шло время. Я защитил диплом, окончив Высшую школу профсоюзов, что давало мне право занимать должности не рядовых  работников. Пришёл последний день моего подземного стажа. В этот день, как принято, мне дали расписаться в журнале получения нарядов, поздравили с подземной выслугой и к работе не допустили. Существует суеверие, что в последний день работы обязательно что-то произойдёт, особенно при ведении взрывных работ. Я хотел уже идти на автобус и ехать в посёлок, чтобы приготовиться к приходу своих друзей и «обмыть» такое важное событие. Северяне чётко отмечают все подобные мероприятия. Вспоминаю, как прилетел первым рейсом из Якутска с дипломом в кармане. Дома я появился в 12 часов дня, а к четырём уже собралась солидная компания друзей по подземке: джаз, которым я руководил, мои коллеги  по взрывным делам во главе с мастером буровзрывных работ и другие. Хорошо, что лигачёвский эксперимент трезвости потерпел фиаско, а то, что я поставил бы на стол.  Вообще, такие политические выкрутасы вызывали только злость людей на их заумных вдохновителей и организаторов.                В 1979  году я приехал на участок «Угловой», где проживало чуть более четырехсот человек. А в магазине имелось шесть видов сливочного масла: просто масло, солёное, Вологодское, селёдочное, шоколадное, топлёное, колбасы начиная с варёных до копчёных. И не таких, как сегодня реализуют простым смертным. Покупаешь колбасу и непонятно, чего в ней больше, туалетной бумаги, сои или мяса: шкурок, жилок, хрящей, переработанных новейшей демократической технологией. А через несколько лет вышло постановление: продавать мясо и масло по талонам, причём, работающий в производстве мог купить на каждого члена семьи по четыре килограмма мяса и по четыреста грамм масла. Прочие смертные получали в два раза меньше. Даже ходили анекдоты. О лигачёвской авантюре по борьбе с пьянкой: « Достал бутылку, выстояв в очереди не один час, дома залезь под одеяло, выпей и никому не открывай двери». О мясных ограничениях: « Пришёл к друзьям, звонил, звонил - не открывают. Или дома нет, или мясо едят». Вот такие крайности характерны для нашей страны во все периоды её нелёгкой жизни.
    Так вот, не успел я выйти из нарядной, как ко мне подошёл наш начальник ДШСУ Мелентьев Борис Васильевич, мой партнёр по шахматам и преферансу.
-Юрий Михайлович, поехали срочно в Омсукчан на нашу базу.
      На базе находился автопарк, управление снабжением, цеха, где изготовлялись бетонные конструкции для гражданского строительства, и цементные растворы. Приехали мы в Омсукчан. В конторе Управления  трудились инженера по снабжению подземки и гражданского строительства, прорабы цехов, начальник автохозяйства. Зашли в кабинет начальника управления. Там висела на телефоне одна из инженеров, которая кому-то что-то доказывала громким колосом.
-Что случилось? Почему крик?
-Да вот начальник железобетонного завода опять не выполняет договорённости о фэбээсах (фундаментные блоки). Замучилась я с ним. Прямо беда. Дурак и хам. Так я ему и сказала, уже нервы не выдерживают.
-Успокойся и принеси нам крепкого чая. А ты, Юрий Михайлович, садись на её место и поговорим. Подземку ты выработал. Чем думаешь заняться? Тебе сколько до пенсии? Два года?
-Думаю продолжать взрывать.
-Пусть другие взывают, а ты с сегодняшнего дня начальник этой конторы. Тут воюют одни бабы, а снабжение требует серьёзного мужского участия. Зарплата приличная, но работу надо наладить. Договорились?
-В принципе я согласен. Одно меня беспокоит. Что касается материалов и оборудования для подземки - это я знаю в совершенстве. А вот гражданское строительство?
-Ты мужик с головой. Изучи номенклатуру по этому направлению - и вперёд. Пошли на женскую половину. Уважаемые девочки! Представляю Вам вашего шефа, прошу любить и жаловать!
    Так началась моя беспокойная работа по снабжению Дукатского  шахтостроя. Почти неделю я потратил на знакомство с марками цемента, фундаментными балками, перекрытиями, деревянным оборудование и многим другим. Но когда я первый раз поехал в Магаданское Управление снабжения, то свободно оперировал строительными наименованиями, как заправский инженер-строитель. С директором Омсукчанского завода ЖБИ нашёл общий язык сразу. Распили мы с ним бутылочку Армянского, и он заявил:
-Слава Богу, избавил ты меня от женского пола. Толку никакого, одни требования и крик. А с тобой поработаем. Но и ты мне помогай, в основном у меня перебои с цементом высокой марки. А дали по фондам трёхсотую, безголовые тупицы! А куда мне её? Тебе в раствор пойдёт и она, а в ЖБИ конструкции нет. А спрос с меня за качество строгий. Махнём?
-Махнём.
     Мотался, доставал, пробивал, выпрашивал, поил и так далее - весь комплекс снабженческих приёмов. Не я этот порядок устанавливал, и не мне его было менять.  Помните у Жванецкого: «- Я ехал, ехал, ехал…-Я понимаю, я понимаю, но нету…-А у меня «Смирновская…-Ох, хорошо… но нету…-А у меня Армянский... -Ох,  хорошо... Но…ладно, наливай….».  Самая большая проблема была со спецодеждой. На подземных работах она не выдерживала положенного срока, и шахтёры ходили прямо в лохмотьях.  На это они не жаловались, понимая сроки носки: штопали, латали, подшивали валенки транспортёрной лентой, так как они не проживали и десяти дней хождения по острой породе. А вот верхонок  катастрофически  нехватало.  Попробуй  поработать без них, останешься без рук за смену. Куда я только не обращался, у всех была эта общая беда. Пытались шить сами, но подходящего материала не было. И вот неожиданно я набрёл на золотую жилу. Поехал я как-то на рыбалку на нерестовую реку Вилигу, которая впадала в Охотское море, а по ней подымалась на нерест лососевая рыба: горбуша, кета, нерка, кижуч. Эту рыбу добывать было категорически запрещено, штрафы выписывались рыбнадзором баснословные.  Задержали тебя с одной кетиной, и начинался  заполняться протокол: одна рыба 10 рублей, штраф за незаконный лов 50 рублей, стоимость каждой икринки (будущей  кеты) 5 рублей, а в итоге около  тысячи  рубликов!
     Поэтому мы ловили мальму, а точнее гольца, который сопровождал лосося с самого моря и до нерестилища,  жадно поедая выметанную икру. Голец тоже считается лососевой рыбой, но его ловля приветствуется. Свою машину я оставлял у последнего поста рыбоохраны, а дальше шёл по берегу Вилиги, находил удобное место и начинал выдёргивать мальму, которая, как бешенная, хватала поролон, смазанный губной помадой и насаженный на солидный крючок. После удачной рыбалки я зашёл в поселковый магазин. Посёлок назывался Меренга, и в нём находился совхоз «Новый  путь», нашего ведомства. Там я случайно познакомился с директором совхоза,  разговорились. Узнав, что я возглавляю снабжение ДШСУ, он  пригласил меня к себе в кабинет и стал плакаться на нехватку многих строительных материалов.
-Помогай, в долгу не останусь. Будет и рыбка, и икорка, и овощи свежие. У нас растёт  картофель, капуста, морковка, свекла. У нас здесь микроклимат.
-Какие у тебя проблемы?
-Ты видишь, мы строимся усиленными темпами. Нехватает краски, олифы, гвоздей.
-А что у тебя есть?
-А что надо?
-Нужны верхонки.
-Это которые на руки? Да их у меня море, только трёхпалые. Забирай, сколько надо.
-Договорились. Я завтра обсужу наш разговор с руководством и сразу позвоню.
   По приезду домой сразу иду к Мелентьеву, который жил в нашем доме,  и рассказываю, что накопытил.
-Молодец! Поможем ему  и гвоздями, и краской, и олифой. Сам делай взаиморасчёт.  А что он там обещал из продуктов - не отказывайся, узнай цену и возможное количество. Вот и накормим наших дэшэсэушников.
     Вопросы я решил, все остались довольны. Неожиданно ко мне домой заехал директор совхоза Николай  Иванович Бабинцев с интересным предложением.
-Давай, переходи ко мне.
-Кем?
-Моим замом. Будешь курировать общими вопросами, снабжением, сбытом, ЖКХ, всем, кроме оленеводства, животноводства и овощеводства. Твоё  руководство  отловом лососевых, заготовкой икры, коптильней, промыслом морзверя.  Соглашайся. Квартиру получишь, как сдадим очередной коттедж. По рукам?
-Очень заманчиво, а вот отпустят?
-Отпустят. Совхоз-то от Гока.
Вечером иду к Мелентьеву.
-Борис Васильевич, Мне год до пенсии. Хочу его провести ближе к природе. Отпусти на Меренгу.
-Рыбаком?
-Да нет, заместителем к Бабинцеву.
-Сманил всё-таки. Да я и сам  от такого места и такой должности не отказался бы. Ладно, ты нам и там пригодишься.
-Какой разговор.
Так я неожиданно стал работником сельского хозяйства.

                Глава  20
    Населённый пункт  Меренга появился на карте Магаданской области бла-годаря  Дальстрою в 1934 году. Первыми жителями Меренги были эвены из прибрежных сёл. Их переселяли, конечно, в принудительном порядке, против их воли.  Так как они были оленеводами, то использовались, как основное средство передвижения на равнине  между  Талой, Омсукчаном и бухтой Пёстрая Дресва, куда начиная с 1939 года морским путём доставляли заклю-чённых. А развозили их на оленях к местам отбывания наказания, а точнее к местам работ- в геологические партии, на строительство шахт, карьеров, обогатительной фабрики на галимском оловянном месторождении, дороги от Меренги через посёлок Галимый до Омсукчана. В 50-е годы в селе Меренга образовался совхоз «Новый путь», в котором в 1988 году я работал заместителем директора.
    Десятки лет жители этого красивого большого села успешно занимались оленеводством, рыбалкой, охотой, промыслом морзверя, молочным скотоводством, выращиванием голубых песцов, кроликов, свиней, с разработанных сельскохозяйственных угодий снимали рекордные урожаи картофеля, капусты, турнепса и прочей зелени. Николай Бабинцев планировал в скором времени заняться коневодством, и мы уже разрабатывали конноспортивные маршруты для туристов с охотой и рыбалкой. Совхоз снабжал почти весь район мясом и рыбой, молоком, творогом и сметаной, овощами.  Меренга и её окрестности были необыкновенно красивы, и всю эту территорию по справедливости называли Омсукчанской Швейцарией.
    Но появились демократы,  и дикий  указ президента новой обновляемой России, спасённой от партийной диктатуры, объявил о реорганизации госсобственности. Он круто изменил судьбу и совхоза, и его тружеников. Совхоз, почему-то, объявили нерентабельным, материальную базу разграбили, и создали два десятка национальных фермерских хозяйств, которые практически выжить не смогли. Началось самое интересное, но самое антигосударственное и античеловеческое в полном понимании этого слова.  Оленьи стада, насчитывающие только в седьмой бригаде 11 тысяч оленей, разделили на паи пропорционально отработанным годам и отдали в частную собственность. Те, кто уже проживал в других районах, получили право забивать своих оленей на мясо, невзирая на маточное поголовье. И остались от огромного северного стада рожки да  ножки. У тех, кто не поддался на варварскую провокацию бессмысленного истребления оленей, осталась живая собственность, примерно по сотне голов.  Но последнему дураку понятно, что в таёжной зоне во избежание отколов, надо иметь стадо не менее тысячи особей. Поэтому все попытки удержать свои малочисленные стада, пастухи просто не могли, отколы становились добычей кроме волков и двуногих хищников на дорогих вездеходах, вертолётах, конечно же, сильных мира сего, которыё и организовали это беззаконие.   И руководство района стало име-новать  некогда цветущую Меренгу селом- самоедом. Как можно назвать подобную деятельность президента и его мудрых советников? Только явным преступлением перед своим народом.  Но это начиналось в страшные 90-е, а пока шли благополучные  80-е.
      Новая должность оказалась довольно беспокойной. Я рассчитывал находить время для рыбалки и охоты, которыми увлекался много лет, тем более, что работал в самых богатых и роскошных промысловых угодьях. До меня замом числился  молодой парень, который занимался в основном хозяйственными работами, связанными с функциями ЖКХ и снабжением рыболовных и оленеводческих  бригад медикаментами и продуктами. А меня Бабинцев загрузил под завязку. Ранее многие вопросы, связанные со снабжением и сбытом совхозной продукции, он решал сам. Надо отметить, что делал он всё с позиции партийного руководителя. Потом я узнал, что директорство- это его первая руководящая должность, а ранее он был парторгом в колхозах и совхозах.  По всей стране партийное руководство направляло на ответственные руководящие должности своих выдвиженцев, которые могли часами агитировать за выполнение решений партийных пленумов и съездов,  но решать сугубо хозяйственные вопросы им было не по плечу. Хорошо, если  на партийную работу попадал специалист, а потом выдвигался на руководящую должность на предприятия или в сельское хозяйство. Но это было большой редкостью. 
    Когда начинался ход лососевой рыбы, которая стремилась успеть до нереста доплыть  до места, где когда-то она сама вылупилась из икринок, отметать икру и найти вечный покой в тихом мелководье, совхоз отправлял рыболовецкие бригады почти к месту, где река Вилига соединяла свои пресные воды с солёным Охотским морем.  Там оборудовались палатки для жилья, разделки и засолки рыбы, заготовки икры. Вся  эта организация ложилась на мои плечи. Вот пошла первая рыба, я брал дизельный «Урал» и отправлялся почти в условиях полного бездорожья к рыбакам. Расстояние в среднем 60-70 километров. На преодоление его уходит часов восемь, и это в том случае, если в верховье не прошли дожди, и Вилига не разбушевалась дождевыми водами. Иногда у переправы через неё можно было загорать более суток, периодически отмечая на берегу понижение уровня воды. Находились смельчаки, которые пытались поспорить с мощным течением, и, побросав перевёрнутые машины, с трудом выбирались на берег и обсушивались у костров.
   Моя задача заключалась в получении отловленной кеты, горбуши и доставки её в магазины Дуката и Омсукчана. Я проезжал через два поста рыбнадзора, которые бдительно охраняли идущую на нерест рыбу от многочисленных браконьеров. Рыбинспектор проверял мои документы, лицензии на отлов лососевых, разрешение на вывоз. Количество хвостов в кузове должно было строго соответствовать количеству указанному  в документе. За вывоз лишнего наказывали огромными штрафами. Но так как меня знали, как замдиректора, особенно не придирались. Правда, был такой Григорьев, слишком, уж, принципиальный, я бы сказал просто противный. Он мог заставить выгрузить рыбу и пересчитать. А я, конечно, вёз немного лишнего - и себе, и завмагу, у которого получал необходимое для совхоза. Помню однажды Григорьев умостился рядом со мной и заявил, что поедет до места разгрузки и будет присутствовать при сдаче в засольный цех. Я специально его не предупредил, что разгружаться буду не в совхозе, а за сто километров на Дукате. Доехали мы до совхоза, остановились у конторы.
-Так Вы и дальше с нами?- спросил я Григорьева.
-А Вы куда?
-Как куда? На Дукат, в магазин.
-Давайте на разгрузку, пересчитаем и поедете на свой Дукат.
-А что я сдам магазин? Какую по качеству рыбу? Кто её примет, и кто будет покупать мятую?
Вышел Бабинцев:
-Юрий Михайлович, почему стоишь? Рыба протухнет.
-Да вот рыбинспектор заставляет пересчитывать.
-Товарищ Григорьев? Опять чудишь?  Считать хвосты, если охота, надо при погрузке. Но если настаиваешь, давай, пересчитывай. Составим акт, и если рыба до потребителя придёт некачественная, выставим иск рыбнадзору. Так будем разгружать?
-Да, наверно, нет. Только забросьте меня обратно на пост.
-А это с удовольствием. Сейчас разгружает сено «Урал», на нём и доедете.
   Больше конфликтов с рыбинспекторами у меня было. Однажды я ехал домой на своё «Москвиче». У меня проводила свои отгулы Тамара. Конечно,  в багажнике лежало несколько свежих кетин и несколько со своего коптильного цеха. Да и литровую баночку икры вёз на день рождения жены. Ехали ночью, и на перевале увидели горящие подфарники нескольких автомашин. Там дежурил рыбнадзор и милиция. Мы остановились. Ко мне подошёл старший рыбинспектор:
-Привет, Юрий Михайлович! Куда на ночь глядя?
-Привет доблестным рыбным стражам! Жену отвожу домой, ей завтра на смену. А вы чего не спите?
-Да много рыбаков было на выходные, вот и дежурим. Рыбку везёшь?
-Неужели без рыбы домой поеду?
-Давай, счастливо! Мужики, открывайте шлагбаум, это замдиректора совхоза.
     Интенсивно строился жилой фонд. Вырастали коттеджи на две семьи и, конечно, со всеми удобствами. А стройка требовала материалов. Фондов, выделяемых вышестоящими инстанциями, нехватало. Мне приходилось брать грузовую автомашину и снова копытить, что только можно, по разным базам, к нашей системе не имеющих никакого отношения. А для  таких мероприятий необходимы были и деньги и ещё кое-что, чтобы заинтересовать руководителей этих баз и заложить фундамент для дальнейшего сотрудничества.  Вот при решении этих вопросов и начались у меня разногласия с Бабинцевым.  Он считал, что всё необходимое по щучьему велению попадёт в совхоз.  Я ему объяснял суть работы с чужими базами,  и просил выделять необходимые суммы, для чего,  сами понимаете, копчёной рыбы, а по возможности и красной икры - это была своя продукция и для положительных результатов просто крайне необходима. А директор просто заявлял:
-С рыбкой и дурак достанет.
   Последний конфликт подтвердил мои опасения, что работать в таких условиях просто невозможно. Дело было так. Выпросил я у главбуха немного денег в подотчёт, захватил несколько кетин своего посола и двинул по привычному маршруту Колымской трассы. Кое-что достал, позвонил Бабинцеву в Магадан, где он в это время находился, и объяснил, что на одной из баз договорился об олифе, краске и дефицитных шиферных гвоздях. Но надо что-то «подарить» директору, иначе ничего не получится.
-Николай Иванович, директор базы узнал, что я из совхоза, и намекнул, что очень любит икорку. Надо бы пару килограмм организовать.
-Так ты договорись, порешай,- и связь прервалась.
    Конечно, я приехал без вышеуказанных материалов, но с договорённостью на будущий контакт.  А на утренней планёрке Бабинцев начал прямо орать на меня, обзывая бездельником, который незаслуженно получает зарплату. Это был день 25-го ноября, а 26-го мне исполнялось пятьдесят лет, и я получал право выхода на пенсию по возрасту и стажу подземных работ. Я не выдержал и молча покинул кабинет.
-Я тебя не отпускал!  Немедленно вернись! - неслось мне вслед.
Я попросил у секретаря лист бумаги и крупно написал: «Прошу уволить мне с занимаемой должности в связи с уходом на пенсию». Зашёл в кабинет и при всех вручил эту бумагу директору. Тот прочёл и заявил:
-Никакого заявления не подпишу. Тебе ещё работать пять лет. Перевода не дам, уходи по собственному желанию и потеряешь все надбавки.
-Только бывшие партийные работники бывают такими твёрдолобыми. Ты посмотри внимательнее: я не просто увольняюсь, хотя от сотрудничества с тобой давно надо было избавляться, а выхожу на пенсию по достижению 50-ти лет по первому списку, если ты о нём что-то слышал. Срочно выдай трудовую,   Я сегодня  уезжаю на Дукат. Подотчёта нет. А не выдашь                - сам привезёшь, знаешь, где я живу. Коллеги! А с вами,- (я сделал ударение на этом слове) было приятно работать.
    Не слушая Бабинцева, который пытался что-то пролепетать, я покинул его кабинет, в течение часа собрал вещи, завёл свой «Москвич» и, перевалив через два перевала, прикатил на Дукат.
   О таких партийных деятелях ходило в народе много анекдотов. Вот один из них.  Замполит отчитывает радиста, что тот долго убирает своё рабочее место. А радист ему и говорит: «Вам хорошо. Рот закрыли - и рабочее место убрано». У меня ещё будет возможность представить портреты подобных руко-водителей, которые в период «застоя» расплодились на всей территории страны.  А пока я был зачислен в армию пенсионеров без каких-либо занятий, не считая домашних дел. Первые дни мотался за грибами и ягодами, ловил на ручьях хариусов, готовил еду, так как Тамара работала на ЗИФе в Омсукчане по 12 часов. Но близилась зима и не просто зима, а суровые, морозные дни, недели, месяцы. Как говорят на Колыме: «12 месяцев зима, а остальное лето». Лето, конечно, бывает и довольно жаркое. Помню зиму 1978 года. Два дня 71,5 градусов, но не тепла, а потом на протяжении полутора месяцев столбик термометра не опускался ниже 60-ти. А когда морозы упали до 50-ти, все опустили воротники, подвязали шапки:
-Мужики, бля, прямо Ташкент!
    Я и сам в такой мороз в свободное время бегал на лыжах по распадкам и стрелял белых куропаток. А летом была жара до 42-х градусов. Голубика поспевала прямо на глазах. Но и при такой жаре имели место неприятные случаи. На одном участке старательской артели вышла из строя подстанция. Образовались пара выходных дней. Вот рабочие и отмечали  неожиданное безделие. Хорошо выпили, закусили, и бульдозерист взял ведёрко и отправился за водой на чай к ближайшему подземному источнику. Лёг попить ледяной водицы (дело было на вечной мерзлоте)  и отключился, оставив руки в ледяном источнике. В итоге отморозил кисти рук, и их ампутировали. 
    Долгую зиму бездействия я просто морально не выдержал бы. Обратно на рудник возвращаться было неудобно, и я поехал в посёлок Галимый в 50-ти километрах от Дуката. Там находилось месторождение каменного угля, добычу которого вели открытым и подземным способом. Встретился с начальником буровзрывных работ. Он бы меня взял и на подземку, где имели право работать только мастера-взрывники моей квалификации, но там работали по шесть часов в четыре смены. Я просто не смог бы приезжать во время из Дуката. Тогда он предложил мне работать старшим на карьере, где проводились массовые взрывы два раза в неделю. Это меня устраивало. Так я снова вернулся к своей, честно говоря, любимой профессии. Но работа на карьере заметно отличалась от подземных работ.
    Чтобы добраться до пласта угля, необходимо было убрать породу. Это выполняли станки СБШ -250, которые бурили скважины, проходящие через эту породу до залегания угля. Бурили несколько дней, потом к работе проступал я с напарником. Нам выделяли взрывную машину ГАЗ-66, оборудованную для перевозки ВМ. На взрыв забуренного блока примерно шло около 3-5 тонн аммонала. В каждом мешке его было 52 килограмма. Эти тонны в основном грузили в машину мы вдвоём. Если бурение было окончено, нам присылали наподмогу  помощников машинистов бурстанков. Механизации при погрузке никакой: Взваливай мешок на плечи – и в машину. Один носит, другой складывает их в кузове. Потом меняемся. Но вот погрузка закончена. Пока едем до карьера, немного отдыхаем на мешках со взрывчаткой. Машиной развозим мешки к каждой скважине, вспарываем их ножами и высыпаем аммонал в пробуренные отверстия диаметром 250 миллиметров. Потом при помощи детонирующего шнура и патронированного аммонита 6ЖВ, изготовляем боевики, также опускаем и в скважину, высыпаем сверху оставшийся аммонал и забойку, после этого монтируем взрывную цепь из детонирующего шнура. К концу привязываем электрический капсюль –детонатор. И самое интересное: если нет представителей гортехнадзора, забираемся в перевёрнутый ковш экскаватора и крутим взрывную машинку. А если такие наблюдатели имеются, приходится тянуть взрывную магистраль до блиндажа почти за километр. Летом полбеды. А вот зимой бредёшь по пояс в снегу. И, не дай Бог, где-то нарушится магистральный провод! Приходится начинать его проверку специальным прибором с самого начала.  После взрыва один из нас должен присутствовать при разборке взорванной породу экскаватором и при обнаружении отказов, их ликвидировать. Работа на износ. А мне после бани ехать на углевозах, которые доставляют уголь на ТЭЦ Дуката, около 50 километров. Иногда несколько дней не тревожат, а потом процесс начинается с самого начала.
   С Тамарой приключилась беда.  Весной, когда днём под ослепительными лучами солнца уже начал подтаивать снег, она вывела двух наших домашних собачек на прогулку. Отступив с тротуара в сторону, давая дорогу проезжающей автомашине, зацепилась ногой за торчащую из снега арматуру  и упала прямо на куски брошенных  строителями  бетонных балок. Только в России после сдачи жилых объектов мог чёрт ногу сломать, хотя в актах ясно был указан перечень необходимых работ по благоустройству территории: уборка строительного мусора, озеленении, устройство детских площадок. Это всё оставалось на бумаге в виде обещаний устранить недоделки. А наши принципиальные новосёлы были на всё согласны, лишь бы поскорее  получить ключи от квартир.
    Травма оказалась очень серьёзной: перелом ноги ниже колена, повреж-дённый мениск. Сделали операции и занесли инфекцию. Пришлось срочно  скорой помощью её отправлять в Магадан, где лечили лазером. А потом  я  перед самыми октябрьскими праздниками помчался забирать её на своём «Москвиче»  в 40-градусный мороз, через восемь уже заснеженных перевалов, проехав за девять часов 680 километров. Ехал и, честно говоря, боялся- заглохнет мотор, а бывает всякое, тогда выход один: бери топорик, руби ветки стланика и жги костёр в ожидании проезжающего автотранспорта. На Колыме в то время действовал неписанный закон:  в беде никто не оставит. Были и ещё другие законы. Когда я работал в Кадыкчанской и Мяунджинской школах, пришла телеграмма от Тамары, в которой сообщалось о времени её прилёта в Магадан. Автобус уже ушёл. Пришлось воспользоваться попутным транспортом, самым главным видом перевозок. Попал на углевоз ЗИЛ-130 с прицепом. До аэропорта Берелёх  (город Сусуман) было около ста километров.  Зилок, нагружённый основательно,  на перевалы поднимался очень медленно, прямо выползал.  Я понял, что на самолёт опоздаю. Водитель, молодой парень, видя моё беспокойство, у дорожного участка остановился, выскочил из кабины и притормозил  легковой уазик. Меня пригласили в кабину. В Сусуман ехал какой-то начальник с Аркагалинской автобазы.
-Давай-ка поднажми,- сказал он шофёру,- надо поспеть к самолёту.
Успели. Меня подвезли прямо к трапу, и я через два часа встречал Тамару в зале ожиданий аэропорта «Сокол».
   Как-то мне пришлось срочно выехать в Магадан, не помню уже по какому вопросу. На автобус не успел, воспользовался попутным транспортом. Меня подобрал водитель чехословацкой «Татры». Разговорились. Я хотел оплатить проезд, но водитель возмутился:
-Мне твои копейки не нужны. Мне нужно общение. Попробуй крутить баранку от диспетчерской  до диспетчерской  в одиночестве, каждый день на протяжении многих месяцев. А пассажир твоего типа для нас находка- и веселее, и не уснёшь за рулём.
   Был ещё один закон. Попадались шофера в основном родом из Украины, причём молодого возраста. Шустрые  ребята. Случалось, что водитель вынужден был бросить на трассе свой автомобиль и мчаться на попутке в ближайший дорожный участок за какой-то запчастью.  А в кузове продукты, промышленные товары. И никогда никто из проезжающих ничего не трогал. А вот хлопцы с Украины запросто могли пошарить  в кузове и даже поживиться. Иногда проскакивало. Но если ловили, расправа была короткой. Но, правда, только не в зимнее время, когда воришка мог замёрзнуть за полчаса.  Брали старый баллон, а их в кюветах на каждом шагу десятки,  разрезали вдоль по центру, всовывали голову неудачника в этот разрез и бросали на обочине. Сам провинившийся голову не освободит, проезжающие знают, за что тот несёт наказание, и не помогают ему выбраться из своеобразного капкана. И так воришка кормит комаров несколько часов. А колымский комар- это комар! Да ещё гнус, который пытается пролезть под самую плотную одежду.
    Я работал на угольной шахте до тех пор, пока Тамара не получила полную северную выслугу и не собрала все необходимые документы на оформление песни по достижении 50-ти лет.
   Несколько слов о посёлке Галимом, касситеритовым (оловянный камень) и угольном месторождении. В 1940 году на базе богатейшего месторождения оловянной руды открыли прииск, а на месторождении каменного угля шахту и карьер.  Галимый получил статус  посёлка в  1954  году, а со временем он стал посёлком городского типа. Двухэтажные дома со всеми удобствами, школа, дошкольные учреждения, Дом Культуры, магазины, лечебные заведения и т.д. Угольная шахта, карьер, обогатительная фабрика. Население по годам: 1959-1580 человек, 1979-1380 человек, 2002-183 человека, 2010- 5 человек.  И золотыми буквами на страницах истории России напечаталось историческое постановление администрации Магаданской области от 27 июля 2007 года «О признании пгт Галимый закрывающимся».  А сколько таких преступных «закрываний» по всей многострадальной России? Основной девиз сегод-няшних верховенствующих «демократов» страны: «Россияне! Мы закрываемся!  Разбегайся, кто куда может!

                Глава 21
      Но  вот пришло время прощания с Колымой, где прошли трудные, но по-своему прекрасные годы. Мы рвались на «материк» подальше от свирепых морозов, леденящих ветров, от нехватки кислорода, как утверждали учёные. Сразу оговорюсь: этот кислород на Колыме чище и его больше, чем в дымной, угарной атмосфере европейской части страны.  С одной стороны мы стремились покинуть Крайний Север, а с другой нам было жалко с ним расставаться. Теперь мне было понято, почему старший мастер участка «Угловой» Быковский перед отъездом в ЦРС (центральные районы страны) вместе с женой, по-детски взявшись за руки, часами ходили по берегу Эльги, долго молча сидели на опрокинутой лодке, а жена вытирала заплаканные глаза. Тяжело расставаться с местом, которому отдал многие годы жизни.
      Мы с Тамарой мечтали завести во дворе цветы, разбить грядки, поставить тепличку, покататься на своей машине по асфальтированному шоссе, покупаться в реках и озёрах.  Если бы мы могли предвидеть, во что превратиться наша Родина через несколько лет! Разве можно было представить, что сотворят со страной и честными простыми тружениками  «новые русские». Я имею ввиду не появившихся непонятно откуда   «новых русских»- полуграмотных, связанных с криминалом  обыкновенных бандитов, внезапно разбогатевших и подчинивших себе даже властные структуры управления государственными органами,  а демократов -реформаторов, которые под громкое одобрение подкормленных подпевал и, пользуясь исторически сложившимся безразличием простого россиянина, начали творить непредсказуемое  по заранее продуманному плану уничтожения страны.  Мы ни за что не расстались бы с Колымой и не сунулись в непонятный демократический хаос, а проще сказать в циничное по своей сути, безжалостное уничтожение всего, что дорого простому человеку с момента его рождения.
    А пока предстояло решить ряд вопросов. Что делать с квартирой? Немного раньше прошёл слух, что при условии сдачи квартиры, получаешь документ на жильё в ЦРС. Но, как и что, никто не давал вразумительного ответа. Мы решили проще: сдать квартиру ЖКХ. Пользуясь тем, что у меня был диплом ВПШК  и большой опыт культурно-массовой работы, я написал заранее письма в ряд Управлений культуры. В течение нескольких месяцев стали приходить официальные приглашения на работу. Крым: должность директора сельского Дома Культуры с предоставлением совхозной квартиры. Но в Крымских горах и далеко от моря. Тюменская область: должность директора Межсоюзного Дворца, квартира по приезду, солидная зарплата, плюс 70% коэффициента, 80% надбавок. Север на Север, как шило на мыло. Волгоградская область: директором колхозного Дворца. Дом на земле, сад- огород, до Волги 300 метров. Самое интересное, что председатель колхоза позвонил мне в тот момент, когда я заряжал забой, находясь в машине КПВ- комплекс проходки восстающих (восстающая выработка  - это такой колодец, но ведущий вверх). Диспетчер связала его со мной по шахтному телефону. Председатель интересовался, когда меня ждать. Псковская область: Дворец Культуры рыбаков агрорыбофирмы «Дружба». Коттедж по приезду с баней, гаражом. До Псковского озера 400 метров. И, наконец, Свердловская область, посёлок городского типа Сосновый Бор, должность директора культурного комплекса. 3-х комнатная квартира в новом доме, который сдавали в течение месяца. Так что выбирать было из чего. Тюмень  и Крым отбросили сразу. Решили по дороге заехать в Свердловск, в Волгоград и всё посмотреть.
   Квартиру сдали, вещи погрузили в контейнер. Оставался нерешённым вопрос: как проехать своей автомашиной из Дуката до Ленинграда. Вариантов было несколько. До 1-2 мая необходимо попасть в Хандыгу, пока работает 100 километровый зимник (ледянка) по реке Амге, притоке Алдана. В Хандыге ждать очереди на погрузку и плыть баржей по Лене до порта Осетрово. Далее по сибирскому тракту добираться до Иркутска. А вот дальше по, якобы, дороге самого высокого класса в любую точку СССР.
     Второй вариант мы посчитали наиболее приемлемым. Добираемся своим ходом до Магадана. В Магадане прощальные встречи с друзьями, как положено застолье и т.д. В Магадане у меня был приятель Матков Михаил, начальник грузового порта Нагаево. Он обещал решить вопрос с морским путём до порта Ванино. Далее путешествие на ж\д платформе до столицы Бурятии Улан-Удэ, где была назначена встреча с директором СТО, который гарантировал привести мой «Москвич» в нормальный вид после мотания по рыбалкам, охоте, за ягодами и грибами. Надо было заменить резину, аккумулятор, сделать ревизию подвеске и перекрасить исцарапанный ветками кузов.
     И вот началось 30-дневное путешествие по маршруту рудник «Дукат» -Ленинград. Наш экипаж: я,  жена- штурман, и пассажир болонка Россината. Автомашина загружена до предела: в багажнике запасная резина, канистры с бензином, тасолом, маслами САЕ трёх видов, копчёный и солёный лосось. На верхнем багажнике увязаны мои охотничьи трофеи: рога сохатого весом в 32 килограмма, мохнатые рога северного оленя – сокжоя и закрученные рога снежного барана.  В салоне запас продуктов в основном консервированных, примус «Шмелёк», одежда, обувь, постели и, конечно, моё личное охотничье оружие.
     До Магадана ехали часов 12, старая резина не выдерживала такого груза, и пришлось несколько раз клеить камеры. А на это уходило много времени. Трасса до Магадана местами реконструировалась, и приходилось объезжать по временной дороге не один километр. Бетонное покрытие начиналось от рудника Карамкен на 103 километре от Магадана. Я побывал на этом руднике в 1985 году.
    Карамкен. Создан в 1930 году, как дорожный участок. 1964- обнаружено рудное золотосеребряное месторождение. В 1974 году построен рудник. 1980 год: в посёлке имеются  7 различных магазинов, столовая, дом быта, клуб с библиотекой, 3 детских сада, Дом ребёнка, поликлиника, спортивная и музыкальная школы. Население по годам: 1979- 3924 человека,1985- 3589 человек, 2002 -745, 2010-515, 2012- 60.  В 1997 году рудник объявлен банкротом. В 2006 году Магаданская областная дума приняла историческое  (у неё все решения исторические!) решение о расселении жителей посёлка. Ура! Ура! Ура!
    Бетонка до Магадана состоит из плит, и когда по ней едешь, возникает ощущение, что ты в железнодорожном вагоне, колёса которого громко и весело постукивают по стыкам рельс. В Магадане нас уже ждали. Мы остановились у Петра и Жени Шейко, наших давних друзей. Вечером появился Михаил Матков с женой и ещё одна пара.
-Юра и Тамара,- поднял рюмку Шейко.- Я скажу несколько слов первым, согласно своего звания. Вы прощаетесь не только с Колымой, но и с нами. Не знаю, придётся ли нам встретиться снова, на что я надеюсь, но давайте не забывать друг друга!
А Матков заявил, что пока я не выпью положенного, морского пути мне не видать. Уничтожение этого «положенного» проходило около недели. Наконец разгрузился океанский сухогруз «Камчатский комсомолец», и мы заехали своей машиной в огромный трюм этого океанского исполина. Надо отметить, что если в Нагаево сухогруз пришёл с полным грузом  техники и обо-рудования, то сейчас он принял  нескольких сотен опломбированных чанов с рудной массой, следующих в далёкую Фергану, и двух легковых автомобилей, держащих курс в ЦРС. Мы выпили на «посошок», расцеловались, наш корабль дал прощальный гудок  и отчалил от Нагаевского пирса. Впереди 3-4дня дружбы с Охотским морем.
     Нам предоставили уютную и тёплую каюту с выходом на палубу. По радио пригласили в столовую, которую Тамара смогла посетить только несколько раз. Не каждый может переносить морскую качку, а на второй день Охотское море стало показывать свой непростой характер. Начался шторм, который длился несколько дней и стих только перед заходом в Ванинский порт. Мы должны были зайти за грузом в Южно-Сахалинск, где я мечтал приобрести по умеренной цене в тех местах японскую аппаратуру аудио и видео - большую редкость в то время. Но в порт мы не попали из-за разгулявшегося шторма, простояв на рейде почти  восемь часов. А я перенёс морское путешествие свободно,  регулярно ходил в столовую и на просмотры видеофильмов, которые демонстрировали сразу в нескольких местах.
    Небольшой экскурс в недалёкое прошлое. 1961 год. 22-й съезд родной  Коммунистической партии. Крылатые слова из Программы: «Всё во имя человека, для блага человека!». Вот это мы прочувствовали полностью, выгрузившись на пирс порта Ванино, куда   попали где-то в полдень и  поехали на железную дорогу, по которой нам предстояло двигаться дальше. Я думал, что сразу оформлю платформу и съедем с неё только в Улан-Удэ. Но коммерция уже постепенно начинала захватывать всё, что только можно было. На грузовой станции объяснили просто: ожидать свободную платформу придётся довольно долго.
-Как долго?- поинтересовался я.
-А мы знаем? Может и 10 дней, а может и дольше.
-А где прикажете нам жить это время?
-А вот это ваши проблемы. Правда, есть выход. Можете воспользоваться услугами одной фирмы, которая занимается перевозками. Получится  немного дороже, но, кажется, выхода у вас другого нет.
     Выхода не было, всё уже у них было схвачено.  Фирмачей искать не пришлось, они вертелись рядом, подлавливая созревших клиентов. Но оказалось, что грузиться придётся не на платформу, а в обычный грузовой вагон. Попробуйте всунуть в него две легковые машины!  Получилось, но с большими усилиями. Пришлось просить местных алкашей, которые только и ждали этого. Автомобили заносили в вагон чуть не на руках. Сами мы поехали в пассажирском вагоне. Доехали до Хабаровска. А вот там мы поняли, что такое российские железные дороги и порядки на ней.
   В Хабаровск попали рано утром, и наш вагон загнали в какой-то тупик. В 8 часов утра мы со вторым водителем пошли к начальнику грузовых перевозок решить вопрос разгрузки наших машин.
-Вас доставила Ванинская  фирма? К ней и обращайтесь. Мы отвечаем только за свои перевозки,- встретил нас какой-то начальник, – и быстрее организовывайте разгрузку, иначе будете платить за простой вагона.
-Так нас загнали в тупик, где и съезда с вагона нет.
-Ну, это мы решим. Как только маневровый освободится, сразу ваш вагон перегоним к высокой платформе.
-А когда он освободится?
-Пока неизвестно. Узнайте у диспетчера.
Идём к диспетчеру.
-Не могу придумать, как вам помочь. Все маневровые заняты и когда освободятся неизвестно.
Сунули бутылку «Московской»,  и сразу услышали из репродуктора:
-Маневровый, срочно перегоните вагон с автомашинами!
     А потом оказалось, что платформа ниже уровня вагона сантиметров на девяносто, и расстояние между вагоном и платформой около полуметра. Никаких трапов поблизости нет. Начали собирать всякие доски, бруски, чтобы сколотить съезд. Возились часа два, но ничего не получалось. Плюнули и обратились к какому-то подозрительному типу, который курил в сторонке, наблюдая за нашими стараниями. Через несколько минут примчалась толпа таких же подозрительных граждан, за полчаса был сбит капитальный настил, наши машины отправились на выезд из грузового двора, а спасатели помчались в открытый продовольственный магазин, где с одиннадцати по новому распоряжению мудрых руководителей партии и правительства, продавали спиртное. Водка - движущая сила социалистического общества. Русскому человеку да без водки!
    Теперь предстояло оформить ж\д платформу до Улан-Удэ. Пошёл в соответствующую контору. Там встретился  ещё с двумя  такими же автомобильными путешественниками. Нам объяснили, что в данное время платформ нет, придётся ждать.
-Это мы умеем,- пошутил я,- а если не ждать?
-А это как получится.
     Женщинам коробку конфет, мужчинам «Московскую» - и получилось. Подогнали нашу платформу, объяснили, как крепить автомашины, и бросили на неё бухту толстой проволоки. Инструмента у нас для этой цели не было. Но был, опять-таки, был неподалеку (а он всегда неподалеку) один из вечных помощников таким, как мы. Он выпросил на похмелку, сбегал за бутылкой, пришли его соратники, такие же мятые и неухоженные с трясущимися руками. Поправили здоровье, и через пару часов мы были готовы к путешествию теперь уже по железной дороге.  Спасибо алкашам за некоторые подсказки. Нам приволокли, конечно, не бесплатно,  большие коробки из-под холодильников и обставили наши машины со всех сторон и сверху. Во-первых, это спасало от солнца, а во-вторых, нас предупредили, что подрастающее поколение строителей коммунизма практикуется в метении камней по проезжающим платформам с техникой  и, надо сказать, довольно успешно. Мы сами видели на встречных платформах автобусы с побитыми стёклами, а на высоких откосах стояли толпы подростков и швыряли камни даже по окнам пассажирских поездов. Несколько раз при виде этих неуправляемых хулиганов с камнями в руках, я целился в них из ружья, а они сразу же с криком  разбегались во все стороны. И как, и кто занимается их воспитанием?                Была ещё одна немаловажная проблема- оборудование туалета. Но и её решили, используя  холодильные коробки. Осталось запастись свежей водой и  продуктами. Но тронулись мы в путь только через два дня. Хорошо было,  где спать: подготовили салоны автомобилей, как спальные места. Но как  ни пытались рассекретить время нашей отправки, ничего не получилось. Обращались в отдел грузовых перевозок.
-Скажите, когда нас отправят? Мы  успеем сбегать в магазин запастись продуктами и питьевой водой?
-Мы не знаем.
-А как узнать время отправления? У кого?
-Мужчина ( в России не принято обращаться «гражданин», не «товарищ», а по простому -«мужчина»), вам русским языком говорено –не знаем. Дадут команду и отправим. Отстанете от поезда – это не наши проблемы, а  ваши.                Эти проблемы сопровождали нас все дни поездки. Наш грузовой поезд останавливался далеко от станции, где работал буфет и привокзальные рынки. Побежишь, а поезд ту-ту! Мы нашли выход. Подбегаем к машинисту:
-Друг, выручай! Успею до вокзала? Продукты нужны, и вода оканчивается. Не уедете?
И если машинист попадался человечный, он куда-то звонил и говорил:
-В твоём распоряжении минут сорок. Раньше не уедем. Шуруй!
    Надо сказать, что на всех узловых станциях наш состав переоформляли.  Для этого все вагоны и платформы расцепляли, загоняли на «горку» и скатывали по разным веткам. Хорошо, если набравшая скорость наша платформа перед сцепкой замедляла ход. Иногда она с такой силой ударялась о стоящий впереди вагон или платформу, что можно было вылететь на землю со скоростью ракеты. Путешествие было интересное, я снимал на слайды всё то, что мне нравилось. Так как сам проявлять обращаемую плёнку я не умел, то по приезду на новое место жительства отправил несколько плёнок в Ленинград на фото студию. На этих плёнках были запечатлены не только дорожные кадры, но и отснятые в Магаданской области: медведи, нерестовый ход лосося, кит, выброшенный на берег и много других увлекательных сюжетов. Но с Ленинграда пришёл неутешительный ответ: не отснято по вине оператора, т.е. меня. Конечно, это была наглая ложь. Интересный материал просто присвоили простые русские люди - друзья, товарищи и братья.
     На платформе стояли три автомобиля: наш «Москвич», «Нива» и «Жигулёнок».  Собрались мы вместе на совещание. Дело в том, что нас предупредили:  участились набеги на платформы, перевозившие частные автомобили. Причём действовала солидная банда, которая основательно грабила сопровождающих, так как знала, что едут в основном с Севера, где тяжким трудом заработали немного денег на старость. Зарождающаяся в недрах социалистического строя демократия показывала своё истинное лицо. У моих попутчиков оружие не было, так что на всех приходилась одна моя курковка штучного изготовления. Посоветовавшись, мы решили дежурить по очереди.  Но Бог миловал, мы спокойно доехали до Улан-Удэ.
    В то время завод-изготовитель отправлял автомобили к месту назначения на открытых платформах и без охраны. Это сейчас наученные горьким опытом производители закрывают технику специальными каркасами с сетками.   Мне пришлось побывать в Большом Невере. Я остановился в неказистой, прямо убогой гостинице, которая напоминала обычную ночлежку ямщиков на российских трактах в 18-м веке. Правда, отопление было водяное и можно было умыться в бытовке с ободранными стенами,  покрашенными в самый популярный цвет охры. Вместе со мной в восьмиместном номере ворочался на обыкновенной железной кровати с прогнувшимися сетками какой-то командировочный. Я обратил внимание, что он очень чем-то обеспокоен, постоянно висит на единственном телефоне у администратора. Вечером мой сосед по койко-месту поставил на стол бутылку водки и пару банок консервов.
-Не составите мне компанию? Сам пить не привык, а разрядка мне прямо необходима.
    Мы разговорились. Он оказался начальником отдела снабжения строительного управления из Якутска и приехал в Большой Невер получать автокраны на базе автомобиля Зил-130, доставленные прямо из завода. На этих новых машинах нехватало аккумуляторов, инструмента, домкратов, лобовых стёкол, а кое-где были сняты даже стартёры. Железная дорога никаких претензий без судебного решения не принимала.
-Суд мы, конечно, выиграем. Акты приёмки  составлены. А как прикажете мне перегнать эти разобранные автомашины в Якутск? Придётся докомплектовывать здесь, деньги мне доставят. Вот такие дела творятся в едином и нерушимом…
А рядом на местном небольшом рынке простые советские люди, под бдительной охраной местной милиции, занимались распродажей  новых запчастей и оборудования, снятых с проезжающей техники. Бизнес - есть бизнес! Это в недрах социалистического строя зарождались рыночные отношения будущей, уже демократической, России.
    Директор СТО в Улан-Удэ поведал  мне очень интересную, прямо фантастическую,  историю.  Везут на платформах новенькие «Жигули». В ночное время на эту платформу загружается бригада, и начинается непростой процесс. Автомобиль освобождается от крепления, на капот и багажник натягиваются огромные камеры от тягача К-700 и накачиваются сжатым воздухом. А дальше определяется точное место без деревьев, бугров и построек- короче без всяких неожиданностей, и автомобиль сталкивается с платформы (это на полном ходу!).  Говорят, даже вмятин и царапин не остаётся. Попалась эта бригада на шестом автомобиле. Ах, ты, удаль молодецкая! Русской смекалке можно только позавидовать.
    А в одном городе  нашли более спокойный и менее опасный способ хищения автомобилей. Садится в такси пассажир, и после знакомства (главное надо быть психологом и не ошибиться в выборе) выдаёт таксисту предложение:
-Мужик, вот тебе пять тысяч, выйди попить воды, а потом кричи, что твое такси угнали и заявляй в милицию.
«Мужик» клюнул на предложение - деньги-то немалые. Машина угоняется, почти рядом заезжает во двор, а потом в гараж. А вот теперь самое интересное: пол опускается, машина с него съезжает, а он возвращается на своё место. Налетает спецбригада дружных ребят - добрых молодцев, и через какое-то время от автомобиля остаются только запчасти. Таксист получает новую «тачку», а спустя несколько месяцев к нему подсаживается человек с таким же предложением. Тот ни в какую, говорит, боюсь.
-Тебе не этого надо бояться, а прошлого. Заявим - и погоришь.
История повторяется.  Но теперь новую машину таксисту выдавать отка-зываются. Этими случаями стали интересоваться  органы и посоветовали руководству таксопарка выдать пострадавшему ещё одну машину. Наладили слежку, и дикая бригада добрых молодцев попалась на горячем.
     В Улан-Удэ мы приехали ночью. Перекантовались до утра в машинах, а утром съехали с платформы, поблагодарили друг друга за поддержку и разъехались по своим направлениям. В столице бурятов мы пробыли дней десять, пока моего «Москвича» приводили в божеский вид после суровой колымской жизни. Наконец всё осталось позади, и мы рано утром начали своё ралли по бесконечным просторам великого и нерушимого  Союза Советских Социалистических Республик.  Шёл 1989 год - последний год этого самого СССР, последний год, когда, не взирая на имеющие место отдельные пережитки (античеловеческие поступки), россиянин мог ещё спать спокойно,  употреблять более-менее качественные продукты питания, получать квалифицированную медицинскую помощь и неподдельные лекарства, без опасения встречать тёмное время суток, идя с со смены или с каких-то мероприятий.  Но под громкие и восторженные вопли этого же россиянина въехал в Кремль на белом коне нетрезвый тёзка царя российского Годунова Боря Ельцин, и сразу произошло непонятное деление на неожиданно разбогатевшее меньшинство, которому и страна, и её народ, и все исторические традиции были до лампочки, а точнее оно просто всех ненавидело, и на равнодушных, беспринципных, безразличных, живущих по принципу «моя хата с краю»,  проживём как-нибудь.  На тех многочисленных, что продолжали молча вкалывать, сводя с трудом концы с концами, что  пытались воспитывать своих детей, как положено, вопреки новым приёмам одурачивания подрастающего поколение с детства. И  показала своё лицо  ещё одна категория граждан: мелкие выскочки, которые всю жизнь за подачку подпевали, пресмыкались, одобряли и старались заставить всех одобрять. Это профсоюзные и комсомольские вожаки, парторги в цехах, колхозах, совхозах, бригадиры, зоотехники, механики, мастера и прочие маленькие начальнички-гномики.  Они поддакивали коммунистам, а потом стали, поддакивать и  демократам. И поэтому им всегда жилось сытнее, чем другим, при любом правительстве. Это самые страшные и самые, на мой взгляд, презренные граждане, которые приносили и приносят самый огромный вред своей стране.   

                Глава 22.
    Первым городом, где мы сделали остановку, был город Байкальск. Об этом удивительном населённом пункте не могу не рассказать. Байкальск основан в 1961 году, как посёлок строителей мощного индустриального центра. Это самый снежный и дождливый город на побережье Байкала. Здесь самое холодное лето, как в заполярном Норильске.  Средняя годовая температура 12,2 градуса. От него до Москвы нам оставалось проехать всего 5346 километров. Столовая нам понравилась. После обеда мы остановились на самом берегу самого чудесного и прекрасного озера. Но искупаться не удалось - вода была прямо ледяная. Просто отдохнули от дороги и вдоволь надышались чистейшим воздухом Забайкалья. После того, чем мы дышали на платформе 18 дней, прозрачный воздух Байкала казался нам чем-то особенным.
   Теперь остановлюсь на острых моментах из жизни этого уникального водоёма. В Байкале водится рыба омуль. Как он туда попал - загадка даже для учёных. Есть версия, что очень давно эта рыба каким-то способом попала из Ледовитого океана и акклиматизировалась в новых условиях. Очень вкусная рыбка - и солёная, и копчёная, и в ухе, и «с душком». Но на берегу стали строить гидролизные комбинаты,  отходы которых сливали просто в озеро. Зачем дорогостоящие очистные сооружения?  Главное выполнить любой ценой государственный план. А омуль, как привык к условиям Байкала,  так и к сливаемым отходам привыкнет. А дальше - строительство ГЭС Ангарского каскада. Последнюю точку в уничтожении омуля поставили братья-славяне из Чехословакии.  Был заключён контракт на отлов омуля, и чехи развернули рыбодобычу на полную катушку, даже электричество стали применять, что привело к массовой гибели  малька.  Если вы думаете, что чехи так любят рыбу, то вы здорово ошибаетесь. Братья чехи едят только рождественского карпа, а омуль- это валюта и, причём, в солидных размерах. Опомнились советские руководители и под давлением масс изгнали варваров-рыболовов  с байкальских вод. Я в то время руководил культурой в Тулунском районе Иркутской области. Инспектор областного Управления Культуры Веснин пригласил меня к себе в гости. Там я встретился с его отцом, заместителем председателя Правительственной комиссии, которая и приняла решение попрощаться с товарищами из ЧССР, которыё при заварушке в 1968 году орали нашим солдатам: «Оккупанты! Даже рыбы братьям пожалели!».  А в середине 80-х прошлого столетия была, наконец создана правительственная комиссия по Байкалу, которой руководил Николай Иванович Рыжков.  Комиссия приняла решение работу комбината на Байкале прекратить. Но новая демократическая власть под руководством бывшего верного коммуниста-ленинца алкаша Ельцина скорее прекратила бы существование России. Что ей какой-то Байкал, с каким-то омулем.
    Иркутск мы проехали без остановки, а заправились бензином на последней АЗС уже при выезде из города. А вот и Ангарск. О его приближении говорили издалека видимые огромные трубы, обогащающие сибирский воздух ядовитым дымом зловещего серо-жёлтого цвета. Неудивительно, что даже сейчас в Ангарске огромное количество детей с аллергическими, кожными заболеваниями, болезнями мочеполовой и сердечно - сосудистой системы, не говоря уже об астме. Правда, при социализме  медики пытались как-то бороться с подобными явлениями и иногда даже с определённым положительным результатом. Но пришли демократы! Им важнее  шкурные интересы, чем здоровье своих граждан: не нравится - не дышите! Предприятия Иркутской области только в 2012 году подарили атмосфере 720,3 тысяч тонн загрязняющих веществ: диоксид серы, оксиды углерода и азота (сообщение Иркутскстата). Этот процесс проходит с нарастающими темпами: в 2011 году выброс был на 16% меньше.  А безобразничают всего лишь 767 предприятий. Теперь и дети,  рождённые от сегодняшнего нездорового поколения, обогатят свои слабые организмы результатами «демократической» деятельности. Все города области: Ангарск, Братск, Зима, Саянск, Тулун и другие имеют повышенный уровень загрязнения атмосферы.
   Проехали от Иркутска  до Красноярска сравнительно спокойно. Я крутил баранку до позднего вечера, находили удобное место в лесополосе, заезжали в неё и становились на отдых подальше от глаз людских. Разжигали свой «шмелёк», заваривали чай и отдыхали до самого рассвета. А там снова нас звала дальняя дорога. Завтракали и обедали в столовых, вспоминая дорожные столовые колымской трассы, которым местные и в подмётки не годились. Я помню одну такую небольшую столовую в посёлке «Озерки» где работали муж и жена, приехавшие из  Украины на Колыму подзаработать. Там всегда останавливалось много машин, шофера которых, «тянули» из последних сил до этого посёлка, чтобы пообедать борщом, какой не попробуешь даже в самом классном ресторане.
    А вот с Красноярска до Новосибирска ехали не очень спокойно. Где-то перед Канском производились ремонтные работы моста через небольшую сибирскую речку. Рабочие-дорожники сели обедать, высыпав посередине моста гору щебёнки. Собрались около сотни машин. Но пока трудяги не умерили свой аппетит, поочерёдно прикладываясь к бутылке без этикетки, все ждали. Вначале их просили разровнять щебёнку, потом требовали, потом матерились, но «война войной, а обед обедом». Когда дорожники  насытились, двинулся в атаку бульдозер. Но вы бы видели, как он навёл порядок! Проехать могли свободно только «Нива», «Волга» и «Москвич» с трудом. А с Дальнего Востока гнали в основном японские автомобили с очень малым клиренсом.  Перетаскивал их через мост этот же бульдозер, причём волоком по щебню, но самое главное «за пузырь».
    А вот дальнейшая дорога заставила поволноваться. В Канской столовой одна сердобольная официантка тихонько предупредила, что участились случаи нападения на одиночно едущие автомобили. Картина нарисовалась примерно такая. На пустынной таёжной дороге автомобиль обгоняют несколько мотоциклистов, которые, став в ряд, перекрывают дорогу. Один, по всей вероятности старший, а точнее главарь, бросает на капот целлофановый пакет с бензином и щёлкает зажигалкой:
-Давай, мужик, гони пару тыщёнок, а бензин забирай в подарок.
     Мы переночевали, как обычно, заехав в кусты, а рано утром погнали дальше. Солнце только начинало бросать лучи из-за таёжной стены, но было уже совсем светло. На дороге ни встречных, ни попутных. Вдруг мимо нас промчались около десятка мотоциклистов.
-Ну, жена, кажется,  приехали, - сказал я.
Остановил машину на обочине, собрал свою курковку, зарядил мелкой картечью, а патронташ передал Тамаре.
-Действуем так. Если перегородят дорогу, буду бить влёт. В плен не сдаёмся, ну и пленных не берём!
    Поехали дальше. Дорога вьётся среди тайги, а я с опасением подъезжаю к каждому повороту, ожидая засаду. Так мы ехали около часа. Вот и посёлок с дорожной столовой, на площади которой выстроились в ряд мотоциклы. Оказалось, это тренировались молодые гонщики. Сразу появился и аппетит, и пришло успокоение.
    Проехали Новосибирск. В Омске задержались на пять дней. Там нас ожидал мой товарищ по учёбе в ВПШК, омский поэт Николай Ведерников. Отдохнули в Омске неплохо и поехали дальше.  На заправке я поинтересовался у водителей, как дорога на Тюмень.
-Ты что, спятил? Какая у чёрта дорога? Она только на карте первого класса. А там местами асфальтом и не пахнет. Не дай, Бог, дождь- неделю в грязи будешь сидеть.
-А как ехать?
-Только на Петропавловск и по Казахстану, там дорога великолепная.
     Под Петропавловском нас подловил дождь, да не простой, а ливень, да ещё и ночью. Ехать практически было невозможно, пришлось пережидать  непогоду прямо на обочине. Только боялись, что проезжающие автомашины в потоках воды льющей с неба, могут нас не заметить и… Но всё обошлось, дождь внезапно окончился, и мы потихоньку, поднимая колёсами фонтаны воды, двинулись дальше. Я решил заехать в Сосновый Бор, где мне предложили работу и трёхкомнатную квартиру в сдаваемом доме.
    Посёлок нам понравился. Очень зелёный, рядом неширокая, но рыбная (с точки зрения рыбаков-любителей) речушка, недалеко леса с грибами и ягодами. Встретила нас председатель поссовета, организовала нам временное проживание в квартире своих родственников, уехавших в отпуск. В посёлке богатый совхоз - довольно крупное предприятие с несколькими отделениями, Дом Культуры в отличном состоянии. Штат укомплектован за счёт сельских клубов. Это было в то время новшеством. Работники этих очагов культуры из малочисленных сёл работают в центральном ДК, а в своих клубах по плану проводится качественное обслуживание. Вот и оказалось в моём подчинении девять довольно опытных культработников, которые каждый в отдельности практически бессилен был провести что-то солидное, а вместе можно было готовить различные программы. Вначале познакомился с директором совхоза, он произвёл на меня хорошее впечатление. В полученном  письме было сказано, что совхоз обязуется  выделить мне трёхкомнатную квартиру в доме, который будет сдан примерно через месяц. На это время я решил съездить на Украину проведать тёщу и Тамарину сестру. Контейнер к тому времени пришёл, его доставили в посёлок и разгрузили прямо в ДК. В Черкассы мы поехали налегке. Не буду описывать эту поездку, она прошла без приключений, и вскоре мы вернулись на Урал.
   Дом уже сдали, но квартиру в нём нам не выделили. Профсоюзная дама, очень энергичная и, как все руководители её уровня, бестолковая, уговорила членов рабочкома мне в квартире отказать. Напрасно директор и председатель поссовета пытались объяснить, что они связаны официальным письмом, и что закон на моей стороне. Рабочком решил выделить мне квартиру в старом доме. А профсоюзная лидерша прямо заявила?
-Не успел приехать и на новую квартиру рот открыл. Знаем мы таких деятелей. Пусть себя вначале покажет.
Что с неё убогой, недавней птичницы, взять! Ну, и чёрт с ней! Мы посоветовались с женой, и я заявил председателю поссовета, что уезжаем.  И  тут началось! Приехал с районного центра начальник отдела культуры, но на уговоры я не подавался. Мне даже было сказано, что решение рабочкома пересмотрят, и я получу обещанное.  Но моё решение уехать оставалось твёрдым. Я просто заявил, что если меня пытались обмануть вначале нашего сотрудничества, то о каком творческом взаимодействии может идти речь в будущем.
-Вы меня извините за прямоту. Мне не двадцать лет, и я не начинающий молодой специалист. Организовывать культурно- массовую работу без помощи партийных и профсоюзных органов невозможно. А какие вопросы я смогу решать с такой профсоюзной деятельницей, да ещё после всех выпадов в мой адрес? Конечно, мы с женой попали в настоящую мясорубку: контейнер разгрузили,  а теперь его снова заказывать и грузить.  Следовало бы отнести это за счёт профсоюза, да нам не привыкать сталкиваться с подобными, не знаю, как их назвать.
     И мы уехали. Решили посмотреть, что подготовил нам председатель колхоза под  Волгоградом. Но когда мы увидели трещины на земле, образовавшиеся от постоянной страшной жары  и подышали раскалённым воздухом, то поняли, что нам после 20 лет проведённых в условиях Крайнего Севера, здесь просто не выжить. Теперь нас ожидала псковская земля, Печорский район, агрорыбофирма «Дружба».
   Приехали мы в Печоры к вечеру, остановились на берегу небольшого водоёма в нескольких километрах от города, а утром поехали в отдел культуры. Завотделом Кира Михайловна нас уже ожидала, встретила, как родных, рассказала о жизни в районе и деревне Киршино, где находилась контора рыбофирмы.
    Председателем этого крупного хозяйства был в то время Гончаров Анатолий Ефимович.  Такие руководители – большая редкость в стране. Образование 7 классов и Анапская школа рыболовства, экономист с большой буквы, хозяин что надо и высококультурный человек. Если бы все руководители в сельском хозяйстве были такими, как Гончаров, то уверяю - никакие реформисты- демократы не смогли бы развалить его  в один момент.
     Я приехал в Киршино  осенью 1989 года, предпоследнего года перед демократическим беспределом, организованным «новыми  демократами» под руководством, точнее при поддержке вечно пьяненького первого президента России.  Получил небольшой трёхкомнатный коттедж с баней, гаражом и колодцем у входа.  До берега Псковского озера метров четыреста. При коттедже небольшой участок. Мы поставили тепличку для помидоров, огурцов, перца, зелени. Даже вырастили несколько арбузов и дынь. Опыт у нас  был:  в посёлке Угловой  Оймяконского  района, самого холодного в стране, мы ухаживали за тремя теплицами и довольно успешно.
   Дворец Культуры рыбаков, как его здесь называли, был действительно дворцом: вертящаяся сцена, огромный зрительный зал, два фойе, более двадцати рабочих комнат, спортивный  зал с душевыми и туалетами, котельная. Он был построен агрорыбофирмой,  но штатом укомплектовал отдел культуры, и числился это великолепный центр культуры, как сельский ДК с двумя творческими единицами - директор и худрук. Но техперсонала было согласно площади: пять техничек, четыре дежурных, киномеханик,  сторож, три кочегара. В киноаппаратной три поста самой новейшей аппаратуры. Но самое интересное то, что в Киршино проживало немного населения.  В основном работники агрорыбофирмы жили в соседних небольших деревнях типа эстонских хуторов.  Поэтому на просмотр кинофильмов и вечера отдыха редко собиралось не более двадцати человек.  И было  просто непонятно, зачем выбросили такие огромные деньги на строительство этого  дворца. Пожалуй,  Гончаров воздвиг себе при жизни па-мятник архитектуры.
     Немного о сельхозпредприятии «Дружба»: выращивание овощей, рыбный промысел на Псковском и Чудском озёрах, свой консервный комбинат и асфальтный завод.  Имелся малый рыболовный флот, который занимался ловом судака, леща, корюшки и знаменитой мелкой рыбёшки снетка, который сушился в специальных печах и очень высоко ценился  и не только в Псковской области.
    Когда я принял Дворец Культуры рыбаков, а говоря проще, сельский  ДК, в нём висел только тяжёлый бархатный занавес, стояли театральные кресла и  была установлена киноаппаратура.  Все многочисленные помещения были пусты, и мне поручили обставить их необходимой мебелью и  оборудованием. Гончаров дал указание в бухгалтерию финансировать все затраты на эту работу, как по безналичному расчёту, так и за наличные. В моё распоряжение был выделен Газ-53 с будкой, на котором я мотался в Ленинград и по Эстонии, которая тогда ещё только мечтала выйти из состава СССР. Правда, в некоторых районах и городах, таких, как Выру, уже открыто не скрывали своего враждебного отношения к Советскому Союзу. Это выражалось в следующем. Прибалтика всегда отличалась от России и культурой, и обеспечением, и многим другим.  В Эстонии дороги смело могли поспорить с Европой. При въезде в эту республику (я не говорю уже о Латвии и Литве) казалось, что попадаешь в другое государство. Мы с женой часто ездили автомобилем в Вярску,  Пылву, Ряпин, Тарту. Кроме идеального дорожного покрытия удивляла чистота на обочинах дорог. Казалось, что ежедневно рано утром происходит тщательная уборка. Из каждого хутора к основной магистрали ведёт асфальтированная дорожка, по которой местные жители вывозят молоко и выставляют бидоны на деревянный постамент. Я был свидетелем, как это молоко собирают. Подъезжает молоковоз, из кабины выходит водитель в белоснежном халате и сливает молоко в цистерну, оставляя на крышке бидона документ о приёме. Попробовали бы так в России! Поражает чистота и тишина в магазинах. Она нарушается только тогда, когда псковичи, приехавшие за продуктами, которых по качеству никогда не бывает на прилавках дома, шумной  толпой вваливаются в магазин. Громко звучит «ты здесь не стояла»,  «чего прёшься без очереди?» и, конечно, привычный только российскому уху, мат. Поэтому и отношение к русским покупателем далеко не очень, чтобы очень. На кассе у них отбирают многие продукты, вежливо объясняя: «для проживающих».
    Вспоминаю, как при подготовке проводов русской зимы, я обратился в сельпо эстонского городка Вярску и договорился, что они организуют автолавку с дефицитными продуктами и напитками, каких в нашем магазине не было. Их приезд полностью перечеркнул проведение мероприятия, к которому мы так тщательно готовились. Все бросились к автолавке, начались крики, ругань, давка. Отталкивая друг друга, совали продавщице деньги, требуя их отоварить. Напрасно бедная женщина пыталась объяснить, что всем хватит, просила, чтобы не мешали работать. Потом закрыла двери, прибежала ко мне в кабинет и, чуть не плача, просила навести порядок. А что я мог сделать? Стояло мне появиться у автолавки, на меня набросилась толпа, орали и мужчины, и женщины, требуя продолжать торговлю. Продавец вскочила в машину и уехала в Эстонию. А потом при встрече начальник торговли предупредил, что больше с русскими связываться не будет.
   Дом культуры я оформил полностью. Заработала самодеятельность, на первом смотре мы стали лауреатами Псковской области. Но вот грянул 1990 год, я считаю, самый страшный после 37-го. Первым и последним президентом СССР стал М.С. Горбачёв, избранный не народом, а Верховным Советом. Начался «парад»  республик. Первыми покинули «единый и нерушимый» страны Прибалтики, за ними Закавказье и т. д. Самое смешное, что Российская Федерация тоже объявила свою независимость. Вначале было непонятно от кого. Потом поняли - независимость от своего народа. И главным в этом мероприятии был бывший первый секретарь Свердловского обкома КПСС, верный ленинец-патриот, член ЦК КПСС, первый секретарь МГК КПСС, кандидат в члены Политбюро, первый  президент РФ Боря Ельцин.
   Меня избрали председателем  комиссии по выборам этого самого первого президента. Народ почувствовал, что партия сдаёт свои позиции и громко приветствовал все обещанные демократические перемены.  Я увидел среди агитационных материалов листовку со словами: «Ельцин- это гибель страны, Ельцин- это хаос» и очень возмутился. Даже поспорил с Гончаровым, с инициативы которого и велась война против кандидата в президенты,  коммуниста-перевёртыша, поклонника великого  Бахуса (скульптура Микеланджело), который мне просто сказал:
-Юрий Михайлович, вспомнишь меня через несколько лет, когда убедишься, во что превратится наша страна.
Как он был прав! Во что обошлась нашему народу необдуманная поддержка Ельцина  и его реформаторов типа Гайдара, Бурбулиса,  Чубайса и прочих им подобным. Об этом много говорилось и писалось, а мы стали свидетелями их преступной деятельности.
    Вскоре мы с женой стали ощущать близость Псковского озера. После двадцати лет Крайнего Севера с сухим, морозн6ым воздухом, повышенная влажность действовала на наши организмы отрицательно. Весной топило подполье, где хранились наши консервации и овощи, под самый верх. Я не успевал откачивать  мутную воду. Колодец заполнялся такой же водой доверху. Употреблять эту воду практически было невозможно. А самая беда заключалась в то, что влажность пропитывала в доме всё, что могла. Мы ложились спать во влажные постели. Я пошёл в контору.
-Анатолий Ефимович, скоро нас можно будет выжимать, как половую тряпку.
-А я чем могу помочь?
-Дай другой коттедж подальше от берега озера.
-Дорогой мой, рад бы в рай, да грехи не пускают. Ты же видишь, что в стране творится. Строительство нового жилья пришлось свернуть. Ещё год-полтора назад этот вопрос я решил бы, не сходя с места. А сейчас ничего свободного нет и не предвидится.
   Я срочно помчался в Управление культуры, объяснил создавшуюся ситуацию и попросил перевести меня подальше от влажных мест. Меня направили в Псковский районный отдел культуры, где моё появления было принято с радостью: меня уже знали по выступлениям во Пскове. В день празднования дня Победы, мы очень удачно выступили перед ветеранами ВОВ. Зная мои способности, как руководителя музыкальных коллективов, завотделом культуры в Печорах, усилила мой любительский ансамбль преподавателями музыкальной школы, и мы играли, как профессионалы. Мне предложили несколько интересных мест на выбор, но в наш разговор вмешался какой-то довольно энергичный молодой человек. Он оказался председателем большого колхоза в деревне Селихново.  Александр Иванович пообещал золотые горы: двухэтажный коттедж со своей котельной, любые расходы на приобретение всего необходимого для Дома Культуры. Завотделом культуры подтвердила своё самое активное участие в приобретении всего, что я попрошу. Я в свою очередь заявил, что в начале посмотрю сам, составлю перечень того, что посчитаю необходимым, а потом решу вопрос о переводе.
   Я  переехал в деревню Селихново, где находился  колхоз имени Калинина. А агрорыбогфирма «Дружба» после ухода на пенсию Гончарова распалась на отдельные коопхозяйства.  Выживай, кто как может! Ранее население занималось выращиванием овощей, солением капусты, огурцов. Вся эта продукция отправлялась на рынки Ленинграда, где с успехом раскупалась жителями северной столицы. Но с приходом демократов все рынки за баснословные взятки оказались в руках смуглых кавказцев, которые преградили дорогу к прилавкам истинным хозяевам России.  И небольшой доходный ручеёк от выращенной тяжким трудом сельхозпродукции  безжалостно перекрыли темпераментные дети гор. И жаловаться было уже некому, беззаконие и коррупция  поразила все руководящие инстанции.
   Колхоз имени Калинина никогда не был убыточным: молочно товарные фермы, свиноводство, зерновые, лён, строительство жилого фонда. По перспективному плану развития села вырастали двухэтажные коттеджи на две семьи с водопроводом, асфальтом, а главное, это  были  установлены котельные  для отопления газом. По этому же плану газовая магистраль должна была пройти рядом с селом. Но очень, уж, умные головы, а в России они всегда умные, пересмотрели её прокладку, и в результате построенные дома оказались в неприятном положении вдали от родимого газа.  Менять приспособленные водяные котлы под газ на другие было колхозу не по карману. Тогда решили топить углём. Это было не то, что неудобно, а просто страшно. Уголь без поддувал гореть не хотел. Приходилось через каждые 20-30 минут спускаться в подвал, где находилась котельная, и специальными пиками ворушить тлеющий уголь. Получалось - пока топишь - тепло, ушёл спать- уголь постепенно угасал и коксовался, а в двухэтажной квартире температура понижалась чуть не к 10 градусам тепла. Я сам так мучился почти два года, превратившись в истопника.
    А вот работа радовала. Тамару оформили художественным  руководителем, и от неё было гораздо больше  пользы, чем от выпускников культ-просветучилищ, этаких инкубаторов, где вылупливались специалисты узкого профиля. Посудите сами, что мог предложить выпускник – руководитель танцевального коллектива или, скажем, организатор-массовик.  Сельскому очагу культуры нужен был универсал, владеющий музыкальным инструментом, режиссурой, руководством вокальных и хоровых коллективов. Приезжал по направлению дирижёр народных или  духовых инструментов! И  какую он принесёт пользу за время положенной отработки диплома? А у нас работа была организована, как и положено в сельских условиях. Работал вокальный ансамбль, ВИА, театр малых форм, имелись неплохие солисты, детская музыкальная школа на общественных началах, детский инструментальный ансамбль. При финансовой поддержке отдела культуры в зале и фойе установили модную в то время цветомузыку.  Вечера отдыха проводились на таком профессиональном уровне, что вскоре к нам стали приезжать со всех окружающих сёл. Вспоминаю, как у ДК останавливался трактор с прицепом, из которого выгружалась приехавшая на вечер отдыха молодёжь за 30 километров, невзирая на морозную погоду. Появился свой спецсчёт. Председатель колхоза периодически выделял деньги на проведение вечеров животноводов, механизаторов, полеводов. Правда, за дефицитными продуктами для оформления столиков приходилось мотаться в Белоруссию, так как Эстония нас к себе уже не подпускала. Один раз я поехал даже в Латвию, которая как-то была настроена не так враждебно к русским.
    На областном фестивале самодеятельного искусства наш Дом Культуры получил   несколько дипломов лауреата. Был снят докуме5нтальный фильм о жизни и деятельности нашего колхоза. Сценарий писал я, а съёмку вели областные киноработники.
    Однажды ко мне подошла главный бухгалтер колхоза и стала просить, что бы я разрешил её дочери, студентке Псковского кульпросветучилища,  проходить преддипломную практику в нашем ДК.
-Юрий Михайлович, только Вы сможете руководить её подготовкой к защите диплома. Она будет жить дома, а это самое главное.
    И я написал отношение в  Псковское КПУ. Оказалось, что Таня оканчивает училище по профилю организатор-массовик. Я помог ей  подготовить солидное мероприятие, на проведение которого приехала квалификационная комиссия, и, конечно, Таня получила отличную оценку. После защиты диплома она стала проситься на работу в наш ДК. Я ей объяснил, что свободных мест нет и быть не может, так как штат состоит из двух единиц - директора и худрука.
-Таня, пойми меня правильно. Ты не владеешь музыкальным инструментом, не поёшь, не танцуешь. У тебя нет режиссёрского опыта. Тебе надо просить направление в большой Дом Культуры и работать по своему профилю - организатор массовых мероприятий.
    А на другой день ко мне в кабинет прямо ворвалась её мать-главбух и устроила грандиозный скандал. Она предъявила мне документ, в котором говорилось, что Таня учится от колхоза, и поэтому должна работать здесь.
-А что она здесь будет делать?- спросил я.
-Работать худруком.
-Во-первых, это место занято, а во-вторых, из неё худрук никак не получится.
-А это мы посмотрим!
Я срочно связался с отделом культуры, где меня успокоили:
-Юрий Михайлович, работайте, как работали,
Но через неделю меня вызвали в отдел культуры, и завотделом объяснила, что её пригласили в администрацию и в приказном порядке потребовали заменить Тамару, как неспециалиста, на выпускника КПУ.
-Мы можем перевести Тамару худруком в соседнее село- Выставку.
-Это просто бессмысленный разговор. До Выставки, даже если бы мы и согласились, 12 километров. Транспорта туда нет. Работа вечерняя. Если дело обстоит так, то я срочно увольняюсь.
-Юрий Михайлович, не торопитесь, может, мы что-то придумаем и переведём Вас в большой Дом Культуры.  Такой строится в Серёдке, и дом для директора тоже строят.
     Но обстоятельства сильнее нас. Я поехал в Серёдку, где велось строительство Дворца, но там стало понято, что это обыкновенный долгострой, что в скором времени и подтвердилось. Стройка заглохла, материалы разворовали - демократия наступала широким фронтом. Со мной жил, приехавший с Севера сын Михаил, которого уговорили принять СДК в деревне Выставка, а школа предложила ему комнату в коттедже-общежитии для учителей-одиночек. В этом помещении давно никто не жил, и оно было в запущенном состоянии: окна разбиты, в комнатах нагажено, всё как в обыкновенных российских сёлах, где подрастающее поколение на 80% появилось на свет от алкогольных родителей и привыкло только шкодничать.     До этого предложения Михаил несколько раз в неделю ездил в эту деревню демонстрировать кинофильмы. Для этих поездок я дал ему свой мотоцикл с коляской  Иж-Юпитер. Жители деревни были очень довольны началом работы киноустановки, так как она бездействовала более года. Но нашёлся один воришка, который вместо просмотра кинофильма хозяйничал в мотоцикле: снял колесо с коляски и аккумулятор. Миша пришёл домой пешком, и киноустановка снова закрылась на неопределённое время. Все знали, кто раскурочил мотоцикл, но молчали - как поставить под удар своего, а кино, да плевать на него, не было год - и никто не помер. Я написал участковому заявление с указанием виновника, но тот через месяц мне сообщил, что застать дома Шершавого (так прозывали в деревне воришку) невозможно. При появлении работника милиции, тот убегает в болото, а по повестке просто не является. Колесо, правда, подбросили, но без дефицитной гайки, а аккумулятор пришлось покупать новый.  А «Дело о…» просто осталось на пыльном стеллаже райотдела милиции. Помните: «Моя милиция меня бережёт». Меня ли?
    Поехал я с Мишей в Выставку посмотреть комнату в предлагаемом коттедже. Надо сказать, что место мне понравилось. Уютный кирпичный домик стоял на песчаном пригорке среди фруктовых деревьев, берёз и осин. При коттедже был кирпичный сарай, кладовка и туалет. Правда, всё было в ужасном состоянии. Видно было, что проживающим порядок был до лампочки. Даже на небольшой веранде они устроили дровяник.  Было неудобно за молодых учителей, которые там временно проживали.  Я встретился с директрисой школы и спросил, почему нельзя отдать Мише весь коттедж.
-Вы понимаете, у нас нехватает преподавателя музыки и пения, истории искусства и руководителя внеклассной работы. Приедет кто-нибудь, а жить негде. Вот и будем держать комнату для него.
-Уважаемая Валентина Ивановна, считайте, что такой преподаватель приехал. Я предлагаю Вам свои услуги.
-А Вы раньше работали с детьми?
-У меня общий педстаж около двадцати лет, высшее образование. Я профессиональный преподаватель музыки и пения, рисования и черчения.  А с историей культуры, уж, как-нибудь разберёмся.
-Вы серьёзно?
-Так точно,- по-военному ответил я.
    Срочно уволился с должности директора ДК, при условии, что на новом месте буду  по совместительству  руководить культурно-массовой работой в Выставке. Я тоже поставил свои условия: передать в ДК инструменты и аппаратуру, что  получены  в своё время от отдела культуры.  Разрешение было дано, и всё необходимое перекочевало из  Селихново в Выставку. Я уже планировал подбирать будущих музыкантов, но, опять-таки, главбух Валентина Ивановна нажаловалась в Администрацию, что я при попустительстве отдела культуры ограбил их сельский очаг, оставив её дочь, молодого специалиста, ни с чем. Завотделом получила выговор и спустя некоторое время уволилась с работы, оставила свою должность сестре жены руководителя районной администрацией, а сама устроилась кондуктором на городской автобус. Часть инструментов и аппаратуры у меня отобрали. К слову, через какое-то время дорогостоящее оборудование было частично приведено в негодность, частично украдено, а ДК деревни Селихново вернулся  в прежнее состояние: самодеятельность заглохла, на вечерах отдыха начались пьянки, драки - русская деревня вернула себе своё привычное лицо.

                Глава  23
    Многое изменилось в стране после моего приезда с Далёкого Севера, с края вечной мерзлоты, трескучих морозов, трудной работы и замечательных людей, закалённых суровым климатом, доброжелательных, готовых в любой момент прийти на помощь. Жители центральных районов, особенно представители трудового крестьянства, им и в подмётки не годились. Демократические перемены чувствовались во всех аспектах жизни страны. Приватизировались и сразу же закрывались предприятия. Рабочий класс превратился в класс безработных, крестьяне получили землю, которую не было чем обрабатывать, и она зарастала, заболачивалась, говоря  проще, становилась безжизненной и ни на что непригодной.  Это и понятно. Для выполнения своих планов отцам демократии рабочий класс, который всегда стоит на защите своих интересов, был, как кость в горле. Поэтому для его ликвидации нашли спецприём- приватизация с последующей ликвидацией.  В результате миллионы честных тружеников остались за бортом великого корабля великой демократии, плывущим в страну изобилия для реформаторов, бизнесменов, комбинаторов, воров и просто бандитов, именующих себя «новыми русскими», которые почувствовали своё время и, вырвавшись из мест столь отдалённых, нашли сразу же общий язык с таким же нечистоплотным, как и сами, политическим руководством.
    Наш колхоз не был банкротом. В пяти деревнях функционировали молочно товарные фермы: коровы, телята, бычки, овцы, кони. На восьмистах с лишним гектарах выращивали зерновые, лён, овощи. Колхоз имел свой детсад, столовую. Более двадцати тракторов мотались по дорогам и полям. Пилорама давала брус и доску не только своему хозяйству, но и выполняла заказы жителей окружающих сёл. Была своя заправка и мехмастерские. В деревне имелся фельдшерско-акушерский пункт, девятилетняя школа и Сельский Дом Культуры. Правда, не обходилось и без проблем, главная из которых была постоянная пьянка. Пили всё, от самогонки до некачественного спирта, регулярно поставляемого из воинских частей. А поэтому и качество выполняемой работы могло быть значительно выше. Но русский без горячительных напитков не может прожить и дня. Часть зерна, выделяемого на посевы,  и с нового урожая,  активно менялось на алкоголь. А это было элементарным воровством.
    Валентин Домиль ( Милевский) дал чёткое определение этому явлению: «В России воры делятся на просто воров, воров в законе и воров, для которых закон не писан».   Разберёмся с этим высказыванием. Воры в законе - это всем понятно: вся жизнь их проходит в основном по тюрьмам. Вышел- украл- сел! Воры, кому закон не писан - это по всей вероятности «новые русские», реформаторы, комбинаторы, представители всех уровней вертикальной власти. Они «свои в доску», и поэтому воруют без  оглядки на закон. Иногда их сажают, но это в том случае, когда «жадность фраера губит» - наворовал, а с кем надо не поделился, или поделился не с тем, кем надо. А просто воры - это те, кто за мешок комбикорма, или рулон рубероида мотают 3-х годичные и более  сроки.   Леонид Сухоруков прямо сказал: «Ворами не рождаются, а выращиваются государственным беззаконием». Не в бровь, а в глаз!
     Представить нашу родимую демократическую Россию без воровства, что цыгана без коня. Это  практически невозможно. Если узаконить довольно не-гуманные китайские приёмы борьбы с ворами (обрезывание ушей и от-рубывание кистей рук), то, сколько  россиян ходили бы изуродованными! Представляете депутата или чиновника высокого ранга без ушей, или руко-водителей правоохранительных органов без рук?  А прописавшимся  на Красной площади и в Белом доме  руки-то и вовсе не нужны - двери лакеи откроют  (шутка!).  Но об этом можно только мечтать! Вот примеры из жизни деревень Выставской администрации  Псковского района, Псковской области, Российской Федерации. А они - эти примеры - аналогичны всей стране.
     Саша стал воришкой недавно. Виной этому была чрезмерная любовь к  нектару Бахуса и сравнительно низкая заработная плата, на которую сильно не разгуляешься и которую, к тому же, так нерегулярно выплачивало некое по-добие бывшего колхоза, насильственно навязанное бывшим его членам. Короче говоря, денег не было, а жажда не проходила. Вот и стал наш герой на порочный путь голубого воришки из «12 стульев». Спасибо, что при реор-ганизации сельского предприятия возник такой бардак, что даже капитальные двери в складах растащили, охрану сократили, и поэтому к запасам зерна  можно было попадать довольно свободно. В деревнях даже утвердились нег-ласные расценки: мешок пшеницы - два пузыря, мешок овса- один.  Попался Саша из-за жадности: один мешок отволок любителям кур, показалось мало. На втором ( будучи на подпитии) попался. Но полученный  срок  его на добродетельный путь не вывел. Вернувшись из мест отдалённых, Саша продолжил  свою привычную деятельность.  Правда, с зерном стало плохо: сельскохозяйственный кооператив почти перестал сеять. Пришлось довольствоваться чем попало. За два рулона рубероида получил очередные три с половиной года. Отсидел, вернулся домой уже  официальным рецидивистом. Пожил немного на мизерную пенсию престарелой матери, но жажда продолжала требовать своё. В ненастную ночь пробрался на  стоянку сельхозтехники, слил канистру солярки и отнёс азербайджанцу, который  развернул огромное личное хозяйство в соседней деревне. Получив положенную бутылку разведённого спирта,  довольный сделкой, отправился домой, попивая  прямо « из горла» без всякой закуси.  А спирт азербайджанцу  вояки из гарнизона привезли технический. И  утром  Саша был найден в неразобранной постели с засохшей кровавой пеной на губах. И никого такой трагический финал  не  взволновал. Даже на экспертизу остатки отравленного «пойла» не отправили.  Похоронили человека - и забыли. «Умер Максим - и хрен с ним!»
    Семья Кошелевых из соседнего села ничем особенным не выделялась. Семья, как семья.  Таких в России большинство. 65-ти летний отец, надлом-ненный непосильным повседневным крестьянским трудом, отравленный по-стоянным приёмом  «на грудь» чего придётся - качественные напитки крестья-нину притивопоказаны из-за стоимости. Вот и приходилось глотать всякую дрянь.  Малограмотная мать, инвалид первой группы. Старший сын, мастер на все руки по плотницкой части,  семьи никогда не имел,  опять-таки, губил зелёный змий. Все заработанные деньги оседали в бюджете многочисленных реализаторов алкоголя, которые почувствовали полную свободу при демок-ратии и развернули бурную деятельность. Кончил он плохо: однажды утром нашли его захлебнувшегося излишками принятого.
    Младший сын Лёша нигде не работал, воровал всё, что плохо лежало не только в колхозе, но и у своих соседей.  Стал приезжать из соседней деревни мой сын (я об этом писал), которого отдел кинофикации упросил два раза в неделю крутить в клубе кинофильмы. Все были довольны. Наконец-то затеплилась хоть какая-то жизнь после демократических нововведений. А Лёша Кошелев, пока Михаил делал доброе дело, снял с мотоцикла аккумулятор и колесо с коляски. Участковый инспектор в звании майора быстро разобрался с этим хищением, составил необходимые бумаги. В результате оперативных действий колесо подбросили, но аккумулятора так и не вернули. Демонстрация фильмов прекратилась. Но вор остался без наказания. Участковый объяснил, что не может застать его дома, тот прячется, а в засаде сидеть некогда: таких преступлений на участке сотни, а по повестке Лёша не является. Дело было передано в уголовный розыск района, а там благополучно затерялось в огромных кипах нераскрытых, запылённых дел.
   Потом Лёша украл у меня ковровые дорожки, оставив на  снегу отпечатки своих характерных резиновых сапог. Новый участковый (прежний - майор погиб в подстроенной автомобильной аварии), выпускник областного училища милиции, со знанием дела резво пробежал по этим следам, определил их направление и отбыл в район, даже не составив протокола. Дело не возбуждалось, похищенное благополучно вывез очередной любовник  сестры вора и - всё. Какая мелочь - дорожки БУ! А Лёша, всё-таки, бывший соученик, сосед - его дом напротив. А соседей надо уважать!
    Дочь Кошелевых так часто меняла мужей и фамилии, что в деревнях никто не мог правильно её назвать. И каждый муж доказывал, что недаром временно осчастливливал эту сельскую Клеопатру. В результате страстной любви  она дарила  каждому  мужу по сыну. Два старших окончили школу и сравнительно благополучно выпорхнули из материнского гнёздышка. А вот два следующих, погодки, носящие разные фамилии, после многочисленных попыток научиться читать, писать и считать, бросили школу (за что она им была очень благодарна) и прошли курс молодого вора у дяди Лёши. Эта наука оказалась им и по вкусу, и по плечу. Но об этом  позже, так сказать, в эпилоге.
     На территории нашей администрации, бывшего сельского совета, в хищнически вырубленных лесах и колках, среди заросших сорняками и кус-тарниками когда-то плодородных полей,  как бы попрятались от глаз людских вымирающие небольшие деревеньки, до которых сегодняшнему демо-кратическому руководству и дела никакого нет. Молодёжь, которая поумнее, давно в городе пристроилась: кто рабочим магазина, кто рабом у темперамент-ного жителя гор, с которых он спустился, чтобы осчастливить тёмную Россию своими чебуреками, подгоревшими шашлыками и супом харчо. Слава новому порядку - никакая регистрация по месту жительства не требовалась. Прописан по деревне, а работаешь в городе - вот и ладушки! А  в сельской местности остались молодые бездельники,  алкаши и дурачки - непременное  приложение русской деревни. Да какая деревня без своего юродивого!
    Вот такой дефективный представитель имелся и в одной из деревушек  вышеупомянутой волости. Для органов правопорядка - это драгоценная находка. Три молодых бездельника, налакавшись бормотухи, залезли в сель-ский магазин. Побросали в мешки и коробки небогатый ассортимент продук-тов, но не выдержали и принялись обмывать успех, прямо в магазине. И до того наобмывались, что сил хватило перетащить коробки и мешки только через  дорогу. Здесь же и уснули богатырским сном, достойно выполнив свой долг. Здесь же их утром и повязали. А на следствии выяснилось, что грабил только сельский дурачок. А с дурака и взятка гладка!
   Через какое-то время наш герой поджёг избу своей бабки, которая перио-дически  одаривала любимого внука небольшими суммами со своей скудной пенсии. Хату спасли, а дурачку пальчиком погрозили: «Нехорошо! Ай-я-яй! Ты больше не будешь? Правда?»
    В следующий раз магазин был обворован более грамотно, но теми же приё-мами. Расхитителей так и не нашли, хотя догадывались. Да больно и не старались. Самое главное- это вовремя прибыть на место и составить необходимые бумаги.
  -Какую профилактическую работу я могу вести?- оправдывался участковый.- У меня территория - три волости, транспорта нет никакого. Я могу попасть на место только после совершения преступления.
   Вернёмся к нашим молодым героям. Краденное пряталось в одном доме, удобно расположенном  подальше от глаз людских. Хозяин- холостяк. Ни-когда женат не был. Да разве успеешь за пьянкой да отсидкой семью завести. Вот и расцветала сельская малина буйным цветом. Но после налёта на мага-зин, чего-то не поделили, а может просто перепились. Слово за слово, потом  в ход пошли кулаки, а потом  хозяин дома был зверски зарезан. Доблестные стражи порядка сразу вышли на преступников. Все были арестованы, но отпущены, хотя остатки  ворованного изъяли. Снова оказалось, что и кражу, и убийство совершил, опять-таки,  наш  Иванушка- дурачок. На этот раз к нему отнеслись по всей строгости закона. Он был отправлен в Санкт-Петербург, где лечились такие же идиоты, а точнее козлы отпущения, самые ценные люди для следственных органов. И через три месяца он снова обрадовал односельчан своим внезапным появлением.
    Я, как никто другой, прочувствовал на себе все прелести демократических перемен в стране. Первый раз я столкнулся с плодотворной деятельностью принципиальных органов правопорядка, когда с моего мотоцикла сняли колесо и аккумулятор. Ковровые дорожки похитили тоже прямо со  двора. Следующая кража не заставила себя долго ждать. Мне пришлось снимать двигатель со своего «Москвича». За один день работу окончить не смог, поэтому на ночь автомобиль в гараж не загнал, а оставил в воротах под лебёдкой. А утром не оказалось автомагнитолы, электронных часов и электропилы, спрятанной под стеллажом. Расследование провёл я сам. Накануне мне помогал бывший колхозный шофёр-умелец, племянник которого был нечист на руку. И я пошёл прямо к его матери, сестре шофёра.
   -Договоримся так. Ваш сын уже условник. Хищение с моего гаража его рук дело. Он приходил днём с дядей и всё высмотрел. Он возвращает украденное, а я не вызываю милицию.
   -Мой всю ночь был дома. Это не он.
  -Я всё сказал!
Только сели с женой обедать, залаяла собака. Правда, не зло, чужого так не встречают. Я выскочил во двор. У ворот стоял мешок, в котором было сложено всё украденное.
   Прошло некоторое время, и я решил приобрести минипилораму. Бывшая колхозная стационарная пилорама была давно разворована, и поэтому изготовление досок могло немного украсить семейный бюджет, съедаемый постоянным ростом цен. Сказано - сделано. Но к моему дому не был подведен необходимый  трёхфазный ток. Председатель СПХК любезно предложил пустующий тракторный бокс. Монтаж производился долго. Но вот уложены монорельсы, по которым будет двигаться станок. Мы с, приехавшим по такому поводу, сыном решили опробовать пилораму в действии. Перевезли её в бокс, провели необходимые регулировки и, заперли огромные металлические ворота  на массивный замок, ушли домой.
   За несколько дней до этого сельский магазин снова был ограблен, причём на этот раз профессионально. Единственную лампочку над входными дверями просто расстреляли из боевого пистолета. Капитальные замки перекусили какими-то мощными клещами. Ворованное погрузили, судя по следам, в грузовую автомашину. Преступники действовали нагло, с уверенностью, что им никто не помешает и, конечно, по наводке кого-то из своих  местных, кто знал, что ночной сторож  в отпуске, а на его замене  сельпо решило сэкономить. Грабители были на всеобщее удивление  спустя некоторое время задержаны. А ночью я проснулся от неприятного сна:  приснились открытые ворота и отсутствие станка. Сон оказался явью. Пилорама была украдена. Срочно вызвали милицию. Приехала бригада, всё осмотрела, всех расспросила. Через несколько дней просохла дождевая лужа у дороги, и в ней был обнаружен замок с перекушенной скобой. И началось самое интересное. Следователь, которому передали важную улику, куда-то срочно выехал. Потом, когда арестовали магазинную банду из соседнего городка, выяснилось, что все замки перекушены одними и теми же клещами. Экспертизу остаткам замка проводили более месяца. Напрасно я оббивал пороги районного ОВД. Поездка в город обходилась недёшево. А застать следователя никак не удавалось. Наконец тот поднял телефонную трубку и, узнав, с кем имеет честь разговаривать, объяснил в популярной форме, что для возбуждения уголовного дела необходимы минимум две улики. А одних клещей  недостаточно.  Я бросился к майору, начальнику поселкового отделения милиции в бывшем райцентре, который твёрдо обещал во всём помочь. Но тот заявил:
    -Понимаете, уважаемый, я получил подполковника и срочно уезжаю домой в Чечню.  На моё место приходит старший лейтенант Оганян, он  поможет.
 Но помощь так и не пришла.
     Последний раз нас обворовали подросшие и прошедшие стажировку у своего дяди Лёши родные братья с разными фамилиями.
Мы с Тамарой поехали на одни сутки  в Санкт-Петербург. На хозяйстве остался  внук, учащийся ПТУ. Пользуясь отсутствием старших, братья-воришки  забрались в гараж, похитили электропилу, 80 метров электрокабеля и некоторые автомобильные запчасти. Внук увлёкся компьютером, собака получила кость, короче говоря, грабили спокойно. Но, как обычно, находились под мухой, поэтому всё далеко не унесли. Их судили и, не учитывая, почему-то, прежние условные срока за подобное деяние, получили опять по году условно.
       А сколько таких деревень на бескрайних просторах огромной страны! Сколько таких мелких воришек, сколько уже оформившихся банд с солидной «крышей», сколько пострадавших простых людей, совершенно незащищён-ных ни от разбоя, ни от сомнительной деятельности тех, кому конституция поручила защиту этих простых людей! Воры есть в любом государстве. Но только в России преступники чувствуют себя вольготно,  твёрдо зная, что «крыша» не даст их в обиду, а продажные, умные адвокаты всегда найдут какую-то неточность в следственной документации и помогут преступникам избежать положенного наказания.  Неужели этот беспредел надолго?
     Я оформился на работу в Выставскую школу учителем. Мы получили кирпичный коттедж, стоящий на балансе школы. Впоследствии его приватизировали и стали полными хозяевами этого жилья. Вначале радовались, что наши мечты исполнились. После двадцати лет Крайнего Севера, где приходилось только, по-простому говоря, вкалывать, а отдыхом считалась в летнее время рыбалка, сбор грибов и ягод, потянуло на землю: посадить овощи, ягоды, завести хозяйство. Но просто не рассчитали свои силы и возможности. Приобрели кур, кроликов. Кормов хватало: пол-литра водки - мешок зерна: тариф, установленный не нами, а местными алкоголиками. Поставил теплицу 9 на 5 метров, с железной печкой-бочкой в центре. Подтапливать приходилось всего несколько раз весной, когда неожиданно ударяли последние заморозки. Зато рассада чувствовала себя чудесно. А помидоры, перец, баклажаны, огурцы зрели на глазах. Самый крупный поми-дор весил 830 грамм! Поспевали даже арбузы и дыни. В открытом грунте желтели огромные тыквы до 20 килограмм. За два «пузыря», как тут принято говорить, вспахивали небольшой огород. На нём, кроме картофеля, садили всё, что хотели. Живи и радуйся. Вот только радости оказалось не так много. Питьевая вода за 400 метров. Пытались с сыном вырыть колодец, но, к сожалению, вода из него была пригодна только для поливки. И то хорошо. Туалет на улице. Летом сравнительно неплохо (я его оборудовал унитазом, без сливного бачка). А зимой в тридцати градусные морозы, посещения его до-вольно неприятны.  В других домах и того нет - просто дыра в дощатом настиле.  Баню оборудовал  в кирпичной пристройке к сараю, обшив стены доской - вагонкой.  С дровами, пока возраст позволял, особых проблем не было. За несколько «пузырей» спиртосодержащей, тракторист приволакивает  из лесу пучок хлыстов, мной же спиленных. Остаётся дело за малым - распилить на чурки, поколоть и сложить под навесом. Самая главная проблема была с выездом со двора. Наш коттедж стоял на возвышенном месте. Съехать машиной вниз на дорогу было несложно. А вот подняться вверх в период дождей, осенних и весенних обледенений- это было что-то! Сколько раз мой автомобиль чётко останавливался на половине пути, и приходилось опять ставить «пузырь» трактористу, чтобы помог заехать во двор. Оставишь - раскурочат. А ездить в город было крайне  необходимо: продукты в магазине стоили гораздо дороже, чем в городе, да и завозились в ограниченном ассортименте и просроченные. Вот и получилось - вместо заслуженного отдыха приходилось, прямо-таки, иногда работать из последних сил, на износ. Но не ныли, трудились, как положено.
    А вот сейчас самое время вскрыть некоторые черты, характерные русскому человеку. Вспомните крылатое выражение -«человек человеку друг, товарищ и брат», что ощущается особенно в сельской местности, а это половина страны. Я уже говорил, что получили школьный коттедж, с прилегающим к нему зе-мельным участком, который зарос до основания, т.к. учителям-одиночкам, жившим до нас, было глубоко плевать на его благоустройство. Они с трудом переступали  через переплетения крапивы, лопухов, но порядка не наводи-
ли. Мы переехали из соседнего колхоза им. Калинина, где обзавелись тёлкой. Так вот, мы её сгружаем с тракторной тележки, а сосед-друг, товарищ и брат - торопится скосить траву с нашего уже участка прямо от стен дома. Прожили в этой деревне 14 лет, и, несмотря на то, что я учил крестьянских детей, вместе с
женой все года принимали самое активное участие в проведении праздников, концертов (я руководил женским ансамблем, инструментальным трио, а жена - дипломант всесоюзного фестиваля,  лауреат Псковской области, радовала од-носельчан  исполнением вокальных произведений),   оставались чужаками и в любой момент могли нарваться на любую грубость.
    Начался период приватизации жилья, и я оформил соответствующие доку-менты. Что только мы не выслушивали отбывших колхозников! А один «друг, товарищ и брат», кстати, в пьяном состоянии  попавший с телегой на переезде под поезд  (потом ему оформили неплохую пенсию, как ветерану труда, получившему увечье при выполнении нелёгких трудовых обязанностей), катаясь на инвалидной коляске, встретил нас с женой на улице и стал кричать на всё село, украшая свою речь нецензурной бранью (хочу заметить, что матерщина – непременное условие в общении сельского жителя - иначе не будет взаимопонимания):  «Понаехали сюда, твою мать, со всяких северов, захватывают дома, нашими руками построены! Мотали б туда, б.., где рабо-тали, твою мать!»
Дальше просто не для нормальных ушей. Я пытался этому «другу и брату» объяснить, что к школьному жилью колхоз никакого отношения не имеет, но разве можно что-то доказать разбушевавшемуся полуграмотному, вечно пья-ному мужику, потерявшему всякий человеческий облик. Моя жена поступила по-другому.  Я просто удивился, никогда не видел её такой. Подошла к коля-сочнику и, применяя такую же ненормативную лексику, пообещала швырнуть его в грязный кювет вместе с инвалидной коляской.  И наш «друг» с бешеной скоростью, какую можно выжать из этого транспортного средства, покатил в сторону своего дома, постоянно оглядываясь.
   Я вспомнил слова председателя Киршинского сельского  совета Печорского района: «Ты знаешь, Михалыч,  живу в этом посёлке уже восемь лет, занимаю такую должность, а до сих пор чужой, приезжий». И так везде в сельской мест-ности великой России встречают приезжих учителей, врачей, культработников, специалистов сельского хозяйства граждане, считающие себя самыми велики-ми в мире.
    Несколько слов о школе. Демократические перемены больно ударили и по народному образованию. Поменяли учебники, сделав их платными, на новые, где многое зазвучало в унисон с великими преобразователями России. Даже в «Математику» для первого класса сумели нагадить. Я помню выступление по телевизору начальника Управления Министерства народного образования. Он с болью в голосе рассказывал о «новшествах» сегодняшних руководителей. Это он привёл пример задачи из вышеуказанного учебника для первоклашек. Мне просто не верилось, что подобное может получить жизнь. Потом, когда новые учебники пришли в нашу школу, я просмотрел «Математику».  В задачах фигурировали купцы, бизнес  и прочее. А потом я нашёл и похабную задачу. «На поле Полтавской битвы шведы обозвали русских сто раз козлами. Русские обозвали шведов сто десять раз козлами. Сколько раз слово «козёл» прозвучало на поле Полтавской битвы». После решения этой задачи ученики гонялись друг за другом и кричали: «Ты козёл!» Нет, ты козёл!».  А,  по- моему, козлами были те, кто придумал подобную задачу и те, кто дал добро  на внесение её в учебник самых маленьких школьников.
   Школа была малокомплектная: в классах от двух до восьми учеников в классе. При таком количестве работать было тяжело.  Отсутствовал элемент соревнования, а для детских характеров это было немало важно.  А кроме всего сельские ребятишки получали первое воспитание в  неблагополучных семьях, где без матерщины не умели общаться, постоянно распивались спиртные напитки. Неудивительно, что дети росли заторможенными, а судя по медосмотрам  просто алкогольными. С наших деревень в армию попадали только дети сельской интеллигенции. Остальные получали «белые билеты» 
   Я поработал в школе три года и, не выдержав новых демократических приёмов оболванивая и так не очень способных детей, ушёл на отдых. Пенсия у нас с женой была приличная, всё-таки трудились на Крайнем Севере в тяжёлых условиях. А когда началась пенсионная реформ, оказалось, что доярка получает пенсию такую же, как и я, северный пенсионер по первому списку. Я обратился в пенсионный отдел, где мне объяснили, что пенсия начислена правильно. Я стал добиваться  пересчёта. И сразу  же нарвался на грубость российских чиновников. Пришлось  обратиться к руководителю. Через несколько дней передо мной извинились - не учли северного стажа - и за последние восемь месяцев задолженность вернули. А за оставшиеся месяца? Как говорят в нарде «Что с возу упало, то пропало». Видно в России часто падает с этого воза, раз народ придумал такую поговорку. 
    А теперь расскажу, как приказал долго жить наш колхоз, как и почему он разрушился.  Началось это с появлением, как стало теперь понятно, на руководящем горизонте политического болтуна, ничего не соображающего  ни в экономике,  ни в сельском хозяйстве, ни в производстве. Но щегольнуть  новыми  заумными словечками, замысловатыми формулировками  и  бестолковыми починами - он оказался дока. В одном фильме директор учил своих временных заместителей (такой эксперимент проводился на крупном комбинате):
  -Только не троньте хорошо налаженный механизм!
Не посмотрел  новатор-экспериментатор этот фильм. А жалко! Так вот, после объявления гласности, ускорения и перестройки  начались в нашей деревне интереснейшие события.
   Вначале  прекратили сеять лён (он давал огромный доход колхозу), потому что какие-то политические умники посчитали льнозаводы нерентабельными и позакрывали.  А после победы демократии  всё, что одевало, кормило страну приказало долго жить. Начал проводится в жизнь лозунг Остапа Бендера «Заграница нам поможет!»  Закрыли часть молокозаводов. И колхозу пришлось возить молоко в областной центр. Но три раза  в сутки невыгодно: далеко, а  бензин и солярка  стали дорожать ежедневно. Вынуждены были собирать молоко за целый день, а отвозить один раз. Вот  иногда и привозили на молокозавод простоквашу, которую никто не принимал. Но так как свиноферму тоже  упразднили по совету-указанию сельхозуправления, простоквашу эту некому было скармливать и её просто выливали. Прыгнули цены на автотракторные запчасти, колесо на «Белорус» стало стоить немного дешевле нового трактора  при несправедливом партийном режиме.
    Собрал как-то председатель своих верных главных специалистов, завферма-ми, бригадиров. Зашли они в кабинет, расселись, а председатель обхватил по-седевшую голову руками и качается со стороны в сторону. И такое впечатле-ние, что сейчас он завоет.
  -Товарищи! Собрал я вас для грустного разговора. Пахать нечем, сеять не-чего, льна не будет, молоко прокисает, сенокос провалим - нет солярки . При-дётся уменьшать поголовье, чтобы с голоду не передохло. За электричество рассчитываться нечем, грозились фермы обесточить и... -безнадёжно махнув рукой, председатель  замолчал.
    Стали потихоньку вырезать вначале бычков, потом и до  коров-пенсионерок добрались. Потом пришлось оставшихся сгонять на несколько ферм. Посеяли всего 50 гектар. Сена с трудом заготовили полплана и т. д.
  А однажды начальство с города наехало, в Доме культуры собрание органи-зовали.  Вот на нём и выяснилось, что колхозы - выдумка коммунистов, что они обречены новым временем на гибель и что пора переходить на прогрес-сивные формы хозяйствования. Председатель сразу на пенсию ушёл, хотя мог ещё долго работать. Землю разделили между, теперь уже бывшими, колхозниками - по восемь гектар  получилось на нос.
  -С землёй вас!- торжественно произнёс начальник сельхозуправления.- Ра-ботайте теперь на себя, будьте хозяевами своей судьбы!
  -А обрабатывать чем  их, эти гектары, будем?  Баб впряжём в плуг, как после войны?
В зале захохотали.
  -Захотите работать - придумаете. Объединяйте несколько семей, покупайте технику и – вперёд! А на базе колхоза СПХК создаём. Вот представляю вам нового председателя, надеюсь, что за него все дружно проголосуете.
  -Да мы что,- раздался с зала чей-то голос, - мы завсегда дружно голосуем, только опосля всё хреново получается.
  -Теперь не то время. Теперь демократия. Всё в ваших руках. Александр Львович, покажитесь народу.
К трибуне подошёл молодой человек, внушительной внешности, довольно высокий и широкий в плечах. На первый взгляд - вылитый боксёр в тяжёлом весе.
   -Зовут меня, вы слышали как. Образование высшее. Женат. Будем работать.
  -А скажи, мил человек, что это тебя в деревню потянуло? Антирес  какой есть? И чем ты в городе занимался?
  -Занимался  я финансово-торговой деятельностью. В деревню потянула лю-бовь к земле. Ещё вопросы будут?
  -Так-то оно так...А...
  -Голосуем,- прекратил вопросы  начальник. - Кто «за»? Единогласно.
Поздравляю с новым хозяйством, и новым, так сказать, хозяином.
   Молодой руководитель действительно с первого дня показал себя хозяином. Всех работников конторы: экономиста, бухгалтеров, кассира сразу же уволил. Всю работу взвалила на свои плечи его пожилая мать, появляющаяся в деревне вместе с молодой вызывающе накрашенной, вульгарной девицей-бухгалтером два раза в неделю. Иногда наезжали на крутых автомобилях бритоголовые молодцы, а вслед за ними подымали пыль огромные грузовики, на которые грузилось мясо забитых дойных коров, льнокомбайны,  автомашины,  трактора и прочий сельскохозяйственный инвентарь. В один прекрасный день подкатил импортный погрузчик- экскаватор, и с заброшенных ферм стал отгружаться навоз. Так было вывезено 750 КАМАЗов- самосвалов. Кругленькая сумма, примерно 600тысяч рублей, полученных за продажу навоза, неизвестно куда подевалась. Коровы забивались ежедневно, мясо отвозилось в областной центр, где был открыт магазин под вывеской «Сельхозпродукты» .
Члены правления пришли к председателю.
  -Александр Львович. Нас беспокоит происходящее в хозяйстве. Просим объяснить. И почему не платят зарплаты?
  -А что объяснять? Работа идёт по плану. Накопим денег - будет и зарплата. Если больше вопросов нет - все свободны. Идите,  работайте!
   И решили бывшие колхозники и работники СПХК созвать общее собрание и разобраться с председателем и его делами. Но не тут-то было. В день собрания на улице против правления выстроились несколько джипов, в которых сидели бритоголовые богатыри, явно не русского происхождения, а в приёмной лениво листали журналы два милицейских капитана. На собрание в Дом культуры председатель не явился. За ним пошли несколько человек, но при входе в правление их остановили  пассажиры джипов.
  -Куда? Прэдсэдатель занат!-  заметным кавказким акцентом остановил посланцев по всей видимости чечен.- Ыдытэ, ыдытэ, нэ мэшайтэ работать!
  -Позвольте, а Вы кто, по какому праву здесь распоряжаетесь?
  -Можэм показать по какому праву! Показать?
  -Мы будем звонить в милицию!
  -Слушай, зачэм звонить? Ты дурной, да? Мылицыя ужэ здэс.
    Так и не состоялось перевыборное собрание. Но людей уже остановить было невозможно. Собрали тайно группу, переписали  всё, что натворил ставленник районной администрации и стали думать, к кому обратиться за помощью. С начальником сельхозуправления всё понятно. «Моя милиция меня бережёт»- тоже не подходит. Прокурор района сам с кавказских гор. Начальник отдела милиции  то ли чечен, то ли ингуш. А сам Александр Львович, как оказалось, недавно приехал из Грозного, где занимался нечистоплотными делами, связанными с монополией спирта. Круг замкнулся. Но кто-то вдруг произнёс: «ФСБ!». И раскрутили мошенника, арестовали. Попал он под следствие. Как ликовала деревня. Ещё бы! Завалили такого крутого!
   Вскоре состоялся суд, на который поехали многие деревенские. Судил судья, который недавно дал три с половиной года сельскому алкашу за два уво-рованных рулона рубероида. Правда, пропить рубероид не удалось и при-шлось вернуть хозяйству. Но делу был дан ход.
  -Прощать такого наглого воровства мы не имеем права, - заявил на суде Александр Львович, - чтоб другим неповадно было!
Так как у воришки была вторая судимость (первая за мешок овса), то приговор оказался суровым. Этот же судья, выслушав свидетелей, обвинение  и защиту, вынес приговор: три года условно с выплатой хозяйству материального ущерба в размере восемь тысяч двадцать рублей и 45 копеек, за продажу несписанной  (просто прозевал) картофелекопалки. И всё!
    Но хозяйство не может оставаться без руководителя, это понятно. Просили экономиста взять командование на себя. Она уже, было, и дала согласие, но снова прикатил начальник сельхозупраления и привёз очередного кандидата на столь ответственный пост. И снова собрались крестьяне в Доме культуры.
  -Прошу поддержать нашу кандидатуру.
Тут надо было всем дружно сказать «нет!» Не сказали, наверное, постесня-лись. Вот такие наши люди, добрые, стеснительные. Правда, вопросы зада-вали:
  -А вот, что ты у нас забыл? Хозяйство разворованное полностью. Больше воровать нечего.
  -Вы-то хоть представление о деревне какое имеете?
  -Где Вы раньше работали?
  -Постараюсь ответить на ваши вопросы. Я окончил два курса юридического института. Был избран председателем профкома. Одно время даже заведовал зверофермой. Жена у меня фельдшер, так что будет свой медик. Жить буду в деревне. Поработаем.
    И снова дружно проголосовали. Оказалось, что  новый  председатель не пальцем деланный, как говорят в народе.  Красть ещё было что. Он начал разбирать и продавать пустующие фермы, реализовал разбросанные по территории хозяйства  железобетонные конструкции, даже умудрился  выдрать и загнать бетонные плиты, которыми были вымощены подъезды к фермам. Жена  была моложе его лет на двадцать, и дарила ему каждый год ребёнка, переходя из одного декрета в другой. А крестьяне продолжали ездить за медицинской помощью в город  да скребли затылки, да  тихонько матерились. Вот и всё.
    Вместе с исчезновением хозяйства исчез и заработок.  Вот в это самое время в области началась предвыборная кампания по выборам нового губернатора. Одним из кандидатов оказался руководитель крупного холдинга Виктор Иванович Бибиков. Из представленной биографии я узнал, что Виктор Иванович когда-то работал проходчиком на руднике Дукат, где я потом трудился мастером- взрывником. Мы познакомились, и Виктор Иванович предложил мне заняться разработкой древесины.
-Давай-ка, Юрий Михайлович, берись за дело. На месте бывшей колхозной пилорамы мы поставим новую, более совершенную. Лесосеки будут, транспорт дадим. Тебе, как будущему генеральному директору, предстоит подобрать учредителей, открыть счёт в банке и самое главное организовать рабочих. Справишься?
-Думаю да. Бывшие колхозники  слоняются без работы, а тут всё законно и конкретно.
    Как хорошо, что из-за недостающего электродвигателя, не установили пилораму! Я не смог уговорить ни одного человека. Оно и понятно, в колхозе можно было и сачконуть, и выпить -  особо не наказывали. А здесь пришлось бы вкалывать от и до, правда, за приличные деньги. Да, Бог с ними, с деньгами,
главное - свобода и бутылка плюс телогрейка и резиновые сапоги. На этом стояла и стоит русская земля!
   А годы  брали своё. Сын, отличный механизатор широкого профиля, на кото-рого мы  возлагали  большие  надежды, сбежал от нас с женой под Ленинград, так как наш колхоз приказал долго жить, а другой работы просто не было. Своей  квартирой в городе не обзавелись, купить её не было за что, предостав-лять жильё  пенсионерам  никто и не собирался.  Обещание Путина решить во-прос с квартирами  повис, как и остальные его обещания, в воздухе.  Хорошо,  что  у моей  жены  нашлись  еврейские корни по линии отца, и мы, воспользо-вавшись этой возможностью, сбежали из великой, в смысле, большой страны в маленький  Израиль, где  за многие годы  почувствовали  себя нормальными и полноценными людьми,  живущими, в действительно демократическом госу-дарстве,-  где,  не смотря на  имеющие  проблемы  в основном  из-за  попыток религиозного  меньшинства  навязать  свои  убеждения   светскому  большин-ству,   и террористического окружения,  идеально благоустроенное жильё,  не-поддельные,  недорогие  и качественные лекарства, надёжная высококвалифи-цированная  медицинская  помощь,  круглый  год  свежие  овощи,  настоящие мясные  продукты:   страна текущая  молоком  и  мёдом.  Вот  и  обидно,  что молодое государство Израиль,  которому исполнилось 65 лет, живёт во много раз  счастливее  огромной  по территории,  богатейшей  по национальным бо-гатствам  России.  Да  и  не только  Израиль.  Так  в  чём секрет трагедии,  об-рушившейся  на мою страну?
   
                Заключение
     Демократия свергла такой ненавистный коммунистический режим! А вот и результат: заводы, фабрики, колхозы, совхозы, прииски и другие предприятия, которые где приватизировались за копейки, где закрылись, как  банкроты, где просто разграбились. Безработица. Тысячи беспризорных детей. Деградация народного образования и здравоохранения. Бомжи. Проститутки. Наркоманы (по последним официальным данным 6%, а по неофициальным?) Воры. Бандиты. Фальсифицированные лекарства. Сомнительные реформы. Неработающие законы. Коррупция. Терроризм. Развал армии. Дедовщина. Разбитые дороги и частные мосты. Хищнически вырубаемые леса. Заросшие, заболоченные некогда плодородные земли. Гибнущие деревни, лишённые медицины, образования, культуры, торговли, рабочих мест. Это далеко неполный перечень «достоинств» российской демократии. Кто ответит на единственный вопрос: «КОМУ ЭТО БЫЛО НАДО?» Может быть, пришло время  задуматься над этим вопросом?
    Но вначале надо понять сам термин «демократия». Не одно столетие этим вопросом занимаются самые умные головы Земли.  Слово «демократия» греческое, оно переводится, как народовластие. В прогрессивных государствах эта форма правления существует, правда, с некоторыми национальными особенностями, но народ её поддерживает. А вот в  России  после печальных событий 90-х гг. это слово превратилось в жупел, почти в ругательство. И российские демократы  должны  понести уголовную ответственность (жалко статьи такой нет, а прежняя 58-я  подошла бы им как раз) за распад Советского Союза и порождённого им (распадом)  политического цинизма,  деградации культуры и образования, упадка  нравов, убыли населения, коррупции во всех эшелонах власти, за связь органов с настоящими бандитами, деление общества на своих - богатых и на прочих- безработных, обездоленных, оскорблённых и униженных. Я уже не говорю  о засилье во многих ответственно-жизненных сферах кавказцев, среднеазиатов, вьетнамцев, корейцев,  а теперь ещё и китайцев. А своему россиянину остаётся всего ничего. Так какая это демократия? Шотландский профессор А. Тиллер пишет так: «Демократия- всегда временное явление в природе, она просто не может существовать, как постоянная форма правительства… Каждая демократия разрушается от налоговой политики, за которой всегда следует диктатура. Средний возраст самых больших цивилизаций -200 лет. В течение этого времени нации всегда прогрессировали через последовательность: от неволи до духовной веры, от духовной веры до большой храбрости, от храбрости до свободы, от свободы до изобилия, от изобилия до самодовольства, от самодовольства до апатии, от апатии до зависимости, от зависимости назад в неволю». На мой взгляд, это применимо к развитым странам, но только не к России, где эта последовательность претерпела бы значительное сокращение: от неволи до духовной веры, от духовной веры до зависимости  и - обратно в неволю. А вот свобода, изобилие, самодовольство – это привилегии творцов российской демократии.                Уинстон Черчилль дал своё понимание демократии:
«Много форм правления применялось и еще будет применяться в этом греш-ном мире. Все понимают, что демократия не является совершенной. Правильно было сказано, что демократия — наихудшая форма правления, за исключением всех остальных, которые пробовались время от времени"
Оскар Уайт выразился коротко: «Демократия- это запугивание толпы толпой в интересах толпы.» Надо уточнить, что имеется ввиду толпа безразличных, равнодушных индивидуумов, с молчаливого согласия которых «вершатся на земле самые страшные преступления». А что может быть ужаснее  хорошо спланированного уничтожения всех исторически сложившихся национальных нравов и традиций, средств  производства и орудий труда, способов жизни и хозяйничанья, трудовых и воинских побед…
В подтверждение необходимо привести примеры. При правлении  Путина закрыты сотни предприятий  (первая цифра дата рождение, вторая - смерти):
АЛЗК                1930-2010
«Красный пролетарий»                1857-2010
Ижевский мотоциклетный                1928-2009
Павловский инструментальный       1820-2011
МТЗ «Рубин»                1932-2003
Липецкий тракторный                1943-2009
Алтайский тракторный                1942-2010
Дальзавод Владивосток                1895-2009
Саратовский авиационный                1931-2010
Московский станкостроительный   1932-2007
Кронштадтский  морской                1855-2009
    Не могу не привести псковский пример, так как я из Пскова. Радиозавод, завод электромашиностроения, завод механических приводов, завод тяжёлого сварочного оборудования. Где они? И чем занимаются сегодня бывшие работники этих предприятий?
    Этот печальный список можно продолжать очень долго, и Путин может смело сказать о нём словами Пушкина: «Я памятник себе воздвиг нерукотворный».  Памятник из разрушенных конструкций, станков, забро-шенных городов и  посёлков с чёрными проёмами окон, вымерших сёл, заросших полей, вырубленных лесов и… И  к нему никогда не будет «народной тропы».  Но самое  главное, за этими трагическими показателями уничтожения стоят живые люди, которые это всё создавали  во имя труда, благополучия, счастливой жизни, а в итоге позволили кучке  реформаторов- авантюристов под предводительством всенародно избранных вождей, под знаменем аморфной партии единороссов,  разрушить не только своё настоящее и будущее,  но и выбросить самоё себя за борт нормальной жизни. «Упавший духом гибнет раньше срока».
     В последнее время нашим президенту и премьеру наконец-то стало понятно, что  бесчисленные  потоки  обещаний  народом  уже  не  воспринимаются  и не убеждают.  И  они  решили  выставить  себя  перед этим  народом  этакими  со-зидателями  и творцами.  Медведев открывает цементный завод, правда с боль-шим  швейцарским участием,  а  Путин запускает предприятие  крупной  штам-повки  «Интеркос 4».  Но  нельзя  считать это предметом  их гордости.  Просто  иностранные  инвесторы  осваивают российскую территорию с низкой стоимо-стью  работы,  слабыми  профсоюзами,  а  самое главное,  с возможностью  из-лекать  как можно больше прибыли.  Сегодня Россия по данным Юнеско от 10 ноября 2011 года выглядит  очень печально.  Просто делается страшно  и обид-но за некогда  великую страну и  великий  народ-созидатель,  народ- труженик, народ- победитель.  Данные официальные и обжалованию не подлежат. 
    Итак. Российская Федерация занимает первые места по запасам каменного угля,  олова,  никеля,  цинка,  железных руд  и по многим  другим  богатствам. Большому кораблю большое плавание!
  1-е  место по запасам природного  газа,  его добычи и экспорту.  Здорово!  Но чем больше мы его добываем, тем больше продаём. А  для  своего родного  по-требителя он становится дороже и дороже.
  1-е  место по  выкачиванию  нефти.  В 1980  году СССР  получил  603, 2  млн тонн.  У нас было  бесплатное образование  вместе с учебниками и завтраками, бесплатная  медицина,  включая  все манипуляции  с зубами.   Лекарства  по
условно - смешной цене,  причём,  настоящие   и многое другое.  Всё это  было.
Победила  демократия.  Нетрезвый  тёзка Годунова  развалил  великую  страну на,  якобы,  независимые  государства.  И  обволокла  Россию  мгла,  о которой когда-то предупреждал великий английский фантаст.  При  Ельцине  в 1992 го-ду  теперь уже  только  Россия заработала  на нефти более десяти  миллиардов долларов.  Месяцами  не  выплачивались зарплаты  и  пенсии. Цены  прыгнули выше  Эвереста.
   В 2007 году  при  путинском мудром  правлении  страна заработала  на нефти 114 миллиардов  долларов,  а  на  газе 42 миллиарда. И  где они,  эти самые, что заработала?   Не знаете? Так вот, лучше вам и не знать. Спать будете спокойно. А вот в Саудовской  Аравии весь доход от  реализации  чёрного золота направ-ляется  на образование,  медицину, социальные нужды.  И не дай, Бог,  кому-то позариться на эти деньги!  Там и сегодня рубят головы.  Вот  бы нам  так!  Лоб-ное  место на Красной площади  давно не функционирует.
   1-е место по запасам торфа.  Для Шатурской электростанции он был крайне необходим. Без него не горела лампочка Ильича. А сегодня из торфа изготов-ляют  брикеты, которыми топят в сельской местности. Но зато, как дымит этот торф!  Каждый  год  миллионы москвичей и жителей Подмосковья  дышат зло-вещим жёлтым дымом, моля Всевышнего о дожде. Так что мы на первом месте и по вдыханию торфяного смога.
   1-е место по запасам леса. И вырубаются безжалостно  лесными  бандитами- хапугами  многовековые лесные  массивы,  гниют неубранные  лесосеки,  а  за «бугор» идёт состав за составом с деловой  древесиной.  Стране нужны деньги.  Стране ли?
   1-е место по запасам поваренной соли. А на прилавках ларьков, павильонов, магазинов  можно увидеть импортную  соляную  упаковку.  Она что,  солонее?
   1-е место по запасам пресной воды.  Это  при  такой грандиозной  мировой водяной проблеме!  Пора наладить и экспорт  воды. Какой будет доход!
   1-е  место по добычи  минтая, хека, осетрины  и  крабов.  Здесь  наблюдается чёткое разделение:  простые  россияне  всё «хекают да хекают».  А осетрина  и крабы им просто не по карману.
   1-е, 2-е и 3-е места по экспорту минеральных удобрений.  А если  их  на свои поля?  По урожайности  и  Канаду обгоним. Тут  к месту вспомнить высказыва-ние Уинстона Черчилля: «Я думал, что умру от старости. Но когда Россия, кор-мившая всю Европу хлебом, стала закупать зерно, я понял, что умру от смеха».
   1-е место по запасам алмазов  и только  2-е  по  их экспорту.  Это  и  понятно. Если поснимать с тел многочисленных, периодически  сменяемых  жён  и лю-бовниц олигархов, высших чиновников, депутатов и просто бандитов, брилли-антовые  украшения,  то и по экспорту мы займём тоже первое законное место. Та же самая картина с золотом, платиной и серебром.
   1-е место по запуску космических аппаратов. Тут крыть нечем. Просто «Ура! Ура! Ура!»
   1-место по продаже самолётов  - истребителей  и второе по поставкам воору-жения  всех видов.  А кто же побеспокоится об Иране, Сирии и других странах Ближнего Востока?  И сбивают друг друга наши  истребители,   со всех сторон сеют смерть автоматы Калашникова.   А сегодня  ракеты «Град»  и  «Катюши», полученные через другие руки Хизбаллой,  и новым членом Юнеско  Хамасом, взрываются на юге Израиля, уничтожая посевы, калеча и убивая мирных жите-лей.  А как же международный закон о запрете торговать оружием нападения?
   А теперь главное: ПЕРВОЕ МЕСТО  ПО ВЕЛИЧИНЕ  НАЦИОНАЛЬНОГО БОГАТСТВА  ПРИ  ЛЮБОМ  ИСЧИСЛЕНИИ.  Повезло России. В какой ска-зочно богатой стране живёт её счастливый народ!  А счастливый ли?  В 2013 году представители  ООН  обнародовали  список стран (из 150-ти),  где живут самые счастливые люди. Россия в нём занимает 68-е место. Впереди даже от-сталая Туркмения, а позади Украина, Прибалтика, Африка.  За основу брались такие критерии: ВВП на душу населения, продолжительность здоровой жизни, защита от коррупции и другие.  Да. «Нет в жизни счастья!»
  62-е место по уровню технологического развития перед Пакистаном. Нормально!                72-е по рейтингу расходов на человека, на  нашего человека,  хозяина  перечис-ленных богатств.  А нам и не привыкать.  Ещё  при  коммунистах  на одном ми-тинге  оратор заявил,  что  после  создания животноводческих  комплексов,   на каждого  человека  будет 16  килограмм мяса.  А еврей  спрашивает (они такие, евреи,  всё время спрашивают): «Я тут не понял. 16 килограмм на человека или на человеке?»
   67-е место по уровню жизни.  Наверно надо понимать так: если каждый швед тратит  на себя 67 долларов, то россиянин  один  зелёный. А цены в Швеции во много раз ниже, чем в России.
   97-е место по доходам  на  душу населения.  А где  взять эти доходы, если всё время идёт  укрепление  вертикальной  власти.  А  сколько  надо  на возведение дворцов- дач  да  приобретений  русских подворий по всему югу Европы. Даже бессребреник  отец  Кирилл  затеял  строительство  дворца,  простите,  дачи,  махонькой  такой,  всего в три этажа,  рядом с дачей  самого...
   127-е место в мире по показателям здоровья. А откуда оно, это здоровье, при таких доходах на душу населения в период реформ и национальных проектов?
   134-е  по продолжительности  жизни мужчин.  Женщины оказались выносли-вее и живут так долго, как  дамы некоторых африканских племён.
   159-е место по  политическим  правам и свободам.   Вот это новость!  А   все считают,  что  живут  в самом надёжном,  самом  человечном,  самом  демокра-тическом  обществе.  Правда, последние выборы в Государственную Думу  и в президентское кресло ещё раз наглядно показали, кто есть кто.
   175-е место по уровню физической защищённости. С этим можно согласить-ся:  пожары, особенно регулярно  горят дома престарелых и всевозможные диспансеры,  отравления,  кирпичи  на голову на строительных объектах,  ДТП, взрывы домов, в метро, бандитские разборки, авиакатастрофы,  террористичес-кие нападения  и многое другое. Попробуй выжить «промежду здесь»,  как го-ворили  в Одессе.
   182-е место, правда,  среди 207 стран, по уровню смертности. За нами ещё 25 стран.  Поживём ещё!
   И снова мы по достоинству захватили первые места.
   1-е место по абсолютной убыли населения.  Не волнуётесь,  не  все умирают или гибнут, многие  просто разбегаются,  куда  глаза глядят.  И  это  стараются сделать до возвращения  во власть  Владимира Владимировича.  И чего его так все боятся?   Тихий,  интеллигентный,  ласковый,  а  самое  главное  так любит Россию и  особенно её национальные богатства.
   1-е место по заболеванию психики. Прямо не страна, а палата №6!
   1-е место по самоубийствам  среди пожилых,  детей и подростков.  И чего им не живётся в такой сказочно богатой стране? Непонятно.
   1-е место  в мире по количеству  брошенных  детей  родителями.  Лучше  бы наоборот.  Грязные,  в лохмотьях, вечно пьяные родители, брошенные детьми, скитаются по подвалам, вокзалам, теплотрассам…
   1-е место по абортам,  материнской смертности  и  незаконно рождённым де-тям.  Тут, уж, ничего не поделаешь.
   1-е абсолютное место в мире по потреблению спиртосодержащей продукции и продажам  крепкого алкоголя.  А вот это наше кровное!  Не уступим!  Никог-да! Никому!
   1-е место по потреблению табака,  по числу курящих  детей  и темпам  роста курильщиков.  А исходя  из этого- первое  место, правда, только по Европе, по числу умерших  от пьянки и курения.
   1-е место  по ДТП.  Вот здесь много факторов.  Дороги,  точнее бездорожье, пьяные за рулём, лихачество  (какой  русский не любит быстрой езды), физии-чески  и  морально устаревший  автопарк.  Старое  сгнивает, новое  не  всем по карману.
   1-е место по авиакатастрофам. Непонятно. Экипажи пьяные не летают, в небе ухабов нет.  Остаётся качество  ремонтов, топлива  и старение техники.  Ох,  не надо было отдавать  крылья Родины  в руки всяким компаниям, цель которых - прибыль любой ценой.
   Вот только 2-е место по числу детей, усыновляемых в США. Там что, боль-шинство импотенты?
   2-е  место по распространению  поддельных  лекарств.  Китай своими  пище-выми  добавками опередил.
   3-е место по детской порнографии. Достижение!  Недавно  были  на втором месте.
   3-е место по угону машин.  Да уберите Оку, Запорожец, Москвич, Жигуль-
и мы на первом месте. Вот пример. Дорожная полиции,   бывшее  ГАИ, ГБДД,
на Форде пытается догнать угнанный Запорожец с ручным управлением!
     Да.  Неприглядную  картину представило  Юнеско,  что и говорить.  Но  по-пробуйте   поведать  это простым  россиянам,  особенно  жителям   сельской  местности и небольших городов. Они твёрдо уверены в своём превосходстве над Европой,  Америкой  и считают только  себя богатыми  (вспомните чубай-совский ваучер!),  счастливыми, а поэтому самыми великими в мире. 
   Несколько слов о жилищной проблеме.  В Российской Федерации она успеш-но решается. Каждый россиянин в любое время, если появится желание, может приобрести квартиру даже  в престижном районе.   «Что нам стоит дом постро-ить. Нарисуем - будем жить». Так вот, оказалось, что простой россиянин может рассчитывать только на  нарисованную квартиру.  Объясняю. Средняя заработ-ная плата в стране в 27339 рублей.  (Пенсионеры со своей жалкой подачкой от государства  не  учитываются).   Вычтем  выплаты грабителям  из ЖКХ,   стои-мость  лекарств  (100S в год),  потребительскую корзину,  расходы  на  одежду, обувь, учебники детям и прочее.  Остаётся примерно 15 тысяч рублей.  А один квадратный метр жилья стоит где 48000 рублей,  а где и 77000!  Так сколько десятилетий потребуется простому россиянину, чтобы  пошиковать в новом жилье?
   Вот только непонятно,  откуда взялась такая средняя заработная  плата.  Всё очень  просто. Кто получает миллионы, а кто 10 тысяч.  А в среднем и получа-ется  средняя зарплата в Росси. Это  как  молодая жена,  руководителя крупной  фирмы  спит с другими  мужчинами  через день, а жена  вахтёра  этой фирмы  каждый день, но только со своим мужем. А в среднем  они обе шлюхи.  Или: богатые едят мясо, а бедные  капусту. А в среднем они едят голубцы.
     Валентин  Распутин в статье «Время трагедий» говорит, что  единой России сейчас  нет,  она осталась только в названии политической  партии.  В действи-тельности  же,  Россия разошлась на две противостоящие одна другой силы». По его мнению, а это неоспоримо, одна сила -  те, кто,  являясь  будто бы законными её детьми, ненавидят Россию, как историческую, так и современную,  и  обворовывают  её  безжалостно.  Это они совсем  недавно,  размахивали билетом, утверждающим  принадлежность  к  самой мудрой,  самой  великой,  самой  непобедимой  партии  большевиков,  а  при  первой  возможности  подло предали эту партию,  которая давала  им должности,  уважение  и льготы,  и, уничтожив красные книжечки  с портретом  их любимого и  вечно живого,  ринулись туда, где  увидели  возможность  больше  урвать.  Покажите  мне другую  страну,  в которой  имеются такие  политические  перевёртыши.   Ей  противостоит  вторая сила:  народ,  который  предан  своей  земле,  страдает при  виде  разрушений, творимых  первой  силой,  сердцем  всё понимает,  но  не   борется  с  ней,  а  в последнее  время  только  молится.   И  самое  страшное  - бездействие  и  равнодушие   этой  самой  многочисленной  силы.   А  вот  я бы назвал  и  третью  силу:  бывшие  советские, партийные и  профсоюзные  руководители  низшего звена,  случайно попавшие  в руководящие кресла  и выброшенные из них при ликвидации  партийных, советских органов,  предприятий и  сельскозяйственных организаций: парторги, профорги, председатели советов и так далее. Они всю  свою  жизнь подстраивались  к  тем,  кто их  продвинул поближе  к общественной  кормушке  и вручил ложку покрупнее.  Они  так и  остались  подпевалами  сильных  мира  сего и  продолжают  охмурение  простых  людей,   не очень-то  разбирающихся  в текущем политическом моменте.  Если бы  не  эти подхалимы- хамелеоны, иначе  их не назвать, то ни один из предателей страны и народа в угоду своего обогащения, не был бы  избран  на  руководящие  должности.   Как жалко, что эти идолопоклонники не читали таких строк:
                Лучше впасть в нищету, голодать или красть,
                Чем в число  блюдолизов  презренных попасть.
                Лучше кости глодать,  чем прельститься страстям
                За столом  у  мерзавцев,  имеющих  власть.
    Мне пришлось работать в штабах по выборам мэров, губернаторов и тех, что повыше, и я сам видел, как уговаривали, обманывали народ,  как  подтасовыва-ли  результаты  голосования  и радовались, что заказ, спущенный  свыше очень великой «Единой Россией»,  выполнен.  Доходило даже до того, что по малень-ким  деревням России-матушки  почтальоны  пугали  несведущих и ограничен-ных жителей тем, что, если они не проголосуют за  кандидата - единоросса,  то пенсии  больше  не получат.  А при подвозке урн  прямо  по домам,  члены  ко-миссий  нагло указывали  полуслепым  крестьянам,  за кого ставить галочку. Таких примеров миллионы.
    Очень понравилась статья В.Распутина «Время трагедий».  Только  жалко, что в  ней  фигурируют   Чубайс,  Абрамович,  Исмаилов и прочая  представи-тельная  нечисть.   А вот о главных виновниках  трагедии  великого народа  не сказано ни слова. Почему-то народная артистка Наталья Фатеева не побоялась и высказала откровенные мысли: «Дума не просто дура.  Вы - негодяи, отраба-тывающие свой харч. А вы, парнишка- кэгэбэшник,  мерзавец. От расплаты всё равно не уйти…».  Владимир  Познер  в авторской  программе,  посвящённой  принятию «антимагницкого   закона»,  назвал Государственную  Думу  тоже «Государственной дурой».  А, ведь, в её руки  привычно равнодушный  и без-различный  народ  отдал всю власть. Как умело воспользовались этим  «демо-краты». Стыдно и позорно играть на мягкотелости  и беспринципности охму-рённых миллионов. Как преступно создавать такие невыносимые  условия ог-ромному большинству, отобрав у него всё для своего нечистоплотного мень-шинства.
    Человеку нужна уверенность в завтрашнем дне, уверенность в собственном благополучии,  в  благополучии своих детей, в защите от беззакония, взяточни-ков, воров и бандитов.  А это функции государства  и  в первую  очередь всена-родно избираемого президента.  Но, к сожалению, всем давно известно, как эти функции выполняются и кого они защищают. Вывод напрашивается один -  в России нет хозяина!  Меняются,  как перчатки,  губернаторы,  мэры,  кого переизбирают,  кого садят, кого повышают непонятно за какие заслуги  (В. Матвиенко),  но все они в период предвыборной компании обещают народу золотые горы.   А народ  как жил своими проблемами,  так  и живёт.  И самое страшное, что вчерашний, сегодняшний, да и по всей вероятности и завтрашний, простой  россиянин  полностью безразличен  не только к тому,  что происходило  и  происходит  вокруг, но и к самому себе.  Он просто привык надеяться, верить, соглашаться, но когда его в очередной раз дурят,  безропотно переносить обиды и молчать.  «Народ безмолвствует!».  Причём  он безмолвствует  весь свой нелёгкий  исторический путь.  Он безмолвствовал,  когда  первые языческие  жрецы  для свое корысти дурманили  его головы  необъяснимыми  природными  явлениями.  Он безмолвствовал,   когда  первые  крестители загоняли  его  в  воды Днепра, а потом, подобно языческим жрецам, обдирали,  как липку, во имя уже православной церкви.  Он безмолвствовал и при крепостном праве, и при угнетении  фабрикантами- заводчиками.  Он безмолвствовал  при  принудительной  коллективизации,  при  жестоких  репрессиях  периода  культа  личности.   Он безмолвствует  и  сегодня  при  диких  приватизациях,  невыполнимых  национальных  проектах,  при несправедливых антидемократических выборах,  при опустившимся на Россию беспределе воровских разборок, коррупции,  полнейшего унижения личности  и необратимого обнищания.
    Сегодня уже никто не сомневается,  что российская  нация  попросту больна. И болезнь эта началась не позавчера при царском режиме, не вчера при комму-нистах,  не сегодня  при демократах  и,  пожалуй,  даже  не  во времена  княже-ского правления на Руси,  когда русский трудолюбивый мужик, мужик- пахарь,  пастух,  воин,  мужик- патриот,  не  был способен  управлять  собой  и  звал
«княжити»  всяких  иноземцев, в основном норманнов.  А потом спустя столе-тия появится гнусная  нормандская теория, которая указывает на своё осново-полагающее  влияние  в становление самого  большого государства на  евро-пейско - азиатском континенте. Вы можете дать этому научное объяснение? Я считаю, что вся заслуга принадлежит   языческим жрецам, которые сумели так запугать и оболванить  тёмный  в то время народ, что от этого  он уже  не  смог вылечиться.  Религия - самая страшная  трагедия  всего  человечества  во  всех                странах,  на всех этапах его развития.  «Религия существует с тех пор, как пер-вый лицемер встретил первого дурака» (Вольтер).   Я  хочу  дополнить слова великого философа:   «Религия  появилась  тогда,  когда первый  проходимец встретил  первого  лоха».  Религия-  оправдание своей серости  и никчемности.  Своими  приёмами воздействия, она делает человека  безвольным,  зависящим от  какой-то божественной  силы.  Но при  этом во  всех религиях  говорится,  что князь, шах, хан, король,  царь  являются полномочными представителями -  наместниками  этого придуманного  божества  на Земле. Можете  представить российского президента  наместником  Бога в России?  Что же  в нём  божест-венного?   Правда, он систематически на всех религиозных  тусовках  крестит лоб и  ставит  свечку. Вот  и  привык  россиянин  жить в религиозном   дурма-не,  потерял  своё человеческое достоинство,  желание и способность  проти-востоять  любому злу.   Это на  руку тем, кто делает ставку на это безропотное,   равнодушное  и  безразличное  существование.                А   теперь  самое  главное.  Разрушенная экономика,  распавшаяся страна, потеря  идеологического  единства,  диктатура  олигархии,  полная  марги-нальность,  которая заключается  в разрушении гражданского общества, в разрыве  традиционных  связей,  в извращении  эстетических,  физиологи-ческих  и  правовых ценностей  и норм.  И люди превращаются в социаль-ных  и духовных  люмпенов  (бродяги, нищие, уголовные элементы, не  имеющие никакой ответственности и живущие случайными заработками.) Это  характерно социальному  кризису.   Это  полная  зависимость от  не-предсказуемых  и  бесконтрольных  действий  власти  авантюристов- ре-форматоров.   А  что дальше?  Неужели  факельные  шествия,  сжигание  книг и погромы?                Вывод.        Государство,  где  парламент  зависит о т  руководителя-              диктатора,  вышедшего  из  преступной  организации,  которая  на  протя-жении  многих  десятилетий  уничтожала свой  народ,  просто опасно для своих   граждан.   В государстве,   где  парламент  принимает людоедские законы,   авторами  которых  являются  представители  самой   античело-веческой   структуры -  коррупции,   полностью  отсутствует  будущее,   а  дорога,  по  которой идёт народ,  ведёт  в «никуда». А народ безмолвствует!
 




    

 
 


               
               

            






   


   

   



   
   




   




 
 
 













 






 




   
   


.